«Я решу твою проблему».
Я молчу, выдерживаю долгую паузу.
Это может оказаться ловушкой. Вдруг сам Чертков пробивает, известно ли мне, где находится брат?
Наконец, пишу:
«У меня нет никаких проблем. Все отлично».
Отправляю, гипнотизирую экран, затаив дыхание.
«Ворон велел разобраться».
Закусываю губу и быстро печатаю:
«Пусть сам со мной связывается».
Ответа ждать не приходится.
«Как только, так сразу».
Больше не следует никаких дополнений.
Я жду полчаса и делаю свой ход:
«Кто ты такой?»
Ответ приходит моментально:
«Друг».
Но у меня нет друзей.
Усмехаюсь.
«Как собираешься разбираться?»
Неизвестный отвечает развернуто:
«Я понимаю, что у тебя нет причин доверять мне, но ради Ворона я пойду на все. Я знаю, как нейтрализовать Черткова. Нет необходимости верить, просто следуй инструкциям».
Нервно барабаню пальцами по сенсорной клавиатуре:
«Какие у тебя инструкции?»
Ответ опять короткий:
«Ждать».
Проходит еще несколько мгновений, и я читаю:
«Удали переписку. Скоро я выйду на связь».
Снова набираю номер, снова слушаю автоматическое сообщение от оператора мобильной связи.
Послушно удаляю весь диалог.
Лучше не оставлять компромат. Даже такой невнятный.
Я откладываю телефон, вытягиваюсь в постели, смотрю в потолок.
Кто этот загадочный «друг»? Работа Черткова? Очередной ход его игры? Или же часть иного замысла?
Мне не скоро удается уснуть.
– – -
Последующие несколько дней проходят довольно тихо и скучно. Чертков использует меня только в качестве кухарки. Оставляет рецепты и все. Никаких требований свыше.
Наверное, со стороны мы выглядим как семейная пара, в которой муж и жена давно опостылели друг другу. Встречаемся только вечером, за обеденным столом, ужинаем и молча расходимся. Никаких бесед, никакого секса.
Он не заставляет меня надевать новые комплекты белья и ползать по коридору на коленях, он смотрит мимо, будто я насквозь прозрачная и ничего особенного собой не представляю.
Признаюсь, это даже обидно.
Он сменил тактику, а я понятия не имею, что значит новый порядок.
От «Друга» тоже нет никаких сообщений. Все вокруг затаились, плетут паутину, пока я лихорадочно трепыхаюсь и пытаюсь обнаружить выход из патовой ситуации.
Ночами я практически не сплю. Я думаю о том, что он так близко. Где-то на втором этаже, там, куда мне доступ воспрещен. Я пробую вычислить, где именно. Прямо над моей комнатой или чуть дальше. Мне кажется, если прислушаться, я могу уловить его дыхание, ощутить пульс.
Мое тело горит и требует продолжения. Раны постепенно затягиваются, синяки проявляются и бледнеют, медленно сходят на нет. И я жажду большего.
Я точно сошла с ума.
Секс никогда не впечатлял меня, не интересовал и не притягивал, не распалял фантазию. Сперва присутствовало любопытство, потом… разочарование и даже брезгливость. Далее я пробовала дать себе второй шанс, но ничего не вышло.
Я считала себя фригидной. Кто-то не может представить жизнь без секса, а кому-то на такое плевать и не особо-то нужно. Я относила себя ко второй категории.
А что сейчас происходит? Что разбудил во мне Чертков? Что поменялось?
Внутри поселился голодный монстр, который жадно требовал добавки.
Вечером я оказывалась рядом со своим Дьяволом, однако он упорно меня игнорировал. Не удавалось даже взгляд его перехватить. Я вяло ковыряла еду вилкой, не смотрела в тарелку, смотрела прямо на него, в его глаза.
И ничего.
Я наблюдала, как он ест. Достаточно культурно. Ножом и вилкой. Но Господи… это было так по-варварски. Жестко, резко. Завораживающе.
Я следила за его длинными пальцами, за венами, которые вздувались на его руках. Я не могла удержаться от того, чтобы не облизать губы, не сглотнуть, представляя совсем другие части тела.
Я старалась его спровоцировать, гипнотизировала, не отводя взгляда. Проходила совсем близко, вроде бы случайно касалась. Я поблагодарила его за нормальную одежду, вдруг возникшую в моем шкафу.
Но он молчал, никак не реагировал.
Я понимала, стоит этому порадоваться. Хотя когда люди ценили собственное счастье?
Любой штиль имеет обыкновение заканчиваться. Надвигался шторм, небо мрачнело, а я совсем этого не замечала, не улавливала в наэлектризованном воздухе запах грозы.
– – -
Очередной молчаливый ужин, очередной сеанс тотального игнорирования. Мне уже хотелось включить телевизор, чтобы разорвать ненавистную тишину.
Я опять вымыла посуду и отправилась в свою комнату, приняла душ, проверила телефон, который не показывал ничего нового. Легла и уснула, причем неожиданно быстро.
Но в эту ночь мне не суждено было выспаться.
– Просыпайся, принцесса, – хриплый шепот врывается в сознание.
Одеяло отброшено, холод обжигает тело, будто лезвие ножа.
– Пора прогуляться.
Пальцы сдавливают плечи, грубо встряхивают.
– Что происходит? – бормочу глухо.
– Нас ждет увлекательное приключение.
От этого заявления тут же становится не по себе.
Чертков включает свет.
– Одевайся.
Я замечаю очень короткое черное платье. Латексное или кожаное, пока трудно судить. Крохотный кусок ткани даже мне кажется вызывающим.
– Что это? Зачем?
– Одевайся, – повторяет он.
Я выбираю легкий путь. Поднимаюсь и покорно натягиваю платье, сидит как влитое, обтягивает тело будто перчатка. Грудь практически вываливается, зад едва прикрыт. Выглядит очень развратно.
– Туфли не забудь, – говорит Чертков, кивая на пол.
Я решаю воздержаться от протестов. Надеваю обувь. Эти туфли скорее для стриптиза, чем для выхода в свет. Шпильки просто гигантские. Я с трудом балансирую на них, несмотря на привычку вышагивать исключительно на каблуках.
Чертков хватает меня за руку и тащит к выходу, подталкивает к обеденному столу, толкает в спину, вынуждая наклониться.
– Отлично, – прижимается сзади. – Даже снимать ничего не надо, можно нагибать и драть в свое удовольствие.
– Куда, – запинаюсь. – Куда мы идем?
– Надо исправить одну деталь, – он разрывает мое нижнее белье. – Так-то лучше.
– Я не…
– Пошли, – отстраняется, тянет за запястье.
– Куда?! – восклицаю истерично.
– Узнаешь, – ухмыляется.
– Я не готова. Я не накрашена и…
– Вряд ли кто-то будет смотреть на твое лицо.
Он шлепает меня по заднице.
– Когда открывается вид поинтереснее.
Глава 9
Я слежу за дорогой, пытаясь понять куда именно мы едем. Спрашивать бесполезно, но может я сумею догадаться.
Поправляю платье, не хочу ерзать голым задом по сиденью. Только стоит слегка потянуть вниз, как грудь обнажается настолько, что виднеются соски, и приходится подтягивать непокорный наряд выше.
Замкнутый круг.
– Серьезно? – издевательски выгибаю бровь, когда авто паркуется на стоянке. – Этот притон для извращенцев?
– Закрытый клуб для избранных, – насмешливо поправляет Чертков.
Я бы поспорила, но не чувствую необходимого расположения духа. Я не готова сражаться. Не сегодня, не сейчас.
Закрытый клуб для избранных – «Адское пламя». Там собирается элита, модная тусовка. А здесь царят совсем иные нравы.
«Вавилон» – самый настоящий притон. На вид все скромно и прилично, ограждено высоким забором, охраняется парнями атлетического телосложения. Сюда тоже не пропустят кого попало, но тут фейс-контроль иного порядка.
Это место, где собираются на шабаш фанаты БДСМ. Исключительно богачи, ведь далеко не каждый потянет вступительный взнос и ежемесячную оплату членства.
Меня никогда не тянуло в подобные заведения. Я предпочитала более стандартные и скучные развлечения.
– Теперь ты здесь рулишь? – прощупываю почву.
В памяти всплывает информация о том, что этой зимой хозяина данного здания нашли в лесу. Замерзшего и покалеченного до неузнаваемости.
– Иногда забегаю на огонек, – бросает Чертков, заглушая двигатель. – Греюсь.
Он подмигивает, а по моей спине течет ледяной пот.
– Так ты доминант?
Придаю последнему слову ругательный оттенок. Тоном.
– Я вне игры.
– Почему? Как же они позволили тебе управлять своим гадюшником? Прямо надругательство над «темой».
Вопросы риторические, едва ли Чертков спрашивает чье-то разрешение.
Он выходит из авто и ловко извлекает оттуда меня, берет за локоть, ведет вперед, в гнездилище разврата.
Я ступаю следом, не тешу себя иллюзией выбора. Надеваю на лицо маску полной непроницаемости. Я не намерена показывать эмоции.
Спину ровнее, выгнуть до боли. Голову выше, достать до небес. Я иду, чуть покачивая бедрами, всем своим видом демонстрирую королевское безразличие. Складываю губы в легкой усмешке, добавляю немного презрения, самую малость, важно не перестараться.
Я тянусь к Черткову, и его ладонь ложится на мою талию, как будто это такой рефлекс.
Я шепчу ему на ухо:
– И что ты сделаешь? Будешь хлестать кнутом? Закуешь в цепи? Оттрахаешь на глазах у любопытной публики?
Я озвучиваю максимальное количество пунктов заранее, лишая грядущее эффекта неожиданности.
– Ты можешь думать только о сексе, – прохладно заключает Чертков.
– Ну извини, окружающий пейзаж навевает определенные ассоциации.
Взгляду не на чем отдохнуть. Вокруг одна сплошная, бесконечная оргия. Куда не посмотри – ожившее порно.
Разные типажи, разные фантазии. Сотни картинок сливаются в единое полотно ядовитой порочности. За некоторыми людьми приятно наблюдать, невольно любуешься красотой, а некоторых я бы никогда не хотела увидеть голыми, аж тошнота к горлу подкатывает.
Фоновая музыка не заглушает ни стоны, ни вопли. Лишь оттеняет, придает особый оттенок безумному беспределу.
Очень худая, совсем молоденькая девушка стоит на коленях перед престарелым боровом. Ее макушка ритмично двигается, а руки связаны толстой веревкой. На шее ошейник, на голове обруч с кошачьими ушками.
Три мускулистых парня вертят гибкую женщину как пожелают, трахают по ее по очереди, во все доступные отверстия. А напротив стоит несколько наблюдателей, вдохновенно мастурбируют.
Седая дама с обвисшей до пупка грудью сидит на стуле, широко раздвинув ноги, над ее лоном склонился возрастной кавалер.
Некоторые получают удовольствие в одиночестве, некоторые ищут компании побольше. Кто-то одет, кто-то абсолютно голый. Цепи, плети, различные девайсы. Чего тут только нет. Даже несколько секс-машин. Жутковатые устройства, куда легко уложить человека и устроить все так, чтоб его таранили гигантские искусственные члены.
А вдруг Чертков собирается провернуть такое со мной?
Будто почуяв мой страх, он останавливается возле одного из подобных устройств. Нежно убирает в сторону прядь моих волос и хрипло спрашивает:
– Хочешь попробовать?
Нервная вибрация сотрясает тело.
Я молча наблюдаю за развернувшимся передо мной действом.
На деревянной скамье лежит женщина, ее руки скованны железными манжетами, запястья закреплены над головой. Бедра разведены и согнуты в коленях, тоже крепко зафиксированы. Чудовищных размеров вибратор вдалбливается ей между ног с такой скоростью, что у меня перед глазами все плывет.
Рядом мужчина в наглухо закрытой латексной маске регулирует напор и глубину проникновения, нажимая на разные кнопки на пульте управления. Искусственный член проникает настолько глубоко, что у женщины явственно вздувается живот. Она кричит, умоляет о большем, дрожит и выгибается.
– Это гадко, – бросаю, скривившись, и отворачиваюсь.
– Правда?
Чертков прижимается сзади, его ладони стискивают плечи, а внушительная эрекция упирается туда, где до сих пор красуются следы от ремня.
И мои бедра моментально отвечают на немой призыв. Внутри разливается кислота, разъедает плоть неконтролируемым возбуждением.
– Да. Омерзительно.
– Тогда ты обязана лично это испытать.
Его пальцы поднимаются по шее, сжимают виски и заставляют смотреть на отвратную сцену.
Мужчина в латексной маске регулирует высоту лавки, подходит к стонущей женщине и вставляет в ее распахнутый рот свой вздыбленный член. Совершает несколько мощных фрикций, буквально душит.
– Представь, что это мы, – Чертков специально растягивает слова. – Там. Ты покорно лежишь на спине, тебя насилует огромный резиновый хр..н. А я загружаю тебе в глотку. Мои яйца мирно покоятся на твоих глазах, а член полностью перекрывает кислород.
– Ты моральный урод.
– И не стесняюсь этого.
– Даже гордишься.
– А чем гордишься ты? Тем, что с видом голодной кошки разглядывала меня? Следила за каждым движением, терлась как бы невзначай. Думаешь, я не замечаю, как пылают твои глаза, когда ты пялишься на меня?
– Ты выдаешь желаемое за действительно, – цежу сквозь зубы.
– Выходит, у меня галлюцинации, и твоя тугая попа не выписывает круги вокруг моего стояка.
Замираю, понимаю, что совсем не контролирую собственные движения.
Черт… Чертков.
– Ты опробуешь все машины в этом заведении, – обещает сладко. – Когда-нибудь.
Его ладонь опять обжигает мою талию.
Он ведет меня за собой. Дальше. Вверх по лестнице, минуя несколько этажей и людей, слившихся в экстазе.
Я привыкла к тому, что мужчины с трудом могут отвести от меня взор. Но я не привыкла, чтобы моего парня также нагло оценивали женщины.
Моего парня.
Моего?!
До чего я дошла. Это просто смешно. Это совсем по-идиотски. Дебилизм. Абсолютный, полный.
Я перехватываю чужие взгляды. Восхищенные. Заинтересованные. Раздевающие. И ненавидящие. Завистливые. Адресованные мне. И ему.
Пафосный дизайн явно не в стиле Черткова. Тут много статуй в античном стиле, мебель с витиеватыми завитушками. Пестрые, кричащие тона. Везде зеркала в золотых рамах. Наше общее отражение притягивает меня.
Мы смотримся красиво.
Оба высокие и стройные, хотя на его фоне я кажусь совсем тощей, болезненно худой, необычно хрупкой. Он настолько огромный, что заслоняет все, перекрывает, заполняя без остатка.
Мы оба в черном.
Мы практически идеальны. И уродливы. Но кто это поймет? Здесь нет тех, кто способен проникнуть в душу. Толпа вокруг беснуется.
Стук каблуков сливается со стуком сердца.
Мы входим в мрачный, темный коридор, освещенный светильниками в форме факелов. Останавливаемся перед массивной дверью.
Я застываю и ощущение такое, будто стынет кровь, жилы замерзают. Морозная стужа пленяет похлеще метала.
Что он задумал? Что Дьявол приготовил для меня?
Дверь открывается и на пороге возникает бритоголовый мужик. Его возраст трудно определить, мешает косматая борода, закрывающая большую часть лица. Непонятный тип, неприятный, весь в татуировках. Даже на черепе красуется разноцветная паутина, а на горле набита драконья голова.
Я вопросительно взираю на Черткова, но тот просто подталкивает меня вперед.
А дальше? Будет трахать в компании этого фрика? Или прикажет ему наблюдать? Снимать нас на камеру со всех возможных ракурсов?
Я прохожу в комнату, оглядываюсь. Я по-прежнему ничего не понимаю.
– Это что? – спрашиваю, нахмурившись. – Тату-салон?
Я узнаю технику, несколько раз бывала в подобных местах. Хотя на моем теле нет ни единой татуировки.
Однако никто не спешит давать разъяснения.
Чертков выводит меня в самый центр комнаты, прямо к кушетке, освещенной яркими лампами. Оказавшись под прицелом такого количества света, я невольно зажмуриваю глаза.
Он сдирает платье, спускает до талии, еще ниже. Никак не реагирует на мой тихий вскрик. Укладывает меня на твердую поверхность. На живот. Опускает наряд еще ниже. Теперь только зад прикрыт. Да и то слабо.
Ослепленная, лишенная точки опоры, я впадаю в панику.
– Нет, что ты делаешь.
Я протестую, вырываюсь, пытаюсь подняться.
– Лежать, – рявкает Чертков.
И я невольно обмякаю.
– Ты будешь лежать и терпеть столько, сколько потребуется, – сообщает он. – Как хорошая девочка. Или я поступлю с тобой, как с плохой. Прикреплю к одному из тех увлекательных устройств, и здоровенные резиновые болты разработают тебя так, что ведро без проблем войдет.
Я не шевелюсь.
– Сообразительная детка.
Я не вижу его, но я знаю, что он улыбается.
– Приступай.
Это уже не мне.
Стрекотание тату-машинки нарушает тишину. Я вздрагиваю. Заранее.
Но пока инструмент просто проверяют.
– Здесь и здесь.
Пальцы Черткова скользят по моей спине. Рисуют линии внизу.
Меня подготавливают, кожу протирают, обрабатывают чем-то. В районе поясницы ощущается легкий холодок.
А потом вновь слышится стрекотание механизма, следом за звуком приходит жгучая боль.
Первый укол. Еще и еще. Жало не ведает усталости, врезается в плоть.
И я опять не могу сложить два и два. Я не сразу понимаю в чем суть. Я в ступоре, мозг полностью парализован.
Во мне бьется единственная мысль: «Только не это. Только не так. Только не приковывай к той ужасной машине».
Я фокусирую внимание не на том, на чем надо.
– Что ты делаешь, – вдруг шепчу срывающимся голосом. – Что ты хочешь на мне вырезать.
Чертков гладит меня по голове.
– Не вырезать. Вытатуировать.
– Что, – давлюсь истерикой. – Что?
– Сюрприз, – он смеется.
И меня накрывает волна.
Кроваво-красная.
Я чувствую ее вкус. Я ощущаю ее пульсацию. Я вижу невидимый узор. Повсюду. Реальность сжимается до размеров единственной точки. Бьется внутри, грозит переломить хребет.
Я давно ничего не принимаю. Я чиста. Но мозг все помнит.
Время устремляется назад, покадровая перемотка.
Я вновь попадаю туда. В свой личный ад. В момент, который заклинило на подкорке, точно старый кассетный магнитофон зажевал пленку.
До боли знакомая мелодия. Нож врезается в спину. Медленно, невыносимо медленно.
Я не могу закричать. Я не могу заговорить. Я заключена там навечно.
Вкус земли на моем языке сливается со вкусом моей собственной крови. Я переживаю этот бесконечный миг снова и снова.
Я дрожу. Мелко-мелко. Я покрываюсь ледяной испариной. Задыхаюсь.
Я понимаю, что со мной происходит, но я ничего не сумею с этим поделать. Плата за ошибки прошлого настигает неожиданно. Всякий раз как впервые. Последствия моих глупостей настигают, будто ураган, крушат и выворачивают наизнанку.
– Какого хр…на?!
Кто-то встряхивает меня. Опять. И опять. Трясет, как будто хочет вытряхнуть душу.
– Катерина.
Оплеуха. Еще одна оплеуха.
– Катерина, мать твою, Олеговна.
Красная пелена отступает, и я вижу то единственное, что желаю видеть всегда. Глаза, цепляющие мое нутро за живое. Глаза, в которых небо пожирает тьма.
– Черт, – шепчу я. – Черт-ков.
Я улыбаюсь и тянусь к нему.
– Сколько ты в завязке? – мрачно спрашивает он.
– Не понимаю… о чем ты?
– Сука, – бьет меня по лицу так, будто хочет снести голову с плеч. – Сколько?
Я сплевываю кровь и криво усмехаюсь:
– Тебе не насрать?
– Что употребляла? – допрос продолжается. – ЛСД?
– Все!
– Ну тогда понятно, – стучит кулаком по затылку. – Мозги спеклись.
– Это просто флешбэк. Иногда накрывает.
Даже если ты попробовал наркотики только раз, не исключено, что психика не выдержит. Ты не способен это никак контролировать. Флэшбек может накрыть в любое мгновение. Ты больше ничего не применяешь, но эффект не исчезает до конца, проявляется в самых неподходящих местах, в самых неудобных моментах. За рулем. На вечеринке. Во время важного совещания. Где угодно. Тебя просто накрывает и все. Ты чувствуешь цвет на вкус. Мир вокруг неотвратимо меняется. Ты попадаешь в ловушку, из которой не выкарабкаться на поверхность.
Я уже давно подобного не испытывала. И вот опять.
Я не слишком стеснительна и не испытываю стыда за свои поступки, но меньше всего на свете я бы хотела обнажать перед Чертковым эту часть своей жизни.
Я стою перед ним на коленях, на кушетке. Татуировщик куда-то исчез. Здесь только мы и ослепительное пятно света.
Его руки касаются моих рук, разворачивают, проверяя сгибы локтей. Как будто там могли остаться следы прошлых преступлений.
Я посмеиваюсь, почти не замечая боли.
– Можно подумать ты таким не баловался. Не волнуйся. Я не заразная. Я не принимаю ничего уже много лет.
Его пальцы перебирают мои волосы.
– Наркоманка.
Он склоняется надо мной.
– Конченная.
Моя жажда настолько сильна, что внутри все печет.
Пожалуйста, поцелуй меня.
Чертков обводит мои губы большим пальцем, смотрит очень внимательно. А я не сдерживаю утробный стон.
Я так хочу.
Хочу до безумия.
– Твои губы не для поцелуев, – говорит он.
Эта фраза действует на меня как разряд электрошокера.
Чертков продолжает обводить мои губы большим пальцев, продолжает смотреть так, как будто готов сожрать с потрохаим. А я разом обмякаю, и даже не замечаю света вокруг, погружаюсь во мрак.
Я соскальзываю вниз, безвольно растягиваюсь на кушетке. Я позволяю делать с собой абсолютно все.
Он вызывает татуировщика, и пытка продолжается. Но я больше не чувствую ничего. Я просто не замечаю внешние раздражители. Внутри меня все разрывается от боли. Я не страдаю на физическом уровне. Мне плевать на то, что со мной делают. Я думаю о другом.
Мои губы не для поцелуев. А для чего? Для того чтобы трахать? Кто я для него? Кусок мяса?
Я думаю о том, почему мне так мучительно хочется его поцеловать, и не обнаруживаю ни единого адекватного объяснения.
Я не знаю, как долго длится процесс нанесения тату. Но Чертков не отходит от меня ни на секунду. Его пальцы поглаживают мою макушку, и хоть это и безумие, я не могу ненавидеть его сейчас. Не могу презирать. Я даже разозлиться на него не могу. Я не хочу, чтобы он меня отпускал. Не хочу, чтобы уходил. Даже если он относится ко мне как к мусору, я не хочу разрывать наш тесный контакт.
Мою поясницу снова чем-то обрабатывают, потом слышится шелест пленки, которой меня обматывают, чтобы защитить поврежденную кожу. Кажется, все готово.
– Что там? – спрашиваю тихо.
– Увидишь.
Чертков поправляет мое платье, помогает мне подняться.
Я с трудом держусь на ногах, на этих сумасшедших каблуках. Ощущение словно у меня температура под сорок.
Он ведет меня за собой, поддерживая за талию, и я думаю – а что если бы все сложилось иначе?
Если бы я была хорошей и скромной, тихоней. Если бы никогда в жизни не принимала наркотики. Если бы родилась в простой семье.
Эти мысли настолько абсурдны, что я истерично хихикаю.
– Развеселилась, – хмуро заключает Чертков.
– А чего горевать?
Мы заходим в кабинет. Он усаживается за рабочий стол, начинает разбирать и подписывать какие-то бумаги. Я занимаю кресло в стороне, присаживаюсь боком. Спиной облокачиваюсь на один подлокотник, ноги забрасываю на другой.
Я не привыкла быть в роли жертвы. Я понимаю, что давно пора переломить ход игры. Но обычно трезвый разум целиком затуманен. Я не управляю собственными эмоциями. Я отвыкла, я забыла как это – чувствовать – а теперь заново привыкаю.
Я надеюсь, что справлюсь.
Надеюсь? Дьявол! Я должна быть уверена.
Дверь открывается настежь, и в комнату заходит колоритная компания.
Женщина лет сорока в сверкающем черном корсете и обтягивающих кожаных штанах ведет на поводке двух голых девиц. Их шеи украшают ошейники с позолоченными шипами. Соски проколоты, а к пирсингу прикреплены небольшие грузики, оттягивающие грудь вниз, от них тянутся тонкие цепи, также прикрепленные к ошейнику. Когда девушки на четвереньках ползут дальше, я вижу, что попу каждой из них венчает миниатюрный пушистый хвостик.
Мой рот невольно кривится в нервной улыбке. Это не худшее из того, что мне довелось повидать. Особенно сегодня. Но вызывает стойкое отвращение.
– Поживее, шавки.
Женщина грубо подгоняет своих рабынь.
– Что же ты пришел и не поздоровался?
Тембр ее властного голоса резко меняется, когда она обращается к Черткову. Теперь дама буквально мурлычет. Она подходит к столу, склоняется, выставляя напоказ соблазнительную грудь. У нее отличная фигура, не могу отрицать.
– Обслужите господина, ленивые сучки, – холодно приказывает она.
И девицы сразу начинают тереться о ноги Черткова, льнут к его паху.
– Стоп.
Ответная реакция не заставляет себя долго ждать. Он резко поднимается и отталкивает от себя настырных девушек, которые тут же жмутся к полу и униженно скулят.
Неужели я так мерзко выгляжу, когда трясусь от страха? Вот дерьмо.
– Я не заказывал обслуживание в номер, – говорит Чертков. – Проваливай и этих следом за собой забирай.
– Здесь так дела не делаются, – она щурится, качает головой. – Это против правил.
– Значит, пора поменять правила.
– Ты должен вступить в права собственности. Тебя здесь терпят только благодаря моему авторитету.
Похоже, эти «тематики» совсем без тормозов. Или только она такая отмороженная? Не уверена, что многие хотят рисковать, идя против воли Черткова. Вряд ли кому-то
хочется отскребать с пола собственные мозги.
– А это что? – женщина переключается на меня, окидывает презрительным взглядом.
– Это мое, – следует холодный ответ.
– Ты можешь использовать ее для посвящения. Послушай… это же Князева?
Она подходит ко мне, внимательно разглядывает, а я испытываю непреодолимое желание расцарапать ее лицо ногтями.
– Так вот в чем проблема, – усмехается. – Обычно ты не прочь развлечься, но когда рядом такая дерзкая сука, все мысли о ней, да? Дай-ка мне ее на пару дней, и я выдрессирую твоего нового зверька. Конечно, придется попортить шкурку, но иначе с ними нельзя…
– За своей шкуркой следи!
Я оборачиваюсь и бью ее ногой, стальная шпилька легко разрезает кожаные штаны, полосует бедро.
Я действую быстро. Жестко, резко. Если ты решил кого-то ударить, то бей, причем наверняка.
Я не совершаю такой ошибки как с Чертковым. Здесь и сейчас я во всем уверена. Мне нужно выпустить пар.
Женщина вопит, скривившись от боли. Она собирается нанести ответный удар, но Чертков хватает ее за горло и выставляет за дверь.
– Говорил же – проваливай.
Он смотрит на дрожащих голых девушек.
– На выход!
Те аж подскакивают, поспешно ползут прочь.
Жаль, могла получиться интересная драка. Не люблю упускать удачную возможность, но иногда иначе нельзя.
– Трахал их по очереди? – рассматриваю окровавленный каблук. – Или сразу скопом?
Он подходит ко мне, обхватывает пальцами мой подбородок и заставляет поднять голову.
– Ревнуешь?
Прежде я бы расхохоталась ему в лицо, но теперь задумываюсь.
– Что за посвящение? – отвечаю вопросом на вопрос. – В студенты?
– Тебя это не должно волновать.
Странно, а я волнуюсь.
– – -
Мы проходим через весь клуб, направляемся к выходу. И я понимаю, зачем он нарядил меня так, зачем заставил танцевать тогда, в первую встречу. Ему льстит, что Екатерина Князева находится в его власти, в полном распоряжении. Желанная добыча. Я не просто неизвестная смазливая девчонка. Я видная фигура на шахматной доске.
Все изучают исподтишка, ненавидят и восхищаются. Но кто посмеет коснуться, если руки самого Черта обвиты вокруг меня?
Никто не видит печать, но все ее чувствуют.
Когда мы возвращаемся в квартиру, я сразу избавляюсь от платья, пытаюсь стянуть пленку и рассмотреть татуировку.
Проклятье, она гораздо больше, чем я представляла, занимает всю поясницу. Крупная, темная. Черно-красная. Только я не успеваю различить детали.
Чертков перебрасывает меня через плечо и уносит в душ.
– Что там? – спрашиваю нервно. – Скажи.
Он ставит меня на пол, лицом к раковине, к зеркалу. Ведет пальцами по травмированной коже.
– Красиво.
Сбрасывает пиджак, ослабляет галстук и снимает через голову, расстегивает рубашку. Он раздевается догола, а я хватаюсь за раковину, чтобы не упасть.
Я чувствую жар и мощь его тела, даже не соприкасаясь, не дотрагиваясь. Он настолько огромный и сильный, что у меня перехватывает дыхание. Вокруг горла обвивается петля, и я четко сознаю, что не выберусь, как бы ни вырывалась. Я не убегу, ведь я не хочу убегать.
– Смотри, – он обхватывает меня, поворачивает. – Читай, кто ты теперь.
Я жадно впиваюсь взглядом в татуировку на спине. Шок сменяется ужасом. Это же не смыть, от этого не избавиться.
Кровавые буквы будто вырезаны на мне, обвиты терном. Черные шипы оттеняют темно-красные, огненные линии. На пояснице красуется выразительная надпись – 'Devil's Whore'. Шлюха Дьявола. Вот что за клеймо на мне выжгли.
Шрифт в готическом стиле. Объемный, внушительный. И мрачный узор.
– Я хотел написать попроще, чтоб всем стало ясно. Подстилка Черткова или вроде того. Но мастер посоветовал такой вариант. Действительно эстетично.
– Ты… это же теперь на шрамах.
– Твоих шрамов больше нет.
Он проводит пальцами вдоль позвоночника, и я выгибаюсь. Невольно. Как кошка подставляю спину под ладонь хозяина.
– Как? – в моем голосе паника. – Как же?
– Нет ничего, что было до меня.
Горячие ладони ложатся на мои плечи, давят, опуская на колени.
Только теперь до меня доходит, что он сделал. Он отобрал все. Даже прошлое, даже отметины от ножа. Он не может смириться с тем, что кто-то другой пытал меня. Как сильно он меня ненавидит. Это не выразить.
– Ты не должен был. Ты не имел права.
Чертков надавливает между лопаток, заставляя вжаться в ледяной кафель. Раздвигает мои бедра, ягодицы и начинает смазывать.
– Нет, не надо опять туда. Прошу, не надо… Хватит.
Его член проникает в лоно, легко, без препятствий, проскальзывает внутрь одним движением. А пальцы по-прежнему смазывают и разминают анус.
– Тебе мало обычного секса? – дрожу. – Почему?
– Так тебя могли иметь все, – толкается внутрь и отстраняется, начинает медленно проникать сзади. – А так буду иметь только я.
Слабо всхлипываю, кусаю кулак, сдерживая вопль. Молить о пощаде бесполезно. Он скорее порвет меня, чем отпустит.
Он проникает вглубь, заполняет медленно и неотвратимо. Он поглаживает мою татуировку, и его член становится тверже, если только это возможно.
Мне кажется, он сейчас раздавит меня, размажет по полу. Я смотрю вперед и как зачарованная не могу отвести взгляд от отражения в стеклянной дверце душевой кабины.
Я кажусь совсем маленькой и беспомощной. Волосы разметались во все стороны. Грудь вдавлена в кафель.
А он со звериным рычанием овладевает мной. Мышцы напряжены, налиты кровь. Вены вздуты. Он чудовище. Монстр, от которого не убежать. Он вынуждает меня выгнуться настолько, что я вижу собственную татуировку. Он методично толкается дальше, и тело разрывается от боли.
– Не дергайся, детка, – он прижимается плотнее, входит до упора и замирает. – Твоя маленькая попка привыкнет и даже потребует добавки.
Он больше не двигается, только сжимает мою грудь, наваливается сверху. И, кажется, его раскаленный член снова растет и увеличивается. Пульсирует, набухает, неспешно растягивая меня.
– Нет, – мотаю головой. – Я не хочу. Никогда не захочу.
– Ты моя сучка. Ты будешь хотеть все, что захочу я.
– Нет. Я не сучка. Я не…
Он отступает, почти покидая мое тело, а потом вбивается обратно.
– Чувствуешь?
– Кончай уже, – выдыхаю судорожно.
– Куда нам торопиться. Я намерен трахать тебя часами. Долго. Очень долго. Знаешь, что надо делать с такой жаркой задницей?
– Что? – проклинаю себя за очередной жалобный всхлип.
– Жарить.
Он хохочет.
– Драть. Натягивать.
И он держит свое обещание.
– Пошел ты!
– Уже. Я уже тут. Покрути своей тугой попой, как умеешь.
Я содрогаюсь от бессильной ярости, а ему от этого только новый кайф.
Он сжимает мои бедра, вращает, как удобно. Врезается глубже.
– Принцесса попала, – шепчет на ухо. – На вертел.
Но и ты попал, гад.
Иначе почему не способен оторваться от меня?
Глава 10
Все мои мысли о ней, и это похоже на болезнь. Нет. Это и есть болезнь. Одержимость, которую я сам вырастил внутри. Я жаждал мести, расплаты за грехи, и не заметил, как самая ненавистная на свете женщина стала частью меня.
Я не могу сосредоточиться на работе, не могу решить ни единого вопроса. Проблемы не ждут, враги не дремлют. А мне плевать. Я бесцельно листаю документы, не способен ни единой строчки прочесть.
– Ты, – шепчет она в моей голове. – Ты… ты убиваешь меня.
И я хохочу в ответ.
Ее тело дрожит подо мной. Мелко, судорожно. Спазм за спазмом сотрясают горячую и тугую плоть.
Я вспоминаю этот момент снова и снова.
Момент? Слабо сказано. Я трахал ее всю ночь, до утра. Я не сумел оторваться. Чертова татуировка сводила с ума.
Я будто обезумел. Оголодал. По ней. Я как бешеный пес сорвался с цепи. Лучше бы кто-нибудь меня пристрелил.
Я себя не контролировал. Я поставил ее на колени, нагнул и отодрал до абсолютного помутнения. Я никого и никогда не трахал так. Даже со шлюхами обходился нежнее. А тут… я осатанел. От ее порочного запаха, от гладкой, будто шелковой кожи. От контуров рисунка, который ей больше не смыть, не стереть. От ощущения полной власти над ней.
Мой разум потерялся где-то в ее роскошной, упругой заднице. А ее пульс затихал под моими пальцами.
– Пре… прекрати, – хрипло молит она. – Про… прошу.
И я только ускоряю ритм, я вбиваю ее в ледяной пол. Я хочу насытиться. Но я не могу. Не удается.