Романс о Розе

Глава 16

– Ты любила мужа, Фрэнни?

Откровенный вопрос Розалинды застал Франческу врасплох. Они ехали в Уайтхолл, где королева наконец должна была удостоить Розалинду аудиенции. Под предлогом представления ее величеству Франчески, которая последний раз была при дворе еще ребенком, она намеревалась поговорить с королевой о Торнбери-Хаусе. От этой встречи фактически зависит все ее будущее, но почему же тогда она думает сейчас только о вчерашней задушевной беседе с Дрейком в саду?

– Любила ли я мужа? – Франческа посмотрела на подругу так, словно у нее внезапно выросла вторая голова.

– Ну, я имела в виду романтическую любовь.

– Нет, и даже не рассчитывала на это.

– Ты не рассчитывала полюбить мужа?

Лицо Франчески как-то разом посерело.

– Нет.

– И даже не надеялась?

– Мужчину старше себя на пятьдесят лет? Честно говоря, выходя за него замуж, я втайне надеялась, что он скоро умрет.

Розалинда нахмурилась:

– Понятно.

– Ты порицаешь меня?

– Нет, Фрэнни, нет! Ты была девственницей. Тебе было страшно.

– Девственницей, – цинично хмыкнула Фрэнни. – Ну конечно.

– Тебя принудил к этому нежеланному браку твой жестокий опекун.

– Что-то вроде того. Вообще-то это длинная история. Когда отец умер, мне было тринадцать лет. Меня отправили в Бергли вместе с другими молодыми подопечными лорда Бергли. Спустя шесть месяцев опекунство надо мной выкупил торговец Саймон Агю. Это был тридцатилетний холостой мужчина…

Франческа вдруг осеклась, и Розалинде почудилось самое худшее.

– Фрэнни, он что…

– Тихо, дорогая. – Она ласково сжала руку Розалинды. – Все совсем не так, как ты вообразила. Он был по-своему благородным человеком, ни разу не дотронулся до меня. Но он хвастал мною перед своими друзьями, некоторые из них были потенциальными женихами, Я влюбилась в одного из них.

– Влюбилась? – Удивленный возглас Розалинды потонул в грохоте колес по булыжной мостовой.

– К тому времени мне исполнилось пятнадцать, а ему было сорок лет. Он был очень красив, очень внимателен. Казалось, он понимает, как мне одиноко и страшно, как недостает матери. Он приносил мне цветы. Анютины глазки. Приносил сладости, так же как когда-то отец.

Розалинда еще ближе придвинулась к подруге и крепко сжала ее руку.

– И все же не так, как отец.

– Я, конечно, была мала, но понимала, что его интерес был вовсе не отеческим. Он все чаще и чаще находил предлоги для посещения дома Агю в Суррее. Мы много гуляли. Когда же он первый раз взял меня за руку, я не отстранилась и не вздрогнула. Вскоре я поняла, что люблю его. Удивительный он был человек! Любовь всей моей жизни.

– Он… вы…

– Были ли мы близки?

Розалинда кивнула.

– Да, мы были близки. – Слезы закапали из глаз Франчески на затянутые в перчатки руки Розалинды.

– Фрэнни… – Розалинда отстранилась и с удивлением взглянула на подругу. – Ты по-прежнему любишь его, Фрэнни.

Женщины горячо обнялись. Это было словно единение мыслей и душ.

– Милая, я и в самом деле все еще его люблю. Я думала, что все уже позади, но, рассказав тебе об этом, поняла, что именно любовь к нему стал преградой, которая не дает мне полюбить Жака.

– Если ты любила, то почему же не вышла за него замуж? Он был недостаточно богат, чтобы выкупить тебя у опекуна?

– Он был женат, – прошептала Франческа.

– О!

– Он устроил так, чтобы я вышла замуж за его дальнего родственника. И я сделала вид, что так и поступлю. Правда, в итоге вышла замуж за виконта. Конечно, он был стар, но по крайней мере это был в какой-то степени мой собственный выбор. Надо же было быть такой дурочкой, чтобы считать, что иллюзия выбора компенсирует разницу в возрасте!

Розалинда снова крепко обняла подругу.

– О, Франческа, будь все проклято! У тебя должна была быть совсем другая жизнь. Милая моя Фрэнни!

Розалинда наконец узнала то, что мешало ей полностью понять подругу, и теперь, сопереживая, кляла себя за то, что была так далеко от нее.

Какой мужественной была Франческа! Сколько у нее силы воли: она сумела приспособиться к жутким обстоятельствам. Но из-за эгоиста, который использовал свое обаяние и красоту, чтобы получить желаемое, она теперь никогда не сможет по-настоящему открыть сердце мужчине, сколько бы их ни перебывало в ее постели!

– А этот человек, которого ты любила, где он сейчас?

– Неподалеку от Шотландии.

– Он знает, как ты страдала?

Франческа покачала головой:

– Я никогда бы не призналась, как он искалечил мою жизнь, потому что любила его. И теперь люблю.

Розалинда похлопала ее по руке.

– Любовь – ужасная штука, Фрэнни. Я никогда не полюблю.

– Любовь ~ это драгоценный дар, – прошептала Франческа сквозь слезы. – Вот в чем весь ужас. Если бы мне представилась возможность, я бы все повторила снова.

Пока их вели через длинные коридоры Уайтхолла к покоям королевы, Розалинда, испытывая дикое нервное возбуждение, то впадала в отчаяние, то взмывала к вершинам надежды, а потому вздрагивала при каждом звуке. И все же она заставила себя мягко улыбнуться, готовясь к представлению, которое определит всю ее судьбу.

Душераздирающая история Франчески лишь утвердила Розалинду в ее решимости стать хозяйкой собственной судьбы. И она чувствовала себя как никогда сильной, понимая, что претендует на одиночество не потому, что не в состоянии полюбить, а потому, что любовь не стоит тех жертв, на которые приходится идти ради нее.

– Ваше величество, прибыла леди Розалинда со своей подругой, виконтессой Халсбери, – произнесла первая статс-дама королевы, открывая перед ними дверь.

– Леди Розалинда. – Королева Елизавета бесстрастно прищурила глаза, едва взглянув на вошедших в зеркало своего туалетного столика.

Судя по сверкающим бриллиантам в парике королевы, придворные дамы только что завершили ее туалет. Удивительно, как это у королевы еще хватает мужества смотреть на себя в зеркало!

Большинство женщин старело с достоинством, а вот королева даже сейчас настаивала на том, чтобы носить платья с большим декольте, открывающим грудь. Ее лицо было бело от краски, приготовленной из яичных белков, растертой в пудру яичной скорлупы, буры, квасцов и семян белого мака. Эта смесь взбивалась в пену и накладывалась на ее лицо несколько раз в неделю, чтобы скрыть морщины. На белой маске ярко алели губы. Зубы королевы потемнели почти до черноты, некоторые уже выпали. И тем не менее ее величество верила таким придворным, как граф Эссекс, утверждавшим, что прекраснее лица нет во всем мире.

– Ваше величество, сердце мое переполняется радостью при виде моей прекрасной королевы! – с неподдельной искренностью произнесла Розалинда и присела в глубоком реверансе. Франческа последовала ее примеру.

– Тебя слишком давно здесь не было, Розалинда. И кто это с тобой?

Выпрямившись, Розалинда позволила себе смело улыбнуться. Когда-то Елизавета сравнивала ее улыбку со своей – она каким-то странным образом чудодейственно действовала на своевольную королеву, ибо, в то время как другие придворные дамы получали сполна за попытки возразить королеве, гнев ее ни разу не обрушился на Розалинду.

– Придворные сплетницы говорят нам, что ты стала эксцентричной, – ворчливо заметила королева, сердито глядя на нее в зеркало.

– Называя меня эксцентричной, ваше величество, – откликнулась Розалинда, приближаясь в ожидании протянутой для поцелуя руки королевы, – они льстят мне больше, чем я того заслуживаю.

Королева нахмурилась, и на мгновение Розалинду охватил панический страх. А что, если королева забыла об их взаимной симпатии? Если так, то она пропала.

– Ах, душа моя! – Королева протянула ей дрожащую руку, – Мне так недоставало твоей дерзости. Ты была единственной дамой при дворе, которая могла изрекать фразы, достойные повторения.

Чувствуя неимоверное облегчение, Розалинда опустилась на колени и прижалась щекой к руке королевы.

– Ваше величество, мою любовь к вам невозможно выразить словами.

И так оно и было. Розалинда еще не забыла, какой удивительной силой воздействия обладала королева, ибо все при дворе жили только ради того, чтобы доставить удовольствие Елизавете, а в те минуты, когда королева сердилась, каждый немного умирал.

– Я так и не познакомилась с твоей подругой, – произнесла Елизавета.

Розалинда жестом подозвала к себе Франческу.

– С вашего разрешения, позвольте представить вам виконтессу Халсбери.

– Халсбери? – Королева, нахмурившись, взглянула на Франческу. – Я ее раньше не видела Как случилось, что ваш муж ни разу не привез вас ко двору?

– Он был очень стар, когда мы поженились, ваше величество, – ответила Франческа. – Ему было тяжело совершать такие путешествия, а я не хотела ехать без него.

Пронзительные глаза королевы смягчились.

– Значит, вы были ему преданы.

– Это бы и мой долг.

Королева понимающе улыбнулась.

– Франческа – моя близкая подруга, – с гордостью добавила Розалинда.

– Это леди Халсбери убедила тебя оставить службу при дворе?

– Моя королева, это вы велели мне отправляться в Торнбери и заняться своими насущными делами, – объяснила Розалинда, но королева ждала ответа не от нее.

– Ваше величество, я не повинна в этом страшном грехе. И я бы заняла место Розалинды подле вас, если бы могла. Но после смерти мужа я осталась в Йоркшире.

– У вас есть дети?

Франческа ответила не сразу, и Розалинда с удивлением взглянула на нее.

На прекрасном лице Франчески не дрогнул ни один мускул, но глаза ее живо заблестели при взгляде на королеву.

– Вы хотели бы иметь детей, ваше величество?

Женщины, не знавшие друг друга до этой минуты, посмотрели друг на друга, и какое-то теплое чувство возникло между ними.

– Как вы проницательны, Франческа. Наши придворные лгут нам теперь, как обычно молодые люди лгут старухам. Они называют меня прекрасной и вечной. Я делаю вид, что верю, хотя прекрасно знаю, что я – бесплодная старуха.

Елизавета говорила скрипучим голосом, напоминавшим карканье вороны, и Розалинда растерялась, уловив в нем нехарактерные для королевы нотки сожаления и пессимизма.

– Я бы оставила вас при дворе, леди Халсбери. – Королева осторожно поднялась и повернулась к Фрэнни. – Вы из тех, кто не станет льстить мне.

– У меня обязанности… – выдавила Франческа растерянно.

– Побудьте здесь сегодня, исполните свой долг перед Короной. И я могу найти вам супруга. Когда-то я держала своих придворных дам при себе, но теперь понимаю, как это ужасно: одинокая старая женщина. Вам, вероятно, следует снова выйти замуж.

Розалинда и Франческа обменялись тревожными взглядами.

– Ваше величество, Франческа никогда не простит меня, если ее представление ко двору приведет к этому ужасному состоянию – замужеству. Ведь вдова в конце концов так тяжко трудилась ради блаженства, которое доставляет ей этот статус.

– Нам лучше обсудить эту тему наедине, Франческа. – Елизавета властно приподняла брови и кивнула в сторону Розалинды. – Наш друг проявляет упрямство в вопросе брака.

– Я поброжу по дворцу, мадам. – Франческа снова присела в почтительном реверансе и тихо удалилась.

Когда дверь за ней закрылась, королева обратила свой взор на Розалинду:

– Итак, что привело тебя в мои покои? Какие-то трудности, так?

Розалинда вдруг мысленно представила Дрейка, нежность в его глазах, когда он читал стихи в саду. Проклятие, ну почему вдруг сейчас она вспомнила об этом? Ей надлежит думать только о выживании.

– У меня действительно трудности. Серьезные. Королева села в кресло у кровати и похлопала по стоявшему рядом.

– Иди, расскажи мне все, как на духу.

Розалинда опустилась в кресло.

– Все мои трудности сосредоточены в одном имени: Дрейк.

– Сэр Фрэнсис?

– Нет, господин Мандрейк Ротвелл.

Королева непонимающе уставилась на нее, и Розалинда продолжила:

– Скорее всего вы не знаете его. Он пират и торговец.

– Он тот, по поводу кого следует беспокоиться моим торговым компаниям?

– Он блестяще ведет дела! – Удивляясь себе, Розалинда вдруг стала хвалить Дрейка. – Очень успешно отыскивал рынки. Последние годы Ротвелл занимался тем, что осваивал новые рынки, а ведь у него не было ничего, кроме поддержки человека, ссудившего его деньгами, и каперских свидетельств.

– А, морской бродяга и разбойник.

– Именно. Он исключительно своеволен и упрям. Считает, что может делать что угодно, в том числе и украсть мой дом.

– А, Торнбери-Хаус. – Хитрые глаза королевы угрожающе блеснули.

Розалинда судорожно вздохнула.

– Ваше величество, вы знаете, как много для меня значит Торнбери-Хаус.

Королева задумчиво кивнула:

– Столько же, сколько для меня значила моя страна.

Ободренная, Розалинда продолжила:

– Да, именно так. Видите ли, Дрейк был… моим другом детства. Отец взял его к нам из милости, поскольку отец Дрейка построил Торнбери-Хаус.

– Ах да, покойный господин Ротвелл! Я посетила его в Торнбери-Хаусе вскоре после того, как он был построен. Его жизнь закончилась неудачно, да?

Розалинда почувствовала вину за то, что сплетничает о самом сокровенном для Дрейка.

– Да, к сожалению. Дрейк – хороший человек, ваше величество. Сильный. Он очень многого добился, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, и должна признаться, сделал он это без всякой помощи, вернее, вопреки всем препятствиям, которые чинили на его пути такие эгоисты, как я.

– Неужели?

Как исповедник, королева была благоразумно немногословна. Ее любимым выражением было video et taceo, что в переводе с латинского значит «вижу и молчу». Ощутив в молчании сочувствие, Розалинда была не в силах остановиться.

– Между мной и Дрейком всегда шло острое соперничество. Я дождаться не могла, когда он наконец исчезнет из моей жизни. Впрочем, все изменилось, – тихо добавила она. – Однако я не собираюсь отдавать ему свое наследство. Он вернулся лишь за тем, чтобы досаждать мне. И за что мне такое?

Королева терпеливо ждала дальнейших объяснений.

– Ваше величество, я пришла заручиться вашей поддержкой в борьбе за то, что принадлежит мне по праву. У меня с собой завещание отца.

Королева быстро пробежала глазами протянутый ей документ.

– Завещание, похожее на множество ему подобных, – заявила Елизавета.

– Дело в том, что существует еще одно точно такое же завещание, в котором наследником назван Дрейк. Мой дядя, Тедиес, засвидетельствовал оба завещания в один и тот же день.

Королева поджала губы.

– И как ты это объясняешь?

Заломив руки, Розалинда ответила:

– Мой отец хотел, чтобы мы с Дрейком поженились. Он решил, что наличие двух завещаний вынудит нас решить юридические проблемы, касающиеся дома, при помощи брака.

– Твой отец был умен.

Розалинда вздрогнула и посмотрела на королеву.

– Но он заблуждался, ваше величество. Он почему-то упустил из виду тот факт, что мы с Дрейком не выносим друг друга.

– Слишком громко сказано.

– Ну, возможно, между нами уже нет такой яростной вражды, – признала Розалинда. – А может, ее никогда и не было. Но я не хочу делить с ним дом. И не собираюсь. Он мой!

Королева с трудом встала с кресла и, приблизившись к столу, стала рыться в своих бумагах.

– Ваше величество, вы ведь, конечно, понимаете, какую глупость сделал мой отец.

– Ты хочешь, чтобы я приняла твою сторону, сбросив со счетов желание лорда Даннингтона?

– В общем, да. Вы знаете меня, знаете, как я жажду независимости. В этом стремлении вы всегда служили мне примером. Вы сочиняли стихи, жили без сильной руки, не желая терпеть несносный характер мужа. Вот так и я. Мне слишком поздно меняться.

Елизавета гневно взглянула на Розалинду.

– Ты говоришь о возрасте? Мне почти семьдесят. Ты – молодой птенец, а я – старая курица, – сказала она, наконец найдя то, что искала. – Сожалею, Розалинда, но в этом деле я должна принять сторону твоего отца.

– Что?

– Эндрю всегда был моим верным сторонником, во времена всех бурь и потрясений.

– Но я тоже вам служила верой и правдой.

– Пять лет. А я уже сорок лет на троне. – Голос Елизаветы ослаб, и она поморгала, сдерживая слезы. – Уже столько дорогих моему сердцу друзей в могиле! Только я одна была награждена необычайно крепким здоровьем. Нет ни твоего отца, ни Бергли, ни Лесестера, ни Бланш Парри. Я в долгу перед мертвыми за их верность мне.

– Понимаю, – прошептала Розалинда дрогнувшим голосом. Руки у нее затряслись, на мгновение ей стало дурно.

– Ты, разумеется, не обязана выходить замуж за Дрейка. Я не могу тебя заставить. И не брошу тебя в Тауэр, если ты не вступишь в брак с ним. Но буду вынуждена забрать у тебя Торнбери-Хаус, если из-за него начнутся распри.

Розалинда вскочила на ноги и яростно выпалила:

– Ваше величество! Как вы можете?

– Я всегда хотела владеть Торнбери-Хаусом. Если ты ослушаешься отца, я буду считать тебя недостойной такой ценности.

– А что же мне без него делать?

– Ты всегда можешь вернуться служить при дворе. Или же я подберу тебе мужа.

– Но почему? Вы же всегда хотели, чтобы ваши придворные дамы оставались незамужними.

Королева медленно приблизилась к Розалинде и вручила ей листок бумаги.

– Ты упомянула о моих стихах. Прочти это, когда будешь одна, возможно, ты все поймешь.

Дрожащими руками взяв листок, Розалинда присела в реверансе.

– Ваше величество… – и, не дожидаясь разрешения уйти, выбежала прочь. До этикета ли ей сейчас было!

Трясущимися руками развернув листок, Розалинда поднесла его к факелу, горевшему на стене, и прочитала стихотворение, написанное рукой королевы.

Елизавета тем временем повернулась к ширме, стоявшей в глубине комнаты.

– Ну и что ты на это скажешь? – спросила она. Из-за ширмы вышел Дрейк и, мрачно взглянув на королеву, ничего не ответил.

– Тебя удивил визит Розалинды?

– Нет. – Дрейк начал медленно расхаживать по комнате. – Она любит свой дом как никто другой. Вероятно, даже больше, чем любил его мой отец.

– Ты ее действительно не переносишь?

Дрейк остановился и смущенно потер переносицу.

– Нет.

– Скорее наоборот, так я полагаю.

Он с трудом перевел дыхание.

– Ты вернулся, чтобы изводить ее, как она утверждает?

– Конечно, нет, – горько усмехнулся он. – Я почти разорен. Мне нужны деньги.

Королева помолчала, довольная, как всегда, тем, что ее подданный унижается перед ней.

– Тогда почему ты не признаешься Розалинде? Она может помочь тебе.

Дрейк лишь устало вздохнул, и королева жестом велела ему сесть.

– Стоит ли сообщать Розалинде о своих бедах, ведь я и так уже всего лишь грязь у нее под ногами. Может, она и находит меня очаровательным, но равным себе не признает никогда.

– А может, и признает, если я пожалую тебе рыцарство.

Некоторое время Дрейк недоуменно смотрел на Елизавету, отметив про себя ее хитрый взгляд. Эти всезнающие глаза таили в себе интригу.

– Всем известно, что ваше величество терпеть не может увеличивать число рыцарей и лордов. Вы часто говорили, что подобная щедрость принижает заслуги тех, кто уже удостоился такой чести. – Дрейк вспомнил, что королева страшно негодовала, когда Эссекс резко увеличил число рыцарей, воюя против Тирона, главаря ирландских мятежников. – И потом, – сказал он с грустной усмешкой, – представьте, как будет поражен ваш двор, если вы сделаете меня рыцарем. Ведь никто не знает, что я шпионил за вашими дипломатами, одновременно занимаясь торговлей.

Действительно, Дрейк отбил у испанцев огромное богатство и, чтобы добиться расположения королевы, передал его ей, как, впрочем, поступали все ее придворные. Но миссия Дрейка была тайной. Ему не нужно было находиться при дворе, потому что лучше всего он служил Елизавете, находясь в самых далеких уголках ее монархии.

Королева чуть не замурлыкала от удовольствия:

– Даже Бергли не знал о тебе, Мандрейк, мой маленький шпион.

При звуках имени покойного казначея королевы сердце Дрейка оборвалось. Смеет ли он рассказать ей о деле, которое занимает все его мысли?

– Что такое? – тотчас насторожившись, спросила королева. – Ты надеялся на рыцарство?

– Если это порадует ваше величество, то я с благодарностью и покорностью приму его. Но, по правде говоря, более всего я желаю не этого.

– Тогда чего же? Я не раз гадала, что тобой движет? Ты ведь даже не просил комиссионных.

– Я счастлив быть полезным Глориане, которую Господь справедливо посадил на этот трон. – Дрейк галантно склонился перед королевой.

– Сдается мне, что ты служил мне не только из-за этого, – в ответ отрезала она.

Дрейк поднял голову. Если не сейчас, то когда? Если не королева, то кто?

– Я ничего так не желаю, как найти человека, сломившего дух моего отца.

Ротвелл встал и, зашагав по комнате, выложил королеве все, что знал о смерти отца и о подставной торговой компании. Он никогда и вообразить себе не мог, что осмелится так открыто говорить с Елизаветой, но ведь столь же трудно представить себе, что преступник пользовался расположением Бергли. Глаза королевы затуманились слезами при упоминании этого имени. Она с ложечки кормила своего любимого министра, когда тот уже был при смерти, и, по всей видимости, ей очень его недоставало. Дрейк постарался никоим образом не оскорбить честь Бергли.

– Я попытаюсь что-либо разузнать, – сказала наконец королева, обессилено сгорбившись в кресле. – Но ты должен жить полной жизнью независимо ни от чего. Иногда месть просто невозможна. Я когда-то оплакивала свою мать, хотя едва знала ее. – Она говорила об Анне Болейн, которую обезглавил ее отец, Генрих VIII. – Кого просить о возмездии, когда твой собственный отец и монарх и убийца? – прохрипела она.

Дрейк устыдился, поняв, насколько мелки его обиды в сравнении с горем королевы.

– Не стану более вас беспокоить, мадам. – Он низко ей поклонился.

– Я не шутила, говоря о том, что вам следует пожениться. – Королева медленно подошла к зеркалу, скривилась при виде своих морщин и взглянула на отражение Ротвелла в зеркале. – Дрейк, ты меня слышал?

– Вы хотите, чтобы мы поженились, – отозвался он. Королева задумчиво нахмурилась:

– Это ведь не имеет для тебя значения, да? Женишься ты или нет, на ком женишься, тебе ведь все равно? Нет, не отвечай. Мотивы твоих поступков так же непостижимы, как и твои скитания. Потому-то ты так хорошо и служил мне.

– Я живу, чтобы служить вам, моя государыня. – Он склонился в глубоком поклоне.

– Бедная Розалинда! Женщина всегда остается пешкой в игре мужчин. Вот почему я так и не вышла замуж. А теперь ступам. Выйди через потайную дверь.

Дрейк кивнул.

– И будь добр к ней, – добавила королева. – Она дорога нашему сердцу.