Роскошная скромность

10

Когда Линда открыла глаза, было раннее утро. Филиппа рядом не оказалось. Она долго лежала, терзаемая всевозможными предчувствиями, восстанавливая в памяти события прошедшей ночи. Ее любимый позволил наконец давно подавляемому желанию вырваться из-под контроля железной воли. Но ведь ничего же, собственно, не изменилось. Он по-прежнему любит Доминик, и даже если он действительно хочет, чтобы Линда осталась в его доме, вряд ли ей удастся смириться с подобной ситуацией, где третьей в любовном треугольнике постоянно присутствует покойная красавица-жена.

Линда любила Филиппа так сильно, что одно лишь напоминание о другой женщине само по себе уже было невыносимо. У него тоже хватило времени подумать, и, возможно, он уже сожалеет об этой ночи. Значит, надо дать понять Филиппу, что ее не обескуражит его решение, каким бы оно ни было.

Линда спустилась вниз. Уорнер был на кухне и резко обернулся, когда она вошла. На его лице было именно то выражение, которое девушка с ужасом ожидала увидеть. Человек сожалел о случившемся. Линда глубоко вздохнула и приготовилась играть роль легкомысленной юной леди, которой не так уж и важно, что о ней думают.

— Салли еще не пришла? — беспечным тоном поинтересовалась она.

Филипп снова повернулся к кухонному столу, продолжая начатое дело, и бросил через плечо:

— Она не придет сегодня. Кажется, она очень сильно простудилась.

— Как странно. — Линда изо всех сил старалась казаться веселой. — Учитывая, что вчера промокли только мы с тобой.

Уорнер улыбнулся в ответ. Казалось, он был очень благодарен ей за жизнерадостную болтовню. Интересно, как ведут себя другие люди после бурной ночи любви?

— Прошу к столу, — объявил Филипп и поставил перед ней на стол чай и тосты. — Если Салли будет долго отсутствовать, нам придется взять заботу о еде на себя.

— Я вполне прилично умею готовить. — Линда принялась деловито разливать чай. — Хотя скоро меня здесь не будет. Я собиралась поговорить об этом с тобой, когда ты вернешься, но…

— …События застигли нас врасплох, — напряженно договорил за нее Уорнер.

— Да. — Линда чувствовала, что ее лицо заливается краской. — Пока тебя не было, банк перевел все наследство на мой счет. Они сочли это возможным, потому что я поступаю в университет.

Филипп молчал.

— Капитал немного вырос, — торопливо продолжила она. — Теперь я смогу жить на свои средства. Я и понятия не имела, что там так много денег. — Она подняла голову и, столкнувшись с пристальным взглядом Уорнера, не отвела глаз, хотя в такой момент это было очень непросто. — Значит, теперь у меня больше нет необходимости так беззастенчиво пользоваться твоим гостеприимством. Я решила сегодня же вернуться в Бирмингем.

— К чему такая спешка? — резко спросил Филипп, но вопрос не застал ее врасплох. Ответ был приготовлен заранее.

— Мне лучше уехать сейчас. Мы оба знаем, что… — Она смутилась и была рада, что мужчина, кажется, этого не заметил.

— Ты можешь жить в моем доме, — сухо предложил он. Девушка покачала головой.

— Я не хочу быть в чем-то…

— Связанной со мной? — горько заметил Филипп.

Линда почувствовала легкую досаду. Она ведь делает это не столько для себя, сколько для него. Человек явно сожалеет о минувшей ночи… И потом эта вечная тень Доминик… Даже если Уорнер, предположим, захочет соединить свою судьбу с мисс Бекли, толку из этого не будет. Призрак другой женщины станет на пути к счастью. Неужели не понятно?

— Позволь мне закончить, — решительно проговорила Линда. — Я лишь хотела сказать что не хочу возлагать на тебя ответственность за мою жизнь. Я давно уже выросла.

— Да, я знаю. После минувшей ночи я могу в этом не сомневаться. — Филипп твердо смотрел на нее. Его прищуренные глаза мерцали как золотистый янтарь. — Стать твоим первым возлюбленным большая честь. Кто будет следующим? Надеюсь, не Дэйв?

— Я не собираюсь продолжать подобный разговор, да еще в таком тоне, — тихо сказала Линда, избегая смотреть на собеседника. Этот человек причиняет ей сейчас такую боль, что самым первым желанием было вскочить и выбежать вон. — Давай постараемся остаться цивилизованными людьми. Рассчитывая на твое понимание, я говорила — и не раз, — что у меня есть свои собственные жизненные планы. Для тебя я была в достаточной степени обузой и больше не хочу ею быть. Отныне полагаюсь только на себя саму и собираюсь вырваться из-под опеки, чтобы больше не мешать твоей жизни.

— Я высоко ценю твою рассудительность. Мне самому отвезти тебя в Бирмингем? — холодно поинтересовался Филипп. Он поднялся, оставив завтрак нетронутым. Поднялась и она.

— Я возьму такси до станции. Когда найду себе жилье, пришлю за вещами.

— Прямо-таки необходимо действовать столь стремительно? Где ты будешь жить во время поисков квартиры?

— Приму предложение Клайва, — спокойно отозвалась девушка.

— Понятно, — произнес Уорнер. — Такое юное создание и с такой жизненной хваткой!

— Моя нелегкая жизнь научила меня умению выживать.

Филипп с мрачноватым видом смотрел на собеседницу, потом печально улыбнулся и одобрительно кивнул.

— Тебе не откажешь в здравомыслии. Из нас двоих ты более рассудительна. Я же позволил чувствам возобладать над разумом. — Ну что ж, действуй, как считаешь нужным.

Он вышел из кухни и удалился в свой кабинет. Странно, что так тихо закрылась дверь — обычно в досаде Филипп хлопал ею со стуком. Значит, не гнев заставил его прекратить их трудный разговор, Человек переживает, и виной тому она, Линда. Как же все у нее получается нескладно! Не хотела обидеть — обидела. Хотела уберечь от боли, а вышло, что только больнее сделала.

Она быстро поднялась в свою комнату и, бросившись ничком на кровать, разрыдалась. Хорошо хоть он этого не видит. Пусть никогда и не узнает, чего ей стоило принятое ею решение.

Линда тщательно уничтожила следы слез на лице. Жаль, конечно, уезжать отсюда. Вот и Робби будет скучать, когда вернется домой. Но не стоит сейчас думать об этом.

К дому подъехало такси. Линда спустилась и поставила чемоданы у входной двери. Хорошо, что Салли нет дома. Сейчас совсем уж было бы ни к чему видеть ее приветливое и участливое круглое личико.

Линда замерла в нерешительности у двери кабинета. Это их последнее расставание и надо, чтобы все выглядело достойно. Она громко постучала, вошла, прежде чем услышала ответ и была совершенно потрясена, увидев Уорнера, неподвижно сидящим в кресле и уставившимся в пространство. Скорее можно было ожидать сердитого взгляда исподлобья, но вместо этого человек взглянул на нее почти приветливо.

— Такси уже здесь, — еле выговорила Линда. — Я сейчас уезжаю, Филипп. Спасибо тебе за все…

— И за прошлую ночь?

— Не надо! Пожалуйста. — Слезы душили ее.

Она повернулась к двери. Но ее остановил голос Филиппа:

— Линда, сделай одолжение: прежде чем уйти, произнеси мое имя своим хрипловатым голосом.

Уж не смеется ли Уорнер над ней? Слезы застилали ей глаза.

— О, Филипп, — с тихим упреком произнесла девушка и выбежала из дома…

По громкоговорителю объявили, что поезд на Бирмингем опаздывает, но девушка ничего не слышала. Она стояла на продуваемой ветром платформе возле своих чемоданов, пытаясь воссоздать в памяти образ любимого человека. Его глаза, его черные блестящие волосы, твердый мужественный подбородок…

Как он был хорош в ночь их любви! Как неистов и в то же время нежен… И ведь надо же: при расставании попросил произнести его имя. Чего угодно можно было от него ждать — насмешки, ироничного взгляда, обидного слова, но только не этого. Все нарастающая паника не дала ей вовремя разглядеть того, что сейчас казалось очевидным — в его глазах было выражение раненого зверя, ощущение боли. Она должна увидеть Филиппа, должна понять, чем вызвана эта боль. Такси уже уехало, других машин нет. Служащий стоянки не мог понять, чего от него хочет эта печальная юная красавица.

— Но ведь вы только что оттуда! — изумленно воскликнул он, узнав, куда собралась ехать странная пассажирка. Та кивнула, прикусив губу.

— Что-то забыли? — участливо поинтересовался мужчина.

— Да! Можно оставить у вас чемоданы? Я не могу ждать такси. Пойду пешком.

— Это ведь далеко, — служащий явно недоумевал, но, увидев умоляющий взгляд девушки, потянулся за листком бумаги и потрепанной картой.

— Есть путь покороче, — сообщил он. — Через деревню. Вы отлично прогуляетесь и там сможете взять такси.

Линда быстро передала служащему свои вещи и побежала по дороге. Прошлой ночью Филипп сказал, что она нужна ему. Как же случилось, что все враз рухнуло?

Много раз между ними возникало взаимное влечение, но мужчина всегда отступал. В Бирмингеме он ревновал к Дэйву, выказывал свою власть, но снова отступал. Лишь прошлой ночью, когда думал, что она погибла, его чувства вырвались наружу. А теперь он винит себя во всем. Как глупо считать себя виноватым в том, что она слишком молода, в том, что она дочь Джона, в том, что она его оставила.

Когда Линда преодолела наконец последний подъем и ее взору открылся Дом призраков, она испытала удивительно приятное чувство: она дома! Она вернулась домой. Линда подошла к дому со стороны заднего фасада. Девушка толкнула дверь черного входа. Дверь не поддалась. Неужели Филипп закрыл на ключ? Вот уж на него не похоже. Или уехал? Линда с силой нажала на створки и наконец шумно вломилась в кухню. Перед ней стоял во всей своей красе Филипп Уорнер. И смотрел так, будто не верил собственным глазам.

— Линда! — хрипло воскликнул он. — Я не слышал, как такси вернулось.

— Я шла пешком. — Линда скользнула взглядом по лицу Уорнера. Никогда еще он не был таким поникшим, печальным и бледным.

— Ты что-то забыла? — спросил Филипп, и девушка кивнула, не отрывая от него глаз.

— Я забыла тебя! Это все равно, что быть разорванной на части. Я не могу уехать, Филипп. Даже если ты не хочешь меня, позволь мне остаться… пожалуйста. — Последние слова были сказаны слабым шепотом.

Глаза Уорнера потемнели, но он не двинулся с места, лишь тихо произнес:

— Боюсь верить своим ушам. Я уже получил удар сегодня утром, и еще раз не вынесу подобного. Переведи дыхание и расскажи мне, что случилось.

— Я хочу быть с тобой, — прошептала Линда. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она все-таки, возможно, совершает ошибку. — Я не могу жить нигде, кроме этого дома, потому что я нигде больше не буду счастлива.

— Так это дом тебя вернул? Этот проклятый дом! Он-то и тянет тебя сюда?

— Нет, не дом! — Линда почти кричала, в гневе уставившись на него. — Какое мне дело до дома, если в нем нет тебя? Неужели ты думаешь, что я веду себя с другими так же, как с тобой прошлой ночью?

Филипп слушал, улыбаясь. Потом попросил:

— Продолжай. Я готов стоять здесь и слушать твои вопли день и ночь, лишь бы видеть тебя.

— Я люблю тебя, Филипп. — Голос звучал хрипловато.

В два шага мужчина оказался возле нее и, схватив ее за плечи, стал покрывать ее лицо поцелуями.

— А что ты сделала со своим багажом, моя обожаемая маленькая фея? — прерывисто проговорил он, не прекращая целовать ее. — Почему ты решила пройтись обратно пешком?

— Я оставила все на станции и побежала обратно, потому что поняла, какую боль тебе причинила.

— Да, — подтвердил Филипп, с любовью глядя в ее лицо. — Прошлой ночью, когда ты спала, я лежал и смотрел на тебя. Мне так хотелось еще получить свидетельства твоей любви. Но во сне ты выглядела такой юной, и я не решился нарушить твои ночные грезы. И потом ты дочь Джона.

— Я Линда Бекли! — прервала его она. — Я это я! Мне выпало познать сполна, что такое одиночество, еще при жизни отца. А теперь я хочу быть любимой, я хочу тебя.

— Линда, дорогая, я принадлежу тебе, — еле слышно прошептал он. Потом легко поцеловал ее и улыбнулся. — Я принадлежу тебе с того самого дня, когда ты впервые вошла в этот дом. Несмотря на чувство вины, несмотря на невыносимую боль, я сейчас сидел и думал о том, что вернусь в Бирмингем, разыщу тебя и уже никогда не отпущу.

Девушка засияла от счастья, Филипп еще крепче прижал ее к себе.

— Мисс Бекли, я не могу без тебя жить! Неужели ты до сих пор это не поняла? Я никогда всерьез не собирался расстаться с тобой.

— И не надо, — с напускной застенчивостью заключила она.

— Я не смогу ждать.

После полудня вновь начался шторм, но теперь Линда с восторгом внимала его звукам. Усталая и счастливая, она лежала, уютно устроившись в объятьях Филиппа.

— Я люблю тебя, — тихо шепнул он в ее спутанные волосы.

Девушка повернулась и серьезно взглянула на него.

— Мне это приятно слышать, но в принципе… — мягко заговорила она. — Знаешь, мне вполне достаточно того, что я люблю тебя. Если ты когда-нибудь сможешь преодолеть свои чувства к Доминик…

Реакция мужчины потрясла Линду. Он повернул ее навзничь и пригвоздил ее руки к кровати. Глаза выдавали сердитое недоумение.

— Доминик? При чем здесь Доминик! — воскликнул он. — Почему она должна стоять между нами? Ты видела ее лишь раз, когда тебе было тринадцать лет! Почему ты заговорила о Доминик?

— Но я же чувствую, ты постоянно думаешь о ней. Именно поэтому я хотела уехать. Я не могла свыкнуться с мыслью о другой женщине, пусть даже умершей. Каждый раз, когда ты выглядел опечаленным, я знала, что ты тоскуешь по ней.

Филипп повернул ее к себе, твердо держа за подбородок.

— Так ты думаешь, я все еще люблю Доминик? — спросил он. — Линда! Я никогда не любил ее! Она была лживой дрянью, худшей из всех женщин. Наконец, именно она бросила Робби! Может быть, это звучит ужасно, но я даже рад, что она уже не сможет вернуться.

— А я-то, дурочка, думала, ты отправил Робби так далеко, потому что он напоминает тебе о ней, и это делает тебя несчастным.

— Боже мой! Мне, видимо, придется делиться с тобой всеми своими мыслями при первом твоем желании. А то ты такое себе навыдумываешь… Не умеешь читать чужие мысли, так и не берись за это!

— Ты сердишься? — Линда беспокойно нахмурилась.

Он взглянул на ее очаровательное лицо и расхохотался, теснее прижимая ее к своему горячему телу.

— Когда мы поженимся, — заявил мужчина, — я каждое утро буду давать тебе отчет в своих мыслях, иначе ты успеешь до вечера испортить мне жизнь.

— А мы собираемся пожениться? — лукаво спросила Линда.

В ответ Филипп снова набросился на нее с поцелуями, а потом, взяв лицо девушки в свои ладони, заявил:

— И как можно скорее. Я не собираюсь отпускать тебя. Я даже не уверен, что смогу выпустить тебя из рук.

Когда наконец Линда откинулась на спину, счастливая и смущенная, Филипп заговорил уже спокойнее:

— Наверное, лучше рассказать тебе о Доминик. Это многое прояснит, хотя, может быть, тебе будут неприятны некоторые подробности.

— Я хочу их знать, — серьезно возразила Линда. — Если я стану твоей женой, между нами не должно быть никаких тайн.

— Хорошо.

Обняв ее, Филипп глубоко вздохнул перед тем, как рассказать о женщине, одна мысль о которой так долго отравляла существование Линды. Анна Уорнер была добрым гением этого дома, светло улыбаясь со стены. Доминик же всегда казалась холодным призраком.

— Доминик жила в Бирмингеме, — начал Уорнер. — В это время и я жил там… Не знаю, хорошо ли ты ее помнишь, но она была очень хороша собой.

— Да, она была красива, — согласилась Линда.

Мужчина взглянул на нее, уловив напряженную нотку в ее голосе.

— Остановимся на моей формулировке, — мягко поправил он. — Красива ты, любовь моя. Ты душевная, великодушная, любящая. В Доминик ничего этого не было. Ее никто не интересовал, кроме нее самой. Какое-то время я было увлекся ею, но не слишком. В это время в Англию вернулся Джон. Мы встретились, как это обычно бывало. И он поддался на холодное обаяние Доминик.

— Папа? — изумленно прошептала Линда.

— Я предупреждал, что не все в моем рассказе тебе понравится. Ты совсем не знала отца, дорогая. У тебя никогда не было возможности его узнать. Это ведь твоя мать настояла на том, чтобы ты училась в закрытой школе, а уж миссис Бекли всегда поступала по-своему. Она обладала незаурядным умом — не зря же доросла до академика.

Для Джона Доминик оказалась отдохновением от бесконечных замечаний и горячих дискуссий. Я легко отошел в сторону, уступая Джону.

— Не могу представить, чтобы женщина могла оставить тебя ради такого человека, как мой отец, — заметила Линда. — Он ведь был самым обычным человеком.

— Мне чудится в твоих словах скрытый комплимент, — усмехнулся Филипп. — Я еще помню, как прошлой ночью ты назвала меня красивым. Конечно, в тот момент ты была ошеломлена случившимся, — вкрадчиво закончил он.

Линда покраснела под его взглядом и, устраиваясь поудобнее, попросила:

— Расскажи, что было дальше?

— Дальше? — мрачно повторил Уорнер. — Дальше начинается самое неприятное. Я тогда был лишь журналистом, неизвестным и малооплачиваемым. А Джон — профессор. Все пошло наперекосяк, когда Доминик объявила, что беременна.

— Робби? — Линда, потрясенная услышанным, умолкла.

— Да. Она сказала об этом мне, а не Джону. Доминик разработала целый план. Заявила, что это ребенок Джона. Если тот не бросит Изабель и не женится на ней, вся эта история попадет в газеты. И Доминик самым любезным тоном поведала мне об этом во всех подробностях. Преднамеренный шантаж! Во-первых, я слишком хорошо знал Джона, чтобы в это поверить, во-вторых, я знал, что у нее были и другие любовники. Мерзкая женщина!

— А папа знал? — спросила Линда.

— В конце концов, он все узнал, — мрачно ответил Филипп. — И был ошеломлен! Он сказал, что вообще никогда не спал с Доминик, они лишь проводили вместе время. Разумеется, я поверил ему. Но скандал казался неизбежным. Его работы финансировали два университета, и любой намек на подобную историю положил бы всему конец. Даже если бы все оказалось ложью, репутация профессора Бекли могла сильно пострадать.

— И на ней женился ты, — заключила Линда. — Но, Филипп, почему? Ты шел заведомо на то, чтобы испортить себе всю жизнь, раз ты не любил эту женщину?

— Тогда казалось, что такая жертва, оправданная обстоятельствами, имеет смысл, хотя теперь все воспринимается как глупейшая нелепость, — спокойно пояснил он. — Джон всегда помогал мне. Ты даже не представляешь, сколько он натерпелся от моего отца, защищая меня. Я знаю, он не был счастлив с Изабель, но для него одно только всегда имело значение — работа. В любом случае я не собирался иметь с Доминик никаких дел. У меня был свой дом, я хотел привезти ее сюда и вернуться в город. Работал я там.

— Так и получилось? — Девушка хотела знать все.

— Сначала да. Потом я стал писателем. Пришел успех. Родился Робби. Доверить ребенка такой матери было чистым безумием, и я вернулся сюда, чтобы самому за всем присматривать. Я всегда хотел иметь ребенка и видел в Робби своего сына. Он оказался замечательным маленьким пареньком. И вот тут-то она меня поймала. Мы вернулись к тому, с чего начали, — к ее угрозам опубликовать в газете клевету на твоего отца. Теперь с точки зрения газетчиков все стало еще интереснее. Это ли не сенсация: мужчина женится на женщине, чтобы защитить доброе имя своего свободного брата! Я сказал, что исполни она свою угрозу, мы с братом подадим на нее в суд. К тому времени я уже преуспел, по одной из моих книг поставили фильм. Но я готов был рискнуть всем, лишь бы вышвырнуть ее из своей жизни.

— И что случилось? — спросила Линда.

Филипп раздраженно пожал плечами.

— Доминик подняла шум. Да, заявила она, Робби — не сын Джона Бекли, но когда это выяснится, будет слишком поздно. Думаю, ей доставлял удовольствие любой шум вокруг ее имени… Доминик злобно наслаждалась возможностью интриговать. А потом Доминик сбежала из дому. Роберта она не взяла, да я бы ей и не позволил. А дальше… Ну, в общем, в тот же день она попала в аварию на узкой дороге неподалеку отсюда. Умерла, не приходя в сознание.

Они лежали молча, крепко обнявшись. Линда пыталась восстановить в памяти лица родителей. Теперь понятно, почему на свадьбе Филиппа мать выглядела такой холодной и неприступной, — она что-то знала об отношениях мужа с Доминик.

Казалось, невероятно жестоким было то, что все беспрепятственно позволили Филиппу принести такую жертву. Но ей ли, Линде, не знать, что супруги Бекли жили только своей работой, остальное для них не существовало. Их научные изыскания казались им гораздо важнее судьбы собственной дочери, важнее счастья Филиппа.

— Я люблю тебя, — вдруг неожиданно громко произнес Уорнер и рассмеялся. — Ты сумасшедшая, но я люблю тебя. У тебя нет желания крикнуть мне то же самое?

— У меня есть желание своими руками задушить каждого, кто посягнет на твое счастье, — яростно выпалила Линда. — Если кто-нибудь когда-нибудь попытается причинить тебе боль…

Мужчина, смеясь, притянул ее к себе.

— Ангел возмездия с огненными волосами придет мне на помощь, не так ли? Рядом с ним я чувствую себя в совершенной безопасности. Но прежде чем ты начнешь активные действия, дай мне знать. Иначе это может плохо кончиться.

— Значит, Робби не твой сын? — спросила Линда.

— В его свидетельстве о рождении записана моя фамилия, — серьезно возразил Филипп. — Я отношусь к нему как к сыну, да он и является во всех отношениях моим сыном. Я очень его люблю.

— Тогда почему ты отослал его в ту школу? — тихо поинтересовалась девушка.

Он твердо взглянул на нее, прежде чем заговорить.

— Этот дом принадлежал нескольким поколениям моей семьи, Линда. На стенах нет портретов, но если бы они были, ты, конечно, заметила бы поразительное внешнее сходство моих предков по мужской линии и меня. Какие бы ни были жены у Уорнеров, мужчины оставались теми же — темноволосыми…

— …И с золотыми глазами, — подхватила Линда. — Я видела портреты.

— Роберт — блондин. К тому же голубоглазый. Когда он родился, по округе ходило много слухов. В этих краях, надо сказать, слухи живут долго. В местной школе наверняка кто-нибудь спросил бы Робби об отце. Мы долго жили в Австралии — там это не имело значения. Но когда вернулись, я отправил его подальше от злых языков.

— Он несчастлив, — серьезно заметила Линда.

Уорнер печально подтвердил:

— Да, наверное, ты в этом права, дорогая, но что же можно сделать?

— Давай поместим Робби в какую-нибудь школу неподалеку, куда он смог бы ходить каждый день. Ему вовсе не обязательно появляться в деревне.

— А если будут болтать? — спросил Филипп.

— Ну и пусть, — твердо заявила Линда. — Если возникнут проблемы, он же поделится с нами, и тогда ты откроешь ему правду, ведь рано или поздно это все равно придется сделать. Мальчику не обязательно знать, какой была Доминик. Просто скажи ему, что ты женился на его маме, когда она уже ждала, ребенка, потому что заботился о ней. Робби любит тебя и знает, как ты его любишь. Все будет хорошо, вот увидишь.

— Возможно, я и смогу это сделать, если ты будешь рядом, — заметил Уорнер.

— Я буду рядом!

— Послушай, а ведь тебе придется вернуть деньги банку, если ты не пойдешь учиться в университет, — заметил Уорнер.

— Черт побери, — пробормотала она. — Я как-то об этом и не подумала. И намеревалась их не без удовольствия потратить.

Филипп легко укусил ее за ухо.

— Неужели ты все еще собираешься в университет?

— И не рассчитывай — от меня не так-то просто отделаться, — заявила Линда. — Здесь я абсолютно счастлива. Боже, какая же я была дура, когда морочила голову Эмили в своих антисемейных проповедях! При чем здесь свобода! Свобода, собственно, от чего? Главное — когда любящие вместе!

— Мы навсегда теперь вместе.

— А дом уже нельзя назвать как-нибудь по-другому?

— Без призраков?

— Да.

— Все в наших силах.

— Ты знаешь, я раньше думала о счастье, как о каком-то совершенно отвлеченном понятии. А оно, оказывается, существует! Оно во мне!

— Твой эгоизм беспределен — оставь хоть что-нибудь мне.

— Ну, значит, оно в нас… — мечтательно произнесла Линда.

— Поправка принимается, — строгим голосом высказал свое согласие Филипп.

— Перестань!

— Что перестать? Кажется, мы решили все деловые проблемы. И теперь самое время сосредоточиться на других, более приятных вещах, — прошептал Филипп, привлекая к себе Линду. Та с чарующей покорностью отдалась его ласкам.