Утро выдалось холодным, сырым и туманным. Эмма проснулась с жуткой головной болью. Она почти не спала, перебирая в памяти все подробности встречи с Аланом Шериданом, а отрывочные сны внесли в них странные изменения.
Эмма мысленно отчитывала себя за поезду в Шеридан-холл. Дура. Идиотка. Много она наделала глупостей за свою жизнь, но никогда ей еще так не хотелось повернуть время вспять. Без сомнения, он весь вечер смеялся над ней. Он ведь прямо заявил ей, что она пытается склонить его к браку! И в довершение всего она позволила ему некоторые вольности. Какой стыд!
Увы, того, что сделано, не вернуть… Как и не забыть восторга от его поцелуя, захватывающего дух наслаждения от прикосновения губ к губам, разорвавшего добровольные оковы, за которыми она благополучно скрывала свои чувства все эти годы.
Приняв ванну и позавтракав, Эмма спустилась в отцовский кабинет, где занялась бумагами… По крайней мере, попыталась, потому что без очков это было непросто. Только на пол пути домой она вспомнила, что забыла очки. Единственная надежда, что Шеридан пришлет их с Дорис.
В половине одиннадцатого дверь распахнулась, и вошла Рита, держа в руках охапку платьев. Отложив бумагу и перо в сторону. Эмма сцепила пальцы, попытавшись хотя бы на секунду забыть о головной боли и улыбнуться.
— Доброе утро, Рита. Что это у тебя?
— Платья, разумеется. Мне просто необходимо твое мнение, Эм. Сегодня должен приехать маркиз с визитом. Какое из них, по-твоему, мне больше к лицу? — Она швырнула несколько платьев на кресло, затем приложила одно к себе и повертелась перед Эммой.
— Как ты считаешь, лорду Ламберту это понравится?
— Уверена, что да, если только он не слеп.
Платье улетело в сторону, и Рита примерила другое.
— А как насчет этого? Желтые рюши и вышивка вдоль декольте — сейчас высший шик сезона в Париже.
Встав со стула, Эмма подошла к разбросанной одежде и стала подбирать ее.
— Я просто убеждена, что маркиз Ламберт будет говорить сегодня с отцом, — сказала Рита. — С чего бы еще ему приезжать в эту отвратительную погоду? Эм, дорогая, что ты делаешь?
Эмма приложила к себе одно из платьев, сшитое в Италии. Она встретилась с изумленным взглядом сестры и почувствовала, что краснеет.
— Не глупи, — фыркнула Рита и выхватила платье у нее из рук. — Ты слишком стара для такого цвета, к тому же он не идет к твоему оливковому оттенку кожи. Да и потом, куда ты можешь его надеть? Будешь заигрывать в нем с отцовскими гроссбухами? Или, может, — она снизила голос до шепота, глаза стали холодными, как стекло, — отправишься на свидание с Аланом Шериданом? О чем ты вообще думала, отправляясь в Шеридан-холл? Тебе мало было знать, что папа пытается подкупить этого негодяя и женить на тебе? Ты можешь представить Алана Шеридана членом нашей семьи?
Эмма вернулась к столу и снова занялась бумагами.
— Учитывая тот факт, что он отверг папино предложение, Рита, не думаю, что у нас с тобой есть повод для беспокойства.
Послышался стук в дверь, и вошел Джон. Он кивнул Рите и улыбнулся Эмме:
— Мисс, юный Хьюго готов для прогулки.
Обрадовавшись возможности уйти, Эмма отложила перо и откинулась на спинку стула.
— Спасибо, Джон. Распорядитесь, чтобы Бриггс подал карету. И вас не затруднит принести мою накидку?
Джон кашлянул, не двинувшись с места.
— Что-нибудь еще? — спросила Эмма.
— Да, мисс. У нас гость.
— О?
— Алан Шеридан.
— Э… понятно. Ну что ж, скажи ему, что отец…
— Он не к отцу, мисс.
Эмма взглянула на Риту. Голубые глаза сестры удивленно округлились. Тряхнув белокурыми локонами, она заявила:
— Я отказываюсь видеть его. Скажи ему, чтоб убирался, Джон…
— Прошу прощения, мисс Рита, но он не к вам. Он желает поговорить с мисс Эммой.
Ощущение, подозрительно сходное с радостным волнением, охватило Эмму. Расправив плечи, она сделала глубокий вдох.
— Скажи ему, что я не могу его принять. Хью ждет, в конце концов, и… ну… просто скажи ему это, и все.
Джон кивнул и вышел.
Перешагнув через груду платьев, Рита встала перед столом и, наклонившись к Эмме, возмущенно спросила:
— Что он здесь делает?
— Привез Дорис, я думаю. Успокойся, Рита, у тебя такое лицо, словно ты увидела призрак.
— У тебя не лучше, — отрезала сестра. — Или, может, этот румянец на твоих щеках — от возбуждения?
— Не болтай чепухи.
Заламывая руки, Рита бросила отчаянный взгляд на дверь:
— О боже! Скоро должен приехать маркиз! Избавься от Шеридана, Эмма, пока он не разрушил мое будущее!
Эмма направилась к двери как раз в тот момент, когда смех Хью зазвенел по коридору. Ребенок бросился в ее объятия, весь светясь от радости.
— Мамочка, — закричал он, — кухарка приготовила мне пудинг!
Эмма опустилась на одно колено и крепко обняла мальчика. От него пахло мармеладом. Она засмеялась и стала целовать его, сразу же позабыв о Шеридане, пока не услышала голос Джона:
— Милостивый государь, мисс Эмму нельзя беспокоить!
Она повернула голову. Он уже стоял тут, слегка расставив ноги, в плаще, свободно свисающем с плеч. Эмма кивком отпустила слугу и медленно поднялась.
— Полагаю, вы привезли Дорис?
Он кивнул, и черный локон небрежно упал ему на лоб.
— Что ж… Пожалуйста, примите мою благодарность, мистер Шеридан. Вместе с извинениями за причиненные неудобства. Теперь, с вашего позволения, мы…
— Я бы хотел поговорить с вами, — прервал он.
— Увы, это невозможно. Я собираюсь уходить, как видите. С сыном.
Она увидела, как взгляд Шеридана опустился на ребенка, прижимающегося к ее ноге и прячущего свое маленькое личико в юбках.
— У нас так заведено, — поспешила добавить Эмма, отвлекая внимание Алана. — Мы выходим на прогулку каждое утро.
— Как трогательно. — Слова Алана прозвучали шутливо, но лицо не изменилось. Глаза оставались колючими, выражая непреклонность и создавая у Эммы впечатление, что, несмотря ни на что, он все равно скажет, что хотел.
Видя, что от него так легко не избавиться, она сказала:
— Можете присоединиться к нам, если желаете.
Рита, которая оставалась в кабинете, тихо ахнула. Эмма и сама была немало ошеломлена своим предложением.
Молчание длилось, казалось, бесконечно. Взгляд Шеридана перемещался от нее к мальчику, затем опять к ней.
— Хорошо, — наконец ответил он.
…Алан собирался только проводить Дорис. У него и в мыслях не было встречаться с Эммой. Особенно после прошедшей ночи, когда он выставил себя полнейшим идиотом. Вначале здорово перебрал, а потом еще и расплакался о своем горе.
И вдобавок этот поцелуй.
Алан никак не мог отделаться от мысли, что ему это понравилось.
Даже очень.
Карета подпрыгнула на кочке, возвращая смятенные мысли Алана к настоящему моменту. Он сидел напротив Эммы, которая закуталась в накидку с лисьим воротником. Рядом сидел ее сын. Широко распахнутые зеленые глаза мальчугана глядели прямо на него.
— Итак? — послышался голос Эммы, снова привлекая к себе внимание Алана. В полумраке кареты лицо ее, частично скрытое капюшоном, казалось, приобрело оттенок бархатистого крема, а большие глаза были очерчены густой каймой черных длинных ресниц.
— Что вы хотели сказать, мистер Шеридан?
Он на мгновение задумался, потом полез в карман, доставая очки. Постучав ими по колену, снова взглянул на мальчика, затем протянул их Эмме.
— И это все? — Она пожала плечами. — Вы могли бы переслать очки с Дорис или оставить у Джона… Если вам есть что сказать, сэр, тогда говорите.
Алан наблюдал, как женские пальчики играют с лужками очков. Эмма не спешила надеть их.
— Возможно, я просто хочу немного поболтать, — сказал он.
— Сомневаюсь. Вы не производите впечатления человека, находящего удовольствие в пустой болтовне.
— Вы очень прямолинейны, юная леди.
— Я уже давно не юная леди, сэр, и не развлекаюсь кокетством. Я уже стара для игр и превыше всего ценю откровенность.
— Откровенность часто беспощадна и может ранить больнее, чем ложь. Я убедился на собственном опыте, что люди предпочитают ложь, мисс Кортни.
— Включая вас, мистер Шеридан?
Он слегка улыбнулся:
— Боюсь, я тоже страдаю прямолинейностью, мисс Кортни.
Карета покачнулась. Они сидели в неестественном молчании, а Хью играл со своими пальцами, продолжая неотрывно смотреть на Алана, который в ответ на любопытные взгляды мальчика высоко поднимал брови. Несомненно, ребенок унаследовал множество характерных черт Кортни, однако волосы, должно быть, отцовские. Никто из семейства не мог похвастаться такой густой копной курчавых темно-каштановых волос.
Нахмурившись, Алан посмотрел в окно и попытался отогнать образ Эммы, пляшущей обнаженной с целым табором цыган.
Скала Стоун-блафф, огромный серый массив голого камня, выдающийся над рекой Гиз, была самой высокой точкой Орлеутской пустоши. Когда-то, еще до появления шахт и штолен, первые рудокопы запруживали здесь ручьи в надежде обнаружить свинцовые жилы. Время и атмосферные явления не до конца уничтожили следы тех дней, потому что окружающие взгорья и долины были усеяны обломками камней и завалами отходов.
Спрятав руки в карманы и отвернувшись от ветра, Алан оглядывал эту панораму. Пальцы рук и ног коченели на ветру, однако сын Эммы, похоже, этого не замечал. Обмотанный шарфом, в теплых рукавичках, Хью съезжал с длинного пологого склона на своей маленькой попке, а его мать неподвижно стояла на вершине, словно какое-то ледяное изваяние, которое рассыплется от малейшего прикосновения.
Алан наблюдал, как она сложила рупором руки и крикнула, приказывая сыну отойти от обледеневшего края реки. Мальчик отбежал, поскользнулся, упал, затем вскочил на ноги. Стоя здесь, на завывающем холодном ветру, Алан силился вспомнить, играла ли с ним мать где-нибудь на заснеженных парижских полях.
Едва ли. Наверняка была увлечена своим очередным любовником.
Эмма повернулась и направилась к нему. Алан подумал, что Эмма Кортни не красавица в общепринятом смысле, и все же в чертах ее лица есть что-то благородное, хотя у нее довольно крупный нос и упрямая челюсть, а губы посинели от холода. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она смотрела на него решительным взглядом, словно приглашая завязать разговор.
— Я стоял и думал, — вдруг неожиданно для самого себя заявил Алан, — гадал, что бы вы делали, если б меня здесь не было.
— И что же, по-вашему?
Он пожал плечами:
— Почти уверен, что вы катались бы с горки так же, как мальчишка.
— И вы, разумеется, нашли бы такое поведение скандальным.
— Едва ли я в том положении, чтобы судить вас.
— Именно. — Она помолчала, затем спросила: — Зачем вы здесь?
— Не знаю, мисс Кортни. Я спрашиваю себя о том же. Я чертовски закоченел, а вы явно предпочитаете общество своего сына.
— Хью — самый главный человек в моей жизни.
— Он единственный человек в вашей жизни, не считая вашего отца и сестры, которых едва ли можно назвать приятной компанией.
— Вы, определенно, так не считали пять лет назад, когда ухаживали за моей сестрой.
— Ухаживал? Не уверен, что это верное слово.
— Разумеется.
— Непохоже, чтобы она убивалась из-за этого.
— Думаю, Рита не тот человек, который будет убиваться из-за чего бы то ни было. При всей моей любви к ней я не могу не видеть ее недостатков.
— Как ваш отец, например?
— Рита умеет ослеплять мужчин.
— И она не одинока в этом. У меня такое впечатление, что женщины приходят в этот мир с врожденной способностью перевоплощаться в кого и во что угодно, лишь бы привлечь внимание желанного избранника.
— Вы несправедливы к нам. Не все из нас живут исключительно ради мужской любви. И не все жертвуют достоинством, чтобы завлечь ничего не подозревающего глупца в брачную ловушку, — ответила она. — Кроме того, не могу представить, как можно любить мужчину, который не любит тебя. Мне это кажется непростительной тратой времени.
— Я начинаю понимать. Возможно, мы все несправедливо обвиняем отца мальчика. Возможно, он и готов был жениться на вас, но вы не соглашались ни на что, кроме пресловутого брака по любви. Моя дорогая мисс Кортни, знаете ли вы, сколько браков не состоялось бы, если б любая из сторон ждала, когда стрела Купидона поразит его или ее? Бог мой, боюсь, человечество в таком случае давно бы вымерло.
— Вы отрицаете, что браки по любви существуют?
— Напротив. Взять хотя бы моего брата и его жену. Они души друг в друге не чают.
— Как и мои родители. Хотя, с другой стороны, мама была ослепительной красавицей. Внешне Рита — точный ее портрет.
Черты ее лица едва заметно изменились. И это отразилось в ее глазах. Они стали отстраненными и какими-то печальными.
Внезапно раздался крик. Эмма вздрогнула.
— Хью? — позвала она. — Где он? Хью!
Нахмурившись. Алан устремил взгляд на реку. Там не было ничего, кроме ледяного пространства.
— Хью! — Эмма закричала громче, поворачиваясь в разные стороны в отчаянной попытке отыскать внезапно исчезнувшего мальчика.
Она побежала к обрыву. Плащ ее развевался, ноги путались в юбке.
Выругавшись. Алан догнал ее, схватил сзади и крепко держал, оглядывая усеянную камнями поверхность утеса и дно расщелины, проверяя, не свалялся ли мальчик с обрыва.
Никого.
Эмма вырвалась и побежала вниз по склону, выкрикивая имя Хью и зовя Бриггса, который, услышав крики, уже мчался к ним.
Алан бросился бежать по обледенелому склону, глазами торопливо обшаривая складки местности и напрягая слух в надежде расслышать детский крик.
Есть!
Он чуть не свалился в расселину, прежде чем его глаза заметили зияющую черную яму. Плач Хью заглушался глубиной пещеры и густой растительностью. Упав на колени, Алан вгляделся в темноту и позвал Хью. Мальчик ответил испуганным всхлипом.
— Не двигайся, Хью, — приказал Алан как можно спокойнее. — Сейчас мы с мамой вытащим тебя отсюда.
Было слышно сопение малыша, потом дрожащий голосок произнес:
— Обещаешь?
Алан улыбнулся:
— Обещаю.
Он поднялся на ноги, как раз когда подбежала Эмма, а за ней Бриггс.
— Это что, какой-то колодец? — спросил кучер, заглядывая через край ямы.
— Шурф. В этих скалах полно таких.
— Он глубокий? — Эмма схватила его за рубашку.
— Не могу сказать, но, кажется, с мальчиком пока все в порядке. — Алан снял пиджак, закатал рукава рубашки, затем опустился на колени.
Бриггс сделал то же самое, и, когда Алан свесился с края ямы, кучер крепко ухватил его за лодыжки.
Повиснув вниз головой, царапая лицо, руки и грудь об острые выступы, Алан вытянул руки к неясному силуэту ребенка, съежившемуся внизу.
— Дай мне руку, — спокойно приказал он.
Когда мальчик отказался, он попытался продвинуться еще дальше. Послышалось невнятное бормотание, проклятия, какая-то лихорадочная возня наверху, и Алан почувствовал, что соскальзывает в яму. Он отчаянно пытался ухватиться за что-нибудь, лишь бы остановить падение, но секунду спустя окунулся головой вниз в холодное, вонючее болото в дюжине футов внизу.
Высоко над ним тревожно вскрикнула Эмма. Бриггс, забывшись, выругался. Рядом выл от страха Хью. Побарахтавшись в грязи, Алан выкарабкался на уступ, где сидел мальчик. Он протянул руку, и Хью забрался к нему на колени, спрятал лицо у него на груди и всхлипнул.
— Ну-ну, — пробормотал Алан.
Он неуверенно обнял рукой маленькое тельце и поглядел на круг серого неба над головой.
— Мистер Шеридан! — позвала Эмма. — Вы меня слышите? Хью в порядке?
— Лучше, чем я, — пробормотал он. — По крайней мере, он сухой.
После длительных манипуляций Алану удалось вызволить Хью, вначале поставив его себе на плечи, а потом ухватив за лодыжки и приподняв настолько, чтобы Эмма и Бриггс смогли дотянуться до его рук. Послышался хор радостных возгласов, которые стали постепенно удаляться.
— Эй! — закричал Алан. — А как же я? Эй, есть там кто-нибудь?
Через несколько секунд над краем провала появилась голова Бриггса, и он крикнул:
— Вам подать руку, сэр?
С большим трудом Алану удалось отыскать опору для ног среди острых камней, чтобы подняться выше и дотянуться до протянутой руки Бриггса. Выкарабкавшись на поверхность, Алан мгновенно заледенел на пронизывающем ветру. Сняв с себя плащ, Бриггс накинул его Алану на плечи. Далеко впереди Эмма и Хью уже садились в карету.
Внутри кареты было значительно теплее. Пока лошади неслись в сторону Кортни-холла, Эмма держала сына на коленях и растирала ему руки и ноги. Румянец постепенно возвращался на лицо мальчика, а дрожь утихала. Но Эмма все равно крепко прижимала его к себе, то и дело целуя маленькую головку и время от времени поднимая глаза на Алана.
— В конце концов, хорошо, что я поехал с вами, — сказал он.
— Если б вы не поехали, — парировала она, — этого бы не случилось.
Его брови взметнулись вверх.
— Фактически, — продолжала Эмма уже более ровным голосом, — вы отвлекли меня.
— Я сижу здесь, мокрый, грязный, закоченевший, и вы еще меня обвиняете? Посмотрите на меня, — добавил он, взмахнув оцарапанными руками. Его рубашка была разорвана в нескольких местах.
Хью, поерзав, сел, затем посмотрел прямо на Алана и протянул ручки.
Снова воцарилась тишина. Карета покачнулась. Алан нахмурился. Не говоря ни слова, Хью соскользнул с материнских колен и залез к Алану. Прижав свою маленькую головку к груди мужчины, он продолжать взирать на него большими серо-зелеными глазами.
— О боже, — пробормотал Алан, ощутив, как что-то слабо шевельнулось у него где-то в области сердца. Несомненно, страх… или даже неприязнь, ибо для него дети всегда были вынужденным неудобством, необходимым главным образом для продолжения рода.
Эмма ничего не сказала, лишь наблюдала за ними с напряженностью, граничащей с паникой.
И все же было в этом что-то еще. Какое-то пробуждение.
Она забрала мальчика с колен Алана, когда карета остановилась у парадных дверей Кортни-холла. Эмма понесла Хью на руках, а Алан, немного помедлив, вошел следом как раз в тот момент, когда Рита подошла к сестре и племяннику у подножия лестницы. Она словно выпорхнула из какого-то парижского салона, в облаке жемчужного шелка, окаймленного черным кружевом, резко контрастирующего с простым коричневым платьем Эммы.
— Что ты делаешь?! — воскликнула она с негодованием.
— Хью упал в какую-то ужасную яму, и…
— Ты испачкала грязью весь пол, Эм! Посмотри, что ты натворила! Маркиз Ламберт должен с минуты на минуту быть здесь!
Держа на руках Хью. Эмма повернулась к сестре:
— Разве ты не слышала, что я сказала, Рита? Хью мог погибнуть. У тебя что, совсем нет жалости? Ни капли участия к этому ребенку? Силы небесные, Рита, иногда я начинаю всерьез сомневаться в твоей порядочности.
Она повернулась и понесла ребенка вверх по лестнице. Только тогда Рита заметила Алана, стоящего у дверей. Она пришла в ужас.
— Не припомню, чтобы приглашала тебя войти, — прошипела она. — Убирайся из этого дома, ты слышишь? Вон отсюда!
— В чем дело, милая? Боишься, что мое присутствие расстроит маркиза? — Он засмеялся, и злость заблестела в его глазах. — Ты покорила его своей невинностью? Насколько я помню, у тебя это неплохо выходит.
Рита вспыхнула:
— Убирайся немедленно!
— А если не уберусь?
— Тогда я прикажу вышвырнуть тебя вон.
— А кто мне помешает подождать Ламберта на дороге? Может, рассказать ему, что у его ангельской возлюбленной родинка в форме сердца на внутренней стороне левого бедра и…
— Шантажист! — в ярости выкрикнула она. — Чего ты хочешь, чтобы больше никогда не появляться на пороге этого дома? — Внезапно Рита задумалась, затем глаза ее сузились. Приблизившись к нему вызывающей походкой, она попыталась неуверенно улыбнуться.
— Не трудись, — отрезал Алан. — Ты мне совершенно безразлична.
— Ненавижу тебя, — зло прошипела она.
Он подмигнул ей, поправил рукава грязного сюртука и решил, что хватит с него этих Кортни на сегодня.
— Мистер Шеридан!
Оглянувшись, он увидел Эмму, стоявшую возле лестницы. Рита выскочила из холла в ближайшую комнату и захлопнула за собой дверь.
— Ваш плащ, — ровным голосом произнесла Эмма и подошла к нему с аккуратно сложенной накидкой.
Он взял плащ.
Эмма отошла и скрестила руки на груди.
— Боюсь, я была неблагодарна. Вы спасли Хью жизнь. Единственным оправданием моего дурного поведения может быть то, что я позволила своему страху затмить чувство вежливости.
— В извинениях нет необходимости, мисс Кортни. Как и в вашей благодарности. Думаю, вы прекрасно справились бы и без меня. Моя заслуга лишь в том, что я свалился в яму вместо вас.
Искры веселья зажглись у нее в глазах и заиграли на губах. Черт побери, у нее красивые губы. Приятные на вид, розовые и мягкие. Алан гадал, сколько мужчин целовали их так же горячо, как он вчерашним вечером.
— Ваша одежда, — произнесли эти губы. И улыбнулись. — Я совсем забыла о ней. Если вы пришлете ее, я позабочусь, чтобы она была должным образом заштопана и выстирана, а ваши сапоги вычищены.
Алан взглянул на свои сапоги и на грязные следы, которые оставил на полу, и покачал головой:
— Нет, благодарю вас.
Не сказав больше ни слова, он резко повернулся, вышел из дома и постоял на крыльце, дрожа от холода, пока его кучер подгонял карету. Забравшись в нее, он опустился на кожаное сиденье, отодвинул бархатную занавеску и увидел Эмму, стоящую в дверях и глядящую ему вслед.
Она сняла очки.