Розовая мечта

Глава 1

— Номер тридцать первый — «Грёза».

Слегка носовой, с французским выговором голос диктора проник сквозь серый бархатный занавес, закрывавший точку выхода манекенщиц, откуда горделиво спускалась по узеньким ступенькам Грёза. Она была облачена в одеяние из очень тонкой ткани, с высоко поднятым лифом без рукавов — складки опускались, создавая эффект мерцающего облака, оно было бледно-голубого цвета, с переходом в розовато-лиловый и даже зеленый — оттенки перемежались, словно морские волны. Корсаж на тесемках посверкивал опаловыми блестками и напоминал внутренности раковины, довершая морской мотив. Копна светлых волос на голове манекенщицы была приподнята кверху, на руках были длинные светлые перчатки. Она как бы плыла по подиуму.

— Афродита, рождающаяся из волн, — удовлетворенно шепнул хорошо одетый брюнет в первом ряду, — отметьте ее, ma petite[1].

Сидевшая рядом девушка послушно поставила крестик против номера 31 на карточке, которую получила при входе. Наблюдая за движениями манекенщицы, она с удовольствием представляла себе, каково показаться в платье, подобном «Грёзе», в соответствующей обстановке. Из всех моделей, увиденных сегодня на показе осенней коллекции Себастьена, эта ей показалась наилучшей. Особенно понравилось ей название — вся вторая половина дня, несмотря на ужасное начало его, явилась грезой, фантазией. Все происходящее было каким-то сном. Еще утром она поднялась со своей тесной жесткой постели у мадам Пуляр с тоскливой мыслью о неминуемом возвращении в Англию. А между тем видение не исчезало. Непостижимо — как это она, Чармиэн Чевиот, продавщица из лондонского универмага, может восседать на позолоченном стуле в салоне знаменитейшего дома моды в Париже рядом с мужчиной, похожим то ли на греческого бога, то ли на лорда Байрона. А ведь пару часов назад она с отчаянием и завистью наблюдала, стоя на тротуаре как подкатывают длинные сверкающие автомобили с шикарной публикой. Ей почти нахамил высокомерный швейцар, когда она, набравшись храбрости, застенчиво осведомилась о Жермене Пуляр.

Он посмотрел на нее с подозрением, поскольку тайны коллекции здесь хранились ревностно и допускались сюда только специально приглашенные люди. Он, должно быть, подумал — она тоже что-нибудь выведывает, и грубо велел убираться с дороги (или что-то подобное он произнес на французском). Она не слишком хорошо владела языком, но в смысле сказанного не приходилось сомневаться. «Жермена меня подводит намеренно», — подумалось девушке. Впервые она встретилась с этой француженкой, когда та работала по найму в Лондоне и, скучая по дому, тянулась к каждому, кто проявлял дружелюбие. Узнав о страстном желании Чармиэн поработать во французском доме моды хотя бы на самой низкой должности, она предложила ей провести вместе летний отпуск в Париже и попытать счастья. Но не тут-то было. Нигде, куда она ни обращалась, не нуждались в услугах Чармиэн Чевиот. Сама Жермена ожидала места стажера у Себастьена по окончании ее полугодичного языкового курса в Англии, но других вакансий у Себастьена не было.

Начался отпуск хорошо — Чармиэн была околдована Парижем, — а вот заканчивался плохо. Приятели Жермены нашли ее английскую знакомую привлекательнее ее самой — она была симпатичнее, а ее наивность их забавляла. Напряженность достигла кульминации, когда Гастон, которого Жермена считала своей собственностью, стал ухаживать за ее подругой. Тщетно старалась Чармиэн осадить его — тот не сдавался. Жермена с каждым днем все больше ревновала и раздражалась. Ввиду приближавшегося отъезда Чармиэн она все же постаралась проявить максимум терпимости. Шел последний день показа осенней коллекции Себастьена, и, поскольку Жермена не смогла получить приглашения, она пообещала спросить разрешения у мадам директрисы провести подругу во время перерыва. Они договорились встретиться у бутика, занимавшего первый этаж себастьеновского заведения, ровно в час тридцать.

Чармиэн подошла раньше условленного срока, одетая в рыжеватый кримпленовый костюм и черные туфли. Все это ей казалось миленьким, пока она не увидела, как одеты клиенты Себастьена. Она терпеливо ждала, вглядываясь в свое отражение в зеркальных окнах магазина. Не то чтобы хорошенькая — для этого в лице ее чувствовалось слишком много характера, — в ней был необычный колорит, ясные свежие краски: медные волосы отливали на свету янтарем, контрастируя с темными глазами и такими пышными ресницами, что Жермена, у которой они были очень скромными, говорила приятелям, будто у Чармиэн они искусственные, — что было, конечно, неправдой.

Время шло, минуло уже два, в три начинался показ, а Жермены все не было. Чармиэн начинало казаться, что та и не собиралась приходить. Зная, как хотелось англичанке посмотреть салон Себастьена изнутри, она специально решила огорчить ее. Она уже устраивала подобные подлости с тех пор, как открылась измена Гастона.

«И ведь я безразлична к этому парню, — подумала Чармиэн в отчаянии, — я же не виновата, что он увлекся мной. Чего она злится!»

Швейцар отрицательно покачал головой на вопрос о мадемуазель Пуляр; стажеров он тоже не видел. Она слонялась удрученно, чувствуя, что он неотступно и подозрительно на нее поглядывает, и раздумывала, чем заполнить последний вечер. Стали появляться первые посетители. Тут-то она и поняла, что выглядит провинциальной простушкой, хотя и вполне сносно для туристки. Ярко сияло солнце, кругом шумела нарядная толпа. «А завтра, — думала она, — ничего этого уже не будет, и в понедельник я вернусь к своей галантерее и утомительным ежедневным поездкам домой в пригород и обратно с сезонным билетом в оба конца, и все мои надежды развеются».

Так она обреченно стояла на тротуаре, когда почти прямо перед ней остановился большой серый автомобиль. Одетый в форму шофер, соскочив со своего места, заторопился открыть дверцу мужчине, поднявшемуся со своего роскошного заднего сиденья. Чармиэн мгновенно оставила снов мысленные жалобы и, пригвожденная к месту, уставилась во все глаза: никогда еще не видела она столь неотразимого мужчины. Было бы банальным сказать, что он высок, темноволос и красив, — но все три качества у него присутствовали. Превосходно вылепленные черты лица, прямой нос и чувственные губы, словно изображенные на греческой монете. Густая темная шевелюра напомнила ей виденный когда-то портрет лорда Байрона. Великолепно сшиты костюм сидел идеально; в руках были перчатки тонкой кожи и трость с серебряным набалдашником. Она ожидала увидеть ниспадающий роскошный плащ, но это было бы совсем странно в июльском Париже. Во взгляде его под насупленными угольно-черными бровями заметен был гнев. Мягким, кошачьим движением, держа шляпу в руке, он обернулся к машине, откуда Чармиэн ожидала появления некоей женщины ему под стать. Однако та оставалась в авто — Чармиэн могла разглядеть шляпу и легкое платье. «Лорд Байрон» с шумом захлопнул дверцу и, просунув голову в открытое окошко, обратился к сидевшей на заднем сиденье пассажирке с резким замечанием на иностранном, незнакомом Чармиэн языке. Дама мелодично рассмеялась, и это, кажется, еще больше разозлило джентльмена. Потом она ответила по-французски:

— Что за буря в стакане воды! Пока, дружочек. Увидимся вечером?

На что ее кавалер процедил сквозь зубы:

— Возможно. — И прозвучало это угрожающе.

Захватив черную фетровую шляпу — элегантную безделицу нашего легковесного века, — он что-то бросил шоферу, и машина отъехала.

«Ссора, — с удивлением подумала Чармиэн. Вероятно, дама в автомобиле решила, в конце концов, что не хочет смотреть показ, так что спутника ее, раздосадованного ее капризами и тем, что ему, наверное, жаль времени, впустую потраченного на эту дамскую прихоть, можно извинить за вспышку гнева. Интермедия закончилась, она бросила последний грустный взгляд на лестницу ведущую в салон, и с чувством изгнанной из рая Евы (с той лишь разницей, что, в отличие от нее, Чармиэн не удалось повидать Эдем) двинулась прочь.

Едва она сделала пару шагов, как была внезапно остановлена «лордом Байроном», приподнявшим свою черную шляпу перед ней.

— Можно вас на минутку, мадемуазель? — обратился он к ней по-французски.

— Да, мсье, что вам угодно, отвечала она с сильным английским акцентом, с испугом взглянув в его потемневшие от ярости глаза. Они оказались золотистыми, как у тигра.

— Вы англичанка? — спросил он на ее родном языке, оглядывая в то же время всю ее сверху донизу, от янтарных волос до новых туфель.

— Да, — прошептала она в ответ.

— Не окажете ли вы мне услугу?

— Я? — поразилась она. Боже, что этот ослепительный господин хочет от нее?

— Именно вы. — Он небрежно вынул из кармана два билета. — Не хотите ли взглянуть на коллекцию Себастьена? Дама, которая должна была меня сопровождать, переменила свое решение, она должна была помочь мне выбрать платья для сестры, а без нее я беспомощен. — Внезапно он улыбнулся, лицо просветлело, и он помолодел лет на десять. — Сжальтесь надо мной.

— Я? — едва смогла выдавить она.

— Ну да. Вы ведь понимаете, что может подойти молодой девушке. Сестра не могла поехать со мной в Париж, но она большая модница, и мне очень не хотелось бы ее разочаровать. — Улыбка померкла, и он вновь посерьезнел. — И поскольку меня подвели, я был бы очень благодарен вам за помощь.

— Но почему я? — запнувшись, спросила она.

Он посмотрел на нее ободряюще:

— Ну, у вас примерно ее рост и размер, а искать кого-то другого поздновато.

Припомнив высокомерного швейцара, она сказала робко:

— Боюсь, меня не пропустят.

— Со мной пропустят хоть черта, — пренебрежительно отмахнулся он и вдруг снова обаятельно улыбнулся: — Я вас вовсе не подозреваю в связи с его сатанинским величеством, скорее расцениваю как ангела-хранителя. Пойдемте, я в вашей власти. Вам ведь хотелось бы воспользоваться такой возможностью? На себастьеновские показы пускают не всякого.

— Это уж точно, — подтвердила она с горечью.

— Так чего вы колеблетесь? — Он поглядел на свои золотые часы. — Если не поторопитесь, то мы опоздаем.

И она решилась. Здесь был шанс посмотреть не только салон, но и коллекцию и утереть нос Жермене. Что бы ни было у этого человека на уме, среди множества людей она в безопасности.

— Вы, верно, сумасброд, — сказала она ему, — но раз уж так хотите, то я с удовольствием с вами пойду.

Швейцар, даже если и признал ее, виду не подал, зато спутника ее узнал точно, так как низко ему поклонился и повел их к лестнице. Чармиэн с восторгом шествовала чуть впереди своего кавалера. Так и начался этот сон.

Острые, маленькие и блестящие глазки мадам директрисы, встречавшей гостей на верху лестницы, высокомерно ощупали костюм Чармиэн из магазина готового платья, но выражение ее глаз стало подобострастным, лишь только она взглянула на карточку ее спутника. Дама сделала повелительный знак рукой.

— Проводите мсье и мадам на их места, — скомандовала она, и пара проследовала за ее помощницей, в элегантном черном платье, в сверкающий салон. Директриса слегка усмехнулась тонкими губами и пожала плечами.

— Интересно, кого он приведет в следующий раз? — прошептала она. — Впрочем, у каждого свой вкус.

Их усадили на золоченые стулья в первом ряду; служители почтительно ухаживали за ними. Они не опоздали. Диктор как раз объявил первую модель:

— «Принцесса!»

Чармиэн забыла обо всем на свете; ее провожатый попросил отмечать на карточке все, что привлечет ее внимание.

— Все, что вам понравится, несомненно, подойдет моей сестре.

Чармиэн не хотелось отвлекаться, но она выполняла это требование. Может быть, сестра «лорда» не удовлетворится ее выбором, но она об этом никогда не узнает. Девушка рассеянно подумала: действительно ли речь идет о его сестре или это просто уловка? Вначале она испытывала смущение от любопытных взглядов, бросаемых в ее сторону прекрасно и дорого одетыми дамами, некоторые из них раскланивались с ее спутником, и он кивал им в ответ, но под впечатлением волшебства на подиуме она забыла о своем окружении. Чармиэн была полностью поглощена прекрасным зрелищем. Манекенщица двигалась, и одеяние приоткрывалось показывая нижнее белье. Чармиэн нерешительно повела карандашом, и тут джентльмен предостерег ее:

— Ничего слишком открытого, моя дорогая! Сестра должна выглядеть достойно в качестве хозяйки моего дома. — Ага, значит, он неженат. — Мне бы не хотелось, чтобы она смотрелась смешно.

— Но если она молоденькая, ей обязательно захочется чего-то пикантного? — запротестовала девушка.

— Ну, можете ради смеха выбрать что-нибудь, — cнизошел он.

Чармиэн подавила вздох. Как, должно быть, счастлива эта незнакомая барышня, имея столь великодушного благодетеля, хотя и несколько самовластного. Он, должно быть, весьма состоятелен — модели Себастьена стоят очень дорого.

Когда показ близился к завершению, она, растерянно взглянув на карточку, объявила:

— Я, по-моему, наотмечала больше чем нужно.

— Тогда примерьте их все и выберите наилучшее, — предложил он.

— Это разрешено?

— Мне разрешат.

Взглянув на него она, к своему смущению, обнаружила, что он давно не глядит на модели, а изучает ее саму. Казалось, подлинное удовольствие, получаемое ею от созерцания одежд, умиляло его; уголки его красивого рта поднялись. Девушка поспешно перевела взгляд на подиум.

— Конечно, нужно взять меховое манто, — шепнула она, когда девушки, борясь с летней жарой, демонстрировали меха, и отметила черную норку, которая более всего ей нравилась. Она с завистью смотрела на манекенщиц, воображая себя на их месте, но это сон, сбыться которому не дано.

Шоу традиционно закончилось показом подвенечного наряда — альпийским видением из белых кружев; публика стала расходиться. Ее спутник поманил рукой служительницу и протянул ей карточку, исписанную Чармиэн, он что-то быстро говорил по-французски. У женщины был испуганный вид.

— Это невозможно, мсье!

— Нет ничего невозможного, мадемуазель примерит все, что она отметила, и то, что ей подойдет, вы запишите на счет моей сестры. Ну, скажем… — И он назвал сумму, от которой у Чармиэн перехватило дух.

Служительница в ужасе всплеснула руками и заговорила торопливо — Чармиэн разобрала едва ли половину:

— Мсье, так не делается. Модели Себастьена выверены до миллиметра. А двух одинаковых женщин не бывает. У нас тут есть манекен, который выполнен по параметрам вашей сестры…

Ему все это наскучило.

— Манекен? — переспросил он с отвращением. — В манекене нет жизни, эта дама сможет выбрать туалеты, если только вы позволите примерить.

— Но я представления не имею, что нравится вашей сестре, вмешалась с тревогой Чармиэн.

— Вы так же молоды, как и она, и, разумеется, знаете, что подойдет девушке, — отрезал он и скомандовал помощнице: — Вот ту штуку, зеленую с голубым, «Грёзу», отложите для примерки, я скоро вернусь.

— Вы уходите? — воскликнула Чармиэн в тревоге.

— Разумеется. На сестру я уже достаточно потратил времени, — ответил он. — Пока, крошка.

— Что за человек! — восхищенно воскликнула служительница ему вслед.

Чармиэн была почти в панике, но возможность примерить все эти бесподобные вещи утешала ее. Ей было интересно посмотреть, как она в них будет выглядеть. Служительница не дала ей времени на раздумья и поскорее отвела в примерочную, оставила там с портнихой, а сама заторопилась на поиски директрисы мадам Дюваль, с тем чтобы получить разрешение выполнить требования своего клиента. Невзирая на протесты мсье, манекен был доставлен, и, пока портниха занималась сравнением его размеров с данными Чармиэн, служительница воротилась с ворохом отобранной одежды. Все это она безжалостно бросила на пол и объявила, что мадам Дюваль разрешила мсье действовать по его усмотрению. Загадочная сестрица считалась у Себастьена почетным клиентом. Портниха с удивлением застыла с рулеткой в руках.

— Потрясающе! У этой мадемуазель те же размеры, что и у ее хозяйки, вплоть до того, что правое бедро чуть больше.

Чармиэн уловила суть замечания и тревожно оглядела себя в зеркале — она была раздета до нижнего белья. Что там с правым бедром? Покупая готовое платье, она не задумывалась над тем, что обе стороны человеческого тела не бывают абсолютно одинаковыми. А высокая мода учитывает и эти мелочи.

— Прекрасно! — отметила служительница. — Это нам сильно облегчит дело!

Чармиэн казалось, что она провела перед высоким тройным зеркалом часы, меняя один за другим наряды, она уже пожалела, что отметила так много. Она была довольна фасонами, которые выбрала, и надеялась, что вещи понравятся будущей владелице. Некоторые платья требовали подгонки, и ей надо-было терпеливо стоять в ожидании пока там что-то подколют и подошьют. Приняв с благодарностью предложенный кофе, она воспользовалась минутной передышкой. Девушкой, принесшей его, оказалась Жермена. После долгого трудового дня она выглядела усталой и сумрачной. Когда Чармиэн приняла у нее из рук чашку, глаза у той расширились, а нижняя челюсть дрогнула, но, прежде чем девушка смогла что-то вымолвить, служительница отозвала ее. Чармиэн насладилась мгновенным триумфом, но он сменился растерянностью. Ей ведь придется идти ночевать к Жермене, и будет нелегко объяснить происшедшее. Она и сама-то себе с трудом верила.

Последней принесли «Грёзу». При виде ее Чармиэн, уже уставшая, приободрилась. Платье будто специально было сшито для нее. Обнаженная шея и руки, выглядывавшие из тонкой ткани: казались алебастровыми, на щеках разгорелся румянец, а красивая линия бровей и темные глаза, обрамленные густыми ресницами добавляли в симфонию бледных теней контрастную ноту. Зажгли свет, и волосы ее засияли золотом.

— Прелестно!

Она вздрогнула. Вернулся джентльмен. Она видела его отражение в зеркале, видела, как он осматривает ее с ног до головы, кривя губы в удовлетворенной усмешке.

Служительница что-то быстро говорила ему по-французски.

— Да-да, — отвечал он нетерпеливо, — вы все сделали очень хорошо. Проследите, чтобы по окончании показа все было отправлено по моему адресу. Бедняжка, — обратился он к Чармиэн, — у вас был изнурительный день. Сестра будет очень признательна, да и я тоже. А теперь в качестве благодарности я вас угощу обедом.

— В этом платье? — уставилась она на него.

— Именно. Окажите честь и мне и ему, — улыбнулся он.

Служительница вновь стала стрекотать по-французски. Это платье — жемчужина коллекции, его нельзя просто так показывать на улице. Мсье властно оборвал ее несколькими словами, в которых Чармиэн уловила имя Леон. Стало быть, «лорд Байрон» в дружеских отношениях с Кутюрье Леоном Себастьеном и он привык получать желаемое. Служительница умолкла, пожав плечами, и воцарилась тишина. Он указал тростью на ноги Чармиэн.

— Полагаю, подойдут серебристые туфли и какая-нибудь накидка.

Служительница исчезла.

— Мсье, это весьма любезно с вашей стороны, но на самом деле… я не могу, — заикаясь, произнесла.

Чармиэн.

Он приподнял бровь:

— Вы считаете, что не заслужили по крайней мере обеда?

— Я… я с удовольствием. Только никакого вознаграждения не нужно.

— Но вы совершенно выдохлись, так что не протестуйте. Я не предлагаю уединения или чего-то в этом роде, — протянул он пренебрежительно, и Чармиэн залилась краской.

— Мсье, у меня и в мыслях не было… — начала она.

— Разумеется, было, иначе вы бы не были женщиной, но мне верить можно. Мы пойдем в какое-нибудь оживленное место, где достаточно народу, чтобы рассеять ваши подозрения.

Служительница принесла пару серебристых туфелек и такого же цвета парчовый плащ, отделанный лебяжьим пухом. Затаив дыхание, Чармиэн стала их примерять с помощью этой женщины. Глядя на себя в зеркало, Чармиэн думала: наяву ли все это? Еще в полдень ее гнали отсюда с позором, а сейчас помощница Себастьена перед ней на коленях. Такова власть богатства… богатства этого господина. Она поглядела в его рыжеватые глаза, он наблюдал за ней с загадочной улыбкой на устах. Сердце ее готово было выпрыгнуть, нервы были как струны, внутренний голос твердил: опасайся этого человека, снимай все это с себя и побыстрее, прими нормальный облик. Но она не могла раздеться при нем, хотя и попробовала слабо протестовать:

— Мсье, прошу вас…

Он не обращал внимания.

— Если готовы, идемте. — Улыбка исчезла, он выглядел равнодушным, даже утомленным, голос поскучнел.

Внезапно девушка почувствовала сильный голод: прошло ведь много времени после ее скудного завтрака. В конце концов, он ей обязан чем-нибудь за то время, что она потратила для его сестры; а мысль о хорошем ресторане была очень соблазнительна. Подавляя свое подсознательное сопротивление, она согласилась. Тут взор Чармиэн упал на груду собственной одежды. Боже, ее вещи! Она не может их тут оставить.

— А, это! — протянул он устало. — Их пришлют вам домой.

Служительница деликатно кашлянула:

— Разумеется, мсье, по какому адресу?

— Дайте ей адрес, — скомандовал он.

Она робко назвала адрес скромной улочки Пуляров, и служительница презрительно сдвинула брови. Выходя, девушка услышала, как портниха что-то говорила, промелькнуло имя Жермены. Значит, это Жермене предстоит отнести ее вещички домой, и Чармиэн испугалась, что та выбросит их в Сену. Но, спускаясь со своим спутником по ступенькам, она отбросила прочь все мысли о Жермене, собственной одежде и завтрашнем отъезде. Ей предлагали волшебный вечер, и она намеревалась взять от него все, что можно, — другого такого у нее может никогда не быть.

Их ожидало такси, и она уже без удивления обнаружила, что наступил вечер; казалось, она провела в салоне полжизни. Над городом мерцало лилово-розовое небо; вокруг блистали мириады огней, заливавших золотистым светом улицы, дома, деревья. Шофер открыл ей дверцу, мужчина проследовал за ней. Он сидел прямо, скрестив руки на набалдашнике трости, а она смущалась от его близости. От него исходил легкий запах лавровишневой воды и дорогого табака он почти касался ее плечом но, казалось, совершенно забыл о ее присутствии. Проникавший снаружи свет падал на его профиль, непроницаемый, как маска из слоновой кости, только легкая усмешка трогала его, как будто он наслаждался потаенной шуткой. «Интересно, сколько ему лет?» — подумала она. Он не выглядел молодо, разве только в улыбке его было что-то мальчишеское. Это был зрелый, уверенный и целеустремленный человек, правда порой казавшийся взбалмошным. Она не осмеливалась нарушить молчание — даже когда они выходили в залитый светом ресторан на левом берегу.

Его здесь знали — метрдотель поспешил им навстречу, его помощники приняли у него трость и шляпу и проводили к столику перед открытым окном, в которое открывался чудесный вид на реку и освещенные башни Нотр-Дама. Чармиэн пыталась сама освободиться от плаща, но он, заметив, галантно помог ей. Она беспомощно уставилась в меню, составленное на французском; мужчина, заглянув в свой экземпляр, предложил заказать для нее, и его предложение было принято с благодарностью. Ресторан был почти полон, было много иностранцев. После первого бокала вина Чармиэн набралась храбрости и огляделась. Она поняла, что ее туалет и красавец спутник вызвали волну нескрываемого любопытства, от которого она конфузилась, пока не поняла, что все эти нарядные дамы просто ей завидуют. Это было даже приятно.

Когда они съели дыню во льду и запеченную рыбу, ее спутник промолвил угрюмо:

— Вы потеряли дар речи?

Она подняла на него глаза, зардевшись:

— О, простите, мсье, но это все так… потрясающе.

— Надеюсь, вам здесь нравится.

— О да. Здесь просто великолепно.

Она окинула взглядом белоснежную скатерть, сверкающую посуду, орхидеи в изящной вазе и подумала: «Как потерянно, должно быть, я выгляжу». Для него это все, несомненно, привычно.

— Здесь все довольно вычурно, — усмехнулся он, приоткрыв белоснежные зубы, — а все эти люди просто снобы. Но приведи я вас в более уединенное место, которое я бы предпочел, вы бы испугались.

— Ну… это очень мило с вашей стороны. — Она не знала, как расценивать его заявление. Потом, осмелев, спросила: — Могу я узнать ваше имя?

— Алекс, — бросил он, поигрывая бокалом.

— Но я не могу так вас называть.

— Сегодня вечером можете. Больше мы не встретимся.

Последнее замечание больно задело ее. Все еще глядя на свой бокал, он спросил беззаботно:

— А как вас зовут?

— Чармиэн.

Он перевел на нее взгляд, в глазах его проснулся интерес.

— Необычно, — резюмировал он. — Почему Чармиэн?

— Почему бы и нет? Это, собственно, следствие романтических наклонностей моего отца. Перед самым моим появлением на свет он посмотрел фильм о Клеопатре, и имена героев поразили его воображение. Я рада, что он выбрал имя Чармиэн, а не Клеопатра.

— Клеопатра вам бы не подошло, вы не сирена.

Замечание, хотя и справедливое, несколько ее обидело.

— Чармиэн, а дальше?

— Алекс, а дальше? — парировала она.

Он искренне рассмеялся:

— Прекрасно, моя прелестная Чармиэн. — Как бы делая над собой усилие, он попытался продолжить беседу: — Вы в первый раз в Париже?

Она подтвердила и добавила:

— Чудесный город.

— Все мировые столицы становятся похожи до чрезвычайности, — пожал он плечами, — бетонные здания, в универмагах продается одно и то же, неоновая реклама везде одинакова. Скоро вы перестанете различать — в Париже вы, Мадриде или Берлине.

— Но каждый город имеет свои особенности, — возразила она, — тут у вас Лувр, площадь Согласия и…

— Не утруждайтесь перечислением, — махнул он рукой, — каждый год уносит что-то, от старых зданий освобождаются ради очередных монстров, а то, что остается, теряется среди небоскребов. Еда и та стандартизируется. Вот уже куриное соте можно съесть и в Токио, и в Нью-Йорке.

— Все равно вкусно.

— Ну, не стройте из себя гурмана. На мой вкус тут многого недостает.

— Вы просто избалованы, — отважилась заявить она.

— Может быть, — согласился он, — я понимаю, о чем вы думаете. В моей жизни было слишком много хорошего, и я уже ничего не ценю — тут, вероятно, вы правы.

Она подумала не совсем об этом, но и это было справедливо.

— Роскошь по-настоящему оценивается в бедности, — произнесла она и тут же пожалела об этом. Не стоило подчеркивать свое положение — но, странно, лицо его смягчилось. Кажется, впервые за все время обеда она полностью овладела его вниманием до сих пор он, казалось, лишь присутствовал рядом.

— Милая моя, — начал он мягко, — я бы многое отдал, чтобы побывать на вашем месте. Имея все, часто ощущаешь жизнь бесцельной и страшно скучной.

— Уверена, мне так никогда бы не показалось, — воскликнула она, — и потом, будучи богатым можно так много делать для других.

— Давать, к примеру, обеды Золушкам? — Теперь он уже посмеивался над ней.

— Я очень благодарна, — притихла она.

— Благодарным должен быть я, поскольку, как это ни странно, нахожу ваше общество весьма приятным. И потом, я вам обязан за все-то время, что вы на меня потратили.

— Говорю вам, мне это доставило удовольствие.

— Удивительно. Я, например, ненавижу ходить к своему портному. Альтея тоже будет вам признательна.

— Вашу сестру так зовут? — спросила она быстро. — Она выходит замуж, и вы поэтому покупаете ей столько нарядов?

— Замуж? Вовсе нет. Она еще слишком молода для брачных уз, накладывающих определенную ответственность, — так мне во всяком случае, говорили, сам я этого пока не испытал. В конечном итоге придется мне конечно, пошевелиться и подыскать ей подходящего мужа.

Это безапелляционное утверждение шокировало Чармиэн, хотя она знала, что во многих средиземноморских странах браки по расчету все еще обычное дело.

— И у бедной девушки нет выбора? — возмутилась она.

— Естественно, я не стану принуждать ее к союзу, который придется ей не по вкусу, — отвечал он спокойно. — Но женщинам в браке требуется прежде всего надежность, и с этой точки зрения ни один из ее нынешних приятелей на роль мужа не годится.

— Поп-певцы? — спросила она, припоминая свои подростковые увлечения.

— Это все пустяки, отрезал он, — певцы обычно вообще вне досягаемости. — Он примолк, а Чармиэн испытала некоторую жалость к незнакомой девушке, у которой такой деспотичный брат.

— Но, предположим, она действительно влюбится, — сделала она новую попытку.

— Любовь и брак — совершенно разные вещи, — усмехнулся он цинично, — лишь очень юные создания стремятся их объединить, зачастую с катастрофическими последствиями.

Не познав еще настоящей любви, она не могла ему противоречить, хотя и чувствовала, что он не прав.

Он посматривал на нее с добродушной насмешкой.

— Ну а вы-то сами, крошка, тоже настолько молоды, что верите в любовь с большой буквы?

— Ну… я многого не испытала, но всегда думала, что это единственное основание для брака.

— Романтическое пустословие! — презрительно отмахнулся он.

Так вы ее опекун? — спросила она, испытывая симпатию к Альтее.

— Наш отец умер, и я теперь глава семьи, — объявил он гордо; видно было, что он воспринимает свое положение серьезно, — однако мы далеко ушли от темы, мне не хочется, чтобы сестра приезжала в Париж, по одной важной причине, и в утешение ей я накупил платьев, которые вы столь любезно выбрали.

«Что же это за важная причина? — подумалось ей. — Бойфренд, что ли, у нее здесь и потому ее следует удерживать подальше? Кто-то, по мнению Алекса, неподходящий?» Ободренная искристым мозельским вином, которое они потягивали, она вдруг спросила, француз ли он, и он ей ответил отрицательно.

— Так кто же вы? — настаивала она, но, кажется, он ее не слышал. С удивлением она увидела, что выражение его лица совершенно изменилось, глаза стали холодными, и он уставился на кого-то, неприятно улыбаясь. Чармиэн повернула голову, чтобы взглянуть на объект его внимания. В ресторан вошла женщина, и если Алекс был неотразимым мужчиной, то незнакомка была прекраснейшей из женщин. Плечи, руки и шея были словно из белого мрамора, она была в черном шелковом платье с глубоким декольте и боковым вырезом, открывавшим при ходьбе красивые ноги. Правильные черты лица, роскошные льняные волосы, уложенные в сложную прическу. Огромные голубые глаза, чуть тронутые косметикой. На шее и в ушах сверкали драгоценности, а завершали туалет черные перчатки по локоть, придавая ей несколько строгий вид.

Двигалась она с величавым достоинством, напоминая скандинавских богинь (позднее выяснилось, что в действительности она шведка). Пожилой человек нес следом за нею прозрачную пелерину.

— А вот и веселая вдова, — сухо произнес Алекс, — разоделась в пух и прах; однако ей следует дать маленький урок. Никто не может оскорбить меня безнаказанно.

Чармиэн бросила на него испуганный взгляд — в этот момент он был похож на приготовившуюся к прыжку черную пантеру с золотыми глазами. Ничего не подозревающая красотка шествовала как королева между столиками; все глаза уставились на нее. Игнорируя приглашение метрдотеля, она направилась к Алексу. Тот поднялся при ее приближении; они были почти одного роста.

— Привет, Алекс, — мягко поздоровалась она.

— Добрый вечер, Хельга, — холодно ответил он. — Вот неожиданность!

В ее голубых глазах сквозило недоумение. Голос был низкий, с хрипотцой. У нее был явный, но приятный акцент.

— Но, я полагала, мы условились… — начала она.

— Ты, верно, меня не так поняла.

— Ну, все хорошо, что хорошо кончается. — Она обернулась к сопровождавшему ее: — Мы останемся тут.

— Боюсь, это невозможно, дорогая. За этим столиком нет больше мест. — Алекс продолжал глядеть на Хельгу с какой-то волчьей усмешкой.

— Ерунда, — раздраженно возразила она.

— Нет, не ерунда, моя милая я здесь ужинаю с подружкой и я уверен, ты бы не хотела помешать нашему рандеву.

Хельга перевела холодный взгляд прозрачно-голубых глаз на Чармиэн, которую до сих пор игнорировала.

— Эта! — воскликнула она презрительно.

— Да, это — моя новая приятельница. Прелестна, не правда ли?

Чармиэн готова была провалиться сквозь землю. По каким-то своим причинам Алекс воспользовался ею, чтобы уязвить эту сказочную женщину, которая ожидала совсем другого приема. Можно себе представить, что она подумала про Чармиэн. Девушка чуть привстала, ей захотелось исчезнуть, но рука Алекса легла ей на плечо и пригвоздила ее к месту.

— Ее зовут Чармиэн, — продолжил он вкрадчиво, — достойное имя для симпатичной и обязательной (последнее слово он особо подчеркнул) юной леди. Чармиэн, это мадам Хельга Петерсен, а позади — ее тень, полковник Винсент.

— Если вы намереваетесь оскорбить меня… — взъярился упомянутый джентльмен.

— Ничего подобною — махнул рукой Алекс, — просто пытаюсь объяснить ситуацию.

— Все ясно, — сказала Хельга, помрачнев.

Она коснулась рукой плеча полковника. — Пойдемте, друг мой, мы найдем другой столик. Алекс в подобном настроении невыносим.

Полковник двинулся прочь, а она, изящно наклонившись, шепнула ему: — Это твоя месть за то, что было днем?

Он ничего не ответил. Она бросила на него последний долгий взгляд, пожала плечами и удалилась.

Рука Алекса до боли сжала голое плечо Чармиэн, но сам он, казалось, этого не замечает. Он пристально наблюдал за отступлением Хельги с тем же волчьим выражением лица.

— Мсье Алекс, — жалобно попросила Чармиэн.

— А? Что? Простите меня, моя крошка, — снял он свою руку, — извините за непредвиденные осложнения, просто небольшое недоразумение.

Вернувшись на место, весь остаток обеда он из кожи вон лез, разыгрывая гостеприимного хозяина, рассказывая ей всякие удивительные и немножко злые истории про своих знакомых, делился опытом своей жизни в Париже. Он не глядел в сторону стола, за которым оживленно беседовали Хельга с полковником Винсентом, но Чармиэн понимала, что он незаметно следит за ними. Ее плечо еще ныло от его длинных жестких пальцев, наверное, там завтра будет синяк. Хельга Петерсен, как догадалась девушка, была той женщиной в автомобиле, отказавшейся по каким-то причинам пойти с ним на показ Себастьена и вызвавшей тем самым его гнев. Очевидно явившись сюда, она хотела найти его и загладить вину и притащила с собой полковника на случай, если он заартачится. Видно, эта женщина очень хорошо его знала, однако не думала встретить здесь другую.

Чармиэн понимала, что приглашена сюда Алексом именно для того, чтобы осуществить тонкую месть. Мысль была горькая, но на подмогу ей пришел здравый смысл. Отношения Алекса и Хельги ее не касались; ее угостили хорошим обедом, за который она должна быть благодарна. Девушка решила, что эта женщина, должно быть, его любовница. Только влюбленные способны создавать на пустом месте такие проблемы, а потом все равно они примиряются. Два таких красивых человека словно созданы друг для друга! Тем не менее, ей стало грустно, она даже оставила на тарелке половину чудесного десерта, заказанного для нее. Волшебство стало таять, свет стал казаться назойливым. Все естественно — Алекс связан с этой роскошной, достойной его женщиной; никогда ничего не будет у него с маленькой лондонской продавщицей. Ни когда они больше не встретятся. И ведь это было понятно с первой минуты их знакомства. Почему же появление Хельги испортило ей вечер, разрушив игру «в давайте притворимся». Притворимся кем? Разве можно представить их вместе! Чармиэн увидела сейчас, каков он: мстительный деспот! До этого она его побаивалась, теперь же поняла обоснованность своих страхов, что не умалило правда, его привлекательности для нее.

Девушка вдруг заметила, что он перестал говорить и глядит на нее вопросительно.

— В чем дело, крошка?

Сделав усилие, она улыбнулась:

— Ничего, я немного устала, был такой трудный день.

— Ну, так мы заканчиваем, — сказал он с безразличием, ее обидевшим, — сейчас выпьем кофе, а потом я вас посажу в такси и отправлю домой.

Пока он говорил с официантом, она вспомнила о своем платье.

— А этот наряд, мсье, я отошлю его завтра Себастьену?

— Вот еще, — нахмурился он. — Оставьте его себе.

— Но, мсье, я не могу принять… — Она знала, сколько стоит платье.

— Вы уже приняли. Весь Париж, — он указал жестом на публику, — видел вас в нем. Никто теперь не сможет его носить. А потом, вы его заработали.

Она не стала с ним спорить, но про себя решила вернуть платье в салон завтра перед отъездом. Прежде чем он узнает об этом, она уже уедет.

Ухода, он ни разу не взглянул в сторону Хельги, а Чармиэн посмотрела. Глаза женщины были устремлены вслед Алексу, в них было раздумье. Чармиэн вздохнула: «Хельга понимает, наверное, что я ей не соперница».

Швейцар подозвал такси. Над городом опустилась ночь, темная и безлунная. В ожидании машины Алекс был молчалив и отчужден, погруженный, как думала девушка, в любовные переживания. Вовсе не завидный любовник, мелькнуло у нее в голове, человек, который всегда стремится быть хозяином, настоять на своем, который может публично обидеть женщину.

При виде подъезжающего такси она произнесла сдержанно, подав ему руку:

— Благодарю вас за все, мсье. Это был чудесный вечер.

Вглядевшись в ее побледневшее от усталости лицо, на котором глаза казались огромными он, смягчившись, коснулся ее пальцев.

— Удовольствие получил скорее я, моя крошка.

Он как бы с удивлением разглядывал маленькую ручку, которую держал в своей руке, и не сразу отпустил ее. Машина остановилась, швейцар церемонно распахнул дверцу. Пока она усаживалась, Алекс узнал ее адрес и заплатил шоферу. Отступив назад, он приподнял шляпу, и такси рвануло вперед, немного притормозив на повороте. Чармиэн оглянулась, чтобы посмотреть на него последний раз. Он повернулся к дверям ресторана, словно раздумывая, возвращаться ему туда или нет. Она задумалась о том, что может произойти дальше: вероятно, выплеснув свой гнев, он успокоился и отправился теперь искать примирения. А уж она наверняка не станет ломаться. Волшебная ночь кончилась.

Пуляры жили в лабиринте улочек позади главных магистралей на левом берегу Сены, поэтому путешествие было коротким. Квартира их находилась над маленьким магазинчиком в который вела каменная лестница с довольно грязной улицы. Увидев дом впервые, Чармиэн мысленно ужаснулась, но мадам Пуляр содержала квартиру в чистоте и порядке, хотя туалет был не самым опрятным, зато хозяйка была превосходной кулинаркой. Шофер остановил машину и, довольный щедрыми чаевыми, полученными от Алекса, даже вышел, чтобы открыть дверцу.

— Улица Жозефины, 42? — переспросил он с сомнением.

— Верно.

Она направилась к дому, провожаемая его удивленным взглядом. Девушки в платьях от Себастьена, обедающие с такими мужчинами, не живут на подобных улицах: они умеют устраиваться получше.

— Доброй ночи, мадемуазель.

— Доброй ночи.

Такси скрылось в темноте, а Чармиэн поднялась по ступенькам. Магазин по соседству был пуст и темен, его хозяева жили в другом месте. Наверху она достала ключ, покрутила им в замке, но он не открылся, она с удивлением попробовала снова, но замок упорно не поддавался. Должно быть, его нечаянно закрыли на «собачку». Или это Жермена не хотела дать ей ускользнуть в свою комнату, не выяснив отношения. Чармиэн тяжело вздохнула. Не хотелось ей сейчас вести длинных разговоров, но свидание, видимо, становилось неизбежным. Она позвонила. Шли минуты, но никто не выходил. Темная лестница выглядела зловеще, и, охваченная страхом, Чармиэн стала звонить неистово и нещадно колотить в дверь. Мадам Пуляр была глуховата, но Жермена-то должна быть дома, она не может не слышать. Как-то же нужно ей войти. Наконец раздались шаги, и засов щелкнул, но дверь только чуть приоткрылась. Она была заперта на цепочку, так как мадам Пуляр боялась оставаться дома одна.

— Жермена! Это я, Жермена! — позвала Чармиэн.

— Убирайся.

— Что?

— Что слышала. Убирайся.

— Ты шутишь? — теряя терпение, спросила Чармиэн. — Пожалуйста, Жермена, открой, я очень устала.

— Неудивительно, только в нашем доме подобным особам не место. Это порядочный дом.

Тут английского ей стало не хватать, и она разразилась потоком французской брани, выплескивая всю свою ревность и досаду. Мало было Чармиэн увести ее дружка Гастона, она еще подцепила того красавца и бесстыдно приняла от него дорогие шмотки. Весь салон только про нее и говорил. И ко всему прочему Жермене еще велели отнести домой ее одежду. А эта бесстыжая заявляется среди ночи и имеет наглость стучать на всю улицу. А ей следует… убираться… и больше тут никогда не показываться. Чармиэн беспомощно стояла под дверью, выслушивая все это.

— Я все объясню, — сказала она, дождавшись, когда Жермена приостановилась перевести дух, — но и ты должна кое-что объяснить мне ты ведь так и не пришла на встречу со мной.

— Я и не собиралась, — отрезала Жермена, — а ты прошла и без моей помощи.

— Да… но… пожалуйста, Жермена, пусти меня, я тебе все объясню.

Жермена ответила, что она знать ничего не желает, и вновь повторила, чтобы Чармиэн здесь больше не появлялась.

— Но не могу же я бродить по улицам всю ночь! — в ужасе воскликнула Чармиэн, осознав серьезность намерений француженки.

— Так возвращайся к своему дружку, я вообще удивляюсь, чего ты у него не осталась.

Дверь закрылась, и Чармиэн услышала, как задвинули засов. Она было присела на верхнюю ступеньку, потом сообразила, что там должно быть грязно, а платье необходимо утром вернуть, и снова встала. Было темно, и пахло гнилью. Чувствуя себя почти больной, она вернулась на улицу, раздумывая, что предпринять. Во-первых, ей надо добраться до своих вещей — они даже не собраны. Если Жермена будет продолжать в том же духе, то придется обратиться в полицию или британское посольство. Или подождать до утра, когда та уйдет на работу, а мадам Пуляр, конечно, впустит ее. Между тем девушке надо бы найти прибежище на остаток ночи. Чармиэн механически взглянула на запястье и тут вспомнила, что оставила часики и сумочку в салоне, сунув в карман плаща только носовой платок и ключ. У нее не было ни гроша, не было никаких документов, а без паспорта разъяснить свое положение в полиции будет трудновато. Раздался разбойничий свист и, испугавшись хулиганья, она бросилась бежать в более безопасное место. На проспекте освещение было лучше и гулял народ, но ее наряд слишком привлекал к себе внимание прохожих. Она нерешительно потопталась у дверей ночного кафе, но сообразила, что среди его завсегдатаев будет еще сильнее бросаться в глаза. И потом, у нее было денег даже на чашку кофе.

Она брела по улице и вдруг обнаружила, находится около того самого ресторана. Ей пришло в голову что Алекс мог бы ей помочь. Может, швейцар ее вспомнит и подскажет, его найти. Но и эта призрачная надежда тут же улетучилась: ресторан был закрыт, огни погашены.

Ее охватило отчаяние. Какой-то мужчина двинулся ей навстречу с недвусмысленными намерениями, и она бросила на него такой страшный взгляд, что тот торопливо ретировался, сочтя ее, вероятно, сумасшедшей. Она же кинулась в противоположном направлении, не задумываясь, куда идет.

Ни разу она не встретила полицейского. Она еще подумала с горечью: «Полиции никогда не бывает там, где нужно».

Наконец она оказалась на мосту через Сену. Здесь не было пешеходов, а лишь проскакивали случайные машины. Притулившись у парапета, она попыталась собраться с мыслями. Лучше бы ей вернуться на улицу Жозефины и дождаться, когда выйдет мадам Пуляр. Чармиэн знала, что ее хозяйка встает на удивление рано, тогда как Жермена любит поспать. Мадам Пуляр конечно, не станет вести себя так безрассудно, как ее дочь. Но вот как добраться туда? Ей придется миновать банду хулиганов, которая еще может рыскать в окрестностях. Девушке вспомнились газетные истории об одиноких женщинах, ограбленных и задушенных, и она содрогнулась от ужаса. Она останется тут, пока не станет светло, да и рассвет уже не так далек.

Ее внимание привлекло какое-то пыхтение на реке, и она перегнулась через парапет, свесив руки к воде. Под мостом проплывала вереница барж, в тихих водах отражались огоньки… Красивый вид, вот только нет настроения, им любоваться.

Позади нее взвизгнули шины, и она отпрянула от парапета с бьющимся сердцем. Нервно повернув голову, Чармиэн увидела вышедшего из машины мужчину, спешившего ей на встречу и кричавшего по-французски:

— Мадемуазель, не делайте этого, умоляю вас!

Она медленно повернулась к нему. Смысл его слов не доходил до нее, но искреннюю озабоченность в его голосе она ощутила. Интересно можно ли ему довериться. Из машины послышался женский голос:

— Что там, Леон?

У Чармиэн вырвался вздох облегчения: он не один, с ним дама. Она бросилась к нему с мольбой! Человек в изумлении уставился на ее блестящий туалет, плащ отливал серебром поверх пенной ткани цвета морской волны.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Да это же «Грёза»!