Флоренс явно ждала, что он рассеет ее сомнения относительно того, что именно произошло прошлой ночью. Но он предпочел пока ничего не уточнять.
– Твой отец сказал, что тебя тошнит, и я конечно же сразу подумал о сотрясении мозга.
А может быть, это просто похмелье?..
– Ах, похмелье!
Да как он смеет! Флоренс откинула со лба прядь волос.
– Я вчера что-то не то съела, только и всего. Похмелье! – негодующе хмыкнула она.
Константин задумчиво кивнул.
– Может, и так. Реакция зрачков…
– К черту реакцию зрачков! – взорвалась Флоренс, сверкнув глазами.
Константин посмотрел на нее и, чуть помедлив, спросил:
– Это намек, что мне пора бежать к двери?
– Нет, это намек, что тебе пора вообще убираться из этого дома!
Произнеся это, Флоренс попыталась встать.
Господи, когда же она успела переодеться?
Когда надела ночную рубашку? Все это начисто выпало из ее памяти. Короткая рубашка едва доходила до колен, но сейчас это не волновало молодую женщину.
– Ты специально заставляешь меня думать, что мы… что между нами…
– Флоренс, – мягко прервал ее Константин, – мы с тобой вчера спали вместе в одной постели. И могу сказать, что я прекрасно выспался. Хочешь узнать, что мне снилось?.. Так вот мои сны были безумно эротическими. Ты удовлетворена услышанным?
Флоренс, вставшая было на ноги, снова бессильно опустилась на кровать. Теперь ее сомнения развеялись: в столь завуалированной форме муж давал ей понять, что они занимались любовью не далее как вчера ночью. В каком же она была состоянии, если ничего не помнит!
Константин внимательно наблюдал за ней.
– Ты считаешь, что это так ужасно? – негромко спросил он. – Спать с тобой и даже во сне мечтать о близости, испытывать неземное наслаждение, томиться и радоваться? Что в этом плохого, скажи мне.
Она промолчала, несколько сбитая с толку его последними словами. Так было или не было? Сомнения вновь вернулись.
– Неужели ночь, проведенная вместе, не поколеблет твоего решения подать на развод? – вкрадчиво спросил Константин.
Флоренс грустно усмехнулся.
Предстоящий развод волновал ее сейчас меньше всего. Не думала она и о том, что в сентябре Константина не будет в Беркшире. Может быть, не будет и в октябре. Все это не имело сейчас никакого значения. Она любит этого человека!
Только эта мысль билась в ее голове!
Но она никогда ему в этом не признается, гордость превыше всего! Это все, что у нее осталось, и Флоренс, словно утопающий за соломинку, хваталась за чувство собственного достоинства. Если она потеряет ощущение реальности, начнет предаваться сладостным мечтам, видеть наяву волшебные сны, то погибнет.
– Будет лучше, – быстро сказала она, – если мы оба забудем о случившемся и прошлой ночью, и два года назад…
– А тебе легко это сделать? – спросил своим чарующим бархатным голосом Константин. – И никаких следов воспоминаний не останется в твоей памяти, моя дорогая?
О, как он умел это – уговаривать и убеждать, соблазнять, увлекать, манить…
Его голос завораживал ее, обволакивал мягким туманом. На мгновение Флоренс почувствовала, что он словно гипнотизирует ее своим взглядом. На кончике языка так и вертелось признание в том, что она ждала его все это время!
Что сладкие воспоминания о том, как ей было хорошо с ним, не покидали ее никогда, заставляя среди ночи просыпаться и думать… думать… В ее памяти был жив каждый его жест, малейшее движение уверенных рук, губ…
Флоренс временами проводила бессонные ночи, охваченная этими воспоминаниями. Но делиться этим с Константином она, естественно, не собиралась. Ей не позволяла гордость.
– А тебе? Неужели ты все забыл? Неужели… – Голос ее звенел от обиды.
Неожиданно она оборвала себя, вспомнив вдруг справедливые слова отца, и закрыла глаза.
У Оливии был муж, хоть и прикованный к инвалидному креслу. У Константина – жена. Но это не остановило ни того, ни другого. Именно Оливию можно было бы назвать настоящей женой Константина. Так что ему до женщины, по случайному стечению обстоятельств оказавшейся в его постели?..
– Ты что-то хотела мне сказать, – напомнил Константин, но она покачала головой.
– Да нет, ерунда.
Ей претила сама мысль произносить имя его любовницы. Если бы она не узнала тогда об Оливии, то до сих пор пребывала бы в полном неведении.
Нахмурившись, Константин начал:
– Флоренс, ты… – Но запнулся и повернулся к двери.
Без стука вошел отец, держа перед собой поднос с чашкой чаю. Он посмотрел сначала на бледную дочь, затем на самоуверенного Константина, после чего поставил чашку на столик возле кровати.
– Ну и как? Доктор удовлетворен состоянием больной? Доктор рад, что бедной девочке стало еще хуже? Не желает ли доктор удалиться? – осведомился он, не отрывая глаз от Константина.
У Флоренс так дрожали руки, что ей пришлось придерживать блюдце, чтобы чашка не выстукивала на нем азбуку Морзе.
– Самочувствием Флоренс я всегда был удовлетворен, – с вызовом произнес Константин.
Щеки старика, обыкновенно бледные, покрылись болезненным румянцем. Он никогда не понимал юмора и иронии. К тому же ему сейчас была нужна самая настоящая медицинская помощь. Бедный папа!
Флоренс с упреком посмотрела на Константина и твердо сказала:
– Почему бы вам обоим не удалиться из моей комнаты? То, что я наблюдаю последние тридцать минут, напоминает скорее сцену на базаре в средневековом городе, чем разговор двух достаточно цивилизованных людей. А это весьма тягостное зрелище. Я себя плохо чувствую и прошу оставить меня одну. Если не возражаете, я хочу принять ванну и немного отдохнуть перед сегодняшней вечеринкой…
– Ты никуда сегодня не пойдешь, Флоренс, – вставил Константин.
Флоренс медленно повернулась к нему.
– Ошибаешься, – с расстановкой сказала она, вскинув брови. – Я пойду на день рождения моей дочери.
– Вот именно! – выкрикнул ее отец.
Константин гневно сжал губы, потом резко бросил:
– Ты больна. Вы все здесь больны, за исключением Джиллиан!
– Позволь мне самой судить о состоянии моего здоровья! – раздраженно воскликнула Флоренс, прекрасно понимая, однако, что Константин прав и ей лучше побыть в постели.
Она, конечно, могла бы остаться дома. Но раз уж отец пожелал присутствовать на дне рождения внучки, ей просто необходимо там быть! Одному Богу известно, чем может закончиться вечер.
Константин удрученно покачал головой, явно борясь со своими чувствами. С одной стороны, он хотел прописать ей постельный режим, с другой – понимал, что у него нет на это никаких прав. Именно это подтверждало решительное выражение лица Флоренс. Интересно, что же явилось причиной ее болей. Сотрясение мозга? Отравление? Или переутомление? Жизнь в таком режиме просто опасна.
Как Флоренс не понимает, что ее использует в своих корыстных целях собственный отец?
Нет, он не садист, просто старый и больной человек…
Флоренс же думала о том, что два-три часа, проведенные в полном спокойствии, пойдут ей на пользу и помогут привести в порядок чувства. Только бы ее оставили одну! Вечером ей понадобится вся сила воли, ведь там, в ресторане, снова соберутся за одним столом и их дети, и Константин, и ее отец! К такой встрече надо серьезно подготовиться.
– Я провожу тебя и укажу, где в моем доме выход, – решительно произнес отец, распахивая перед Константином дверь спальни.
Флоренс пожалела о том, что сделала его мишенью для насмешек отца. Но не тут-то было.
Константин и не думал идти на поводу у язвительного старика.
Он подошел к кровати, взял Флоренс за руки и властно притянул к себе. Глаза его сверкнули, но не суровой сталью, а добрым огнем, и он поцеловал ее в кончик немного вздернутого носа. Потом – в губы…
Флоренс услышала, как недовольно хмыкнул отец, но никак не отреагировала на это, настолько была ошеломлена поступком Константина. Мало того… она ответила на его поцелуй! Она слишком долго ждала этого момента, все время мысленно ощущая на себе его властные, ждущие, страстные губы.
Когда он наконец отпустил ее, Флоренс снова откинулась на подушки, раскрасневшаяся и задыхающаяся. Из уст ее вырвался легкий стон удовольствия. О, это верх блаженства! – стучала в висках единственная мысль.
Константин не отходил от кровати и не сводил с нее потемневших глаз.
– Увидимся вечером, – скорее приказал, чем предположил он.
Только теперь Флоренс осмелилась посмотреть на отца. О Боже, она сразу же поняла, что иногда можно убить и взглядом. Ну и черт с вами обоими! – решила она. Ей надоело думать о других, переживать за них, мирить их.
Она хотела только одного – покоя… Нет, пожалуй, еще больше ей хотелось умереть, чтобы разом покончить со всеми своими мучениями. Грех думать о таком, но должен же быть какой-то выход!
Как скверно чувствовать себе ни на что не годной… Ах, как болит голова, как горит огнем живот! Да и тошнота не отступает…
В глазах пестрело от разноцветных одежд множества юношей и девушек, пришедших провести приятный вечер. Еда и напитки со скоростью звука исчезала со столов.
Джиллиан и Донадье переходили от одной группки друзей к другой. Было видно, что все относятся к ним с теплотой и любовью, встречают радостными улыбками. В зале царила непринужденная атмосфера.
Объявление об их помолвке вызвало радостное оживление. Но у двух-трех девушек в глазах все же промелькнуло сожаление – ведь Донадье считался прекрасной партией.
Флоренс присела, чтобы немного отдохнуть.
Она не сводила глаз с Джиллиан и Донадье.
Вот он что-то сказал, и дочь весело рассмеялась. Да, Константин, конечно, прав: они чудесно смотрятся вместе, их будто специально подбирали друг для друга. Флоренс поняла, что будет очень трудно уговорить их не торопиться со свадьбой.
– Разрешите пригласить вас на танец, миссис Стормволл!
Флоренс вздрогнула и обернулась на голос.
Перед ней стоял Константин. Он был так красив, что у нее перехватило дыхание. Неужели он таким франтом заявился в больницу? Если, конечно, он действительно был там – в этом элегантном вечернем костюме и белоснежной рубашке! Кстати, Флоренс снова надела голубое платье, так выгодно подчеркивающее ее фигуру.
– Благодарю, я не танцую, – несколько чопорно ответила она. – И между прочим, моя фамилия Диккинсон. По-моему, запомнить довольно просто.
– Ошибаешься, Флоренс, твоя фамилия Стормволл. – Константин упрямо дернул подбородком. – И останется таковой. По крайней мере, в ближайшем будущем. Но было бы здорово, чтобы это длилось вечно! Миссис Константин Стормволл. Прекрасно звучит! Не находишь?
Он с улыбкой посмотрел на нее и уже другим, серьезным тоном добавил:
– Ты плохо выглядишь. Я никогда не видел тебя такой бледной.
Флоренс знала это и без него. Полчаса назад она видела свое отражение в зеркале дамской комнаты. Чувствовала она себя просто отвратительно. Утешало лишь то, что мучиться оставалось не так уж долго. Через пару часов вечеринка закончится и она поедет домой.
Теперь у нее не только болела голова, но время от времени все тело пронизывала острая боль, от которой молодая женщина едва не сгибалась пополам. Только огромным усилием воли ей удавалось приветливо улыбаться гостям, сохраняя внешнее спокойствие.
Флоренс зареклась есть ресторанную пищу, раз ее организм так на нее реагирует. Поскольку похмелье не дает такого длительного эффекта, следовательно, у нее сильное пищевое отравление.:
И с каждой минутой ей становилось все хуже.
– Были ли у тебя еще приступы с тех пор, как мы расстались?
– Константин! – укоризненно воскликнула Флоренс, кивком указывая на двух девушек, направляющихся мимо них к столу. – Тише! Что за тема для разговора на вечеринке?
– Ты не ответила на мой вопрос, Флоренс! – В голосе Константина звучали настойчивые нотки.
После того как сегодня днем он покинул ее спальню, Флоренс дважды становилось плохо.
Боль, казалось, достигала своего апогея. Но зачем ему об этом знать?
Она решительно тряхнула головой.
– Нет, Константин, не волнуйся. Со мной все в порядке.
Он осуждающе посмотрел на нее.
– Ах ты маленькая лгунья!
Флоренс вспыхнула.
– Константин, не надо…
– В этом я разбираюсь лучше тебя, я ведь все-таки врач. И я хочу обследовать тебя в больничных условиях. Не вздумай отказываться, Флоренс, дело, похоже, достаточно серьезное.
С собственным здоровьем нельзя шутить… И не стоит улыбаться. Выглядит довольно вымученно.
– А что мне остается? Плакать?
– Поплачь, если тебе хочется. Ты слишком сдерживаешь свои чувства.
– И это говоришь ты – само воплощение спокойствия и самоконтроля!
– Я изменился, Флоренс. Я никогда больше не смогу быть спокойным в твоем присутствии!
От удивления глаза молодой женщины широко распахнулись. Что это с ним?
– Знаешь, как-то странно слышать такое от тебя, – медленно произнесла она в ответ.
– Константин! Ты все-таки приехал! Как я рада, что тебе удалось вырваться!
К ним стремительно приближалась Джиллиан. Глаза ее блестели, щеки раскраснелись от выпитого вина и всеобщего внимания.
– Я тоже рад видеть тебя, дочка, тем более такую радостную и счастливую!
Константин раскрыл ей навстречу объятия, и Джиллиан порывисто прижалась к его груди.
– Hy-ну, девочка, не так бурно! Ты стала старше на год, пора становиться степеннее!
«Дочка»… Это слово эхом отдалось в голове Флоренс. Ах, если бы все было действительно так!.. Но тогда Джиллиан не смогла бы обручиться с Донадье и не была бы так бесконечно счастлива. Вот ведь иронии судьбы, подумала Флоренс и грустно улыбнулась.
Джиллиан взяла Константина за руку и потянула за собой, чтобы представить своим друзьям. Но он вежливо высвободился, пообещав присоединиться к ним чуть позже.
– Чему ты улыбаешься? – спросил он Флоренс.
– Я подумала, что ты, как всегда, остался в выигрыше. Когда Джиллиан выйдет за Донадье, она навсегда останется в твоем доме. Так что ты не зря назвал ее дочкой, – съязвила Флоренс.
– Не надо цепляться к словам. Она мне падчерица, ну и что из этого? Что это меняет?
Когда они поженятся… Господи, что с тобой?
Константин остановился на полуслове и наклонился к Флоренс, внезапно схватившейся рукой за правый бок. Острая боль пронизала все ее существо. Она вскрикнула и покачнулась. Константин подхватил ее под локоть и бережно повел к выходу.
– Флоренс, дело принимает серьезный оборот!
Вообще-то она всю неделю плохо себя чувствовала. Но, не привыкшая болеть, просто не хотела себе в этом признаваться. Да и когда ей было думать о себе? Сначала на нее разом свалились три свадебных заказа, затем – известие о помолвке дочери, потом – скандал. И все это сопровождалось переживаниями, плохими воспоминаниями, скверными мыслями, дурными предчувствиями… Сколько на свете вещей, и не материальных, готовых истерзать человеческую душу!..
– Как давно начались боли? – Константин пытливо вглядывался в ее посеревшее лицо. – Сейчас пока рано ставить окончательный диагноз, но после тщательного осмотра…
– Никаких осмотров! Не придумывай, Константин! Если уж дело дойдет до обследования, я обойдусь без твоей помощи – это сделает мой лечащий врач.
Боль слегка отступила, тошнота прошла, и Флоренс облегченно перевела дыхание.
Но Константина было трудно переупрямить.
– Твой врач не успеет тебя обследовать, – решительно произнес он, – потому что мы сию же секунду отправляемся в больницу. – Она хотела возразить, но он строго предупредил:
– Не спорь со мной, Флоренс, это бесполезно.
– Но, Константин, о какой больнице может идти речь? Это же смешно. Как раз сейчас…
– Не надо упираться, ты просто не понимаешь всей серьезности положения, – прервал ее Константин. – Вчерашнее шампанское могло смазать истинную картину заболевания. Не берусь пока утверждать с полной уверенностью, но думаю, что у тебя воспаление аппендикса.
Она недоверчиво посмотрела на него. Только этого не хватало! Может, он шутит?
Но Константин явно был не намерен шутить.
– Будем надеяться, что это аппендицит, а не что-нибудь похуже.
Похуже? Но что может быть хуже! Если его диагноз верен, операция выведет ее из строя на несколько недель. Магазин придется оставить на Викторию. А Джиллиан? А отец?
Нет, это просто невозможно!
– Острый аппендицит, – закончив осмотр, уверенно произнесла миловидная женщина-врач, обращаясь к Константину. – Налицо все признаки. Классический случай, прямо как в учебнике.
Флоренс окончательно сникла. «Классический случай». «Прямо как в учебнике»! Что же ей теперь делать?
Во время осторожного, но достаточно болезненного осмотра она старалась не смотреть на Константина. И прилагала поистине героические усилия, чтобы не закричать от боли, но все-таки не смогла удержаться и пару раз вскрикнула…
Когда они наконец доехали до больницы, боль стала такой нестерпимой, что Флоренс начала терять сознание. Словно сквозь пелену она видела, как засуетился персонал приемного покоя, узнав в Константине ведущего хирурга больницы. На вопрос медсестры, как зовут больную, он ответил: «Флоренс Стормволл», – чем вызвал неудовольствие последней.
Но когда он объявил, что приходится ей мужем, силы окончательно покинули молодую женщину и она промолчала.
В смотровую он внес ее на руках, уложил на кушетку и послал за своей ассистенткой доктором Мэйсон для немедленного осмотра пациентки. Доктор оказалась эффектной женщиной лет тридцати семи-тридцати восьми.
Флоренс не удивилась – Константин любил окружать себя красотками.
Но доктор Мэйсон была так внимательна и заботлива, что Флоренс сразу прониклась к ней симпатией.
– Кто будет оперировать? – спросила она Константина.
Он посмотрел на Флоренс, лежащую на кушетке, и пощупал ее пульс.
– Оперировать будешь ты, я проассистирую, – не оборачиваясь, бросил он через плечо.
– Хорошо. – Доктор Мэйсон коротко кивнула. – Пойду распоряжусь, чтобы подготовили операционную.
И она направилась к двери.
– Ничего себе, хорошие у вас тут порядки, – проговорила Флоренс через силу. – Обсуждаете, кто из вас будет меня резать, как будто меня здесь и вовсе нет. А меня вы спросили? Может, я не согласна на операцию?!
– Мне безразлично, согласна ты или нет, – жестко возразил Константин. – Пойми, Флоренс, у тебя острая форма аппендицита. Значит, операцию необходимо сделать незамедлительно, иначе может развиться перитонит, а это уже действительно опасно.
Флоренс знала, что такое перитонит, и не думала всерьез отказываться от операции. Просто ей не понравилось, как эти двое на профессиональном языке совершенно бесстрастно обсуждали, что с ней делать, словно она была неодушевленным предметом, в котором сломалась какая-то деталь, и теперь надо было заняться ее починкой.
– Я не возражаю, я только делаю вам замечание. Учтите, ваши манеры вести беседу у постели больного оставляют желать лучшего!
Она тут же поняла, что ей не стоило этого говорить. Константин улыбнулся, глаза его насмешливо сузились, и Флоренс почувствовала себя неловко. Доктор Мэйсон, замершая в дверях, с любопытством переводила взгляд с Константина на молодую женщину и обратно.
Упрек Флоренс предназначался обоим врачам, но она видела, что Константин воспринял его как выпад в свой адрес.
– Вчера вечером ты была другого мнения о моих манерах, – мягко возразил он.
У Флоренс вырвался легкий стон, щеки залил румянец. Вот к чему привела ее выходка!
Посмотреть на доктора Мэйсон у нее не хватило смелости. Та по-прежнему хранила молчание, видимо ничего толком не поняв из их разговора. А может, считала, что при сложившихся обстоятельствах их перепалка неуместна.
Константин тоже посерьезнел, почувствовав смущение Флоренс.
– Да, доктор Мэйсон, – обратился он к стоящей в дверях женщине. – Надо скорее приготовить операционную.
Когда та вышла, Флоренс умоляюще посмотрела на Константина.
– Я боюсь, – тихим голосом призналась она.
Он протянул ей руку, и она крепко сжала ее ладонями. Выражение его глаз смягчилось, и Константин грустно улыбнулся.
– Знаешь, ты напоминаешь мне маленькую испуганную девочку. Ты выглядишь сейчас значительно моложе своей дочери. Ты…
– Боже мой, Константин, я совсем забыла об отце! Он, наверное, до сих пор сидит в приемном покое. Как же он доберется домой? – вдруг вспомнила Флоренс. – Он не станет искать такси, отправится пешком!
Когда Константин выводил ее из ресторана, отец бросился к ним и потребовал объяснений. Услышав, что Флоренс очень плохо и ее надо немедленно доставить в больницу, он настоял на том, чтобы сопровождать их. Джиллиан тоже рвалась ехать с ними, но Константин уговорил ее остаться, пообещав держать в курсе дела. Только потому, что было неприлично всем сразу покидать вечеринку, девушка согласилась с ним.
Однако отца не удалось отговорить от поездки. Желая держаться подальше от Константина, он забился на заднее сиденье машины и всю дорогу угрюмо молчал.
– Тебе придется спуститься к нему, и…
Константин не стал ждать продолжения. Он не желал сейчас общаться со вздорным стариком.
– Я спущусь к нему, когда сочту нужным.
Сейчас меня больше всего волнует твое состояние.
– Но…
– Никаких «но», Флоренс! – отрезал он. – Ты все время беспокоишься о других. Я считаю, что настало время подумать о себе. И твой отец, и Джиллиан достаточно взрослые люди – пусть же для разнообразия вспомнят, что ты живой человек и о тебе тоже иногда надо позаботиться. С тобой, дорогая, все будет в полном порядке, только ты должна немедленно перестать волноваться по пустякам. Понятно, глупышка?
Флоренс сглотнула. Она только раз до этого была в больнице – когда пришло время рожать Джиллиан. Она не кривила душой и не старалась вызвать у Константина сочувствие. Ей действительно было страшно. Он, конечно, был прав, говоря, что все будет хорошо, но она ничего не могла с собой поделать.
– Побудь со мной, Константин, – по-детски беспомощно попросила она, сильнее сжимая его пальцы. – Ты… ты мне нужен!
Она еще никому не говорила таких слов.
Глаза Константина потемнели, и он хотел что-то ответить, но слова, казалось, застряли в его горле, и он лишь кивнул Флоренс.
Потом наклонился к ней и потерся губами о ее щеку.
Флоренс медленно обняла его за шею, еще больше притянула к себе и нежно поцеловала в губы.
Реакция Константина была мгновенной. Тяжело задышав, он буквально набросился на нее, правой рукой обхватив за плечи. Так продолжалось несколько секунд, но потом он очнулся, вспомнив, где они находятся и что их сюда привело. Его объятия стали менее настойчивыми, и наконец он с трудом оторвался от Флоренс.
– Не волнуйся, я все время буду рядом, – хрипло выдавил он.
Флоренс хотела что-то сказать. Но в это время раздался деликатный стук в дверь и на пороге возникла доктор Мэйсон.
– Операционная подготовлена, – объявила она.
Медсестры и санитары, появившиеся следом за ней, засуетились вокруг Флоренс. Константин все это время не выходил из смотровой, наблюдая за ней и негромко обсуждая с доктором Мэйсон ход предстоящей операции.
Поразительно, но его присутствие вовсе не смущало Флоренс, наоборот, ею овладело вдруг полное спокойствие.
Ему пришлось все-таки ненадолго выйти, чтобы успокоить ее отца и позвонить Джиллиан. Но когда Флоренс на каталке повезли в операционную, он снова был рядом.
– Как вы себя чувствуете, Флоренс? – Доктор Мэйсон, успевшая переодеться в зеленый хирургический костюм и бахилы, склонилась над ней.
Наркоз уже начал действовать. Последним, что увидела перед собой Флоренс, проваливаясь в забытье, было лицо Константина…
Придя в себя, она снова увидела его лицо.
Словно и не было операции…
Напротив ее кровати темнело окно. На столике рядом горел ночник, поэтому в палате царил полумрак. В больничном коридоре не раздавалось ни шороха – значит, была еще ночь.
Ноющая боль в животе поутихла, не было и ужасных режущих спазмов. Правый бок полностью потерял чувствительность, но Флоренс понимала, что это результат анестезии и что ей еще предстоит пережить неприятные ощущения, когда наркоз станет отходить.
Рядом с кроватью стояла капельница, и ее левое запястье было аккуратно заклеено пластырем, чтобы от неосторожного движения игла не выскочила из вены. Эта игла беспокоила ее сейчас значительно больше, чем рана в животе.
Впрочем, операция – чепуха! На свете есть отец, дочь – вот что главное в жизни. И еще Константин, сидящий на стуле возле нее.
Боже мой, подумала Флоренс, он ведь не спал всю ночь! Он, наверное, неимоверно устал!
Она с нежностью смотрела на него.
Константин сидел в одной рубашке, пиджак аккуратно свешивался со спинки стула так же, как и галстук. Волосы его слегка растрепались. Скрестив на груди руки и свесил голову, он дремал в неудобной позе. Лицо его разгладилось, мышцы расслабились, длинные ресницы отбрасывали на осунувшееся лицо тени.
И тем не менее он казался помолодевшим на добрый десяток лет!
Флоренс не могла отвести от него взгляда.
Вдруг она подумала, что впервые видит мужа спящим. И неудивительно, ведь они ни разу не спали вместе в общепринятом смысле этого слова!
Она прикрыла глаза, наверное, чтобы воскресить в памяти минуты их близости двухлетней давности. А может, услышав, как тихонько приоткрывается дверь, просто инстинктивно опустила веки. Не хватало еще, чтобы ее застали за разглядыванием собственного мужа.
С другой стороны, она все еще пыталась вспомнить, что же произошло между ними минувшей ночью.
Константин, слава Богу, так и не проснулся, поэтому не мог увидеть смятения в ее глазах.
Внезапно он шевельнулся во сне, словно почувствовав, что в палату кто-то вошел. Флоренс уловила его движение, но не открыла глаз, наслаждаясь тишиной и спокойствием и представляя, как он потягивается со сна.
– Она еще не просыпалась? – шепотом спросила его женщина, и Флоренс узнала голос оперировавшего ее хирурга.
– Нет, только пару раз что-то пробормотала. – Константин зевнул. – Я и сам как-то незаметно заснул.
– Поезжай домой, – все так же тихо сказала доктор Мэйсон. – Когда она проснется, я тебе позвоню. Ты только не волнуйся, с ней все будет в порядке.
– Я и не волнуюсь. Что ты! Просто я обещал Флоренс не покидать ее и собираюсь сдержать слово. Мне это совсем не трудно.
Флоренс почувствовала раскаяние. Ей не следовало требовать от него таких жертв. Ему надо было хорошенько выспаться, а она… Она поступила как эгоистка. Но как же теперь вмешаться в их разговор, ведь она так убедительно изображает, что спит…
Ее размышления были прерваны словами Константина:
– И вообще, почему бы тебе самой не поехать домой и не выспаться. Ты ведь знаешь, я не хуже тебя сделаю все, что потребуется. Так что нет никакого смысла нам обоим оставаться тут. Я-то, так или иначе, никуда не уеду.
– Ты уверен, что тебе не потребуется моя помощь? – засомневалась доктор Мэйсон.
– Конечно. И… спасибо тебе, Оливия, – потеплевшим голосом добавил Константин.
Через секунду дверь мягко закрылась.
Оливия! Флоренс с трудом поверила собственным ушам. Вот оно что! Доктор Мэйсон, коллега Константина, и была его любовницей, той самой Оливией, в которую он влюблен с давних пор!