Коцел, насколько я знала, кроме военных талантов, умел очень недурно готовить, весьма разбирался в породах и селекции лошадей, мог неплохо спеть, знал пару чужеземных языков и отлично разбирался в картографии… Но чего десятник Коцел Кочебор не умел — так это извиняться. Возможно, именно поэтому он до сих пор ходил в десятниках.
Потому что, когда отец Вышебора пытался произнести слова извинения или попросить прощения, у него это выходило таким образом, словно он делал прямо-таки гигантское одолжение. При этом слова Кочебора как будто подразумевали, что тот, перед кем извинялся Коцел вообще сам был во всём виноват.
— Нет, Коцел, — я помассировала виски кончиками пальцев. — Это никуда не годиться. Давай ещё раз. И без вот этого «Знаешь, Азита, я подумал, что ты не самое худшее, что случилось с моим сыном» и уж тем более без «я подумал и решил, что мог бы быть с тобой помягче».
— А что не так? — искренне удивлялся Коцел. — Звучит вполне искренне.
— Конечно, — устало выдохнула я и добавила. — Но твоя невестка таких речей не оценит.
— Ну, а как тогда⁈ — начал сердиться Коцел. — Что мне перед ней на колени встать?
— Нет, этим ты её смутишь, да и свою честь уронишь. Это недостойно.
Коцел помрачнел.
— Ты всерьёз рассматривала, что я могу встать на колени? — проворчал он. — Я в своей жизни лишь пару раз преклонял колено, да и то лишь перед великим князем и Любодаром во время церемоний!
— Не кипятись, — попросила я. — Мне известно насколько ты и вообще все воины дорожите своей честью и это действительно очень важно. Человек без чести и принципов — становится бесхребетным, покорным и жалким. Хоть какой-то личный кодекс должен присутствовать у всех.
— У ведьм кодекс тоже есть? — хмыкнув, спросил Кочебор.
— Негласный, — кивнула я. — А ещё личные принципы и гордость. Давай попробуем порепетировать, начиная со слов, например…
Я ненадолго задумалась, а затем предложила:
— «Азита, я знаю, что наговорил тебе много некрасивых и обидных слов. Я злонамеренно ранил тебя, но сейчас хотел попросить твоего прощения, чтобы…»
— Звучит так, как будто я всё равно перед ней на колени встал, — проворчал недовольный Коцел.
— В каком месте из этих слов тебе показалось, что ты встал на колени? — я тоже начала сердиться. — Ты в последний раз вашего общения с невесткой назвал Азиту «швалью», «брахнадорской дрянью», «дочерью брахнадорского стервятника», и «пустынной потаскухой»… Кстати, для справки, Брахнадорские города расположены среди живописных зелёных ландшафтов, недалеко от рек и озёр, а пустыни Рафтан и Рафна — лежат с востока и с юга от главных городов Брахнадорского царства. А! Кстати, вот вспомнила моё «любимое», из твоих слов в адрес Азиты — «Проклятие Вышебора и всего моего рода»!
Я пристально посмотрела на десятника, надеясь, что тому станет хоть немного стыдно.
— И ты всерьёз полагаешь, что после таких красочных эпитетов и громких «титулов», которыми ты наградил свою невестку, она должна всё забыть и сделать вид, что между вами ничего не происходило?
— Ну-у… — неуверенно протянул Коцел. — Это всё было достаточно давно.
Я не выдержала, эмоционально всплеснула руками и ответила:
— Интересные вы, мужики, создания. Как в вашу сторону, между делом, ляпнешь что-то обидное в сердцах, так вы порой до гроба будете помнить, а как сами гадостей наговорите, так ничего такого в этом не видите. Знаешь, что, Коцел?
— Чего?
— Вот ты ж наверняка гвозди молотком забивал хоть раз?
— Ну забивал. И что?
— Ничего. Вспомни те разы, когда ты эти гвозди забивал не туда, а потом приходилось выковыривать их. Вспомнил?
— Ну было иногда…
— Ах было? А что в стене после гвоздей оставалось?
— Дырки всякие.
— А теперь представь, что стена — это душа Азиты, гвозди — это твои оскорбительные слова в её адрес, а дырки от гвоздей в стене — это раны от твоих слов.
Я так возмутилась, что даже из кресла встала и ткнула пальцем в грудь слегка опешившего Кочебора.
— Всё, что ты наговорил Азите, Коцел, надолго останется с ней. Но, если она увидит, что тебе действительно жаль того, что ты её обидел, она сможет тебя простить. Жена твоего сына, к счастью, одна из тех людей, которые умеют прощать. Даже — ты уж прости, пожалуйста — таких козлов, как ты…
— Звеня, не забывайся, — пригрозил Коцел.
— А я и не забывалась, — огрызнулась я. — Я просто сейчас объясняю тебе так, чтобы ты понял. Что слова способны ранить и оставлять очень долго заживающие раны. Но в отличии от дырок в стене, раны в душе, пусть и не все, со временем затягиваются. Особенно, когда, тот, кто их нанёс искренне и от всего сердца попросил прощения.
После моих слов, Коцел чуть скривился, будто кислых щей глотнул, а затем кивнул.
— Ладно. Давай попробуем ещё пару раз, и я пойду, попробую… извиниться. А там, будь, что будет.
— Давай, — со вздохом согласилась я. — Только помни: искренне.
На этот раз у Коцела всё-таки получилось. Не идеально, но гора-аздо лучше прежнего.
А после, он пригласил Азиту сюда, в свои временные покои. Я же в это время, по просьбе Коцела, пряталась за ширмой для переодевания. Благо, Азита туда не заглядывала. Конечно, Кочебор налажал и не единожды.
Начиная с того, что забыл с чего нужно начать, а потому перед разговором минут десять рассказывал Азите про погоду и особенности посева овса, чем заставил невестку ощущать полнейшее недоумение, а, во-вторых, Коцел где-то потерял половину слов из прощения и скомкал все фразы в одну — нелепую и неуклюжую. Честно говоря, я была уверена, что Азита дальше и слушать не станет этого горделивого нахала, но…
— Я очень ценю твои добрые и дорогие моему сердцу слова, Коцел, — вежливым мягким тоном произнесла Азита. — И я знаю каких усилий тебе это стоило — попросить прощения. Благодарю тебя за это. Теперь ты не мог бы сказать зачем на самом деле позвал меня поговорить?
«Не выкладывай все карты, — мысленно взмолилась я. — Осторожнее, постепенно, не нужно спешить…»
Но это был Коцел Кочебор.
— Нужно засыпать речку Иванку заговорённым серебром, — выпалил десятник. — Твой муж против. Помоги его убедить.
«Задница Вия!!! — подумала я. — Да что б тебя, Коцел!»
В покоях Кочебора воцарилась глухая и полнейшая тишина. Да такая, что было слышно, как мелкие заледеневшие снежинки за окном, легко царапают толстое стекло круглых окошек.
— Что ж… — с заметным смятением проговорила Азита. — Если ты считаешь… Я… П-помогу тебе. Только объясни, будь добр, зачем это нужно. А я… Я сделаю, что смогу.
И Кочебор объяснил. Прямо. Грубовато. Как умеет. Но основную мысль, прямолинейный, как доска, стареющий воин всё-таки донёс. И Азита, что удивительно, с ним полностью согласилась.
— В таком случае, Вышебору действительно нужно прислушаться к твоим словам, — с беспокойством и заметной озабоченностью, проговорила девушка. — Одно дело умасливать духов, которые облегчают жизнь гарнизону башни и населению внутреннего двора, и совсем другое, когда из-за этого упыри смогут окружить «Аннушку», чтобы перебить здесь всех… Боги!.. Этого нельзя допустить! Я сейчас попробую переговорить с Вышебором. Только знаешь, что? Пойдём вместе, Коцел.
— Вышебор меня не станет слушать, — недовольно ответил Коцел.
— Возможно. Но, если он прислушается ко мне, то быть может согласится и заново выслушать уже тебя. Пойдём. За одно, возможно, вы наконец-то помиритесь. — добродушно произнесла невестка Кочебора.
— Тебе так важно, чтобы мы помирились? — ворчливо спросил Коцел.
— Конечно! Он твой сын, а ты его отец. Вы навсегда едины. Не должно быть раздора между родителями и их детьми. Это против природы и против правил богов…
— Каких именно богов? — с подозрением спросил Кочебор.
— Полагаю, что в плане единства семьи все боги единодушны, — тактично ответила Азита.
Я одобрительно улыбнулась. Азита настоящая умница. Мне бы её терпение, обходительность и добродушие. Хотя, в мире ведьм такие качества, пожалуй, могут счесть и слабостью.
Когда Азита и Коцел вышли из апартаментов, я выбралась из-за ширмы и посмотрела на дверь.
Оставалось только надеяться, что Коцел сможет не только убедить Вышебора в правильности своих действий, но помириться с сыном. Я взяла тарелку с едой, которую хотела отнести вниз, Святославу и направилась к двери, за которой меня ждал противный усач. Как ни крути, а я всё-таки, пока что, узница и мне нужно находиться в тюрьме до решения Кресибора Крота. Хотя, Вий его знает, что он там удумает…
Захватив ещё немного фруктов, выращенных при помощи садовых духов, я, стараясь удержать всё в руках, подошла к двери и в этот миг бросила взгляд в зеркало. В ту же секунду меня парализовало приступом ужаса и потрясения. Из зеркала на меня глядел высокий худощавый старец. Тот самый Окунь, облачённый в красно-серую мантию и с ольховым посохом в руках. Глаза старца сияли чарующим золотистым светом, источая расплывчатые лучи. А я не могла отвести взгляда от его глаз.
Внутри меня, где-то прямо в сознании, зазвучал хор голосов. Точнее, нет, это был один голос, с сотнями разлетающимися гремящими эхо! Я не могла разобрать слов, но зато ощущала, как повелительный могучий низкий голос пронзает разум, тело и как будто резонирует внутри по всем суставам, венам и артериям.
Это был потусторонний властный зачаровывающий голос — он легко подчинял меня, опутывал одним только звучанием и наполнял изнутри… Я не могла ему противиться… Даже напротив, мне хотелось ему подчиниться. В эти мгновения я ничего не желала так сильно, как следовать воле этого голоса.
Мне наконец-то удалось различить отдельные слова:
— Воля Сварога… Законы… Нового… Порядка… Твоими устами… Твоими руками… Твоими мыслями… Ныне Ты — Длань моя…
Каждое новое слово звучало всё громче. Эти слова дрожали в моей голове, сотрясали мозг и мысли, распирали своды черепа и начинали причинять боль — давящую и жгучую. Я скривилась, глухо вскрикнула и зашипела.
Слова повторялись, а глаза старца в зеркале сияли всё ярче… А в следующий миг в комнате резко распахнулись оба круглых окошка, ударились о стену, и апартаменты Коцела ворвалась воющая метель.
Боль стихла, испарилась и растаяла. Остались только те самые слова, которые медленно затихающим эхо звучали в моём сознании и шёпотом, против моей воли, срывались с моих дрожащих губ.
— Законы… Нового… Порядка…
Пока я спускалась обратно в подземелье в сопровождении усача, последний то и дело пытался запустить свои кривые руки в глубокую тарелку с едой, которой я хотела порадовать Святослава.
Пришлось напомнить жадному ратнику, что я лично знакома с отцом начальника гарнизона «Аннушки». Вроде бы это подействовало. Далее мы спускались в темницу, сохраняя молчание. До меня со всех сторон доносились приглушенные звуки голосов, скрежет и позвякивание кольчуги, негромкий металлический лязг, какие-то перестуки, скрипы, чей-то смех и хлопанье дверей.
Когда мы спустились в темницу, Святослав был приятно удивлён изобилием еды, которую я ему принесла.
— Храни тебя боги, Звеня, — чуть с набитым ртом, проговорил благодарный и сияющий воин. — После засохшего хлеба и кислого супа — это просто еда богов.
— Охотно верю, — согласилась я. — Как ты? Холод больше не мучает?
Ставр на пару мгновений замер, проглотил пищу и ответил:
— Вроде бы нет, но… В твоём присутствии становится легче.
— Давай обойдёмся без нелепых и пафосных комплиментов, — немного скривилась я.
— Никаких комплиментов, — качнул головой Святослав. — Сказал, как чувствую: ты ушла — стало холоднее, а вернулась, я сразу почувствовала себя лучше.
Я задержала взгляд на глазах мужчины, пытаясь понять действительно ли он говорит правду. По всему выходило, что Святослав не врал.
— С тобой когда-нибудь происходило что-то похожее? — спросила я настороженно, внимательно наблюдая за реакцией на лице воина.
Тот задумался.
— Нет, но…
— Но что? — тут же быстро и, должно быть, слишком напористо спросила я.
— Да нет ничего, — Ставр опустил голову и занялся едой.
Я с недовольством выдохнула.
— Тебе не кажется, что в таких случаях стоит делиться любыми подробностями, которые вызывают подозрения и могут нас обоих натолкнуть на какие-то мысли? Я уж не знаю, каково тебе — может ты получаешься удовольствие от происходящего…
— Только от твоего общества, — с доброй улыбкой шутливо вставил Святослав.
— Благодарю, — я закрыла глаза.
Мне лично было не до веселья и не собиралась позволять Ставру перевести разговор в некую несерьёзную комедийную плоскость.
— Ты чуть не умер, — напомнила я. — При этом я понятия не имела, как тебе помочь. Даже не будь на мне этого грёбаного ошейника, не случись того внезапного чуда, я и сейчас не представляю, как тебе помочь… Да и вообще я такого прежде не то, что не видела, а даже не слышала.
— Я тоже, — с изменившимся выражением лица и голосом ответил Святослав.
— А ещё ты своим прикосновением снял мою боль — подарок от Кресибора Крота, — подобравшись поближе к Святославу прошептала я.
Тот не смотрел на меня.
— С чего ты решила, что это я? Может само прошло…
— Не ври. Ты специально коснулся меня — как будто чувствовал и знал, что нужно сделать.
Святослав неопределённо покачал головой.
— Скорее это было своеобразное наитие.
— Наитие? — недоверчиво спросила я.
Было понятно, что Ставр старательно пытается скрыть от меня то кем он является. И это было логично. На его месте я бы тоже не стремилась раскрывать личные тайны, которые объединяют меня с Навью.
— Сначала ты изымаешь тёмные души из упырей, а затем одним прикосновением снимаешь мою боль, — перечислила я. — И всё — как ты выразился — по наитию?
Святослав доел кусочек смоквы и спросил:
— Ты пытаешься меня допрашивать?
— Нет же, Святослав, — проговорила я уже устало и мягко, — я хочу понять, что с тобой происходит, почему одно только моё присутствие нейтрализовало столь мощное проклятие, из-за которого ты едва не обратился в кусок льда. И у меня есть сильные подозрения, что это может быть как-то связано с твоей природой.
На самом деле я была в этом уверена, но вслух это говорить не стоило.
— Хорошо, — Ставр отставил тарелку с едой на стопку книг. — Какие у тебя есть подозрения?
— Первое и самое главное, что ты не до конца человек. Я бы даже рискнула предположить, что ты вообще на половину не человек.
В ответ Святослав многозначительно и как-то хищно усмехнулся.
— Довольно серьёзное обвинение.
— Ты спросил, какие у меня подозрения — я была искренна с тобой, — не скрывая некой претензии в голосе ответила я.
— Намекаешь на то, что мне тоже стоит быть с тобой более искренним? — скрывая промелькнувшее недовольство, спросил Ставр.
— Было бы неплохо, — вздохнула я. — Но я уже успела заметить, что крайне осторожно делишься подробностями о своём прошлом. Наверняка у тебя есть на это причины. Но… В следующий раз, когда ты начнёшь покрываться льдом, возможно всё закончится плачевно.
Ставр ничего не ответил, и какое-то время мы сидели в молчании. Святослав молча ел, а я размышляла и выстраивала версии. Я точно видела желто-зелёное пламя в глаза Ставра, при этом моя боль сразу исчезла. А боль и тёмные души — часть Нави. Значит, Святослав прямо или косвенно связан с этим измерением. Даже, если он этого не помнит. Факты говорят сами за себя. Но как мне добиться от него искренности?
Признаюсь, я не только хотела помочь Ставру, у меня есть намерение исправить и своё положение. Кресибор Крот, да споткнётся он тысячу раз, применил ко мне какое-то сложное и пока ещё непонятное болевое заклятие, которое должно не столько мучить, сколько истощать меня болью, подавляя мою волю к сопротивлению.
Я не питала иллюзий относительно своего будущего: коварный очкосвин собирался поставить меня перед выбором — или я выполняю его требования, или меня утопят, по славной традиции волхвов-последователей или жрецов. Утопление на наших землях являлось традиционной и ритуальной казнью вероотступников, богохульников, злостный нарушителей законов богов и мраковедьм. Скорее всего за последнюю меня и выставят, если я откажусь… Например стать живым источником магии для Кресибора.
«А ещё, очень вероятно, покорной наложницей, но это пока не точно, — мрачно подумала я»
Если мои подозрения верны, а всё указывает именно на это, как всё уляжется с упырями — нужно валить. И валить очень быстро. Крот явно высоко оценил мой магический потенциал и просто так меня отпустит — слишком многое он мог бы от меня получить. Всю мою магическую силу и её вероятный объём — а я ещё и треть своих сил не освоила — а также все мои знания и знания Арыси Михайловны. Знаниями я ещё могла бы по-доброму поделиться, в умеренном порядке, но отдавать свою жизнь и магическую энергию в услужение свинорылому волхву с поросячьими ушами, точно не собиралась.
Однако, если от Кресибора я могла бы сбежать, хоть это и будет сложно, то от его заклятия — нет. А значит мне нужно научиться снимать его воздействие. Например, так, как это сделал Ставр. А для этого нужно точно понять природу сил Святослава, чтобы понимать какие меня ждут риски и на что придётся пойти, чтобы овладеть контр-заклятием против магии Кресибора. Вот такая вот непростая арифметика.
«А этот упрямец не желает делиться сведеньями, — сердито подумала я»
— Ты на меня так смотришь, будто размышляешь как силой заставить меня говорить, — в полушутливой манере заметил Святослав.
— Ну что ты, Святослав, — изобразила я улыбку. — И в мыслях не было. Кстати, помнишь, ты высказывал желание показать мне мир?
Ставр отставил в сторону тарелку и вдруг, встав на четвереньки, по-звериному придвинулся ко мне, оказавшись невероятно близко, буквально на расстоянии ладони. Я, не ожидая такого внезапного манёвра, неуклюже подалась назад, чуть не упала и неловко упёрлась правой рукой в пол.
— Ты чего это?.. — настороженно спросила я, наблюдая своё отражение в поблёскивающих глазах Святослава.
— Помню, — медленно проговорил мужчина. — Я предлагал тебе поехать в путешествие. Но ты ведь отказалась, Звенечка. Что поменялось за то время, что ты отсутствовала?
— Ну может быть я пришла к выводу, что сейчас самое то время, чтобы отправиться с поход за приключениями в компании импозантного незнакомца.
— Ага, то есть в твоих глазах я уже эволюционировал от «странноватого гостя» до «импозантного незнакомца», — усмехнулся Ставр и приблизился ещё больше. — Всегда восхищался, как ловко женщины наделяют высоким статусом или понижают ценность мужчин, в зависимости от того, насколько сильно они в них заинтересованы. Итак, я получил титул «импозантного незнакомца». Иду к успеху…
Тут Ставр посерьёзнел, а взгляд его похолодел.
— Спрошу только один раз, Звенечка. Соврёшь и никакого совместного путешествия не будет. А умею чувствовать ложь.
Святослав снова приблизился. Теперь я уже чувствовала, как его дыхание, с привкусом яблочно-вишнёвой смоквы, легко щекочет мои щёки и губы.
— А знаешь почему? — Ставр одной рукой почти ласковым жестом убрал прядь волос с моего лица.
В ответ, я медленно покачала головой, не смея отвести взгляда от чарующих и манящих изумрудно-бирюзовых глаз этого мужчины. Губы Святослава расплылись в многозначительной улыбке, а затем он наклонился к моему правому уху, и я услышала, как стелется его вкрадчивый голос:
— Потому что ложь — тоже часть Нави…
А затем я ощутила на своей шее, прямо над ошейником, короткое и легчайшее прикосновение его тёплых и немного влажных губ.