Глава 2. Катя

Наши дни

г. Новый Уренгой


Стоял пасмурный апрельский день, когда Катя Каргаполова, а в девичестве Пермякова получила из Тюмени неприятные известия от матери. Оказывается Вера Анатольевна все же подала на развод с Катиным отцом и съехала из просторной общей «трешки» в свою двухкомнатную квартирку в историческом центре города. Впрочем, Катя не была особенно удивлена. Родители уже несколько лет жили как соседи по дому.

Николай Иванович Пермяков – высокий представительный мужчина с роскошной седеющей шевелюрой, считался известным в городе деятелем культуры, работал в сфере журналистики, ежегодно выпускал новые книги краеведческого направления, часто мелькал на местном телевидении и всевозможных литературных встречах.

Катин отец давненько уже был всеми признанным Членом Союза Писателей России и весьма публичным человеком, не лишенным женского внимания.

Зато Вера Анатольевна являла собой полную противоположность мужу. Довольно привлекательная в юности, она в силу природной скромности привыкла оставаться в тени талантливого супруга. Обеспечивала ему статус примерного семьянина, помогала в наборе и редактировании многочисленных статей, чудом совмещая обязанности секретаря и прислуги с работой воспитательницы в детском саду.

В доме Пермяковых часто собирались «культурные» гости, организовывались шумные застолья с чтением стихов и прозы «местного разлива», после чего некоторые авторы едва ли не слезно начинали жаловаться на суровость критиков и измельчание читательских душ, отравленных современным телевидением и Интернетом.

Катя с детства наблюдала, как Вера Анатольевна незаметной тенью скользила из кухни в гостиную и обратно, принося подносы с угощениями и забирая пустую посуду.

Унаследовав неброскую красоту и мягкий характер матери, серьезной склонностью к литературе Катя пошла в отца. С малых лет пристрастилась к чтению, в средних классах наизусть знала несколько сотен стихов Ахматовой, Цветаевой и Есенина, зачитывалась русскими классиками, выделяя Ивана Бунина и Александра Куприна, восторгалась романтичными историями А. Грина, обожала русские сказки и древнегреческие мифы, а также всевозможные легенды и предания народов земного шара.

Естественно, Катя и сама пробовала что-то писать, ее подростковые стихи даже пару раз были опубликованы на литературной страничке местной газеты, а один рассказ на экологическую тему получил призовое место на областном конкурсе. Но большинство Катиных произведений сразу же подвергались резкой отцовской критике:

– Нет в тебе этой искры, понимаешь? Уж я-то вижу. Талант нельзя вырастить как морковку на грядке. Он либо дается от Бога, либо и нет его вовсе. А уж тогда, прости, дорогая, сколько не тужься – выйдет один лишь неловкий пшик. И бессовестное вранье, что трудом и терпеньем можно чего-то добиться в писательском ремесле, если ты от рожденья в уста Музой не поцелован! Всю жизнь хочешь по издательствам мыкаться, в глазки редакторам заглядывать да гроши собирать? Хватит переводить бумагу, получи уже серьезную профессию, которая сможет тебя прокормить.

Доверяя отцовскому авторитету, Катя запрятала свои черновики поглубже в письменный стол и поступила в Институт психологии и педагогики. А получив диплом психолога, неожиданно даже для самой себя вышла замуж за Антона Каргаполова – руководителя отдела логистики в строительной компании «УренгойсбытСервис».

Антон был родом из славного города Новый Уренгой, куда и привез молодую жену на постоянное место жительства. Скоропалительное решение о женитьбе после двух месяцев нерегулярных встреч во время летнего отпуска было принято северянином не случайно.

Каргаполову было уже тридцать шесть лет, он давно хотел обзавестись семьей и имел хорошие материальные условия для появления потомства, но все его многочисленные отношения так и не доходили до ЗАГСА. Дело в том, что Антон весьма строго походил к выбору супруги.

Девушка должна быть молода, хороша собой, образованна, покладистого нрава, из приличной интеллигентной семьи. Но, при всем при этом, она должна быть еще и невинна. Это было, пожалуй, главное условие – вишенка на слоистом торте из всех предыдущих требований.

Думаете легко найти современную, красивую девушку с высшим образованием и добрым характером, каким-то чудом избежавшую всех соблазнов взрослой жизни?

Так вот, Катя Пермякова в свои двадцать четыре года была именно такой девушкой. Нет, конечно, поклонников у нее всегда было предостаточно, особенно в студенческой среде. Но на первом курсе Универа Катя взахлеб читала Эдуарда Асадова, и его стихотворение «Чудачка» вполне могла применить к собственной персоне.

– Какой же любви она ждет, какой?

Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!

Красивой-красивой! Большой-большой

А если я в жизни не встречу такой,

Тогда мне совсем никакой не надо!" (с)

Уважала Катя и советскую поэтессу Юлию Друнину. Стихи ее казались необычайно легкими, певучими, запоминались с первого раза, ложились в душу.

– Не любите кого-нибудь,

Как-нибудь не любите,

Ждите самого лучшего,

Но не случая ждите.

Ждите слова – самого верного,

Ждите счастья – самого вечного,

Ждите самого первого,

Но не первого встречного. (с)

И Катя ждала… своего единственного – милого, чистого, романтичного юношу, непременно с серыми глазами, как у Ахматовского короля. С ним можно было бы прогуливаться за руку по вечерней Тюмени, наблюдать закат, стоя на Мосту Влюбленных, обсуждать прочитанные когда-то книги, слушать ретро-шлягеры восьмидесятых годов и волшебные баллады группы «Мельница» в стиле фолк-рок.

Но при всей тонкости душевной натуры этот гипотетический Рыцарь должен был чем-то напоминать и Катиного отца: высокий рост, широкие плечи, обворожительная улыбка и невероятная харизма лидера, выделяющая такого человека из любой толпы. Правда, чем старше становилась Катя, тем больше отдалялась она от Николая Ивановича, не желая прощать отцу откровенное пренебрежение к матери и постоянные любовные интрижки на стороне.

Итак, годы Катины шли, Сероглазый Король в ее окружении не появлялся, зато на горизонте стал мелькать интересный взрослый мужчина с аристократическими замашками. Он был неизменно галантен при встречах, на каждое свидание приносил цветы и конфеты, больше слушал Катино щебетанье, чем говорил сам.

А потом Антон попросил представить его Катиным родителям, которых при встрече немедленно очаровал. Даже взыскательный Николай Иванович рассудил, что лучшего жениха для единственной дочери он бы не желал. При чем кавалер и не скрывал своих серьезных намерений по поводу Катерины.

После совместного сытного ужина, приготовленного Верой Анатольевной, наедине Пермяков – старший так наставлял дочь:

– Антон – человек солидный, самостоятельный, на хорошей работе, имеет свою квартиру. На ногах стоит крепко и тебя отучит витать в облаках. Дурочка будешь, если откажешь такому завидному кандидату!

Вера Анатольевна же долго молчала, а потом тихо сказала:

– Ты бы, Катюша, не торопилась… Вижу, не любишь его, знаешь мало, пусть уезжает один на свой Север. Если будете скучать, найдете возможность встретиться. Если ты, и правда, ему нужна, подождет, даст тебе время подумать.

Катя тогда, пожалуй, впервые не послушалась горячо любимую мамочку.

– А есть ли она в реальности – эта грандиозная любовь, о которой книги пишут, пылкими стихами сочиняют поэмы? Может, лишь для особенных, богатых духом людей, а я-то ведь так… Сколько мне еще ждать озарения, вспышки чувств, «удушливой волны»? Я, наверно, «холодная рыба» и никогда не смогу полюбить по-настоящему. Остается просто найти приличного человека и привыкать.

Правильно папа сказал, что Антон всего сам в жизни добился, он целеустремленный, настойчивый. С ним мне будет спокойно. Основа крепкой семьи – это взаимоуважением. А потом детки родятся, можно жить ради них. Так ведь многие пары живут, чем я лучше? А страсти будем в кино смотреть, да читать о них в любовных романах.

– Ой, милая ты моя, тебе жить…

Уже в сентябре была сыграна дорогая свадьба с немногочисленными, непременно «высококультурными» гостями, и молодожены простились с Тюменью, а Катя с родительским домом.

Прошел год, и она как будто привыкла, отлично справляясь с ролью хозяйки семейного гнездышка в центре Нового Уренгоя. Кроме того, Катя устроилась на работу психологом в детском реабилитационном центре «Садко». Отношения с Антоном развивались довольно ровно, первое время муж безукоризненно внимателен и вежлив.

Дома частенько появлялись цветы – достаточно дорогие подарки для северного города. Антон регулярно справлялся о состоянии здоровья супруги, лелея надежду в скором времени стать счастливым отцом. Однако по непонятным причинам ожидаемая беременность так и не наступала, и в конце первого совместного года Каргаполов начал проявлять заметные признаки раздражения по этому поводу.

Сказать по правде, бизнесмену давненько уже начало казаться, что ему подсунули бракованный товар. Нет, с Катиной невинностью все было в порядке, здесь девушку не в чем было упрекнуть, как и с остальными первичными требованиями жениха. Но в отношении атмосферы семейной жизни и в особенности ее интимной части у Антона накопилось немало претензий.

По его мнению, супруга была очень холодна и скучна в постели, а также невероятно стыдлива. К немалой досаде Антона жена со слезами на глазах отказывалась экспериментировать и пробовать «что-то новенькое», например, особо экстравагантную позу или оригинальную «игрушку» из специализированного магазина.

Надежды Антона научить свою «девочку» всему тому, что он умел сам, подстроить Катюшу под свои изысканные потребности гурмана в любовных утехах так и не оправдались.

А ведь будучи долгое время официально один, он не привык отказывать себе в разнообразных удовольствиях, которые можно было получить прямо на дом, лишь набрав определенные номера телефона. И что же теперь, имея на руках молодую и привлекательную женушку, довольствоваться лишь малой частью арсенала любовных игр? С какой это стати!

Смирившись с тем, что в робкой Кате ему не разбудить «вулкан страсти» Антон решительно отвел ей роль домашнего аксессуара и матери будущих наследников. А сам, естественно, втайне вернулся к прежним холостяцким привычкам, то есть стал чаще задерживаться по работе.

Сказать честно, Катя даже была рада, что с некоторых пор муж перестал требовать от нее «совершенно недопустимого» и оставил в покое.

Может быть, из-за этих все длительных периодов отчуждения между супругами давно желанная беременность никак и не желала наступать, хотя Катя очень хотела малыша. Ей казалось, что она посвятит ребенку все свое время, отдаст всю накопленную нежность, которую почему-то никак не могла излить на уважаемого, но не обожаемого мужа.

К концу первого совместного года она окончательно убедилась, что у нее серьезные физиологические проблемы. Она не получала никакого удовольствия от близости с Антоном, и в ответ на упреки в зажатости и неумелости, Катя постепенно научилась делать вид, что ей бывает хорошо. Так стало проще для всех. Антон, даже если и разгадал ее игру, то делал вид, что воспринимает Катины вздохи и стоны за чистую монету. Видимо, так ему тоже было легче выполнять супружеский долг.

В плане духовной близости между молодоженами тоже возникли неожиданные проблемы. Оказалось, что Катя и Антон предпочитают разные литературные и музыкальные стили. Мягкую и тактичную Катя вдруг стали тревожить резкие высокомерные высказывания мужа в адрес коллег по работе и немногочисленных общих знакомых. Она вдруг открыла для себя, что Антон очень честолюбив, готов идти, что называется, «по головам» ради достижения цели, не считаясь с интересами партнеров по бизнесу или друзей.

И еще одна черта мужа заставляла приходить в полное отчаяние. При малейшей размолвке между ними Антон замыкался в себе, исчезал из дома или, находясь рядом, не разговаривал с Катей целыми днями. Не выдерживая такого психологического прессинга, она первой шла на примирение, признавая свою мнимую или реальную провинность, и чуть ли не униженно вымаливала возможность вновь нормально общаться.

В такие периоды, к счастью, не слишком частые, Катя особенно остро чувствовала все десять лет разницы в возрасте между ней и супругом, а также свое безумное одиночество в чужом холодном городе.

И вот в один из таких «молчаливых» дней и позвонила мама с тем, чтобы сообщить о намечающемся разводе с Николаем Ивановичем. Реакция Кати была предсказуемо-бурной:

– Мамуль, я приеду! Я отпрошусь с работы и немедленно приеду к тебе, слышишь?

– Катенька, это не к чему! Я уже перебралась в старую квартиру. Вещей у меня немного, сама знаешь. Взяла недельку отпуска в Детском саду. Специально не хотела тебе раньше звонить, зачем беспокоить? У тебя семья, работа, свою жизнь надо строить. У вас с Антошей тоже не все гладко, я ведь чувствую…

А еще мне предложили работу няней. Так неожиданно получилось. Ты знаешь, я, наверно, соглашусь! Оля мне уже много рассказала об этих людях. Ты же Оленьку Комарову помнишь? Они у нас жили в соседях… Хорошо, я тогда оставила ей телефон. Славная женщина… Всегда была готова помочь.

Она сейчас работает помощником директора в каком-то лесном санатории, и вот там у них живет одна семейная пара. Муж – бывший военный, девушка была учительницей, у них недавно родилось двое деток, ну, понимаешь, королевская двойня – мальчик и девочка. Беременность сложная была, роды непростые…

– Неужели в няньки тебя зовут? – насторожилась Катя.

– В общем, да. Оля сказала, там очень красиво, сосновый лес, озеро и сами они – прекрасные люди. Может, мне решиться? Группы у меня в сейчас нет, я на подменах больше, да и тяжело что-то стало в последнее время на работе.

– Мам, уходи из «садика», ты уже полгода на пенсии. Я буду присылать деньги, у меня хорошая зарплата. Зачем тебе еще с малышами водиться? Даже забудь про этот лес!

– Катюша, меня ведь Оленька попросила… Вроде, как знакомого человека, мы же раньше так с ней дружили до переезда. Я как знала – не хотела в новостройку ехать. Кругом одинаковые серые дома, трубы у дороги, как змеи гигантские, сразу мне не понравилось на Широтной, да твой отец заладил, надо ему отдельный кабинет… Устала я с ним, Катя. Больше не могу. А в лес хочется. Напоследок, перед смертью хоть воздухом лесным подышать, как в детстве.

– Мамочка, о чем ты говоришь? – В сердцах закричала Катя. – Брось эти мысли грустные. Хочешь, я уеду из Уренгоя, вернусь в Тюмень? К тебе. Будем вместе жить в бабушкиной квартире. И никого нам больше не надо. Нам и вдвоем будет хорошо. Ты у меня самая лучшая, самая чудесная мамочка. Я тебя очень-очень люблю. Моя дорогая, пожалуйста, не грусти. У нас все еще будет хорошо. Я тебе обещаю.

Катя с трудом сдерживала слезы. На какое-то время с обеих сторон в трубке стало тихо. Потом послышался тяжелый вздох Веры Анатольевны.

– Если тебе с ним тяжело, не жди долго. Лучше сразу оборвать, пусть больно, но, зато потом не будешь всю жизнь мучиться как я. Ты у меня умная девочка, хорошая, добрая. Еще встретишь своего мужчину, обязательно встретишь. И узнаешь сразу, сердцем почувствуешь, что он – для тебя. И не будешь даже загадывать, что там дальше, как оно все сложится у вас, просто обнимет он тебя, и ты все поймешь.

– Мам, а у тебя было так?

Вера Анатольевна помолчала немного, а потом сказала просто:

– Было, доченька, теперь знаю, что было…

– И не с папой?

– Нет, хотя, тогда уже и ты у нас родилась. Да что скрывать? Знакомый один в гости заходил и все старался попасть, когда Николая Иваныча не было дома, стихи мне читал свои. Называл белой лебедушкой, русалочкой… Уехать с ним звал, ох, далеко, Катя, звал – на Байкал. Побоялась…

– А я как же? – не удержалась Катя.

– Тебя бы мы взяли с собой! Вася так сразу и сказал мне, мол, не то, что с одной, с двумя бы детьми взял, а вот с тремя бы еще подумал… Славный был парень. Наверно… любил меня.

– А ты его тоже?

– Тоже, Катя, тоже…

– И почему не поехала с ним?

– Да, вот подумала, а что люди скажут. Вдруг не привыкну на новом месте, да еще Вася к тебе будет худо относиться, а уж тебя доченька, я всегда больше жизни любила, сама знаешь.

– Знаю, мамочка! Милая моя, скоро увидимся, только улажу кое-какие дела, у нас тут проверка намечается, думаю, к майским выходным буду свободна. Не грусти, скоро обо всем поговорим, родная.

– Ты только ради меня не торопись.

Вскоре Катя положила трубку, вытерла слезы и принялась готовить Антону роскошный ужин, который он, правда, не оценил, сказав, что недавно вернулся из ресторана, где праздновали чей-то юбилей. Катя была рада и этой скупой информации, как никак после недели «молчания» супруг снизошел до разговора с ней.

А через неделю неожиданно позвонил Николай Иванович и виноватым тоном сообщил Кате, что ее мама находится в больнице в тяжелом состоянии, в связи с чем требуется немедленное присутствие дочери в Тюмени.

Уже через пару часов Антон сам отвез ее в аэропорт и довольно нежно простился. Пройдя регистрацию на вылет, Катя нервно ходила кругами по залу ожидания, но вдруг объявили задержку рейса в связи с обнаружением неисправности самолета.

Прошло более часа, когда Катя прослушала сообщение о том, что шестичасовой рейс на Тюмень и вовсе отменен. Потолкавшись у кассы, она узнала, что билеты на ближайшие рейсы также раскуплены и смогла приобрести билет лишь на утро. Оставаться в аэропорту не было смысла. Пришлось взять такси и возвращаться в квартиру мужа.

Почему-то даже не пришло в голову позвонить Антону, все мысли занимала Вера Анатольевна. Была почти полночь, когда уставшая, измученная Катя добралась домой. Стараясь действовать тихо, чтобы не будить мужа, Катя открыла двери своими ключами и, не зажигая свет, сняла верхнюю одежду в прихожей. А потом вдруг заметила, что в спальне горит приглушенный свет, а из-за полуоткрытой двери доносится томная мелодия.

Уже в коридоре между комнатами пахло чужими терпкими духами и ароматическими палочками. В первое время после свадьбы Антон часто зажигал их перед тем как начать долгую любовную прелюдию, к концу которой Катя обычно чувствовала головную боль и хотела только поскорее уснуть.

Остановившись у порога семейной спальни, она постаралась сосредоточиться на своем дыхании, успокоить неровно бьющееся сердце, а потом услышала из-за двери ласковый приглушенный голос Антона:

– Вот так, сладенькая, все делаешь правильно. Умница! У тебя сегодня получается лучше. Ты хорошая ученица, и папочка, возможно, тебя не сильно накажет.

На ватных ногах Катя прошла вперед и в немом изумлении уставилась на их с Антоном общую постель. Драгоценный супруг сидел абсолютно голый, опираясь спиной на подушки, прижатые к высокому изголовью, а между его разведенных ног на четвереньках стояла обнаженная пышнотелая блондинка. Руки девицы были почему-то стянуты сзади ремнем, а лицо располагалось в области паха Антона.

Катя судорожно глотнула и вышла из комнаты. В голове было гулко, как в пустом актовом зале школы, мысли оседали на пол комочками сигаретного пепла… Она включила свет в кухне и, налив себе стакан отфильтрованной воды, стала пить ее маленькими глоточками, как мантру проговаривая знакомые строчки:

«Нет в мире сильнее боли, умерла бы я лучше, что ли…» Только у Асадова эти слова говорит молодой мужчина, заставший жену на кухне «целующейся с другим».

Катя действительно любила поэзию… И даже в этот трагический момент искала поддержку у классиков. "Нет ничего нового под солнцем!"

А потом случился совершенно безобразный разговор с мужем. Антон нагло обвинял Катю в том, что она фригидная женщина, абсолютная бесчувственная, не способная угодить мужчине в интимном плане.

– Это ты виновата, что я вынужден искать развлечений на стороне! Только ты одна. У тебя тысяча комплексов, ты не хочешь даже ради меня постараться, у тебя нет абсолютно никакого воображения, а мне надоела эта рутина!

Катя чувствовала, что на нее рушится глянцевый кухонный потолок.

– Тогда мы должны развестись как можно быстрее. Я уеду обратно в Тюмень. А ты найдешь себе другую, подходящую женщину, которая будет во всем тебя устраивать. Да хоть ту, что сейчас у тебя была…

– Это же шлюха! Правда, говорит, начинающая… Но она хотя бы пытается угодить!

– Так ведь ты ей платишь, как же иначе, – нашла в себе силы усмехнуться Катя, голос почти не слушался.

Антон пытливо заглянул в глаза жене. Он ожидал слез, истерики, битья посуды, но странное спокойствие трепетной и ранимой Кати вдруг вызвало в нем массу подозрений.

– У тебя кто-то есть, да? И уже, наверно, давно? Ты с ним иначе себя ведешь, и в рот берешь и задницу подставляешь, так? Знаю я вас, все вы, суки, одинаковые!

Антон грубо встряхнул жену за плечи, лицо его безобразно перекосилось от злости:

– Говори сейчас же, кто он! На работе познакомилась?

– У меня никого нет, Антоша, опомнись, как ты можешь такое думать?

Она вдруг с болью поняла, что снова оправдывается перед ним, несмотря на все, что увидела в спальне час назад. Невыносимое отвращение к мужу захлестнуло свежую обиду, но презрение к себе тоже не отпускало.

«Я – безвольная тряпка, он же просто вытирает мною всю свою грязь, ему нравиться издеваться, потому что я полное ничтожество, не могу дать отпор».

И Каргаполов знал, когда следует повернуть нож в старой ране.

– Давно бы бросил тебя, но хотел «чистых» детей. От той женщины, у которой я первый и единственный. Ты о телегонии слыхала? О влиянии на потомство всех мужчин, которые были у бабы? Я и взял-то тебя оттого, что ты еще «девочка», хотел, чтобы дети несли только мою кровь. А ты, оказывается, кроме того, что шлюха, так еще и бесплодная! Вот это я попал!

У Кати дрожали губы, она смотрела на мужа широко раскрытыми глазами и не могла ничего отвечать. Он впервые грубо разговаривал с ней настолько грубо, впервые оскорблял так жестоко.

– Прости… Нам незачем быть вместе. Я уеду…

– Уедет она… А я – что? Целый год жизни на тебя зря потратил? Свадьбу тебе устроил, наряды купил, пытался человека из тебя сделать, а ты – синий чулок, только книжки читать любишь, а на мужа тебе насрать? Я должен проституток себе заказывать, чтобы не дрочить в туалете, ты хоть это понимаешь!

– Наш брак был ошибкой… – лепетала Катя, закрывая руками уши, чтобы не слышать поток брани.

– Что ты говоришь? Ты поняла это, когда нашла себе другого, да? У него что, хрен больше или вылизывает тебя лучше? Хоть раз меня об этом попросила, ты же вечно стесняешься, под одеяло прячешься. Я тебя даже голой-то ни разу не видел во весь рост. А ведь фигурка у тебя ничего!

Антон вдруг окинул Катю тяжелым, заинтересованным взглядом.

– Давай-ка мы сейчас потренируемся… Раздевайся! Станцуешь для меня на столе, и я еще подумаю, может, не буду тебя выгонять.

Он рванул ворот ее кофточки, потом стал стягивать бретели лифчика, одновременно пытаясь поцеловать, вернее, укусить шею. Катя извивалась в его руках, задыхаясь от запаха алкоголя, который она терпеть не могла. Антон был очень пьян, но ему удалось расстегнуть Катины джинсы и, уложив ее на кухонный стол лицом вниз, он попытался стащить их вниз. Но вдруг передумал использовать жену в этом положении, пришла на ум другая идея.

– Таську-то я отправил, а, значит, ты сейчас сделаешь ее работу. Не отвертишься на сей раз, любимая! Вставай-ка на колени и бери в рот. Ну, живо…

Ей казалось, что еще немного и она упадет в обморок от того, что с ней происходит. Она никогда в жизни не слышала плохого слова в свой адрес. Для родителей была «солнышком» и «радостью», при всей своей строгости, отец ни разу не позволял себе крика, а уж о физическом наказании даже и помыслить было невозможно.

Катя все понимала с полувзгляда, с полуслова. Даже редкие ссоры родителей проходили за закрытыми дверями с использованием вполне литературной лексики.

Когда Антон поставил ее на колени перед собой и вытащил из домашних штанов свое, надо сказать, весьма «приунывшее» достоинство, Катю стошнило прямо на голые ноги мужа. Каргаполов брезгливо выпустил из рук волосы жены и помчался в ванную. А Катя без сил рухнула на кафельный пол кухни, подтянула колени к груди и заплакала от полнейшего смятения и страха.

Жизнь стремительно летит под откос, будто неудавшимся браком перечеркнуто все хорошее, ожидавшее впереди. Словно своим поспешным замужеством она предала кого-то по-настоящему родного, желанного, кто непременно должен был встретиться на пути.

И эта горькая мысль заставляла еще мучительней сжиматься сердце, вызывая потоки новых слез. Хорошо еще, что суровый муж больше не тревожил. Приняв душ, Антон вернулся в спальню и проснулся только ближе к обеду, в то время, когда Катя напротив, задремала в самолете, уносящим ее гораздо южнее Нового Уренгоя.

Загрузка...