Рядом (СИ)

Рядом

1

Темнота… Повязка на её глазах настолько плотная и широкая, что сквозь неё не проникает ни луча света. Ей было тяжело дышать, повязка покрывала почти всё лицо, сдавливая нос. Она не понимала, где находится, сколько прошло времени, что вообще случилось…Последнее, что запечатлелось в её памяти - это тёмный коридор, мимолетная тень сзади неё, лёгкий укол в область шеи и…темнота.

Вероятнее всего, её везли в багажнике автомобиля, потому что она чувствовала характерную тряску и гул мотора, колени упирались во что-то жёсткое, а руки настолько крепко связаны за спиной, что ощупать окружающее пространство она не могла. Страх, настоящий животный страх, которого она не испытывала до этого момента, окутывал всё её существо. Боясь раньше стоматологов, крыс, червей и прочей ерунды, которую обычно боятся девочки, она и предполагать не могла, что ужас может быть в тысячу раз интенсивнее. Ужас, который сводит живот, сковывает диафрагму, заставляет леденеть конечности. Страх - жуткая вещь, делающая из личности безвольное существо, не способное мыслить, анализировать, действовать, или раскрывающая в человеке низменные инстинкты: кричать или цепенеть, нападать или подчиняться, умолять или сопротивляться.

Сердце колотилось так быстро и громко, что она ощущала жжение в груди. Девушка попыталась глубоко дышать, чтобы замедлить бешеный ритм сердца. Минута… вторая… нервная дрожь пробирала всё тело.

Много раз она смотрела фильмы, в которых героини попадали в похожие ситуации, и ей всегда казалась глупой их заторможенность, невозможность найти выхода из положения. Но сейчас она на себе ощущала, что такое паника и неясность сознания от страха. Что она могла предпринять? Нет ни одной мысли. Только осколки фраз разочарования царапают её сознание: за что?.. зачем?... что дальше?

Зачем она им нужна? Выкуп? Но её родители не настолько богаты, чтобы сумма выкупа могла оправдать риск от похищения. Маньяк? Но тогда почему её не убили сразу. На органы? В сексуальное рабство? В любом случае жизнь её оборвалась.

Мама... её бедная мама, как же ей будет тяжело. Перед ней встал образ маминого лица, залитого слезами от горя утраты. Как она перенесёт? Всхлип отчаяния прервал звон в ушах. Она плакала больше не по своей уже почти потерянной жизни, а о скорби близких ей людей.

Колёса машины зашуршали по гравию, тормозя. Она услышала хлопанье закрывающихся дверей. Одна, вторая, третья... Ей при всём желании не вырваться - их слишком много. Крышка багажника открылась. Она не видела, но слышала и чувствовала это - ветер обжигал её колени. Кто-то жёстко схватил её за руки, причиняя этим дикую боль, выворачивая суставы, потащил её вверх, а потом небрежно поставил ногами на землю.

—Помогите!!!- закричала она в отчаянии, но её крик резко оборвался от удара кулака под рёбра.

Боль была настолько интенсивная, что она не могла вздохнуть по крайней мере секунд тридцать. Её обмякшее тело повисло на руках незнакомцев, которые продолжали волочить её вперёд. Она царапала и обдирала ноги о щебень и землю под ней, пыталась на них подняться, но темп незнакомцев настолько велик, что она просто не успевала это сделать. Ноги её споткнулись о порог, и девушка почувствовала, что её завели в какое-то здание. Лестница вниз, небольшая, ступеней десять всего. Похитители остановились. Один из них сорвал повязку с её лица, и её тут же ослепил до боли фонарь, направленный в лицо. Сквозь блики в глазах она увидела человека перед ней. Он грубо запрокинул ей голову, хватая за волосы, и осмотрел её лицо. Его голос был жестокий и сухой, почти не выражающий эмоций.

—Подойдёт... Разденьте и к нему! - он дал команду и повернулся, чтобы открыть замок на решётке клетки прямо перед ней.

Это была именно клетка - из толстых прутьев, вертикально расположенных от бетонного пола до потолка. Человек, находящийся за спиной, разрезал пластиковый хомут на её запястьях и начал стаскивать блузку с её освободившейся руки. Девушку охватило дикое отчаяние, она закричала и стала вырываться, получая при этом удары, но уже не ощущая их. Видимо, адреналин в крови был настолько высок, что приглушал боль. Ещё двое подняли ёе за ноги и стали сдирать обувь и брюки, разрывая при этом ткань. Раздев её, они открыли дверь клетки и с силой толкнули её внутрь. Не в состоянии устоять на ногах, она упала на бетонный пол, больно ударяясь всем телом. Она в ужасе посмотрела на закрывающуюся дверь, за которой, ухмыляясь, стояли трое мужчин. Они жестоко улыбались, один потирал руки как будто в предвкушении чего-то интересного. Закрыв решётку-дверь, человек, тот, что осветил её фонарём, несколько секунд неподвижно смотрел на неё. В отличие от остальных, его лицо не выражало ни издёвки, ни ухмылки. Он, напротив, был суров и жесток. Оглядев её с ног до головы, он поднял свои глаза куда-то вверх над ней и обратился к кому-то за её спиной.

—Лови подарок, свинья. Я посмотрю, как ты теперь будешь сохранять своё достоинство,- он говорил это медленно, наслаждаясь каждым произнесённым словом.

Похитители развернулись и стали уходить, забрав обрывки её вещей, обогнув клетку сбоку и поднимаясь по лестнице, по которой её и притащили.

Девушка отползла к стене и резко повернулась назад, в ту сторону, в которую обращал свои слова незнакомец. Её ужас стал ещё сильнее потому, что метрах в трёх от себя она увидела силуэт человека, неподвижно стоящего посередине клетки. Она не могла видеть его лица, в клетке было слишком темно, лишь лампа в начале лестницы отбрасывала на него свет сбоку. Но зато она увидела, как нервно сжались его кулаки, находящиеся вдоль туловища. Он посмотрел на лестницу, подождал, пока снаружи закроют на замок дверь ушедшие люди, а потом медленно подошёл к ней. Его фигура нависла над ней. Он пристально смотрел на её сжавшееся у стены тело. Она увидела, как он обеими руками потёр лицо, будто обдумывая что-то. А потом вздохнул, сильно, протяжно, выпуская воздух из ноздрей. Руки его стали расстёгивать рубашку, надетую на нём, и тогда её начало трясти от осознания того, что с ней может сделать человек, находящийся в камере.

—Не надо…пожалуйста, не надо, – стала умолять она сквозь слёзы. Она боялась кричать, её губы издавали лишь тихий шёпот.

Человек снял рубашку, присел перед ней на корточки и посмотрел ей в глаза тяжёлым свинцовым взглядом.

—Оденься,- тихо сказал он и положил рубашку ей на ноги, поднялся и пошёл куда-то вглубь клетки.

Она увидела лишь, как он опустился на пол, на котором темнело что-то типа лежака или матраса. Его было почти не видно, он находился в самой тени.

Она вдруг поняла, что он не будет её ни насиловать, ни убивать, ни есть... по крайней мере, не сейчас и быстро надела рубашку, отданную им. Рубашка была длинная, закрывала ей бёдра. Рукава свисали с кистей. От неё пахло человеческим потом, немытостью... Было противно, но лучше ощущать этот запах, чем быть обнаженной. Она забилась в угол между клеткой и стеной, так как это место казалось ей наиболее далёким от человека в глубине, обхватила трясущиеся колени руками, пытаясь справиться с дрожью, но всё, что у неё получилось - это заплакать. Она пыталась сдержать свой плач, зажимая рот руками, потому что боялась разозлить им человека в клетке, но её нервы были на пределе, рыдания шли откуда-то из глубины, и они настолько были сильны, что управлять ими у неё не получалось.

*** Макс

Ночь была уже почти на исходе. Поднимающееся солнце отбрасывало розовые отблески через маленькое окно надо мной на противоположную стену, образуя неровный прямоугольник. Заснуть я так и не смог. События вчерашнего вечера окончательно выбили меня из колеи. Логические цепочки на тему причины моего здесь нахождения нарушены. Кто эта девчонка? Она как-то со мной связана? Почему её раздели, прежде чем запихнуть ко мне? Но самое главное - что значат слова Хасана о моём достоинстве? Голова сейчас лопнет от мыслей и неопределенности.

Я только начал смиряться с мыслью, что просто эти люди терпеливо ждут выкупа за меня и продолжают вести переговоры, что я всего лишь похищенный ради денег человек, как появлении этой девушки перечеркнуло все мои догадки жирной чертой.

Не в силах больше бессмысленно лежать без сна, я поднялся на ноги. Ступня моя шаркнула по бетонному полу, и этот негромкий звук разбудил вчерашнюю пленницу. Я не смотрел на неё, но боковым зрением не возможно было не увидеть, как содрогнулось всё её тело. Она поджала ноги, сжавшись в привычный комок. Видимо, она заснула под утро, потому что её жалкие всхлипы всю ночь не давали мне покоя. Я слышал, что это была не истерика, а слёзы отчаяния - приглушённые и душераздирающие. Всю ночь во мне боролись две противоположные личности: одна хотела подойти к ней, утешить и пожалеть, но я слишком долго находился среди зверей, слишком долго не видел привычных мне людей, так что вторая сущность взяла верх. Сущность, не дающая проявиться человеческим чертам, говорящая, что сближение с ней каким-то образом может навредить мне. В конце концов, я её даже не знаю. Она - очередная проблема в моей перевернувшейся жизни. Я тешил этой мыслью себя всю ночь, пока её всхлипы не стихли.

Повернув голову в её сторону, я увидел, как она опять вздрогнула от моего движения. На меня пристально смотрели глаза, полные ужаса и отчаяния. Её руки сжимали колени, а босые ноги были поджаты настолько сильно, что она занимала пространство не более печатного листа. Обе ступни её были ободраны, а на голенях синели кровоподтёки. Светлые волосы растрёпаны, одна прядь от крови прилипла к щеке. В уголке её губ тоже запеклась кровь. Судя по всему, ей порядочно досталось, и её сопротивление было отчаянным.

Я стоял и смотрел на неё в нерешительности, не понимая, что же мне с ней дальше делать. И первое, что пришло мне в голову, сначала надо стереть кровь с её лица. Мысль эта возникла откуда-то из глубины сознания. И целью её была не забота о ней, мне просто не хотелось лишний раз видеть кровь, следы избиения. Эти факты напоминали мне о моей собственной слабости и неспособности защитить и защитится. Я зашел за низкую перегородку, отделявшую пространство камеры от туалета. Только там была вода. Она стекала самотёком из трубы в прямоугольную дыру на полу, представлявшую собой канализацию. Я оторвал кусок ткани от своей майки, намочил её и направился к девушке. Видя меня, идущего в её сторону, её и без того гнетущий страх стал ещё больше. Я понял это по тому, как расширялись от ужаса её глаза, а ноги судорожно заскользили по полу, вжимая её в угол ещё сильнее.

—Пожалуйста, не трогайте меня, я вас умоляю,- услышал я её слёзный шёпот.

У меня совершенно не было желания объясняться с ней, говорить, что я не собираюсь причинять ей вреда. Я просто присел перед ней, взял одной рукой за подбородок, попытался вытереть кровь на её губах. Но она стала беспомощно хватать меня за руки, отмахиваясь от меня и царапая мне ладони.

—Успокойся!- мой окрик напугал её, но видимо привёл в чувства, потому что руки она одёрнула.

—Успокойся,- на этот раз уже тихо сказал я.- Ничего я с тобой не сделаю!

Я осторожно стал вытирать её лицо, глядя в испуганные глаза, слыша в тишине только её частое дыхание.

—Зовут как?- спросил я.

Немного помедлив, она нервно произнесла:

—Ева.

***

Ева не помнила, как заснула этой ночью. Скорее всего, её сознание просто отключилось, не перенеся перенапряжения. Её привели в себя движения незнакомца, находящегося в одной клетке с ней. Его взгляд был тяжёлый и уставший, пугающий её сильнее, чем вчерашние удары по рёбрам. Она до сих пор чувствовала себя подобно мыши, брошенной в террариум с удавом. Когда он утром подошел к ней, сжимая что-то в кулаке, она подумала, что это последняя минута её жизни. Но вопреки всему она до сих пор жива. Что это было с его стороны? Забота, сострадание? Его руки так властно и уверенно держали её лицо, они были холодными и огрубевшими, но эти прикосновения были самым добрым жестом, обращенным к ней за последние 12 часов.

Пока он был рядом, Ева сумела разглядеть его лицо. На вид ему было лет около сорока, хотя тяжело судить о возрасте мужчины, когда его волосы прядями свисают на лицо, а растительность на подбородке скрывает всю нижнюю часть лица. Оно было бледным и очень худым. Он, наверное, здесь уже очень давно, раз так оброс и отощал. На нём была одета белая майка и темного цвета брюки. Вещи были далеко уже не первой свежести и очень измяты. Возможно, его привезли сюда, похитив по дороге на работу или с какой-то деловой встречи. Когда он находился рядом, Ева чувствовала от него терпкий запах человеческого тела, запах мужчины. Но самым поразительным для неё были его глаза: тёмные, крупные, глубокие, очерченные сверху прямыми линиями бровей. Он смотрел своим тяжёлым взглядом прямо ей в душу, заставляя трепетать и бояться.

Ева поёжилась. Холод пробирал её тело до каждой клетки. Ночь на бетонном полу не прошла без последствий. Она осторожно стала оглядывать пространство, в котором находилась. Клетка представляла собой прямоугольник длиной около пяти метров. Две стены её были бетонные, видимо, она была встроена в стенах подвала. С третьей стороны находился бетонный простенок в полдлины, который дальше продолжался прутьями, соединявшимися с последней стеной с дверью, замыкая тем самым круг, из которого ей не было выхода. Из бетонного простенка шла низкая перегородка внутри клетки, отделяющая собой небольшую площадь. Оттуда она слышала тихое журчание воды. На полу в углу лежал матрас, являвшийся, по-видимому, постелью, сверху на котором был небрежно брошен смятый пиджак, служивший незнакомцу одеялом. Прямо над «кроватью» незнакомца в самом верху видно было небольшое окно, закрытое решёткой. Общий пейзаж удручал и лишал всякой надежды на спасение.

Незнакомец, отойдя от неё, ненадолго скрылся за перегородкой. Через несколько минут он вышел, его волосы и майка были мокрыми. В её голове промелькнула досадная мысль, что это место за перегородкой теперь, видимо, надолго будет являться ей туалетом и душем. Какой стыд! Как она всё будет делать рядом с незнакомым мужиком, которого боится до ужаса?

Ева вдруг ощутила бредовость своего стыда - её могут убить с минуты на минуту, а она думает о том, как не ударить в грязь лицом. От этих мыслей слёзы снова покатились по щекам. Вытирая их, она заметила на запачканной манжете рубашки лейбл известного производителя. Вещь была явно не из дешёвых. Значит, скорее всего, цель его пребывания здесь – получение выкупа. Эта мысль тихонько грела ей душу, давая надежду на то, что и его тоже ищут, а заодно с ним освободят и её. Гораздо спокойнее было считать его пленником, нежели маньяком-людоедом, которому подкидывают жертв в клетку. За эту ночь её разум нарисовал ей тысячи вариантов расправ над ней с его стороны. Но утреннее проявление добродушия её слегка успокоило.

Её размышления прервал шум, доносящийся из-за бетонной стены. Ева услышала женские голоса, обыденно говорящие друг с другом на непонятном ей языке. Не думая ни секунды, она рванулась к прутьям клетки.

—Помогите нам! Мы здесь! – громко с надеждой закричала она, стуча по решётке.

Голоса чуть затихли. Но через несколько минут женщины продолжали говорить друг с другом, но уже в полшёпота.

—Эй, кто-нибудь? Мы здесь! Помогите, пожалуйста!

Женщины замолчали, их присутствие выдавал только звук посуды, гремевшей за стеной.

—Бесполезно кричать, – услышала она прямо за спиной тихий голос.

Ева резко обернулась. Он стоял рядом, глядя ей в глаза.

—Они слышат всё, но на помощь не придут. Никто тебе здесь не поможет. А своим криком только разозлишь их,– голос его был спокойным, с нотками грусти.

Ева не знала, стоит ли ей с ним заговаривать. Страх перед жутким незнакомцем всё ещё лишал её речи. Она попятилась в свой угол и села на пол.

Время тянулось долго и мучительно. Из-за стены доходил запах готовящейся пищи, слышался стук посуды и сдержанные голоса. Наверное, там кухня, подумала она. Неужели этим женщинам совершенно наплевать на то, что творится у них за стеной?

Минут через двадцать за стеной всё стихло, и подвал погрузился в тишину. Её невольный сокамерник некоторое время ходил из угла в угол, напоминая ей загнанное животное. И она каждой клеткой тела ощущала напряжение, исходящее от него. Потом он подпрыгнул и ухватился руками за металлическую перекладину под потолком, послужившую ему турником. Его тело методично поднималось вверх, совершая резкие уверенные движения. Она видела его напряженные мышцы во всей красе: широкая спина, крепкие руки. Такому упорству можно было только завидовать – находясь в плену, стараться держать себя в форме. Новая едва заметная тень надежды сверкнула в её сознании. Его уверенность в освобождении грела ей душу.

Боковым зрением Ева увидела силуэт, промелькнувший из-за простенка. Безликая женщина в тёмном, ссутулившись и вжав в плечи голову, просунула между прутьев небольшую миску. Она поставила её на пол и удалилась так же быстро, как и пришла. Незнакомец спрыгнул на пол, взял миску и подошёл к ней.

—Ешь, – сказал он и протянул её.

Содержимое миски вызвало ужас и отвращение - внутри были намешаны остатки и объедки из того, что, по-видимому, являлось обедом её похитителей. Обкусанные куски хлеба тонули в смеси крупы, невнятной жидкости и костей.

—Не буду! – она замотала головой. – Вы что, издеваетесь?

Незнакомец снисходительно улыбнулся. Он снова присел перед ней на корточки и заглянул в лицо.

— Послушай меня. Давай я тебе слегка опишу ситуацию, в которой ты оказалась. Ты похищена. Эти люди достаточно серьёзные для того, чтобы смотреть на твои капризы. Ты будешь спать там, где тебе скажут, есть то, что тебе дадут, ходить в туалет вон в ту дырку в полу и сидеть тихо-тихо, если не хочешь быть избитой, - его голос был тихим и раздраженным. - Я нахожусь в такой же ситуации, как и ты. Не подумай, что мне всё это нравится, и я смирился. Но это нужно сделать,… если хочешь жить.

Её щёки обжигали слёзы. Сердце тоскливо сжималось. Перед глазами плыли мутные картинки её здесь пребывания. Было страшно и противно до тошноты от всего сказанного.

—Кто эти люди? Для чего я им?- произнесла она сквозь слёзы.- Они меня убьют?

Незнакомец тяжело вздохнул.

— Я бы тоже хотел знать ответы на эти вопросы. Я хочу знать это уже на протяжении трёх месяцев…

***

Хасан сидел в темноте своего кабинета. Окна плотно зашторены. Только свет монитора отбрасывал голубой отблеск на суровое лицо. Он нервно пролистывал записи камеры наблюдения, и челюсти его жестоко сжимались.

Злость от того, в какую сторону повернулась ситуация, распирала его изнутри. Он ожидал всего, что угодно, только не этого. Всё утро он находился в нервном напряжении от предвкушения просмотра. Его мозг рисовал ему страшные картины расправы над девчонкой. Он видел сцены насилия, кровь и мысленно слышал её беспомощный крик. Но ожидания его не оправдались.

— Ах так, да… Значит вы подружились? Значит ты добрый у нас?- пальцы Хасана нервно случали по столешнице.- Ладно, посмотрим, что ты будешь делать через недельку-другую, когда захочешь жрать…

Хасан резко отъехал на стуле от компьютера, встал и направился к двери. На мониторе мелькала рябью картинка видеозаписи. На ней , вжавшись в угол, на полу сидела Ева.

*** Макс

Я сел на лежак, прислонившись к стене, в моей руке была миска с едой. Я совсем не был удивлён тому, что девчонка отказалась есть. Вспоминая свои первые восемь дней, когда я отказывался принимать это от них, я содрогнулся. Лишь на девятый день, когда разноцветные круги перед глазами стали закрывать мне обзор, я, шатаясь, дошёл до миски и через силу съел её содержимое полностью.

С того дня я чётко знал, что это просто необходимость, принимая еду, как противное лекарство, давя в себе чувство тошноты. Благо делать это приходилось всего один раз в день.

Есть хотелось мучительно и нестерпимо, до боли, до галлюцинаций. Наверное, Хасан специально построил эту камеру недалеко от кухни, чтобы запахи, доносящиеся оттуда, причиняли мне ещё большие мучения.

Иногда вечером я ложился на матрас, закрывал глаза и представлял себе кофе. Крепкий, чёрный, только что приготовленный в турке. Я видел его так чётко, что начинал ощущать во рту его терпкий вкус. Кофе был одной из моих сильнейших слабостей. Его отсутствие я переносил больнее всего. Иногда мне казалось, что если бы сейчас мне предоставили выбор – мясо или кофе – я бы выбрал последнее.

Отогнав от себя воспоминания, я начал есть, доставая еду из миски руками. Сбоку краем глаза я видел брезгливый взгляд, обращенный в мою сторону. Я мог бы уйти за перегородку и сделать это в одиночестве, не сопровождаемый её презрением. Мне было унизительно есть подобно дикарю, но я обязан был сделать это для неё. Она должна побороть в себе это чувство омерзения ради жизни, так же, как сделал когда-то я. Пускай сегодня она останется голодной, но возможно завтра или через несколько дней она будет есть, а значит, будет жить.

Опустошив миску, я швырнул её к решётке, зная, что через несколько минут придёт женщина-тень и с опаской заберёт её, чтобы завтра в то же время принести в ней следующую порцию помоев.

Наверное, следовало бы напоить девчонку, потому что без воды она долго не продержится. Вспомнив это, я взял жестяную мятую кружку и набрал воды, стекавшей в пространство дырки-туалета, подошёл к ней и протянул ей воду.

— Я понимаю, почему ты отказываешься есть. Со временем это пройдёт. Но от воды я не рекомендую тебе отказываться, потому что в случае обезвоживания ты и недели не проживёшь.

Снизу на меня смотрели большие глаза, наполненные слезами, невероятно синие, красивой правильной формы с длинными изогнутыми ресницами. Выражение её глаз по-детски испуганно-удивлённых приводило меня в замешательство.

—Она что, из туалета? – тихо, почти обреченно спросила девчонка.

—Ты должна пить, понимаешь? Да, она течёт прямо в туалет, но она чистая.

—Не буду! – обиженно, как ребёнок, произнесла она, замотав головой.

Я схватил её за руку, вложил кружку ей в руку и почти закричал.

—Пей немедленно!

От моего крика она вздрогнула и судорожно стала воду, проливая на себя большую её часть, не спуская с меня глаз, за ужас в которых мне стало стыдно.

Отходя, я услышал за своей спиной жалостные всхлипывания. Плюхнувшись на лежак, я отвернулся к стене и закрыл глаза.

Меня разбудил плач, услышанный сквозь сон. Я встрепенулся, соображая, где я и сколько сейчас времени. В камере было ещё светло. Наверное, я проспал не больше часа. Девчонка в углу почти скулила. Я сходил умыл лицо, намочил голову, чтобы взбодриться, и подошёл к ней.

—Ну ладно, прости, что я ору! Просто здесь не место для того, чтобы привередничать. Ты должна…

—Я в туалет хочу, – прошептала она, перебив мои слова.

—Туалет вон там в углу, - чуть смутившись, я показал ей место.

— Я не смогу это сделать при вас! Мне стыдно! Там даже двери нет! – в её крике было столько отчаяния и боли.

— Ну хочешь, я отвернусь, глаза закрою...уши...ну или чего ты там делать будешь…

Но мои слова только вызвали новую волну рыданий. Я присел перед ней.

—Давай так сделаем: я буду стоять здесь в самом дальнем углу, я сделаю вид, что ничего не происходит, а ты просто сделаешь свои дела. Ты понимаешь, что тебе придется это делать, хочешь ты этого или не хочешь, потому что в ближайшее время здесь комфортабельный туалет с биде не появится. Я тоже человек, если ты ещё не успела этого заметить. И у меня так же есть надобности. Мне точно так же стыдно делать это при тебе. Так что у тебя есть выбор: пойти туда или остаться здесь и лопнуть, - я заглянул ей в глаза, ожидая реакции.

—Только тогда отвернитесь, пожалуйста,- её глаза почти умоляли.

Я кивнул и встал в её угол, прислонив голову к холодным прутьям решётки. Через полминуты я услышал тихое журчание и невольно улыбнулся.

***

Как же стыдно! Ева была готова провалиться под землю, чтобы не испытывать этого чувства. А ведь это ещё не самое страшное, что ей предстоит, подумала она, мысленно подсчитывая свой цикл. Она возвращалась в свой угол после посещения «туалета» и чувствовала, как горели её щёки. Голова была тяжёлая, да и дышалось как-то с трудом.

Он стоял в углу, прислонившись к прутьям и прикрыв глаза. Ева подошла сзади, шепнув «Спасибо». Незнакомец направился к своему пристанищу. Он сел на матрас, облокотившись на стену, и закрыл глаза. Ей было интересно, о чём он думает сейчас? Почему его настроение так часто меняется? Он то возится с ней, то кричит так, что её парализует. Он сказал, что находится здесь уже три месяца. Какой кошмар! Неужели за это время некому было его спасти? Неужели всё потеряно?

Когда она думала об этом, то ей становилось страшнее и страшнее от осознания того, что если спасения не будет, то и смысла в их долгом содержании нет. Не будут же похитители всю оставшуюся жизнь держать их в клетке, как комнатных зверюшек, кормя объедками и заставляя публично опорожняться. Подумав об этом, она дала себе клятвенное обещание в случае возвращения домой никогда больше не посещать зоопарки, осознавая теперь себя на месте тех животных, муки которых люди радостно ходят показывать своим детям.

Ева села в свой уголок, её стопы стали уже бесчувственными от долгого соприкосновения с ледяным каменным полом. А вот бок неприятно холодила стена, на которую ей приходилось опираться. Она закрыла глаза, мысленно представляя перед собой маму, нежно окутывающую её одеялом. Сейчас бы та напоила её горячим молоком со сливочным маслом – маминой любимой панацеей от всех недугов, вещью, которую Ева ненавидела с детства, но которую так сейчас хотела бы ощутить на своих губах. Наверное, мама сейчас сама лежит в кровати, обессилевшая от слёз и неизвестности, что с её дочерью. А папа мечется по квартире с телефонной трубкой в руках, поднимая все свои немногочисленные старые связи. Как они пережили эту ночь? Сейчас им тяжелее, чем ей. Ева по крайней мере знает, что пока жива. Она так долго жила в раю, окружённая их заботой, казавшейся ей чрезмерной, которую Ева считала оковами на ней. Она совершенно не ценила то, что они рядом. Это всегда казалось само собой разумеющимся, нерушимым. А теперь она отдала бы всё на свете, чтобы поменять её новую тюрьму на их оковы, которые защищали её от жестокости внешнего мира.

Перед глазами Евы медленно плыли картинки из прошлой жизни. Её уютная красивая комната с оранжевыми занавесками, яркость которых так нравилась ей и раздражала папу, называющего их «огонь в окне». Её мягкий пушистый кот Фабио, мирный треск которого всегда убаюкивал её на ночь. Мамины пироги из духовки, от которых она часто отказывалась, опасаясь за фигуру. Мелькнули студенческие годы, её весёлые, всегда беззаботные друзья. Всё это казалось таким далёким и недостижимым, как будто было сном.

Картинки неслись перед глазами одна за другой, медленно превращаясь в цветную смазанную карусель вокруг неё. Из-под горящих век катились по щекам обжигающие кожу слёзы. Ева постепенно погружалась в туман, обволакивающий тело и мысли…

*** Макс

Ночь выдалась достаточно холодная. В окне надо мной посвистывал ветер. Я накинул на себя пиджак.

Лёжа на матрасе, я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к её дыханию. Вот уже третью ночь это становится моим развлечением, когда я не могу уснуть. Почему-то эти звуки меня успокаивают. Ева по-прежнему верна своему углу. Но она второй день не плачет. Просто сидит, поджав ноги и глядя в одну точку. По-прежнему мне не удалось заставить её есть. Раз в день я приношу ей кружку воды и она, уже не сопротивляясь, выпивает её. Наши посещения туалета сами собой стали негласным правилом: когда один из нас подходит туда, другой в дальнем углу отворачивается и закрывает глаза и уши– забавный ритуал, позволяющий хоть чуть-чуть оставаться личностями. Хасан не появлялся здесь с того дня, как привёл её. Я постепенно привыкал к переменам в моей жизни, и её появление настораживало меня всё меньше.

Отвлёкшись от мыслей, я снова прислушался. Сегодняшней ночью дыхание Евы не такое спокойное - она дышит прерывисто и тяжело, как будто содрогаясь во сне. Замёрзла?!! Почему я только сейчас понял, что вот уже пятый день она сидит на полу? Болван…

—Ложись на мой матрас,- сказал я, подойдя к ней,- ты замёрзла.

—Даже не надейтесь! – тихо, но возмущённо прошипела она.- Мне не холодно!

— Я глухой, по-твоему? Я даже оттуда слышу, как у тебя зубы стучат.

—Оставьте меня в покое! - Ева сжалась в комок и отвернула голову.

Я взял свой пиджак с матраса и присел, чтобы накрыть её, но от моего прикосновения Ева дёрнулась, как от разряда электричества. Я отпрянул, оставляя пиджак у её ног, и пошёл на своё место.

Конечно, было бы глупо полагать, что она доверится мне. Ну и наплевать…Чего я пытаюсь добиться? Почему её состояние должно меня беспокоить? Во мне бушевал водоворот эмоций: ненависть к Хасану, злость от собственного бессилия, непонимание всего происходящего, но самое главное, что меня волновала эта девчонка. Я не мог не думать о ней, и это злило меня.

Сон мой испарился окончательно. Через час моих бессмысленных попыток спать я услышал, что вздохи Евы приобрели неприятные нотки хрипа. Прислушиваясь к этому звуку минут пять, я не выдержал и встал.

Ева в своём углу уже не сидела как прежде, плотно сгруппировавшись. Её ноги вытянулись, а голова безвольно упала набок. Я дотронулся до её щеки, и меня обжёг огонь. Ева при этом не проявила никаких признаков сопротивления.

—Эй, ты как?- потряс я руку, но не получил в ответ никакой реакции.

Быстро схватив обмякшее тело, я отнёс её на свой матрас, бережно уложил и укрыл пиджаком. Согреть – было единственным инстинктом, проявившимся в данную минуту. Я стянул майку, задерживающую тепло тела, лёг рядом, прижав её хрупкое тело к своей груди. Какой же она была горячей. Не просто излучающей человеческое тепло, а неприятно пугающе обжигающей.

От тяжелого хриплого дыхания у меня пробежали мурашки по спине. Я обнял Еву, взяв её ладони в руку. Я растирал в руках её пальцы, но она по-прежнему не шевелилась. В страхе я прижался к ней и стал ждать, позже поймав себя на мысли, что считаю минуты. Мой нос уткнулся в её висок, и впервые за последние три месяца я ощутил близость человека рядом с собой. В теле пошла волна теплоты и спокойствия, мои глаза стали смыкаться сами собой.

Эта ночь прошла на удивление спокойно для меня, без кошмаров, без страха. Она совсем не была похожа на все те ночи, в которые я мучительно засыпал, и так же мучительно просыпался по несколько раз, охваченный ужасом. Ночи, не приносящие мне сил, а вытягивающие последние их остатки.

Меня разбудило резкое движение около меня. Открыв глаза, я увидел её лицо, обращённое ко мне. Щеки Евы пылали нездоровым румянцем, воспалённые глаза смотрели со страхом и недоумением. Её взгляд опустился ниже. Увидев мою голую грудь, Ева дёрнулась к стене, скидывая мою руку. Я увидел, что от резкого движения видимо ей стало хуже, потому что глаза ей расфокусировались, а обмякшее тело сползло по стене на матрас. Я вскочил на ноги, поправил её в более удобное положение. Минуты три я шокированный сидел на корточках около неё, поправляя светлые сбившиеся волосы. Выглядела она совсем не важно: синева под глазами, пересохшие губы, тяжёлое дыхание. Пятидневный голод и болезнь сделали своё дело. Я взял тряпку, намочил в воде и положил ей на лоб. Через некоторое время её веки стали слабо открываться. Ева облизнула пересохшие губы и стала медленно оглядываться. Взгляд её снова столкнулся со мной, она напряглась, чуть поднявшись на локтях.

—Успокойся! Не надо бояться,- я старался говорить как можно спокойнее и добрее, но мне это, наверное, плохо удавалось, потому что дыхание Евы нервно учащалось,- Тебе стало плохо, ты вся горела. Я просто переложил тебя на матрас. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она молчала. Только глаза её умоляюще смотрели на меня. Я протянул ей кружку. Ева с минуту с недоверием смотрела на меня, а потом взяла воду. Сил на сопротивление у неё больше не было. Она упала на матрас. Я забрал пустую кружку и укрыл её пиджаком.

***

Ева не знала, сколько прошло времени. Она потеряла ему счёт… В периоды нечастых проблесков сознания она каждый раз видела перед собой его лицо. Он сидел, стоял, лежал, но всегда был рядом, внимательно глядя на неё. Ей казалось, что он совсем не спал. Рядом с ней всегда стояла вода, и как только она приходила в себя, он, бережно придерживая её голову, поил её. Ева слышала, как иногда он, глядя куда-то в потолок кричал, требуя лекарств для неё. Слова его были обращены к человеку с именем Хасан. Обрывки фраз не выходили у неё из головы: «ты понимаешь, что она может умереть..», «ты же не заинтересован в этом…», «мне нужны хоть какие-нибудь антибиотики…». Он с яростью бил по прутьям клетки, кричал, ругался. Это происходило на протяжении нескольких дней. Но никто так и не пришёл.

Один раз ему даже удалось запихнуть в неё немного еды. Она не ощущала её вкуса, просто ела с его рук, стараясь быстрее проглотить. Его убедительные слова по поводу поддержания жизни явно имели здравый смысл. И она заметила ликование в его глазах, когда ему удалось её накормить. Возможно, она встала на ноги только благодаря его заботе и уходу.

В тот день, когда её сознание стало осознавать реальность происходящего более отчетливо, он как всегда был рядом. Сидел у неё в ногах, облокотившись спиной о стену. Ева старалась никак не выдать своё пробуждение, потому что его глаза были прикрыты, и ей не хотелось его разбудить. Она просто лежала и смотрела на него. Вероятно, он был достаточно привлекателен до того, как голод и отсутствие возможности привести себя в порядок сделали его лицо таким измученным и диким. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица. Весь вид его выражал гордость и спокойствие.

Она попыталась чуть приподняться, что вызвало такой взрыв боли в висках, что от неожиданности нога её дёрнулась, разбудив странного соседа. Он резко встал с матраса, и отошёл на пару шагов, видимо ожидая её недовольства по поводу его близости. Видя, что она не шарахается от него, как прежде, он осторожно присел перед ней на корточки.

— Ты как?- с опаской спросил он.

— Голова болит…очень…

Он растерянно захлопал глазами, не зная, о чём говорить дальше и что делать. Повисло напряженная тишина.

—Пить хочешь?- спросил он немного погодя, она пожала плечами.

Незнакомец сходил за водой, присел рядом с кружкой и по привычке приподнял ей голову, пытаясь напоить, но потом, как будто испугавшись, отпустил её и сунул кружку ей в руку.

***

Пятый день на душе Хасана было погано настолько, на сколько может быть погано человеку, обнаружившему в коробке своего новогоднего подарка пустоту. Его тщательный план летел в тартарары, стремительно набирая скорость. Но самое страшное, что он ощущал отсутствие идей, как хоть чем-то исправить ситуацию.

Хасана мучили воспоминания о первом дне, когда он заполучил свою очередную игрушку. Гордость распирала его от того, как красиво провели «операцию» его мальчики: без шума, без свидетелей, прямо среди бела дня - он мог ими гордиться. Хасан спускался по лестнице в нетерпении увидеть «новенького». Он рисовал себе в уме образ затравленного, плачущего «белого воротничка», умоляющего о пощаде. Но увиденное поразило его: пристёгнутый к прутьям, перед ним стоял высокий, статный мужчина, гордо поднявший голову, не выражающий ни тени страха. Он смотрел в сторону Хасана с вызовом, лицо его было сильно разбито, но глаза… Этот взгляд часто мучил Хасана во сне: открытый, независимый, взгляд героя. Этот человек даже стоил бы того, чтоб стать одним из команды. Ни голод, ни боль не ломали его. Даже объедки ему удавалось есть с достоинством, с вызовом отбрасывая пустую миску каждый день. Хасану казалось, что пленник предпочтёт смерть мольбам и уж точно не станет работать на него. Но смерть не была целью Хасана. Смерть была бы слишком лёгким исходом.

Хасан снова придвинул стул и кликнул мышкой. Он смотрел записи прошлых месяцев, пытаясь понять, что же он упустил. Каждый день пленника был как близнец похож на предыдущий: вот он проснулся, облился холодной водой, полтора часа непрерывных занятий, вот опустошил миску с едой и привычным жестом швырнул её к решётке, сел на матрас, закрыл глаза, через два часа поднялся и снова отжимается... Его «жизнь» похожа на медитацию: расписанная по часам, лишенная эмоций. Каждый день его заканчивался тем, что он подходил к камере и, гордо глядя в неё, подняв голову, стоял так минут пять, после чего ложился лицом к стене и засыпал.

В те нечастые дни, когда Хасан спускался в подвал, между ними начиналась безмолвная борьба взглядов, и победителем всегда был пленник. Даже когда взбешённый Хасан отдавал приказание избить его, тот никогда не опускал глаз. Стиснув от боли зубы, сплёвывая кровь, он продолжал гордо с вызовом смотреть в лицо Хасану.

Мысль о девчонке возникла у Хасана спонтанно. Однажды он увидел в фойе ресторана охранника, жадно прижимающего к стене хихикающую, вызывающе одетую девку. Охранник забыл о своем профессиональном долге, всё, что беспокоило его в тот момент – это буйство гормонов, пьянящих его мозг.

С того дня идея с подселением пленницы крепко засела в мозгу Хасана. Молодое красивое тело, помещённое к голодному озлобленному мужику, несколько месяцев находившемуся в одиночестве. Именно это и нужно было, чтобы «встряхнуть» пленника.

Следующим же утром он отдал приказ найти и привезти девчонку, которая должна была стать для пленника кровавой забавой. Мальчики Хасана не подвели. Девчонка нашлась уже спустя несколько дней – какой-то студентке не повезло, когда она имела неосторожность идти по улице в темноте.

С каким наслаждением слушал он её вопли, смотрел, как обнаженное тело падает к ногам этого непокорного. Он ожидал пробуждения в нём зверя, но вопреки всему она открыла в нём человека.

Хасан видел это по тому, с какой заботой пленник стал относиться к девчонке. Он отдаёт ей свою еду. Еду, которая лишь еле поддерживает его потребности в пище, которой мало и для одного человека. Он положил её на своё место, единственное тёплое место в камере. За три месяца от него не было ни одной просьбы о чём-либо. А сейчас вот уже несколько дней подряд он просит, почти умоляет…ради неё.

И тут мысль искрой мелькнула в мозгу Хасана: не надо искать слабое место пленника…ОНА будет его слабым местом, тем местом, в которое Хасан нанесёт удар.

2.

*** Макс

— Мне, наверное, следовало бы поблагодарить вас за то, что вам пришлось возиться со мной,- её тихий голос сзади почти напугал меня. Я резко обернулся.

— Зачем ты встала?

— Мне сегодня уже лучше, честно.

— Ляг на место, ты только вчера пришла в себя. Мне хватило и пяти дней твоего бреда.

Ева мялась, обдумывая какую-то мысль, не решаясь её озвучить. Я вопросительно заглянул ей в лицо.

— Я не могу больше занимать ваш матрас - вы не спите почти неделю из-за меня.

— Нам хватит места и двоим, больше на полу ты сидеть не будешь.

— Но я не могу спать с вами вместе. Я вам очень благодарна, но вы…

— Макс.

— Что? – непонимающе переспросила Ева.

— Меня зовут Макс – это во-первых. А во-вторых, я считал, что вопрос с этим «но» уже решён. Я понимаю, к чему ты клонишь. Я не собираюсь тебя… ну ты поняла. Не считай меня совсем уж животным.

Ева стояла передо мной в нерешительности, но к своему удовольствию, я обнаружил, что страх передо мной у неё отступил.

— Нам как-то придётся здесь выживать…Вместе… Я пока не знаю как, но придётся. Иди, ложись, пожалуйста.

Она кивнула и слабо поплелась на матрас.

—Ева, - звук её имени, произнесённый мною в тишине, заставил её вздрогнуть. Она обернулась ко мне.

— Не бойся меня, ладно?

Я едва уловил кивок её головы.

***

Макс… Теперь она знала его имя. Почему-то Еве казалось, что с этого момента она стала ему больше доверять. Как будто со своим именем он открыл ей маленькую часть своей души.

И вроде бы он совсем не злой. Очень усталый, хмурый, настороженный, но не злой. Во всяком случае, ей хотелось верить в это.

Ева чувствовала себя ещё достаточно слабой, разбитой морально и физически. После того, как она пришла в себя после болезни, ещё пару дней она почти целыми сутками спала. Поздними вечерами она чувствовала, как он тихонько опускался рядом на матрас. Стараясь не задеть её, он ложился на самый край спиной к ней, долго не спал, осторожно ворочаясь и вздыхая. Он почти всегда молчал, лишь изредка кидая на неё осторожные взгляды, будто изучая её.

Вот и сегодня он так же молча подошёл к ней, протянув миску еды. Ева оглядела её содержимое. То, из каких компонентов состояло «меню», было ещё полбеды. Чтобы не умереть, можно и закрыть глаза на свою брезгливость. Но еды было катастрофически мало. Если раньше он получал эту порцию раз в день только для себя, то теперь её приходилось делить на двоих. Но, не смотря на это, он делился с ней, при этом предлагая есть первой.

—Спасибо, я не голодная… - она протянула ему еду обратно.

Макс устало опустился рядом. Он не ел, просто держал миску на коленях.

— Я и вправду не хочу есть,- попыталась оправдаться Ева,- Я здесь не так давно… Наверное, сейчас еда вам нужнее.

—Твоё якобы благородство не уместно. Ты считаешь, что я смогу спокойно сидеть и наблюдать, как ты будешь с голоду умирать? Я не буду тебе врать, говоря, что не хочу есть. Хочу! И, поверь мне, через несколько дней ты тоже захочешь… очень. Сейчас тебе силы нужны не меньше, чем мне, так что ешь,– он снова протянул ей еду.

Ева взяла руками кусок хлеба из мутной жижи и быстро проглотила его, с трудом подавив рвотный позыв. Содрогнувшись от омерзения, протянула миску обратно.

— Противно, знаю… Но ты должна есть, - Макс грустно вздохнул.

Он быстро опустошил миску, швырнул её к решётке и сел к стене, опустив лицо на ладони. Сбоку от него Ева заметила нацарапанные на стене неровные палочки. Они были разделены на три одинаковых столбика, а четвёртый столбик был только начат.

—Это календарь? – догадавшись, спросила она.

Макс резко поднял голову и обернулся на место, указанное ею.

—Угу, - промычал он,- я сначала в уме запоминал количество дней, проведённых здесь и то, какое сегодня число, а потом, когда стал сбиваться, то решил отмечать. Не знаю, зачем мне это,- он пожал плечами, словно пытался оправдываться, - просто, когда целый день нечем заняться, приходится придумывать себе хоть какое–то дело.

Они снова замолчали. Ева просто не знала о чём говорить с человеком, которого почти не знает, в условиях, которые приводят её в ужас. Шли часы, а они всё сидели на своём матрасе в напряженной тишине. Макс иногда закрывал глаза, и казалось, что он спит. Но малейшее её движение вызывало его настороженный взгляд в её сторону.

К вечеру стало темнеть, и тишина стала настолько гнетущей, что каждый шорох в здании или за окном заставлял Еву вздрагивать.

— Я, наверное, задам глупый вопрос, но вы не пытались выбраться от сюда?

— Почему же глупый? Это был первый вопрос, который у меня возник, когда я попал сюда, - Макс тяжело вздохнул,- Но я не хочу, чтобы ты питала лишних иллюзий по этому поводу. Выбраться от сюда нельзя. Замок на решётке всегда заперт. Дверь сверху закрыта снаружи. Когда они приходят, у них с собой оружие. Пытаться открыто им сопротивляться – это заведомо погибнуть. А ещё тут камеры наблюдения,- Макс показал рукой на потолок, - вон одна у входа, а одна прямо перед нами, видишь? Они пишут и видео и звук… Так что, нас видят и слышат. За эти месяцы я смог определить, что они просматривают запись с них не каждый день, но всё же. Так что, мы в западне…

— Ну а эти женщины за стеной?

— Это их женщины, Ева. Они подвластны им не менее нас, и никогда не будут помогать нам.

— А может быть какое-то послание в окно выбросить? Вдруг кто-нибудь найдёт его.

Макс усмехнулся.

— А я смотрю, ты часто книжки приключенческие читаешь, - он посмотрел на неё с улыбкой,- только, к сожалению, в жизни не всегда, как в книжках.

Макс посидел так ещё с полчаса, а потом сходил за перегородку, вернулся с кружкой и стал её краем царапать что-то на стене. Увидев это, Ева поняла, почему один край кружки был обточенным и острым.

Пылинки от штукатурки облачком опускались на матрас, Макс наклонился и сдунул их. На стене появилась новая палочка в неполном четвёртом столбике.

—Ещё один день, - прошептал тихо Макс скорее для себя, чем для неё.

Он отнёс на место кружку и опустился на матрас.

— Ладно, давай спать…Чем больше времени проводишь во сне, тем быстрее тянутся здесь дни…А тянутся они здесь очень медленно, уж поверь мне.

*** Макс

Ну вот и начался очередной день. Глядя на свой календарь, я осознал, как незаметно пролетели две недели… Ещё никогда за время моего здесь пребывания время не летело настолько быстро. Я продолжал делить со своей вынужденной соседкой всё: еду, постель, горе, стыд, время…делить свою жизнь.

Ева всё ещё держалась от меня на некотором расстоянии. Она почти не ела, оставляя мне больше еды, по ночам вжималась в стену, стараясь занимать как можно меньше места. Её существование было мало заметным физически. Но морально я всё больше стал ощущать её частью себя. Я уже с трудом вспоминал жизнь, когда был одинок. Мне нравилось её тихое присутствие, нравилась забота о ней, даже то немногое, что мог я предложить ей в данной ситуации. Это позволяло мне ощущать себя нужным и значимым.

Мои дни остались такими же размеренными и подвластными своеобразному графику, принятому мной. Утро, холодная вода на голову, физические нагрузки, скудная еда, снова физические нагрузки, тихий вечер, бессонная ночь…Только теперь я был под взором бесконечно синих глаз, слышал ночью тревожное дыхание и иногда был удостоен тихого голоса. И моя жизнь уже не казалась такой пустой.

Я встряхнул головой, вернувшись в реальность. Почему сегодня за стеной так тихо? Время обеда уже давно прошло. Но не через час, не через два еду нам так и дали. Я был очень обескуражен этим фактом. Что ещё придумал Хасан своим мозгом маньяка? Не может же он нас просто убить здесь голодной смертью. В этом нет смысла. Во всех действиях Хасана должен быть смысл. Я нашёл его даже в появлении Евы. Не сразу, но нашёл. Хасан ждал, что я растерзаю её, я понял это. Именно поэтому она была раздета. Чтобы подтолкнуть меня к насилию. Вызвать во мне животные инстинкты. Я понял это по тому, как дёргалась от меня Ева. Она боялась именно этого. И тем самым открыла мне глаза. Но Хасан не угадал. У меня даже мысли не было причинять боль ей.

Меня отвлёк от раздумий скрежет ключа в двери подвала. Дверь с грохотом распахнулась, и по лестнице медленно спустился Хасан. Он пришёл один, без охраны. Взгляд его был хитрым и подлым, не сулящим ничего хорошего. Ева сзади меня моментально вжалась в стену. Она не видела его с того дня, как попала сюда, но, думаю, что помнила его прекрасно. Тот взгляд, которым он оценивал её в тот вечер, не возможно было забыть.

Хасан не смотрел на меня. Он встал напротив Евы и, молча, стал осматривать её. Я услышал с её стороны испуганный шёпот и причитания, а обернувшись, увидел её глаза, наполненные слезами. Ей было страшно, крайне страшно.

И тогда я встал между Хасаном и Евой, загородив её спиной. Мне хотелось спрятать её от его жестокости, хотелось, чтобы сейчас она была не здесь, а где-то далеко в безопасности. Я понимал, что ничем хорошим это не кончится, что это очень разозлит Хасана. Но видеть её страх было невыносимо.

Несколько секунд Хасан поражённо смотрел на меня, не ожидая, что я могу оказать хоть какое-то, но всё же сопротивление ему. Потом он зло усмехнулся.

— Она нравится тебе, Макс? Зачем ты её защищаешь? Героем хочешь выглядеть? Она - баба, она не оценит, - Хасан произносил свой монолог неспешно, упиваясь своим превосходством.- Тебя никто не ищет, Макс. Никто не вспомнил о тебе за это время. Ты никому не нужен. Ты будешь отдавать ей свою еду, а сам умирать с голоду? Нужна ли она тебе? Сейчас она не просто баба, она – конкурент. Слабый конкурент. Покажи свою силу! Ты же хочешь жить? Подумай об этом, Макс…

— Что ты хочешь от меня, Хасан? Тебе надо, чтобы я работал на тебя? Тебе нужны деньги? Что-то ещё? Тебе ведь я нужен, не она. Отпусти девушку. Со мной ты можешь делать всё, что хочешь. Но не трогай её.

Хасан долго не отвечал мне, пристально смотря в тишине, а на его лице отражалось глубокое раздумье. И в какой-то момент тень надежды промелькнула в моём сознании, вдруг он наконец-то выскажет все свои условия, вдруг освободит Еву. Я затаил дыхание от напряжения. Вокруг было так тихо, что почти неслышимый звук воды казался мне в тот момент шумом водопада.

— Хочешь сделку, Макс? Избавься от неё… и я отпущу тебя, - он развернулся и пошёл к выходу.

По моей спине прошёл леденящий холод. Я стоял словно парализованный, глядя в спину уходящего Хасана. Ярость от бессилия, копившаяся во мне на протяжении стольких дней, вскипала с каждым его шагом. Мне хотелось броситься и разорвать его с той же жестокостью, с какой он предлагал мне сделать это с ней. Неужели он не остановится в своей злобе? Неужели будет доводить свой план до конца?

— Что тебе надо, Хасан? Что я тебе сделал? – мой крик заставил остановиться его на последней ступени. Хасан обернулся через плечо, демонстрируя мне свой волчий оскал.

— В тебе слишком много человека, Макс. Ничего личного!

Я кричал так громко, что не слышал грохота закрывающейся двери. Я бил кулаками прутья решётки с такой яростью, с таким отчаяньем, что в какой-то момент мне показалось, что я способен сломать их. Я был в таком состоянии в первый раз в жизни. И мне действительно было страшно от того, что может отчаянье сделать с человеком.

Я остановился лишь тогда, когда стал задыхаться, из моей груди раздавались хрипы, руки были разбиты в кровь. В бессилии я сел на пол, закрыв лицо руками. Сердце колотилось с бешеной скоростью, в голове звучал монотонный шум, разрывавший мозг напополам.

Я не знаю, сколько бы я пробыл в этом состоянии, если бы звуки рыданий Евы не вернули меня к реальности. Я открыл глаза, посмотрев перед собой – Евы на матрасе не было. Я перевел взгляд на угол и нашёл её там в привычной позе. Чёрт… Чёрт…Чёрт… Опять?

Плечи её сотрясались от плача и страха. Руки вцепились в волосы. Глаза были безумными от горя и ужаса.

Я рванул к ней через камеру. Моё приближение вызвало панику ещё большую, чем в первый день. Ева отчаянно кричала и вырывалась, когда я попытался поднять её. Мне стоило больших усилий удерживать её, прижатой к моему телу.

— Всё, Ева… Успокойся! Не надо, пожалуйста…- шептал я ей в волосы.

— Я не хочу умирать! – она лишь выкрикивала сквозь рыдания одну единственную фразу колотила меня кулаками со всей силы.

— Ты не умрёшь! Я не дам тебе умереть! Пожалуйста, не плачь, не надо!

Я взял её на руки, словно рёбенка, и понёс на матрас. Сел вместе с ней, прижав к своей груди так крепко, насколько смог. Она уже не вырывалась, лишь плакала бессильно. Я держал её долго, прижимая к себе, пока Ева не успокоилась. Она перестала рыдать, лишь только дрожь тела выдавала её напряжение.

Эту ночь я спал, прижимая к своей груди хрупкое тело Евы, то проваливаясь в небытие, то просыпаясь от её вздрагиваний. Это была чертовски странная ночь, одновременно наполненная теплом и страхом!

***

Ева лежала и думала лишь о том, что её сосед по клетке в итоге оказался прав – есть хотелось жутко. Когда она болела, голод не ощущался так интенсивно, но сейчас, выздоравливающий организм начал брать своё. В животе требовательно урчало, и Ева замирала каждый раз при этом звуке, мысленно молясь, чтобы Макс его не услышал.

Макс тоже был голоден, и Ева отчётливо осознавала это по тому, как вёл себя её сосед. Время «обеда» приближалось, и он нервно ходил по клетке, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, откуда приходила женщина с едой.

Ева пыталась понять, что за мысли сейчас роятся в его голове. Наверняка, он очень зол из-за того, что его положение ухудшилось в связи с её появлением. Она стала слабым звеном для него, стала орудием манипулирования в руках Хасана. Оставалось лишь ждать, что же возьмёт верх – человечность её сокамерника или его инстинкты.

Наконец, сбоку промелькнула тень, и Макс резко подошёл к прутьям клетки. Он присел перед миской и тихо выругался, ударив по решётке. Когда он протянул миску Еве, она сразу поняла, чем была вызвана его агрессия – миска была наполнена лишь на треть.

Макс был хмурым и настороженным. Он тихо присел рядом, запустив руки в волосы, и напряженно растирая виски.

— Они специально это делают, да? Стравливают нас?

— Нет, Ева, всё нормально, ешь…

Макс старался быть спокойным и убедительным, но Ева прекрасно почувствовала его обман. Он не смотрел на неё, но его голос был слишком неуверенным для правды.

— Зачем вы мне врёте? Думаете, я не понимаю, что происходит.

— Ну а если понимаешь, то зачем спрашиваешь? – Макс раздражённо шаркнул ногой по полу, - Они ставят меня перед выбором – ты или я.

— И что вы будете делать, когда еды станет ещё меньше? – Ева осторожно посмотрела на Макса, но он молчал, лишь напряженно сводя брови.

На его лице отражались глубокие раздумья, тяжёлые и вряд ли приятные. Ева понимала, что она не в лучшем положении. Но Максу было сейчас ещё труднее – в его руках была ответственность за две жизни.

- А что если им подыграть? Они же видят нас на записи? Перестаньте делиться со мной. Давайте будем делать вид, что мы боремся за эту еду. Отнимать друг у друга.

Макс повернулся и долго пристально смотрел на Еву.

- Ты знаешь, это могло бы быть хорошей идеей… Только они не остановятся на этом. Как мы будем притворяться, если еды совсем не станет? Будем понарошку есть друг друга? Нельзя играть с ними. Увидев наши слабости, им захочется больше. Лучше уж пусть видят, что мы не идём на их условия. Так что, ешь. А я не буду. Пусть Хасан видит, что я не стану убивать!!! – Макс вскочил с матраса и в три шага подскочил к камере. - Слышишь, Хасан!!! Ты меня не заставишь! Никогда! Хочешь, чтобы я убил кого-то? Спустись ко мне, войди в клетку! Один на один!

Ева пыталась оттащить его на место, но распылившийся Макс упирался, как мог, продолжая кричать в камеру.

— Прекратите! Не надо злить их, пожалуйста! – Ева изо всех сил тянула его за руку, но её пальцы соскользнули, и она упала, приземлившись на пол, - Хватит!!!

Крик её прозвучал настолько громко и звонко, отражаясь эхом от стен, что Макс замолчал, ошарашено глядя на Еву.

- Не кричите, пожалуйста, вы меня пугаете, - шмыгая носом, уже тихо сказала она.

Макс молча протянул руку, помогая ей подняться на ноги. Он со вздохом опустился на матрас. Миска с едой так и стояла нетронутой у его ног. Ева присела рядом, и в животе её снова предательски проурчало от голода. Макс усмехнулся и взял миску.

— Ешь, - он протянул миску, взяв себе один кусок, - посмотрим, что будет дальше, а потом придумаем что-нибудь.

***

— Не спишь? – Макс обернулся через плечо.

— Извините, если я помешала вам своей вознёй, - Ева плотнее прижалась к стене. За три недели жизни бок о бок с Максом она довела своё искусство вжимания в стену до совершенства. То, насколько неудобно она себя чувствовала, когда ей приходилось спать рядом с ним, нельзя было передать простыми словами. Она стыдилась его, боялась его. Каждый раз, принимая от него еду, она ощущала муки совести из-за того, что он оставался голодным. А когда ложилась с ним в постель, ей казалось, что она его стесняет, и он не может нормально спать из-за неё, потому как Макс всеми ночами ворочался, тревожно вздыхая .

Макс шумно развернулся к ней лицом и приподнялся на локте.

— Слушай, прекрати постоянно извиняться. Ты мне не мешала, я не спал. И хватит жаться к холодной стене, - его рука обхватила её за талию и притянула к себе. Ева затаила дыхание, и Макс, почувствовав это, ослабил хватку, но руку с её живота не убрал.

— Если я не буду жаться, вам места не хватит, - попыталась оправдаться она.

— Тебе.

— Что «тебе»?

— Не «вам», а «тебе», - лунный свет осветил глаза Макса, добродушно улыбающиеся.- Давай на «ты» уже, ладно? Не так уж на много я тебя и старше. Сколько тебе лет, двадцать – двадцать пять?

— Двадцать два…

— Ну, вот видишь, девять лет не такая большая и разница.

Ева удивленно посмотрела на Макса. Девять лет? Ему всего лишь тридцать один? Макс усмехнулся, прочитав её мысли.

— Да, да! Мне только тридцать, через месяц – 20 числа - тридцать один исполнится. Ты думала, что я старый обросший ети? – он почти смеялся.

— Да нет… Ничего подобного я не думала, - смутилась она, - Я просто не могу на «ты» с малознакомыми людьми. Так уж воспитывали.

— Ну, давай знакомиться тогда! Всё равно оба уснуть не можем, – неожиданно бодро сказал Макс и лёг на спину, закинув руки за голову. – Расскажи мне о себе! Чем ты занимаешься…занималась там на воле?

— Я в Университете училась Педагогическом, хотела учителем быть. Последний курс заканчивала, у меня диплом должен быть через неделю, после того, как меня похитили. Жила с родителями, - при этих словах к её горлу поступил ком, как же она по ним соскучилась, – Мама наверное сейчас места себе не находит. Я вечером от подруги домой шла, даже не помню, как всё случилось. Потом в багажнике очнулась с завязанными глазами, а потом вы сами всё знаете… ТЫ сам всё знаешь, - поправила она.

Ева заметила, как Макс слегка улыбнулся при слове «ты».

— Я не знаю, о чём рассказывать, Макс. Мне кажется, что всё это какое-то далёкое и нереальное. Как будто и не было… Зачем мы им?

— Когда я только попал сюда, думал, что ради денег. Хасан часто заходил и рассказывал мне, что мой партнёр, единственный человек, способный отдать за меня выкуп, не хочет этого делать, не выходит с ним на связь. Я сделал вывод, что Хасан всё-таки пытался за меня что-то получить. Но время шло, денег не было, а я оставался жив. Теперь я думаю, что всё-таки деньги не были его основной целью. А когда ты появилась, я убедился в этом на сто процентов. Все эти его слова про достоинство, сделка, которую он предложил и прочее… Он как будто мстит мне за что-то. Но я не знаю, за что! Я никогда его не знал и тем более не переходил ему дорогу.

— А кем ты был раньше?

Макс замялся.

— Да так… Менеджер среднего звена, - он как-то странно улыбнулся. – Ничего интересного, скука и рутина.

— Как ты попал сюда?

— Да знаешь, сценарии похожи. Так же, как и ты. Вышел утром из квартиры в холл, почувствовал, что кто-то до шеи дотронулся, а потом не помню ничего. Очнулся здесь, прикованным к клетке.

— Они тебя били, Макс? - осторожно спросила Ева.

— Да… - он посмотрел на неё, нахмурившись, - Тебя это беспокоит?

Её сердце тревожно сжалось.

— Я очень боюсь физической боли… Меня никто никогда не трогал. Меня даже в детстве не шлёпали. И поэтому для меня всегда было ужасно применение силы. Я так боюсь, что они будут нас избивать.

— Первые дни Хасан каждый день приходил. Я даже не понимал, что он от меня хотел. Он просто открывал дверь, запускал своих бугаев, которые делали своё дело, а он смотрел. Просто молча стоял и смотрел, как они меня избивают. Потом он стал на меня давить морально, говорить, что меня не ищут и такое прочее, - Макс немного помолчал, а потом тихо добавил, - Я не позволю им тебя бить, во всяком случае, постараюсь на сколько смогу.

Рука Макса осторожно трогала её волосы, перебирая прядь за прядью. Ева чувствовала, как от каждого его прикосновения по её коже идут разряды электричества. Эти движения одновременно успокаивали её и вызывали новые будоражащие чувства. Наверное, ей следовало бы отстраниться, прекратить этот незатейливый контакт с его стороны, но она не могла. Какая-то неведомая сила заставляла её сидеть, замерев, ощущая тепло его пальцев.

— Можно тебя спросить, Макс? Как ты справился со всем этим, как привык к боли, к страху?

— А кто тебе сказал, что я справился? Ты думаешь, мне совсем не страшно? – он смотрел совершенно серьёзно, - Страшно, Ева, даже не сомневайся. Перед тем, как я попал сюда, у меня был не очень хороший этап в жизни. Может быть, это мне немного помогло справиться, потому что чернота в моей душе не могла стать ещё чернее. Я потом как-нибудь расскажу тебе обо всём… Я не боюсь боли, как ты… Даже смерти как таковой не боюсь. Сейчас меня больше тревожит безумство Хасана и то, что он может придумать. Мой страх сейчас больше о тебе.

Они ещё долго лежали в темноте, думая каждый о своём. Ева чувствовала, как вздымается грудь Макса, слышала его дыхание, думая о том, насколько же странно вот так оказаться рядом с чужим человеком в замкнутом пространстве.

— А знаешь, Макс, поначалу именно ты пугал меня сильнее всего. Когда я увидела тебя в первый раз, я думала, что ты меня съешь или что-нибудь подобное… - Ева ожидала, что от этих слов он рассмеётся, посчитав, насколько она глупая, но Макс лишь тихо произнёс:

— Я знаю, что ты меня боялась…Думаю, что ты до сих пор немного боишься. Не очень это приятное чувство, когда в ком-то вызываешь страх. Но поверь мне – я совсем не хочу причинить тебе боль.

— Я верю тебе! Честное слово! И совсем уже тебя не боюсь!

Макс усмехнулся, поворачивая Еву на бок, лицом к стене.

— Ладно, спи давай, уже поздно,- он приподнялся и таинственно шепнул ей на ухо, - а то я тебя съем!

Он прильнул к её спине, положив ей руку на талию. Ева почувствовала его дыхание, греющее кожу на её шее. Рука Макса давила приятной тяжестью. Ей казалось, что она спиной ощущает биение его сердца, быстрое и сильное. Но потом Макс как-то странно поёжился и осторожно повернулся на другой бок, прижавшись к ней спиной. Тепло его тела, которое она чувствовала через тонкую ткань рубашки, было таким приятным и успокаивающим, что вскоре сон завладел её сознанием.

*** Макс

.

Позапрошлой ночью я слукавил - должность генерального в финансово успешной компании никак не относилась к среднему звену. Но сейчас мне не хотелось кичиться этим перед Евой. Хотелось забыть ту жизнь, наполненную предательством и изменами, и начать всё заново.

Я вспомнил Кристину. Её жаркие клятвы в вечной любви, страстные ночи, проведённые с ней. Как это разнилось с её поступком. Я же делил с ней всё – свои печали и успехи, старался работать как вол, чтобы обеспечить ей беспечную жизнь. Мне казалось это приоритетным.

Сердце снова больно кольнуло от воспоминаний того вечера. Я почти почувствовал ту же тупую боль где-то внутри груди, тот же шум в ушах, которые меня поглотили от открывшейся мне картинки. Мой рабочий стол, Роберт на моём стуле с блаженным выражением лица, обнажённая Кристина сверху. Меня шатнуло в дверях, как от порыва сильного ветра, я стоял и не мог поверить своим глазам, пока не услышал её испуганный вскрик.

Я не слышал её оправданий, только шум, окутавший моё сознание. Картинки как в немом кино. Картинки, мучившие меня ночами, не дающие уснуть.

Какими же бесстыжими были её глаза, смотрящие на меня, когда я застал её с лучшим другом. Глаза, которым я верил всегда, и которые так жестоко меня обманывали. Что же заставило её совершить это? Я всегда считал наши отношения крепкими и долговечными. Всё шло размеренно и спокойно. Она казалась мне совершенно счастливым человеком, окружённым заботой и достатком. Только спустя время, находясь здесь, я, анализируя свою жизнь, стал вспоминать тревожные звоночки, свидетельствующие о приближении нашего краха. Её сетования на мою постоянную занятость, её попытки пробудить во мне легкомыслие и бесшабашность, её умение в любую секунду сорваться с места в поисках веселья – всё это я не воспринимал всерьёз, считая, что со временем она остепенится, станет более серьёзной… Как я… Я хотел сделать из неё себя…Но она не была таковой. Беззаботность и лёгкость – вот что не мог я ей дать, и что смог дать ей Роберт.

Роберт… Он же был единственным человеком, кому я доверял. Доверял как самому себе. Как же он мог? Его предательство для меня стало даже более болезненным. Это было равно тому, чтобы потерять последнего в мире человека и остаться на Земле одному.

Размышляя об этом, я вдруг осознал, что вспомнил о прошлой жизни первый раз с того дня. С того самого дня, когда в моей чёрной жизни появился светлый лучик, упавший в слезах почти к моим ногам. С того дня, когда появилась Ева. Она за эти три недели каким-то невообразимым образом вытеснила все скорбные мысли из моего сознания, заполнив его нежностью и теплом. И этот небольшой огонёк в моём сердце разрастался всё сильнее с каждым днём. В сердце, которое, как мне думалось, я потерял, которое казалось не способным биться так часто. Но оно билось! Билось позавчера так оглушительно, когда она была рядом. Я лежал так близко, ощущая её теплоту, мягкость, вдыхая её запах, что моё тело стало реагировать на неё. Меня напугала моя реакция – не здесь, не сейчас, этого не должно было произойти! Я отвернулся спиной к Еве, стараясь глубоко и ровно дышать, но кровь в моём теле почти вскипала, разнося по организму мириады гормонов.

Слыша сейчас мирное дыхание Евы, я понял - она уже уснула, что мне сделать бы никак не удалось. Темнота за окошком постепенно начинала рассеиваться, близилось утро. Я осторожно повернулся, всматриваясь в её лицо. Длинные ресницы чуть вздрагивали во сне, чувственные губы были приоткрыты – она так юна и красива. Той ночью её удивление было неподдельным, когда она узнала о моём реальном возрасте. Я наверное и вправду выгляжу медведем рядом с ней. Она бы наверняка удивилась ещё больше, увидев меня в прошлой жизни, в идеально выглаженном деловом костюме, с безупречной прической и гладковыбритым подбородком. Физическое состояние, в котором я находился здесь, не волновало меня до того момента, пока не появилась Ева. Рядом с ней хотелось выглядеть человеком.

И вдруг меня посетила одна забавная идея.

Однажды, в первую неделю моего пребывания здесь, Хасан в очередной раз спустившись ко мне, буйствовал больше обычного. Его прихлебалы били меня в тот день с особым остервенением. Хасан был пьян, в руках у него была бутылка крепкого алкоголя, который он пил из горла. Я тогда не понимал, чем вызвана его особая ярость. Он орал что-то остервенело и бессвязно в мою сторону, размахивая руками, и бутылка выскользнула, разбившись о бетон. Осколки стекла разлетелись по полу. Их собрала женщина в тёмном спустя какое-то время. Но вечером, когда я, чуть оправившись от боли, пошёл к воде, я ногой наткнулся на один из них. Осколок был довольно приличный по размеру с острыми ровными краями. Я незаметно от камер поднял его и спрятал. Много ночей потом я рассматривал его при лунном свете, чувствуя, что он чем-то ценен для меня, но не находя ему применения.

Конечно, я мог бы ранить им одного из «мальчиков» Хасана, но смысла в этом не видел: они были вооружены и быстро отразили бы моё сопротивление. А причинить вред Хасану я бы не смог – он никогда не заходил внутрь камеры.

И вот сейчас, вспомнив об осколке, я вдруг понял, что он всё-таки может мне послужить.

Я осторожно встал, стараясь не потревожить Еву. Вытащил осколок из-под матраса и ушёл за перегородку.

На ощупь, сантиметр за сантиметром я пытался избавиться от щетины, густо покрывающей моё лицо. Бриться стеклом было непривычно, крайне неудобно и малоэффективно. Оно выскальзывало из рук, резало кожу. Но спустя час я, ощупывая своё лицо, понял, что почти справился. Давно я не испытывал такого чувства удовлетворения. Осталось только терпеливо дождаться утра и предстать перед Евой во всей красе.

Опускаясь осторожно на матрас, я поймал себя на мысли, что улыбаюсь во весь рот.

Это раннее утро длилось необычно долго для меня. Я сидел и ждал её пробуждения, как ждал ребёнком когда-то нетерпеливо, пока проснётся моя мама, чтобы показать ей модель самолёта, собранную мною самостоятельно. Я испытывал настоящий детский восторг.

*** .

Сегодня Ева спала непривычно долго, видимо потому, что вчера провела большую часть ночи за разговорами с Максом. Когда она открыла глаза, было уже совсем светло. Её конечности затекли от неудобного положения, и Ева потянулась, разворачиваясь от стены в сторону Макса, но так и застыла ошеломлённая с вытянутыми руками.

Он сидел перед ней на корточках. Лицо его было всё изранено и ободрано, с воспалёнными красными участками, но он был без своей бороды, лишь частые неровные пеньки тёмных волос напоминали о ней. Она не могла узнать в этом молодом человеке своего вчерашнего соседа по клетке – угрюмого и заросшего.

Ева в ужасе вдруг осознала, что он сделал это для неё! Она не понимала как, не понимала зачем, но он это сделал. Тёмные глаза Макса сверкали неподдельной радостью, улыбка расползалась шире, и теперь она могла видеть её во всей красе, не скрываемую растительностью.

— Ну, вот видишь, я – человек, а не медведь! – восторженно произнёс он.

Кончиками пальцев Ева дотронулась до его щеки - израненной и шершавой. В горле у неё встал ком. Глаза защипало, и слёзы медленно покатились по щекам. Улыбка сошла с губ Макса, он вдруг нахмурился и перехватил её руку.

— Ева, ты чего? Я обидел тебя чем-то?

Она уткнулась лицом в его плечо, пытаясь скрыть свои эмоции, но слёзы продолжали душить её. Вид бритого и исцарапанного Макса просто разрывал ей душу. Ей так стало жалко его, молодого и красивого, вынужденного находиться здесь униженным, голодным, избитым, вынужденного доказывать что-то себе, ей, Хасану, отстаивать свою честь. Стало жалко себя, этот постоянный страх давил непосильной ношей. Почему всё это с ними случилось?

— Просто… Я так хочу домой… Это не должно с нами происходить. Они не могут нас так мучить. За что?

Макс осторожно обнял её за плечи, поглаживая их. Потом он тихо отстранился, вздохнув, и отошёл к прутьям, замахнулся рукой, и она услышала звонкий удар чего-то брошенного им о стену.

Целый день он был хмурый и неразговорчивый. Занимался он резко, с невероятной злой силой хватаясь за перекладины. Когда в обед в клетку просунули миску с едой, он почти к ней не притронулся, заставив всё съесть Еву. Было видно, что что-то гнетёт его ещё сильнее, чем раньше.

Поздно вечером он осторожно лёг на матрас рядом с ней. Долго ворочался, видимо обдумывая дальнейшие действия, а потом виновато сказал.

— Ева, прости, если я причинил тебе боль. Я правда не хотел. Мне казалось, что тебе будет немного легче, если мой вид не будет тебе постоянно напоминать о том, что я здесь так долго, что так жалко выгляжу. Хотелось просто дать тебе хоть чуточку надежды. Я совсем не подумал, что у тебя будет совершенно обратная реакция.

— Дело не в тебе Макс, - она повернулась к нему лицом, - ты очень хороший, добрый, ты правда очень меня поддерживаешь. Просто мне больно от того, что ты здесь, что я здесь. Разве мы чем-то это заслужили?

— Нет, не заслужили, - он отрицательно помотал головой, - никто не заслуживает несправедливости, но тем не менее она повсюду. Разве ты этого не замечала, Ева? По-моему, надо просто дальше жить и верить, что всё будет хорошо.

***

Почему ей так спокойно рядом с ним? Ева задавала этот вопрос себе много раз. Он действует на неё каким-то магическим образом. Даже когда её страх достигает отчаянья, его касания снимают любое напряжение. Он словно купол, накрывающий её от бед. С каждым днём всё сильнее она стала осознавать, что хотела бы оказаться рядом с ним за пределами этой клетки, в обычной жизни. Быть рядом с ним, ощущая его силу, его защиту, тепло его души и тела. Это её самое отчаянное желание.

Ева лежала и смотрела на движения его тела, методично поднимающегося на перекладине под потолком. В нем совсем нет жира. Он так худ. Остались только мышцы, покрывающие его стальной каркас. Как ему хватает сил? Откуда он берёт желание впитывать в себя жизнь? Она знала, что иногда ему физически очень плохо. По утрам она видела, как его пошатывает: голод, нехватка кислорода, нервное истощение. Но он не сдаётся.

Ева осмотрела себя – жалкое зрелище. Синева от ударов на теле почти уже не видна, но кожа бледная и сухая. Ободранные руки с обломанными ногтями. Волосы повисли грязными сосульками. Тело всё липкое от пота и грязи. Она была просто омерзительна сама себе. Ева нервно встряхнула волосы руками и вздохнула.

— О чём задумалась? – Макс присел на колени перед ней.

— Да так...Чепуха…

Он пристально смотрел ей в глаза, она поняла, что бесполезно скрывать свои мысли – он видит их.

— Я устала от всего этого… Я есть хочу… Я хочу чувствовать себя в безопасности. Знать, что я не умру завтра. Перестать бояться шума дверей. Я хочу чувствовать себя человеком, а не грязным вонючим зверем. Я намыться уже хочу, в конце концов! – Ева не хотела плакать, показывать ему свою слабость, но слёзы предательски капали, разбиваясь о бетонный пол.

Макс сел рядом, прижав затылок к стене. Немного подумав, он сказал.

— Ну, вообще-то у меня есть идея, как исполнить одно из твоих желаний. Я думал об этом и раньше, но одному не удобно это осуществить. Вдвоём мы, возможно, справимся, - он приблизился к ней.- Я, конечно, знаю ответ на этот вопрос, но всё равно спрошу. Ты сегодня очень голодная? Готова пожертвовать едой?

— Ты что задумал? – Ева увидела огоньки в его глазах и её напугала авантюра, задуманная им.

— У нас есть вода, холодная правда. Но ради дела можно потерпеть. Через час примерно у нас будет миска с едой - она больше по объему, чем мятая кружка, в неё достаточно воды набрать можно. Я помогу тебе, я буду лить на тебя воду.

— А причем здесь пожертвования еды?

Макс крепко сжал челюсти, обдумывая что-то неприятное.

— Ты же знаешь, что здесь камеры. Эти подонки постоянно наблюдают за нами. Я не хочу доставлять им удовольствие от просмотра на тебя. Они не смогут лишить нас последних капель достоинства. Еда нужна, чтобы я смог залепить камеры.

Эта идея привела Еву в ужас.

— Ты понимаешь, что они сделают, узнав, что мы «закрылись» от них? Они не простят нам бунта.

— Не бойся! Я возьму всё на себя, - рука Макса нежно опустилась ей на затылок. – Убивать меня они всё равно не станут. Если бы хотели – давно бы сделали. А к кулакам мне не привыкать.

Макс смотрел на Еву, ожидая её согласия, но увидев нерешительность в её глазах, он сказал:

— Не бойся! Считай, что это теперь и моё желание. Знаешь, насолить им лишний раз – самое большое удовольствие! Мне надоело быть хомяком в их клетке. Я – человек! А последствия? Да будь, что будет!

Решимость Макса поборола последние сомнения Евы. В душе она надеялась, что их поступок не вызовет особой ярости, а желание намыться и привести себя в порядок было настолько сильным, что затмевало страх. Да и сам Макс выглядел таким спокойным и беззаботным, будто бы его эта идея совершенно не страшит.

— Ева, только…- Макс вдруг посмотрел на неё серьёзно и настороженно,- Во-первых, вода ледяная. Ты готова?

— Думаю, что справлюсь. А что во-вторых?

— Тебе придётся раздеться, потому что сменной одежды нет, а в мокром ходить я тебе не дам, тебе нужно будет согреться после холодной воды. Ты болела не так давно. Не подумай, что я хочу…

— Всё нормально, Макс! Не объясняй. Я готова.

Он понимающе кивнул.

*** Макс

Вот уже час я сидел и обдумывал план моего неподчинения. Я знал, что наверняка расправа надо мной будет суровой. Лишь бы только они не тронули Еву. А за себя я не боюсь. Я не знаю, сколько нам осталось жить. Но точно знаю, что остатки своей жизни я хочу провести не по их, а по моим правилам.

За стеной стали раздаваться привычные мне звуки: тихий разговор женщин на непонятном мне языке, шум воды, звон посуды. А потом, как всегда, донёсся запах готовящейся пищи. Этот мучительный момент я ненавидел больше всего. Запахи вызывали спазмы в желудке и головокружение. Никогда не мог подумать, что когда-нибудь я буду хотеть есть именно с такой силой. Я сглотнул, а потом пошёл и выпил сразу две кружки воды, чтобы хоть как-то заглушить стоны моего организма. Я знал, что сегодня мы останемся без еды, но идея стоила того. Ева хочет душ - и я сделаю это для неё, перетерпев всё.

Сегодня ожидания были не такими долгими. Скоро я заметил характерное движение сбоку и тонкая женская рука в чёрном быстрым боязливым движением просунула миску между прутьев. Ха! Они нас тоже боятся! Не всё нам дрожать от страха!

Я взял миску, оценив содержимое. Наверно Всевышний одобряет наш план, подумал я, видя, что сегодняшняя еда имеет консистенцию ближе к твердой. Теперь только осталось прилепить это на камеры.

Сделать это было совсем не просто. Камеры были вмонтированы в потолок. Если бы они висели снаружи, я бы давно свернул их. Но они были устроены так, что их трудно было повредить, оставалось лишь замазать.

Я взял кусок размокшего хлеба в руки, подтянулся на одной руке на перекладине и прилепил его на глазок камеры. Хлеб провисел с минуту, а потом оторвался, шлёпнувшись на пол. Я чертыхнулся. Второй кусок я уже выжал между пальцев. Его консистенция была более удачной. Я снова подтянулся. Дотянулся свободной рукой до камеры и прижал хлеб. Я прижимал его, пока мне хватило сил висеть на одной руке. Потом я оторвался и спрыгнул. Минута… Вторая… Третья… Он держится!!! Я испытал настоящий восторг.

Дело осталось за второй камерой. С ней было тяжелее – она висела у входа и была направлена вглубь клетки. Как раз туда, где должна была стоять Ева. Конечно перегородка закрыла бы половину её тела от их глаз. Но основной причиной, по которой я закрывал обзор, было не то, что её могут увидеть обнажённой. В моих планах они вообще не должны были её увидеть. Они не должны знать, что всё это затеялось ради неё. Пусть думают, что я просто захотел им отомстить, навредить, да всё, что угодно. Ева останется не при чём. Я возьму всё на себя.

Я зацепился руками и попытался подняться по прутьям. Но вертикальные столбы были скользкими, оттолкнуться мне было не обо что, а подтягиваться на одной руке было невозможно. Конечно, можно было бы залезть при помощи двух рук, а потом взять миску у Евы, но тогда бы она неизбежно попала в кадр, став моей соучастницей, а это было исключено.

Приложив все оставшиеся силы, я взялся одной рукой как можно выше, упёр колено в прут и подтянулся, превозмогая боль в ноге от врезавшегося в колено металла. Нога предательски соскользнула, и я опять оказался внизу. Моя затея грозила остаться безрезультатной. В душе закипала злость. Мне нужна вторая рука.

И тут меня осенило. Я набил рот мокрым хлебом из миски. Поднялся с помощью обеих рук вверх, а потом выплюнул его в ладонь, выжал и завершил своё дело. Хлеб держался! Руки тряслись. Но моя душа пела.

В миске оставалось ещё немного еды. Я подошёл к Еве, лежащей на матрасе лицом к стене по моей просьбе, и сказал, что у нас всё получилось. Она вскочила и бросилась ко мне, обняв за шею. Моё сердце готово было выскочить из груди. Она была так близко, что я чувствовал её дыхание на своей шее. Мои руки были грязные, я не мог её обнять в ответ. Так и стоял, прижимаясь щекой к её макушке и испытывая самое настоящее счастье.

— Ева, нам пора. Они могут заметить, что мы сделали, - как тяжело было произносить эти слова. Я хотел стоять рядом с ней вечно.

Ева отпустила руки. Встала передо мной.

— Ты молодец, Макс!

Я подбадривающе улыбнулся.

— Осталось ещё немного – поешь! – я протянул ей миску. Она замотала головой.

— Ева, ты понимаешь, что после нашей затеи нас на несколько дней могут вообще без еды оставить? Надо есть.

— Давай пополам, - её грустный взгляд сводил меня с ума. Она взяла один из оставшихся кусков и протянула мне.

Я ел с её рук. И мне странно нравилось это - быть приручённым именно ею.

Второй кусок съела Ева, закрыв глаза. Она никогда не сможет привыкнуть к этому вкусу, и я понимал её.

Я зашёл за перегородку, вымыл руки и миску, набрал в неё воды. Обернулся, глядя на Еву. Она стояла за моей спиной в нерешительности.

— Ева, надо торопиться.

Она подняла глаза на меня. В них было смятение и страх.

— Ты боишься меня?

Ева опустила взгляд.

— Мне просто стыдно.

Я обхватил её голову и прижал к себе.

— Я думал, мы преодолели это «стыдно» в первые дни. Разве не так?- мои губы почти касались её лба, – Тем более, я видел уже всё, что можно было видеть, не забывай. Я бы мог закрыть глаза ради тебя, но мне не будет видно, куда лить воду. Всё будет хорошо! Не бойся!

Она отступила на шаг, встав рядом с дырой. Я видел, как дрожащие пальцы расстёгивали пуговицы на моей рубашке, как рубашка соскользнула с её плеч, я еле успел поймать её. Передо мной стояло божество с нежной кожей, тонким станом, стыдливо прикрываясь ладонями. В этот момент ледяная вода на голову нужна была мне.

— Она очень холодная, ты готова?- выдохнул я. Ева кивнула.

Первую порцию воды я начал лить на плечи. От прикосновения с ней у Евы перехватило дыхание. Она закрыла трясущимися руками лицо. Её кожа сразу покрылась мурашками. Пальцы побелели от холода. Я наклонился наполнить миску водой и увидел, как трясутся её ноги. Ева стояла с закрытыми глазами не в силах шевелиться от сковавшего её холода. Я стал лить воду на её волосы, промывая их свободной рукой. Мыл её как ребёнка, чтобы хотя бы от моих рук она чувствовала тепло. Я смотрел на её узкие плечи, на капли воды, стекающие вниз по животу, на её грудь и это вызывало у меня головокружение.

Я больше не мог смотреть на её муки и не мог терпеть свои. Откинул миску, стянул с себя майку и прижал её к своему телу. Ева дрожала, содрогаясь всем телом. Я посмотрел на её лицо и понял, что по нему течёт не вода, а слёзы. Всё её напряжение, копившееся столько дней, выходило наружу.

Взяв Еву на руки и прихватив вещи, я подошёл к матрасу. Поставил её на ноги, надел рубашку на трясущееся мокрое тело. Обвязал свою майку вокруг её мокрых волос и обнял её, согревая.

— Успокойся, Ева, всё кончилось! Мы сделали это!

Она прошептала в ответ сквозь слёзы:

— Спасибо тебе, Макс! Спасибо за всё! Если бы тебя здесь не было, я не выжила бы.

Заснуть этой ночью было невероятно трудно. Я старался держаться как можно дальше от горячего тела, лежащего рядом со мной, но всё равно ощущал дрожь, исходящую от Евы. Желание обнять её и согреть было велико, но ещё сильнее был страх того, что близость её лишит меня разума. Слишком свежи были воспоминания этого утра. Когда же мною завладел сон, то всю ночь меня преследовали видения.

***

Это утро разбудило ярким лучом солнца сквозь окно. Макс сонно пощурился и повернул к Еве голову. Она лежала на его руке, заботливо им обнимаемая, чувствуя себя снова маленькой в папиных объятьях. Уткнувшись носом в его грудь, Ева втянула его запах. Запах, который вот уже несколько недель нёс ей ощущение защищенности и силы.

— Ты как? – он заглянул ей в глаза, в очередной раз проникнув взглядом в самую глубину сознания. Иногда ей казалось, что он видит её насквозь, настолько проницательным был его взгляд.

— Пока живая. Значит всё хорошо.

—Что-то ты совсем бледная, - Макс легонько потёр её щёку большим пальцем, – Сегодня я от тебя ни одного куска не приму. А то вечно отдаёшь мне самые сладкие кусочки помоев.

Ева чуть улыбнулась шутке Макса. Он поднял брови, как будто увидел что-то совсем необыкновенное.

— Что?- спросила она непонимающе.

— Знаешь, сейчас я в первый раз увидел, как ты улыбаешься. Первый раз за 125 дней я вижу человеческую улыбку, - он горько усмехнулся.

Ева взглянула на стену, на которой были нацарапаны неровные палочки – самодельный календарь Макса. Четыре полных столбика и две палочки, начинающие новый месяц.

—Пятый месяц начался, Макс… Ты здесь так давно! Почему же тебя так никто и не ищет?

Макс тяжело вздохнул, нахмурив брови.

— Если я скажу – некому, ты же всё равно не поверишь?

Ева смотрела ошарашено на его лицо, и, судя по его выражению, он действительно не врал.

— Ну неужели у тебя там, на свободе, не осталось ни одного знакомого человека? Такого не бывает.

— Всё очень сложно, Ева, - Макс сел, уперев локти в колени.- Мои родители умерли давно, когда я ещё подростком был…До совершеннолетия меня воспитывала бабушка, которая тоже меня покинула лет десять назад. Я рос слишком самостоятельным, мало в ком нуждался, поэтому друзей выбирал не часто, и, как оказалось, ошибался с выбором.

На этих словах Макс горько усмехнулся.

— Ну а девушка… женщина должна же была у тебя быть? - робко спросила Ева, не зная, стоит ли ей лезть в его душу слишком глубоко.

Макс помолчал, нахмурясь, с минуту, а потом спросил, заглянув ей в глаза:

— Ты веришь в Бога, Ева? – и, не дождавшись ответа, добавил.- Хочешь, я расскажу тебе одну забавную историю? За неделю до того, как оказался здесь, я вечером вернулся в офис - забыл документы в кабинете. Так вот, подошел к двери, а она не заперта. Открыл, а там меня ждал сюрприз – моя, как ты выразилась, девушка, скачет на моём партнёре по бизнесу, моём лучшем друге, каким я его считал… Бывает и такое…- Макс потёр переносицу, Ева видела, как неловко ему всё это рассказывать и как больно вспоминать. - Удар ниже пояса. Я ведь считал, что она меня любила, а я её. Я упущу из рассказа ту неделю, думаю тебе не очень интересно слушать, как я напивался и глушил горе. Вечером за день до того, как я оказался здесь, я лежал на кровати, смотрел в потолок, вино уже не брало, только горечь, что на языке, что в душе. И я сказал, прямо вслух: « Бог, если ты есть, зачем ты так поступаешь со мной? Ну что может быть страшнее, чем потерять друга, почти единственного, и любимую девушку одновременно?». Я ругался, Ева. Проклинал Бога. Мне очень стыдно сейчас, но я это делал… Следующим утром я оказался здесь.

Макс посмотрел на неё. Увидев большое удивление в глазах, он добавил:

— Но это ещё не всё. Одной из ночей, когда я находился здесь уже более трёх месяцев, меня охватило такое отчаяние, что просто выть хотелось. И я стал просить прощения у Него, просил простить меня за те слова, которые сказал тогда, просил помочь мне. Ева, я молился до слёз, почти всю ночь, – он на минуту замолчал, - А вечером следующего дня появилась ты! Бог показал мне, что даже в тёмной жизни могут быть светлые моменты. Так что, это я отчасти виноват в том, что ты в плену. Я выпросил тебя у Бога. Прости!- Макс виновато улыбнулся.

3.

***

Маленький мальчик сидел посреди пыльной грунтовой дороги. Палящее многодневное солнце иссушило её до трещин, создавая причудливые узоры на коричневой поверхности.

Мальчик был слишком худ и мал для своих девяти лет. По запылённым щекам стекали слёзы, оставляя на лице грязные дорожки. Ободранные колени саднило от грязи, покрывавшей раны.

— Ну что, нытик, отберёшь его у меня?- стоящий перед ним мальчишка, чуть крупнее и чуть старше, хитро прищурил глаза. В его руках блестел на солнце нож с причудливо украшенной рукояткой.

— Отдай его, пожалуйста, - простонал сквозь слёзы мальчик.

Он понимал, что не может не забрать нож, что ему влетит от отца за то, что он взял его без спроса. Но кинуться в драку он не мог. Он чувствовал настолько сильный страх перед этими мальчишками, что не мог делать ничего, кроме того, как просить и плакать в надежде на их снисхождение. Они были старше, они были сильнее, и в конце концов их было трое, а он один.

Из-за спины раздавались издевающиеся смешки.

— Да оставь ты его, брат. А то он сейчас обоссытся от страха. Он всегда ссытся, когда ему страшно, – все трое дружно загоготали.

—Я хочу, чтобы он встал и дрался как мужчина, – мальчишка сильно пнул ногой по сухой земле, и облако пыли и мелких камешков обдало мальчика. Он закашлял, вытирая рот рукавом. – Или хочешь, я отпущу тебя, но ты должен встать передо мной на колени и целовать мне ноги.

Мальчишки, стоящие сзади, начали на перебой придумывать унизительные условия, на которых согласны были его отпустить. Они разгорячено спорили и шумели.

Но вдруг их шум стих, как по команде. Через пару секунд мальчик увидел перед собой быстро удаляющиеся три пары ног, и на солнце сверкнуло лезвие ножа, приземлившееся на землю и поднявшее пыль.

Чьи-то сильные руки подхватили под мышки и поставили на ноги. Мальчик поднял глаза – перед ним стоял отец. Лицо его было суровым, обгоревшим на солнце и сухим, похожим на ту самую потрескавшуюся грунтовую дорогу, с которой его только что подняли.

—Что случилось на этот раз? – спросил отец хриплым низким голосом.

— Они…они.. отняли его…- мальчик шмыгал носом и растирал грязь из пыли и слёз по лицу худыми кулаками.

Отец медленно поднял нож и покрутил его на солнце.

— Почему ты не забрал его у них? Почему не сражался за свою вещь?

— Их трое… Они стали бы бить меня…- голос мальчика срывался местами на визг.

— И ты предпочёл сидеть в грязи и ныть, как последний шакал?

— Я боюсь драться с ними, папа.

— Значит, украсть вещь отца ты не побоялся, а быть мужчиной и дать отпор тебе страшно? Почему ты такой? Почему ты не мужчина? – отец с силой встряхнул мальчика за плечи.

Он не кричал, но его голос, сухой и жестокий, был гораздо страшнее крика.

— Ты позор моей семьи! Ты мой позор! Как мой сын может быть таким слабым?

Мальчик стоял и смотрел снизу вверх на отца и не понимал, как голос самого родного человека может быть таким пугающим и жестоким? Как его руки, которые должны защищать и дарить тепло, могут прикасаться с таким отвращением и злобой?

Он почувствовал, как что-то горячее обожгло внутреннюю поверхность бёдер, спускаясь вниз, а потом увидел, как сухая земля под ногами быстро поглощает падающие между ног капли.

Отец посмотрел на него, удивленно и брезгливо переводя взгляд с лица на землю. Он отступил на шаг, а потом зло с отвращением плюнул на землю к ногам мальчика.

— Я презираю тебя, Хасан!

Хасан встрепенулся всем телом и открыл глаза. В голове продолжали звучать слова отца. Этот сон снился ему снова и снова на протяжении многих лет и вызывая те же эмоции, что и много лет назад.

Он потёр виски, приходя в себя, огляделся. Он был в своей лаборатории перед монитором внутреннего наблюдения за камерой Макса. На мониторе – темнота. Запись уже закончилась? Нет – в верхнем правом уголке мигали цифры, отсчитывая время записи. Но картинки не было. Хасан, нахмурился и отмотал запись назад. Снова нажал на воспроизведение. На экране он увидел лицо Макса совсем рядом с камерой. Потом его руку, прикрывшую обзор, а потом - темнота.

*** Макс

Сквозь сон я не сразу понял, что за гром раздавался в моей голове. Что это - ураган, молнии? Почему они сопровождаются металлическим скрежетом?

Я ещё не успел открыть глаза, когда кто-то с силой за руки стащил меня, грохнув об пол. В эту же секунду меня привёл в чувства пронзительный крик Евы. Она сидела, вжавшись в стену на матрасе, а в её голову было направлено дуло пистолета одного из охранников Хасана. Сам Хасан стоял в метре передо мной, внутри клетки в первый раз. Он был невероятно зол.

Меня держали под руки двое, и как только я принял вертикальное положение, то получил сильнейший удар в бок.

— Зачем ты это сделал?

Я молчал. Чьё-то твёрдое колено, ударив в живот, резко выбило воздух из моих лёгких. Огонь внутри меня поднимался к горлу, не давая вздохнуть.

— Зачем ты закрыл камеры? – снова прорычал Хасан.

Восстановив дыхание, я с трудом поднял на него ненавидящий взгляд, пытаясь смотреть в глаза.

— Ты считаешь себя бессмертным, Макс? Сколько ещё ты будешь ходить по лезвию ножа?

Ева за моей спиной заскулила. Я попытался обернуться, чтобы увидеть её, но получил сильный удар по голове. Кровь из рассеченной брови стала стекать на глаза, закрывая мне обзор. Меня продолжали бить снова и снова, не давая повернуться в сторону Евы. Я тряхнул головой, приходя в себя, и увидел, как на моей белой майке появляются ярко красные пятна.

В следующую секунду Ева вскочила с матраса, охранник, держащий её на прицеле оцепенел от неожиданности, даже не успев её остановить. Она подскочила к Хасану, встав передо мною.

— Хватит! Оставьте его в покое! – она прерывисто дышала, голос её дрожал и срывался, - Он не виноват!

— Ева, замолчи! – я попытался вырваться и прервать её, понимая, что сейчас она сболтнёт лишнее. В тот же момент на меня снова обрушился шквал ударов.

Ева метнулась было в мою сторону, но потом резко развернулась и, кинувшись к Хасану, стала колотить его в грудь. Её тонкие руки наносили самые отчаянные удары, на которые только она была способна. В этот момент она была похожа на кошку, которая самоотверженно бросается защищать своих котят от большой собаки, не взирая на её превосходство.

Я пытался осадить её, кричал, чтобы она остановилась, отчаянно вырывался, получая удар за ударом. Мне было настолько страшно за неё, я понимал, что всего один удар разъяренного Хасана способен был убить её в одно мгновение. Сейчас она была на волоске. Я был готов к своему наказанию, но никак не мог подумать о том, что Ева признается во всём и попадёт под удар. Я не смогу этого перенести!

Хасан оттолкнул её, но Ева налетала на него снова и снова.

— Прекратите бить его! Что тебе надо? Что ты за чудовище такое?- отчаянно кричала Ева сквозь слёзы, - Ты уже и так достаточно поиздевался над нами. Макс не виноват ни в чем! Мне всего лишь надо было намыться! Это моя идея! Я виновата! Хочешь бить кого-то - бей меня! Ну, давай же!!! Ты же не человек! Ты не мужчина!!! Я презираю тебя, Хасан!!!

Хасан вдруг отшатнулся от неё, глядя каким-то безумным взглядом, словно слова Евы ошпарили его кипятком. На его лице было недоумение и испуг, его челюсть жестоко сжималась! Ева стояла перед ним с заплаканным лицом, растрёпанными волосами, тяжело дышащая. Он отшвырнул её на пол и … вышел из клетки! Я смотрел вслед ему и мог поверить в происходящее. Хасан тяжело ступал по ступеням, поднимаясь вверх. Казалось, что охрана его тоже была в шоке и непонимании. Все замерли. На середине лестницы он остановился и, не поворачивая головы, крикнул своим охранникам.

— Камеры очистить! … Не кормить неделю! – он поднялся, громко хлопнул дверью и ушёл.

Я получил последний удар под рёбра и был отброшен к стене. Охрана последовала за Хасаном, закрыв за собой дверь.

Ева тут же кинулась ко мне.

— Где тебе больно, Макс?... У тебя голова кружится? …Ты рукой двигать можешь?

Её пальцы ощупывали моё лицо, стирая кровь. А я сидел и глупо улыбался, глядя на неё.

—Что ты смеёшься?!!... Они тебя чуть не убили…Ты в крови весь…У них оружие…Я так за тебя боялась…- Ева в истерике толкнула меня в грудь и разрыдалась, опускаясь на колени.

— Ева, всё в порядке!

Она вскинула на меня заплаканное лицо.

— Никогда больше! Ты слышишь? Никогда! Пообещай мне, что ты больше не будешь делать ничего такого, за что они снова будут бить тебя! Как бы я тебя не просила! Что бы я не хотела! Ты больше не будешь рисковать!

— Ты понимаешь, что сейчас ты рисковала больше, чем я? Это ты должна мне пообещать, что в следующий раз будешь сидеть тихо. Они держали меня, я не смог бы тебя защитить от Хасана, как бы не пытался. Зачем ты подошла к нему?

— Да они убили бы тебя, если бы я не встала. Смотри у тебя голова вся в крови, ты весь в ней, – она кинулась к воде и вернулась с намоченным куском ткани, села передо мной и стала осторожно вытирать кровь, - Макс, она не останавливается… Тебе швы надо накладывать.

— Просто на лице очень много кровеносных сосудов. Поэтому и крови так много. Не переживай! На мне всё как на собаке заживает. Прижми крепко рану и всё,- я взял её руку и приложил к брови, - Я горжусь тобой!

Я прижал её к себе, зарывшись лицом в мягкие волосы.

— Ты прогнала его! Ты это видела? Ты самая смелая девочка…Самая глупенькая, отчаянная, но самая смелая …моя девочка…

Мы уже почти час молча сидели рядом. Ева всё ещё прижимала руку к моей разбитой брови. Адреналин, выпущенный в мою кровь, постепенно терял свою способность сглаживать боль, и мой бок нестерпимо ныл. Я поднял край майки, поморщившись от пронзившей резкой боли, и увидел багрово-синие пятна на рёбрах. Чёрт!... Сейчас я стал ещё более беспомощным. А что, если они вернутся? Как я смогу защитить её?

Стоило мне только подумать об этом, как я услышал грохот двери. Мысленно чертыхнулся снова. По лестнице вниз спускались двое. Хасана среди них не было. Ну, хоть это радовало! Я увидел, как они тащат что-то типа шланга. И через пару минут наши прижатые к стене тела уже обдавали потоки ледяной воды.

— Помыться они хотели! – хохотнул охранник, - Сейчас мы поможем!!! Мойтесь на здоровье!

Он специально направлял напор воды нам на лица, так, что не возможно было вздохнуть. Мы захлёбывались и ничего не видели. Ледяная вода дезориентировала и обжигала холодом. Я кое-как отвернул Еву лицом к стене, чтобы дать ей возможность отдышаться. Она кашляла и беспомощно хватала воздух ртом. Я потянул её вниз, опустил на корточки и накрыл её тело сверху собой так, чтобы потоки воды приходились только на меня.

— Ну что, чистые уже? – крикнул, усмехнувшись, один из пришедших. – Давай, камеры мой! Хватит с них! – он передал шланг второму охраннику и отошёл.

Тот направил воду в потолок и холодные брызги теперь обдавали нас сверху, заливая нашу клетку. Это продолжалось более десяти минут. Я уже не чувствовал заледеневших пальцев, а Ева подо мной содрогалась всем телом. На полу скапливались большие лужи воды, но самое страшное, что я увидел – это наш насквозь промокший матрас.

Когда «мальчики» Хасана ушли, я с трудом поднялся на ноги. Бок чертовски ломило. Пальцы рук не сгибались от холода. Я, дрожа, с трудом поднял на ноги трясущуюся Еву.

— Надо одежду выжать, - процедил я сквозь зубы.

Ева послушно трясущимися руками стянула с себя мою рубашку. Её тело всё было покрыто мурашками. Она выжала её и стала натягивать на себя мокрую холодную ткань.

— Подожди… - я помотал головой, - Ты не согреешься так… Так только хуже. Надо дать ей возможность высохнуть.

Я забрал у неё рубашку. Развесил её, прицепив к решётке на окне. Если нам повезёт, то сегодня будет солнце, и она высохнет быстрее.

Ева смотрела на меня нерешительным взглядом. Я стянул свою майку и брюки, тоже выжал их, повесил на перегородку. Потом подошёл к ней и, обняв, снова присел вместе с ней, накрыв её своим телом.

***

Это были самые страшные дни её здесь пребывания. Так тяжело ещё не было никогда. Половину первого дня и целую ночь пленники не могли согреться, прижимаясь друг к другу голыми мокрыми замёрзшими телами. От холода они даже не в силах были разогнуться. Ева чувствовала всю ночь, как Макс дрожащей рукой пытался растирать ей спину, но это её совсем не грело. Она не чувствовала ног от того, что приходилось сидеть на корточках. Всё тело сковало от неудобного положения и холода. Матрас был насквозь мокрым, а сесть на бетонный пол, покрытый лужами, было бы верхом самоотверженности. Ночью Ева не могла спать, просто мучительно пережидала время. Хотелось кричать и рыдать от холода и бессилия, но слёз уже не осталось. Под утро она почувствовала, что начинает временами проваливаться в небытие. Она не могла это контролировать, её мозг просто отключался. Ева подумала, что наверно именно так и замерзают насмерть люди, оказавшиеся где-нибудь на улице зимой – просто засыпают и всё.

В очередной раз она очнулась от движения Макса. Он неловко встал, чуть сгибаясь на один бок. Подошел к матрасу и приподнял его за угол - вниз потекли тонкие струйки воды. Макс выругался и пнул его. Потом встал, оперевшись ладонями о стену. Он недолго что-то обдумывал, оглянулся и поволок матрас к перегородке. Попытался затащить его на неё, но промокший полностью матрас был достаточно тяжёлым для раненого Макса, чтобы затащить его на метровую высоту.

—Ева, - окликнул он, - мне нужна твоя помощь.

Она поднялась с пола, обнимая себя обеими руками, прикрывая наготу. Макс обернулся, посмотрел на неё несколько секунд, потом бросил матрас и, подойдя к окошку, снял рубашку. Он вернулся к ней и осторожно накинул рубашку на её плечи.

— Она ещё влажная…Но так будет лучше…- тихо сказал он, оправдываясь, и вернулся к матрасу.

Ева надела влажную рубашку, содрогнулась от холода, подошла к Максу. Тело его было покрыто множеством синяков, а левый бок был почти весь сине-фиолетового цвета. Она дотронулась пальцами до кровоподтёка, и Макс вздрогнул и дёрнулся от прикосновения её пальцев.

— Прости…

— Всё нормально, Ева… Помоги мне, я никак один не справляюсь, – он виновато улыбнулся.

Закинутый на перегородку матрас сох пять дней… Пять ночей они спали на полу, дрожа на брошенных одеждах… Пять дней у них не было ни куска во рту...

От голода кружилась и болела голова. Ева видела, что лицо Макса приобрело серый оттенок, а под глазами залегли тёмные тени, щёки его ввалились, обостряя скулы и подбородок, хотя сама она вряд ли выглядела лучше. Он почти не говорил все эти дни, просто сидел на полу, навалившись на один бок. Лишь по ночам всё так же продолжал греть её, прижимаясь своим телом.

Все эти пять дней Ева не переставала проклинать себя за то утро, когда позволила себе пожаловаться Максу, тем самым толкнув его на риск ради неё. И каждый из пяти дней она обещала себе, что больше ни разу не пожалуется ни на что, как бы тяжело ей не было.

Вечером пятого дня, когда она уже не могла сидеть на корточках от ломоты в ногах, Ева, пошатываясь, стала ходить по клетке от стены к стене, разминая суставы. Макс сидел на полу, закрыв глаза. Она знала, что он не спит. Просто от голода, боли и холода у него совсем не осталось сил.

Ева встала, оперевшись лбом между прутьев напротив лестницы, ведущий наверх к двери, за которой был выход. Там была их свобода. Там могло бы быть их счастье.

Когда Ева была маленькой, вместе с друзьями они часто мечтали о том, кем бы хотели стать. Она всегда мечтала стать принцессой… До этого момента. Сейчас она хотела быть Халком, ломающим стены.

Её отвлек от мыслей негромкий звук движений, раздающийся впереди. Ева открыла глаза.

Прямо перед ней стоял …ребёнок! Маленький мальчик возрастом, наверное, чуть больше года. Он держался на ногах ещё не очень уверенно, забавно растопыривая пухлые ручки во время ходьбы.

Откуда здесь ребёнок? За полтора месяца здесь она ни разу не слышала ни детского голоса, ни детского плача. Наверное, он ушёл от своих родителей и прошёл к клетке через кухню.

— Привет,– тихо прошептала Ева.

Малыш угукнул и улыбнулся ей, обнажая единственные два зубика внизу. У него были мягкие тёмные волосики, завивающиеся на затылке кудряшками, и блестящие чёрные глазки. Малыш качнулся на ножках и сделал несколько шагов в её сторону, ухватившись за железный прут клетки. Ева протянула ему руку, и он зацепился за её палец.

Малыш стоял очень близко к стене клетки, их разделяли лишь редкие прутья. Сердце её отчаянно заколотилось. Это маленькое создание могло бы стать их спасением. Он настолько хрупкий, что не надо было бы прилагать особых усилий, чтобы причинить ему сильный вред. Ей достаточно было лишь обхватить руками его шейку, чтобы люди, державшие их здесь, пошли на все их условия. Он мог стать их прикрытием.

Ева потянула за ручку, приближая малыша к себе. Сбоку раздался негромкий испуганный вскрик. Она подняла глаза и увидела, что в нескольких метрах от неё стоит женщина, одетая в тёмную одежду, в ужасе прижимая ко рту ладони. Лицо её было белым от страха. Она опустилась на колени и запричитала на непонятном языке. Наверное, это была его мать.

Малыш, словно почувствовав опасность, дёрнул ручку, которую Ева держала. Не сумев освободиться, он выгнул нижнюю губку и заплакал. Крупные слёзы быстро потекли по пухлым розовым щёчкам. Женщина в отчаянии громко заскулила.

Ева разжала пальцы…

Малыш, спотыкаясь, потопал в сторону женщины, которая быстро подхватила его на руки, не прекращая своих причитаний, и убежала.

Несколько минут она приходила в себя, прижимая голову к холодному металлу. Когда она обернулась, Макс смотрел на неё, широко открыв глаза. Он видел всё. Он понял всё. Он понял, что она только что упустила возможность освобождения.

Ева опустилась перед ним на колени, закрыв лицо руками.

— Макс, прости, я не смогла…

Он положил руку на её голову и тихонько погладил.

— Ты всё правильно сделала…Ребёнок ни в чём не виноват… - Макс подтянул её к себе, - Всё будет хорошо…

Весь оставшийся вечер Ева не находила себе места, прокручивая в голове варианты возможных событий. Спасение было так близко! Нужно было всего лишь проявить больше жёсткости. Но каждый раз, когда она представляла себе, как сжимает, урожая, шею малыша, перед ней вставал образ его заплаканного лица, и она слышала крик его матери.

Вскоре стало совсем темно, потому что лампа, висящая около двери в самом конце лестницы, погасла. Перегорела, подумала Ева. Но минут через десять она заметила в темноте движение и услышала знакомый скрежет металла о бетонный пол. Макс с удивлением посмотрел на неё и пошёл к источнику звука. Когда он вернулся, его глаза, освещённые луной, сияли.

— Ева, здесь еда! – он произнёс эту фразу тихим шёпотом, как будто боялся, что если он скажет громко, то всё исчезнет.

Макс протянул ей миску – она была наполнена мясом! Свежепожаренным, издающим опьяняющий аромат. Его было так много… Гораздо больше, чем те порции помоев, которые им приносили до этого. Ева просто не верила своим глазам!

Они сидели рядом, глядя на миску с мясом, не шевелясь от шока, ни один из них не решался сделать первый шаг. Макс пришёл в себя первым.

— Ешь,- он протянул Еве еду и сам взял один кусок, жадно впиваясь в него зубами и издавая при этом мурлыкающий стон наслаждения.

Ева быстро схватила мясо, оторвала зубами часть от куска, зажатого в кулаке, и… растаяла от наслаждения.

Они если жадно, торопливо, не стесняясь показать друг другу свои первобытные инстинкты. Когда в миске осталось пару кусков, Макс, тяжело дыша, накрыл её ладонью, преграждая путь её руке.

— Подожди… Оставим немного, - он с надеждой посмотрел ей в глаза, ожидая её протеста, - Завтра нам тоже надо что-то есть.

Ева кивнула, хотя ощущения сытости не испытывала. Да, её желудок был полон, но морально она была готова съесть ещё тройку таких мисок.

Макс осторожно встал и ушёл за перегородку, по-видимому, прятать еду. Потом вышел и беззвучно поставил уже пустую миску на пол около решётки. Минут через пятнадцать чёрная тень, мелькнув сбоку, забрала её.

Только спустя часа два, когда Ева вышла из оцепенения, она стала осознавать, насколько они рисковали. Ведь мясо могло бы быть отравленным. Ведь она почему-то изначально восприняла эту подачку как благодарность за то, что отпустила малыша. Хотя еда могла бы быть местью за страх матери, который она испытала.

Ева прислушалась к своему организму, но он лишь благодарно урчал, переваривая первую за полтора месяца полноценную еду.

— Чертовски странный день! – усмехнулся через несколько минут Макс.

— Да уж…

Он сидел, положив руки на живот и вытянув ноги. Его голая ступня почти касалась лужицы, образовавшейся в углублении на полу. Свет луны создавал блики на её гладкой поверхности, и Ева представляла, что сидит и смотрит на море. Это всё было странным и далёким от реальности, но ей так хотелось абстрагироваться от этого ужаса вокруг неё. И, казалось, от мыслей о свободе даже становилось теплее и душе, и телу.

— Макс? – окликнула тихо Ева.

— Ммм?

— А вот, если был выбор, где бы ты хотел сейчас оказаться?

Макс хмыкнул, удивившись её неожиданному вопросу. Он обдумывал его долго, и, глядя на него, Ева даже в темноте видела эмоции, отражавшиеся на измученном его лице.

— Я много где был, Ева… И в Европе, и на Востоке… Но самые приятные воспоминания у меня о том времени, когда я лежал на берегу Индийского моря. Песок подо мной был белого цвета, а сверху свисали листья какой-то пальмы. Ты знаешь, в тот момент я чувствовал такое умиротворение. Солнце так приятно грело… Я очень скучаю по этому ощущению тепла и безмятежности, - он глубоко вздохнул.

— А я почему-то не люблю жару. Я зиму люблю. Мне снег нравится: белый, пушистый. Когда он тихо парит в воздухе крупными снежинками. Когда он шапками лежит на еловых ветках. И ещё я ёлки люблю. Прямо до ужаса люблю. Можно сказать, что ёлки – моя страсть!

—Ёлки? – Макс усмехнулся. - Почему?

— Даже не знаю... Люблю и всё… Знаешь, когда другие деревья зимой стоят такие тоскливые, с облетевшей листвой, будто мёртвые, ёлки остаются живыми, зелёными, пушистыми… Ёлки – самые оптимистичные деревья. Наверное, поэтому…

***

Ева открыла глаза, встрепенувшись ото сна, слишком резко, так что закружилась голова. Матрас хоть и почти высох, но оставался всё ещё влажным и источающим резкий запах сырости и плесени, отчего спать на нём было зябко и неприятно, но другого выхода не было.

Макса рядом не было. Ева не почувствовала, когда он поднялся, Макс всегда делал это осторожно и незаметно, стараясь не тревожить её. Она повернула голову и обнаружила его стоящим около двери клетки и разглядывающим замок. Что Макс задумал? План побега? Но как можно вскрыть замок, не имея никаких инструментов, кроме старой жестяной кружки?

Ева лежала, чувствуя злость безысходности и беспокойство за Макса, который рассматривал замок совершенно открыто прямо под камерами. Но что-то ещё помимо этого тревожило сейчас её сильнее, чем всё остальное. Ева опустила руку, прижав ладонь к низу живота. Знакомая тяжесть не была плодом воображения – живот характерно тянуло.

— Не может быть! Ну не сейчас же! Только этого не хватало… - шепча в ужасе, она быстро поднялась и почти бегом направилась за перегородку.

Ева тревожно переминалась с ноги на ногу, не находя смелости проверить собственные опасения и мысленно умоляя свой организм не предавать её таким образом. Все прошедшие дни она надеялась, что стресс и голод отодвинут этот день до её освобождения. Она осторожно запустила пальцы между бёдер. Чуда не произошло.

— У тебя всё в порядке? – Макс осторожно заглянул за перегородку.

Ева испуганно одёрнула окровавленные пальцы и спрятала руку за спину, но Макс успел увидеть всё, чтобы сделать правильные выводы.

Ева сквозь пелену слёз видела, как он, тяжело вздохнув, отошёл. Она не решалась выйти, горестно обдумывая то, что предстоит ей перенести. Никогда ещё не было ей так стыдно и неудобно. Ева уже решила для себя, что все несколько дней она проведёт здесь, возле сточной дырки в полу, когда услышала треск рвущейся ткани. Макс зашёл через несколько минут, протянув ей аккуратно свернутые кусочки белой ткани. Майки на нём не было.

—Держи, это должно помочь, - он смотрел совершенно открыто, без тени смущения, от чего неловкость Евы только возрастала.

—Зачем ты это сделал? Больше одежды нет… - Ева отвернулась, пряча слёзы и стыд. Она не могла смотреть Максу в глаза, настолько было неудобно и противно.

— Она всё равно почти не грела, а тебе пригодится.

Макс взял её руку, разжимая ладонь, и вложил обрывки ткани. Движения его были мягкими и спокойными, а пальцы задержались на её руке слишком долго, согревая мягким теплом её нервно дрожащую руку. Ева свободной ладонью вытерла слёзы, всё ещё отворачивая лицо от Макса.