Рыжая птица удачи

Глава 1

Майор Валентин Фойзе закрыл файл с докладом о последнем задании.

Неудачно начатую операцию на астероиде в системе жёлтого карлика, по уничтожению укрывшейся бандитской группировки, провёл третий взвод, «медведи». База террористов была уничтожена, девять бандитов доставлены на «Киплинг», откуда они будут переданы полиции Земного Содружества. Потери «Киплинга» составили шестнадцать человек, среди которых командир первого взвода, «волков» — капитан ВКС Марат Одинцов. Скиф.

Некоторое время майор смотрел на серый полупрозрачный монитор над столом, и, наконец, вызвал список личных файлов своих бойцов. Шестнадцать из них предстояло сейчас перенести в архив. Шестнадцать имён. Шестнадцать пар глаз, живущих теперь только на голограммах. Шестнадцать человек, служивших ещё под его личным командованием, когда он сам был командиром «волков». Пятеро из погибших шли вместе с ним с самого начала, все четырнадцать лет службы на «Киплинге». Потерять их значило потерять часть себя.

В который раз Фойзе испытал чувство ошибочности происходящего. Казалось — будь он там, в «соколе», вместе со Скифом и остальными «волками», как раньше, ничего бы не случилось. Майор понимал, что это всего лишь иллюзия, всё равно ракета взорвалась бы, и первые два катера были обречены в любом случае. Его присутствие ничего не изменило бы. Но всё же… Он никак, за все годы командования, не мог привыкнуть к тому, что должен руководить операциями «Киплинга», находясь в командном центре. Во время боевых заданий командиру мобильной роты специального назначения ВКС предписывалось не покидать носитель. А как бы он хотел наплевать на эти предписания!

Последний файл ушёл в архив. Фойзе выключил монитор, тот свернулся в точку над столом и погас. Родным погибших сообщат без него. Он настоял бы на том, чтобы поговорить с семьёй Марата лично, но Скиф был одинок. Майор больше ничего не мог сделать для ушедших. Теперь ему нужно было думать о тех, кто остался, и о тех, кто должен прийти на замену.

На памяти Фойзе такая ситуация сложилась впервые. Передовой взвод оказался обезглавлен, его личный состав уменьшен вдвое. Нужно было срочно принимать решение. Впрочем, майор уже знал, что делать, и был уверен, что прав. Набирать пополнение он будет на лучшей подготовительной базе. На той самой, где когда-то служил сам, и где сейчас служит человек, за продвижениями которого Фойзе следил последние лет десять. Которого он теперь прочил на место Скифа.

Майор коснулся кончиком пальца клипсы своего мобильного телефона на левом ухе, включая связь.

— Антонов, говорите, — ответил на вызов знакомый сухой голос в наушнике.

— Господин подполковник, майор Фойзе.

— А, майор… Я ждал твоего звонка. Мне уже сообщили. Когда будешь у нас?

— Завтра, Сергей Анатольевич. Я вылетаю утренним рейсом.

— Тогда до встречи, Валентин.

Связь прервалась. Подполковник Антонов, начальник второй подготовительной базы войск спецназа ВКС, сводил разговоры с помощью средств связи к минимуму, предпочитая всё обсуждать при личных встречах. Фойзе сам перенял эту привычку ещё в те времена, когда обучался на второй базе под его командованием.

Пора было собираться. Челнок, который доставит его на лайнер, следующий рейсом «Плутон-Земля», стартует через час.

Яркое африканское солнце выбросило на рассветное небо первые лучи. Внизу, на земле, этот свет пока ещё робко пробивался сквозь буйное переплетение гибких ветвей и листьев, смешение оттенков зелени и бурых разводов коры. Этот день будет жарким — как и уходящая ночь.

Феникс первым выскочил из зарослей на открытое пространство. Бойцы его подразделения шли следом, он опередил их совсем ненамного. Едва он отошёл чуть в сторону, как ветви всколыхнулись и бесшумно пропустили первого из солдат. Конечно, Аякс. Они с Индиго в таких бросках вечно соперничают за право идти за командиром. С переменным успехом. Феникс усмехнулся про себя, когда следующей из листвы выпрыгнула знакомая долговязая фигура. Индиго отстал от Аякса буквально на несколько шагов. Но если каменное лицо Аякса не выражало ничего — этот парень со сложением и силой Геркулеса обладал поистине железным самообладанием, — то на смуглом лице Индиго отчётливо читалась досада и на опередившего его атлета, и на себя самого. Эх, Димка, когда ж ты научишься эмоции контролировать не только перед начальством…

Остальные бойцы пришли вместе, один за другим, спустя несколько секунд после парочки отличившихся. Ещё секунд двадцать им потребовалось, чтобы выстроиться перед командиром и застыть по стойке «смирно». Феникс некоторое время молча оглядывал своих ребят. На первый взгляд они друг от друга отличались исключительно ростом. Двадцать живых статуй в чёрно-зелёной форме и такими же одинаковыми повязками на головах, вместо неудобных для походов по джунглям форменных кепок.

Ладно. Детальный разбор полётов проведём по возвращении на базу, а пока — пара ласковых слов не помешает.

— Ну, что, орлы? — слегка язвительно спросил Феникс. — Расслабились? Сутки отдыха вам на пользу не пошли, это точно.

«Орлы» не возражали. По их застывшим лицам трудно было что-либо прочесть — недовольство или смущение, — все они сохраняли спокойствие. Почти все.

— Гордеев!

— Я! — с готовностью откликнулся Индиго.

— Я понимаю, что ты у нас геройски отличился во время последней учебной операции. Однако отпуск тебе по этому поводу никто не выписывал! — казалось, яда в его оглушительно громком голосе хватит не только на Индиго, но и на всех остальных, включая зверей и птиц в оставшихся позади зарослях. Однако на бесстрастных лицах бойцов в строю по-прежнему ничего не отражалось. — Может, тебя на курорт отправить?!

— Никак нет!

Феникс внимательно изучил вытянувшегося в струнку рядового. Само служебное рвение и раскаяние в своём поведении. Старательно выкаченная грудь колесом, как полагается, выпученные от осознания ответственности карие глаза, неподвижный взгляд, — идеально тупой вояка. Не придерёшься.

— Отставить, — негромко сказал он, и когда Индиго принял нормальный вид, ещё тише добавил привычное: — Клоун.

Краем глаза он заметил на неподвижных лицах невольных зрителей усилия по удержанию расползающихся улыбок.

— Ладно. У нас с вами сегодня теория, поэтому разбор полётов проведём на базе, во время занятий. А вообще неплохо, в норматив уложились, — Феникс позволил себе сменить гнев на милость. — Вольно! Идём на базу, после возвращения — полчаса на приведение себя в порядок, а потом я вас жду в аудитории. Разойдись! Индиго, ко мне.

Они подождали, пока остальные бойцы ушли немного вперёд, и только потом двинулись следом.

— Что это было на броске, Гордеев? — поинтересовался Феникс.

— Что именно? Я вообще не понимаю, в чём меня обвиняют.

— Прекрати паясничать. И вообще, не забудь, что команда «Разойдись» ещё не означает «давай попридуриваемся, как на гражданке».

В карих глазах появилось выражение унылой тоски.

— С тобой и на гражданке придуриваться особо не получалось, — хмуро сообщил Индиго. — Ну, она же не укусила бы. Я знаю же, когда можно, а когда не нужно…

Феникс даже остановился.

— Ну, ты даёшь, Димка! — с оттенком лёгкого изумления сказал он. — И этого человека я лично рекомендовал повысить в звании… Индиго, когда командир даёт приказ «ложись», ты обязан прикинуться пеньком, и чтобы ни шороха! А ты чем занялся?

— Она нагло ползла прямо у меня под рукой! И ещё скажи, что ты услышал, как я её поймал. Это она шорохи издавала, а не я!

Это была чистая правда. Феникс не слышал, как Димка ловил красивую гадюку. Зато он слышал не менее красивые слова, которыми тихо, но от всей души покрыл и гадюку, и ловца Джин, лежавший рядом.

— А ещё Джин шумел, — словно читая мысли собеседника, продолжал Индиго. — Между прочим, если бы он реально во время боевой операции такое выдал, то накрыли бы всех.

— Ну, конечно. Теперь выясняется, что ты просто проводил испытания на психологическую стойкость личного состава.

— Так точно! А ты сразу в панику, — лицо Индиго озарила такая довольная улыбка, что Феникс не смог удержаться от ответной.

— Вот ведь клоун, — повторил он и безнадёжно махнул рукой. — А если бы она тебя всё-таки укусила?

Индиго неожиданно стал очень серьёзным.

— На самом деле, меня — нет. А вот Джина — могла. Если бы я её не отбросил, он придавил бы её локтем. Она, возможно, и не прокусила бы куртку, но рисковать как-то не хотелось.

Феникс вздохнул.

— Ладно. Я даже не буду спрашивать, какая разведка донесла до рядового Гордеева ближайшие планы гадюки. Поверю твоим предвидениям, как всегда. Шире шаг!

Феникс никак не мог забыть утренний разговор с Индиго, перед броском.

Иногда Димкины видения были мгновенными вспышками. Как это, насчёт гадюки, или во время драк — он всегда успевал почувствовать удар ещё до того, как противник замахивался. Иногда же это были неразборчивые ощущения, «предчувствования», чуть более яркие и конкретные, чем проявления интуиции обычных людей. И иногда — как сегодняшний сон. Индиго редко рассказывал свои сны, только если считал, что они имеют какое-то значение. Обычно не ошибался. Только эти сны всегда трудно было понять, и чаще они понимали значение «предупреждения» уже после того, как событие случалось.

На этот раз «предупреждение» касалось их более чем однозначно. «Киплинг» действительно существовал. Это был тактический носитель, один из пяти, приписанных к базе ВКС специального назначения «Плутон-1».

До базы оставалось всего минут десять хода, когда в ухе Феникса ожил передатчик.

— Лазарев, после возвращения зайди ко мне, — непривычно по-домашнему произнёс голос начальника базы, подполковника Антонова.

Обычно подобные приглашения произносились приказным тоном, не допускающим возражений. А тут разве что «пожалуйста, если не затруднит» не прозвучало. Феникс ответил неизменное «есть!», не позволяя себе удивиться, и передатчик затих.

Они поднялись на невысокий холм, у подножия которого начиналась территория подготовительной базы войск ВКС специального назначения номер два — их дом последние несколько месяцев. Приземистые здания цвета жухлой травы, обнесённые невысокой оградой.

— Меня ждёт Антонов, так что я пойду быстрее, а ты проследи, чтобы через полчаса после прибытия все собрались в учебной аудитории, — Феникс хлопнул Индиго по плечу и побежал вниз по склону, краем уха расслышав «есть» вдогонку.

В кабинете Антонова почти ничего не изменилось с момента последнего визита Фойзе. Да и чему меняться, если из всей мебели в небольшом помещении находился только стандартный стол со встроенными панелями связи и управления охранной системой базы, да стандартные же ряды кресел вдоль стен. За столом сидел сам подполковник — всё такой же сухощавый, подтянутый, с аккуратно зачёсанными тёмными волосами без следа седины.

— Лазарев будет здесь через пятнадцать минут, майор, — Антонов откинулся на спинку кресла. — Он со своим подразделением проводил тренировочный марш-бросок, сейчас как раз возвращаются на базу.

Фойзе, расположившийся в кресле напротив, ещё раз взглянул на зависший перед ним в воздухе виртуальный монитор с открытым личным файлом, который он знал наизусть. С голографического изображения в левом верхнем углу экрана на майора смотрело знакомое лицо. Упрямый твёрдый взгляд синих глаз, короткий ёж огненно-рыжих волос. Феникс. Павел Лазарев.

— Так ваше предложение в силе, Сергей Анатольевич? — спросил Фойзе. — Из нынешних выпускников это действительно лучшая кандидатура?

— Мои предложения всегда в силе, Валентин. У лейтенанта Лазарева есть всё, необходимое боевому командиру. Кроме, конечно, опыта. Но мы с тобой оба знаем, что опыт — дело наживное. Он справится.

Фойзе несколько секунд молчал, потом выключил монитор, поднялся и отошёл к окну, за которым хорошо просматривалась территория базы в долине, окружённой буйными африканскими джунглями.

— Я рад, что наши мнения совпадают. Скажите… — он словно запнулся, но продолжил. — Скажите, а вам известно, почему Лазарев так рвётся именно в спецназ ВКС?

— Известно, Валентин, мне известно о моих ребятах почти всё, иначе хорош бы я был, как их командир, — отозвался подполковник. — Я честно скажу, если бы это был кто-то другой, я бы отговорил его становиться офицером, да ещё нацеливаться на спецназ. Личная месть не лучший стимул в нашей работе. Но это — Феникс. Несмотря на причину, которая привела его к нам, из него выйдет отличный офицер. Я редко ошибаюсь в людях. Посмотри на себя, например.

Фойзе сдержанно улыбнулся, не отвечая.

— А ещё я знаю, что даже если бы Лазарев был безнадёжен, ты всё равно взял бы его к себе, — неожиданно добавил Антонов. — Пусть и не командиром взвода, но он всё равно оказался бы под твоим крылом, майор.

Сигнал селектора на столе прервал их затянувшийся диалог.

— Господин подполковник, прибыл лейтенант Лазарев.

Антонов отвёл взгляд от Фойзе, нажал кнопку.

— Пропустите.

— Мне кажется, или лейтенант опаздывает?

Недоверие в голосе Джина было неподдельным. Любой из этой аудитории сейчас скорее поверил бы в то, что у всего отделения часы спешат.

Ну, опаздывает. Ну, подумаешь, первый раз за все два года. Ну, подумаешь, что никто тут вообще не мог припомнить случая, когда бы командир опаздывал. Но не просто так ведь прогуливается.

— Он у Антонова, — сообщил Индиго. — Задержали, наверное.

— Ну тогда ясно. Начальство не опаздывает, оно задерживается… у другого начальства.

Дверь оглушительно хлопнула, и разговоры тут же оборвались.

— Ну что, орлы, снова расслабляемся? Смирно!

Внешне Феникс был такой же, как всегда. И, конечно, объяснять, почему задержался, не стал. С места в карьер взялся за разбор утреннего марш-броска, потом за само занятие, и ребята, кажется, быстро забыли о его опоздании. Индиго и сам бы рукой махнул, но он-то, в отличие от остальных, чувствовал, что Феникса изнутри что-то распирает. Причём скорее хорошее, чем плохое. Чётко определить было невозможно, слишком бурный коктейль эмоций испытывал их лейтенант.

Индиго никогда особенно не любил теорию, потому что предпочитал действовать, а не анализировать, и занятия по теории для него всегда длились дольше других. Сейчас же, когда его грызли одновременно любопытство и тревога, время вообще словно остановилось. Казалось, это издевательство будет длиться вечно. Но, конечно, это только казалось. И Феникс снова его встревожил. Обычно на долгожданное «Все свободны» Индиго реагировал одним из первых, выскакивая из аудитории со скоростью звука, но на этот раз Феникс его опередил.

После обеда Индиго нашёл его на площадке для отдыха. Вообще в это время суток в свободные часы все нормальные люди предпочитали находиться в кондиционированном помещении, но Феникс сейчас впечатление нормального производил на кого угодно, только не на эмпата, который может ощущать чужие переживания едва ли не отчётливее самого переживающего. К тому же, площадка для отдыха была единственным местом на базе, где разрешалось гробить собственное здоровье. За последним Феникс ни разу не был замечен за всё время их пребывания на базе.

Теперь он стоял в паре шагов от невысокого ограждения и смотрел в сторону джунглей.

— А что случилось со здоровым образом жизни? — осторожно поинтересовался Индиго, заходя с подветренной стороны. — Или с мечтой попасть в спецназ ВКС покончено, курить уже можно?

Феникс неопределённо покрутил головой и сделал глубокую затяжку.

— И…?

— Мне дают взвод, — с ноткой удивления сказал Феникс и снова затянулся.

«Где, как, прям вот так сразу? А я?», — Индиго стоило труда сдержаться и не выпалить разом все вопросы. Для поддержания беседы достаточно первого. Сейчас сам всё расскажет.

— Где?

— В ВКС, — непривычная интонация так и не исчезла. — «Киплинг». Спецназ.

Вот он, ночной кошмар последней ночи. Феникс мог не рассказывать, с какой радости на боевом носителе нарисовалась такая вакансия. Но почему…

— Почему ты? Своих не хватило?

Молчание в ответ слишком затянулось, чтобы означать простое «понятия не имею».

— У Антонова сидит майор Фойзе, командир «Киплинга». Если я хоть что-то понимаю, он ехал сюда именно за мной.

Задавать вопрос «почему» по второму кругу показалось глупым, и Индиго промолчал, но подталкивания больше и не были нужны.

— Помнишь, я рассказывал, как решил, что спецназ — самое правильное место для меня? Фойзе был тот лейтенант, который со мной разговаривал в больнице.

— Думаешь, он тебя узнал?

— Думаю, он за мной следил всё время. Совесть иногда и не такие штуки выкидывает. А тут так всё сложилось, что и я теоретически готов, и место есть.

— Повезло.

Феникс отбросил недокуренную сигарету в пепельницу, тут же бесшумно её проглотившую, и повернулся к Индиго так резко, что тот отшатнулся.

— Это называется везением? Шестнадцать человек погибли! Да уж, удача мне улыбнулась. Ты вообще хоть иногда думаешь, что говоришь?

— Иногда — думаю, — неожиданно разозлился он. — Им не повезло. А тебе повезло, потому что твой майор-лейтенант мог и забыть про тебя, взять и найти кого-то другого. Ты мог попасть куда угодно, а попадёшь туда, куда мечтал, и не кем попало, а комвзвода! Или это у нас теперь считается большим горем и неудачей?

Некоторое время они смотрели друг на друга, не двигаясь с места. Индиго понимал, что Пашка просто нервничает, и сам это уже осознал. Зато теперь всё ясно, и осталась только одна тревога.

— У меня приказ набрать недостающих пятнадцать человек из моего отделения, — первым сдался Феникс. — Пока в этом списке только один человек. Но если он не перестанет вести себя, как болван…

Ну, вот и конец всем тревогам вообще.

— Не перестанет, можешь вычёркивать, — радостно согласился Индиго.

— Тьфу на тебя, — махнул рукой Феникс. — С остальными поможешь? Трудно выбирать, когда хочется взять всех.

Вечером Феникс с чувством выполненного долга сидел в офицерском блоке, в спальне. Обладатель первой фамилии в списке, как всегда, составлял ему компанию. Он мерил длинными шагами пространство между двумя рядами кроватей, от стены к дверям и обратно, вызывая у сидящего друга лёгкое головокружение.

— Димка, перестань маячить, — в который раз за последние четверть часа попросил Феникс. — Думать мешаешь.

Индиго остановился.

— А над чем ты ещё думаешь? Мы с тобой уже всё придумали. Теперь пусть Фойзе думает. И перестань нервничать.

Феникс вскинул на него недоуменный взгляд.

— Ну, обычно ты не сидишь до отбоя на застеленной койке, — уточнил Индиго.

Это верно. По привычке, приобретённой ещё в училище, он никогда днем на койку не садился.

— Не переживай, — продолжил Индиго, — всё будет нормально, это я тебе обещаю.

— Спасибо, — кивнул Феникс серьёзно. — Просто как-то это неожиданно. Я и представить не мог, что всё изменится так резко… Фойзе сказал, что завтра днём они утвердят список, а ночью мы уже улетим на Луну.

— Оттуда — на базу?

— Конечно, не пригонят же они за нами весь «Киплинг» прямо сюда.

— Эх, так я с Риткой и не попрощаюсь! — неожиданно тоскливо сказал Индиго и плюхнулся на койку рядом с Фениксом.

Тот покосился на окончательно смятое одеяло, но ничего не сказал.

— Я обещал, что после этой африканской спецподготовки непременно возьму отпуск и заеду к ней, перед распределением.

— Дим, ты не в своём транспортном ВУЗе, ты в армии. Тут ничего от тебя лично не зависит, — покачал головой Феникс.

— Да я понимаю…

Видеть жизнерадостного друга в такой тоске было тяжело.

— Ну, свяжешься с ней с Луны, — пообещал он совсем упавшему духом Индиго. — Оттуда можно будет. Только язык за зубами насчёт нашего назначения держи, и всё будет хорошо. А потом через пару-тройку месяцев, может, и в отпуск на несколько дней вырвешься.

— Пашка, ты меня спасаешь! — воспрял Индиго.

Феникс засмеялся.

— А теперь марш к себе, отбой скоро, — скомандовал он. И мысленно добавил: «А у меня ещё одно дело есть».

Феникс попросил разрешения зайти к командиру базы прямо перед самым отбоем. Он потратил несколько минут на объяснение ситуации. Уговорить Антонова помочь было трудно, но осуществимо. Подполковник сначала немного колебался, но всё же согласился назначить время отлёта челнока на Луну на полтора часа раньше, и даже позволил Фениксу воспользоваться своим личным передатчиком для беспрепятственной связи с Москвой.

И в этот вечер, ложась спать, Феникс ощущал себя одновременно Дедом Морозом, разносящим подарки и маленьким мальчиком, которому добрая фея подарила исполнение его собственной мечты.

В космопорт «Луна-1» их доставил специальный челнок, принадлежавший ВКС.

Посадочная платформа, заключённая в прозрачный кокон сверхпрочного и термостойкого стекла, соединялась со зданием космопорта таким же прозрачным тоннелем с бегущей дорожкой. Когда челнок, зайдя на посадку, медленно вплывал в шлюз перед платформой, Феникс подумал, что так до сих пор и не привык к этому ощущению — стоишь без скафандра под небом, полным звёзд, и знаешь, что между тобой и вакуумом космоса только эта прозрачная перегородка. А надо бы привыкнуть. В конце концов, служба в ВКС обязывает.

До старта корабля, который должен был доставить их на орбиту Плутона, оставалось почти полтора часа. Так было написано на электронном табло в центральном зале космопорта. Они остановились неподалёку от этого табло, подальше от середины, где снующие туда-сюда погрузочные тележки-автоматы и сопровождающие свой багаж люди грозили снести всё на своём пути.

Феникс мимолётом отметил про себя, что матовый потолок в этом зале, как и в остальных помещениях космопорта, значительно приятнее прозрачного покрытия посадочных платформ.

— Плутон — это далековато, — донёсся до него бодрый голос Индиго.

— Я вот наоборот думал, что нас за пределы Солнечной вывезут, — откликнулся один из парней, стоящих рядом с Фениксом. — А так — считай, почти дома.

— Наивный ты, Джин, — сказал Индиго, как будто это не он только что переживал о столь далёкой дислокации. — Неужели ты думаешь, что мы так и будем куковать на этой базе? Загрузят нас на этот… носитель, и будем мотаться по Галактике, куда пошлют.

— «Киплинг» предназначен именно для длительного проживания на нём целой роты, — подтвердил Феникс. — Мы редко будем возвращаться к Плутону. Вы же знаете — Содружество так расширилось, что уже поговаривают о необходимости создания ещё нескольких таких баз, как первые четыре «Плутона», ближе к границам Содружества.

Джин недовольно смерил взглядом Индиго, который с невинным видом развёл руками — мол, разве я виноват, что знаю больше тебя? Выглядела эта парочка настолько комично, что ребята вокруг уже начали посмеиваться. Однако опасаться, что это взаимное подкалывание перерастёт во что-то более серьёзное, не стоило. За время совместной службы Феникс смог настроить своих ребят так, что они понимали: твое отделение, твой взвод — это твоя семья. И там, куда они готовились всё это время отправиться, главное — крепкий тыл и надёжные друзья рядом. Вопрос полной психологической совместимости личного состава решался ещё на Земле, на подготовительной базе при формировании отделений, и сейчас Феникс мог об этом нюансе не беспокоиться. Все ребята знали, что Индиго — Димка Гордеев — весельчак, балагур и немножко язва, но при этом добрейшей души человек, а в тяжёлые моменты на него всегда можно положиться. Джин — Антон Юсупов — не уступал ему, и они иногда на пару устраивали необъявленные состязания в остроумии, умудряясь никогда не превращать веселье в выяснение отношений, как бы далеко ни заходили шутки.

Феникс огляделся. В ближайшие час-полтора ребят надо было чем-то занять. Он клятвенно обещал Антонову, что за это свободное время никаких проблем с его подопечными не возникнет. Сейчас требовалось оценить обстановку, и вычислить, куда отправить личный состав, чтобы все были заняты и не мешали событию, ради которого они так рано прилетели в космопорт.

Он снова взглянул на табло. Только что совершил посадку челнок с Земли, который он и ждал.

— Феникс, я вижу неплохое кафе, — тихо сказал рядом Аякс. — Мы можем посидеть в нём — там симпатичные официантки и хорошая музыка. Я уведу ребят.

Да, в наблюдательности и умении вовремя сориентироваться в ситуации и на местности отказать ему было нельзя. Эта способность была далеко не единственным достоинством Алексея Рюрикова, а самым крупным его недостатком было почти полное отсутствие чувства юмора, с чем все давно уже смирились. Нет совершенства в этом мире.

— Спасибо, — так же тихо сказал Феникс и громко скомандовал:

— Внимание! Оставшееся до отлёта время мы с вами проведём вон в том кафе, где вы будете тихо пить чай-кофе и созерцать обаятельных официанток. Руками не трогать, пошлостей не отпускать. Я подойду чуть позже. Старшим на время моего отсутствия назначается Рюриков… Аякс, вперёд. Индиго, останься, — добавил он без перехода.

Когда все скрылись в дверях кафе, он снова огляделся. С момента посадки земного челнока прошло почти десять минут, и все пассажиры должны быть уже в этом зале-распределителе.

— Лейтенант, я, между прочим, тоже хочу чай, кофе и официанток, — озабоченный продолжительным молчанием, сообщил Индиго. — Ты меня зачем оставил? Очередную взбучку…

— Значит, официанток? — раздался у него за спиной нежно-угрожающий девичий голосок. — Я так и знала, что в этой армии у тебя последние представления о верности выветрятся! Привет, Паша.

Феникс обошел замершего от неожиданности Индиго, нагнулся к маленькой черноволосой девушке, последнюю минуту заинтересованно слушавшей их разговор, и с удовольствием поцеловал подставленную ему щёку.

— Рад тебя видеть, Ритуль.

Он и правда был рад.

С Ритой они были знакомы столько же, сколько и с Индиго. Когда Феникс познакомился с Дмитрием Гордеевым, с тем уже была эта капризная, весёлая и по уши влюблённая девушка. Фениксу нравились её жизнерадостность и непосредственность, но иногда ему хотелось просто выпороть её, как непослушного ребенка. Он с уважением относился к Индиго, способному терпеть эти непредсказуемые выходки, частые истерики и то, как охотно Рита стреляла своими блестящими карими глазами в сторону встречных, симпатичных на её взгляд, мужчин. Феникс не мог представить себя на его месте. А Индиго ничего, только усмехался, или начинал орать в ответ на очередную вспыльчивую придирку своей ненаглядной, по настроению. Впрочем, он и сам был хорош, со своим бешеным темпераментом и способностью в любой момент заглядеться — да и не только заглядеться — на незнакомую красотку с улицы.

В качестве девушки друга Рита Феникса вполне устраивала. Право «пороть» взбалмошную девчонку он оставил за её избранником, а сам лишь иногда позволял себе одернуть её на словах. Странно, но его редкие спокойные реплики действовали на Риту эффективнее, чем целый вечер, наполненный взаимными воплями с Индиго. Девушка с самого начала прониклась к нему уважением, как к старшему брату, которого, по собственным словам, ей всегда очень хотелось иметь.

Феникс с удовольствием оглядел картину — парочка влюблённых, ещё не решивших, что им лучше сделать, броситься друг другу в объятия или начать очередную крупную ссору, — и счел свою миссию выполненной.

— Ну, не буду вам мешать, пойду к ребятам. Да, Дим, — похлопал он по плечу Индиго, — думаю, взбучку тебе и без меня устроят. Сколько раз говорил: следи за языком!

Оставив друга разбираться со свалившимся на него счастьем в лице Риты, Феникс отправился пить кофе и с чистой совестью наслаждаться знаменитой лунной походкой местных красавиц.

Спустя час началась посадка в лайнер «Земля-Плутон». Феникс стоял у посадочного выхода, и с некоторым беспокойством искал в толпе своих Ромео и провожающую Джульетту. К его удивлению, они появились даже раньше, чем в последнюю минуту.

— Я рад, что вас не пришлось искать с собаками по всему космопорту, — сказал он.

— Ну, сколько можно? — поморщился Индиго. — Я уже сто лет не опаздывал!

— Ну, если быть точным, три месяца, две недели, три дня и почти пятнадцать часов, — заявил Феникс категорично.

— Зануда.

— Отставить пререкания со старшим по званию! Последний поцелуй — и шагом марш на посадку!

Индиго молча поцеловал Риту, неохотно выпустил её из объятий, пятясь, сделал два шага в сторону выхода, резко развернулся и почти бегом скрылся в коридоре посадочной платформы.

— Как думаешь, он вернётся? — неожиданно спросила Рита, глядя ему вслед.

Феникс не сразу нашёлся, что ответить.

— Рит, я же с ним. Конечно, вернётся, ничего с ним не случится.

— Да это я знаю, — кивнула она. — Я говорю — а вдруг он там кого-нибудь подцепит? Я-то его дождусь, а он? Вон, только что, «официанток» ему подавай…

На этот раз ответ нашёлся быстрее:

— Знаешь, если б хотел — давно бы подцепил. К тому же, поверь, космический носитель не лучшее место для флирта.

С одной стороны, ход мыслей Риты Фениксу был понятен, хотя и раздражал — нашла о чём думать. А с другой это было даже хорошо. Он уже приготовился успокаивать девчонку, только что проводившую своего парня в далеко не самое безопасное место на свете, а у неё совсем другие проблемы, кажется. Совсем дурацкие и от этого правильные. Лучше пусть привычно ревнует, чем рыдает.

Рита перевела на него взгляд.

— Спасибо тебе, что позвонил. И удачи вам обоим.

Она потянулась, коротко поцеловала его в щёку, развернулась и торопливо пошла в сторону посадки на земные рейсы. Феникс даже не успел ответить.

Издалека космическая база была похожа на ромашку — к стационарной сердцевине по окружности пристыковались боевые носители. Один из этих пяти «лепестков» был новым домом и новым местом службы Феникса и его ребят — «Киплингом».

Сразу после прибытия Феникс направился в кабинет командира роты. Он немного волновался, но не потому, что новое место внушало ему какие-то опасения. Его тревожила перспектива снова встретиться с Фойзе, на этот раз наедине. Индиго, единственный, кто был в курсе давнего знакомства с майором, напутствовал его резонным: «Не на вечеринку идёшь, а доложить о прибытии. Не будет он в душу тебе лезть». Не то чтобы Феникса тревожило копание в его душе, просто не хотелось пробуждения давно уснувших воспоминаний.

В душу майор не полез. Выслушав доклад, он предложил Фениксу присесть на одно из кресел напротив стола.

— С прибытием, лейтенант, — сказал Фойзе. — Я рад видеть вас на борту «Киплинга». Надеюсь, сработаемся.

— Спасибо, — коротко отозвался он.

— Ты в курсе, чем занимается «Киплинг». — Майор перешёл на «ты» так легко, что не возникло никакого ощущения неловкости. — Мы «скорая помощь» Содружества. Некоторые называют нас космической полицией, и частично это верно. Некоторые — убийцами с государственной лицензией. Это тоже часть правды, потому что нам иногда приходится убивать, пусть и бандитов. Да что я рассказываю прописные истины, ты знал, куда шёл, возможно, знал лучше, чем твои товарищи. А сейчас на тебя ложится большая ответственность. «Киплинг» считается лучшим носителем на «Плутоне-1», а «волки» — наш передовой взвод. Я назначил тебя их командиром, хотя, по логике, им должен был стать более опытный человек…

Фойзе помолчал, как будто собираясь с мыслями. Разговор получался не совсем деловой, и Феникс подумал, что на этот раз Димка промахнулся — просто «доложить о прибытии» не вышло.

— Я не собираюсь лезть тебе в душу, — вдруг сказал майор, и Феникс вздрогнул. — Я мог бы сделать вид, что наша встреча абсолютно случайна, и ты попал сюда благодаря стечению обстоятельств и хорошему к тебе отношению подполковника Антонова.

Он молчал, ожидая продолжения.

— Мы оба знаем, что это не так. Да, я следил за тобой последние десять лет, в меру своих возможностей. Я был рад узнать, что ты выбрал карьеру военного, ещё больше был рад, когда ты решил пойти в ВКС. А когда Антонов предложил мне лейтенанта Лазарева на должность нового командира «волков», я уже твёрдо знал, что это судьба.

Он мог бы спросить — а зачем Фойзе следил за ним, — но не стал. Это глупый вопрос. Наверное, он сам сделал бы на его месте то же самое. А может, это и правда судьба.

— Я не буду объяснять, почему меня так интересовала твоя жизнь, Паша.

Феникс резко поднял голову, отзываясь на своё имя, которое нечасто слышал от начальства.

— Сейчас гораздо важнее другое. «Волки» — то, что от них осталось — очень сплочённый, сложившийся взвод. За своего командира, Марата Одинцова, они были готовы, как говорится, в огонь и в воду. Это нормально для нашей работы, здесь иначе нельзя.

— Я понимаю, — разжал, наконец, губы Феникс.

— Ты для своих ребят давно стал таким же командиром, я знаю. Те пятнадцать человек, которые прилетели сейчас с Земли, пойдут за тобой, куда угодно. Но тебе нужно стать тем же и для остальных. Это будет сложно, и не только потому, что ты займёшь место их любимого командира. Все они старше тебя и твоих ребят, все они профессионалы, и у всех них за плечами опыт, которого нет у тебя. Если ты сможешь доказать им, что достоин — взвод твой. Если нет…

— Я смогу.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза.

— Я был бы рад тебе помочь, — наконец, сказал Фойзе. — Но это твоя задача.

— Справлюсь.

— Тогда я могу только пожелать тебе удачи. Ну, готовься к знакомству с личным составом, лейтенант. А завтра я тебя остальным офицерам представлю.

Майор поднялся, тут же вскочил и Феникс.

— Разрешите идти?

На борт «Киплинга» он поднялся в одиночестве. Его ребята уже прошли все необходимые бюрократические процедуры, и сейчас ждали его в жилом отсеке, где располагались каюты бойцов. В отличие от казарм подготовительной базы, на боевом носителе, где им предстояло провести несколько лет, жилые помещения устраивались более индивидуально. Офицерам полагались одноместные каюты, а рядовые бойцы располагались по трое, что для привыкших к общим казармам было равносильно собственной квартире. Прежде чем зайти к себе, Феникс заглянул в часть отсека, отведённую его ребятам. В первой же каюте его встретил абсолютно счастливый Индиго.

— Ну, как вы тут? — спросил Феникс, уже видя ответ в сияющих глазах друга.

— Здорово! — отозвался тот. — Представляешь, тут есть спортзал, зимний сад, библиотека… Через час у местных закончатся плановые занятия, и можно будет всё осмотреть.

— Отлично. Ты тут ориентируйся, потом меня сориентируешь. А у меня собеседования с личным составом. Думаю, часа на два-три я из жизни выпал. Давай, я на тебя надеюсь.

— Есть! — вытянулся Индиго.

Феникс уже вышел, когда из-за закрывающихся дверей до него донеслось:

— Удачно прособеседовать!

Спасибо, Димка. Удача пригодится.

Он немного волновался. В конце концов, первое впечатление — самое сильное. Важно было сейчас правильно поставить себя. Конечно, какой-то опыт у него есть, руководил же он своим отделением на подготовительной базе, но то были такие же зелёные пацаны, как и он сам. А здесь — опытные бойцы, люди, прошедшие не одну боевую операцию, пережившие смерть друзей и своего командира, которого он сейчас должен будет заменить. Ладно, не время переживать. Будем решать проблемы по мере их поступления. На повестке дня — первое знакомство с «волками».

Феникс добрался до своего нового кабинета, едва успел войти и расположиться за столом, как раздался сигнал зуммера на входе. Пунктуальные ребята, секунда в секунду.

— Войдите, — отозвался Феникс, и дверь, повинуясь его голосу, втянулась в стену, пропуская высокого светловолосого человека.

— Сержант Даниил Строганов для проведения личного собеседования прибыл, — доложил тот.

Голос оказался подходящим мощной фигуре — сильный, но одновременно мягкий и немного тягучий, а серые глаза смотрели уверенно и как будто улыбались, хотя лицо оставалось серьёзным.

Дверь плавно закрылась.

— Лейтенант Павел Лазарев, новый командир вашего взвода, — ответил Феникс. Некоторое время он колебался, а потом решительно поднялся и протянул Строганову руку над столом. — Феникс.

— Дэн, — коротко ответил тот, сильно сжав его ладонь в приветствии.

Феникс встретился с Дэном взглядом, и с облегчением понял, что с этим человеком он общий язык найдёт. Он не смог бы сейчас объяснить, почему так решил, но ощущение было очень ясным и чётким.

— Присаживайся, Дэн.

Когда они оба заняли места напротив друг друга за столом, Феникс бросил взгляд на часы. Ему предстояло провести ещё четырнадцать собеседований. Если он не собирался сидеть в этом кабинете до ночи, нельзя было тратить на каждого больше десяти-пятнадцати минут. Для первого знакомства должно быть достаточно.

— Ты командуешь вторым отделением, так? — начал он.

— Да, — ответил Дэн. Улыбка исчезла из его помрачневших глаз. — Мы тогда оказались в последнем «соколе», который не задело. Успели подобрать шестерых из второго, один вскоре умер, ещё у нас на борту. — Он вскинул голову. — Меня назначал Одинцов. Ты вправе поставить на моё место другого.

Феникс качнул головой.

— Не вижу причин, по которым я должен это делать. Если капитан Одинцов выбрал тебя, у меня нет оснований не доверять ему. Думаю, мы сработаемся.

Дэн пожал могучими плечами.

— Я хочу немного побольше узнать о тебе. Ты вырос в детском доме? — продолжил Феникс.

— Было. Кто мой отец, я так и не знаю, а мать умерла, когда мне исполнилось три года. Родственников у нас не оставалось — так и попал в детский дом. Лет в тринадцать чуть не отправился в колонию исправительную, испугался… Случайно попал в одну секцию по рукопашному бою. Спасибо тренеру, хороший мужик был. Ну, потом армия.

— Ты ведь не сразу к «волкам» попал. В деле написано — сначала «вороном» был.

— Тоже было.

— Чего же ушёл? Туда просто так не берут.

— Какой из меня разведчик, — Дэн впервые открыто улыбнулся. — Я ж боров. Иду — земля трясётся. Нет, мне драться надо, а не на цыпочках прыгать.

Феникс уже успел оценить возможности Дэна, хотя тот сделал всего несколько шагов по кабинету, и, конечно, дело вовсе не в мнимой неуклюжести. В личном деле ясно значилось — Строганов и Одинцов были друзьями ещё до армии, по той самой секции. Но представить себе этого здоровяка, «прыгающим на цыпочках» было забавно. Феникс не выдержал и рассмеялся.

Неожиданным и приятным оказалось то, что Дэн его смех поддержал.

После ухода Строганова Феникс ещё некоторое время обдумывал их разговор. Конечно, Дэн будет продолжать командовать. И не только потому, что глупо разбрасываться опытными людьми, и не только потому, что он не хотел разрушать уже сложившееся второе отделение. Просто Дэн действительно казался человеком, которому Феникс мог бы довериться. И который был способен помочь ему освоиться на новом месте, поддержать.

Дэн был старше Феникса на несколько лет, однако спокойно воспринял нового командира, по сравнению с ним выглядевшего совсем мальчишкой. Он сразу принял Феникса внутренне — тот почувствовал это и в пожатии руки, и в спокойном взгляде, и в том смехе, который, казалось, ещё звучал в тесном помещении.

Сработаемся, — подумал он.

После сержанта пошли остальные ребята. Феникс почти не заглядывал в дела, ему хватило беглого предварительного просмотра, только оставлял свои пометки после знакомства. У него ещё будет время почитать документацию.

— Рядовой Сергей Каждан прибыл для проведения личного собеседования, — вытянулся в рапорте очередной «волк».

— Лейтенант Павел Лазарев, ваш новый командир, — поднялся из-за стола Феникс. Это был четырнадцатый, предпоследний раз, когда он произнёс эту фразу. — Присаживайтесь.

Мрачноватого вида парень с насторожённо-внимательными глазами и неулыбчивыми губами носил позывной «Бут», был отличным разведчиком и прекрасно владел холодным оружием — это Феникс запомнил из его личного дела. А ещё Бут был одним из пятерых выживших после той роковой ракетной атаки. Разговаривал он неохотно, но уже через несколько фраз Феникс понял, что это не от неприязни. Видимо, парень от природы молчалив и малообщителен. На вопросы отвечал лаконично, чётко, не особо долго раздумывая, в глаза смотрел прямо, не скрываясь — как и все остальные перед тем.

— Я надеюсь, мы сработаемся, Бут, — сказал Феникс, заканчивая беседу. — Ребята, которые прилетели со мной, конечно, молодые все, неопытные… — он запнулся на секунду, но договорил: — …как и я. Мы рассчитываем на вашу помощь. Думаю, нам понадобится совсем немного времени, чтобы стать достойными звания «волков».

И тут Бут удивил его, широко улыбнувшись.

— Лейтенант, если Старик… то есть, если майор Фойзе поставил тебя вместо Одинцова — значит, ты этого уже достоин. А ребята у тебя хорошие. Ко мне в каюту подселили двоих, Джина и Кельта. С ними мы уже познакомились. И если у тебя все такие — считай, взвод спелся.

Улыбка исчезла так же стремительно, как появилась. Бут поднялся и вытянулся.

— Простите, лейтенант, увлёкся разговором. Разрешите идти?

— Всё нормально, — Феникс тоже встал на ноги. — Спасибо за поддержку. Ты свободен.

Феникс был доволен. После этого быстрого знакомства с ребятами он почти уверился, что взвод его будет одним целым. В бою и в казарме, на задании и на гулянке. Эти бойцы не только профессионалы, они ещё просто хорошие люди, любящие своё дело.

Оставался один. То, что Феникс о нём знал из личного дела, не вписывалось в общую картину, и как он попал к «волкам», чем зацепил Одинцова, было пока неясно.

— Войдите, — отозвался Феникс на сигнал зуммера, и в кабинет вошёл невысокий коренастый парень. Сбитая фигура, тёмные волосы и удивительно светлые глаза с прищуром.

— Рядовой Александр Чернов, последний в очереди, — не по форме сказал он и улыбнулся так обезоруживающе, что Фениксу в голову не пришло его одёрнуть. В конце концов, он действительно был последним.

— Разрешите? — Чернов приблизился к столу.

— Да, конечно, присаживайтесь.

Феникс почему-то не смог перейти на «ты» так же просто, как с остальными ребятами. Однако усилие сделал, и дальше пошло легче.

— Лейтенант Павел Лазарев, ваш новый командир. Твой позывной?

— Хан, — снова блеснул белозубой улыбкой Чернов.

— Феникс, — коротко отозвался он и перешёл к делу. — Я просматривал твоё личное дело. Ты ведь психолог?

— Это громко сказано, — спокойно усмехнулся Хан. — Я начал учиться. Но не сложилось, пришлось прерваться. Решил попробовать себя в совершенно другой области. Прошёл спецподготовку, все тесты — и попал сюда.

— Почему же не доучился? Я читал отзывы — ты способный, отличник, тебе прочили большое будущее.

Хан перевёл взгляд на стену.

— Там много всего. История длинная.

— Давай, — кивнул Феникс.

— В частности, проблемы с родителями. Так получилось, что они перестали оплачивать моё обучение, а я был тогда не в состоянии обеспечить себя сам.

Феникс уже сталкивался с таким, и в нём проснулось сочувствие.

— Поссорились? — невольно спросил он, хотя пока не хотел начинать копать так глубоко. Но это было последнее собеседование, почему бы и нет?

Хан коротко взглянул в глаза Фениксу.

— Не совсем. У меня всю жизнь так. Сколько бы я ни делал, им всё было мало. Особенно отцу. Понимаешь?

Феникс молчал, позволяя парню продолжать. Сам он психологом не был, но что-то в лице Хана дало ему понять — о себе тот говорит редко, хотя ему доставляет удовольствие рассказывать эти подробности.

— Ты ведь с Земли? — вдруг спросил Хан, и, получив утвердительный кивок в ответ, продолжил. — А у меня семья не совсем обычная. У нас не принято так. Отец на Землю прилетел совсем молодым, и женился на земной женщине. Фамилию её взял, имя сменил, образование получил, положение приобрел, дело своё начал…

— Откуда прилетел?

— С Чина. Ты на меня не смотри, я в мать пошёл.

Чин — планета, колонизированная в начале века китайцами, жила своей, обособленной жизнью. Жители её вели торговлю, поддерживали деловые отношения с другими членами Содружества, но редко покидали свою планету и мало кому извне разрешали надолго на ней задерживаться. Этим Чин не был похож на другие китайские колонии.

— Вот мой старший брат — да. Он похож на отца, и внешне, и характером. Отец его обожает. Как же, наследник всего, красавец-умница… Выскочка, — сквозь зубы бросил Хан, но спохватился и снова улыбнулся. — Люблю я своих родственников. У нас это взаимно. Все, что делал Анатоль, возводилось в ранг божественного. Отец на него только что не молился.

— Соперничество между братьями нормально. А младшие очень часто желают походить на старших, — улыбнулся Феникс, но сам уже понял, что зря это сказал.

— А я не хотел! Он ничем не отличался от остальных, совершенно заурядная личность. Но отцу так никогда не казалось. А вот я для него словно и не существовал.

— А мать? — негромко спросил Феникс.

Ему хотелось дать парню выговориться. Кажется, тот слишком давно носил в себе все эти обиды и мало кого в них посвящал. Даже психологам иногда нужен собеседник. И тут он поймал внимательный взгляд прищуренных светло-голубых глаз. Хан всё понимал. И его интерес, как нового командира, и его желание помочь. Феникс внутренне напрягся. Ему был неприятен этот непрошеный рентген, но он промолчал.

— Мать на мне эксперименты ставила, — резко ответил Хан. Увидел непонимание в глазах собеседника и снова усмехнулся. — Да нет, ничего страшного. Она худела всё время. Анатоля отец ей трогать не позволял, а я был идеальным компаньоном в этом деле. Я же говорю — в мать пошёл. И некоторыми особенностями организма в том числе. Ну и она со мной отрабатывала «правильный образ жизни». Диеты, препараты какие-то… Хотя в этом были и положительные стороны — она меня и к спорту приобщила, всё легче было сюда попасть.

Феникс опять вспомнил личное дело. Да, к спорту мама Чернова хорошо приобщила. Показатели его уступали, пожалуй, только показателям Строганова да Аякса. И самого Феникса.

— А потом родился Игорь. И мать про меня вообще забыла.

— Когда в семье появляется младенец, всегда так.

— Так — не всегда, — медленно сказал Хан.

— Ну, ладно, а как ты здесь оказался? Что дёрнуло успешного студента Института Психологии и Ментальных Исследований бросить всё и рвануть в космос?

— Я не хочу об этом рассказывать, — решительно сказал Хан. — Просто однажды понял, что не хочу больше зависеть от родителей. Отец сказал только, что это первое мужское решение в моей жизни, и что армия сделает из меня человека. Как будто до этого я им не был.

Феникс почувствовал, что должен что-то сказать, но Хан продолжил уже спокойнее.

— А ещё он сказал, что меня дальше штаба на Земле не пустят. И вот я тут… В «штабе», — усмехнулся он саркастически. — Они даже не знают, где я. Мы не общаемся уже года два.

— Не жалеешь, что не смог доучиться?

Хан пожал плечами.

— Да нет. Во-первых, всегда успею. А во-вторых — необходимое мне я уже получил. У меня дар от природы, и я им уж как-нибудь сам смогу распорядиться. Главное — я людей чувствую с первого взгляда. Вот например, — он оживился. — Заметил я у вас одного типа. Длинный такой, смуглый. В голове ветер, на языке шпильки, любит быть в центре внимания, эгоистичен и малость инфантилен. Как оказался в ВКС, один Будда знает. Попал?

Феникс усмехнулся.

— Ну, с одной стороны попал. Только почему ты одни отрицательные стороны поймал? Неужели в нём ничего хорошего нет?

— Может и есть, — качнул головой Хан. — Но на поверхности лежит именно то, что я тебе сказал. А остальное, наверное, где-то очень глубоко. Или вообще тобой придумано.

Феникс перестал улыбаться.

— Ладно, мы не об Индиго сейчас.

— А с остальными и того проще. Или ты думаешь что раскусил их с первых десяти минут?

Феникс вдруг подумал, что вряд ли сейчас Чернов скажет хоть что-то хорошее о «волках». Однако в случае с Димкой он не сказал ни грамма лишнего. Что ж, отрицательное мнение, даже если оно только половина правды, тоже нужно знать.

— Не думаю.

— Они все держатся друг за друга. Нет, у «медведей», и у «динозавров» тоже все друзья, все друг друга поддерживают — но у «волков» это патология какая-то. Видел бы ты, что тут было, когда Одинцов с теми ребятами не вернулись. Я думал, рехнусь тут среди этих депрессивных лиц. Пришлось помогать, вытаскивать — а что делать?

Феникс поморщился. Перегиб… Никто не стал бы держать в передовом взводе передовой роте спецназа ВКС психически неустойчивых людей.

— Ладно, это дело прошлое. Лучше по персоналиям пройтись, — Хан заметил смену настроения лейтенанта. — Вот от тебя передо мной вышел некто Бут. Ты с ним аккуратнее. Мрачная личность, чувства юмора ни на грош, малообщителен и замкнут, друзей нет, по-моему, он вообще мало к кому расположен…

— А как же насчёт «все держатся друг за друга»? — не удержался Феникс.

— Я же говорю — это патология. Друзей у него нет, но гибель тех шестнадцати воспринял, как будто у него близкие родственники скончались в полном составе. А Бут в депрессии — это не очень приятно. Между прочим, это один из немногих наших ребят, который способен на убийство в любой ситуации — только разозли.

Феникс прищурился.

— Жёстко.

— Ещё из «волков», пожалуй, Шторм может. А так — Ти-Рекс, лейтенант «динозавров». Этот вообще опасный тип. А ещё… — Хан вдруг посмотрел в упор на Феникса, и тому снова стало не по себе от пронзительно светлого взгляда. — А ещё ты.

Фениксу ужасно захотелось оборвать разговор, да и пора уже — они проговорили почти полчаса. Но останавливать Хана именно сейчас, когда тот «проехался» лично по нему, показалось неправильным.

— Или вот Строганов, — сам перевёл тему Хан. — Все говорят, отличный парень. Ну да, отличный. Только вот что он делает в сержантах, лично я не понимаю. Куда смотрел Фойзе, и что было на уме у Одинцова, когда он его в командиры отделения ставил — не знаю. Тугодум, молчун, на самостоятельные решения способен только в спокойной обстановке, стратег из него никакой, тактик так себе, да и медлителен чересчур. Я вообще не знаю, что он в ВКС делает. И ещё — по-моему, он трусоват. Нет, если кому морду набить, это он всегда. Но принимать на себя ответственность для него слишком тяжело. Ты поосторожнее с ним, Феникс.

А вот теперь хватит.

— Ясно, Хан. Я вижу, тебе есть, чем поделиться, и готов тебя выслушать, только сейчас время у меня ограничено. Так что в другой раз.

— Я всегда готов, — поднялся Хан. — Разрешите идти?

— Иди. А насчёт Индиго — парень он хороший. Не всегда упирайся в первое впечатление, — неожиданно для самого себя добавил Феникс, когда Чернов уже дошёл до двери.

Тот обернулся, снова сверкнул зубами в улыбке, оставляя холодным взгляд.

— Может быть, ты и прав.

Когда Хан вышел, Феникс ещё некоторое время неподвижно сидел за столом, прислушиваясь к ощущениям. Знакомство с бойцами его, в целом, порадовало. Он с благодарностью подумал о своём предшественнике — Марат Одинцов очень удачно подобрал людей. Кажется, ребята, прибывшие с ним с Земли, должны прекрасно сойтись со «стариками». У него с Маратом явно были схожие требования к людям. Жаль, лично они уже никогда не встретятся.

Он вызвал на монитор файл журнала командира взвода, сделал в нём свою первую запись о принятии командования и о знакомстве с личным составом. В принципе, официальную часть работы на сегодня можно было считать выполненной. Приближалась неофициальная.

Феникс не стал смотреть доступную ему информацию о двух других взводных. Он всегда при знакомстве предпочитал всем источникам личные впечатления. Ему были известны имена — Кирилл Карпов и Энтони Смит. Командир второго взвода, «динозавров» — русский, как и большинство на «Киплинге». Смит же, командовавший третьим взводом — «медведями», родился в Техасе. Несколько лет перед службой жил в России, и на «Киплинг» попал уже с российской подготовительной базы.

Этих сведений для начала Фениксу хватало.

Он взглянул на часы. Сейчас на «Киплинге» уже полчаса как закончились все обязательные мероприятия. Самый подходящий момент для знакомства.

— Пашка, пока ты развлекался разговорами, мы тут узнали, где народ тусуется в свободное время, — радостно встретил его Индиго на входе в жилые отсеки корабля. Он был уже не в чёрной форме ВКС, а в спортивном костюме.

Феникс остановился.

— Гордеев, давай договоримся. Ничего не изменилось, и я по-прежнему твой командир. Так что будь добр, веди себя соответственно, без панибратства. Хотя бы контролируй себя, когда мы не одни.

Индиго, разумеется, не преминул повторить своё любимое — вытянуться в струнку и гаркнуть «Есть!», так что у Феникса привычно заложило уши.

— И прекрати свои шуточки. Ну, и где всех можно найти? — без перехода спросил он.

— Да там же, где и у нас на базе, — сказал Индиго. — Сейчас, например, насколько мне известно, оба взводных и часть их ребят веселятся в местном спортзале. Несколько наших «стариков», кстати, тоже там.

Феникс подозрительно прислушался. В жилом отсеке «волков» отчётливо слышались оживлённые голоса.

— Обижаешь, — ответил на невысказанный вопрос Индиго. — Неужели мы без тебя куда-нибудь пойдём?

Переодевание заняло у Феникса пару минут — спешить особенно было некуда, — и вскоре он уже вышел к ожидающим его ребятам.

— Сейчас у нас с вами свободное время, — сказал он для порядка. — Мы с Индиго намерены заглянуть в спортивный отсек, ознакомиться с обстановкой. Кроме спортзала, на «Киплинге» имеется компьютерный центр, в котором, говорят, неплохая библиотека, а в зоне отдыха можно новости последние посмотреть, фильмы заказать…

— …Мультики ещё, — невинно глядя честными глазами, вставил Индиго.

Феникс подавил совершенно не рабочее желание дать ему подзатыльник.

— В общем, если кто-то из вас хочет провести этот вечер более интеллектуально, — продолжил он, — можете идти, вы свободны.

Никто не двинулся с места.

— Командир, мы уж с библиотекой потом, — высказался за всех Аякс. — Мы пока тоже в спортзал.

Зона отдыха располагалась на верхнем уровне. Подъём на грузовом лифте прошёл без приключений, зато весело.

— Спокойно, Пашка, — тихо сказал ему в лифте Индиго, пока остальные смеялись над его же очередной репликой. — Всё будет нормально.

Сказать «спасибо» Феникс не успел — лифт остановился.

Спортивный отсек уверенно вычислил всё тот же неугомонный Индиго. Видимо, пока командир заканчивал затянувшееся собеседование, он успел провести разведку лично.

— Ну, что, идём знакомиться?

Феникс только головой покачал.

— Дим, не гони. С твоим энтузиазмом не на космическом корабле надо знакомиться, а на…

— … На ринге, — подсказал Джин.

Посмеялись, потому что нетерпеливо подпрыгивающий Индиго, и правда вёл себя, как разминающийся боксер, не хватало только характерных движений руками. Однако несмотря на общее веселье, Феникс чувствовал, что ребята немного напряжены. От того, как сейчас они войдут в этот отсек, — а главное, как потом выйдут! — зависит очень многое.

— Спокойно. Мы всего лишь прибыли на свою базу, а не заброшены в стан врага для проведения разведки боем, — сказал он.

— Ну, а кто спорит? — согласился Индиго и подпрыгнул ещё раз.

Феникс шагнул к дверям, белые створки с готовностью разъехались в стороны, и он первым вошёл внутрь.

— Нормально, — снисходительно оценил Индиго из-за его плеча. — Для нас места хватит. Впритык, правда.

— Ну, парень, у тебя и аппетиты, — отозвался уже знакомый Фениксу голос.

Хан слегка потеснил Индиго, проходя в дверь.

— Да, мы из диких африканских саванн, привыкли к простору, — не смолчал тот в ответ.

Феникс мимолётно отметил непонятные интонации в этом ответе, но решил, что сиюминутными настроениями друга можно заняться чуть позже.

— Тут, конечно, не саванны, — кивнул Хан, прошёл чуть дальше и сделал широкий жест рукой, приглашая всех за собой. — Однако вам тут жить неопределённое время, так что придётся привыкать.

Феникс слушал его, а сам внимательно оглядывал зал — просторно, даже, пожалуй, слишком. Слишком для космического корабля. Для ста человек места, возможно, и недостаточно, а для пятидесяти — в самый раз. Несколько человек занимали тренажёры, три пары бойцов с переменным успехом увлечённо швыряли друг друга на пол — отрабатывали приёмы рукопашного боя, а в центре зала четверо парней проводили бой на учебных силовых перчатках. Все в зале были заняты, на вошедших внимания почти не обратили.

— Ну, и чего ты прыгал? — осведомился Аякс у оглядывающего зал Индиго. — Все тихо, мирно и все делом заняты.

— Предлагаю начать вот с них, — махнул рукой тот в ответ, указывая на только что остановившихся четверых в центре, которые стаскивали с рук серебристое оружие.

— Ты ещё пальцем покажи, чтобы тебе больше обрадовались, — посоветовал Феникс.

Немного осмотревшись, его ребята неторопливо начали занимать приглянувшиеся им свободные тренажёры, трое или четверо подошли к занимающимся «старожилам», и он успокоился. Сам мимоходом удивился — тревожился, как наседка за цыплят. Прав Димка — груз ответственности за всё и всех надо с себя потихоньку снимать.

На этом месте его размышления прервал тревожный шум.

— Урод неуклюжий! Смотреть же надо!

— Это вы мне? — незнакомый ледяной голос, голос человека, не расположенного к шуткам.

— Командир, там Индиго уже познакомился, — сообщил Фениксу Аякс.

Феникс уже и сам видел. Талантливый дипломат и искатель приключений на свою пятую точку Дмитрий Гордеев начал знакомство с новыми сослуживцами со скандала. В воздухе ощутимо запахло дракой. Потому что вместо того, чтобы принять извинения или извиниться самому, Индиго в запальчивости начал выяснять, кто прав, кто виноват.

— Если вы не заметили, я просто шёл мимо!

— И под ноги вы при этом принципиально не смотрели.

— Смотрите лучше за собой!

— Во даёт, — усмехнулся Аякс.

Феникс поморщился. Начинается… Зря Аякс веселится. Смешного тут мало.

— Сейчас его занесёт, и мало никому не покажется, — подошёл ближе озабоченный Джин.

— Не паникуй раньше времени, Тошка. Пошли, поучаствуем, — Феникс сжал губы и начал пробираться к эпицентру событий, Аякс и Джин последовали за ним.

После гибели половины первого взвода на «Киплинге» действительно ничего не происходило, можно было от тоски загнуться. Не считать же интересными событиями десяток душеспасительных бесед. Это оказалось довольно просто — для каждого «волка» давно нашлись свои ключики, чтобы подойти, открыть, вычистить грязь и закрыть обратно. Это для Хана было несложно. Ему даже нравились эти упражнения — результат лишний раз доказывал, что он мастер. Он не понимал чувств, которые испытывали ребята, но знал, что надо сказать, как похлопать по плечу, когда улыбнуться, а когда сурово помолчать. Этому его не учили, но он научился сам. Наблюдение, анализ, выводы, знания, опыт. Если бы он обладал хоть частью этого раньше… Сейчас его иногда тянуло домой — приехать, поговорить с отцом, доказать ему, поставить на место. Но в отпуске всегда находилось, чем заняться, и чем дальше шло время, тем меньше вспоминалось о доме. Только сегодня прорвало, с этим новым взводным.

Хан знал, что «новая кровь» принесёт с собой новые занятные ситуации. Но не думал, что самой первой занятностью окажется он сам. Наблюдение за новичками не дало ничего особенно важного, но вот разговор с Фениксом об этих наблюдениях оказался увлекательным. Для начала — сразу ясно, что с этим длинным выскочкой у взводного отношения не просто «командир-подчинённый», и даже не просто приятельские. Да нет, не то… Рыжий Феникс — натурал с большой буквы. Насчёт длинного ещё надо подумать, а с этим-то всё ясно. Просто их что-то связывало. Взводный неплохо держал себя в руках, но глаза его всё равно выдавали. Как только Хан про длинного вспомнил, взгляд Феникса изменился, внимательнее стал, живее. И разочарования потом скрыть не смог — хотя другой бы и не заметил, это только Хан такой… наблюдательный.

Ну а теперь, когда все вместе и рядом, стало абсолютно понятно, что эти двое явно знакомы гораздо ближе, чем просто сослуживцы. «Друзья с гражданки». Как и те два пацана, Джин и Кельт. Такие отношения всегда чувствуются. Хотя объяснить их Хан никогда не мог, но привык — это называют «дружба». Иногда хотелось испытать что-то похожее, но до сих пор не встречался никто, кто мог бы заинтересовать его настолько, чтобы разрешить ему заглянуть в собственную душу.

А ведь этому взводному почти позволил. И что особенно забавно — сейчас, спустя некоторое время, Хан всё ещё не чувствовал, что это было неправильно.

Но вот с этим язвой будет трудно. Хан привык, что незнакомые люди при встрече испытывают к нему если не симпатию, то относятся без неприязни. А длинный Гордеев, кажется, с первого взгляда его невзлюбил. Не помогли ни дружелюбный тон, ни правильные слова, ни улыбка. И Хан невольно чувствовал, как зреет раздражение, сильнее, чем то, что он испытывал по отношению к большинству знакомых — он не любил, когда у него не получалось использовать свой талант на практике. Это было неприятно, хотя и достаточно интересно само по себе — а почему не получилось? Обдумать это у него ещё будет время, не на пять минут познакомились.

А сейчас, кажется, назревает совсем интересное. Язва легок на помине. Только что был здесь — и вот уже на другом конце зала, причём не просто так, а с криками. Ну, скажи теперь, Феникс, что я был неправ, когда описал тебе этого разгильдяя.

Хан пропустил вперёд взводного с новичками, и неторопливо направился за ними — в сторону разгорающегося скандала.

Картина рисовалась не просто интересная, а очень интересная. Потому что длинноногий Язва для ссоры выбрал самого подходящего кандидата, лучше для приветственной драки и не придумаешь.

Даже отсюда, хотя обзор наполовину закрывали спины самых заинтересованных, было видно, что новичок завёлся не на шутку. Ну, ветер в голове всегда способствует несдержанности. А тут ещё в ответ такое невозмутимое спокойствие с ледяной вежливостью. И чего он развёл такие длинные беседы, раньше у Ти-Рекса разговоры бывали короче…

— Молодой человек, а вам не кажется, что вы сами виноваты?

— Не кажется! Вы чуть не свернули мне челюсть руками, на которых, между прочим, всё ещё были надеты не выключенные силовики!

— Ваше счастье, что сейчас я их уже выключил и снял. А вот вы, мало того, что толкаетесь, так ещё и хамите. По-моему, вы должны извиниться.

Язва аж побелел, кулаки сжал… ну да, конечно. Сейчас извинится, ага. Только шнурки завяжет. Сразу же видно — он не из тех, кто признает себя виноватым.

— Я ничего вам не должен…

— …Старший лейтенант Карпов, — подсказал тот, не меняя ни ровного тона, ни выражения лица.

— Твою мать, — негромко вырвалось у парня рядом с Ханом.

А длинный только фыркнул:

— Хоть бы и генерал!

Вот это он зря, хотя и вполне предсказуемо.

— В конце концов, извинений можно добиться и менее мирно.

Карпов говорил по-прежнему спокойно, но в его глазах загорелись многообещающие огоньки. Хан знал этот взгляд — ничего хорошего для противника он не обещал.

— Ти! — в радиусе активных предбоевых действий нарисовалась четвёртая фигура. Внушительных размеров и с густым басом. Адвокат подошёл. Сейчас будет улаживать конфликт. Хотя надо было раньше вмешиваться. Чёрт, они ведь давно дружат, всё время вместе — неужели Балу до сих пор не понял, что когда у Карпова вот так горят глаза, его только силой можно остановить, а любые слова бесполезны?

— Ну, рискни, попробуй!

Язва промолчать не мог, конечно… Дурак. Сейчас от твоей смазливой физиономии останутся одни воспоминания.

— Ти-Рекс перегрызёт ему глотку, — вслух сказал Хан в спину взводного, — а потом с чувством прочтёт молитву за упокой души.

Феникс обернулся, скользнул по его лицу сосредоточенным взглядом и тут же отвернулся. Ага, это именно он — вот так выглядит Ти-Рекс, который убивает, не задумываясь. Не тяжеловес, как Балу, не свиреп на вид — как будто просто интеллигентный парень. Ну, плечи широкие, так это тут у всех. Ну, высокий — так Язва длиннее на полголовы. Лицо ясное, глаза серые… эх, командир, видел бы ты это лицо и эти глаза во время боя! Вопросов бы больше не было.

— Сожрёт, — добавил Хан скорее своим мыслям, чем взводному.

— Посмотрим.

Феникс решительно раздвинул плечом стоящих впереди ребят и шагнул в круг. Хан тоже продвинулся вперёд. Кажется, всё будет ещё интереснее. У взводного-то точно нет опыта по общению с Ти-Рексом в гневе.

— Рядовой, ты что себе позволяешь? — не выдержал тем временем и Балу. — Ты как с офицером разговариваешь?

После этой реплики Хан мысленно махнул рукой. Всё ясно, адвокат перешёл на сторону обвинителя. Ничем Феникс не поможет. Интересно, что сейчас ляпнет Язва…

Однако его ждало разочарование. «Ляпнуть» Гордеев не успел. Ах, каким взглядом его взводный наградил — чувствуется, он здорово благодарен выскочке за столь оригинальное знакомство с коллегами. Здесь он его, конечно, лечить не будет, но потом влепит выговор… и будет прав.

Тем временем в круге Феникс плечом оттеснил длинного в сторону и теперь стоял прямо перед каменным Ти-Рексом и сердитым Балу.

— Я понимаю, что мой друг вас обидел, — начал он и шарахнул по Язве ещё одним взглядом «заткнись, а то сам прибью». Подействовало. — Я приношу вам извинения за него, и надеюсь, что наше первое столкновение станет последним.

Ти-Рекс, не шелохнувшись, смерил Феникса пристальным взглядом с ног до головы и несколько секунд изучал его лицо. Забавно. Кажется, драки не будет. А жаль, Язве следовало указать его место.

— Вы явно более воспитаны, чем ваш друг, — наконец произнёс Ти-Рекс. Нет, ещё не всё закончено. Пока он так изысканно вежлив, значит, ещё зол. — Но извиниться должен именно он.

Вот так. А ты, длинный, уже расслабился, забыл, кто всё заварил?

— Чего?!

Нет, загадки в Язве явно меньше, чем предсказуемости.

Феникс потратил ещё один яростный взгляд — придержи язык. Ти-Рекс, конечно, не мог не заметить этой переглядки.

— А вы ему скомандуйте, — неожиданно ехидно сказал он. — Ваш друг так хорошо молчит по команде, может, дрессировки хватит на то, чтобы заставить его говорить?

Шпилькой, которую он хотел бы сам бросить, Хан не успел как следует восхититься. Совершенно спокойный до этой секунды Феникс отреагировал мгновенно. Вместо того чтобы удержать рванувшегося к Карпову Язву, он сам всем корпусом стремительно подался вперёд, усиливая этим удар с правой в челюсть… Вот это да, а Ти-Рекс-то прозевал его рывок! Слишком уверен был, что в драку полезет длинный, и недооценил Феникса. А зря. Следи внимательно, тираннозавр, у нас тут новый хищник появился.

Однако драки и на этот раз не случилось.

Неожиданности из спокойного взводного сыпались действительно, как из рога изобилия. То этот взрыв на простую подколку, направленную даже не на него, то вот, пожалуйста — это ж как надо было напрячься, чтобы остановить такой удар! Даже если бы Ти-Рекс не уклонился — единственное, что он успел сейчас сделать — всё равно Феникс его не коснулся бы. Нет, самоконтроль у взводного феноменальный. Хан был готов поклясться, что то, что сейчас кажется вспышкой ярости, на самом деле было не так уж и импульсивно.

Немая сцена, последовавшая за этой молниеносной пантомимой, длилась несколько секунд. Замер изумлённый не меньше Хана Язва, остановились отклонившийся Ти-Рекс и не успевший даже дёрнуться Балу. Один из новичков, кажется, Рюриков, тоже не успел, хотя и шагнул уже в круг. И Дэн рядом с ним. Ты-то куда лезешь, тебе там что надо? Решил подмазаться к новому начальству? «Вот какой я хороший, за своих горой»…

В следующее мгновение словно включили звук — заговорили слева, справа, что-то выясняли за спинами Ти-Рекса и Балу «старики», Дэн с Рюриковым обменялись неслышными Хану репликами, и только четверо в центре круга продолжали молчать. Нарушил молчание сам Феникс.

— Может, завяжем на этом, а? — спросил он, переведя дыхание. Всё-таки, не так уж и легко дался ему этот финт.

Кажется, вычурной вежливости пришёл конец. Теперь всё зависит от того, что скажет Карпов, который уже выпрямился и снова скрестил на груди руки.

— Можно, — кивнул тот. — Но сначала он извинится.

Правильно, Карпов. Держи марку. Не по морде, так морально нужно додавить, а то не дойдёт. С такими, как Язва, можно добиться своего только силой, физической или психологической.

Хан с интересом следил за реакцией длинного. Мрачный взгляд в потолок, гробовое молчание — прямо партизан на допросе. Скорее язык себе откусит, чем произнесёт слова, которых от него все ждут.

— Не дури, Индиго, — негромко сказал кто-то из новичков.

— Дим, не тот случай, — добавил Рюриков.

Остальные снова затихли, ожидая, что выкинет Язва на этот раз. И Феникс тоже молчал. Хан был почти уверен, что тот мог бы повлиять, но молчал. Потому что скажи он хоть слово — и длинный наверняка прогнётся, он уже готов и скажет, что нужно. Но выглядеть всё будет убедительной иллюстрацией к издёвке Ти-Рекса. Кажется, до самого Язвы это тоже дошло. Он скользнул всё тем же сумрачным взглядом по молчавшему Фениксу, по ребятам, по Смиту, остановился на самом Ти-Рексе.

— Извини, был неправ.

Дожали. Молодцы. Но лучше бы всё-таки по морде…

Ти-Рекс, не спуская глаз с Феникса, коротко кивнул. Потом развернулся и молча направился к выходу. Хан снова восхитился своим новым командиром. Всего-то пара фраз и один взмах рукой — а какой эффект! Ти-Рекс отступил, пусть и добившись словесных реверансов…

— Ты смотри, — вслух сказал он. — Разрулили-таки. Нахамить офицеру, да ещё Ти-Рексу, и уйти с целой мордой — уметь надо.

Конечно, Язва взвился, как ужаленный, он ещё не остыл от пережитого унижения.

— А что, если это офицер, так он не может быть уродом? Погоны — панацея от кретинизма?

Сказано было громко. По крайней мере, до уходящих «стариков» долетело, судя по тому, как резко затормозил и обернулся Балу. Странно, но Ти-Рекс вообще не отреагировал, хотя, несомненно, тоже услышал.

— Твою мать, Димка! — так же громко вырвалось у Феникса. Самоконтроль сдал, видимо.

— Послушай, рядовой!

Балу уже оказался рядом. Вообще Смит был довольно уравновешенным человеком, но некоторые вещи выводили его из себя гарантированно и бесповоротно. Одной из таких вещей было хамство. Особенно от подчинённых. Хан снова восхитился — на этот раз талантом Язвы влипать в скользкие ситуации со скоростью космического катера. Но в нахальности и безбашенности ему не откажешь. Действительно, как это чудо попало в спецназ?

— Мне показалось, мы закончили.

Хан упустил момент, когда Феникс снова оказался между своим горе-приятелем и Балу.

— Нет! — рявкнул тот.

— Балу, оставь, — неожиданно посоветовал Ти-Рекс. — Не стоит.

— Если этот сопляк думает, что может безнаказанно оскорблять офицера, он сильно заблуждается! — Балу попытался шагнуть вправо, чтобы обойти Феникса, но тот тоже не стоял на месте.

— Пашка, я сам! — О, у Язвы, наконец, совесть проснулась.

— Гордеев, в сторону!

Язва из Димки превратился в Гордеева. Шутки кончились?

Краем уха Хан услышал, как кто-то, кажется, Дэн, негромко произнёс:

— Ты сам всё, что мог, уже сделал.

Это верно… Хотя лучше бы Балу всё-таки отыгрался на нём, а не на взводном. Это точно будет нехорошее начало. Напряжённость между командирами обеспечена, а значит, и между подчинёнными тоже. Туманное понятие «честь взвода» будет задето при любом исходе стычки, а это понятие имело сильное влияние на всех, кто окружал Хана на «Киплинге». Напряжённости Хан не любил… Разве что в тех случаях, когда мог использовать её в своих целях. Но это был не тот случай.

Балу молча принял неозвученный вызов, и, кажется, его вовсе не смущало то, что в противниках оказался не тот хам, который должен был отвечать. Как ни странно, сейчас в этом зале были только два человека, недовольных ситуацией — Хан и Язва. Гордеев явно не остыл, и если бы не авторитет Феникса, он бы всё ещё рвался в драку. О, а авторитет был силен, практически непререкаем, это Хан уже понял.

Кстати, это было действительно занятно. Феникс и Язва были ровесниками или почти ровесниками, и при этом Язва только что тапочки не приносил по свистку, прав был Ти-Рекс. Да, один был командир, а другой подчинённый. Но дело было не в этом. Феникс не приказывал, не командовал, не наказывал, это было другое. Так Балу, например, общается иногда с Ти-Рексом, когда думает, что никто не слышит. Так отец говорил с Анатолем… Чёрт, а вот это сейчас ни к чему вспоминать.

Феникс и не пытался свести проблему с Ти-Рексом и Балу к «разборкам на одном уровне» — он ведь даже не представился. Он просто «вызвал огонь на себя». Причём дважды. Это было непрофессионально, это было неправильно, и Хан не понимал, зачем ему это было нужно. Длинный сам напросился и должен был получить своё, ведь очень напрашивался — и по армейским законам, и по дворовым. И просто по человеческим. Почему Феникс, произведший на Хана впечатление здравомыслящего, умного и рационального человека, вдруг сорвался из-за такой ерунды — было загадкой. А загадки нуждались в разгадках. По крайней мере, по мнению Хана. Это уже третья загадка за сегодня.

Какой секрет скрывается в чернявой смуглой башке Язвы, почему Феникс смог довести его, Хана, до приступа откровенности, и зачем он ставит на карту свои будущие отношения с Карповым и Смитом ради сомнительной защиты своего сомнительного дружка… Жизнь становится интереснее и интереснее.

А тем временем в круге шире расступившихся ребят Феникс и Балу уже начали.

Оба были достаточно выдержаны, чтобы не бросаться в драку очертя голову. Они несколько секунд кружили в центре импровизированного ринга, изучая друг друга.

Это оказалось довольно притягательным зрелищем, а Хан, несмотря на свой прагматизм, был эстет. Ему нравились красивые сильные люди, как женщины, так и мужчины, лишь бы приятно было глазу. Он слушал классическую музыку и получал удовольствие от правильно поставленных танцев. Нехватку гармонии в личной жизни приходилось возмещать гармонией извне.

То, что происходило сейчас в зале, было красиво.

Балу напоминал большого хищника, но не медведя, как могло бы показаться с первого взгляда на него, а огромную дикую кошку. Некоторая медлительность в плавных и удивительно гибких движениях компенсировалась сдерживаемой мощью. Однако Феникс мог выйти победителем в этой драке, Хан оценил его возможности ещё во время стычки с Ти-Рексом, а теперь получил физическое подтверждение — едва увидел, как тот начал двигаться. Противники стоили друг друга.

Двое в центре приняли боевую стойку, сделали пару осторожных шагов, и Балу первым рванулся вперёд, стремясь достать противника одним могучим выпадом. Однако удар пришёлся в пустоту. Хотя по скорости реакции Балу едва ли уступал, но ему мешало собственное тяжёлое, налитое силой тело, собственная же инерция, замедлявшая движения. Для Феникса это было ценным преимуществом, которым он и воспользовался.

Зрители оживились. Теперь уже не только Хан видел, что исход неясен и всё ещё может быть интересным. Тех, кто желал быстрой и однозначной победы тяжеловесу, ждало разочарование. Происходящее в круге скорее напоминало экзотический танец, чем драку. На каждый выпад Балу следовала серия лёгких скользящих ударов. Рядом с внушительным противником даже широкоплечий Феникс выглядел тонким и удивительно гибким. С первых же секунд казалось, что Балу остается неподвижным, несмотря на все свои попытки достать его, а тот просто летает вокруг рыжим сгустком энергии. Вскоре стало ясно, что бой ведется на изматывание. На первый взгляд, многочисленные, но нетяжёлые точечные удары Феникса эффекта не имели, но уже на второй минуте стало очевидно, что Балу постепенно терял ориентацию в пространстве, а его противник оставался всё так же быстр и неуязвим.

Зрелище было эффектным, но начинало надоедать. Действительно, словно танцуют. Странно, что никто ещё не крикнул что-то типа «сделай его!». Им нравится, что ли?

Сумрачно-сосредоточенное выражение на лице Балу постепенно сменялось непониманием, потом удивлением и наконец… наконец Хану показалось, что ещё пара вальсообразных поворотов вокруг собственной оси, и тяжеловес начнёт откровенно веселиться.

Закончилось всё довольно скучно. В один момент Феникс не просто увернулся от Балу, а отскочил подальше, стараясь держаться за его спиной, пока тот не понял, что соперник просто испарился с поля боя. Только когда он окончательно остановился, недоуменно озираясь, Феникс позволил себе «проявиться» в поле его зрения.

— Однако… — озадаченно произнёс Балу и вдруг улыбнулся.

Дальше можно было не смотреть. Всё было ясно. Потому что улыбка означала — Балу сдался. Остыл. Что ж, взводного опять можно поздравить. Два-ноль в пользу Феникса.

Хан медленно отступил. Ловить в центре зала больше было нечего.

Улыбка сделала Смита совсем непохожим на весь тот хищный зоопарк, который привиделся в его образе Фениксу несколькими минутами раньше — медведь, тигр… Ерунда. На самом деле это хороший, дружелюбный, располагающий к себе человек с уже улыбающимися зеленовато-карими глазами.

Надо было воспользоваться ситуацией, и Феникс просто шагнул вперёд, протягивая руку.

— Павел Лазарев, новый командир первого взвода.

К его удовольствию, Балу почти не раздумывал над ответным жестом.

— Энтони Смит. Командир «медведей», третий взвод.

Они пожали друг другу руки, а Джин высказался громким шёпотом, перекрывая начавшиеся разговоры:

— Индиго — талант. Кого попало не пинает.

— Пинать, так уж льва, иначе неспортивно, — заявил тот под дружный хохот.

Смеялись все — и «старожилы», и новички, и сами Балу с Ти-Рексом, не столько над словами, сколько оттого, что разборки, кажется, закончились. Когда смех утих, и все разошлись по своим тренажёрам, Феникс, Индиго, Аякс, Дэн и Хан остались в компании двух взводных.

— Если бы мы на самом деле сцепились, я бы тебя убить мог одним ударом, — слегка сокрушённо сказал Балу. — Просто мне приходилось себя сдерживать.

Феникс понимающе кивнул, а прощённый и всех простивший Индиго отозвался:

— Конечно-конечно. Если бы смог поймать, непременно убил бы!

Увернувшись от тяжёлой руки Балу, он почти мгновенно оказался у противоположной стены.

— Ты ещё язык покажи, — под общий смех посоветовал Ти-Рекс, который, оказывается, тоже умел улыбаться.

Вернувшись, уже не опасаясь дружеских оплеух, Индиго сказал серьёзно:

— На самом деле, если бы это был настоящий бой, Пашка вокруг тебя тоже не танцевал бы просто так. Ещё неизвестно, кто кого.

— Но выяснять это мы, пожалуй, не будем, — перебил его Феникс.

— Будем считать, что была боевая ничья, — снова улыбнулся Ти-Рекс. — В конце концов, это справедливо. И, между прочим, физических нагрузок нам на сегодня более чем достаточно, — заявил он неожиданно. — Предлагаю продолжить знакомиться у меня.

Феникс нерешительно огляделся. Балу правильно истолковал его сомнения.

— У нас ещё почти два часа до отбоя. Ребята твои не маленькие, сами разберутся.

— Так, бери своего спортивного друга, ещё кого-нибудь, для знакомства, и пошли, — решительно скомандовал Ти-Рекс. — Дэн, не забудь самое главное.

— Есть, старший лейтенант, — Дэн вдруг подмигнул Фениксу и быстро вышел из зала.

Тот проводил его недоуменным взглядом и повернулся к своим ребятам. Индиго, конечно, уже нетерпеливо сигнализировал ему, указывая глазами на Аякса.

— Лёха, — начал Феникс, но тот быстро поднял обе руки вверх.

— Нет, командир, спасибо. Но я лучше тут… Присмотрю.

Удивляться Феникс не стал, потому что Аякс никогда не был особенно общительным.

Ти-Рекс и Балу уже отдали последние распоряжения своим подчинённым и направились к выходу.

— Ну, так мы идём, или остаёмся?

— Димка, не суетись, — машинально одёрнул его Феникс. — Идём.

У каюты Ти-Рекса их уже дожидался Дэн.

— О, гитара! — встрепенулся Индиго, бросаясь к нему.

Дэну пришлось проявить несвойственную ему в повседневной жизни быстроту, уворачиваясь от летящего на инструмент восторженного любителя музыки.

Феникс, было, дёрнулся, чтобы привычно рявкнуть «Гордеев, отставить!», но встретился взглядом с насмешливым Ти-Рексом, который одними губами ехидно сказал «Фу!». Похоже, если он не хочет выставлять Димку посмешищем, придётся предоставить ему свободу делать это самостоятельно. Благо, у него талант.

— Прошу! — пригласил войти хозяин, открыв дверь.

Каюта Ти-Рекса была одновременно и похожа, и непохожа на предоставленную Фениксу. Конечно, все жилые помещения на «Киплинге» были однотипными. И конечно, все они отличались друг от друга также, как и их обитатели.

Едва переступив порог, Феникс почувствовал себя дома. Нет, он не стал бы вешать на стене напротив входа такую большую для компактной каюты картину, но если бы повесил, это был бы именно такой сияющий солнцем горный пейзаж. В остальном обстановка простая, аскетичная — стандартная пластиковая мебель, прикреплённая к полу, ничего лишнего.

— Крепкие напитки на борту запрещены, — сказал Ти-Рекс для Феникса с Индиго. — Так что обойдёмся лёгкими.

Он открыл небольшой шкаф-нишу над столом, достал один за другим четыре запаянных сосуда, похожих на обычные земные банки с коктейлями. Однако Индиго, поймавший свою банку первым, был сильно разочарован — это оказался всего лишь сок. Глядя на его расстроенное лицо, Ти-Рекс развеселился окончательно.

— А ты думал, мы тут за закрытыми дверями предаёмся чревоугодию и пьянству? — спросил он.

— Я думал, что на сегодня надо мной закончили издеваться, — пробурчал Индиго, устраиваясь прямо на полу напротив Дэна с гитарой, который уже сидел на кровати и негромко перебирал струны.

— А скажи, Феникс, кто тебе такое прозвище дал? — вдруг спросил Ти-Рекс, присаживаясь на край стола.

Тот пожал плечами.

— В училище ещё. Сначала за цвет… — он задумался.

— А потом?

— А потом оказалось, что прозвище удивительно меткое, — подал голос Индиго, видя, что друг никак не может слов подобрать. — Он из любой передряги легко выбирался. Его неприятности стороной обходят.

— Да ладно! — прервал его Феникс. — Так уж и стороной! Да я ж тебе рассказывал…

— Ну, неверно выразился, — поднял руки с банкой Индиго. — Просто если бы на кого другого такие вещи падали, другой бы давно спёкся. А Пашка как тот феникс из пепла. Бац! — и опять, как новенький.

— Везло просто, — недовольно пробурчал Феникс.

— Удачливый, — качнул головой Ти-Рекс. — Это хорошо. Нам счастливчики просто жизненно необходимы.

— Птица удачи ты наша, — довольно сказал Индиго и втянул голову в плечи, прячась от богатырского замаха взводного.

— Рыжая, — вдруг басом добавил Балу.

Постепенно напряжённость, скрывающаяся за весельем, растаяла в тихих звуках музыки и действительно дружелюбном разговоре. Против первых впечатлений, Балу оказался говорливее Ти-Рекса, и когда он охотно рассказывал о жизни на «Киплинге», Ти-Рекс больше слушал, кивал головой и лишь изредка вставлял пару слов. Тем не менее, у Феникса создалось полное впечатление, что говорили они одинаково много. Как ни странно, но Индиго почти не принимал участия в их разговоре — он полностью переключился на Дэна и музыку.

На гражданке Димка сам баловался, аккомпанируя себе на гитаре во время вечеринок и посиделок. Однако Феникс и не представлял, как сильно его друг скучал по этому занятию. Только сейчас, мельком заметив, как Дэн молча передаёт гитару Индиго, он обратил внимание на загоревшиеся глаза, на жадно-бережные движения пальцев по струнам, на то, как нежно сжимает гриф смуглая рука… Надо же. Ему казалось, что друг как всегда легко расстался с прошлой жизнью. Феникс досадливо подумал о том, что за три года дружбы можно было бы и получше разобраться в человеке.

Пока двое с гитарой развлекались, отнимая друг у друга инструмент, то и дело пытаясь напевать только им понятные песни, Феникс внимательно слушал взводных.

— …А через пару лет ему придётся прошение подавать, ведь когда полковника дадут, всё, пиши пропало, — развёл огромными руками Балу. — «Киплинг» без него останется.

— Не знаю, стал бы я так отказываться от званий даже ради любимой работы, — задумчиво сказал Ти-Рекс.

— Он идеалист, и он не один такой, Кир. Тут таких, как он — большинство, иначе никак, — пожал плечами Балу. — И вообще для Старика «Киплинг» больше чем работа. Я его понимаю.

— Амбиции прочь, никакого тебе служебного роста лет эдак до тридцати пяти, — Ти-Рекс приветственно поднял банку с соком в сторону Феникса.

Балу посмотрел на него и ухмыльнулся.

— Можно подумать тебе это очень мешает. Хочу посмотреть, какой ты будешь, когда придётся своих динозавриков покинуть. А ты, Паша, готов до майора во взводных ходить? — обратился он к Фениксу.

Нет, его подобная перспектива не напугала и не разочаровала. Он знал, на что идёт. В войсках специального назначения, особенно на «Киплинге» и ему подобных, иерархия соблюдалась специфически. Приходил лейтенант на боевой носитель, становился взводным и лет пять-шесть им и служил. Получал своего старлея, чуть позже — капитана. А взвод так при нём и оставался. Потому что в войсках такого рода никто не спешил менять личный состав, особенно когда доходило до командного.

— Всегда готов, — усмехнулся Феникс.

Долго им посидеть не удалось. Впрочем, на первый вечер впечатлений хватило.

Перед самым отбоем, когда Феникс уже ушёл в свою каюту, раздался сигнал зуммера. Кто-то просил разрешения войти. Повинуясь негромкой команде, открылась дверь.

— Разрешите, лейтенант?

Феникс взглянул на часы.

— Аякс, отбой скоро… Проходи. Давай только сейчас без званий.

Аякс коротко улыбнулся, проходя внутрь.

— Да я ненадолго. Я хотел спросить, как вы там со старожилами, договорились?

— Нормальные ребята. А чего ты с нами не пошёл? Тебя же звали.

Аякс смутился. Феникс никак не мог привыкнуть к этой его способности — когда суровый атлет вдруг краснел, как девушка и начинал прятать глаза, это было всегда несколько неожиданно.

— Ну… Вы, вроде, все офицеры…

— Угу, и Дэн с Индиго, — кивнул Феникс.

— Дэн давно с ними знаком, а Индиго — этот везде пролезет. Тем более, он с обоими тоже сегодня… близко познакомился.

Когда отсмеялись, Аякс вдруг серьёзно спросил:

— Зачем ты всё-таки ввязался? Индиго же сам нарывался.

— Понимаешь… — Феникс задумался. — Я знаю, что Димка справился бы. Особенно если бы успокоился и смог трезво действовать. Но он был взвинчен и зол.

— Вот и получил бы своё.

— Я не знаю. Может, да, а может, нет. То, что Балу — это третий взводный, я понял, когда он заговорил — акцент, и как он к Ти-Рексу обращался… Так вот, если бы Балу загасил Индиго, это была бы личная Димкина проблема.

Аякс понимающе кивнул.

— А если бы озверевший Индиго завалил мишку — это была бы проблема общая.

— Именно, — Феникс невольно улыбнулся удачному сравнению. — А я, в любом случае, более удачная кандидатура.

— Да. Твои личные проблемы просто не существуют в природе, — Аякс поднялся. — Ты у нас железный, на тебе пахать надо. А Индиго нуждается в постоянной защите.

— Аякс! — Феникс тоже вскочил. — Я же объяснил!

Тот не ответил. Просто усмехнулся, покачал головой и вышел. Не успела дверь за ним закрыться, как ей пришлось снова открываться, и Феникс, не глядя, знал, кто это.

— А теперь скажи, что неудачно получилось, — сказали сзади.

Феникс развернулся к дверям и с невольным восхищением выдохнул:

— Ну, ты и наглец, Гордеев! Ты чуть было не испортил наши отношения со всеми, с кем только можно, не успев появиться на их территории! Нахамил офицеру!

— Это теперь и наша территория, — уже чуть виновато возразил Индиго, но Феникс только отмахнулся.

— …Если мне повезло удачно вклиниться, а ребята оказались отходчивые — это ещё не повод для твоей гордости. Сложись всё чуть иначе, и мы чёрт знает сколько времени восстанавливали и налаживали бы отношения с остальными!

Индиго сокрушённо вздохнул и пожал плечами.

— Слушай, Димка! Когда я звал тебя с собой, я поставил тебе одно условие, помнишь?

Индиго помнил. О чём не преминул сообщить очередным вздохом.

— Что ты умеришь свой горячий темперамент и будешь почаще голову включать. Так вот, сегодня был именно тот случай, когда это условие нужно было неукоснительно выполнить! Короче, сержант Гордеев, ты свой первый выговор на новом месте уже заработал.

Новый вздох.

— И хватит мне тут ураганы вызывать!

Феникс не злился. На Димку невозможно было долго злиться. Конечно, эти его «помутнения» случались всегда некстати, но, тем не менее, когда доходило до дела, на него нельзя было жаловаться. К тому же обострённая Димкина интуиция здорово помогала во время операций и не только. И с людьми он обычно быстро ладил, если не считать стычек, подобных сегодняшней. Впрочем, этот же случай показал, что исправлять свои ошибки в общении он умеет так же легко, как их совершать.

Феникс сам непроизвольно вздохнул. Индиго поднял опущенный до сих пор долу взгляд, но не прокомментировал.

— В общем, Димка, завтра примешь наше отделение, первое. Джина и Кельта я передам во второе отделение, Дэну. А третье, сборное, возьмет Аякс.

Индиго смотрел на него во все глаза, не издавая ни звука.

— И нечего на меня так пялиться, — уже совсем не сердито сказал Феникс. — Надо же тебя как-то дисциплинировать. А ребята тебя примут хорошо, я знаю. Ну же, выдохни уже! — он легонько толкнул друга в плечо.

— Спасибо, Пашка, — серьёзно ответил тот. — Не ожидал, если честно. Я буду стараться.

— Надеюсь, — улыбнулся Феникс. — А теперь марш отсюда, отбой был.

Сигнал отбоя застал Хана уже в каюте, уже в койке. Однако сон не шёл. Перед глазами снова и снова мелькал безразличный взгляд синих глаз, скользящий мимо. Ему даже не пришло в голову предложить, даже на секунду задуматься — а не стоит ли позвать с собой Алика Чернова? Просто скользнул взглядом, как по мебели. И позвал Рюрикова. «Своего». А потом ушёл с Карповым и Смитом, уводя Язву, как на поводке. А Дэн вообще впереди убежал. Ну, что Дэн давно с Карповым и Смитом мелькает, это уже привычно, хотя до сих пор непонятно, что в этом тугодуме и приспособленце нашли такие неглупые люди.

Что новый взводный после сегодняшнего феерического выступления их заинтересовал — в этом тоже как-то ничего странного, закономерно. Но то, что они так вот легко простили и приняли этого длинного шута горохового… Ему, Хану, чтобы иметь право за столом с ними рядом садиться, пришлось не один месяц стараться. А тут какой-то… щенок с улицы. Бесплатное приложение. Чёрт, неужели Язва сам не понимает, как выглядит его привязанность к Фениксу? Это же так глупо, так по-детски… или не по-детски наоборот. Тьфу, смотреть противно. Только что не прыгает вокруг и лицо облизать не пробует, как щенок натуральный. Впрочем, зачем ему прыгать, и так на полголовы выше.

И всё же Язва ушёл с ними. И ему были рады. А он, Хан — мебель. Отец тоже так смотрел иногда, как Феникс сегодня.

Так, все. Все эти рефлексии глупы и вообще, хватит себя жалеть. Всё ещё только начинается, Язва. Посмотрим, чем оно продолжится. И закончится. Согласись, что хорошо смеётся тот, кто смеётся, получив своё?

Глава 2

— Ну, за нашу удачу! — Ти-Рекс поднял банку с пивом. — Капитанов не каждый день дают, да ещё троим сразу.

— Ага, за нашу синюю птичку! — поддакнул Аякс.

— За рыжую! — протестующе прогудел Балу.

Индиго подтолкнул локтем Феникса.

— За тебя, птичка-капитан!

На «Киплинге» был объявлен официальный выходной. Последняя операция, закончившаяся позавчера, была проведена успешно, задание выполнено. Начальство сочло, что кроме благодарностей и повышений, которых удостоились некоторые особо отличившиеся, личный состав заслужил настоящий отдых, пусть и не покидая борт носителя. Против всех правил, Фойзе лично, приказом, обеспечил завоз на «Киплинг» десятка упаковок с настоящим земным пивом. Энтузиазм, с которым бойцы отметили эту часть наград, был способен разнести менее мощный корабль на запчасти, однако конструкции «Киплинга» выдержали.

Воспользовавшись выходным и возможностью провести день так, как будто они отдыхают на Земле, группа желающих особо экзотически расслабиться, с подачи Индиго отправилась в местную сауну. Обычно «банный» отсек популярностью не пользовался — не было свободного времени, чтобы полноценно провести этот сложный и длительный процесс. Ребята попросту обходились душем. Но сегодня был особый случай.

Теперь они сидели вокруг составленных вместе столиков перед небольшим бассейном, завернутые в полотенца. Ради такого случая Индиго с Аяксом притащили Джина, Бута и Кельта, которые обычно не входили в дружную компанию, их смущало общество взводных. Но красноречие Индиго и грубая сила Аякса возымели действие, и сейчас троица с блаженными лицами разместилась за столом вместе с обычным составом — Ти-Рексом, Балу, Фениксом, Индиго, Дэном, Аяксом и Ханом.

После позавчерашнего пекла вид бассейна с зеленоватой прозрачной водой производил особо благостное впечатление. Пекла — в буквальном смысле, потому что объект, который требовалось найти и извлечь, был обнаружен на секретной базе, укрывшейся в песках планеты Джетны. База была вскрыта, как консервная банка, охраняющие её бандиты и роботы уничтожены, объект найден и доставлен на «Киплинг», а образ раскалённой пустыни и палящего в небе белого светила надолго запомнился всем, кто позавчера десантировался на планету.

— Помните, как нас в Гоби выкинули? Пять суток… — вдруг сказал Джин, со стуком поставил на стол пиво и передёрнулся. — Я с тех пор как-то пустыни недолюбливаю.

Кельт пожал плечами.

— Гоби — единственная сохранившаяся на Земле пустыня, — назидательно произнёс Дэн, не открывая глаз. — Нас в своё время тоже там… выкидывали. Естественные условия, лучший способ проверить молодняк на выживаемость.

— Глупости, — недовольно произнёс Бут. — Лучше грамотно смоделированного полигона проверки нет.

— Теоретики, — Джин махнул рукой. — Всё равно пустыни не люблю. Жара и глазу зацепиться не за что.

Кельт кивнул.

— Помнишь, Индиго, как ты нас к источнику вывел, когда даже Мавр сдался? А вот интересно, эта программа выживания рассчитана на таких, как ты?

Дэн приоткрыл глаза.

— Я вот давно хотел спросить. А каких это «таких»?

Индиго вздохнул и едва слышно застонал. Феникс успокаивающе похлопал его по плечу, а Кельт, словно не слыша стонов, ответил:

— Ты что-нибудь слышал о «детях индиго»? Старая такая байка. — Он сделал большие глаза и с чувством продекламировал: — Иногда на Земле рождаются дети, которые обладают способностями, уникальными для обычного человека. «Дети будущего». Ну, с интуицией обострённой, чувствительностью повышенной, с предвидением, интеллект всегда выше среднего…

Бут фыркнул.

— Димка, а он у тебя выше?

— Проверим? — вдруг ощетинился тот.

— Да не ерепенься ты, верю на слово! — усмехнулся Бут.

Кельт продолжил:

— Сейчас, правда, это уже не байка. Детей таких ещё в детстве вычисляют. Для них есть специальные школы, хотя далеко не каждые родители соглашаются туда своего ребенка определить.

— Мои отказались, — уже весело сказал Индиго. — Сказали, что нечего меня в клетку сажать, я и на свободе неплохо вырасту.

— Уж что выросло, то выросло, — кивнул Феникс, усмехаясь. — А «Индиго» его ещё в школе прозвали.

— Там я всех быстро отучил от этого погонялова, напомнил, что у меня имя есть, — гордо сказал тот.

Дэн хмыкнул, представив, как задиристый Индиго учит окружающих.

— А теперь, кажется, не возражаешь?

— Теперь его так Феникс называет, — отозвался Джин. — И Димка это прозвище, как медаль носит.

Индиго фыркнул, но протестовать не стал.

— Эх, девчонок бы сюда, — вздохнул он спустя несколько минут.

— Кто о чём, а Индиго о бабах, — хохотнул Балу.

— А он прав. Девочки бы сейчас не помешали… — лениво потянулся Ти-Рекс.

— Можно было бы, — задумчиво сказал Аякс. — Тут недалеко, между прочим, станция исследовательская. Там лаборанточек много…

— Обалдел, Лёха? — Джин даже улыбаться перестал. — Какие лаборанточки? Ты ни с кем, часом, научных работников не путаешь?

— Вы что, рехнулись?! Старика убить хотите? Его ж инфаркт хватит от одного предложения.

— Спокуха, Бут! — Аякс поднял руку в успокаивающем жесте. — Во-первых, сегодня день такой, а во-вторых, Фойзе ничто человеческое не чуждо.

— Погоди, Аякс, ты шутишь, что ли? — в наступившей тишине спросил Кельт.

Тот вдруг расплылся в улыбке.

— А как ты догадался?

Индиго засмеялся, оценив внезапно проснувшееся, видимо от пива, чувство юмора их мрачного атлета.

— Да ладно, — Балу хлебнул от банки. — Если по совести, ни на что уже сил сейчас нет, даже на девчонок.

Индиго сладко потянулся.

— На них силы всегда найдутся.

— И вообще, при чём тут силы? Сидишь себе, расслабляешься, а она работает, — пожал плечами Бут.

— Да ну, — поморщился Индиго. — Какой в этом кайф-то? А вот если и ей хорошо с тобой…

— Это когда девушка любимая, — не согласился Кельт. — А так… Какая разница?

— Кто девушку ужинает, тот её и танцует, — меланхолично, по-прежнему не поднимая ресниц, произнёс Дэн.

Индиго даже пиво отставил. Оглядел ребят и только в синих глазах Феникса уловил несогласие. Остальные, кажется, поддерживали.

— Да если я заплатил, тёлка будет ковриком стелиться и ноги мне целовать, — сказал вдруг Хан, встретившись с ним взглядом, и откинулся на спинку стула. — Я плачу — я и хозяин.

По лицу Индиго было видно, что он испытывает отчётливое желание дать Хану увесистого тумака.

— Спокойно, Дим, мы же просто разговариваем, — остановил его Феникс.

Индиго резко повернулся.

— А ты что, тоже так всерьёз думаешь? — он уловил лёгкое пожатие плечами и прищурился. — Ой, вот только не надо ля-ля, ладно? Кому-нибудь другому расскажи. Под тобой каждая случайная девица так стонет, будто она и есть самая любимая. Вот та, светленькая, в кудряшках…

Феникс склонил голову, неотрывно глядя на друга.

— Дим…

— Не-не-не! — ухватился Ти-Рекс. — Что за кудрявая?

— Одна хорошая девушка, — раздельно произнёс Феникс, всё так же глядя на Индиго и загадочно улыбаясь.

— Все они хорошие, когда ноги раздвигают, — скривился Хан, вызвав новый гневный взгляд Индиго.

Балу усмехнулся.

— Предлагаю выпить за хороших девчонок и горячих парней.

Пиво пошло хорошо.

— А я вот никогда не женюсь, — категорично сказал Аякс, потянувшись за закуской. — Бабы лживые, им верить нельзя.

— Они разные, — пожал плечами Дэн.

— Кир, ты чего скривился? Тебе ли не знать, какие они разные? Или не влюблялся никогда?

— Не-а, — равнодушно бросил Ти-Рекс. — Мне моя ясная голова дорога, как память.

— А ты? — в упор глянул на Феникса Индиго.

Тот пожал плечами. Тема была явно не новая.

— Я тебе говорил. Любовь — это всерьёз и надолго. Если не навсегда.

— Полюбить, так королеву… Ох, идеалисты, — поднялся Хан. — А пойду-ка я в парилку… Кто со мной? — ответа он не дождался. — Ну, я и один могу.

Он без стеснения скинул обернутое вокруг бедер полотенце и прошёл в дверь, отделяющую сауну от бассейна. Индиго проводил его мрачным взглядом и тихо спросил:

— А ему тут обязательно быть?

— Мешает? — спокойно спросил Феникс.

Индиго пробурчал в ответ что-то невнятное, отворачиваясь.

Некоторое время все молчали, неожиданно занятые кто едой, кто своими мыслями.

— А у меня была невеста, — вдруг сказал Бут.

— У тебя? — округлил глаза Джин. — И что?

— Вышла замуж за своего однокурсника. Банальная история. У него папаша миллионами ворочал, а я тогда только учебку закончил. Захожу, а она вещи собирает: прости, Серж, ты мне не пара.

— Сучка. Все они такие, — неожиданно сказал Кельт.

— Ну, зачем сразу все? — не согласился Балу. — Брат у меня, например, женился на чудесной девушке. Живут вместе уже год, сын родился недавно. Фрэнку повезло, Юлька золото.

— Не все. Конечно не все, — Дэн тоже покачал головой. — Вон, и Димку девушка ждёт…

Индиго улыбнулся.

— Конечно ждёт! Убью, если нет! — он шутливо резанул рукой воздух.

— Ты, как раз, не убьёшь, а я… — неожиданно серьёзно сказал Ти-Рекс. — Вот и не хочу… нарываться. Да и вообще, любовь-морковь, сказки это все! Не родилась ещё та девушка.

Он махнул рукой.

Спустя полчаса к столикам вернулся красный, как рак, Хан, поднял оброненное полотенце.

— Эх, лучше прикроюсь, а то ещё в эксгибиционизме обвинят, — усмехнулся он, разворачивая тонкую ткань.

Индиго потянулся к столу, схватил маленький огурчик, закинул его в рот и успокаивающе произнёс:

— Что ты, Алик, что ты. Максимум, в чём тебя можно обвинить, так это в мелком хулиганстве. — Он аппетитно захрустел огурцом и добавил, не глядя на Хана: — В очень мелком, Алик.

После секундного замешательства грохнул хохот. Когда все более-менее успокоились, так и не улыбнувшийся Хан холодно заметил:

— До сих пор никто не жаловался, Дима. Или ты всерьёз уверен, что в постели только с Фениксом хорошо?

Индиго, как будто не замечая, как все насторожились, меланхолично отозвался:

— Не знаю, я не проверял.

— А у меня недавно создалось впечатление, что ты очень неплохо осведомлён в этой области, — не отставал Хан.

Феникс поморщился и перевёл взгляд с одного на другого.

— Алик, Димка, достаточно, — негромко сказал он.

Хан оглядел помрачневших ребят, поджал губы и вдруг развернулся и стремительно вышел в раздевалку.

— Надо было его искупать, — задумчиво сказал Индиго, глядя на зеленоватую воду.

— «Киплинг», вы ближе всех. Первые спасательные экипажи достигнут Кинсян не раньше, чем через пять часов. В долине Хиан полностью отрезаны от источников энергии три поселения. Собственных летательных аппаратов и человеческих сил колонии недостаточно для оказания помощи. Вы же знаете, что такое Кинсян, Валентин! — голос говорившего слегка дрогнул. — С вашим командованием мы сейчас ведём переговоры, уверен, нам не откажут. Я взял на себя ответственность обрисовать вам ситуацию заранее.

— Мы готовы изменить курс, я уже отдал приказ произвести расчёт нового маршрута. Как только будет получен приказ, мы стартуем к Кинсян. Надеюсь, наши катера помогут. Сколько человек отрезаны наводнением?

Повинуясь движению руки Фойзе, навигаторы углубились в работу.

— Как я уже сказал, три поселка. По нашим сведениям, в каждом из них по сто двадцать-сто тридцать человек. Везде почти половина — женщины и дети. Вода продолжает прибывать, и, по расчётам, через три с половиной часа все здания во всех трёх поселках будут затоплены полностью. Вы будете в долине Хиан через час.

— Господин подполковник, на связи генерал Ромин, — доложил оператор.

Спустя несколько минут «Киплинг», получив приказ из штаба и подробные сведения о предстоящей операции спасения, шёл курсом на планету Кинсян — одну из независимых дальних колоний. Два часа назад в северном полушарии планеты невообразимой силы ураган разрушил половину поселений и вдребезги разнёс дамбу, перекрывающую русло реки Хиан. Ливень в горах, где находился исток реки, не прекращался уже второй день, и вода, хлынувшая в долину, неуклонно прибывала. Долина в ближайшие несколько часов угрожала превратиться в гигантскую братскую могилу.

Весь личный состав «Киплинга», поднятый по тревоге, выстроился у ангаров с «соколами» в ожидании своих командиров с инструктажа. Что они летят к какой-то из дальних колоний, уже было известно, и что уже вот-вот выйдут на орбиту — тоже. Ясно, что у ангаров всех просто так не собирают, и все они будут высажены на планету в ближайшие полчаса. Особого волнения никто не испытывал — такие броски и составляли их жизнь на носителе. Многих даже не интересовало, куда и зачем они прилетели, настолько всё было обыденно.

Хан никогда не был романтиком. Последнее, о чём он думал, когда решил стать военным, так это о героизме и бескорыстной помощи человечеству. Всё происходящее он оценивал трезво и спокойно: работа — она и есть работа. Сделал дело — получи деньги и отдыхай. Как всякая работа, она бывала тяжёлой, занудной, опасной… бывала и с удовольствием, не без этого. Было одно, что он больше всего терпеть не мог в боевых заданиях — пафос, который излучали все, как один, командиры, что Фойзе, что Одинцов, что вышестоящие генералы. Просто ввести в курс задания они никак не могли, обязательно приплетали что-нибудь из серии «вперёд, орлы, а я за вами». Однако Феникс обходился без этого приложения, за что Хан был ему благодарен.

Инструктаж командиров подразделений был окончен, когда «Киплинг» уже выходил на орбиту планеты.

— Мы получили новое задание, как вы знаете, — начал Феникс, едва успев подойти к своему взводу. — Для нас задание не совсем обычное, но только по обстоятельствам. Задача знакомая — спасти людей. Только на этот раз от наводнения. На северный континент планеты Кинсян обрушился ураган. Разрушены энергостанции, несколько городков и мелких посёлков. Континент почти полностью обесточен, не хватает спасателей и техники. Наша территория — один из трёх поселков долины реки Хиан, где сейчас сильное наводнение, долину вот-вот может затопить полностью. С картой местности ознакомитесь в катерах, мы нанесли на неё наш план действий, начальные позиции для каждого отделения. Наша с вами задача — собрать жителей посёлка и вывезти их в специальный лагерь для пострадавших. Местоположение лагеря указано на карте. Катеров-амфибий на «Киплинге» всего пять, но «наш» поселок затоплен почти полностью, поэтому нам отдали три, и ещё два «сокола». Отделение Аякса на двух амфибиях прочёсывает то, что останется от леса, и окрестности посёлка с севера. Дэн, ты на третьей амфибии берёшь на себя восточную и южную часть долины, позже присоединитесь к нам. Индиго, мы с тобой и твоими ребятами идём на «соколах», высаживаемся на крыши и далее действуем по обстановке. Наша забота — сам посёлок. Оружие вам было приказано оставить, оно там не понадобится. Вопросы зададите в катерах. вперёд!

Феникс со своей речью уложился чётко к открытию ангаров. Как в кино, где всё рассчитано по секундам. Вопросов на пути к планете не возникло, и спустя полчаса катера «Киплинга» уже рассредоточились над долиной Хиан.

Смотреть на сослуживцев Хану было неинтересно, поэтому он обратил всё своё внимание на иллюминатор. На самом деле, такого зрелища он раньше никогда не наблюдал.

Обширная долина почти полностью была залита водой — огромная овальная чаша, зеркально отблёскивающая в лучах солнцеподобного светила. Хан сразу определил их цель — поселок биологов, с возвышающимся над водой круглым зданием научного центра, а вдали разглядел второй посёлок, к которому уже заходили на посадку чёрные точки катеров «динозавров». Тем временем пилот их «сокола» тоже повёл машину вниз. Водное зеркало качнулось и поплыло на Хана.

— Готовимся к приводнению! — громко скомандовал Дэн.

Пришлось оторваться от иллюминатора.

На крыше научного центра собрались около пятидесяти человек. Для того чтобы определить, выдержит ли крыша посадку катера, и расчистить место для него, сначала, как и планировалось, высадились солдаты первого отделения. Пока Индиго с четырьмя бойцами определял степень повреждения здания, сам Феникс с оставшимися пытался успокоить взволнованных поселенцев, состояние которых было близко к панике.

То ли «соколы» в воздухе, готовые сесть и забрать их, то ли спокойные голоса молодых людей в форме, то ли усталость довольно быстро подействовали, и уже через пятнадцать минут первые сорок человек отправились в лагерь, разбитый в долине по ту сторону горной цепи. Спустя ещё четверть часа подошла первая амфибия, высадившая десяток человек, найденных на восточной границе посёлка, затем вторая.

Когда к «волкам» присоединился Ти-Рекс со своими ребятами, поиски пострадавших пошли ещё активнее, и через полтора часа после высадки Феникс дал сигнал к старту «сокола», уносящему очередную партию людей, которые оказались на крыше биоцентра последними. После взлёта «сокола» здесь остались одни киплинговцы. Аякс со своими в последний раз обходил периметр, Дэн отправил почти всё своё отделение в лагерь, в последний рейс не поместились только он сам, Бут и Хан.

— Индиго, что со списками?

— Может, я чего не понимаю, но у нас не хватает двадцать восемь человек, — беспокойно отозвался тот, сверяясь с записями своего браслета.

— Так. Что мы упустили? — вслух спросил Феникс.

— Утонувших, — мрачно предположил Дэн, оглядывая горизонт. — Я лично по всем подвалам своего участка шарил детектором — никого тут больше нет.

— Аякс, — вызвал Феникс, — что у вас?

— У нас чисто, ни души, — раздался в наушнике уверенный голос третьего сержанта.

— Феникс, это Джин, — вклинился в разговор ещё один собеседник. — У нас, похоже, проблема. Мы засекли в крайнем доме на юго-западе двадцать пять человек. Тут женщины и дети есть, но они зачем-то забаррикадировались так, что внутрь не войдёшь. «Горынычей» мы не захватили, и вообще мы тут только вдвоём с Кельтом.

Феникс быстро обернулся, отыскивая взглядом на юго-западной окраине дом, о котором говорилось.

— Мы сейчас будем. «Сокол» на крышу сядет?

— Сядет, — уверенно ответил Джин. — Мы вас ждём.

Ти-Рекс оценил обстановку ещё до того, как Феникс с Джином закончили разговор.

— Давай, бери ребят, и летите туда. Центральная часть уже прочёсывается, а мы с кем-нибудь из твоих сержантов на оставшейся амфибии аккуратно проверим ещё раз отдельные здания. Начнем с западного края, там ребята без катеров работали.

Феникс коротко кивнул и огляделся.

— Дэн! Ребята ещё не вернулись, мы не можем все отсюда уйти. Останешься здесь, сейчас мы пришлём тебе ещё группу, там дети, женщины — примешь, дождётесь второго «сокола», и отправь всех. Индиго, ты пойдёшь с Ти-Рексом, Шторм и Бут — со мной. Шторм, за штурвал.

— Есть!

— Командир, разреши мне поехать с Ти, — неожиданно дрогнувшим голосом сказал Дэн. — Пусть барышень Димка успокаивает, у него харизма…

— Чего у него? — вдруг развеселился Ти-Рекс. — Да его с этой харизмой только с дамами наедине и оставлять!

Феникс усмехнулся, наблюдая сложный манёвр Индиго по обходу Дэна со спины и его торопливую погрузку в амфибию, затем с некоторым сочувствием посмотрел на расстроенного сержанта.

— Строганов, ты приказ слышал. У тебя Хан остался, используй его харизму. Остаётесь, принимаете, группируете, отправляете. Всё, по коням.

Ти-Рекс хлопнул Дэна по плечу, спрыгнул на покачивающийся в уже совсем близкой воде корпус катера-амфибии, скользнул в люк, и машина неторопливо отчалила.

— Командир…

— Давай, Дэн, справишься, — улыбнулся Феникс, — скоро Аякс подтянется.

Через минуту «сокол» плавно разворачивался в воздухе.

— Не волнуйся, Дэн. Справимся.

Пусть только нервничать перестанет, сейчас это вовсе ни к чему.

С этой стороной Строганова Хан ещё не сталкивался. Что это за повороты — Дэн, который опасается женщин и детей? Впрочем, оно понятно. Паникующие тётки с ревущими мелкими отпрысками, за которых надо нести дополнительную ответственность — это вам не девушек на форму спецназовца ловить. Сдрейфил, сержант?

— Я не волнуюсь. Но было бы лучше, если бы тут вместо меня остался Индиго.

Странные нотки. Как будто злится. На него? Дэн? Он умеет?

— Командиру виднее, — вслух сказал Хан.

— Да, — кивнул Дэн и неожиданно добавил: — Только если бы вы с Димкой друг к другу не цеплялись, всё было бы проще.

Сюрприз.

— Не понял.

— Димка — зелёный пацан. Почему он так себя ведёт, я могу понять. Но ты-то…

Дэн махнул рукой и замолчал. Ну да, и так уже лимит говорливости превысил.

Хан усмехнулся.

— А что я? Я в воспитатели не нанимался. Если вам нравится ему всё прощать, то мне оно как-то ни к чему. А теперь ещё и командир нас оберегать друг от друга решил… Я уже сказал — ему виднее. Мы бы друг друга не убили, но Феникс лучше знает.

Дэн пожал плечами и ничего не ответил.

Не убили бы. Наверное. Хотя за Язву Хан не поручился бы. Строганов сказал, что понимает, отчего тот ведёт себя как ёж с Ханом, но на самом деле ничего он не понимал. Он видел только верхушку айсберга.

Язва — чёртов эмпат. Но это были бы мелочи. Язва — чёртов ревнивый эмпат. А поскольку он чёртов ревнивый эмпат и, по совместительству, зелёный пацан, как справедливо заметил Строганов, то не умеет правильно реагировать на то, что воспринимает. Лет через двадцать, возможно, с Язвой было бы интересно столкнуться и поговорить. Возможно. Если ему повезёт выжить, повзрослеть и научиться себя контролировать. Но не сейчас. Сейчас этот колючий клубок эмоций только раздражает. А главное, что раздражает — что все остальные покупаются на эту самую «харизму». Впрочем, остальные — люди простые. Вроде Строганова или баб. Им много не надо: шуточки-прибауточки, восторги и улыбки, а ещё бабы почему-то всё-таки покупаются на размер… На рост, в смысле. Нравится им, когда рядом такая каланча с плечами. Вот и вся харизма, чем ещё может привлечь такой тип, непонятно. Хотя, конечно, рост с плечами — это понять как раз можно. Физиология. Баб в данном случае Хан понимал лучше, чем сослуживцев.

Время тянулось медленно, как монолог Строганова, и так же скучно. Сам Дэн сидел на крыше, смотрел в сторону, куда улетел «сокол» и явно не собирался продолжать разговор.

Да, ребятам много для симпатий не нужно. Как и для антипатий. А вот Феникс… Тут Хан чувствовал, что заходит в тупик. Феникс не «простой». Его не проведёшь улыбками. За то время, что они были знакомы, у Хана родилась только одна версия, почему Лазарев держит Язву рядом. Это противоположность Дэну, повышенное чувство ответственности. Он в ответе за тех, кого приручил, — так, кажется, сказал кто-то из старых писателей.

Версия была всем хороша, кроме одного. Она не объясняла, почему Лазарев искренне рад компании Язвы, настолько, что не хочет её ни на что менять. И это снова заводило в тупик. Шутки-подколки на тему не совсем дружеских отношений между капитаном и его дружком были только шутками, которые всерьёз мог воспринять только Язва — на него и рассчитано. Почему только на Язву? Да потому что для него это, скорее всего, действительно не шутки. Он, дурачок, и сам это не осознаёт, но вот его отношение к Лазареву не только это восхищение и желание теплого крылышка. Правда, лучше ему этого никогда и не осознать. Потому что тогда Феникс его просто выкинет, не задумываясь, из собственной жизни. Не такой он человек, слишком правильно ориентированный во всех смыслах.

Хан не смог бы чётко ответить на вопрос, чем его так цепляют эти двое, почему он посвящает разгадке их отношений столько времени, с самой первой встречи. Может быть, это был интересный тандем с точки зрения психологии. Может быть, ему хотелось доказать Фениксу, что Язва совсем не такой, каким тот его видит. А может быть, ему хотелось самому быть на месте Язвы. Но этот последний вариант Хан не рассматривал. Зачем бы ему сдался Лазарев?

Амфибия медленно двигалась по зеркалу воды, дотошные лучи детекторов присутствия обшаривали здания, деревья, завалы по пути её следования, а внутри Индиго, не отрывая взгляда от мониторов, с тоскливым видом внимал капитану Карпову, неожиданно решившему провести воспитательную беседу.

— Тебе столько же лет, сколько и ему, а ведёшь себя как ребёнок. Ну что это за выходка была вчера? А пару дней назад, на задании? Сколько Пашка тебя прикрывать может? Фойзе мужик жёсткий, не посмотрит ни на то, что ты боец хороший, ни на то, что Феникс за тебя ручается. Знаешь, — вдруг усмехнулся Ти-Рекс, — он даже Балу однажды…

— Кир, — перебил его Индиго.

— Нет, ты только послушай…

— В той стекляшке трое. Капитан, там что-то происходит!

Ти-Рекс резко повернулся к мониторам, оборвав себя на полуслове.

Даже в схематичном отображении детектора было ясно, что эти люди не просто дожидаются помощи.

— Они выбраться, что ли, не могут? Почему их раньше не заметили? — пробормотал Индиго, направляя катер к полузатопленному зданию с огромными, почти во все стены, окнами.

Судя по схеме посёлка на карте, оно было трёхэтажным. Над поверхностью оставался только верхний этаж, и именно там в одном из помещений происходили непонятные передвижения трёх фигур. Амфибия причалила к краю здания, Индиго нажал клавишу, открывая люк. Ти-Рекс первым выскочил на верх катера, дождался, пока тот зафиксируется у стены, и соскочил на зеленоватое упругое покрытие козырька крыши под окнами.

— Они в третьем окне слева.

— Придётся бить окно, — констатировал Ти-Рекс, окидывая взглядом гладкую поверхность стеклянной стены.

— Кир, давай зайдём отсюда, — Индиго указал рукой правее пришвартованного катера. — Лучше, чтобы они нас не заметили.

Ти-Рекс хотел было сказать, что старший по званию лучше знает, откуда заходить, но промолчал, вспомнив рассказы Феникса, как интуиция Индиго их неоднократно выручала.

Выстрел «гюрзы» аккуратно осыпал стекло фейерверком в лучах заходящего светила, и спустя пару минут они уже бежали по пустынному голубоватому коридору. Мимо нужной двери они не проскочили: чуткий слух Ти-Рекса уловил возню за ней, совершенно не похожую на метания испуганных людей. Когда дверь оказалась закрытой, что почему-то их не удивило, «гюрза» и тут пришла на помощь, выбивая электронный замок.

Влетев в комнату первым, Индиго замер от неожиданности.

— Похоже, мы не зря спешили, — проговорил Ти-Рекс, выходя вперёд.

Посреди большого помещения, которое, видимо, служило чем-то вроде небольшого производственного цеха, поперёк длинного светлого стола лежала полураздетая молодая женщина. Лицо её было наполовину скрыто длинными тёмными волосами, а рот зажимала рука мускулистого парня в белой облегающей рубашке, с приспущенными брюками. Он был слишком занят, чтобы развернуться и посмотреть на вошедших, зато второй — невысокий крепыш с характерной для Кинсян азиатской внешностью, занятый меньше, сориентировался довольно быстро. На открытие двери азиат отреагировал коротким «Упс!», а на выдвижение вперёд Ти-Рекса с «гюрзой» в руке — моментальным стартом спринтера в сторону двери.

Индиго попытался остановить беглеца, но испуг придал тому сил, и он умудрился вывернуться из рук сержанта.

— Верни его! — коротко бросил Ти-Рекс, решительно отшвыривая в сторону насильника, так и не успевшего понять, в чём дело.

Девушка, освобождённая от сжимающих её рук, некоторое время лежала неподвижно, потом молча перевернулась на бок, неуклюже сползла на пол, сжалась в комок и осталась сидеть, по-прежнему не издавая ни звука.

Ти-Рекс, остановившись между судорожно застегивающим брюки парнем и дверью, неторопливо убрал «гюрзу» в кобуру.

— Что, воспользовался форс-мажором? — понимающим, обманчиво мягким тоном спросил он. — В спокойной обстановке женщины не дают?

— Она сама, — угрюмо сказал парень. Он стоял спокойно, но Ти-Рекс видел, как оценивающе меряет расстояние от него до двери мрачный взгляд.

— О, неужели? — он улыбнулся, будто оскалился, и медленно двинулся вперёд.

— Говорю тебе, сама! — крикнул парень и вдруг рванулся прочь, но Ти-Рекс отбросил его обратно к длинному краю стола. Атлет неуклюже поднимался на ноги, глядя на приближение спецназовца расширенными глазами. — Здесь полный посёлок шлюх! Они всегда рады, только помани! Ты что, неужели не знаешь этих косоглазых девчонок, они только рады!

— Молодой человек, нехорошо так отзываться о даме, с которой только что занимался любовью, — брезгливо поморщился Ти-Рекс, не останавливаясь.

Он подошёл уже почти вплотную.

— О какой, мать твою, даме? — сорвался на истеричный визг парень, которого, казалось, всё крепче прижимало к столу тяжёлым взглядом. — Шлюха, она шлюха и есть!

Краем глаза Ти-Рекс уловил, как шевельнулась, плотнее вжимаясь в пол, девушка справа. Ну, хватит.

Парень ещё продолжал выкрикивать ругательства, когда он оборвал эти бессвязные вопли ударом, в который была вложена вся застарелая ненависть к таким уродам. Потом был ещё удар, и ещё, тот, внизу, уже и не сопротивлялся, но остановиться Ти-Рекс смог только тогда, когда его схватили и попытались оттащить в сторону.

Ему потребовалось время, чтобы осознать, что это руки Индиго, что с ним не надо драться.

— Всё! Я в норме, всё! — бросил он, прекратив попытки вырваться. — Я в порядке, Димка.

Индиго осторожно разжал захват, которому капитан успел ещё удивиться. Кажется, сам Индиго был удивлён не меньше.

— Скажи кому, что в одиночку усмирил Ти-Рекса, не поверят, — пробормотал он.

«Это потому, что я был другим занят», — подумал тот.

Он шагнул к неподвижному телу, протянул руку, нащупывая пульс. Жив, скотина. Оглянулся — Индиго проверял второго, которого ему пришлось вырубить, чтобы освободить руки для Ти-Рекса. Посмотрел на девушку, сжавшуюся у стены.

— Убери этих, Гордеев, — скомандовал он. — Зафиксируй и в катер. Я сейчас.

Он медленно подошёл к девушке, вздрагивающей от беззвучных рыданий, склонился над ней, осторожно коснулся плеча.

— Всё, они больше тебя не тронут, — тихо сказал Ти-Рекс.

Она подняла голову, бросила на него затравленный взгляд из-под спутанных тёмных прядей и вдруг отшатнулась, словно ещё больше испугавшись.

— Кир, давай я попробую. Она боится, — тихо сказал за спиной Индиго, оставивший своих подопечных.

Ти-Рекс отступил назад, наблюдая со странным чувством, как тот медленно подходит к девушке, как садится рядом с ней на пол. Индиго говорил слишком тихо, да Ти-Рекс и не пытался разобрать слова. Он ещё с минуту постоял, глядя, как Индиго постепенно забирает руку девушки в свою, и как её голова склоняется к его плечу и напряжённое молчание сменяется тихими всхлипываниями.

— Харизма, блин, — вполголоса произнёс Ти-Рекс, сам удивившись лёгкой досаде в собственном голосе, и подошёл к лежащим на полу мерзавцам.

Азиат уже пришёл в себя и встретил его испуганным взглядом. Второй, уложенный лично капитаном, ещё долго будет в отключке. Ти-Рекс быстро прикинул расклад возможной транспортировки двух немаленьких парней к катеру и скомандовал:

— Индиго, заканчивайте истерики и давайте в катер. Мы вас там ждём…

Он освободил от пут ноги азиата, поставил его на ноги — тот не пытался даже дергаться, настолько был напуган и подавлен, — и взвалил на плечо измочаленного атлета в бывшей белой рубашке.

— Пошёл вперёд, — приказал он азиату, и тот послушно двинулся в сторону двери.

Ти-Рекс пристегнул атлета, всё ещё находящегося без сознания, в одном из кресел амфибии, затем то же проделал со вторым парнем, а сам высунулся из люка, с нетерпением ожидая, когда же на горизонте появится утешитель всех слабых и обиженных со своей клиенткой.

Он понимал, что имел в виду Дэн, когда говорил про Индигову харизму. Да, этот парень к любой девчонке — да и не только девчонке — может найти подход, если захочет. Ти-Рекс спокойно относился к этой его способности, прекрасно зная и осознавая и свои собственные возможности. Но сегодня то, что эта девушка так шарахнулась от него, того, кто освободил её, и при этом потянулась к Димке, неприятно задело. Нет, Ти-Рекс понимал, что он в ярости — зрелище не для слабонервных, но он же защищал её. Неужели этого мало, чтобы просто принять его помощь? Он не мог объяснить себе, что же именно вызывает это чувство — будто у него отобрали нечто нужное и принадлежащее ему.

Да ладно, брось. Тебе нужно, чтобы эта барышня пала на колени, целуя тебе руки? Нет, не нужно. Ты сделал то, что должен был. Выполнил свою работу. Остальные нюансы — глупости и пустое засорение головы.

Из разбитого окна показался Индиго с девушкой. Пока Ти-Рекс занимался погрузкой спасённых насильников, Индиго умудрился отыскать что-то вроде врачебного халата, и теперь эта лёгкая зеленоватая ткань укрывала небольшую фигурку на его руках. Девчонке всё же досталось сегодня…

Ти-Рекс молча освободил люк, отступив к креслу пилота. Когда люк закрылся, он тронул амфибию с места и включил передатчик.

— Феникс, это Ти-Рекс. У нас на борту ещё трое потерпевших. Больше никого не обнаружили.

— У нас двадцать пять и небольшие проблемы, но мы справимся. Собирай всех и ждите на центральном здании, с Дэном, — ответил тот. — Это последние потерпевшие, мы можем сниматься. Через полчаса нам обещают дождь и поднятие уровня воды, так что как только прилетят «соколы», отправьте один к нам, а на остальных увози ребят.

— Понял тебя.

Ти-Рекс выключил связь.

Он никогда не поднимал руку на женщину. Даже на самую опустившуюся проститутку на улице своего городишки. И ненавидел тех, кто поступал иначе…

…Стук захлопнувшейся двери оглушил, будто удар пришёлся рядом с ухом, потом в соседней комнате что-то разбилось. Женский визг, плач.

Кир нервно сжал кулаки, раскрыл окно, высунулся наполовину — почти повис на подоконнике. Пару раз глотнул холодного воздуха и резко развернулся. Женский крик не прекращался.

Хватит, не могу больше, хватит!

— Хватит! Мама!

Не разбирая пути, Кир рванул дверь на себя, ворвался в комнату и сбросил с кровати пыхтящего мужчину. Тот свалился кулём на пол и всхлипнул. Кира чуть не вывернуло от отвращения. Розоватая дымка ярости всё никак не рассеивалась. Он поднял мужчину за грудки, благо сил хватало с избытком, и боднул головой со всей дури, послышался страшный хрип. Пальцы разжались, ещё несколько ударов ногами, и Кир, наконец, оставил мерзавца в покое. Он прислонился к стене, прикрыл глаза и попытался унять звенящий гул в ушах. Очнулся от крика.

— Что ты наделал, изверг? Как ты посмел?!

Мама?..

Его мать согнулась в три погибели, пытаясь перетащить стонущего мужчину на кровать.

— Помоги, чего смотришь!

Кир отлип от стены, почти автоматически помог ей, испачкав руки чужой кровью. Он затаил дыхание, сам не понимая, чего ждёт, почему не заканчивает начатое, почему хотя бы не звонит в полицию.

— Мама, нам надо…

Она гневно сверкнула глазами.

— Как ты мог поднять на него руку?! Убирайся!

— Но он же бил тебя!

— Не твоё дело! Убирайся вон из дома, чтоб я тебя больше не видела! Урод! Зачем ты вообще родился, на мою голову!

Она опустилась на пол возле кровати, кричала что-то ещё, но Кир больше не слушал.

Он вышел из дома, оставляя позади, отбрасывая всё то, что наполняло его мир последние пятнадцать лет. Медленно, будто во сне, он брёл по пустынным улицам, глубоко вдыхая холодный осенний воздух. Сначала он не думал ни о чём, просто сжимал покрепче кулаки. Ярость уступила место обиде. Ему хотелось кричать, хотелось развернуться, ворваться обратно в дом и вытрясти душу… Нет, не из мужика, — из той, которую звал «мамой». Он вдруг подумал что все бабы тупы и податливы, всем нужно только одно. Власть сильной волосатой руки. Другого они не знают и учиться не хотят. Взять за волосы, поставить на колени, заставить! Им же только в кайф, этим дурам! Мать вот уже сколько лет лижет пятки этому подонку. А Кир такой же, как он, только лучше. Сильный, рослый, красивый самец… и те же серые огромные глаза, от которых млеют и тают девицы. А вообще, наверное, он такая же мразь, каким же ему ещё быть? Ведь эта сволочь, которого Кир так отделал полчаса назад — его родной отец.

Ноги сами принесли его в привычное место. Этот заброшенный чердак стал ему роднее собственного дома, теперь уж точно. То, что здесь собиралась вся шпана с окрестных районов, Кира не смущало. Он и сам был шпаной, одним из самых сильных, заметных, ярких. Его прозвали Бешеным — именно за такие моменты, когда он творил то же, что полчаса назад с собственным папашей. Ну, пусть не настолько то же самое, но его кулаки испробовала чуть ли не добрая половина здесь присутствующих. В повторении пройденного никто из них не нуждался.

— О! Кир пришёл!

— Привет, чего смурной такой?

— Проходи, милый…

Последней подала голос Сэм. Она была старше его года на три, красивая, умелая. Она от него млела, и с ней он перепробовал всё, что можно было — всё, кроме самого главного. Она хотела, но он почему-то медлил, сам не очень понимая, что тут тянуть.

Кир по-хозяйски плюхнулся на низкий диванчик, Сэм тут же подсела рядом, положила голову на плечо. Горячее дыхание девушки прошлось лёгким касанием по его шее. Стало неприятно. После недавней сцены с мамашей ему хотелось отбросить женщину от себя, просто схватить за волосы и отбросить, — но он сдержался.

— Сегодня принимаем новенькую в наш Круг, — почти пропел справа сладкий голос.

Белобрысый Райли улыбался. Кир подумал, что в этом парне самые непотребные мысли скрывались за такой вот ангельской улыбкой.

— Ты с нами недавно и не знаешь, как мы это делаем, — Райли не переставал улыбаться, и Киру вдруг захотелось ударить его по смазливой физиономии.

Да, он с ними недавно. Их, таких «уличных», было много. Безнаказанность вскружила пацанам головы, и они пустились во все тяжкие, тормоза ни у кого не работали… Конечно, никто не забывал о «старшаках». Ведь через пару лет некоторые перейдут к ним, во взрослую лигу, и станут заниматься серьёзными делами — об этом мечтали все без исключения. А отдельных избранных уже сейчас оценили по достоинству, и Кир был одним из них, хоть и недавно на улицах.

Девок среди них было много, но все они были «проходящими». Просто спали с пацанами, сидели с ними в кабаках, а через неделю-другую исчезали. Своих же было мало. С ними не всегда красиво обращались, но содержали и защищали от чужих.

— Девочка считает себя взрослой, она хочет в нашу тёплую компанию. Братва опробует девочку, а когда закончит — мы её возьмем к себе.

Сэм рядом не шелохнулась, словно ничего не слышала. Видимо, в своё время и по ней проехался этот милый ритуал. Что за мерзость?

— Хочешь оприходовать?

Райли смотрел Киру в глаза, будто проверяя, ловя на чём-то.

— Мне всё равно, — пожал плечами Кир.

Ну не говорить же здесь, что для него это тоже впервые!

— Только смотри, хата маленькая, всё на виду.

— Эээ, Райли! — подал голос толстяк у окна. Он навалился своим пузом на край стола и возмущённо пыхтел. — Ты мне обещал!

Райли развёл руками.

— Кир впервые пробу снимать будет, его право. — Он перевёл взгляд на Кира. — Или уступишь девочку?

На этот раз Сэм подала признаки жизни. Снова выдохнула ему в шею и выпрямилась. Кир почувствовал облегчение.

— Уступлю.

— Не хочешь первопроходцем? — усмехнулся Райли.

— Говорю же — мне всё равно. Пусть берёт, раз ему так невмоготу.

Ему совсем не хотелось. Ни первым, ни вторым — вообще никаким. Ему не хотелось трахать незнакомую девчонку, не хотелось это делать на глазах у всех и не хотелось, чтобы Сэм смотрела побитой собакой. От этого рабского взгляда воротило с души и всё нестерпимее становилось желание вмазать ей по физиономии.

Девочка была совсем юной, младше самого Кира. Он бы не назвал её красивой, но прямые белокурые волосы до острых лопаток, тонкая, даже тощая, фигурка и насторожённый взгляд вызывали жалость и желание защитить.

— Не делай этого, — прошептала Сэм.

Интересно, а у него есть выбор?

Кир ничего не ответил, глядя в центр комнаты, где уже готовили место. Толстяк устроился позади девчонки и стремительно прижал её к себе, та громко вскрикнула и тут же всхлипнула.

Одни смеялись, другие, столпившись рядом, что-то говорили, подбадривали. Кир молчал. Через пятнадцать минут его стало мутить.

Она не плакала, просто обмякла на очередных руках и шмыгала носом. Ей видимо совсем некуда податься, раз она решилась на такое. Это же насилие. Ей же наверняка больно и стыдно, и совсем не хочется. Это…

— Твоя очередь, Бешеный.

Нет, не хочу. Не пойду и мне пофиг, что вы обо мне подумаете! Не…

Девочка повернула к нему голову и улыбнулась. Совсем не так как он ожидал. В её взгляде не было мольбы, одна снисходительность. Издевательская, пошлая. Ах ты, сучка!

Кир медленно приподнялся с дивана, рядом как-то жалко всхлипнула Сэм. Он оттолкнул кого-то на пути, и, наконец, сжал руки на бедрах девчонки. Он знал что делать, наверное, мог бы сделать так чтобы ей не было больно — но не захотел. Она вскрикнула ещё раз, а он замер. Это совсем другое, совсем не такое как всё остальное. От этого ощущения слабеют мышцы, кружится голова. Власть — вот она. Над этой дурочкой, над всеми ними. Быстрее, сильнее — ты же мужчина! Как хочется сделать ей больно, но не просто больно, а чтоб она просила не останавливаться…

Время словно размазалось сплошной радужной полосой, никаких мыслей больше не оставалось, только это упоение своей силой. Когда его оттащили от девицы, та просто рухнула на пол. А Кира еле успокоили. Та же яростная дымка, что и во время драк, не давала покоя, никак не рассеивалась. Дыхание медленно приходило в норму, ещё медленней прояснялся разум, но всё же прояснялся, и всё отчётливее проступала мысль — так нельзя… Яростное безумие перетекало в не менее яростный ужас перед самим собой — нельзя терять контроль. Никогда! Он же мог её убить, он почти ничего не понимал в тот момент, чувствовал только её тело, как инструмент для своего собственного удовольствия. Боже… никогда больше! Так — никогда!..

— Кир, её зовут Чери, — вдруг сказал Индиго позади. — Она работает в столовой, официанткой.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что от него ждут ответа.

— Очень приятно, — не оборачиваясь, сказал он. — А меня зовут Ти-Рекс.

Девушка что-то тихо произнесла, и он почувствовал новое раздражение от того, что так тихо.

— Да брось, — Индиго говорил, не понижая голос. — Он только с плохими парнями такой. Как настоящий тираннозавр на охоте. А вообще… Стой, ты куда?

Чери подошла к креслу пилота, в котором сидел Ти-Рекс, встала рядом, и игнорировать её присутствие стало невозможно. Он оторвался от управления, пользуясь тем, что амфибия шла по прямой, и перевёл взгляд на девушку. А симпатичная, — скользнула в голове мысль. Китаянки ему почему-то нравились. Особенно с такими губками… и такими тонкими руками. Особенно когда ладошки сложены перед грудью в молитвенном жесте и тёмные ресницы, только что опущенные, поднимаются, открывая так признательно горящие глаза, одновременно со срывающимся с этих самых губок «Благодарю вас». Ну, как можно раздражаться, когда девчонка так на тебя смотрит.

Шторм аккуратно посадил «сокол» на крыше мрачноватого здания из пластобетона. Крыша была пуста. Ещё с воздуха они заметили овальный люк. Створка люка открыта, но только вблизи стало ясно, что замок банально взломан.

Феникс оставил Шторма у катера, а сам вместе с Бутом нырнул в люк.

Джин и Кельт стояли перед дверью, ведущей внутрь здания. Кельт копался в замке.

— Они прямо под нами, — доложил Джин, повернувшись к Фениксу. — Мы пытались проникнуть через окна, но разбить их нереально, а те, кто внутри, открывать отказываются.

— Феникс, это «Гнездо», — позвал Фойзе в наушнике. — На долину движется грозовой фронт. Через полчаса у вас начнется ливень, в горах он уже идёт. Поторопитесь, есть опасность, что вода поднимется ещё выше.

— Мы почти закончили, — спокойно ответил он. — Всех обнаружили. Нам осталось вывезти ещё двадцать восемь человек и личный состав.

— Мы пришлем вам ещё три катера, они как раз разгрузились в лагере.

— Понял вас, «Гнездо».

Связь отключилась.

— Тут сложнее, похоже, замок заблокирован намертво, не то, что на крыше, — заявил Кельт, выпрямляясь.

— Отойди-ка… — Феникс расстегнул кобуру. — За дверью чисто?

— Ни души, — отозвался Джин, взглянув на монитор детектора.

Замок сдался с первого же выстрела, и Кельт первым выскочил за дверь.

Лестница, широкой спиралью спускающаяся вниз, привела их к таким же закрытым дверям. Естественно, на нажатие управляющих кнопок на стенной панели двери не реагировали.

Джин повёл детектором вдоль стены.

— Они все там, но у самих дверей никого, можно вскрывать, — сказал он спустя несколько секунд.

Феникс прицелился в замок, но выстрелить не успел.

— Солдаты, мы просим вас оставить попытки открыть эти двери, — оглушил их глубокий, странно торжественный голос с непонятным акцентом из динамиков по бокам дверного проёма. — Здесь находятся только члены общины Детей Судьбы, и нам не нужна ваша помощь.

«Волки» быстро переглянулись.

— Не понял, — удивлённо озвучил общую мысль Джин.

Феникс нечасто сталкивался с фанатиками, но сейчас, кажется, им повезло.

— Через полчаса снова начнётся дождь, — громко сообщил он, зная, что его слышат. — А в горах дождь уже идёт. Это здание будет затоплено в ближайший час полностью. Вы погибнете.

— Значит, таково будет желание Матери-Судьбы, — помедлив, ответил голос в динамике. — Нам не требуется помощь солдат. Уходите.

— Сейчас, всё бросим… — растерянно пробормотал Кельт.

— Стреляй, — подал голос Бут. — У дверей чисто.

Феникс молча поднял руку с «гюрзой» и одним выстрелом разворотил электронный замок.

Так. Десяток женщин, среди которых три — совсем девочки, пятеро подростков, самому старшему не больше пятнадцати лет, десять детей разного возраста, лет от двух до восьми. И высокий сухощавый мужчина с уверенными блестящими глазами у стандартного пульта связи, откуда он и говорил в микрофон.

— Вы зря теряете время, — не теряя спокойствия, сказал тот. — Мы не пойдём с вами. Спасайте свои жизни, если не готовы предстать перед Матерью и с достоинством принять её волю.

Феникс заметил, как тоскливо поглядывают мальчишки на открытую дверь, и как умоляюще смотрит на него одна из женщин с маленьким ребенком на руках.

— И какова же её воля? — спросил он, давя поднимающееся раздражение и злость на всех лжепророков мира.

— Мы должны умереть, — не задумываясь, ответил мужчина. — Мы оказались запертыми в этом здании потому, что такова наша судьба. И никто не в состоянии её изменить, ни мы сами, ни вы. Уходите и не искушайте нас.

— Наверху наш катер. Мы можем забрать вас в лагерь для спасённых прямо сейчас, — вдруг торопливо сказал Джин. — Вам только надо подняться на крышу.

— Оставьте нас! — повысил голос сухощавый. — Если такова воля Матери, если…

— Тут же дети, — не выдержал Бут.

— Это дети общины! И никто не может указывать, когда им жить, а когда умереть!

— Кроме тебя? — вдруг спросил Феникс изменившимся голосом.

Он заметил, как подобрались рядом Джин и Бут. Они почувствовали, что сейчас обстановка резко изменится. Но сухощавый плохо разбирался в интонациях голоса командира «волков».

— Неужели ты полагаешь, что Мать напрямую говорит со своими детьми? — насмешливо переспросил мужчина. — Конечно, я выполняю святую миссию голоса Матери.

Феникс быстро глянул на часы. Между тем в окне потемнело, явно приближался обещанный ливень.

— Значит, собрался умереть? — спросил он сухощавого всё тем же обманчиво ровным голосом.

— На всё воля Матери, — непреклонно ответил тот.

— Отлично. Чего тянуть-то, — Феникс подарил ему улыбку, которая сразу убавила решимости во взгляде мужчины.

Он попятился. Но уйти от Феникса ему было некуда. Тот молниеносно оказался рядом и потащил проповедника к выходу, заломив ему руку за спину. В дверях обернулся.

— Бут, выводите всех наверх, кто будет сопротивляться — вырубайте. Сегодня судьбу представляем мы, — и толкнул мужчину в сторону лестницы. Той, которая вела вниз.

Только двое подростков дернулись, когда Феникс совсем невежливо увлёк их предводителя за дверь. Однако, наткнувшись на мрачный взгляд Бута, они не двинулись с места. Остальные же, казалось, были только рады неожиданному вмешательству Судьбы в лице решительного рыжего спецназовца. Бут кивнул Джину с Кельтом:

— Давайте наверх. Обеспечить помощь тем, кто сам не выберется на крышу. — Он обратился к смотревшим на него с надеждой людям: — А теперь попрошу всех на выход, и побыстрее.

Феникс дотащил сухощавого до ступеней, ниже которых плескалась вода. По дороге тот почти не сопротивлялся, заломленная за спину рука — действенный стопор для лишних телодвижений, — однако вслух не переставал обвинять Феникса во всех смертных грехах и призывать на его голову все известные и не очень кары. По мере спуска интонации его голоса менялись, и когда ног коснулась вода, проклятия перешли в истеричные крики уже без следа пафоса.

— Не смей прикасаться ко мне, грязный солдафон, я буду жаловаться, ты не имеешь права!

— О, мы вспомнили о правах! — уважительно отметил Феникс, спускаясь ещё ниже.

Когда вода дошла им до пояса, он, больше не слушая визгливых ругательств и жалоб, поудобнее перехватил зафиксированную за спиной руку послушного сына Матери-Судьбы, аккуратно взялся за длинные волосы и макнул того головой в воду — так что на поверхности остались только плечи.

Внимания на судорожные подергивания Феникс практически не обращал, разве что слегка морщился, когда свободная рука проповедника обливала его водой. Рука эта беспорядочно молотила во все стороны, поднимая тучу брызг. Подождав некоторое время, Феникс позволил своему пленнику выпрямиться. Тот, как и ожидалось, был очень занят выплёвыванием воды и восстановлением дыхания, надолго потеряв и голос, и желание продолжать ругань.

— Ну, что там с волей Судьбы-то? — поинтересовался Феникс. — Продолжаем?

Мужчина, напрочь растерявший весь пафос, отрицательно замотал головой с такой скоростью, будто намеревался высушить мокрые сосульки волос, как отряхивающийся пес.

— Ну, вот и славно, — улыбнулся Феникс, отпуская многострадальную руку проповедника.

На крыше стояли Джин, Кельт, Бут и подростки, угрюмо ожидающие появления своего предводителя.

— О, а мы вас уже искать собирались, — жизнерадостно приветствовал Кельт Феникса с проповедником.

— А вы говорили — утопит. Феникс не зверь, — слегка толкнул одного из ребят Джин.

Проповедник, который привычно приосанился, едва вылез из люка, картинно простёр руки к подросткам. Феникс брезгливо отвернулся от сцены театрально-трогательной встречи, но успел заметить, что двое ребят остались стоять рядом со спецназовцами, мрачно глядя на горизонт.

— Девятнадцать человек отправили, ждём второй «сокол», — доложил Бут. — Они прибудут минут через пять.

— Отлично. А что с погодой?

— Гроза приближается, — сказал Бут. — Думаю, дождь будет здесь раньше, чем «сокол».

— Дэн, это Феникс, что у вас? — включил он передатчик.

Дэн лаконично и непривычно для него быстро отрапортовал, что почти все потерпевшие благополучно отправлены, оставшиеся «волки» и «динозавры» ждут прибытия катеров, которые уже на подходе, и вместе с ними ждут ещё трое из поселка, доставленные Ти-Рексом с Индиго.

— Ещё трое, значит мы отыскали всех, — подвёл черту Феникс. — Нас не ждите, как прибудут катера, улетайте все. Мы летим сразу в лагерь.

— Феникс, это Индиго, — раздался в наушнике знакомый голос. — Мы с Дэном вас дождёмся.

— Дэн, приказ понял? — спокойно спросил он. — Улетаете все.

— Понял, — отозвался тот.

— Не волнуйся, капитан, увезём мы твоего сержанта, — вклинился Ти-Рекс.

— Надеюсь, справитесь, — хмыкнул Феникс и отключил связь.

В лагерь для пострадавших они попали вместе с остальными.

— Ну, я смотрю, ты справился на отлично, — подошёл к Фениксу Ти-Рекс.

Тот пожал плечами, отыскивая глазами Индиго.

— Да тут он, тут, — понял Ти-Рекс. — Неужели оставили бы?

— Надо отчёт подготовить и Фойзе доложить.

— Так он, говорят, здесь уже.

Феникс удивлённо поднял брови.

— Ему без нас скучно стало, — усмехнулся Ти-Рекс. — Решил лично работу принять.

Словно отзываясь на его слова, в наушнике раздался голос Фойзе.

— Феникс, Ти-Рекс, Балу, жду с докладом в здании охраны через пятнадцать минут.

Доклад сам по себе много времени не занял, зато разборки вокруг покалеченного атлета в белом, оказавшегося одним из начальников научных лабораторий, угрожали затянуться надолго. Однако Ти-Рекс путем несложных логических рассуждений смог убедить подполковника в правомочности своих действий. Последний аргумент, приведённый им, заставил невозмутимого Балу усмехнуться, а у Феникса вызвал приступ острого дежа вю.

— Господин подполковник, то, что он начальник лаборатории, не мешает ему быть насильником и мерзавцем, и никак его не оправдывает.

Фойзе ещё некоторое время изучал текст доклада на мониторе, потом решительно поднялся.

— Хорошо. Задание вы выполнили. Ти-Рекс, я беру на себя улаживание этого конфликта. Всё, ребята, объявляю вам благодарность за отличную работу, — подполковник позволил себе улыбнуться. — Сегодня нам предложили остаться в этом городке, жители хотят отблагодарить вас. Думаю, мы можем принять это приглашение.

Ти-Рекс и Балу многозначительно переглянулись.

— Завтра в полдень вылетаем на «Киплинг», сбор на посадочной площадке в одиннадцать пятьдесят. И чтобы все были в форме… я имею в виду, в достойной спецназовца ВКС физической форме, — уточнил Фойзе. — А сейчас все свободны, отдыхайте.

— Значит, должность начальника лаборатории — не панацея от кретинизма? — сказал Балу, едва они вышли из дверей.

Ти-Рекс довольно улыбнулся.

— И ещё скажи, что неудачно припомнил.

— Удачно, — Балу коротко хохотнул и ушёл к своим «медвежатам», сообщать радостную новость.

Городской павильон отдыха напоминал самый обычный ночной клуб в любом городе Земли. Три зала, соединённых арочными входами с открытыми створками дверей. В самом уютном и небольшом зале полумрак, медленная красивая музыка… Хан пробыл там совсем недолго — слишком тихо и скучно. Одни флиртующие пары. В следующем зале обнаружилось несколько больше звуков и движения. Тоже неяркий свет, зато шумно, вокруг каждого из бильярдных столов веселится с десяток человек, у бара почти пусто, потому что все собираются в свои компании. И в каждой — девушки, причём Хан мог точно сказать, здесь почти нет проституток. Все девчонки местные, судя по всему — из этого городка, а не из лагеря пострадавших. Хотя несколько знакомых лиц «утопленниц» он уловил.

Местных мужчин из гражданских почти не было. Скорее всего, большинство из них были заняты размещением пострадавших и наведением порядка, нарушенного стихией. Кроме того, вряд ли они хотели мешать отдыху военных. Правильно, какой дурак сунется мешать расслабляющимся спецназовцам…

Больше всего было черноволосых азиаток, но встречались и русые, и блондинки вполне европейской внешности. Хан усмехнулся. Далеко не каждый флирт в зале зайдёт дальше поцелуев, кому-то не повезёт. Впрочем, в собственных силах он был уверен. А если смотреть объективно, то наверняка можно быть уверенным ещё и в том, что один сегодня не останется ни Ти-Рекс, ни Балу, ни Феникс, ни даже Язва. Как же, герои-спасители…

Хан прекрасно понимал, что не только в спасении посёлка дело. Есть такая порода мужчин, которым даже действия, большинству необходимые, совершать необязательно — природной харизмы хватает, чтобы пользоваться успехом у девиц. А уж если они ещё и героями оказываются — это смерть для впечатлительных красоток. Сегодня героическую харизму излучают все, а уж вышеназванная четвёрка — особенно.

Себя Хан не включал в эту «великолепную четвёрку». Его собственная способность завоёвывать интерес и симпатию никак не была связана с ореолом «романтического героизма». Его возможности зависели только от его настроения и желания. Как и у Феникса, например. Все пару лет, что они были знакомы, Хан отмечал, что тот мог быть совершенно разным. Мог быть душой компании — куда там Язве, с его бестактностью и наглостью. Мог быть спокойным и безразличным — и тогда совсем неинтересным на первый взгляд. Мог быть неприятным до дрожи — Хан даже себя ловил на желании уйти подальше, если капитан Лазарев пребывал в состоянии «не шути со мной». А иногда просто светился призывом, на который не могла не откликнуться женщина. Правда, понять принцип, которым руководствовался Феникс при выборе тактики, Хан пока так и не смог.

Он ненадолго остановился в дверях, отыскивая в полутьме нужный столик. Рыжего капитана даже при таком освещении трудно было не заметить. Вон они, все вместе, за одним большим столом в дальнем углу — самое спокойное место, откуда можно наблюдать за всем залом, да и за соседним тоже, сквозь дверь-арку. Только Балу в стороне, у бильярда. Балу в бильярде был специалистом, и сегодня явно решил поработать преподавателем. Рослая блондинка с шикарным бюстом нацеливалась на сложную комбинацию шаров, а Балу аккуратно направлял её руки. Естественно, для удобства и большей эффективности, стоя сзади и полуобнимая её вместе с кием.

Джин, Бут и Кельт в компании маленьких девушек, не спускающих с них раскосых глаз, травят анекдоты. Вот кому ореол героя-спасителя точно необходим. Зато с ним они себя чувствуют просто покорителями вселенной…

Ти-Рекс, Феникс, Аякс и Дэн сидели в самом углу, лицом к залу. Рядом с Ти-Рексом Хан заметил знакомое лицо — спасённая тем девчонка из затопленного посёлка. Думается, раз она сюда пришла, то будет болтаться рядом до самого их отлёта на «Киплинг».

Хан прошёл к одному из двух свободных стульев, выбрал тот, что подальше от капитана. Язвы ещё нет, пусть уж место около Феникса будет свободно. Не стоит начинать вечер с выяснений, где чьё место под солнцем.

Подойдя ближе, он уловил обрывок фразы Ти-Рекса:

— …и нам, дитя моё, месяцами недоступно счастье общения с прекрасной половиной человечества…

Карпов в своём репертуаре. С этой мог бы не изображать аббата д'Эрбле, она и так уже принадлежит ему с потрохами. Ореол героя, куда деваться.

— Гусары в городе невест, — сообщил Хан и шумно открыл банку с пивом, отметив дружный смех в ответ на свою реплику.

— А мне ничего не взяли? — вломился в этот смех надоедливый голос. Гордеев, наконец, дошёл до компании.

Хан молча наблюдал за тем, как Язва садится, как разглядывает всех присутствующих с вечно-радостной идиотской улыбкой, как отпускает какие-то шуточки, над которыми почему-то смеются. Как хватает за руку лавирующую между столами официантку… Он не знал, чем руководствуется Феникс, применяя ту или иную тактику поведения на людях, но вот что Язва вообще ничем не руководствуется — это было очевидно. Просто шпарит по течению, как несёт. Вот и официанточка, судя по её глазам, уже купилась.

— Сударыня, могу ли я попросить вас обеспечить меня чем-нибудь вроде пива?

Девушка на «сударыню» отреагировала удивлённым заинтересованным взглядом.

— Тёмное, светлое, эль? — предложила она на выбор.

— А давайте эль. Никогда не пробовал. А вы, Лиззи?

Имя было написано мерцающими голубыми буквами на маленькой табличке, прикреплённой слева над грудью официантки, но только Хан заметил, что Язва эту табличку изучил, а вот девушка словно забыла о её существовании. Растерялась, услышав своё имя, как будто до сих пор ей не попадались читающие клиенты.

— Я на работе… Но эль я люблю.

— Ладно. Несите мой заказ, а там разберёмся, — уже по-хозяйски кивнул Язва, и, наконец, выпустил её руку из своей. — Знаете, несите сразу два эля.

Девица исчезла в направлении барной стойки, а Язва долго на месте не высидел. Спустя мгновение он решительно поднялся, направился к бару, перекинулся парой слов с барменом и исчез за дверью, скрытой в нише слева от стойки. Когда он вынырнул из тёмной ниши обратно в зал, Хан только поморщился.

— О! — озвучил Аякс, тоже следивший за развитием событий. — Нет, я знал, что этот один долго сидеть не будет, но чтоб так…

Дэн оторвался от карт и проследил за его взглядом.

— Учитесь, салаги, — улыбнулся он.

Да уж. Если бы к этому рвению и таланту ещё и мозги прилагались…

Обе девушки, идущие рядом с Индиго, выглядели более чем довольными — и черноволосая официантка, переодевшаяся из форменного платья в короткий переливающийся красно-жёлтый сарафанчик, и кудрявая блондинка в ярко-розовом брючном костюме с интригующим декольте. Каждая несла в руках по подносу — с высокими прозрачными кружками, наполненными золотистым напитком и маленькими пиалами с чем-то вроде орешков.

— Так, Аякс, мы играем, или ты пялишься на чужих девчонок? — первым вернулся к картам Дэн.

— Играем.

Язва довёл спутниц до компании, уселся на своё место, дождался, пока подносы окажутся на столе, и хозяйским движением привлёк к себе на колени обеих.

— Это Лиззи, а это Дина, — отпустил он по кивку в сторону каждой девицы. А те уже вовсю разглядывали парней вокруг.

Феникс поймал заинтересованные взгляды на себе, улыбнулся и склонил голову. Сегодня он будет джентльмен, понял Хан, но Язва может не волноваться — девчонки командира не заинтересовали.

— Это Феникс, — пояснил между тем Язва. — Он молчит, курит и следит за тем, чтобы никто не шалил. Курит он сейчас потому, что там, где мы служим, курить нельзя… Он надеется надымиться на год вперёд.

Феникс сделал вид, что ничего не слышал и молча затянулся сигаретой, а этот неугомонный продолжил:

— Эти два культуриста — Аякс и Дэн. Они играют в карты. Аякс жульничает, а Дэн делает вид, что не замечает, ему так интереснее.

Девицы захихикали, а Аякс немедленно покраснел и уткнулся в карты.

— А это — Ти-Рекс, он у нас тонкая натура и иногда готов некоторым девушкам читать стихи, вместо своего обычного «за волосы и в койку»… то есть, «в пещеру», — перешёл к следующей жертве Язва.

Интересно, что он должен сказать, чтобы схлопотать от Карпова хороший пинок, — мимолетом задумался Хан, глядя на недовольное лицо Ти-Рекса. Язва мог бы ему сейчас всю игру обломать, будь с ним девчонка менее наивная или более порядочная. Однако китаянка лишь улыбнулась и доверчиво прижалась к плечу Ти-Рекса, а тот бросил на Язву уничижающий взгляд.

— Индиго, твой язык тебя когда-нибудь доведёт.

— Раньше он доведёт всех остальных, — не удержался Хан, придвигаясь ближе к общему столу.

Язва сверкнул глазами, но, к удивлению, оставил замечание без ответа и снова занялся своими красотками.

— А вон там, у бильярдного стола, такой медведь в обнимку с голубоглазой куколкой, это наш Балу.

В перерывах между болтовнёй он успевал отпить эль, чмокнуть одну девицу, другую покрепче прижать к себе, получить от каждой по орешку, — в общем, развлекался, как мог.

Хан ещё некоторое время наблюдал за ним, потом повернулся к Фениксу.

— Даже странно, как он может столько времени обходиться без бабского общества, — негромко сказал он.

— Димка? Также как и все остальные. Молча, — спокойно ответил Феникс, не отрывая глаз от Дэна, вдохновенно лупившего Аякса картами по носу. Видимо, жульничество тому в игре не помогло.

Хан невольно рассмеялся.

— Язва? Молча?

Феникс пожал плечами и ничего не сказал. Да, это уже пройденный этап — командир никогда не поддерживал обсуждений Гордеева, с того самого первого собеседования. Впрочем, это не значит, что Хан их часто начинал. Делать ему больше нечего.

— Ладно, — примирительно сказал он. — Нам всем это жить мешает.

Конечно, оставить эту реплику без внимания Язва не мог.

— Лично мне не мешает, — бросил он из-за плеча своей блондинки.

— Ты счастливый человек, Дима, — усмехнулся Хан. — Тебе, похоже, ничто и никто жить не мешает.

— А это давно известно. Как ты относишься к жизни, так и она к тебе, — отозвался тот. — Вот тебя, Хан, всё на свете не устраивает, и все-то тебе уродами кажутся. Потому и жить тебе тяжело.

Философ, чтоб тебя.

— Ну, допустим, не все кажутся, — парировал Хан. — Только с чего ты взял…

Язва потянулся назад, ухватил свободный стул, притянул его к себе поближе и пересадил на него блондинку, заслоняющую его от Хана.

— А ты думаешь, только ты у нас в людях разбираешься? Ты можешь кому угодно мозги запудрить, даже Пашке, но мне — не выйдет.

Плохо ты своего друга знаешь, Димочка. Ему как раз только ты и можешь мозги туманить, больше это ни у кого не получится.

— Кто бы говорил насчёт запудривания, — качнул головой Хан. — В этом таланте тебе самому отказать сложно.

— Да, у меня талантов много, — фыркнул Язва. — Однако среди них точно нет таланта делать всем пакости.

— А я думал, что именно это у тебя получается лучше всего.

Феникс потянулся к пепельнице и аккуратно затушил сигарету. Ну да, командир, вмешаться пора, конечно. Язва заводиться начал.

— Ребята, отставить. Мы тут отдыхаем, а не бойцовский клуб устраиваем.

Только у Феникса получалось руководить с такими мягкими интонациями, когда это было необходимо. Вроде команда, а вроде и человеческая просьба. И не подчиниться нельзя, и нет ощущения, что тебе рот заткнули.

Подействовало, конечно. Язва с всё ещё недовольной физиономией снова привлёк к себе блондинку — та с готовностью пересела обратно на его колено. Хан откинулся на спинку стула, прикидывая по весу, сколько ещё пива осталось в банке.

Аякс, тасующий колоду, воспользовался паузой:

— Мешает это мне или не мешает, но я, честно говоря, не уверен, что буду контракт продлевать. Остался год, а мне уже всё надоело.

— Ненадолго тебя хватило, — качнул головой Дэн.

Дэн уходить не собирался, это Хан точно знал. Как-то они разговорились, и тот признался, что вообще не представляет себе жизни вне армии. Хан его понимал — где ещё можно найти место, где все решения за тебя принимает кто-то другой, где от тебя самого не требуется ничего, кроме выполнения приказов… Нет такого места — только армия. И именно поэтому Хан сам уже подумывал о том, чтобы уйти. Тут либо ты командуешь, либо тобой командуют. Причём если у тебя под началом взвод — то ты сам всё равно под началом у командира роты. И так по цепочке. И только энтузиастам вроде Феникса или типам вроде квашни Дэна это может нравиться. А все остальные рано или поздно свалят отсюда. Интересно, кстати, как долго продержится Язва. Он-то тут вообще лишний. И не только из-за разгильдяйства, которое он в последнее время как-то придерживает. Просто нечего этому щенку тут делать…

— Год — это долго, — сообщил Ти-Рекс. — За этот год столько всего случиться может.

— А я точно решил уйти.

Хан чуть не подавился пивом. Он, конечно, знал, что всегда прав, но чтоб настолько…

— Вернусь на Землю, — продолжил Язва, не заметив, какой эффект произвёл, — учиться пойду, меня до армии в транспортный брали. Потом работать, потом — жениться.

— Потом… чего? — переспросил Аякс. В голосе его звучало неподдельное изумление.

Дэн усмехнулся, Ти-Рекс удивлённо приподнял бровь.

Язва, обнаружив, что никто не проникся, возмутился:

— А чего я сказал-то? Я что, права не имею?

— Да имеешь, имеешь, — успокаивающе сказал Феникс, стараясь не улыбаться.

— И ты, Брут, — театрально-горестно вздохнул Язва.

Наступило задумчивое молчание. Спецназ переваривал незнакомое имя. Хан только головой покачал.

— Ну, ты, умник! Ты бы поаккуратнее со словами, — неуверенно сказал Аякс. — Я не знаю, что это за слово, но всё-таки…

— Брут, — любезно пояснил Язва, поворачиваясь к нему, — это такой земной древнеримский предатель. Он был другом Цезаря — тамошнего древнеримского сержанта, а потом, когда заговорщики захотели Цезаря убить и накинулись на него с ножами, Брут тоже ударил. И последними словами сержанта Цезаря были исторические «И ты, Брут!», обращённые к этому…

— Капитану Бруту, — серьёзно подсказал Феникс, вызвав новую волну веселья, смеялись даже девушки.

Цирк с конями.

— Кому ты на Земле нужен? — неожиданно спросил Хан, обрывая общий смех.

Язва, наконец, соизволил бросить на него раздражённый взгляд.

— Как минимум, папе с мамой и Ритке. А тебе-то что?

Хан не смутился.

— В институт, допустим, ты поступишь. А содержать тебя мама с Риткой будут?

Довёл. Язва начал приподниматься, вновь потревоженные девицы соскочили с его колен. Феникс потянулся, положил руку ему на плечо, заставляя остаться на месте, и обернулся к Хану.

— Слушай, Алик, мы все в курсе, что не сможем на Земле работать директорами заводов и, скорее всего, нас вряд ли возьмут в большой офис большого холдинга. Но после колонизаторской волны там достаточно рабочих мест, чтобы хватило и на нас. Да хоть в полицию податься — с руками оторвут.

Остальные не возражают, смотрят серьёзно. Неужели согласны? Ну и запросы у них. Даже странно — вроде, неглупые люди, некоторые даже с амбициями…

Хан покивал.

— Угу. А ещё в личные телохранители местного третьего с конца банкира, в охранники заднего выхода флигеля Белого Дома и ещё можно будет такси водить. Вы что, всерьёз мечтаете о карьере старшего помощника младшего оператора пятой ассенизаторской линии в Приуралье?

— Во-первых, я не настолько пессимистично настроен, а во-вторых, есть другие предложения? — сухо поинтересовался Язва, всё ещё придавленный рукой командира.

— Есть. И вполне конкретные. Только ты ещё не дорос до таких, — почти ласково отозвался Хан.

Феникс сильнее прижал плечо снова дёрнувшегося Язвы, буквально вдавив того обратно в стул.

— Хан, не надо. Есть у тебя предложения — хорошо, мы за тебя рады. А ребята домой хотят вернуться. Их там ждут.

Кого-то, может, и ждут. Язву — так точно. Деточка вырвалась из-под маминого крылышка, конечно, её ждут обратно. А вот Бута, например, никто не ждёт. И тугодума Дэна тоже. Да и он сам, в общем-то, никому пока на гражданке особо не сдался.

— Не всех ждут папа с мамой, — вырвалось у него.

— Я знаю, — резко оборвал его Феникс.

О да. Про Феникса-то Хан и забыл. Его тоже не ждут. Тогда зачем словами кидаться?

Хан не стал продолжать, снова откинулся на спинку и приложился к забытой банке с пивом.

Феникс дождался, пока Язва успокоится, и убрал руку. Сидеть, глупый щенок, хозяин сказал — сидеть!

— Хан, зачем ты портишь людям настроение? Все тут не дураки и понимали, куда и зачем идут, — вдруг сказал Дэн. — Мы знаем, что возвращаться рано или поздно придётся, и догадываемся, что это вряд ли будет легко и просто. Но ещё мы знаем, что мы тут потому, что эта работа нужна. И на Земле это тоже понимают. Всё не так страшно.

Чёрт, только твоего мнения не хватало! Когда не надо — красноречие прорезалось. Лучше бы ты на заданиях так хорошо соображал!

Но вслух Хан отозвался спокойно и лаконично:

— Блажен, кто верует.

Тут к столу вернулся Балу со своей пассией, и всем пришлось потесниться. Аякс в очередной раз проиграл Дэну и ловил новую порцию шлепков по носу. Язва вернулся к своему нормальному состоянию полного отрыва, и девочки снова заняли места на его коленях. Похоже, их совершенно не раздражало то, что приходится время от времени прерываться. Кажется, ради общения с Язвой они были готовы потерпеть некоторые неудобства. Харизма, чтоб ее.

То же самое можно было сказать и о девчонке Ти-Рекса. Хан был готов пожалеть китаянку, которая, кажется, успела проникнуться к своему герою-спасителю не только благодарностью. Как бы то ни было, они всё равно улетят завтра, и Карпов через пару дней уже и не вспомнит о её существовании. Первая она, что ли…

— Все! — громко заявил Аякс. — У меня скоро нос будет размером с кулак. Можешь раскладывать пасьянс, я с тобой сегодня больше играть не сажусь.

Дэн усмехнулся, молча собрал раскиданные по столу тонкие пластиковые карточки и задумчиво начал перетасовывать колоду. А Аякс нашёл новый интересный объект.

— Ого! — сказал он таким тоном, что на него невольно обратили внимание все за столом.

Проследив за его восхищённым взглядом, Хан увидел в арке дверей новую девушку, только что появившуюся на пороге. Даже на его искушённый взгляд она стоила возгласа Аякса и таких взглядов, какими её наградили ребята.

Высокая стройная фигура, как из эротических рассказов срисованное сочетание тонкой талии, широких бёдер и высокой пышной груди, длинная грива огненно-рыжих волос спадает на плечи. Отсюда трудно было рассмотреть её лицо, но Хан был уверен — лицо вряд ли испортит общее впечатление. Впрочем, при такой фигуре лицо значения уже не имеет.

— Я таких только в кино видел, — выдохнул Аякс.

Хан заметил, как недовольно напряглись девицы на коленях застывшего Язвы. А вы чего ждали? Это ж Язва, который клюёт на всё, что шевелится, и уж такую красотку точно не пропустит.

Однако тот, не отрывая взгляда от вошедшей, только крепче прижал обеих к себе.

— Спокойно, девочки, вы же не будете ревновать к произведению искусства, — пробормотал он.

Хан оглядел остальных. Ти-Рекс прищурился чуть скептически, но всё же слегка отвлёкся от своей утопленницы, Аякс только что рот не открыл, Дэн смотрит со смущённой улыбкой, Балу спокойно поглаживает обнажённое плечо своей блондинки, но глядит всё равно туда же, куда и все. Нет, не все.

Феникс отвернулся от дверей, лишь мельком оценив «произведение искусства».

Она тебе не нужна, командир? Правильно, зачем тебе эта кукла… А вот остальные пусть даже и не думают.

Хан поставил на стол банку с недопитым пивом и слегка презрительно произнёс:

— Произведение искусства… Спорим, она моя будет сейчас?

Все немедленно перевели на него взгляды, в которых читалось разное, от удивления до сочувствия, а Язва немедленно прокомментировал:

— Поскольку фактурой своей ты её явно не прельстишь, приходится предположить, что ты захватил с собой золотую кредитку?

Ну-ну. Когда аргументов нет, особо недалекие личности всегда переходят на критику физических особенностей оппонента.

— Мои методы малость отличаются от твоих, — бросил Хан и поднялся.

Язва рассмеялся.

— Какие бы они ни были, сегодня ты хрен чего получишь.

— Брось, Хан, — пробасил Балу. — Не для тебя цветёт.

Посмотрим.

Стало значительно тише — ребята за соседними столиками тоже навострили уши.

Девица, разумеется, заметила приближающегося к ней Хана и изящно достала из маленькой сумочки на бедре тонкую сигарету, окидывая зал классическим взглядом — кто первым заметит, что даме нужно прикурить? Заметили-то многие, но никто не двинулся с места, предоставив Хану действовать.

Он на ходу извлёк миниатюрную походную зажигалку и успел поднести огонёк к сигарете ровно в тот момент, когда она оказалась у губ красотки. Вблизи она оказалась даже более красивой, чем можно было предположить издалека.

— Леди, позволите угостить вас? — Хан подарил ей одну из своих самых чарующих улыбок. — А может, вы согласитесь присоединиться к нашей компании?

Девица окинула его оценивающим взглядом с ног до головы, затянулась сигаретой, потом посмотрела в сторону предлагаемой компании.

— Чем угощаете? — спросила она.

Голос оказался низким, грудным и удивительно мягким.

— А чем хотите, — снова улыбнулся Хан. — Текила, пиво?

— Пусть будет текила, — девица тряхнула головой, отчего по рыжему водопаду прошла волна, и направилась к столику, где все, кроме Феникса и Ти-Рекса, с нетерпением ждали, чем всё это закончится. Смотри, Язва, это тебе не официанток соблазнять.

Хан направился за рыжей, по дороге кивнул бармену — тот слышал диалог, и подвёл «звезду» к ребятам.

— Прошу, леди, — галантно предложил он собственный стул.

Красотка грациозно опустилась на сиденье, непринуждённо закинула ногу на ногу, с интересом оглядываясь. Хан коротко и бесстрастно, в отличие от Индиго, назвал имена присутствующих, пропуская девушек. Пока «звезда» каждого одаривала лёгкой улыбкой, Хан быстро нашёл себе новый стул и сел, слегка потеснив Аякса. В этот момент принесли текилу.

— Я — Ирэн, — сообщила девушка, принимая из рук Хана маленький стаканчик. — Предлагаю выпить за знакомство.

Отказываться не стали.

Ирэн опрокинула текилу — её движения были плавными и в то же время быстрыми и точными, так что Хану снова вспомнились слова Язвы — «произведение искусства».

— Прошу, — он протянул девице открытую банку с пивом.

Та благосклонно кивнула, сделала пару глотков.

— Наш человек, — выдохнул Аякс.

Появление нового человека за столом вызвало некоторую напряжённость. Хан собирался предложить сыграть в карты всем вместе, но, к его изумлению, Дэн оказался быстрее. Как и следовало ожидать, отказываться не стали, и через четверть часа из лексикона присутствующих испарилось вежливое «вы», все кричали друг на друга и смеялись так, будто всю жизнь были знакомы. Хан поначалу играл почти от души, но уже на второй партии заметил нечто, немедленно испортившее впечатление от игры.

Феникс играл без особого азарта, но ни разу не остался в проигрыше. Ирэн изредка стреляла в его сторону глазами, изредка — но достаточно заинтересованно, чтобы Хан заподозрил, что даже если командир и не собирался в этот вечер снимать девочек, его планы могут и измениться. Ну уж нет.

— Думаю, эта партия для нас последняя, — сказал Хан, когда Балу в очередной раз приготовился сдавать карты.

— Почему? — удивился Аякс. — Я лично планирую сидеть минимум ещё часа два-три.

— Я имею в виду меня и леди Ирэн, если она не откажет мне.

Ирэн медленно повернулась к нему и непонятно усмехнулась.

— Не откажу в чём?

— Я мог бы составить тебе приятную компанию на этот вечер… Если ты не будешь возражать, — он говорил уверенно, как всегда, но чувствовал, что её внимание ускользает.

Девушка снова окинула его взглядом и медленно покачала головой.

— Благодарю за предложение, Алик. Но ты немного не в моём вкусе.

Ясно. Рыжая похотливая сука купилась на синие глаза капитана. Нет, это не удивительно. Это просто подло. Именно сегодня, именно сейчас, именно она и именно его так продинамить. Вот радости-то Язве! И не только ему.

— Извини, сегодня не твой день, — извинение Ирэн прозвучало издёвкой.

— И не твой вечер, — вздохнул Аякс, тоже качая головой.

— И не твоя ночь, — ехидно вставил Язва. — Говорил я тебе…

— Не в твоём вкусе? — прищурился Хан.

— Я не люблю, когда люди выпендриваются, — ответила девица. — И когда меня пытаются затащить в постель на спор, тоже не люблю. Не возражай, я же не дура.

Интересно, кто тут будет возражать… На что ты ещё годишься, кроме как для этого?

— Я на вас знаешь, сколько насмотрелась, на завоевателей. А мне не нравятся завоеватели. Мне настоящие мужчины нравятся. Только их сейчас мало осталось.

Хан презрительно усмехнулся. Герои. Ну конечно. При прочих равных выбирают тех, кто этим чёртовым героизмом изнутри светится.

— И кто же тут настоящий? — спросил он, уже зная ответ.

Ирэн медленно оглядела всех присутствующих, каждому снисходительно улыбаясь — извини, сегодня и не твой вечер, — и остановила взгляд на Фениксе.

— Он, — произнесла она, глядя ему в глаза.

Тот ответил ей таким же взглядом в упор. Дождался, пока Ирэн первой отведет глаза, достал новую сигарету и неторопливо прикурил. Молодец, командир, покажи сучке её место.

Хан понимал, что действительно — ещё немного, и его злость станет видна невооружённым глазом. Судя по довольному лицу Язвы, тот и так уже всё понял.

— Ведь так? — даже отсюда был слышен бархатный шёпот Ирэн. — Или нет?

— Проверь, — отозвался Феникс.

Отбросил только что зажжённую сигарету, уверенно положил руку на талию красотки, притянул к себе и поцеловал, сильно запрокидывая ей голову.

— О-о-о… — протянул Аякс.

— Ого-о-о! — передразнил его Дэн.

— Давай, Феникс! — это уже вообще кто-то из-за соседних столов.

— «Волки» опять зажигают!

— Покажи ей, Феникс!

Да, покажи ей, Феникс… Только ведь сегодня ты джентльмен. А вот Хан ей точно показал бы. Повезло сучке.

В это время Ирэн прервала поцелуй и что-то шепнула на ухо Фениксу. Тот молча встал на ноги, подхватывая со спинки стула свою куртку, протянул руку. Девица неторопливо поднялась, опираясь на его ладонь.

— Спасибо всем за приятный вечер, — улыбнулась она. — Счастливо!

Феникс уже сделал шаг прочь от стола, но спохватился.

— Так, Дэн, ты остаёшься…

— Слушаюсь, командир, — перебил Дэн. — Всех подниму, загоню, лично одеялами укрою. Завтра все будем, как огурчики.

— Зелёные и в пупырышках, — добавил Язва.

Феникс явно хотел сказать, что Язва сейчас допрыгается, но смеющаяся Ирэн увлекла его к выходу, не давая оглянуться.

Хан даже не проводил их взглядом. Пока остальные ржали над остротами Язвы, он успел заказать себе новую банку с пивом и сделать первый глоток. Тут про него вспомнили.

— Ты что, расстроился, Хан? — окликнул его Язва. — О девушке беспокоишься? Не бойся, Феникс ей больно не сделает. Он и в постели джентльмен.

Как же ты достал, щенок…

— А ты откуда знаешь? — улыбнулся Хан, сохраняя спокойствие. — Сам проверял?

Язва всего несколько секунд потерял на то, чтобы осознать, что он имеет в виду. Хан ещё успел получить удовольствие от его багровеющей физиономии, когда им помешал Аякс, по-фениксовски поймав того за плечо.

— Тихо, Димка! Не надо.

Девицы с двух сторон повисли на Язве, что-то чирикали успокаивающее, Ти-Рекс слегка покачивал головой, словно говорил «брось, не связывайся».

Да пусть уже свяжется, в самом-то деле!

Нет. Уговорили. Язва сделал над собой усилие и натянуто улыбнулся, стряхивая с плеча руку Аякса.

— Да ладно, всё нормально. — он бросил последний взгляд на Хана и повернулся к своим красоткам. — Кстати, девочки, а не пора ли и нам куда-нибудь податься? Если вы подскажете мне, где можно снять уютную комнатку на троих, обещаю незабываемую ночь.

Странно, но у девиц даже тени колебаний не появилось, они тут же начали тихое совещание, а Дэн с уже нескрываемым восхищением произнёс:

— Я что вам сказал в начале? Учитесь! Это ж дар свыше.

Хан некоторое время наблюдал за переговорами, но вскоре ему наскучило. Он поднялся и перешёл к барной стойке, где и провёл остаток вечера. Думать над последним казусом не хотелось. Обвинять Феникса было глупо, это всё равно, что злиться на грозу или снегопад. Стихия — стихия и есть. Обвинять рыжую стерву тоже смысла не имело, хотел бы Хан посмотреть на женщину, которая осталась бы равнодушной к капитану Лазареву. Язва тут вообще ни при чём, хотя вот его хотелось обвинить во всём сразу.

В судьбу Хан не верил, поэтому больше размышлять над случившимся не стал.

К одиннадцати тридцати утра на посадочной площадке появились первые ласточки — «медведи». Феникс, Ти-Рекс и Балу уже успели заключить пари, и теперь Балу довольно подсчитывал, сколько банок пива ему достанется даром на следующем подобном мероприятии, Ти-Рекс холодно поглядывал на часы, а Феникс заключал пари сам с собой — десять к одному, что Индиго сегодня всё-таки придёт последним.

— Кстати, как ночка? — спросил Балу, закончив подсчёты.

Ти-Рекс молча пожал плечами. Он явно не был склонен к обсуждению своей личной жизни. По крайней мере, не сейчас, когда уже первые «волки» начали подтягиваться на площадку, а его «динозавры» ещё и на горизонте не показались.

Феникс улыбнулся.

Ирэн оказалась той ещё штучкой, и он ни секунды не жалел о том, что толком не выспался. В конце концов, к этому он привык, а когда у него будет следующая такая ночь, остается только гадать. Провожать его она не пошла, сказав, что такие встречи ни к чему не обязывают, легко начинаются и так же легко заканчиваются. Она выскользнула из комнаты раньше него и так и не появилась, когда он уходил. Поскольку сам Феникс был с ней полностью согласен, он не испытал сожаления.

— А ты как думаешь? — ответил он вопросом.

Балу только понимающе рассмеялся.

О, а вот и Индиго. Феникс проиграл сам себе сотню евро. Индиго пришёл в первых рядах. Не иначе, обе пассии дружно поднимали его с постели и выгоняли, чтобы не опоздал. Точно, вон они, обе, идут чуть дальше… Тут он заметил, что вокруг площадки уже стоят девушки. По две, по три, небольшими группками.

— Ты сегодня рано, — заметил он, когда Индиго поравнялся с ним. — Как спалось?

Индиго неопределенно мотнул головой, и только тут Феникс заметил, что тот выглядит непривычно бледным и мрачным.

— Укатали? — сочувственно спросил он.

— Нет.

Феникс стал серьёзным. Голос Индиго не располагал к шуткам и подколам. Это могло быть вызвано с утра пораньше после вчерашней хорошей гулянки только одним… нет, не похмельем.

— Опять что-то видел? — он понизил голос.

Индиго хмуро взглянул на него.

— Ничего отчётливого. Но я хочу позвонить Ритке.

Феникс кивнул. Это можно будет сделать сегодня к вечеру. Если ничего определённого, может, обойдётся…

Когда на площадку опустились катера, Индиго молча направился к ближайшему «соколу», другие спецназовцы один за другим начали исчезать в люках, а Феникс окинул взглядом провожающих. Он невольно искал рыжую гриву волос, хотя понимал, что Ирэн здесь нет. И, уже разворачиваясь, чтобы идти на посадку, заметил в стороне одинокую хрупкую фигурку Чери.

Всё-таки, зацепил её Ти-Рекс. Впрочем, это неудивительно. Как неудивительно и то, что сам Ти её тут не увидел, а если увидел, то не придал этому значения. Он уже сидит на своём месте в «соколе»…

Феникс отвернулся и быстрыми шагами направился к своему катеру. Выходной окончился.

Осень в этом году выдалась холодная и дождливая. Четвёртая осень в одиночестве. Рита никогда ещё так надолго одна не оставалась. Когда Димка уезжал, он обещал, что это ненадолго, но она уже тогда понимала, что «недолгой» служба в контрактной армии не бывает. А потом оказалось, что Димка попал в ВКС и на Земле будет появляться очень редко. Индиго… Как он злился раньше, если ему напоминали это прозвище. А теперь носит его, как второе имя.

За окном дождь. Капли на стекле так похожи на слёзы… Хочется вторить осени, хочется расплакаться вместе с ней, чтобы вылить вместе со слезами давящую тоску и боль. Но слёз нет. Их давно нет, сколько можно плакать. Есть только мысли. Мысли и воспоминания. И больше ничего, пустота. Димка, когда ж ты вернёшься? Зачем же ты так со мной, Димочка… Ты же знаешь, что без тебя жизнь не в радость, без тебя каждый день превращается в такой кошмар! А надо работать, надо улыбаться, надо делать вид, что всё хорошо. Зачем ты так поступил? Куда тебя понесло, искатель приключений? «Звёздочка моя, ты не грусти, это ненадолго, ты только подожди»…

Рита подышала на стекло, оставляя мягкий узор на прохладной гладкой поверхности, и отошла вглубь комнаты.

Не «куда», а «за кем». Она знала, за кем. Но злости на того, кто увёл её Димку, не было. Была только тоска. Паша тогда сказал «он вернётся». Конечно, если он сказал — так и будет. Только вот когда…

Она подошла к двери — на кухне только что пискнул чайник, сообщая, что он вскипел, и можно заварить чай. Её остановил мелодичный сигнал голографона. Неожиданно вспыхнувшая надежда — а вдруг Димка, он всегда звонил вечером — была убита колечками сигаретного дыма на появившейся картинке. Наташка, напарница.

— Ритка, ты чего? Почему дома-то ещё? Фрог тут рвёт и мечет!

Рита вздохнула.

— Пусть хоть весь изорвётся. Я ещё три дня назад сказала, что мне нужен выходной. И предупредила, что сегодня не приду. Напомни ему, пожалуйста. Я себя неважно чувствую, не хочу даже из дома выходить.

Она отключила связь и устало плюхнулась в кресло у столика. Вот ещё. Ну и что, что Фрог тогда ни да, ни нет не сказал. Сам виноват. Она заболела.

Снова вызов. На этот раз сам — круглое лицо, заплывшие глазки, бритая голова. Рита поморщилась.

— Марго, у тебя совесть есть? Ты там совсем обалдела, что ли? Быстро подняла свою задницу и через двадцать минут чтобы была на сцене!

— Руслан, мы договорились, что сегодня…

— Я не знаю, с кем ты договаривалась, Марго! Я тебе выходного не давал! Двадцать минут, время пошло!

Экран погас.

Она поднялась с кресла. Да, лучше поехать. С него станется прислать своих громил-охранников, чтобы привезти её.

А четыре года назад Фрог совсем по-другому разговаривал.

Рита усмехнулась.

…Она тогда сидела в гримёрке перед большим зеркалом, подводила глаза, накладывала макияж перед выходом. Наташка в блестящем зелёном платье влетела в небольшую комнатку, заполнив её всю шуршанием юбки, ароматом дорогих сигарет и шумным всхлипыванием.

— Ритка, скажи правду! Он ведь гей, да?

Рите не понадобилось выяснять, о ком это подруга. Она тихонько рассмеялась, откладывая подводку для глаз в сторону.

— Опять обломал?

— Нет, ну вот ты его знаешь, скажи — что я не так делаю?

Рита взялась за расчёску для укладки волос.

— Для начала — ты вообще слишком много всего делаешь. Паша не любит, когда себя навязывают. А ты ж ему шагу ступить не даёшь.

Наташка закатила глаза.

— Видала я мужиков с заскоками, но чтобы так!

— А главное — ну, прости, Наташ, — не нравишься ты ему. А он у нас принципиальный, и если девушка не по душе — извини-подвинься.

— Так послал бы, если не нравлюсь! Чего он мне улыбается?

Рита покачала головой.

— Не пошлёт он. Наташ, оставь его в покое, ты же…

Она не успела договорить, распахнулись двери, пропуская знакомую фигуру, сразу занявшую полкомнаты.

— Натали, брысь, — не утруждая себя приветствиями, скомандовал Фрог.

Наташа, уже поднимаясь, возмущённо передернула плечиками.

— Руслан, ну, разве можно так с дамой…

— Где здесь дама? Я сказал — брысь, и быстро, — уже раздражённо повторил толстяк, и Наташа поспешно ретировалась, недовольно сверкнув глазами напоследок.

Фрог переключил всё своё внимание на Риту, которая придирчиво изучала себя в зеркале, не переставая расчёсывать волосы.

— Марго, ты как всегда, обворожительна, — Фрог сделал шаг, склонился и неуклюже поцеловал её в щеку.

Рита усмехнулась и выразительно показала глазами на небольшую пластиковую голографию на столике слева — она и Димка. Наблюдая в зеркале изменившееся лицо Фрога, звонко рассмеялась. Тот подобрался и решительно извлёк из кармана небольшой круглый футлярчик, на ходу открывая его.

— Погляди, принцесса, что я тебе принёс, — заговорщицки произнёс он, поднося футляр ближе.

Рита бросила любопытный взгляд на содержимое. Две маленькие голубые капли, переливающиеся даже в искусственном свете, ярче бриллиантов. Сильманиты. Ничего себе, подарочек…

— Тебе нравится, Марго?

— Сильно в этом сомневаюсь, — раздался позади голос, заставивший Фрога вздрогнуть и захлопнуть крышку.

Рита капризно надулась, но ей было откровенно весело. В дверях, прислонившись к косяку, стоял улыбающийся Дмитрий со скрещенными на груди руками.

— Так что, Фрог, кому подарок-то? Может, мне сюрприз готовишь?

Фрог натужно улыбнулся, пряча футляр в карман, и осторожно, бочком, попытался протиснуться мимо Дмитрия в коридор.

— Так я это… Девушке своей подарок купил, хотел вот с Марго посоветоваться…

— А, ну-ну, — благосклонно покивал Дмитрий, пропуская, наконец, толстяка на выход.

Позже Фрог досадливо выговаривал Рите: «Ну и цепные псы у тебя, Марго, не подступишься» — в коридоре он чуть не столкнулся с Павлом, а тот одним взглядом мог раздавить при желании…

А теперь их нет. И если раньше Фрогу даже представить страшно было, чем может закончиться столкновение с её друзьями, то сейчас ему бояться нечего. Вот и обнаглел. А менять работу сейчас никак не получается. Рита вздохнула, закинула на плечо сумочку и вышла из квартиры.

В гримерке её дожидалась всё та же Наташа, в халатике, но ещё в сценическом гриме, и Карен — девушка из подтанцовки, в ярком коротком платье для выступления.

— Привет рабочему классу, — буркнула Рита, на ходу снимая с плеча сумку и расстегивая курточку.

— А ты уложилась. Фрог уже спрашивал, не приехала ли ты.

— Я ему что, гонщик Лунных аттракционов, что ли? — после поездки Рита чувствовала, как потяжелела голова, и, конечно, это не добавило ей хорошего настроения. — Что, без меня никак?

— Издержки статуса примы, Ритуль, — лениво отозвалась Наташа, перелистывая страницу виртуального журнала, зависшего перед её креслом. — Я-то справилась бы, но Фрогу нужна ты.

— «Прима», — передразнила Рита, падая к зеркалу. — С примой мог бы и повежливее.

Карен закончила подкрашивать губы и пошла к выходу.

— Я скажу девочкам, что можно готовиться. Мы тебя ждём, Рит.

Рита автоматически быстро нанесла макияж для выступления, отметив, до чего отвратительно она стала выглядеть без краски на лице. Димка не одобрил бы. Ничего, до его возвращения ещё почти год. Есть время собой заняться.

Однако новые мысли о Димке заставили её вконец расстроиться. Она отбросила расческу, закрыла лицо ладонями. Господи, а сейчас ещё и выступление!

— Так, дорогая, по-моему, тебе надо расслабиться, — оказалась рядом Наташа. — С таким настроением на сцену нельзя.

Рита передёрнула плечами, не отрывая рук от лица.

— Глянь, что у меня есть, — звякнуло стекло о стекло. В воздухе поплыл аромат каких-то непонятных трав, фруктов и нежный оттенок алкоголя. — Пару рюмочек, и ты будешь птичкой летать.

Рита выпрямилась, повернулась к Наташе.

— Думаешь, поможет? — чуть насмешливо спросила она. — Вряд ли.

— Конечно, вряд ли! — ворвался в гримёрку Фрог. Он явно слышал последние реплики девушек. — Натали, ещё раз увижу бутылку на рабочем месте, не посмотрю ни на стоимость, ни на год урожая, ни на стекло. Разобью об твою башку, и пусть меня потом посадят. Брысь отсюда!

Наташа исчезла так поспешно, что Рита глазом моргнуть не успела.

— Марго, ну что за фокусы!

Фрог выглядел недовольным, а Рите выяснять отношения сейчас не хотелось. Если честно, ей было на всё наплевать, хотелось только лечь и закрыть глаза. Чай она так и не успела выпить, и теперь её клонило в сон со страшной силой.

— Я имею право заболеть? — устало спросила она. — И потом, я давно просила этот выходной.

— Марго, я понимаю. Ты и правда, выглядишь в последнее время… нездоровой. Что происходит, а?

Конечно, никакой заботы в его голосе не звучало. Он просто хотел, чтобы она перестала капризничать, как он это называл, и радостно выскочила на сцену.

— Ничего.

Она снова взяла расческу, уложила последние локоны, взглянула на себя в зеркало. Да нет, вроде бы, ничего страшного. Бледность скрыта под кремом «солнечный загар», усталость глаз незаметна под накладными ресницами, губы блестят… Она попробовала улыбнуться — почти получилось. Вот только двигаться совсем не хотелось. А придётся.

Она тяжело поднялась, попробовала качнуть бёдрами, сделать волну всем телом, пару движений руками.

— Тебе действительно нужно расслабиться, принцесса, — заметил Фрог, неотрывно наблюдающий за ней. — По принцу своему соскучилась?

Рита остановилась, медленно развернулась к нему, взглянула в упор.

— Не твоё дело, Руслан, — отрезала она.

Чёрт, как же тяжело двигаться.

Рита сделала пару шагов к двери и вдруг почувствовала, как всё вокруг закружилось, пол плавно взлетел вверх. Она качнулась вслед за полом и не упала только потому, что Фрог с удивительной для себя скоростью оказался рядом и поддержал её.

— Ну-ну-ну, принцесса, ты даёшь, — пробормотал он, усаживая её в кресло, которое ещё недавно занимала Наташа. — Да ты и правда заболела.

Он бормотал ещё что-то, но Рита не вникала в смысл его слов. Ей было действительно плохо, и ещё очень хотелось плакать. Она вернулась к происходящему, только когда почувствовала на себе непривычно серьёзный взгляд Фрога.

— Ты что? — она не смогла приподняться, слабость ещё не прошла, но заметила капсулу в его руке. — Это что?

— Марго, это безопасно. Лёгкий допинг, чтобы легко танцевалось. Только разок, сейчас — и после выступления пойдёшь отдыхать. А выходной я тебе завтра дам. Договорились? — буднично говорил Фрог, но Рита чувствовала в его голосе какую-то подозрительную нотку торопливости — будто он спешил её убедить.

— Не договорились! Что это за гадость? — Рита снова попыталась встать, но Фрог помешал, присев на подлокотник.

— Не будь дурочкой, это всего лишь витамины. Давай! — И он ловко засунул капсулу в приоткрытый рот девушки. Холодный комочек скользнул по горлу прежде, чем Рита успела осознать, что проглотила его.

— Ну и всё. Делов-то куча, — сказал Фрог, поднимаясь. — Через пару минут будешь, как новенькая. Завтра и не вспомнишь об этом. Давай, вставай, на сцену. Тебя люди ждут, мы их уже полчаса обещаниями кормим! И чтоб все умерли от восторга!

Когда она очнулась, за окном была снова ночь. Рита пошевелилась и с трудом приподнялась, шелестя шёлком юбки. Браслеты зазвенели, когда её рука взметнулась ко рту — боже, как тошнит… Она дома, что уже огромный плюс, но как она здесь оказалась? Рита попыталась вспомнить хоть что-то из вчерашнего, но всё было как в тумане. Наконец она встала и поплелась в ванную комнату, по дороге включив автоответчик. Когда послышалась трель первого сообщения, Рита включила свет.

— Ритуль, твой лавандовый костюм почти готов. Осталось подшить шальвары на щиколотках. Позвони мне…

Портниха. Очередной сценический костюм готов. Ой, а почему косметика на лице? Грязными пятнами то тут, то там? И блузка на плече порвана…

— Госпожа Рей! Срок оплаты за квартиру истёк ещё на прошлой неделе! Если не заплатите до завтра — я выселю вас! Мне надоели ваши выходки! В конце концов…

Домовладелец. Да заплачу я, заплачу! Забыла просто… Вот Димка никогда не забывал… Голова кружится, болит всё… а это что за синяк?

— Ритка, ну где тебя черти носят?! Я так поговорить хотел… У меня нормально всё, постараюсь позвонить на следующей неделе. Как ты, звёздочка моя?

Димочка… Мне было с тобой так хорошо, я была так рада тебя увидеть! Наконец-то ты вернулся, хоть и ненадолго… Секунду! Рита вскинула голову и ещё раз взглянула на своё отражение — лицо бледное, взгляд потухший.

Что за ерунда? Что ты спрашиваешь, где я была, когда прекрасно… Боже!

Девушка выскочила из ванной и, запутавшись в длинной юбке, чуть не упала. Она подскочила к автоответчику и ещё раз и ещё прослушала сообщение. «Как ты, звёздочка моя?» Его голос, настоящий, ласкающий её слух, живые интонации. Чуть взволнованные, чуть раздражённые, бесконечно нежные. А там, после выступления, с ней был вовсе не он! Рита опять вернулась в ванную и стала остервенело сдирать с себя одежду. В душ, быстрее! Она вспомнила, как закончился её номер, как она влетела в гримёрку и увидела его, Димку. Она сразу поняла, что он сделал ей сюрприз, прилетел в отпуск — может, даже не на один день… Ей тогда почудилось нечто странное, неестественное, но потом она успокоилась, да и не до того было.

Рита присела на край ванной и сжала руками виски. А ещё через секунду она сообразила, что Димка никогда, никогда, никогда не называл её «Марго».

Её вывернуло прямо на пол, около раковины. Сидя на полу, она медленно осознавала то, что случилось. Фрог, его липкие руки, прозрачная капсула, прохлада в горле… Витамины, ага. Дура. Рита закрыла лицо руками. Обрывки рассказов, дурацких нравоучительных передач — все знают, что такое реон, все знают, нормальный человек к нему близко не подойдёт, нет страшнее дурмана…

Потом стало холодно и очень пусто. Хотелось выть в голос. Вместо этого Рита судорожно накинула на себя махровый халат и, выйдя в комнату, взялась за телефон.

— Мне очень плохо, Димочка, — прошептала она в пустоту. — Плохо и одиноко…

Через пару секунд она уже говорила с Фрогом, просила приехать и привезти «витамины». К чёрту, пусть будет дурман. Если он может вернуть ей родной взгляд карих глаз… Фрог может помочь.

Подполковник Валентин Фойзе заканчивал сеанс связи с базой.

— Информация принята, вас понял, «Плутон-1».

— Кстати, Валентин, вы в курсе, что Кузьмина уволили три дня назад? — вдруг добавил собеседник. — Я подумал, что вам это нужно знать.

— Нет, я не знал, — ответил он. — Спасибо, Артур. До связи.

— До связи, — отозвался «Плутон-1», и в кабинете подполковника наступила тишина.

Конечно, не знал. Три дня назад они болтались у границ системы Далиры, ожидая сигнала к началу операции, который так и не прозвучал — но все внешние каналы связи, кроме основного рабочего, были перекрыты.

Значит, Кузьмина ушли. Да уж. Так всё и должно было закончиться. Он всегда знал, что Виктор просто так не уйдёт. Это обязательно должен был быть скандал или просто шумное дело… Не «подал в отставку», а «уволили». Что ж ты на этот раз выкинул, неуёмный любитель шумных разборок?

Виктор Кузьмин и Валентин Фойзе начинали свою военную карьеру вместе. Вместе в учебке, вместе на подготовительной базе, вместе по жизни. Весёлый, разбитной Кузя и серьёзный, целеустремлённый Муха, прозванный так за любовь к тяжёлым «мухобойкам», на первый взгляд не имели ничего общего, но именно их дружба оказалась самой крепкой на курсе, продержалась долгих два десятка лет, и они не планировали её прекращать. После того, как Фойзе получил под своё командование боевой носитель класса А, а Кузьмин стал командиром подразделения «Телль», виделись они редко. Даже банальный разговор по голографону был для них проблемой. Но всё это не мешало Кузе с Мухой оставаться лучшими друзьями, а редкие встречи приобретали особый вкус и смысл.

«Телль» — секретное подразделение спецназа, численностью всего восемь человек, занималось вычислением и устранением ключевых фигур террористических организаций. После выхода людей в дальний космос такое явление как терроризм пережило очередное возрождение. Земля давно стала запретной зоной для подобных экспериментов, а вот юные колонии, формирующиеся пути сообщения, новые станции и межзвёздный флот представляли благодатную почву. Именно это «второе дыхание» терроризма и послужило толчком для формирования как баз типа «Плутон» на прежних границах Содружества тридцать лет назад, так и подразделения «Телль». Сам Кузьмин очень раздражался, когда его ребят фамильярно называли «киллерами», предпочитая более точное и благородное звание «снайперы».

Фойзе никогда не видел Кузиных ребят даже в неофициальной обстановке. Секретность вокруг них была полная. Зато сам Кузьмин иногда появлялся на показательных соревнованиях лучших бойцов из элитных подразделений ВКС, которые устраивались раз в три года. Рукопашный бой, стрельба, работа в сложных специально смоделированных условиях, гонки на атмосферных катерах — всё это Кузьмина живо интересовало, и он, когда мог, всегда вырывался «поболеть» за бойцов своего друга.

В последний раз, с полгода назад, они вместе оказались на живой трибуне, рядом с полем.

Майор Кузьмин долго с восхищением наблюдал за разворачивающимся перед ними действом, а в перерыве повернулся к другу со словами:

— Муха! Ну и ребята у тебя в этот раз!

— Тише ты, — прошипел Фойзе. — Не называй меня так здесь, услышат же…

Несмотря на недовольное шипение, он заметно приосанился. Неподдельный восторг в голосе Кузи-снайпера многого стоил.

— Не, подполковник, серьёзно! Сержанты твои просто великолепны.

— Плохих не держим, — усмехнулся Фойзе. — Это ты ещё их командиров не видел.

Когда на поле вышли офицеры, восторг сменился благоговением.

— Ты их чем поливаешь, что они у тебя такие… выросли? — не сводя глаз с поля, поинтересовался Кузьмин.

Фойзе пожал плечами, довольно улыбнулся, но промолчал. Через несколько минут должны были начаться стрельбища.

Он всерьёз увлёкся наблюдением за ребятами и не сразу уловил, что Кузьмин что-то негромко бормочет себе под нос. Едва Фойзе открыл рот, чтобы попросить прибавить громкость, как майор резко повернулся к нему, и, глядя широко открытыми глазами, чётко сказал:

— А вот этого переманю. Мой будет.

Фойзе сразу понял, кого тот имеет в виду.

— Ага. Так Феникс к тебе и пошёл. Да у тебя ни денег, ни славы не хватит, чтобы он свою работу бросил. Знал бы ты, как он сюда рвался.

Кузьмин наклонил голову, сверкнул исподлобья упрямыми глазами:

— А я рискну. Снайпер ведь, прирождённый.

— Не пойдёт, — уверенно качнул головой подполковник. — Он много чего прирождённый. Поэтому останется здесь. И не пытайся даже. Это мой боец, я его тебе и сам не отдам.

Настырный и не теряющий надежды майор всё-таки подошёл к понравившемуся ему лейтенанту после выступлений.

— Как служба? — энергично поинтересовался он после обмена положенными приветствиями.

— Идёт, господин майор, — улыбнулся Феникс.

Он выглядел слегка уставшим, но довольным.

— А ты молодец, старлей. Профи. Стреляешь, как настоящий снайпер.

— Благодарю, господин майор.

— А ты знаешь, я мог бы предложить тебе…

— Майор! — окликнул его Фойзе, наблюдающий за беседой чуть издалека. — Не стыдно?

Кузьмин и не подумал смущаться.

— Нисколько, — упрямо мотнул он головой.

Фойзе подошёл ближе, в упор посмотрел на ничуть не пристыженного несостоявшегося искусителя.

— Этот старый чёр… этот майор, Паша, хочет тебя в «Телль» переманить, — не сводя глаз с друга, пояснил он.

Феникс улыбнулся, а следивший за его реакцией Кузьмин радостно встрепенулся.

— Ну, так пойдёшь ко мне, демон огненный?

Улыбка пропала, «демон» подобрался, вытянулся по стойке «смирно» и решительно отчеканил:

— Никак нет, господин майор.

Фойзе отечески похлопал его по плечу.

— Иди, Лазарев, свободен.

Провожая взглядом удаляющегося старлея, Фойзе заявил:

— Я своих ребят тебе, Кузя, не отдам. Да они и не пойдут. Обойдёшься без моих… демонов.

Несмотря на этот инцидент, расстались Кузя с Мухой мирно и вполне довольными друг другом. Кузьмин обещал вернуться на следующие соревнования во всеоружии и непременно отвоевать Феникса.

И вот не дождался Кузя реванша.

Фойзе подавил желание тут же позвонить другу — благо, была возможность — потому что знал: как только Виктор придёт в себя после увольнения, сам с ним свяжется и всё расскажет, если будет такое желание.

А сейчас нужно было выполнять очередную работу. Подполковник включил коммуникатор, вызывая взводных.

Глава 3

Особняк Ревнёвых в городке с земным русским названием «Солнечный» выглядел старинным родовым поместьем, чуть ли не в стиле девятнадцатого века. Хозяин дома любил тяжёлую деревянную мебель, сделанную вручную (одно кресло стоило с хороший аэрокар), любил тканевые портьеры вместо жалюзи — пусть и синтетические, не собирающие пыль, но тканевые. Любил ковры на стенах, хотя в местном климате они смотрелись просто дико — звезда Сиана, вокруг которой вращалась планета Каджеро, давно превратила планету в жаркие джунгли. Во всём остальном Андрей Ревнёв был вполне современным человеком, если не считать ещё гипертрофированной честности, заложенной в него с детства отцом. Впрочем, всё это не мешало ему быть лучшим другом и партнёром Ореста Кледнера последние лет двадцать.

Тяжёлая деревянная дверь, по старинке, на петлях, открылась легко — старинной она только выглядела.

— К вам можно, шеф? — заглянул в дверь Орест.

С того дня, как он вернулся на Каджеро после шестилетнего отсутствия, он иногда полушутя называл своего друга и партнёра «шефом». Обычно Андрей шутку не принимал и почти всерьёз злился. Он был убеждён, что этим словом Орест принижает свою роль в работе общей компании и саму их дружбу. Однако поддразнивать его Оресту нравилось, и он не обращал внимания на уже привычную реакцию.

На этот раз реакции не последовало. Андрей поднял голову и устало взглянул на вошедшего:

— Заходи.

Орест рывком открыл дверь, вошёл и уселся напротив, не дожидаясь приглашения. Он всегда так входил в этот кабинет — широко распахивая старомодную дверь, словно в не полностью открытую мог и не пройти. Это смотрелось бы естественно, если бы при своём крупном сложении он был ещё и полным. Но спортивной подтянутой фигуре Ореста Кледнера многие завидовали ещё со времен их учебы и до этого дня.

— О чём размышляешь, шеф? Неужели всё о семейных проблемах?

Андрей шумно вздохнул и решительно выключил виртуальный монитор, полупрозрачной завесой отделяющий их друг от друга.

— Я должен размышлять об отчётах, хотя ты их уже и видел, и всё перепроверил, а ещё я должен размышлять о том, что в Солнечном растёт потребление воды, а обеспечить такое количество наша станция не в состоянии, и надо что-то делать… Но да, вместо этого я думаю только об этой блажи!

— О какой? — осторожно спросил Орест.

Андрей махнул рукой.

— Ника. Думаешь, она тогда пошутила, что хочет уехать? Вот, сейчас жду очередного «серьёзного разговора».

Нике, старшей дочери Ревнёва, недавно исполнилось семнадцать лет. Год назад в разговоре за обедом Андрей шутливо пообещал после школы выдать её замуж, а она в ответ бросила фразу: «После школы я на Землю улечу!»

Орест эту фразу помнил. Он догадывался, что Андрей и его жена Майя будут, скорее всего, против, но сам тогда вздохнул с облегчением. Нике нечего делать на Каджеро, пока она не встанет на ноги и не поймет, чего хочет на самом деле. Как это в своё время сделал он сам. Правда, он решился покинуть насиженное место далеко не сразу. Только тогда, когда понял, что дальше «партнёра по бизнесу» он никогда не продвинется, оставаясь в тени Ревнёва даже в их общем деле, в «Артемиде». А вот когда уехал, добился, чего хотел — и немного того, чего никогда не хотел, — тогда и стало возможным вернуться, на равных. Почти на равных.

Ника тоже должна уехать. В первую очередь, ради себя.

— И чего ей не хватает? Вот скажи, чего тут может не хватать моей дочери? — Андрей подался вперёд, встретил укоряющий взгляд Ореста и опустился обратно в своё кресло. — Тьфу. Нашёл, кого спросить. Хотя нет, ты мне всё-таки скажи — вот ты уехал, всё бросил, оторвался от дома, вот чего ты добился? Зачем было всё рвать и сжигать, чтобы потом возвращаться?

Орест перевёл взгляд на зелёную, не по-земному яркую листву за окном.

Конечно, трудно понять, зачем оставлять то, что держало тебя, как паутина, затянуло, как болото — если для тебя это не болото и не паутина. Для Ревнёва эта планета и эта семейная туристическая компания были своим собственным бизнесом и одновременно домом. Говорят, нельзя превращать работу в дом и особенно наоборот, но Андрею это удалось в обе стороны. Он решил, что эта планета станет для него и тем, и другим двадцать лет назад, когда впервые ступил на её поверхность, и у него получилось.

Это было хорошее время. Тогда казалось, что на Каджеро, заросшей джунглями планете, под чужим солнцем, начинается новая жизнь. Так и вышло. У Андрея были деньги, у его отца — связи, которые позволили довольно быстро оформить планету в собственность. Собственность Андрея, конечно. Но зато «Артемида», компания, которую они с Орестом создали на Каджеро, была детищем обоих. Сеть сафари, охота на диких зверей неземных джунглей — трудно было заставить эту махину работать с нуля, но они это сделали. И неизвестно, кто сюда вложил больше сил и идей. Сейчас как-то мелко считаться, да и зачем? Это уже не имеет значения.

Орест начал чувствовать себя неуютно, когда «Артемида» набрала обороты, вырвалась за пределы Каджеро, когда сеть их сафари раскинулась на соседние планеты… когда у Андрея и Майи родилась дочь. Если женитьба Ревнёва принесла Оресту только мелкое неудобство в лице дополнительного человека рядом, то рождение Ники почти лишило его друга. Когда он поймал себя на «комплексе старшего ребенка», ему стало смешно и грустно одновременно. Взрослый двадцатипятилетний бизнесмен чувствует ревность к плачущему комочку на руках друга… Забавность ситуации неожиданно примирила его с Никой. А грусть от того, что он стал ощущать свою чужеродность в этом особняке, заставила всерьёз думать об альтернативе.

Орест не уехал прямо тогда по двум причинам. «Артемида» всё ещё стремительно развивалась, и у него оставалась надежда на то, что успех компании волной вынесет его туда, куда он стремился. А кроме этого, неожиданно появился человек, который вернул ему чувство дома.

Комочек по имени Ника за какую-то пару-тройку лет превратился в маленькую личность с характером, своими желаниями и мыслями. Орест никогда не любил детей. Однако дочь друга перевернула все его представления о «цветах жизни». С ней никогда не было скучно. Орест раньше не думал, что ребёнок может не только брать, но и отдавать. А теперь маленькая девочка отдавала ему часть своей жизнерадостности, своего любопытства, своего интереса к миру. А ещё Ника любила его так же искренне и беспричинно, как и родителей. И однажды он с удивлением понял, что она стала ему ближе, чем Андрей. Ника смогла найти ключ к его душе. Орест нередко — отчасти в шутку, отчасти всерьёз — благодарил природу, создавшую генетическую наследственность, из-за которой у него появилось на одного близкого больше.

Конечно, Андрей замечал все изменения, происходящие с другом, только не знал, как исправить положение. Но очень хотел, чтобы всё вернулось на круги своя, чтобы Орест перестал отдаляться. И когда Ника совершила это маленькое чудо, он, казалось, был откровенно счастлив.

Однако идиллия длилась недолго. Через несколько лет Орест понял, что всё-таки увязает в рутине. Жизнь превращалась в пахоту, совершенно остановившись в развитии. Они с Андреем получили то, к чему стремились — собственное дело, в котором они были лучшие, постоянно растущий доход, известность, положение… Но если Андрею всего этого хватало, то Оресту становилось тесно. Всё чаще вспоминалась поговорка про то, что двум медведям в одной берлоге не жить, и даже общество Ники уже не так радовало. Оресту начинало казаться, что он иссяк, выдохся, что ему больше нечего ей дать, что он стал старым и скучным… А ведь ему было всего тридцать три. Настало время что-то менять.

Он решился вскоре после того, как Ника пошла учиться. Учёба отнимала много времени, стали появляться подружки-приятели, Ника часто появлялась дома только к вечеру, и как-то вдруг оказалось, что кроме неё Ореста давно ничего не держало на Каджеро. Ему теперь было жизненно необходимо всё бросить. Точно такая же потребность в своё время привела его вслед за Андреем в эти джунгли, точно те же амбиции заставили совершить труднейшее восхождение от двадцатитрёхлетнего студента без связей и финансовой поддержки к одному из самых обеспеченных и удачливых бизнесменов Содружества. И ещё Орест надеялся, что его не покинула и третья составляющая — удача, которая свела его с Ревнёвым, которая до сих пор позволяла ему осуществлять самые отчаянные планы.

Он поставил Андрея перед фактом, когда уже подготовился к отлёту. Сказать, что тот был расстроен — ничего не сказать. Сказать, что он рассердился — тоже не то слово. Но Орест был готов и к этому. Он сумел улететь, оставив позади дом, куда можно было вернуться, и друга, который собирался ждать его возвращения. И Нику, которая чуть было снова не заставила его остаться. При прощании она так вцепилась в его куртку, что оторвать было невозможно — да он и не хотел её отрывать. Так бы и увез с собой.

Однако улетел он один. Так было нужно, так было правильно. Он должен был стряхнуть с себя одомашненность. Он не комнатная собачка. Ему была нужна свобода и право выбора…

Орест встряхнулся, прерывая воспоминания, когда дверь в кабинет Ревнёва снова широко распахнулась. Как будто человек, собравшийся войти, не прошёл бы в полуоткрытую.

— Легка на помине, — буркнул Андрей.

Орест поднялся, собираясь выйти, но Андрей остановил его:

— Стой, у меня от тебя тайн нет.

— А у Ники?

— У меня тоже, — тряхнула головой вошедшая девушка, отбрасывая за спину заплетённые в длинную косу волосы. Она решительно села на второе кресло напротив отца, положила на колени сцепленные руки. Глубоко вдохнула, коротко глянула на Ореста и снова перевела взгляд на Андрея.

— Папа! Неужели ты не понимаешь — это моя жизнь, и я хочу сама решать, что мне нужно!

Ревнёв тоже вздохнул и положил руки на стол. Орест невольно отметил в очередной раз, до чего Ника — папина дочка. Не столько внешнее сходство, хотя и это присутствовало — русый цвет волос, взгляд зелёных глаз, одинаковые брови вразлёт и одинаковая манера сидеть на мягкой мебели — даже руки были сложены одинаково. У неё — на коленях, левая рука в ладони правой, а большие пальцы нервно вертятся друг вокруг друга, у него — то же самое, но на поверхности стола. Но главным было не это.

— Ника, я всё равно не понимаю, зачем тебе улетать на Землю. Все, что тебе нужно, будет здесь. — Ревнёв повысил голос: — В конце концов, для тебя слово отца хоть что-нибудь значит?!

Девушка упрямо наклонила голову, как бычок.

— А для тебя, получается, моё слово совсем ничего не значит? Я уже объясняла, зачем! Затем, что тут я заперта в четырёх стенах, ничего и никого не вижу!

— Привет! А Карина?

— Привет! — передразнила она. — Это ты можешь всю жизнь с одним Орестом общаться. И то — у тебя мама есть!

— Та-а-ак, — протянул он. — Вот, значит, в чём дело. И это у нас учёбой называется?! И, между прочим, у меня уже есть кандидаты для тебя на «общение». — Последнее слово было произнесено чуть язвительней.

— Да ну? И кто же? Маменькины сыночки, наследники больших капиталов твоих друзей? — Тон девушки в точности повторил её отца.

Ревнёв побагровел.

— А ты о ком мечтаешь?! О каких глупостях думаешь?

Можно было подумать, что напротив него сидит отражение, реагирующее с небольшим опозданием. Ника тоже покраснела и повысила голос:

— А ты? Я что, по-твоему, за приключениями еду? Я учиться хочу! В нормальном институте! А не на дому, как инвалид какой, чёрт знает с кем! — Ревнёв попытался привстать и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ника не позволила себя перебить. — И да, я хочу на нормальных людей посмотреть, на других, на новых, а не на эти наизусть выученные лица!

Она остановилась на секунду перевести дыхание.

— Да, ты права, — вздохнул отец, воспользовавшись паузой.

— Я, в конце концов, нормальная девушка и не понимаю… Прости, что?

— Я сказал, что ты права, — грустно повторил он. — Просто я надеялся, что это не настолько серьёзно.

Нику словно выключили. Она откинулась на спинку кресла и молчала, во все глаза глядя на отца.

— Хорошо, ты летишь. Только жить будешь не в общежитии, а в квартире, которую я для тебя сниму. И оплачивать её буду я!

Девушка вскинула голову.

— И не возражай! — он снова повысил голос. — Или так, или никак!

Она вздохнула.

— Ладно. Только поручи снимать квартиру кому-нибудь другому. И оплачивать её буду я сама, у меня же есть счёт в банке. Я хочу, чтобы меня воспринимали саму по себе, а не как наследницу Ревнёва.

Последняя фраза испортила все достижения Ники за сегодняшний вечер. Ревнёв медленно поднялся с кресла и тяжело оперся на стол кулаками.

— Это ещё почему? — он говорил тихо, слишком тихо — верный признак того, что он пришёл в бешенство. — Ты меня стыдишься?

Ника тоже встала. На Ореста она не смотрела, как и Андрей — оба словно забыли, что не одни в кабинете.

— Я хочу быть сама собой, а не твоей дочкой, — так же тихо сказала она, но это была не злость — просто она тоже поняла, что проиграла очередной раунд.

Ревнёв, казалось, задумался.

— Ты никуда не поедешь. Точка!

«Точка» он произнёс значительно громче, и Ника вздрогнула. Однако последнее слово осталось за ней. У самой двери она обернулась, вздёрнула подбородок и заявила:

— Всё равно возьму билет и улечу. Точка.

Пока Андрей хватал ртом воздух, пытаясь осмыслить очередную наглость, Ника неторопливо вышла за дверь, хлопнув ею напоследок, благо, старомодная створка на петлях позволяла эту роскошь.

Когда за дочерью закрылась дверь, Ревнёв постоял ещё пару секунд и медленно опустился обратно в кресло. Он перевёл взгляд на Ореста и качнул головой.

— Видал?

В голосе звучала гордость. Андрей любил свою старшую дочь, и даже когда сердился на нее, всё равно считал, что она лучше всех. Родитель…

— Видал. Улетит ведь, — пожал Орест плечами.

Нике надо покинуть Каджеро. Хорошо, что она сама так стремится отсюда. Он был готов помочь ей подействовать на родителей, хотя сомневался в силе своего влияния на Майю Ревнёву. Если Андрея он изучил вдоль и поперёк и прекрасно знал, какими словами и примерами его надо убеждать, то жену его понимать так и не научился. Вроде обычная женщина, иногда даже глуповатая, по меркам Ореста, хотя и красивая, Андрею не откажешь во вкусе. Однако когда дело касалось Ники или Лизы — младшей дочери, Майя становилась совершенно непредсказуемой. Не теряла голову, как многие одержимые маменьки, не кидалась защищать дочерей от мнимых опасностей, не становилась глухой и даже, напротив, начинала рассуждать логично, что для неё, по мнению Ореста, было явлением нечастым. Орест сомневался, что сможет повлиять на решение Майи. То есть, главное препятствие не Андрей…

— Господи, Орест, как я могу отпустить свою дочь чёрт знает куда, совершенно одну, да ещё и чтобы никто не знал, что я её отец!

Орест, всё ещё продолжая обдумывать свою дальнейшую тактику, пожал плечами:

— Она всего лишь хочет учиться. Не где-нибудь, а на Земле. Что может с ней там случиться?

— Тебе легко говорить! — Андрей в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Да я когда её в Алмазный на практику школьную отправлял, у меня сердце не на месте было, хотя тут рукой подать, да и каждый…

Он ещё что-то говорил, но Орест его не слушал.

Ему легко говорить. Конечно.

Земля — это всего лишь большой уютный аквариум, на котором лет сто как остались одни мирные торгаши наркотиками да дворовые хулиганы. Всех, кто покруче, давно вывели, как тараканов, или сами разбежались — в Содружестве уже было, куда податься людям, которым хотелось денег и власти, и которые были готовы убивать и рвать на части, кого укажут, лишь бы деньги платили. Большинство из них давно освободили «колыбель цивилизации» от своего присутствия. Зато в колониях их было больше, чем нужно. Особенно доставалось дальним колониям, куда законы Содружества дотягивались с трудом… Но на Земле было относительно тихо и спокойно.

Неужели у Ники не получится покорить этот аквариум?

— Отлично! Вы опять поругались.

Майя. Слишком быстро, Орест ещё не успел сообразить, как действовать дальше. Придётся импровизировать. На этот раз он не будет даже изображать готовность уйти из кабинета, несмотря на красноречивый взгляд, которым Ревнёва его наградила.

— Представляешь, — с какой-то детской обидой в голосе сказал Андрей, — она сказала, что не хочет, чтобы на Земле знали, что она — моя дочь!

— Наверное, ей хватило того, что она по Каджеро не может шагу ступить, чтобы её не узнавали, — пожала плечами женщина.

— Она меня стыдится! — Андрей словно не слышал. — А ещё она… её не устраивают сыновья моих друзей!

Майя удивлённо посмотрела на него.

— Погоди, а у тебя была голубая мечта выдать её замуж за одного из этих мальчиков? Не лучшая идея.

Для разнообразия, Орест был с ней согласен. Однако промолчал.

Ревнёв не смутился.

— А что собственно такого?! Это хорошие ребята из отличных семей. Вот, например, сын Эрика Джеймса…

— Стоп! — Майя накрыла ладонью его руку на столе. — Андрюша, сам подумай — ну, какие это «хорошие» ребята для Ники? Она терпеть не может эти «сливки общества».

Ревнёв что-то невнятное пробурчал себе под нос.

— А стыдится… Ну, что ты, в самом деле! — продолжила она. — Девочка просто хочет независимости.

Ревнёв фыркнул и бросил косой взгляд в сторону Ореста. Тот намёк понял.

— Ну, не надо только во всех грехах меня обвинять, — поднял он руки. — Ты вспомни, как ты сам на Каджеро попал. — Орест поднялся и неторопливо подошёл к другой стороне кресла друга, и теперь они с Майей словно окружили Ревнёва, ненавязчиво преграждая ему пути к отступлению. — Помнишь?

— Я-то помню, но я на Каджеро летел работать, а не девушек рассматривать, — парировал Ревнёв. — Я тогда думал о деле! О деле своего отца, между прочим! Для меня главным было развитие бизнеса, расширение и…

— Чи-чи-чи! — остановил его Орест. — Не ори так, не работникам политику фирмы втираешь. Знаю я, о чём ты думал. Это вон Майе можешь мозги пудрить, а я, если вспомнишь, тогда рядом был. Прежде, чем о деле подумать, ты прекрасно отучился в экономическом институте. Образование получил — нормальное, прошу заметить, образование, а не с репетиторами на дому. Жил, если я правильно помню, в общежитии студенческом, потому что отрываться от коллектива не хотел. Помню я эти скандалы с твоим отцом, мир его памяти.

Да, скандалы и тут были, и уж похлеще, чем у Андрея с Никой. Отец хотел, чтобы сын был постоянно с ним, постепенно входил в дело, но Андрею было неинтересно возиться с посредственной туристической фирмой, не имеющей будущего на Земле. Однако ему самому не хватало знаний и опыта, чтобы понять, как изменить ситуацию. Поэтому Андрей и настоял на обучении именно в экономическом, справедливо полагая, что образование поможет ему определиться с дальнейшей судьбой и «Артемиды», и своей собственной.

— Помню, как старик надрывался: «Мой сын не будет жить в этой коммуне!» — сымитировал бас Ревнёва-старшего Орест. — «У меня достаточно средств, чтобы обеспечить тебя отдельным жильём!».

Майя невольно хихикнула, до того похожей оказалась ситуация.

Ревнёв молча сверкнул в её сторону глазами, но промолчал.

— А? Что? Мы сегодня это уже слышали? — прищурился Орест.

— Чем закончилось?

— Майя, ну, разве этого упрямца переспоришь? Так мы с ним и жили в общежитии, регулярно напивались, правда, этот трудоголик умудрялся посещать все лекции и семинары, включая те, что были с утра. — Орест горестно вздохнул. — Это было ужасно. Похмелье, голова квадратная, мутит, девочек всего час назад, как выгнали, а…

— Орест!

— Ой, прости, — без тени раскаяния улыбнулся он. — Я и забыл, что в воспитательных целях это нужно хранить в тайне.

— Так-так. Значит, девочки, — протянула Майя. — А Нику, значит, под замок, в монастырь, или замуж за младшего Джеймса?

— Кстати, а что вам так дался этот Джеймс? — заинтересовался Орест.

Он отлично помнил этого белобрысого мальчишку-аристократа, высокого и худого, похожего на жеребёнка, в том числе и неуклюжестью. Они что, всерьёз?

— А чем плох мальчик? — подняла брови Майя. — Воспитанный, с приличными манерами, из хорошей семьи, его родители наши друзья…

Андрей сдержанно кивнул, а Орест почувствовал нарастающее раздражение. Эту непоследовательность Ревнёвой он понять не смог.

— …Скучный, как восьмидесятилетний профессор обществознания в моём колледже, такой же темпераментный, кроме того — шагу без папеньки ступить не может, ни одного решения в жизни не принял, ни в одной драке не замечен, ни одной шишки не набил, семью содержать не сможет, жену защитить не сможет — зато какой мальчик хороший, — не меняя серьёзного тона, закончила Майя. — Самая пара нашей дочурке. Она будет с ним счастлива.

Глядя на несчастный вид отца семейства, Орест не сумел удержать улыбку. Раздражение быстро сменилось чувством облегчения. Им с Никой повезло — Майя на их стороне. Теперь Андрею деваться некуда, он уже сдался. Противостоять сразу всем членам семьи он просто не сможет.

— Ну, чего вы все от меня хотите?

Они с Майей словно только и ждали этого вопроса.

— Для начала — отпусти девочку, — с готовностью начал Орест.

— И не дави на неё своим авторитетом, пусть никто не знает, что она именно твоя дочь, — подхватила Майя. — Моя фамилия вполне ей подойдёт, чтобы даже вопросов не возникало.

— Ей хочется быть равной среди равных — что в этом плохого?

— И не мешай Нике смотреть на мальчиков. В конце концов, когда ещё развлекаться, как не в семнадцать лет?

— Стоп! — Ревнёв остановил поток слов с двух сторон одним движением руки. — Достаточно, я всё понял. — Он повернулся лицом к двери и повысил голос: — Заходи уже, хватит торчать в коридоре!

После короткого, но плодотворного разговора о Никином ближайшем будущем, когда дверь за девушкой закрылась, Андрей покачал головой.

— И всё же… Я бы хотел убедиться, что с ней будет всё в порядке.

Орест усмехнулся. Конечно.

— Следить за ребенком нехорошо.

Андрей фыркнул и неодобрительно посмотрел на друга.

— «Следить»! Не следить, а удостовериться в её целости и сохранности.

Орест хмыкнул, но так, для вида. На самом деле он и сам был убеждён что это правильно.

— Хорошо, этим займусь я. Приставим к Нике охрану, пусть аккуратно походят за ней. А там посмотрим.

Андрей удовлетворённо кивнул.

Ника сидела в своей комнате, комкая в руке любимый шарфик.

— Представляешь, Рин, они так за меня вступились! И мама, и Орест.

Её подруга стояла у окна, не отрывая взгляд от пейзажа за стеклом.

— А Орест такой смешной! Перед папой меня выгораживал, а когда мы вышли, в коридоре меня остановил и прочёл лекцию: «Чтоб училась, раз летишь учиться, и чтоб никаких мальчиков». Брови сдвинул, а сам довольный… — Ника зажмурилась. — Рина! Я через неделю улетаю! — вдруг радостно вскрикнула она и спрятала лицо в серебристой ткани.

— Я поняла, — сдержанно отозвалась та, не поворачиваясь.

Нике вдруг стало не по себе. Она же совсем забыла о том, что у подруги, кроме неё, никого из близких больше нет. Отец Карины прилетел на Каджеро восемнадцать лет назад — по приглашению Андрея Ревнёва — когда «Артемида» только делала первые шаги по новой планете. Тимур Сайдаров тогда был одним из лучших молодых специалистов-ксенозоологов. Он очень помог «Артемиде», никто лучше него не изучил местных животных, что было просто жизненно необходимо для компании, открывающей сафари на новой территории с этими самыми животными. Сайдаров женился на одной из своих помощниц, и Карина родилась в один год с Никой. Подругами они стали раньше, чем научились говорить. А когда им исполнилось по десять лет, Тимур Сайдаров погиб в джунглях. На его группу напали хищные каменки, неизвестно как оказавшиеся среди деревьев. Никто так и не понял потом, что делали в густых джунглях эти гигантские змеи, обитающие на каменных полянах, и почему они напали на людей.

А три года назад умерла мама Карины. Её не смогли спасти — больное сердце и организм, патологически не принимающий импланты. Операции делали на Земле, но даже там врачи только развели руками. Сейчас Карина осталась совсем одна, если не считать семью Ревнёвых.

И вот теперь Ника улетает на долгие четыре года. Сама Карина тоже хотела бы учиться на Земле, но это было невозможно — сбережений отца хватало на жизнь, а вот позволить себе такую роскошь, как высшее образование на Земле, она не могла. Как и многие другие молодые жители Каджеро, она готовилась жить и работать здесь, в «Артемиде».

Ника знала, как много значения отец придает тому, чтобы колония на Каджеро продолжала развиваться, причём в первую очередь за счёт нового поколения колонистов. Он создавал на планете все условия для того, чтобы молодёжь и не помышляла покидать её. Надо сказать, ему это хорошо удавалось — Ника знала, что из десятитысячного населения с Каджеро насовсем улетели всего несколько человек, а около двухсот, как и она, покидали родную планету на время учёбы, но, получив дипломы, вернулись и остались. Если первые несколько лет колония существовала исключительно на средства самого Ревнёва, то сейчас часть обитателей Каджеро работала на «Артемиду» и её развитие, а остальные занимались исследованиями недр планеты, освоением новых участков материков, на побережье работали океанологи, осваивая водную часть планеты. Каджеро поднимала голову, и её владелец теперь мог с уверенностью сказать, что не ошибся, когда двадцать лет назад начал тут рискованное предприятие. Но, несмотря на то, что на планету прилетали всё новые люди, Ревнёв по-прежнему боролся за каждого молодого каджерианина. Он хотел, чтобы Каджеро стала не просто земной колонией, а со временем смогла бы быть самостоятельной, экономически независимой от Земли — как Марс, например. А для этого, прежде всего, как он считал, нужно было создать свою нацию — каджериан. Двадцать лет для этого, конечно, недостаточно, но именно сейчас, когда повзрослело первое поколение детей Каджеро, наступал ответственный момент — если получится удержать это поколение, удержится и следующее.

Так что в глубине души Ника осознавала, что отец не просто самодурствует, не пуская её на Землю. Но это осознание не умаляло желания вылететь на некоторое время из гнезда, ощутить свободу, другую жизнь и узнать других людей. Кроме того, ещё Володя Аристов говорил, что хорошее медицинское образование можно получить только на Земле. А она хотела стать врачом — таким же, как Володя, если не лучше. Поэтому она летит на Землю.

— Вчера Орест Карлович предложил мне работу в «Артемиде», — всё тем же отсутствующим голосом сообщила Карина. — Он сказал, что в школе его ознакомили с моим учебным отчётом, и его просто шокировали мои результаты тестов. Он говорит, я идеально подхожу на работу менеджера по работе с клиентами и для ведения документации.

Ника встала, подошла к ней, обняла за плечи.

— Рина, это замечательно. Если Орест считает тебя нужной компании — это действительно так. Он никогда не берёт людей «по дружбе». У него дружба дружбой, а работа отдельно. Ты ведь всё равно хотела остаться в «Артемиде», а тут такая удача.

— Я хотела стать ксенозоологом. Работать с животными, — Карина по-прежнему не поворачивалась к Нике лицом. — Ты же знаешь. Как папа.

У неё были шансы стать ксенозоологом, только если она тоже улетит на Землю. Оставаясь на Каджеро, она не смогла бы получить нужного образования. Зато здесь была практика, но без диплома она вряд ли станет кем-то выше рядового сотрудника питомника.

— Хочешь, я поговорю с отцом? — в очередной раз предложила Ника. — Он будет рад тебе помочь.

Карина в очередной же раз покачала головой.

— Нет, Ника. Я же всё время говорю тебе — я не буду начинать жизнь с долгов. Особенно с долгов вашей семье. Вы и так много сделали для меня. А Орест Карлович обещает мне деньги, с которыми я через пару-тройку лет смогу сама оплатить обучение.

Ника слегка задумалась, сколько же получает менеджер по работе с клиентами, чтобы через такой короткий срок суметь оплатить учёбу, но не стала спрашивать. Сейчас о другом надо думать.

— Рина, я буду прилетать на каникулы. И к отцу, и к тебе. А потом я вернусь, и мы снова будем вместе.

— Потом, надеюсь, улечу я, — возразила Карина подозрительно дрогнувшим голосом.

— Значит, ты будешь прилетать на каникулы, — не смутилась Ника. — А потом и ты вернёшься.

Карина всхлипнула, резко повернулась и крепко обхватила Нику руками.

— Я тебя буду ждать, — прорыдала она в Никино плечо. — Ты обязательно прилетай…

Уже сидя в лайнере, несущем её на Землю, Ника расплакалась. Только оставшись в одиночестве, так долго желаемом, только когда всё уже было сделано, только когда оказалось, что пути назад уже нет, ей стало страшно и больно от расставания с привычной жизнью. С мамой, Лизой и отцом. С Кариной. С домом.

Но сквозь эти слёзы она чувствовала и облегчение. Всё закончилось. Всё решено. Впереди столько нового, интересного — того, о чём она давно мечтала. И почему-то Нике показалось, что эта новая жизнь непременно принесёт ей то, чего смертельно не хватало раньше. Новых людей, новые впечатления, а может быть и то, чего так опасался отец — новые чувства.

После отлёта Ники Орест стал ещё чаще пользоваться своим положением, уезжал на побережье и иногда оставался там с ночёвкой. Ему хотелось быть подальше от дома, где теперь стало тихо и совсем скучно. Благо дел на побережье хватало. А ещё можно было взять скутер и уехать подальше от людей — или в джунгли, или на пустой берег, и хоть ненадолго побыть самим собой. С тех пор, как он покинул тогда Каджеро, ему это редко удавалось. И даже после возвращения, даже с Андреем. Всегда держать себя в руках, всегда рассчитывать каждый шаг, всегда анализировать каждое слово. Многолетняя привычка, от которой иногда его могло освободить только общество Ники.

Привычка.

На протяжении шести лет он вертелся, словно на огромном чёртовом колесе, и не имел возможности остановить его и сойти.

Так было всегда, даже тогда, когда его самостоятельный путь только начинался…

— …Уговори его, Кассандра, он мне очень нужен.

— Меня зовут Касси, сколько можно повторять!

Касси раздражённо передернула плечами. Полный мужчина рядом успел ей надоесть, на ипподроме было душно, ей хотелось домой. Но её любимый, похоже, никуда не собирался. Он стоял на нижней трибуне и следил за очередным забегом. Когда Касси перед стартом спросила, почему он не поставил на тотализатор, он усмехнулся.

— Это неинтересно, Кэс. Ставить на животных довольно скучно. Впрочем, я поставил. Только не деньги.

Она не поняла, но переспрашивать не стала. Он бы всё равно не ответил, только рассердился бы из-за расспросов.

Лошадь по кличке Шаман лидировала почти с середины забега. Касси видела, как нервничает грузный человек рядом. Неужели он поставил против абсолютного чемпиона?

— Он мне очень нужен, Кассандра!

Как заклинание повторяет. Касси поморщилась.

Она развернулась чтобы наконец отчитать надоевшего соседа, но тут трибуны взвыли, и мужчина, не глядя на неё, резко подался вперёд, покрывшись испариной. Даже любимый, когда Касси перевела на него взгляд, застыл неподвижно, устремив взгляд вниз, на беговую дорожку.

А внизу Шаман едва заметно замедлил ход, потом его качнуло, и он невольно уступил место мощному рыжему скакуну, который всю гонку дышал ему в круп. Жокей рыжего пригнулся, обнимая животное ногами и руками, сливаясь с ним в одно целое.

— Боже, неужели?.. — прохрипел толстяк.

Касси начала понимать. Если рыжий придёт первым, любимый сделает то, что так хочет от него этот мужчина. Вот что он поставил вместо денег.

Еще один рывок, и рыжий финишировал. На ипподроме появился новый лидер, а Касси уже дёргали за руку и счастливо кричали прямо на ухо:

— Бешеный! Бешеный у тебя мужик!

Касси почти не слышала воплей. Она смотрела на любимого и только на него. Тот медленно развернулся и, кивнув уже совершенно неприлично сходившему с ума мужчине, посмотрел на Касси. Его чёрные глаза искрились, красивые губы мягко улыбались, и она поняла, что он доволен. Это главное, остальное неважно.

— Бешеный… — прошептала она, всё так же вглядываясь в бархат его глаз.

Как и когда она познакомилась с Радой Лисовской, Касси уже и не вспомнила бы. Казалось, они были подругами всегда. О профессии Рады она узнала случайно, хоть та и не скрывала, не считала нужным. Когда Касси осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовалась, как Раде с этим живётся, подруга расхохоталась.

— Ну, ты даёшь, милая! Мужики меня на руках таскают, подарками закидывают, ещё и приплачивают. И вообще, чем ты так уж от меня отличаешься?

Трудно спорить. Бизнесмены, артисты, спортсмены, даже парочка политиков и один олигарх — у Касси было много ухажёров. Конечно, у всех были жены и любовницы, но развлечься с миловидной девушкой в строгой, и от этого ещё более соблазнительной, форме стюардессы космического лайнера мало кто отказывался. Кроме приятных воспоминаний, эти мужчины оставляли дорогие подарки. Драгоценности, шубы, один даже машину подарил. Любимую Касси «Феррари». А последний поклонник разорился на квартиру. Небольшую, но очень уютную, в престижном районе города.

Да, Касси мало чем отличалась от Рады, и её это полностью устраивало.

У Рады же на дне рождения она и увидела Его. Настолько банальна была ситуация, что потом Касси удивлялась, как попалась на удочку. Но не попасться было просто невозможно. Рада представила их друг другу, Касси, конечно, не запомнила имени, она даже не расслышала его. Он выглядел как античный бог из греческой мифологии. Смуглая кожа, высокий мощный стан. Чёрные непроницаемые глаза и шелковистые на вид, густые вьющиеся волосы. Его глубокий голос пробирал до самых костей. Спокойный смех, чуть снисходительный взгляд… Касси поняла, что пропала. Конечно, когда Он позвонил, она только спросила «где», больше её не интересовало ничего. Очень скоро их отношения превратились в постоянные, насколько постоянными они вообще могли быть при их графиках. Через какое-то время Касси стала подумывать о следующем этапе, а Он только пожал плечами.

— Можно купить квартиру, где тебе захочется, но видеться от этого чаще мы не будем. Я с Каджеро не уеду.

— А может, я перееду туда, на Каджеро…

Он насмешливо приподнял бровь. Касси ненавидела этот его жест, такой снисходительный и высокомерный.

— Тебе там делать нечего, Кэс.

Касси поняла, что Он о «следующем этапе» не думает. Он никогда не звал её к себе домой, не хотел знакомить со своей семьёй. Если им случайно попадались его знакомые, Он представлял её как друга. Не девушку, не невесту — друга. На обиженные замечания Он реагировал равнодушно.

— Я такой, какой я есть, Кэс. Давай просто жить.

Рада же, казалось, и вовсе была недовольна их отношениями.

— Он не для тебя.

— Красивый, богатый, хорош в постели… да, не для меня, явно!

Рада вздохнула и скользнула отрешённым взглядом мимо Касси.

— Этого мужчину любить нельзя, можно только проводить вместе время и получать удовольствие. Он выпьет тебя до дна, выжжет твоё нутро дотла, оставит пепелище. И никто потом не сможет отогреть тебя — греть будет нечего.

— Как поэтично! — фыркнула Касси, потом нахмурилась. — Ты так говоришь, как будто сама проверяла…

Рада встряхнулась и пожала плечами.

— Нет, я с этого пути соскочила намного раньше, чем попалась. Просто у меня больше опыта, чем у тебя, вот и всё. Уходи от него, Касси, пока не поздно.

Касси хмыкнула. Никогда не замечала за подругой такой любви к пафосу.

— I'll take my chances.

Она перешла на родной язык и даже не заметила. Впрочем, она никогда не замечала собственного волнения.

Пять лет пролетели как один день, и наконец Орест спросил то, что ей давно хотелось услышать.

— Полетишь со мной?

Да!

— Ты даже не спросила — куда.

Неважно, неважно! Главное, что с тобой…

А потом были скачки, игры Ореста — а ведь он тогда уже знал, что поедет, когда играл на нервах толстяка. Он давно уже хотел освободиться от хомута Каджеро на шее, от своего так называемого партнёра. Что-то гнало его из дома, который он и домом-то не считал. А со скачками — да просто он набивал себе цену. Толстяк, достававший Касси на ипподроме, оказался одной из ключевых фигур на Итаре, одной из дальних колоний, и ему действительно был нужен Орест. Он тогда был готов в лепёшку расшибиться, лишь бы тот перестал ломать комедию и согласился помочь.

Итара. Касси действительно не понимала, куда они летят и в какое время. Они вышли из столичного космопорта под вечер, а этой же ночью город горел. Полыхали целые улицы, люди бегали в панике, не зная, куда деться от этого бедствия, столб дыма поднимался ввысь, оставляя за собой гарь в лёгких и слёзы на глазах. Город пылал, а Орест стоял на холме и спокойно наблюдал за истерией жителей. В его чёрных глазах отплясывали языки пламени, и Касси казалось, что это адские сполохи.

— Ты как Нерон, — прошептала она и прижалась к нему тесней. Ей было страшно. — Рим горел, а император сочинял свои вирши…

— Тут всё намного прозаичней, дорогая. Завтра поймёшь, что к чему. А вообще, очень романтичная ночь.

— Любовь на руинах? — буркнула Касси, уткнувшись носом в его плечо. Дышать становилось всё труднее.

Он не ответил. Всё смотрел, как огонь сжирает жизнь.

Наутро она узнала — на Итаре произошел переворот, власть перешла в руки военных, а точнее, к тому толстяку-генералу. И теперь Орест подолгу засиживался в штабе, где был центр их вселенной.

Выживших жителей было не так уж и мало, и все они стекались на окраину города, где им оказывали первую помощь, обеспечивали едой и кровом на какое-то время. Впрочем, Касси их судьба мало волновала. Она была занята Орестом и только им. Когда он приходил и падал без сил, то падал в её заботливые руки.

Через несколько дней произошло страшное — итарцы линчевали бывшего губернатора. Касси была в ужасе. Она не понимала, почему мрачные парни в камуфляже не остановили озверевшую толпу. На их каменных лицах не дрогнул ни один мускул, они больше не признавали этого несчастного не только как губернатора, но и как человека.

На протяжении последующих месяцев Орест был сух и немногословен, Итара же казалось, сходила с ума. Мародёры, мелкие банды, насилие на улицах, и всё средь бела дня. Касси думала, что Орест в чём-то просчитался, и им надо уезжать. Но любимый почему-то медлил. Чуть позже она поняла почему, как поняла и многое другое… Толстяк генерал исчез. Его просто не было на Итаре, но Касси была уверена, что его уже нет и в живых. А через несколько дней к Оресту пришли на поклон.

— Он был свиньёй, распустил народ, разбазарил деньги… Возьми власть в свои руки. Военные пойдут за тобой куда угодно, ты же знаешь, они тебя боготворят.

Он согласился сразу, и их обоих как будто подменили — его и Итару. Деньги, вложенные Орестом, почти сразу начали работать на него, не прибылью пока, но доверием людей и их преданностью. Орест отстраивал заново колонию, и люди были ему благодарны, да нет — они просто молились на него. Он восстановил и наладил производство оружия, которым славилась до сих пор Итара. На улицах висели плакаты с его изображением, по местным каналам постоянно крутили ролики, где красивый загорелый Орест то разговаривает с народом, то делает что-то с засученными рукавами — тестирует какую-то детальку, подкручивает гайку у новенького аппарата на заводе, чуть ли не пол подметает. На лице неизменная белозубая улыбка, приятный успокаивающий голос, внимательные глаза, смех…

Люди не замечали за этими радужными роликами то, что замечала Касси — постепенно, но очень верно Итара превращалась в планету тоталитарного режима. После разрухи и голода, когда они были брошены на произвол судьбы, превратиться в Его народ, да хоть чей-то — было счастьем. Они чувствовали себя маленькими детьми, которые, наконец, обрели своих родителей. Но была и обратная сторона.

Касси знала не понаслышке о казнях недовольных и строптивых, о военных базах, где Орест дённо и нощно тренировал своих цепных псов, о том, что там, в «большом мире» он уже почти перехватил рынок оружия, и львиная доля прибыли шла в его карман. Конечно, ведь это были уже не старые, полуразвалившееся заводы, а новые, прекрасно оснащённые цеха. И продукция из них выходила соответствующая.

А ещё… ещё она поняла что переворотом тогда двигал не толстячок-генерал. Её любимый знал, о, как хорошо он знал, с каким фруктом связывается. Поэтому и согласился. Он подтолкнул генерала к началу переворота, предвидел его глупое поведение после. А ещё он осознавал, что Содружество сделать ничего не сможет, да и вряд ли захочет вмешиваться, ведь государственные интересы в целом не затронуты. Всего лишь на одной планетке происходит перестройка производства и меняется структура власти. Да и невыгодно было затевать противостояние. С такими, как Орест, всегда лучше сотрудничать, а не настраивать их против себя.

А ведь враг из Ореста выходил опасней некуда. Он был умён и расчётлив, имел удивительный нюх и хватку хищника. А ещё он умел делать нужных себе людей должниками.

Действующего генпрокурора Касси знала давно. Он был частым гостем в доме, где работала Рада, ещё до того, как получил свою должность. Этот человечек маленького роста приходил в длинном плаще и в чёрных очках, скрываясь, как шпион из старых фильмов, и подруга рассказывала, как угорали от смеха девчонки. Потом он перестал посещать злачные места, он был слишком занят. Как досталось ему место генпрокурора, знал только он. И Орест. Рада постаралась, свела эту парочку, и любимый помог ему. Он никогда не говорил, как именно, — денег ли дал, убрал ли конкурента, — но генпрокурор был обязан ему, по гроб жизни обязан.

Он навсегда запомнил, что тот, кто посадил его на трон, может его оттуда и снять, так же легко. А Орест получил очередную марионетку, очень послушную и исполнительную.

Касси нравилось, что любимый продолжает просчитывать каждый свой шаг, удача не опьянила его. Так появилась Альта. Маленькая планетка-пустырь. Там не было городов и людей, там были только тренировочные базы и филиал производства. А вокруг леса.

В одном из них он и начал строить дом. Сначала это был просто дом, потом постепенно дом превращался в нечто, напоминающее поместье — полностью автономное хозяйство, место, где можно было переждать, пересидеть, скрыться. А потом в одной части дома начали воссоздавать климат и растения другой планеты, благо, средства позволяли. Касси долго не могла понять, что это, пока однажды в каком-то рекламном проспекте не обнаружила снимки недоступной ей Каджеро и узнала ядовито-зелёные лианы и яркие цветы той оранжереи на Альте.

Про это место почти никто не знал, и Касси понимала, что любимый хотел бы, чтобы так и оставалось.

Она часто думала о том, что стала любовницей человека, который ежедневно преступает закон. Ведь говоря по правде — он занимался рэкетом на международном уровне, давал защиту высокопоставленным чиновникам, банкирам, политикам. Конечно, не за бесплатно, а иногда и без особого желания с их стороны.

Некоторые называли его генералом армии Итары, другие — бандитом. Предводителем банды. Если людей такого уровня вообще можно было назвать бандой… но как бы его ни звали, для неё он оставался любимым мужчиной, мужем. Пусть и не официальным, зато самым желанным на свете.

Итара, Альта, переворот, подготовка баз… Это было только начало круговерти. А позже чёртово колесо превратилось в адский вертел — но ему даже нравилось. Хотя конечно, легко можно было обжечься. Орест забрался высоко. Но вершины были давно обитаемы, и их обитатели не походили на потных генералов и растерянных горожан.

…Грязь, кровь, лицо вдребезги. Он почти физически ощущал свои внутренние органы, все до единого. Голова кружилась, а может, это кружился мир вокруг. Стена, кулаки, опять загаженный пол и тусклый свет от маленького светильника под самым потолком. И руки, много, целое море чужих потных рук. Они избивали до полного изнеможения, они ставили на ноги, обливали ледяной водой и грубо встряхивали истерзанное тело. И лица… Впрочем, лиц он не разбирал. Может потому, что собственные глаза заплыли и превратились в щелочки на сплошном синяке, когда-то бывшем лицом. Он хотел поднять руку и ощупать себя, убедиться, что всё ещё цел, но рука оказалась такая тяжёлая, а он валялся здесь целую вечность, и кто-то методично выбивал из него жизнь. Наконец, он сделал это усилие. Рука приподнялась, но тут он услышал хруст и чей-то низкий хриплый стон. Только потом он понял, что хрустели его собственные кости и стонал тоже он, если это приглушённое мычание, исходящее из саднящего горла, можно было назвать стоном.

— Поговорим? Да, я думаю, время пришло.

Орест с трудом поднял голову и, когда взгляд всё же сфокусировался, увидел перед собой седовласого высокого мужчину. Он боялся узнавать его, но уже узнал. Наверное, это конец. Он слишком высоко влез.

Ожидая продолжения, он сел, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, прислонился к стене и сосредоточился, стараясь не потерять сознание. Это было бы сейчас по крайней мере неуместно, да и опасно. С этими людьми нельзя терять бдительность, не то что сознание.

— Я плохой человек, Кледнер, — он услышал голос, звучавший будто издалека, и постарался сконцентрироваться на синих глазах собеседника. Синих и ледяных, как глыбы Перито-Морено. Говорили, что предки итальянца Падре происходили из Патагонии, из селения недалеко от этого ледника.

— Плохой… Но у меня тоже есть принципы, — тот говорил, словно не замечая состояния своего визави. — И один из них — уважение. Ты не уважаешь меня, Кледнер, и это очень, очень печалит меня.

Падре вздохнул. Орест усмехнулся, и усмешка живо напомнила о разбитом лице, но новый стон удалось подавить в зародыше.

— А ты меня уважаешь, — отозвался он. Слова пришлось выталкивать из пересушенного горла, они скребли, словно наждачная бумага. — Сам пришёл.

— Закрой пасть!

Удар пришёлся по и без того раскалывающейся челюсти.

Когда Орест пришёл в себя, а из глаз перестали сыпаться искры, он сплюнул кровь и вновь прислонился к стене. Она уже стала для него родной. Бил его, конечно, не Падре. Тот даже не шевельнулся. А над Орестом стоял друг и помощник Падре, Виго Аларо, и мрачно сверлил его взглядом. Падре покачал головой.

— Не надо, amico, это ни к чему. Дай ему сказать.

Виго мотнул головой, но ослушаться своего босса не посмел, отошёл.

Орест собрался с мыслями.

— Если бы ты хотел меня убить, я бы уже кормил червей. А раз оставил в живых, да ещё и сам пришёл, значит, я тебе нужен.

Орест замолчал, молчал и Падре. Только Виго цедил что-то сквозь зубы.

— S? — наконец произнёс Падре. Он встал с принесённого для него стула и прикурил. — Ты не зря топчешь эту грешную землю… Ты прав. Я бы не пришёл просто так. Я вообще нечасто выхожу из дома в последнее время.

Орест хотел поинтересоваться, чем заслужил такую честь, но вовремя проглотил слова. Ещё пара ударов от громилы Виго, и придётся вставлять искусственную челюсть. Это ни к чему.

— Ты не любишь делиться, но дело даже не в этом…. Как там в армии говорят? Не соблюдаешь субординацию.

Падре снова замолк, пристально вглядываясь в лицо Ореста. Тот молчал, и Падре вздохнул.

— Я объединил свою семью, и ты прекрасно знаешь, что это повлияло не только на моих непосредственных родственников, но и на всех тех, кто решил схватиться с законом. И не только.

— Я всего лишь восстановил Итару. При чём здесь твоя семья?

— Ах ты, сучонок! Ты за кого нас держишь?!

— Виго… — Падре поморщился и взмахнул рукой, останавливая помощника, и снова перевёл взгляд на Ореста. — Ты хочешь, чтобы я тебе на пальцах всё показал? Рассказал о том, как ты чуть ли не развалил рынок оружия? А ты в курсе, что это наша сфера?

Орест подавил в себе растущее раздражение. Да что же это такое?! Этот старикашка совсем потерялся, раз считает, что с ним все обязаны делиться! «Их сфера»! А что «не их сфера»?! Наркота, девочки, оружие, камешки — куда не кинься, всюду эти итальяшки! Он не будет ни перед кем отвечать, пусть убивают!

— Твоя так называемая армия — отморозки, каких поискать надо. И я прекрасно осведомлён о том, что вы даете защиту некоторым моим друзьям.

— Ты, щенок! Сбиваешь бабло с нас! Не допёр ещё?!

Орест не слушал, что там орёт Виго. Он устроился чуть поудобнее и спросил:

— Сколько?

Он успел заметить, как кивнул Падре, и Виго тут же, словно пойнтер по команде «фас!», сорвался с места. Ослепительная вспышка новой боли, комната, будто гигантская карусель, сделала пару кругов и, наконец, остановилась.

Конечно, он понимал, что хамит, но сама мысль о том, что его берут в оборот, ставят на счётчик, была невыносима. Он почувствовал, как теплая струйка сочится по подбородку, облизнул губы и приподнялся. Стоя на карачках, мотнул головой.

— Чего ты хочешь? — Орест обращался к Падре и только к нему. Аларо для него не существовало.

— Ты готов слушать? Это хорошо… Виго, принеси ему стул, воды и сигарет… Ты же «Camel» куришь? — обратился он к Оресту.

Тот не ответил. Он отказался от поданной ему руки. Оказывается, в душной маленькой камере были ещё люди. Может, поэтому удары сыпались со всех сторон? Он и не заметил. Странно, но когда весь твой мир превращается в комок боли, а жажда остаться на высоте побеждает даже самый основной инстинкт самосохранения, то мир этот сужается до границ собственного тела. Больше не существует ничего. Надо будет запомнить, на будущее.

Орест сел на стул, с удовольствием выпил воды и закурил, больше не следя за выражением лица. Пусть видят, что ему хорошо. Плевать.

— Вкус жизни. — Падре улыбнулся, а Орест поморщился. Ему надоела волокита. Как же эти боссы любят болтать!

— У меня к тебе всего один вопрос, Кледнер: ты жить хочешь?

Орест сбросил столбик пепла на пол.

— Ну, а кто ж не хочет.

Он не строил из себя крутого. Перед глазами плясали разноцветные круги, и ему больше всего на свете хотелось закончить этот разговор.

— Bravo, ничего другого я от тебя и не ожидал. Ты не напоминаешь героя-одиночку, а самоубийцу — тем более.

Падре походил по камере и, уставившись на маленькое окно под потолком, медленно произнёс:

— Ты мне нужен. Ты молод, у тебя прекрасный нюх и ты умеешь подчинять себе людей. Ты далеко пойдёшь, — он сделал паузу и закончил: — Если я тебе позволю.

Изнеможение как рукой сняло. Орест затянулся в последний раз и затушил окурок двумя пальцами. Жжения он почти не почувствовал, зато холодная ярость так и рвалась из груди наружу.

Ты — мне? Ты — мне?!

— Я capo di tutti capi и пока это так, твой бизнес зависит от меня. Да что там бизнес — твоя жизнь. Я многое могу дать тебе, Кледнер, и со временем ты поймёшь, что я прав.

— А если я откажусь?

Со стороны фыркнули. Аларо наверняка не понимал, почему с Орестом цацкаются. Честно говоря, и сам Орест это плохо понимал.

— Ты не откажешься. Во-первых, сам только что признал, что хочешь жить, а во-вторых, я открою тебе новый мир с совсем другими возможностями.

Падре помолчал.

— Помнишь, как в том старом фильме — я делаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться… Так не отказывайся же.

Орест медленно поднял голову, посмотрел на окошко. Сдохнуть или выжить. Выжить или сдохнуть.

Выжить. Всегда только выжить.

— Я согласен.

Он перевёл взгляд на синие глаза Падре. Синие, как самый холодный лёд.

Когда он ступил на Феаниру, ему показалось что это шутка, что сейчас выскочат люди с камерами-глазками и закричат: «Скажи чи-и-из, ты попал!»

Никто не выскочил, по крайней мере, никаких камер не было. Был человек с рябым лицом — управляющий всем этим ужасом, и пара десятков не слишком ловких охранников — не чета его итарским. Орест ходил по руинам, и ему постепенно становилось нехорошо. Похоже, Падре обманул его. Он просто хотел устранить Ореста, сделать так чтобы тот растерял людей, силы, желание. Феанира — мёртвая планета. Доходы с неё шли небольшие, и Орест очень быстро понял, почему. Тогда-то он и пожалел, что согласился на предложение Падре. На то самое, от которого нельзя было отказываться.

— Самарин, это что?!

Он уже не кричал, у него сел голос, и всё, что он мог, это показывать пальцем — туда, сюда, везде, — и сверлить взглядом управляющего. Впрочем, Олегу Самарину было достаточно. Гнев в голосе и глазах нового босса явно вдохновлял его на откровения.

— Это люди с прииска. Должники Падре и те, кто поперёк дороги встал…

— Это мертвяки, Самарин, разлагающиеся тела у нас под ногами!

— Ну да, я хотел сказать…

— А знаешь что ещё у нас под ногами, Самарин? — Орест зло сжал кулаки, ожидая ответа. Не дождался. — Чума! Это разносчики чумы!

Управляющий почесал затылок.

— Действительно немного жарковато, канализация проходит прямо по улицам… Может, я вам прииск покажу, Хозяин?

Орест посмотрел на него, как на сумасшедшего.

Нечто, разрушающееся на глазах, что официально называлось «горно-добывающим комплексом», а Падре гордо именовал «сильманитовым прииском», больше походило на сошедший с полотен средневековых художников кошмар. И канализация на улицах — это была не метафора.

Как Падре и его люди умудрились довести колонию до такого состояния, оставалось загадкой. Орест знал, что комплекс на Феанире был построен не так давно, но вид местных построек и оборудования производил впечатление отработавших несколько десятилетий без капитального ремонта, да что там — на износ, без ремонта вообще. Люди, работавшие здесь, поражали даже его богатое воображение. Блёклые глаза, бледные лица, истощённые тела, ветхая одежда… Да, с рудников Феаниры не возвращались, но чтоб всё было настолько инфернально, настолько безнадёжно разбито и запущено, Орест не ожидал. Самарин сбивчиво говорил что-то о токсичной сильманитовой пыли, со временем разъедающей даже пластик, о том, что нормально работающих фильтров хватает только на главные жилые постройки, что ремонт всего этого хозяйства обошёлся бы слишком дорого…

Орест его не слушал. Он пытался осмыслить увиденное. Да, он осознал, что переливающийся песок, который на разработках вручную вымывали дедовским методом золотоискателей высушенные рабы, это сильманиты. Но — мелочь, порошок, пыль, которая к тому же полностью уходила в карманы Падре. Полностью. Правительство давно умыло руки с этой пропащей планеты. Подобные мелочи никого не интересовали. Да, Феанира — отличная иллюстрация безразличия великого и могучего Содружества. Прикрываясь благими намерениями, правительство искало выгоду. Не найдя, они сматывали удочки, сводили своё влияние и власть до минимума. Кому охота из-за такой ерунды как песок и пара-тройка сотен никому не нужных людей, связываться с Падре? Курировать никчёмную планетку, полицейских выделять. Игра не стоит свеч, явно не стоит.

Орест начал пить. Сначала по вечерам, затем уже не расставаясь с флягой и днём, а позже его вообще не видели трезвым. Он ещё пытался изображать какую-то видимость деятельности, отдавал приказы, навещал прииск, но постепенно ему стало совсем всё равно и действительно захотелось сдохнуть. Приехала Кэс. На этот раз Орест был даже рад ей. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь ухаживал за ним, чтобы можно было пожаловаться, не рассказывая при этом ничего. Да и секс был совсем не лишним — хоть что-то его расслабляло. Притрагиваться к местным девкам с сомнительной гигиеной было бы краем всего, настолько он не смог бы опуститься. Нет, Кэс была очень кстати.

— Новый мир! Совсем другие возможности!.. Я сделаю так, чтобы здесь ты и сдох, Кледнер! В этой дыре, в этой проклятой дыре! С теми ходячими костями!

Ему было плохо. Уже третий день Орест не просыхал, совсем наоборот — он тонул в коньяке, и вообще хотел утонуть в той ванне, куда Касси запихнула его насильно и сейчас тщетно пыталась отобрать бутылку — его хватка стала железной.

— Я не люблю когда ты в таком состоянии, дорогой.

Орест криво усмехнулся и вытянул руку в приветствии. Ту самую, с зажатой бутылкой. Но тут же вернул её на место и сделал приличный глоток.

— Он похоронит меня здесь, заживо похоронит. Какого чёрта я уезжал с Каджеро? Для того чтобы сделать так, как я хочу! Для того чтобы не зависеть больше от Андрея с его чёртовой «Артемидой»! Я хозяин, поняла?! Я — хозяин!

— Поняла, дорогой. Так и будет, увидишь. Мир ляжет к твоим ногам, ты заставишь его лечь.

— Ничего ты не поняла, Кэс…

Орест сгорбился, опустил плечи и разжал пальцы. Бутылка откатилась, громыхая по допотопному кафелю.

Касси вздохнула. Она молча взяла губку, намочила её, прошлась душистой пеной по его спине. Орест закрыл глаза. Мягкие движения успокаивали. Свободная рука женщины запуталась в его волосах, потом скользнула ниже, обняла за плечи, ладонь легла на его грудь. Он выпрямился и, не открывая глаз, облокотился о ванну.

— Сделай мне приятно, радость моя…

Орест не улыбался, его голос не звучал томно и многообещающе, он просто хотел тепла, чтобы не спрашивали ничего, чтобы знали, как и где ласкать, чтобы было хорошо ему.

Касси знала, она всё делала правильно, и уже через несколько секунд на его лице всё-таки появилась блаженная улыбка.

Надолго этих минут расслабления не хватало. Едва взгляд его падал за окно, как всё возвращалось, и Кэс уже не могла помочь.

…Старая машина неслась на полной скорости. Ветер выбивал слёзы из глаз и хохот из глотки. Музыка орала, Орест орал вместе с ней. Одной рукой он еле справлялся с управлением, вторая держала уже наполовину опустевшую бутылку с виски. Никто не посмел остановить его, ведь он — Хозяин!

— Я — хозяин! Хозяин — я! Слышите, вы?! Я хозяин этой навозной кучи! Этого проклятого кладбища!

Со стороны могло показаться, что он совершенно не контролирует себя. На самом деле Орест понимал и очень хорошо чувствовал всё, что с ним происходит. Он не был пьян, хотя виски глотал прямо из горлышка. Злость сбивала хмель, и это злило его ещё больше.

Он выскочил из дома после того, как Касси в очередной раз сыграла в миротворца и произнесла с нарочитой радостью в голосе:

— Дорогой, здесь тоже можно жить. И даже неплохо.

Орест чуть не ударил её. Чуть, но чтобы сдержать клокочущую ярость, он вырвался из её объятий и рывком вскочил в свой джип. Машина взревела и понеслась прочь.

Впервые за всё время на Феанире он не жалел, что это не аэрокар. Разве бесшумно скользящая по воздуху тачка может так подыгрывать клокочущему в груди гневу!

— Кэс, ты дура! Ты пресмыкающееся, жалкое подобие женщины! — орал он в пустоту, запивая жестокие слова алкоголем. — Ты баба, Кэс! Простая, неп…

Что именно он хотел сказать, горы Феаниры так и не услышали. Джип внезапно занесло и хмельной, затуманенный яростью организм не смог вовремя отреагировать. Орест пытался вывернуть руль, но на него неотвратимо летела каменная стена. Наконец он оставил попытки и просто бросил руль, прикрывая лицо согнутой рукой. Через секунду он почувствовал мощный толчок и… и всё.

Ему повезло — кресло водителя было отодвинуто назад до максимума, и подушка безопасности всё-таки сработала. То ли инстинкты проснулись, и в последнюю минуту он сам рванул её, то ли что-то ещё, но он был жив. От удара капот смяло в гармошку, оттуда валил дым, и если бы не счастливое стечение обстоятельств, руль прошиб бы ему грудную клетку.

Он вылез из машины почти на карачках, сел на землю и помотал головой. Ничего не происходит случайно. Что это было? Знак вопроса свыше — ну что, действительно хочешь умереть или поживёшь ещё немного? Орест хмыкнул и приподнялся с земли, подошёл к самому основанию горы и похлопал её по гранитному боку. Потом повернулся к машине и дёрнулся, словно от удара тока.

— Ох, мать твою!..

Удар, смявший машину, не прошёл бесследно и для скалы. Хотя с виду — обычный для Феаниры непробиваемый камень… Однако в месте, где в породу впечатался капот джипа, скала оказалась не сплошной, а словно покрытой толстой каменной коркой, которая и раскололась, обнажая невероятное.

Орест, не отрывая взгляд от блестящего места скола с характерными гранями, вызывал Касси.

— Кэс, я попал в аварию. Приезжай за мной.

Она ничего не спросила, только — «Куда?» Нет, всё-таки иногда эта женщина была именно ею — женщиной. Его женщиной.

Он осторожно коснулся переливающейся поверхности и нагнулся, чтобы найти обломок. Нашёл и посмотрел сквозь него на свет. Ошибки нет. И этого сокровища — целая глыба, в буквальном смысле валяющаяся на дороге… Бог ты мой, это же невиданная куча бабла. Такого не бывает!

Он простоял так до того момента как послышался вскрик Касси.

— Это… Это…

— Это сильманит, — озвучил Орест, медленно, словно пробуя слово на вкус. — Цельный, громадный сильманит, Кэс!

Они откатили приплюснутый джип. Орест сказал, что починит автомобиль и продолжит ездить на нём, он явно приносит удачу. Потом связался со своим помощником с Итары и приказал переслать на Феаниру с десяток людей и нанять пару планетологов. Апатия и стремление напиться, кажется, исчезли в момент удара, словно по мановению волшебной палочки. Точнее — в момент, когда лучи местного солнца просветили кристально чистый осколок с безупречными гранями в пальцах Ореста…

Орест рассчитывал расколоть глыбу и увезти с планеты быстро и незаметно. Он просчитался. Сильманитовые месторождения на этом участке оказались повсюду, глубоко в горах, под землёй, скрытые каменной коркой от невнимательных наблюдателей.

Он долго не мог понять, как так вышло, что целое месторождение сильманитов не было открыто ни исследователями Содружества, ни людьми Падре. Если с исследователями было всё понятно — они искали полезные ископаемые, руды, газ, минералы, а на Феанире не было ничего интересного и полезного, кроме переливчатого песка, то Падре… Он приобрел планету в собственность за бесценок и сумел поднять стоимость сильманитового песка на рынке драгоценных камней выше стоимости бриллиантов. Сильманиты не обладали свойствами алмаза, они изначально были меньше карата каждый, но практически не нуждались в дополнительной обработке, каждый камешек уже был огранён самой природой — и Орест сам увидел, как она это делает, когда расколол цельную глыбу своим джипом. Сильманиты отличались кристальной чистотой и ясностью, и игра света на их гранях оставляла земные бриллианты далеко позади по яркости и красоте. Но почему Падре не нашёл это месторождение раньше? Он же не мог думать, что пещеры — единственный источник песка!

И только после отчёта планетологов Орест понял, где Падре промахнулся. Он поверил своим учёным, которые вывели, что сильманиты никак не могли зародиться в скалах, что благоприятные условия для их выхода на поверхность — только пещеры у подножия гор. Там и копали, и находили только песок и мелкие россыпи. А в горах лежали сокровища… Сокровища плюс работы и проблем непочатый край.

— Тебе нужны люди. Не просто быки, а люди с мозгами, которые будут верны тебе как псы, — Касси была практична как всегда. — Имеется одна идеальная кандидатура.

— Ты? — криво усмехнулся Орест.

— Я твоя жена, а не помощник.

Орест хмыкнул, но промолчал.

— Самарин.

— Человек Падре?

— Он смотрит на тебя с щенячьим восторгом. Он на тебя только что не молится… Он не его человек. Он пока ничей. Сделай его своим.

Орест снова ничего не сказал. Он только вызвал Самарина. А когда тот пришёл, произнёс всего одну фразу:

— Я могу изменить твою жизнь.

Он не прогадал. С этого момента Олег Самарин работал с ним наравне, не покладая рук. Прилетели учёные и итарская армия Ореста. Они проложили коммуникации, построили небольшие, но комфортные дома для работников, создали с нуля систему пылевых фильтров для жилых и рабочих помещений. Пропали несчастные «мертвяки» с бывших приисков и почти весь обслуживающий персонал. Началось бурение, прокладывание длинных шахт-туннелей. Орест шалел от этой работы, после вынужденного безнадёжного бездействия, чуть не сведшего его с ума. Как всё оказалось просто! Как конфетку у младенца…

«Младенцу» этому Орест строчил доносы. Сам на себя. Диктовал Самарину.

— Много работает, пытается найти новые ручейки, — Орест остановился и раскурил сигару.

— Ты уверен, что он хотел похоронить тебя? — Самарин поднял голову от файла.

— Нет. Он хотел проверить выживу ли я. Пусть гордится собой.

Все шло прекрасно, однако только сейчас, углубившись в проблемы добычи по-настоящему, Орест начал понимать, почему Падре не использовал автоматику. Роботы, способные правильно извлечь и обработать сильманит, стоили бешеных денег. Собственно, подобной автоматики практически не разрабатывали — до сих пор считалось, что сильманит — это мелкая россыпь драгоценного песка, который лучше человеческих рук ничто не отделит от бесполезной породы. Поэтому потребность в этих самых руках всё равно была первоочередной. Но Орест помнил, во что превращались люди, проработавшие на приисках несколько лет, и понимал, что добровольно сюда работать никто не поедет, какие заработки ни обещай. Да и не хотелось тратить на рабочих дополнительные деньги.

Требовалось срочно найти выход. Пока комплекс обновляется, нужно было решить проблему рабочих. Срочно.

Орест прилетел на Землю. Старый Лондон в лице Падре ждал его. Орест не хотел признаваться сам себе, но он тоже ждал этой встречи. Туманный Альбион манил его древними улицами и вымощенными мостовыми. Цивилизация…

Пока он не вступил в космопорт «Хитроу», названый в честь старинного аэропорта, он даже сам не понимал, насколько соскучился по Земле, по интеллигентным спокойным лицам её обитателей. Насколько ему надоела пыльная Феанира с её пеклом и непрекращающимся гулом бурильных машин. Надоели джинсы, высокие ботинки и широкополые шляпы.

Сейчас из зеркала на него смотрел высокий элегантный мужчина в дорогом костюме. Оресту понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что этот джентльмен — он сам.

Падре встретил его радушно, будто старого доброго приятеля.

— Здравствуй, дорогой. Присаживайся.

Орест опустился в глубокое кресло напротив стола Падре. Тот рассматривал его с явным интересом.

— Ты хорошо выглядишь. Подтянут. Глаза сверкают.

— Физический труд, много солнца, — пожал плечами Орест.

Падре кивнул и встал из-за стола.

— Прибыль выросла… ты молодец.

Он подошёл к бару и достал бутылку коньяка. Не спрашивая, налил два бокала.

— Загвоздка была в людях. Работа тяжёлая, не для тех дохляков, — Орест, не глядя, принял из рук Падре напиток, покрутил бокал в руке.

Они выпили, не чокаясь.

— Знаешь, зачем я позвал тебя?

Орест, наконец, поднял взгляд. Синие, совсем не выцветшие глаза старика смотрели прямо и изучающе.

— Понятия не имею.

— Я решил положить конец проверочному периоду. Ты доказал свою лояльность. Будешь работать со мной, мне нужен молодой помощник, которому я смогу доверять. Я же могу тебе доверять?

Орест выдержал потяжелевший взгляд.

— На этот вопрос можете ответить только вы сами, — спокойно отозвался он.

Падре ещё некоторое время смотрел ему в глаза, потом рассмеялся.

— Ты, действительно, молодец. Теперь ближе к телу, как говорится…

Они просидели ещё несколько часов, разбирая бумаги, обговаривая дела. В конце концов Орест порядком устал, но чувствовал себя бесконечно довольным. На Феанире всё в порядке. Там можно будет оставить Самарина — вот уж в чьей лояльности сомневаться не приходилось. Он навестит Итару, заберёт Касси, пусть она погуляет по Европе, потратит немного денег. Плавный ход его мыслей прервал сигнал вызова. Падре включил клипсу мобильной связи, и Орест впервые увидел, как меняется его лицо.

— Да… Нет! Нет, конечно! Кто?! Опять «Киплинг»?! Mamma mia, как мне всё это осточертело! Зачисть все следы и отзвонись мне. Presto, presto!

Он резко отключил связь и цветисто выругался по-итальянски.

— Проблемы? — спросил Орест, не поднимая головы от бумаг.

— Эриния! Надоело мне это место! Хлопот выше крыши, а пользы никакой! Очередной рейд спецназа. Ничем этих сволочей не подкупишь! Хорошо хоть друзья предупредили, убраться успеем.

Эриния.

Расточительность Падре в очередной раз изумила Ореста. Как же можно так с землей?

— Не стоит это всё моих нервов. Катакомбы эти, конечно, известны и своё дело делают, но психушка в камуфляже меня достала. За последние полгода четвёртый раз наведываются. Там у них командир поменялся, настырный, сил нет.

— Вы хорошо осведомлены о ротации должностей спецназа, и вообще…

— Не хорошо. Было бы хорошо, знал бы заранее, когда этот упрямец в гости соберётся… Ладно, надоело. Продам и дело с концом. Пользы и правда мало.

Орест кивнул и снова углубился в кипу бумаг. Они закончили обсуждать дела, и Орест уже собрался уходить. Он остановился у дверей и словно невзначай поинтересовался:

— А вы действительно решили продавать?

— А? Что? — Падре поднял на Ореста недоуменный взгляд.

— Эриния. Я хочу купить её у вас.

Синий взгляд стал сосредоточенным. Орест пожал плечами.

— Недвижимость есть недвижимость.

— Вкладывать, дорогой, надо в ценную недвижимость. Эриния — глушь почище Феаниры и твоей Итары. Впрочем, как знаешь. Продам.

Орест улыбнулся. Порой с вершины перестаешь замечать очевидное — слишком свысока смотришь… И это он учтёт, на будущее.

Эриния стала его собственностью. Генпрокурор сдержал своё слово — попробовал бы не сдержать — и вернул свой долг. Правда, он никак не мог понять, зачем Оресту такая головная боль в виде тюремного комплекса, да ещё и для особо опасных преступников. Впрочем, задавать лишние вопросы он не стал и подписал все нужные бумаги.

Планета подверглась мощнейшим переменам, как всё, к чему прикасался Орест. Строилась тюрьма, наверно самая большая, прекрасно оснащённая тюрьма в Содружестве. Карцеры, общие камеры и одиночки — для тех кто достиг апогея в схватке с законом, рабочие производственные зоны, как в тюрьмах старого образца — чтобы осуждённые трудом, так сказать, отдавали свой долг обществу… И аннигиляционые камеры. Вокруг комплекса выстраивался посёлок, городок, пока небольшой — для охранников и надзирателей, начальников и простых смертных — семей осуждённых. Когда всё будет отстроено, Земля начнет переправлять из своих перезагруженных тюрем и зон осуждённых, чьи преступления потрясли общество.

Орест начал кампанию под лозунгом «Налоги в мирных целях» — отказался от субсидии со стороны Центробанка Содружества при постройке самого комплекса. Земляне могли вздохнуть спокойно. Многие, даже из ближнего круга Ореста, не понимали, зачем ему всё это, к чему такая благотворительность. Они также не знали, сколько именно людей теперь должны ему, сколько платит Содружество за содержание каждого заключённого и сколько за его же гуманную казнь, в случае соответствующего приговора. А сколько доходов должны были принести заключённые, которых он переправит на рудники Феаниры!

У Ореста было ещё множество идей, и каждую из них он собирался воплотить в своё время.

Но вот идея со свадьбой принадлежала не ему.

Он всего лишь пожаловался однажды Раде, что ему надоело слыть богатым бизнесменом с сомнительной репутацией и тёмным прошлым, в общем, мафиози. Он хотел обелить своё имя, внести его в списки добропорядочных уважаемых людей. Это не было капризом, это была стратегия — он действительно беспокоился о некоторых высокопоставленных личностях, которые не захотят иметь с ним никаких дел, а это значило потерять кучу денег впоследствии.

— Женись. — Рада была лаконична.

Орест хмуро оглядел подругу.

— Не понимаю, как моя женитьба на Кэс разрешит проблему, Рася.

Та вздохнула.

— На Касси ты должен был жениться много лет назад, дорогой. Если этого не произошло до сих пор, боюсь, уже не произойдёт никогда. Я говорю о браке по расчёту.

Рада рассказала о семье Стамос, занимающих заметное положение на Земле, живущих в Греции. Их старинная благородная династия сейчас находилась на грани нищеты, ну, в их понимании этого слова. Хотя, в принципе, не так далёк от правды был глава семейства, когда утверждал это. Между тем у Стамосов была единственная наследница, сорокалетняя старая дева.

— Её отец уже потерял надежду выдать её замуж.

— Могу понять почему, — хмыкнул Орест, возвращая Раде небольшую голографию потенциальной невесты.

— Ну, извини, — Рада развела руками. — Я знаю, что тебе нравятся молоденькие светлоглазые красотки, но тут уж не приходится выбирать. К тому же, я уверена, она будет от тебя без ума. Ты умеешь влюблять в себя.

— Кому бы ещё это было надо… — проворчал Орест.

— Тебе. Ты приедешь, очаруешь эту корову, предложишь её папаше помощь. А когда женишься, сможешь развлекаться со своими принцессами, конечно, не афишируя.

— Не учи учёного.

— А зятя Адрияна Стамоса примут везде, уж поверь.

Своей родиной землю богов Олимпа Орест не считал. Отец увез его в Россию ещё младенцем, и с тех пор Орест в Греции не останавливался надолго, хотя и считал её одним из самых красивых мест во вселенной. Он бывал там редко и только по делу, вот как сейчас… Эта вероятная женитьба тоже была частью бизнеса, стратегически важной частью.

Все случилось так, как и предполагала Рада. Орест понравился всем членам семьи. Стамосу-старшему приглянулось предложение о помощи, его дочери — сам жених. Свадьбу решили сыграть через месяц, чего мешкать? Орест сначала хотел полететь на Альту, в свою резиденцию, только там он мог забыться на время, но потом передумал. Нужно было закончить одно последнее, расставить все точки над «i».

Разговор с Кэс он откладывал давно. Сначала отмахивался сам от себя, мол, времени нет. Они действительно очень редко виделись. Но потом он понял, что не готов отпустить её до конца, так, чтобы ничего не напоминало о её существовании. До сих пор. А ещё он не хотел её отпускать потому, что она слишком много о нём знала, включая его оазис на Альте. И хотя был уверен — она его не продаст, даже если возненавидит, всё равно опасался. Конечно, при желании он мог бы оставить её себе, но не хотел. Любовница свободного человека — одно, женатого — совсем другое. А ещё он мог её убрать, как потенциальную угрозу, но эту мысль он даже додумывать не стал. Он был благодарен ей за все эти годы. Итара, Феанира — там без неё ему было бы намного хуже. Но хватит, надо разорвать эту связь и, наверное, стоит сделать это быстро, одним рывком. Так будет правильней всего. Гуманнее.

Орест прошёл в гостиную и плюхнулся в кресло. Посидел пару минут молча, прикрыв глаза.

— Я женюсь, Кэс.

Он произнёс это совершенно спокойно, даже равнодушно, не открывая глаз и не поворачивая головы. Пару секунд было тихо, а потом раздался напряжённо-спокойный голос:

— Поздравляю. И кто же счастливица?

Орест открыл глаза и рывком поднялся на ноги. Подошёл к стеклянной стойке, ухватил два бокала, ловко перевернул.

— Выпьешь?

— Я задала вопрос.

— Не начинай, Кэс.

Она помолчала.

— Ты влюбился?

Орест поморщился. Дура, всё-таки.

— Кэс, не глупи — какая любовь? Ты же знаешь, что я не верю в эту ерунду. Это бизнес, всё бизнес.

— Кто она?

— Она старая дева. Некрасивая, не первой молодости, никому не нужная.

— Кроме тебя.

— Мне нужна не она, — Орест налил вина и протянул его Касси, та проигнорировала, не отрывая от него горящего взгляда. — Мне нужен её статус в обществе.

— И ты собираешься с ней спать?

— И есть, и пить… Я не знаю, первое время. Потом отошлю её в одну из своих резиденций подальше.

— Значит, я могу ехать с тобой?

Орест отпил от своего бокала и насмешливо уставился на Касси.

— Ты с ума сошла, Кэс?

— Ты сам сказал…

— Что я сказал? Я сказал — собирай своё шмотьё, и поехали?

— Ты сказал, что она не нужна тебе!

И ты мне тоже больше не нужна.

— Я сказал, что хочу исправить свой имидж, я сказал, что мне надоело, что люди воспринимают меня как бандита. Я уже не мальчик.

— Так ты и есть бандит!

Касси еле сдерживала слёзы. Она щёлкнула зажигалкой, прикуривая, и Орест заметил как подрагивает её рука. Он почувствовал, как его захлёстывает отвращение. К ней, к себе, к этой квартире, где держал свою…

— А ты шлюха, радость моя, — не повысил он голоса. — Я не стараюсь оскорбить тебя, это так и есть. Ты — моя шлюха.

— Но ты… мы… Я люблю тебя!

— А я тебя не люблю. Я никогда не врал тебе, Кэс. Нет её, любви этой.

Касси смотрела на него во все глаза, Орест подумал, что сейчас она кинется на него. Вот только расцарапанной морды ему и не хватало.

Только попробуй, руки выдерну.

Касси сорвалась с места, но пробежала мимо него, в спальню. Орест постоял пару минут бездумно, потом снова сел в кресло. Ему хотелось уйти.

Она выскочила из комнаты с небольшой спортивной сумкой, не глядя в его сторону. Нажала кнопку входной двери и, когда створки уже разъехались, повернула к нему заплаканное лицо.

— Думай что хочешь, мой дорогой, но я скажу тебе: любовь есть! Она бывает нежной и осторожной, бывает страстной и всепоглощающей — глотка воздуха не хватает! А тебе я желаю познать самую ужасную из всех, слепую, болезненную, ту, которая вынесет тебе мозг, оставит без воли. Пусть страсть затмит твой разум, пусть ты задохнешься от желания! Но самое главное — пусть она будет безответной! Чтоб ты прочувствовал на собственной шкуре, как это больно, как невыносимо больно, любить, желать, дотрагиваться, целовать, обладать, заниматься любовью и при этом в ответ не получать ничего. Ничего!

Касси стремительно вышла вон. Дверь закрылась. Орест встал, он хотел налить себе ещё вина, но руки внезапно дрогнули, будто сквозь них пропустили заряд электричества, и бутылка выпала. Небьющееся стекло спасло его от осколков, брызгающих во все стороны, но от кровавой лужи вытекшего вина ковёр уже ничто не спасет.

До свадьбы оставалось меньше двух недель, когда с ним связались с Каджеро. С той самой, настоящей Каджеро, с зелёной водой, дремучими джунглями и ненавистной жарой. Той Каджеро, что принадлежала Андрею Ревнёву, той Каджеро, где жила девочка Ника, всё чаще и чаще приходившая к Оресту во сне.

Звонок был внезапен, звонивший был взволнован так, что Орест его не узнал бы без помощи определителя номера. Внятно говорить тот смог только после того, как Орест рявкнул, нарушив своё собственное правило никогда не повышать голос на подчинённых.

— Господин Кледнер, ситуация на Каджеро требует вашего присутствия! — наконец сформулировал звонивший. — Я перенаправляю вам документы, данные… просмотрите! Деньги буквально в океане плавают, и без вас их не подберут!

Второй звонок по своему кодированному голографическому каналу он сделал сам на следующий день, всё хорошенько взвесив. Орест был уверен, что Андрей давно объявился бы, если бы знал, где искать. Парадоксально, но, будучи тем, кем он был, влиятельным и известным в своих кругах, Орест почти не засветился в кругах «нормального общества», а узнать, как с ним связаться, было практически невозможно — положение обязывает к предосторожностям.

Старый друг обрадовался его звонку, как ребёнок. Поначалу он даже не понял, какую пользу ему может принести этот разговор, и первые минуты три Орест отбивался от вопросов «как, где, что?», которые обычно терпеть не мог. Однако в этот раз он почему-то испытывал лишь неудобство от того, что ответить на этот поток «да так, бандитствую помаленьку» было бы верхом идиотизма, и приходилось произносить заранее заготовленные обтекаемые фразы, вроде «давно мотаюсь по колониям, ничего интересного, работа скучная, надоело всё». Орест притормозил только тогда, когда понял, что сейчас сам начнет спрашивать о Нике, Майе и погоде в джунглях. Встряхнулся и дальше разговор пошёл в нужном русле. Оресту понадобилось только задать ключевой вопрос об «Артемиде», и дальше от него требовалось только кивать головой и произносить междометия и короткие комментарии.

Ревнёв излагал свои мысли куда как понятнее предыдущего собеседника, и картина из его слов нарисовалась следующая.

Андрей вполне справлялся с «Артемидой» и в одиночку, против собственных же опасений. Дела шли хорошо, фирма росла медленнее, чем в первые годы, но не останавливалась в развитии, доходы позволяли расширяться. И вот чуть меньше года назад Ревнёв решил разнообразить развлечения для туристов и выделил, наконец, средства для освоения океанского шельфа на самом удобном побережье Первого материка. В океане Каджеро водилась не менее интересная живность, чем на суше, и при правильном подходе подводное сафари могло стать взрывом на рынке развлечений.

Однако с сафари в океане не сложилось. Исследования, проведённые много лет назад, были направлены только на выяснение уровня безопасности среды для выживания людей, и до сих пор у Ревнёва просто не было потребности обращать пристальное внимание на океан. И первый же месяц целенаправленного изучения подводной Каджеро принёс открытие, отодвинувшее сафари на второй план. Отныне на первом плане у Ревнёва значилась косметология. Местная, только что найденная водоросль, без изысков названная неонией, оказалась крайне интересной по своим свойствам для этой области медицины. Ревнёв официально воспользовался своими связями в Центральном НИИ Косметологии, где препарат, изготовленный в каджерианских лабораториях, получил единогласное одобрение и все полагающиеся сертификаты. Помехой на пути нового предприятия Ревнёва мог стать один случай, который Андрей смог замять, не дав сведениям о нём просочиться в прессу. Когда производство уже было запущено, спустя пару месяцев к Ревнёву на встречу напросился один из молодых каджерианских учёных, сотрудник новой фабрики.

На этом месте Орест заранее поморщился, предчувствуя не самый приятный поворот, но воздержался от комментария в стиле «сколько раз я тебе говорил контролировать сотрудников, не допуская их лично до себя», желая дослушать.

Молодой человек оказался взволнован и настойчив, когда влетел в кабинет Ревнёва. Андрею стоило некоторых трудов успокоить его, чтобы выслушать проблему.

Орест тут же вспомнил вчерашний звонок, усмехнулся схожести ситуаций, но снова промолчал, чтобы не прерывать рассказчика. Суть рассказа он, кажется, уже уловил — она ничем не отличалась от сути предыдущего, разве что сведений ценных поменьше, но дослушать почему-то хотелось.

Молодой человек продемонстировал Ревнёву несколько таблиц, диаграмм, какие-то формулы и заявил, что производство косметики на основе неонии прекрасная идея, но имеет побочный эффект. Андрей добродушно рассмеялся юноше в лицо, объяснив, что все ведущие учёные его лабораторий не нашли никаких побочных эффектов, учёные ЦНИИ Косметологии Содружества не нашли, а он, молодой энтузиаст, нашёл?

Энтузиаст снова встревожился, свернул все пояснительные таблицы, понимая, что они ему не помогают, и выпалил: «Да отходы от ваших водорослей опасней ядерных из двадцатого века!»

— Ты проверил? — поинтересовался Орест, делая заметку — любознательного учёного стоило не выпускать из вида, энтузиасты люди непредсказуемые.

— Проверил, — махнул рукой Андрей. — Ничего не нашли, но на всякий случай разработали специальный цикл по их уничтожению. Твои ребята, кстати, работали, хорошую команду ты мне оставил. И проверили, и разработали…

Он умолк, словно собирался с духом, и Орест понял — сейчас скажет главное.

— Не хочешь к команде вернуться, а? — осторожно спросил Андрей. — Без тебя тут стало трудновато.

Орест, не отвечая, смотрел в стену над головой собеседника. Он был согласен ещё до звонка, для того и звонил, но нельзя же было вот так мгновенно капитулировать.

— Орест, я понимаю, за шесть лет много чего случилось, у тебя своя жизнь, работа… друзья.

От него не укрылась пауза, которую сделал Ревнёв перед последним словом. Разведка боем, да?

— У меня много знакомств, Андрей, относительно стабильная работа и одна подруга, которая вовсе не моя женщина.

«А также будущая унылая супруга, ревнивая брошенная любовница, четыре планеты и три базы на астероидах, собственная армия, связи по всему Содружеству, свои люди на десятке дальних колоний и искусственно созданный оазис, воссоздающий твою чёртову Каджеро, в котором я живу», — мог бы он добавить, но не стал.

— Это было «нет»?

Орест наконец перевёл взгляд на Ревнёва. А хорошо поработал над собой старый друг, лицо прожжённого игрока в покер, ни одной дрогнувшей нотки в голосе, словно и не он только что взволнованно рассказывал о своей жизни…

— Это было «мне нужно закончить свои дела и я не смогу прилететь прямо завтра». Мне нужна пара недель.

Нет, в покер Андрей играл бы из рук вон плохо, судя по неподдельной радости, осветившей его лицо.

В своём первом объяснении Ревнёв опустил полные научные отчёты, зато сообщил, что новую косметическую линию он назвал «Анадиоменой». Орест не удивился, потому что древнегреческая мифология Андрея всегда привлекала, одно имя старшей дочери чего стоило, и для него было логично назвать косметику одним из имён богини красоты.

Для Ореста тоже вполне логичным было отказаться от фиктивной свадьбы, раз то, чего он надеялся с её помощью достичь, ему несли на блюдечке. Не только положение в обществе, не только новую интересную — легальную! — работу. На Каджеро его ждали. И он ждал этой встречи.

Вот так наследница Стамосов и осталась старой девой.

Это было три года назад. Теперь же, когда Ника улетела на Землю, Орест почувствовал, что жизнь пошла по спирали. Опять затягивающая работа, которая уже давно перестала быть новой, опять погружённый в себя и работу Андрей, опять Майя, поглощённая дочерью… только вот эта дочь Ревнёвых не вызывала у него никаких чувств. Ребёнок как ребёнок. Так что желание снова пуститься в свободное плавание становилось всё более ощутимым. И только чувство долга и недоделанная работа не позволяли ему пойти у этого желания на поводу.

Он смотрел в открытое настежь окно. Каджеро. Пряный, такой умопомрачающий запах. Эти джунгли ему так часто снились, что даже сейчас ему казалось что это всего лишь сон, и на самом деле он всё ещё скитается по свету.

И кто знает, возможно, так скоро и будет снова.

Глава 4

Занудный писк телефонного вызова мешал невыносимо. Сначала Ник хотел отключить звук и спокойно спать дальше, но передумал. Опыт подсказывал, что такие утренние звонки могут быть важными. И не только утренние. Приоткрыв один глаз и отследив цифры на часах, он сделал поправку — на «дневные» звонки. Сегодня у него был выходной. Захотелось, как в плохом боевике, угрожающе сказать что-то типа: «Если окажется, что вы разбудили меня по маловажному делу, то вы рискуете не пережить этот день».

Конечно, он этого говорить не стал.

— Слушаю вас, — лениво произнёс он, включив аппарат.

— Здравствуй, Ник, — раздался за тёмным экраном знакомый голос.

Этот человек ворвался в его жизнь как вихрь. Страшный, тяжёлый ветер, ураган. Нет, его величавая внешность, аристократическая осанка, спокойный голос, твёрдая походка — совсем не напоминали о бушующем ненастье. Но те перемены, что принёс Босс в жизнь Ника, оказались именно что ураганными.

Ник узнал о смерти отца почти сразу, были и у него информаторы. За мелкую мзду, некоторые люди готовы на всё. Не все конечно, но таких Ник сторонился, с такими опасно. Отец всегда говорил что люди, не берущие денег, просто берут очень большие деньги. А Ник знал и таких, что не берут вовсе. Это были враги. Но его информаторы брали, причём по мелочевке. И когда они ему сообщили, что отца больше нет, Ник понял что скоро придут либо за ним, либо его убивать. Дёргаться он не стал, слишком хорошо знал мир отца и людей, его окружавших. Эти найдут везде и сделают то, что сделать захотят. У Ника не оставалось никого, кто бы дал ему защиту. Он совсем один и им будут играть как пешкой, а скорее всего, просто уберут ненужную фигурку с шахматного поля. Выжить бы… выбраться бы из этой дыры.

Ник стоял около окна, когда вошёл он.

— Тут пахнет смертью, — с ходу сообщил глубокий голос.

— Она тут живёт, — Ник пожал плечами и развернулся. — Ты пришёл меня убить?

Незнакомец покачал головой и брезгливо прошёлся взглядом по комнате Ника.

— Я пришёл тебе помочь, — он насмешливо взглянул на парня. — Тебе ведь нужна помощь?

Вот уже несколько лет Ник сидел взаперти и, кроме этих белых стен, не видел почти ничего. Ему исполнилось семнадцать, когда его разбудили посреди ночи, загнали в аэрокар и привезли сюда. Ник догадывался, почему, и почему именно в тот момент. Отец узнал о его «болезни», давно узнал, но пока была жива мать, боялся что-то сделать. Его отец не боялся ничего и никого, кроме неё. Расстроить, побеспокоить, потерять, наконец. У родителей всегда были сложные отношения, а в последние годы мать и вовсе ушла в себя. Закрылась в своей спальне и не впускала никого, кроме сына. Если тот не появлялся у неё хотя бы раз в день, она начинала волноваться, а никто в доме отца не смел её огорчать. Никто, даже сам отец, особенно он. Когда же её не стало, отец начал действовать. Сначала Ник был уверен, что это не он сам, а его ближайший друг. Всё норовит испортить им отношения, наушничает. Пробовал уговорить отца забрать его из лечебницы, даже плакал. Но однажды он услышал разговор с врачом — тот пытался объяснить, что это не патология, что лечить тут нечего. Отец только покачал головой и ушёл. Ушёл, даже не обернувшись, просто бросил его там. К Нику относились хорошо, ласково, но не выпускали. Друг отца приезжал несколько раз, но парень отказывался его видеть. Отцу бы он не отказал, но тот так и не появился. Ник уже начал думать, что так будет всегда, что его похоронили в этом месте заживо, но тут…

Незнакомец молча оглядывал парня. В его глазах не читался интерес, презрение, жалость. Он просто смотрел. Наконец Ник услышал короткий вздох.

— Я вытащу тебя отсюда. Дам тебе новую жизнь, тебя больше никто не потревожит. Мне нужно от тебя лишь одно — твой автограф.

— На память? — парень усмехнулся.

— Можно и на память, но тогда я не гарантирую тебе долгую и спокойную жизнь.

— Может, всё-таки расскажете, кто вы такой?

Он рассказал. Что знает отца, работал с ним несколько лет, что сейчас его родственники начнут рвать друг другу глотки за наследство. Пока все думают, что он мёртв, он в безопасности, но его найдут и тогда ему уже никто не поможет.

— Вы хотите, чтобы я переписал наследство на вас? — Ник пожалел, что не курит. Сейчас сигарета в длинных артистичных пальцах была бы очень кстати. — Боюсь, вы не по адресу. Мой старик не завещал мне ровным счётом ничего, я уверен. Он считает, что я болен.

Незнакомец покачал головой.

— Но ты ведь не болен, мальчик. У тебя шалят нервы, — он улыбнулся одними уголками рта. — И, наверное, ты иногда даже бываешь прав. А вот насчёт наследства ошибаешься. Твой отец, мир его праху, так и не написал завещания. Всё надеялся, что тебя «вылечат».

Дыхание Ника участилось. Неужели?..

— Так как завещания нет, весь его капитал переходит его прямым наследникам первой очереди или, в твоём случае, одному наследнику. Завещание он собирался написать в день твоего совершеннолетия. А ведь это совсем скоро.

— Через неделю, — прошептал Ник. — Через неделю мне исполнится двадцать один год.

— Знаю. Как раз через неделю мы с тобой устроим маленькое шоу, воскресим тебя из мёртвых, для твоих родственников. И ты сообщишь им, что отказываешься от наследства в мою пользу.

Ник заворожено слушал, потом вдруг усмехнулся.

— Зачем вы мне? С деньгами моего отца…

— Тебе до них ещё добраться надо, — мягко перебил его незнакомец. — Если ты откажешься от моей помощи, за твою жизнь я не ручаюсь.

Угроза? Похоже на то.

— Твоей семье не нужен сосунок у руля.

Какой у него спокойный голос! Но он прав, тысячу раз прав!

— У вас всё равно ничего не выйдет, у отца был помощник. Он не даст…

— Что может дать или не дать человек с того света?

Бог ты мой!

— Вы его?..

— Значит так. Ты умный мальчик и всё прекрасно понимаешь. Если ты откажешься, то я просто забуду об этом разговоре и буду искать другие ходы. Но только после того как переведу тебя в клинику тюремного режима. Я смогу это сделать, предоставив некоторые сведения с доказательствами о твоей деятельности четырёхлетней давности. Если ты обманешь меня позже, твоей участи я не завидую ещё больше. Если же ты согласишься…

Ник согласился. Босс — так он велел себя называть, ни разу не обманул и не отступился от своих обещаний. После чудесного «воскрешения» парень пропал. Неугомонная семья Ника, подозревая, что он всё-таки жив, ещё долго искала его, но всё тщётно. Ник был под надёжной защитой. Босс сменил ему документы, и Ник превратился в простого русского парня Никиту. Благо, русский язык он знал отлично и говорил без акцента. Он затерялся в старой Европе, жил на очень неплохое пособие, выдаваемое Боссом. Настолько неплохое, что Ник мог бы шиковать и бездельничать, но этому он предпочёл учёбу в университете. Он хотел знать человеческий организм изнутри, и, как только получил возможность, с головой окунулся в новый для себя мир биологии. Было ещё одно, за что он очень ценил Босса — тот, по его собственным словам, обеспечивал его «хобби».

— Когда станет совсем худо, сбросишь сообщение на этот номер. Я всё устрою.

И он устраивал. Тайное, будоражащее душу приключение, за которое потом никто не отвечал. А может и отвечал, но не Ник. Босс ни словом, ни взглядом не попрекал его за эти очень нечастые срывы. Никогда не отказывал, ничего не спрашивал и потом не рассказывал ничего. Ник был очень доволен своей новой жизнью и был искренне благодарен Боссу за этот поворот в своей судьбе.

— Здравствуй, Ник, — раздался за тёмным экраном знакомый голос.

Ника подбросило. Если Босс звонит сам, значит, дело действительно важное. Просто так он не звонил.

— Здравствуйте.

— У меня к тебе дело, Ник. Я буду ждать тебя сегодня в шестнадцать ноль — ноль по вашему времени в космопорте «Луна-3». Прилетай один. Под центральным табло. До встречи.

Всё стихло. Отключился.

— Нормально, — вслух сказал Ник. — Бросай всё, гони на Луну.

Однако слова словами, а назначенная встреча его взволновала, хотя даже себе он не хотел в этом признаваться. Босс редко с ним встречался тет-а-тет. Да что там, он вообще редко с ним сам связывался. Однако поручения Босса нравились парню. Не то чтобы он хотел выслужиться, совсем нет. Просто долгов своих никогда не забывал и очень не хотел чтоб забывали его самого.

Засыпать снова было уже лишним, времени оставалось не так много, поэтому он, вполголоса чертыхаясь, задвинул постель в нишу и направился в сторону ванной комнаты.

Лицо в зеркале выглядело удивительно проснувшимся — ясные чёрные глаза без следа сна, улыбчивые губы, свежая кожа, (главное, побриться не забыть), — и это при том, что внутри Ник ощущал себя не то, чтобы просто невыспавшимся, но ещё и с большого похмелья. Хотя вчера ничего такого и не было. Пара рюмок коньяка — это не повод для дурного самочувствия.

Быстро умылся, влез в испытанные джинсы. Над ним часто веселились сокурсники — в век прочной и удобной синтетики по старинке ходить в джинсовой одежде было как-то несолидно. Понимали бы чего. Ник усмехнулся, вспомнив, как один умник захотел продемонстрировать несостоятельность натуральной ткани перед синтетикой и схватился за рукав джинсовки Ника. Никто так и не понял, как именно он хотел устроить эту демонстрацию, а умник потом был несколько занят вывихнутой рукой. Больше никто к Нику прикасаться не рисковал, а его репутация ненормального в университете укрепилась. Его это мало взволновало — интересы Ника лежали далеко за пределами круга общения с земными умниками. Например, Босс…

Несколько движений расческой, и можно было выходить. Послушные чёрные волосы, несмотря на длину до плеч, никогда не доставляли ему хлопот, и это было приятно — он любил, когда прическа выглядела ухоженной. Напоследок перед выходом Ник включил систему охраны, ему было спокойнее, когда он знал, что дом под защитой.

Лунный челнок прибыл в космопорт «Луна-3» за полчаса до назначенного времени. Зная пунктуальность Босса, Ник отправился в ближайшее заведение выпить кофе, ведь позавтракать он так и не успел. Без трёх минут четыре он вышел в общий зал распределения и почти сразу увидел под табло знакомую фигуру. Внимательно осмотревшись по сторонам, изумился — неужели Босс тоже прибыл один? На него это совсем не похоже. Впрочем, время шло, и размышлять над нюансами было некогда.

Когда на больших часах в последний раз мигнули цифры, Ник уже стоял рядом с ожидающим его мужчиной.

— Добрый день.

— Здравствуй, мой мальчик. Ты удивительно точен, это мне в тебе всегда нравилось. — Он протянул руку и дождался, пока Ник её пожмет. — А теперь веди меня в какое-нибудь заведение попроще, где нет бдительных секьюрити и всякой звукозаписывающей аппаратуры, ты ведь знаешь такие места, верно?

Места Ник знал. Вскоре они уже сидели в шумном маленьком баре, где было настолько много народа, что найти свободный столик они смогли только спустя пять минут и два евро, выданных официантке.

Устроившись за столиком, Босс довольно огляделся, поправил тёмные очки и кивнул.

— Самое то для нашего разговора. Не хочу лишних ушей.

Ник улыбнулся. Угодить этому человеку было сложно, но ему почти всегда удавалось. Словно прочтя его мысли, тот продолжил.

— Ты всегда выполняешь мои просьбы так, как выполнял бы их я сам. Ну, а теперь к делу.

Ник напрягся. Обмен приветствиями и комплименты закончились.

— До сих пор мы с тобой работали как партнёры — я просил, ты выполнял. Иногда я помогал тебе.

Ник молча склонил голову.

— Однако оба мы помним, Ник, что нас связывает.

Тот помнил. Да, дело у Босса, и правда, серьёзное, раз он снова поднял эту тему.

— Что я должен сделать?

Босс рассмеялся. Смех у него был приятный, ласкающий слух.

— И это я тоже в тебе люблю, Ник. Ты всегда берёшь быка за рога. Твой отец всё-таки успел тебя правильно воспитать, ты стал настоящим мужчиной. Жаль, что он тебя не видит теперь.

Ник нахмурился. Он не любил вспоминать о семье.

— Зато вы видите, — отозвался он.

— Я вижу. И ценю… до чего ж приятно с тобой вживую общаться, я уже и забыл, как это бывает… Итак, — Босс резко стал серьёзным и собранным. — На этот раз мне не нужен тупой киллер. Мне нужно твое участие в одном большом и важном деле.

— Я готов.

— Не сомневаюсь. Это дело почти полностью спланировано и расписано по пунктам. Итог — большая сумма денег. Заметь, слово «большая» сказал я. То есть, она и для меня большая. Впрочем, тебе достанется лишь её скромная часть, но тебе хватит. В плане есть маленький пункт — мне обязательно нужна жизнь одного человека. И заберешь её ты, я доверяю твоему умению. Однако есть ещё один нюанс. — Он сделал паузу. — Нюанс следующий: этот план придумал ты.

Ник молча слушал, хотя внутри заворочался давно не просыпавшийся голодный зверёк. Для вопросов время ещё не подошло.

А Босс продолжал.

— Ты придумал этот план, и ты претворишь его в жизнь. Команду наберёшь сам, деньги получишь на этот счёт.

Под столом в руку Ника ткнулась маленькая карта памяти. Он молча сжал пальцы.

— Содержимое карты выучишь наизусть, после чего уничтожишь её. В твою голову, мальчик, я верю, как в свою собственную. Трёх суток тебе хватит. После этого начинай подбирать людей. Через десять дней я свяжусь с тобой — доложишь готовность. С того момента работаешь сам. И запомни: меня ты никогда не видел, даже имени моего не знаешь.

Ну что ж, и врать-то почти не придётся. Ник действительно почти ничего не знал об этом человеке. И это его устраивало.

— А теперь можешь задавать вопросы.

Ник подобрался, как хищник перед прыжком.

— У меня только один вопрос. Тот, кого я… Чья жизнь вам нужна, должен умереть быстро и легко?

Босс помолчал, глядя на него сквозь непроницаемый снаружи тёмный пластик очков.

— На твоё усмотрение, Ник. Мне нужна только его жизнь. Остальное — твоё.

Зверёк внутри, хоть и не утолил голод, но довольно заурчал, сворачиваясь клубком. Он умел ждать.

План оказался довольно прост. Память Ника никогда не подводила, тут Босс был прав, полагаясь на него. К концу третьего дня он уже не только полностью запомнил все схемы и указания, содержащиеся на карте, но и точно знал, кого и как он привлечёт к этому делу. Сумма, названная Боссом в качестве вознаграждения, как и предоставленная ему «на текущие расходы» превосходили все самые смелые запросы Ника.

Утром четвёртого дня он проснулся и первое, что сделал — решительно уничтожил карту памяти. Стер содержимое и банально сжег её в микроволновой печи. Потом методично умылся, причесался, оделся и сделал первый звонок.

Майя снова подняла голову. Четыре часа. Скоро светать начнёт, а сон так и не шёл. Она устало удивилась. У сестры они с Лизой ночевали не впервые, в последнее время всё чаще. Да и вообще — она прекрасно спала даже в незнакомых местах, что уж там говорить о родном и уютном домике Инги.

Неожиданно показалось, что заворочалась Лиза, Майя вскочила, подошла к нише с кроваткой. Нет, спит спокойно, как дома. Откуда же эта тревога?

Вспомнился вечер накануне. Лиза тихо играла на ковре посередине комнаты, а они с Ингой обсуждали последние новости. Володя привез с Земли новую аппаратуру для своих исследований — обещает в ближайшее время разобраться с непонятными случаями лёгких отравлений местными продуктами. Алиса выходит замуж за Майка, техника из Алмазного, свадьбу будут играть сначала тут, а потом продолжат в Алмазном, и надо думать о подарке. Причём Алиса, кажется, уже беременна, и подарок надо выбирать с намёком. Ника звонила, рассказывала, как поругалась с подружками. У неё вообще сложно с друзьями. Единственная близкая подруга осталась тут, на Каджеро, Орест устроил её в прошлом году во второй местный офис «Артемиды». А на Земле Ника совсем одна, столько соблазнов и чужих людей… Тяжело.

Инга вчера сказала: «Ты сама отправила её на Землю. Вспомни, это ведь ты хотела, чтобы она была самостоятельной, и ты помогла ей отказаться от предложения Андрея».

Конечно, сама. Да и что это было за предложение? Пригласить ради Ники преподавателей с Земли, чтобы они в Володином медицинском центре занимались её обучением. Чушь какая. Нику и так упорно возводят в ранг принцессы, а зачем ей это нужно? Пусть поживёт самостоятельно, пусть поймёт, что она, прежде всего, человек, личность и только потом уже наследница отцовского дела. Дела, прежде всего, а не состояния. Всё это Майя вчера сказала Инге в ответ, и та, конечно, согласилась. Не могла не согласиться, потому что сама добивалась такой вот самостоятельности слишком долго. Уехала от родителей, когда ей было всего шестнадцать, и с тех пор ни разу не пожалела об этом.

Только одного Майя не сказала. Той единственной причины, по которой она настояла бы на отъезде Ники даже против её собственного желания. Не сказала, потому что никто бы её не понял и не поверил. Никаких доказательств, одна материнская тревога и женская интуиция. Да и сама Ника её вряд ли поняла бы. Слишком неопытна, слишком неискушена, слишком привыкла считать дядю Ореста своим родственником.

Неожиданно в её невесёлые размышления ворвался резкий, неприятный и тревожный звук. Майя невольно охнула. Она не сразу поняла, что это, а когда сообразила, испугалась уже по-настоящему. Сирена общей тревоги звучала в Солнечном на её памяти лишь дважды. В самом начале, когда ещё не укрепленный до конца периметр прорвали взбесившиеся урсы, и позже, когда объявляли облаву на одного вооружённого свихнувшегося егеря… Что случилось на этот раз?

— Майка, что ты застыла? — ворвалась в комнату уже одетая Инга. — Буди Лизу, это же сигнал общего сбора, на площади!

— Что случилось? — Майя торопливо влезла в костюм, застегнула молнию, порадовалась, что так и не успела вчера переодеться в платье.

— Понятия не имею. Я попыталась позвонить Володе, но у них никто не отвечает. Что-то серьёзное.

Майя осторожно разбудила дочь — трёхлетняя Лиза не любила резких побудок.

— Вставай, малыш, — позвала она, пряча за нежностью голоса своё волнение.

— К папе? — сонно спросила дочь, ещё не успев толком проснуться.

— Конечно, к папе, только не сразу, — пообещала Инга, помогая сестре одевать девочку. — Сначала немного погуляем.

— Гулять к папе, — капризно заявила Лиза, поглядывая из-под кудрявой чёлки на тётку одним глазом — второй она ещё не удосужилась открыть.

— Да, милая, — успокаивающе отозвалась Майя, застегивая «молнию» на комбинезончике дочери. — Гулять и к папе, и к дяде Володе. Все уже нас ждут.

Это было почти правдой. На главной площади Солнечного собрались, казалось, все жители. Сонные, ничего не понимающие люди, и разговоры — негромкие, тревожные. Резкий электрический свет заливал всё вокруг, на площади было светлее, чем днём. Однако отчаянные попытки Майи найти знакомые лица ни к чему не привели, она не смогла увидеть ни мужа, ни Ореста.

— Папа? — Лиза вопросительно подёргала её за выбившуюся прядку волос.

— Конечно, милая, как только я его увижу, мы тут же пойдём к нему. Похоже, их тут вообще нет, — сказала она Инге, опуская Лизу на землю. Девочка уже была тяжеловата для того, чтобы постоянно таскать её на руках.

— Володя! — вдруг крикнула Инга, рванувшись вперёд так, что чуть не сбила с ног стоящую впереди женщину. Майя не помнила её имени, но знала, что это одна из сотрудниц питомника для детёнышей.

От резкого крика тётки вздрогнула и прижалась к матери Лиза, однако ни звука лишнего не издала.

— Ну, наконец-то! — Володя, аккуратно лавируя между обеспокоенными людьми, подошёл к женщинам, нетерпеливо обнял Ингу, ободряюще кивнул Майе. — Я волновался, почему вас нет.

— Лиза очень крепко спала, — сказала Майя. — Что случилось, ты знаешь что-нибудь?

— Увы, нет. Я пытался войти в главный корпус, но дверь оказалась заблокирована.

— Даже для твоего пропуска? — удивилась Майя.

После Андрея и Ореста Владимир Аристов был третьим человеком в Солнечном. Главный врач, руководитель научного медико-биологического центра Каджеро. И он тоже не может пройти. Что же происходит?

— Даже для моего, — словно сам удивляясь своим словам, кивнул Володя. — Понятия не имею, кто там закрылся.

— А ты уверен, что там вообще кто-то есть? — поинтересовалась Инга.

— Ну, сирена общего сбора не включается автоматически, — покачал он головой. — Её мог включить дежурный по периметру — сам или по указанию Ревнёва с Кледнером. Значит, кто-то там есть. Не волнуйтесь, кто бы это ни был, скоро всё узнаем.

Словно отзываясь ему, из площадных динамиков раздался молодой уверенный голос. Говорил мужчина.

— Уважаемые жители Солнечного! Прошу вашего внимания!

Люди постепенно умолкли, напряжённо прислушались.

— Незнакомый голос, — Инга опередила сестру, которая хотела сказать то же самое. — Кто сегодня дежурит, Володя?

Он не успел ответить.

— Прошу всех сохранять спокойствие. Я вынужден сообщить вам неприятные новости.

Майя перевела взгляд на Володю, как будто надеялась, что он сейчас объяснит ей происходящее. Однако его лицо напугало её. Загорелая кожа побледнела так, что каштановая борода казалась чёрной. Левая рука всё крепче прижимала Ингу, а правая шарила по его бедру. Майя неожиданно догадалась, что он ищет, и судорожно притянула к себе Лизу. Та хныкнула было, но тут же замолчала.

Оружие, разрешённое к ношению всем совершеннолетним жителям, брали только при походе в джунгли. Володя в джунгли сейчас не собирался, и кобура с игольником осталась дома. Он уже, конечно, сам понял это, но рука как будто отказывалась ему верить. И это её самостоятельное движение пугало Майю ещё больше.

— Солнечный захвачен, а все его жители, столь любезно собравшиеся на этой площади, являются нашими заложниками. Единственное, что от вас требуется — беспрекословно выполнять мои указания, и тогда я могу обещать вам соответствующее отношение.

Вскрикнула женщина, имени которой Майя так и не вспомнила, и этот короткий крик словно прорвал плотину. Бессловесное непонимание сменилось хаотичным шумом, гулом голосов. Кто-то не верил, кто-то требовал вызвать охрану, какой-то мужчина громко призывал не слушать «этого ненормального», а пойти и разблокировать двери главного корпуса. Испуганно заплакал ребёнок. Лиза оглядывалась по сторонам, словно искала кого-то, но сама плакать пока не собиралась. И то хорошо, подумала Майя. Успокаивать Лизу она сейчас не смогла бы. Её бы кто успокоил. Сердце сжимала холодная лапка страха, но гораздо сильнее глодало ощущение полной беспомощности и абсолютной неизвестности. Если этот псих говорит правду, в чём она почему-то не сомневалась, и захвачен весь городок, то где сейчас Андрей с Орестом, что с ними? Они ведь главные тут, и это вряд ли удастся сохранить в тайне.

— Я требую тишины! — внезапно прогремел всё тот же голос, но на этот раз вместо доброжелательной вежливости в нём звучали металлические жёсткие нотки. — Тот, кто попробует самовольно покинуть площадь, будет расстрелян на месте. Я не расположен шутить и играть с вами. Будете повиноваться — сможете вернуться к обычной жизни, когда всё закончится. Нет — я не поручусь за вашу сохранность.

— Да что вы их слушаете! — мужчина, который настаивал на том, что всё это шутки сумасшедшего, расталкивая людей, первым направился прочь с площади.

Не успел он выйти за пределы толпы, как люди потянулись за ним — двое, пятеро, десять человек. Володя выпустил Ингу и сделал шаг по направлению к уходящим, то ли чтобы остановить, то ли чтобы уйти с ними, но ничего не успел сделать.

Из темноты, по всему периметру площади, вынырнули фигуры людей в пятнистых одинаковых комбинезонах с оружием в руках. Майя не могла сосчитать их, слишком волновалась.

— Человек тридцать, — тихо сказала Инга. — Кажется, это не шутки, Майка.

Она уже и сама видела, что не шутки. И те, кто хотел уйти, тоже это поняли. Самый активный и решительный, который шёл первым, теперь торопливо отступал обратно в толпу, словно стараясь спрятаться поглубже.

— Это было последнее предупреждение, — снова спокойно сообщил голос в динамиках. — А теперь я попрошу вас разделиться, — и неожиданная издёвка в его интонации заставила Майю похолодеть. — Девочки направо, мальчики налево. Девочки, своих отпрысков любого пола забираете с собой.

— Володя? — слабо сказала Инга, уцепившись за плечо мужа, как Лиза за рукав матери.

— Спокойно, Ингуша, всё будет хорошо, — он снова обнял её за плечи. — Главное, ничего не делайте лишнего, просто слушайтесь их. Скорее всего, он не врёт, и нам ничего не будет угрожать, если следовать его требованиям. Майя, береги Лизу.

Он посмотрел поверх головы Майи, и она поняла по его глазам, что к ним приближаются. Сил обернуться у неё не было, поэтому она просто отступила на шаг назад, в сторону, куда другие вооружённые бандиты оттесняли женщин.

— Иди, Инга, — мягко оттолкнул жену Володя. — Иди с Майей, всё будет хорошо. Просто дождитесь, когда это закончится. И не волнуйся за меня, ладно?

Инга, до сих пор гораздо более спокойная, чем сестра, теперь совершенно потерялась. Майя понимала, что её сила и уверенность крылись в этом высоком бородатом парне, а сейчас, когда его у неё отнимали, всё это уходило вместе с ним. Майе было проще — она с самого начала волновалась за отсутствующего мужа и уже немного привыкла к ощущению страха, он как будто притупился. А у Инги буквально в одну секунду выбили опору.

— Нет, я без тебя не пойду, — в её голосе, уже более громком, чем раньше, чувствовалась нарастающая паника.

Мимо Майи, тут же рефлекторно схватившей дочь на руки, прошёл плотно сложённый невысокий мужчина с боевым излучателем — Майя видела такие у охранников офиса. Где ж они, охранники?

— Скажи своей тёлке, чтобы замолчала, — бросил он Володе. — И пусть идёт, куда велено. А сам разворачивайся, тебя уже заждались.

— Инга, иди с Майей, ничего не делай, слышишь? — Володя уже начал отступать от надвигающегося на него бандита. — Майя, забери её!

Она вздрогнула, услышав своё имя, но быстро сориентировалась, подошла к сестре и схватила её свободной рукой под локоть.

— Пойдём, Инга, — тихо сказала она, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. — Пойдём, нас ждут.

— Ина, пойдём, — вдруг вступила напуганная Лиза, хлопая ладошкой по плечу тётки. — К папе!

Майя почувствовала, что у неё у самой на подходе истерика. Успокаивать одновременно дочь и сестру она была не в состоянии. Рука, державшая Лизу, начинала неметь, но отпустить Ингу, так и не двинувшуюся с места, она не могла.

— Пойдём, говорю! — вместо слёз Майя вдруг разозлилась.

Ну что это за наказание! И эти, с автоматами, уже идут к ним, и кончиться это может очень плохо. Что такое с Ингой? Она ведь никогда не была паникёршей и истеричкой, почему именно сейчас…

Она так и не узнала, что с сестрой. Потому что в следующий миг та резко рванулась, высвободившись из ослабевшего захвата Майи, и с криком «Володя!» бросилась за уходящими мужчинами. Майя, не в силах вымолвить ни слова или просто пошевелиться, стояла, прижимая к себе дочь, и смотрела, как бежит её сестра, как она вдруг спотыкается, ничком падает на землю и больше не двигается. Негромкий резкий звук, прозвучавший откуда-то слева, она отметила слабо и только позже поняла, что это был выстрел боевого излучателя. В ушах зашумело. И крик Володи, и плач дочери, и гомон за спиной — заголосили женщины, — всё это проплывало мимо неё, как большое рыхлое облако неопознанных звуков.

Она не почувствовала, как парень в той же пятнистой униформе толкал её к другим женщинам, не ощутила, как кто-то забрал у неё из рук Лизу, не помнила, как их довели до правого крыла центрального офиса, втолкнули в пустое здание, где находилось помещение охраны, и не услышала, как захлопнулась дверь.

Стоило открыть глаза, как накатил приступ тошноты, и комната вокруг совершила несколько самопроизвольных поворотов, прежде чем Ревнёв понял, что находится в своём собственном кабинете. Он, мягко говоря, нечасто наблюдал это помещение с такого необычного ракурса. Осторожно приняв сидячее положение — руки совсем не слушались — он оказался сидящим на полу, в углу между диваном и стеной, напротив стола. С трудом собрав обрывочные картинки последних событий, он вспомнил, что перед тем, как уйти в домашнее крыло, искал Ореста. Майя с Лизой ночевали у Аристовых, и он позволил себе засидеться допоздна. На часах было без пятнадцати три… а у Ореста не отвечал мобильный, хотя если бы тот спал, ответил бы автоответчик… и Ревнёв отправился в его кабинет сам, дверь открылась — ага, у Ореста двери современные, раздвижные… Он шагнул внутрь и… всё.

Голова гудела, и тупая боль в затылке мешала сосредоточиться. Ревнёв машинально попытался поднять руку, чтобы ощупать повреждения, и только теперь сообразил, что руками-то шевелить и не может. Что-то жёсткое буквально вцепилось в запястья за спиной. Наручники? Да что здесь происходит?!

— Доброе утро!

Какие хорошие слова, и до чего ж неприятный голос.

Как туго ни соображал сейчас Ревнёв, ему стало понятно, что вряд ли это приветствие сказано искренне.

— Утро добрым не бывает, — вырвалось у него всплывшее откуда-то в памяти.

Язык еле поворачивается. Хорошо приложили.

Собеседник хохотнул. Он сидел, кажется, на диване, и чтобы увидеть его, нужно повернуть голову. А это сейчас самое сложное действие после «поднять руку». Поэтому Ревнёв не стал экспериментировать, ожидая, что тот сам подойдёт. Тем временем неплохо было бы оглядеть комнату. Он осторожно, не поднимая головы, попытался осмотреться. Почти сразу увидел Ореста — тот сидел почти рядом, шагах в пяти, около стены. Голова запрокинута, глаза закрыты, на светлом воротнике расплывается пятно крови. Руки тоже за спиной, тоже наручники.

— Очухался? — всё тот же неприятный голос, уже рядом. — Ты на меня-то посмотри, дядя! Нам бы поговорить.

Ревнёв всё же поднял голову, головокружение резко усилилось, его замутило. Неужели сотрясение? Хотя что тут удивительного.

Прямо перед ним сидел на корточках кудрявый белокурый парень в пятнистой одежде. Холодные светлые глаза в упор изучали лицо пленника.

— А нам разве есть, о чём говорить, молодой человек? — негромко и всё ещё не совсем внятно сказал Ревнёв.

Парень дёрнулся, как будто собрался ударить, но Ревнёв остался неподвижным. Его такие шуточки не пробивали с юности, а сейчас ещё и двигаться было настолько больно, что неизвестно, что хуже — получить удар от этого сопляка или мотнуть головой в сторону с неопределённым результатом.

— Ты это брось! Поговорить нам надо о деле. Ты ведь богатый? Так вот, мы тебя пришли немного растрясти!

Ревнёв поморщился.

— Во-первых, мы с вами на брудершафт не пили, юноша, и не забывайте, что вы у меня в гостях. А во-вторых, не могли бы вы орать чуточку тише?

— В гостях? Дядя, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Это ты в гостях. И мы решаем, как долго ты тут гостить будешь!

Кудрявый явно завёлся, перестал ухмыляться.

— Ты не наглей, дядя! Ты от меня сейчас зависишь.

— И чего же вам надо, юноша? — осведомился Ревнёв — больше, чтобы потянуть время. Пока парень болтает, можно немного прийти в себя.

— Ты имеешь деньги и власть, дядя, а я хочу поиметь тебя! И, значит, деньги и власть я тоже буду иметь. Хорошо получается, да?

Сначала он говорил «мы», отметил Ревнёв. Парень не один. Это серьёзнее, чем просто воришка в доме. А если в дом самого Ревнёва проникло несколько человек — это уже пахнет большими проблемами. Где охрана? Что же происходит? Неужели до них всё-таки добрались? Здесь, на Каджеро, в центральном городке, в его собственном доме, охраняемом, как крепость. Крепость дала трещину? Либо их кто-то продал, либо…

— Ты меня не слушаешь! — сильный удар в челюсть вернул Ревнёва в реальность и в горизонтальное положение на полу.

— Стоп, хватит, — раздался новый голос. Спокойный, уверенный, как будто говоривший знает, что ослушаться его не посмеют. — Ну-ка, немедленно извинись и помоги господину Ревнёву присесть на диван.

Ревнёв оказался сидящим на диване несколько раньше, чем восстановил ориентацию в пространстве. Кудрявый пробормотал что-то вроде «Прости, дядя» и исчез. Надо же, действительно извинился. Так, и кто же тут главный?

Молодой мужчина, в таком же пятнистом костюме, сидел на специально вытащенном из-за стола кресле, закинув ногу на ногу, и пристально изучал пленника. Ревнёв ответил ему тоже взглядом в упор. Лицо у нового «гостя» благожелательное, улыбка дружеская… и только глаза настораживали. Чёрные, как это принято говорить — «бездонные», в которых прячется неизвестность.

— Простите этого болвана за наглость, — начал он, встряхивая головой — длинная чёрная челка упала прямо на глаза, мешая смотреть. — Сколько ни воспитываю, а всё без толку. И ладно бы, он по делу болтал, так ведь нет — просто хамит.

Он и вправду выглядел искренне огорчённым.

— Что вам нужно? — Ревнёв устал от навязываемых ему спектаклей.

Парень согласно кивнул.

— Вы правы. Перейдём к делу. Вы, наверное, не представляете себе, что сейчас происходит вне вашего дома. — Черноволосый уселся поудобнее. — Мои люди захватили Солнечный. Пока вы лежали без сознания, мы собрали всех жителей на центральной площади, и сейчас их уже разводят по ближайшим зданиям. Мужчин, если вы не возражаете, мы поместим в этом доме. В нём удобнее всего забаррикадироваться. Вы ведь как специально для нас спроектировали свой дом — здесь, в центральной его части, можно устроить запертую на все засовы крепость.

Ревнёв похолодел. Об этой особенности устройства дома знали только члены семьи, Орест и Тайгир, начальник охраны. Орест лежит рядом, на полу в этой же комнате, значит…

— А вы думали, мы сюда просто погулять пришли? — парень откровенно наслаждался эффектом. — Всё планировалось тщательно, с учётом нюансов. И, как вы понимаете, не ради спортивного интереса. А вот теперь мы подходим к основному. К нашим требованиям.

Парень сделал паузу, ожидая вопроса или другой реакции. Однако Ревнёв не доставил ему такого удовольствия, молча созерцая ножку кресла под незваным гостем. Тот подождал ещё пару секунд, а затем продолжил, как будто и не прерывался.

— Нам от вас нужен совершенный пустяк. Ну, может быть, и не совсем пустяк, но вы как-нибудь переживёте. Вы должны перечислить на указанный нами счёт пятьсот миллионов евро, обеспечить нам корабль и зелёный коридор до ближайшей зоны перехода.

Ревнёв перевёл взгляд с ножки кресла на кончик чёрного сапога, покачивающийся вверх-вниз, в такт словам, потом выше — к непроницаемым глазам. Нет, не шутит.

— Такой пустяк, всё же, по сравнению с драгоценностью под названием «жизнь», а, господин Ревнёв? — голос стал вкрадчивым и тихим, и от этих почти медовых интонаций словно потянуло ледяным ветерком. — Особенно если речь идёт не о вашей жизни, а о жизнях вашей жены и дочери?

У стены слабо застонал Орест, приходя в себя.

Ревнёв молчал. Он смотрел по-прежнему в глаза черноволосого, пытаясь осознать, верно ли он услышал. Тот улыбнулся.

— Я же сказал вам, что захвачен весь Солнечный, все его жители. И я сказал, что мы заранее всё планировали. Конечно, мы уделим вам и вашей семье особое внимание, — он сделал упор на слове «особое». — Ведь все смертны — и вы, и ваша семья. Подумайте об этом.

Внизу, на улице, послышался шум.

Черноволосый поднялся.

— Полагаю, я могу оставить вас, чтобы дать вам время для раздумий, — голос его резко стал деловым и очень жёстким. От прежней мягкости не осталось и следа. — Но учтите, долго ждать я не могу. Решайте скорее, иначе появятся первые жертвы.

Он вышел из комнаты, а Ревнёв так и не смог ему ничего ответить.

— Что думаешь делать, Андрей? — тихо спросил от стены Орест, который, несомненно, слышал финал разговора и всё понял. Он всегда всё быстро схватывал. — Сколько они хотят?

— Пятьсот миллионов, корабль и возможность свободно улететь, — разжал, наконец, губы Ревнёв.

Орест охнул, попытавшись сесть поудобнее.

— Деньги немаленькие. Но дело не в них. Свободно улететь у них вряд ли получится.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Ревнёв. Он хорошо знал Ореста и его царапнул тон, которым были сказаны последние слова.

— Неважно, — Орест выразительно повёл глазами вокруг, и до Ревнёва дошло — их могут слушать. — Впрочем, если поспешат — может, и получится.

Неожиданно распахнулась дверь, и в кабинет втолкнули ещё двоих — одного из охранников, Ревнёв напрочь забыл его имя, и Аристова. У обоих руки так же схвачены за спиной наручниками. Парень из охраны не удержался на ногах и упал. По синякам и кровоподтёкам было ясно, что его взяли не сразу, а после хорошей драки. Аристов выглядел несколько лучше, хотя на левой скуле алел след от кулака, но Ревнёва ужаснул его взгляд — совершенно пустой, потухший и равнодушный.

Дверь так же быстро захлопнулась.

— Серёжа! — первым пришёл в себя Орест. Он попытался встать, но у него ничего не вышло, и с тихим стоном снова привалился к стене.

Точно, Сергей Серов, — вспомнил Ревнёв. Он не так давно служит в охране Солнечного, поэтому и имя не сразу вспомнилось.

Парень на полу пошевелился и медленно, с усилием, сел.

— Что там случилось, вы снаружи были? Где Майя, Лиза, вы видели их? — торопливо посыпались вопросы Ореста.

— Серов, где Тайгир? — тяжело спросил Ревнёв, перебивая взволнованного друга.

Наступила пауза.

— Я не видел его, — негромко ответил охранник. — Сначала не видел.

— А потом? — каждое слово было, как булыжник.

— А потом… потом он был с ними.

Снова пауза.

— Их много?

— Я видел человек сорок. Они окружили площадь, собрали туда всех сиреной общей тревоги, а нас вырубили чуть раньше. Кто-то из наших даже дёрнуться не успел — положили на месте.

— Убили? — с замиранием спросил Орест.

Ревнёв понимал его чувства. Охрану Орест подбирал сам, лично, и за каждого из них чувствовал личную ответственность.

— Многих, — выдохнул Серов. — Я не знаю, почему не убили меня.

— Чтобы ты всё это нам рассказал, — сказал Ревнёв и перевёл взгляд на Ореста — Значит, нас сдал Тайгир. Интересно, сколько ему предложили из этих пятисот миллионов.

Орест страдальчески сморщился.

— Не может быть, — слабо сказал он. — Грег не мог…

— Больше некому. Только мы и он знали устройство защитного комплекса. Только мы или он могли провести сюда такую толпу чужих, чтобы никто ничего не заметил. Только он и ты знали, где и когда будет находиться охрана. Ты здесь, а он — среди бандитов, — припечатал Ревнёв. — Какие ещё нужны доказательства?

— Они убили Ингу, Андрей, — вдруг сказал Аристов и впервые с тех пор, как вошёл в комнату, посмотрел Ревнёву в глаза. — Просто пристрелили.

— Чёрт, — беспомощно сказал Орест и снова попытался встать, безрезультатно. — А Майя, Лиза? С ними-то что?

Ревнёв сидел молча, перед глазами опять всё крутилось.

— Они живы. Их увели вместе с другими женщинами, — Аристов снова опустил голову и словно выключился.

— Андрей… Это всё серьёзно, — в голосе Ореста прорезался страх. — Надо что-то делать, Андрей!

Ревнёв откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.

Вместе с первыми лучами Сианы, пробившимися сквозь полуприкрытые жалюзи на окнах, в кабинет вернулся черноволосый в сопровождении двоих мужчин всё в тех же пятнистых костюмах.

— А этот здесь что делает? Убрать! — коротко кивнул главарь в сторону Серова.

Один из сопровождающих молча, рывком, поднял ослабевшего охранника и выволок его за дверь.

— Ну, теперь мы тут вчетвером, у нас тесная, понимающая компания, и все мы сейчас напряжемся и подумаем, что нужно ответить на мои простейшие требования. Думаю, совещание вы уже провели, — улыбнулся черноволосый и снова опустился в кресло, ожидающее его посреди кабинета. — Итак, решение?

Ревнёв ждал этого вопроса.

— Я согласен на ваши условия. Я должен позвонить начальнику космопорта в Алмазном, чтобы подготовили мой личный корабль, и в мой банк на Земле. Всё это займет время.

— Отлично! Я вижу, мы не зря разъясняли вам обстановку, господин Ревнёв. Вы правильно оценили ситуацию. Сейчас мы предоставим вам возможность связаться с нужными людьми, но постарайтесь быть аккуратным в выражениях, нам вовсе не нужно вмешательство властей. Мы сами разберёмся, верно? Не забывайте о вашей семье, пожалуйста.

— Вы не тронете их, пока я буду договариваться, — Ревнёв не спрашивал, он утверждал.

Черноволосый пожал плечами:

— Сейчас в Солнечном полдень. Мы и так долго провозились. В вашем распоряжении восемь часов. Этого достаточно для перечисления денег и даже для подготовки корабля. По истечении восьми часов я начну убирать заложников. И первой погибнет ваша жена. Потом мы возьмемся за других женщин, а там… как карта ляжет.

— Мне может не хватить этих восьми часов! — Ревнёв почувствовал, что срывается.

— Так поторопите своих людей. Время — деньги, а в вашем случае время — жизнь.

— Капитан Лазарев по вашему приказанию прибыл!

Фойзе вздрогнул. Совсем легонько, но он был уверен, что Феникс заметил. Увлёкся мыслями, слишком увлёкся.

— Проходи, присаживайся.

Не раздумывал, сразу прошёл к стулу, сел. Хороший парень, уверенный и сильный. Фойзе в очередной раз порадовался, что не потерял его в своё время. Но сейчас не стоило об этом думать. Сейчас нужно было решать поставленную задачу. Подполковник прошёл на своё место и тяжело опустился в кресло.

— Пришёл приказ. Мы сейчас срочно идём к звезде М-128, на её обитаемой планете-колонии произошло ЧП. Кроме нас, сейчас в квадрате никого из ВКС нет.

— Сиана, Каджеро?

— Каджеро, — подтвердил Фойзе. — Захват заложников.

— Балу и Ти-Рекса не ждём?

«Медведи» с «динозаврами» не успевали вернуться на борт.

— Нет. Они дождутся нас, у них ситуация под контролем. Через пару часов прибудут в центральный населённый пункт и будут ждать нашего возвращения.

— Ясно. Уточнения по заданию?

Фойзе помолчал.

— Ситуация следующая. Каджеро, как ты знаешь, планета-заповедник.

— «Артемида». Сафари на дикой природе.

— Именно. Захвачен центральный городок — Солнечный. Населения пятьсот человек, и среди них сам глава «Артемиды» Андрей Ревнёв, его семья и сотрудники центрального офиса.

Феникс понимающе кивнул.

— Главное, несомненно, сам Ревнёв с семьёй.

— Естественно. Есть нечто, неизменное в этом мире, и это — то, что большие шишки всегда главнее всего, — согласился Фойзе. — Нам приказано освободить заложников и уничтожить террористов.

— Каковы их требования?

— Они ещё не выходили на связь. Сигнал SOS поступил в два пятьдесят пять по времени Солнечного. Тот, кто послал его, тоже не смог ничего толком сообщить. Последующие попытки вызвать Солнечный успеха не имели. Однако к нам поступила информация, что Ревнёв связался со своим банком на Земле, требуя перевести пятьсот миллионов на счёт, номер которого обещал сообщить позже. Мы приостановили этот процесс, но Ревнёв ясно дал понять — у нас в распоряжении восемь часов. Есть предположение, что потом начнут гибнуть заложники. Мы находимся всего в трёх часах полёта от Каджеро, ещё часа два на высадку и разведку на месте. — Фойзе перевёл взгляд на Феникса. — Паша…

Лазарев, и без того неотрывно смотревший на него, выпрямился и напрягся. Подполковник давно заметил, что настоящее имя, когда его произносил именно он сам, производило особое действие.

— Это очень ответственная операция. — Фойзе замолчал, не зная, как продолжить.

Так и не придумал, как, и просто перескочил к заданию, не договорив. Во время инструктажа ловил на себе взгляд Феникса, внимательный и выжидающий. Парень не дурак, договорить всё равно придётся.

Он окликнул Феникса уже в коридоре.

— Капитан!

Конечно, тот ждал, что его окликнут и вернулся почти мгновенно.

— Паша, я не хотел этого говорить, знаю, что для тебя это лишнее, но… если мы завалим операцию, полетят не только ваши погоны.

Изумлённый взгляд синих глаз заставил подполковника досадливо поморщиться.

— Да знаю я, Паша, знаю. Только у меня неофициальное предупреждение — если погибнут заложники, особенно, не дай Бог, из семьи Ревнёва…

— Господин подполковник, для меня все заложники одинаковы, — негромко, но твёрдо сказал Феникс. — И если я не успеваю — значит, успеть было невозможно.

— Для тебя не должно быть слова «невозможно», капитан. А насчёт заложников помни.

— Я всегда помню. Вы лучше других это знаете.

— Я должен был тебе это сказать, чтобы ты представлял всю ответственность.

— Это моя работа, господин подполковник. Разрешите идти?

Фойзе помолчал.

— Иди.

Глядя вслед Фениксу, Фойзе подумал, что они в этот раз неправильно расстались. Он понимал, что тот сейчас чувствует. Он и сам испытал нечто похожее на брезгливость, когда заместитель начальника Генерального штаба генерал Литный срывающимся от волнения голосом сообщил, что среди заложников находится «сам» Андрей Ревнёв с семьёй и если с ними что-нибудь случится, то на голову Фойзе и его бойцов падут все кары небесные.

Владелец «Артемиды» и его родственники должны быть спасены. Об остальных заложниках было просто сказано «постарайтесь обойтись без лишних жертв». Это был начальник Центрального штаба, и это была часть приказа.

Подполковник вернулся в свой кабинет, сел за стол и невидяще уставился в стену напротив, где знал каждый квадратик пластиковой обивки. Больше всего на свете он хотел сейчас оказаться на месте Феникса или хотя бы рядом с ним, а не сидеть тут, ожидая финала.

Сообщение об очередном задании пришло по громкой связи. Когда Хан подошёл к ангарам, все «волки», кроме командира, уже собрались. Хан наткнулся на недовольный взгляд.

— Ты последним пришёл, — сообщил Дэн.

Можно подумать, что он к началу атаки опоздал. Уложился в положенное время, как всегда. Просто не спешил, как остальные. А зачем? Главное — успевать, а не изображать рвение. Лучше б этот тугодум в деле соображал быстрее, чем в замечаниях. Командир, как же. Надо же это как-то продемонстрировать.

Дэн в последнее время раздражал. Едва ли не больше Язвы. С Язвой хоть не соскучишься. Если уж прицепится — так и занятно бывает отмахиваться. А этот… нудит, достает, и ответить-то нечего, кроме «отвали». Но ведь не ответишь, по крайней мере, не в такой обстановке.

Хан отказывался понимать, чем Дэн как командир отделения лучше, скажем, его самого? Ну, с Аяксом всё ясно — он-то прирождённый сержант, ни выше, ни ниже. С Индиго — тоже ясно, хоть и хочется припечатать «любимчик Феникса», но не в этом дело. Соображает быстро, кричит громко, приказы выполняет, сам тоже может приказать, если нужно… опыта не хватает и спокойствия, а так — не придерёшься особо. Хоть и хочется, да. А вот Дэн раздражал. На взгляд Хана, у того и с соображением проблемы были, и с инициативой, и с ответственностью. Одно в нём удобно для Феникса — приказ, отданный один раз, уж точно не обсуждается, и в сторону его выполнения всё отделение прётся с упорством бронебойного вездехода. Тупого и неповоротливого, как сам Строганов. Хан однажды подумал, что даже под началом Язвы, при всех недостатках, ему было бы приятнее. Сам, правда, от этой мысли обплевался, но её появление наглядно показало, насколько ему надоел этот увалень в командирах.

Кстати о Язве. Что-то он смурной сегодня. Вон, Аякс с Бутом вовсю «горыныча» обсуждают, Кельт с Джином встревают, даже Шторм заинтересовался, а этот молчит, как неродной… Хан всегда помнил о пресловутом «чувстве опасности» Язвы. И хотя внешне никогда не показывал, но чувству этому доверял. Дерьмовый характер — характером, а способности индиго — это, всё же, не кот чихнул.

Мрачное лицо вечносияющего «любимчика» вызывало неясную тревогу. Хан ещё попытался убедить себя, что тот просто не выспался, но тут объявился Феникс, и наступила тишина.

— Громкую связь все слышали, — начал он, — цель и общую ситуацию вы уже знаете. Каджеро, центральный поселок, террористы, заложники. Ребята, сейчас я дам вам детализацию. Но, прежде всего, хочу сказать, чтобы вы были готовы к абсолютной непредсказуемости развития событий. Мы не знаем практически ничего. Ни сколько «шакалов», ни чего они хотят, ни где находятся заложники… При этом есть почти полная уверенность, что этот захват не стихийный, а планомерно подготовленный.

— В первый раз, что ли, — невпопад подал голос Язва.

Феникс метнул в его сторону быстрый взгляд. Тоже почуял.

Язва говорил так, как будто сам себя убеждал. Совсем на него не похоже. Что ж ему там привиделось? Хотя он же говорил, что не обязательно видит. Чаще просто ощущает. Чёрт, ощущал бы незаметно для окружающих, что ли! И так задание непростое, так ещё и он нагнетает. Хотя заметили это, кажется, только они с Фениксом.

Когда всё было изложено, обсуждено, первичный план принят, оставалось ещё почти сорок минут до выхода из зоны перехода. Как решили, катера доставят «волков» на планету прямо от точки выхода, «Киплинг» к планете не приблизится.

После слов Феникса «у вас есть полчаса» Хан по привычке оглядел ребят. Все, вроде, в норме. Да и зачем бы им волноваться — до высадки ещё рано, после высадки будет не до того. Стоп, а куда это Язва намылился?

Индиго увернулся от вопросительного взгляда Феникса и вышел в коридор. За почти четыре года службы на «Киплинге» ещё никогда ему не было так паршиво. Сегодня утром он проснулся с тревожным ощущением надвигающихся неприятностей, а, услышав о готовящейся операции, понял, что тревога связана именно с ней. Он честно старался избавиться от предчувствий — чёрт бы побрал его чувствительность! — но не мог с ними справиться. Самое противное в ситуации было то, что определить источник опасности не получалось. От всего этого под конец инструктажа голова просто раскалывалась. Не от боли — от дурацких мыслей.

Он зашел в душевой отсек, направился к ближайшему умывальнику и открыл воду. Убавил температуру нагрева до минимума и торопливо плеснул в лицо ледяной волной. И ещё. И ещё. Словно можно было смыть не только пот с лица, но и это непонятное чувство внутри.

За спиной кто-то появился.

Индиго медленно поднял голову и в зеркале увидел вошедшего Хана. Тот встретил взгляд его отражения ухмылкой. Неторопливо подошёл к соседнему умывальнику и зачем-то тщательно вымыл руки. Индиго понял, что ему сейчас лучше уйти, но не успел.

— Ну, что, сержант? Страшно? — почти сочувственно спросил Хан. — Может, тебе, пока не поздно, рапорт подать? Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь. Тут же стреляют, мальчик! И тебе стрелять приходится, а это нелегко.

Индиго стиснул зубы. Что ему за дело до того, с каким чувством он, Дмитрий Гордеев, идёт на подобные задания? И откуда он знает… Психолог хренов.

— Дима, а если тебя ненароком заденут? Это ж такая потеря для всего взвода, особенно для нашего командира.

Индиго бросил на Хана взгляд, которым можно было бы убить. Заткнись, не трогай Пашку!

— Бедный, бедный Феникс! Остаться без лучшего друга, — театрально покачал головой Хан, словно не понимая предупреждения. Взглянул в упор.

Нет, он не веселится, не ехидничает. Индиго ещё не успел понять, что за выражение было в глазах Хана, как тот вдруг совсем другим тоном добавил:

— Или не только друга, а?

Вся тревога, всё беспокойное выматывающее, что было в душе, всё недовольство собой, которые накапливались с самого утра, сейчас превратились в один большой яростный поток, захлестнувший его изнутри. И эта последняя издевательская фраза с грязным смыслом словно нажала красную кнопку. Взрыв.

Хотя Хан и ожидал чего-то подобного — не мог не ожидать, того и добивался, — но среагировать не успел. Тяжёлый удар в челюсть отшвырнул его к противоположной стене, как манекен. Он едва успел собраться и откатиться в сторону, когда на него снова бросился разъярённый Индиго. Хан вскочил на ноги, сплюнул кровь на белый пластик пола и через секунду встретил новую атаку. На этот раз он устоял на ногах и смог ответить. В этот контрудар было вложено столько злости, что Индиго, даже замутнённый гневом, почувствовал её. Но ему некогда было раздумывать — за что и почему, в голове билось только одно: убью скотину.

— Отставить!

Голос командира подействовал на обоих, как минутами раньше холодная вода на Индиго. Они застыли друг против друга, не спуская с противника горящих ненавистью глаз.

— Чернов, — уже тише сказал Феникс, тоже не двигаясь с места, — твоё отделение уже готовится к посадке на «сокол». Марш к своим.

Хан молча развернулся и вышел за дверь, выхватив по пути одноразовое полотенце из автомата.

Индиго проводил его проясняющимся взглядом. А неплохо…

— Я не понял, Гордеев, это что за выходки? — Феникс говорил спокойно, даже слегка удивлённо, но Индиго знал, что тот тоже кипит от негодования. Насколько вообще может кипеть.

— Ненавижу эту сволочь, — выплюнул он завершающим аккордом и вдруг улыбнулся. А ведь помогло. Тоска-то ушла. Вот так — дашь в морду мерзавцу, и на душе хорошеет.

— Что за улыбочки? Мне плевать, кого ты там ненавидишь или любишь, ты на службе, сержант! — Феникс повысил голос. — Ты не забыл, что у тебя есть подчинённые, которым ты должен пример подавать? Марш строить своё отделение, нашёл время для разборок!

Индиго уловил в голосе друга нотки отчаяния — другой бы не заметил, но не он. Внезапно ему стало совестно. Пашка на него надеется, а он действительно, как ребёнок, поддается на дешёвые провокации.

— Больше не повторится, — негромко сказал Индиго и уже уставным тоном гаркнул: — Есть идти строить своих!

Уже выходя, услышал вслед привычно-печальное:

— Клоун, мать твою.

Он дошёл до поворота коридора и остановился. Не то, чтобы появилось ощущение новой опасности — на фоне общей тревожности всё казалось ерундой. Вернуться ему захотелось не поэтому.

Когда он заглянул в открытую дверь, Феникс стоял спиной к нему, отвернувшись к белой стене. Индиго уже открыл рот, чтобы окликнуть, но не успел, потому что тот неожиданно и резко ударил по стене кулаком. И ещё раз.

Индиго отпрянул. Пашкина молчаливая ярость его всегда немного пугала. И сейчас он очень близко подобрался к тому, чтобы эта ярость была направлена на него. Нет, вот сию минуту это была не столько ярость, сколько раздражение: предстоит опасное дело, а два бойца валяют дурака с мордобитием, не могли дождаться шакалов, чтобы на них злость вымещать… И всё-таки, это опасно близко. Индиго не хотелось представлять, каково это, когда вот такой настоящий гнев Феникса обрушивается на тебя, а не на белую стену.

Не хотелось попадаться ему на глаза. Но и просто уйти Индиго не смог. Дождался, пока Феникс успокоится, и только тогда бесшумно ретировался к ангарам, чуть раньше, чем друг вышел в коридор.

«Сокол» второго отделения опустился на планету не сразу. Они шли первыми и должны были просканировать область приземления, чтобы взвод не напоролся на следящие радары или предусмотрительно выставленных наблюдателей от террористов.

Хан не собирался драться. И заводить Язву тоже не собирался. Он хотел спросить, чего тот ждёт от задания. Наверное, впервые за всё время — просто спросить. Но когда увидел выражение его лица в зеркале, когда обжёгся об усталую раздражённую тоску во взгляде, не смог заговорить нормально. Его понесло в привычном направлении. Хотелось прогнать это дурацкое выражение — Язва смотрел на Хана, как на досадную помеху. Неодушевлённую.

Он смотрел так всегда, когда не злился. С самой первой встречи. Хотя не имел никакого права так смотреть. Ни права, ни оснований. Злиться — сколько угодно, пытаться отбиваться словами — это даже интересно… а вот так смотреть — нет. Не хотелось признаваться, но, чтобы вывести Язву из себя, Хан был готов нести любую чушь. Обычно получалось, легко и непринуждённо. Иногда даже получалось разозлиться самому — правда, Язве-то Хан этого никогда не показывал.

Драки он не ждал. Подколка насчёт неуставных отношений между Фениксом и Язвой была несвежей и навязшей в зубах даже у самого Хана. На самом деле, он знал, что рано или поздно достанет Язву этим — просто потому, что это была правда. Нет, конечно, это была просто дружба. По крайней мере, оба на самом деле так считали. Но Язва к командиру дышал очень неровно, это в глаза бросалось с первого взгляда. Конечно, все воспринимали это как нормальное отношение зелёного пацана к тому, кто заслужил его уважение и восхищение… да чёрт бы с ним, с возрастом — они ж ровесники, только всё равно издалека заметно, что Феникс старше, не физически, так морально. Только было там что-то ещё. Чего сам Язва знать не хотел, и уж точно не хотел, чтобы это знал Феникс.

— Приготовились. Пять минут до посадки!

Раскомандовался…

Чёрт, Феникс, как ты можешь быть настолько слепым? Считать лучшим другом влюблённого в тебя безбашенного щенка, считать достойным командиром отделения бездарного тупицу без тени интеллекта и интуиции, и… последнее время Феникс смотрел на Хана так же, как и Язва. Нет, не раздражённо, но равнодушно. Как будто его, Хана, не было, а был предмет мебели. С которым иногда надо было разговаривать. Это его нарочито-душевное «Алик» выводило из себя сильнее, чем приступы ехидства Язвы.

Хан почувствовал, что сам начинает заводиться. Не стоит. Сейчас наоборот надо успокоиться. «Сокол» заходил на посадку.

Катера сели в десяти километрах от Солнечного, на просеку, соединяющую городок с соседним. Было принято решение двигаться к цели не по дороге, а вдоль неё, по зарослям. На Каджеро вечерело рано и смеркалось стремительно, поэтому передвигаться приходилось практически в полной темноте. Джунгли сейчас освещали только звёзды. С одной стороны, незнакомая местность и чужая природа, а с другой — больше шансов приблизиться к городку незамеченными.

Когда до цели оставалось около четырёх километров, Феникса догнал Шторм.

— Командир, только что пропала связь с «Киплингом», — сообщил он.

Быстрая проверка показала, что связи не было не только с «Киплингом», но и в самой группе передатчики не работали.

— Как думаешь, в чём дело, Шторм?

— Это не техника отказала, — убеждённо ответил связист. — Где-то стоит глушитель, перекрывающий все частоты. Видимо, именно поэтому нам не удавалось связаться с Солнечным.

— Ничего себе, оснащение у шакалов, — сказал Дэн. — Если они даже нас могут глушить.

В паре километров от периметра Солнечного Феникс остановил группу на небольшой поляне и отправил вперёд Бута с Кельтом. Пока ждали разведку, Индиго успел подстрелить бесшумным лазерным излучателем «горыныча» местную тварь, при ближайшем рассмотрении похожую на земного варана, которая намеревалась свалиться на голову Аякса с ближайшего дерева. Собственно, она и свалилась — но уже мёртвой.

Пока изучали тварь, вернулись разведчики. Феникс раскрыл в воздухе карту местности, тонкие зелёные линии отчётливо светились в темноте. Ребята оставили тушку «варана» в густой листве кустарника и придвинулись ближе. Началась работа.

— Докладывай, — кивнул Феникс Буту.

— Мы находимся здесь, — начал тот, указывая на карту. — Вот город. Заложников держат здесь, в доме-офисе «Артемиды», и здесь — в отдельном здании, помещении для охранников. Постов наблюдения замечено не было, но это не значит, что периметр не просматривается. Террористы находятся в центральном офисе и имеют доступ к видеонаблюдению за территорией.

— Камеры точно стоят тут и тут, — ткнул в карту Бут. — Пройти можно — нас не обнаружили.

— Значит, двигаемся по вашим следам. В городе за периметром, вот здесь — расходимся на две группы. Дэн, твоё отделение берёт на себя второе здание. Оно меньше, и, по словам Кельта, там небольшая группа бандитов.

— Двоих снаружи я видел точно, внутри сложнее, — уточнил Кельт. — По показаниям детектора ещё трое внутри, а заложники на подземном этаже, и сколько там в этой толпе бандитов, вычислить невозможно.

Феникс кивнул.

— Значит, так. Дэн, за тобой это здание. Мы с Индиго и Аяксом идём к центральному офису. Предположительно, именно там держат Ревнёва, там же должен быть и главный. Это будет уже наша задача. Кельт и Джин, на вас будет связь. Кельт с нами, Джин остается с Дэном и его группой. Без моего сигнала ничего не предпринимать, Дэн, обо всех неожиданностях докладывать незамедлительно. Начинаем одновременно. Сигнал к началу — красная ракета, поскольку рации блокированы. — Он оглядел ребят и добавил: — И помните, для нас главное — это заложники. Все, вперёд! Кельт, Бут, вы первые, Аякс замыкающий. Расходимся после прохождения периметра.

Один за другим «волки» бесшумно скрылись в зарослях. На поляне осталась примятая трава и мёртвая тварь в кустах.

В назначенной точке взвод разделился на две группы. Феникс повёл два отделения между домами в обход центральной дороги на северо-восток, а Дэн со своими ушёл левее, в северо-западном направлении.

Феникс был почти спокоен за Дэна и его ребят. Можно было бы отправить отдельно и Аякса, но Дэн хладнокровнее и спокойнее, да и опыта у него побольше. В непредвиденной ситуации его реакция будет чётче, чем у Аякса или Индиго.

У центральной площади, не выходя из-под прикрытия кустарника, Феникс отправил вперёд разведчиков во главе с Кельтом. Они не заставили себя долго ждать.

— Заложники в особняке. Часть в подземном этаже, часть в левом крыле и человек пять наверху — думаю, там сам хозяин. Снаружи шесть шакалов, охраняют вход и ещё по двое у боковых входов, — Кельт перевёл дух. — Видеонаблюдение непосредственно у дома отсутствует, но на площади полно камер. Мы обошли их по периметру слева.

Феникс кивнул и повернулся к остальным, включая карту. Приблизил схему центральной площади.

— Кельт, остаёшься со мной. Аякс, делитесь на две группы и снимаете боковых. Выделишь своих людей, которые переоденутся в их камуфляж и останутся на тех же постах. Остальным — занять позиции по обстановке и всем быть готовым к штурму. Индиго, за тобой центральный вход и ещё — нужен «язык». Выбери кого-нибудь поразговорчивее и поумнее, как ты это обычно делаешь, и доставь ко мне. Я жду здесь, — он обозначил место, удобное для наблюдения и скрытое для тех, кто мог следить за площадью из дома.

— Есть, — коротко ответил Индиго, и по его сигналу первое отделение исчезло в темноте деревьев у коттеджей. Феникс дождался, когда уйдёт последний человек из группы Аякса, и последовал за ними.

С той точки, где он укрылся, был виден почти весь фасад дома. Он видел чёрные тени «волков», скользившие в полумраке, скрываясь от прожекторов.

«Стоп. У входа двое», — жестами сообщил идущий впереди Бут. — «Подхожу ближе».

Дэн кивнул, и по его сигналу бойцы опустились на землю, скрываясь в высокой траве.

Рядом с Дэном оказался Хан, напряжённо вглядывающийся в ярко освещённое здание. По его лицу трудно было сказать, что он чувствует, но Дэн видел, что тот напряжённо о чём-то размышляет.

— Да, снаружи только двое, — вынырнул из травы Бут. — Только говорят они непонятно о чём. Язык мне незнакомый, похож на китайский. Переводчик блокирован вместе со связью, речь не берёт.

— Плохо, — Дэн качнул головой. — Придётся вслепую. Джин…

Джин мгновенно возник рядом, но Дэна перебил тихий голос Хана, не дав договорить:

— Я могу попробовать перевести, если это и правда китайский.

Секундное молчание, и Дэн решился.

— Идём вместе. Бут — за старшего.

Он сделал знак Хану и первым двинулся в сторону здания.

Феникс с Кельтом, оставшись вдвоём, так и не издали ни звука, вслушиваясь в тишину. Вскоре из кустов возникли четыре фигуры — Индиго и ещё двое бойцов тащили скрученного бандита с кляпом во рту.

— Задание выполнено, командир, — доложил Индиго.

Феникс подошёл к пленнику и склонился над ним, снимая с пояса нож.

— Сейчас я вытащу кляп. Мне нужны ответы на мои вопросы. Если ты издашь хоть один лишний звук, я тебе яйца отрежу. — Он недвусмысленно приставил нож к паху лежащего на земле человека, тот дёрнулся. — Если откажешься говорить… — он слегка надавил лезвием, бандит сдавленно замычал. — Договорились?

Дождавшись кивка от пленника, Феникс дал знак Индиго, и тот вынул кляп.

— Итак, меня интересует, сколько ваших людей в доме?

— Тридцать вместе с нами, — торопливо ответил бандит.

— Кто главный, и где он?

— Его зовут Кит… Никита, я не знаю фамилии, он всё организовал. Он наверху, в кабинете хозяина.

— Где сам хозяин и его семья?

— Хозяин там же, наверху, и его помощник, они с Никитой, а семья не знаю, женщин увели в другое здание, где помещалась охрана, они все там, под землёй.

— Сколько бандитов там?

— Я не знаю… Не знаю точно! — парень снова дернулся от нажатия лезвия, но двое бойцов надёжно прижимали его к земле. — Двенадцать человек, если Кит не переиграл ничего, пока я был снаружи!

Феникс выпрямился и на секунду отвлёкся от допроса.

— Кельт, быстро к Дэну. Обрисуй ему ситуацию, пусть доложит обстановку. И передай, что мы готовы к штурму.

— Есть, — Кельт скрылся в темноте, бесшумно и стремительно.

Феникс снова склонился над пленником.

— Где находятся заложники?

— Они… их держат в двух центральных залах…

— Что вы хотите? Требования вашего главаря?

— Денег. Много денег и корабль. Кит обещал начать убивать заложников через восемь часов. Это… это уже через полчаса.

Феникс кивнул. Сведения Фойзе оказались верными.

— Заложники все целы?

Молчание.

— Я спрашиваю, — Феникс не повысил голос, но зазвучавший в нём металл заставил парня на земле сжаться. — Заложники целы?

— Одна… Одна женщина, в самом начале, — заикаясь, выдавил пленник. — Она подняла панику… мы должны были…

Феникс коротко вздохнул, зажал бандиту рот, быстро и точно ударил клинком в сердце, оборвав запинающийся поток слов.

— Индиго, передай Аяксу — готовность номер один. Как только вернется Кельт, я дам сигнал.

Индиго и его бойцы скользнули обратно к дому.

Прожектора ровным светом освещали площадку у здания, и от этого света только непроницаемее делалась тьма вокруг. Син не любил такую темноту. Нет, в детстве он ничего не имел против тёмных комнат. Но всем известно — чем ярче освещён ты, тем лучше видит тебя враг из тьмы.

— Что тебе опять неймётся, Син?

Хис всегда знал, когда брат нервничал. Это нормально для близнецов.

— Да так. От ребят ничего нет. Почему они молчат?

Хис рассердился.

— Да что ты всё ноешь? Ты же знаешь, что связи нет, и по пустякам выключать блокировку никто не будет. А ты хочешь, чтобы Кит тебе рапортовал каждые пять минут: «У меня всё отлично, товарищ Син!» Да нормально у них всё! Думаю, если что случится, мы получим сигнал — помнишь, Кит говорил, если вдруг что у нас или у них начнётся — убирать заложников? Этого Кит не пропустит.

— Не нравится мне здесь всё, — тихо высказал Син. — Это плохо кончится, зря мы согласились.

— Ну, знаешь! — Хис завёлся, как обычно, начал отчаянно жестикулировать, как будто слов ему уже хватало. — Нас тут двенадцать человек. Нападать на нас некому, потому что всё было тихо и быстро, и все жители были под нашим контролем с самого начала. Вызвать помощь никто не мог — ты же знаешь, первым делом Кит блокировал всю связь в радиусе пяти километров, как только мы главное здание заняли!

— Да, — вяло согласился Син.

— Ну и перестань ныть. — Хис вдруг зло оскалился. — А если что, первыми всё равно бабы сдохнут. Четыре человека с автоматами там для чего в подвале сидят? Если что начнется — они сразу их положат, четырёх автоматов на всех хватит! Команда «Огонь» — и всё. Тебе мало таких гарантий того, что всё получится? А вот тем, кто бабки готовит, их более чем достаточно.

— Нет, Хис, ты сам рехнулся и меня за собой в дурдом тащишь! — обозлился и Син. — Какого чёрта я тебя послушал!

Хис привычно толкнул брата в плечо, несколько сильнее, чем всегда.

— Заткнись! От твоего нытья сейчас уже ничего не изменится!

Против обыкновения, Син ответил близнецу не менее сильным толчком.

Дэн перевёл взгляд на Хана.

— Ну, что они говорят?

Темнота мешала ему рассмотреть выражение лица спутника.

— Если я правильно понимаю… Плохо, сержант. Они психовать начали. Там внутри заложники бунтуют, их заперли в подвале. Тот, который руками размахивает, говорит, что ребята внутри готовы открыть огонь. Они спустятся в подвал и положат столько, сколько попадёт под выстрелы. Как я понимаю, все шакалы наверху, в холле. А ещё у них нет связи с главным, как и у нас, и они будут действовать сами.

Дэн посмотрел на монитор детектора присутствия. Наверху десять человек. Вместе с этими двумя снаружи — двенадцать.

— Назад, — коротко скомандовал он, отступая в заросли.

Кельт быстро добрался до второго здания, однако не сразу нашёл отделение Дэна, залёгшее в трёхстах метрах от входа. Если бы не выросший перед ним неожиданно сам Дэн, искал бы долго.

— Докладывай, — бросил сержант.

— У вас в доме женщины и дети, судя по всему — со всего Солнечного. Их держат на подземном уровне. С ними двенадцать шакалов. Феникс готов к штурму. Какая у вас обстановка?

— Плохо. Внутри дома начался бунт заложников. У местных шакалов нет связи с главарём и их некому остановить. Они будут стрелять. Нам нужно начинать штурм как можно скорее. Снаружи двое, внутри ещё десять. Все шакалы наверху в холле, при условии внезапности положим всех разом.

— Феникс приказал ждать сигнала, — сказал Кельт, чуть помедлив.

— Я не могу ждать. Возвращайся и доложи ему всё, как есть. А я начинаю штурм.

Кельт молча кивнул и сделал шаг в сторону.

— Кельт! Ты там осторожнее, я не смогу за тобой приглядывать, — донёсся из травы тихий шёпот Бута.

— Есть быть осторожнее, — улыбнулся тот, коротко махнул рукой и исчез в листве.

Пара минут, и «волки» бесшумной цепью двинулись в сторону здания.

Чёрт знает, что его дернуло сказать именно это. С одной стороны, если его стукнуло, что стоит отсебятины добавить — значит, так правильнее. С другой — изнутри грызло непривычное чувство ошибки. Интересно, Дэн не будет проверять? Судя по тому, как он распределяет людей — нет, он готовится просто ломиться внутрь. А если те, в подвале, и правда начнут палить?

— Дэн, может снять этих и послать Джина посмотреть поближе?

Тихий шёпот Бута заставил притормозить. Да. Проверьте. Ну, чёрт возьми, оправдай же уже его доверие, сколько можно тупить!

— Нет. Нет времени.

Бронебойный вездеход в действии. Да, Феникс, ты ещё пожалеешь, что не принял в своё время совет насчёт Строганова. Этот тип всё завалит, вот увидишь… Ничего, после этого тебе придётся прислушаться.

Сомнения ушли, оставив твёрдое убеждение, что так и надо. Феникс должен осознать. И если для этого нужен такой ход — пусть так и будет. А с Язвой можно разобраться позже.

Дэн подал знак Буту. Два одновременных неслышных лазерных залпа сняли всё ещё спорящих близнецов, и Син так и не успел доказать Хису, что это дело может кончиться плохо для них обоих.

— Автоматы к бою, — беззвучно скомандовал Дэн, и сам перевёл «горыныча» в огнестрельный режим. — Четверо к окнам с обеих сторон, остальные со мной.

— Командир! — Кельт вернулся даже быстрее, чем Феникс ожидал. — Они начали штурм. Заложники в здании впали в панику, и шакалы собирались стрелять. Дэн сказал, что ждать дольше нельзя. Когда я уходил, они уже двинулись к зданию.

— Значит, мы тоже больше не ждём, — он выхватил сигнальный пистолет. — Давай к своим. Начинаем.

В воздух взлетела красная ракета.

Четыре человека с боевыми излучателями в руках стояли по углам небольшого зала, заполненного перепуганными людьми. Майя сидела у стены, прижимая к себе уставшую рыдать Лизу. Сама она тоже давно не плакала, только кожу на щеках стянуло от высохших слёз, которые она даже не думала вытирать.

Еще вчера здесь был тренажёрный зал для охранников «Артемиды». Сегодня это тюрьма для женщин и детей. Почти двести человек. Они ещё не потеряли надежду, ведь, в конце концов, им обещали, что если они будут послушны, то останутся живы. Но это они. А что сейчас с их мужьями, друзьями — с мужчинами Солнечного? Неизвестность, вот что пугало сильнее всего.

— Ревнёва! Кто из вас Ревнёва?

Громкий грубый крик от входной двери. Зачем же так кричать, дети только успокоились… Майя постепенно осознала, что зовут именно её и подняла голову. Другие женщины в её сторону старательно не смотрели. Боялись выдать? Спасибо. Ей уже всё равно. Она осторожно поднялась на ноги и, ласково уговаривая дочь не бояться, передала её сидевшей рядом девушке. Выпрямилась и тут же вздрогнула от нового крика:

— И девчонку бери! Обе ко мне, быстро!

«Делайте, что они говорят, и всё будет в порядке», — вспомнила она слова Володи.

— Иди ко мне, малыш, — стараясь унять дрожь в голосе, произнесла Майя, протягивая руки за Лизой, но удержать не смогла — уставшие и затёкшие руки отказывались слушаться.

— Я с вами, Майя Александровна, — вдруг сказала девушка, снова подхватывая девочку.

Только тут Майя узнала Карину, подругу Ники. Она мимолётно удивилась, как это раньше не заметила, что та давно уже рядом.

— Долго вы там?! — один из четверых в камуфляже уже шёл к ним, расталкивая не успевших увернуться женщин.

— Я помогу Майе Александровне, — спокойно, но с достоинством сказала Карина. — Ей не донести дочь, она устала.

Парень некоторое время смотрел в её уверенные глаза и неожиданно сдался.

— Пошли. Живо!

Наверху один из бандитов, видимо, старший, — судя по тому, как к нему обращались остальные семеро, — сидел в кресле дежурного охранника перед пультом наблюдения.

— Зачем третью привёл? — резко спросил он.

Тот, кто приходил за Майей, начал было оправдываться, но его опередила Карина.

— Вы хотели видеть Майю Александровну с дочерью. Девочка не может сейчас идти сама, а Майя Александровна устала. Я помогала ей.

Старший махнул рукой и уже спокойнее сказал:

— Мне нужно, чтобы вы сказали вашему мужу, что с вами всё в порядке, что вы живы и дочь тоже. Я запишу ваши слова. Вы в состоянии это сделать?

Майя с усилием заставила себя поднять голову и взглянуть в лицо бандиту.

— Да.

— Отлично. Возьмите дочь и подойдите ко мне. А девчонку проводите вниз, вы, двое!

Майя приняла Лизу с рук Карины, двое парней в пятнистой форме быстро встали между ними. Девушка отступила к стене, повинуясь нетерпеливому жесту старшего. Тот быстро переключил несколько кнопок на пульте управления и снова обратился к приблизившейся Майе:

— Говорите. И девочка пусть скажет несколько слов.

Майя проводила взглядом Карину, которую уводили вниз, и закрыла глаза, представив взволнованное лицо мужа. Ничего, главное, что он жив, и убивать его, похоже, не будут.

— Андрюша, с нами всё в порядке. Лиза со мной, у нас всё хорошо, не волнуйся за…

Договорить она не успела.

Дверь, выдавленная снаружи, с грохотом упала внутрь, и последнее, что Майя успела увидеть, была яркая вспышка, а рядом, впервые за эти сутки, в полный голос не по-детски страшно закричала Лиза.

Внутри было тихо. Детектор присутствия по-прежнему показывал десять человек на наземном этаже и сто сорок восемь — на подземном уровне. Десять человек наверху неожиданно оживились, засуетились, трое направились к лестнице вниз.

Дольше ждать нельзя. Дэн подобрался, готовясь прыгнуть на ступеньки перед входом в дом.

— Начали!

Включённое силовое поле двух «горынычей» легко вдавило дверь внутрь. Уже оказавшись внутри, Дэн успел увидеть нацеленные на них стволы и больше не раздумывал. Ему показалось, что в грохоте выстрелов послышался детский крик.

— Бут, Джин, спуститесь в подвал, успокойте заложников! — крикнул Дэн.

Никто из его ребят не пострадал, пятеро бандитов лежали на полу холла, ещё двоих Шторм только что добил в дверях, ведущих вниз, и почему-то застыл, глядя на восьмого.

— Что у тебя? — окликнул его Дэн, заходя за стойку — там должны были находиться ещё двое.

— Тут девушка, — начал Шторм, но Дэн уже не слышал. Потому что за стойкой ничком лежала женщина, сжимающая в руках ребенка. Кудрявая головка девочки запрокинута, и огромные глаза изумрудного цвета смотрят в потолок.

— Сержант, это заложница, — дошёл до него смысл ответа Шторма.

Трое заложников в холле. Значит, внизу…

— Все вниз, быстро! Ещё три шакала должны быть на нижнем уровне! — отчаянно крикнул он, уже понимая, что не успел.

Выстрелы, донёсшиеся снизу, настигли их на лестнице, ведущей в подземный этаж.

Когда Дэн вошёл в подвал, всё было кончено. После выстрелов и шума боя казалось, что в помещении очень тихо. Только всхлипывания и негромкие голоса. Запах гари — в коридоре кто-то выстрелил из подствольника «горыныча» — и крови. Внезапно заплакал ребёнок, разрывая вязкую тишину.

Бут успел снять первого стоящего у дверей бандита, но его самого прошило насквозь несколькими выстрелами, и теперь он лежал у подножия лестницы, подмяв под себя труп в пятнистом комбинезоне. Джин шёл следом, и его достали позже, но он не успел даже спуститься.

— Шторм, — позвал Дэн, с трудом отрывая взгляд от тела Джина. — Ещё жертвы есть?

— Кроме Бута с Джином все целы, — отозвался тот. Он подошёл ближе и тихо добавил: — Заложники погибли. Три человека здесь, двое наверху.

— Наверху было тоже трое, — устало поправил Дэн.

— Одна осталась жива и даже не ранена.

В подтверждение его слов, мимо них по лестнице спустилась девушка. Она шла, цепляясь руками за стену, не глядя по сторонам, как будто ничего не видела вокруг.

— Успокойте людей. Вынесите мёртвых, и падаль тоже. Оставьте здесь троих, остальные наверх, к центральному зданию.

Дэн не мог поверить, что он так бездарно, так глупо подставил людей — и заложников, и своих ребят. Где он ошибся?

— Хан, — позвал он, ещё не очень понимая, зачем его зовёт.

— Я, сержант, — Хан подошёл ближе. Глаза его смотрели устало, без привычного презрения.

— Скажи… Ведь ты говорил, что все шакалы наверху, — Дэн говорил ещё медленнее, чем обычно. Он сам не знал, чего ждёт от Хана, но ему нужно было спросить.

— Так говорили те двое, — пожал тот плечами. — Не думаешь же ты, что я сам всё придумал?

Дэн встретил открытый взгляд светлых глаз.

— Ну да. Да, конечно, — он на секунду опустил веки, чтобы не видеть этого честного утомлённого взгляда. Так, всё потом. Он снова открыл глаза и, не глядя больше на Хана, крикнул: — Шторм, наверх, к главному зданию!

— Время на исходе, Андрей Викторович. Я не вижу ни денег на своём счету, ни сигнала о прибытии корабля.

Ревнёв молча сверлил взглядом стену.

— Боюсь, я буду вынужден прибегнуть к крайним мерам. У ваших людей осталось пятнадцать минут, — черноволосый внешне оставался спокойным, но в его голосе появилось нечто, от чего у Ревнёва похолодело в груди.

— Вы блокировали связь, как мы можем получить сигнал о прибытии корабля? — вдруг крикнул из угла Орест и тут же словно захлебнулся, получив удар от стоящего рядом с ним человека в форме службы охраны Каджеро.

Главарь резко обернулся в их сторону.

— Осторожнее, Тайгир, эти люди ещё нужны мне! — и снова повернулся к Ревнёву. — Верно, ваш друг прав. Связь было бы неплохо разблокировать. Только вот проблема — мои люди все внизу, а оставлять вас вдвоём наедине с вашим же бывшим человеком я не хочу. Вы пойдёте со мной.

Он поднялся на ноги и изящным скользящим движением оказался рядом с Ревнёвым.

— Поднимайтесь, Андрей Викторович. Нам с вами предстоит ещё один… разговор, — черноволосый рванул Ревнёва под локоть, заставляя его встать. — Надо же, я чуть не забыл о самом главном.

Он обернулся и встретился взглядом с пытающимся подняться Орестом, кивнул бывшему начальнику охраны.

— Тайгир, этот человек нужен мне живым. Отвечаешь головой. Идёмте! — он с силой толкнул Ревнёва к двери.

Когда хлопнула тяжёлая створка, Орест оставил попытки встать и неожиданно устало спросил:

— Сколько он пообещал тебе, Грег?

Тот присел рядом, заглянул в лицо пленнику и усмехнулся.

— Больше, чем вы заплатили мне за всё время моей работы у вас.

— Это солидно, — понимающе кивнул тот, сморщился от боли. — Интересно, он действительно забыл про связь или прикидывался?

— Не о том вы думаете, Орест Карлович, — Тайгир поднялся с пола и подошёл к окну. — Вам о душе пора думать, как и хозяину.

Все три входа в главное здание были заняты одновременно. Свето-шумовые гранаты, брошенные внутрь, на несколько минут полностью дезориентировали всех, кто находился в помещении. Феникс снова мимолётно пожалел о том, что нельзя было использовать отравляющий газ — столько проблем решилось бы сразу. Но присутствие заложников в центральной части дома, вместе с основными силами террористов, всё осложнило.

— Командир! Аякс не может пробиться с той стороны, у нас тоже проблемы. Эти двери заблокированы намертво, а стены — если только взрывать.

— Взрывать нельзя! — Феникс огляделся, насколько это позволяло задымление. — Кельт, Индиго, ко мне. «Горынычей» в силовой режим. Будем выдавливать! Надеюсь, Аякс сообразит…

Пока зачищали нижний этаж, он мало о чём думал. Единственное, что внушало ему тревогу, было отсутствие связи с Дэном, но тут он ничего не мог сделать. Поэтому самое простое — забыть об этом на время, положившись на Строганова.

Шум, выстрелы, ругань.

— Заложники в зале!

— Говори, тварь, где остальные!

Димка. Эмоции, как всегда, через край.

— Говори! — Индиго снова встряхнул бандита, скрючившегося у его ног.

Тот поднял мутные глаза.

— Пошёл ты…

Нажатие спусковой клавиши — и шакал отлетает в сторону с размозжённой головой. Следующий.

— Чёрт! — правую руку чуть выше локтя пронзила резкая боль.

Зацепило, не увернулся. Или наоборот — увернулся, но не до конца… Да ладно, идти дальше можно, не смертельно.

— Заложники в следующем зале и на втором этаже! — голос рядом. Мимо пробежал Аякс.

За дверями в соседнем зале уже шла драка. Индиго заметил жмущихся к стенам людей в гражданском, почувствовал движение сбоку, рефлекторно отшатнулся, успел только увидеть руку в пятнистом рукаве, сжимающую небольшой излучатель. Дальше думать было некогда, тело работало само. Нападающий был слишком тяжёлым, не уступающим Индиго в росте и силе, а ему самому мешала раненая рука и некоторое время борьба шла за то, чтобы направить излучатель на противника. На секунду высвободив здоровую руку, Индиго выхватил нож из чехла на ноге и резким движением, извернувшись, всадил его в бок бандита. Тот вскрикнул и ослабил захват. Этого было достаточно, чтобы сбросить его с себя и самому оказаться сверху. Одно движение — и удар затылком об пол отбил у шакала последнее желание сопротивляться, а нож завершил дело. Пока Индиго возился с пятнистым здоровяком, зал уже освободили.

— Здесь девять человек, чисто! — услышал он голос Кельта откуда-то слева.

— В холле пять, в предыдущем зале — семь, из них двоих живыми взяли, — Шторм, как всегда, ведет общую статистику.

— У меня один, — крикнул Индиго, поднимаясь с пола.

— Где-то ещё двое, — отозвался впереди Феникс.

— Наверху, с Ревнёвым и Кледнером, в кабинете было двое, — к Фениксу подошёл молодой человек с ровной каштановой бородой, периодически рефлекторно протирающий глаза. — Один из них — главный. С ними был Грег Тайгир, начальник охраны, который и провёл их сюда.

— Аякс, Кельт, за мной, маски не снимать! — крикнул Феникс, метнувшись к лестнице наверх.

Остальные «волки», сняв маски, стаскивали трупы в холл и негромко переговаривались. Бородатый подошёл к Индиго, устало предложил:

— Я могу вам помочь. — Поймал непонимающий взгляд и пояснил: — С перевязкой. Я врач.

Рана оказалась пустяковой. Когда бородач заканчивал, в зал вошёл Дэн. Он остановился, оглядываясь.

— Дэн, что у вас? — окликнул его Индиго. Можно было подождать, но ему почему-то не терпелось удостовериться, что всё в порядке. Всё же в порядке?

— Где Феникс? — не ответил тот.

— Они с Аяксом и Кельтом наверху. Там ещё двое шакалов. Так как у вас?

Дэн обвёл взглядом зал и мотнул головой.

— Плохо. Семь человек погибли. Пять заложников и….

Не в порядке… Индиго замер, ожидая продолжения, но Дэн молчал. Потом тихо переспросил:

— Значит, Кельт наверху?

— Оба? — холодея, спросил Индиго, уже зная ответ.

Дэн молча кивнул.

На втором этаже стояла тишина. Звукоизоляция в доме была отличная, однако надеяться на то, что тут не слышали взрывов и выстрелов, было глупо. Феникс быстро нашёл кабинет, вспоминая схему дома. Аякс и Кельт встали по обе стороны от двери, Феникс подошёл ближе. Дверь не автоматическая, открывается вовнутрь. Удар ногой — и она неожиданно легко распахнулась, открывая взгляду кабинет с обстановкой в старинном стиле — под стать одностворчатой двери на петлях. На первый взгляд пусто, но Феникс чувствовал, что это не так. Секунда на то, чтобы осмотреться, слева Аякс шагнул в сторону, чтоб обойти комнату по периметру, справа то же сделал Кельт, и тут в нише, слева от стола, послышался вскрик, звук борьбы, и на пол вывалились двое — окровавленный мужчина в оборванном костюме и второй — в форме охранника дома. Охранник придавил противника к полу.

— Стреляйте же! — издал тот сдавленный крик. — Он привёл бандитов, он убьёт и меня!

Взбешённый охранник выхватил излучатель. Одной рукой прижимая мужчину к полу, он направил на него оружие, обернулся к Фениксу.

— Все назад! — хрипло крикнул он. — Убью его, если приблизитесь! Дайте мне уйти, и он останется жив!

Аякс с Кельтом застыли, ожидая приказа. Феникс молча смотрел в глаза охраннику сквозь стекло маски.

Внезапный бесшумный выстрел лазерного излучателя «горыныча» отбросил человека с оружием к столу.

— Ни одно оружие мгновенно не убивает, — констатировал Феникс, опуская ствол. — Кроме того, которое сносит полголовы сразу. Где остальные? — обратился он к мужчине в костюме. Тот неловко поднимался на ноги, опираясь на руку Аякса.

— Андрей… Ревнёв, хозяин дома… Его увели двое, я не знаю, куда.

— Кельт, помоги ему спуститься вниз, Аякс — за мной.

Они выскочили из кабинета. Феникс указал Аяксу левое крыло, а сам бесшумными шагами двинулся в правое, по дороге останавливаясь у каждой двери.

Он нашёл их, едва завернул в первое же ответвление — услышал голоса. Судя по схеме, здесь находилась операторская, управление всеми системами дома. Феникс выдавил дверь с помощью «горыныча» и снял одного шакала сразу у входа, не дав тому сделать ни выстрела.

Второй, высокий худощавый парень с чёрными безумными глазами, стоял позади операторского кресла, в котором сидел окровавленный человек, стянутый почти невидимыми тонкими путами, врезавшимися в тело. Феникс знал эти нити из сверхпрочного силикена и представлял, что сейчас испытывает Андрей Ревнёв, чей затуманенный болью взгляд с трудом сфокусировался на влетевшем в комнату спецназовце.

— Одно твоё движение, и я перережу ему глотку, — бандит усмехнулся, тряхнул головой, отбрасывая назад чёрные волосы, падающие на глаза. — И не стреляй — я упаду, и башку ему снесёт под моим весом.

Да, так и было бы. Феникс проследил за его руками — металлический держатель, который он сжимал в кулаке, соединял два конца от петли, захлестнувшей горло пленника.

— Бросай оружие и сними маску. Я хочу видеть твои глаза, когда ты будешь подыхать, — приказал черноволосый.

— Тебе не уйти, в доме находится слишком много моих людей, — спокойно ответил Феникс, кладя на пол «горыныча» и отстёгивая кобуру с «гюрзой».

— Пусть тебя это не беспокоит, — усмехнулся тот. — На вас не зря надеты маски. Мы с тобой одного роста, и в твоей шкуре меня никто не остановит. Тем более что ты их командир. «Мои люди», — передразнил он.

А ведь у него нет оружия, — сообразил Феникс, расстёгивая воротник. Иначе давно бы выстрелил… Так, если Аякс слышал шум падения двери, он должен скоро быть здесь. Надо убрать этого шакала от Ревнёва, иначе появление Аякса может спровоцировать его.

Феникс снял маску, отбросил в сторону.

— Отойди к стене, пушки ногой подтолкни ко мне и шкуру снимай. Мне не хочется проверять, сколько сюрпризов у тебя в карманах и тузов в рукавах, — повысил голос черноволосый.

Ревнёв в кресле шевельнулся, пытаясь что-то сказать, но бандит оборвал его ударом по темени, и тот потерял сознание, откинувшись на спинку кресла.

Феникс неторопливо сбросил чёрный панцирь, оставшись в лёгком, не стесняющем движения комбинезоне. Аякс, видимо, ничего не слышал, далеко ушёл. И связи нет. Он несильно толкнул ногой «горыныча», тяжёлый трёхствольник пролетел всего метр по полу. Он сделал пару шагов к стене, отступая от снятой формы. А вот теперь шакалу придётся отойти от пленника. Иначе он не сможет подобрать оружие.

— Ты труп, — прошипел тот, выпуская из рук конец петли на шее Ревнёва. — А вот теперь ты труп.

Черноволосый двигался неожиданно стремительно и точно, обнаруживая отличную координацию движений. А он в неплохой форме, — мелькнуло в голове Феникса, и он бросился вперёд, опережая бандита на долю секунды, сшибая на пол. До оружия не дотягивался ни один, ни другой, но у черноволосого оказался тот самый козырь в рукаве — кусок силикеновой нити. Верткий, как угорь, он почти вывернулся из захвата Феникса, и смог накинуть нить ему на горло. Прежде, чем петля сжалась, Феникс успел перехватить её руками и теперь чувствовал, как та вспарывает кожу пальцев… Бешеное усилие, и черноволосый перелетел через его голову, приземлившись у стены. Феникс вскочил на ноги, но противник тоже восстановил равновесие и встретил этот бросок уже стоя. Феникс хлестнул по сумасшедше блестящим глазам зажатой в окровавленной руке нитью, и когда бандит дёрнулся, уворачиваясь, сбил его тяжёлым ударом справа в челюсть, склонился, схватил за длинные волосы.

— На кого работаешь? — спросил он.

— На себя, — выплюнул тот и резким ударом обеими ногами отбросил Феникса сторону.

К оружию они метнулись одновременно, и Фениксу повезло — он схватил «гюрзу» секундой раньше, чем рука противника коснулась трёхствольника.

Он не хотел убивать главного шакала, с ним ещё нужно было поработать. Но, в конце концов, если враг не сдаётся, его уничтожают. Он брезгливо перевернул труп на спину, вынул из мёртвых пальцев «горыныча», подобрал валяющийся рядом нож и вернулся к Ревнёву. Силикен с трудом поддавался даже боевому ножу, однако вскоре пленник был свободен. Феникс быстро надел не пригодившуюся черноволосому форму, взвалил на плечо бесчувственное тело и направился к лестнице вниз.

В центральном зале ещё не навели порядок, поэтому он занёс Ревнёва в смежное помещение, где очень кстати оказался небольшой диванчик. Пристраивая хозяина дома на него, Феникс услышал шаги позади.

— Что с ним? — тихо спросили сзади.

Он обернулся, встретился взглядом с тем самым мужчиной, которого они нашли в кабинете наверху. Чёрные блестящие глаза неприятно напомнили шакала, оставшегося лежать в операторской, но в этих не было безумия — только бесконечная усталость и тревога.

— Он жив, — коротко ответил Феникс и прошёл к дверям, выхватывая взглядом среди мелькающих людей ближайшего «волка». — Хан!

— Здесь, командир, — с готовностью отозвался тот.

— Там раненый, приведи его в чувство, а мы сейчас найдём врача.

— Есть! — Хан проскользнул мимо него в комнату.

Феникс вышел в зал, огляделся.

— Ты в порядке? — возник рядом Индиго. Голос встревоженный, глаза серьёзные. Что-то случилось.

— Со мной всё в норме.

— А кровь?

— Это не моя… — он поднял руку и только тут сообразил, что забыл про силикеновые порезы. Качнул головой. — Ерунда, пара царапин, даже перевязка не нужна.

— Ну конечно. Володя! — крикнул Индиго, едва взглянув на пальцы друга.

Пока молчаливый бородатый парень обрабатывал ему руки, Феникс спросил:

— Наши все в порядке? Заложники?

— Здесь все целы, — неожиданно мрачно отозвался Индиго, и он почувствовал, что тот не зря сделал упор на слове «здесь».

— А что у Дэна? Он вернулся?

— Вернулся, — из Димки редко нужно было клещами вытягивать каждое слово.

— Гордеев, доложи обстановку, — жёстко приказал Феникс, осознав, что иначе ничего не добьётся.

Индиго вытянулся, и, не глядя ему в глаза, отрапортовал:

— Все шакалы уничтожены. Во втором здании пятеро погибших заложников. Наши потери — Бут и Джин.

Феникс вскинул голову, и тут же в глаза ему бросилась сгорбленная фигура Кельта у противоположной стены.

— Дьявол… — вырвалось у него.

Бородатый Володя закончил перевязку и отступил на шаг.

— Капитан, я врач и мог бы…

Феникс спохватился.

— Да, пройдите туда, — он махнул рукой в сторону комнаты, где оставил Ревнёва. — Вы там нужны. А с мёртвыми мы сами справимся. Индиго, возьми пять человек и марш во второе здание, всё по дороге проверить, тела собрать, а мне позови Дэна.

— Командир, — вдруг ожил наушник передатчика. — Это Аякс, мы нашли и отключили блокировку связи. Как слышите?

— Аякс, слышу тебя, — отозвался Феникс. — Молодцы, я на вас оставляю центральное здание. Прочешите всё вокруг на всякий случай, а потом свяжись с Фойзе, доложи, что заложники свободны, террористы уничтожены, а полный доклад я сделаю сам, когда закончим проверку всего городка.

Аякс отключился, а в дверях появился Дэн, скользнул взглядом по Кельту. Тяжело ступая, подошёл к Фениксу. Сейчас можно было поверить в то, что разведчиком этому тяжеловесу быть противопоказано.

Первым, кого Ревнёв увидел, едва открыв глаза, был светлоглазый невысокий парень в форме космического спецназа, а рядом — знакомое бородатое лицо.

— Ну, наконец-то, — сказал Аристов, выпрямляясь. — С возвращением, Андрей.

— Где… они? — смог он спросить, когда почувствовал, что вернулся голос.

— Бандитов всех положили, — отозвался спецназовец. — И того, кто вас так… тоже.

— Нет… Майя…

— Мы пока не знаем, — качнул головой Аристов. — Говорят, там тоже все свободны, но точно ничего не известно.

Ревнёв попытался приподняться, но его мягко уложили обратно.

— Подожди. Нам всё расскажут, всё будет хорошо, — успокаивающе произнёс Аристов, и, глядя в его запавшие глаза, Ревнёв вспомнил. Инга… Ох, Инга…

— Володя, там врача искали, — послышался голос позади. — Вы бы вышли в зал.

Аристов исчез, а его место занял Орест. Ревнёв перевёл взгляд на него, потом на светлоглазого.

— Как же вы успели? — вырвалось у него. — Как узнали?

— Из Солнечного передали сигнал SOS, — пожал тот плечами. — Я не в курсе.

— Я успел ещё до твоего прихода, Андрей, — отозвался Орест. — Грег не знал, что в моём кабинете есть передатчик внешней связи. Прости, мне надо было выбирать, что я успею — предупредить тебя или вызвать помощь.

— Всё правильно, правильно сделал, — выдохнул Ревнёв, откидываясь на диване. — Спасибо, Орест.

— Лучше скажи спасибо молодому человеку, — кивнул тот в сторону спеназовца. — Они тебе жизнь спасли.

— Ты? — спросил Ревнёв, вглядываясь в лицо парня. В памяти мелькнула сбрасываемая с лица его спасителя маска, но лица он не помнил. Правда, тогда показалось, что глаза были пронзительно синие. Игра света. — Спасибо… Как тебя зовут?

Просто назвать имя. Хан коротко взглянул на второго мужчину — единственного кто видел Феникса в этой комнате с Ревнёвым на руках. Встретил внимательный, спокойный взгляд чёрных глаз, в котором светилось некоторое любопытство, и рискнул.

— Александр Чернов.

— Я запомню, Чернов, — слабо кивнул Ревнёв и закрыл глаза.

Черноглазый улыбнулся.

Глава 5

Если обхватить голову руками, голоса не так слышны. Обрывки разговоров, смех, споры. Неужели так сходят с ума?

Кельт сидел на койке, согнувшись и закрыв лицо ладонями. Он пропустил обед, но ему никто ни слова не сказал. Конечно, с ним не нянчились, но всё же он постоянно ловил на себе сочувственные взгляды, а иногда — и виноватые. Как будто ребята были виноваты в том, что вернулись, в то время как Тошка с Серёгой…

Вечером подходил взводный. Хотел поговорить. Кельт сдержанно попросил его отложить разговор. Не о чем сейчас разговаривать. Сочувствие ему не нужно. Но капитан вряд ли хотел сказать что-то ещё, кроме того, как он сожалеет. Его тоже понять можно — погибли двое из взвода, первые убитые под его началом за четыре года. А ещё какие-то важные шишки погибли среди заложников. То-то у Феникса глаза такие потерянные.

Дверь открылась. Ах да, опять забыл закрыть. Забыл, что теперь он тут один хозяин, и ждать ему некого.

Вошедший присел на койку рядом, положил руку на плечо. Пришлось оторвать ладони от лица.

Не ожидал… Хан. Да нет, ничего удивительного. Хотя близкими друзьями их не назовёшь, но всё-таки, не чужой человек. И всё же, не ожидал. Хан всегда стремился ближе к Фениксу, Индиго, Дэну, — по крайней мере, всегда был рядом с ними. А Кельт, Джин и Бут всегда держались втроём. С самого первого вечера на «Киплинге».

— Ну, ты как? — спросил Хан. Спокойно спросил, без той жалости в голосе, которая так убивала Кельта во взглядах и Феникса, и Индиго, и даже сурового Шторма.

Он не смог ответить, только пожал плечами. А что тут ответишь?

— Понимаю, — кивнул Хан.

— Это пройдёт, — выдавил Кельт, понимая, что ничего не пройдёт, но хоть полегче-то должно стать.

— Время, говорят, лечит, — отозвался Хан.

Молчание, наступившее за последними словами, не мешало. Это было надо — помолчать сейчас, и даже хорошо, что он молчал не один.

К убитому горем пацану, неуклюже застывшему на краю койки, Хан испытывал даже нечто вроде жалости. Это было не совсем так, как когда погибли Одинцов с ребятами. Не было чувства повальной эпидемии сумасшествия на носителе, а был один Кельт. Хан видел, как на того поглядывают остальные, видел, как боятся сделать шаг ближе, не понимают, что сказать, что сделать.

— Слушай… я всё никак не соберусь спросить, — начал он, снимая руку с плеча парня, — а за что Джина так прозвали? Он, вроде, на волшебника не тянет?

Как и ожидалось, лицо Кельта прояснилось. Он даже усмехнулся.

— Не волшебник. Волшебники с двумя буквами «н» пишутся. А Тошка — с одной.

— Ещё интереснее, — мягко улыбнулся Хан.

— Да, ерунда. Так всегда бывает — чем чепуховее повод, тем крепче прозвище приклеивается. — Кельт, забывшись, улыбнулся вслед за Ханом. — Это на учебной базе было, в России ещё. У нас был выходной, а командир дежурил. Вот Тошка и решил оттянуться. Пару звонков, и девочек привезли. Он выпил и завалился к Фениксу в кабинет, на диванчик. Там удобнее, да и кабинет отдельный. А замок — ну, что нам замки, сам понимаешь. Ну и в самый разгар, как в анекдоте…

— Возвращается Феникс из командировки?

— Ну да. Он редко голос повышает в нормальной обстановке, ты же знаешь. А там такое было, Джин аж протрезвел, девочки чуть не скончались. А потом — «чтоб до утра я тебя не видел, а после подъёма ко мне». И вышел. И дверь прикрыл.

— И всё?

— Ну, следующей ночью он Тошку хорошо погонял. А потом, уже после учебки, мы у него спросили — а чего он тёлок-то тогда не выгнал? Он говорит «ну, я ж не зверь».

— А почему всё-таки Джин? — упрямо спросил Хан.

— Так они тогда джин пили. У Феникса потом неделю духан в кабинете стоял. Он сам его и прозвал…

Из-за разбирательства по делу о захвате «Киплинг» бездействовал, лежал в дрейфе. Ребята не знали, чем себя занять, и от этого ещё явственнее ощущалась атмосфера общей растерянности. Даже железобетонный Феникс как будто дал трещину. Такого потерянного взгляда Хан у него никогда не видел, и не сказать, чтобы его радовало это зрелище. Конечно, к Фениксу он даже не пытался подойти, прекрасно знал, что командир из тех людей, кто не принимает никакой помощи от посторонних. А что он, Хан, «посторонний», это он уже давно уяснил. Обычно эта мысль глухо раздражала, но сейчас раздражение сменилось каким-то непривычным, гложущим чувством. Психом Хан не был, глупым тоже, самообманом не занимался. Он понимал, что всё это — и Кельт со стиснутыми на коленях кулаками, и растерянные ребята, и беспомощно-отчаянный взгляд Феникса — всё это, в конечном счёте, его рук дело. Не введи он тогда Дэна в заблуждение, всё могло сложиться иначе.

И это понимание было неприятным. Хотя, конечно, если бы не тупость Дэна, если бы он хоть на секунду включил мозги не на «ура, вперёд!», а на обдумывание ситуации, то мог бы предотвратить неудачу при штурме. Но оказался прав Хан, а не Феникс. И теперь к его непонятному настроению отчётливо примешивалось чувство «ну, я же говорил!»…

— Акела промахнулся, — сказал он вслух, прерывая Кельта на полуслове. — Так в книжке, кажется?

Кельт снова сник.

— Феникс тут ни при чём, — тихо сказал он. Как-то неуверенно сказал.

Конечно. Ни при чём. А кто «при чём»? Кто поставил на опасный участок самого тупого сержанта? Кто не слушал советов понимающего человека? Кто, в конце концов…

— Язву, между прочим, он туда не послал, — неожиданно зло вырвалось у него. — Послал Дэна, который вообще плохо соображает. И ребят твоих послал.

— Он же не знал, что всё так будет…

Голос Кельта дрогнул, а Хан почувствовал, как начинает гореть затылок — накатывала злость. Вот эту круговую поруку он никогда не понимал. Может, ты ещё и Строганова будешь защищать?

— Может, и не знал. Но против фактов не попрёшь, Бут и Джин были там, а Яз… Индиго — при Фениксе. — Хан знал, что закипает, надо было успокоиться, но не получалось. — Я ему говорил, что Строганов не потянет в самостоятельной операции. А он его одного послал, без связи!

— Но Дэн…

— Что — Дэн? Положился на слова двух сбрендивших от страха шакалов, ни черта не проверил, ломанулся почти вслепую. Ты ж сам видел!

Кельт сидел неподвижно, уставившись в одну точку на противоположной стене, и только едва заметно качал головой, словно не соглашался.

— Он туда ни Аякса не послал, ни тем более, Индиго. Почему? За своих боялся… ты же понимаешь, что вы, с Земли с ним прилетевшие, Фениксу ближе. Вот он вас под своим присмотром и оставил, бросил совершенно неподходящего для этого Дэна в самую трудную точку. А Джину просто не повезло там оказаться.

— Нет, Алик, — Кельт помотал головой. — Ну что ты несёшь!

Что несу… правду несу. Развёл тут любимчиков.

В глубине души он понимал, что несёт действительно чушь. Что Феникс никого не прикрывал и не подставлял, это же Феникс. Но остановиться он уже не мог. Глупость и непредусмотрительность должны быть наказуемы. Не Хан это Фениксу докажет, так кто-то другой.

— Мне просто жаль Бута и Джина. А ещё больше тебя. И я вижу, как настроена наша стая. Для них Феникс — бог. Ну, не хотят они признавать, что он такой же, как и все остальные. Он обычный и ошибается также, как все. Только из-за его глупых ошибок гибнут другие!

Обычный. Такой, как все. Конечно, обычный. И спускать промахи ему нельзя, так же, как и другим. Феникс сам виноват в том, что произошло. Надо было с самого начала правильный выбор делать, тем более что ему говорили…

Кельт молчал и головой больше не мотал.

Церемонии похорон на «Киплинге» — редкость. И смерть кого-то из роты бьёт по каждому, независимо от того, из какого взвода был погибший. Потому что «Киплинг» давно стал одним целым. Трагедия, унёсшая четыре года назад целых шестнадцать жизней, была потрясением для всех. Тогда пятнадцать из шестнадцати погребальных капсул уходили в открытое пространство пустыми — потому что в них нечего было положить, — но сама церемония была необходима. Это был ритуал, дань смерти, дань уважения погибшим ребятам. Это было нужно оставшимся в живых и их командиру, Фойзе. Сегодня капсулы всего две, но потрясение ничуть не меньше. Слишком редкий, к счастью, гость на «Киплинге» — смерть. И убивает её визит не только тех, кто уходит, но и частичку тех, кто остаётся. Да, считается, что они — космические вояки — смерти не боятся и вообще считают её своей в доску. Чушь. Смерти боятся все. И все чуть-чуть умирают, когда погибает друг.

Фойзе помнил тогда, четыре года назад, страшное чёрное лицо Сергея Каждана, сурового Бута. Он всерьёз боялся, что со следующей операции Бут может не вернуться — сам полезет под выстрелы. Ничего, вернулся. Он даже научился снова смеяться — когда на «Киплинге» появились Джин с Кельтом. Он возвращался всегда. До Каджеро. А теперь он лежит в одной из этих холодных оболочек. И Джин тоже. И неизвестно, кто теперь будет учить снова смеяться Кельта.

Сегодня на церемонии будет присутствовать начальство с Земли. Нет, не для того, чтобы почтить память погибших. Для того, чтобы наказывать живых. Фойзе сейчас пытался думать обо всех, но мысли сами собой убегали к одному. Что теперь будет с «волками»? Что будет с их командиром? Фойзе знал, наверняка знал, что Феникс не говорит всего. Знал, что основная вина за случившееся не на нём, но парень твёрдо решил, что раз руководил группой, то он и есть главный виновник. И сейчас искать истинного виновного поздно. Рапорт капитана Лазарева ушёл наверх, и карательная машина уже запущена. Там, наверху, был нужен тот, на кого можно свалить всё. Козёл отпущения. И добровольное признание офицера, руководившего операцией, было как нельзя кстати. Во время разговора с начальником комиссии по расследованию, генералом Литным, Фойзе понял, что опросы участников штурма были проведены для галочки, что сейчас копаться в подробностях никто не будет, и показания участников уйдут в никуда. Кого интересует, что дальше будет с взводом, — главное, найти, кого показательно казнить. Это в такие моменты всегда главное для тех, кто боится потерять своё место на Олимпе.

В какой-то момент подполковнику показалось, что Литный так упёрся не только потому, что на него давят сверху. Такое впечатление, что он лично заинтересован в быстром показательном суде, чтобы снять именно Лазарева.

Фойзе вспомнил, как просил, доказывал, объяснял, даже угрожал, и какими серьёзными, упрямыми и в то же время потерянными глазами смотрел на него Феникс. Он почти ничего не произнёс во время их долгого разговора, кроме нескольких фраз: «Это моя вина», «Вы не имеете права задерживать мой рапорт» и «Простите меня». Последнее он произнёс уже стоя на пороге за закрывающейся дверью.

Простить что? То, что принял огонь на себя, загородив и правых, и виноватых, и его, Фойзе, в том числе? Что такое его несчастный строгач по сравнению с тем, что получит сам Феникс…

Подполковник осознал, что время идёт, а он всё стоит у входа в зал прощаний и не решается сделать шаг, чтобы войти внутрь. Этак он дождется тут Литного, а входить с ним рядом к своим ребятам он не хотел.

Лица, лица, лица… Сквозь строй. И холод. Он понимал, что это невозможно, температура на носителе поддерживалась постоянной, но всё же в отсеке было невыносимо холодно. От этих взглядов.

Смит. Добродушный здоровяк Балу с улыбчивыми глазами. Какие теперь улыбки! Смотрит в пол, брови хмуро сведены, резко погрузневшая фигура. И его «медвежата» рядом — все, как один, уставились себе под ноги.

«Динозавры». Напряжённые тела, жёсткие лица. Кто-то тоже опустил глаза, кто-то смотрит в упор на него, провожает взглядом — ждёт, неужели он, Валентин Фойзе, ничего не может сделать? Ти-Рекс. Кирилл Карпов сверлит стену напротив тяжёлым взглядом. Он знает, что сделать уже ничего нельзя, остаётся только проводить ушедших и ждать развязки для оставшихся.

Мимо «волков» идти особенно тяжело. На бледного Феникса смотреть невозможно, но подполковник всё равно смотрит. Потухшие глаза, крепко сжатые губы. Парень на пределе. Да все они… Фойзе пробегает взглядом по застывшим фигурам, по каменным лицам и вдруг замечает одного, который весь горит. Но это не тот огонь, который грет. Это назревающий огненный смерч.

Индиго всегда знает, что происходит. Он понимает своего друга не только без слов, но и тогда, когда тот всеми силами закрывается от понимания. И сейчас сержант «волков» знает, что случилось. Но он никогда не пойдёт против решения командира. Да что там — «командира»… Всем известно, что эти двое не просто сослуживцы и друзья, они не просто накрепко связаны, — они намертво вросли друг в друга. И неизвестно, кому сейчас хуже: Фениксу, взвалившему на себя непосильный груз вины за всех, или его другу, который вынужден наблюдать со стороны, не в силах помочь, остановить, уберечь. Но зато он знает, кто должен быть на месте Феникса. И, того и гляди, смерч вырвется. Только вот поздно.

…Это когда-нибудь начнётся? Чего ждём? Вот уже Фойзе пришёл, всё готово давно. Нервы ни к чёрту. Скорее бы всё кончилось. Скорее проститься, проводить мёртвых и заняться живым. Ребят жалко ужасно, но их уже не вернёшь, а вот если что-то случится с Пашкой, никогда себе не прощу. Как я мог проглядеть, почему не успел остановить этого ненормального? Ну, зачем он это сделал? Ведь виноват же не он, и все знают, кто на самом деле ошибся, все знают, но молчат — как же он всем рты заткнул! И мне ведь заткнул, и я молчу, как последний дурак, а он сам себя топит. А ты, Дэн! Ну, что ты-то? Неужели тебе всё равно, неужели настолько трудно сказать правду, что ты готов спокойно смотреть, как твой командир сам себя в петлю загоняет? Это ведь ты промахнулся, ты, ты! Дэн, опомнись, это же Феникс, наш Феникс! Мой Феникс… Да я за него из тебя душу вытрясу, Строганов! Ну, давай, ну, что ты молчишь! Он же из-за тебя пропадает, сделай же хоть что-нибудь…

Подполковник занял своё место. Литный задерживается. Даже сейчас не может проявить уважение к ситуации.

Индиго сейчас взорвётся. А вместе с ним — Строганов. Не зря так сверкает глазами в его сторону Гордеев, конечно, это ведь отделение Дэна не справилось, это кто-то из его бойцов открыл огонь, убивший ту женщину и девочку. Может, даже он сам. И ребята погибли под его же началом. Так почему же он молчит?

Эх, если бы была не эта женщина, не этот ребёнок, можно было бы вытащить Феникса, — снова вернулись мысли к самому главному. Нехорошие мысли, неправильные — но ведь если бы это был кто-то другой, не всполошился бы штаб, не испугался бы Литный, и мальчишку можно было бы спасти. Но сейчас… Сейчас капитан Лазарев сам рвётся в пропасть, и его не удержишь — не дотянешься. Падение уже началось.

Фойзе перевёл взгляд на Дэна и беззвучно позвал неизвестно зачем, как многие в этом зале: «Ну, давай же, Строганов!»

…Я не могу. Не смотри на меня так, Димка. Я всё знаю, всё понимаю, но я не могу. Дьявол, как же это вышло? Как я мог промахнуться? Ребят, можно сказать, своими руками… Командира подставил. Не понимаю, что за затмение тогда нашло. Ведь всё было, всё! Координаты точные, численность противника известна, всего-то надо было проверить, прежде чем паниковать — «скорее, скорее, времени нет»… Дурак. И предатель. Потому что молчу. И буду молчать. Всё равно уже ничего не исправишь. Не могу я, Феникс. Прости. Сам себе никогда не прощу, но я не могу.

На блестящей металлом дорожке показался генерал со своим адъютантом и двумя сопровождающими.

— Смирно, — скомандовал подполковник, и мрачные бойцы вытянулись, приветствуя гостя с Земли.

Ох, не вовремя ты, гость…

— Вольно, — отмахнулся Литный и, не глядя на бойцов, быстро подошёл к Фойзе.

— Здравия желаю, господин генерал, — сухо сказал тот.

— Начинайте, подполковник, — не отвечая на приветствие, раздражённо бросил Литный. — У меня на сегодня ещё много планов. После церемонии вызовете мне капитана Лазарева.

Фойзе дал сигнал к началу. В зале и без того стояла тишина, но когда он начал прощальную речь, казалось, все даже дышать перестали. А он говорил, но мысли его всё время возвращались к тому же. «Вызовете Лазарева». Вот оно. Всё, Паша, это начало конца. И я сейчас ничего больше не могу сделать. Как же всё нелепо!

Этот марш звучал тут последний раз четыре года назад. Знакомые звуки бьют по натянутым нервам. В зал вносят погребальные капсулы — так принято, чтобы их несли на руках. Традиции… бойцы замирают, отдавая честь, замирает и Феникс. О чём ты сейчас думаешь, что скрывается за твоим застывшим взглядом?

…Кельт идёт впереди, поддерживая левым плечом первую капсулу. Там лежит Джин. Ребята вместе с гражданки, учились ещё вместе. Это сильнее, чем у них с Индиго, наверное. Всю жизнь вместе. И теперь он остался, а Джин погиб. Во время выполнения твоего задания, на операции, которой руководил ты. Неважно, что Дэн… да что Дэн! Ты, ты должен был всё просчитать, всё спланировать, должен был решить вопрос со связью, должен был предвидеть. Где-то ты ошибся, и никто, кроме тебя, в этом не виноват. Чёрт, как же теперь с Кельтом…

Феникс на секунду представил себя на его месте, ощутил плечом тяжесть ледяной капсулы. Димка. Я бы не выжил.

Нет, этого он никогда не простит себе. И отвечать будет сам. Фойзе что-то говорил об ответственности командования, о том, что он там что-то сам не обеспечил, что он тоже виноват. Нет. Это была его, Феникса, операция. Это было его задание, и это был его промах. Он не может быть больше вожаком стаи.

Капсулы встали на ленту транспортёра, который вынесет их в открытый космос. Через несколько минут они выплывут в шлюз и оттуда ребята уйдут в свой последний полёт в вечность. Потом сработает механизм самоуничтожения, и их развеет в атомную пыль.

Кельт стоит с точно таким же чёрным лицом, с каким четыре года назад на этом самом месте стоял Бут, и неотрывно смотрит на непроницаемую матовую поверхность капсул. Губы шевелятся… Заканчивать надо. Сколько можно мучить ребят.

Фойзе негромко произнёс:

— Господин генерал, если вы хотите что-то сказать, сейчас самое время.

Литный шагнул вперёд и звучно, с торжественным пафосом в голосе, неприятно резанувшим слух, начал:

— Солдаты! Вы пали, как герои, отдав свои жизни ради того, чтобы жили другие. Вы пожертвовали собой ради беззащитных людей и ваших товарищей, которые не все оказались достойны этой жертвы.

Фойзе внутренне скривился, оставаясь бесстрастным снаружи. Зачем было это говорить сейчас, здесь? Не место, не время… Ребята тоже раздражаются. Непонимающие, сердитые взгляды. Индиго вспыхнул с новой силой. Феникс, наоборот, белый, как стены в зале. Ти-Рекс смотрит на Литного в упор и глаза у него полны такого ледяного презрения, что Фойзе становится неуютно. А генерал ни на кого не обращает внимания, ему бы поскорее отделаться от ненужной ему речи.

— …Вы с честью исполнили свой долг перед людьми и государством. Покойтесь с миром!

Литный сделал шаг назад и кивнул Фойзе. Подполковник подал знак оператору, и лента транспортёра медленно поползла к открывающемуся люку шлюзовой камеры. Следом за уплывающими гробами дёрнулся Кельт, кто-то из ребят удержал его за плечо.

…Все. Уходят. Больше никогда не засмеется Тошка, больше никогда Серёга не хлопнет по плечу, никогда больше не будет надёжного друга рядом во время драки. Что я теперь без вас? Пустота. Глупо хвататься за удаляющуюся капсулу, не баба обморочная. Но как же я теперь — один? Эх, Тошка, зачем ты за мной пошёл в эту грёбаную армию? Это ведь моё решение было, а ты, как всегда, «за компанию». Ты и без компании — не бывает. Без моей компании. А теперь ты с Серёгой там, а я тут. Один. Кругом столько ребят, все сочувствуют, все смотрят, все рядом, а я один, потому что вас нет.

И он смотрит. Эх, командир… Я же помню, как ты нас гонял, как мы с тобой вместе всему учились, как мы тебе верили, как мы тебя любили, как мы за тобой пошли, когда ты позвал нас сюда. Как ты и тут всех заставил в себя верить, идти за тобой, как Серёгу к жизни вернул. Неправда, это не только мы с Джином, это ещё и ты был, ты вернул ему желание жить и работать дальше. Как спустя полгода после нашего прибытия на «Киплинг» он сказал тебе «Мы за тобой хоть в огонь, хоть в воду!», и как все тогда подхватили — «Феникс, Феникс!». «Волки» единодушны в своей любви и преданности, командир. И Бут был тоже со всеми, и мы с Джином.

А теперь они погибли потому, что ты ошибся. А у всех на уме одно — не отдадим Феникса. Неужели Хан прав? Да ладно, Серёга с Тошкой думали бы так же. Мёртвых не вернёшь, а живые на то и живые, чтобы иногда ошибаться…

Люк медленно закрылся.

…Хорошо, что всё заканчивается. Эти спектакли с прощаниями не по мне. Кому надо, тот уже простился. А так — торжественные речи, трагичные лица, трёпка нервов и трата времени. Пафос. Ненавижу.

Что, капитан, плохо? А я предупреждал. Ты махнул на мои советы рукой. Счёл, что умнее всех. Ну вот, видишь? Стоит, мнется, глаза виноватые — но ведь ни одного движения не сделал. А, Феникс? Не я ли тебя в самом начале предупреждал, что Дэн никогда на себя ответственность не возьмет? Ему главное — свою задницу спасти, а что будет с тобой — неважно, ну, погрызёт его совесть, погрызёт и успокоится.

Язва мечется. Нервы, эмоции, темперамент. Что, боишься один остаться?

И всё же… Чёрт. Я не думал, что дойдёт до трибунала. Не этого хотелось, конечно. Но раз так вышло — значит, судьба. И мне проще. Я для себя всё решил. Хватит. Финальный аккорд был знатный.

Сейчас закончатся похороны, начнётся суета, все будут бегать, правды искать, кого-то спасать, кого-то давить… Муравейник. Нет, всё. Срок контракта заканчивается через несколько дней, но продлевать я его не буду. Спасибо этому дому, пойдём к другому. Накушался я этой вашей романтики и благородства по горло. Пора и о серьёзном деле подумать. Салют, «волки»!

Прозвучала команда «смирно». Фойзе с облегчением проводил взглядом Литного, который быстрым шагом, всё также не глядя ни на кого вокруг, вышел из зала.

— Вольно. Разойдись! — скомандовал он.

Конечно. «Волки» задержались, пропуская остальных. Остались стоять вокруг командира, словно прикрывая его.

Подполковник подошёл к ним, негромко сказал, не сумев сделать тон официальным:

— Паша, сейчас ко мне в кабинет. С тобой будет говорить генерал Литный.

И сам пошёл к выходу, оставив взвод стоять в зале прощаний.

Феникс оглядел молчавших ребят, задержался взглядом на отстранённом Кельте.

— Все в жилой отсек, — хорошо, голос нормальный, спокойный. — На сегодня все мероприятия отменены, так что у вас свободное время, но я прошу не расходиться из кают. Когда закончится разговор у Фойзе, я должен буду переговорить с вами. Разойтись.

Все направились к выходу, Кельт прошёл мимо, не поднимая глаз, Дэн ушёл чуть ли не быстрее всех, не оборачиваясь. Голова опущена, фигура поникшая. С ним тоже надо будет поговорить ещё раз. Димка. Глаза горят, издёргался весь. Вот с кем будет тяжелее всего. Индиго не понимает. Да что там, Фойзе тоже не понимает, хотя он-то был в таком положении, он знает.

— Дим, иди с ребятами, — мягко попросил Феникс. — Я вернусь, и мы поговорим. Всё идёт, как должно. Не нервничай сам и не трогай Дэна.

Индиго молча кивнул.

— Иди, Гордеев. Меня ждут, а ты иди, — он слегка толкнул друга в плечо, тот резким движением отшатнулся. — Не дури, ладно? Помнишь моё условие? Голову включи и темперамент умерь. Не время сейчас…

— А когда время? — негромко, из последних сил сдерживаясь, спросил Индиго. — Когда тебя расстреливать поведут?

Феникс не выдержал, улыбнулся.

— Дурак ты, Димка. Никто меня не расстреляет. Не пори ерунды, — он выпрямился и вдруг громко скомандовал: — Сержант Гордеев! Кругом, шагом марш в жилой отсек! Бучу не поднимать, соблюдать спокойствие до моего возвращения. Выполнять!

— Есть, — всё так же тихо ответил Индиго, развернулся и быстро вышел.

Этот тихий голос вместо привычного гаркания неприятно придавил ещё одним кирпичиком. Ничего, шутки пока кончились, так и надо.

На подходе к жилым отсекам, ещё у лифтов, Индиго услышал крики со стороны кают «волков». Подойдя ближе, разобрал слова.

Ребята столпились в коридоре, в каюты никто не пошёл.

— …Кельт, да ты обалдел совсем, что ли? — Аякс никогда не повышал голос, но сейчас его крик перекрывал весь шум. — Я всё понимаю, тебе больно, у тебя горе, но ты вообще сам понимаешь, что говоришь?

— А я сказал что-то не так? — Кельт говорил тихо, но его было слышно не хуже. — Я только сказал, что виновный должен быть наказан, даже если он командир «волков».

— «Командир»? Два дня назад был «Феникс»! — выкрикнул кто-то, кажется, Шторм.

— Два дня назад он не убивал моих друзей, — бросил Кельт.

Индиго замер на входе в коридор, вздрогнув, как от пощечины, хотя его не тронули и пальцем, это Кельта Аякс сбил с ног точным злым ударом. Ребята подхватили падающего парня, двое удержали Аякса от продолжения.

— Он не виноват, это не его ошибка! Его там не было! — крикнул тот, не делая попыток вырваться.

— Да уж, — сплюнул кровь Кельт. — Его там не было. Но он знал, кого послать туда, где точно убьют.

Индиго приблизился к ним, раздвинул плечом бойцов, сгрудившихся вокруг этих двоих, оказался лицом к лицу с Кельтом.

— Вит, ты что? — тихо спросил он, напоминая себе, что это Кельт, только что потерявший самых близких людей. — Ты всерьёз уверен, что Пашка сам выбрал, кому погибать?

Тот усмехнулся.

— Ты бы как раз помолчал. Тебя, например, капитан туда не послал. Оставил под своим крылышком.

На это у Индиго даже тени гнева не появилось, одно изумление, такое огромное, что больше ни на что эмоций не осталось.

— Кельт, ты что несёшь? — опять Шторм.

— Это могло случиться с каждым из нас! — снова рванулся Аякс.

— Но случилось именно с Серёгой и Тошкой!

— Пашка никогда не прятался за нашими спинами и никогда не давал никому никаких привилегий, и мне тоже, всё это фигня! — у Индиго прорвалось, наконец, долго не находившее выхода возмущение несправедливостью всего происходящего.

— Всегда бывает первый раз! — крикнул в ответ Кельт.

Гул сердитых голосов вокруг показал, что согласных с ним практически нет. Аякс снова дёрнулся, резким движением высвободился из железных рук товарищей, и одним прыжком оказался перед Кельтом. Тот даже не вздрогнул, смотрел в упор с вызовом, ожидая нового удара. Однако Аякс неожиданно просто произнёс, не двигаясь с места:

— Слышал бы это всё Серёга. Он бы сам тебя…

— Если бы он был жив, этого всего не было бы. Но его нет! — отозвался Кельт, не опуская взгляда.

— Вит, ты не прав!

— Феникс виноват не больше нас с тобой!

— Мы зато не командовали этим штурмом!

— Это могло случиться с любым, и не только на этом задании…

— Но вот до сих пор не случалось, на самом деле…

— Иди ты, ты же сам понимаешь, что чушь порешь!

В общем споре не принимали участия три человека.

Индиго предоставил ребятам переубеждать Кельта, который уже почти не возражал, только упрямо мотал головой, закрывая глаза, как ребёнок, который хочет «спрятаться». Он взглядом нашёл среди «волков» неподвижного Дэна, тот за всё время спора не произнёс ни слова и даже не смотрел вокруг, уставившись в пол. Краем глаза отметил Хана, чуть в стороне, молча следившего за свалкой. Изучает, психолог фигов, — со злостью подумал Индиго. Ладно, не до него сейчас.

Он выбрался из толкотни вокруг Кельта и остановился рядом с Дэном, скрестив на груди руки. Дождался, пока тот поднимет голову.

— И долго ты будешь отмалчиваться?

Дэн не выдержал его взгляда, снова отвёл глаза. Индиго не подозревал, что у всегда спокойного, уверенного в себе, чуть ленивого от этой уверенности Дэна могут быть такие растерянные, несчастные глаза. Но его сейчас это занимало меньше всего.

— А ну, тихо! — крикнул он, перекрывая общий шум, и повернулся к ребятам.

Услышали, замолчали.

— Что вы тут устроили? Виноват, не виноват… Давайте его просто расстреляем, чего тянуть-то? Сразу всем легче станет! — Индиго обвёл их взглядом, отмечая, как вытянулись разгорячённые лица.

— Кого расстреляем? — неуверенно спросил кто-то.

— Да Феникса. Всем станет легко и спокойно. А, Кельт? — обратился он к разом сникшему Кельту. — Станет тебе легче, если Пашку линчевать на месте?

— Дим, ты не перегибай, — успокаивающе сказал Шторм.

— А я перегибаю? Ребята погибли — всем плохо, больно, я понимаю. Но они погибли, они уже ушли! А Феникса уничтожают сейчас, пусть и не физически, но он из этого кабинета выйдет уже без погон, и хорошо, если без наручников, и… вы его глаза видели?

«Волки» молчали. Слушали.

— Он был нашим командиром четыре года. И до сих пор вы все были готовы за него умереть, а? Он ни разу не ошибся, не подводил нас. Скажи, Лис, когда ты и твоя группа облажались на Вионе, кто вас выгораживал, получив строгач от Фойзе? А кто всех нас прикрывал от начальства, когда мы прокалывались по разным поводам тут, на «Киплинге»? А помнишь, Кельт, как он один остался прикрывать ваш отход, когда Тошку ранили на Триле? Вы всё помните. Так почему мы сейчас стоим тут и рассуждаем, вместо того, чтобы помочь!

— Как?

Вопрос, мучивший всех, задал Кельт. Тихо, неуверенно, но Индиго почувствовал, что здесь он выиграл.

— Для начала надо узнать правду. А её тут знает как минимум один человек. Тот, который действительно был там, где случился прокол. Что там случилось на самом деле, Дэн? — он резко повернулся к Строганову.

Он знал, что ответа не будет. Кожей чувствовал, что раз Дэн промолчал, узнав о рапорте Феникса, то он уже не скажет ни слова. Его отсутствующий потерянный вид заставил Индиго в этом увериться.

— Правильно, Дэн. Зачем беспокоиться — Феникс-то у нас железный. Он всё выдержит, ничего ему не будет. Он нас прикроет, как всегда, а мы постоим в стороне. Не стоит разбираться, верно?! — он чувствовал, что срывается. Ещё немного, и его не удержат. Он не Аякс.

— Спокойно, Димка! — на плечо сзади легла рука.

Нет, не Пашка. Ти-Рекс. И Балу чуть позади.

— Спокойно. Во всём разберёмся, — Балу говорил уверенно, громко, но Индиго чувствовал за этой его внешней уверенностью тень сомнения. — Мы просто так Феникса не отдадим. В наших силах попытаться его вытащить.

— На «Киплинге» друзей не сдают без боя, кому бы то ни было, — Ти-Рекс говорил тише, но вот в его голосе была самая непоколебимая сила и убеждённость.

Индиго заметил, как приход этих двоих и их слова подействовали на «волков». Растерянность ушла, оставив решимость. Аякс подошёл ближе, Шторм, Лис, даже Кельт — все подтянулись к ним троим, словно от их физической сплочённости что-то зависело.

С тихим шелестом открылись и закрылись двери дальней каюты, пропуская внутрь Хана.

Феникс пришёл первым. Литный снова задерживался. Фойзе был рад возможности ещё раз попытаться достучаться до парня, старательно разрушающего свою карьеру и самого себя. Он молча указал Фениксу на кресло напротив, дождался, пока тот сядет, и тихо сказал, тщательно подбирая слова:

— Паша, это последний наш разговор, когда ещё можно что-то исправить.

Тот поднял глаза, взглянул в упор, безмолвно требуя прекратить бесполезные уговоры.

— Я знаю, что ты скрываешь истинное положение дел. Ты покрываешь кого-то из своих ребят. Возможно, даже знаю, кого. Твои «волки» молчат, потому что ты приказал им молчать, ты убедил их, что так надо. Меня ты убедить молчать не можешь. Но я не знаю, как всё было на самом деле, и не могу помочь. Есть только твой рапорт и желание Литного как можно скорее найти крайнего. Пойми, если это будет кто-то из твоих сержантов, максимум, что ему грозит — разжалуют в рядовые. А вот тебя, как ответственного за операцию и признавшего свою вину полностью, во всём — в халатности, в недосмотре, в тактической ошибке, в неверном решении… Тебе это может стоить не только карьеры, но и свободы.

— Я знаю, — глухо отозвался Феникс, отводя взгляд.

— За кого ты так боишься, зачем ты это делаешь?

Феникс упрямо качнул головой.

— Ничего я не делаю, господин подполковник. Только хочу сам ответить за свои действия. Как командир взвода, допустившего ошибку.

— Не морочь мне голову, Лазарев, — выведенный из себя Фойзе стукнул кулаком по столу. — Ты понимаешь, что ты оставляешь своих ребят неизвестно на кого? Ты понимаешь, что ты оставляешь своего командира без правой руки? Ты понимаешь, что…

Он замолчал. Они никогда не говорили о том, что их связывало. И сам Фойзе никогда не размышлял о том, кто для него этот рыжий упрямый капитан. Но сейчас в нём всё кричало — не губи ты себя, сынок! Ты один из немногих близких людей мне, даже если ты никогда не звал меня иначе, чем по званию или имени-отчеству. Если с тобой что-то случится, как мне жить дальше?

Этого он не сказал. Да и не успел бы. В открывшуюся дверь влетел генерал Литный. Феникс вскочил, Фойзе тоже поднялся.

Кивком ответив на приветствия, генерал уселся в кресло, которое только что освободил Феникс, знаком разрешил сесть Фойзе. Адъютант застыл за его спиной, глядя мимо всех в стену.

— У меня к тебе, капитан, есть несколько вопросов, — без вступления начал Литный неприятно скрипящим голосом, даже не повернув головы к Фениксу. — Начнём с главного. Как ты допустил, что в самый ответственный момент группа осталась без связи? Как ты мог бросить на самый тяжёлый участок отделение, лишённое твоего руководства?

— Господин генерал, связь была блокирована террористами, устройство блокировки находилось в захваченном доме, и мы не могли его отключить до штурма, — начал Феникс, но его не дослушали.

— Давай-ка посмотрим! Твои вояки обнаруживают заложниц, находящихся под прицелом бандитов, и, пользуясь твоим же распоряжением «работать по обстановке», с гиканьем несутся в дом, где расстреливают всех без разбора, гибнут сами и губят пятерых человек!

— Господин генерал, — начал Фойзе, но тот не позволил ему продолжать.

— Отставить, подполковник! Я пока допрашиваю не вас. Так как, капитан?

Феникс ещё больше выпрямился, хотя, казалось, это уже невозможно.

— Виноват, господин генерал. Под моим руководством группа провела штурм, в ходе которого погибли заложники. Я полностью признаю свою вину и готов понести…

— И понесёшь! — повысил голос Литный. — Значит так, подполковник. Капитана Лазарева временно под домашний арест. До моего отлёта с «Киплинга» он должен находиться в своей каюте, ни шагу оттуда, вплоть до моего личного распоряжения. Капитан, с этой минуты вы больше не являетесь командиром взвода. Капитаном вы тоже уже не являетесь. Завтра же из штаба прибудет новый офицер, которому вы, подполковник, передадите командование первым взводом.

Фойзе молча смотрел на Литного, не в силах перевести взгляд на Феникса.

— А вообще, на будущее, лучше подбирайте кадры.

Он вскинул голову, не удержался:

— Лучше невозможно, господин генерал. Не ошибаются только роботы!

— Значит, подбирай роботов, — отрезал Литный и поднялся. — Чтобы не было таких… ошибок.

Он резко развернулся и вышел из кабинета в сопровождении адъютанта.

Фойзе проводил его тяжёлым взглядом, сел на место.

— Иди, Лазарев, — устало сказал он.

Тот не двинулся с места. Фойзе поднял голову, встретил непонимающий взгляд, раздражённо повторил:

— Иди, говорю! Из жилого отсека ни на шаг, пока не вызову! Ты что, конвоя ждёшь?

Уловил еле заметный кивок, рассердился окончательно.

— Не дождёшься! Кругом марш, пошёл вон отсюда!

Когда за Фениксом закрылась дверь, он некоторое время смотрел в стол, потом вдруг не сдержался — ударил кулаком. И ещё раз. Словно это могло помочь.

Все «волки» забились в каюту Индиго. Кто не поместился, заглядывали из коридора, стоя в дверях. Вопреки ожиданиям, вместо шума Феникс издалека услышал только бас Балу и удивился, как тому удалось всех успокоить. Подошёл к стоявшим в дверном проеме, они встрепенулись, пропуская его внутрь, вцепились тревожными взглядами, как и те, кто был в каюте. Балу замолчал, глядя также тревожно и вопросительно.

— Всё, — с порога сказал им Феникс. — Завтра прибывает новый офицер. С сегодняшнего дня я больше не командую «волками».

Тишина стала абсолютной.

Феникс повернул голову, встретился взглядом с Индиго. Тот с трудом справлялся с собой, кусая губы.

— Как же так? — беспомощно спросил Аякс.

— Всё правильно, Лёха, так должно быть. — Всё, чины кончились. Нет больше командира и подчинённых. — На время разбирательств так и нужно.

— А потом? — в голосе Аякса прорезалось что-то жутковатое, от чего нужно было срочно избавиться.

— А потом видно будет. Я не знаю. Но это не повод разносить «Киплинг» на винтики, ясно?

— Никто ничего не разнесёт, — Балу пробрался ближе, остановился рядом. — Ребята понимают. Всё будет нормально, — последнее он произнёс почти вопросительно, поглядывая на Аякса.

Тот нехотя кивнул.

— Я к себе, — Феникс ощутил, как наваливается усталость, до сих пор старательно им не замечаемая. — Кельт, если не трудно, зайди ко мне. Поговорить надо.

Он вышел, не оборачиваясь. Нет сил смотреть на Димку, нет сил объяснять, успокаивать, удерживать. Потом.

Кельт вошёл спустя пару минут. Двери закрылись за его спиной, он застыл на пороге.

— Проходи, — махнул рукой Феникс. Он уже включил монитор, чтобы привести в порядок файлы своего журнала. Впрочем, у него и так всё в должном виде, на это много времени не понадобится.

Кельт нерешительно сделал пару шагов и опять остановился. Феникс сам встал и подошёл ближе. Заметил разбитую губу, досадливо мотнул головой.

— Индиго?

Кельт опустил голову, словно не желая встречаться с ним взглядом.

— Аякс.

Феникс сжал губы на секунду, потом произнёс:

— Вит, ты меня прости.

Тот резко поднял глаза.

— Пашка, ты нас никогда не обманывал. Скажи…

Он запнулся, но Феникс не торопил. Ждал.

— Скажи… Если бы там был Индиго, вместо Тошки с Серёгой… Ты бы всё равно послал отделение вот так?

— Да.

Он уже понял, куда Кельт клонит, но тут ему не в чем было себя упрекнуть.

— И Индиго тоже мог там погибнуть? Ты всё равно послал бы его туда?

Это было больно. Но Кельт имел право так спросить.

— Да.

Самое страшное в том, что да. И ведь посылал уже, просто раньше всем везло. И Димка мог погибнуть. Он никогда не задумывался об этом. И пока не задумывался, всё было просто и логично. А сейчас ему неожиданно стало страшно. Неужели Кельт может быть прав в своих сомнениях? Смог бы он сейчас, после того, как всё осознал, после того, как он ощутил на своём плече эту холодную тяжесть погребальной капсулы с телом друга, смог бы он сейчас отправить Димку туда, куда, не задумываясь, послал Дэна с Джином и Бутом? Он вдруг почувствовал, что не может справиться с этим вопросом. Он убил этих двоих, смог бы он так же убить своего Индиго?

— Прости меня, командир, — услышал Феникс совсем близко отчаянный голос Кельта. — Прости, мне так плохо, что я совсем соображать перестал.

— Их не вернёшь, — шёпотом ответил он. — Их не вернёшь, но я за это отвечу.

— Феникс! — Кельт порывисто схватил его за плечо, даже слегка встряхнул. — На меня затмение нашло, мне надо было виноватого найти, так легче, но это не ты!

Феникс заметил, как тот бледен, как дрожат его губы, как горят глаза. Он успокаивающе положил руку поверх ладони Кельта на своём плече.

— Да нормально всё, Вит, честное слово. Офицер, руководивший операцией, отвечать должен. Всё правильно. Не волнуйся, ты тут ни при чём.

— Ты прав. Их не вернёшь уже! И ты не должен… за всех… Не должен!

Феникс кивнул. Спорить не было ни сил, ни желания. Не должен. Но буду.

— Иди, Вит. Всё нормально.

Кельт понял, пошёл к двери, уже на пороге обернулся.

— Я никогда не говорил тебе этого, капитан. Но мы все за тебя готовы головы положить. Просто потому, что ты — наш командир. А еще… — он снова запнулся, но продолжил: — Ещё Бут всегда говорил, что не хочет умирать в своей постели. Он хотел, как древний викинг. В бою. Джин… Тошка мне как-то сказал, что хотел бы быть всегда молодым. Чтобы вечно — двадцать четыре. Так что вышло, как они оба хотели. А ты…

Феникс смотрел на него, не отрываясь, ждал.

— Ты настоящий офицер. Даже если они с тебя сейчас снимут погоны. Всё равно.

Кельт быстро развернулся и вышел, двери за ним закрылись.

Феникс успел рассортировать последние отчёты и сделать последнюю запись для своего преемника, когда раздался сигнал на вход. Он устало вздохнул, выключил монитор и скомандовал:

— Открыть.

О, на этот раз сразу трое. Балу, Ти-Рекс, Индиго.

Он жестом предложил располагаться. Балу тяжело опустился на койку, Ти-Рекс прошёл вглубь каюты и привычно сел на пол у стола, Индиго упрямо остался стоять.

— Ну? — вызывающе спросил он. — Ну, что?

— Рассказывай, — поддержал Ти-Рекс, поднимая голову.

Феникс пожал плечами.

— А что тут рассказывать? Звания уже, считай, лишили, хотя я и не озаботился спросить — а кто я теперь. Подозреваю, что рядовой, а то и вообще… Литный начал процесс, завтра прибывает новый взводный, расследуют обстоятельства, а потом сообщат дату трибунала.

— Чёрт! — Индиго с силой ударил кулаком в ладонь.

— Тише ты, — поморщился Ти-Рекс. — Ну, я так и думал.

— Да за что? — Индиго не собирался успокаиваться. — Всё так повернуто, как будто он сам стрелял по этим бабам, и не просто стрелял, а с садистским удовольствием!

— Ну, что ты несёшь, — качнул головой Феникс. — Нормально всё, правильно.

— Правильно? Тебя растопчут за чужую ошибку, а тебе всё правильно?

— Дим, ну не перегибай. Растопчут… Погоны — это ещё не…

— Ага, полюбить, так королеву? Тебе непременно надо, чтобы по-настоящему растоптали? Какого чёрта ты сам на себя всё повесил?

Феникс молчал. Объяснять ещё и ему, доказывать, самому выступать собственным обвинителем не хотелось.

— Так, Дмитрий, кончай психовать, — подал свой бас Балу. — От твоих воплей Пашке легче не станет.

Индиго замолчал, потом скрестил руки на груди и мрачно бросил:

— Мы его не примем. «Волкам» не нужен другой взводный.

— Примете, — Феникс перевёл взгляд на Индиго. — Дим, не осложняй мне жизнь, пожалуйста. Вы его примете и будете подчиняться, как мне. Не детский сад, в конце концов.

— Да? — взорвался тот. — Хватит меня тыкать детским садом! Хватит меня одёргивать! Ты сам упёртый, как баран! На всех плевать, кроме собственного упрямства. Почему ты Фойзе не расскажешь, как всё было? Тебе ведь Дэн всё объяснил, ты знаешь, почему так получилось.

— Димка, — начал приподниматься Балу.

— А тебе непременно надо, чтобы все ко дну пошли? Дэн, Фойзе… — начал Феникс.

— Да плевать мне на всех! — Индиго взмахнул обеими руками, будто хотел с размаху хлопнуть в ладоши, повернулся и выскочил из каюты, едва не снеся двери.

Подполковник Валентин Фойзе сидел в своём кабинете. На мониторе перед ним — спортивный отсек. Балу гоняет своих «медвежат», поминутно рявкая то на одного, то на другого. Раньше он был спокойнее.

Через полчаса в этот кабинет войдёт новый взводный. Вот «волки»-то его ждут. Особенно подполковника беспокоили сержанты. Неугомонный Гордеев, суровый Рюриков, флегматичный Строганов. С последним надо поговорить, хотя… Генерал Литный нашёл своего козла отпущения. Кому нужен сержант, когда можно снести башку капитану? А если уж тот сам кидается на амбразуру, вообще отлично! Решение принято, хотя официальная часть расследования может вестись долго. Бедный парень. Сейчас он ещё находится в своей каюте, на «Киплинге», но скоро его увезут на «Плутон-1». И вот сколько он пробудет в следственном отсеке базы, неизвестно. Та же тюрьма, хоть и помягче.

Хорошо ещё, что как раз через месяц «Киплинг» тоже должен идти к Плутону. Профилактический осмотр и ремонт носителя проводился раз в полгода, и стоянка могла продолжаться несколько недель, в зависимости от состояния корабля.

По крайней мере, они будут рядом.

— Господин подполковник, — раздался голос секретаря по громкой связи. — К вам Чернов из первого взвода.

— Пропусти, Майк, — отозвался он, выключая звук на мониторе.

Через секунду в кабинет быстрым шагом вошёл Хан.

— Здравия желаю! — голос мягкий, спокойный, на лице обычная доброжелательная улыбка. Единственная на «Киплинге» сейчас, наверное.

— Присаживайся, — указал Фойзе на кресло.

— У меня истекает срок контракта, — начал Хан. Дождался кивка от подполковника и продолжил. — Я не хочу его продлевать, подготовил рапорт об увольнении.

Фойзе посмотрел на него в упор и вздохнул.

— Эта такая манера протеста?

— Протеста? — брови Хана взлетели вверх.

— Послушай… Алик, — Фойзе понадобилась секунда, чтобы вспомнить имя. — Я понимаю, что вам всем сейчас тяжело, но увольняться в знак протеста — это не решение проблемы. Вы нужны вашему командиру.

— Простите, «вы» — это кто? — уточнил Хан.

— «Волки», конечно.

— А какому из командиров?

Фойзе показалось, что он издевается.

— Чернов, если можно, давай обойдёмся без намёков.

— Извините. Видите ли, господин подполковник, я увольняюсь не в знак протеста. Я просто увольняюсь. Обстоятельства изменились.

Подполковник молча перевёл взгляд на монитор. «Медведей» сменил второй взвод. Карпов, в отличие от своего друга, не рявкал, но Фойзе знал, что его негромкие команды звучат ничуть не веселее рыка Балу.

— Это очень не вовремя, — сказал Фойзе, не отрывая взгляда от монитора.

— Сожалею, — лаконично ответил Хан.

— Сомневаюсь, — в тон ему отозвался подполковник. Потом, наконец, перевёл на него потяжелевший взгляд. — Получил предложение поинтереснее?

— Да, — Хан явно не собирался ничего объяснять. — Я думаю, мы обойдёмся без подписи бывшего капитана Лазарева?

— Отставить издёвки! — не сдержался Фойзе. — Перешли свой рапорт секретарю и считай, что ты уволен. Можешь собирать вещи.

Хан встал и улыбнулся, словно не заметив жёсткости, появившейся в голосе командира роты.

— Тогда счастливо оставаться, господин подполковник. Надеюсь, вы разберётесь с инцидентом.

— Не сомневайся, — Фойзе даже не привстал.

— Всего доброго, Валентин Александрович.

— Свободен, Чернов.

Хан развернулся и вышел из кабинета. Фойзе вздохнул и решительно выключил наблюдение за спортивным отсеком. Нет, не зря он сомневался в Чернове. Не стоило брать его на «Киплинг». Одинцов тогда убеждал его, что тот хорошо разбирается в людях, незаменим в работе с «языками», всегда со всеми может сойтись, а его физические данные и показатели едва ли не лучшие среди всех киплинговцев. Убедил его тогда Марат. Зря. Скользкая личность этот Чернов, и всегда таким был.

За дверями послышался шум.

— Господин подполковник, — снова секретарь, растерянный голос.

Что там еще?

— Да, Майк.

— К вам опять первый взвод. Сержанты, все трое.

Начинается. Фойзе вздохнул.

— Пусть войдут.

Двери распахнулись, пропуская Индиго, Аякса и замыкающим — Дэна.

— Господин подполковник! — с порога начал Индиго.

— Погоди, Димка, — остановил его Аякс.

Фойзе вздохнул. По Уставу, он должен был выставить эту троицу ещё от секретаря, а не принимать их в своём кабинете. Но такое время… Да и всё равно так получается, что нет сейчас между ним и этими сержантами никого — командир их разжалован, а новый ещё не прибыл.

— Садитесь, — подполковник указал ребятам на сиденья вдоль стены.

— Некогда рассиживаться!

— Сядь! — Аякс практически силой вдавил Индиго в одно из кресел, сам встал рядом. — Господин подполковник, разрешите обратиться.

Фойзе взглянул в его суровое лицо.

— Обращайтесь, сержант.

— Господин подполковник, объясните нам, что происходит с капитаном Лазаревым. Мы осознаём, что сейчас фактически нарушаем Устав, но просим вас сделать исключение…

Ответ Фойзе перебил голос секретаря.

— Господин подполковник, к вам лейтенант Берсенев, новый командир «волков».

Сержанты переглянулись. Фойзе досадливо поморщился.

— Пусть подождёт, у меня срочное совещание.

После непродолжительного молчания Индиго задумчиво сказал:

— Значит, новый командир… Уже.

Фойзе почувствовал, как накатывает раздражение.

— Сержант Гордеев! Попрошу не забывать, где вы находитесь!

— Есть не забывать, — отчеканил Индиго, вскочив с кресла.

— Да вольно, — поморщился мгновенно остывший Фойзе. Он понимал, что не обязан что-либо объяснять этим ребятам, но просто выгнать их не мог. — Мы со всем этим разберёмся. Но вы поймите и меня тоже. На всей роте этот случай отразится, нас ещё долго в покое не оставят. А у меня передовой взвод без командира, новый человек не сразу войдёт в курс дел. Лазарев не вернётся в ближайшие полгода точно. Капитанские погоны с него уже сняли.

— Нормально, — как будто только что не было требования подполковника, возмутился Индиго. — Значит, с него там погоны снимают, а мы должны спокойно сидеть и ждать, когда его и вовсе посадят?

— Гордеев, я понимаю ваши чувства. Но вы не забывайте, что «волки» — это не клуб по интересам, а подразделение роты ВКС «Киплинг». И тут действуют немного иные законы. В приёмной сидит ваш новый командир, который через полтора часа примет командование взводом.

— Отлично. — Аякс поднялся. — Пусть принимает. У вашего секретаря лежат три рапорта об увольнении. Мы не будем продолжать работать, как будто ничего не произошло, и уж точно не собираемся это делать под началом нового командира.

— Рюриков! — Фойзе снова повысил голос. — Вы думаете, Феникс одобрит ваше поведение? Вы хоть понимаете, что вы делаете?

— Господин подполковник, если бы мы ничего не понимали, на ваш стол легло бы тридцать рапортов, а не три, — негромко сказал Аякс. — А так только мы.

— Феникс взял на себя мою вину — глухо заговорил Дэн. — Я промолчал… побоялся. Но я готов понести наказание.

Индиго чуть заметно кивнул, а Фойзе хмуро посмотрел на Дэна.

— Поздно, Строганов, слишком поздно. И потом — как вы собираетесь нести наказание после увольнения? Впрочем, вы Лазареву всё равно уже не поможете.

Фойзе встал и прошёлся по кабинету, чувствуя на себе взгляды трёх пар взволнованных глаз.

— Как вы не понимаете, что играете на руку всем тем, кому не терпится посшибать головы на «Киплинге»? Вы ослабляете взвод и всю роту своим уходом, вы подводите и ребят, и меня, и Феникса…

— Господин подполковник, мы понимаем. Но мы приняли решение. Сроки наших контрактов истекают на днях, у Строганова — через месяц. Вы не остановите нас, — Аякс смотрел Фойзе прямо в глаза.

— Просто замечательно, — с досадой сказал тот. — Лазарев отстранён, сержанты бунтуют, четыре рапорта подано… — он махнул рукой и сел обратно за стол.

— Четыре? — Аякс нахмурился.

— Да Чернов ваш.

У Индиго округлились глаза.

— Чернов?!

Фойзе скользнул по нему взглядом, не ответив.

— Ребята, вы делаете ошибку.

— Господин подполковник, давайте начистоту. Феникса восстановят? — Индиго сжал кулак.

— Я сделаю всё возможное, но… не думаю.

— Ясно, — парень словно махнул на всё рукой и замолчал.

Фойзе внимательно посмотрел на него. Он быстро соображал, как правильнее сделать следующий ход.

— Лазарева увезут послезавтра. Литный оставит его на «Плутоне-1» до конца расследования. Когда этот конец будет, никто не знает, но генерал не обещает начало самого судебного процесса раньше, чем через пару месяцев.

— «Киплинг» через три недели идёт на базу, — медленно сказал Аякс, понимая, к чему клонит подполковник, и тоже посмотрел на Индиго.

— Вы ничем не сможете помочь ему с гражданки, — кивнул Фойзе. — Но, оставшись…

Сержанты переглянулись.

— Я остаюсь, — решительно сказал Индиго, не дожидаясь окончания объяснений. — Ребята, вы же понимаете.

— Мы понимаем… я тоже остаюсь. — Аякс смотрел на Фойзе чуть виновато.

— Есть шанс, что я смогу выступить в защиту Феникса? — тихо спросил Дэн.

— Я же сказал — поздно. Литный не пустит тебя дальше моего кабинета. Я буду стараться, сделаю всё, что в моих силах, но и этого может не хватить.

— Тогда мой рапорт действителен. — Дэн замолчал, сжал губы, и стало ясно, что он больше не скажет ни слова.

— Что ж, — поднялся Фойзе, — я не могу удержать тебя силой. Решение твоё уважаю, хотя по-прежнему считаю его ошибочным. Я подпишу твой рапорт, приказ об увольнении выйдет завтра к вечеру. Вы свободны.

Индиго вылетел первым, и когда Дэн с Аяксом вернулись в приёмную, его уже не было. Оба кивнули секретарю на прощание, и Аякс решительно вышел в коридор. Дэн выскочил следом несколько более поспешно, чем передвигался обычно.

— Лёха! — окликнул он парня уже у входа в соседний коридор, ведущего к лифтам. — Подожди!

Тот остановился и медленно повернулся. На лице атлета проступило непонятное и очень неприятное Дэну выражение. Прежде чем он сумел определить, что это было, Аякс сумрачно сказал, не двигаясь с места:

— Дэн, мы больше не служим вместе. До сих пор я всегда считал, что мне повезло, раз я встретил здесь таких, как Бут, Балу, Ти-Рекс… и ты. Но сегодня я думаю, что нам с тобой лучше больше никогда не встречаться.

Дэн молча слушал, застыв в трёх шагах от него. Он ожидал чего-то подобного, эти слова не были неожиданностью. Они были справедливы, но он до последнего на что-то надеялся. Когда Аякс скрылся в лифте, Дэн отстранённо подумал, что, наверное, ему нет смысла пытаться завести разговор с кем-то ещё.

Он решил покинуть «Киплинг» сразу после подписания приказа об увольнении. Против ожиданий, ребята продолжали с ним общаться почти как раньше, хотя он понимал, что вряд ли они одобряют его увольнение. Да, сейчас это выглядит как бегство. Очередной приступ трусости. Ну и пусть. Самого его уже мало волновало, что думают другие. Разве что Кельт. Но тот всё больше молчал — хотя он молчал со всеми. Дэн видел, как Кельт медленно, но верно превращается в тень Бута, каким тот был первое время после гибели катеров Одинцова. И он знал, что это надолго. Может быть, навсегда. Подойти к Кельту и попытаться хотя бы сказать, как он сожалеет о гибели его друзей, Дэн не мог физически. Не потому, что Кельт не подпускал — Дэн сам начал выстраивать вокруг себя прочную стену, но не для защиты от окружающих, а в качестве тюремной.

Последним, кто проник сквозь эту стену, был Феникс. Когда подполковник подписывал приказ об увольнении, он вызвал к себе Дэна и, неотрывно глядя серьёзными голубыми глазами, попросил его зайти к бывшему взводному до отлёта. Это было почти так же трудно сделать, как и сказать всю правду раньше. Однако, всё же, легче.

Створки двери раздвинулись, пропуская Дэна внутрь каюты.

Феникс сидел на полу у стола, напротив входа, обхватив одно колено руками и задумчиво положив на него подбородок.

— Салют, командир, — внезапно севшим голосом сказал Дэн, и словно от звука его голоса дверь за спиной с тихим шипением закрылась.

— Салют, — отозвался непривычно тихо Феникс. — Проходи, садись.

Слева, как всегда аккуратно заправленная кровать, у стола — лёгкий стул и небольшой диван-скамейка вдоль правой стены. Дэн равнодушно окинул каюту взглядом, но направился не к предложенным сиденьям, а ближе к Фениксу. Остановился у кровати и неторопливо уселся на пол, рядом с ним.

— Ты хотел меня видеть? — глухо спросил он, понимая, что молчать нельзя.

— Хотел.

И снова тянущая душу пауза.

— Если ты хочешь сказать мне, что я свинья, то будешь прав, — вырвалось у Дэна.

Феникс выпрямился и повернул голову в его сторону.

— Я хочу сказать, что тебе не надо было увольняться, — ответил он.

Дэн ожидал чего угодно, только не этого. Он изумлённо поднял взгляд, впервые со дня похорон встретившись с Фениксом глазами.

— Жаль, я об этом поздно узнал, — в голосе командира прорезалась досада. — Я бы тебе мозги прочистил. Ты этим всё равно ничего не исправишь, а жизнь себе поломаешь.

Дэн не знал, что можно сказать на это, кроме того, что жизнь он себе поломал чуть раньше. Но это не имело значения, поэтому он продолжал молчать.

— Ты же не сможешь без армии.

— Смогу, — нашёл в себе силы ответить Дэн. — Это несложно. А вот служить здесь дальше — уже нет.

Феникс покачал головой.

— Ты ошибся всего один раз. Это необходимый опыт, который…

— Паша, мы с тобой оба знаем, что дело не в той ошибке на задании, — перебил его Дэн, по-прежнему глядя ему в глаза. — Я ухожу, потому что ухожу. И не надо об этом.

Феникс молча смотрел на него несколько секунд, потом кивнул и словно потух снова.

— Наверное, ты прав, — уронил он, отвернулся и добавил, глядя в сторону. — Я бы тоже ушёл на твоем месте.

Ты не оказался бы на моём месте, Паша, — тоскливо подумал Дэн. — Никогда.

— Фойзе сказал, что я уже не в состоянии тебе помочь, — сказал он вслух. — Честное слово, если бы я мог…

— Не вздумай! — оборвал его Феникс, резко повернувшись обратно. — Не лезь в это дело. Мне всё равно пришлось бы отвечать, и хватит одного меня!

Дэн мог бы сказать сейчас много слов, которые крутились у него в голове, красивых и высокопарных, или наоборот, простых и приземлённых, даже не всегда цензурных. Но он знал, что слова эти будут пустыми, лишними. Поэтому он молча поднялся. Феникс проследил за ним взглядом.

— Я улетаю утром, — сказал Дэн.

— Что делать будешь?

Он пожал плечами.

— Работу искать.

Феникс тоже встал на ноги.

— Я знаю, на Луне есть офис биржи труда, они работают по всему Содружеству. Попробуй туда, как на Луну прилетишь.

— Спасибо.

Дэн подумал, что пора прощаться. Говорить уже не о чем. Исправить ничего нельзя, и Феникс это тоже понимает.

— Я пойду, — сказал он, уже не глядя на бывшего взводного. Сил не было на него смотреть. Ведь даже сейчас, когда он повёл себя, как последняя сволочь, даже сейчас Феникс попытался ему помочь, направить, поддержать. Да не стою я этого, Пашка!

Он сделал шаг назад.

— Дэн! — требовательно окликнул его Феникс, заставляя, всё-таки, поднять взгляд.

Дэн не смог не пожать протянутой ему руки, думая только о том, что до конца жизни будет чувствовать это рукопожатие и это чувство стыда, которое сейчас буквально сжигало его изнутри.

— Удачи тебе, — сказал Феникс.

Лунный космопорт номер два встретил Дэна переливанием бело-зелёных огней, прозрачными коридорами и толпой людей. Здесь легко было заблудиться, если бы не указатели, ровным красным светом горевшие на развязках коридоров и тоннелей. Он успел отвыкнуть от такого столпотворения, и сейчас только рефлексы, наблюдательность и хорошая координация в пространстве помогали ему не растеряться в этой толпе.

Офис биржи труда он нашёл довольно быстро. Заполнил анкету, вставил в прорезь кредитную карточку, нажал кнопку «отправить» и занял место в зале ожидания, где сидели и ждали решения своих проблем с работой ещё пара десятков человек. За полчаса, что обрабатывалась анкета и подбирались возможные варианты, Дэн успел узнать много нового. Он не вступал в разговоры, изображая дремлющего, но зато слушал всё, о чём говорили в зале.

…На Земле найти работу без высшего образования практически невозможно. Зато в колониях рабочих мест пруд пруди. На днях Совет Астрономов снова поднимал вопрос о повторном возвращении Плутона в разряд астероидов, как им только не надоест, нашли камень преткновения, как будто в Солнечной системе больше задуматься не над чем. Президент Содружества объявил о том, что не будет баллотироваться на третий срок. А зря. Говорят, Институт Исследования Космоса приступил к подготовке очередной Межзвёздной, в которой впервые будут участвовать граждане с Дальних колоний. На Каджеро убили жену владельца «Артемиды». И как только пробрались на эту планету-крепость, да ещё в самый дом Ревнёва… А ещё говорят, во всём спецназ обвинили. Чуть ли не они и убили. Да, всем известно, что ничего хорошего от людей с оружием не бывает. А вчера в новостях сказали, что теперь на промежуточных станциях билеты на транзитные рейсы вдвое подешевеют. Брехня…

— Строганов Даниил Михайлович! Пройдите в восьмую кабину, — раздался мягкий женский голос из центрального динамика.

Дэн неторопливо поднялся и прошёл в дверь с ярко-зелёной цифрой «8».

— Даниил Михайлович, ознакомьтесь со списком вакансий, которые мы можем предложить вам на сегодняшний момент. Для открытия списка, пожалуйста, нажмите кнопку «читать».

Оператор погрузочной линии в Главном космопорте Альфреды. Охранник посольства Марса на Земле. Сопровождающий в челноках Луна-Земля. Егерь в первом заповеднике Каджеро. Оператор поточной линии на заводе… Стоп.

Глаза вернулись на строчку выше.

Говорят, преступников всегда тянет на место преступления. Пальцы сами нажали сенсор возле строки «Егерь на Каджеро». Только нажав, спохватился — ни условия, ни зарплату не узнал. А, к чёрту. На ручной браслет уже закачивалась оплаченная ранее информация, а его анкета одновременно уходила работодателю. Номер рейса, время отлёта — на выбор в ближайшие сутки. Чего мелочиться? Билет на ближайший рейс заказан, до него ещё сорок минут, можно перекусить. Ах да, адрес, куда обратиться на Каджеро. Карина Сайдарова. Менеджер по работе с клиентами. Ага, клиент он тот ещё…

До старта оставалось полчаса.

Глава 6

— С возвращением, Ника Андреевна. Примите наши соболезнования.

Впервые в этом космопорте её встречали без дежурной приветственной улыбки.

Ника кивнула, сухо поблагодарила и прошла к выходу.

Весь полёт в лайнере с Земли и в челноке, несущем её к поверхности Каджеро, она не могла собраться с мыслями. Да какие мысли… Она не плакала — все слёзы кончились ещё в тот вечер у голографона. Их не было даже тогда, когда она перед отлётом случайно поймала новости, где подробно рассказали о захвате, об освобождении заложников и о гибели мамы и Лизы. Этому уделили специальный блок — как же, супруга самого Ревнёва.

Нике сообщил Орест. Ещё ничего не было известно, она всю ночь просидела у головизора, ловя новости о захвате заложников, но журналисты сами ничего не знали. Орест позвонил в полночь. Он сказал, что всё кончено, всех бандитов уничтожили, отец жив, но находится у Володи в медцентре, его ранили во время переговоров. Ника поняла — ранить его во время переговоров с бандитами о деньгах могли, добиваясь выполнения требований. Ей стало жутко. А ещё ей стало жутко от выражения лица Ореста и его голоса. Неужели с отцом всё не так просто? И тут он сказал.

Ника отключила связь сразу, как только смогла пошевелиться. У неё не было сил смотреть в эти глаза, полные сочувствия. Она не могла поверить в то, что услышала, но уже знала, что верит. Потому что это была правда.

Она благодарила всех богов за то, что в своё время настояла на конспирации, и никто из университетских знакомых не совался к ней сейчас с утешениями и соболезнованиями. Она смогла пережить этот удар так, как это было нужно ей — сама с собой, сидя в комнате и глядя в одну точку на стене. Наутро она была уже в состоянии действовать: заказать билет на Каджеро, собрать вещи, договориться с хозяином дома, чтобы сохранил за ней квартиру, пока она будет отсутствовать — да, это ещё хорошо, что каникулы, не нужно отпрашиваться и объясняться с преподавателями и однокурсниками. Ника собиралась до конца июля помотаться по Земле, побывать на море и только потом вернуться к родителям. Она, конечно, хотела приехать домой — но не так. Ей хотелось умереть, только бы не так.

Сейчас же, как и во время пути, мыслей не было. Никаких. Она не знала, зачем прилетела, и что будет делать, вернувшись в Солнечный. То, от чего она была избавлена на Земле — жалость и сочувствие — сейчас навалится на неё со страшной силой. Здесь все обо всём знают.

Она вышла из здания космопорта и почти сразу увидела белый аэрокар Аристова. Ах да, она позвонила ему и сказала, когда прилетит. Она не помнила, что он ей ответил, но, слава Богу, он не стал говорить ничего о маме. Он и сейчас ничего не сказал. Поздоровался, помог закинуть в багажное отделение сумку, сел на место водителя, и машина плавно тронулась с места.

Ника мимолётно удивилась, что он решил вести вручную — маршрут от Алмазного до Солнечного заложен в автопилот любого местного транспорта изначально, — но ничего не сказала.

— Как отец? — спросила она.

— Он в порядке. Я его уже отпустил домой, — ответил Володя, и только тут Ника заметила, как изменился он сам — голос, взгляд, лицо…

— Володя, — начала она, но он перебил.

— Ника, Инга тоже погибла.

Они молчали до самого дома. Ника не хотела разговаривать, а Володя, кажется, был рад этому.

Дом встретил пустотой и тишиной. Орест уехал на побережье, потому что, как сказал Володя — несмотря ни на что, работа продолжается. В залах первого этажа было чисто, слишком чисто. Как будто в музее. Ника пыталась представить себе, что происходило здесь несколько дней назад, но не могла. В голове не укладывалось, что здесь, по этим комнатам, где она бегала ещё совсем маленькой, прошли чужие, прошли те, кто убил маму. Здесь шёл бой, настоящий, с выстрелами и кровью. Здесь умирали люди.

Она почти бегом добралась до лестницы и поднялась на второй этаж. Жилое крыло пустовало, она знала, что отец в кабинете. Знала наверняка.

Дверь пришлось толкать с усилием, как всегда. Открыто. Он точно здесь. Ника приоткрыла створку, вдохнула поглубже, как перед нырком и медленно вошла.

Андрей Ревнёв сидел за своим столом. Как всегда. Только на этот раз перед ним не был развёрнут монитор с важными отчётами и договорами. На этот раз перед ним стояла обычная пластиковая голография. Ника, не глядя, знала, что это за голография.

Она тихо подошла к отцу, который не шелохнулся, не поднял головы — ни на звук открывшейся двери, ни на лёгкие шаги дочери. Казалось, он спит с открытыми глазами. Ника зашла сбоку, остановилась рядом, совсем вплотную к нему.

Майя Рихтер, тогда ещё не сменившая фамилию на «Ревнёва», стоит на поляне, среди высоких земных берёзок. Тонкая фигурка затянута в длинное лёгкое платье-сарафан, руки воздеты над головой, как будто в танце, разметавшиеся косы, смеющиеся глаза, белозубая улыбка…

Это была любимая голография отца. Она всегда стояла на его столе. Но раньше не было вокруг этого солнечного кадра такой невыносимо чёрной рамки. Ника перевела дыхание. Мама… пропавшие слёзы снова вернулись, подкатили к самому горлу и вырвались судорожно громким плачем. Ника уцепилась за подлокотник отцовского кресла и медленно опустилась на колени, даже не пытаясь справиться с нахлынувшим на неё горем. Не видя ничего от слёз, она ощутила, как поворачивается кресло, как отец тяжело сползает с него, как его руки обхватывают её плечи, беспорядочно гладят по голове, словно сквозь вату услышала его рыдания. Она изо всех сил обняла его, как будто боялась, что он тоже вот-вот исчезнет, вслед за мамой…

Сиана уже начала склоняться к закату, когда так же, на полу, их и нашёл вернувшийся Орест.

Спустя пару недель после окончания процесса над Фениксом, Фойзе не выдержал. Он взял небольшой отпуск, благо, «Киплинг» снова оказался на «Плутоне-1», и на этот раз надолго. Повреждения, полученные во время неудачной встречи с метеоритным потоком, обеспечили кораблю долгий ремонт, а подполковнику — возможность отдохнуть.

Он отправился на Землю, к людям, которые давно ждали с ним встречи. Они ждали в доме, который он мог считать своим, несмотря на то, что бывал здесь всего один раз. Он, наконец, прилетел к Виктору Кузьмину, тому самому Кузе, который лучше всех понимал все тревоги и проблемы Фойзе. К тому, чьё простое молчание могло поддержать надёжнее любых слов. К тому, кто знал Феникса.

Лес, трава у дорожки, ведущей к озеру, голубое небо и настоящее земное солнце над головой… Валентин Фойзе был истинным космическим бродягой, для него звёзды и межпланетные трассы были близкими и родными. Но тоска по дому живёт в человеке Земли всегда. И этот обыкновенный пейзаж сейчас был самым прекрасным зрелищем, которое он только мог вообразить.

— Валька! Утонешь — домой не приходи! — напутствовал любящий отец своего старшего десятилетнего отпрыска в поход к озеру.

— Удивительно свежая острота, — задумчиво проговорил Фойзе. — Стареешь, ничего нового придумать не можешь.

Кузьмин отмахнулся.

— Это тебе она несвежая, а Вальке — в самый раз.

Фойзе уселся на траву и запрокинул голову, наблюдая за плывущими в вышине облаками. Кузьмин напоследок от души прикрикнул на младшего и бодро упал рядом с другом, завалившись на спину.

— Литный всегда был паникёром, Валя. Паникёром и самодуром. А тут такой повод продемонстрировать всё в полном наборе. Миллиардер этот вполне мог раздуть такое дело, что мало бы никому не показалось. Ваше счастье, что не до того ему было.

Фойзе покачал головой.

— Ревнёв, кстати, потом со мной связывался. Предлагал показания дать, если нужно. Он и его люди были готовы помочь. Так что ты на него не гони. Мужик хороший, — он вздохнул. — Только вот поздно, колёсики уже завертелись. У меня такое чувство, что они завертелись ещё до нашей высадки, заранее.

— Слушай, а как же показания участников штурма? Ну, данные телеметрии, рассказы, отчёты? Неужели по ним то же самое выходило?

— Да никто этим и не интересовался, — покачал головой Фойзе. — Ну, допросили всех, ну, сняли данные с индивидуальных камер. А решение всё равно вынесено то, которое вынесено. Думаю, что эти материалы дальше лично Литного и не пошли. Словно у него главной задачей было задавить именно Феникса.

Он помолчал и добавил:

— Мне вообще кажется, что это дело само по себе темнее некуда. Кому был нужен этот теракт? И сумма-то сравнительно небольшая, для таких масштабов. Техника у них вся, которую они при захвате использовали, стоит третью часть той суммы, что они запросили, если не больше. Откуда у них всё это оборудование? Те два шакала, которых мы захватили, на допросах в СОБ не сказали ничего ценного. Не знали они ничего и никого, кроме главаря своего, и того по кличке.

Да, Кузьмин понимал — Служба Общей Безопасности языки развязывала со стопроцентной гарантией. Сомневаться в показаниях шакалов не приходилось. Да не о том речь!

Он рывком сел, развернулся к другу.

— А Литный Лазарева не видел до всей этой заварухи?

— Отчего же. Видел. Там же, где и ты.

— Вот идиот! — в сердцах стукнул по траве Кузьмин. — Такими офицерами швыряться. Парень-то сам как?

Фойзе отвернулся, подавив ещё более тяжёлый вздох.

— Как… Заладил, как попугай: я во всём виноват, я виноват. И ни слова больше. А на самого смотреть страшно.

— Это на тебя смотреть страшно, — не удержался Кузьмин. — А вообще — где-то я всё это уже видел.

— Что? — не понял Фойзе.

— А вот это гипертрофированное чувство ответственности. На кого-то это всё очень похоже. Знал бы я о тебе чуть меньше, сказал бы — гены, наследственность.

Подполковник помолчал и сказал глуховато:

— Помнишь мою вторую операцию? Рейс Луна-Венера? Тогда тоже заложники погибли.

— Те биологи? Ты всё никак не забудешь? Ты тогда не виноват был. И твой пацан сейчас тоже не…

— Это были его родители, Витька. Я эти глаза в тот день никогда не забуду. Я его нашёл потом и уже не выпускал из виду. Так что в чём-то ты и прав. Он мне как сын стал.

Кузьмин молча смотрел в лицо Фойзе, словно не зная, что сказать.

— И сейчас помочь не смог. Опять не смог, понимаешь? Вот что самое мерзкое. Опять не спас.

— Против воли не спасёшь, — вдруг резко сказал Кузьмин. — Помнишь, когда Малыш Санчеза положил? Кто тогда на амбразуру полез, Малыша прикрывать? А ведь я помню — и как наш майор к тебе приходил, упрашивал себя не топить, и как ты со мной сцепился, потому что слушать ничего не хотел. Это ещё хорошо, что журналист тот вовремя подвернулся. А то был бы ты сейчас не здесь, и уж точно не с погонами подполковника. — Он остановился и перевёл дыхание. — Твой парень такой же упёртый, жёсткий и за всех своих отвечает сам. Как и ты. У вас у каждого правда своя, но одна и та же. Вот и поставь себя на его место. Смог бы ты сам себя здесь вытащить?

Фойзе промолчал.

— И вообще — Феникс твой сейчас на свободе? Ну и слава Богу, что не на нарах. Так что хоть от этого ты его спас. И успокойся.

Фойзе упрямо сжал губы. Успокойся… Как будто это так просто.

Шумный космопорт раздражал, как всегда. Сколько угодно можно было притворяться спокойным и обворожительно улыбаться служащей в голубом костюме, которая встречала прилетавших, но внутри всё кривилось и морщилось — от количества народа, от громких разговоров, от бьющего в глаза света, от долетающей издалека музыки. А ещё — от рутины. Потому что все эти обязанности, возложенные на Алекса Боссом, хоть и считались ответственными и почётными, но были так тупы и однообразны… Что увлекательного в том, чтобы прийти к шумному мужику, воображающему себя крутым, напомнить ему о существовании Босса и неких денежных обязательств и увидеть, как крутизна испаряется, а в глазах появляется просительное выражение? Опасности никакой, интереса в общении тоже.

Если бы не вторая обязанность — он бы давно загнулся от скуки. К сожалению, сегодня график плотный, и на творческую часть работы времени практически не останется. Надо будет напоследок оставить посещение «кактусятника». Фрог хоть и премерзкая личность, но у него в заведении хоть отдохнуть можно после тяжёлого дня.

Машина уже ждала у выхода из Московского космопорта. Спасибо, в водителе эта модель аэрокара не нуждалась. Алекс не вынес бы присутствия ещё одного человека на весь день. Он устроился на пассажирском сиденье и завёл в навигатор все пять адресов, предоставив компьютеру самостоятельно выбирать наиболее удачный маршрут.

К Фрогу, в миру — Руслану Зеленину, владельцу «Кактусов», сети клубов-ресторанчиков, Алекс добрался только к вечеру. Отпустил машину и надолго застрял на служебном входе, столкнувшись с новой системой фейсконтроля. Спустя четверть часа дверь всё же открылась, Алекс влетел в помещение, молча проскочил мимо охранника — вот сволочь, видел же, как он мучается снаружи, узнал ведь, скотина, но пальцем не шевельнул. Ничего, сейчас разберёмся. Он стремительно поднялся по знакомой лестнице на второй этаж, игнорируя лифт, гостеприимно распахнувший двери. В кабинет Зеленина он ворвался, как ураган, способный смести всё на своём пути, но притормозил, едва влетев, заинтригованный картиной маслом. Неуклюжий, действительно похожий на жабу хозяин кабинета копошился в сейфе, дверца которого располагалась всего в полуметре от пола. Алекс несколько секунд созерцал неудобно раскорячившуюся фигуру, потом громко рявкнул:

— Что прячем, Фрог?!

К хозяйскому окрику от двери Руслан был готов.

Он подождал несколько секунд, «надел» на лицо подходящую к случаю маску и развернулся:

— Это вы, Алекс, а я тут как раз собирался… Вы не подумайте!

— Да я и не думаю. Думать сейчас будешь ты.

Ну, давай. Покажи, какой ты крутой. Напомни о Боссе, как будто о нём вообще можно забыть. А я сделаю вид, что отупел от страха, авось договоримся…

Алекс прошёл вглубь помещения и уселся в его, Руслана, кресло за тяжёлым столом.

Разговор, как и предполагалось, пошёл о последней партии дури, той которую Руслан ещё не успел оплатить. Время не пришло. Нет, он не был на самом деле идиотом и прекрасно понимал, что можно очень пожалеть о задержке. Того же Алекса сбрасывать со счетов нельзя, никак нельзя. Алекс — змея. Пока ещё не крупная, но изворотливая и опасная. Талантливый, гад. О Боссе Руслан даже думать не хотел. Об этом человеке ходили легенды и даже если делить слухи на два, да даже на двадцать два — картина выходила не самая приятная, мягко говоря.

— Так вот, как ты думаешь, сколько времени Босс должен ждать финала эпопеи с оплатой последней партии? А пока ты думаешь, что соврать, поясни мне, что это за шпионские страсти у тебя на входе? Я битых полчаса доказываю автомату, что моя межпланетная карточка гражданина Содружества вполне себе действительна и на Земле, а потом ещё вынужден подставлять свои глаза для этого дурацкого сканирования! У тебя тут что — крепость межзвёздного значения?

Да, Руслан любил такие штучки — шпионские страсти, по выражению Алекса. И, конечно, он видел, как тот мается и нервничает у входа, но не мог отказать себе в этом цирке — поржал от души.

Руслан нацепил на лицо улыбку номер пять — придурок заискивающий.

— Это… Алекс, простите… у нас новая система охраны… Сейчас всех так, даже меня…

Тот насмешливо покачал головой.

— Ты смотри — даже тебя! Ну и, интересно, на какие такие финансы у тебя новые охранные системы появляются?

Ух, змеюка! Что-то ты слишком вольготно себя в моём кабинете чувствуешь, парень.

— Алекс, у меня вот тут все отчёты. — Он вывел над столом виртуальный экран. — Вот, это то, что я перечислил вчера, а вот это мы готовимся перевести утром… э… ночью.

Руслан отступил обратно к сейфу.

— И что это? — морщась, спросил Алекс.

— Долг.

— Руслан, — с тяжёлым вздохом начал Алекс, заводя глаза к высокому светлому потолку. — У тебя что-то с ушами. Я спросил, сколько ещё Босс должен ждать остатка долга. Вместо ответа ты показываешь мне какой-то бред, согласно которому я делаю вывод, что ждать Босс должен до второго пришествия. Я правильно тебя понимаю?

Каждое упоминание Босса заставляло Руслана невольно вздрагивать. На лбу выступила испарина. Нервы…

— Руслан! Когда ты брал последнюю партию реона, тебе поставили чёткие условия. Ты согласился! А, между тем, этих условий не соблюдаешь. При этом самого реона я что-то тоже не вижу. Где деньги, Фрог?

Руслан помолчал, ему надо было выиграть время. Кто ж знал, что сегодня номер с «а мы уже начали платить» не прокатит так легко, как обычно. Но сейчас он что-нибудь придумает. Сейчас…

— Ладно. Неделя тебе ещё, Руслан. Но учти — больше я тебе на слово не верю. Сначала ты выплачиваешь долг, потом делаешь предоплату за следующую партию и только потом получаешь новый товар.

Ну, вот. Этим всегда и заканчивалось. Так, отложим пока китайские церемонии.

— Может, как-нибудь договоримся, перетрём?

Руслан видел, что Алекс начинает раздражаться. Надо усыпить его бдительность, усмирить змею. Предложить нечто идиотское. Для начала.

— Реон? Пара минут — и вы царь и Бог.

Алекс некоторое время сосредоточено на него смотрел, потом снова вздохнул.

— Руслан, какой же ты, всё-таки, кретин… Во-первых, если бы я захотел, я бы этим реоном завтракал, обедал и ужинал. Во-вторых, я, в общем-то, не школьник, и действие этой отравы себе ясно представляю. И, в-третьих — ты который раз это мне предлагаешь и слушаешь мой отказ?

Руслан улыбнулся. Да прекрасно он всё помнит, и про который раз, и про отраву, и про отказы. А вот сейчас он предложит то, ради чего Алекс и припёрся сюда на ночь глядя.

— Тогда девочку? У меня сегодня есть пара-тройка свеженьких экземпляров. Или мальчиков?

Алекс усмехнулся, Руслан тоже. Внутренне. Сценарий отлаженный.

— Давай девочек, — кивнул Алекс.

Руслан снова улыбнулся, пусть Алекс расслабится окончательно. Сейчас он приведет девчонок и можно будет вздохнуть спокойно.

Он подошёл к двери, приглашая Алекса на выход.

— Пойдёмте, ваша любимая комната уже ждёт, мы всегда готовы принять вас по высшему классу. Вы спускайтесь, располагайтесь, а я сам приведу крошек, и если захотите, вас до утра никто не побеспокоит.

Руслан оставил гостя в одной из спален и поспешил обратно в кабинет. Кого отдать змеюке? Надо сделать ассорти — благо у него в заведении шлюхи на любой вкус имелись.

Так-с…

Ингрид точно подойдёт. Белокожие блондинки, высокие, с большой грудью — они многим нравятся. Крошка Хей-Ли — дальневосточная гурия. И… и Марго — а вдруг у Алекса схожий с ним, Русланом вкус?

Пока к нему вели девочек, Руслан закурил и задумался о последнем имени в этом списке. Марго. Рита Рей. Когда-то она ему очень нравилась, аж млел. Он любил таких — смуглых, темноволосых и темноглазых. Может потому что сам был белобрысым и с бледной кожей. Странно, таким невысоким, как он, обычно дылды нравятся — вон, как Ингрид. А ему нравились маленькие. Но именно такие как Марго — чтобы было за что ухватиться. Мягкие, соблазнительные формы, хитрые флиртующие глаза. Руслан ненавидел «статуэток». Хрупких, холодноглазых, надменных… Таких любили мощные, высокие мужчины — большие боссы. Эту тенденцию Руслан заметил давно — чем выше стоит человек, тем изящней его статуэтка. Она — подтверждение статуса, что ли. А что с ней делать-то?! На полочку и веничком обмахивать? Обхаживать живую куклу? Ну уж нет, настоящие женщины, те, кто холодной ночью согреют — намного лучше. Пусть боссы обхаживают своих статуэток, а ему оставят таких, как Марго.

Раньше он её ни под кого не подкладывал, потому что ревновал. А теперь надо срочно действовать, пока девчонка в тираж не вышла. Она и так уже еле на ногах держится, а через месяц-другой с неё и вовсе никакого толка не будет — поблекнет под действием дури.

Алекс явно уже начал скучать, когда Руслан вошёл в его комнату в сопровождении девиц. Он выстроил всех троих в ряд, а сам отошёл в сторону — пусть змей полюбуется.

— Это мои лучшие. Как специально для вас, — нельзя забывать о маске полного идиота.

— Уйди в сторону, — Алекс брезгливо отмахнулся. Руслан спрятал довольную ухмылку.

Так, к Ингрид потянулся — этого следовало ожидать. Хей-Ли ему не по вкусу — шарахнулся от девчонки как от чумы. Марго рассматривает. Пристально, слишком пристально, аж голову её приподнял пальцами — заглянул в глаза.

— На чем она у тебя? — жёстко спросил Алекс.

Фрог замялся от неожиданного вопроса.

— Не трясись, не с отделом нравов разговариваешь!

— Реон. Моей была, — неожиданно для самого себя зачем-то добавил Руслан и прикусил язык.

— Понимаю. Ты ей реон — она тебя за другого принимала, верно? Иначе что бы она в такой жабе нашла.

Сам нарвался, отвечай теперь…

— За парня своего меня принимала, — Руслан пожал плечами и чуть скривился от воспоминаний. — Он в армию свалил, дурак.

— Так уж и дурак? — Алекс всё ещё разглядывал Марго.

Старые обиды всплыли с новой силой. Вот уж кого Руслан терпеть не мог, так это парня Марго — длинного нахала с мерзкой смазливой физиономией.

— Дурак дураком! Вечно в какие-то истории влипал, вышибалой работал, родители на него плюнули, делать ничего не умел, одна придурь в голове! Только в армию и смог загреметь, идиот. Ничего ж из себя сам не представлял, если бы не дружок его…

О, а вот про этого он зря вспомнил. Дружка Руслан боялся едва ли не больше самого Босса. Босс далеко, он его никогда не видел и вряд ли увидит. А дружок этот вполне даже осязаем был, и очень уж сильно от него опасностью пахло. Прямо воняло.

— Ну-ну. А ты, несомненно, лучше по всем статьям, — усмехнулся Алекс, отпуская девчонку. Он был готов вернуться к Ингрид, — Руслан видел это, — но что-то его останавливало.

— Лучше. Я стою больше, — резонно заметил Руслан, не сводя глаз с Алекса. Зацепила его Марго. Видимо, не быть ему большим боссом. — А Гордеев лох, несмотря на дружка. Где он его взял только, — всё-таки добавил он.

Руслан помолчал.

— Взгляд у дружка мерзкий, — не сдержался он, сказал вслух. — Тяжёлый, раздавить может, такие… пронзительные глаза. Этот убьёт, не задумываясь.

Его передёрнуло.

Алекс молчал. Наконец он окончательно переместился поближе к Марго и тихо спросил:

— Как тебя зовут?

— Рита, — подсказал Руслан. Ответит она, как же.

Девушка неожиданно вздрогнула и подняла невидящий взгляд.

— Забавно, — громко произнёс Алекс. — Значит так, эту — ко мне в комнату. Я беру её на всю ночь. И еще: дозу реона, для неё. Через полчаса чтоб всё было.

Руслан был очень доволен. Молодец, Маргоша! Нет, рано списывать девчонку, можно ещё попользоваться — пусть реон отрабатывает. Выступать она уже практически не выступает, пусть хоть так.

Когда-то она казалась ему принцессой из восточной сказки. Он её так и называл — принцесса. Юная длинноволосая красотка. Откровенные наряды почти не оставляли места для воображения, и Руслану это нравилось. Она умело стреляла своими карими блестящими глазками, заставляя его чуть ли не умолять её о снисхождении. Руслан сделал для неё исключение — взял в труппу. Впервые в его клубе танцевала малолетка, хотя малолеткой и не выглядела. Клубным оболтусам нравилась эта свежая, искрящаяся жизнью девочка. А ей… ей нравился её парень.

Он впервые пришёл в клуб почти одновременно с ней. Высоченный, с вечной улыбкой на смуглом лице. Руслан не мог сказать, что Димка Гордеев так уж бдительно следил за своей подружкой. Иногда ему казалось, что парочка соревнуется между собой — кто больше особей противоположного пола подцепит. Но потом он понял что ошибся. Да, Гордеев с удовольствием заигрывал со всеми бабами в округе, не меньше чем красотка Марго с мужиками, но как только девчонка зарывалась или же мужики эти подкатывали слишком близко — парень был тут как тут. И начиналась канитель, разборки, драки.

А потом разборки с громкими скандалами резко закончились, потому что появился Он.

Высокий, хоть и пониже самого Гордеева, мощный, широкоплечий. Такого странного цвета глаз Руслан ещё ни у кого не видел. Синий, но почему-то стальной. А потом он понял, что это сам взгляд сталью отдает. От этого взгляда дух захватывало. От страха. И под ложечкой сосало. Парень был не то чтобы мрачным, просто — полная противоположность Гордееву. Спокойный, самоуверенный. Бабы липли к нему как мухи, а он воспринимал это как должное. Драки сами собой прекратились — кто ж на такого полезет?

Руслан вздохнул. Слава Богу, ни одного, ни, особенно, второго он больше никогда не увидит. Старый клуб благополучно закрылся — так было нужно ему самому — а новый они вряд ли найдут. Да и вообще, где они теперь, молодцы эти?..

Опять мутит. Опять голова кружится. Опять внутри всё выворачивается. Когда же это кончится? И почему опять стены так близко? Комната уменьшается. Идиотское ощущение, комната не может менять размеры. А вот меняет. Потолок всё ниже… Уберите его…

— Зачем ты на полу? Тебе снова плохо? — голос заботливый, сладкий. Тошнит от него ещё сильнее. — Соберись, дорогуша, тебе работать сегодня.

Танцевать? Нет, сегодня никак.

— Тебя один человек ждёт. Ну, соберись.

Берёт за руку. Отвратительные холодные пальцы. Но после этого всё станет лучше. Точно, муть пройдёт, и головокружение кончится. Сейчас он отпустит, ещё пара секунд. Знакомый спасительный холод в горле. Всё.

Комната медленно расширялась обратно. Звуки становились близкими и ясными, муть растеклась по полу и исчезла. Можно попробовать встать.

— Давай. Он тебя ждёт.

Он? Димка вернулся! Он ждёт…

— Алекс, она ваша. Я дал ей мини-дозу, иначе вообще не вставала.

…Алекс? Кто этот человек?..

— Не волнуйся, Марго, всё будет хорошо.

Он исчез, исчезли липкие пальцы с руки, хлопнула дверь за спиной.

— Подойди, не стой столбом!

Он сидит в кресле у стены, нога на ногу, руки на подлокотниках, взгляд убийственно светлый, пронизывающий насквозь. Губы тонкие. Ненавижу такие губы… Шаг. Ещё шаг. Нельзя не подойти, она должна делать, что он говорит.

— Шевелись ты, кукла! — правая рука скользит в сторону, возвращается. В пальцах зажат шприц-пистолет. Не надо. Хватит.

Мужчина поднимается с кресла, делает шаг к ней, хватает за локоть. А, всё равно. Глаза закрываются. Туман, всё плывёт…

— Рита, открой глаза. Ты меня слышишь? Открой глаза, крошка!

Голос. Странный голос. Глаза нехотя открываются.

— Димка! — собственный голос такой же странный, как и его. Ну, неудивительно. Только бы он не понял, что с ней. — Димочка! Ты вернулся…

Димка сердится… Конечно — его столько времени не было, она обещала ждать, а сама не дождалась. Фрог… конечно, раньше это был Фрог. Он притворялся, он хотел, чтобы она приняла его за Димку, но эти потные пальцы, это сопение ни с чем не спутаешь. И всё же, она подпускала его к себе. Зачем? Не знаю. Дима, солнышко моё, прости… А вдруг не простит? Вдруг развернется сейчас и уйдёт? Забилось сердце, прилила к щекам кровь.

Хватит молчать.

— Дима, ну что же ты? Я так давно жду тебя… — почему голос такой слабый? В ней столько сил, столько желания, она так скучала по нему!

Зачем он так смотрит? Оценивает будто. Стоит ему подойти или лучше развернуться и хлопнуть дверью? Он может. Она и забыла, как сильно он может хлопать дверями. Не уходи. Хочешь — ударь, только не уходи.

— В самом деле? — улыбка, незнакомая хищная улыбка трогает его губы. Она что, говорила вслух? Неважно. — Я могу это сделать?

Он делает шаг вперёд, и вокруг всё снова начинает плыть. А он останавливается. Руки прячет в карманы, смотрит сверху вниз… нет, не сверху. Он как будто стал почти одного с ней роста. Смешно.

— Тебе весело? — он резко шагает вперёд, оказывается совсем близко.

Ну, наконец-то. Ей всё равно — что с его ростом, что с его голосом… Он рядом, и это самое главное. Её руки на его плечах, его сердитые губы возле её лица, его пальцы в её волосах… Неожиданный рывок — и он притягивает её к себе, впивается поцелуем, от которого сводит затылок. Или нет, это не поцелуй, это его пальцы тянут за волосы так, будто сейчас вырвут с корнем. Нет, подожди, мне больно! Но он не отпускает, поцелуй всё глубже, пальцы всё грубее… Да что с ним?

Она отстраняется, пытается заглянуть в глаза.

— Ты сердишься? Ты можешь сердиться… Я виновата, Димка, я не смогла тебя дождаться, но я всё равно тебя ждала! Я скучала без тебя!

— Помолчи, — какой странно низкий у него голос. Он никогда не говорил так. — Ты сказала, я могу тебя ударить, если захочу. Я хочу. Так как?

— А ты сможешь? — вырывается у неё смех.

— Я? — он смеётся тоже. — Я — да.

Удар. Он, правда, смог. Димка вырос. Его научили быть жестоким… это хорошо. И как же это плохо…

Система охраны обеспечивала безопасность на нескольких уровнях. Самый простой — входная дверь. Чтобы успеть смыться, если что. Следующий уровень — камеры видеонаблюдения во всех комнатах, включая кабинет самого Руслана. Его приятель расстарался — сделал всё, как надо, и теперь Руслан мог наслаждаться представлениями. Правда, когда не было надобности наблюдать за клиентами, он этого и не делал. Смотреть на чужие кувыркания в постели никогда не было одним из его сексуальных предпочтений. Но сейчас это было кстати — проследить за Алексом-змеей. Понять чего он так к Марго прицепился. Ведь помимо чисто мужского интереса там было что-то ещё, явно.

Когда гость впился девчонке в губы и потянул шикарную гриву смоляных волос — Руслан его понял. Сам часто бредил этой гривой, но к девочке было не подойти — цепные псы не давали проходу. Только потом, когда она стала его содержанкой, он упивался её губами и волосами. А сейчас между ними почти и не было близости. Она стала принадлежать ему двадцать четыре часа в сутки, этими волосами он мог полы подметать, и волшебство исчезло, как не бывало.

Руслан вздрогнул от удара, которым Алекс «одарил» Марго. Ого, змея любит жёсткий секс! И рука у него сильная — всего лишь пощечина, а какой эффект.

Кровь на лице Марго заставила поморщиться — осторожно, парень. Она всё-таки моя.

Она приняла Алекса за своего дурака Гордеева… Сильна эта дурь — как же их спутать можно? Можно, раз даже тебя она с ним спутала. Даже тебя.

Руслан прислушался к разговору:

— Молчи! Не говори ничего. Ты слишком много болтаешь, Рита. Мне надоело слушать твою болтовню.

Алекс уложил её на постель…

…Девчонка извивается, стонет под руками и губами Алекса. Ревнуешь, Руслан? Только если к умению змеи доводить баб до такого состояния. С ним она не вела себя так. Не дрожала, не всхлипывала от удовольствия, пусть сплетённого с болью. А парень умеет, да. Нажимает на правильные кнопочки, и она теряет голову. Руслан увидел, как Марго изогнулась дугой.

Марионетка. Все они — марионетки. Главное — найти кнопку, которой они управляются. И как банально, что кнопка почти всегда находится в одном и том же месте!

Девчонка выкрикнула имя своего принца и замерла. Алекс намотал её волосы на кулак и рывком сдернул с постели. Да, лох Гордеев наверняка никогда себе такого не позволял.

— Теперь твоя очередь, крошка! — Руслан вздрогнул от громкого окрика Алекса и увидел, как тот поставил девчонку на колени…

Рита открыла глаза, медленно приходя в себя. Комната опять легонько наворачивала плавные круги, она снова лежала на полу, изменилось только ощущение собственной кожи. Такое впечатление, что… Ох. В памяти всплыло Димкино лицо, эхом отозвался затылок, память о том, как выдираются волосы. Пришло ощущение холода. Да, лежать на полу — не самое приятное.

Она шевельнулась, не поднимая головы, нашарила слева кровать. Тело налилось тупой болью, казалось, каждая клеточка ноет «не двигайся, лучше замёрзнуть насмерть». Ну уж нет. Рита сделала усилие, опираясь рукой о край кровати, и поднялась на одно колено. Где же Димка? Он же не мог уйти и бросить её вот так валяться на полу… Она опустилась на кровать, откинула с лица влажную от пота прядь волос и только тут обнаружила, что в комнате не одна. Нет, это был не Димка. В кресле напротив сидел обнажённый по пояс незнакомый мужчина с сигаретой в руке. Гладко зачёсанные назад тёмные волосы и тяжёлый ледяной взгляд. Где-то она видела это лицо, только не может вспомнить, вот совсем недавно… Под этим пристальным взглядом Рита почувствовала, что ей стало холоднее, чем было на полу, и только тут сообразила, что на ней ничего нет. Покрывало на постели оказалось слишком большим и тяжёлым, она не смогла натянуть его на себя, потому что руки ослабли, а глаза отказывались отрываться от этих, ледяных. Страх изморосью прошёлся по обнажённой коже.

Неожиданно мужчина поднялся, и не успела Рита дёрнуться, как он оказался рядом, рывком набросил ей на плечи непослушное покрывало.

— Прикройся, — голос мягкий, но эта мягкость тоже звучала жутковато.

— Зачем ты здесь? — вырвался у неё вопрос. Глупый вопрос, зачем полураздетый мужчина может оказаться в одной комнате с обнажённой девушкой?

Тот не ответил, вернулся к креслу, поднял брошенную на спинку рубашку, неторопливо оделся.

— Ты… ты был со мной, — шёпотом сказала Рита, не чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

Это же очевидно — раз он одевается сейчас, значит, всё уже было. А как же… неужели… Нет, этого не может быть, пусть он скажет!

— Пожалуйста, ответь, — безнадёжно повторила она, и вдруг мужчина обернулся и снова шагнул к ней. Склонился почти к самому её лицу, губы изогнулись в улыбке.

— Теперь ты принадлежишь мне. Будешь отрабатывать долг.

Он несколько секунд удовлетворенно изучал её лицо, прежде чем развернуться и неторопливо выйти из комнаты.

В полутьме круглого зала, куда вышел Руслан, его уже ждал Алекс.

— Ну, как, хороша? Вы довольны?

Алекс поморщился.

— Не суетись, Фрог. Выйдем отсюда, нужно поговорить.

Лестница на второй этаж, снова кабинет. Контраст с мрачноватым помещением внизу, наполненным восточными ароматами и тусклым светом настенных ламп, как всегда, оказался слишком ярким — даже для самого Руслана. Алекс, опустившийся в хозяйское кресло, некоторое время сидел с закрытыми глазами, будто привыкая к яркому освещению, имитировавшему солнечные лучи.

— Выпьете что-нибудь? — Руслана начала раздражать эта тишина.

— Воды, — коротко отозвался гость и открыл глаза, принимая стакан. — Ответь мне на один вопрос, Руслан.

Почувствовав напряжение, Руслан подобрался. Он даже не видел, а чувствовал, как змей прожигает его взглядом.

— Почему она одна? Где её парень?

Руслан улыбнулся, хотя внутренне напрягся ещё больше. Любопытство Алекса относительно девчонки становилось совсем интересным.

— Так служит он, я же говорил. Причём не на Земле. Года четыре, как Марго совсем одна скучает.

Алекс качнул головой, не отрывая взгляд от настольного маятника — серебристые шарики выбивали друг из-под друга опору, постоянно меняясь местами.

— Скажи, а девчонка может выходить отсюда сама по себе?

Руслан пожал плечами.

— Я, в принципе, на привязи никого не держу. Да только куда бы ей ходить? Вы же её видели. Она без дозы шагу не ступит. Тем более что иногда она ещё выступает. Поёт, танцует. Когда может.

— Танцы у нас ещё будут, а голос я сегодня оценил, — кивнул Алекс.

— Живёт она здесь, — продолжил Руслан. — Из квартиры её ещё полгода назад выселили — она ж за неё не платила, а мне как-то удобнее, чтобы моё при мне было, и я тоже не особо рвался её жильё оплачивать.

Алекс усмехнулся.

— Тебе хватает её реон оплачивать, это верно.

Руслан помолчал. Что ты задумал, Алекс-змей?

— Кому она нужна-то, кроме меня? С родителями у неё полный разрыв, принц её в армии, кому она…

— Мне, — оборвал его Алекс. — Она теперь нужна мне. А значит, тебе она нужна втрое сильнее. Никуда не выпускай. На сцену — пореже, если уж совсем без своей звезды обойтись не можешь. И забудь про это — «моя была». Теперь она моя. И ещё. Дозу уменьшай. А то загнётся раньше времени…

Руслан замялся.

— Так… Так ей плохо станет. Ломки у реона хоть и не смертельные, но крутить сутками будет.

— Я всё сказал, дружок. Крутись сам, чтоб её не крутило.

Дружок? Где ты, интересно, это выражение подцепил, змей?

— Может её в клинику отдать?

В тебе, Руслан, человеколюбие проснулось или так хочется Боссова холуя побороть?

— Не может! — Алекс повысил голос. — Делай, как я сказал! Девчонка мне нужна, и пока это так — из виду её не упускать. Урою.

Руслан кивнул. Надо всё разузнать, понять и не допускать, чтоб им играли втёмную.

— Не трясись, — Алекс неверно расшифровал его кивок. — Будешь слушаться, с тобой ничего не случится.

Серебристый челнок, готовый принять на борт отправляющихся на Землю пассажиров, был виден из зала ожидания в огромное смотровое окно. Прошло четыре с половиной года с тех пор, как Феникс размышлял в этом же самом здании космопорта «Луна-1» над преимуществом матового потолка перед прозрачным покрытием посадочных платформ. Сегодня он специально выбрал для ожидания зал со смотровым окном во всю стену. За годы, проведённые на «Киплинге» у него редко возникала возможность спокойно наблюдать огоньки звёзд в бездонной черноте открытого космоса. И сейчас он как будто стремился насмотреться на всю оставшуюся жизнь.

Индиго никогда не страдал агорафобией и последовал за Фениксом без единого слова возражения. Они вообще молчали, с момента старта лайнера с «Плутона-1» до высадки в лунном космопорте. Последние слова Феникса были произнесены на посадочной платформе базы. Он сказал бойцу, проверяющему документы перед челноком: «Спасибо», в ответ на его: «Счастливого пути». Индиго чувствовал, что другу сейчас не до разговоров. Он и сам, вопреки ожиданиям, испытывал не самые приятные чувства от расставания с опостылевшей, казалось бы, базой.

Феникс на борт «Киплинга» так и не поднялся. Балу, Ти-Рекс и другие, желающие лично пожать ему руку, сами нашли его в жилом отсеке базы. К тому времени Индиго уже закончил со всеми формальностями увольнения и второй день как составлял компанию своему бывшему командиру. Покинуть базу им предписывалось в течение трёх дней после оформления всех необходимых документов. Как раз, чтобы попасть на ближайший рейс «Плутон-Луна».

Пришедшие попрощаться ребята явно вздохнули с облегчением, увидев почти прежнего спокойного и уверенного Феникса. И только Индиго знал, что предшествовало этому спокойствию.

После того, как Фойзе добился для него перевода на временную службу на базе, он не пропускал случая оказаться рядом с другом. Первое время к тому никого и близко не подпускали, но чуть позже посещения были разрешены «в виде исключения». Индиго всё никак не мог себе простить, что перед тем, как Феникса увезли на «Плутон-1», они ни разу не поговорили. Для Феникса всё это время он оставался разозлённым, хлопающим дверями истериком. Индиго думал об этом долгие недели на «Киплинге» — когда оставался один, ночами, перед заданием, после задания… Он знал, что этой своей злостью, своим последним выпадом добавил камень на душе друга. Только понял это слишком поздно. Когда Феникса уже не было рядом.

Однако все эти метания остались позади, едва они смогли встретиться и обменяться первыми же словами. Феникс был так рад его видеть, что у Индиго отлегло от сердца.

— Димка, ты опять голову себе морочишь? — раздался над ухом голос друга.

— Кто, я? — Индиго торопливо улыбнулся и быстро нашёлся: — Я думаю, что Ритку надо было предупредить, что мы едем.

— Думаешь, на этот раз дозвонишься?

Он нахмурился. Феникс ненамеренно задел больную струнку. Он не знал, что пару дней назад, когда они были ещё на базе, Индиго вдруг накрыло с головой жутковатой смесью беспричинного страха и тревоги. Он не поручился бы за то, что это имело отношение к Рите, но желание дозвониться до неё с того дня стало просто непреодолимым. Он нечасто разговаривал с ней за всё время в разлуке, не так чтобы часто и вспоминал, но последние полгода, начиная с той ночи после наводнения на Кинсян, ему было тревожно за подругу. Индиго удалось дозвониться до неё однажды, а потом — то у него не складывалось, то Риты не было дома, а мобильный, судя по всему, она просто потеряла.

Феникс знал о его не увенчавшихся успехом попытках, но не знал о недавнем предчувствии, а Индиго не стал рассказывать. Всё равно скоро всё выяснится.

— Я до сих пор не понимаю, почему я здесь, — вдруг прервал его мысли Феникс.

Индиго пожал плечами.

— Ты мало что мог понять. Там снаружи такое творилось! Фойзе Ромина подключил, на Землю мотался чаще, чем за всё время, что я его знаю. Старик тебя вытащил просто за волосы, — он покачал головой. — Знаешь, утопающих — их, говорят, за волосы тащить удобно. А если сопротивляются — веслом по голове, и опять же, за волосы. На самом деле, если бы ты не брыкался так отчаянно, может, и без увольнения обошлось бы. Ну, разжаловали тебя обратно в лейтенанты, и всё равно бы остался. А так…

— Веслом по голове пришлось, — задумчиво сказал Феникс.

— Угу. Жалко, Старик не дождался, пока всё закончится. Он, как дело закрыли, в отпуск подался. «Киплингу» всё равно ещё недели две на приколе точно стоять, ремонтники и без него справятся. Вымотался он.

— Я знаю. Он попрощался со мной перед отлётом, — и Феникс замолчал. Ему не хотелось рассказывать о том последнем разговоре.

Фойзе впервые за всё время их совместной службы вспомнил о том, как они познакомились, впервые поделился тем, что носил в себе эти долгие двадцать лет. Впервые Феникс услышал произнесённым вслух слово, которым, должно быть, тот часто называл его про себя. И которое он не слышал, казалось, целую жизнь. «Сынок». Это слово останется с ним навсегда. Жаль только, что вряд ли когда-нибудь ещё они с Фойзе встретятся.

Индиго не понимал, о чём думает Феникс, но чувствовал, что его мрачное отчаяние, переходящее в опасную апатию, осталось позади. То, что сейчас происходит в голове его друга, — светлое и доброе. Он был почти уверен, что это связано с воспоминанием о Фойзе, и думал, что его интуиция подчас подсказывает ему самые верные ходы. Как, например, перевести сейчас разговор с себя на подполковника.

— Внимание! Объявляется посадка на челнок номер триста сорок один, пассажиров прошу пройти на посадочную платформу номер пятнадцать, — раздался голос в динамике сверху.

Феникс встрепенулся.

— Это наш, Димка? — спросил он, оглядываясь.

— Наш.

— Тогда поплыли, — Феникс вскочил и вдруг совсем, как прежде, хлопнул его по плечу. — Димка, выше нос. Эта страничка перевёрнута. С сегодняшнего дня начинаем новую жизнь.

Глава 7

— Ну и куда теперь? — спросил Дмитрий, оглядываясь.

— Туда! — Павел махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда они пришли.

Дмитрий изучающе посмотрел на друга и довольно улыбнулся. Это казалось невозможным, но с тех пор, как они оказались на Земле, Феникса словно подменили. Или, если быть более точным, вернули. Таким Дмитрий его помнил ещё до «Киплинга», в самом начале их знакомства.

Они пошли вперёд, по дну глубокого оврага, в который превратилось русло небольшого ручейка. Ручеёк обнаружился за полкилометра отсюда, и Павел с внезапно загоревшимися глазами предложил найти источник. Они шли вверх по течению, а когда нашли небольшой бочажок, откуда и вытекал ручей, оказалось, что они стоят на дне оврага с высокими обрывистыми склонами. Взобраться наверх было можно, но Пашке захотелось гулять по оврагу дальше. Куда угодно, думал Дмитрий, на ходу искоса поглядывая на его безмятежное лицо, освещённое вечерним солнцем, только бы не вернулось это обреченное суровое спокойствие…

Впереди показался пешеходный мост. Это было любопытное сооружение, раньше Дмитрий видел такие только на старых фотографиях. Перекинутый с одного края оврага на другой деревянный или стилизованный под дерево открытый мост, без признаков каких-либо механизмов, без пешеходных движущихся дорожек, с простыми перилами.

— Ну вот, видишь, не зря сюда пошли, — сказал рядом Павел. — Я такого никогда не видел. Почему мы с тобой раньше здесь не были?

— Зато мы в Африке были, — усмехнулся Дмитрий, решив на этот раз не упоминать о других планетах.

Они зашли под мост, Дмитрий хотел предложить подняться наверх, чтобы пройтись по нему, но не успел сказать ни слова. Сверху падало нечто, что нужно было поймать. Ещё не осознав — что и зачем, он резко остановился, вскинул руку и поднял глаза. Точно в раскрытую ладонь плавно опустился серебристый невесомый кусок ткани. Женский шарфик. Едва лёгкая материя коснулась пальцев, Дмитрия накрыло волной непонятного, неясного, но очень светлого. Этот шарфик нёс что-то хорошее…

— Ну, ты даёшь, фокусник, — только и сказал Павел. — Откуда это?

Он не ответил, быстро прошёл вперёд и обернулся на мост. Двое азартно спорящих мужчин и маленькая девчонка в красном спортивном комбинезоне, быстро идущие по мосту, на владельцев шарфика не могли претендовать. А вот девушка с длинными волосами, в лёгком костюме нежно-сиреневого цвета, очень подходила на эту роль.

— Девушка! — громко крикнул Дмитрий, привлекая её внимание. — Девушка, это ваш шарфик?

Сиреневая незнакомка машинально схватилась за шею, нащупывая слетевшую ткань, не нашла, остановилась и резко развернулась назад. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, в чём дело.

— Девушка, не молчите! — продолжил Дмитрий. — Если не ваш, так я себе заберу!

Он почувствовал, как подходит ближе Павел, тоже вглядывается вверх. Молчит.

— А если мой? — звонко спросила девушка, перегибаясь через перила.

Русые волосы развевались на ветру, заслоняя лицо, но Дмитрий чувствовал, что она должна быть красивой… И с хорошим чувством юмора. А главное — она никуда не спешила. Он не взглянул на Павла, но знал наверняка, что тот согласится со следующим заявлением.

— Тогда мы вам его доставим!

Девушка неожиданно весело поинтересовалась:

— А не осыпетесь?

Дмитрий взглянул на друга и встретил вызывающе задиристый взгляд. Павел оказался настроен крайне решительно. Дмитрий почувствовал, как в нём самом поднимается азарт, разбуженный этим вызовом. Ладно! Поглядим. Он театральным жестом залихватски закинул шарфик на шею и завязал его лёгким узлом. Павел усмехнулся, упрямо качнул головой и первым направился к обрыву. Дмитрий догнал его, и за выступающие из земли корни деревьев они схватились одновременно. Отсюда обрыв казался вертикальной бесконечной стеной, хотя Дмитрий понимал, что тут от силы метров пять, да и не отвесная это стена вовсе. Разогнаться не успеешь…

Он шёл первым, ощущая движения Павла позади, и хотя тот в любой момент мог вырваться вперёд, соотношение сил пока было не в его пользу. Девушка уже подошла к краю обрыва, с интересом глядя вниз, её тоже захватила гонка. Дмитрий чувствовал этот интерес, как свой собственный, и это было удивительно — девушка-то ему совсем незнакомая. А спустя пару мгновений его словно толкнуло снизу, со стороны, где его догонял Павел — тот всё-таки сделал рывок. Слегка дёрнуло, и нежная ткань шарфика соскользнула с шеи, а рядом мелькнула тёмная фигура — Павел несколькими сильными отточенными движениями опередил Дмитрия и вырвался вперёд. Тот прибавил скорость, но поздно — Павел уже достиг края и выскочил наверх.

Когда Дмитрий выбрался следом, они с девушкой стояли друг напротив друга. Девушка оказалась действительно привлекательной — зелёные глаза, длинные ресницы и слегка смущённая полуулыбка. Фигуру он оценил, ещё когда смотрел на неё из оврага, поэтому на лице разглядывание новой знакомой и закончил. Шарфик она держала в руках, но, казалось, ей было вовсе не до серебристой тряпочки. Павел тоже выглядел немного отстранённым, и Дмитрий понял, что тут требуется бодрое дружеское вмешательство, если они не хотят молча простоять тут до ночи. Он отряхнулся, покашлял, привлекая внимание, реакции не дождался и надулся.

— Не, Феникс, я так не играю, — заявил он, напоминая парочке, что они не одни. — Я шарфик ловлю, я с девушкой договариваюсь, я на себе этот груз до самого верха тащу, и вдруг на финише ты меня подставляешь!

Девушка улыбнулась уже открыто, Павел закатил глаза, и Дмитрий отчётливо почувствовал привычное «Клоун!». Ну, какой есть.

— Да уж, груз был неподъёмен, — сказала девушка и обратилась к Павлу. — А Феникс — это имя или фамилия?

— Феникс — это прозвище, — Дмитрий плечом оттеснил друга в сторону и галантно поклонился. — Дмитрий Гордеев. А это — Пашка, — небрежно махнул он рукой в сторону Павла.

— Если вы будете так толкаться и дальше, непременно свалитесь обратно в овраг, — сказала она.

— Он больше не будет, — пообещал Павел и тут же сделал небольшой шаг в сторону.

Этого Дмитрию хватило, чтобы красиво потерять равновесие и не менее красиво изобразить падение обратно в овраг. Он ухватился за корни, приник к обрыву и, с давно забытым удовольствием от удавшегося розыгрыша, услышал наверху вскрик девушки. Зато Павел это удовольствие быстро погасил, не поддержав дальше игру. Сверху донёсся его спокойный голос:

— Павел Лазарев. Ребята меня Фениксом зовут. За волосы, наверное. А это чудо зовут Индиго.

Дмитрий подождал ещё несколько секунд, понял, что его никто не ищет и не собирается этого делать.

— Все? — спросил он, не делая попыток подняться. — Вы познакомились, мне можно вылезать?

Новый вскрик пролил немного бальзама на его оскорблённое актёрское самолюбие, а спустя несколько секунд сверху протянулась рука Павла. С его помощью Дмитрий снова выбрался наверх.

— Вы что, в цирке работаете? — спросила девушка, пока они отряхивали друг друга от земли и жухлых листьев.

— Мы коммивояжёры, леди, — ответил за обоих Дмитрий первое, что в голову пришло. — Знаете фирму «Лексс — косметика Венеры для вас»?

Уловил почти незаметную гримасу Павла, пожал плечами. Ох уж, эта Пашкина честность и неумение играть, когда оно было бы не лишним!

— Вы его больше слушайте, — сказал Павел девушке. — Всё гораздо более прозаично. Потом вы будете думать, что лучше бы мы в цирке работали.

— Кстати, леди, мы до сих пор не знаем вашего имени, — Дмитрий снова перехватил инициативу, пока Павел не сдал в порыве откровенности всё сразу, вместе с паспортными данными.

Не то, чтобы он хотел начать флиртовать с незнакомкой, совсем нет. Сам себе удивился, с чего бы такая реакция на хорошенькую девчонку, но быстро понял причину — для него это было очередное приключение, одно из лёгких знакомств на ходу, а вот Павел, кажется, заинтересовался новой знакомой всерьёз, причём сам этого ещё не понял. Тем более. Дмитрий твёрдо решил, что девушку надо удержать. Она должна сегодня остаться с ними, хоть ненадолго. Перемен в обстановке не заметил бы никто другой, но для него много значили и этот Пашкин рывок в овраге, и его непривычно изменившийся взгляд… Она должна остаться. Хотя бы чтобы отвлечь его ещё немного от тоски последних месяцев.

— Я Ника.

— Ника — это Вероника? — не удержался он от уточнения.

— Ника — это просто Ника.

— Богиня Победы в древней Греции, если не ошибаюсь, — сказал Павел.

Ника кивнула.

Когда шарфик был повязан на законное место, а они с Павлом относительно отчистились от последствий овражного абордажа, наступило молчание. Павел явно не знал, что сказать, и это послужило Дмитрию ещё одним сигналом, а Ника, кажется, начала задумываться об уходе. Хотя прощаться явно не хотела.

— А мы тут просто гуляли, — нашёлся Дмитрий. — Мы издалека гуляли, почти от самого начала этого оврага. Там тёк ручей, и мы хотели узнать, откуда.

— Узнали? — серьёзно поинтересовалась девушка.

— Узнали. Там, метрах в трёхстах, источник, — он махнул назад рукой. — А потом мы пошли вперёд, потому что позади мы уже были, а потом мне на голову свалился ваш шарфик…

Он мысленно пнул Павла. Ну, скажи ты хоть что-нибудь! Это тебе нужно, чтобы она не уходила, так поучаствуй, хватит в молчанку играть!

И тут Павел коротко вопросительно глянул на него, словно спрашивая разрешения. Наконец-то! Дмитрий почти незаметно кивнул, благодаря про себя провидение, вернувшее Пашке соображалку.

— Ника, мы только сегодня утром прилетели, сразу гулять отправились, — решительно начал тот. — В этом районе мы плохо ориентируемся, а хотелось бы перекусить. Вы не подскажете, где тут можно это провернуть?

Вполне благовидный предлог. Кстати, есть действительно хотелось. Они прилетели утром и с тех пор бродили по городу, а последний раз перекусили булочками с соком ещё в лайнере.

— Здесь рядом есть кафе, — с готовностью предложила Ника. — Я как раз в ту сторону шла. Могу составить вам компанию.

По дороге к кафе Ника довольно быстро пришла в себя от стремительного знакомства и снова спросила:

— Так если вы не коммивояжёры и не в цирке работаете, то где? Если не секрет, конечно.

— Не секрет, — неохотно отозвался Дмитрий. — Но вариант с коммивояжёрами был бы вам приятнее. И с цирком, в общем-то, тоже. — Он посмотрел на Павла, тот кивнул. Правдоруб… Ладно. — Мы недавно уволились из рядов нашей доблестной армии.

— Где же вы служили?

— В ВКС, — ответил Павел. — Спецназ.

Дмитрий знал, что Ника не покажет своего разочарования, но в том, что они её разочаруют, был уверен. Земляне давно забыли, что такое войны, потому что все, кто хотел драться с оружием в руках, давно выбрались за пределы «колыбели человечества», на дальних колониях было за что воевать и где развернуться. Поэтому сами земляне военных уважали, но только издалека.

Однако Ника отреагировала неожиданно. Не обрадовалась, но и ожидаемого «фи!» он не ощутил.

— А чем цирк лучше-то? — недоуменно спросила она.

— Нуууу… — неопределённо покрутил рукой Дмитрий. — Как вам сказать… Нам до сих пор казалось, что вам мирные профессии больше по душе.

— Вам — в смысле, землянам, — уточнил Павел.

Ника пожала плечами, не останавливаясь.

— Идёмте, кафе уже рядом.

И уже когда они подходили к небольшому летнему кафе на опушке леса, она легко сказала:

— А я не с Земли. Я родилась на Каджеро.

До цели дошли молча. Ника заметила, что после её заявления ребята словно задумались, но постаралась не придавать этому значения, понадеялась, что позже всё разъяснится. В кафе она заказала кофе с традиционной булочкой. Подождала, пока спутники определились с заказом, и спросила:

— А где вы остановились?

Ответил Павел.

— У Димки квартира есть. Правда, он не один живёт, но там две комнаты. Думаю, на время меня приютят.

— Да ладно, — толкнул его Дмитрий. — Поселяйся хоть насовсем. Ритка возражать не будет.

Ника улыбнулась.

— Вы ведете себя, как братья.

— В некотором роде так и есть, — серьёзно кивнул Павел.

Дмитрий неожиданно поднялся.

— Ребята, вы посидите, я Ритке позвоню? Она, наверное, уже с работы пришла. Я ей на мобильный никак не могу дозвониться, попробую домой напрямую. Я отойду, чтоб вам не мешать.

Конечно, его отпустили, прекрасно понимая, что помехой были как раз они. После того, как он убежал, Павел и Ника некоторое время сидели молча.

— А вы долго служили? — спросила она, наконец.

Павел поднял на неё синий взгляд и серьёзно сказал:

— Знаете, мне бы сейчас не хотелось о службе. Как-нибудь в другой раз. Если вам всё ещё будет интересно.

Ника почувствовала, как приятно ёкнуло сердце. Показалось, что слова про другой раз — не традиционная отговорка. А ещё почему-то захотелось в эти слова поверить.

— А вы здесь работаете, на Земле? — спросил он.

— Нет, учусь. Я заканчиваю второй курс Медицинского Университета.

Павел улыбнулся.

— Врач — это хорошо.

— Я буду врачом общего профиля, — уточнила Ника, которой показалось, что он одобрил её выбор. Глупо, конечно, какая ему разница.

Принесли заказ. Ника улыбнулась, отпуская официанта, а Павел бросил взгляд на вход.

— Ну и где его опять носит? Неужели так много нужно времени, чтобы сказать «Я приехал»?

Ника укоризненно сказала:

— Ну, если они давно не виделись, то вряд ли ограничатся простым «Я приехал. — Ах, как это мило». Я бы на её месте своего парня просто так не отпустила.

Он не смутился.

— То вы, а то Ритка. Хотя, может, вы и правы.

— А вы так хорошо её знаете? — прищурилась Ника, запоздало сообразив, что сейчас нарывается на новое «мне бы не хотелось об этом».

Однако ошиблась. На эту тему, кажется, он был более расположен говорить.

— Достаточно хорошо. Мы ведь давно знакомы все вместе. Лет семь… или восемь. — Он задумался и вдруг удивлённо улыбнулся. — Вот ведь, а кажется, что всю жизнь! Да, я Ритку хорошо знаю. Мы же года два снимали квартиру на троих, пока я училище заканчивал. А потом меня распределили, и Димка за мной отправился.

Ника помнила, что о службе он не хотел говорить, поэтому не стала ничего переспрашивать. Одно ясно: училище, распределение — Павел был офицером.

— Вот чертовщина, — раздался встревоженный голос Дмитрия, а сам он плюхнулся рядом с Павлом перед тарелками. — Представляете — на вызов отвечает какая-то швабра, которая про Ритку знать ничего не знает и уверяет, что они с её шваброносцем тут полгода как живут на законных основаниях.

Павел нахмурился.

— Она уехала?

— Да швабра понятия не имеет, — поморщился Дмитрий. — Во даёт, а? Взять, всё бросить, следов не оставить… Найду — убью!

— Дим, не психуй, — Павел положил руку на плечо друга, и Ника заметила, как тот почти мгновенно перестал кипеть. — Наверняка у подруг адрес оставила. У этой, как её…

— Натали, — почему-то усмехнулся Дмитрий.

— Да, например, у неё. Сам подумай, зачем бы Ритке оставлять свои координаты посторонним людям. А сейчас предлагаю всё-таки поесть, остынет же.

Дмитрий несколько секунд сосредоточенно смотрел на него, потом в тарелку перед собой, потом согласно кивнул, и некоторое время они оба были заняты едой. Когда же этот процесс перешёл в менее увлечённую стадию, Ника спросила:

— А не могла она к родителям уехать?

На лицах парней появилось одинаковое выражение несогласия.

— Вряд ли, — озвучил Павел. — Там сложные отношения. Если проще — родители с ней давно не общались и не собирались этого делать в принципе.

— Вы говорите, что жили все вместе перед службой? — Никины мысли опережали одна другую.

Ребята синхронно кивнули.

— Значит, если в этой квартире живут другие люди, вы остались на улице? — этот вывод так навязчиво крутился в голове последние несколько минут, что Ника не смогла промолчать. Хотя какое ей дело, если подумать.

Дмитрий решительно помотал головой.

— Ну, Ритка же не просто так ушла. Она на другую квартиру переехала, тут могла цена вырасти или она поругалась с хозяином — это нормальное для Ритки явление.

Ника взглянула на Павла. Тот не смотрел на них и молчал, но по его лицу было ясно, что он не разделяет оптимизма друга. Да, эта самая Рита могла просто не дождаться их, встретить другого человека, наконец. Павел поднял взгляд, посмотрел Нике в глаза, и она поняла — лучше не произносить эти мысли вслух. Всё нужно выяснить и только потом паниковать и прикидывать худшие варианты.

— Она ж у меня буйная, — вдруг заявил Дмитрий, продолжая тему. — Ещё ей могло стукнуть в голову, что эта квартирка ей не подходит больше по эстетическим соображениям, и она просто так уехала. А связаться с нами, предупредить она никак не могла — вы же понимаете, нам просто так не позвонить было.

Павел вдруг усмехнулся.

— Они друг друга стоят, — пояснил он Нике. — Я ещё при самом первом знакомстве понял, что это за фрукты.

Нике стало интересно.

— А почему?

Дмитрий отложил вилку и вопросительно посмотрел на Павла. Тот кивнул. Ника отметила про себя, что Индиго вполне самостоятелен в принятии решений, но когда разговор переходит в более-менее серьёзное русло, становится заметно, кто в этой паре главный.

— Мы с Фениксом в ночном клубе познакомились, — сказал Дмитрий. — Я там с Риткой в одну историю попал.

— Потом обнаружилось, что в истории они попадают практически постоянно, — вставил Павел.

— Ещё скажи, что ты же постоянно нас и вытаскиваешь, — не остался в долгу Дмитрий.

— И вытаскиваю.

— Так я рассказываю или это уже никому неинтересно?

— Интересно, интересно, — поспешила сказать Ника.

— Так вот. Всё банально. В том клубе Ритка тогда танцевала. Она у меня танцовщица. И вот какие-то стронгеры слишком пристально на неё смотрели. Я понимаю, что на неё все смотрят, она ж на сцене, но эти мне особенно не понравились.

Ника кивнула. Стронгеры — накачанные молодые люди, как правило, обеспеченные и занятые только собой, держались небольшими группами по пять-десять человек, отличались наглостью и хамством. Если они чего-то хотели, они привыкли это получать. Связываться с ними считалось опасным, потому что у них всегда за спиной были папины-мамины связи, и даже с помощью закона с ними было нелегко справиться. А уж в уличной драке у обычного парня, даже если у него был спортивный разряд, против них практически не оставалось шансов.

Дмитрий тогда неосмотрительно сделал замечание одному из стоявших у сцены стронгеров, слишком громко отвесившему какой-то сальный комплимент в сторону танцующей Риты. (Замечание было высказано в неповторимом стиле Индиго, то есть не очень вежливо и достаточно едко, — как прокомментировал Павел). Хотя вежливость его бы тут и не спасла. Стронгер внимательно оглядел Дмитрия с ног до головы, пожал плечами и ушёл за свой столик. Дмитрий проводил его взглядом и только тут начал осознавать, что на выходе его будут ждать большие неприятности. Помощи со стороны в такой ситуации ждать бесполезно. Дмитрий сделал независимое лицо, поворачиваясь обратно к сцене, и успел заметить, как рыжий парень, сидевший чуть дальше, укоризненно покачал головой.

— Я не понял, ты чего башкой мотаешь, как лошадь? — Дмитрий поднялся со своего стула и подошёл к рыжему. Ему смертельно хотелось хоть кому-то надавать по морде, пока самому не досталось.

Однако парень вызова не принял. Не вставая, он спокойно посмотрел на Дмитрия снизу вверх, потом усмехнулся.

— Ты бы поберег энергию, друг, — негромко посоветовал он. — Пригодится после вечеринки. Не завидую я тебе.

То ли этот взгляд, то ли серьёзный хрипловатый голос парня произвели впечатление. Дмитрий фыркнул и молча ушёл на своё место. Рыжий был прав. Надо что-то придумать и слинять раньше, чем стронгеры решат им заняться. Ритин танец подходил к завершению. Ясно, что оставлять её одну нельзя. Идти вместе — тоже. Как назло, сегодня в клубе не оказалось его знакомых, и некого было попросить позаботиться о Рите — он после этой драки вряд ли сможет помочь, если стронгеры захотят вернуться за ней. Дмитрий поймал взгляд девушки со сцены и постарался улыбнуться ей, как ни в чём не бывало. А сам лихорадочно просчитывал варианты. Оставалось только одно…

— Пусть она идёт через чёрный вход, не заходя в гримёрку, там её будет ждать такси, я вызвал, — раздался над ухом уже знакомый спокойный голос. — А ты иди через главный. Сейчас не вертись и не привлекай ко мне внимания.

Дмитрий не вертелся, он продолжал смотреть на Риту. У него иногда случалось помутнение здравого рассудка, как четверть часа назад, когда он полез к стронгерам, но, в целом, соображалка у него работала быстро. Про себя он благодарил всех богов за то, что догадался купить по дороге сюда маленький букет. Рита закончила танец, он поднялся, подошёл вплотную к сцене, вручил ей цветы и сквозь лучезарную улыбку успел сказать о чёрном входе. Рита взяла букет, выпрямилась, принимая аплодисменты и восхищённые выкрики. Она совершенно не изменилась в лице, но Дмитрий знал, что она всё поняла и сделает как надо.

— Как я уже говорил, они часто попадают в истории, — сказал Павел, когда Дмитрий прервал рассказ, чтобы доесть остывающее мясо. — Так что Рита у него просто дрессированная.

— Я бы попросил! — оскорбился с полным ртом Дмитрий. Павел поднял руки, как бы сдаваясь.

— Пардон, она просто привыкшая к его способности влипать в разборки, где ни попадя, — поправился он.

Когда Дмитрий вышел из клуба, у дверей никого не было. Однако он понимал, что стоит ему свернуть за угол, как его встретят. Конечно, предчувствия не обманули, не надо было быть для этого индиго. Расклад был не самый страшный, но для того, чтобы отделать его до полусмерти, шестерых стронгеров хватало с лихвой. Тем более, у двоих из них на руках были древние, как мир, но по-прежнему эффективные кастеты.

Они окружили нарушителя установленных правил приличия, не сказав ни слова. А о чём тут разговаривать, люди все собрались неглупые, ситуацию понимали. Первый удар Дмитрий не пропустил, спасла его интуиция, всегда выручавшая в таких ситуациях. Он успел увернуться от банального пинка сзади, заодно обманув ожидания того, кто стоял впереди и готовился принять падающего парня. Эти двое замешкались, удерживая равновесие, а Дмитрий, не теряя времени, сам атаковал одного из владельцев кастета. Дальше он был слишком занят, чтобы оглядываться по сторонам, но всё же уловил момент, когда стронгеры неожиданно сменили тактику. Кроме того, изменилось положение со стороны спины. Пропало ощущение опасности. Дмитрий ещё не понял — кто, но чувствовал, что спину прикрывает друг.

— Короче, они нам тогда наваляли, конечно, но и им мало не показалось, — закончил Дмитрий. — Я у одного кастет отвоевал. Дома хранился, как реликвия.

— Я тебе сколько раз говорил — выкинь! — поморщился Павел.

— Вот так мы и познакомились, — невозмутимо сказал Дмитрий, не обращая внимания на неоднократно слышанный совет.

Ника некоторое время соображала.

— Шестеро стронгеров и два кастета? — наконец, недоверчиво сказал она. — Вдвоём? Не верится.

— Ваше право, — кивнул Павел.

— Да я бы и сам не поверил, только факт. На самом деле это Феникс. Он тогда уже на спецназовца готовился всерьёз.

Павел помотал головой.

— Трепло ты, Димка. Ну, какая разница!

Ника промолчала, но почувствовала, как на душе стало неожиданно тепло, как будто она узнала что-то приятное для себя. Казалось бы, не с чего. Но она вдруг поверила Дмитрию, тот ничего не выдумал. Они действительно дрались с шестью стронгерами и действительно вышли победителями, потому что там оказался Павел. Ну и что, что он рыжий, — невпопад подумала она.

Ее мысли прервал официант, принёсший счёт. Она уже вынула карточку, чтобы расплатиться, но Дмитрий успел раньше.

— Ребята, но вы же ещё без работы, — протестующе сказала Ника, когда они уже вышли из кафе.

— Знаете, что мне в вас понравилось? — неожиданно спросил Павел.

Ника даже остановилась.

— То, что вы не стали устраивать этот разговор там, при официанте. Я же видел, что вы уже там возмутились.

— Запомни, Ника, для мужчины нет ничего более неприятного, чем ситуация, когда женщина в ресторане оплачивает счёт, аргументируя это на весь зал тем, что у него денег мало, — наставительно сказал Дмитрий.

— Ну, во-первых, есть и более неприятное, — не согласился Павел, — а во-вторых, вы с Никой, вроде, на брудершафт не пили?

Ника засмеялась.

— Не пили, но я уже понял, что это свой человек, — парировал Дмитрий.

— Спасибо, — всё ещё смеясь, протянула ему руку Ника. — Давай перейдём на ты, так проще. К вам, Паша, это тоже относится.

Павел неожиданно смутился.

— Ну… Давайте попробуем. То есть, давай.

— Предлагаю остановиться и позвонить Натали, — заявил Дмитрий, когда они проходили по небольшому скверу, втиснувшемуся между высокими домами с огромными зеркальными окнами. — Вижу свободную скамейку.

Павел взглянул на Нику, она молча кивнула. На самом деле она не очень понимала, куда они идут, почему она с ними до сих пор, и почему ребята ведут себя так, словно они с ней давние друзья. Однако её саму похожее чувство не покидало с того момента, как её рука оказалась в ладони Павла там, у оврага. И ей не хотелось оставлять их, пока неясно, как обстоит дело с этой загадочной Ритой и квартирой.

Она присела на скамейку под тонким деревцем с нежными майскими листиками.

— А может, сначала родителям позвонить, всё-таки? — неожиданно спросил Павел. — Прямо отсюда, с мобильного, не надо им нас видеть.

Ника удивилась — только что он сам сказал, что Рита вряд ли может быть у родителей. Дмитрий, несмотря на серьёзность обстановки, широко улыбнулся.

— Всё, что угодно, лишь бы Натали не звонить, да? — улыбка пропала так же быстро, как и появилась. — Только это дохлый номер, Пашка. Со мной даже разговаривать не будут. С тобой тоже.

Ника быстро предложила:

— Давайте я. Если она дома и её позовут — я передам телефон Диме.

Дмитрий кивнул. Отдал команду набора номера и передал Нике чёрную клипсу телефона. Она приложила её чуть ниже собственной и приготовилась. Ждать долго не пришлось.

— Рандхир Рей, — раздался мужской низкий голос. — Я слушаю вас.

— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Риту, — спокойно произнесла Ника.

…Из дальнейшей горячей тирады она поняла только то, что Риты на том конце провода нет и никогда не было, а если она, Ника, продолжит заниматься телефонным хулиганством, то он, господин Рей, вычислит этот телефон и его владельца и непременно сделает так, чтобы она, владелец, уже никогда больше не могла никуда позвонить.

Она отняла замолчавшую клипсу от виска, протянула Дмитрию.

— В общем, её там действительно нет, — спустя несколько секунд сформулировала Ника общую мысль, пытаясь осознать, что это ей там такого наговорили.

— Кто ответил-то? — сочувственно спросил Дмитрий. — Наверное, сам папа? Только он в этой семейке может так оглушить потоком гадостей.

Ника мимолётно удивилась, — неужели у неё на лице отразилось столько эмоций, что Дмитрий так быстро всё понял? Она очень гордилась своей способностью сохранять спокойное выражение лица во время подобных эксцессов.

— Точно, он, — отозвалась она.

— Значит, звоним Наташе, — вздохнул Павел.

— Да, давай, звони, — согласно кивнул Дмитрий.

— Не понял! А почему я?

— Потому что, если что, то тебе Натали всё скажет, а от меня может и скрыть особо важные факты Риткиной биографии, — резонно пояснил Дмитрий. — Звони давай!

— С какой стати? — как-то беспомощно возмутился Павел.

— Да брось! Она ж всегда за тобой хвостом ходила, влюблена была, как кошка… — Дмитрий подмигнул Нике, а Павел посмотрел на неё неожиданно растерянными глазами.

— Звони! — требовательно наступал Дмитрий.

— Я номер не знаю.

Ника закусила губу, чтобы не улыбаться. Уверенный сильный парень так отчаянно опасался влюблённой кошки в телефоне, что это было почти смешно. И позволяло сделать один вывод, который Ника решила держать при себе: рыжий Феникс, кажется, насторожённо относился к тем женщинам, которые ходят за ним хвостом.

Полно, Ника, тебе это зачем? Ты же, надеюсь, не собираешься за ним хвостом ходить? И на кошку ты не похожа.

Тем временем ребята разобрались с номером телефона.

— Наташа? Привет, это Павел Лазарев, друг Риты и… — Он помолчал и неуверенно улыбнулся. — А, ты узнала?

Несмотря на явную свою тревогу, Дмитрий снова не мог удержаться от улыбки, наблюдая за другом, который безуспешно пытался что-то сказать, вставить хоть звук в непрерывный неслышный им с Никой поток слов. Наконец, у Наташи, видимо, кончился воздух, она замолчала, чтобы перевести дыхание, и тут Павел всё-таки сказал:

— Наташ, у нас тут проблема. Мы Риту найти не можем, ты не знаешь, где она?

Он досадливо поморщился, выслушав ответ.

— Ну, а приезжать-то мне зачем? А… — он взглянул на Дмитрия и покачал головой. — Так ты не знаешь. Понятно. Спасибо. Извини, что побеспокоил… Ага, увидимся.

Он отключил связь.

— Не знает она ничего. «Каравеллу» прикрыли с год назад, они с Риткой почти не виделись. А с полгода назад она вообще пропала.

Дмитрий уже не улыбался. Он запустил пятерню в волосы и растерянно спросил:

— Ну, и что теперь делать? Я даже не знаю, кому ещё можно позвонить. Идти-то куда?

Павел молча пожал плечами, задумчиво глядя на Дмитрия.

Ника поняла, что тянуть больше нечего.

— Так, — решительно сказала она. — Сейчас восемь часов вечера. Завтра с утра вы можете начать её искать — поехать туда, где была эта ваша «Каравелла», поспрашивать народ, в Сети можно покопаться — для чего ещё у нас справочные системы существуют. Она должна была хоть как-то где-то проявиться, куда бы ни уехала. Да и к родителям можно будет съездить, уже серьёзно поговорить, а вдруг они что-то знают, — она перевела дух и закончила: — А сейчас вы поедете ко мне.

Ребята переглянулись.

— Нет, это как-то… — неуверенно начал Дмитрий.

— Ника, ну, зачем… — хором с ним так же неуверенно произнёс Павел.

Ника упрямо кивнула.

— Да. Ночевать вам негде, гостиница в Москве — это дорого, а у меня двухкомнатная квартира. Есть, где вас положить и есть, чем накормить. Поехали.

Не слушая возражений, она направилась к остановке такси, которую приметила, когда они ещё только остановились в этом скверике, и нажала кнопку вызова.

Ребята снова переглянулись, и, не сговариваясь, молча пошли за ней.

В такси они сели на заднее сиденье. Ника, набирающая адрес, расположилась впереди.

Павел не смотрел на Дмитрия. Если честно, у него сейчас совершенно выветрились из головы проблемы с Ритой. Найдётся, ничего страшного. Сейчас он пытался понять, почему так легко согласился принять помощь этой незнакомой девушки с глубокими зелёными глазами. Впрочем, почему незнакомой? Они уже познакомились. Ника. Красивое имя. И сама она… тоже красивая. Он поймал себя на том, что улыбается, глядя на её точёный профиль на фоне лобового стекла машины. Ему всегда нравились девушки с длинными волосами, а волосы у Ники были почти до пояса, русые, волнистые.

Тьфу, Феникс, прекрати на девушку пялиться. Вон, Димка уже хихикает.

Павел покосился на Дмитрия, встретил понимающий взгляд. Странно, не хихикает. Ладно, пусть.

Ника жила на севере, далеко от центра, в одном из одинаковых муниципальных домов, в которых сдавались квартиры. Одинаковых-то одинаковых, но квартира её производила совсем другое впечатление, чем любая другая из виденных раньше ребятами. Может быть, за четыре с лишним года, что их не было на Земле, что-то изменилось. Да нет, вряд ли. Скорее, дело в самой хозяйке.

Они поднялись в просторном зеркальном лифте на двенадцатый этаж, Ника подошла к ближайшей двери и быстро открыла замок. Повинуясь движению её руки, включился приглушённый свет.

Из небольшой светлой прихожей, с глубокими нишами в стене со шкафами для одежды, вели три двери. Налево — в нежно-зелёных тонах спальня, судя по виднеющейся в глубине через открытые двери кровати. Направо — комната для гостей: невысокий столик, низкие сиденья, диванчик у дальней стены. Больше ничего через раздвинутые створки двери заметить не удалось. Дверь прямо, очевидно, вела в кухню.

— Так, я приготовлю чай, — заявила Ника, едва проводив их в гостиную. — Вы тут пока осматривайтесь, вам в этой комнате ночевать. Рекомендую освоить раскладывание дивана, — она улыбнулась и кивнула в сторону дальней стены.

— Тебе помочь? — спросил Павел, но Ника только отрицательно покачала головой и скрылась в дверях.

Он осмотрелся. Комната в далеко не аскетичном стиле. Светлый ковёр на полу — длинный ворс напоминает шкуру какого-то древнего дикого зверя. Искусственный, конечно, но от натуральной шерсти отличить трудно. А может, и натуральный, хотя вряд ли такую дорогую вещь будут кидать под ноги. Занавески, скрывающие обычные для таких домов пластиковые жалюзи на окнах. Голограммы на стенах — пейзажи какие-то, цветы…

— Паш, смотри, — позвал Дмитрий.

Он стоял у небольшого письменного стола, глядя на пластиковую голографию в рамке. Павел подошёл ближе. Ника радостно улыбалась, прижимаясь к плечу высокого весёлого мужчины с небольшой каштановой бородой.

— Я его точно где-то видел, — задумчиво сказал Дмитрий. — Как думаешь, это её парень?

Павел с первого взгляда вспомнил наверняка, где он видел это лицо.

— На Каджеро. Врач, — коротко сказал он и отошёл к стене, где между двумя горными пейзажами втиснулась небольшая полка с десятком настоящих бумажных книг.

— Точно, — согласился Дмитрий и не стал повторять свой второй вопрос, который Павел только что старательно не заметил.

Врач из Солнечного. Тот, который был в эпицентре рокового захвата. Значит, Ника тоже из Солнечного? Где она была тогда? Как же не вовремя всплыло это название, Пашка только успокоился.

Из кухни показалась сама Ника, обрывая его мысли.

— Ребята, всё готово, прошу к столу. Не возражаете, если на кухне?

Они не возражали и прошли за ней в кухню, такую же зеленоватую, как и спальня. Едва войдя, Дмитрий остановился в дверях и присвистнул:

— Ого! Ну, ты даёшь.

Павел протолкнул застывшего на пороге друга внутрь и тоже притормозил. Возвышающаяся посреди стола пирамида из разнообразных бутербродов внушала восхищение.

— И когда ты успела? — изумился он вслух.

Ника загадочно улыбнулась и сказала:

— Садитесь. Чай остынет.

Первые минуты опять прошли в молчании, ребята оглядывались и попутно поглощали бутерброды, а Ника не мешала им делать и то, и другое.

Кухня на первый взгляд казалась обыкновенной — светлые стол и стулья, диванчик вдоль стены, широкое окно с пластиковыми жалюзи, как и в комнате, скрытыми занавеской, посудомоечная машина, микроволновая печь, холодильник, встроенные в стены шкафчики с посудой, спрятавшийся в нише небольшой кран водопровода. Белая дверь — очевидно, в ванную комнату. Чуть позже, в углу напротив окна, Павел обнаружил окошко линии доставки продуктов с панелью управления. Четыре года назад это была роскошь, доступная далеко не каждому человеку. А тут — съёмная квартира, одинокая девушка… Впрочем, мало ли, что могло измениться за четыре года. Хотя двери, заменённые с дешевых стандартных на петлях новыми автоматическими, раздвижными, тоже наводили на мысли, что не всё так просто с этой квартирой.

— А вы на Землю насовсем? — спросила Ника, отвлекая его от изучения обстановки. — Или улетите потом куда-нибудь?

— Думаю, насовсем, — медленно ответил он.

В самом деле, куда им лететь? У Димки тут родители, Рита, он учиться хотел. А он сам — ну, куда он от них денется. И какая разница, где работу искать, на Земле или в колониях, хрен редьки не слаще. Тут хоть ребята рядом.

— А я знаю, где в нашем районе есть офисы биржи труда, — сказала Ника. — Вы ведь ещё не определились с работой?

Следующие четверть часа прошли в разговоре. Говорили Павел с Никой, а Дмитрий полностью погрузился в свои мысли и молчал.

— …Вообще в космосе военный — это чисто мужская профессия, — закончил Павел ответ на очередной вопрос Ники.

Она нахмурилась. Словосочетание «чисто мужская профессия» показалось ей слишком категоричным.

— Ну, не скажи. Почему-то мне кажется, что женщины ничуть не хуже справляются и с профессией военного, и с работой в космосе. Так почему же нельзя совместить эти две сферы деятельности?

— Да ладно! Там такая нагрузка! — словно очнулся Дмитрий.

— Можно подумать, женщины все сплошь и рядом нежные былинки, — фыркнула Ника. — Мы разные!

— Да ни одна! — пылко отрезал Дмитрий.

Ника резко поднялась. Пора было сворачиваться — завтра пятница, вставать в университет. Она стремительным движением схватила опустевшую тарелку из-под бутербродов, но больше ничего не успела сделать.

Оба парня, как по команде, пригнулись к столу, а Дмитрий при этом ещё и со стула соскочил.

Ника ошеломлённо замерла, помотала головой, словно пыталась стряхнуть непонятное видение.

— Эй! — осторожно позвала она. — Вы чего?

Ответ последовал не сразу. Ребята так и не разогнулись. Только плечи у обоих вдруг одновременно затряслись, и до Ники донеслись непонятные сдавленные звуки, через секунду переросшие в гомерический хохот.

Ника поставила тарелку на стол и почувствовала, что такой же смех разбирает и её. Она фыркнула, на этот раз весело, и вскоре уже заливисто смеялась, глядя, как цепляется за стол Дмитрий, не в состоянии хотя бы поднять голову, и как вздрагивает от смеха широкая спина Павла. Наконец, он первым нашёл в себе силы выпрямиться.

Ника тоже медленно успокаивалась, глядя на его раскрасневшееся лицо со сверкающими синими глазами — сейчас он выглядел просто мальчишкой.

— Прости, — всё ещё широко улыбаясь, сказал он. — Рефлексы — дело серьёзное. Ты гляди, Дим, за четыре года с хвостом не выветрились.

— Угу, — выдавил тот, пытаясь вернуться с пола в сидячее положение.

— Понимаешь, некоторый опыт совместной жизни с Ритой… Ну, она у нас девушка эксцентричная, — начал Павел, но его перебил Дмитрий, уже поднявшийся на ноги:

— Да истеричка она, — заявил он.

— Они друг друга стоят, — улыбнулся Нике Павел, снова устраиваясь за столом.

…Они раньше всегда ужинали и завтракали на кухне. Рите чинные посиделки в столовой надоели за время, прожитое с родителями. Есть на кухне ей казалось более демократичным и удобным, как она говорила. На эти заявления Павел молча кивал, а Дмитрий заявлял: «Да тебе просто лень!». Судя по бурной реакции Риты, это было недалеко от истины — иначе отчего бы она так злилась. Но в этот раз причиной для её гнева стало нечто более существенное и заслуживающее такой реакции.

Как всегда в подобных ситуациях, Павел неожиданно остро почувствовал себя лишним в этом помещении.

— Я в комнате поужинаю, ребята, у меня там новости, — он быстро схватил свою тарелку, стакан с соком и вышел, аккуратно ногой прикрыв за собой дверь. Его никто и не подумал останавливать.

В комнате он включил новостной блок, прибавил громкость и, не успев проглотить первый кусок, услышал с кухни звук разбившегося стекла.

— Первый пошёл, — негромко сказал Павел головизору, довольный своей предусмотрительностью и своевременным отступлением.

Несмотря на звукоизоляцию и громко вещающего корреспондента на экране, шум на кухне делался всё ощутимее. Некоторое время Павел пытался вслушиваться в голос из головизора, потом махнул рукой и выключил звук, оставив картинку.

— Поставь тарелку! Я ещё не доел! Поставь, говорю!

Снова звук бьющейся посуды. На этот раз об дверь, которая от удара приоткрылась, улучшив слышимость.

— Я себя буквально похоронила в этой проклятой квартире! Вместо того, чтобы поехать с девочками на гастроли, я сижу тут и готовлю тебе эти чёртовы ужины! А ты приходишь с чужой помадой на рубашке!

— Это не помада, дура!

— Я, по-твоему, не в состоянии отличить помаду от посторонних пятен?!

…Кажется, это был стакан.

— Поставь на место! У тебя что, склады запасных тарелок?

— Кто в этом доме мужчина, ты или я? Ещё купишь!

… Хорошая была тарелка.

— А если бы в голову попала?!

— Ничего, у тебя замечательная реакция, и, вообще, этой голове уже ничто не повредило бы!

…Еще тарелка. Только бы Рита не вспомнила, что рядом в стенном шкафу ещё посуда есть, а там уже не лёгкие тарелки, а тяжёлая артиллерия. Павлу не было жалко, просто убираться потом будут все вместе, а собирать осколки по всей квартире — последняя тарелка вылетела уже в коридор — занятие не самое приятное. А потом как-нибудь всё равно Димка возьмет Риту под руку, и они, как счастливая семейная пара, совершат очередной поход в магазин, закупят новую партию посуды… Для следующего скандала. Кстати, надо будет посоветовать Димке потребовать скидку, как постоянному оптовому покупателю. Их консультанты в отделах продаж уже в лицо должны знать.

Наступившая тишина была сигналом к действию. Павел поспешно проглотил сок и последний кусок мяса, подхватил тарелку со стаканом и осторожно направился к кухне. Дверь была нараспашку, поэтому стучать, как вежливому человеку, пришлось в дверной косяк. Парочка посередине кухни не отреагировала. Павел демонстративно кашлянул и прошёл к столу, стараясь не наступать в остатки ужина среди осколков на полу. Поставил на стол свою посуду — кажется, единственные целые тарелку и стакан в доме — и непринуждённо сказал:

— Ребята, с вами очень весело, но мне сегодня надо в училище вернуться. Так что я вас покину, вы уж тут сами приберитесь.

— Паш, ты извини, — откуда-то от Димкиной груди виновато сказала Рита. — Ты-то хоть нормально поел?

— Нормально-нормально! Всё было очень вкусно. Заодно вот тарелку вам спас.

— Спасибо, друг, — растроганно отозвался Дмитрий, не выпуская девушку из объятий. — Когда ждать обратно?

— Я позвоню, — Павел направился к выходу.

Когда он уже открывал входную дверь, из кухни донеслось:

— Так. И всё-таки, это помада!

— Ну, мы же это уже обсудили! Ты всю посуду об мою голову перебила! Дважды за одно преступление не казнят!

— Ах ты!!! Ты! Ты… — Рита явно задохнулась от ярости, но следующий эпитет произнесла значительно тише и как-то совсем иначе. — Свооолочь…

Павел остановился, но продолжения не последовало. Вернее, звуки, которые донеслись с кухни, были совсем не похожи ни на драку, ни на битьё оставшейся тарелки.

Он усмехнулся, покачал головой, громко крикнул:

— Ребята! В спальне значительно удобнее! — и, не слушая реакции, вышел…

Ника улыбалась, слушая красочный рассказ Павла, который дополнялся яркими репликами Дмитрия.

— И так чуть ли не каждый день, — закончил Павел.

— Ну и выдержка, — всё ещё улыбаясь, произнесла Ника. — Это ж какие нервы надо иметь!

И тут же пожалела, что сказала. На весёлое лицо Дмитрия словно набежала тень. Он пожал плечами.

— Да нет. Какие там нервы… я сам такой же. Мне без этих её скандалов скучно становилось даже иногда. Ссоры, посуда битая… зато потом… — он не договорил, махнул рукой.

— Ребята, наверное, пора спать… Мне завтра в университет, так что встаем рано. Уж извините, но у меня только одни ключи, — чуть виновато сказала Ника. — Если вы выйдете отсюда, то обратно до моего возвращения не попадёте. А я приеду часов в семь. У меня с утра семинары, а вечером лекции. Вы подождите сегодня у дома, а я ещё парочку комплектов ключей сделаю. А сейчас, пожалуйста, диван разложите в гостиной. Я постелю.

Дмитрий с готовностью сорвался в комнаты, как будто только и ждал повода уйти, а Павел задержался. Он задумчиво понаблюдал, как Ника убирает со стола, и осторожно спросил:

— Ника, а тебе не кажется, что ты как-то слишком о нас заботишься? Ты совсем незнакомцев не боишься, что ли?

Ника поставила в шкафчик вымытые чашки и повернулась к нему.

— Нет, не кажется. А незнакомцев опасаюсь, конечно. Только мы уже знакомы, нет?

Она сама затруднялась объяснить, почему в ней вдруг проснулось такое доверие к этим ещё утром ей совершенно неизвестным парням. Вообще, ещё год назад она бы отвергла саму мысль о том, чтобы полдня прошляться с первыми встречными, а потом привезти их домой и ещё ключи пообещать. А сегодня это почему-то воспринималось абсолютно нормально. Загадка, которую Ника решить сейчас была не в состоянии, да и не очень стремилась. Пусть всё идёт так, как идёт.

— Ну, это как сказать, — протянул Павел, но вопросов больше не стал задавать.

С диваном Дмитрий справился в одиночку и уже занял ванную. Павел смотрел, как Ника гибкими чёткими движениями управляется с простынями, и вдруг подумал, что каждый её жест похож на танец. А ещё она забавно морщила нос, когда встряхивала простыню обеими руками.

Он не стал больше задавать ей дурацких вопросов, потому что точно такие же вопросы мог задать самому себе. Почему ты так открылся этой девушке, почему не дал Димке с ней привычно пофлиртовать и разбежаться, почему принял это приглашение и эту неожиданную помощь, где твоя гордость и желание самому принимать решения, и почему ты позволил Нике решить за вас, что делать дальше?

И тот главный вопрос, который не давал ему покоя с того момента, как он узнал бородатого Володю на голографии в гостиной, и ответа на который не хотел слышать. Где была Ника в момент захвата?

Вопросы эти в ответах, конечно, нуждались. Но как-нибудь потом.

Лекции профессора Князева переносились уже третий раз. Профессор был болен, но никому не смог доверить их проведение. Поэтому сегодня, когда он наконец, появился, он попросил студентов остаться ещё на пару часов, чтобы нагнать график.

— А теперь давайте это разберем с точки зрения…

Эдик Корлин не внял призыву профессора. Разбирать что-то с любой точки зрения ему сегодня не хотелось. А зачем? Всё равно положительные оценки у него в кармане. Поэтому на лекциях он предпочитал заниматься более интересными вещами. Например, наблюдать за Никой Рихтер.

Эдик слегка повернул голову влево. Ника сидела чуть впереди, старательно вслушиваясь в слова лектора. Точёный профиль, густые загнутые ресницы, отчётливо видные даже с такого расстояния, длинные русые волосы, забранные в тяжёлый высокий хвост, открывающий шею с гордой посадкой головы — королева. Взгляд скользнул ниже. Ниже тоже всё вполне по-королевски. В достаточном объёме. Ещё ниже рассмотреть мешали ряды сидений, но Эдик знал, что и там всё в порядке. На самом деле он обратил внимание на эту девушку давно. Удивительно притягательная. И фигура что надо. И держится так, что прямо подмывает её подмять под себя, заставить покориться. Эдик любил трудные задачки такого плана, они его заводили.

Это было раньше. А уж теперь… теперь он захотел большего, и задача перед ним встала потруднее. Завоевать. Влюбить в себя. Конечно, у него вряд ли получится заставить её бегать за собой, как этих институтских «кошечек». Тут надо по-другому. На равных. Это сложнее. Но тем интереснее.

Он уже начал первые атаки. Как и следовало ожидать, ушатами холодной воды её зелёные глаза окатывали его не один раз. Но сдаваться он не собирался. И сейчас, когда профессор на кафедре заканчивал свою болтовню, Эдик приготовился к новому штурму ледяной крепости.

— На этом сегодняшняя лекция закончена, все свободны. Приношу свои извинения за то, что задержал вас почти на полтора часа.

Профессор улыбался слегка виновато, но Эдик был ему даже благодарен. Потому что начинало темнеть, и из-за этой задержки у него появился благовидный повод подъехать к Нике. Однако та уже успела встать и дойти до двери, а его окружили «кошечки», как он их называл — десяток девчонок с потока, которые все, как одна, считали своим долгом крутиться вокруг него в надежде, что именно на неё Эдик обратит своё благосклонное внимание. Он понимал, что смазливое лицо и вообще его личность роль тут играют небольшую — тут главную роль играет его папа, но обычно это их внимание принималось им, как должное.

— Эдик, хочешь бутерброд? Ты проголодался!

— Ты устал, пусик?

— Эдинька, а у меня есть апельсиновый сок.

— Пусик, а если…

Потеряв надежду молча пробиться сквозь ласково, но туго сжатое кольцо поклонниц, Эдик не выдержал:

— Пошли на хрен все! Какой я вам «пусик»! Вы хоть немного мозги включайте, курицы гаремные! — зло бросил он, и, расталкивая застывших с открытыми ртами девушек, прорвался-таки на свободу.

Ника успела уже выйти из здания и пройти метров двадцать по направлению к остановке аэромобильного такси, когда он, наконец, смог её догнать.

— Ника!

Девушка остановилась и медленно повернулась. Лицо уставшее и выражение на нём читалось без труда — отстань, оставь меня в покое, — но Эдик не намерен был сдаваться.

— Слушай, уже поздно, позволь, я провожу тебя. Я могу тебя подвезти, меня водитель ждёт.

— Спасибо, я доберусь сама, — устало-вежливо, но решительно отрезала она. — Не стоит утруждать водителя.

— Ника! — Он ухватил её за локоть, но неожиданно яростный взгляд заставил его разжать пальцы. «Не спеши», — напомнил он себе. — Я ни на чём не настаиваю, кроме одного: ты едешь со мной, я не могу отпустить тебя одну в такое время.

— Я вполне в состоянии…

— Нет! — перебил он её. — Ничего слышать не хочу.

Она устало прикрыла глаза и вздохнула.

— Эдик, по-моему, мы уже начинали этот разговор. Мы только учимся вместе, только знакомы, и точка. Никаких других отношений между нами быть не может.

— Ника, — он снова взял её руку, но так бережно, что девушка не стала высвобождаться. На что он и рассчитывал. — Ну, как это — только знакомы… Посмотри на нас, мы же с тобой идеальная пара. Давай начистоту: такая девушка, как ты, достойна большего, чем тебе могут предложить студенты из общаги. А такой парень, как я, не может всерьёз смотреть на тех шалав, которые ошиваются вокруг меня.

— Ласково ты их, — презрительно усмехнулась Ника.

Эдик расценил её презрение, как относящееся к «кошечкам».

— Как они того заслуживают. Ника, мы должны быть вместе. У нас большое будущее!

— Что ты несёшь? — она резко выдернула руку.

— Ну, милая, — снисходительно улыбнулся Эдик, заметив, как она побледнела, — я ведь ничего плохого в виду не…

— Ника! — вдруг раздался незнакомый мужской голос.

Они оба одновременно развернулись.

Со стороны остановки к ним неторопливо приближался высокий широкоплечий парень. Когда свет уличного прожектора упал прямо на него, он остановился. Эдик смог разглядеть рыжие вихры и неприятно уверенный взгляд.

— Паша, — тихо сказала Ника, и перемена в её голосе заставила Эдика насторожиться. — Что ты тут делаешь?

— Поздно, — пожал тот плечами. — Мы ждали, ждали, и я решил тебя встретить. А Димка остался у подъезда караулить. Вас здорово задержали, кажется.

— Да, лектор неожиданно добавил ещё два часа, — Ника сделала шаг к нему, но тут Эдик решил, что пора вмешаться.

— Вы не беспокойтесь, — громко сказал он, — я довезу Нику. У меня есть машина.

— По-моему, девушка с вами ехать не хочет, — улыбнулся рыжий, хотя глаза оставались серьёзными.

Хрипловатый голос звучал спокойно, но появившиеся в нём стальные нотки заставили Эдика подобраться.

— Эдик, — вдруг быстро сказала Ника. — Тебе лучше уехать. Там тебя водитель ждёт. Давай, до завтра.

— Уехать? И оставить тебя с ним? — вырвалось у него.

Он не понимал, почему Ника так неожиданно оживилась, ему не хотелось верить, что этот её взгляд, только что усталый, а сейчас вспыхнувший радостью, что её переменившийся… да, счастливый голос — всё ради этого рыжего.

— Корлин! — и тут он с некоторым испугом уловил, что те же стальные нотки, что звучали в голосе парня под прожектором, сейчас звучат и в Никином, до сих пор мягком. — Уходи отсюда!

— Ника, ты делаешь ошибку, — он попытался снова схватить её за запястье.

Ника отпрянула, а над ухом всё так же спокойно и без угрозы сказали:

— Ещё один такой жест, и руку будешь собирать по кусочкам.

Эдик не понял, как немаленький по габаритам тип так быстро и незаметно переместился в пространстве, но этот талант незваного собеседника его не обрадовал. Он упрямо шагнул к девушке, сам себе удивляясь — ведь уже всё ясно. Зато почему-то совсем не удивился, когда вместо Ники упёрся всё в того же рыжего, который явно передвигался с помощью телепортации.

— Девушка тебе посоветовала ехать домой. А я советую её послушаться. И ещё. Если я узнаю, что ты её достаёшь своими ухаживаниями — насчёт руки обещание в силе.

Эдик хотел было что-то возразить, но поднял голову и встретил взгляд… нет, не стальной. Из синего титанового сплава. Слова как-то сами собой проглотились обратно, а рыжий развернулся, и, как ни в чём не бывало, позвал Нику.

— Пошли, я такси не отпускал, оно нас ждёт.

Уже сидя в такси, Ника не удержалась.

— Спасибо. Он, правда, достал меня невозможно.

— Больше не будет, — пожал плечами Павел. — Я таких знаю. Он, вроде, нормальный и понятливый.

— Да, только приставучий, — вздохнула она. — Вбил себе что-то в голову.

Павел усмехнулся.

— Будем надеяться, что выбивать не придётся.

Ника поёжилась.

— Паша, спасибо тебе ещё раз, но… Не надо никому ломать руки, пожалуйста, я теперь сама справлюсь.

Он тихо засмеялся, и Нике от звука этого смеха неожиданно стало спокойно и очень уютно.

— Разве я похож на мордоворота, который ломает руки налево и направо? Чаще всего такие обещания вовсе необязательно доводить до выполнения.

Она улыбнулась в ответ. И почему-то поверила, что такому, как он, не нужно ломать руки ни Эдику, ни кому-либо ещё. Его слова вполне будет достаточно.

Уже дома она сообразила, что кроме названия института ничего Павлу не сообщила — ни где находится, ни в каком корпусе её искать. Но не удивилась. Он просто должен был её найти. И нашёл.

А вот поиски Ритиных следов, похоже, зашли в тупик. Ребята потратили не один день, обходя все известные им заведения, где кто-то что-то мог знать о закрывшейся «Каравелле» и тех, кто там работал. Сначала они ходили по отдельности, потом вместе. Риту некоторые из бывших посетителей клуба иногда вспоминали, но никто не мог сказать, куда она делась, её давно никто не видел. Поиски по Сети тоже ничего не дали. По всем каналам справочной службы Рита значилась проживающей у своих родителей — они почему-то не соизволили внести изменения её статуса после того, как она стала жить отдельно.

Они просматривали данные справочной все втроём, и Ника удивилась, как поразил Дмитрия этот факт.

— Дим, ну, если они надеялись, что она вот-вот вернётся, зачем им это делать? К тому же, вы-то с ней не озаботились новой регистрацией. Чему удивляться?

Павел хмыкнул, а Дмитрий пояснил:

— Ника, мы жили вместе не один месяц и не собирались разбегаться. Ну, с регистрацией новой, и правда, не спешили, просто об этом не думали. Да дело даже не в этом…

Дело было совсем не в этом. Вряд ли родители Риты надеялись на её возвращение. Потому что даже если бы она сама захотела, наверное, её просто не пустили бы на порог. Именно поэтому Дмитрия так изумило, что, выкинув её из своей жизни, супруги Рей забыли стереть её имя из числа проживающих в их доме.

Он хорошо помнил, как это случилось.

Он ведь знал, что тот поход не мог кончиться ничем хорошим — как всегда, просто знал, и всё. Ритка не верила, хотя понимала, что он никогда не швыряется словами: «Я это просто чувствую». Ей тогда, казалось, вожжа под хвост попала. Хотя в глубине души он так же знал и то, что Рита ему поверила. Но она сама хотела поставить эту точку.

…Хорошенькая у него Ритка, всё-таки.

Дмитрий, уже полностью готовый к выходу, развалился на диванчике в спальне и с удовольствием наблюдал за Ритой. Девушка серьёзно подошла к визиту к собственным родителям, так, как будто это ей собирались устраивать смотрины. Конечно, когда она прибежала к нему после своего выступления, они не смогли просто так переодеться и выйти из дома. Ну и само собой, после бурной встречи ей нужно было и причесаться, и макияж заново наносить, и ещё одежду они раскидали не только по спальне… Но зачем же полчаса-то у зеркала вертеться?

Дмитрий подозревал, что вопрос в принципе ответа не имеет, и это явление следовало принять, как должное, не интересуясь причинами.

— Так, всё, я готова! — Рита ловко повернулась на одном каблучке, позволив короткой юбке закрутиться вокруг ног, чтобы продемонстрировать их во всей красе.

Дмитрий нехотя поднялся. Сейчас ему, вместо приятного вечера на двоих, предстоял тяжкий труд быть представленным родителям Риты. Это мероприятие обречено на провал, причём ещё повезёт, если без шумного скандала. Однако, как говорила Рита, для того чтобы продолжать встречаться с Дмитрием и иметь право спокойно задерживаться до ночи, ей было необходимо получить одобрение отца с матерью.

Что поделать… Даже сейчас на Земле остались такие вот консерваторы. Ритин отец, Рандхир Рей, очень гордился своей родословной. Как этот человек, настолько гордившийся чистотой своей индийской крови, женился на русской, Дмитрий так и не смог постичь. А главное — почему он продолжал требовать от своих дочерей соблюдения этой самой чистокровности, которую сам же и нарушил, вообще оставалось загадкой.

Рита считала, что внешность Дмитрия в этом смысле очень выигрышная. Да, по сравнению с бывшим парнем её сестры Алиши, сероглазым худосочным блондином, полгода назад с позором изгнанным из семьи Рей, он выглядел просто «гостем с юга». Алиша завидовала сестре, вздыхала — повезло же той влюбиться в парня с котирующимся у отца цветом глаз и волос. Правда, по убеждениям Рандхира, сначала следовало выдать замуж старшую дочь, а уж потом остальных. Раз старшая промахнулась, то младшей придётся ещё подождать.

«Скажите спасибо, что они с матерью вам сами женихов не выбирают, — подкалывал девушек Дмитрий. — А что замуж тебе, Ритка, рано, так это истинная правда».

Рита фыркала и возмущалась, а Дмитрий довольно добавлял:

«Рано, потому что замуж ты пойдёшь только за меня, а я жениться в ближайшее время не собираюсь», — за что тут же был бит раздражённой подругой.

Несмотря на то, что ни жениться, ни даже обещать этого Дмитрий не планировал, знакомство с родителями обязано было состояться. Рита устала скрывать свои отношения с ним, ей хотелось расставить все точки над «i». Дмитрий не разделял её стремлений, резонно интересуясь, а что они будут делать, если отец и его выставит, как неудачливого жениха Алиши. Или напротив — потребует немедленно зарегистрировать брак.

«А ты откажешься?» — заглядывала ему в глаза Рита, с непонятным выражением лица ожидая ответа. То ли плакать собиралась, то ли обижаться, то ли поверить не могла, что от неё вот так можно отказаться, то ли боялась, что он просто скажет «да».

«Ну, куда я от тебя денусь, звёздочка моя», — сдавался он, потому что не выносил, когда в её глазах появлялось такое выражение, а через полчаса снова кричал, что он вольный человек и не обязан окольцовывать себя только потому, что какому-то самодуру вздумалось погулять на свадьбе.

И вот сейчас ему предстояло выяснить, чего же на самом деле хочет «этот самодур».

— Ты рехнулся?! — вывел его из задумчивости сердитый голос «звёздочки».

Рита стояла перед ним, уперев руки в бока и, брезгливо сморщив нос, демонстративно оглядывала его с ног до головы.

— Нет, а что? — вполне логично, как ему показалось, ответил Дмитрий.

— Ты что напялил на себя?

Дмитрий решительно отодвинул девушку в сторону, не обращая внимания на сопротивление — ну, она же загораживала зеркало! — и с интересом изучил своё отражение. Не понял. А что? Последний писк моды — широкие лёгкие штаны, стилизованные под армейскую форму, и тонкая эластичная майка, красиво облегающая тело. Он напрягся, по шелковистой поверхности ткани прокатилась волна от сокращающихся мускулов.

— Разве тебе не нравится? — спросил он, продолжая поигрывать мышцами. — По-моему, замечательно смотрится.

Рита фыркнула, но он знал, не глядя, что она не отрывает от него взгляда.

— Вот ещё. Папа тебя на порог не пустит! — она вдруг шагнула вперёд и резко дернула пряжку кожаного ремня, естественно, ей не поддавшуюся. — Снимай давай это барахло, я же тебе нормальную одежду приготовила!

Дмитрий поймал её руки, притянул к себе.

— Тебе так не терпится меня поскорее раздеть? — спросил он жарким шёпотом прямо в её маленькое ушко с переливающееся серёжкой, которую немедленно захотелось поймать губами.

— Перестань! — Рита попыталась сбросить его руки, безошибочно нащупавшие застёжку на юбке. — Опоздаем!

Конечно, она могла вывернуться, могла банально дать ему пощёчину — иногда это действовало безотказно, мгновенно сменяя желание любви холодной трезвостью рассудка. Но ведь не вырвалась и даже не замахнулась.

— Я сказала, ты должен немедленно переодеться! — яростно рявкнула Рита, безуспешно ловя сильные пальцы, которые уже справились с застёжкой юбки и теперь довольно неаккуратно расправлялись с одной из её лучших блузок.

— Непременно, милая, — пробормотал Дмитрий куда-то ей в шею.

— Прическа! Не порви! Не сломай… Опаздываем… Дииимкаааа…

В небольшой гостиной велись последние приготовления. Ольга Рей, невысокая подтянутая женщина, остановилась у накрытого стола, придирчиво оглядывая результат своей работы. Она гордилась тем, что в её семье часто все собирались за одним столом, вопреки этим современным веяниям, когда каждый ест так, как ему удобно и, чаще всего, не дома. В желании сохранить семейные обеды и ужины они с мужем были едины. Как, впрочем, и во многом другом. Ольга сама была из большой семьи, хранившей старые традиции московских жителей в тринадцатом поколении, поэтому она понимала желание Рандхира сохранить некоторые обычаи его народа. Единственное, чего она не могла понять, так это категоричного условия, которое муж поставил дочерям — они должны были выйти замуж непременно за индийцев или хотя бы за полукровок. Впрочем, возражать она не стала, когда Рандхир прогнал этого светловолосого парнишку, претендующего на руку Алиши. Кажется, сама Алиша тоже не сильно горевала, что убедило Ольгу в правоте мужа.

Интересно, кого приведет сегодня Рита?

Рандхир ворвался в комнату, как небольшой, но внушительный ураган. Глаза его явно собирались метать молнии, а смуглые щеки покраснели — то ли от волнения, то ли от раздражения, а скорее всего — и от того, и от другого сразу.

— Ранди, присядь, пожалуйста. Они сейчас придут, — спокойно сказала Ольга.

— Она специально это делает, — сообщил ей муж, буквально рухнув на один из стульев. — Она решила свести меня с ума, эта несносная девчонка! А вы тоже хороши. Придумали — какой-то ужин показательный. Да я видеть этого мальчишку не желаю!

— Ранди, я знаю своих девочек. Рита никогда не стала бы испытывать твоё терпение по пустякам. Если она рискнула пригласить его после того, как ты буквально взашей на её глазах…

— Ладно, ладно! — перебил её Рандхир, кисло скривившись. — Я же уже извинился и перед тем сопляком и перед дочерью, сколько можно вспоминать.

— И, тем не менее, Рита наверняка хорошо подумала, прежде чем сказать нам о нём. Она, кажется, любит этого парня.

— Мать моих дочерей! — театрально воздел руки к потолку Рандхир. — Что ты говоришь, какая любовь в пятнадцать лет!

Ольга пожала плечами.

— Какая-никакая, а если ты упрёшься, мы можем её потерять. Это тебе, действительно, не Алиша.

В комнату вошла сама Алиша, чуть полноватая девушка с длинными волосами, заплетёнными в две косы.

— Между прочим, — начал Рандхир, едва взглянув на вошедшую дочь, — пока старшая не вышла замуж…

— Ой, папа! Только вот не надо меня в это впутывать, ладно? Ищите другие отмазки, а то Ритка меня выкрадет и силком замуж за первого встречного выдаст, лишь бы устранить эту помеху на своём пути, — Алиша села на один из свободных стульев и покачала головой. — А вообще — какое замуж? Сам говоришь, пятнадцать лет, какое замужество? Она просто познакомить вас хочет, чтобы вы не нервничали — с кем она там гуляет.

— Гуляет?! — подхватил её слова отец. — Она гуляет?

За дверью послышался какой-то лёгкий шум, и в комнату заглянула младшая дочь, Лалита. Ей недавно исполнилось тринадцать, и она уже считала себя вполне взрослой для того, чтобы принимать участие в таких семейных беседах. Она чинно прошла ближе к столу, остановилась рядом с Алишей.

— Папа, — поддела отца Алиша, — гулять, в современном толковании, это значит просто прогуливаться по улице, площади, скверу, парку. Знаешь, как люди по улицам ходят — неторопливо, взявшись за руки, разговаривая…

— Да, а я один раз видела, как они гуляли, а потом… — Лалита взвизгнула, получив лёгкий тычок от сестры, и умолкла.

— И что же потом? — вкрадчиво спросил Рандхир и повысил голос: — Нет уж, пусть она скажет!

Начинающуюся сцену прервал сигнал зуммера входной двери, возвестивший, что в квартиру вошли гости. Наступило молчание, закончившееся несдержанным вздохом отца семейства:

— О Боже… — которым он сопроводил появление на пороге своей средней дочери и высокого смуглого парня с широкой улыбкой на лице.

— Здравствуйте, — сказал гость жизнерадостно, а Ольга отстранённо подумала, что сейчас мог явиться в роли жениха сам Кришна, и того бы Рандхир с лестницы спустил.

Она улыбнулась парню и первой шагнула вперёд.

— Здравствуйте. Меня зовут Ольга, я мама Риты, а вы, конечно, Дмитрий?

Первые двадцать минут за столом прошли довольно спокойно, хотя и напряжённо. Однако когда закончилось обсуждение погоды и Ольга успела предложить всем присутствующим каждое блюдо по два раза, стало ясно, что момент истины настал.

— Итак, как я понял, ты и есть тот самый друг Риты, из-за которого она последние пару месяцев стала пренебрегать родителями и их требованиями, — начал Рандхир.

Ольга покачала головой. Ей подумалось, что это не совсем правильное начало подобного знакомства, но она не хотела мешать мужу.

Дмитрий не стал уточнять, что не пару месяцев, а пару лет. Ему справедливо показалось, что в данной ситуации это будет лишним.

— Ну, если у неё при этом не завелось никого другого, то да, это я, — скромно сказал он и тут же ощутил пинок под столом от Риты.

— Осторожнее, ты, между прочим, говоришь о моей дочери! — оборвал его Рандхир.

«Само собой, потому и говорю», — хотел покивать Дмитрий, но вовремя удержался.

— Простите, — сказал он вслух виновато. — Неудачная шутка.

— Интересно, где же вы познакомились? — вдруг спросила Ольга.

— Конечно, в лицее, мама, — торопливо ответила Рита.

Ага, в лицее. Если точнее — сразу за его оградой. Дмитрий тогда уже заканчивал последний год, а Рита училась на два курса младше. Он заметил её совершенно неожиданно, когда случайно задержался и не выскочил из здания лицея в ту же минуту, как окончились занятия. Поэтому он шёл один и вдруг увидел стайку девчонок. Все такие свеженькие, яркие, весёлые… И с интересом на него посматривающие. Все, кроме одной. Естественно, именно она его и зацепила. Ещё только подойдя к девчонкам, он уже знал, что под этой маской высокомерия и равнодушия бурлит энергия, которую опасно выпускать. И когда, спустя несколько таких встреч, они с Ритой оказались всё у той же ограды лицея наедине, он в полной мере ощутил, с какой буйной натурой связался. Именно «связался», потому что отвязаться он не мог до сих пор. Да, если честно, и не хотел.

Однако рассказывать её родителям все эти тонкости он не посчитал нужным. Просто кивнул, соглашаясь с Ритой.

— В лицее? Ты его закончила полгода назад, — нервно дернулся отец и повернулся к Дмитрию. — А, ты, судя по всему, старше Риты, как вы умудрились там познакомиться?

— Я приходил на выпускной бал, у меня сестра друга как раз лицей заканчивала, — не смущаясь, вдохновенно соврал тот. — Мы с вашей дочерью случайно познакомились в раздевалке.

— У меня тогда каблук сломался, — подхватила Рита. — Помнишь, Аля, ты ещё удивлялась, как я до дома дохромала?

Алиша молча кивнула, похоже, даже не пытаясь вспомнить этот сомнительный факт.

— Ты живёшь с родителями? — без перехода поинтересовался Рандхир.

— Папа, какая разница? — досадливо сказала Рита, но тот только отмахнулся.

Дмитрий понял, что вечер, как говорится, перестает быть томным.

— Нет, — ответил он. — Я снимаю квартиру. Плачу за неё сам.

— И они тебе совсем не помогают? — вырвалось у Ольги.

Дмитрий качнул головой.

— Я отказался. Мне предложили сделку, но я отказался. Я в состоянии…

— А кто твои родители? — перебил Рандхир.

— Папа, ну, какая разница!

Рита знала, что Дмитрий очень не любит говорить о родителях. Он ласково сжал под столом её руку и спокойно ответил:

— Мой отец — владелец небольшой фирмы. Сеть магазинчиков, торгующих антиквариатом. Мама ведёт его бухгалтерию.

— О-о-о! — в голосе Рандхира послышались одобрительные нотки. — А ты, конечно, помогаешь?

Дмитрий покачал головой.

— Я не приспособлен к торговле, господин Рей. Именно от участия в семейном бизнесе я и отказался.

Ритина рука в его ладони дёрнулась, но он даже не взглянул в её сторону. Вот в этом он врать не будет.

— Чем же ты занимаешься?

— У меня не получилось поступить в институт сразу после лицея. Сейчас я днём готовлюсь к поступлению в Транспортный, хочу быть инженером, а вечером работаю.

— Кем же? — голос Рандхира растерял всю одобрительность и теперь снова звучал, как на допросе.

Хозяйка поднялась, прерывая их диалог.

— Девочки, помогите мне убрать со стола, — попросила она. — Давайте накроем к чаю.

Первой вскочила Лалита, которой становилось скучно, за ней неторопливо поднялась Алиша, потянула за собой Риту. Та упрямо мотнула головой, не выпуская руки Дмитрия. Алиша вздохнула, склонилась к уху сестры.

— Пойдём, поговорить надо, и им дай пообщаться, — донеслось до Дмитрия. Ясно, женская половина решила ретироваться, оставив мужчин решать свои проблемы.

Он высвободил руку, повернул к Рите голову и едва заметно улыбнулся.

— Иди, помоги, всё будет нормально.

Она поднялась, не глядя, схватила протянутые сестрой тарелки и вылетела из комнаты. Дмитрий проводил её взглядом и с тоской услышал уже надоевший за сегодня брюзгливый голос:

— Так кем же ты работаешь?

— Ритка, — Алиша взволнованно схватила её за руку, — уводи его отсюда. Папа входит в раж. Сейчас либо Димка взорвётся, либо папа впадёт в истерику. И тогда всех можно будет выносить.

— Димка не твой доходяга, — мрачно сказала Рита. — Его просто так не вынесешь.

Алиша всплеснула руками.

— Нет, ты точно ненормальная. Так значит, будет драка, что ли? Ты же отца знаешь! Ничего себе, познакомились…

— Не зуди, Алька! — Рита в сердцах бросила в посудомоечную машину ложки. — Или ты добьёшься того, что взорвусь я!

— А вот тебе вообще лучше молчать, кстати, — словно не замечая приближающейся грозы, продолжила Алиша. — Пока родители не узнали, что ты вместо подготовительных курсов уже пятый месяц танцами занимаешься.

Рита вскинулась, было, но вместо крика прижала палец к губам и постучала себе по лбу, сообщая сестре, что она совсем сбрендила, говорить здесь об этом вслух! Та умолкла, понимая, что погорячилась, но поздно. В дверях, с широко открытыми глазами, стояла не замеченная ими раньше Лалита.

— Лали! — Рита шагнула было к ней, но та резво развернулась и бросилась в комнаты.

— Всё, — обречённо сказала Алиша. — Сейчас начнётся.

— Девочки, — Ольга пропустила в коридоре Лалиту и вошла в кухню, — может, всё и обойдётся. Они там вполне мирно разговаривают.

Словно в ответ на её слова из гостиной донёсся стон, больше похожий на рёв.

Девушки переглянулись с матерью и бросились в комнату.

— Где эта мерзавка?! — сформировались из этого нечленораздельного рёва слова.

В комнате Дмитрий сидел, выпрямившись, как будто проглотил палку, и неотрывно, с вселенской печалью на лице, смотрел на Лалиту, тихонько забившуюся в угол. Рандхир в позе вопиющего к потолку стоял посреди комнаты, запрокинув лицо с закрытыми глазами вверх.

На звук шагов отец семейства открыл глаза и страдальчески посмотрел на женщин.

— Оля! — трагическим шёпотом сказал он. — Твоя дурища, оказывается, вместо учёбы, за которую мы платим, уже полгода как… — он замолчал, словно подбирая слова, но никак не находя цензурных, потом выдавил: — …танцует!

Теперь на Лалиту смотрели и Рита с Алишей. Только не с печалью, а с таким видом, будто хотели придушить. Дмитрий их понимал, у него самого появилось похожее желание.

— Где? Где ты этим занимаешься? — руки, воздетые в предыдущей сцене вверх, теперь медленно опускались.

— Ранди, она наверняка ещё только учится, — попыталась усмирить мужа Ольга, но теперь уже вступила Рита.

— Училась я ещё в лицее, мама. Сейчас я танцую в клубе. На сцене. И у меня отлично получается!

Ольга застыла с открытым ртом, Алиша схватилась за голову, а Рандхир задохнулся.

— Ах ты… ты… я на тебя… я тебе! Я для тебя… а ты…

Дмитрий вздохнул. Он чувствовал, что поворотный момент беседы в разгаре, и попытался нормализовать обстановку:

— Рита умница. Она поступит в институт без всяких курсов, не волнуйтесь. Кроме того…

Что он хотел добавить, никто не узнал.

— Что ты понимаешь?! — Рандхир сорвался на крик. — Моя дочь танцует в каком-то клубе для кучи посторонних грязных мужиков!

— Папа, это очень приличный клуб, и Димка всегда рядом!

Рандхир с шумом втягивал воздух, как рыба, выброшенная на берег, и такими же рыбьими глазами смотрел на дочь.

— Приличный? Оля… Она меня в гроб сведёт…

Ольга, наконец, пришла в себя, бросилась к мужу.

— Ранди, успокойся, сейчас мы все успокоимся и всё решим, присядь, не нервничай! — она попыталась усадить Рандхира на стул, но тот упёрся и не сдвинулся с места.

— Оля! Ты посмотри, кого мы вырастили! Эта неблагодарная девчонка позорит нашу семью! — он простер руку с вытянутым указательным пальцем в сторону Риты. — Она ведёт себя, как последняя шлюха!

— Папа! — хором воскликнули Рита и Алиша.

Рандхир всё-таки позволил усадить себя на стул, принял из рук жены стакан с водой, отпил глоток и некоторое время созерцал прозрачный сосуд.

— Воды некому будет подать! — невпопад воскликнул он.

Театральная истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Рандхир, словно что-то вспомнив, переключил своё внимание на гостя.

— Ты во что мою дочь втянул, гадёныш? — неожиданно тихо, пугающе спокойно спросил он, вставая и в упор глядя на Дмитрия.

Тот тоже медленно поднялся на ноги.

— Ты как посмел вообще к ней близко подойти, голодранец? Ты чем заставляешь её заниматься?!

Рандхир снова поднял голос до крика и шагнул вперёд, выплескивая воду из забытого в руке стакана. Дмитрий не успел понять, что происходит, как моментально между ним и хозяином дома оказались сразу три женщины — Ольга встала на пути мужа, не давая тому шагу ступить, а Алиша и Рита загородили собой парня, то ли защищая его от отцовского гнева, то ли боясь его собственной реакции.

— Ранди, не кричи так!

— Папа, он тут ни при чём, я сама!

— Он тебе ещё испортит жизнь, если уже не испортил! Этот тип втянет тебя в историю, если ещё не втянул!

— Папа, он наш гость!

Лалита, уже давно переставшая наслаждаться свалкой, которую устроила, помогала матери успокаивать отца. Вдвоём им удалось подвести его к небольшому диванчику у стены и усадить. Ольга тут же повернулась к дочерям и неожиданно громко крикнула:

— Замолчите все!

Подействовало. Голос у неё оказался не слабее, чем у мужа.

— А теперь объясняйте всё, только спокойно, — обратилась она к Рите и Дмитрию.

Алиша осторожно сделала пару шагов в сторону, оставляя парочку в одиночестве.

Дмитрий открыл было рот, но Рита решительно сказала, опередив его:

— Я не хожу на подготовительные курсы, последние пять месяцев я танцую в одном приличном, — она выделила голосом последнее слово, — клубе. Обычно днём, но иногда и вечерами.

— Она так и говорит… — простонал за спиной жены Рандхир, казалось, совершенно убитый.

— Подожди! — отмахнулась Ольга. — Не мешай ей, Ранди.

— Да я всё сказала, — вздёрнула подбородок Рита. — Я всегда вам говорила, что хочу танцевать, и что мне совершенно не нужна карьера дизайнера. И когда мне предложили работать в этом клубе, я не стала отказываться. Вот теперь точно всё.

— Всё? — Ольга отступила назад и села на диванчик рядом с Рандхиром, так же упрямо подняла подбородок, и тут же стало ясно, от кого у Риты этот жест. — Тогда будь добра, ответь мне на пару вопросов.

Рита молча застыла, выжидающе глядя на мать.

— Куда уходят деньги, которые мы перечисляем твоему будущему институту?

— Куда перечисляете, туда и уходят, — буркнула Рита. Половина её заносчивости явно испарилась при этом вопросе.

— Мило, — кивнула Ольга, не теряя хладнокровия, а Рандхир рядом снова закатил глаза и отработанным жестом вцепился себе в волосы обеими руками. — Теперь о клубе. Что значит «приличный»?

— Приличный — это значит, не для «грязных мужиков», а для нормальных людей, которые любят восточные танцы. Я вписываюсь в стиль клуба, и меня уже приняли в кордебалет. Между прочим, вспомни, когда я в последний раз просила у вас деньги. Это было очень давно, потому что мне хорошо платят!

Рандхир издал сдавленный стон, но Ольга и бровью не повела.

— Отлично. Следующий вопрос. — Она перевела взгляд на Дмитрия, тот встретил его спокойно, хоть и слегка смущённо. Он словно знал, что она спросит, ответив чуть раньше:

— Я работаю в соседнем клубе. Слежу за порядком. А в свободное время и за Ритой.

— Вышибала? — слабым голосом уточнил Рандхир, демонстрируя неплохое знание клубных реалий.

— Да, эту должность иногда называют и так, — согласился Дмитрий.

— Должность! — фыркнул отец семейства, забывая на секунду о своих упавших силах. — Как громко!

— Погоди, Рандхир, — Ольга была настроена решительно. — Скажите, когда Рита говорит, что ночует у Светланы…

Рита громко вздохнула и отрезала:

— Да, я у Димки.

— Ты спишь с ней? — взглянула Ольга в глаза Дмитрию.

Тот не отвёл взгляд.

— Да.

В комнате воцарилась тишина, прерываемая только вздохами Лалиты, которая уже совсем была не рада своей болтливости.

Рита искоса посмотрела на Дмитрия, потом снова вздёрнула подбородок и отвернулась.

— Так! — Рандхир, кажется, переварил услышанные новости и сделал для себя нужные выводы. Он решительно поднялся и вскинул руку с вытянутым указательным пальцем в сторону двери. — Молодой человек, прошу вас покинуть этот дом. Я не желаю больше выслушивать ваши откровения. С Ритой мы разберемся сами, без вашего участия. Думаю, будет лучше, если вы забудете её. А мы постараемся забыть вас.

Дмитрий коротко усмехнулся, пожал плечами и направился к двери. Он не собирался спорить и возражать.

— Нет! — вдруг громко сказала Рита. — Нет, он никуда не пойдёт!

Ольга начала что-то говорить, Дмитрий развернулся, чтобы попытаться успокоить подругу, но Рандхир опередил всех.

— А я сказал — вон! — в бешенстве крикнул он так, что Лалита испуганно отшатнулась от него к стене. — Он уходит, ты забываешь о нём, об этом вонючем клубе и об этих непристойных забавах, а мы постараемся забыть, как ты покрыла нашу семью позором!

— Нет! — Рита не собиралась сдаваться. — Если для вас моя любимая работа — непристойна, а я сама позор для всех… я уйду вместе с Димкой!

— И прекрасно! — раздался в ответ оглушительный рёв. — Убирайся! Знать тебя не хочу после всего, что ты устроила!

— Ранди! — Ольга моментально растеряла всё спокойствие и уверенность.

— Молчи! Она в состоянии сама себя обеспечивать, она только что тебе это сообщила! У нас нет больше дочери по имени Рита, Ольга! — на этот раз театральность в голосе Рандхира не казалась комичной. Может быть потому, что сейчас он говорил всерьёз.

— Папа… — начала растерянная Алиша.

— Не встревай! — рявкнул и на неё отец. — Она наплевала на нас, на свою семью! Она растоптала наши традиции, наши законы, по которым жили наши предки, по которым живу я и пытаюсь научить жить вас! Она пошла наперекор нашей воле, свернула на кривую дорожку, по которой ей, видите ли, захотелось идти. Вот пусть и катится по ней в компании своего вышибалы-недоумка!

— Не смей! — вдруг взвилась Рита с такой горячностью, что даже привыкший к её взрывам Дмитрий вздрогнул. — Не смей его так называть! Я не позволю его оскорблять даже тебе! Да! Я с ним сплю, я с ним хочу жить, потому что он лучше всех, я люблю его, и если вам это не по душе, если вы готовы отказаться от меня потому, что он вас не устраивает… Значит, мне тут действительно нечего делать!

Она развернулась и вылетела в дверь быстрее, чем кто-то смог подобрать слова. Дмитрий бросил взгляд на семейство Рей, прежде чем последовать за Ритой.

— Если вас это успокоит, я не собираюсь её бросать, — негромко сказал он Ольге и стремительно вышел.

Рита ждала его на улице, внимательно разглядывая своё левое запястье с изящным золотистым браслетом. На лице — следы от торопливо вытертых ладонью слёз.

— Малыш, спасибо, — сказал он. — Никогда бы не подумал, что ты можешь так…

— Он меня вывел, — оборвала его Рита. — Его надо было поставить на место. Иначе я так всю жизнь и ходила бы по струнке, как Алька. Это не для меня, ты же знаешь.

— Знаю, — мягко согласился он. — Но как же ты теперь вернёшься?

— Совсем ненормальный? — повысила голос Рита, и он почувствовал, что сейчас слёзы нарисуют свежие дорожки на её щеках. — Куда? Отец никогда не бросается такими словами. Меня для него больше нет. Мать будет делать так, как он скажет. Это только кажется, что её мнение что-то значит. Всё это театр! — голос её звенел от злости. — Она всё делает, как говорит отец! Алька и Лали вообще как на поводках. А я так не буду! И если ты сейчас скажешь, что «ты не собирался»… Я уйду в клуб, мне есть, куда пойти! Руслан меня примет и переночевать пустит, не волнуйся!

Дмитрий оборвал её словоизвержение самым простым и доступным способом, просто притянув к себе. Обнял, аккуратно преодолевая сопротивление, и перебил пылкую гневную речь:

— Не собирался, потому что обстоятельства были другие. И не смей вспоминать про эту жирную скотину, к нему ты пойдёшь через мой труп. Идём лучше домой. У нас, кстати, вино было. Пошли, а то солнце село. Замёрзнешь…

Монитор с данными из справочной давно погас. Ника сидела рядом с Дмитрием, а Павел отошёл к окну — с разрешения Ники он курил в кухне, открывая окно настежь.

— И больше они никогда о нас не вспоминали, — сказал Дмитрий. — Алиша пару раз звонила, один раз в гости зашла — но при этом так тряслась, боялась отца, что Ритка психанула и велела ей больше не утруждать себя визитами и звонками. — Он покачал головой. — Зря, наверное. Но Ритка никогда особо не отличалась деликатностью. Всегда говорила, что думала, а думала не всегда правильно. Она Алю презирала за то, что та слова отцу поперёк не скажет.

— Однако Алиша и звонила, и приходила, — задумчиво произнесла Ника.

— Да. Ритке тогда этого было мало. Всё или ничего.

— Железный принцип, — сказал от окна Павел. — Я всегда говорил, намается она с ним в жизни.

— После этого и Аля перестала появляться. Короче, дом её родителей — это место, куда бы она пошла в последнюю очередь. И последнее место, где ей могут позволить жить.

Ника вздрогнула. Представить, что кто-то скажет так про неё и её отца, было невозможно. Она и не предполагала, что такие жёстко-непреклонные родители бывают не только в старых сказках, но и в реальной жизни. Родной дом — это самое надёжное место в мире, а отец — самый близкий человек, единственный, кто всегда поможет и никогда не бросит.

— Всё нормально? — вдруг спросил Павел.

Он подошёл ближе и внимательно смотрел на неё сверху вниз.

Ника кивнула.

— Нормально. Только страшно. Когда самые близкие люди тебя предают.

Дмитрий пожал плечами.

— Ну, они-то считают, что это их предали. По крайней мере, отец.

— Всё равно. А… мама? — Ника произнесла это слово, слегка запнувшись. Мама. — Она-то как могла?! Она же… мама!

Ника ощутила на своём плече тёплую сильную ладонь. Павел всё ещё стоял у неё за спиной. Только сейчас она осознала, что здорово повысила голос, настолько её потряс рассказ. И ещё тут же поняла, почему Дмитрий всегда успокаивался, едва рука Павла касалась его плеча. Невозможно не успокоиться.

— Они всего лишь люди, — тихо сказал Павел. — И не факт, что самые близкие. Кровное родство не всегда самое главное.

Может быть. Ника не могла этого понять, а спорить не хотела. Ей показалось, что он говорил не столько о Рите, сколько о себе, но уточнять не решилась. Рука ещё раз сжала её плечо и исчезла так же внезапно, как и появилась. Пара шагов — и он снова стоял у окна, с новой сигаретой в руке.

Прошло почти две недели, и однажды вечером ребята вернулись весёлые и довольные. Ника решила, что появились новости о Рите, но всё оказалось проще. В одном из клубов, где в разговоре случайно проскочила информация о том, что они оба бывшие военные, им предложили работу в охране. Это была не бог весть какая работа, но за неё платили, и она была посменной. Они тут же договорились о графике, который позволял им работать в разные смены, но так, чтобы некоторые выходные у них пересекались.

— Теперь мы больше не будем висеть у тебя на шее, — радостно вещал Дмитрий. — А ещё, пока один вкалывает, второй сможет продолжать поиски. И выходные иногда совпадают, так что день-другой в неделю мы даже будем надоедать тебе сразу оба.

Справедливости ради Ника заметила, что никто пока ни у кого на шее не висел, потому что на счету у обоих ребят ещё оставались деньги, заработанные в армии. Хотя они явно старались как можно скорее всё просадить, у них это не получалось.

— Ничего, недолго оставалось, — отмахнулся Дмитрий, а Павел только кивнул.

С тех пор то один, то другой по очереди пропадали на сутки. Они возвращались рано утром, когда Ника или уходила в институт или ещё спала, уставшие, быстро ели и падали спать, просыпаясь только к вечеру, а то и к следующему утру.

Павел почти не рассказывал о новой работе, он не находил в ней ровным счётом ничего интересного, а Дмитрий часами развлекал Нику, когда они оставались вдвоём, в лицах изображая мимолётно увиденные им сценки из жизни ночного клуба. Ника не уставала поражаться — как он замечал такие мелочи и так интересно их пересказывал! Она никогда не скучала с ним, но всё равно, с гораздо большим нетерпением ждала выходных Павла. Они могли молчать весь вечер или спокойно говорить. О чём? Да обо всём. Правда, была в их разговорах тема, которую они оба старались, как будто по негласной договорённости, обходить. Это была тема семьи. Павел никогда не рассказывал ей о своих родителях, она не знала даже, откуда он, кроме того, что он землянин. А она не заговаривала ни об отце, ни об Оресте. И только однажды вспомнила о Каджеро.

— Ника, можно я спрошу?

Павел пару часов назад вернулся из очередного рейда по кабакам, как они называли затянувшиеся поиски Риты, и сейчас они вдвоём сидели в гостиной. Ника, уютно устроившись в глубоком кресле, смотрела новости, а он за письменным столом читал одну из старых бумажных книг с маленькой полки. Ника знала, какую, не глядя на обложку — собрание эссе Брюса Ли.

— Конечно, — удивилась она.

— Кто этот мужчина с тобой?

Она сначала даже не поняла, о чём он. А когда поняла, то почему-то вспыхнула и торопливо объяснила:

— Это Володя, он врач, он мой друг. Там, дома. Я в Медицинский поступала, потому что хочу работать, как он. Он был женат на моей тёте, — зачем-то сказала она, наконец.

Только замолчав, она поняла, что почти оправдывалась. Рассердилась, то ли на себя, за такую дурацкую реакцию на простой вопрос, то ли на Павла, за то, что он этот вопрос задал. Хотела сказать что-то ехидное, вроде «а что, ревнуешь?», но не смогла, когда увидела его лицо.

— А-а-а, — протянул он, не отрывая взгляд от голографии. — Понятно.

Он больше не сказал ни слова, но на лице его Ника отчётливо увидела облегчение. Господи, да он спросил именно с тем смыслом, с каким она начала оправдываться. Он думал, что Володя — её парень. Эта мысль отчего-то поразила её настолько, что она не нашла ничего лучше, чем выйти из комнаты, чтобы успокоиться.

Искать по клубам можно было до бесконечности. Они обошли уже не только их район, но и все близлежащие. После того, как стало ясно, что Рита не просто уехала, а исчезла бесследно, ребята обратились в полицию. Однако там заявление принимать отказались, когда стало известно, что живёт Рита, по документам, с родителями, а те о пропаже не заявляли. Дмитрия даже слушать не стали, после первого же вопроса «а вы ей кто, собственно?».

Однажды Дмитрий проснулся утром в свой очередной выходной и понял, что так продолжаться больше не может.

Он вышел на кухню и, тяжело вздохнув, объявил, что сегодня пойдёт к Ритиным родителям. По глазам Ники и Павла стало ясно, что они давно ждали, когда он до этой мысли дойдёт, но до сих пор ни словом, ни взглядом на это ему не намекали. Он был им благодарен, потому что решиться на этот подвиг нужно было самому.

— Я позвоню, — сказал он на прощание и неторопливо вышел из квартиры.

Адрес он помнил, дорогу тоже, хотя и был в этом доме всего один раз. Сначала он шёл медленно, пешком, но потом обозлился сам на себя за трусость и вызвал такси.

Через четверть часа он уже стоял перед дверью знакомой квартиры. Если и тут никто ничего не скажет… Это последнее место, где можно было искать Риткины следы, и это уж точно последнее место, куда он хотел обращаться. Но все остальные варианты уже были проверены, испробованы и не принесли результатов.

Дмитрий вздохнул и нажал кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла молоденькая девушка, в которой Дмитрий с трудом узнал Лалиту. Выросла девчонка. И стала копией матери, на Ритку мало похожа, только всё та же гордая посадка головы.

Лалита же вспомнила его, видимо, ещё глядя на экран видеонаблюдения.

— Это ты, — утвердительно сказала она. — Дмитрий.

— Да. Здравствуй, Лали. Скажи, а Рита не у вас?

Девушка удивлённо подняла брови.

— Вы ушли вместе, и больше мы её не видели. Ты же помнишь, отец тогда…

— Да-да, я помню, — нахмурился он. — Слушай, мне очень нужно поговорить с твоими родителями, это важно. Они дома?

Лалита несколько секунд размышляла, изучая его лицо, потом приняла решение и посторонилась.

— Проходи. Только не думай, что тебе обрадуются.

— Мне плевать, — не удержался Дмитрий, шагая через порог.

Если Лалите и не понравилась эта реплика, она не подала вида.

В знакомой гостиной всё оставалось по-прежнему, как и восемь лет назад. Разве что голограммы на стенах… Дмитрий поёжился. В этом доме, действительно, не было Риты. Совсем. Даже в качестве воспоминаний. Все снимки — либо последних лет, либо те, где нет средней дочери. Стёрли из памяти, как будто её и не было никогда.

— Чем могу быть полезна? — неслышно вошла в комнату Ольга Рей.

Прошедшие годы её почти не изменили. Ни внешне, ни внутренне. То же спокойствие и доброжелательность, та же уравновешенность и нейтральность.

— Здравствуйте, — Дмитрий заставил себя улыбнуться. — Я…

— Вы ищете Риту, — Ольга не спрашивала, она утверждала.

— Да.

Ольга качнула головой, жестом предложила ему сесть. Усмехнулась невесело.

— Она от вас сбежала?

— Нет, — растерялся Дмитрий. Эта очевидная для Ольги мысль до сих пор не приходила ему в голову, но сейчас вдруг ударила своей вероятностью.

— Мы ничего не знаем! — громко сказал от дверей Рандхир. — И нас не интересуют ваши с ней проблемы.

Дмитрий с трудом удержал те слова, которые сами просились на язык, он понимал, что, выкрикнув их, не добьётся ничего. Он вздохнул и попытался собрать всю убедительность и искренность, вложив их в свой голос.

— Мы несколько лет не виделись, я был в армии. Теперь вернулся, а она исчезла. Я боюсь, что с ней что-то случилось, — он говорил быстро, боясь, что его перебьют.

Ритины родители молчали, молчала, почти не дыша, и Лалита.

Дмитрий перевёл дух и продолжил.

— В той квартире, где мы жили, сейчас живут другие люди. Они даже не слышали о ней. Мы… Я весь город обыскал. Её нигде нет. Я прошу вас, если вы что-то знаете…

— Да не знаем мы ничего! — взорвался Рандхир. — Вы как ушли тогда, восемь лет назад, так мы о ней ничего и не слышали. А всё, что вы тут рассказываете, меня лично не удивляет. Я так и знал!

— Прошу вас, Дима, — тихо, бесцветно проговорила Ольга. — Вам лучше уйти. Мы действительно ничего не знаем.

Дмитрий молча поднялся, глядя ей в глаза. Он видел, как она борется с желанием броситься непонятно куда, искать непонятно где, чувствовал, как бьётся её сердце — мать никогда не забывала своей дочери и в то же время не могла переступить волю мужа. Это было выше его понимания, и он не мог ей помочь.

— Я ухожу, не волнуйтесь. И я её найду, хоть и без вашей помощи, — он говорил только с ней, не обращая внимания на громкий голос Рандхира:

— Убирайся вон!

— Я сообщу вам, когда найду её, — сказал Дмитрий и уловил благодарность в глазах маленькой женщины.

Он развернулся и вышел, ни на кого не глядя.

На улице Дмитрий с ужасом понял, что его охватывает отчаяние. Он до сих пор не позволял себе даже задуматься о том, что делать, когда всё будет перепробовано. Ни одной мысли в голову больше не приходило, стучало только одно — «она сбежала от вас?»

Она могла уйти от него. Встретила кого-нибудь и просто ушла, потому и следов не оставила. Но он не мог в это поверить. Его звёздочка не могла уйти. Просто не могла. Дело не в его самоуверенности — и не таких как он бросают. Но он знал, что Рита дождалась бы его. Ждала ведь так долго, он знал, что ждала. Что-то случилось.

— Дима, — нерешительно позвал запыхавшийся девичий голос сзади. Не глядя, узнал Алишу.

Обернулся, встретил Риткин взгляд с лица старшей сестры, слегка вздрогнул.

— Дима, я случайно домой заехала, мы с тобой немного разминулись. Лали мне с порога сказала, что ты только что ушёл, я подумала — вдруг догоню. И догнала.

— Здравствуй, — запоздало сказал Дмитрий, пытаясь понять — зачем догоняла?

— Я виделась с Риткой с полгода назад, — быстро сказала Алиша. — Она как раз тогда уезжала из вашей квартиры.

— Куда? — жадно спросил Дмитрий, хватая девушку за руку.

Алиша качнула головой.

— Я толком и не знаю. Она ведь в «Каравелле» танцевала, почти жила там… мы мало виделись. И она тогда почти со мной не разговаривала. Дима, с ней беда, — Алиша перевела дыхание.

Дмитрий сжимал её руку, не говоря ни слова, пытаясь понять — что кроется за этим «с ней беда».

То, что сказала Алиша, его оглушило. Не настолько, чтобы впасть в отчаяние, но как раз настолько, чтобы забыть позвонить Фениксу. Он сообщил ему, что у родителей Риты нет, едва выйдя за порог их дома. А после сказанного Алишей — забыл. Когда, уже ближе к вечеру, вспомнил, то просто отключил телефон, пока его не начали разыскивать. Его впервые не волновало то, что Феникс может беспокоиться, и то, что будет, когда он всё же вернётся. Сейчас Дмитрий был не в состоянии говорить ни с кем. Только с теми, кто мог навести его на след Риты.

Рассказ её сестры не содержал информации — где искать. Он содержал другое, то, что его так убило. И это же «другое» давало понять, что до сих пор они просто не там искали. Но, по крайней мере, теперь у него было направление поисков. И вспомнились знакомые, которые могли помочь. Ну, хотя бы подкорректировать это самое направление.

Но разве могли они с Пашкой предположить такое! Вот они, его предчувствия. Опять оправдались…

Глава 8

Ника смотрела в окно, за которым уже начало смеркаться. Ей было немного тревожно. Дмитрий как ушёл утром, так и не возвращался. Он позвонил около полудня, сказал, что у родителей Риты нет, и что он походит ещё. Больше он не объявлялся. В принципе, Димка не маленький, ничего с ним не случится, но за последнее время она так сблизилась с этими двумя ребятами, что уже не могла оставаться спокойной и равнодушной. Мальчики ворвались в её жизнь и как-то сразу стали её частью. И жизни, и самой Ники. Это было необъяснимо, не поддавалось никаким законам логики, но это было так. Черноволосый улыбчивый Димка, такой весёлый, что, казалось, ничто в этом мире не способно погасить его жизнерадостность, и Павел — спокойный, уверенный в себе, надёжный и… и такой рыжий.

Ника усмехнулась.

Паша и Димка так сильно отличались от всех её знакомых… Разве что Орест и Володя производили на неё такое же впечатление, конечно, не считая отца. Но Орест — это Орест, а Володя был рядом всегда, сколько Ника себя помнила, и она привыкла к этому. А все остальные, с кем сталкивала её жизнь, доверия не внушали. Или уважение, или ничего. Но не доверие. И не… не любовь. Ника знала чётко: я люблю папу. Я люблю Володю. Я люблю Ореста. Всё.

А эти мальчики внушили ей доверие с первых же слов, с первых взглядов. И чем больше она их узнавала, тем больше чувствовала, что не ошиблась. А ещё чувствовала, что они тоже верят ей. И это было новое ощущение, чрезвычайно приятное, но пугающее своей откровенностью.

— Ника, что с тобой?

Этот негромкий хрипловатый голос заставил её вздрогнуть. Вот. Кого ещё могло взволновать то, что она битых полчаса пялится в окно, в котором не видно ничего, кроме соседнего дома? Только Пашу. Или Димку. Тот давно оторвал бы её от этого бессмысленного занятия своими шуточками.

— Так, — качнула она головой. — Тревожно что-то. Димка не дает о себе знать.

— Ничего, — успокаивающе сказал Павел. — Он не младенец, не потеряется. Ты же знаешь, они с Риткой в этой ночной жизни как рыбы в воде всегда были. Ничего с ним не случится.

Ника кивнула. Он прав, как всегда.

А между тем сам Павел в этом уверен не был. Индиго, конечно, сильно изменился за последние годы, за время их службы, но сейчас он находился на той грани, когда разумность действий сменяет отчаяние. Как бы он, в самом деле, глупостей не наделал. Но сию минуту помочь Павел ничем не мог. Не бросаться же сломя голову по вечерней Москве, зигзагами обегая все открывающиеся ночные заведения. Чёрт знает, где Димка сейчас.

Ника наконец отвернулась от окна, прошла вглубь комнаты и села в кресло. Невольно Павел снова восхитился — как у неё получается самые простые движения превращать почти в танец. У Риты так не получалось, хотя, казалось бы, танец — это её стихия. Даже сейчас, грустная и расстроенная, Ника перемещалась по комнате как будто для неё играла неслышная постороннему уху мелодия. И в кресло она не просто села, а словно приготовилась позировать для фотографа, но при этом так естественно и легко, словно продолжала следовать своей музыке.

— Паш! Ты меня слышишь? — тут до него дошло, что Ника уже не в первый раз пытается что-то спросить, а он всё стоит у окна и тупо на неё смотрит.

— Прости, я задумался. Что ты говоришь?

— Я заметила, — вздохнула Ника. — Ничего уже. Пойду-ка я чай приготовлю.

Она выскользнула из комнаты, а Павел медленно повернулся к окну, уперся лбом в холодное стекло и подумал, что впервые за долгое время не уверен, что знает, как вести себя дальше и что предпринять.

На кухне Ника включила чайник, достала чашки, поставила их на поднос, потянулась за вазой с пирожными, а в голове в это время стучало: дура-дура-дура… Человеку и так тяжело, на него столько проблем свалилось, а тут ещё она со своими переживаниями.

— Чего ты хочешь? — вполголоса спросила она сама себя. — Что тебе от него надо?

Ника посмотрела на фигурные ложечки в руке, как будто дожидаясь ответа от них. Не дождалась и с неожиданной для самой себя злостью швырнула серебристые равнодушные рыбки на пол.

Дверь моментально распахнулась.

— Что случилось? — тревожно спросил Павел, возникая на пороге. Взгляд обежал кухню, выхватил ложки на полу, смущённое лицо Ники.

— Я просто ложки уронила, — тихо сообщила она, не поднимая глаз. — Всё нормально.

— Так. — Павел вошёл в кухню и решительно удержал Нику от порыва поднять ложки, крепко взяв её за руку. — Бросаем это всё, чай выпить мы всегда успеем. Поехали.

Ника как-то мельком подумала, что надо хотя бы спросить «куда», но лицо Павла с загадочно повеселевшими глазами и его изменившийся голос ей помешали. Ну, не хочется спрашивать всякие глупости, когда тебя так многообещающе зовут.

Проходя мимо ниши с одеждой, Павел, не глядя, выхватил оттуда свою куртку и плащ Ники, всё так же решительно, не оставляя ей ни малейшего шанса сопротивляться, вывел за дверь. Ника успела заметить, что он куда-то звонит, уловила почти неслышный разговор, а когда они спустились вниз и вышли из парадной двери, их уже ждал белый с жёлтыми полосками такси-аэрокар. Павел помог ей занять заднее сиденье, сам сел на место впереди и занялся приборной панелью. Несколько непонятных мановений руками над клавишами управления, и на небольшом дисплее загорелась надпись: «Аэрокар переведён в режим ручного управления. Приятного полёта!»

Ника никогда не летала на аэротакси с ручным управлением, но зато слышала страшные истории о том, как самоуверенные доморощенные водители отключали автопилот и попадали в жуткие аварии одна страшнее другой…

— Пристегнись, — обернулся к ней Павел. Дождался, когда она опустит фиксатор, мягко удерживающий её тело вжатым в сиденье, вдруг неожиданно весело улыбнулся и подмигнул. — Сейчас полетим. Быстро.

Он отвернулся обратно к панели, опустил свой фиксатор и коснулся клавиш. Аэрокар плавно пошёл вверх.

Ника смотрела на удаляющуюся землю и вдруг поняла, что не боится. Ни воспоминаний о страшных рассказах, ни высоты, ни обещания «лететь быстро». Наоборот, ей хотелось сейчас именно лететь, и именно быстро, подальше от города, от дома, от Димки, от проблем и вопросов. Она устроилась поудобнее. Аэрокар, повинуясь рукам пилота, заложил широкий вираж, позволяя Нике в окно разглядеть их дом с разных точек, и вдруг резко увеличил скорость, продолжая полёт по касательной к пройденному кругу, на запад Москвы.

Ника только слабо пискнула, а навстречу уже летело стремительно темнеющее небо с розовыми облаками. Заходящее солнце полоснуло по летящему аппарату снизу одним из своих последних лучей, и слева над приборной панелью, вдруг вспыхнуло ещё одно солнце — огненно-рыжее, горящее живым пламенем… Иллюзия была короткой, но яркой, почти реально ощутимой, и Нике на секунду стало нестерпимо жарко. Спустя несколько секунд аэркар слегка изменил курс, и закатный лучик выпутался из волос Павла, покинув кабину. А Ника буквально поймала себя за руку, которая сама собой устремилась занять место убежавшего луча.

«Вот ещё, придумала, — ругала она себя за этот порыв, пытаясь унять жар в полыхающих щеках. — Ещё не хватало, совсем дурой себя выставить».

— Мы уже почти прилетели, — сообщил Павел, не оборачиваясь. — Сейчас садиться будем!

Ника оглянулась. И снова не испугалась, обнаружив, что город остался далеко позади. Она чувствовала только радость полёта, покалывающее нетерпение где-то в груди и рыжее тепло, идущее с переднего сиденья.

А Павел впереди немного боялся. Это ощущение было редким и непривычным для него. Нет, не то, чтобы он никогда его не испытывал. Ничего не боятся только полные идиоты, это давно известно. Идиотом Павел Лазарев не был. Но он очень давно не чувствовал неуверенности в своих действиях. Хотя он решил, что эта поездка-полёт для Ники сейчас самое то, чтобы отвлечься от грустных мыслей, чтобы временно забыть о тревоге, чтобы просто развеяться, но не был уверен, что она правильно воспримет то, что он хотел ей показать. Павел помнил, как радостно визжала Рита, когда они с Димкой почти три года назад вырвались в отпуск и привезли её сюда. Визжала и прыгала, как девчонка. Впрочем, несмотря на то, что Рита на несколько лет старше Ники, она и есть девчонка. А вот что скажет сейчас Ника, Павел не знал. И если он ошибся, то всё испортится. И его поступок окажется действительно дурацким. И этот полёт в закат станет ненужным.

Ещё он немного опасался, что не сможет довести дело до конца. Чёрт возьми, надо было сперва слетать одному, проверить, не отключено ли тут всё намертво, а уже потом тащить сюда девушку. Но что сделано, то сделано. Павел быстро обернулся, увидел Никино счастливое лицо, обращённое в сторону гаснущего заката, и немного успокоился. По крайней мере, сам полёт пошёл ей на пользу.

Он посадил аэрокар чуть поодаль от входа. Ника выскочила сама, не дожидаясь, когда ей помогут.

— Где это мы? — заинтересованно спросила она, осматриваясь.

Пейзаж, и правда, был интригующим — ни одного жилого здания в обозримом пространстве, река вдали, какие-то невысокие постройки без единого огонька, высокий и длинный серый забор и много-много высокой травы.

— Какое-то совершенно дикое место, — Ника слегка поёжилась от свежего ветерка с реки, а Павел отчётливо услышал в её голосе восхищение.

— Лет пятнадцать назад это дикое место было одним из центров цивилизованного отдыха на природе. Тут были такие толпы людей…

Он вынул из аэрокара предусмотрительно захваченный плащ, помог Нике его надеть, потом протянул ей руку и повёл к входу. Ворота, конечно, были заперты, как и три года назад, но разве это могло остановить Феникса! Спустя пару минут створки с лёгким сопротивлением распахнулись.

— Прошу! — широким жестом пригласил Павел.

Ника огляделась:

— А что это?

После заросшего травой пустыря находившееся за забором поражало стройностью линий и многообразием непонятных конструкций. Солнце село, но небо ещё не потемнело окончательно, и на светло-синем фоне отчётливо вырисовывались их контуры. Плавные очертания причудливо изгибающихся полос пересекались вертикальными линиями несущих стержней. Что-либо ещё в наступающей темноте разобрать было сложно.

— Сейчас сама поймёшь, — улыбнулся Павел. — Только подожди немного.

Он снова взял её за руку.

— Ты боишься?

Ника помотала головой.

— Тогда постой тут. И сделай то, о чём я тебя попрошу.

Павел оставил Нику у ворот, а сам пошёл в сторону кабины оператора. Он не был тут три года, но дорогу нашёл бы даже в полной темноте. Внутри кабины без света было сложнее, но выручил карманный фонарик, который он по старой привычке всё время таскал с собой.

Она давно перестала бояться. Ей даже вопрос показался странным. Как можно бояться чего-то рядом с ним?

Ника всё ещё пыталась понять, куда же они прилетели, когда услышала откуда-то слева радостное: «Есть!», а через несколько мгновений Павел из темноты скомандовал:

— Ника, закрой глаза!

Она послушно зажмурилась, а он добавил:

— Только не открывай, пока я не скажу.

— Хорошо, — тихо ответила девушка, но он услышал.

— Вот и умница, — донеслось до неё.

Сначала ей показалось, что она слышит какой-то шелест, непонятные щелчки, а потом вдруг откуда-то донеслись звуки смутно знакомой мелодии. Что это играло, Ника не успела вспомнить, только подумала, что под такую музыку в старых фильмах происходили всякие романтические объяснения, и от этой мысли защекотало в груди. Внезапно рядом зашуршало, на её плечи легли осторожные тёплые руки, а рядом с ухом такой знакомый, чуть хрипловатый голос сказал:

— А теперь открывай!

Каскад переливающихся огней показался Нике ослепительным. Радужные фонтаны нестерпимо ярких искр-светляков били слева и справа, волнистые изгибы непонятных полос превратились в ярко освещённые виражи «американских горок», которые Ника видела только в тех же старых фильмах, а чуть дальше, за всеми чудесами возвышался сияющий обод огромного колеса высотой с многоэтажный дом. Такого она в кино не помнила.

— Что это? — повторила она.

Павел выпустил её плечи, протянул руку.

— Пошли, поближе посмотрим.

Вблизи оно оказалось ещё больше. По внешнему краю колеса обнаружились небольшие кабинки, по одной на каждую гигантскую «спицу» — разноцветные, наполовину прозрачные. У нижней точки колеса находилась платформа, к которой вела лестница, начинавшаяся прямо около их ног.

— Поднимаемся, — потянул Нику наверх Павел.

Она хотела было спросить, куда и зачем, но промолчала. Позволила подвести её к кабинке, открыть дверцу и усадить на мягкий диванчик. И только когда поняла, что он сам не собирается следовать за ней, а наоборот, хочет уйти обратно вниз, всё же испугалась.

— Куда ты?

— Да не бойся, — Павел снова заглянул в кабинку, как-то непривычно улыбнулся. — Я сейчас вернусь. Ничего не бойся, поняла?

От этого голоса, от этой нежной улыбки — да, вот что было непривычным! — Ника снова успокоилась, и ей даже стало немного стыдно, что она на секунду перестала ему доверять. Девушка только слегка вздрогнула, когда кабинка качнулась и плавно двинулась вперёд. Она не успела проехать и пары метров, когда в открытую дверцу легко вскочил совершенно не запыхавшийся Павел, хотя Ника видела, что он бежал издалека, а потом почти летел по лестнице.

Он закрыл дверцу, щёлкнул замком, сел напротив Ники.

— Это называется «колесо обозрения», такой аттракцион, — ответил он, наконец, на её вопрос. — Смотри, скоро мы поднимемся совсем высоко, отсюда можно будет всю Москву увидеть.

Павел нажал кнопку на стене, и прозрачные стёкла с тихим шорохом ушли вниз, впустив в кабину прохладный вечерний воздух. Ника молча оглядывалась. Во всем этом было что-то необычное. Несмотря на то, что только что они прилетели сюда на аэрокаре, который нёс их намного выше, чем могла подняться эта кабинка, подъём казался волнующим приключением. В груди снова проснулось щекочущее предчувствие чего-то хорошего, а голова начала слегка кружиться. То ли от увеличивающейся высоты, то ли от негромкой музыки, которая летела из маленького динамика на потолке, то ли от того, что на неё неотрывно смотрели эти упрямые синие глаза, то ли от этого тёплого пушистого голоса.

— Ты не думай, это совсем не так, как на аэротакси. Это совсем по-другому, — как будто прочитав её мысли, продолжил Павел. — Когда я был маленький, меня сюда дядя Серёжа привозил. Это был такой парк аттракционов, в стиле ретро. Ну, знаешь, когда-то такие парки были в каждом городе. А потом тут вот построили один, для любителей старины. Правда, его уже лет десять как закрыли.

— Да? А как же… — вырвалось у Ники.

— Мы года три назад приезжали, я ребятам показывал это место. А Димке приспичило покататься. Ну, если ему что-то в голову взбрело — тут с ним можно либо драться, либо помогать. Третьего не дано.

Ника улыбнулась.

— Так что пришлось помогать, — развёл Павел руками. — Мы с ним с панелью оператора немного похимичили и нашли, как всё включить. Честно говоря, я боялся, что за три года тут всё окончательно обесточили, но ошибался, к счастью.

Так странно оказалось слышать от него слова «я боялся», так неожиданно видеть его смущение, что Нику захлестнуло незнакомое ей до сих пор чувство. В нём сплелись восхищение, удивление, тоже смущение и совершенно новая, не испытанная ранее нежность. Хотелось оказаться не напротив, а рядом, хотелось всё-таки запустить руки в это рыжее золото. «Стоп, Ника, — оборвала она сама себя. — Если бы он всего этого хотел, он бы сам сел рядом. Так что держи свои эмоции при себе».

— Ритка тогда визжала, как маленькая, — сказал Павел и вдруг замолчал, как будто решил не продолжать.

— Паш, а кто такой дядя Серёжа? — спросила Ника, чтобы избавить его от необходимости срочно искать тему для продолжения разговора.

Он некоторое время смотрел в сторону реки, медленно уплывающей вниз она уже успела пожалеть, что спросила.

— Это друг моих родителей, — тихо сказал, наконец, Павел. — Я у него жил года полтора, после того, как они погибли. Мне тогда пять лет было.

— Прости, я не знала… — тихо произнесла Ника.

— Я не говорил, вот и не знала. Тут не за что извиняться.

Ника молча кивнула. Она видела, что он собирается продолжать, и приготовилась ждать так долго, как потребуется.

— Родители оставили меня у дяди Сережи, а сами полетели на Венеру. Там проходила какая-то научная конференция. Они были биологами.

Ника заметила, что сидит со стиснутыми до онемения руками. Она чувствовала, что сейчас Павел рассказывает ей то, что мало кто слышал, во всяком случае, от него самого. Почему он вдруг решил, что Ника должна знать эту историю, она не понимала, но для неё это неожиданное доверие значило очень много. Поэтому она затаила дыхание и боялась пошевелиться, чтобы не помешать.

— Они взяли билет на обычный лайнер, который шёл с Луны. Почти сразу после старта лайнер был захвачен террористами, которые требовали… Впрочем, это сейчас не имеет значения. Во время захвата лайнера космическим спецназом погибли шестеро заложников. И мой отец.

Ника прижала руку ко рту. И он тоже. И по нему проехалось то же самое! Это было совпадение, одно из самых неожиданных и тяжёлых на Никиной памяти. Но ещё тяжелее было слышать, как мертвеет недавно ещё живой и весёлый голос, видеть, как стремительно потухает взгляд всегда ясных глаз.

— Маму тяжело ранили. Её ещё успели привезти на Землю.

…Они приехали в центральную больницу так быстро, как смогли. В большом зелёном холле дядя Серёжа нервно мерил расстояние от стены до стены широкими шагами — он уже всё знал, включая и то, что Алина Лазарева умирает, и спасти её вряд ли удастся. А Пашка сидел на большом жёстком диване и терпеливо ждал, когда его пустят к маме. Он иногда ловил на себе странный взгляд дяди Серёжи, и от этого внутри всё переворачивалось и становилось страшно, хотя взгляд был не пугающий, а наоборот — как будто дядя Серёжа вот-вот заплачет. Только это и было самое страшное.

Подошедший врач в зелёном халате что-то тихо говорил дяде Сереже, не глядя в сторону мальчика на диване. Потом замолчал, а дядя тяжело подошёл к Пашке, присел рядом с ним и тихо сказал, что мамы больше нет. Что папы нет тоже, что всё это из-за террористов, что теперь Пашка, наверное, будет жить с ним, что он, дядя Серёжа, никому его не отдаст.

— Я хочу к маме, — тихо перебил Пашка.

Дядя Серёжа замолчал и как-то беспомощно посмотрел на врача. Тот подошёл ближе, тоже присел так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с Пашкиным.

— Понимаешь, её очень тяжело ранили. Мы не смогли ей помочь, и она умерла.

— Я понял. Я хочу видеть мою маму, — упрямо повторил он.

Да что они, не понимают, что ли! Он знает, что такое «умерла», мама и папа рассказывали ему об этом. Но ещё он знает, что потом её не будет уже совсем, он никогда её больше не увидит. Так говорили родители. Когда человек умирает, его больше никто не видит. А сейчас мама здесь, за этими зелёными стенками. И на неё ещё можно посмотреть.

Мужчины переглянулись, и дядя Серёжа едва заметно кивнул. Врач снова перевёл взгляд на Пашку.

— Тогда я должен тебя предупредить.

И он сказал, что мама совсем не такая, какой он привык её видеть, что на ней ссадины и синяки, что у неё в руках много специальных трубочек, что вокруг разные приборы, и что в операционной могли не успеть убрать кровь…

Пашка молча слез с дивана. Пусть всё это будет, но он хотел к ней.

В операционную дядя Серёжа ввёл его за руку, но мальчик высвободился, когда увидел маму, лежавшую посередине комнаты на белом столе. Действительно, от блестящих непонятных приборов к ней тянулись трубочки и провода, и белая рука на краю стола была вся в ссадинах, как будто мама упала с велосипеда, как Пашка пару месяцев назад.

Врач и дядя Серёжа остались в дверях, а он пошёл дальше. И плакать начал только тогда, когда увидел её закрытые глаза на застывшем лице. Это было мамино лицо, но её самой здесь не было. И никогда больше не будет.

Через некоторое время они с дядей Сережёй вышли в широкий коридор, где ходили люди в зелёных халатах, а около лифта стояли какие-то мужчины, одетые в чёрные блестящие комбинезоны космических военных. Пашка видел таких по головизору, они всегда ему нравились, но сейчас было всё равно. Они с дядей тоже подошли к лифту, и вдруг один из военных сделал шаг к ним навстречу. Пашка поднял голову, увидел светлые волосы, сжатые губы, нахмуренные брови и виноватые голубые глаза. Военный вдруг опустился на одно колено, и эти глаза оказались совсем близко.

— Это была твоя мама? — спросил он.

Пашка только молча кивнул, а вокруг всё начало расплываться от новых слёз.

— Парень, мы никак не могли успеть. Мы старались, но не смогли прорваться вовремя. Эти гады слишком хорошо подготовились. Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой…

Ника сама уже ничего не видела. Она хорошо понимала, что пережил Павел. Всего восемь месяцев прошло с тех пор, как погибли мама, Лиза и Инга, как образовалась пустота в душе, страшная и гулкая, куда невозможно заглядывать. А ведь она уже совсем взрослая, и у неё остались отец, Володя, Орест. А Паше тогда было всего пять лет, и у него не оставалось никого.

— Он извинялся за то, что не смог выполнить свою работу так, как должен был, — говорил Павел всё тем же помертвевшим голосом. — Он тогда сам чуть не плакал. Потому что одно дело там, во время операции, сказать «Чёрт, мы не успели», а другое — смотреть в глаза ребёнка, только что простившегося с матерью, которую ты «не успел» спасти.

Он помолчал. Ника быстро вытерла слёзы, пока Павел на неё не смотрел.

— Я после этого твёрдо решил, что уж я-то успел бы. И у меня появилась идея фикс. Стать таким вот спецназовцем, как тот лейтенант из больницы, и спасать людей. Только так, чтобы успевать. Знаешь, дети часто мечтают стать военными, пилотами, врачами, учёными. Только мало кто доносит свои мечты из детства во взрослую жизнь. А я донёс. Я и сейчас не представляю, как буду жить без этой работы.

Она хотела спросить, почему же он уволился, если это было дело его жизни, но не стала. Если захочет, расскажет сам.

— Я так рвался в армию, что дядя Серёжа почти не раздумывал. Теперь-то я понимаю, что поднимать чужого пацана холостому мужику тяжело. Нет, если бы я не подал ему идею с армией, он бы от меня не отказался. Отец был ему самым близким другом… Но идею я подал. Когда мне исполнилось шесть, меня приняли в военное училище. В Суворовское, если тебе это о чём-нибудь говорит.

Хотя Ника раньше и слышала это название, говорило оно мало, однако она кивнула. Неважно, всё неважно, кроме этого рассказа. Она заметила, что колесо уже сделало полный оборот и сейчас снова поднимает их на вершину, но ей было не до того. Крутится и пусть крутится, только бы не прервать Павла.

— Так я там и учился. А в семнадцать меня автоматом перевели в высшее. Все уже знали, что я рвусь в ВКС, в спецназ. Туда и готовили. А потом я с Димкой познакомился. Ну, мы тебе рассказывали, — Павел коротко взглянул на Нику. — Мы с ним так сдружились, что я его за собой потащил. Не промахнулся — он легко отбор прошёл и служил потом, как полагается. Хотя, конечно, не его это дело. Ну, знаешь, как это бывает: у человека хорошо всё получается, вроде, даже с удовольствием, а когда он бросает это дело и другим начинает заниматься, — вздыхает с облегчением. Вот и Димка так же. Он в армию пошёл за тремя вещами: за героической романтикой, за деньгами и за мной. Из всего набора в итоге остался только последний пункт. Деньги за всё это хоть и хорошие платили, но на другой работе можно было получать столько же, а то и больше. Романтика подрастерялась ещё на Земле, за те несколько месяцев, что мы тут тренировались, героика постепенно превратилась в обыкновенную работу, когда мы четыре года только и жили, что на нашем носителе, который швыряли на разные планеты. Иногда бывало — только вернёмся, упадём в койки, а в шесть утра — новое задание.

Ника поёжилась. Ей, как и Дмитрию в своё время, служба в космическом спецназе представлялась чем-то выдающимся, романтическим и даже немного сказочным. А Павел рассказывал всё так буднично, так похоже на любую другую работу, только труднее.

— Ещё на базе я получил доступ к архивам и нашёл описание той операции, во время которой погибли родители. Лейтенант зря извинялся. Они не были виноваты. Они и не могли успеть. И я бы тоже не успел, даже сейчас, с нашим оружием и нашей техникой. А тогда это было тем более невозможно. Я ему так и сказал.

— Ты потом с ним встречался? — спросила Ника.

— Он был моим командиром. Подполковник Фойзе командует «Киплингом», наша рота была у него в подчинении.

Нике показалось, что кабинка под ногами провалилась.

— «Киплинг»? — чуть слышно переспросила она. — Ты летал на «Киплинге»?

— Да, все четыре года.

…«Операцию по освобождению заложников на Каджеро проводит мобильная рота «Киплинга». Это профессионалы своего дела, и мы можем надеяться, что операция будет проведена быстро, эффективно и бескровно».

Тогда она не отрывалась от выпусков новостей, ждала известий из дома. И ей ничего не оставалось, кроме как надеяться на спецназовцев «Киплинга»…

Ника вцепилась в край сиденья обеими руками, в голове бился один-единственный вопрос: кто из них тогда, восемь месяцев назад, штурмовал дома, захваченные этими ублюдками? А Павел по-прежнему не смотрел на неё, скользя невидящим взглядом по огням внизу.

— А чуть меньше года назад произошел этот захват на Каджеро. «Киплинг» получил задание — уничтожить террористов и спасти заложников. Да ты знаешь, чего я рассказываю, ты же оттуда. Ревнёв, «большая галактическая шишка», в заложниках… Да что Ревнёв — там дети, женщины… Ну, ты лучше меня знаешь, как там дело было.

«Ой, Паша, ты не представляешь, насколько хорошо я это знаю», — мелькнуло в голове у Ники.

— Меня назначили командовать операцией. Тогда перед высадкой Фойзе сказал, что если мы не спасем заложников, то как минимум нам грозит потеря погон, как максимум — мне и ему трибунал. Но он мог мне этого и не говорить — я и так всегда делал всё, что от меня зависит. До той операции мне себя не в чем было упрекнуть.

Ника не понимала, что она чувствует. Она как будто разделилась пополам. Одна её половинка хотела кричать, обвинять, даже ударить, хотела биться в истерике — мама, мама, если бы он не ошибся, ты могла бы быть живой! А вторая с тем же неистовством рвалась к этому мальчику напротив, который вот уже почти год казнит себя за то, что не успел там, где, возможно, и нельзя было успеть. Рвалась обнять, успокоить, сказать, что он не виноват, что нельзя тащить на своих плечах вину за ошибки всех остальных. Нику раздирало на две части, она почти физически это ощущала.

— Ника, — вернул её в реальность Павел. — Я хотел тебя спросить.

Она вздрогнула, когда он назвал её имя. И заранее испугалась вопроса. Если он сейчас спросит, придётся ответить. Но она не была готова. Она ещё сама не поняла, что произошло, что изменилось, и как ей нужно теперь поступить. Но он хочет спросить.

Некоторое время она выдерживала его тревожно-упрямый взгляд, впервые замечая, как он колеблется. И в ту секунду, когда она уже была готова опустить глаза, он снова изменился — стал прежним, спокойным и решительным.

— Прости, — мотнул он головой, словно отметая все тревожные вопросы. — Я тебя сюда привёз, чтобы от грустных мыслей отвлечь, а сам загрузил своими проблемами. Между прочим, мы крутимся уже чёрт знает какой круг, — без перехода сообщил он. — И времени уже почти час ночи. Если хочешь, мы можем ещё на чём-нибудь покататься или домой вернуться.

Ника нажала кнопку, стёкла поднялись, укрыв кабину от прохладного ветра.

— Домой, — тихо сказала она. — Я хочу домой.

Павел кивнул. Нельзя было понять — расстроил его ответ или наоборот он мысленно вздохнул с облегчением. Лицо его оставалось спокойным, от напряжения и горечи последних минут не осталось и следа. Ника подумала — он рассказал ей то, что мешало ему, что тяготило, как любой скелет в шкафу. Он не решился спросить, но это ничего не меняет — он всё равно ждёт ответа, ждёт её реакции, наверняка волнуется, поэтому и надел свою привычную маску «я спокоен». Как бронежилет. Даже если она скажет, что он ей противен, что после всего, что узнала, она не хочет его видеть, потому что там погибли её мама и Лиза с Ингой — даже тогда его лицо не дрогнет.

Так что ты ему скажешь, Ника?

Колесо опустило их кабинку вниз, Павел открыл дверцу, шагнул на землю, подал руку. Она, не колеблясь, вложила свою ладонь в его, шагнула следом. Не разжимая рук, они спустились вниз по лестнице, и только тут он неохотно, как показалось девушке, выпустил её пальцы и отошёл к незаметному маленькому строению справа. Несколько секунд — и остановилось огромное сияющее колесо, а потом почти сразу погасли волшебные огни, превратив переливающуюся всеми цветами радуги сказку в мрачно темнеющие на фоне звёздного неба силуэты. Глаза Ники ещё не успели толком привыкнуть к темноте, а Павел уже снова оказался рядом. Он молча взял её за руку и повёл к выходу, аккуратно направляя и поддерживая, когда она спотыкалась на неровностях дорожки. Аэрокар ждал их там, где его оставили. Ника запоздало подумала, что за эти три с лишним часа на счётчике набралась большая сумма.

— Я автопилот включу, — ровным голосом сказал Павел, когда усадил её на заднее сиденье. — Устал я что-то.

— Хорошо, — отозвалась Ника таким же ровным голосом, а внутри что-то сжалось, когда она подумала, что сейчас он сядет рядом с ней.

Но он закрыл дверь и сел снова впереди. Ника подавила вздох то ли облегчения, то ли разочарования — она всё ещё сама не понимала, чего испытывала больше.

Все двадцать минут полёта они молчали. В такси горел свет, и за окном ничего не было видно — сплошная чернота ночного неба. Зато Ника могла, не отрываясь, смотреть на смешные рыжие завитки на затылке Павла, который так ни разу и не обернулся. Она думала, что сейчас, наверное, он жалеет о сказанном и вообще — что привёз её в этот парк.

От того, что сейчас сделает она, Ника, зависит, что будет дальше. Или они разойдутся навсегда, или наоборот, она примет его со всеми этими скелетами в шкафах и его грузом вины. Или, что ещё лучше, поможет избавиться от них. И, кажется, Ника уже знала, что будет делать, когда они прилетят домой. Она скажет то, что хотела сказать её вторая половинка там, на колесе — что не виноват он. Что те люди, чьи близкие погибли там, наверняка не обвиняют спецназовцев, ведь те и так сделали всё, что могли. А не ошибается только тот, кто ничего не делает. Он, конечно, ответит, что она не может говорить за тех, кто потерял близких, и тогда она расскажет про маму с Лизой. Конечно, права была именно эта половинка. Как можно обвинять его в убийстве, которое он не совершал, а пытался предотвратить? Как можно ударить, если ему и так плохо? Как можно не помочь, если ему нужна помощь?

Дмитрий в квартиру так и не вернулся. Но сейчас это Нику уже абсолютно не волновало. Её волновало, как продолжить оборвавшийся разговор. Дома из головы вылетело всё, что она обдумывала последние десять минут полёта. Всё казалось надуманным и каким-то ненатуральным. Как сказать, чтобы он понял и поверил, как сделать, чтобы слова не повисли в воздухе, а подействовали?

— Я всё-таки приготовлю чай, — деревянно сказала она совсем не то, что было нужно, и стремительно скрылась за спасительной дверью кухни.

Подобрала валяющиеся на полу ложки, механически их вымыла, снова включила чайник и застыла, глядя на поднимающиеся со дна пузырьки в его прозрачном боку. А с чего она взяла, что ему вообще важно её мнение? Это же Павел. Он сказал ей то, что считал нужным. Он просто был с ней честным, хотел, чтобы она знала, что у него на совести, потому что они стали больше чем просто знакомыми. Это просто был шаг навстречу. Она его не оттолкнула, значит, всё нормально. Зачем ворошить уже произнесённое? Он не знает про маму и Лизу, не понимает, насколько ей важно именно это его признание. Ну и пусть. Зачем ставить понимание между ними, зачем делать так, чтобы к его грузу вины добавилось ещё и это? Ничего она ему не будет говорить.

— Чайник закипел, — сказали от двери.

Ника вздрогнула. Действительно, чайник уже выключился, а она всё так же держала в руках эти треклятые ложки и смотрела на уже неподвижную воду. А в дверях стоял Павел и наблюдал за ней странными глазами. Конечно, странными, а какими ещё глазами смотреть на человека, которого загипнотизировал чайник?

— Прости, я задумалась, — смутилась она и поспешно начала собирать на поднос пирожные к чаю — эх, не есть бы их ночью, но ведь хочется.

— Ника, — сильная рука легла на её ладонь сверху, заставляя выпустить поднос, который она уже собралась нести в комнату. — Подожди. Посмотри на меня.

Она разжала пальцы и послушно подняла взгляд. Ника никогда не видела Павла таким. За последние несколько часов он менялся так часто, что уже казалось, будто она его вообще никогда не знала. Сейчас он был совсем новый, незнакомый, но именно этот Феникс заставил её сердце биться так сильно, как оно не билось никогда в жизни. Какие у него красивые глаза, как серьёзно и внимательно он смотрит, как вздрагивают эти пушистые ресницы, как же хочется коснуться его волос, чтобы пальцами почувствовать этот огненный жар!

Слова Павла заставили её вернуться к действительности.

— Я всё-таки должен знать, Ника, — твёрдо сказал он. — Скажи, где ты была тогда? Я знаю, что ты из Солнечного, но я не помню всех имён. Твоя фамилия мне незнакома. Но ты ведь оттуда, да?

— Да, — еле слышно ответила она.

— Где ты была тогда?

Ей показалось, что сейчас для него это самый главный вопрос.

— Я был так занят своими исповедями, что только сейчас сообразил, — он на секунду сжал губы, лицо его стало даже немного сердитым, и Нике стало не по себе, но это прошло, как только он решительно продолжил. — Ты или кто-то из твоих был там во время захвата?

Ну, вот и всё. Врать не имело смысла, раз он так прямо спрашивает, лучше ответить. Ника чувствовала, что если сейчас не скажет правду, а потом это обнаружится, Павел не простит. Он был с ней сегодня честным, и она тоже не сможет его оскорбить ложью.

— Да, — ответила она.

Он молча ждал, а взгляд требовал: «говори, всё говори, не тяни!». И она сказала.

— Я была здесь, на Земле. А мои… мои родные оказались в том здании, где штурм начался раньше. Они… — её голос дрогнул, но она закончила: — Они погибли.

Пальцы на её ладони сжались и тут же выпустили. Ей хотелось закрыть глаза и спрятаться, но она упорно продолжала смотреть ему в лицо, и тогда глаза закрыл он. На секунду. Когда он снова взглянул на неё, Ника подумала, что лучше бы она соврала, пусть бы он её и не простил потом.

— В отличие от лейтенанта Фойзе, — устало сказал Павел, — я должен был успеть. Этого могло не случиться. Мне всего лишь надо было…

«Одно дело там, во время операции, сказать «Чёрт, мы не успели», а другое — смотреть в глаза ребёнка, только что простившегося с матерью, которую ты «не успел» спасти».

И тут в Нике что-то взорвалось.

— Хватит! — неожиданно громко сказала она.

После разговора в полтона резко сказанное в полный голос слово подействовало, как удар кулаком по столу. Наступила тишина, которую нарушало только их дыхание.

Нике требовалось немедленно оборвать новый поток самообвинений, которыми этот мальчишка решил себя дополнительно полить. Она не могла этого слышать, ей просто необходимо было защитить его от него самого. Всё ушло на второй план, осталось только это окаменевшее лицо, безжизненный взгляд и пепельный голос. И больше Ника не думала о том, правильно ли то, что она делает, нужно ли это, она просто не могла сделать ничего другого. Один шаг — и её руки уже на его плечах, уже взлетели к его затылку, чтобы, наконец, притянуть к себе эту упрямую голову, чтобы сделать то, что так давно хотела, но сама себя не понимала.

Пальцы в рыжем пламени, какие же y него мягкие волосы, как же близко эти удивлённые синие глаза, какие у него нежные и сильные губы, какие осторожные руки, недоверчиво обнимающие её талию, какой же он родной и близкий, как она могла думать, что ему ничего от неё не нужно, как она могла думать, что может просто промолчать и ничего не сделать, как она могла весь вечер так его мучить своим бездействием!

Время текло мимо, они не следили за ним и сколько простояли так, растворяясь друг в друге, не знали. Однако постепенно Ника осознала, что Павлу что-то мешает, не даёт освободиться, сдерживает, он как будто сам себя всё время останавливает, не отпускает. Она осторожно отстранилась, не разжимая рук, и заглянула в его глаза.

— Я хочу, чтобы ты забыл об этом, — сказала она, безошибочно попав в то, что действительно мешало ему. Попадание подтвердил его неверящий ответный взгляд, но она предупредила возражения. — Ты не мог их спасти. Тебя там не было, ты не можешь быть везде. Твои люди — они сами по себе. А ты делал всё, что мог и, наверное, даже больше. Я хочу, чтобы ты перестал заниматься самобичеванием. Ты простил своего Фойзе, а я и мы все прощаем вас. — Ника перевела дыхание. — Пожалуйста, прости себя тоже.

— Почему ты это делаешь? — как-то растерянно спросил Павел.

Ника не очень поняла, что он имеет в виду, но ответ вырвался сам собой, раньше, чем она успела осознать его.

— Потому что я тебя люблю.

Наверное, после нескольких недель знакомства эти слова звучали преждевременно, и в них трудно было поверить, но Ника знала, что это правда. Сейчас она ясно понимала, что это пришло вместе с первыми взглядами, которыми они обменялись при той встрече у оврага. И ещё она понимала, что он тогда опередил Димку не из спортивного интереса, а потому, что его тоже поймало это чувство. И теперь совсем иначе выглядели все его поступки. И то, как он отогнал Эдика, и его вопрос про Володю на голографии, и сегодняшний полёт к заброшенному парку, и эти его откровения — всё это потому, что между ними всегда было что-то большее, чем взаимный интерес и дружеская симпатия.

Ника не могла выразить это словами, но она чувствовала, что не ошибается. Единственное, чего она боялась — что не сможет объяснить эту свою уверенность ему. Почему он молчит?

Павел действительно молчал, всё так же пристально изучая её лицо, а глаза делались всё растеряннее, всё удивлённее, но неверие из них медленно уходило. Он ей поверил. И вдруг солнечно улыбнулся, снова изменившись. Но это очередное изменение сделало его ещё ближе, ещё роднее, и Ника подумала, что вот сейчас она и видит настоящего Феникса. Он снял все свои маски и полностью открылся ей. От этого понимания её словно затопило изнутри такой радостью, такой нежностью, таким ещё неясным, но уже непреодолимым желанием непонятного, чего она давно хотела и боялась, но разве можно было бояться этого с ним!

Мысли становились всё более бессвязными, и, в конце концов, осталось только одно — имя. И когда она, наконец, произнесла это имя вслух, на секунду оторвавшись от его губ, Павел подхватил её и через минуту они были уже в коридоре. До спальни оставалось несколько шагов, но Ника сама соскользнула с его рук и шагнула в комнату, освещённую только огнями из-за окна, на ковёр. Павел остановился на пороге. Она отступила к окну, развела руки в стороны, как для объятия, и, будто танцуя, медленно закружилась, слегка изгибаясь, как кошка.

Этот беззвучный танец, эта стройная фигурка и волны длинных волос, эти призывные чувственные движения произвели на него действие поистине магическое. Девушка в темноте у окна из любимой Ники, которую он, как ему казалось до сих пор, уже хорошо знал, неожиданно превратилась в незнакомое сказочное создание. Неземное, прекрасное, притягательное и зовущее, обладающее силой, которую до сих пор он никогда не встречал в женщинах, силой, которая лишала рассудка. Он сделал несколько шагов и опустился на колени — потому что рядом с этой незнакомкой можно было находиться только так.

Ника видела Павла, как в тумане. Голова слегка кружилась, сердце колотилось, как сумасшедшее, ноги подгибались, и всё тело словно плавилось от необходимости снова ощутить его руки, прижаться к нему, снова почувствовать тепло и уверенность, вдохнуть запах рыжих волос, снова коснуться своими губами его. Вот он опустился на ковёр, на колени, как будто молился на неё. Нет, это неправильно, он не должен так поклоняться ей, это несправедливо, он не должен… Ника сделала слабый шаг и мягко осела рядом — ноги окончательно отказались её держать. Она понимала, что именно сейчас случится, но волновалась не из-за страха того, что произойдёт с ней самой. Она боялась, что не сможет сделать так, чтобы хорошо было ему. Просто знать, как всё происходит на самом деле, недостаточно. И ей оставалось только надеяться, что он сам поможет.

Когда волнение стало подниматься всё выше, а волшебный туман в голове начал рассеиваться, вытесняемый этими опасениями, Ника почувствовала обнимающие её руки. Повернув голову, встретила тёмный взгляд — в ночной комнате синие глаза Павла казались чёрными, — и почти мгновенно снова успокоилась. Руки ласкали, заглушая тревогу, вызывая до сих пор неизведанные ощущения в теле, снова погружая её в туманную сказку желаний. Нежные и одновременно требовательные губы на лице, шее, груди пробуждали к жизни совершенно новую Нику, Нику-женщину.

Она не уловила момент, когда исчезла стесняющая движения одежда, когда её руки вместо ткани рубашки ощутили гладкую, прохладную на ощупь кожу и волнующие выступы мускулов. Пушистый ковёр под спиной нежно окутывал плечи, согревая и тоже лаская — но разве эта ласка могла сравниться с теми, которые дарили эти руки, губы, это дыхание, эта молчаливая нежность в каждом движении сильного гибкого тела рядом…

Она почти совсем забыла, что вот-вот должно произойти что-то из ряда вон выходящее, то, чего она ждала и немного боялась. Вспомнила и поняла, что от страха не осталось и следа, а ещё неожиданно ясно осознала, что Павел специально не торопится, он же знает, что у неё до сих пор не было мужчины. И сейчас он ждёт, когда она будет готова, ждёт, хотя Ника чувствовала, что он-то готов полностью, и бог знает, чего ему сейчас стоит сдерживать себя. Она осторожно подвинулась ближе к нему и, когда их тела соприкоснулись, требовательно привлекла к себе, чтобы дать понять, чего она хочет. Встретила обеспокоенный взгляд и нежно улыбнулась. «Не бойся, я жду тебя», — сказала она глазами, и он её понял.

Когда-то давно, в той жизни, кто-то рассказывал, что у девушек очень редко бывает так, чтобы в первый же раз получить удовольствие от занятия любовью. Тот, кто так говорил, не знал Феникса. Тот, кто так говорил, не понимал, что это такое — заниматься любовью с ним. А Ника знала. Она узнавала это счастье прямо сейчас, каждую секунду, каждое мгновение проходящего мимо них времени.

Может, боль и была, но она не осознала этого. Слишком мощной оказалась волна радости от ощущения единения с человеком, дороже которого у неё сейчас не было. Чувствовать его вздох на своих губах, его чуткие пальцы на своей груди, чувствовать его в себе, ощущать каждое его движение, как своё — что может быть чудеснее… И эта нарастающая волна, дурманящая сознание, выпустила на волю подсознательное «я» Ники, её древнюю женскую составляющую, заставила её стонать, даже рычать, одной рукой вцепившись в гладкую мужскую спину с перекатывающимися под кожей мышцами, а второй — в длинный ворс ковра. И это она, новая Ника, стонала, когда наслаждение захлестнуло её с головой.

Восходящее солнце отразилось в окнах дома напротив и пощекотало зайчиком света закрытые веки. Она привыкла просыпаться рано, вместе с солнцем, поэтому глаза открыла сразу же. Несколько секунд пришлось потратить на опознание места, где она проснулась. И тут вспомнилась ночь. Ника тревожно повернула голову и встретила внимательный и непривычно влюблённый взгляд Павла, который, приподнявшись на локте, наблюдал за её пробуждением.

— Доброе утро, — сказал он. — Прости, я вчера заснул, не успел тебя на кровать перенести.

Ника радостно улыбнулась. Так это было на самом деле!

— Доброе утро, — всё ещё улыбаясь, ответила она. — Подумаешь! На этом ковре спать теплее и удобнее, чем на кровати. Тем более что кто-то перед скоропостижным засыпанием успел принести одеяло из спальни.

— Ну, ты так уютно тут устроилась, что не хотелось тебя будить, — тоже улыбнулся он, слегка виновато.

И тут Ника спохватилась.

— Паш, а вдруг сейчас Димка вернётся, а мы тут…

Она торопливо вскочила, завернувшись в одеяло, и убежала в спальню, прихватив свою одежду, заботливо сложенную на кресле кем-то, видимо, торопящимся уснуть. Оделась, причесалась, зашла обратно и застала Павла тоже уже одетым, стоящим у открытого окна. Он обернулся на звук её шагов.

— Ника, подойди ко мне, пожалуйста.

Его голос насторожил вчерашней серьёзностью. Ника напряглась, подходя ближе.

— Скажи, ты не жалеешь?

Он не спросил больше ни слова, просто стоял, выжидательно смотрел ей в глаза, и на его лице не было маски спокойствия, он заметно волновался.

Ника облегчённо потянулась к нему — всем телом, всей душой, всем своим существом, — и он принял её в свои объятия.

— Я ни о чём не жалею, солнышко моё, — нежно сказала она, прижавшись к его груди и ловя щекой удары сердца. — Вчера всё было замечательно. И полёт, и парк, и то, что потом… — она осторожно высвободилась из его рук. — Пойду готовить завтрак.

Уже у дверей обернулась и добавила:

— И то, что теперь мы знаем друг о друге намного больше — тоже хорошо.

Она не стала дожидаться его ответа и прошла на кухню. Закрыла за собой дверь, повернулась к столу и вскрикнула. На полу сидел Дмитрий. Он поднял голову, как-то вымучено улыбнулся и сказал:

— Я не захотел вас будить. Вы слишком хорошо спали.

Ника даже не смутилась, настолько её поразило его лицо. Она бросилась к нему, схватила за руку, заглянула в глаза.

— Дима, что случилось?

Он посмотрел куда-то мимо неё и снова криво усмехнулся. Ника обернулась. В дверях стоял Павел — конечно, он услышал её вскрик. И от её счастливого мужчины в нём уже ничего не осталось. Это был собранный и решительный Феникс, готовый к любым неприятностям.

— Ты нашёл её?

Дмитрий устало прикрыл глаза.

— Нет. Но я узнал, что с ней.

Ника поднялась на ноги.

— Дим, она жива?

— Надеюсь, что да, — не открывая глаз, ответил он.

— В таком случае, ты всё расскажешь после завтрака, а ещё лучше, после того, как выспишься. Лишние несколько часов ничего не изменят.

Павел помог Нике собрать на стол. Завтрак прошёл в молчании. Дмитрий, казалось, совсем ушёл в себя, но не обдумывая принесённые новости, а просто отключившись. Ника с беспокойством поглядывала на него, ей ещё не приходилось видеть Дмитрия в таком состоянии. Судя по всему, Павел тоже нечасто такое наблюдал. Внешне он был совершенно спокоен, но молчание и напряжённый взгляд выдавали его тревогу.

Когда стало ясно, что никто не может больше проглотить ни кусочка, Павел всё так же молча увёл Дмитрия в комнаты, а Ника занялась уборкой. На душе творилось непонятное. Волшебная ночь растворилась в навалившемся проблемами дне. Было тревожно за незнакомую, но уже совсем «свою» Риту, было жаль убитого ночными поисками Димку, и ещё Ника очень не любила неизвестность. Особенно отчётливо это стало проявляться после тех страшных часов ожидания известий о родителях.

— Отрубился моментально, — сказал вернувшийся Павел.

— Рассказал что-нибудь? — спросила Ника.

— Говорю же — моментально. Слушай, а ты молодец, — насмешливо прищурился он. — «Расскажешь, когда выспишься». А самой интере-е-есно!

Он так забавно протянул слово «интересно», что Ника невольно рассмеялась, потом посерьёзнела.

— Можно подумать, тебе всё равно.

— Конечно, нет. Только ты права, он слишком вымотался. Не знаю, где его носило, но, должно быть, места были не самые радостные, а люди не самые приятные. И новости не лучшие.

Ника поставила последнюю чашку, закрыла посудомоечную машину, нажала кнопку и подошла к Павлу.

— Главное, она жива. Остальное поправимо. Правда ведь?

Павел невесело улыбнулся и притянул её к себе.

— Конечно, девочка. Теперь мы точно со всем справимся.

— Почему «теперь»? — спросила она, чувствуя, как знакомое тепло снова обнимает её, а от ласкового «девочка» хочется взлететь.

— Потому что теперь у меня есть ты, — просто ответил он.

Следующие пару часов они просидели на кухне, на небольшом диванчике около окна. Когда устали молча целоваться, Ника печально сказала:

— А мне сейчас в институт идти, консультация, я с преподавателем договорилась. Так и не услышу ничего.

— Иди спокойно. Димка проспит ещё несколько часов. Я давно его таким не видел, но когда видел — он в себя почти сутки приходил. Только тогда выспаться ему не дали.

Ника лишь вздохнула и пошла собираться.

На консультации она заставляла себя сосредоточиться, ей приходилось прикладывать поистине титанические усилия, чтобы поддерживать разговор с преподавателем. Мысленно она постоянно возвращалась на свою кухню, где, наверное, Димка уже рассказывает Павлу новости. Когда она в очередной раз тряхнула головой, чтобы отогнать навязчивые мысли, Роман Георгиевич прервал свой плавный монолог и с неожиданным интересом спросил:

— Что, в самом деле очень трудно не думать о белой обезьянке?

Ника вздрогнула и испуганно посмотрела ему в лицо.

— Простите?

Вопреки её ожиданию, он не сердился, а выцветшие зеленоватые глаза смотрели из-за толстенных стёкол старинных очков с пониманием.

— У вас же что-то случилось, Ника. Вы стараетесь забыть об этом, но это невозможно, как невозможно не думать о белой обезьянке. Особенно если поставить перед собой задачу ни в коем случае о ней не думать.

Девушка смутилась. Старый преподаватель попал в точку.

— Идите-ка домой, Ника, — мягко сказал он. — Решайте свои проблемы. Вы вполне готовы к экзамену, и мне вовсе незачем гонять вас, как остальных. Увидимся на следующей неделе, по расписанию. Удачи!

— Спасибо, Роман Георгиевич! — с чувством сказала Ника и, попрощавшись, торопливо выбежала из кабинета.

Когда она вернулась, Павел по-прежнему сидел на кухне, перед ним в воздухе висел виртуальный экран головизора, в котором под ритмичную музыку мелькали ярко одетые фигурки.

— Ты так быстро! — он поднялся навстречу.

Ника уже привычно — и когда только успела привыкнуть-то! — шагнула в его объятия и ответила на поцелуй смертельно соскучившегося после долгой разлуки — и когда успел соскучиться-то!

— Новости есть?

— Откуда? Димка даже на другой бок не перевернулся. Как упал, так и дрыхнет, как сурок в норке.

Павел говорил в обычном приподнятом тоне, но глаза выдавали тревогу. Нике снова стало не по себе.

— А я, может, вообще не ворочаюсь во сне, — сказал Дмитрий, заходя на кухню.

— Доброе утро, — после секундного замешательства отозвалась Ника. — Чай будешь?

— Чай, кофе и всё прочее будет потом.

Ника слегка поёжилась. Таким голосом Павел при ней говорил редко, если не сказать — никогда.

Дмитрий кивнул, присаживаясь за стол — как-то неловко, боком.

— Я был у её родителей. Они ничего не знают. Отец упёрся, как осёл, чуть что в шею не вытолкал. Меня потом её сестра, Аля, догнала на улице. Она Ритку видела.

Алиша рассказала, как Рита в «Каравелле» получила предложение не только работать, но и проживать, — и ездить никуда не надо, и жить вместе с подругами по работе, и всё это дешевле, чем снимать жильё самостоятельно. Рита долго упиралась, хотела встретить ребят дома, в той квартире, которую сам Дмитрий выбирал. А потом неожиданно передумала.

— Она сама не своя была, я даже подумала, что она болеет, что ли. А она… Я у неё в сумочке видела упаковку… Я сама никогда его не видела раньше, но… — Алиша зажмурилась и торопливым шёпотом закончила: — Рита сказала, что это реон.

Дмитрий ушам не поверил.

— Аля, ты ошиблась, наверное, — нерешительно начал он, но она замотала головой.

— Она сама же мне потом сказала. Отнекивалась долго, а потом разревелась и сказала, что без него уже не может. И ещё сказала, что переедет, потому что иначе Руслан… Фрог ей откажет в этой гадости.

— Фрог? Эта жирная свинья? — Дмитрий неожиданно понял, что Алиша действительно говорит правду. — Зачем она с ним-то связалась, дурочка?

— Я не знаю, зачем. Она так влипла, Димка! Она его просто ненавидела, но уйти не могла уже.

— Где? Где эта «Каравелла» сейчас? Первое место, где я искал, был этот клуб, но они переехали!

Алиша чуть не плакала.

— Я не знаю! Они переехали уже потом, и Рита ничего не сказала. Мы же почти не виделись, ты же знаешь!

— Знаю, — зло бросил он. — Поводок короткий, не пускает.

Алиша застыла, глядя на него огромными глазами, в которых медленно появлялись слёзы. Риткины глаза.

— Да, — тихо сказала она. — Ритка с него сорвалась. Много счастья ей свобода принесла?

Девушка развернулась и быстро пошла прочь, потом побежала. Дмитрий смотрел ей вслед, но ни шагу не сделал, чтобы вернуть.

— Я всю ночь пытался раскопать следы Фрога и его клуба. Но там такая круговая порука, — Дмитрий развёл руками. — Пару раз пытались морду набить, но не сложилось. В общем… Я не знаю, где они.

Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Как будто и не было нескольких часов сна — он снова выглядел таким же разбитым, как утром.

— Хорошая семья, — вырвалось у Ники. — Если бы у меня такие родственники были, я бы повесилась.

Дмитрий усмехнулся.

— Или сбежала бы, как Ритка. — Он открыл глаза и взглянул на неё. — Ты не похожа на человека, способного повеситься.

Ника посмотрела на Павла. Тот сидел, положив обе руки на стол перед собой, не шевелясь, и слушал Дмитрия. Он поймал её взгляд, но ничего не сказал.

— Пашка, я не представляю, как её искать, — сказал Дмитрий, и Ника уловила в его голосе нотки отчаяния. — Официально она в этой «Каравелле» не числилась, да и нет уже «Каравеллы», судя по всему. Во всех справочных дают только адрес её родителей.

— Не паникуй, Дим, — остановил его Павел.

Да, паниковать было нельзя. Но Дмитрий не знал, что ещё можно сделать. Он воспользовался всеми своими сомнительными знакомствами пятилетней давности. Те, кто не притворялись, что впервые видят его, при слове «реон» хмыкали и доверительно сообщали, что любого другого они бы тут же сдали бы в полицию, но его, Дмитрия, просто пошлют в пешее эротическое путешествие, чтобы не приставал с глупостями.

После нескольких дней поисков стало ясно одно: просто так выйти даже на самого мелкого дилера у них не получится.

Павел говорил, что они начали копать в слишком опасном месте. И он был прав. О реоне они слышали. Пару раз ещё на «Киплинге» сталкивались, в служебном порядке. Чего только они тогда не наслушались. И теперь им обоим было не по себе. И не только потому, что реон один из самых страшных наркотиков, который ловит свои жертвы на самое сильное — на их собственные мечты. Просто кроме этого вокруг реона была самая серьёзная сеть дилеров, и выйти на центр этой сети не удавалось уже почти пять лет. Это было более чем просто серьёзно. И связываться с теми, кто заправлял всей этой машиной, в одиночку было не просто глупо и опасно. Это было самоубийство.

Дмитрий пытался сказать, что они и не связываются. Они просто ищут свою подругу… отмазка слабая. Наркотики и их хозяева просто так своих жертв не выпускают никогда.

Ника знала о реоне не намного больше написанного в учебной программе. Так, общие познания. После известия о Рите она на следующий же день начала изучение более углублённо, прекрасно понимая, что, когда девушка найдётся, эти знания пригодятся. Ведь она была единственным медиком в этой компании.

Ника всегда думала слово «когда», а не «если», потому что с трудом могла представить, что будет с Димкой, если они не вернут ему Риту. За эти пару месяцев она узнала его достаточно, чтобы изменения, происшедшие в нём в ту ночь, её просто шокировали. Даже ей, так недавно с ним знакомой, были непривычны его постоянно встревоженные глаза и отсутствие жизнерадостной улыбки. Он все свои выходные убивал, болтаясь по городу — Ника подозревала, что уже бесцельно. Он просто не мог сидеть на месте и готов был бродить по улицам просто так, заглядывая в лица проходящим мимо девушкам, только бы не бездействовать.

Возвращался усталый, поникший, молча ел и так же молча ложился спать.

Ника чувствовала, как ему тяжело, но помочь ничем не могла, как и Павел, который не показывал вида, но иногда она замечала, какими глазами он смотрит на Дмитрия.

В тот же день, когда стало ясно, во что влипла Рита, Павел завёл с Никой серьёзный разговор. Он просил её не вмешиваться в эти поиски и никого не подключать к ним, как она хотела сделать. Она понимала, что Павел не будет просто так нагонять панику, понимала, что это очень серьёзно, и верила, что он знает, что делать. И уж по крайней мере чётко знает, чего делать не надо. Впрочем, она и не собиралась бегать по улицам, просто хотела узнать по своим знакомым врачам в наркологических диспансерах — не поступала ли к ним такая девушка? Когда она сказала об этом Павлу, тот некоторое время думал, а потом посоветовал подождать. Она и не подумала возражать, хотя скажи это кто-нибудь другой, она привела бы кучу доводов в свою пользу. Странно, почему в этот раз ей это даже в голову не пришло.

Глава 9

В ближайшем к Медицинскому Университету «Кактусе» Ника бывала вместе с однокурсниками. Правда, уже во время второго визита они поняли, что это заведение не для студентов. Нет, никто не мешал им веселиться, девушки на маленькой сцене танцевали, пели, обходясь без почти обязательного в таких барах стриптиза, и это вполне устраивало публику. Но общая атмосфера тогда показалась им слишком жёсткой. Опять же, наличие стронгеров за соседними столиками не способствовало расслаблению, и третья вечеринка, как и все последующие, проходили не в «Кактусе». Ника же забегала сюда несколько раз, уже в одиночку — просто перекусить, университет был совсем рядом. Вот и сейчас ей нужно было немного посидеть, чего-нибудь перекусить и даже, возможно, выпить. Кроме «Кактуса» поблизости ничего удовлетворяющего её нестрогий, но всё же разборчивый вкус, не наблюдалось, и она зашла в знакомую, почти не изменившуюся дверь.

Едва перед ней открылась последняя створка, отделяющая холл от зала, как со всех сторон обрушилась музыка. На маленькой круглой сцене парень в облегающем белом костюме танцевал нечто, напоминающее степ. Несмотря на вечернее время, посетителей было мало, и Нике предложили самой выбрать место в небольшом зале. Ей вспомнилось, как Павел занимал места в том летнем кафе в день их знакомства, усмехнулась и остановила выбор на столике у стены, так, чтобы видеть почти весь зал, сцену, и чтобы выход был недалеко. Заказ, как всегда, несли довольно долго, один музыкальный номер успел смениться другим. Чёткий ритм превратился в перекатывающийся перестук небольших барабанов и плавные волны восточной мелодии. На сцене появились трое смуглых парней, обнажённых по пояс, с приклеенными к щекам маленькими кружками микрофонов, так что казалось, что все они близнецы с одинаковыми родинками. Близнецы подхватили мелодию речитативом на незнакомом языке.

Ника улыбнулась официанту, доставившему её заказ, и спросила, кивнув в сторону сцены:

— О чём они поют?

— Они не поют, сударыня, — вежливо ответил официант. — Петь будет прима.

Словно дождавшись этих слов, на сцену выпорхнула невысокая девушка с копной тёмных, почти чёрных волос, одетая в чёрное же платье, стилизованное под восточные одежды — длинная юбка, глубокое декольте, обнажённые руки и живот. Когда она запела высоким мелодичным голосом, Ника отстранённо подумала: ребята не предупреждали, что Рита ещё и поёт, да так красиво.

Она всё ещё держала в руке бокал, когда осознала, что видит именно ту, кого они так долго и безуспешно пытались найти. Это было почти невозможно, такое стечение обстоятельств, такое везение — она ведь могла и не зайти сюда, могла поехать сразу домой! Ника успела забыть и о бокале, и о том, что устала, и о том, что хотела есть…

Девушку на сцене трое танцоров красиво перекидывали друг другу, изображая то ли страсть, то ли игры собственников, а Нике казалось, что они не притворяются. Судя по тому, что рассказал Димка, Рита попала в зависимость не только от наркотика, но и от людей, которые её в это втянули. Не по их ли прихоти она сейчас играет в этом баре роль местной примадонны? Незаметно, чтобы она чувствовала себя звездой вечера. В голове мысли выстраивались в строгую логическую цепочку. Димка — Рита на сцене — Павел — такси — чёрный ход. В зале стоял шум, музыка гремела отовсюду, и Ника решилась включить мобильный телефон. Такси к чёрному входу «Кактуса» было доставлено даже раньше, чем Рита перешла к последнему куплету песни, которая оказалась несколько длиннее предыдущего выступления. Как раз, когда девушка соскочила со сцены и в танце начала обходить столики в зале, клипса мобильника, закреплённая в причёске Ники, пискнула отчётом о подошедшей машине. Теперь оставалось дождаться момента, удобного для того, чтобы предупредить Риту. Проблему «как» Ника решила просто — на белой салфетке набросала несколько слов, и когда танцовщица оказалась у её столика, быстрым движением глаз и руки добилась того, чтобы Рита обратила внимание на записку, молясь всем богам, чтобы её предположение оказалось верным.

Ей повезло — видимо, перед выступлением Риту привели в нормальное состояние, чтобы на сцене она вела себя адекватно, и та не смогла не понять две строчки на белой бумаге: «У чёрного входа, быстро». Ника встретила взгляд тёмных блестящих глаз, облегченно вздохнула — её поняли, и Рита оказалась уже танцующей у соседнего столика. Песня подходила к концу. Ника затолкала исписанную салфетку под манжет рукава, надеясь, что вся пантомима прошла незамеченной для окружающих, подозвала официанта. Пока он снимал деньги с её карточки, она мило улыбалась ему, мысленно избивая кулаками — шевелись же ты! Бегло оглядывая зал, девушка заметила невысокого толстого мужчину с белобрысой головой, который провожал Риту хозяйским взглядом. По тому, как затравленно она оглядывалась на него, Ника поняла, что это, скорее всего, и есть Фрог, тот, кто держит Риту на привязи. Ну ничего, сейчас мы привязь-то оборвём, — холодно подумала Ника, забрала карточку у официанта и неторопливо вышла из зала. Едва оказавшись на улице, она бросилась к чёрному входу «Кактуса» так стремительно, как будто собиралась взлететь. К такси они с Ритой подбежали одновременно, для них с готовностью открылись дверцы машины, и девушки синхронно, как заранее отрепетировав, запрыгнули внутрь.

Ника набрала на панели управления адрес своей квартиры и только когда машина набрала скорость, повернулась к похищенной.

— Я — Ника, — коротко сказала она, по-мужски протянув руку. По тому, как решительно сжала её ладонь Рита, она поняла, что та действительно, хорошо была натренирована в своё время Дмитрием. Ни капли удивления ни в карих глазах, ни вообще на лице.

— Рита, — прозвучало в ответ также лаконично. — Спасибо.

— Пока не за что, — покачала головой Ника, оглядываясь назад.

— Меня никто не видел. Фрог так уверен, что я никуда не денусь, что меня давно не охраняют. Да и зачем? Я действительно, никуда не могла бы деться. Мне просто не к кому бежать. И незачем.

— Привет, — Ника даже удивилась. — А Дима?

Появившееся выражение на лице Риты она не поняла. Конечно, та переживала, что не смогла дождаться Димку, сорвалась. Но это был не стыд, не смущение. Это был откровенный страх. Ника подумала, что разбираться в сложных отношениях этой парочки лучше потом, а сейчас надо думать о том, как бы улизнуть незаметно, и тут машина неожиданно сбавила скорость. Ника недоуменно уставилась на пульт.

«Управление переведено в ручной режим», — высветилось над панелью.

— Какой ручной режим? — пробормотала Ника, пытаясь понять, как это могло случиться и главное — как переключиться обратно.

Бесполезно — машина не слушалась и, между тем, мягко приблизилась к тротуару и остановилась.

— Я так и знала, — безнадёжно сказала сзади Рита. — От него нельзя уйти.

— Можно, — зло бросила Ника сквозь зубы. — И уйдём, так или иначе. Похоже, они перехватили управление.

— Нас догоняют.

Ника обернулась. Да, по прямой, как стрела, улочке, лавируя между редким транспортом — на нижнем уровне всегда было мало машин — приближался ярко-синий «Фиш», который она заметила ещё возле «Кактуса».

— Обойдёшься, — непонятно кому бросила Ника, ударяя по кнопке аварийного открытия дверей. На секунду испугалась, что не сработает, но, видимо, эта функция не подчинялась общей системе управления, и дверцы открылись. Ника выпрыгнула на тротуар, Рита за ней. Сориентировавшись, Ника выбрала самый узкий проулок — куда ну никак не вошёл бы даже изящный «Фиш», схватила девушку за руку и со всех ног побежала между уходящими ввысь светлыми стенами домов. Как в гигантском лабиринте, — мелькнуло в голове, когда они свернули за угол. Есть вход, стены, небо над головой и где-то вдали, возможно, выход. Она надеялась, что правильно вычислила направление, и они сейчас двигаются в сторону станции монорельсового метро.

Рита бежала рядом молча, сжимая ладонь Ники. Они удивительно быстро нашли общий ритм, и, казалось, могли так бежать долго. Но им не позволили. Неожиданно Рита резко остановилась и дернула Нику назад так, что та чуть не упала. Впереди, из-за очередного поворота, вышли двое крупных парней в одинаковых тёмно-серых куртках, перегородив узкую дорожку. Ника обернулась, уже зная, что сзади увидит то же самое. Не удивилась.

— Девочки, так много бегать вредно, — сказал один из тех, что стояли впереди. — Неужели вы думали, что от Фрога так просто можно смыться?

— На тебе слишком много побрякушек, Марго, — сказал другой парень позади.

Ника рефлекторно шагнула назад, вставая спиной к спине Риты.

— Жучки, — тихо прошептала та. — Как я могла не подумать…

Удивительно, как ты вообще можешь думать и так себя вести, — подумала Ника, — под реоном-то.

В «Фише» всемером оказалось тесновато. Против ожидания, никто из парней не распускал рук, видимо, выполняя приказ. Однако Ника заметила, как вздрагивает от каждого случайного прикосновения Рита, и видела, как дрожат её пальцы. Значит, эти молодчики далеко не всегда так вежливы.

Их везли, разумеется, не в «Кактус». Эти районы Ника знала плохо, если не сказать — была здесь впервые. А Рита дорогой даже не интересовалась, смотрела в пол прямо перед собой. То ли ей было всё равно, то ли она знала, куда их везут, то ли она так боялась, что ни о чём не думала вообще.

В маленькой круглой комнате царил недобрый полумрак. Несколько закрытых дверей по периметру, мягкие подушки, брошенные на низкие полукруглые диваны и прямо на пол, тонкие ароматы в воздухе и старинные ковры на стенах навевали мысли о чём-то восточном, из сказок. Только сказки эти явно были не детские. Ника, стоя в центре рядом с Ритой, изучала обстановку, с каждой минутой всё больше нервничая. Рита же в это время с застывшим лицом методично снимала с себя украшения, роняя их под ноги.

— Принцесса, как тебе могло прийти это в голову! — в одну из дверей буквально вкатился тот самый толстый тип с неприятным взглядом, которого Ника заметила ещё в «Кактусе». — Ну, как ты могла! Я для тебя, а ты… — он закатил глаза, остановившись напротив девушек. Потом вдруг резко перестал кривляться и в упор исподлобья взглянул на Нику.

— Так. Марго у нас девушка безбашенная, её только помани. А вот вам, мадмуазель, зачем понадобилась наша певичка?

Нику неожиданно сильно толкнули в плечо, так что она с трудом удержала равновесие, и душный шёпот сзади посоветовал:

— Рекомендую отвечать, пока Фрог по-хорошему спрашивает.

Ника передёрнула плечами и ответила толстяку не менее недобрым взглядом. Странно, но она не чувствовала страха. Зато раздражение и брезгливость по отношению к этому потному, заплывшему жиром «хозяину жизни» росли, как на дрожжах.

— Ладно. Я по-плохому тоже умею, — кивнул тот, не сводя с неё взгляда. — Обыщите её, я хочу знать, с кем имею дело. Кто у меня чуть не увёл самую дорогостоящую птичку.

Ника, было, дёрнулась, но тот, с мерзким шёпотом, уже крепко держал её за локти сзади, не позволяя шевельнуться. И опять она не боялась, но от чужих рук, обшаривающих её тело, мутило.

Нашли карман, в котором она носила личную карточку и пропуск в институт. Чёрт, а вот это не входило в её планы. Знакомиться с Фрогом настолько откровенно она не собиралась.

— Не переживайте, мадмуазель, сейчас всё вернём, — бросил Фрог, унося её карточку в одну из дверей. — Вопрос только, пригодятся ли они вам ещё.

— Мы её вернули, Алекс, — сообщил Руслан, закрывая дверь. Тон с хозяйского уверенного он ещё на пороге сменил на прямо противоположный. — Если хотите, она сейчас же будет у вас.

— Хочу.

Человек, удобно расположившийся на огромной двуспальной кровати, смотрел на него без всякого выражения.

— Хочу, но тебе ведь что-то от меня нужно. Говори.

Руслан покивал. В принципе, ему это было не нужно, но надо же изобразить бурную деятельность:

— Да… тут та девица, которая чуть не увела Марго. Что с ней-то делать?

Человек на кровати лениво потянулся.

— Фрог, друг мой, ты меня удивляешь. Либо забирай себе, либо замочи. Мне тебе объяснять? — и когда Фрог уже развернулся, чтобы выходить, небрежно спросил. — Кстати, а кто она?

— Да какая-то студентка. Медицинский Университет, прилетела откуда-то… не с Земли она. А, с Каджеро. Далеко это. Искать вряд ли будут, а если и будут, то следов не найдут. Это вы правильно заметили.

— Дай посмотреть, — протянул руку собеседник, поднимаясь, и Руслан вложил в открытую ладонь карточку пришлой девчонки.

Алекс спокойно изучил содержимое, неторопливо вернул.

— Что ж… Значит так, Фрог, — Руслан изобразил на лице готовность номер один. — План меняется. Девчонок отпусти. Вызови им такси, на Марго посади новый жучок, и пусть катятся отсюда. Мне нужно знать, к кому и куда они поедут.

Это было неожиданно. Вот тебе и изобразил деятельность…

Алекс, заметив сомнения, шагнул ближе и совсем не деликатно схватил Руслана за отворот рубашки, сминая в пальцах дорогую хлопковую ткань.

— Хочешь отбить бабки — делай, как я говорю. Долг увеличь. Чтоб самому в накладе не остаться, — по губам Алекса скользнула мимолётная усмешка. — И не дури. Марго твоя бесполезна, а эта — слишком нагло себя ведет, замаешься обламывать.

Тяжело опустившись обратно на шелковистое покрывало, он сделал знак толстяку, отпуская. Когда тот уже подошёл к двери, гость добавил:

— Как только узнаете, к кому поехали девчонки, сообщить мне.

Спорить не стоило. С одной стороны, расставаться с Марго было всё ещё жалко, с другой — Алекс прав. Так он ещё сможет вернуть деньги, хотя бы частично. А когда деньги бывали лишними? А со второй действительно ведь замаешься. Статуэтка, она и есть статуэтка. Надменная зеленоглазая сучка.

Ладно. Выбирать всё равно не приходится. Похоже, Алекс решил поиграть в кошки-мышки… что ж, пусть играется. Лишь бы подальше от него, Руслана.

Когда захлопнулись дверцы такси и аэрокар приподнялся над дорогой в полёте, Ника перевела дух.

— Не понимаю, — тихо сказала Рита. — Почему они отпустили нас?

Ника вздохнула. Отпустили, и ладно. Сейчас главное, что они свободны.

Такси остановилось у дома. Ника ещё несколько минут не могла заставить себя выйти. Возбуждение и ярость, придававшие ей силы в последний час, схлынули, оставив запоздалый страх и усталость. Она даже забыла о девушке на заднем сиденье, ради которой только что рисковала жизнью. И только когда та шевельнулась, пытаясь оглядеться, Нику стукнуло. Рита, Димка… Она встрепенулась, когда пришло следующее имя. Паша. Ей захотелось немедленно оказаться рядом с ним, чтобы ушли чувство опасности и волнение от пережитого. Она резко открыла дверцы, выскочила сама и подождала, пока покинет машину Рита. Отметила мимолётом, что та выглядит совсем не так бодро, как пару часов назад при встрече.

— Я здесь живу, — сказала она, открывая дверь в дом. — Нам надо будет подняться наверх.

Рита молча кивнула. Она окинула равнодушным взглядом холл и больше не обращала внимания ни на что вокруг. Ника вдруг поймала себя на мысли, что девушка ни разу не поинтересовалась, а куда они вообще едут и зачем. Вряд ли там, у Фрога, она полностью соображала, что происходит — эта скотина пугала Риту до глубины души, и во время разговора в его заведении она была не в состоянии воспринимать какую-либо информацию. А теперь, кажется, искусственно вызванное стимуляторами перед выступлением состояние бодрости и ясности уходило, и скоро у Риты начнется реоновое голодание. Ника закусила губу. Ей придётся контролировать этот процесс, пока они не найдут надёжного врача-нарколога. А у неё в арсенале только учебники и никакого опыта.

Лифт остановился, выпуская девушек. Риту уже приходилось поддерживать и направлять в нужную сторону. В квартиру они вошли практически в обнимку. Нику почти не волновало, как мальчики их примут. Ей хотелось только одного, чтобы Димка забрал Риту, а она сама смогла бы, наконец, прижаться к своему мужчине и ощутить себя в безопасности.

Однако квартира встретила их пустотой. Ника с трудом скрыла своё разочарование, грозящее вот-вот перерасти в отчаяние. Ей рано расслабляться. Рите становилось хуже буквально на глазах. Ника усадила её в кресло, а сама торопливо убежала в спальню — сначала нужно было уложить Риту в кровать, а потом уже думать, что делать дальше.

Где же ребята? Почему именно сейчас, когда они нужны, их нет? Ника досадливо ударила кулаком по подушке и вдруг услышала голоса за дверью. Вернулись!

Она заскочила в гостиную секундой раньше, чем вошли Павел с Дмитрием, и успела встретить их, стоя рядом с Ритой. На секунду изумлённые лица вошедших согрели её самолюбие, а потом она встретилась взглядом с Павлом, и самолюбие ушло куда-то глубоко, а на поверхности осталось только одно. Ника забыла про Риту, про Димку с ошалелыми глазами, про Фрога с его мерзкой улыбочкой, про грубые руки на своих плечах, про всё — и бросилась к нему. Только в его объятиях поняла, как же она устала, как внутри всё дрожит, как ей только что было страшно.

Подняла голову и поймала непонятный взгляд. Удивлённый, серьёзный и тревожный.

— Как? — одними губами спросил он. — Где?

Ника напряглась и осторожно высвободилась.

— В «Кактусе». Забегаловка одна, я там иногда бываю. Случайно сегодня зашла. — Ей почему-то хотелось отчитаться до мелочи.

Внезапно его взгляд потемнел и метнулся мимо неё, назад, на движение у окна. Тут Ника вспомнила про Димку с Ритой. Обернулась.

Рита с невероятно испуганным выражением лица, почти в ужасе, стояла, прижавшись спиной к стене, а Дмитрий растерянно замер в двух шагах от неё в неудобной позе — его словно остановили нажатием кнопки «пауза».

Ника ещё не поняла, в чём дело, но у неё что-то словно щёлкнуло в голове.

— Отойди, — тихо сказала она. — Не трогай её, отойди.

Она, стараясь двигаться мягко и плавно, приблизилась к напуганной девушке, аккуратно обойдя отступающего Дмитрия. Пушистый ковер скрадывал шум шагов. Чёрт, а Рита, похоже, здорово взвинчена. Почему, отчего? Только что всё было иначе! Это же Димка, её Димка… Чёртов реон. Ника уже была убеждена, что это действие наркотика. В голове быстро прокручивалось всё, что она о нём знала. Сейчас Рита не под реоном, но кто знает, что она видела в то время, когда принимала препарат, кто знает, что там, в её бреду, делал с ней человек с лицом Дмитрия. Ника чувствовала, что верно ухватила мысль. Причина в этом. Рита боится не Димку, это понятно, она боится того, кем он может оказаться для неё. Только бы сейчас он не заговорил, не начал психовать, только бы Паша помолчал!

— Рита, — всё так же тихо сказала она, протягивая руку, не решаясь дотронуться до смуглого обнажённого плеча. — Рита, всё хорошо, это я, Ника. Помнишь меня? Я с тобой, я никому не позволю тебя обидеть. Ты у друзей, всё закончилось, мы твои друзья, — она говорила неторопливо, ласково, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности, убедительности, стараясь успокоить девушку.

И вдруг расширенные карие глаза в долю секунды наполнились слезами. Рита повернула голову к Нике и сама схватила её за руку, неожиданно сильно сжав пальцы. Секунда пристального изучения Никиного лица, и вот Рита уже припала к её плечу, а всё тело девушки сотрясли нервные истеричные рыдания.

Ника гладила её встрёпанные волосы и чувствовала, как поднимается в ней ненависть к этой жирной скотине Фрогу. Она не знала Риту раньше, но эта измученная страхом и наркотиками девушка, что сейчас дрожала от слёз в её руках, совсем не была похожа на ту весёлую, капризную, с бьющей через край энергией подружку Димки, о которой она столько слышала. Димка. Ника подняла голову. Хорошо, что рядом был Павел — он сейчас удерживал Дмитрия, чтобы тот не мешал ей.

— Дима, Паша, вам лучше уйти, — всё так же негромко произнесла Ника. — Я справлюсь, ей надо успокоиться.

И вдруг почувствовала, как Рита замерла, словно прислушиваясь к её словам.

— Дима? — глухо переспросила она в Никино плечо и подняла заплаканное лицо. — Дима, — повторила уже громче, отстраняясь от Ники.

Рита повернулась к ребятам, и Павел уже не смог удержать рванувшегося вперёд Дмитрия, а Ника не успела остановить его словами — всё случилось очень быстро. Рита сделала шаг, Дмитрий буквально поймал её в объятия, схватив в охапку, а она сначала недоверчиво, а потом так же исступлённо, как только что к Нике, прижалась к нему всем телом. Ника медленно поднялась, наблюдая, как руки девушки расслабляются, обхватывая Дмитрия за шею, зарываясь в его волосы на затылке… Все. Слава Богу. На некоторое время их можно оставить.

Кажется, Павел думал также.

— Ника, — сказал он странным, непривычным для неё голосом. — Ника, давай выйдем на кухню. Нам надо поговорить.

Тон её насторожил, но она слишком устала, чтобы анализировать и беспокоиться ещё и об этом. Рядом с ним невозможно тревожиться.

— Рассказывай, как ты её привезла, — потребовал он, едва за ними закрылась дверь.

Ника устало опустилась на стул, подняла взгляд.

Павел подошёл к ней ближе, но рядом не сел. Остановился, опираясь одной рукой о стол, глядя внимательно и серьёзно, и совсем не было в его глазах ни нежности, ни понимания. Ника поёжилась.

— Рассказывай.

Она вздохнула и начала говорить, стараясь не смотреть в эти суровые глаза, сперва сбивчиво и неуверенно, но с каждой секундой всё больше распаляясь. Когда она закончила, он некоторое время молчал. Ника решилась взглянуть ему в лицо.

Он смотрел куда-то мимо напряжённым холодным взглядом, совершенно неподвижно, и только на лице бешено играли желваки. Нике на секунду стало очень не по себе.

— Ты хоть понимаешь, что ты сделала? — тихо и как-то совсем по-чужому поинтересовался Павел, по-прежнему не глядя на неё.

Она не успела ответить.

— Ты понимаешь, как ты рисковала? Как ты могла так тупо полезть в это осиное гнездо? Ты совсем, что ли, не соображаешь? — он вдруг резко склонился над ней так, что она отпрянула, глядя теперь прямо ей в лицо незнакомыми жёсткими глазами. А вот теперь ей стало страшно. — Ника, ты совсем не соображаешь? Это же бандиты, они могли убить и тебя, и её!

— Но не убили же, — возразила она.

Он с досадой мотнул головой, на мгновение сжал губы, словно хотел выругаться, но вовремя остановился.

— Ты ведёшь себя, как глупая маленькая девчонка, которой надо всему свету доказать, что она сама всё может!

Ника словно вернулась в прошлое. Отец мог бы так отчитывать её за прогулку по джунглям в одиночку.

— …Ты что, не могла позвонить мне или Димке? Мы бы примчались сразу же, и сами бы всё уладили. А ты, как овца…

— Замолчи! — вдруг взорвалась Ника, вскакивая на ноги так резко, что теперь отшатнулся уже он. — Как ты со мной разговариваешь? Что ты несёшь? Кому звонить? Как звонить? Она бы допела, и её увезли бы! Я в этом «Кактусе» бывала и никогда раньше её там не видела. Её случайно туда привезли, неужели непонятно? И чёрта с два вы её потом нашли бы! Некогда мне было думать, понимаешь ты, некогда! Я никому ничего не доказывала, мне нужно было вытащить Риту оттуда, и я это сделала, а как — не твои уже проблемы, понял? — Она перевела дух, наблюдая за его меняющимся лицом, от сердитого до удивлённого, и продолжила на тон ниже. — Запомни, пожалуйста: я не твой подчинённый и не твоя воспитанница. Я могу ошибиться, но это не повод распекать меня, как ребёнка. И если ты ещё раз позволишь себе повысить на меня голос или обозвать меня, я… я за себя не ручаюсь, — договорила она, теряя запал так же внезапно, как только что загорелась гневом. Потому что Павел смотрел уже не удивлённо.

— Ника, — он шагнул вперёд, стремительно, но осторожно положил руки ей на плечи прежде, чем она успела отступить. — Ника, девочка, ты представить себе не можешь, что я тут сейчас…

Его голос дрогнул, и она вдруг поняла, почему он так сорвался только что. Он же испугался за неё. Испугался так, что себя не помнил. И сразу рассеялись раздражение, злость и обида, остались только чувство вины и бесконечная нежность. Ника прильнула к его груди, наконец-то растворяясь в его тепле и надёжности, и тихо сказала:

— Прости меня…

— И ты меня, — куда-то в её макушку жарко выдохнул он, прижимая к себе. — Ты не овца, девочка, ты львёнок. Мой маленький отважный львёнок.

Естественно, именно в момент примирительного поцелуя в кухню без стука ввалился Дмитрий.

— Пашка, мне только что звонил Фрог, — не извиняясь и вообще не обращая внимания на происходящее, отрывисто сообщил он.

Ника с тоской почувствовала, как каменеет только что нежный и мягкий Павел, превращаясь в Феникса. Неожиданно подумалось — вот так с ним и будешь жить. Как на войне. В любой момент быть готовой получить вместо ласкового мужчины железный автомат для решения проблем. Ника мысленно махнула рукой, потому что «железный автомат» любила ничуть не меньше.

— Я к Рите, — сказала она, чувствуя, что её присутствие мешает, и выскользнула из кухни.

Феникс дождался, пока за Никой закроется дверь.

— Как она?

— Рита? Я её уложил. Она вообще никакая, — Дмитрий постарался мысленно закрыть глаза и не видеть непривычно белое лицо Риты с такими же непривычно насторожёнными глазами. А ещё её холодные пальцы, вцепившиеся в его руку. Он еле смог высвободиться, когда она провалилась в сон.

— Реон. Нам будет тяжело с ней, — Феникс качнул головой. — Так что там Фрог?

Дмитрий сжал кулаки.

— Он хочет встретиться. Говорит, есть разговор. Говорит, что знает, где Рита сейчас и что они могут прийти в любой момент, но он хочет договориться.

Феникс внимательно наблюдал за его лицом, поэтому Дмитрий постарался сохранить невозмутимость и не подать виду, как его выворачивает при одном воспоминании об этом жирном ублюдке. Взгляд Феникса скользнул вниз, к судорожно сжатым кулакам.

— К Фрогу поеду я.

Дмитрий даже задохнулся. Он был знаком с этим твёрдым, безапелляционным тоном. Он означал одно — к Фрогу поедет Пашка. И мнение самого Дмитрия тут учитываться не будет. Но это…

— Он ждёт меня, — возразил он. — Пашка, это моё дело. Почему ты?

Феникс взглянул на него и улыбнулся. Дмитрий поёжился, такая улыбочка его друга не означала ничего хорошего.

— Потому что ты уже сейчас готов начать драться, даже не видя Фрога перед собой. А там ты сорвёшься.

Дмитрий прикрыл глаза и разжал сведённые от злости пальцы. Он прав. И что теперь?

— Я с тобой.

— Нет.

Сказано было мягко, но он знал, что за этой мягкостью скрывается ледяная сталь. Нет, и всё.

— Димка, ты настроен на драку, а не на диалог. Я понимаю тебя, но там нельзя будет вести себя так. Поэтому, чтобы не искушать судьбу, поеду я. Ты же знаешь — я смогу договориться. А ты будешь здесь наготове ждать.

Дмитрия словно подбросило.

— Договориться? О чём? С кем? С этим…

— С теми, кто стоит за ним, Индиго. Ты же не думаешь, что Фрог сам работает? Если сам — я это увижу, и разговор пойдёт иначе. Но если бы ты был менее зол, ты бы тоже почувствовал, что дело тут не в Фроге.

Феникс опустился на стул и приглашающе хлопнул ладонью по соседнему. Дмитрий принял приглашение и сел рядом.

— Почему он Ритку отпустил? Он же не хотел, гнался за ними, поймал, вернул… Но переговорил с кем-то и тут же переменил своё решение. Отпустил обеих.

— Он следил за девчонками, — сообразил Дмитрий.

— Конечно. Иначе почему он так быстро позвонил именно тебе? Мы должны учесть: он знает кто мы, где мы, и его люди могут в любой момент прийти за нами. И, что характерно, мы не отмахаемся на этот раз. Это не та машина, которую можно заставить свернуть. Поэтому в наших интересах вести диалог, — он снова улыбнулся той же жутковатой улыбкой. — И он это знает, Димка. А я хочу знать, почему он просто не приходит за ней. Почему он хочет говорить, а не просто забрать то, что ему нужно. Если ему просто нужны деньги — почему он не сказал это сразу?

Дмитрий понял, что сопротивляться тут бесполезно. Он встал на ноги.

— Что делать мне?

Феникс тоже поднялся.

— Во-первых, обыскать Риту. Где-то на её одежде или причёске жучок. Во-вторых, беречь девочек. И ждать меня. Всё. Куда ты должен был ехать?

В полутёмной круглой комнате были закрыты все двери. Руслан свободно расположился на подушках, разбросанных по полу у стены. Старинный кальян, сладковатый яблочный дым, тишина.

— Хозяин, там приехал какой-то тип, говорит, что вы хотели с ним встретиться.

О. Наконец-то. Руслан выпустил струю душистого дыма.

— Так веди его сюда, — лениво сказал он.

Охранник помялся, что удивило — обычно они не раздумывали.

— Это не тот, кого вы ждёте. Но говорит, что он по поводу Марго.

Руслан раздражённо махнул рукой.

— Веди, не болтай.

Тот не успел даже подойти к двери. Занавески из блестящих нитей плеснули хлесткой волной, и в комнату решительно вошёл широкоплечий парень, резко толкнув по пути замешкавшегося охранника. Руслан чуть не захлебнулся дымом. Только этого не хватало!

Это лицо он узнал бы и через десять лет. Этот цепкий взгляд синих глаз, эти рыжие волосы… За широкой спиной парня маячили ещё двое в форме, не зная, что делать — входить в эту комнату они не имели права без вызова и оставить незваного гостя они тоже не могли.

— Раздолбаи, — сквозь зубы выругался Руслан и тут же нацепил свою фирменную улыбочку полного дауна. Благо, он полулежал в самом малоосвещённом месте комнаты, и перемен в лице никто увидеть не мог.

Он приподнялся так, чтобы лицо осветила лампа, висящая рядом на стене.

— Всё в порядке, оставьте нас, — почти весело скомандовал он охране.

Двое за дверью моментально ретировались, а старший помедлил, с сомнением глядя на рыжего.

— Иди, иди. Будь у двери, — покивал ему Руслан, делая заметку: тех, кто пропустил этого непрошеного визитёра, убрать из охраны. — Мы тут сами поговорим.

Он прилёг обратно на подушки. Так, теперь с тобой. Только бы не показать, только бы ты не заметил, что руки начали дрожать…

— Ну, проходи, что ли. Присаживайся, — он гостеприимным жестом обвёл комнату. — Мы, кажется, встречались раньше?

Парень как будто не слышал. Он не двинулся с места и всё так же в упор смотрел на Руслана, как будто ему не мешала темнота.

— Зачем ты хотел видеть Дмитрия?

Хрипловатый тяжёлый голос вполне оправдал ожидания — Руслан впервые его слышал, но всегда был уверен в том, что это вряд ли будет похоже на пение соловья. Скорее на приглушённое рычание. Он мысленно застонал. И с этим ему придётся иметь дело вместо Гордеева?! Ладно. Алекс тоже тот ещё хищник. Посмотрим, чья возьмёт. В памяти всплыло имя гостя — Павел Лазарев. Когда-то Руслан его здорово опасался… да что там — когда-то! Но сейчас это было уже неважно. Алекс дал ему поручение, и его лучше выполнить. Ладно, попробуем с этим….

— У меня к нему было дело, — спокойно, как ему показалось, сказал он, скрывая неприятную дрожь в голосе за очередной затяжкой. — Я так понимаю, он сам не придёт?

— Не придёт.

Руслан покачал головой, медленно входя в привычную роль хозяина. Гордеев лох…

— Меня не стоит так уж бояться. В сущности, я мирный человек. Со мной всегда можно договориться, — усмехнулся он и выпустил тугую струю дыма в направлении гостя.

— Попробуй договориться со мной, — рыжий не двинулся с места, только опустил руку в карман. Руслан дёрнулся, но тот всего лишь достал сигарету. — Что тебе надо?

— Мне нужна моя Марго обратно.

Лазарев прищурился, глядя на него поверх сигареты, которую в этот момент прикуривал.

— И давно она принадлежит тебе?

Руслан помолчал, оглядывая гостя. Что-то в этом голосе очень ему не понравилось. Но разговор уже идёт, напомнил он себе.

— С тех пор, как я вложил в неё бешеные деньги и содержал, пока её принц развлекался в космосе, — сказал он, наконец. — С тех пор, как эта сучка подсела на реон, но была не в состоянии за него расплачиваться. — За дурь красивой задницей не расплатишься, и я её выручал.

— Звучит убедительно, — согласился гость. — Если только не учитывать, что это ты посадил её на реон.

— Насильно её никто не заставлял! — начал раздражаться Руслан. — Она что, малолетка тупая, сама не соображала, что делает? Скучала она по своему принцу, а реон сам знаешь, что позволяет. Вот она и кайфовала.

Он помолчал. Лазарев тоже молча курил, равнодушно роняя пепел прямо на пол. Руслан поморщился, но продолжил.

— В общем, дело обстоит следующим образом. Я так понимаю, что Марго я обратно не увижу. Да, если честно, на хрен она мне теперь сдалась, шлюха-наркоманка… — Руслан заметил, как напряглась рука с сигаретой, как закаменело и без того неласковое лицо собеседника, и торопливо сменил тон. Алекс Алексом, но сейчас они тут вдвоём. И охрана может не успеть. — За Марго числится нехилый должок. Семьсот тысяч евро. Причём не мне. Я ведь реон не выращиваю и даже не поставляю.

Он почти дружелюбно улыбнулся и объяснил, смакуя каждое слово:

— Я всего лишь скромный владелец небольшой почти легальной конторы. А реон — это бешеные бабки. И там проценты тикают. А я, сам понимаешь, больше не собираюсь Марго помогать.

Лазарев усмехнулся. Руслан подобрался. Ему вдруг очень захотел поскорее закончить разговор и больше никогда не видеть этой усмешки, от которой нехорошо тянуло где-то под желудком, не слышать этого голоса, не ощущать на себе этот недвусмысленно многообещающий взгляд. Он отложил кальян и поднялся на ноги.

— В общем, Гордеев должен принести сюда эти деньги через месяц. Тридцать суток, начиная с этого дня. Потом и он, и Марго становятся для нас вне закона. Ты не дурак. Сам знаешь, если должник не в состоянии отдать долг, с ним недолго носятся. Его убирают, Лазарев.

Рыжий повертел в руках тлеющий окурок.

— Фрог, а твоя жизнь тебя не беспокоит?

Руслан рефлекторно сглотнул, но сообразил — кажется, вопрос был задан не в виде угрозы.

— Нет, не беспокоит, — на всякий случай он осторожно шагнул чуть в сторону. — Я уже озаботился переводом стрелок на Гордеева. Так что теперь это его проблемы. Или твои, если ты захочешь.

Все. Поручение Алекса выполнено, он всё сказал. Пора завязывать.

— То есть, ты своё дело сделал… — задумчиво произнёс Лазарев. И вдруг резким движением отбросил непотушенный окурок в сторону — точно на шёлковое покрывало одного из диванов.

Руслан вздрогнул от этого порывистого взмаха рукой и инстинктивно подался назад, пытаясь крикнуть, но горло не слушалось. Сиплый звук, вырвавшийся у него, услышал только тот, кто теперь пугал Руслана до умопомрачения. Убьёт ведь, сволочь! — пронеслось в голове. Он непроизвольно зажмурился.

Тишина. Ушёл?

Руслан осторожно приоткрыл глаза и неожиданно близко, так близко, что у него свело живот, встретил всё тот же синий взгляд. Только сейчас в нём было другое выражение. Столько брезгливости и презрения по отношению к себе Руслан не читал даже в глазах Алекса.

— Спасибо, что предупредил, лягушонок, — с непередаваемым выражением сказал Лазарев и, резко повернувшись, вышел прочь.

От шёлка на диване поднимался дымок.

— Вот чертовщина… А я только что её матери позвонил, сказал, что всё нормально, — растерянно сказал Дмитрий. — Что же делать? Если только…

— Поздно метаться, Димка.

Павел устало откинулся на спинку диванчика. Они сидели с Дмитрием на кухне, плотно прикрыв двери.

— Они нас загнали в угол. Мы не сможем сейчас ничего сделать. Убрать Фрога и всю его шайку — трудно, но возможно. А толку? Он правду сказал, не ему эти деньги нужны. И сдал он тебя наверх сразу же. Думаю, ещё до того, как Ритка до нас доехала. Он не дурак и за свою жизнь трясётся.

Дмитрий вполголоса выругался.

— Мы такие деньги за месяц не заработаем, — задумчиво сказал Павел. — Даже если оба устроимся в директора фабрик по производству космического транспорта.

— Факт, — кивнул Дмитрий. Ему в голову вообще ни одной мысли не приходило.

— Банк ограбить?

Дмитрий посмотрел на друга, как на ненормального, но уловил тень невесёлой улыбки и немного успокоился. Шутит, слава Богу.

— Занять?

— У кого? — теперь пришла очередь Павла смотреть на него, как на психа. — У тебя много друзей-миллионеров?

Дмитрий пожал плечами.

— У меня — нет. Но я могу попробовать через отца.

— Угу, — кивнул Павел. — То ты расплевался с ними, то…

— Ну, это ведь мои родители. Мои, не Риткины. Разницу чувствуешь? Отец на меня махнул рукой, но если его попросить как следует и объяснить последствия — он поможет. Если сможет, конечно.

— Вот именно. Если сможет.

Они помолчали некоторое время.

— Паш, — вдруг сказал Дмитрий. — А если пойти с другой стороны?

Павел непонимающе взглянул на него, ожидая продолжения.

— Пашка, это же настоящие бандиты. Это наркота, проституция, людей убивают.

— И?..

— Фойзе. Ребята. Как думаешь, если с ними связаться?

Павел некоторое время молчал.

— Это выход был бы, — неуверенно сказал он. — Но… Мы с тобой сейчас никто. Это раз. А два — как ты себе это представляешь? «Дяденька Валентин Александрович, спасите»? И придёт добрый, но справедливый Фойзе и навешает нехорошим парням по первое число?

Дмитрий задумался, но не понял.

— Димка, — терпеливо продолжил Павел, — чтобы бросить всё и ломануться на Землю для наведения порядка в одном районе одного города или, тем более, начинать большое расследование и искать верхушку этой шайки, нужен приказ сверху. А вот наверх мы с тобой донесём нашу информацию очень нескоро. Потому что начинать придётся с низов. А вот тут я не поручусь за то, что половина полицейских города не куплены. Во всяком случае, я не хотел бы устанавливать истину опытным путём, рискуя твоей, Риткиной или чьей-либо ещё головой.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет прямой связи с Фойзе? — упрямо гнул своё Дмитрий.

— Я хочу сказать именно это. И еще… Димка, сейчас это наша проблема. И мы решим её сами.

Дмитрий вздохнул. Что-то ему подсказывало, что это неправильно. Но спорить с Фениксом, который уже всё решил, было невозможно. Оставалось только надеяться, что тот знал, о чём говорит.

— Не вздыхай, — заметил его состояние Павел. — Давай начнем с поиска кредитов. Я через свою работу, ты через родителей. Мне почти стопудово не повезёт, но я ещё пройдусь по банкам — мало ли, что.

— Ещё когда мы только прилетели, мне двое ребят предлагали работу и помощь, — вспомнил Дмитрий. — Я попробую их найти, чем чёрт не шутит.

Павел кивнул, соглашаясь, но спохватился и добавил:

— Только, Дим, ты не вздумай кому-нибудь ляпнуть про Фрога и реон. После этих двух кодовых слов тебя пошлют и ребята твои, и папа с мамой. И будут правы.

Дверь приоткрылась, и в кухню заглянула Ника.

— Паш, вы долго ещё? А то Риту кормить пора.

Снова плохая погода. Моросящий холодный дождь. Свет уличных фонарей отражался в асфальте, и казалось что там внизу не бетон, а другое, ещё одно измерение. Ника сидела около открытого окна и ёжилась от холода. Ей нужен был воздух, а ещё здесь пахло сигаретами Павла. Девушке становилась уютно от этого аромата, возвращаться в спальню, где стоял запах синтетического лекарства, не было никаких сил.

Воспоминания о Павле заставили улыбнуться. Никто и никогда не вызывал у неё таких чувств — нежности и желания одновременно. Он мог обнять, прижать к себе, и Нике казалось, что ничего плохого с ней никогда не произойдёт. А иногда он садился на диван и закрывал глаза, и девушка гладила его. По лицу, по волосам — ему было всё равно — он ловил эту ласку, каждое её прикосновение.

Им было хорошо, просто хорошо, несмотря на общее подавленное настроение. Ни он, ни она не могли скрыть счастливых глаз, как ни старались.

Ника вздохнула и закрыла окно. Пора подойти к Рите — может, та уже проснулась, надо попытаться накормить её. Вызов застал Нику на полпути к спальне. Она быстро ретировалась на кухню, пальцы легко пробежались по клипсе. Ника успела подумать, что так поздно может звонить только Дмитрий. У ребят получилось найти новую работу, и теперь Дмитрий работал вышибалой в стрип-баре — вернулся к истокам, по его собственному выражению. Это было довольно дорогое заведение, и Ника понимала, на что он надеется. Может, завяжутся знакомства, кто-то поможет, одолжит деньги. Из тех же соображений действовал и Павел — ему повезло получить место личного телохранителя какого-то банкира. Ника видела, что работа ему совсем не по душе, но он, конечно же, молчал.

Димка иногда заходил в подсобку передохнуть и тогда звонил домой. Интересовался Ритиным самочувствием, развлекал Нику рассказами из «жизни ночной Москвы». Ника знала — ему стыдно за сложившуюся ситуацию. Они с Пашей уходили, оставляя её один на один с тяжело больным человеком — его девушкой. Но Нике было всё равно, она не думала о настоящем, жила будущим и подпитывала этим Димку. Они часто говорили о том, как всё уладится, Рита встанет на ноги, освободится, наконец, от этой страшной зависимости и они с Димкой смогут забыть обо всём. А Ника с Пашей… они тоже смогут, должны, просто обязаны! Ника твёрдо решила — как только закончится вся эта история с реоном, она расскажет Павлу правду. О том, что она никакая не Рихтер, а Ревнёва — та самая. И если он сможет понять и принять эту правду, они поедут на Каджеро и она, наконец, познакомит самых своих дорогих людей — отца и любимого. Конечно, обо всех этих туманных планах-мечтах она Димке не рассказывала, но сама частенько задумывалась, представляя лицо Павла, его реакцию…

Звонил не Дмитрий. Говорившего девушка узнала сразу, хоть и была удивлена необычными для него взволнованными интонациями.

— Ника! Ну, наконец, я до тебя дозвонился, девочка моя!

— Прости, я наверно не слышала. Случилось что-то?

— Это ты мне скажи, случилось или нет. В какую передрягу ты попала?

— Я не понимаю о чём ты…

— Так. Или ты мне сейчас говоришь правду, или я лично приеду и заберу тебя обратно на Каджеро. Завтра же.

Он может. Приедет и заберёт, хотя был первым, кто поддержал Нику в её решении уехать. А ещё он может рассказать всё отцу, а тот на компромиссы не пойдёт. Ника лихорадочно обдумывала — что же действительно знает Орест, с чего начать…

— Хорошо, я помогу тебе начать, — он будто прочел её мысли. — Что ты делала в том вшивом заведении?

О, Господи…

— Если ты о «Кактусе» — то просто зашла перекусить.

— Интересно, они всех посетителей задерживают или тебе выпала особая честь?

Ника слышала, что Орест сердится. Он дает ей шанс объяснить, и у него есть право услышать эти объяснения, но кажется, он всё уже решил. Нет!

— Они не задержали меня. Это недоразумение, которое очень быстро разрешилось.

Орест вздохнул.

— Я пошёл у тебя на поводу и снял охрану, Ника. Ты устроила такой скандал, была оскорблена до глубины души за недоверие. А оказывается, я был прав! — он повысил голос.

О, да. Скандал был просто фантастический…

— Это отморозки могли покалечить тебя, изнасиловать, убить, не дай Бог!

Ника закусила губу. Второй раунд? Первый она благополучно выиграла у Павла.

— Что там произошло? — голос Ореста не оставлял никаких сомнений — надо говорить правду.

— Одна моя знакомая попала в беду, я ей просто помогла. Хозяин этого клуба не хотел отпускать её.

Нику передернуло от отвращения — всплыли воспоминания о потном белобрысом подонке.

— Не хотел отпускать? Она ему денег должна? Зачем ты вмеши…

— Он её подсадил на реон.

Пауза слишком затянулась. Ника представила лицо собеседника — хорошо, что он далеко…

— Реон? С кем ты связалась? Откуда у тебя такие знакомые, девочка моя?

— Я же говорю. Её подсадили и…

— На реон не подсаживают, Ника, — жёстко произнёс Орест. — Подсаживают на героин, на крэк. Реон слишком дорогое удовольствие.

Хорошо удовольствие.

— Но…

— Я не знаю, что там за история вышла, и, честно говоря, меня это абсолютно не волнует, — Орест не давал вставить и слова. — Но твои новые знакомства меня не радуют, мягко говоря.

Я сама разберусь!

— Орест, я клянусь тебе — всё в порядке. Уже всё позади, — негромко проговорила Ника.

— Ты… почему ты шепчешь?

Девушка вздохнула.

— Потому что она здесь, спит в моей спальне.

— Ты шутишь? Эта наркоманка у тебя в квартире?!

— Орест, я прошу тебя. Не надо так.

Он помолчал несколько секунд, потом сказал значительно спокойней:

— Почему она не в наркодиспансере? Ты как будущий медик должна знать, что заниматься самолечением опасно.

— А ты должен знать, что в этих диспансерах ничего не лечат. К тому же её сразу поставят на учёт в полиции. Это клеймо на всю жизнь.

Ника услышала, как он усмехнулся.

— Сюрприз — клеймо она себе благополучно поставила сама. Ладно, это всё не наши проблемы. Не хочет в диспансер, пусть идёт в частную клинику.

Нике начала надоедать эта перепалка в стиле — «вопрос-ответ». Скоро она надоест и Оресту, и тогда…

— Послушай, у них нет денег на частную клинику. Пока нет. Её парень делает все возможное, чтобы деньги заполучить, он замечательный. А она запуталась, и этим воспользовались нехорошие люди, вот и всё. Я уверена, что скоро всё закончится. А инцидентов, подобных тому, что был в «Кактусе», больше не будет, обещаю тебе.

Про Павла она почему-то промолчала. Первым порывом было всё рассказать, но не получилось. Может, не хотелось объяснять ничего, оставить этот островок счастья только себе, пусть и на время. Может потому что сначала всё же нужно было представить Павла отцу.

— Ох, Ника… какая же ты у меня ещё маленькая, всё-таки. Ладно, пусть будет по-твоему. Я не просто люблю тебя, а ещё и уважаю. И поверю. Но в последний раз, девочка моя.

— Орест, ты лучший! Ты…

— Я не закончил. У тебя и твоих… друзей — ровно две недели. Постарайтесь решить всё за это время. Иначе начну решать я, по-своему. Две недели, маленькая.

— Но…

— Я всё сказал. Господи, постоянно иду у тебя на поводу, Андрей меня убьёт… Кстати, я надеюсь, ты приедешь на каникулы? Мы ужасно соскучились.

Он ещё что-то говорил, Ника слушала рассеянно, даже отвечала, но теперь перед глазами нарисовались часы, отчитывающие время. Назад.

— Ника! Ты меня слушаешь?

— Да, прости, пожалуйста…

— Я спросил — это всё, что ты мне хотела рассказать?

— Это всё.

— Ну, хорошо. Тогда жду тебя дома, девочка моя.

Ника отключилась первой. Она подошла к окну и снова распахнула его настежь. Глотнула холодного воздуха.

Две недели. У нас есть ровно две недели, Пашка.

Дни пролетали за днями, а положение не менялось. Чем больше проходило времени, тем явственнее прорезалось отчаяние. Дмитрий видел, что Павел испытывает нечто похожее. Для него ситуация, которую он не мог «разрулить», всегда была сложна не тем, что проблем много, а тем, что он ощущал собственное бессилие перед ними. Для такого человека, как Феникс, это было особенно тяжело.

О том, что он находится на пределе, говорила не только обострённая чувствительность Дмитрия. Недавняя почти-ссора с Никой была яркой тому иллюстрацией.

…Павел и Ника сидели в гостиной перед головизором. Рита спала. Дмитрий сидел в кресле у её кровати, вяло перелистывая по привычке страницы обновлений «Сетевой биржи труда», и через приоткрытую дверь слушал «Новости Содружества». Он вовсе не собирался подслушивать, но так получилось — сквозь чёткий голос диктора он услышал слова Ники:

— Паша, если с деньгами так трудно, давай, я тоже попробую что-нибудь узнать? Я могла бы взять кредит или из своих…

Павел перебил её, резко, решительно и так громко, что Рита во сне беспокойно заворочалась:

— Ничего трудного! Мы сами разберёмся, спасибо.

— Не кричи, — так же резко ответила она. — Риту разбудишь. И вообще не кричи на меня! Я только спросила…

— Мы в состоянии справиться с этим делом сами.

Раздался звук открывшейся и закрывшейся двери — Павел вышел из комнаты.

Они помирились в тот же вечер, через четверть часа после разговора. Нике, возможно, этот случай не показался странным, но она ещё не слишком хорошо знала Феникса. А для Дмитрия подобное поведение всегда спокойного и сдержанного друга было равноценно нервному срыву. Позволить себе повысить голос в ответ на простое предложение, да ещё и на женщину, да ещё и на любимую… После этого Дмитрий как раз и понял очень отчётливо, что они не просто влипли, а очень сильно влипли. Если даже Пашка так психует.

Время шло, а решения не находилось и не предвиделось. От отчаяния Дмитрий решился всё же пойти к родителям. Он откладывал этот визит до последнего, потому что как бы он ни гордился отличием своего отца от Рандхира Рея, ему всё равно было тяжело просить у того помощи с деньгами после стольких лет самостоятельной жизни. Но больше вариантов не оставалось.

Отец выслушал, покивал и пообещал попробовать узнать о кредите. Кто-нибудь другой подумал бы, что он воспринял просьбу сына как нормальную и ничем не выделяющуюся. Только не Дмитрий. Он отчётливо чувствовал, как шокировала отца сумма, и как удивил сам факт этого разговора. Наверное, именно поэтому он и согласился попробовать помочь, понимая, что если сын пришёл — значит, это серьёзное дело, а не минутный каприз. Дмитрию от таких мыслей даже стало смешно: каприз на миллион евро, это слишком даже для его безбашенной головы.

Через пару дней он снова заехал к родителям, застав на этот раз и маму. Новости были предсказуемы, очевидны и закономерны…

— Да ладно, пап. Ничего страшного. Пашка должен сегодня из двух мест ответ получить. Что-нибудь найдём. — Дмитрий выскочил из-за стола, быстро поцеловал маму и протянул руку отцу. — Не морочьте себе голову. Чтобы такие парни, как мы с Пашкой, да не справились? Ни за что!

Он ещё помахал родителям рукой, безмятежно улыбаясь, но как только двери лифта закрылись, Дмитрий словно выключился. На отца и его связи он надеялся. Зря. Пашка правильно говорит — рассчитывать в этом мире можно только на себя, потому что только ты обладаешь реальной силой что-то изменить, всё остальное — не больше, чем иллюзия.

Выходя из дома, он созвонился с Павлом.

— Глухо, Димка, — ответил тот, не дожидаясь вопроса. — Я был ещё в одном месте. Ну, старые знакомые. Боюсь, нам с тобой даже в рассрочку в долг никто не даст. У нас и правда всего два выхода — убить Фрога и всю его шайку или ограбить банк.

— Дурак ты, Феникс, и шутки у тебя дурацкие, — поморщился Дмитрий.

Павел коротко рассмеялся тем самым недобрым смехом, от которого мурашки бежали по коже, и отключился.

А ведь он прав. Нормального выхода нет. Потому что ни в одном банке не дадут кредит людям, которые и месяца на новом месте не проработали. Есть вариант, который предлагала Ника, по её каким-то каналам найти кредит — так этот упрямец упёрся, как баран: «Сами, сами»… Это в драке около бара можно раскидать шестерых самим. Это обезвредить урода, который готов взорвать полгорода, можно самим. А здесь выхода нет.

— Выход есть всегда, Индиго, — вырвал его из тяжёлого мыслительного процесса знакомый голос. Дмитрий только сейчас сообразил, что последнюю фразу повторяет вслух, в такт шагам.

Он остановился, узнавая.

— Салют! — сказал человек за спиной.

Ну, конечно. Кто ещё это может быть.

— Салют. — Дмитрий обернулся. — Откуда ты взялся?

— Где был, там меня нету… Ну, что, будем стоять на дороге или пойдём куда-нибудь посидим, поговорим? — тот, казалось, искренне был рад встрече.

Он умел улыбаться от всей души, настоящей счастливой улыбкой, за которую его любили случайные девушки, и в искренность которой невозможно было не верить.

Отказаться от разговора под благовидным предлогом Дмитрий вовремя не сумел, неблаговидный не успел придумать, просто посылать навязчивого собеседника не хотелось, и спустя пару минут его почти буксировали по направлению к ближайшему павильону отдыха. Не успел он опомниться, как оказался сидящим на диванчике в зале, прямо под живой плакучей ивой — её длинные ветви с серебристо-зелёными листьями опускались до пола. Со стороны барной стойки уже возвращался всё такой же счастливый знакомец. В руках он держал слегка запотевшие пластиковые кружки.

— Я угощаю. Ты ведь уже можешь себе позволить, а? — подмигнул он, вручая одну Дмитрию. Тот мысленно махнул рукой. В конце концов, именно сейчас выпить старого доброго пива показалось как нельзя более кстати. Можно было бы и чего покрепче — и правда, он больше не спецназовец, — только вот более крепкое Дмитрий пить отвык за последние годы и пока не горел желанием привыкать снова.

— Я тут по делам рабочим. Деловая поездка, — начал приятель, видя, что Дмитрий мало расположен говорить. — Работаю в отделе кадров одной конторы с дальних колоний. А ты чем занимаешься сейчас?

— Да ничем особенным. Работаю в одном клубе. Ерунда, — нет, всё-таки пиво действовало. — Сам понимаешь, найти что-то приличное на Земле нам почти невозможно.

Приятель понимающе покачал головой. Некоторое время они молча сидели, изредка прикладываясь к кружкам.

— А что, так срочно бабки нужны?

Дмитрий кивнул, допивая кружку. С непривычки в голове уже слегка шумело. Смешно — пол-литра пива, а уже действует. Пару лет назад он сам себя назвал бы размазнёй.

— И много. Ни один банк столько не даст, — чёрт знает, почему его понесло на откровенность.

Возможно, то, что пиво закончилось, а возможно — искренняя радость собеседника от встречи посодействовала, но через десять минут все проблемы, которые висели над Дмитрием и его близкими дамокловыми мечами, были выложены на стол, как пресловутые карты.

— Да. Влип ты, Индиго, — констатировал приятель. Дмитрий пожал плечами — тоже мне, Америку открыл. — И ведь ты прав, обычными путями денег вы не достанете.

Дмитрий хмыкнул, вспомнив шутки Павла.

— Угу. Зато можно необычными. Убить кредитора — что было бы полезно для общества, но бесполезно для нас, потому что тогда там всю гоп-компанию мочить придётся, — или банк брать.

— Это был бы выход, — кивнул собеседник, — насчёт банка, если бы мы жили в прошлом веке. Сейчас, боюсь, вы не справитесь. А убийство — вообще гиблое дело. Да ещё массовое убийство.

— Слушай, ты так серьёзен, как будто в самом деле взвешиваешь наши шансы, — с восхищением сказал Дмитрий. — Это просто был чёрный юмор. Белый у нас закончился.

— В каждой шутке есть доля шутки, нет? — а приятель действительно был серьёзен.

Дмитрий махнул рукой и тоскливо сказал:

— Если бы я знал, что убийство поможет, я бы убил, кажется. Но таких денег ни одному киллеру не платят.

— Как сказать… Знаю я одну контору. Там можно получить больше полмиллиона за один меткий выстрел. Или больше миллиона, но на других условиях.

Дмитрий насторожился.

— Ты мне что, правда в киллеры рекомендуешь податься?

Собеседник внимательно посмотрел на него, растеряв всю свою доброжелательность. Прищуренные жёсткие глаза и затвердевший подбородок.

— Что, уже в кусты? «Убил бы, если бы помогло», — презрительно передразнил он. — Я всегда подозревал, что ты болтун. Рассказывать или будешь дальше в своём клубе прохлаждаться?

— Говори, — решительно кивнул Дмитрий. В самом деле, прослушивание слухов, сплетен и прочих новостей ни к чему не обязывало.

— Так вот. Вовсе не обязательно «в киллеры». Я знаю об одной конторе. Находится не на Земле.

— Говори, — хрипловато повторил Дмитрий.

Он почувствовал, что это будет не пустышка. Сведения действительно могли оказаться полезными, парень явно не разыгрывал.

— Ты знаешь, что такое сафари?

Дмитрий молча кивнул.

— А теперь представь себе: дикие джунгли чужой планеты, есть охотник и есть жертва. Жертва убегает, охотник догоняет. Если охотник настигает жертву, он убивает её. Убив, получает бабки. Не убив, не получает ничего. С охотником вместе идут зрители, которым нравится наблюдать за этой ловлей «изнутри».

Многозначительная пауза. Дмитрий потряс головой. То ли пиво сказалось на его умственных способностях, то ли что-то сказано не до конца.

— Не понял. А смысл? Это игра такая?

— Игра, — согласился приятель. — Но платит фирма-организатор.

— Всё равно не понял, — Дмитрий был разочарован.

Интуиция его редко подводила. Ему всё ещё казалось, что дело верное, но умом он никак не мог понять, что же здесь скрыто, что стоило бы таких денег. Нет, джунгли инопланетные, судя по всему, опасны, но не на полмиллиона же евро.

— Жертва — человек. — Внимательный взгляд не отрывался от лица Дмитрия. — Фишка в этом, если ты ищешь причину такой заоблачной цены выстрела. Так что дело незаконное, сам понимаешь.

— Это что, аттракцион такой? — глупо спросил Дмитрий. Он чувствовал, что собеседник не врёт, но поверить отказывался.

— Наивный ты, Индиго, — легко рассмеялся собеседник. — Как ребёнок… Это охота. Один убегает — другой охотится. Жертва получает миллион сто двадцать пять тысяч, если доходит до финиша. Охотник за удачный выстрел поменьше, если не ошибаюсь, семьсот пятьдесят тысяч евро. Ну оно и понятно, Охотник рискует только своим реноме, а Жертва — жизнью.

Он, наконец, отвёл взгляд и махнул рукой.

— Но ты это лучше забудь. Даже если найдёшь нужный офис — всё равно тебе откажут.

— Это ещё почему?

— Ну, сам подумай, зачем тебе влезать в противозаконное дело? Втянешь бабу свою, сам увязнешь… Оно тебе надо? Да и зелёный ты ещё, несмотря на своё военное прошлое.

Дмитрия как будто ударили. Он вздрогнул и медленно выпрямился, отстраняясь от приятеля.

— Не напрягайся ты так. Есть вещи, которые нам не по зубам, чего тут злиться? — парень явно сожалел, что начал этот разговор.

— Противозаконно убивать людей, — медленно сказал Дмитрий, пропустив последнее замечание мимо ушей. — А Жертва законов не нарушает, верно?

Собеседник усмехнулся.

— Верно. А ты потянешь?

Дмитрий только хотел рявкнуть, что не нуждается в дешёвых подначках, но его перебил зуммер вызова собеседника.

— Да, салют. Да, был. Встретил. Ну, я могу подтвердить восемь из десяти. Хорошо, будет — наведу. Не пропадай.

Ответов оппонента Дмитрий, конечно, не слышал.

— Извини, мне бежать надо. Незаменимый я у нас, — приятель уже отключил связь и снова обращался к Дмитрию. — В общем, если решишься, учти — компания эта официально такими вещами не занимается, и не в каждом офисе тебя поймут правильно. Прямо на Земле, в Москве, есть офис дочерней фирмочки. «Диана». Вот там можно попробовать.

Приятель поднялся, мягким движением отправил смятую кружку в утилизатор, протянул руку для прощания.

— Счастливо, Индиго. А про сафари лучше забудь, правда. Я, кстати, ещё слышал, в Центральный Городской Сетевой Комплекс охрану набирают. Филиал, что ли, открывают. Попробуй туда.

Напутствие прозвучало довольно фальшиво. Как будто говоривший сам понимал, что совет пустой.

На следующий день Дмитрий ушёл рано утром, сказав Нике и Павлу, что намерен обойти ещё пару мест, где есть возможность найти новую работу. В принципе не сильно соврал — первым делом он направился в Интернет-кафе. На координаты московского офиса «Дианы» он вышел довольно быстро. Фирма, судя по описанию, занималась туристическими услугами. Ну что ж, туризм так туризм.

По дороге в «Диану» Дмитрий успел ещё раз всё обдумать. На самом деле, он думал об услышанном всё время после этой случайной встречи. Оставаясь наедине с собой, он не мог думать ни о чём другом.

Упрямство Пашки по поводу предложения Ники он мог понять. В конце концов, срок ещё не вышел, и время есть. Перекладывать решение проблемы вообще на кого бы то ни было — не в правилах Феникса. А уж тем более на любимую женщину. Да и не факт, что у Ники получится. Всё равно, если есть возможность с «Дианой», надо пробовать. В конце концов, это целиком его дело. Пашка со своей повышенной ответственностью почему-то решил, что это он должен найти решение. А на самом деле ни он, ни Ника не обязаны выпутывать их с Риткой. «Сами влипли, сами и разгребать будем», — решительно думал Дмитрий, шагая от такси к зданию, прятавшему в своих недрах офис таинственной «Дианы». Размышлять над этикой и моралью того, на что он собирался подписаться, ему сейчас не хотелось.

Охранников в Сетевой Комплекс уже давно набрали, а другие варианты сдохли ещё раньше. Через две недели нужно быть у Фрога с деньгами. И тогда уже никакая Фениксова дипломатия не спасёт. Теперь бесполезно искать работу, теперь либо грабить банк, либо срочно выиграть миллион в лотерею, либо идти по наводке старого знакомого — альтернатив действительно не оставалось.

Уже заходя в двери, на которых красовалась табличка «Диана» — туристическое агентство», Дмитрий подумал, что если потом всё нормализуется, он сам расскажет обо всём Фениксу. Пусть не одобряет. Хотя «не одобряет» — это мягко сказано. Он потряс головой, словно отгоняя кошмарное видение Феникса в ярости, и торопливо поднялся по лестнице.

Как ни странно, проблем с взаимопониманием у него с менеджером не возникло. Правда, ему пришлось сначала представиться, и только после проверки по своей базе менеджер — молодой парень, едва ли не младше самого Дмитрия — улыбнулся ему, как самому дорогому и давно ожидаемому клиенту.

— Фирма «Диана» приветствует вас, Дмитрий Николаевич, — сказал менеджер, не переставая улыбаться.

Домой он вернулся к вечеру. После визита в офис «Дианы» ему понадобилось время, чтобы успокоиться, собраться с мыслями.

Все сложилось довольно паршиво, хотя всё равно сложилось. Оказалось, что — какая жалость, Дмитрий Николаевич! — место Жертвы на ближайшее сафари уже занято. И до следующей охоты ещё месяц. Но учитывая ваше военное прошлое, мы могли бы предложить вам место Охотника. Оно вакантно и гораздо менее опасно, вам не стоит волноваться о законной стороне дела, весь риск фирма берёт на себя, ваше имя не будет фигурировать нигде, кроме как в нашем личном разговоре, и сами подумайте, это тоже хорошие деньги, а риск минимальный…

Он не смог отказаться. Потому что другого выхода просто не было. Времени нет, денег нет, и внутренний голос, который никогда не обманывает, просто вопит, что это единственный шанс, упустить его будет просто конец всему.

И теперь повернуть обратно уже нельзя. Он поставил свою подпись под контрактом, который, в случае выполнения им оговоренных условий, принесёт ему сумму, решающую все проблемы с хозяевами Фрога. Что будет в случае невыполнения условий, Дмитрий не думал. Просто потому, что знал — он сделает всё, чтобы получить эти деньги. И получит их. Но для осознания факта реальности происходящего ему понадобилось несколько часов.

Дома его ждали.

Ника выглядела спокойной и умиротворённой, что случалось нечасто в последнее время, и даже как будто веселой. Хорошо, ему сейчас очень нужно было почувствовать, что всё не так страшно, и что они с Риткой не превратили жизнь Ники и Пашки в абсолютную беспросветность…

— Паша на кухне, — после приветствия сообщила Ника. — Он недавно вернулся… Я к Рите, а ты иди пока к нему.

На кухне Павел стоял у открытого окна, из которого доносился ровный гул вечерней Москвы, и курил, выпуская дым в прозрачный воздух.

— Где тебя носит? — не глядя, спросил он.

— Что-то случилось?

Дмитрий мимоходом шлёпнул рукой по крышке чайника, включая подогрев, сел на стул и только тут почувствовал, как же он устал за день. И физически, и морально. И не только за день…

— С какой стороны посмотреть, — Павел потушил сигарету, закрыл окно и сел напротив. — Плохого, вроде, ничего.

— Уже радует. А хорошего?

— Хорошего пока тоже ничего. Я улетаю завтра. Бигбосс летит с деловым визитом, буду сопровождать. Вернусь через несколько дней. Сказал, если всё пройдёт нормально и он будет доволен — поможет с деньгами.

— Здорово, — искренне вырвалось у Дмитрия. Правда, он тут же вспомнил, что вот-вот улетит сам. И Ника останется одна. Чёрт. Но отказаться он не сможет. И Пашка не сможет.

— Да, было бы неплохо. Мы должны вернуться до срока. И ещё кое-что. Только Ника про это не должна знать.

Дмитрий кивнул. Конечно. Раз не должна…

— Помнишь Ревнёва с Каджеро?

— Ещё бы.

— Ника его дочь, — с непонятным выражением сообщил Павел. — Просто фамилию матери девичью в универе использовала. Глаза не выпучивай, выскочат, — добавил он, усмехаясь.

— Она сама сказала? А почему…

— А потому. И нет, не она сказала. Я думаю, она уже неоднократно напарывалась на тех, кто целился не на неё, а на папины бабки. Я бы на её месте тоже не стал много рассказывать.

— Проверку тебе устраивает? — догадался Дмитрий.

— Иди ты знаешь куда! — рассердился Павел. — Просто хотела, чтобы мы были на равных. Особенно, наверное, когда узнала, что мы с тобой безработные и безденежные бывшие военные.

Дмитрий задумался.

— Ревнёв.

Павел выпрямился.

— А вот это, Гордеев, я бы хотел с тобой отдельно обсудить.

Дмитрий насторожился. То, что из Димки он превратился в Гордеева, означало серьёзный разговор.

— Так вот. Слушай и запоминай: Никиных денег мы не возьмём, даже если она будет настаивать. Понятно? — Павел слегка повысил голос, перебивая зародившийся вопрос Дмитрия: — Я не хочу начинать знакомство с её отцом с долгов. И к вопросу о долге: Ника не должна знать о Фроге, как и не знала. Ты меня понял?

Понял. Чего ж тут непонятного. Он прав, это не Никины проблемы, а его, Дмитрия. Всё правильно.

— Я понял, — наконец, сказал он. — Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Пошли к девочкам, Ника уже устала, наверное. Я её сменю.

Он вышел с кухни первым, не закрыв за собой дверь и не оборачиваясь.

Ника долго думала, как сказать о том, что она в состоянии оплатить не только лечение Риты, но и парочку клиник приобрести для каждого из них. Для личного пользования. Сразу за этим предложением пришлось бы объяснять, почему она до сих пор молчала. Почему не сказала о своём отце тогда, когда Павел открывал ей свои тайны. И почему не сказала потом, когда они так сблизились, когда скрывать что-то было просто неправильно. Она и себе сейчас этого уже не могла сформулировать толком. Сначала боялась, что разница в положениях встанет между ними. Потом, когда поняла, что это пустой страх, Павел рассказал ей о своей последней операции. И теперь её страшила вероятность того, что он не сможет относиться к ней, как раньше, зная, что её отец, та самая «шишка» с Каджеро, причастен к их с Димкой увольнению. Это были глупости, но Ника не могла преодолеть иррациональный страх потерять его. Она и в этот раз не смогла сказать всей правды. Нет, всё же, потом. Как она и мечтала. Когда всё это закончится.

Павел вошёл в комнату, и Ника быстро сказала, пока он не начал разговор на другие темы:

— Паша, нам надо поговорить.

Он, казалось, удивился, впрочем, по его лицу никогда нельзя было прочитать, что он чувствует на самом деле. Возражать он не стал, молча сел за стол, всем видом показывая, что готов слушать. Ника села напротив, положила перед собой руки — одна в ладони другой — и дождалась, пока Павел посмотрит ей прямо в глаза.

— Мы все знаем, что нам нужны деньги. Лечение стоит немало, а тянуть с ним дольше нельзя.

Павел молча ждал продолжения.

— Если я ни о чём не спрашиваю, это не значит, что я ничего не вижу и не понимаю, — сказала она, всё также не отводя взгляд. — Вы сменили работу, но мы все понимаем, что это ничего не изменило. Масштабы не те.

Он, было, встрепенулся, но Ника не дала ему открыть рта.

— Я уже один раз предлагала помощь… У меня на счету лежат деньги. Сейчас Рите они нужнее, чем мне. Я могла бы…

— Нет, Ника, — мягко прервал её Павел.

Она была готова к отказу, но всё ещё надеялась убедить его. У неё почти не оставалось времени — срок, отпущенный Орестом, подходил к концу. И либо она поможет ребятам решить проблему, либо её решит Орест. А ей очень не хотелось, чтобы знакомство ребят с Орестом начиналось со скандала… Ника качнула головой своим мыслям и безнадёжно повторила:

— Паша, я не могу находиться в стороне от этого. Если я могу помочь…

— Ты помогаешь, — всё так же мягко ответил он. — Мы с Димкой не справились бы без тебя, с Ритой. И нашла её ты. А деньги… Ника, я решу всё сам, хорошо? Я не буду перекладывать на тебя решение наших с Димкой проблем.

А вот теперь Ника почувствовала закипающее раздражение. Орест отодвинулся на второй план.

— «Ваших»? — переспросила она, стискивая руки на столе. — Я думала…

На этот раз она оборвала себя сама. То, что она думала, сейчас не имело значения. Он-то так не думал. Для него были они — Димка, Рита, он сам, и отдельно — она, Ника. А что ты хотела, за пару месяцев? Чтобы тебя приняли в семью?

Наверное, все эти мысли отразились на её лице, потому что Павел вдруг вскочил и стремительно обогнул стол. Он присел рядом, положив ладонь на её стиснутые руки, а его синие глаза теперь смотрели чуть снизу вверх, так близко и нежно, что у Ники разом прошла вся обида.

— Львёнок, не сердись. Просто есть вещи, которые я никогда не смогу сделать. А наши проблемы ты и так помогаешь решать, — он лёгким нажимом выделил слово «наши». — Мы же с тобой вместе, милая. Если не прогонишь.

— Не говори глупостей, — буркнула Ника, уже сдавшись.

…А с Орестом она разберётся сама.

Павел с Никой сидели на кухне. Дмитрий оставил их вдвоём, понимая, что им редко удается просто спокойно поговорить, а это было иногда просто необходимо, как сейчас. К тому же сам он в этот вечер был плохим собеседником. Поэтому он поблагодарил Нику за ужин, а сам прошёл к Рите.

В спальне Дмитрий бросил взгляд на заботливо опущенные Никой жалюзи на окне. Рита всё ещё тяжело переносила солнечный свет, редко поднималась с кровати, мало разговаривала. Ника однажды сказала, что физически девушка почти в порядке, но что сейчас происходит с её психикой, она не могла определить. Окружающих больная узнавала не всегда. Иногда могла часами неподвижно сидеть в кресле, глядя в одну точку, ни на кого не обращая внимания. И вывести её из этого ступора могла только Ника. На мужские голоса Рита в такие минуты просто не реагировала.

А иногда она резко выходила из своего заторможенного состояния. Несколько раз Дмитрий переживал просто настоящий удар — девушка, только что вяло поднявшая веки после тяжёлого сна и равнодушно оглядывающая комнату, вдруг встречалась с ним затуманенным взглядом, или он входил в комнату, где Ника тихонько что-то говорила, причёсывая Риту, помогая ей лечь, — и та вдруг узнавала его. Страх. Настоящий, животный, затмевающий не только её, но и его сознание ужас. Эта душная волна накрывала Дмитрия с головой, и он с большим трудом справлялся с собой. Опыт показывал, что в такие мгновения ему лучше уйти, скрыться, чтобы Рита не видела его. Из предосторожности и Павел старался в это время не показываться Рите на глаза, но Дмитрий знал — это реакция не просто на мужчину. Она боится именно его.

Он отчаялся понять, что происходит. Ника пыталась объяснить ему, что таково влияние реона, что неизвестно, какими были галлюцинации Риты в то время, когда она его принимала, что ей привиделось в этом бреду. Дмитрий кивал. Он делал вид, что понимает и верит. Но в глубине души он чувствовал, что это не просто наркотик. Не мог объяснить, что ещё. Просто знал, что дело не только в галлюцинациях. Как бы то ни было, он хотел только одного — чтобы его Ритка выздоровела. И он был готов ради этого на всё.

Ведь были, были за эту пару недель мгновения, когда она становилась почти прежней. Она не улыбалась, не смеялась, но узнавала и Павла, и даже Нику, и его, Дмитрия, узнавала — по-настоящему узнавала, не пугаясь. И когда это случалось, он готов был умереть от счастья. Когда она замирала в его руках, словно скрываясь ото всех и всего, прятала лицо у него на груди как раньше, до того, как он ушёл в армию, когда она могла слушать его и даже отвечала, негромко, глухо, но отвечала — он был счастлив.

Он уже знал, что сделает, когда вернётся. Он сам положит Риту в клинику. Он уже выбрал, в какую — Ника посоветовала наркологический центр доктора Глеба Шитова, известного специалиста-нарколога. Дмитрий присмотрел для себя район, в котором можно будет снять комнату, поближе к клинике, чтобы быть рядом с Ритой, даже если его к ней не будут пускать какое-то время.

Девушка спала. Её дыхание выровнялось — под действием лекарств сон был относительно спокойным. Дмитрий поднялся, решил выпить чаю, пока он здесь не нужен, и немного привести в порядок мысли. Однако, выйдя из комнаты, не успел сделать и шагу по коридору.

Его остановило ощущение, которого он давно не испытывал. С той самой первой ночи, когда вернулся домой с известием от Алиши про реон и Ритку. Тогда он не смог войти в комнату, где они спали, потому что разрушать это хрустальное светлое было для него просто кощунством. С тех пор дни и ночи были наполнены тревогой и беспокойством, и он почти забыл, что ребят рядом с ним связывает нечто большее, чем совместная жизнь и забота о его девушке. И то чувство абсолютного всепоглощающего счастья, которое излучали люди за чуть приоткрытой дверью соседней комнаты, оглушило и заставило застыть на месте.

И только спустя несколько секунд он понял, что то, что он слышит, не ощущения, а реальный звук.

Знакомый хрипловатый голос, звучащий так непривычно, так, как он не звучал на памяти Дмитрия ни для кого, негромко пел о любви. Эту старую песню Seal Дмитрий знал, но только сейчас ощутил, насколько она хороша и насколько настоящее каждое слово в тексте.

Песня утихла, и Дмитрий дошел-таки до кухни, сел за стол, забыв, зачем шёл.

«И теперь, когда цветёт твоя роза, свет падает на серость и печаль»…

Пашка до сих пор не испытывал такого. Девчонок в его жизни хватало, но он никогда не любил. А любовь это совсем другое ощущение жизни. И Пашка узнавал всё это только сейчас — что такое любить и быть любимым. И надо же, чтобы именно в это такое счастливое время на них с Никой свалились трудности, которые не должны были их касаться. Но что делать, если для Пашки проблемы Дмитрия и Риты всегда были как свои.

И вот поэтому всё, хватит. Именно поэтому он и оставит их двоих в покое, как только сможет. Потому что у Пашки с Никой есть право на счастье, и не украдкой в темноте, а настоящее, полное, открытое…

— Дим, ты чего?

Он поднял голову. В дверях щурился от света Павел. Встрепанные рыжие вихры и совершенно безмятежное выражение лица делали его моложе лет на десять. Это было забавное зрелище, и Дмитрий усмехнулся.

— Да нормально, чаю вышел выпить.

— А. Я просто свет увидел… Ладно, я тогда пойду.

Он исчез в дверях, и Дмитрий услышал тихий смех Ники, шум воды в ванной комнате, потом дверь закрылась, и стало тихо.

Послезавтра он улетает. Сейчас Пашке было всё равно, но завтра придётся что-то объяснять. Прощаться… Нет, это будет слишком сложно. Надо уходить сейчас. Если нет желания объясняться, надо уйти, не прощаясь. Трус? Ну да, есть немного. Но гораздо сильнее страха — нежелание врать, мямлить или театрально-возмущённо отбрыкиваться. Да завтра, едва он начнет говорить, Феникс вцепится в него своим взглядом, как клещами, и ведь вытащит всё, что ему пока знать не надо. Потом — да, но не сейчас.

И вот встретить этот самый взгляд Дмитрий был просто не в состоянии. Поэтому сегодня, когда ребята были заняты друг другом, он тихо выйдет и закроет дверь. У родителей можно побыть один день, не прогонят же. А послезавтра с утра — в космопорт. На Луну.

Написать записку на клочке бумаги было просто. «Уехал, через неделю буду». Непросто было с мыслями о Нике. Пашка же тоже уезжает завтра. С одной стороны хорошо, ему будет не до выкрутасов Дмитрия. А с другой — Ника остается одна с Ритой… Дмитрий знал, что та не скажет ничего, что с Риткой всё будет нормально. Но ему вспомнились глаза Ники — не те, утренне-счастливые, а вечерние, потухшие от усталости после целого дня с больной. Ничего. Она поймёт. Она поможет. Ещё немножко и всё решится. Всё будет хорошо, и у них с Пашкой ещё будет много времени для счастья на двоих.

Павел накануне, вечером, так и не сказал Нике самого главного, ради чего ловил её на кухне. Разговор о деньгах плавно перешёл в поцелуи и объятия, и он просто не смог сказать её счастливым глазам «прости, но завтра я тебя оставлю». Он оставил разговор об отъезде на утро. Лучше уж сразу — сказать и уйти. Это ненадолго.

— Это ненадолго, — повторил он, замечая, как тускнеет её взгляд. — Я скоро вернусь.

— Это вы оба хорошо придумали. Главное, одновременно, — сухо сказала Ника.

Он не понял, и тогда она сунула ему в руку записку от Дмитрия. Павел пробежал её глазами и чертыхнулся. Да, ситуация.

— Ника, я не могу не ехать. Ты же понимаешь, это работа. Я и так тут всего третью неделю работаю, не могу же я бросить всё…

Она отвернулась на секунду, а когда снова взглянула на него, лицо было спокойным.

— Всё нормально. Уезжай, мы побудем вдвоём. Ничего, если будет совсем плохо, я всё же вызову врача. У меня хватит денег.

Павел нахмурился, но ничего не сказал. Было бы глупо сказать «ни в коем случае». Всякому принципу есть предел, всё-таки.

Он шагнул к Нике, осторожно поцеловал податливые нежные губы, оторвался.

— Счастливо, — сказала она, отступая на шаг.

Он оглядел её всю, с головы до ног, пытаясь справиться с непонятным и незнакомым ему до сих пор чувством. Уже выйдя на улицу, понял, что это было. Он впервые уходил от неё так, чтобы не вернуться к вечеру. Пусть ненадолго — но они расставались.

Глава 10

На планету Дмитрий прибыл вечером, накануне назначенной охоты. Все необходимые документы он подписал ещё на Земле и сейчас просто получил от строгой девушки-менеджера ключ от коттеджа, где он должен был переночевать под видом туриста. Она же познакомила его с консультантом по подготовке, Адамом Лероем. Дмитрий отметил, что рядом с ней Адам смотрелся не просто некрасивым, а каким-то серым. Хотя внутренне он оказался гораздо ярче. Дмитрий почувствовал то, что не чувствовала менеджер, что прятал за невыразительным взглядом Лерой, и проникся к тому некоторым сочувствием. Любить такую неприступную красавицу, не обладая ничем, что могло бы привлечь её внимание — это нелегко.

Как оказалось позже, это была последняя относительно положительная эмоция, испытанная им на этой планете.

В семь утра его словно подбросило в постели. До звонка будильника оставалось ещё полчаса, но заснуть снова не получилось. Он долго не мог понять, в чём дело, потом сообразил — сейчас Жертва начала свой путь по джунглям. Спокойно, Индиго. Это дело уже решённое. Ты сделал свой выбор. Теперь ты просто обязан выполнить это задание. Ради Ритки. Если не сделаешь этого, на месте Жертвы окажется она, и её Охотник точно не задумается об этической стороне дела.

Дмитрий встряхнул головой. И ему хватит думать.

Полчаса до положенного времени пробуждения он потратил на физические упражнения. Форму не потерял, это приятно. Пригодится.

На стартовой площадке уже стоял готовый к отлёту пассажирский катер. Пилота не было видно — должно быть, ждал внутри. Принять за пилота невысокого мужчину с сединой в волосах, который прохаживался около входного люка, было сложно. В самом люке, порог которого оказался на полметра над бетоном площадки, сидел Лерой. Он увидел Дмитрия, выдал слабое подобие улыбки.

— Господин Хилл, это и есть ваш Охотник. А это — господин Хилл, главный заказчик, — сообщил Лерой Дмитрию.

Конечно, по правилам сафари, имена, звучавшие вслух, не были настоящими. Когда Дмитрию предложили выбрать псевдоним, он равнодушно пожал плечами. Его вполне устраивало безликое «Охотник». Мелькнула мысль назваться привычным Индиго, но самого же от этого и передёрнуло.

Хилл изучающе взглянул на парня, словно с лупой прошёлся.

— Как же мне вас называть? — прищурился он. — Судя по обещаниям Адама, развлекаться мы будем не один день, надо же нам как-то общаться.

Дмитрия внутренне скривило от формулировки. «Развлекаться». Да нет, вы, господин Хилл, не за развлечением сюда прибыли. Не то у вас настроение.

— Достаточно будет простого «Охотник», — суховато ответил он.

Хилл кивнул и, казалось, потерял интерес к разговору.

— Где же их носит? — недовольно спросил он в пространство.

— О, я вижу господина Орлова, — сообщил Лерой, поднимаясь с насиженного места. — Думаю, остальные гости не заставят себя ждать.

— Надеюсь, — слегка брюзгливо сказал Хилл.

Орлов оказался молодым человеком, может, ровесником Дмитрия, почти таким же высоким, но раза в два уже в плечах. Он мог бы показаться красивым, если бы не выражение его лица. Он выглядел так, будто ему с утра пораньше наступили на ногу и дополнительно обхамили.

— Доброе утро, юноша, — поприветствовал его Хилл.

— Здравствуйте, господин Хилл, — голос Орлова соответствовал его настроению. — Кто-нибудь объяснит, почему меня не разбудили вовремя?

— Должно быть, вы не услышали будильник, — предположил Лерой, терпеливо улыбаясь.

— Не помню. Не было никакого будильника… Где эта парочка? Тоже не услышали будильник? Мы начнём сегодня?

Дмитрий чувствовал себя отвратительно. Ему казалось, что его тут вообще не должно быть. То, что трое мужчин перед катером, казалось, забыли о его присутствии, добавляло ощущения ненужности происходящего.

— Норт, ну сколько можно вас ждать! — воскликнул Орлов, привлекая его внимание.

Дмитрий увидел идущих по дорожке к площадке мужчину и женщину. Женщина одета для похода в джунгли, но двигается, будто по подиуму идёт. Уже не молоденькая девушка, но ещё и не зрелая женщина, капризная — сразу видно, и заносчивая. Как Ритка. Думать здесь о подруге не хотелось, поэтому он перевёл взгляд на спутника дамы. А вот тот понравился Дмитрию ещё меньше Хилла и Орлова. Нет, на первый взгляд нормальный, спокойный мужчина, улыбается, руки всем пожимает. Кроме него, конечно. Но Дмитрий с первого взгляда почувствовал, что доброжелательная внешность — это лишь внешность. Внутри мужчина был тёмный, непонятный.

Дмитрий встряхнул головой. К чёрту мнительность. Это всё от нечистой совести. Все эти люди неприятны ему прежде всего тем, что они участвуют в этой охоте. И если он сам тут ради Ритки и денег, то эти четверо прилетели сюда «развлечься», как сказал Хилл. Нормальными они не могли быть по определению.

— Прошу вас, господа! — голос Лероя прозвучал совсем рядом. — Господин Хилл уже познакомился, позвольте теперь и вам представить — ваш Охотник.

Дмитрий слегка наклонил голову.

— А зовут-то его как? — спросила женщина, обращаясь к Лерою.

— Мария, какая разница, — поморщился её спутник. — Молодой человек желает остаться инкогнито.

Мария фыркнула и, наконец, соизволила взглянуть Дмитрию в лицо. Её равнодушные желтоватые глаза пробежались по нему, опустились к ногам, снова поднялись вверх. Дмитрий встретил её взгляд спокойно и слегка насмешливо — он уже почувствовал, что его внешность и на этот раз сыграла свою роль. Теперь Мария смотрела иначе, вместо равнодушия в ней появилась заинтересованность. Она неуловимо изменилась, словно подобралась, внутренне сгруппировалась, приготовилась поиграть. Все эти изменения произошли в доли секунды, остальные ничего не успели заметить. Дмитрий усмехнулся. Его чуть ли не впервые в жизни не взволновала перспектива принять игру. Эта женщина вызывала в нём только одно чувство — хотелось развернуться, уйти и тут же забыть о ней.

Она не поняла усмешки, явно решила, что вызов принят, и улыбнулась в ответ.

— Я — Норт, — привлёк к себе внимание сопровождавший её мужчина. — Мария — моя супруга.

В последних словах прозвучало предупреждение. Заметил всё-таки обмен взглядами. Наблюдательный. Не волнуйся ты так, Индиго ящерицами не интересуется.

Ящерица — это меткое слово, мелькнувшее в голове, вызвало новую усмешку. Естественно, неверно истолкованную Нортом. Индиго мгновенно ощутил, как нейтральное поначалу отношение мужчины сменилось угрюмой неприязнью. Как мало нужно людям, чтобы их оценка качнулась в ту или иную сторону! Впрочем, последнее, что его сейчас волновало — это какими глазами на него смотрят будущие спутники.

Он развернулся к последнему «клиенту». Тот, слегка брезгливо скривив губы, коротко произнёс:

— Просто Орлов.

— Просто Охотник, — в тон ему произнёс Индиго, обращаясь ко всем.

Орлов скользнул по нему взглядом.

— Это неудобно. Перейдём на английский. Будете Хантер. Это хоть сократить можно.

— Хант, — вставил Хилл, улыбаясь. Его взгляд не отрывался от лица Индиго, изучая.

Индиго безразлично кивнул. Ему в самом деле было всё равно.

— Я могу проверить своё снаряжение? — воспользовавшись паузой, спросил он Лероя, получил слегка удивлённое согласие и нырнул в катер.

Надобность в этой проверке отсутствовала, но он чувствовал необходимость на некоторое время остаться одному. Возможно, в последний раз на ближайшие несколько дней.

Катер стартовал спустя несколько минут, едва клиенты распрощались с Лероем и заняли свои места. Пилот почти сразу после взлёта открыл демонстрационный обзор, и Мария начала шумно восхищаться красотой проплывающей под ногами природы, Орлов — отпускать желчные комментарии по поводу её восторгов, Норт угрюмо молчал, глядя то на жену, то себе под ноги — джунгли привлекали и его. Изредка он поглядывал в сторону Индиго, но тот, хоть и замечал эти взгляды, упрямо смотрел прямо перед собой.

Лерой знал своё дело, и проблем со снаряжением не возникло. Все, что Индиго накануне выбирал, сейчас было аккуратно упаковано и готово к использованию. Клиенты, похоже, вообще о таких мелочах не задумывались. Индиго уже знал, что хотя сафари заявлялось, как пешее и самостоятельное, но их группу будет сопровождать один из егерей на небольшом вездеходе. Он повезет большую часть вещей, среди которых будут персональные дисколёты — небольшие диски с укреплённым на них жёстким поручнем. На каждом диске умещался один человек. Аппараты передвигались невысоко над поверхностью земли или воды, источником энергии служили лучи местного солнца. Дневного заряда аккумуляторов хватало на пару часов движения, в зависимости от веса «наездника» и скорости полёта. Дисколёты предполагалось использовать во время преодоления труднопроходимых участков пути. Лерой обещал на маршруте болота и каменные поляны, буреломы и овраги. Конечно, представить себе манерную Марию с солидным Хиллом вязнущими в трясине или перебирающимися через глубокий овраг, было практически невозможно. И, конечно, они не собирались этим заниматься. Для себя же Индиго решил, что сам не воспользуется дисколётом ни при каких условиях.

В начальной точке пилот помог им выгрузить вещи и, пока мужчины, негромко переговариваясь, разбирались в клади, подошёл к Индиго.

— У меня для тебя сообщение, парень, — негромко сказал он. — Есть информация, что Жертва твоя направляется к первой контрольной точке по прямой. А точка расположена чётко к северу отсюда. Судя по всему, он туда доберётся часа через полтора, а вот что будет делать дальше — мы не знаем.

Индиго застегнул последнее крепление и впервые за этот монолог посмотрел на пилота.

— А это по правилам, что вы мне сообщаете такие нюансы? — спросил он холодно.

Пилот пожал плечами.

— Я выполняю приказ, — сказал он. — А от себя тоже хочу сказать: не знаю, так ли ты крут, как говорил Лерой, но тот парень не хуже.

Индиго замер. Почему-то это оказалось очень важным — чтобы Жертва была не просто беззащитным пацаном, рванувшим за большими деньгами.

— Ребята наши напополам разделились, — продолжал пилот. — Одни ставят на тебя, другие на него. Обычно мы этим не занимаемся, потому что всё заранее известно. А сейчас шансов у вас пятьдесят на пятьдесят. Так что ты соберись, парень.

Индиго подумал, что это первая хорошая новость с тех пор, как он улетел с Земли. И тут сквозь ощущение неправильности того, что он делает, сквозь то, что некоторые презрительно называли «рефлексиями», а сам Индиго — совестью, проступил знакомый ему азарт. Доказать, обогнать, выиграть…

Издалека донёсся лёгкий гул. Индиго обернулся. К холму, на склоне которого они стояли, приближался небольшой вездеход.

Пилот, не дождавшийся ответа, резко отстранился.

— В любом случае, парень, я на тебя поставил. Если проиграю — не страшно, не катер ставил. А если выиграю — буду интуицией своей гордиться. Удачи тебе.

— Спасибо, — машинально отозвался Индиго.

Пилот кивнул, развернулся и направился обратно к катеру. Прибывший на вездеходе человек махнул ему рукой.

Интуиция. Вряд ли они знают, что именно это преимущество есть у него, Индиго. Она уже дала о себе знать сегодня утром. Возможно, это не последний раз, и она поможет ему в этой охоте.

Индиго закрепил на плече выбранную накануне винтовку класса «С», которая, на его взгляд, была наиболее подходящим оружием, и решительно подошёл к клиентам. Все приготовления окончены, вещи погружены на вездеход, люди готовы к выходу и время подошло к девяти утра. Пора начинать.

— О, господин Охотник! — приветствовал его водитель вездехода. — Будем знакомы — Реньер, старший егерь. Сопровождаю вас в этом походе, попутно подрабатываю консультантом по трудным ситуациям в пути. Но ведёте нас вы, господин Охотник, — добавил егерь, слегка понизив голос. — Вам и карты в руки.

Индиго молча кивнул.

— Ну что, господа, готовы? — громко спросил егерь. — Время!

Повинуясь Индиго, в воздухе развернулась карта. Первая контрольная точка расположена точно на север отсюда. Индиго постарался забыть об окружающих его людях, сосредоточился только на том неизвестном парне, который уже два часа движется в этом ядовито-зелёном море зарослей на север, с каждым шагом увеличивая разрыв. Даже если он пошёл по прямой, ему в любом случае придётся отклоняться от курса, пусть и незначительно. А они могут двигаться строго прямо, если только не встретится каменной стены поперёк маршрута.

Индиго молча направился вниз по склону, точно почувствовав то место, где два часа назад в заросли вошёл его соперник. Он не оборачивался, но знал, что группа двинулась за ним следом. На секунду мысленным взором ясно увидел недовольное лицо Орлова, удивлённое — Марии, флегматичного егеря, спокойного Хилла и мрачного Норта. Увидел и выкинул из головы. Успеют ли они за ним — их проблемы.

Проблемой Индиго был теперь только тот парень. Жертва.

— Впереди болото! — услышал Индиго голос егеря.

Знаю я. Оно было на карте.

— Ой, да тут вода! — неприятный голос Марии заставил его поморщиться.

Конечно, вода, а что ещё ты ожидала от болота?

— Хант, притормозите, если вас не затруднит! — предельно вежливо окликнул его Орлов. — Даму нужно устроить на дисколёте.

Он остановился, уже окончательно приняв это прозвище как своё имя, обернулся. Реньер объяснял Марии, как управлять аппаратом, та усердно кивала белокурой головкой в кокетливо сдвинутой набок шапочке от солнца. Норт всё с тем же хмурым видом слушал егеря, придерживаясь за поручень зависшего перед ними дисколёта.

— Как вы думаете, молодой человек, мы скоро догоним нашу дичь?

Хилл подошёл совсем близко. Индиго видел, как он приближается, но надеялся, что тот просто решил отойти от спутников. Увы, разговора оказалось не избежать.

— Не сегодня.

Хилл поднял брови.

— Вы так уверены? Ему придётся обойти болото, а мы двинемся над ним. Как бы мы не добрались до контрольной точки раньше.

Индиго вздохнул. Он знал наверняка, даже без информации, полученной от пилота, что парень впереди решил преодолеть болото вброд, и что ему это почти удалось. Они не успеют догнать его до первой точки.

— Он пошёл напрямую, — нехотя пояснил он Хиллу. — Следы ведут в трясину. Он знает, где тропа и не боится болота.

— Вот как… Что ж, тем интереснее. Было бы обидно заплатить такие деньги за полноценное сафари, а Жертву пристрелить, едва начав путь.

Индиго пожал плечами. Что ж, за то, чтобы получить обещанные ему деньги, можно и потерпеть этого циничного «развлекающегося» типа.

К центру болота они добрались уже за полдень. Трое спутников Индиго оседлали дисколёты ещё в начале пути, когда вода дошла до колен. Его самого не смогли заставить это сделать, хотя Реньеру на вездеходе и остальным давно надоело тащиться с черепашьей скоростью. Как ни странно, но пешком Индиго шёл не один, Хилл всё с тем же спокойным выражением лица не отставал от него ни на шаг. Индиго знал, почему — Хилл не хотел спешить, чтобы дать Жертве фору побольше. Спортивный интерес, мать его.

— Занятно, — вдруг громко сказал Реньер, опережая их. — Здесь ещё на днях рос прекрасный образец местной флоры.

Индиго уже догадывался, о чём тот говорил. На протяжении последнего километра он видел непонятные маслянистые пятна на поверхности воды, которые по мере приближения к середине пути сливались в сплошную плёнку. Запах, который заставил всех воспользоваться биофильтрами, однозначно имел органическое происхождение. Наконец, полурастворившиеся и почти ушедшие в трясину трупы мелких животных, опутанные непонятными белёсыми нитями — всё это наводило на мысли об обитающем в болоте то ли животном, то ли растении, питающемся падалью.

— Она росла прямо тут. — Вездеход Реньера завис над девственно чистым участком поверхности болота. Егерь внимательно оглядывался, словно надеясь увидеть сбежавший с тропы «образец флоры». В голосе его звучало нечто, похожее на удивление. — Похоже, будто парень просто смел её с пути, когда она помешала ему пройти. А она ведь почти в человеческий рост была…

Индиго уже заметил на болотной траве вокруг ошметки жёлто-зелёного цвета, разбросанные вокруг тропы словно гигантским миксером. Резак. Лазерный, конечно, ни одним ножом так не покромсаешь. Он мысленно поёжился, живо представив, как это выглядело со стороны. Попасть под такой «миксер» ему почему-то не очень хотелось.

— Господин Хантер, не хотите ли вы присоединиться к нам? Ваш дисколёт ждёт, — окликнул его неожиданно Норт.

— Да, тут вряд ли будет ещё что-то интересное, — поддержал его Реньер. — Нам нет смысла идти пешком, на дисколётах мы сможем быстрее…

— Нет, — отрезал Индиго.

Он отвернулся, пошёл вперёд, помогая себе срубленной перед болотом слегой, и вскоре услышал за спиной шаги Хилла.

Аккумуляторы трёх дисколётов разрядились ещё над болотом, и Мария с Нортом заняли два оставшихся, а недовольно пыхтящему Орлову пришлось передвигаться пешком, вслед за Индиго с Хиллом. Когда они вышли из болота, Реньер связался с центром координации и сообщил всем, что туда только что поступила информация с первого контрольного пункта. Парень-Жертва добрался до сигнальной панели. И, судя по всему, почти без отдыха двинулся дальше.

— Он сдохнет скоро, передвигаться такими темпами, — заявил, переводя дыхание, Орлов. Он даже не поднимал голову с травы, в которую упал, как только ступил на твёрдую землю.

Индиго скептически усмехнулся. Не стоит всех считать такими же хиляками, как ты, студент. Почему Орлов вдруг стал студентом, он и сам не понял, но это определение удивительно подходило. Сам-то он был готов идти дальше хоть сейчас. Однако все ждали Орлова и Хилла, которые должны были передохнуть после перехода. От предложенного дисколёта Хилл отказался, вежливо, но непреклонно. Сейчас он сидел на поваленном стволе «бамбука» и с интересом смотрел на Индиго.

— Ну, если он хотя бы вполовину такой, как наш Охотник, то вы неправы, господин Орлов, — томно протянула Мария.

Не глядя на неё, Индиго чувствовал, как она наблюдает за ним из-под опущенных ресниц.

— Это какой же? — хмуро поинтересовался Норт.

— Предлагаю идти дальше, — резко сказал Индиго, обрывая Марию, уже открывшую рот для ответа. — Нам до ночи хорошо бы добраться до контрольной точки, чтобы я мог определить, куда он направился дальше.

Орлов скривился и нехотя начал подниматься. Хилл его опередил, первым вскочив на ноги. Двигался он чуть медленнее, чем в начале пути, но выглядел бодро.

— Похоже, вы были правы, молодой человек. Сегодня мы его точно не достанем, — негромко сказал он, обернулся к спутникам и весело спросил: — Надеюсь, вы ещё не разучились ходить?

К вечеру они добрались до цели, установленной Индиго. Солнце начало клониться к закату, и уже через полчаса вокруг сгустилась мягкая, почти осязаемая темнота. Пока ещё было хоть что-то видно, он успел обследовать поляну с невысокой каменной колонной в центре, внутри которой скрывалась сигнальная панель.

— И как результаты? — поинтересовался Орлов, когда Индиго вернулся к ним на середину поляны.

— Нашёл, — коротко ответил он.

Странно, но продолжать расспросы Орлов не стал. То ли удовлетворился фактом, то ли по глазам Индиго понял, что лучше не углубляться. А тот и не смог бы объяснить, что именно он нашёл. Жертва практически не оставляла следов. Сейчас до него начало доходить, о чём говорил пилот на старте. Парень впереди не просто «не хуже». Он лучше. И если бы Индиго не был профессионалом, у него в принципе не оказалось бы ни единого шанса в преследовании. Да что там, если уж не врать себе — не будь у него козыря в рукаве, не помогли бы и опыт, и знания. Всю дорогу от выхода из трясины до контрольной точки он пытался глазами увидеть, понять, где именно прошёл его соперник, и не видел. Не увидел и сейчас. Но всё равно твёрдо знал, куда тот направился — сработало преимущество в интуиции.

Пока он был занят поисками, на поляне установили три двухместные палатки. Мария с Нортом уже скрылись в своей. Да, этот переход, пусть и совершённый частично на дисколётах, для нетренированных людей был тяжеловат. Ничего. «Развлечение» того стоит, — неожиданно мстительно подумал Индиго.

У того парня вряд ли есть палатка. И вряд ли он сейчас так же безмятежно отдыхает.

Индиго проснулся, когда до восхода оставалось около часа. Он бесшумно выскользнул из палатки в черноту влажного воздуха, не разбудив крепко спящего Реньера. Тёмные джунгли сами по себе не пугали, но зато не покидало разбудившее его смутное чувство тревоги. Ох, как он не любил шутки своего подсознания… Самое неприятное было в том, что такие сигналы всегда оправдывались. Этот поход обещал крупные неприятности. К гадалке не ходи. Индиго невесело усмехнулся. Тому незачем чёрта искать, у кого он за плечами сидит, как сказал классик. Сам ты себе и гадалка, и крупная неприятность. Во что ты ввязался, дурак?

Шорох за спиной заставил его резко повернуться, приняв боевую стойку. Рефлексы не дремлют.

— Впечатляюще, — Хилл в полумраке невидимо улыбнулся. — Но здесь нет врагов, все свои.

Индиго молча выпрямился, скрестил на груди руки, дожидаясь, пока тот подойдёт ближе.

— Не спится, юноша? — сочувственно спросил Хилл. — Впрочем, вы правы. Вот-вот рассветёт. Было бы неплохо выйти, как только станет видно дорогу, да? Может, мы сможем сократить расстояние.

— Он уже в пути, — сухо сказал Индиго. — Он не ждёт рассвета.

Даже в темноте он заметил, как удивился собеседник.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю таких, как он.

Не объяснять же «я его чувствую».

Хилл покивал.

— Таких, как вы. Вы тоже считаете, что наша Жертва бывший военный?

Не дождавшись ответа, снова кивнул:

— Не смущайтесь, юноша. Я военных чую за километр. Нет ничего плохого в этой профессии.

— А в этой охоте? — разжал губы Индиго.

Хилл поднял голову, посмотрел на небо, начинающее светлеть над макушками «бамбука».

— Охота… Охота в данном случае, мальчик мой, всего лишь средство. Люди забавные существа, ты не находишь? — он перешёл на «ты», и Индиго не стал его обрывать. — И эти существа по-разному раскрываются в ситуации, выходящей за рамки привычного. Я тут, в «Диане», постоянный клиент, хотя и не афиширую этого. Наблюдать за цивилизованными людьми, получившими возможность, в свою очередь, понаблюдать за убийством — нет ничего увлекательнее. За этим вот псевдоинтеллигентным юношей или этой дамочкой из модельного салона — что занесло её в эти джунгли, кроме желания не выпускать из вида мужа? Или сам муж — я не понял ещё, зачем он тащит с собой жену, но что он вовсе не так равнодушен к происходящему, как кажется, это точно. Я ещё раскушу его. И ты, кстати…

— Доброе утро, господа, — вынырнул из палатки егерь. — Вы ранние пташки.

— Да, — громко отозвался Хилл. — Нам не терпится двинуться дальше. Есть сведения, что добыча ускользает.

Неизвестно, от чего Индиго передернуло сильнее — от слова «добыча» или от панибратского «нам». Он поймал насмешливый взгляд Хилла.

— А вот о вас мы поговорим позже. Надеюсь, наша Жертва позволит нам провести ещё пару ночей в джунглях, — тихо сказал тот, снова переходя на вежливо-дистанционное «вы».

— Он пошёл на восток, — уверенно сказал Индиго.

— А где следующая контрольная точка? — поинтересовался у Реньера Орлов.

Тот усмехнулся.

— Если бы я знал, согласитесь, это было бы неспортивно и неинтересно, — резонно заметил он.

Индиго коротко взглянул на Марию. Последнюю пару часов она не издавала ни звука, что его уже удивляло. В начале пути она постоянно охала и ойкала, то ли привлекая всеобщее внимание, то ли правда от неожиданности. А потом вдруг притихла. Во время последнего привала Индиго вдруг задумался над словами Хилла — «что занесло её в эти джунгли, кроме желания не выпускать из вида мужа?»

— Вы бы поменьше пялились на мою жену, Хант, — негромко сказал рядом мрачный угрожающий голос Норта.

Индиго, не повернув головы, отозвался:

— Ваша жена меня совершенно не интересует.

Он мог бы пояснить, что не на неё пялится, а пытается понять, куда идти дальше, но не стал. Ему вообще не хотелось разговаривать, но Норта это мало волновало. Внезапно он с силой схватил Индиго за плечо, сжав пальцы, словно хотел раздробить кость.

— Я сказал, господин Хантер, что вы слишком много внимания уделяете моей жене!

Молниеносное движение — и Норт, не успев закончить фразу, уже стоял, согнувшись и нервно подёргиваясь, а его рука, заломленная за спину, была крепко зажата пальцами Индиго.

— Мне показалось, я выразился ясно, — удивляясь собственному спокойному голосу, повторил тот. — Меня не интересует ваша жена.

Он выпустил ревнивого мужа, едва удержавшись, чтобы не дать ему пинка — уж очень удобная была поза.

— Я бы на вашем месте извинился, Норт, — неизменно весёлый голос Хилла раздражал не меньше, чем угрюмая наглость Норта.

Индиго молча наклонился, поднял чехол с оружием, свой небольшой рюкзак, закинул их за спину и двинулся в ту сторону, куда без остановки уходил парень, сейчас казавшийся ему ближе всех из окружающих людей. Он не стал дожидаться, когда остальные спохватятся и последуют за ним, просто шагнул в заросли, не оборачиваясь.

Спустя сорок минут его догнал Реньер, который до сих пор лениво передвигался на своём вездеходе, замыкая их небольшую группу.

— Хантер, впереди каменная поляна. Предлагаю дисколёты.

Индиго на ходу пожал плечами.

— Если клиенты захотят ими воспользоваться — их право.

Реньер отстал.

Каменная поляна оказалась несколько больше, чем ему казалось по карте.

— Пойдёте пешком? — первым его догнал, конечно, Хилл.

— Пойду, — кивнул он.

— Мне нравится ваше упрямство. Если я хоть что-то понимаю, вы здесь не только ради денег. Вам интересен сам процесс. Соревнование. По-честному. Он пешком — и вы тоже.

Он не ответил. Не в соревнованиях дело, идиот. Дело исключительно в том, что они гонят этого парня, как зверя. Пусть сейчас он их опережает, но это ненадолго. И если они воспользуются техникой — особенно он, Охотник, — будет совсем отвратительно.

Индиго мотнул головой, как упрямый жеребёнок, и сделал шаг вперёд, наступив на расколотый серый валун. Хилл что-то сказал, но он уже не слушал. Голова вдруг стала ясная-ясная, звенящая изнутри, как будто сирена тревоги на «Киплинге». Он молча, одним плавным движением, расстегнул чехол за плечом, выхватил винтовку. Поднял левую руку, останавливая болтовню Хилла и заодно тех, кто шёл сзади.

— Я пойду первым, — бросил он. — Вы двинетесь, когда я подам знак.

Реньер соскочил на землю.

— Заметил Жертву? — быстро спросил он.

Индиго снова покачал головой. Он не знал, что там. Но оно там было.

Передвигаться по каменной поляне оказалось сложнее, чем он думал. Потому что она вся состояла из каменных холмов, холмиков и впадин, на дне которых торчали острые серо-бурые обломки. Индиго шёл неторопливо, стараясь не упустить ничего вокруг, оглядывая каждый валун на пути, буквально заглядывая в каждую щель. Он не знал, что ищет, но чувствовал, что оно всё ближе. Сирена в голове не утихала. Он давно не испытывал этого ощущения опасности и искренне хотел, чтобы оно поскорее исчезло или уж оправдалось.

Он достиг середины равнины, взобрался на острый гребень каменной гряды и вдруг услышал позади движение. Резко обернулся и почти лицом к лицу столкнулся с Хиллом, настигшем его на дисколёте. Когда Индиго опустил ствол винтовки, нацеленный Хиллу в лицо, тот проводил её серьёзным взглядом, нервно сглотнул и сказал впервые за время их знакомства дрогнувшим голосом:

— Я подумал, если вы уже прошли это поле, то там безопасно.

Индиго не успел ответить.

Слева, из глубины узкой впадины, скользнуло длинное гибкое тело — как будто распрямилась сжатая пружина. Рефлекторно отшатнувшийся Индиго заметил плоскую треугольную голову и шероховатую кожу в цвет окружающих валунов. Хилла гигантская змея сбила в броске, и тот мешком свалился на раскрошенные камни. Всё произошло мгновенно, и почти никто не успел понять, что случилось, поэтому визг Марии раздался несколькими мгновениями позже выстрела Индиго — когда всё уже было кончено.

Внизу зашевелился придавленный рухнувшим на него телом пресмыкающегося Хилл, и только тогда Индиго убрал за спину винтовку, аккуратно застегнув чехол. Он спрыгнул вниз, помог мужчине подняться. Покинутый дисколёт сиротливо лежал чуть в стороне, и тяжёлый хвост мёртвой змеи прижимал его к камням. Пока Хилл приходил в себя, а Индиго освобождал технику, к месту происшествия добрались остальные их спутники.

— Это каменка, каменная змея, — изумлённо сказал Реньер, склонившись над головой убитой твари. — Они обычно не нападают на людей. Вы ведь даже не дошли до его убежища, он бросился первым.

— Мы-то не дошли, — сумрачно сказал Норт. — Зато до нас тут побывал этот парень.

Впервые кто-то в этой компании, кроме него самого и егеря, назвал их соперника не Жертвой, — отметил Индиго.

Он развернулся и пошёл дальше. Солнце стояло в зените, и долго находиться на открытом пространстве даже в костюме с терморегуляцией было неприятно. Звоночек в голове утих, и ничто больше не мешало двигаться вперёд.

— Нет, вы это видели? — с плохо скрываемым восхищением сказал Реньер. — Поверьте, господа, эта игра будет увлекательной. Вот так, одним выстрелом сбить в броске каменку…

— Он выбил ей глаз, — растерянно произнёс Хилл, уже успевший полностью прийти в себя. Он присоединился к егерю в осмотре мёртвого пресмыкающегося. — Вы бы видели, как эта тварь прыгнула…

— Мы видели, — Орлов явно не разделял восторгов спутников. — Ничего особенного.

Хилл выпрямился.

— Знаете, юноша, если бы вы стояли тут на моём месте, вы бы думали иначе.

— Мария, вперёд, — вдруг резко скомандовал Норт. — И перестань трястись.

Супруги одновременно включили дисколёты и неторопливо заскользили в сторону, куда ушёл Охотник.

Ближе к вечеру Реньер отчитался — только что получен сигнал со второй контрольной точки.

— Идёт, как часы, — прокомментировал Орлов. — Эх, знать бы, где третья, мы бы его там тёпленьким взяли завтра к ночи.

А ты говоришь — сдохнет. Не дождёшься, — подумал злорадно Индиго, но спохватился. Может, Орлов и не дождётся, но не надо забывать о том, что он сам тут находится вовсе не для того, чтобы болеть за идущего впереди. У него, Охотника, несколько иная работа.

— Вы, Орлов, не спортсмен, — сообщил Хилл. — Тут самый интерес не в том, чтобы взять тёпленьким, а в том, чтобы победить в честной борьбе. Я верно говорю, Хантер?

Индиго почувствовал, как в нём вновь закипает раздражение. И эта идиотская кличка, на которую он сам начал отзываться, и весёлый голос этого развлекающегося спортсмена, и дурак-студент, и эта ящерица с болотным взглядом со своим Отелло, и флегматичный егерь — всё это раздражало. И винтовка за плечом — вот что раздражало больше всего. У него появилось ощущение, будто она начинает жечь ему спину и затылок. Хотелось отбросить оружие, плюнуть на всё, отобрать у Реньера вездеход и вернуться в городок. И домой.

Он даже зажмурился, чтобы отогнать дурацкие мысли. Домой. Дома его ждёт Ритка. А Ритка больна, и ещё этот долг… Ему пришлось с усилием напомнить себе, что значит слово «долг», и что оно имеет отношение не только к деньгам, и почему он непременно должен не просто дойти до конца, но и сделать то, что от него ждут эти люди. А это значило, что тот парень впереди — это не человек, которому хочется пожелать победы. Это Жертва. Мишень. Цель, которую нужно поразить.

— Если мы его догоним, ты с ним справишься, — сказали над ухом. Хилл.

Индиго сдержал рвущийся наружу стон злости и раздражения.

— Ты отличный стрелок, мальчик, — с ноткой уважения сказал Хилл. — Знаешь, даже этот мрачный киборг Норт поражён твоим умением. Сейчас уже все поверили, что мы не зря заплатили свои деньги.

— Вы заплатили их зря, если мы не догоним Жертву, — сказал он, обрывая Хилла. — Нам надо до темноты хотя бы до контрольной точки дойти. Есть координаты? — обратился Индиго уже к Реньеру.

— Да, мы рядом с ней, — тот уже включил карту.

Конечно, от контрольной точки парень уже ушёл. И опять в последних лучах солнца Индиго определил направление, в котором они отправятся утром. Краем уха услышал, как Реньер растерянно сказал Хиллу «Я не понимаю, как он это делает». Егерь не видел вообще ни одного следа. А вот Индиго видел. Теперь, для разнообразия, глазами. И почему-то его этот факт совсем не обрадовал.

Ночь прошла беспокойно. Нет, все остальные спали в своих палатках — поход, несмотря на дисколёты и частые остановки, был для них не самым лёгким. А вот Индиго смог проспать всего часа четыре, проснулся и больше не уснул. Он то проваливался в призрачную полудрёму, то лежал, не смыкая глаз, терзаемый изнутри странно неприятными предчувствиями. Он был уверен, что его соперник проснулся и решил не дожидаться рассвета. И эта мысль принесла ему беспокойство. Не потому, что он мог безнадёжно отстать. А потому, что тот парень решил «работать на износ». Его может не хватить до финала.

Индиго и Хилл шли впереди, прокладывая остальным путь. Норт и Орлов вперёд не рвались. Мария вообще последние несколько километров не сходила с дисколёта, но от неё никто и не ждал подвигов по покорению джунглей.

— Ты уверен, что мы правильно идём? — чуть задыхаясь, спросил Хилл.

— Да, — коротко отозвался Индиго.

Даже если бы у него не было глаз, он всё равно шёл бы так же уверенно. Парень был здесь совсем недавно.

— Я не вижу никаких следов.

— Поэтому Охотник я, а не… — начал он.

И тут снова его словно ударило изнутри. Пришлось остановиться, чтобы справиться с накатившим. Что-то спросил Хилл, но Индиго его не слушал.

Такого с ним никогда раньше не было. Слишком ясно, слишком резко, слишком сильно. Он не мог понять, что ощущал. Это не было привычное с детства «осторожно, впереди опасно». Это не могло быть «чувство другого человека» — хотя бы потому, что некого ему сейчас было так чувствовать. Или это Жертва дает о себе знать? Индиго, неужели ты настолько «настроился» на совершенно незнакомого тебе человека? Чушь.

Он расстегнул чехол винтовки.

— Я пойду вперёд. Отдохните пока, — сказал он.

— Здесь? — жалобно спросила Мария, но он даже не взглянул в её сторону.

— Заткнись, — посоветовал ей Норт, усаживаясь прямо там, где стоял. — Если хочешь, можешь найти более приятное место.

Индиго не слушал их препирательства.

— Может, мне пойти с тобой? — спросил Хилл.

Он вскользь подумал, что Димка Гордеев давно бы проникся к Хиллу хотя бы уважением, если не симпатией. Но Индиго-Хантер не чувствовал ничего, кроме раздражения.

— Нет, спасибо, я справлюсь, — бросил он уже на ходу, ныряя под ближайшую лиану.

Он не опасался, что на его клиентов нападут дикие звери, и им двигало вовсе не желание встретиться с Жертвой один на один, без свидетелей. В конце концов, ему платят за зрелище, а не за убийство наедине. Он просто боялся, что никакого убийства уже не будет. И хотел увидеть всё сам, первый.

На искомую полянку он вышел почти через полчаса. За это время впервые включился передатчик, которым его снабдили ещё на вылете из городка. Передатчик полагалось использовать только в случае форс-мажорных обстоятельств. Видимо, Реньер счёл, что сейчас настал именно форс-мажор. Он поинтересовался, какого лешего Охотника понесло одного и почему он всех бросил. Индиго коротко ответил, что объяснит всё позже. Во второй раз голос Реньера звучал уже не так спокойно. Он довольно резко спросил, сколько ещё им ждать. Индиго молча отключил связь. А через пару минут вышел к источнику.

Первые несколько мгновений он неподвижно стоял, не выпуская из рук винтовки, и пытался восстановить картину происшедшего. Потом медленно убрал оружие и снова включил передатчик.

— Идите сюда, — коротко сказал он Реньеру и отключился, не дожидаясь ответа.

Этих следов парень прятать не стал. Ему явно было не до того. И сейчас даже Орлов смог бы вычислить, не напрягаясь, куда он ушёл. А ещё можно увидеть, куда ушёл — или, судя по следам на влажной земле, уполз — тот, кто так наследил тут. Зверь, скрывшийся в восточном направлении, оставивший на почве глубокие борозды от мощных когтей и пятна бурой крови, был просто огромным. Индиго заметил на стволе бамбука чуть выше своей головы рваные царапины, оставленные теми же когтями. И тут ему в голову пришло, что по правилам Жертва не имела никакого оружия, кроме холодного. И тот самый лазерный резак. Но резаком парень явно не воспользовался — иначе на траве была бы не только кровь зверя, но и пара лап, хвост, голова.

Простой нож. И он остался жив.

Индиго медленно обогнул полянку, почему-то не желая пересекать её, подошёл к лианам, помеченным бурыми пятнами совершенно другого оттенка. Это уже человеческая кровь. Он протянул руку и осторожно коснулся испачканного листа, проверяя, насколько она высохла. Это прикосновение его снова как будто ударило, и он задохнулся, как если бы били под дых…Он даже не пытался понять, что это было, слишком шумело в ушах. В голове бились мысли-вопросы — сильно ли ранен парень, далеко ли он сможет уйти, как задержать этих туристов, чтобы позволить ему уйти как можно дальше. И совершенно нестерпимое желание бросить всех и рвануть за ним в эти чёртовы заросли, догнать и помочь выбраться, и к дьяволу всё.

Но нельзя.

Индиго успел обойти всю полянку, изучив всё, что смог заметить на земле, камнях и стволах деревьев. Конечно, его спутники будут двигаться медленнее, чем он шёл сюда. У него есть время собраться и попытаться успокоиться. Он сел на землю, прислонился спиной к скале и закрыл глаза, вслушиваясь в журчание чужой воды.

— Что здесь было?!

— Ничего себе!

— Ой, мама!!!

— Не визжи, Мария!

— Ты в порядке, мальчик?

Голоса ворвались в мирное безмолвие, как ураган. Индиго хотел гаркнуть своим поставленным сержантским голосом, чтобы все заткнулись, но сдержался, в очередной раз устало удивившись своей силе воли. Он просто открыл глаза и поднял голову, чтобы показать, что слышит их.

— Он ушёл туда! — Орлов — кто же ещё — стоял у разорванных лиан, живописно обрамляющих переломанные стволы «бамбука».

— Это урс, — покачал головой егерь. — Это его следы. И таких когтей больше ни у кого на этой планете нет, — он указал на те самые царапины на стволе дерева, которые заметил и Индиго.

— Это ж какого он роста? — чуть помолчав спросил Хилл.

— Взрослые особи могут достигать до двух метров в холке. Этот был один из крупных. — Реньер повернулся к Индиго. — Где он?

Тот неторопливо поднялся на ноги и осведомился:

— Кто из них?

— Зверя мы отследили сами, — терпеливо ответил егерь.

Индиго помолчал, пристёгивая к плечевому креплению чехол с винтовкой.

— Он ушёл в другую сторону.

Егерь обвёл взглядом поляну, остановился на пятнах крови на противоположном краю полянки.

— Да, я вижу, — согласился он.

— Он тоже ранен! — радостно вскрикнул Орлов, проследив, куда тот смотрит. — Мы его сейчас легко можем догнать!

Норт оставил Марию и подошёл к окровавленным листьям. Он протянул руку и коснулся их так же аккуратно, как чуть раньше это сделал сам Индиго.

— Да, он ранен. Вряд ли смертельно, и вряд ли рана сильно мешает ему идти, но крови он потерял прилично. — Норт говорил спокойно — слишком спокойно.

Индиго уловил в его голосе нечто новое. Исчезла угрюмая мрачность. Голос звучал ясно, и в нём появилось то, что можно было бы назвать интересом.

— А вы оживились, Норт, — сказал Хилл. Он тоже, видимо, заметил перемены в их сумрачном спутнике. — Да вы кровожадны, друг мой.

— А зверь… Он не вернётся?

— Мария, ты посмотри, сколько крови! Он долго не сможет ни на кого нападать, если вообще не сдох уже.

Хилл сказал то, что не смог сформулировать Индиго. Норт здесь ради крови. Процесс охоты ему неинтересен — а вот кровь, боль, страдания…

Его в очередной раз передёрнуло. Чёрт побери, этот крысятник начал ему серьёзно действовать на нервы. Он никак не мог понять, почему так спокойно реагирует на то, что раньше заставило бы его взорваться, разнести всё вокруг, выкрикнуть этим уродам из паноптикума все, что он думает о них и этой грёбаной охоте? Хотя ответ был рядом. Эти люди — не люди. Это средство достижения цели, поставленной им перед самим собой. Он должен дойти до конца, должен сделать свой выстрел и получить эти чёртовы деньги. Пусть они будут в крови — но они нужны Ритке. Он должен сделать это для неё.

Не оставалось другого выхода, Феникс тоже признал бы это, если бы ему подвернулась эта работа. Но она подвернулась Индиго. И сейчас он точно мог гордиться единственным — тем, что он ничего не сказал другу. Потому что тот бы его не отпустил, пошёл бы сам. А этого нельзя было делать, никак. Эта грязь не должна его коснуться. Проблема висит на нём, Индиго — он и решит её. Сам. А если уж влез в грязь, не думай, что сможешь испачкать только один палец. Нет, теперь ты в ней по уши. И эти люди — часть её. От них никуда не денешься.

— Так чего мы ждём-то? — Орлов только что не подпрыгивал, так рвался в погоню. — Он не мог уйти далеко! И след за ним будет такой, что мы и без Ханта справимся!

Индиго осознал, что все остальные молча смотрят на него, словно ожидая его решения. Норт с непривычно горящими глазами, бледная Мария — а вот она крови как раз боится, снова принявший свой независимо-равнодушный вид Реньер и внимательный Хилл — все ждут, что он скажет.

— Я пойду впереди, — сухо сказал он и неторопливо пошёл в ту сторону, куда вели бурые спёкшиеся следы.

Спиной он чувствовал взгляды.

Километров через пять они добрались до бурелома, давно заросшего, как и остальные джунгли вокруг.

— Как лось ломился, — сказал Орлов, когда они собрались у начала завала. — В прятки играть он уже не может, его крепко потрепало. Теперь он просто напрямую ломится к финишу. Мы его сделаем.

— Я туда не полезу, — вдруг сказала Мария с привычными капризными нотками в голосе. — Я ж там все ноги переломаю!

Индиго вдруг подумал, что она ни разу не сказала что-то вроде «какого чёрта ты меня сюда притащил?» своему супругу. Она ныла и жаловалась на дорогу, на усталость, на страх, на холод, на пугающих её насекомых. Но ни разу не пожаловалась на сам факт своего присутствия здесь.

— Мадам, для вас уже заряжен транспорт, — галантно поклонился в её сторону Хилл.

Мария фыркнула.

— Все готовы? Идём вперёд! — поторопил сзади Норт.

Индиго медленно огляделся. Чёрт возьми. Он знал, был уверен, что парень идёт в другую сторону. След холодный. Но он проложил его, рассчитывая, что так даст себе ещё немного времени — пока они поймут, что след липовый. Индиго зажмурился, представив, как раненый упрямо лезет в этот завал.

— Идём, — решительно сказал он, открывая глаза и первым начал взбираться по поваленным стволам, грозившим в любую секунду рассыпаться под ногами.

Близился вечер.

Они остались на ночевку прямо у того бурелома, откуда выбрались буквально с последним лучом солнца. Реньер плюнул на все предосторожности и развёл небольшой костёр. Вокруг огня все и разместились тесным кружком, один Индиго отошёл подальше — эти лица так надоели ему за трое суток, что находиться среди них сейчас казалось невыносимым. Да и им самим, похоже, приятного в этих посиделках было мало.

— «Как лось ломился»! — передразнил Норт сникшего Орлова. — Я так и думал, что это пустышка. А вы куда смотрели… Охотник? — последнее слово он произнёс тоном высочайшего презрения.

Индиго пожал плечами, ответил за него Хилл.

— Норт, вы орали едва ли не громче всех, чтобы мы шли вперёд как можно скорее. Вам так не терпелось дорваться до стрельбы и крови, что вы и сами не подумали, и Хантеру не позволили.

— А, чтоб вас! — Норт махнул рукой, быстро ретировался в палатку, и тут же до оставшихся донёсся его крик. — Мария!

Мария поднялась с зависшего в воздухе дисколёта, служившего ей сиденьем, аккуратно выключила аппарат и передала его Реньеру. Взглянула на сидящего прямо на траве Индиго, томно вздохнула.

— И ведь что самое обидное — сейчас сразу заснёт. А у меня ни в одном глазу.

Не дождавшись реакции, развернулась и пошла к палатке той самой неуместной в джунглях походкой, которая запомнилась Индиго при их первой встрече.

Реньер тоже встал, закрепил сложенный дисколёт на вездеходе.

— У нас осталось два дня, Хантер, — сказал он серьёзно. — Либо мы догоняем его, либо он доходит до финиша, и вы ничего не получаете. Спокойной ночи.

Следом за Реньером молча ушёл Орлов. Неудачное завершение дня его расстроило, кажется, едва ли не больше Норта.

— Зачем ты это сделал? — вдруг спросил Хилл.

Индиго чувствовал, что разговоров с этим типом ему не избежать. Он не знал, раскусил ли Хилл Норта с Орловым, но вот про самого Хилла он точно понял все. Как Норт оживал при виде крови, так и Хилл оживал при виде людей в сложной ситуации. Ему доставляло удовольствие раскапывать души, выискивая второе дно, вспарывая и препарируя тайные желания и проблемы, расшифровывая несказанное и воспроизводя ему до сих пор неизвестное. Хилл беседовал с каждым из спутников, обходя вниманием разве что Реньера — возможно потому, что знал того давно.

Этот разговор был неизбежен. И Индиго принял его с тем самым неожиданным спокойствием, которое пришло к нему ещё на старте.

— Я хотел дать ему время, — честно ответил он.

Хилл хмыкнул.

— Не похоже, чтобы вы работали в паре. Для этого ты слишком честно до сих пор действовал. Мальчик мой, а ты понимаешь, что если он залижет раны и у него откроется второе дыхание, ты его можешь уже не достать?

Индиго молча кивнул.

— Пожалуй, это действительно будет одна из интереснейших игр, — пробормотал Хилл и встал. — Спокойной ночи, Хант. Я всё же советую тебе забыть о жалости. Тебе пора решить, за кого ты играешь — за себя или за чужого парня. Который, между прочим, прекрасно знал, на что идёт. Его сюда силой никто не тащил.

Хилл ушёл, а Индиго некоторое время сидел в одиночестве, не желая идти в палатку с храпящим Реньером.

Сделать то, зачем он сюда прилетел, можно было только спокойно. Если психовать, мучиться угрызениями совести, чутко и бурно, как обычно, реагировать на этих крыс вокруг — он просто не сможет, сломается раньше, чем дело подойдёт к финалу. Никогда раньше он не мог так отключить все свои эмоции. Никогда раньше не мог загнать глубоко внутрь свою горячность, свою злость, ярость, страх. Всегда, когда он пытался это сделать, вскоре взрывался, сокрушая всё и всех вокруг. А сейчас… Где-то глубоко внутри он по-прежнему возмущался, кипел и порывался лезть в драку. Но это был Димка Гордеев. А Индиго, наконец, смог стать таким, каким всегда хотел быть. Как Пашка — спокойный, непробиваемый и на всё способный. На всё ли? Посмотрим.

И всё же та часть его, которая была сейчас глубоко и не имела права голоса, надеялась, что это труднодостижимое, но желанное состояние непробиваемости пройдёт, когда закончится эта охота. Потому что он, Дмитрий Гордеев, так жить не сможет.

— Он давно ушёл?

— Смотрите, тут опять резак работал! Он ушёл в ту сторону!

— Будем привал делать, или пойдём дальше?

— Кончать надо, он уже даже не скрывается, совсем обнаглел!

— Дайте передохнуть, мы с утра ни разу не остановились!

— Мария, не ной!

Индиго испытывал дикое желание заткнуть уши руками.

Его никогда ещё так не разрывало изнутри. Он должен был сделать то, на что подписался. Но он не мог пересилить себя. Сейчас — не мог. Едва ступив на примятую траву, где лежал ночью этот парень, Индиго почувствовал, что это след совсем не того уверенного в себе, сильного и здорового бывшего военного — да, скорее всего, это один из них, судя по стилю и способностям. На этой траве несколько часов назад лежал тяжело больной человек, пышущий жаром… Нет, он не обнаглел. Раны ли сказались, занесённая ли чёрт знает чем инфекция — он не мог знать. Но парень болен. Поэтому и следы стал хуже прятать, поэтому и не скрывается почти. Ему сейчас главное — дойти. Вопрос ещё, смог ли он правильно взять направление.

— Так что, Хантер? Я думаю, нет смысла задерживаться.

Реньер подошёл совсем близко. В голосе отчётливо звенело нетерпение. Ему-то что, главное — поскорее закончить и вернуться к нормальной работе.

Спокойно, соберись. Он прав. Нельзя так рваться бесконечно. Выбор сделан ещё неделю назад. Значит…

— Да. Идём дальше, — сказал он.

На небольшой полянке, которую пересекала тропа, Индиго уже некоторое время изучал останки животного, которое, кажется, до того, как стать фаршем, представляло собой рептилию с зелёной шкурой и неприятно большой пастью, полной острых зубов.

Странно, но сегодня все его спутники решили прогуляться пешком. Как заявил Орлов — лучше быстро идти, чем медленно ехать на дисколёте. Поэтому догнали они его не сразу.

— Ого. Ему всё ещё везёт, — заявил егерь. — Это химера. В принципе, на людей не нападает, но если он умудрился вляпаться в её ловушку… — Реньер красноречиво посмотрел на дерево рядом, покрытое слоем неровно размазанной по стволу и листьям мутноватой субстанции. — Она могла проникнуться к нему чувством собственника.

Там, где ловушки не коснулись, она была похожа на россыпь блестящих бусинок жемчуга, самые крупные из которых достигали размеров грецкого ореха.

— Химеру трудно обнаружить, она великолепно маскируется. Как земной хамелеон, например, — рассказывал Реньер заинтересовавшимся спутникам. — Эти вот шарики и белёсая гадость на стволе — жидкость, выделяемая её специальными железами, которую она использует, как паук в паутине. На эту «паутину» ловятся местные птицы, любопытные зверьки… На моей памяти так однажды попался наш работник. Прилип и не смог вовремя вырваться. Она плюнула и попала ему в лицо. Её слюна обладает слабым кислотным действием и попутно — парализующим. На мелких животных действует, как наркоз на людей. А на человека, конечно, просто производит лёгкий анестезирующий эффект. Но Майклу она попала в глаза. Он не смог увидеть, когда она бросилась. А зубы у неё — сами видите. В общем, когда его нашли…

Реньер замолчал и махнул рукой.

У Майкла явно не было резака под руками и такого упорства и воли к жизни, как у убившего химеру парня, — подумал Индиго.

Сигнал с четвёртой точки пришёл к десяти часам утра, застав их уже в пути.

Индиго чувствовал, что это конец. Сегодня всё будет кончено. Парень не дойдёт до финиша, они почти его настигли. Четвёртая точка находилась очень близко. И теперь всеми, даже Марией, овладел азарт — догони и убей.

— Нам обещают ливень, — сообщил Реньер.

Он неторопливо ехал позади Индиго на своём вездеходе.

— Что я должен сделать? — равнодушно поинтересовался тот, видя, что егерь ждёт его реакции.

— Найти, догнать и пристрелить, чёрт тебя побери! — вдруг рявкнул Реньер. — Мы тащимся уже пятые сутки!

Индиго остановился так резко, что вездеход едва успел затормозить.

— А я что делаю? — негромко спросил он, чувствуя, что его приобретённой в этом походе выдержки не хватит на долгую беседу. — И кто виноват, что даже на дисколётах этим… клиентам нужно пять раз на день останавливаться на обеденный перерыв?

За спиной Реньера уже собрались остальные. Они пока молчали, но Индиго чувствовал, что большинство готово сорваться, как егерь. Только Хилл смотрел с откровенным интересом.

— Мы требуем, чтобы вы перестали тормозить группу, — заявил вдруг Норт. — Воспользуйтесь своим дисколётом или займите вездеход — чтобы прокладывать нам дорогу.

— Да, Хантер, вы стали слишком медленно идти, — подхватил Орлов. — У меня начинает складываться впечатление, что вы подыгрываете нашей дичи.

Это была правда. Он слишком замедлился. И вторая часть обвинения тоже была правдой, хотя сознательно Индиго этого не делал. Он просто шёл, слушаясь своих ощущений. А они говорили, что парень впереди передвигается всё медленнее. Индиго никому не сказал, но он заметил на сырой земле отпечатки опоры, которая появилась в руках Жертвы. И картина по этим следам сложилась нерадостная.

Им было очень выгодно, что идущий впереди человек выбивается из сил. Даже передвигаясь пешком, они догонят его раньше, чем через пару часов. По некоторым признакам Индиго начал думать, что либо у парня сотрясение мозга, либо урс повредил его сильнее, чем им казалось, либо болезнь прогрессирует. Был ещё один вариант объяснения нехарактерным для здорового тренированного человека следам, но он Индиго совсем не нравился. Так мог идти человек, который не видит, куда идёт. Как раз сейчас, когда Реньер остановил его, ему пришло в голову, что они идут за Жертвой не по прямой дороге, а по большой дуге.

Да, этого парня никто сюда не тянул. Он пришёл в это сафари сам, как и Индиго, только выбрал для себя другую роль. Но убить его сейчас было невыносимо тяжело.

Он не думал, что это будет так сложно. Потому тогда, когда в голове проигрывались варианты этой охоты, соперник был безликим, сильным и неутомимым. А тут, в реальности, впереди шёл усталый, больной человек, который уже пятые сутки был самым близким для Индиго в этих джунглях. И, чёрт побери, он же почти дошёл!

— Может быть, вы ответите нам хоть что-нибудь? — Норт первым устал ждать. — Мы хотим знать, когда это всё кончится!

Индиго собирался сказать, что если его не будут отвлекать, то как только догонят — так и закончится…

— Я устала шляться по этим зарослям, — вдруг отчётливо громко произнесла Мария. — Подумать только, из-за какого-то грязного бродяги, бывшего военного убийцы, мы должны столько терпеть! Да таких, как он, отстреливать — самое нужное дело. Хант, милый, вам всего лишь надо…

Как оружие оказалось у него в руках, он сам не отследил и сообразил что хочет сказать, только тогда, когда оказался перед белой как полотно женщиной, сжимая в руках снятую с предохранителя винтовку. Остальные шарахнулись в стороны, насколько позволяли деревья вокруг, и только Хилл остался стоять рядом с Марией, впрочем, не делая попыток остановить Охотника.

Индиго резким движением перевернул винтовку так, что она оказалась направленной стволом ему в грудь, и ткнул приклад в руки женщины.

— Стреляй, — сказал он, не слыша собственного голоса, но чувствуя, как бурлит всё внутри и это кипение прорывается из горла сдержанным рыком. — Давай! Я такой же, как он. Начни с меня, ящерица!

Она слегка вздрогнула.

Индиго ещё раз встряхнул винтовку, вынуждая Марию рефлекторно ухватиться за приклад.

— Давай! Это ведь легко! Твой муж будет рад. Если стрелять в упор, крови будет много. Это ведь всё, что тебе надо от этой прогулки, Норт?!

Он не замечал, что уже кричит, но видел, как дрогнуло лицо Орлова, как отступил ещё на шаг Норт, как напрягся егерь. Но ему было уже на всё плевать.

— Ну, чего ты застыла? Нас ведь надо отстреливать! Или ты не можешь, потому что ещё сегодня утром мечтала запрыгнуть ко мне в палатку, если бы не муж? Брось, что, у тебя больше не найдётся мальчиков для развлечений?

Мария бросила затравленный взгляд на мужа, и винтовка всё-таки выпала из её рук. Она тут же закрыла лицо ладонями.

— Я думаю, нам всем надо успокоиться, — раздался спокойный голос Хилла. Он нагнулся, поднял оружие и аккуратно передвинул рычажок предохранителя в безопасное положение. — Возьми. Не стоит раскидываться оружием.

Индиго в бешенстве вскинулся, собираясь послать его уже по матери, но в последний момент вдруг опомнился. Молча выхватил винтовку у Хилла, развернулся на месте и решительно пошёл вперёд. Он был намерен найти парня как можно скорее, чтобы закончить эту затянувшуюся драму. И его больше не волновало, успеют ли за ним остальные.

Он запретил себе думать обо всём, кроме следов и винтовки. Она мешала работать резаком, расширяя проход для идущих следом, но Индиго предпочел плюнуть на резак. Пусть сами заботятся о прокладывании пути. Он Охотник, а не вездеход-трекер.

На листья упали первые капли дождя, и скоро они уже хлестали стеной.

Ливень заливал лианы, высокую траву, размывал почву, делая путь труднее, смывая все отметины на земле. Ноги скользили, но Индиго быстро втянулся, двигался по-прежнему уверенно. Он уже не смотрел на следы — просто шёл и знал, что догоняет.

Хватит рефлексий. Хан всегда говорил, что ты зря попал в спецназ. Да, ты так и не смог привыкнуть убивать. Да, убить не бандита, а такого же, как ты сам — это ещё тяжелее. Но Рита… Это нужно сделать для неё. Этот человек сам выбрал свою игру. Неважно, что он хорош, неважно, что он сейчас физически не может быть достойным противником. Это лотерея. Он и ты — кому повезёт. Пока что везение на твоей стороне, Охотник. Хватит колебаться. Ты сделал выбор ещё тогда, на Земле, когда пришёл в ту контору. Теперь некуда отступать. Как всегда учил Пашка — сказав «А», говори «Б».

Пашка… Что он скажет, когда узнает? Вряд ли хлопнет по плечу и скажет «молодец». Но он должен понять. Это работа — такая же, как раньше. Это выход, единственный выход!

Феникс всегда был рядом, все эти пять дней, хотя и не знал об этом. Он был рядом, пусть и не физически. Он был внутри. Только благодаря ему Индиго всё ещё не сорвался и не сбежал отсюда. Только благодаря ему он сохраняет выдержку и внешнее спокойствие. Только благодаря ему он сделает то, что должен сделать. И если потом настоящий, реальный Феникс от него отвернётся… Нет, он поймёт. Он не сможет не понять.

Заросли расступились, и впереди, в низинке, где кустарник и деревья значительно поредели, он увидел, наконец, того, кто вёл его за собой все эти дни.

Он медленно, спотыкаясь, шёл вперёд. Шёл, хотя Индиго уже напрямую чувствовал, какими усилиями тому дается каждый шаг. И вдруг остановился, застыл спиной к ним. Ссутуленные плечи, устало поникшая фигура, затянутая в такой же, как у них, комбинезон — но на спине порванный, отчётливо видно, что из него «с мясом» выдраны широкие полосы ткани. Он опирался на палку. Капюшон был натянут на голову, лица не разглядеть, даже если бы парень и повернулся — дождь, потоки воды, здесь чудовищные ливни, в двух шагах толком ничего не видно… да и не надо. И так внутри всё кипело и переворачивалось, и снова проснулось это ненужное сейчас чувство близости, которое приходилось давить, не разбираясь в причинах, пока оно не стало определяющим.

Парень не шевелился.

— Я больше не могу, Сол! — вдруг отчётливо сказала за спиной Мария. — Этот чёртов дождь выбьет мне все глаза!

— Заткнись! — Норт свирепеет — видимо, произнесение настоящего имени его выводит из себя.

Они все долетают до него — и останавливаются. Тоже видят.

— Стреляй! — Орлов. Не оборачиваясь, Индиго чувствовал, как тот нетерпеливо подёргивается, сжимая поручень дисколёта.

— Он словно ждёт, — тихий шёпот. Норт. Не он, а ты ждёшь. Наверняка — горящие глаза, побелевшие костяшки на кулаках. — Стреляй!

— Ты выбрал, мальчик? — чёртов Хилл. Ему просто интересно — выстрелит или нет…

— Он уже сдался, парень! — Реньер, которому всё равно, лишь бы скорее закончился этот поход под ливнем.

Он не сдался. Он просто не может больше идти.

Индиго медленно поднял винтовку. Да, я выбрал.

Прицел перед глазами. Теперь он совсем близко. Протяни руку — дотронешься. Нет. Это мишень. Всего лишь мишень. Предохранитель снят, тебе нужно только надавить пальцем на спуск, и всё будет кончено.

— Стреляй!

— Давай же, чего ты ждёшь!

— Просто сделай это, мальчик, не думай больше ни о чём.

Голоса давили, давили, давили, но нельзя было развернуться и заставить их замолчать. Можно только не думать о них. Не слышать.

Не стреляй. Не делай этого, Димка. Ты никогда не простишь себе этого выстрела, ты никогда его не забудешь.

Надо. Рита. Эти деньги… Он всё равно обречен. Он не дойдёт.

Не надо. Нет. Нет. Нет!

Раздался выстрел.

Выстрел оглушил, отбросил и одновременно вернул Индиго в реальность.

Человек в низине покачнулся и медленно, как будто лениво, осел на землю. Тело замерло неподвижно, тугие струи дождя размывают кровь. Кровь, так много крови… Иди, Норт, получи своё.

— Отличный выстрел, — прошёл мимо вниз по склону Норт.

— Ты сделал выбор. Это нелегко. Уважаю, — медленно пошёл за ним Хилл.

— Господи, неужели это закончилось! — Орлов торопливо последовал за ними.

— Всё-таки вы, военные, страшные люди.

Мария, спускаясь, загородила от него тело, распростёртое на земле, и он был ей даже благодарен. Индиго молча сел на траву. Он не собирался проверять, он был уверен, что убил.

— Всё, парень! Ты сделал это. Бабки твои, — Реньер хлопнул его по плечу и почти бегом спустился вниз, на ходу включая передатчик. — Даниэль, ваш выход! «Мусор» в квадрате восемь-Б…

Ну да, тело надо убрать, следы замести, туристов отогнать, чтобы на сувениры не растащили. Мусор.

Он тупо смотрел вниз, наблюдая, как Реньер отгоняет клиентов от тела. Надо бы спуститься к ним, хоть взглянуть на того, кого… нет, не надо. Если он увидит сейчас лицо этого парня, то больше никогда его не забудет. А так — это только падающая на траву фигурка. Не страшно, это не страшно… Кого ты успокаиваешь, идиот?

Он поймал себя на том, что изучал собственную руку, удивляясь, как это она смогла нажать на спуск. Как будто в первый раз.

— Вставай, Хант. Катер будет здесь через пару минут, — оказывается, Реньер уже вернулся, вместе с остальными.

Те как будто забыли и об Индиго, и о Жертве, они уже предвкушают возвращение и то, как они отметят окончание этой охоты.

— Все, парень, финита. Сейчас вернемся в офис, тебя отправим в твой коттедж, вымоешься, отоспишься, потом спокойно полетишь домой. Я дал знать в центр — деньги уже ушли на твой счёт. Ты молодец, парень.

Катер с надписью «Diana» на боку медленно опускался между деревьями.

Ника закрыла файл и вздохнула. Вот уже второй час она пыталась начать писать реферат, но всё тщетно. С тех пор как уехал Павел, она не могла сосредоточиться на учёбе. Ей было тревожно и тоскливо.

И теперь она сидела, поджав под себя ноги, пыталась успокоиться и пойти наконец спать. Часы показывали два часа ночи. Ника вдруг подумала, что на Каджеро, в Солнечном, ещё даже сумерки не наступили. С чего вдруг эта неуместная сейчас мысль о доме? Нервы, всё нервы. Возвращайся скорей, Пашка…

Ника тряхнула головой и решительно соскочила с дивана. Надо выпить успокоительного. Она редко прибегала к лекарствам, зная, что в большинстве случаев её организм в состоянии справиться с недомоганиями сам, но сейчас поняла, что это просто необходимо. Шагнула в сторону двери, но какая-то сила развернула её в противоположную сторону. К нише, где во встроенном шкафу хранились вещи ребят. Открыла створку и безошибочно, не промахнувшись в полутьме, достала светлую рубашку. Ту самую, которую он снял перед отъездом.

Этот запах… Аромат его сигарет, такой уже знакомый и приятный, хотя она ненавидела запах табака. Любой другой, но не этот. Тонкий след одеколона — того, который они вместе выбирали месяц назад в магазине. И едва уловимый запах его кожи. Ника уткнулась лицом в лёгкую ткань, глубоко вдыхая, с трудом подавляя желание расплакаться. Потом решительно выпрямилась, повесила рубашку обратно и закрыла шкаф. Он приедет если не сегодня, так завтра. Нечего тут реветь. Выпить успокоительного — и спать.

— Ника…

Ника резко обернулась. В дверях спальни стояла Рита, придерживаясь за косяк одной рукой. Большие глаза, в которых ни следа сна, смотрят удивительно живо, хотя тоски в этих глазах хватило бы на них обеих, но это была живая тоска. Сегодня днём Рита опять была как будто не здесь, не слышала Нику, не отвечала. А сейчас, кажется, пришла в себя. Судя по времени, это мог быть первый признак приближения «ломки».

Ника встряхнулась.

— Тебе плохо? — она шагнула к девушке, приобняла её. — Хочешь чаю?

— Я уснуть не могу, — пожаловалась Рита, зябко поводя плечами. — Хочу.

Ника мягко увлекла её в сторону кухни.

Пока закипал чайник, она достала из аптечки успокоительное для себя и маленький шприц-пистолет с ампулой вербатомина — для Риты. Этот синтетический препарат, заменяющий для неё реон, был сейчас единственным выходом, пока нет возможности проводить настоящее лечение.

Ника молча сделала укол. Пока девушка, закрыв глаза, приходила в себя, так же молча приготовила две чашки чая — Ритин любимый, малиновый, и себе — слабый мятный. Поставила чашки на стол и присела напротив Риты.

— Ника, — вдруг тихо произнесла та, не открывая глаз. — Ника, ты прости меня.

— Мне нечего тебе прощать, — отозвалась она, подавив вздох.

Рита открыла глаза.

— Я вижу. Ты тоскуешь по нему каждый день, каждый час, каждую минуту. Я всё понимаю, — она помолчала и невесело усмехнулась. — Когда могу.

Ника пожала плечами, больше отвечая своим мыслям, чем Рите.

— Да, конечно, я по нему скучаю. Как и ты по Диме, наверное. Но они скоро вернутся, и мы все будем вместе. Знаешь, это всегда так — мужчины уходят на охоту, а женщины ждут в пещере, — она улыбнулась, но Рита на улыбку не ответила.

— Паша любит тебя, — сказала она. — Я видела, как он смотрит. Он никогда ни на кого так не смотрел.

И вдруг расслабленность исчезла. Рита подобралась, подалась вперёд, глядя на Нику ясными отчаянными глазами, и торопливо заговорила, уже не тихим полушёпотом тяжелобольной, а твёрдым, звенящим голосом.

— Я скучаю, да. Но не знаю, по кому. И не знаю, могу ли я скучать… Ника! — она протянула руку и резко схватила Никину ладонь, безвольно лежащую на столе. — Ника, я не знаю, как мне жить!

Ника ощутила, как сильно стискивают её руку эти тонкие пальцы. Как тогда, при знакомстве. И ещё она поняла, что сейчас рядом с ней сидит та самая девушка, о которой ей столько рассказывали ребята — не наркоманка под кайфом, не заторможенная девочка-растение с пустым взглядом, а живая, настоящая Рита.

— Я же не могу вам в глаза смотреть! Когда прихожу в себя, как сейчас, вспоминаю всё, что было, я жить не хочу! Ты, Паша, Димка… Особенно — Димка. Я же вся как в грязи вывалянная. Знала бы ты, знал бы он!

Рита словно захлебнулась словами, выпустила руку Ники, села прямо. Глядя в чашку с остывающим чаем, продолжила говорить, уже тише, но так же страстно.

— Я его ненавижу. Люблю, когда его нет, и ненавижу, когда он рядом. Иногда ненависти нет, есть только любовь — но это так редко! Я боюсь его, Ника. А ещё я боюсь засыпать, — Рита заметно вздрогнула, но упрямо продолжила: — Во сне приходит он. Тот, другой. Он приходит всегда ночью, и только для того, чтобы сделать мне больно. Я кричу, просыпаюсь, вас пугаю. А засыпаю обратно, и он снова тут. У него отвратительные глаза, я такие ненавижу. Но когда он надевает маску, они становятся другими. Теми, которые я люблю.

Рита говорила всё быстрее, жарче, и Ника боялась её перебить — сейчас Рита рассказывала ей не просто свои кошмары, она открывала те тайны, которые они с ребятами отчаялись понять.

— Мне страшно. Он уходит, но остается. Грань стерлась, нет различий. Ночью он приходит, как всегда приходил, а потом остаётся Димка. Я не могу… Не могу забыть, не могу не думать о нём, когда Димка рядом. Он всегда со мной… Что мне делать, что, как от него отделаться? Я жить не хочу, Ника! Димка меня ненавидит. Он всегда знает, что я чувствую. Он знает, что я не могу с ним… ничего не могу…

Эти полусвязные обрывки уже мало походили на речь той Риты, что только что хватала её за руку. Это нормально для её теперешнего состояния, такие скачки в восприятии реальности. Но одно дело вспоминать теорию, говорящую, что это нормально, а другое — видеть эти глаза и слышать то звенящий, то глухой отчаянный голос девушки, пережившей кошмар, который был для неё явью.

Ника встала, подошла к Рите, присела рядом и положила свою ладонь на её руку, сжатую в кулак.

— Расскажи мне, — тихо попросила она, заглянув в тревожные глаза. — Расскажи, отдай мне твой страх. Поделись…

Рита всхлипнула.

— Это нельзя так рассказать. Тебе не надо это слышать. Тебе будет противно.

— Ничего, я справлюсь. Вдвоём всегда легче, — серьёзно ответила Ника. — А в себе такое нельзя держать. Оно убивает тебя.

— Может, это и хорошо, — неожиданно жёстко сказала Рита.

— Мне почему-то кажется, что Дима другого мнения на этот счёт.

Рита прерывисто вздохнула.

— Я не могу.

— Можешь.

Ника говорила мягко, но уверенно, и настойчиво сжимала руку Риты, заставляя расслабить судорожно сведённые пальцы. Пусть говорит, ей необходимо высказать всё, выговориться, осознать, что всё это страшно — но не стоит жизни.

Как только кулак разжался, Рита заговорила. Она смотрела мимо Ники, но речь её стала снова связной и понятной. Хотя понимать всё, что она говорила, было тяжело.

— Сначала мне казалось, что его глаза стального цвета. Только потом я увидела что они голубые. Видела когда-нибудь голубой лёд? Это его глаза. Когда он был настоящий, в самом начале… Он сильный. Очень сильный. И он очень любил хватать меня за волосы. Всегда говорил — хорошо, что такие длинные. Я остричь хотела, но мне не дали.

Ника слушала, почти не дыша — боялась спугнуть, помешать, а в голове уже рисовался образ того мерзавца, который превратил жизнь этой маленькой девушки в непрекращающийся кошмар.

— …Он смотрел мне в глаза и говорил: «Я могу тебя убить и никто не вспомнит о том что была такая Рита… такая шлюха никому не нужна. Тебя никто не ищет, тебя никто не спасёт, потому что ты — моя. Моя шлюха».

Рита повторяла это слово с каким-то мазохистским удовольствием, с остервенением, заставляя Нику вздрагивать.

— Он бил меня, а потом… — она поёжилась, как будто от холода, а лицо словно посерело. — А потом приходил Димка. Он смеялся, всегда смеялся! И мне было больно. Всегда. Я знаю, что запуталась, я знаю, что всё не так. Но где явь, где сон — я не больше не понимаю. Грань стёрлась, — повторила Рита и вдруг вскочила, выдернув свою руку из Никиной. — Но боюсь я его по-настоящему, понимаешь?!

Ника понимала. Она быстро поднялась на ноги. Её колотило, дрожали руки — успокоительное перестало действовать, не успев начать. Она обняла Риту, как в первый день, крепко прижала к себе, словно стараясь защитить неизвестно от кого.

— Всё, Рита, всё! Этого больше нет, никогда не будет. Мальчики вернутся, ты выздоровеешь, а эта тварь больше никогда не появится, — она говорила торопливо, и каждое её слово, к счастью, приносило свой эффект — она чувствовала, как затихает Рита, как потихоньку расслабляется.

— Пойдём, я уложу тебя, посижу рядом… а хочешь — ложись сегодня со мной, диван широкий, мы уместимся на нём вместе.

— Я хочу, — глухо сказала Рита ей в плечо. — Ника, что мне делать?

— Жить, — твёрдо сказала Ника, увлекая девушку в комнаты. — Ты выздоровеешь, кошмары уйдут, и ты снова будешь счастлива. А Димка любит тебя и такую, я знаю, я видела, — она уже не замечала, что повторяет Ритины же слова.

Уже лёжа под одеялом, Рита тихо сказала:

— Ты хорошая, Ника. После всего этого ты лежишь рядом, и тебе не противно.

Ника повернулась к ней, протянула руку, нашла в темноте Ритину ладонь и в третий раз за эту ночь крепко сжала.

— Не говори глупостей, пожалуйста, — попросила она.

Они уснули быстро, и в эту ночь кошмары не вернулись ни к Рите, ни к Нике.

Когда он неделю назад садился в этот лайнер, он думал, что возвращаться будет легче. Он всего лишь выполнил работу, за которую получил деньги. Но всё же… Одно дело армия, служба и приказ, другое — быть наёмным убийцей. Как ни крути, а это именно так называется. И то, что он всего лишь исполнитель, никак не оправдание. У тех четверых, которые платили за охоту, тоже нет оправданий. Но для него, Индиго, это не имеет значения. Их путь и их выбор это их дело. А он отвечает только за себя.

Мрачные сомнения и непонятные предчувствия немного смягчались мыслями о том, что деньги он всё-таки получил. Этой суммы могло хватить на то, чтобы отдать долг и ещё на то, чтобы отвезти Риту на консультацию в наркологический центр к Шитову. Правда, обеспечить ей полноценное лечение вряд ли можно будет на оставшиеся деньги, но сейчас не приходилось выбирать. В первую очередь, необходимо срочно решить проблему с долгом, а потом он снова найдёт работу, уже на Земле.

— Уважаемые пассажиры, наш лайнер готовится к посадке на космодром «Луна-2». Пожалуйста, займите свои места, просим вас прекратить перемещения по салонам.

Дмитрий и не думал покидать своё кресло, сидя практически неподвижно последние три часа. Он проследил взглядом за пассажирами в своём салоне. Туристы. Как бы ему сейчас хотелось оказаться среди этих загорелых ребят и смешливых девчонок, чтобы вот так травить анекдоты и флиртовать с одной из этих длинноволосых хохотушек. Чтобы не было воспоминаний об этой чудовищной охоте. Чтобы перед глазами не маячил прицел и не падала безжизненно фигурка того парня.

— Внимание, уважаемые пассажиры. Наш лайнер совершил посадку на космодром «Луна-2». Экипаж и обслуживающий персонал «Аксиомы» прощаются с вами и желают вам удачного пути.

Дмитрий дождался, когда салон покинут жизнерадостные туристы — затопчут ещё — и медленно вышел.

Космопорт «Луна-2» ничем не отличался от «Луны-3» с которого неделю назад он улетал навстречу неизвестному. И тогда он не думал, что всё это обернется таким кошмаром. Он вообще тогда мало о чём думал, кроме того, что Ритку надо спасать.

Дмитрий остановился на бегущей дорожке, которая везла пассажиров к земным челнокам. Ещё полчаса и он будет в Москве, увидит Риту, Нику и Пашку. Пашка говорил, что тоже ненадолго улетает, должен был уже вернуться, наверное. Звонить и предупреждать о своём приезде Дмитрий не хотел. Хотелось оставшееся время ещё немного побыть с собой наедине. Снова и снова он задавал себе один вопрос: Индиго, а если бы всё повторилось, и ты знал бы, как оно всё будет, ты бы повторил этот шаг? Ты бы пошёл на это убийство? Самое страшное то, что ответ свой он тоже повторял снова и снова. И ответ был — да. Потому что если опять нужно будет выбирать между жизнью Риты и жизнью неизвестного человека, выбор будет не в пользу последнего. И это страшно. Сделать такой выбор.

Дмитрий упрямо нажимал кнопку, он знал, что Ника должна быть дома, ведь на ней сейчас висит забота о Рите. Значит, просто занята или отдыхает. Что Пашки нет, уже понятно — тот бы давно дверь открыл. Стоп. Кто-то шёл к двери. Нормальный человек вряд ли бы расслышал тихие шаги по ковру, который доходил до входной двери, но Дмитрий уловил их в перерыве между нажатиями кнопки звонка. Он уже приготовил свою дежурную улыбку, чтобы подарить её видеокамере, но дверь просто открылась, и только хорошая реакция позволила ему мгновенно выронить букет и подхватить падающую на пороге девушку.

Спустя четверть часа он сидел в знакомом кресле. На коленях смятым комочком лежало не ему адресованное письмо. Левой рукой он обнимал за талию Риту. Та присела на подлокотник и сначала сидела прямо, но спустя пару минут уткнулась в плечо Дмитрия и разрыдалась. Он давно не слышал от неё таких живых звуков, живых и настоящих. Это был плач той Ритки, которую он боялся никогда больше не увидеть, не услышать, не почувствовать. Но как ни страшно это звучало, он бы предпочёл, чтобы она оставалась той, отсутствующей… Лишь бы не было этого письма.

Мысли путались. Как, почему, зачем? Надо срочно позвонить этому… как его… банкиру Пашкиному, они же вместе улетали, он же должен хоть что-то объяснить! Какие у них там дела, во что Пашка ввязался из-за него?

«Никого ни в чём не обвиняй»… Ника-то, может, и не обвинит. Только факт остается фактом — это всё из-за них с Риткой, из-за того, что он, Дмитрий, вовремя не остановил, не сказал «я всё придумал, всё получится, брось, останься»! Но кто ж знал, что простая командировка обернётся вот так…

Правой рукой он осторожно гладил волосы Ники. Та затихла на ковре, уронив голову на колени Дмитрия, но не плакала. Просто сидела неподвижно, хотя он чувствовал, что ей неудобно так сидеть и так держать голову.

— Как же так, чёрт возьми! — вырвалось у Дмитрия.

Ника медленно подняла голову.

— Ему перевели деньги. То есть, их перевели мне. Забери их! — девушка резко вскочила, швырнула почти в лицо Дмитрию банковскую карточку и выбежала в спальню.

Рита на его плече даже не шелохнулась.

Дмитрий осмотрел карточку, высветил последнюю запись. На счёт номер… в банке… от отправителя номер…, счёт номер…, в банке… В голове выстроилась цепочка, что делать дальше. Заставить Нику снять деньги, попутно попытавшись выяснить, что это за безликий номерной отправитель. Узнать адрес, если это возможно, и поехать туда самому. Найти и трясти, пока не расколется.

Надо что-то делать, действовать! Надо попытаться узнать, как это произошло! Как такое могло произойти?! А может ошибка? Ну, может же, может! Потому что поверить в то, что он прочёл в письме, адресованном Нике, Дмитрий просто не мог. Ну, не мог Пашка погибнуть! Не может быть, что он мёртв! Не может…

От работодателя Павла толку было немного. Конечно, сам банкир даже близко не появился, на все вопросы отвечал секретарь. Никаких подробностей, да что подробности — он вполне официально заявил, что Лазарев уволился две недели назад, без объяснений и отработки, просто написал заявление и не вышел на работу, и за его дальнейшую судьбу ни банкир, ни его люди, естественно, не отвечают. Естественно, и заявление имелось, Павлом подписанное, и больше ничего добиться не вышло. Оно и понятно — уплачено же, какие ещё претензии?

Ника разговаривала сухо, в глаза Дмитрию не смотрела, хотя слушала внимательно, и сделала всё так, как он и просил. Только деньги взяла и полностью перевела на счёт Риты.

— Я же сказала — забери эти деньги. Он делал это для неё, — холодно сказала она в ответ на недоуменный взгляд Дмитрия, когда он встретил её у дверей банка.

Долг Фрогу он отвёз день в день. Тот встретил его в своём кабинете, как важного делового партнёра. Начал было разговор в своём любимом полудурковатом стиле, но, видимо, что-то в лице Дмитрия заставило его перестать кривляться. Он принял деньги, при Дмитрии же позвонил кому-то и отчитался о получении долга за Риту Рей.

Дмитрий дождался, пока Фрог отключит связь, перегнулся через стол, аккуратно взялся за отвороты пиджака хозяина кабинета, притянул к себе. Глядя в заплывшие жиром глазки, он внятно и членораздельно объяснил Фрогу, что хотел бы больше никогда его не видеть и не слышать. Должно быть, он подобрал правильные слова или взгляд у него был убедительным, но Фрог мелко закивал головой, просипел что-то о погашенных векселях и том, что всё улажено.

Он выпустил пиджак толстяка из пальцев и быстро вышел, не оглядываясь.

На консультацию к Шитову Дмитрий возил Риту один. Ника сослалась на головную боль и не поехала с ними. После его возвращения и разборок с происхождением денег она вообще замкнулась в себе. Будь между ними всё, как раньше, он смог бы утешить её, хотя бы вывести из этого состояния транса. Ника с Ритой словно поменялись местами — та ходила за ним по квартире, как домашний зверёк, словно боясь, что он снова исчезнет, а Ника как будто и не узнавала. И он ничего не мог с этим сделать.

Позже, когда у неё закончился учебный год, она улетела домой, убедившись что Рита легла в клинику. Дмитрий хотел сказать, попросить, чтоб она не улетала, чтоб осталась с ним, но в последнюю секунду передумал. Ей надо справиться со своим горем, и если ей легче это сделать вдали от него — что ж…

Прошло чуть больше недели.

Дмитрий только что вернулся с работы в их квартиру, которую теперь снимал сам. Он отказался от мысли найти комнату в районе Наркологического центра, дал сам себе слово, что сохранит эту квартирку для Ники, когда та вернётся.

Он успел перекусить в рабочей столовой — теперь, когда он остался один, ему совсем не хотелось изображать цивилизованный обед дома. Во-первых, у него почти не оставалось сил на эту возню, потому что при всей его выносливости работа в ремонтной бригаде московского метрополитена с непривычки сильно утомляла. Во-вторых, он больше не видел в этом ритуале смысла. Ни капли. Насколько приятно собираться за домашним ужином с подругой-друзьями-семьёй, настолько же тоскливо сидеть каждый вечер за столом одному. Поэтому Дмитрий уже который раз ужинал в столовой и не был уверен, что в ближайшие пару месяцев изменит эту зародившуюся традицию.

Он уже собирался ложиться спать, когда в дверь позвонили. Лицо на экране видеофона заставило Дмитрия колебаться — открывать, не открывать… Однако именно этот человек помог достать деньги для Риты. Что бы ни было между ними раньше, в этот раз он действительно помог.

— Салют, как дела, как девочка твоя? — по-свойски вошёл тот в комнату.

Дмитрий поморщился, глядя, как уличные ботинки приминают пушистый ворс ковра.

— Рита в клинике, — лаконично ответил он.

— О! Значит, достал денег? — в голосе гостя звучала неподдельная радость.

— Достал.

— Неужели всё-таки рискнул?

— Проходи в комнату, — Дмитрий ещё не решил, стоит ли говорить правду. — Кофе, пиво?

— Пожалуй, лучше кофе.

В гостиной визитер по-хозяйски занял уютное угловое кресло, и самому хозяину ничего не оставалось, как присесть на то самое, которое он со дня своего возвращения старался обходить.

— Удобное кресло, — мимоходом отметил гость. — Феникс его для гостей берёг, правильно делал… Да, тебе явно повезло, — покивал он, словно продолжая начатый разговор. — Заработать такие бабки за раз можно либо на большой удаче, либо там, где я тебе говорил.

Дмитрий неопределённо мотнул головой. Честно говоря, ему не хотелось ничего рассказывать.

— У тебя ко мне дело? — спросил он. Голос звучал спокойно, ничем не выдавая раздражения, которое привычно поднималось изнутри закипающей водой.

— Да нет, собственно. Узнал, что ты вернулся, захотел навестить.

— Откуда вернулся? — изобразил удивление Дмитрий.

В ответ прозвучал лёгкий смешок.

— Да ладно, знаю я, где ты был. Я подумал, тебя поддержать надо. Я же тебя хорошо знаю, Индиго, ты из нас самый чувствительный был. Кстати, не думал, что ты Охотником всё же пойдёшь.

Дмитрий вскинул голову. Мало того, что гость знает, где именно он был, он ещё знает подробности. Значит, всё и правда не так просто. Он связан с этой организацией, если не напрямую работает вербовщиком. Ведь ещё тогда чувствовалось, что не случайно зашёл разговор о сафари…

— Я ведь знаю, что ты сейчас один, Дима, — вкрадчиво сказал человек напротив. — И поддержать тебя некому. Феникс тебя хорошо учил, да не тому. Стрелять ты научился, дело до конца доводить научился, а вот относиться ко всему правильно научиться так и не смог. Ты сейчас коришь себя, что убил человека, который ни в чём не виноват. Я ж помню, как ты раньше переживал при зачистке. Ведь можно было случайно не того зацепить. Только это, Дима, не зачистка. Ты, когда шёл подписывать контракт, знал, на что идёшь. Он, когда шёл подписывать контракт, тоже знал, на что идёт. Это честная игра, Дима. К тому же — на равных.

Дмитрия передёрнуло. Он медленно поднялся и подошёл к окну, чтобы гость не видел его лица.

— Пафос, пафос, пафос, — понимающе сказали из-за спины. — «Человеческая жизнь священна, независимо от контрактов». Ведь так думаешь?

Дмитрий медленно кивнул.

— Как бы ты ни сокращался сейчас, всё равно понимаешь — это его выбор, того, кто пришёл на эту охоту играть с тобой. Да, все эти туристы там не имеют значения, они платят за зрелище. А играют там два человека: ты и он. Оба знают, зачем пришли: ты убивать, он выживать. Обыграет он тебя — ты ничего не получишь. Обыграешь ты его — он, то есть, его наследники получат втрое меньше, чем мог бы получить он, если бы выжил. Ты же знаешь, сколько тот парень должен был заработать, оставив тебя с носом. Миллион сто двадцать пять тысяч, я же говорил. Хорошие деньги, как ты думаешь?

Дмитрий помнил. Он же сам хотел подписать именно тот контракт, и это он мог сейчас валяться в каджерианских джунглях… Неожиданно мораль и аморальность подобных игр ушли на второй план. Гость прав. Это лотерея. Кто кого. Он, Индиго, обошёл бы любого Охотника, разве что, кроме Феникса, но тот никогда бы и не стал Охотником. Таких денег хватило бы на всё.

С математикой у Дмитрия было неплохо. И всплывшие перед глазами цифры с того извещения сами собой аккуратно умножились на три. Он медленно обернулся.

— Сколько раз? — голос почти сорвался.

Гость посерьёзнел, видимо, лицо у Дмитрия было соответствующее мыслям.

Неважно, что тот ни разу не сказал, что может ответить на подобные вопросы. Важным сейчас было только одно.

— Как часто устраивается такая… охота?

Гость вопросу не удивился.

— Вообще когда как, — буднично пожал он плечами. — Но если тебя интересует последняя — да, сейчас не сезон. За последний месяц проводилась только твоя. Один Охотник и одна Жертва на всю планету. А почему ты спрашиваешь?

Один Охотник — одна Жертва. Никто не смог бы обойти Индиго-Жертву, кроме Феникса-Охотника, и никто не смог бы обойти Феникса-Жертву, кроме Индиго-Охотника. И цифры на извещении. И это тщательно игнорируемое им ощущение близкого человека. Всё это чёртово сафари он чувствовал, что это не просто случайный человек ведёт его по джунглям. Но сам загонял осознание так глубоко, что почти поверил в совпадение и обостренную интуицию. Идиот… «Значит, мне не повезло». Не повезло, что лучший друг оказался у тебя на хвосте. Не повезло, что всё то, чему ты меня успешно научил, я применил против тебя. Не повезло, что я смог нажать на спусковой крючок, хотя моя чёртова интуиция просто надрывалась в крике «Не делай этого!»

Тебе не повезло, что я у тебя был.

— Дима! Ты что? Что-то случилось?

Дмитрий обнаружил, что сидит на полу в гостиной, вцепившись в волосы обеими руками, и услышал рычание. Ещё через секунду понял, что рычит сам.

— Слушай, я что-то не то сказал? Может, тебе лекарство какое-нибудь нужно? — голос звучал испуганно, но самого испуга Дмитрий не почувствовал. Да он вообще ничего не мог сейчас чувствовать.

Нельзя с ним сейчас говорить. Пусть он исчезнет.

— Ты… — сдавленно сказал Индиго, — ты иди отсюда. Уходи.

— Если ты так уверен, что всё в порядке, то я действительно пойду, — гость выпрямился и отряхнул брюки. — Да, Дима, он тебя научил доводить дело до конца. Только вот до осознания последствий не научил доходить. Но, я смотрю, ты и сам не дурак.

Он повернулся и неторопливо вышел за дверь.

Последняя плюшка оказалась большая и сладкая. Удовольствие от спектакля было долгожданным, оттого вдвойне заслуженным. И от всей этой истории Хан получил два плюса.

Язву он придавил. Пусть не совсем так, как хотелось, но важен не процесс, важен результат. Это ему за то, что слишком много мнил о себе. За то, что отирался там, где был лишним. За то, что занял не своё место. И нет, звание сержанта тут ни при чём, быть мелким недоофицериком Язве в самый раз — громко орать и выполнять приказы начальства. Это место Хана никогда и не интересовало.

Своё задание Хан выполнил. Ещё на одну ступеньку выше поднялся в глазах Босса. Что ж, не вечно же ему долги с фрогов выбивать.

А вот о минусах думать не хотелось. Сейчас — не хотелось. Феникса он уже похоронил, когда получил отчёт об охоте. Похоронил и забыл. Забыл, я сказал! Жаль, что так сложилось, командир. Всё могло быть иначе с самого начала. Ты сам себя загнал, Феникс.

Дмитрий был в том состоянии, когда под руками всё крушится и разносится в щепки. Он плохо понимал, что ему сказали, но чувствовал наверняка одно: Хан знал. Работник «Дианы» или просто наблюдатель — неважно, но он знал, в кого стрелял Дмитрий. И сейчас он пришёл, конечно, только ради вот этой последней сцены. Он не мог оставить его, Охотника-убийцу, в счастливом неведении. Он пришёл, чтобы помочь ему «осознать последствия». И он получил всё, что хотел. Феникс мёртв, а Индиго — его убийца, полностью сломлен осознанием этого факта. Что могло быть лучше? Доказать это всё Дмитрий не мог, потому что предчувствия и интуиция в суде не доказательство, да и ни о каком суде речи не идёт. Закон ему тут никак не поможет, скорее, наоборот. Он втянут в эту мерзость по самую макушку, он такой же, как те, кто устраивает эту охоту, он даже хуже.

Потому что он убил Феникса.

И сейчас он мог только ударить кулаком стену, которой минутой раньше касался рукой Хан. Ударить снова и снова, до тех пор, пока на жёстком пластике не появилась вмятина. Тогда он уперся в эту самую стену лбом, сполз на колени и замер неподвижно.

Время остановилось.