Рыжее наказание в подарок (СИ)

Глава пятнадцатая

Спится так сладко, что я совершенно не жажду просыпаться.

Поэтому, когда у меня начинают отбирать одеяло, я сопротивляюсь, причем весьма активно. Кто первый добыл себе одеяло, тот и король вечеринки. Я не только тяну его на себя обратно, я еще и отпиннываюсь.

– Да за что мне такое наказание? Дай хоть краешек!

– Ага. Щаз-з, – не разлепляя глаз, огрызаюсь я.

Нашел дуру! Машу в сторону рукой:

– Там коврик мягкий…

– Охуеть! Уй... Ну, рыжая! – рычит похититель постельного, и я в момент лишаюсь своего теплого кокона, сдернутого одним рывком.

Так. Кажется, предстоит серьезная битва за комфорт.

Я вытаскиваю из-под себя подушку и луплю наглеца, не глядя, но потом до меня доходит, что если открыть глаза, то бить можно прицельнее.

Только вот когда я раздираю слипшиеся, будто песком засыпанные веки, вижу я не какого-то абстрактного чувака, и Вражинского со свирепым лицом.

Ой.

– На коврик? – рокочет он, раскатывая «р» так, что стекла дребезжат. – Конец тебе! Пиздец котенку, слышала выражение? Ко-ти-ко-ва…

Мамочки… Да что ж он какой нервный? Вон и тик уже под глазом.

Зря я его жалею.

Демьян Федорович тут же являет мне свое истинное лицо и показывает, кто тут настоящий чемпион по борьбе без правил. Золотой призер, блин!

Он подло нападает на мои беззащитные ребра и начинает меня щекотать, а я капец боюсь щекотки, и весь мой протест превращается в хаотичное размахивание конечностями.

В итоге инстинкт самосохранения принимает решение покинуть поля боя. Фиг с ним с одеялом, тут бы ноги унести. С трудом перевернувшись на живот, я пытаюсь отползти от вражины. Я задыхаюсь от смеха, поэтому тернистый пусть сквозь подушки, которыми я была обложена, дается мне непросто.

Демьян наваливается на меня всем телом, зажимая бедрами мои ноги, предплечьями фиксирует мне руки и коварно применяет запрещенный прием – рычит дышит мне прямо в ухо. У меня даже шею сводит.

Живот болит от смеха, дыхания не хватает, одна мысль бьется в голове – выжить и отдышаться, но когда мне дают секундную передышку, я понимаю, что попалась на крючок.

Встреча на ринге состоялась без галстуков, то есть без штанов, и кое-кто этим воспользовался. Вражеский член уже наполовину во мне.

– Так нечестно! – возмущаюсь я.

– Жизнь несправедлива, – соглашается со мной Демьян и толкается до конца.

Я напряженно жду неприятных ощущений, но их нет.

То ли организм настолько расслабился, то ли я уже восстановилась, но захватчик чувствует себя вольготно, скользя в киске, как по маслу, а я смиренно его принимаю. Настолько покорно, что очень скоро становятся слышны хлюпающие звуки.

Демьян все еще не позволяет мне шевелиться, зато сам экспериментирует с углом входа. Математик, блин. И ведь находит, опять находит, как сделать так, чтобы я дрожала и кусала губы.

По статистике норма, когда женщина кончает в шестидесяти процентах половых актов. Видимо, я ненормальная, потому что Демьян упорно ведет меня сквозь все ступени возбуждения к оргазму.

Неспешный утренний секс? Нет, не слышали.

В тисках его стальных рук и ног, неспособная как-то воспротивиться, я сгораю.

Я плавлюсь под Демьяном.

Становлюсь с ним единым целым.

Я даже дышу в ритме его толчков.

И когда он ускоряется, меня накрывает сразу цветным каскадом, фееричным взрывом каждого нервного окончания. А потом еще раз. И еще. Все сильнее.

Я глохну и слепну.

И все, что я чувствую, толстый поршень накачивающий меня энергией.

И я срываюсь в бездну, принимающую меня в свои теплые ласковые объятья.

Фоном происходят события после взрыва сверхновой. Демьян переворачивает меня на спину, и прожаривает уже и так готовое блюдо.

Женя Котикова абсолютно готовенькая, как он и обещал.

Он вколачивается в меня, кончает мне на живот и жадно целует.

– Эй, золотко. Хоть моргни.

Я послушно моргаю.

– Ну что? – Демьян падает рядом со мной на подушки. – Дедулю звать не будем?

Ах ты зараза!

– Нет. Дедулю я уже не вынесу, – бормочу я.

Позабытый плед, из-за которого разгорелась такая жаркая битва, валяется в ногах, никому ненужный.

Я отрешенно смотрю на догорающие поленья в камине, и глаза сами собой опять закрываются.

Сумасшедший день.

Сумасбродная ночь.

Но я, как завещено, подумаю об этом завтра.