С Днем Постояльца!

Илона Эндрюс

С Днем Постояльца!

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club61160514

Оригинал: Sweep with me

Автор: Илона Эндрюс / Ilona Andrews

Серия: Innkeeper Chronicles #4.5 / Хроники Хозяйки Отеля #4.5

Переводчики: dias, Jasmine, pikapee, maryiv1205

Редактор: Дианова Светлана

Вычитка: SD

Глава 1

Некоторые моменты в жизни вы запоминаете навсегда.

Однажды, когда мне было пять лет, родители сказали мне, что мы отправляемся в путешествие. Я посмотрела в окно, на серое ноябрьское небо, затянутое тучами, и решила, что никуда не поеду. Папа принес мне очки-авиаторы, потом взял меня за правую руку, а мама за левую, и мы вместе прошли по длинному коридору вглубь нашей гостиницы. В конце коридора нас ждала обычная дверь. Мы подошли к ней, она распахнулась, и лето дохнуло мне жаром в лицо. Я прикрыла глаза от яркого света, а когда открыла их, мы стояли в переулке, вымощенном камнем. Высокие здания с террасами возвышались по обе стороны от нас, а прямо впереди, там, где переулок переходил в улицу, поток существ всех возможных цветов и форм хлынул мимо торговых лавок, в то время как разрушенная планета смотрела на них с пурпурного неба.

Потом был момент, когда я только приехала в свою собственную гостиницу. Стояла ранняя весна. Деревья были почти голые, за исключением вечнозеленых техасских дубов, которые сбрасывали листья только тогда, когда им этого хотелось. Я ехала медленно, высматривая нужный адрес, и когда впереди показался старый викторианский особняк, чуть не съехала с дороги. Большое, богато украшенное и нелепое, как это часто бывает с викторианскими особняками, здание выделялось на фоне утреннего неба темными развалинами, оставленными гнить. С крыши отвалилась черепица, а от стен кусками отслоилась облицовка. Коричневый бурьян душил землю. Я знала, что все будет плохо, так как гостиница пробыла в спячке несколько десятилетий, но не думала, что будет так плохо.

Я зарулила на подъездную дорожку, вышла из машины и начала обходить дом по кругу, ища любые признаки жизни, пытаясь дотянуться до нее с помощью магии, но ничего не нашла. С каждым шагом я теряла надежду. А потом завернула за угол. Там, ярко выделяясь на фоне дубов и пеканов, цвели двенадцать яблонь, ветви которых гнулись от цветов. Именно в этот момент я поняла, что «Гертруда Хант» все еще жива.

Сегодня был именно такой момент. В нем не было ярких красок Баха-чар или хрупкой красоты яблонь, но я никогда его не забуду. Шон Эванс стоял в нашей спальне, одетый в мантию хранителя.

— Зеркало, — прошептала я.

«Гертруда Хант» в ответ применила свою магию. Стена перед нами растеклась, превратившись в зеркало. Мы стояли бок о бок: он в медной мантии, которую я сшила для него, и я в синей мантии, которую сделала для меня мама.

Шон был выше меня на целую голову. Мантия закрывала его от шеи до пят, но капюшон он оставил опущенным. Он был очень красив, мой Шон. Он потратил много времени, пытаясь выиграть безнадежную войну. Та оставила шрамы, которые даже его тело с его ускоренной регенерацией не смогло исцелить, и тени этих воспоминаний все еще мерцали в его янтарных глазах. Но когда он оставался наедине со мной, как сейчас, его глаза становились теплыми и манящими, поза теряла ту напряженную готовность, и он расслаблялся, как человек в безопасности собственного дома.

Я изучала наше отражение. Мантии хранителей были разных фасонов, но такие простые, как эти, были нашей повседневной униформой. Мы выглядели как пара. Мои родители носили точно такие же одежды, только отец предпочитал серые и синие.

Я никогда не думала, что у меня будет такое. Когда я была помоложе, я представляла себя хозяйкой преуспевающей гостиницы, но в моих снах никогда не было никого, кто стоял бы рядом со мной. Мои родители пропали, моя сестра уехала, чтобы выйти замуж за Маршала вампиров на далекой планете и забрала с собой мою маленькую племянницу, мой брат все еще скитался по галактике, но у меня был Шон. Он любил меня, а я любила его. Мы были друг у друга.

Светловолосая хозяйка гостиницы в зеркале улыбнулась мне в ответ. Она выглядела счастливой.

— Мне нравится, — сказал Шон.

Три дня назад он отказался надеть мантию, но я сшила ее сама, и теперь она ему понравилась.

— Тебе не обязательно притворяться, — сказала я ему.

— Мне нравится, она мягкая.

— Я двадцать четыре часа полоскала ее с камнями. И порвала ее подол.

Шон приподнял мантию и посмотрел на истертый подол.

Наша профессия была древней. По счастливой случайности Земля оказалась на перекрестке миров и стала удобной путевой точкой на пути куда-то еще. Мы были аэропортом Атланты в галактике. Из-за этого особого расположения между людьми и остальными галактическими цивилизациями, был заключен древний договор. Земля была обозначена как нейтральная территория. Никто не мог напасть на нас. Никто никогда не станет нас порабощать или пожирать. Человеческая раса получила возможность развиваться естественным путем, не зная ни о каком инопланетном разуме в великом запределье.

Взамен Земля предоставляла инопланетным гостям безопасные убежища, специализированные отели, каждый из которых обслуживался хранителем вроде меня, который существовал в магическом симбиозе со своей гостиницей. Внутри гостиниц мы могли искажать законы физики и открывать врата в миры, удаленные от нас на сотни световых лет. За пределами гостиниц мы были лишь немногим сильнее обычных людей. У хранителей гостиниц было только две главные цели: обеспечивать своих гостей всем необходимым и держать их существование в секрете от остальной планеты.

Моя гостиница, «Гертруда Хант», приняла Шона, потому что чувствовала, что он любит меня. Когда он обратился к гостинице, та повиновалась и попыталась обеспечить его всем необходимым, не спрашивая разрешения у меня. Где-то за последние пару недель, между борьбой с кланом инопланетных убийц и уходом за мной после того, как смерть семени гостиницы превратила меня в живого мертвеца, Шон стал хранителем. Он был хранителем меньше двух недель, а я — всего пару лет, и за это короткое время мы оба опасно приблизились к тому, чтобы нарушить основные законы, управляющие гостиницами. Теперь же Ассамблея хранителей, собрание видных хранителей, решило, что они хотят поближе посмотреть на меня и Шона. Отказаться от приглашения было невозможно.

— В глазах Ассамблеи, я пробыла хранительницей всего ничего, а ты и того меньше, — сказала я. — Я не хочу показываться перед ними в мантиях с иголочки.

Шон заключил меня в объятия.

— Все будет хорошо, — прошептал он мне на ухо.

Долгое мгновение я просто стояла в его объятиях.

— Что самое худшее может произойти? — спросил он.

— Они понизят «Гертруду Хант» до половины звезды, и никто больше никогда у нас не остановится. Без магии гостей гостиница зачахнет.

— У нас все еще есть Калдения, — сказал он.

Это была чистая правда. Когда-то Ее Милость была галактическим тираном, и она выбрала своим постоянным местом жительства «Гертруду Хант». Она заплатила за это изрядную сумму, но это не шло ни в какое сравнение с размером различных вознаграждений за ее голову.

— И Орро.

— Орро — персонал, а не гость.

— И твоя сестра и тупоголовый вампир.

И это тоже было правдой. Мод и Арланд полюбили друг друга. Что бы ни случилось, я была уверена, что они, в конечном итоге, окажутся вместе, и Дом Крар, клан Арланда, всегда будет останавливаться в «Гертруде Хант».

— И отрокары. — Шон поцеловал меня. — И торговцы.

Я вернула поцелуй.

Внизу, на кухне, что-то грохнуло, а затем раздался глухой рев.

— Огонь!

Должно быть, «Гертруда Хант» была достаточно обеспокоена, чтобы направить звук на нас.

Шон застонал.

— Он должен прекратить это делать.

— Пойду, проверю его.

— Постой…

Я провалилась сквозь пол, выскользнув из его рук, и приземлилась на кухне. Скольжение сквозь стены требовало практики. Шон воспринимал это как вызов.

Меня окутал аппетитный аромат мясного бульона. У плиты Орро ковырял что-то в большой кастрюле еще большей вилкой. Будучи двухметрового роста и покрытым 30-сантиметровыми иглами, шеф-острошип напоминал чудовищного ежа. Он повернулся ко мне и разинул пасть, полную жутких клыков.

— Вода для чая закипела!

— Спасибо.

Я забросила заварку в стеклянный чайничек, добавила горячей воды из электрочайника и стала наблюдать, как она становится золотисто-коричневой. Орро увлекся нашим телевидением, где он открыл для себя телеканал «Еда» с кулинарным шоу «Огонь и молния» Гарри Киса. Гарри специализировался на латиноамериканской и мексиканской кухне, и когда у него все удавалось, он восклицал: «Огонь и молния!»

Орро сократил его до «Огонь!», которое он выкрикивал в самые неожиданные моменты, не давая «Гертруде Хант» расслабиться.

Я налила себе чаю в чашку и отхлебнула. Мммм… Тринадцать дней назад осада гостиницы наконец-то закончилась, и мы отпраздновали Рождество в день Нового года, опоздав на целую неделю. Завтра, 14 января, мы отпразднуем День Постояльца, самый старый из праздников хранителей. Можно пропустить Рождество и забыть про День Благодарения, но ни одна гостиница никогда не отказывалась отпраздновать День Постояльца. Надеюсь, у нас еще будет гостиница, чтобы отпраздновать это событие. Если все пойдет по плану, то сегодня вечером мы отправимся в «Каса Фелиз», большую гостиницу в Далласе, где будем присутствовать на собрании Ассамблеи и отвечать на неудобные вопросы…

В кухню вошел Тони. Высокий, загорелый и темноволосый, Тони Родригес производил впечатление человека безобидного. Иногда он выглядел сонным и слегка одурманенным. Иногда, особенно рядом со своим отцом, Брайаном Родригесом, который управлял «Каса Фелиз», его лицо имело выражение «даруй мне терпение», мгновенно узнаваемое любым подростком, которому приходилось терпеть лекции о неправильности своего жизненного выбора. Перспектива попробовать кулинарные шедевры Орро повергла Тони в возбужденное головокружение.

Что-то из этого точно было прикрытием, потому что Тони был ад-алом, хранителем Ассамблеи и исполнителем ее решений. Но в основном это был настоящий Тони. А сейчас Тони выглядел так, словно хотел оказаться где угодно, но только не здесь.

Мой желудок сжался.

— Что случилось?

— У меня хорошие новости и плохие.

— Сначала давай хорошие.

В кухню вошел Шон.

Тони присел на краешек обеденного стола.

— Хорошая новость заключается в том, что нам не нужно ехать в гостиницу моего отца, потому что ваша встреча с Ассамблеей откладывается.

Орро резко обернулся.

— Не нравится мне эта Ассамблея. Дергают маленького человечка туда-сюда. — Он для пущей убедительности ткнул в воздух своей гигантской вилкой. — Неужели они не видят, что она измучена? Неужели они не знают, через что ей пришлось пройти? Приходите на собрание, не приходите на собрание, там вообще знают о приличиях?

— Я не отвечаю за решения Ассамблеи, — ответил Тони.

— А что за плохие новости? — спросил Шон.

— К тебе поступил специальный запрос.

Сейчас?

— На День Постояльца?

Тони кивнул.

Ни один хранитель не мог отказать гостю в День Постояльца, если только этот гость не был запрещен к посещению. День Постояльца начнется только через двадцать четыре часа, но раз Ассамблея отменила нашу встречу, это означало, что они посчитали, что мне понадобятся эти двадцать четыре часа, чтобы подготовиться… О нет.

— Дрифан?

Орро шумно вдохнул. Тони кивнул.

— Ты серьезно?

Он кивнул в третий раз.

Во время битвы с кланом убийц, который осаждал нашу гостиницу, предводитель убийц послал мне семя, маленькое дитя гостиницы, слишком слабое, чтобы выжить. Я прыгнула через врата измерений, чтобы не дать его смерти ранить «Гертруду Хант», но переживание этого сделало меня невосприимчивой. Гертруда Хант выживала несколько дней без меня. Если бы не моя сестра и племянница, вся гостиница сошла бы с ума или впала в спячку. Прошло уже тринадцать дней, и пока я бродила по гостинице, «Гертруда Хант» следила за мной. Гостиница всегда наблюдала за мной, но теперь она удвоила свои усилия. Если бы она была человеком, то была бы рядом и подстраховывала меня, боясь, что если я споткнусь, то она может упустить возможность поймать меня.

А теперь Ассамблея хотела, чтобы я приняла у себя дрифана.

— Это сеньор? — спросила я. — Пожалуйста, только не кивай.

— Да, — ответил Тони.

Прекрасно, просто прекрасно.

Орро резко развернулся и швырнул кочан капусты в голову Тони. Тони поймал его и положил на стол.

— Опять же, я всего лишь посыльный.

Я вздохнула и налила себе еще чаю. Это было в корне несправедливо.

— Клянусь, это не наказание.

— Кто такие дрифаны? — спросил Шон.

— Дрифан — это в единственном числе, — ответила я ему, — дрифены — во множественном. Первый исчерпывающий отчет о них был дан англосаксонским хранителем, и мы застряли с большим количеством старых английских терминов, которыми теперь пользуемся. Дрифан — это очень старое слово. Это значит гнать, заставлять живые существа двигаться, заставлять их убегать от преследования, преследовать, охотиться, принуждать ударом, прибегать к насилию.

— Ладно, — сказал Шон. — Ничего хорошего.

— Дрифены, наверное, самые волшебные существа в галактике, — объяснил Тони. — Их звездная система доступна только через пространственный разрыв. Они волшебны, звездная система волшебна, и их планеты очень разборчивы в том, кому они позволяют входить и выходить. Мы о них почти ничего не знаем. Мы знаем, что в пределах их звездной системы есть несколько государств, и они могут воевать друг с другом, а могут и не воевать.

— Государствами правят императоры, — добавила я. — Императоры полагаются на обширную бюрократию и на сеньоров и дрихтены, для получения власти. Каждый сеньор отвечает за дрихт, сочетающий в себе клан, секту и магический орден. Дрихт существует в магическом симбиозе с территорией, которую он занимает, и его члены принимают черты того, чему посвящен их дрихт.

— Значит, если дрихт посвящен животному-хищнику, то у них развивается обоняние и растут когти? — спросил Шон.

— Иногда. — Я отпила чаю. Прямо сейчас мне понадобится целый океан чая, чтобы почувствовать себя лучше. — Например, если бы нам пришлось принимать у себя персону из дрихта огня, нам пришлось бы создать для него специальные помещения как можно дальше от главного здания, потому что «Гертруда Хант» подумала бы, что это буквально живой огонь, и попыталась бы его потушить. Гостиницы очень не любят дрифенов, чья магия пугает их, особенно если они из дрихта, который посвящен ландшафту или растениеводству. Гостиницы, по сути своей, деревья.

Шон повернулся к Тони.

— Какой дрихт мы принимаем у себя?

Тони глубоко вздохнул.

Пожалуйста, не будь территориальным дрихтом, пожалуйста, не будь территориальным дрихтом. Я бы приняла стихийный, минеральный, животный…

— Зеленая Гора.

Я застонала.

— Прости. — Тони развел руками.

Шон посмотрел на меня.

— Зеленой Горой он называется так потому, что покрыт деревьями, — сказала я. — Один из самых худших для нас.

— Мы можем отказаться?

Я покачала головой.

— Могли бы, — сказал Тони. — Но сеньор специально запросил эту гостиницу, и ни один гость, если только он не был запрещен, не может быть изгнан из гостиницы на время пребывания в ней в День Постояльца.

— Что хуже всего, — сказала я Шону. — День Постояльца — это напоминание о тех трех днях, когда был подписан договор с Землей. Гостиницы существовали и раньше, но не в официальном качестве. В первый же день подписания договора старейшие гостиницы Китая, Королевства Аксум, империи Сатавахана, Рима, три гостиницы в Северной Америке и землях Северных Венедов приняли представителей различных галактических цивилизаций. В каждой гостинице было по три гостя, каждый из разных рас: воин, мудрец и паломник. Одним из гостей-воинов был дрифан. Его имя указано в первоначальном договоре.

— Если вы будете изо всех сил отбрыкиваться и откажетесь, то к делу подключится «Каса Фелиз», — сказал Тони. — Но я бы вам этого не советовал.

Калдения стремительно вошла в комнату. Ее Милость возвела идею изящного старения в ранг искусства. На ней было темно-зеленое платье из мерцающего шелка. Ее седые волосы были уложены на макушке изящной волной, усыпанной изумрудами и украшенной платиновой филигранью. Ее макияж был тонким и безупречным, подчеркивая скулы и оживляя кожу. Это ничуть не уменьшило хищного блеска в ее глазах.

— А почему такие кислые лица? — спросила она.

— Заседание Ассамблеи отменяется. Вместо этого мы принимаем у себя сеньора дрифана, — сказала я ей.

— Из какого дрихта?

— Зеленая Гора.

Калдения пожала плечами.

— Я не сомневаюсь, что ты примешь вызов, моя дорогая. Или вы подумываете о том, чтобы отказаться?

— «Гертруда Хант» чтит День Постояльца, — сказала я ей. — Как вам хорошо известно.

— Превосходно. Жизнь дает нам очень мало возможностей показать себя с лучшей стороны, поэтому, когда появляется шанс блеснуть, мы всегда должны им воспользоваться. — Калдения ухмыльнулась, обнажив нечеловечески острые зубы. — Кроме того, прошло уже почти две недели с тех пор, как кто-то был зверски убит. Все становится немного скучным. Мы ведь не хотим умереть от скуки, правда?

***

Официальными цветами Дня Постояльца были зеленый и пастельно-лавандовый, ближе к розовому, чем к фиолетовому, потому что первый отель, принявший трех посетителей для торжественного подписания договора, находился в Китае, и хозяин гостиницы, надеясь произвести впечатление на гостей, уговорил расцвести наперстянки, растущие на территории.

Я оглядела большой бальный зал и махнула метлой. Светящиеся туманности на потолке стали розовыми, лавандовыми и белыми на фоне космоса. Огромные светильники, подвешенные к потолку, исчезли. Новые зеленые стебли из бледного металла закручивались спиралью вокруг колонн до купола, и прорастали стеклянными цветами на целых два фута в поперечнике. Цветы наперстянки были пурпурными у основания чашечки, затем постепенно бледнели до кончиков оборчатых лепестков. Цветы задрожали и раскрылись, открывая мерцающие желтые сердцевидки и темно-фиолетовые точки, рассыпанные по всей длине изящных чашечек. Под куполом появились фонари пастельных тонов, заливая комнату мягким светом. Такие же знамена растянулись на стенах, ставших темно-зелеными. Я изменила цвет колонн на темно-красный и оглядела комнату.

Хорошо. Хотя пол не соответствовал.

На меня навалилась усталость. Раскрашивание мозаики на полу потребует много магии.

Я села, прислонившись спиной к ближайшей колонне. Чудовище, моя маленькая, черно-белая ши-тцу, подбежала ко мне и плюхнулась у моих ног. Я почесала ей животик.

Тони вернулся в «Каса Фелиз», гостиницу своего отца. Я потратила большую часть дня, готовя комнаты для дрифана. Или для дрифенов. По моему опыту, существа, обладающие властью, редко путешествуют в одиночку. Я лишила отрокарское крыло его декораций, поскольку в ближайшее время мы не ожидали большой делегации от Сокрушительной Орды, и перестроила пространство. Шон провел весь день, составляя список повреждений, нанесенных нашей обороне. Борьба с кланом межзвездных убийц принесла свои плоды, и он отправился в гараж в поисках инструментов и, в конечном итоге, вытащил запасные части из хранилища. Я несколько раз проходила мимо него по лестнице, когда он нес разные странные штуковины, которые нормальный человек не смог бы поднять. В какой-то момент он пошел чинить пушку на западной стороне, и я услышала, как он ругается на трех разных языках, пока я переделывала балкон.

К вечеру я валилась с ног. Бой с дразири повредил не только наши пушки. Пережить смерть дитя гостиницы было все равно, что впасть в коматозное состояние, вот только я была в курсе всего происходящего. Вырваться из него было самым трудным делом моей жизни. Я все еще чувствовала себя… истощенной каким-то образом. Да и гостиница отвечала не так охотно, как я привыкла. Не то, чтобы она колебалась, но связь между нами была слегка запутанной. Возможно, я смогу сделать мозаику первым делом утром.

Шон вошел в большой бальный зал. Он сменил мантию на свои обычные джинсы и футболку. Даже в человеческом обличье Шона Эванса было что-то волчье. Дело было в том, как он двигался, с обманчиво неторопливой походкой, или в том, как он держал себя наготове, или, может быть, это было в его глазах. Иногда, когда я заглядывала в них, с опушки темного леса на меня смотрел волк.

Он подошел и плавно сел на пол рядом со мной. Чудовище тут же залезла к нему на колени.

— Я ничего не могу найти о дрифенах в архивах, — сказал он. — Я прочитал отчет Виктреда в архивах гостиницы и просмотрел книги, но до сих пор ничего не нашел. Есть ли какое-то кодовое слово, которого я не знаю?

— Нет. О них просто не так уж много информации.

— Это обычно ведь записи других хранителей, — сказал он.

Мои брови поднялись.

— Я много читал, когда ты была не в себе. Гостиница помогала мне найти лекарство.

Бедная «Гертруда Хант». Бедный Шон. Я представляла себе, как он сидит в комнате, ища ответы, а гостиница вытаскивает один архив за другим. Я должна была убедиться, что такое больше не повторится.

— Ты прав, — сказала я ему. — Когда хранитель узнает что-то новое о каком-то конкретном виде, он добавляет записи в общую картотеку. В прежние времена делались записи в своих книгах. Вот почему границы так широки. Но с дрифенами все по-другому. Первоначальное руководство, полученное хранителями гостиниц, состояло в том, чтобы защитить их конфиденциальность любой ценой. Кроме того, каждый дрифан отличается от других. Существует сотни дрихтов. Можно прожить сто лет и никогда не увидеть двух дрифенов из одного и того же дрихта. На самом деле, можно прожить сто лет и вообще никогда не встретить дрифана.

— Так, что же нам делать?

— Обычно сеньоры посылают кого-нибудь вперед со своими требованиями. Мы постараемся выудить как можно больше информации и будем действовать по обстоятельствам.

Мягкий мелодичный звук прокатился по гостинице. Хмм. Кто-то заранее запрашивал бронь. Обычно гости просто появлялись. В гостинице всегда было свободное место, потому что я могла создать столько комнат, сколько требовалось гостям.

— Покажи, — попросила я гостиницу.

Потолок раздвинулся, и в мои руки упал сложенный пергамент. Шон удивленно поднял брови.

— Хозяин гостиницы до меня умер в 1980-х годах, — объяснила я. — Он был одинок, немного странен и чересчур любил антиквариат. Когда я приехала сюда, многие сообщения «Гертруды Хант» были записаны на пергаменте. Я почти все исправила, но время от времени случается что-то вроде этого. В следующий раз можно вывести на экран.

Я развернула пергамент и прочла его. Вот только этого нам не хватало. Это было похоже на настоящие адские каникулы. Я передала пергамент Шону.

Он взглянул на него.

— Семейный спор, бронь на шестьдесят одну персону?

— Похоже, что две стороны одной семьи произошли от двух братьев. Один из них уехал и основал влиятельную философскую школу на другой планете, а другой остался на родине и основал свою собственную философскую академию. Теперь они враждуют по поводу того, кого из братьев действительно можно считать основателем семьи: того, кто уехал колонизировать новую планету, или того, кто остался на своей родной планете. Они пригласили мудрого старейшину, чтобы тот разрешил их спор.

— Шестьдесят один новый гость. Это же будет хорошо для гостиницы, но ты почему-то не выглядишь счастливой.

— Они ку-ко.

Шон посмотрел на потолок.

— Покажи мне ку-ко.

Со стены соскользнул экран. На нем распростерло свое оперение существо около тридцати дюймов ростом. Мягкие кремовые перья покрывали его лицо, становясь шокирующе розовыми на затылке и спине, и ярко-малиновыми на крыльях и пушистом хвосте. Вторая пара отростков, напоминавших передние конечности динозавра или, возможно, обезьяны, если у обезьяны каким-то образом выросли когти, торчала из-под крыльев.

Огромный хвост выдавал в ку-ко самца. Он носил замысловатую плиссированную сбрую, которая обтягивала его голову и сидела на плечах, а затем расширялась в роскошный пояс, набитый электроникой, иглами из ярких перьев и рулонами чего-то подозрительно напоминающего туалетную бумагу на широкой катушке.

Ку-ко смотрел на нас фиолетовыми глазами, распушил перья и зашагал взад-вперед, его пухлое тело покачивалось при каждом шаге.

Шон выдавил из себя улыбку.

— Они курицы.

— Технически они даже не птицы.

— Дина, к нам приедут шестьдесят одна космическая курица.

Я сдалась.

— Да.

— И они собираются спорить о философии.

— Ммм. Это означает, что они захотят иметь форум с трибуной и дискуссионным кругом, а также курятник для сна, и нам придется купить много зерна…

Он засмеялся.

— Ты не принимаешь это всерьез.

— Нам придется сказать Орро прекратить готовить курятину.

— Шон Эванс!

Он обнял меня одной рукой. Я прижалась к нему всем телом.

— Очень красивая комната, — сказал он.

Она была красивой. Было что-то неземное в этом Дне Постояльца, что-то свежее, чистое и обнадеживающее, как яркий весенний день после ужасной зимы.

— Ты организовала мирный саммит между Священной Анократией, торговцами и Сокрушительной Ордой. А потом ты напала на дразири, — сказал Шон.

— Да.

— Я никогда не видел тебя такой взволнованной. Что не так?

Я вздохнула.

— Это из-за Ассамблеи?

— Частично. Мне не нравится не знать, как у нас обстоят дела с ними, но, в конце концов, как ты сказал, они могут только понизить наш рейтинг. Они не могут забрать «Гертруду Хант», пока мы не совершим действительно ужасное преступление.

— Значит, это из-за дрифана.

— Я бросила свою гостиницу. — Слова вышли сами по себе.

Шон нахмурился.

— Я тебя не понимаю.

— Когда я прыгнула в дверь с семенем дитя гостиницы, я оставила «Гертруду Хант». Гостинице пришлось выживать без меня. Я ее травмировала.

— У тебя не было выбора.

— Я все понимаю. Но гостиница сейчас очень хрупка. Она ждет и наблюдает, и связь между нами… скорее условна. Я не знаю, боится ли «Гертруда Хант» того, что ей будет больно, или того, что мне будет больно, или, может быть, она боится, что это каким-то образом причинит мне боль. Но между нами существует некоторая дистанция. Это было не так заметно, пока не началась переделка гостиницы для Дня Постояльца, что довольно непросто и требует точности. Я чувствую это, и теперь, когда я осознаю, меня это беспокоит. Прибавь еще дрифана, и все становится чересчур…

Пол в задней части большого бального зала раздвинулся. Именно там я раньше ставила огромную рождественскую елку. «Гертруда Хант» что-то задумала…

— Мы будем день за днем возвращать все на круги свои, — сказал Шон.

Что-то громыхнуло под полом. Массивное дерево, павловния, появилось из глубины гостиницы, раскинув огромные ветви по всему бальному залу. С длинных ветвей свисали цветочные бутоны, все еще закрытые, с легким оттенком лаванды. Я понятия не имела, что «Гертруда Хант» прятало его. Гостиница не показывала мне его последние два Дня Постояльца. Но тогда мы едва ли праздновали это событие. Трудно радоваться праздникам, когда ты знаешь, что твоя гостиница будет пуста.

— Ух, ты! — произнес Шон.

— Вот почему его еще называют деревом императрицы. Подожди, когда оно расцветет.

Магия потянула меня за собой. Кто-то пересек границу отеля.

— Задняя камера.

«Гертруда Хант» вывела на экран видео с камеры. Через заднее поле к гостинице шагал высокий мужчина. Его плечи были покрыты двухцветным плащом, темно-зеленым с одной стороны и черным с другой, искусно задрапированным и скрепленным богато украшенной металлической булавкой в форме кинжала. Металл булавки слабо поблескивал, пока он шел. Он был одет в сложное многослойное одеяние, угольно-серого цвета с ярко-зеленым акцентом, и держал длинный посох с тремя когтями на конце. Когти сжимали голубой драгоценный камень размером со среднее яблоко. Два лезвия изогнулись вокруг драгоценного камня, превращая посох в алебарду. Его голову скрывал глубокий капюшон.

Рядом с ним шло маленькое существо около трех футов ростом, держась за его плащ темно-коричневой енотовой рукой. Он был пушистый, кремово-коричневого цвета, и шел на двух ногах. На его теле мех был пышным и густым, но ниже колен и локтей он становился более гладким и темным. Длинный пушистый хвост позади него свернулся, как у белки, буквой S. Голова у него была круглая, с небольшой темной мордочкой и очаровательным кошачьим носиком. Его глаза тоже были круглыми и огромными, светящиеся бледно-желтым светом, когда они ловили угасающий свет. Его уши были слоистыми, оборчатыми и дрожащими, расправленными вниз, как два висячих цветка по бокам головы. Когда он шел, то, должно быть, услышал какой-то шум, потому что его уши резко выпрямились, и он застыл в ужасе на одной тощей ноге, распушив хвост, так что мех встал дыбом, как шипы.

Человек в плаще продолжал идти.

Маленькое существо затряслось, словно не зная, что делать, и бросилось за ним, снова схватившись за край его плаща.

Прибыл представитель дрифана.

Глава 2

Шон встретил дрифана у двери. Она распахнулась прямо перед ним, и мне не пришлось просить об этом «Гертруду Хант», что сделало меня до смешного счастливой. Он бросил на гостя быстрый взгляд и отступил в сторону, приглашая дрифана войти. Персона в плаще вошла в гостиную.

— Добро пожаловать в «Гертруду Хант», — поприветствовала я. Я решила, что встретиться с ним в гостиной — лучшая стратегия. Чем меньше времени он проведет в гостинице, тем лучше.

Дрифан склонил голову набок. Маленькое существо у его ног, казалось, вот-вот упадет в обморок от напряжения.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Из-под капюшона раздался ровный голос:

— Я лучше постою.

Я села на диван. Орро маячил в дверном проеме кухни слева от меня, а Калдения сидела в мягком кресле у окна в дальнем правом углу, потягивая чай и делая вид, что она сама по себе.

Гость откинул капюшон. Тот же набор генов, что породил людей, вампиров и отрокаров, распространился далеко по галактике, но лишь взглянув на дрифана, становилось понятно, что человеческого тут осталось мало, в лучшем случае его можно было назвать дальним родственником. Его непохожесть бросалась в глаза.

Его лицо было угловатым, лишенным человеческой мягкости. Его нос был резко очерчен, как и скулы, а ноздри напоминали скорее кошачьи, чем человеческие. Светлые и темные узоры окрашивали его орехово-коричневую кожу, такую можно было бы увидеть на куске полированного красного агата. Они не были вытатуированы или нарисованы. Вместо этого они казались естественной пигментацией его эпидермиса. Его большие янтарные глаза слегка светились жутковатым светом, а рука, держащая посох, имела длинные янтарные когти. Прямые и распущенные волосы падали серым занавесом на лицо. Он был безбород, но с верхней губы свисали длинные седые бакенбарды.

— Приветствую тебя, хранительница, — мелодичным голосом произнес дрифан.

— Приветствую вас, вестник дрифенов. — Приветствием я исчерпала все знания о дрифенских любезностях из записей Виктреда. Мы были предоставлены сами себе. — Меня зовут Дина Демилль. Мужчина у двери — это Шон Эванс.

Дрифан медленно кивнул.

— Зовите меня Зедас. Моя госпожа, которой нет равных, та, чье сердце бьется с силой горного водопада, та, кто решительна, как солнце, изящна, как луна, непреклонна, как живой камень, но в то же время гибка, как поток чистой воды, бьющийся о скалы, та, кто тысячами убивает врагов, та, кто укрывает своих друзей, та, кого боятся воины, уважают ученые, любит ее дрихт и признает император, шлет вам привет.

— Круто, — сказал Шон.

Я бросила на него предостерегающий взгляд.

— Для нас это большая честь.

— Вы благословлены, ибо она выбрала этот скромный отель для своего визита в этот мир. Я здесь, чтобы показать вам внутреннее убранство ее дома, чтобы она могла чувствовать себя комфортно во время тяжелых испытаний. Смотрите внимательно, хранительница, ибо ваши глаза увидят зрелище, которого не видел ни один из ваших сородичей за сотни лет.

Зедас крутанул посохом и начертил им широкий круг. Дальше последовала рябь, как будто воздух стал жидким. Пространство между нами замерцало, и в гостиной появилась голографическая проекция поразительной четкости. Перед нами предстал тронный зал с грубым троном на возвышении, вырубленный из нежного, полупрозрачного белого камня, насыщенного прожилками алого цвета, местами такими частыми, что они превращали его в кроваво-красный. Резьба была настолько примитивной, что казалась почти доисторической. Я бы предположила, что это очень качественный нефрит из куриной крови, но красный цвет этого камня произошел от киновари. Киноварь потемнела до коричневого цвета из-за воздействия света. Древний трон купался в свете, льющемся из окна, и прожилки его были живыми и яркими.

Все остальное вокруг трона говорило о ремесленном мастерстве и сдержанной роскоши. Пол напоминал реку с чередующимися лентами малахита и оникса цвета теплого меда, стекающими от помоста к стенам. Деревянные колонны, квадратные и искусно вырезанные, поднимались от пола ввысь. Дерево, напоминающее акацию, покрытое прозрачным слоем смолы, было не окрашено, но отягощено рисунком. Стены соответствовали колоннам, где богато украшенные каменные рельефы чередовались с изящными металлическими экранами, изображающими странных птиц и животных с драгоценными глазами, и картинами, почти неземными в своей простоте.

Изображение сдвинулось, когда носитель камеры прошел через высокий дверной проем к внешнему балкону, который огибал все здание под выступающей крышей. Здесь пол был выложен полированным серым камнем, окаймленным такой же каменной балюстрадой. Каменные колонны поддерживали высокий карниз. За балконом простирался океан воздуха. Далеко внизу поднимались небольшие горы, покрытые деревьями, которые с такой высоты напоминали изумрудно-зеленый мох. В воздушных потоках парила огромная птица, гибрид орла и кондора, с темным сапфировым оперением. Она выглядела достаточно большой настолько, что могла унести человека.

Проекция исчезла.

— Надеюсь, этого достаточно, — сказал представитель.

Так много мелких деталей, которые должны были быть идеальными. Не было двух одинаковых панелей или колонн, и узоры были тщательно подобраны. Это была тонна работы, а нам даже не показали спальню. Насколько было известно, они спали в гнездах.

— Да, — сказала я. — Сколько существ будет сопровождать вашу сеньору?

— Со мной будет еще четверо.

Дерьмо. Мне придется сделать дополнительные комнаты.

— А каковы диетические предпочтения вашей хозяйки?

— Она предпочитает овощи и фрукты, приготовленные слабо или совсем не приготовленные, холодноводную рыбу, хорошо приготовленную, и редкое красное мясо. Для ее первой трапезы у нее есть особая просьба. В нашем языке нет эквивалентных слов, а мой рот стар и занемел на своем пути, поэтому я не могу формировать звуки. Я привел этого мелкого, чтобы он объяснил все за меня.

Он кивнул на мохнатое существо. Оно отпрянуло, но Зедас посмотрел на него. Мохнатое существо шагнуло вперед, сжав лапы в единый кулак. Мизинец на его левой руке отсутствовал, обрубок был оборван, как будто его отпилили. Он поймал мой взгляд и сжал лапки в кулаки.

— Продолжай, — сказал Зедас.

Мохнатый зверь открыл пасть, и оттуда раздался чистый голос, который должен был бы принадлежать какой-нибудь милой куколке.

— Двойной Гранд бургер с сыром, большой картофель фри и кока-колу.

Я чуть в обморок не упала.

— Было ли произношение удовлетворительным? — спросил Зедас.

— Определенно, — взяв себя в руки, ответила я.

Зедас махнул рукой. Мохнатый зверь бросился вперед и дрожащими лапками протянул мне клочок бумаги.

— Спасибо. — Я взяла бумажку. На ней красивым каллиграфическим почерком были написаны слова «Рудольф Питерсон» и последовательность цифр, которые должны были принадлежать номеру американского телефона.

Маленькое существо метнулось назад и спряталось за спину Зедаса, вцепившись в плащ и держа ткань, как щит, между собой и нами. Зедас не обратил на это внимания.

— Моя госпожа удостаивает вашу гостиницу своим присутствием и готова вынести все тяготы путешествия, чтобы встретиться с этим человеком. Он просил об этой встрече, и в своей бесконечной милости она снизошла до того, чтобы даровать ее. Вы сообщите этому человеку завтра, что его присутствие здесь необходимо в последний день пребывания в День Постояльца, в 5 часов вечера, и обеспечите моей госпоже безопасное место для этой встречи. Если он опоздает, она не будет его ждать. Если он придет рано, она не встретится с ним раньше назначенного времени. — Зедас снова посмотрел на зверя. — Пришло время для твоего второго сообщения.

Существо опустило плащ так, что было видно только его лицо, глядя на нас огромными испуганными глазами. Четкие английские слова выплеснулись наружу.

— Рудольф Питерсон — злой человек, ему нельзя доверять.

— Все понятно? — спросил Зедас.

— Мы все прекрасно поняли, — ответил Шон.

— Тогда моя миссия здесь завершена, — объявил Зедас. — Я вернусь со своей госпожой через один дневной и ночной цикл. Приготовьтесь хорошенько, хранительница.

***

Я наблюдала, как глашатай и маленькое существо исчезли на границе гостиницы. Только что они были здесь, а в следующее мгновение просто исчезли.

— Как интересно. — Калдения поднесла чашку к губам и сделала глоток чая. — Это был акераат, моя дорогая. И к тому же очень старый.

Она произнесла все три «а» так же, как в слове чашка. Я порылась в своей памяти и ничего не вспомнила.

— С ними я еще не знакома.

— Они очень редки. Они занимают единственную планету на проксимальном конце центральной полосы галактики. Это место похоже на ком скомканной бумаги — горы и долины с узкими морями между ними. Как и следовало ожидать, география подтолкнула их культуру к образованию многочисленных городов — государств, которые существуют в постоянном конфликте.

— Там нет больших стран? — спросил Шон.

— Нет. Иногда, когда завоевываются несколько городов, они объединяются в одно царство, но это ненадолго. Их ресурсы распределены относительно равномерно, и они не доверяют друг другу. Заговор акераатов. Это их национальное развлечение, спорт и соревнование за заслуги. Они шпионят друг за другом, заключают союзы, а затем наносят удары своим союзникам в спину, травят соперничающих лидеров и своих собственных, а также провоцируют рост и падение династий. — Калдения улыбнулась, как акула. — Они такие забавные.

Меня передернуло.

— Они очень востребованы в качестве консультантов и советников, но крайне неохотно покидают свою планету. Заманить одного — это огромное благо. — Калдения опустила ресницы. — Естественно, у меня был такой.

— Что случилось? — спросил Шон.

— Он был великолепен, пока мятежники не убили его.

Ну, конечно.

Шон посмотрел на свой телефон. По его лицу я поняла, что ему не понравилось то, что он увидел.

— Что ты там увидел? — спросила я.

— Информацию о Рудольфе Питерсоне. У него есть своя собственная запись в Википедии.

— И что там говорится?

— Рудольф Питерсон является председателем и главным исполнительным директором «Питерсон групп», диверсифицированной холдинговой компании с активами в области нефти, судоходства, девелопмента недвижимости и прямых инвестиций. Википедия указывает стоимость его активов между 50 и 100 миллионами.

— Итак, сеньора дрифан едет сюда, чтобы встретиться с мультимиллионером, который является злым человеком и которому нельзя доверять, и она хочет Роял гамбургер на ужин. — Я медленно выдохнула.

— После чего возникает вопрос. — Шон посмотрел на меня. — Дина, насколько ты защищена в реальном мире?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты владелица земли, на которой стоит гостиница?

— Я владею этой землей и двадцатью тремя акрами земли позади нее. Все, что находится за гостиницей, принадлежит мне.

— В ипотеку?

— Нет, Шон. Первоначальный участок в шесть акров был предоставлен Ассамблеей по гранту. Что нерушимо. Я купила восемь акров земли сразу за нами, после того как Калдения переехала сюда, а остальные девять акров — сбоку и позади гостиницы, после мирного саммита. Я владею ими полностью без ипотеки.

— Хорошо. — Его лицо, казалось, ничуть не просветлело. — Я собираюсь позвонить Мараису.

Он вышел наружу.

Я забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

— Это маленькое существо говорило по-английски, как американец. Точнее, как южанин. «Бургэр». «Довьрять».

— Так ты считаешь, что его сеньора говорит также. — Калдения нахмурилась. — Как может американка стать сеньорой дрифаном?

— Не знаю. — Пазл пока не складывался.

— А что это за вообще такое Гранд бургер? — спросил Орро с порога.

Я практически подпрыгнула. Он был настолько тих, что я и забыла, что он находится здесь.

— Это бутерброд из «Пира бургеров», сети быстрого питания, — сказал ему Шон, возвращаясь в дом. Быстро он. Должно быть, он попал на голосовую почту.

— Я видел такое по вашему телевизору. Принеси его мне, и я его приготовлю.

Я вздохнула.

— Орро, если эта особа родом с Земли, родом из нашей страны, то Гранд бургер, вероятно, имеет для нее сентиментальную ценность. Она хочет вспомнить: бургер, картошку фри, кока-колу. Это дешевая еда, недостойная твоего таланта. Лучше всего просто купить его для нее.

Орро выпрямился во весь рост.

— Ты хочешь принести еду с улицы на мою кухню?

О, только не это.

— Разве я не «Красный тесак»?

Вот и приплыли.

— Разве я не готовил деликатесы с тысячи планет?

Его иглы встали торчком. Он поднял правую руку, широко растопырив когти, взывая к небесам.

— Разве я не мастер своего дела?

Он замолчал, свирепо глядя на меня.

— Безусловно, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал успокаивающе. Все это закончится катастрофой.

— Тогда ты принесешь мне этот Гранд бургер, и я его приготовлю. Ты попробуешь его и заплачешь, потому что это будет лучший Гранд бургер, который когда-либо украшал человеческий рот.

Он резко развернулся и зашагал в кухню.

— Мы должны купить ему плащ, — сказал Шон.

Глава 3

Динь. Динь.

Мягкий, настойчивый звон пробился сквозь мой сон. Мне было так тепло и уютно. Моя подушка была мягкой, одеяло — как облако, а сильная горячая рука Шона обвилась вокруг моей талии.

Динь. Динь.

Ммм… Я придвинулась ближе к Шону. Такой теплый…

ДИНЬ. ДИНЬ.

Я открыла глаза. Небольшой экран завис примерно в четырех дюймах от моего лица. В углу бледно-зеленым мигал маленький индикатор: 05:00. Поле позади гостиницы было сплошь покрыто пожухлой травой и сорняками, небо было еще темным, но уже начинало светлеть. Рябь в ткани существования висела горизонтально примерно в трех футах от земли…

Я резко выпрямилась на кровати. Шон схватил меня, оттащил назад, перепрыгнул через меня и приземлился на ковер, держа в руке зловещий зеленый нож. Он оглядел комнату, балансируя на носках, держась между мной и угрозой.

Офигеть.

— Что такое? — спросил Шон, и в его голосе послышалось низкое рычание.

— Ку-ко! — я вскочила с кровати и бросилась к мантии, висевшей на крючке.

— Они должны были появиться только сегодня вечером.

Я натянула на себя мантию.

— Они приехали на пятнадцать часов раньше.

Через тридцать секунд я выскочила из гостиницы на заднее крыльцо. Холод кусал мои голые ноги под мантией. Я едва успела натянуть мантию поверх ночной рубашки. У меня замерз нос. На мне были маленькие лавандовые кроксы с меховой подкладкой, которые я носила как домашние тапочки, потому что это было все, что я смогла быстро найти. Рядом со мной стоял Шон в своей собственной медной мантии.

Рябь усилилась, пульсируя, как будто невидимый поплавок танцевал в воздухе.

— Ты всегда спишь с ножом? — пробормотала я.

— Да.

Если сказать ему, что ему нечего бояться внутри «Гертруды Хант», это ничего не даст. Он и так это знает. Еще один шрам Нексуса. Со временем все наладится. По крайней мере, я на это надеялась.

В центре ряби вспыхнул желтый огонек, и над ним, словно из подземной пушки, выскочило круглое оперенное тело. Ку-ко расправил свои красновато-коричневые крылья, завис на долю секунды, его большие фиолетовые глаза широко раскрылись, и он приземлился на землю с пронзительным криком. Его перья встали торчком, а кожаный фартук слегка съехал набок.

Шон выругался.

Выскочил еще один ку-ко, потом еще и еще, потом по два за раз, как будто на нашем заднем дворе образовался гейзер из ку-ко. Ку-ко разделились на две примерно равные группы: те, что имели в основном красноватое и розовое оперение, и те, что имели бледно-лиловое и зеленое. Наконец, более старый, почти полностью белый ку-ко выпрыгнул из ряби и приземлился перед двумя группами. Два молодых ку-ко, с бирюзовыми перьями, окружили его с обеих сторон. Левый ку-ко протянул ему искусно вырезанную трость. Правый ку-ко протянул сложный головной убор из витой металлической проволоки, усыпанной драгоценными камнями, который он надел на голову старейшины, застегнув ремешок под подбородком.

Старейшина выпрямился в полный рост, который составлял около трех футов, три с половиной, если считать шляпу, поправил головной убор, прежде чем тот соскользнул с его головы, и направился к нам.

— Приветствую тебя хранительница, приветствую тебя тирсэль.

Должно быть, он использовал термин для приветствия мужчины-военного, и его имплантат в конечном итоге исказил его. Если Шон и был удивлен тем, что к нему обращаются как к самцу ястреба, то никак этого не показал.

Я кивнула.

— Приветствую вас, почтенный Первый филолог. Мы ждали вас сегодня вечером.

Старейшина ку-ко прочистил горло.

— Да, ну, хм, мы бы приехали сегодня вечером, если бы некоторые шумные члены клуба не начали дебаты о недостатке добродетели у тех, кто опаздывает.

— Если ты не пришел на пятнадцать минут раньше, значит, ты опоздал, — сказал Шон.

Старейшина указал крылом на Шона.

— Вот именно! В этой дискуссии о том, насколько раньше надо появиться, никто не хотел быть позже своего оппонента, поэтому, когда дебаты достигли своего шестого часа, дискуссию пришлось прервать, чтобы все могли переправиться, прежде чем начнут летать перья. Я приношу свои извинения от имени своих братьев. Надеюсь, наши комнаты готовы?

Слава галактике, что я вчера потратила несколько часов, создавая их курятники.

— Ну конечно, да. Следуйте за мной, пожалуйста.

Я шагнула в дверь. Старейшина и двое его помощников последовали за мной. Две группы ку-ко выстроились в две колонны, по две в ряд, и попытались войти в гостиницу одновременно. Две колонны наткнулись друг на друга. Послышался возмущенный вопль и легкие пихания, сопровождаемые поднятыми перьями. Ни одна из групп не выказала ни малейшего желания пропустить другую вперед. Очевидно, маневр слияния молнии-застежки не был их сильной стороной.

Я расширила дверной проем. Ку-ко по краям споткнулись, внезапно отцепились, выпрямились и двинулись вперед, подняв клювы вверх, не обращая внимания друг на друга. Это будет веселый визит.

Гостиница сканировала их, когда они проходили через дверь. Я поставила только одно условие для проведения этих дебатов: никакого оружия. Никаких сигналов тревоги не раздалось. Ку-ко были чисты.

Я повела их вглубь гостиницы, мимо портрета моих пропавших родителей. Никто из ку-ко на него никак не отреагировал. Однажды кто-нибудь узнает моих родителей, и тогда ничто не помешает мне найти их.

Мы прошли по длинному коридору к двери. Та распахнулась при моем приближении, и мы вошли в большую, хорошо освещенную комнату. В центре рядами разместились скамьи, по три с каждой стороны, расположенные как трибуны, причем самая дальняя скамья от центра была самой высокой. Между скамьями находилось открытое пространство с единственной трибуной. Перед трибуной стояло большое, похожее на трон кресло, окаймленное двумя стульями поменьше, по одному для каждого из помощников старейшины.

В противоположных концах комнаты разместились два больших курятника ку-ко, приподнятых над землей на традиционные пять футов, с туалетной комнатой в дальнем конце и впереди с двумя ваннами: одна с водой, другая с мелким нагретым песком. Внутренний канал шириной в тридцать футов, заполненный водой, отделял каждый курятник от амфитеатра, через который был перекинут арочный мост.

Как и многие разумные крылатые существа, ку-ко утратили способность летать, когда их ум и ловкость стали важнее. Крылья не помогали никому пользоваться инструментами или выполнять математические вычисления. Но ку-ко все еще могли скользить и прыгать на большие расстояния. Типичный прыжок для ку-ко был около двадцати футов, и они ненавидели плавать. Перспектива приземления в воду заставила бы даже самого безрассудного ку-ко дважды подумать.

Я указала метлой на роскошный курятник прямо за амфитеатром.

— Это ваши личные апартаменты, Первый филолог. Оба моста складываются назад. Гостиница будет слушаться только вас, и если вы пожелаете, вы можете убрать мосты, когда возникнет такая необходимость. Просто сказав «свернуть», вы сможете держать две группы разделенными. Скажите «развернуть», чтобы снова раздвинуть мосты. Пожалуйста, попробуйте прямо сейчас.

Первый филолог прочистил горло и взмахнул правым крылом.

— Свернуть.

Мосты втянулись.

— Развернуть. Свернуть. Развернуть. Очень хорошо.

Старейшина осмотрел каналы и курятники.

— Они точно такие же?

— Идентичные.

— Хорошо, Хорошо, хорошо. Разделенные, но одинаковые. Спасибо тебе, хранительница.

— Завтрак и все ваши блюда будут подаваться здесь. Мы просим вас оставаться в этой комнате все время для вашей безопасности. Мы ждем сеньору дрифана.

Старейшина резко повернул голову, чтобы посмотреть на меня, и его головной убор чуть не съехал. Один из его помощников вскочил и вернул его на место.

— Понятно, — сказал старейшина. — Я буду сдерживать свою стаю.

— Если вам что-нибудь понадобится, произнесите мое имя, и гостиница свяжется со мной. Меня зовут Дина.

— Очень хорошо, Дина. Меня зовут… ну, на самом деле, оно слишком длинное. Пожалуйста, зовите меня Первым филологом Теком. — Он повысил свой голос. — Пойдемте, ученики-мыслители. Давайте устроимся с комфортом.

Ку-ко потоком проходили мимо меня, направляясь прямо к амфитеатру.

Я склонила голову, протискиваясь наружу.

Из коридора Шон наблюдал, как я тактически отступаю. Дверь за мной закрылась, и я прислонилась к стене коридора.

— Они устроились?

— Вроде. До сегодняшнего вечера мы не узнаем, насколько хороши курятники.

Он удивленно поднял брови.

— Столько времени займет у них выяснение, какой из идентичных курятников они могут занять. — Я двинулась дальше по коридору. Теперь сна не было ни в одном глазу. Я бы выпила чашку крепкого чая и поработала бы над апартаментами дворца дрифана.

— Когда ты хочешь позвонить злому миллионеру? — спросил он.

— Не знаю. Это номер с восточного побережья. Где-то в десять?

— Меня позови.

— Хорошо, — пообещала я и поцеловала его.

***

Заказанная первым делом первая партия из десяти Гранд бургеров прибыла в 6.15 утра. В отличие от большинства сетей быстрого питания, которые не продавали бургеры на гриле до 10:00 утра или около того, потому что они подавали еду для завтрака, «Пир бургеров» доставлял бургеры в любое время дня и ночи.

Орро изучал коллекцию бургеров так же, как охотник изучает добычу. Его длинный чувствительный нос дернулся. Он развернул один из них, с хирургической точностью двигая своими страшными когтями, чтобы снять фирменную оранжево-фиолетовую обертку, поднял бургер на уровень глаз, оценил мясо, снял булочку, посмотрел на котлетку, приправленную специальным соусом, положил булочку обратно и, наконец, откусил кусочек.

Тишина.

Орро прожевал.

Ни звука.

Он повернулся и выплюнул бургер в мусоропровод.

— Она хочет этого?

— По-видимому.

— Это же не еда. Это преступление против искусства приготовления пищи.

Было 9:50 утра, когда Орро сделал свой седьмой гамбургер, первый, который он счел достаточно хорошим для меня, чтобы попробовать. Теперь он лежал на тарелке, ожидая моего вердикта.

Я откусила кусочек. О, моя галактика!

Орро навис надо мной.

— Ну, и как?

— Ммммхгхппх. — Я судорожно сглотнула. — Это самый лучший гамбургер, который я когда-либо пробовала.

— По вкусу он напоминает Гранд бургер?

— Не-а. Он вкуснее.

Он отобрал гамбургер.

— Орро!

Гамбургер полетел через всю комнату в мусорное ведро. Я чуть не заплакала.

— Я не понимаю, как они достигают такой неестественной структуры, — пробормотал он. — И почему кто-то это ест.

— Это быстрая и дешевая еда. Кажется вкусной, когда ты голоден.

— Калловинианские паукообразные кальмары тоже очень вкусны, когда человек голоден, но это не значит, что нужно готовить их самому.

Я понятия не имела, каковы на вкус калловинианские кальмары-пауки, и почему готовить их было плохой идеей, но сейчас было самое подходящее время, чтобы отговорить его от поисков загадки бургера.

— Как я уже говорила, эта еда недостойна твоего мастерства. Это ниже твоего достоинства.

Он выпрямился во весь рост. Его грудь расширилась.

О, нет.

— Я продублирую его! Абсолютно!

— Орро…

— ОГОНЬ!

Он резко обернулся. Гостиница открыла перед ним дверь кладовой, и Орро исчез в кармане внутри реальности, чтобы поискать ингредиенты.

Я потерла лицо руками. Шон вошел в дверь и приземлился на стул рядом со мной, по пути положив руку мне на плечо.

— Не получилось? — пробормотал он.

— Огонь, — ответила я ему.

— Так хорошо, да?

— Я нахожусь на крошечной планете, и в мою сторону движется комета, и я ничего не могу с этим поделать. — Я подняла трубку телефона. — Готов?

— Готов.

Я набрала нужный номер. Один гудок, второй…

— Да? — в трубке раздался отрывистый мужской голос. Этот человек казался слишком молодым, чтобы быть Рудольфом.

— У меня сообщение для мистера Рудольфа Питерсона.

— Слушаю.

— Вы мистер Питерсон?

— Я передам ему ваше сообщение.

— Я предпочту передать ему лично.

— С этим проблема.

Я взглянула на Шона. Он кивнул. У нас просто не было выбора.

— Передайте ему, что встреча, которую он так долго ждал, состоится 16 января в 17.00 по Центральному времени по следующему адресу. — Я продиктовала ему адрес «Гертруды Хант». — Временной интервал для этого визита очень короткий. Он не должен опаздывать, иначе не застанет ее.

— Понял.

Мужчина повесил трубку. Ну, вот и все.

— Я проверил Питерсона, — сказал Шон.

— Что ты выяснил?

— Он засранец.

— Ладно. Сильное заявление, но не информативное.

Шон откинулся назад.

— Он заработал свои деньги на недвижимости. Он начинал как агент, а потом стал застройщиком. Когда случился жилищный кризис, многие строительные компании потерпели крах, и он по дешевке скупил их оборудование и землю, на которой они застряли. Он также нанял большинство своих бывших конкурентов в качестве менеджеров проектов в комплекте с их рабочей силой. Его люди вывернули это так, словно он герой, раз дает безработным предпринимателям шанс поставить еду на стол. На самом деле он заключил с ними ограничительные контракты с отказом от конкуренции, что фактически сделало его единственным строителем на нескольких ключевых рынках в Аризоне, Колорадо и Юте. В некоторых случаях заработная плата не выплачивалась, и пособия не предоставлялись. Когда люди жаловались, он их увольнял. Если они продолжали жаловаться, он тащил их в суд. Он очень верит в соглашение о неразглашении.

— Звучит все хуже и хуже.

— Одна аризонская газета написала о нем статью, и он подал стратегический иск против участия общественности. Это тянулось три года. Газета, в конце концов, выиграла суд, но иск занял так много времени, что они тем временем обанкротились и были вынуждены закрыться. К этому моменту он уже перешел на другие виды бизнеса. Песня новая, вот танец тот же — он нацеливается на предприятия на грани банкротства, дешево их скупает, а затем наживается на их отчаянии.

Мне все это не нравилось. Рудольф Питерсон был из тех людей, которые могут причинить неприятности, а я хотела избежать неприятностей любой ценой. У меня и так было полно дел.

— Не волнуйся, — сказал Орро, выходя из кладовой и холодильной камеры с кучей продуктов в руках. — Если этот человек создаст нам проблемы, мы накормим его Гранд бургерами. Как только он съест достаточное их количество, его тело, несомненно, потерпит неудачу.

Если бы все было так просто.

***

Я провела все утро, переделывая комнаты дрифенов. Дистанция между мной и «Гертрудой Хант» все больше ширилась. Я чувствовала это каждый раз, когда мне нужно было сделать что-то сложное. Это было все равно, что пытаться сделать сложный рисунок тупым карандашом. Я могла бы заставить гостиницу делать то, что я хочу, но это требовало большой концентрации и периодических переделок.

Я никогда в своей жизни не испытывала ничего подобного. Я родилась в гостинице, всю мою жизнь ее присутствие было постоянным, она была третьим родителем, всегда готовым подхватить меня, если я споткнусь. Вчера я прочитала несколько дневников хранителей, которые «Гертруда Хант» хранила в своей базе данных, ища кого-то, у кого возникали проблемы с моими симптомами. Но я ничего не нашла. Отдаление было налицо, и чем больше я его ощущала, тем ближе подбиралась к панике.

Я не могла сказать, стало ли мне лучше или хуже. В конце концов я присела на украшенную орнаментом лестницу, чтобы перевести дух и отдохнуть, чувствуя, «Гертруду Хант» вокруг себя.

— Все в порядке. — Я погладила ступеньки кончиками пальцев. — Мы с этим разберемся. Не беспокойся. Я никуда не собираюсь уходить.

Там меня и нашел Шон.

Он вошел в дверной проем с размеренной грацией, без лишних движений, без отклонений от курса, и направился прямо ко мне. Чудовище следовала за ним, издавая счастливые фыркающие звуки.

Он сел рядом со мной и посмотрел на мою работу.

— Красиво.

— Спасибо. Как там наши системы вооружения?

— Убийственные. — Он вложил в это слово тонну сарказма.

— На самом деле?

— Нет. Северная пушка частично разгромлена. Один из дразири, должно быть, послал в нее дальнобойный тепловой заряд. Все поджарилось. Эти ЧЕРТОВЫ агрегаты не хотят со мной разговаривать.

— Я купила их подержанными у одного мородиакианца. Гостиница частично интегрировала их, но если тебе надо запустить диагностику, тебе надо говорить на их языке.

— Значит, я должен рычать на эти ЧЕРТОВЫ агрегаты?

— В значительной степени. Шон, я знаю, ты умеешь рычать. Я слышала, как ты это делаешь.

Его верхняя губа дрогнула в оскале, выдавая проблеск клыков.

— Ох, как страшно. У мородиакианских ЧЕРТОВЫХ агрегатов нет ни единого шанса.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Ага.

Я прижалась к нему всем телом. Он приобнял меня рукой.

— Нам нужна модернизация. Или хотя бы починить то, что есть, — сказал он. — Пушки «Стелс» спереди в хорошем состоянии, но это антиквариат. Около трети дальнобойных орудий, которые смотрят на поле, вышли из строя, и только использовав жевательную резинку и скотч, я могу что-то сделать. Нам нужна замена.

Я не могла с этим поспорить. Мы получили серьезную взбучку. Я знала, что противостояние с дразири будет дорого стоить, когда бралась за эту работу, но стоять в стороне, когда уничтожается целый вид, было выше моих сил.

— Я бы сделала это снова, — сказала я ему. — Я бы снова приютила хиру.

— Ну конечно, ты бы так и сделала. И именно поэтому мне нужно, чтобы ты открыла для меня дверь в Баха-чар.

— К Уилмосу собрался?

Шон кивнул.

Уилмос владел оружейным магазином на галактическом базаре. Он также руководил бригадами наемников и заключал сделки между частными солдатами и людьми, которые хотели их нанять. Как и Шон, он был оборотнем без планеты, и именно он дал Шону работу на Нексусе. И маленькая часть меня беспокоилась, что как только Шон откроет дверь Уилмоса, он уже не вернется назад.

Острая и холодная тревога пронзила меня.

Я не могла привязать Шона к гостинице. Если он захочет уйти, значит уйдет. Это означало бы, что нам не суждено быть вместе. Я должна буду отпустить его.

Вернуть оружейные системы обратно в строй будет дорого стоить, а мне очень хотелось иметь денег про запас, на случай, если дрифены или Ассамблея подбросят проблем. Я мысленно провела инвентаризацию наших средств.

Агрх.

— Как много тебе надо?

Шон задумался и повернулся ко мне с серьезным выражением лица.

— Один доллар. А может, и три.

Я закатила глаза.

— На Нексусе мне хорошо заплатили.

— Это твои деньги. Ты их заслужил.

— Чертовски верно, и я буду тратить их так, как мне заблагорассудится. Прямо сейчас я богаче тебя.

— Откуда ты знаешь?

Он усмехнулся.

— Я спросил гостиницу. Она не открывает мне дверь в Баха-чар, но зато дает мне полный доступ к твоим финансам. Я могу ограбить тебя вслепую.

— Ты думаешь, что можешь. Серьезно, сколько нам нужно?

— Я ничего не узнаю, пока не доберусь туда. Дина, ты должна решить, будем мы вместе или нет.

— А какое это имеет отношение к делу?

— Если я собираюсь жить здесь, ты должна позволить мне внести свой вклад. Это справедливо. Ты отвечаешь за гостей, а я отвечаю за их безопасность. Вот чем я занимаюсь.

И он был прав. Это было справедливо.

Я оттолкнулась от лестницы.

— Я открою тебе дверь. Но только если ты пообещаешь не тратить все, что у тебя есть, на модернизацию гостиницы. Ты истекал кровью из-за этих денег.

— В основном я заставлял других людей истекать кровью из-за этих денег. — По его лицу пробежала тень. — Теперь я использую их для чего-нибудь хорошего. Для того, что мне нужно.

Мы вместе прошли на кухню.

— Ты вернешься домой к обеду?

— Я постараюсь, — пообещал он.

Глава 4

Отделка помещений дрифенов заняла целую вечность. Мало того, что все должно было быть замысловато и богато украшено, так мне еще было трудно сосредоточиться. Я все время беспокоился о Шоне, об Ассамблее, о приезде дрифана, о Рудольфе Питерсоне…

Магия потянула меня за собой. Калдения хотела привлечь мое внимание. Я открыла маленький двусторонний экран на ближайшей стене.

— Да, Ваша Милость?

Калдения пристально посмотрела на меня.

— Уже три часа, моя дорогая.

В три часа мы пили послеобеденный чай, при условии, что гостиница не подвергалась нападению и не была полна заклятых врагов, пытающихся установить хрупкий мир.

— Сейчас буду.

Я могла бы сказать «нет». У меня было слишком много дел и слишком мало времени. Но я тоже скучала по нашим чаепитиям. Несколько месяцев назад в гостинице жили только мы с Калденией, и даже после того, как Орро поселился у нас, он редко присоединялся к нам за чаем. В конце концов мы уговорили его поужинать с нами, но он действительно чувствовал себя более уютно, сидя на кухне и исподтишка наблюдая за выражением наших лиц, пока мы ели его блюда. Пару раз я осмеливалась приготовить ужин, чтобы он мог отдохнуть вечером. Оба раза я нацеливалась на простые вещи, такие как стейк или жареная курица. Он съедал еду, а потом неловко похлопывал меня по плечу или по голове, в зависимости от того, что было ближе, чтобы я знала, что она не совсем вызвала у него отвращение. Но мы с Калденией любим посидеть вдвоем, поэтому я с удовольствием выпью с ней чаю.

Через тридцать секунд я вошла в чайную комнату. Я создала ее несколько месяцев назад по заданию Калдении. Она хотела сидеть высоко и наслаждаться видом, поэтому я построила небольшую башенку рядом со столовой, и чтобы добраться до нее, нужно было подняться по короткой лестнице. Сегодня лестница казалась немного утомительной. Возможно, я сделала ступеньки слишком крутыми.

Как и все места, которые занимала Ее Милость, чайная комната была непримиримо роскошным и в то же время элегантным помещением. Окна занимали три четверти площади круглой комнаты, открывая прекрасный вид на район Авалон, расположенный прямо через дорогу от нас. У меня был выбор между садом и улицей, и я выбрала улицу, потому что Калдения любила наблюдать за людьми. Размышления о приходах и уходах наших соседей доставляли ей бесконечное удовольствие, и она предсказывала романы и с пугающей точностью, определяла разводы и увольнения. Никто из соседей даже представить не мог, что бывшая галактическая тиранша наблюдает за каждым аспектом их жизни.

Я пересекла палисандровый пол и присоединилась к Калдении за круглым столом в центре комнаты. Стол был вырезан лазером из куска граната, добытого за много световых лет отсюда, и Калдения обожала его. Она сказала, что он напоминает ей кристаллизованную кровь.

Я взяла маленький стеклянный чайник, налила жасминовый чай в чашку Ее Милости, наполнила свою и сделала глоток. Ммм, очень вкусно.

Калдения вдохнула аромат и осторожно сделала крошечный глоток. На несколько минут воцарилась тишина, и я почувствовала, как узел в моем животе медленно распутывается.

— Огонь!

Я поморщилась.

Калдения усмехнулась.

— Это не смешно.

— Напротив, это довольно забавно.

Я отпила еще чаю.

— Я не знаю, что нашло на Орро. Обычно он драматичен, но это слишком даже для него. Эти все громкие заявления и «Огонь!».

Калдения снова усмехнулась.

— Он собирается устроить гостинице сердечный приступ. Раньше он никогда так дурно не поступал. Я не понимаю, что случилось.

Калдения посмотрела на меня поверх края своей чашки.

— Давай просто скажем, что твое мучение сказалось на всех нас, дорогая. Когда ты сидела там, как кукла, и твой оборотень носил тебя повсюду, пока гостиница подвергалась нападению, даже я испытывала эмоциональный дискомфорт. Конечно, это было мимолетно. Я довольно быстро пришла в себя, но мгновенная боль была вполне реальна. Это создание на кухне, пожалуй, самое чувствительное из всех нас. Это сильно потрясло его.

А я и не догадывалась. Я была так сосредоточена на всем, что нужно было сделать, и так поглощена простым счастьем быть с Шоном, что мне никогда не приходило в голову, что Орро расстроен.

— Ты его спасительница, — продолжала Калдения. — Ты нашла его на самом дне, живущего в нищете, без плана и цели, и ты спасла его и привела сюда. Для него, да и для меня эта гостиница и ты сама — убежище, дом, чтоб ты знала. Если бы что-то случилось с кем-то из вас, мы просто оказались бы в подвешенном состоянии. Это ужасная перспектива.

— Я этого не осознавала.

— При обычных обстоятельствах у нас было бы достаточно времени, чтобы… как там это чудесное слово? Обработать все. Однажды, когда я была еще совсем молода, я наняла эскадрон наемников яко. Таких злобных воинов, свирепых и безжалостных, облаченных в естественную чешуйчатую броню с когтями длиной в три дюйма и зубами под стать. Как только я осадила Лорекат, они прорвались сквозь щиты и перебили тысячи людей. Это была мясорубка. Улицы буквально залились кровью.

Она сказала это с удовольствием, как большинство женщин ее возраста сказали бы: «мой муж взял меня в круиз, и там было бесплатное вино».

После того как мы взяли город, лидер яко сообщил мне, что они уезжают. Я предлагала им деньги, добычу, услуги, но все это не имело никакого значения. Их генерал сообщил мне, что отнятие жизни было травмирующим занятием, и теперь они должны были восстановить равновесие своих душ. Все они должны были вернуться домой, обнять своих жен и детенышей и высиживать яйца. Яко жаждали мира и покоя, и никакие богатства не могли заменить их. Это научило меня, что после каждого периода стресса должно быть время отдыха и размышлений. Это единственная причина, по которой я все еще жива.

Ух, ты!

— Наш период покоя и размышлений был прерван. Мы все справляемся так хорошо, как только можем. Я делаю это, попивая чай и наблюдая за войной разводов Лоуренсов. Орро делает это, пытаясь отказаться от десятилетнего кулинарного обучения, чтобы воссоздать уличную еду второсортного качества. Каждому свое.

— Чем я могу помочь?

Она пожала плечами.

— Совсем ничем. Просто побудь немного невредимой, и все вернется на круги своя. Чем более нормально ты будешь себя вести, тем быстрее мы расслабимся и погрузимся в блаженное благодушие. Разумные существа — великолепные лжецы. Мы наделены беспрецедентной способностью отрицать то, что делает нашу жизнь неприятной. Мы даже притворяемся, что смерть не является определенностью, потому что осознание собственной смертности сводит нас с ума.

Нормально. Очень хорошо. Я могу нормально.

— Лоуренсы разводятся? Они казались такой милой парой.

Глаза Калдении сверкнули.

— О, это отвратительно. Очевидно, Елена решила, что их брак был недостаточно пикантным, и она уговорила Тома вступить в клуб свингеров.

— Том и Елена? Дальше по улице? — Я даже не знала, что в Ред Дире есть клуб для свингеров.

— Да.

— Не она ли учительница средней школы?

— А он работает в «Федерал Экспресс». — Калдения усмехнулась, показав свои острые зубы.

— Дальше все стало еще интереснее. Единственное нерушимое правило свингерского клуба — нельзя влюбляться, а Елена, как это называют дети, поймала чувства к менеджеру клуба. Том обнаружил это, съехал и забрал детей. А теперь их ждет развод и неприятная борьба за опекунство.

— Реально?

— Да. Елена и ее новый кавалер живут в доме, и на их подъездной дорожке постоянно стоят странные машины. А тут мимо проехал фургон из «Цифрового мира», и Маргарет показалось, что она видела, как заносили кучу камер. Она уверена, что они снимают порнографию.

— Шокирующе. — Маргарет жила через дорогу от Лоуренсов, и так как она работала в саду, то всегда была дома.

— Я все понимаю. Вертеп беззакония прямо у нас под носом. Но самое прекрасное, что Том уговорил Маргарет позволить ему установить камеры на ее доме. Он снимает свой старый дом двадцать четыре часа в сутки, надеясь получить достаточно компромата, чтобы выиграть единоличную опеку. Маргарет дала мне свой пароль, и я могу войти прямо в ее компьютер через Wi-Fi и смотреть запись, когда захочу. Это восхитительно.

Я подавила стон.

— Значит, вы с Маргарет составляете список всех, кто приходит и уходит из этого дома?

— Ну, конечно же. Надо искать развлечения там, где это возможно, дорогая. Мы разработали систему ранжирования для посетителей. Не хочешь посмотреть?

Я открыла рот, чтобы ответить. Гостинца звякнула, проецируя изображение Тека. Головной убор Первого филолога сидел косо, его перья торчали во все стороны. Он полностью выпрямился, что заставило его выглядеть вдвое больше. Возмущенные вопли, визг и глухие удары наполнили комнату. Перья разлетелись по залитому кровью полу. Тело ку-ко пронеслось в воздухе позади Тека с пронзительным боевым визгом. Тек схватился за свой головной убор и пригнулся, перекрикивая шум:

— Мне нужна помощь!

Я в извинении развела руками в сторону Калдении и побежала прочь.

***

Просто удивительно, как быстро хранитель может передвигаться по гостинице, если его правильно мотивировать. Мне потребовалось три секунды, чтобы оказаться в середине схватки ку-ко, и полсекунды, чтобы щелкнуть пальцами. В потолке образовались отверстия, выпустив металлические клешни длиной в пять футов на гибких металлических хвостах. Каждая клешня имела шесть зубцов, покрытых толстым слоем резиноподобного полимера, что делало их гладкими и слегка пружинистыми. Клешни нырнули в рукопашную схватку, схватив ку-ко. Как только цели были пойманы, зубцы клешней сомкнулись, образовывая вокруг ку-ко клетку, и втянулись обратно к потолку. Философы разбегались, но мои клешни были быстрее.

Последний ку-ко рванул к левому каналу в отчаянной попытке ускользнуть, но последняя клешня вцепилась в него, аккуратно подхватывая.

Первый филолог уставился на ряд клеток, подвешенных прямо под потолком.

— Хорошо. Я никогда раньше не видел такого устройства. Очень эффективно.

— Спасибо.

Большинство бойцов сдались, но несколько ку-ко все еще бились о прутья своих клеток, охваченные боевым безумием. Я тщательно спроектировала решетки. Они выгибались наружу с каждым ударом, не давая ку-ко пораниться.

— Последняя гостиница, которую я посещал, залила комнату клеем, — признался Тек.

— Я знакома с этим методом, но в последний раз, когда он применялся, один из гостей запаниковал и прокусил клювом собственную ногу, пытаясь убежать.

— Я тоже слышал об этом. Действительно, ваш метод намного лучше.

Ку-ко были маленькими и пухленькими, но очень проворными, и когда они были возбуждены, они метались вокруг, как широкий принимающий с футбольным мячом в руках. Хранители гостиниц веками пытались решить проблему их сдерживания. Все — от импульса ослепительного света до нокаутирующего газа — было уже испробовано. К сожалению, свет вызвал частичную слепоту, нокаутирующий газ приводил, по меньшей мере, к одному смертельному исходу, а запирание их в собственных крошечных камерах привело к глубокому психологическому срыву. Ку-ко жили стаями. Отделение их друг от друга приводило к немедленному и острому всплеску тревоги, особенно если использовались методы со светом и со звуком. Клетки были моим ответом. Они все еще могли видеть друг друга, они могли кричать друг на друга, их движения не были сдержаны, но они не могли причинить вреда себе или друг другу.

Центр потолка каждой клетки осветился, сканируя находящихся внутри существ. Тонкий стебель вырос из-под пола прямо передо мной и превратился в экран. Я просмотрела результаты сканирования.

— Две сломанные кости, три вывихнутых крыла и дюжина мелких рваных ран. Мои поздравления, Первый ученый. Никто не погиб, и никто не потерял глаз.

— Какое облегчение, — вздохнул Тек.

Пол гостиницы ощетинился соплами. Над амфитеатром поднялся дезинфицирующий туман, смывая кровь и кляксы фекалий с пола, сидений и подиума.

— Если позволите, можно узнать, какова цель этого маленького тигра? — спросил Тек.

Я обернулась. Олазард, иначе известный как Потрошитель душ, сидел у двери.

— Что ты здесь делаешь?

Большой кот мейн-кун посмотрел на меня своими большими зелеными глазами. Я спасла его из стеклянной клетки в соседнем зоомагазине около года назад. Теперь он ходил по гостинице, как ему заблагорассудится, и по какой-то таинственной причине «Гертруда Хант» устраивала его странствия.

— Он домашнее животное, — объяснила я.

Олазард выбрал именно этот момент, чтобы подойти и потереться о мои ноги. Я взяла его на руки, и он растянулся у меня на руках, мурлыча во весь голос. Я крепко держала его. Тек был достаточно крупным с точки зрения ку-ко, технически слишком крупным, чтобы считаться добычей домашней кошки, но осторожность никогда не помешает.

— На сегодня дебаты закончены? — уточнила я.

Тек оглядел свисающие клетки.

— К сожалению, нам необходим период медитации.

Я махнула рукой. Клетки скользнули в противоположные стороны зала. Мосты отодвинулись, и когти выпустили своих пленников, которые скользнули на пол возле своих соответствующих курятников. Философы спотыкались, пытаясь восстановить хоть какое-то чувство собственного достоинства. Из пола выскользнули две автоматические медицинские камеры, похожие на шестифутовые блестящие металлические сферы. Сферы открылись, и к ним неторопливо подошел первый из раненых бойцов.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — заявил Первый филолог.

Магия потянула меня за собой. Кто-то припарковался возле гостиницы.

— В таком случае прошу меня извинить, — сказала я. — Я нужна в другом месте.

— Благодарю вас за своевременную помощь, — поблагодарил Тек.

Я кивнула, вышла в коридор и опустила Олазарда на пол.

— Держись подальше от ку-ко.

Олазард заурчал.

— Я серьезно. Они убьют тебя, и это не просто слова.

Олазард потянулся. Почему я вела этот разговор с котом, было выше моего понимания.

Чудовище бежала по коридору ко мне, взрываясь лаем. Должно быть, она вышла наружу через собачью дверь, и ей не понравилось то, что она там обнаружила.

— Видео с передней камеры.

Я решительно зашагала по коридору. Видео с передних камер гостиницы скользило по стене передо мной, стараясь не отставать. С заднего сиденья черного внедорожника вышел подтянутый мужчина в черном костюме, огляделся и открыл переднюю пассажирскую дверь. Из машины вышел пожилой мужчина в дорогом плаще и темных очках и уставился на «Гертруду Хант».

По какой-то причине описание Шона заставило меня предположить, что он будет выглядеть как славный парень или как версия человеческого стервятника с лысой головой и глазами-бусинками. Этот человек был совсем не таким. Высокий и подтянутый, он чувствовал бы себя как дома на улицах Лондона или Нью-Йорка. Кожа у него была золотисто-бронзовая, как в модных журналах у моделей, которые всем своим видом кричат о здоровье, богатстве и отдыхе в тропических странах. Черты его лица были универсально красивы: четко очерченный подбородок с ямочками, квадратная челюсть, широкий рот, сильный нос, резко очерченные скулы и широкий лоб. Его густые волнистые волосы, когда-то темные, а теперь посоленные изысканным серебром, были длиннее короткой мужской стрижки. Они были короче на висках и достаточно длинные, чтобы уложить их на макушке.

Он мог быть уроженцем Средиземноморья, Ближнего Востока или Латинской Америки, а мог быть и англичанином с крутым загаром. Не видя его глаз, трудно было сказать наверняка.

Мужчина двинулся по моей подъездной дорожке, его телохранитель следовал за ним по пятам. Они даже не подъехали к дому. Интересно.

Я добралась до передней комнаты, сбросила мантию и повесила ее на боковой крючок. Чудовище издала медленный глубокий рык у моих ног. На всякий случай я взяла ее на руки.

Пара подошла к входной двери. Мужчина в возрасте поискал глазами звонок, но не нашел его и ограничился тем, что постучал в сетчатую дверь. Я позволила ему стучать несколько секунд и ответила.

— Добрый день! Чем могу помочь?

Пожилой мужчина снял темные очки. Его глаза были абсолютно черными и пронзительными, как два куска блестящего угля, вставленные в его лицо.

— Она здесь? — Его голос был глубоким и сильным, и он звучал как человек, привыкший отдавать приказы.

Я могла бы прикинуться тупицей, а могла бы и признать эту встречу. Прикидываться тупицей казалось бессмысленным, так как я должна была впустить его в назначенное время.

— Вы пришли слишком рано, мистер Питерсон, — ответила я ему.

Он посмотрел через мое плечо на переднюю комнату.

— Мне нужна комната.

— У нас нет свободных мест. В двух милях отсюда вниз по улице есть два отеля.

— Я буду платить вам тысячу долларов за ночь.

— Нет, не будете, у нас нет свободных мест.

— Десять тысяч за ночь.

— Мистер Питерсон, у этой встречи есть свои правила. Вы должны соблюдать их, иначе она не произойдет.

Его брови сошлись вместе. Он мотнул головой в сторону своего телохранителя. Второй мужчина приблизился к двери. Они планировали проникнуть сюда силой. То ли они обсуждали это по дороге, то ли запугивание в чужих домах было для Рудольфа Питерсона обычным делом.

Я могла бы остановить их миллионом способов, большинство из которых выдали бы особую природу гостиницы двум людям. Я остановилась на самом простом.

Телохранитель ухватился за дверную ручку сетчатой двери и потянул ее на себя. Дверь оставалась закрытой. Я вплавила ее в стену. Снаружи все выглядело нормально, но изнутри петли и очертания двери исчезли, растворившись в стене.

Телохранитель перестал тянуть и толкнул ее. Дверь оставалась закрытой.

Питерсон внимательно посмотрел на него. Телохранитель стиснул зубы, ухватился за дверную ручку, уперся ногой в стену и потянул. Он был на удивление силен, и пытался обрушить всю переднюю стену.

Телохранитель отпустил ее, резко развернулся и ударил каблуком в дверь. Она даже не вздрогнула.

Питерсон поморщился.

— Вырежи ее.

Телохранитель вытащил складной нож, привычным движением запястья раскрыл его и полоснул по сетке. Нож отскочил в сторону, разбрызгивая искры. Мои экранные сетки были сделаны из продвинутого металлического сплава. Он будет отражать продолжительный огонь из штурмового оружия в упор.

Телохранитель посмотрел на Питерсона.

Я погладила Чудовище.

Короткий вой полицейской сирены включился на две секунды и эхом разнесся по улице. За внедорожником притормозил черно-белый патрульный автомобиль. Офицер Мараис вышел из машины, демонстративно проверил номерной знак внедорожника и направился к моей парадной двери. Должно быть, Шон все-таки связался с ним.

Питерсон сурово посмотрел на Мараиса. Мараис оглянулся на него с тем бесстрастным выражением лица полицейского, которое заставляло чувствовать себя виноватым, даже если ты ничего не сделал, потому что этот взгляд говорил, что ты должен был что-то сделать, и теперь будут последствия.

Мараис закончил разглядывать Питерсона и решил вместо этого посмотреть на телохранителя. Его взгляд скользнул к ножу в руке телохранителя.

Телохранитель явно чувствовал себя неловко.

Мараис положил руку на табельное оружие.

— Бросьте нож.

Телохранитель отпустил нож, и тот упал на крыльцо.

— Я получил сообщение о вторжении по этому адресу. Мэм, не хотите ли вы, чтобы эти двое мужчин ушли?

— Хочу.

Мараис повернулся к Питерсону.

— Сэр, пожалуйста, покиньте территорию отеля.

Питерсон бросил на меня свирепый взгляд, его черные глаза были непроницаемы, повернулся и пошел вниз по подъездной дорожке, не говоря ни слова. Телохранитель последовал за ним. Мараис подмигнул мне, снова напустил на себя полицейское выражение и последовал за Питерсоном и его телохранителем вниз по подъездной дорожке.

С одной стороны, знание того, что Шон беспокоится обо мне, а Мараис заботится достаточно, чтобы защитить меня, разливало тепло у меня внутри. С другой стороны, когда Шон вернется, мне придется пересмотреть политику хранителя в отношении разоблачения и поиска помощи извне. К тому же, у меня все было под контролем. Питерсон с его телохранителем ни в коем разе не вошли бы в нашу гостиницу, и самым трудным во всем этом испытании было убедиться, что Чудовище не покажет им свои настоящие зубы.

Не беря во внимание Мараиса, миссия выполнена. Питерсон не попал в гостиницу, и ничего необычного не произошло, что заставило бы его заподозрить, что «Гертруда Хант» была чем-то иным, кроме обычной гостиницы типа «кровать и завтрак». С удивительно прочной сетчатой дверью.

На улице телохранитель открыл переднюю пассажирскую дверь для Питерсона. Злой миллионер двинулся, чтобы влезть, повернул голову и замер.

К гостинице подошел очень крупный мужчина. На нем было длинное кожаное пальто и ковбойские сапоги, и при ходьбе он издавал странный металлический звон. Его длинные волосы падали на плечи идеально симметричными золотисто-белокурыми волнами, как будто он провел ошеломляющее количество времени со щипцами для завивки волос, а затем уничтожил половину озонового слоя планеты, фиксируя лаком. Его черты лица напомнили мне кого-то из Полинезии, маури или гавайца, но что-то определенно было не так с пропорциями.

И кем он может быть?

Телохранитель уставился на великана, слегка приоткрыв рот. Питерсон прищурился, словно целясь из пистолета. И он, и телохранитель были на пару дюймов выше шести футов, а этот человек возвышался над ними на целый фут или даже больше.

Я подняла экран и увеличила изображение его лица. Радужки у мужчины были блестящие, ярко-пурпурные, точь-в-точь цвета шпинельного кольца, которое Калдения задумывалась купить в прошлом году и отвергла как «слишком розовое».

Незнакомец затрепетал своими неестественно длинными светлыми ресницами и открыл рот.

Молчи, молчи, молчи…

— Приветствую вас, местный хранитель мира.

Я зарычала.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спросил Мараис с тем же бесстрастным выражением лица.

— Могу я узнать, где находится ближайший постоялый двор?

Мараис и глазом не моргнул.

— Вон он, по той подъездной дорожке. — Он кивком указал на «Гертруду Хант».

— Я вам очень благодарен, — заявил незнакомец. — До свидания, констебль.

Он повернулся и забрякал по моей подъездной дорожке. Я увеличила изображение его ног. У его сапог были шпоры.

Кого я расстроила в своей прошлой жизни?

Мужчина поднял свои руки размером с лопату и сложил их вместе, коснувшись указательным и средним пальцами верхней части и большими пальцами нижней, образуя между ними алмазное пространство. Медамот с гуманизатором. Как раз то, что нам было нужно.

Я подняла руки, переплетя пальцы и держа их прямо, прижав большие пальцы к ладоням, так что мои руки образовали крестик.

— Приветствую вас, хранительница.

— Добро пожаловать, почетный гость.

Он взялся за ручку двери, сетчатая дверь легко распахнулась, и он нырнул внутрь.

Закрывая дверь, я мельком взглянула на Питерсона. Он уставился на меня, выпятив челюсть и побледнев, как труп.

Я закрыла за собой дверь. Пять минут. Если бы только медамот появился на пять минут позже.

Я повернулась, взяла свою мантию и надела ее.

Медамот вытянулся. Его человеческое тело стало статичным, застывшим, как будто это было изображение, что поставили на паузу, разделенное на шестиугольники, которые стали белыми, а затем дождем осыпались вниз, когда проекция рухнула, оставив за собой массивное существо. Он был восьми футов ростом, с широкими плечами и мощными мускулистыми конечностями. Его кожа, темно-зеленая на спине и ярко-оранжевая спереди, выглядела толстой и грубой, как шкура какой-то доисторической акулы. Его ноги имели больше общего с ногами кенгуру, чем с человеческими, но руки были полностью гуманоидными, длинные, с большими ладонями, снабженными четырьмя ловкими пальцами, каждый из которых заканчивался когтем. Его голова принадлежала хищнику — длинные устрашающие челюсти, предназначенные для того, чтобы пронзать сопротивляющуюся добычу четырехдюймовыми клыками и удерживать ее неподвижно, пока она бьется, умирая. У него были большие собачьи уши, стоящие торчком, чувствительный нос на конце длинной морды, и большие янтарные глаза, посаженные спереди, как глаза земных хищников, чтобы замечать и выслеживать добычу.

Медамоты были прирожденными охотниками. Выслеживание, охота и убийство были для них инстинктивны, и их хищническое стремление включалось, как только они открывали глаза. Детеныш медамота, выпущенный на луг, убивал всех кроликов и мышей на нем, объедался, а потом плакал, потому что остальное мясо сгнивало, и он опять был голодным. Ассамблея отнесла их к категории особо опасных. Были случаи, когда они пытались охотиться на других постояльцев, и некоторые более оживленные гостиницы, такие как «Каса Фелиз», неохотно принимали их, потому что за ними нужно было пристально следить.

У меня была гостиница, полная вкусных, пухлых ку-ко, и вот-вот должна была появиться сеньора дрифан.

Медамот был одет в просторное одеяние из неокрашенной растительной ткани, напоминающее полотно. Обычно они носили разнообразное оружие и металлические украшения, усыпанные драгоценными камнями. На шее у него висела узловатая веревка, украшенная простыми деревянными бусами. Точно такая же веревка обвивала его талию. На затылке у него красовалась красная татуировка, выделявшаяся на фоне зеленого и слегка светящаяся, так что солдаты позади него могли видеть его ранг во время сражения и знать, за кем идти.

— Так-то лучше, — сказал он.

Я развернула коридор с левой стороны передней комнаты и жестом пригласила его войти.

— Пожалуйста, входите, Генерал, который вонзает свои клыки в горло своего врага.

Он пренебрежительно пожал мне руку.

— Никакого звания, пожалуйста. Сегодня я просто Пилигрим.

Мы медленно прошли по коридору. Я на лету соорудила в ней арочные окна, и солнечный свет лился сквозь них, рисуя золотые узоры на деревянном полу.

— Что привело вас на Землю?

— Меня готовят на правительственную должность.

— Мои поздравления.

Он поморщился, обнажив кошмарные клыки.

— Хотя многие могут рассматривать ее как престижную должность, это просто еще один способ служить. Я служил и буду служить.

— Могу я узнать, что это за должность?

— Губернатор колонии. Это пограничная позиция. Зреет конфликт.

— Почему?

— Потому что колония находится в спорной системе. Другая планета занята.

— Кем?

— Сокрушительной Ордой.

Это многое объясняло.

— Орда существует для того, чтобы завоевывать новые территории.

Он снова оскалил зубы.

— Значит, мой предшественник узнал об этом. Наше поселение хорошо защищено, мы размножаемся быстрее, чем отрокары, и логистика на нашей стороне. Однако Орда не прислушивается к разуму. Мы же охотники. Мы научились приспосабливаться к границам нашей биосферы. Орда — это рой, который пожирает все и движется дальше.

Строго говоря, Орда не пожирала. По древнему обычаю, каждый отрокар, присоединившийся к Орде, имел право на ферму. Ферма, по представлению отрокара, означала участок земли около пятнадцати акров, достаточно большой, чтобы выращивать пищу и пасти лошадей. Чем выше ранг, тем больше ферма. Несмотря на современные удобства городов, почти все ветераны Орды претендовали на ферму в конце своей службы. Им нужны были земли.

— Чтобы стать достойным этой должности, — продолжал медамот, — нужно совершить паломничество с целью постижения глубокого понимания.

— Интересный обычай. Я могу перечислить нескольких земных политиков, нуждающихся в подобном паломничестве.

— Это действительно меняет вашу точку зрения.

— А какого понимания вы ищите?

Глаза генерала сузились.

— Я посещаю места великих битв, где небольшая группа защитников сражалась с превосходящими силами противника.

— Вы постигаете, как славно умереть, генерал?

Медамот издал низкий кашляющий звук, похожий на смех.

— Я изучаю, что пошло не так. Что привело к этой великой битве? Почему они не сдались? Почему более крупные силы не прибегли к дипломатии, чтобы предотвратить резню? Я побывал на Нексусе, Урдукоре, Дейсине, а теперь прибыл на Землю. Это последний этап моего паломничества.

Урдукор принадлежал Сокрушающей Орде, Дейсин был планетой Дома Крар, а Нексус был полем битвы, где отрокары и вампиры Священной Анократии убивали друг друга десятилетиями, пока не достигли мирного договора в «Гертруде Хант». Он не был в паломничестве по местам великих битв. Он пытался понять, как не умереть в одной из них.

Посещение этой гостиницы не было случайным делом. Он хотел узнать секрет заключения мира с Ордой.

— Я знаю, что мой вид не всегда желанный гость в земных гостиницах.

Теперь была моя очередь показать зубы.

— Ваш вид пытается съесть других гостей.

Генерал выглядел смущенным.

— Мое паломничество жизненно необходимо. Даю вам честное слово, что буду сдерживать свои охотничьи порывы. Я хочу попросить номер в вашей гостинице. Я понимаю, что День Постояльца требует, чтобы вы приняли мое присутствие, но я не хочу навязываться против вашей воли. Мне потребуется некоторая помощь в посещении последнего выбранного места, поэтому я смиренно прошу вашего согласия.

— И что вы хотите увидеть?

— Аламо¹.

Из всех последних мест великих битв на Земле он выбрал Аламо. Почему-то это были ни Масад, ни Сталинград, ни Фермопила или Широяма. Это должен быть Аламо. Формально мы были ближайшей гостиницей, но он мог бы остановиться и в «Каса Фелиз». Он был здесь, потому что мы сделали невозможное, и он хотел знать, как мы это сделали.

— Для «Гертруды Хант» большая честь приветствовать вас в качестве гостя. Я должна предупредить вас, что мы ждем дрифана.

Его уши дернулись вверх.

— Я не предвижу никакого конфликта, — осторожно сказал он.

— Тогда позвольте мне показать вам ваши комнаты. И последнее, над вашей маскировкой нужно немного поработать.

— Над гуманизатором? Мне показалось, что я довольно хорошо его откалибровал. Я выбрал привлекательные мужские черты, популярный цвет волос и драгоценные глаза, которые, как говорят эксперты, люди ценят.

Он думал, что сделал себя очень красивым.

— Разве я не добился успеха?

— Не особенно.

— Я был слишком пугающим?

— Скорее смущающим.

Медамот снова закашлялся. Я свернула в коридор, превратив его в лестницу, и открыла огромную дверь в конце коридора. Впереди лежала круглая комната из светлого камня с изогнутыми диванами, на которых вдоль стен лежали мягкие голубые подушки. Комнату украшало оружие, выставленное на стенах между драгоценными копиями медамотовых гобеленов. На большом экране было множество земных каналов, показывающих предварительный просмотр специального выпуска «Нэшнл Джиографик» на Аляске. Рядом с балконом, с которого открывался вид на сад и на вечернее небо над головой, в полу ждал глубокий бассейн. Было уже почти время обеда.

— Вы голодны?

— Нет. Я проведу вечер, приспосабливаясь к изменению времени и отдыхая в созерцании. Пожалуйста, зовите меня Корос. Это имя я выбрал для своего путешествия.

— Пожалуйста, зовите меня Диной. Если вам что-нибудь понадобится, просто задайте вопрос гостинице или позовите меня по имени.

Я вышла и закрыла за собой дверь. У нас было время до полуночи. В каждом известном рассказе о посещении дрифенов, они всегда появлялись всего за пару минут до того, как часы пробьют двенадцать. Таким образом, у Орро оставалось примерно семь часов, чтобы приготовить большой бургер, и я не слышала, как он кричал: «огонь!» после чая с Калденией.

У меня было такое чувство, что случилось что-то ужасное.

Глава 5

Я села за кухонный стол лицом к Калдении. Между нами стояли два стакана воды и две тарелки. На первой тарелке лежал только что купленный Гранд бургер. Вторая содержала его точную копию. Он выглядел как оригинал — пухлая булочка с кунжутом, тонкая лепешка, листья салата, соленые огурцы, помидоры и расплавленный желтый сыр. Он пах как должно быть.

К настоящему моменту мы заказали в сумме уже тридцать Гранд бургеров, что вызвало бесконечное веселье со стороны девушки, доставлявшей нам заказ. Ред Дир был не так уж велик, поэтому мы трижды подряд заказывали одному и тому же доставщику один и тот же заказ по десять бургеров в каждом. Когда она сделала последнюю доставку, она спросила, снимает ли Пожиратель бургеров комнату или мы просто снимаем документальный фильм о фаст фуде.

Справа на кухне совершенно неподвижно стоял Орро, словно памятник кулинарной неудаче.

Мы с Калденией смотрели друг на друга, как два дуэлянта. Оба бургера были разрезаны пополам с хирургической точностью.

— Начнем? — поинтересовалась Калдения.

Я взяла свою половину Гранд бургера и откусила кусочек. На вкус он ничем не отличался от остальных четырех Гранд бургеров, которые я попробовала за последние четыре часа. Я сглотнула, отпила немного воды и взяла бургер Орро. Первый бургер, который он подарил нам несколькими часами ранее, был на вкус как рай. Второй был слишком жестким, третий — слишком мягким, четвертый — слишком соленым. Откусить еще кусочек было немного страшно.

Я вдохнула и откусила кусочек бургера.

Картон. Пропитанный мясным соком.

Калдения взяла салфетку и деликатно сплюнула в нее.

— Ты же знаешь, что я живу ради твоей стряпни, дорогой, но это была не лучшая твоя работа.

Орро шевельнулся. Когти махнули перед моим лицом, и обе тарелки исчезли, а их содержимое было выброшено в мусорное ведро. Орро прислонился к столешнице спиной, подняв лицо к небу и безвольно свесив руки по бокам.

— Я не могу этого сделать.

Поражение в его голосе было настолько абсолютным, что мне захотелось обнять его.

— Конечно, ты не можешь, — сказала Калдения. — Ты просто не в состоянии готовить плохую еду.

— Я должен быть в состоянии воспроизвести его. Это очень простое блюдо. У меня есть все необходимые ингредиенты. — Он казался таким опустошенным.

— Этот гамбургер не натуральный, — сказала я ему. — Большинство блюд эволюционируют естественным путем. В рагу есть мясо и корнеплоды, потому что скот забивают в начале зимы, а корнеплоды хорошо хранятся в погребе в холодные месяцы. Весенний салат называется так потому, что он готовится из листовой зелени и трав, доступных в начале весны. Гамбургер — это искусственная конструкция. Коровы забиваются зимой, помидоры вкуснее всего в конце лета, салат — весной, и это не считая еще одной коровы, необходимой для производства молока, используемого для приготовления сыра, котлетки и масла для булочки.

Орро уставился на меня.

— Это массовое производство, недорогое и предназначенное для быстрого и удобного питания, но все же содержащее достаточно калорий, чтобы утолять голод. — Я не могла сказать, улучшала ли я ситуацию. — Производители используют для этого особый кусок мяса, вероятно, самый дешевый из возможных, и они добавляют к нему что-то, что объясняет текстуру и мягкость булочки. Независимо от того, что я делаю с говяжьим фаршем, у него нет такой текстуры.

— Но у тебя нет моей подготовки и опыта. Я перепробовал все, — сказал Орро все еще ровным голосом. — Я добавил жир, добавил бульон, сделал эмульсию из мяса. Я пробовал кукурузный крахмал, масла и специи. Ради этого гамбургера, я совершил грех добавления глутамата натрия и диоксида силикона. Все это напрасно. Я — неудачник.

Он резко развернулся и вышел из кухни.

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.

— Мы должны позволить ему вариться в своем отчаянии, — сказала Калдения. — Иначе нам никогда больше не подадут приличной еды.

— Это немного жестоко, Ваша Милость.

— Носиться с этим тоже ничего хорошего.

Магия гостиницы коснулась меня, как будто кто-то бросил камень в спокойный пруд, и волны от него хлынули на меня. Кто-то пересек границу гостиницы.

Было уже больше девяти, а Шона все еще не было дома.

Я вызвала экран с северо-восточной стороны здания. Четыре человека в темных одеждах пробирались сквозь кустарник. Они были одеты в черные балаклавы, которые скрывали их головы и лица, за исключением узкой прорези для глаз, и несли автоматы.

Щелчком пальцев я развернула экран к Калдении.

— Ниндзя Рудольфа Питерсона.

Калдения потерла руки.

— Не будет ли слишком самонадеянно просить об этом? Я ела эти ужасные гамбургеры.

— Вы же знаете нашу политику. «Гертруда Хант» не подает на обед живых существ.

Калдения закатила глаза.

Четверо «коммандос» пробрались сквозь кусты, старательно следя за тем, куда ступают их ноги. Первоначальный план состоял в том, чтобы притвориться нормальным заведением, но оружие подняло ставки.

Если бы Шон был дома, он выследил бы их, и посадил их головы на пику, а потом преподнес бы Питерсону, как шашлык.

Я постучала пальцами по столу. Ведущий ниндзя, мужчина, судя по росту и плечам, провалился в землю по колено.

Все замерли.

Незваные гости внимательно осмотрели кустарник, прислушиваясь к любому шороху. Когда ничего необычного не произошло, двое из них подошли ближе к своему лидеру и попытались вытащить его. Я позволила им освободить его, а затем опустила того, что был слева, до самых бедер.

Все снова замерли.

Им потребовалось три минуты, чтобы вытащить своего напарника. Они сгрудились в кучку и делали причудливые жесты руками, некоторые из которых включали в себя сильные указательные движения, сжатие кулаков и прочерчивание линий поперек горла. В конце концов они, должно быть, пришли к согласию, потому что отступили на несколько ярдов, развернулись веером и двинулись на север, стараясь обогнуть беспокойный участок земли.

Я дала им сделать десять шагов, а потом опустила того, что был справа, до колен.

Калдения выдавила из себя улыбку.

Они вытащили мою жертву и выстроились в единую линию, лидер занял позицию. Он достал из ножен большой нож, срубил молодое деревце и принялся ощупывать им землю. На твердость. Он поднял руку и пошевелил двумя пальцами, жестом приглашая команду вперед. Они снова двинулись гуськом, и каждый незваный гость шел по пятам предыдущего.

Я позволила им сделать пятнадцать шагов и погрузила последнего ниндзя в землю по пояс. Человек в маске отчаянно копал землю, а команда продолжала двигаться.

— Помогите, — прошипел ниндзя женским голосом.

Лидер резко обернулся. Балаклава скрывала его лицо, но тело излучало «какого черта» каждой клеточкой своего существа. Двое других нарушителей границы схватили свою увязшую подругу и попытались вытащить ее. Я держала ее крепко.

Они напряглись.

Один, два, три…

Незваная гостья с неожиданной силой вырвалась на свободу, и трое ниндзя рухнули на землю в кучу. Калдения усмехнулась.

Лидер поднял руки вверх.

Трое ниндзя вскарабкались на ноги. Женщина, которую я утопила, отряхнула штаны, указала на себя и ткнула большим пальцем вправо, указывая направление, откуда они пришли.

Лидер покачал головой и указал в сторону гостиницы.

Женщина-ниндзя покачала головой.

Лидер указал на себя, потом на ниндзя и снова на гостиницу.

Женщина-ниндзя показала ему палец, притворилась, что моет руки, и подняла их в воздух.

Я погрузила трех оставшихся ниндзя до самых подмышек.

Женщина кивнула, резко развернулась и зашагала обратно тем же путем, каким они пришли.

— Голос разума, — прокомментировала Калдения. — Она заслуживает шанса спрятаться еще на один день.

Я удивленно подняла брови.

— Милосердие, Ваша Милость?

— Натуральный отбор, — ответила Калдения.

В глубине гостиницы открылась дверь из Баха-чар. Шон.

Через тридцать секунд он вошел в кухню, обнял меня и поцеловал. Он вернулся обратно. Облегчение было настолько реальным, что я чуть не рухнула на свое место.

Шон улыбнулся мне и посмотрел на экран.

— Посетители?

— Сегодня днем к нам приходил Рудольф Питерсон.

— Сделай мне одолжение, держи их вот так.

Шон снял рубашку и вышел из кухни.

На экране три фигуры изо всех сил пытались освободиться. Выкапывать себя, когда вы находитесь в земле по самые подмышки, было трудно в обычных обстоятельствах, а я не собирался их отпускать.

Я почувствовала, как Шон неестественно быстро двигается по земле, и прошептала ему на ухо:

— Не убивай их.

Луна выскользнула из-за рваных серых облаков, заливая все вокруг серебристым светом. Кусты раздвинулись.

Трое барахтающихся людей застыли.

Из подлеска вынырнул вервольф, такой большой, что его голова была бы на уровне моей груди. Закутанный в темный мех, огромный, молчаливый, король волков опустил голову, его янтарные глаза горели отраженным огнем, когда она направился к трем незваным гостям.

Они не могли шелохнуться. Они даже не моргали и практически задержали дыхание, когда его лапы размером с ладонь очутились рядом с ними.

Шон обошел их кругом, вдыхая их запах. Он остановился перед предводителем, на виду у всех остальных.

Тянулось долгое мгновение.

Шон разинул пасть. В лунном свете его клыки сверкнули, как кинжалы. Он прикусил голову лидера.

Ниндзя слева закричал — хриплый крик чистого страха.

— О, дорогая, — сказала Калдения. — Мне кажется, он вывел из строя одного.

Шон стащил с него маску и сплюнул в сторону. Вожак изумленно уставился на него — светлокожий мужчина лет сорока с небольшим, с коротко остриженными каштановыми волосами и широко открытыми остекленевшими глазами.

Шон опустил свою голову и уставился на мужчину, его клыки были в дюйме от лица незваного гостя. Несколько мучительных секунд никто не шевелился. Затем Шон повернулся и растворился в темноте леса.

Я высвободила ниндзя из земли. Они вскочили на ноги и побежали обратно тем же путем, каким пришли.

***

Шон купил достаточно запасных частей и оружия, чтобы снарядить небольшую армию, настолько много, что он смог принести только небольшую часть своих покупок, которые он называл «действительно крутыми штуками».

— Сжижитель с тремя катушками?

Шон поднял шестифутовую пушку, напоминавшую какой-то нелепый игровой автомат. Два щупальца полосатого дерева соскользнули с потолка, обвились вокруг орудия и втянули его в себя. «Гертруда Хант» и он, казалось, не испытывали никаких затруднений в общении.

— А зачем тебе вообще понадобится превращать углеродные формы жизни в первобытный суп?

— Потому что так легче избавиться от останков.

— Почему же тогда не антиматериальный луч смерти? — Я только наполовину пошутила. Существовало несколько видов оружия, которые подходили бы под это описание.

Он подмигнул мне.

— Сжижитель был со скидкой.

Я потерла лицо, пытаясь приспособиться к новому арсеналу. Над нами скрипела «Гертруда Хант», устанавливая пушку.

За последние четыре часа мне уже дважды приходилось разгребать «дискуссии» ку-ко. В данный момент сжижитель был слишком большим искушением.

— Остальное Уилмос доставит завтра. Как ты думаешь, у нас хватит огневой мощи, чтобы пережить одну ночь с дрифенами в доме?

— О, я даже не знаю, — я вложила в свой голос тонну сарказма. — Нам придется как-то справиться.

— Я же сказал, что я очень извиняюсь по поводу Мараиса.

— Я ценю то, что вы двое сговорились о моей безопасности, но гостиница и я держали все под контролем, и есть строгие правила, которые управляют тем, что мы можем и не можем делать. Мараис здесь не гость. Он и не работник. Он осведомленный аутсайдер. Это означает, что ответственность за его знание и за то, что он может с ним сделать, лежит на наших плечах. Ты уже нарушил правила, когда дал ему субатомный испаритель. Если Ассамблея узнает об этом, у нас будут проблемы.

Шон хмыкнул.

— Во-первых, Мараис крутой. Во-вторых, испаритель телепатически связан с ним и неотличим от обычной полицейской дубинки. Он безобиден, пока он сам не решит, что это не так. В-третьих, я все время слышу, что Ассамблее это не понравится, и если они узнают об этом, то возникнут проблемы. Что эта Ассамблея вообще сделала для тебя?

— Они дали мне волшебную гостиницу и доступ к сокровищнице галактических знаний.

— Они дали тебе гостиницу, которая была на волосок от смерти, и ты ухаживала за ней, пока они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь.

Я вытянула руку. Медная мантия Шона упала с потолка прямо мне в руки. Я сунула ее ему в руки.

— До полуночи еще пятнадцать минут. Надень мантию и перестань жаловаться. Ты знал о сделке, когда подписывался.

— Ты говоришь, как мои сержанты по строевой подготовке.

Я показала ему язык, и мы спустились на кухню, пока он надевал мантию.

Задний двор был преображен. В воздухе висели разноцветные фонарики — лавандовые, розовые, зеленые и согревающе-счастливые желтые. Отрезы шелковистой ткани драпировали внешнюю стену гостиницы, изгибаясь в обе стороны, образуя навесы над крыльцом и частью лужайки. На лужайке цвели нежные цветы-фонарики — бирюзовые, розовые и пурпурные. Слева среди цветов сидела пара фонариков-павлинов размером с автомобиль. Справа пара фонариков-тигров охраняла своего детеныша. От крыльца к тому месту, где вчера появился дрифанский глашатай, тянулась дорожка, окаймленная фонариками-медузами, подвешенными на почти невидимых проводах. Их разноцветные бумажные щупальца покачивались на ветру.

Здесь были только я и Шон. Калдения наблюдала за происходящим из своих апартаментов, но я не думаю, что с ее стороны было бы разумно присутствовать здесь. Орро исчез в своих комнатах. Когда я сообщила ему, что дрифены приближаются, он не ответил.

Ночь была тихая. Холодный ветер шевелил мои волосы.

Шон сунул руку в рукав и вытащил цветок. Он был белый и оборчатый, с блестящими голубыми крапинками на лепестках и темно-синей сердцевиной. Он протянул его мне.

Аааа. Он принес мне цветок.

Я взяла его и понюхала.

— Спасибо. Это очень мило.

В полночь мы вместе стояли на крыльце, и вокруг нас горели волшебные фонарики. Через несколько мгновений весь ад может вырваться на свободу, но пока это были только мы. Когда я состарюсь, я буду помнить этот момент, тот момент, когда Шон принес мне цветок из Баха-чар.

Дрифены прибыли.

Не было никакого всплеска энергии, никакого яркого света с неба, никаких открывающихся врат в ткани существования. Они просто появились на краю поля и направились к нам. Их было шестеро: Зедас — акераат, которого мы уже знали с предыдущего вечера. Маленькое существо, сопровождавшее его. Очень крупная женщина в серебряных доспехах, с почти белой кожей и такими же светлыми волосами, несущая алебарду на спине. Мужчина в черном, с темно-коричневой кожей и множеством блестящих темных волос, убранных назад, который был похож на кинжал — компактный, быстрый и, вероятно, смертельно опасный. Женщина с оливковым цветом кожей, лет сорока с небольшим, с волосами, закрученными в замысловатые узлы, которая чопорно шагала в зелено-белой мантии. А впереди всех шла женщина лет тридцати с небольшим, закутанная в старый плащ.