С любовью, сволочь (СИ)

Эпилог

июль 2024 года

Сева

Я специально не полетел самолетом, взял билет на «Сапсан», чтобы без суеты все обдумать.

«Посоветуйтесь с женой, — сказал генерал. — Вопрос серьезный».

Вопрос действительно был серьезный, но я знал, что решить его должен сам. Желательно до того, как вернусь в Питер.

Меня приглашали в Москву, в сверхсекретный НИИ, где разрабатывали программное обеспечение для оборонки. С возможностью роста, как научного, так и карьерного. Либо я мог остаться на удаленке и дорасти максимум до старшего группы. Платили, конечно, хорошо, и работа мне нравилась, но в плане развития это был тупик.

Москву я не любил, но как-то приспособился бы. Загвоздка была в Маше. Сдернуть ее с места, заставить начинать все с нуля? Она даже свой обязательный срок в клинике еще не отработала. Тут, конечно, можно было договориться. Ну выплатила бы она эту несчастную неустойку. И работу в Москве нашла бы. Но имел ли я право заставлять ее? Или хотя бы просить? Почему жертвовать чем-то должна она, а не я? Потому что жене положено следовать за мужем?

Будь я военным, который подчиняется приказу, это одно. Но я не военный и свободен в выборе. Однажды уже решил, что она должна меня ждать. Если любит — подождет. Подумаешь, каких-то два года. Или три. А все обернулось восемью мучительными годами, из которых я не был счастлив ни одного дня. Да, можно говорить себе, что эти годы не пропали зря. Что мы изменились, стали взрослыми и поняли, насколько нужны друг другу. Но если это так, я не должен повторять ту же ошибку.

Если расскажу, Маша, возможно, пойдет навстречу. Но нужна ли мне ее жертва, хочу ли я этого, если буду знать, что ей плохо в чужом городе, без любимой работы и единственной подруги, которой нужна поддержка?

Если будет плохо ей, будет плохо и мне. И никакая карьера не спасет. Я слишком дорожил тем, что нам удалось вернуть, чтобы так рисковать.

Где-то к Бологому решение оформилось окончательно, и я словно сбросил с себя тяжелый груз. Опустил сиденье, закрыл глаза. Остаток пути можно было подремать. Теперь мысли текли лениво, неспешно, как обмелевший ручей.

Мы с Машей поженились в октябре, съездили на две недели в Таиланд, а когда вернулись, сразу же продали свои квартиры и взяли в ипотеку большую трешку на Звенигородской. Мне было все равно, где работать дома, а Маша могла ходить в клинику пешком.

Мама, узнав об этом, устроила истерику. Вы с ней разведетесь, вопила она, и ты останешься на улице. Я даже не знал, как реагировать на эту дичь.

«Мам, — сказал я, — ты, кажется, застряла в Советском Союзе. Это совместно нажитое имущество. Даже если, не дай бог, разведемся, поделим пополам».

Ничего не доказал и махнул рукой. Чем старше она становилась, тем тяжелее с ней было разговаривать. А вот ей, наоборот, хотелось общения. Увы, слишком поздно. Когда-то я скучал по ней и даже мечтал, что она перестанет сниматься и играть в театре. Станет просто мамой — как у других. А теперь даже короткий телефонный разговор превращался в тяжелое бремя.

Стыдно признаться, но иногда я завидовал Маше, которая со своей матерью оборвала связи давным-давно. Как-то она рассказала, что пару лет назад по случайному настроению захотела узнать о ней. Нашла какую-то соседку. Оказалось, что мать стала пить, потом продала квартиру и куда-то уехала. Больше о ней ничего не слышали.

Отец приезжал на нашу свадьбу. Он сильно постарел, после двух ковидов начались проблемы с сердцем. Но старался делать вид, что все хорошо. Я очень хотел бы увидеть Диего, но тот не смог прилететь: Элька снова была беременна, и он побоялся оставлять ее одну с малышней. Весной у них родилась третья дочка. Диего говорил, что они с Хосе-Рикардо остались в меньшинстве и им нужен еще хотя бы один парень для баланса.

«А вы как, думаете в эту сторону?» — спрашивал он.

Мы думали, правда. Предохраняться перестали еще до свадьбы, как только подали заявление. Но прошло уже десять месяцев — и ничего.

«Сева, не дергайся, — успокаивала Маша. — Иногда дети ждут подходящего момента. У меня все в порядке. Я не тот сапожник, который без сапог».

«А если не в порядке у меня?»

«Тогда я знаю, куда тебя отправить на обследование. Это не страшно. Сдашь анализы, подрочишь в баночку на порножурнал. Но пока еще рано».

Мне хотелось дочку. Мальчишка тоже ничего, но девчонка — лучше. У меня было бы сразу две любимые девочки. Чтобы заботиться о них, защищать, баловать. Чтобы возвращался откуда-нибудь, как сейчас, а они ждали бы меня и встречали.

Ведь это самое важное в жизни — чтобы было такое место, где тебя любят и ждут, правда?

Маша

Я улыбалась как дурочка, второй день подряд. Просто не могла удержаться. Делала своим теткам узи, запихивала им зеркало в интересное место, брала мазки — и улыбалась. Они, наверно, думали, что я смеюсь над их письками. Приходилось срочно говорить, что все у них там замечательно и прекрасно. А если было совсем не прекрасно, спешила утешить, что ничего страшного, все починим.

— Машка, а ты чего такая веселая вдруг? — насторожилась Тамара, которая теперь два раза в неделю вела прием, оставляя своих девчонок с няней. — Это не к добру.

— К добру, Том, к добру, — еще шире растекалась я. Как только губа не треснула?

— Бурундук, что ли? — догадалась она.

— Ага.

— Поздравляю! Как говорил мой научрук, на баб никогда нельзя положиться. То они замуж выходят, то рожают. Вот Варвара обрадуется.

— Ну что поделать, — вздохнула я. — Как-нибудь.

Выпив кофе в ординаторской, я вернулась в кабинет. Летом пациентов традиционно было меньше, выпадали такие вот окошки. Следующая записанная сидела под дверью, я хотела пригласить ее, и тут позвонила Марго. Она еще только поздоровалась, а я уже поняла: что-то случилось.

— Маш, ты на приеме сегодня?

— Да, а что?

— Можешь меня посмотреть?

— Конечно, приезжай часам к шести.

Времени на разговоры не было, я распрощалась и занялась пациенткой, но улыбаться перестала. Марго не шла из головы. Что там у нее стряслось? Ее возможные обострения к моему профилю никакого отношения не имели. Значит, другое.

Она прошла полное обследование, встала на учет, получала по квоте бесплатные лекарства стоимостью по миллиону за упаковку. Помочь они, конечно, не могли, но хотя бы поддерживали на плаву. Ей повезло, что болезнь обнаружили до дебюта — до того, как та вышла из скрытой фазы. За полтора года признаков ухудшения не появилось, уже одно это было хорошо. Хотя расслабляться, конечно, не стоило. Если уж этот процесс начался, его можно только замедлить, но не остановить.

Что касается Кешки, то тут как раз все замерло в мертвой точке. Они встречались — и не более того. Даже просто жить вместе Марго категорически не хотела.

Черт, неужели?..

Ну, Кеший, если это то, о чем я думаю, самолично хрен оторву.

Она вошла, и мне стало совсем нехорошо. Бледная, заплаканная, под глазами темные круги. Краше, что называется, в гроб кладут.

— Привет, Маш, — она поцеловала меня в щеку. — Узи сделаешь?

— Сколько? — вздохнула я, включая аппарат.

— Неделя.

— Тест делала?

— Да. Два. Оба плюс.

— Прекрасно, — я бросила на кушетку подстилку. — Рит, твою мать, ну о чем вы думали-то?

— Маш, а давай ты не будешь на меня орать? Я после своей терапии вернулась на таблетки. Второй цикл. И вот пожалуйста.

— Извини. Да, странно. Обычно такое бывает в первый цикл, да и то редко. Ладно, давай посмотрим.

Это была беременность, никаких сомнений. И это было…

Черт, я не знала, насколько все плохо. Потому что это никак не входило в мою компетенцию. Но одно могла сказать точно: аборт делать категорически нельзя.

— Ну что, Рит… Распрекрасные пять недель, — я повернула монитор и показала ей картинку. — Гормоны давно сдавала?

— В декабре.

— Твоя терапия должна была снять воспаление. Думаю, и гормоны на этом фоне стабилизировались. Но только почему-то перебили те, которые из таблеток. Направления на анализы дам, а потом ты знаешь, куда идти. Я тебе даже посоветовать не могу ничего по этому поводу.

— Я чего за эти дни только не перечитала, — с тоской сказала она, одеваясь. — Фишка в том, что рожать с моей болячкой можно. Если получится, конечно. Иногда даже замедляет процесс… на время. Но, Маш, я же не знаю, когда рванет. Через двадцать лет, через пять, через год. И как — тоже не знаю. Ослепну, оглохну, в коляску инвалидную сяду. А тут младенец.

— Не факт еще, что выносишь. Но аборт точно делать нельзя. После этого все в разнос пойдет. Надеюсь, это ты читала? Кешка знает?

— Нет. Не хочу, чтобы он знал.

— С ума сошла?

— Не хочу на него все это вешать, — Марго упрямо сдвинула брови. — И себя-то не хотела, а уж ребенка и подавно.

— Господи, какая же ты дура! — застонала я. — Вот теперь точно вижу, что у тебя весь мозг в дырках.

Она расплакалась, как маленькая испуганная девочка. Я прижимала ее к себе, покачивая, пытаясь успокоить. И казалось, что это я старше, и не на шесть лет, а на все двадцать.

— Он в рейсе?

— Нет, — всхлипнула Марго.

Я достала телефон, набрала Кешкин номер.

— Кеш, привет. Можешь сейчас за Марго приехать? Она у меня в клинике. «Норд-Вест» на Марата.

— Что-то случилось? — испугался Кеший.

— Ничего ужасного. Просто надо ее забрать.

— Через полчаса буду.

Вот в этом и был весь Кешка. Надо? Значит, буду.

За полчаса я смогла более-менее привести Марго в порядок и отпоить сладким чаем с пряниками. Когда он сунул нос в дверь, я встала.

— Вы тут поговорите, а я… в общем, приду скоро.

Вернулась минут через пятнадцать и вздохнула с облегчением. Марго все еще шмыгала носом, но внутри словно лампочка зажглась. Глаза стали совсем другие. Кеший сгреб меня, как медведь, и поцеловал.

— Машка… ну, в общем, ты в курсе…

Они ушли, а я легла на кушетку для узи, положила руки на живот и закрыла глаза.

Сумасшедший день!

О своей беременности даже не заикнулась. Совсем было бы не ко времени. Расскажу потом. Надо же, у нас с Марго будут дети — абсолютные ровесники. Если, конечно, она сможет выносить. Почему-то мне казалось, что на этот раз — сможет. Или просто очень хотелось в это верить?

Пискнул телефон. Севка.

«Машунь, еду лошадью. К ужину буду. Ждешь?»

«Жду. Очень».

Отправила и добавила вслух:

— И не одна жду.

Севка так переживал, что у нас не получается. Я сдала все анализы, попросила Варвару сделать узи. У меня все было в порядке. Убеждала его, что еще рано беспокоиться. Ему очень хотелось почему-то именно дочку. У него даже лицо менялось, когда об этом говорил. Он вообще-то был довольно закрытым, эмоции больше держал при себе. Заводился легко, психовал громко, а добрых чувств как будто стеснялся. Но о ребенке говорил так, что у меня щипало в носу.

Мне казалось, в нем еще с детства скопилось огромное количество любви и нежности, которые просто некому было отдавать. Потому что никому это было не нужно. Он и не научился толком — отдавать. Учился потихоньку только сейчас. Ох, как же это все хлынет на детеныша. Как бы не захлебнулся. Значит, нужно как минимум двоих.

Ладно, пора идти домой. Прогуляюсь, приготовлю ужин и буду ждать.

Какое же все-таки это счастье — когда есть кого ждать, правда?

01.08.2024