Утро следующего рабочего дня началось, как обычно. Первым делом все дамы начали наводить марафет. На столах были разложены расчески, бигуди, щипцы для завивки волос, всевозможные лаки, крем, румяна, тени, тушь, помада и прочие предметы, помогающие женщинам перевоплощаться в голливудских красавиц. Кто красил ногти, кто делал макияж, кто прическу.
В их кабинете, в отличии от других, не было чертежных кульманов. Поскольку технологи работали с тяжелыми каталогами технологического оборудования, чертежные доски они размещали на столах. Доски были расположены под небольшим наклоном для удобства работы. При этом каталоги, линейки, ластики и карандаши могли спокойно лежать на наклонной поверхности, не падая. Для удобства местные Кулибины соорудили проектировщицам рейсшины, которые были закреплены с обоих боков на лесках и свободно двигались по доске вверх-вниз. Это позволяло не только чертить строго параллельные линии – одновременно рейсшины служили своеобразными полочками для косметики в утренние часы всеобщего стремления к прекрасному.
Вика с Маришкой предпочитали наводить блеск дома, чтобы ехать на работу во всей красе. И только изредка, когда сильно просыпали, переносили эту процедуру в офис. Обычно на работе девушки с утра занимались ногтями: снимали старый лак и наносили новый. Лаки нормально держались на ногтях максимум три дня, а иногда даже приходилось перекрашивать каждый день – гораздо реже удавалась достать импортный лак, которой можно было растянуть и на целую неделю. Подруги специально ходили на курсы маникюра, чтобы иметь возможность помогать друг другу с ногтями. Правда, вместе с этим приходилось помогать коллегам, которые быстро сели на шею. Но Вика не особо любила возиться с чужими ногтями и предпочитала научить милых дам, как правильно обрабатывать ногти и кутикулу самостоятельно. В итоге коллеги поняли, что на этой шее далеко не уедешь и к Вике уже давно никто не приставал.
В этот день Вика немного «задержалась» в постели и теперь старательно покрывала ногти перламутровым лаком, слушая Татьяну Михайловну. Руководитель их группы стояла перед зеркалом рядом с дверью и начесывала волосы, с которых только что сняла бигуди. В холодное время она часто приходила на работу с бигуди под шапкой, чтобы кудри не распрямились раньше времени, и чтобы дома не тратить время на укладку.
Татьяна Михайловна увлеченно рассказывала об отдыхе с дочерью на Кавказе. В тот момент, когда она начала красочно описывать, как потеряла в воде ласту, дверь открылась, и в проеме показалось испуганное лицо Бориса Михайловича, её непосредственного начальника.
Он с ужасом молча смотрел на торчащие во все стороны мелкотрясущиеся начесанные волосы своей подчиненной. Татьяна Михайловна, увидев начальство, приостановила процесс преображения. Волосы перестали шевелиться. В кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая нервным шуршанием – женщины, в том числе и Вика, прятали со столов непроизводственные предметы, чтобы кабинет принял вид проектного института, а не лакокрасочной камеры. В принципе, это было абсолютно бесполезно, так как в комнате витал стойкий запах парфюмерии, ацетона, огуречного лосьона, а также лаков для ногтей и для волос.
– Борис Михайлович, доброе утро, – как ни в чем ни бывало кокетливо поприветствовала руководство Татьяна Михайловна, – а что Вы так рано? Еще даже и десяти нет. Мы себя в порядок даже не успели привести к Вашему приходу.
Как только прошел первый шок, и женщины поняли, что руководитель не собирается заходить в кабинет, они понемногу расслабились. Глядя друг на друга – сидящих с растопыренными пальцами, с незаконченным макияжем или прической, сотрудницы начали хихикать. Чтобы максимально соблюсти остатки приличия, они старались не смотреть ни друг на друга, ни на Бориса Михайловича.
Мужчина взял себя в руки, его взгляд из испуганно-ошалелого постепенно стал начальственным.
– Я хотел бы сообщить Вам, Татьяна Михайловна, что Ваш рабочий день начинается в девять часов утра, – наконец заговорил он. – Хотелось бы, чтобы полноценная работа группы начиналась именно с этого времени.
Бросив уничтожающий взгляд внутрь кабинета, Борис Михайлович аккуратно закрыл дверь.
– Ну вообще офигел, – возмутилась Татьяна Михайловна, принимаясь за обработку второй половины головы, – он же всегда часов в одиннадцать обход делает. Что нам теперь из-за него раньше на работу приходить?
Сотрудницы облегченно расхохотались. Вика поняла, что все это время сидела как лягушка с напряженно растопыренными пальцами, боясь задеть сохнущий лак.
С начальником электриков Геннадием Хмуровым, Вике удалось поговорить в этот же день. Она окликнула его в коридоре, и, как бы невзначай, сообщила, что один её одноклассник ищет работу. Генка удивлённо посмотрел на Логинову, поинтересовался, откуда она знает, что в его отдел требуется электрик, но, не получив вразумительного ответа, махнул рукой и назначил время встречи с Четвертаковым.
После соблюдения всех формальностей в начале октября 1988 года Хан Батый начал работать в их проектном институте.
Стояла солнечная, красивая и пёстрая осень. Работники института старались насладиться последними сухими, условно тёплыми днями и в обеденное время выходили на улицу погулять.
Четвертаков естественным образом принял участие в прогулках двух подруг. Поначалу Кирилл старался быть ближе к Маринке, но та шарахалась от него, как от зачумлённого. В конце концов он стал всегда вставать со стороны Виктории и разговаривать с Маринкой исключительно через неё. Другие коллеги, почувствовав напряжение внутри этой троицы бывших одноклассников, перестали присоединяться к ним во время прогулок. К середине ноября общее мнение сложилось в пользу того, что новый электрик приударяет за Логиновой. Викторию такое положение коробило, но она не подтверждала и не опровергала всеобщее заблуждение. Она пока не знала, как лучше поступить.
– Виктория, я хотела бы с Вами поговорить наедине, – Лидия Степановна подкараулила Вику на выходе из женского туалета и заговорщицки потянула её в конец коридора, где обычно никто не ходил. Это произошло месяца через два после начала работы Четвертакова.
– Да, конечно, – ответила радушно Вика, но где-то внутри начало плескаться какое-то смутное беспокойство. Она практически не была знакома с этой полной женщиной из отдела оборудования, просто знала её в лицо, как многих других, работающих на их этаже, и всегда автоматически здоровалась.
– Вика! Можно я буду так ВАС называть? – Лидия Степановна и аккуратно положила свою пухлую руку на Викино плечо и вкрадчиво продолжила, – ВЫ очень хорошая и умная девушка. Я давно наблюдаю за ВАМИ. У ВАС такое интеллигентное лицо, да и коллеги ВАШИ очень высокого мнения о ВАС. Все ВАС любят, – женщина помолчала немного и, подбирая слова, закончила, – к ВАШЕЙ подруге у них совершенно иное отношение. Она несколько капризна.
– Лидия Степановна, Вы хотите обсудить со мной мою подругу? – Вике совершенно не понравилось начало беседы. У неё было ощущение, что женщина её «прощупывает», чтобы побольнее ударить. Рука, лежащая на её плече, только усилила это впечатление.
– Нет, ну что Вы, что Вы. Вы обе прекрасные девушки. И с вами такой интересный молодой человек из отдела электриков, – Лидия Степановна замялась, но потом продолжила скороговоркой, не давая Вике перебить себя. – Вика, все полагают, что этот молодой человек ухаживает за Вами. Я не очень поняла, как именно Вы к нему относитесь, у Вас такое скрытное лицо, на нём не очень видны эмоции. А вот у молодого человека лицо гораздо более открытое. Он ухаживает за Вами, но смотрит-то он на Вашу подругу!