Самая безмятежная

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Софи закрутила краны и, увидев свое любимое ароматическое масло на изящном столике, добавила его в воду, старательно отводя взгляд от шезлонга, где лежали ночная рубашка и пеньюар из тончайшего кружева.

Софи забралась в ванну и хмуро огляделась. Картины, серебряный канделябр, хрусталь. Даже в ванной у него собраны реликвии прошлого! А сама она сделалась составной частью традиций семейства Барсини, машиной по производству детей.

— Не выйдет! — мстительно заявила Софи наблюдавшим за ней предкам.

Она долго лежала в ванне, несчастная и негодующая. Едва начиная чувствовать холод, она добавляла горячей воды, подливала понравившееся ей масло. До конца своих дней она будет купаться в роскоши! Но к чему эта роскошь без любви Розано!

— Софи.

— Я еще не готова! — хрипло воскликнула она.

— А я готов.

Дверь распахнулась. Софи быстро погрузилась в голубую шелковистую воду и подняла взгляд. Глаза ее округлились: на Розано было только полотенце, обмотанное вокруг бедер. Ее бросило в жар, дыхание участилось, острая боль пронзила трепещущее тело.

Надо сказать ему. Пока еще не поздно.

— Я беспокоился, как ты тут, — ласково сказал он.

— Я чувствую себя разбитой, — произнесла она сдавленным шепотом и закрыла глаза, надеясь, что он поймет намек. — Голова раскалывается.

— Не удивительно. Я сделаю тебе массаж. Вставай! — Его голос прозвучал пугающе близко. — Я помогу тебе выбраться и уложу в постель.

— Нет, Розано. Я…

Софи тихо ахнула и широко раскрыла глаза, ощутив на себе его руку. Он пылко поцеловал ее в приоткрывшиеся губы, а рукой провел по груди, отчего она невольно застонала.

— Ты меня дразнишь? — прошептал он, касаясь ее губ. — Колдунья! Но ты пожалеешь об этом.

Он поднял ее на руки и понес в спальню. Она пробовала заговорить, но он заглушил ее слова страстными поцелуями. Когда он опустил ее на шелковые простыни, она вся дрожала. Он был охвачен сильным возбуждением, и она, совсем того не желая, тоже. Софи ненавидела себя за то, что предала себя так легко. Его руки заскользили по ее влажному трепещущему телу, разжигая невыносимое томление.

Их глаза встретились. Потрясенная его двуличностью, она ужаснулась тому, насколько искусно способен он изображать любовную страсть. Теперь она думала только о том, чтобы быстрее высвободиться из его объятий. Нет, она до конца своих дней останется девственницей, и детей у нее никогда не будет…

От этой жуткой несправедливости ей стало так невыносимо больно, что из груди вырвалось отчаянное рыдание, которое заставило его замереть и изумленно всмотреться в ее лицо.

— Софи, милая, что с тобой? — хрипло спросил он.

— Я тебя ненавижу! — истерично выкрикнула она, отчаянно пытаясь освободить свои руки, которые он удерживал за запястья. В ужасе глядя на его изумленное лицо, она поняла, что месть вовсе не так сладка. Ее месть доставляла ей невыносимые муки. — Пожалуйста, пусти меня, — взмолилась она, — оставь, не трогай!

Розано вздрогнул, но не пошевелился, и она, еще раз судорожно всхлипнув, холодно проговорила:

— Пусти меня, Розано. Между нами все кончено.

Он попытался заговорить, но не смог, видимо, еще не успел опомниться от удивления. Как ни странно, ей было жаль его, захотелось даже сказать что-то утешительное. Наверное, она просто сошла с ума. Разве он думал о ней, когда в день свадьбы отправился на поиски Арабеллы?

— Предатель! Оставь меня, — снова вскипела она. — Или я начну кричать на весь дом и испорчу твою репутацию.

Он автоматически послушался. Встал, надел халат, завязал пояс, глядя на нее с таким выражением, словно происходящее было не чем иным, как затянувшимся кошмарным сном.

— Я ничего не понимаю, — сказал он тупо.

— Неужели? — едко спросила Софи, рывком села и завернулась в простыню.

— Софи! — В явном замешательстве он провел рукой по растрепанным волосам. — Объясни же мне, наконец, в чем дело, — выговорил он отрывисто.

— Все очень просто, — сказала она тихо. — Подумай, Розано, чего ты боишься больше всего на свете?

— Что ты можешь разлюбить меня, — не задумываясь, ответил он.

Она заколебалась. Он так ловко подобрал правильный ответ, что если бы она не видела все своими глазами, то, пожалуй, поверила бы.

— Нет! — выговорила она с горечью. — Остаться бездетным. Я только средство для того, чтобы ты мог иметь наследников. Ты ведь об этом мечтаешь?

Его лицо вдруг стало холодным.

— Да, я хочу, чтобы у нас были дети, — ответил он бесстрастно. — И ты это знаешь.

Она презрительно усмехнулась. Теперь перед ней был подлинный Розано, сокрушающий на своем пути все, что может разрушить его планы.

— Ты так хочешь детей, что даже душу готов продать дьяволу, чтобы только иметь их, — вымученно проговорила Софи.

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — произнес он сухо.

— Очень хорошо понимаешь! — Чтобы облегчить тупую боль, разламывавшую виски, она выдернула шпильки из волос, и они упали ей на плечи упругими волнами. Она метнула в него злорадный взгляд и сказала: — Запомни, Розано, у меня никогда не будет детей от тебя, если только ты не решишься меня изнасиловать.

Ее слова прозвучали для него как удар хлыста. В ушах зашумело. Прошлое вернулось, чтобы окончательно уничтожить его. Он не мог произнести ни слова, не мог пошевелиться. Но это невозможно, думал он, отчаянно пытаясь вернуть ясность мысли. Разве такое может повториться?

Мозг отказывался работать. Чудовищный кошмар с нестерпимым упорством заползал в голову.

— Розано!

Крик Софи привел его в чувство. Он уставился на свою окровавленную руку, сжатую в кулак, на валявшиеся на столе осколки хрустального бокала. Потрясенный собственной глупостью, он с проклятием прошел в ванную и подставил руку под холодную воду.

Софи оказалась рядом. Ее кожа под торопливо накинутым халатом влажно блестела. Она изумительно пахла. Теплая, бесконечно желанная. Он стиснул зубы, стараясь не поддаваться инстинкту, велевшему обнять ее и поцелуями разрушить мучительный кошмар.

— Осколки не попали в рану? — тревожно спросила она.

— Не знаю. — Ему было все равно.

— Дай я взгляну.

— Нет, Софи! — Он увидел, как она вздрогнула от его крика, и стал рассматривать руку, напомнив себе, что должен сохранять самообладание, несмотря ни на что.

— У меня есть щипчики, если…

— Не стоит. — Он взял жесткую щетку, мыло и промыл порезы. Софи вскрикнула, словно эта мучительная процедура и ей причинила боль, прижала руку ко рту. Он туго затянул кисть льняной салфеткой, радуясь этому происшествию, которое немного разрядило обстановку. Теперь, несмотря на сжимавший сердце страх, он был в состоянии демонстрировать хладнокровие. — Итак, — сказал он мрачно, поворачиваясь к ней, — какую ложь пустил в ход Энрико на этот раз?

Она отошла от него на несколько шагов.

— Никакую. — Но тогда…

— Я видела тебя! — выпалила она. — Как ты раздевал Арабеллу во время нашего свадебного приема.

Он уставился на нее.

— Как я?..

— Какое это имеет значение, как? — вскричала она. — Ты изменил мне через несколько часов после венчания. Неужели ты не мог немного потерпеть? Притворился хотя бы, что женился на мне по любви…

— Я не изменял тебе! — воскликнул он, потрясенный ее словами. — Я, наоборот, велел ей одеться…

— Ложь!

— Это правда, черт побери.

— Мне так не показалось! Можешь оправдываться, но я тебе все равно не поверю. Я не должна была выходить за тебя замуж! Но ты сплел целую паутину лжи и околдовал меня, как и всех остальных.

— Ты хочешь меня, — процедил он, безжалостно скрывая свое ошеломленное состояние за каменной неподвижностью лица.

— Если ты полагаешь, что я стану спать с тобой, значит, ты меня совсем не знаешь! — выпалила она.

— Почему? Ведь ты же хочешь иметь детей, — вырвалось у него.

Она вздрогнула.

— Ты просто животное! — воскликнула она хрипло.

Розано мысленно обругал себя за то, что сказал это. Он, видимо, тешил себя надеждой, что стоит ему только заманить ее в постель, и они в два счета уладят все свои разногласия.

— Мы оба хотим этого, — сказал он на этот раз более осторожно.

— Да! Я мечтала о детях, — закричала она, и в ее голосе зазвенели слезы. — Но ты не оставил мне выбора! Теперь мне придется довольствоваться заботами о чужих детях. Стану работать в детских домах, может быть, открою свой собственный. Это послужит некоторым утешением. Но не об этом я мечтала!

— Тогда ложись со мной в постель… Мы оба устали. Все равно нам придется провести ночь в этой комнате — приличия ради. Давай ляжем и обсудим все спокойно.

— Нет! — Она туже запахнула халат, словно навсегда преграждая ему доступ к своему телу. — Я уже нарисовала себе наше будущее, Розано.

— Вот как?

— На людях мы станем вести себя как обычная счастливая пара. Но из-за дедушки, а не ради чести твоей семьи или твоего жалкого самолюбия.

— А наедине? — спросил он, и по венам его разлился арктический холод.

— Ты не прикасаешься ко мне. Никакой близости. Никаких ласк. Ничего! И отныне ты не принимаешь участия в бизнесе д'Антига. У тебя есть свой собственный. А я займусь благотворительностью, сиротскими домами. Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, только не расстраивай дедушку. А теперь можешь взять подушку и лечь на диване.

— Я женился на тебе, — выговорил он хрипло, — имея в виду только одно…

— Да! — выпалила она. — Будущее дома Барсини! Брак равных. Очень удобно. Но я сыта по горло твоим семейством! — выкрикнула она. — Прошлое — это уже история…

— Я не могу от него отказаться, — сказал он натянуто. — Я живу им.

— Знаю, — пробормотала она. — И ты так погружен в свое благородное прошлое, что забываешь о реальной жизни…

— Софи, нет! — Он сделал три шага и оказался рядом с ней, прежде чем понял, что делает. — Я почитаю прошлое, но живу я для настоящего, иначе не смог бы преуспеть в бизнесе, — усмехнулся он. — Наша проблема, как я понимаю, заключается в недостатке доверия. Ты решила, что я его не заслуживаю.

— Нет! И я поняла, что превыше всего ты ставишь интересы своего клана.

— Это неправда, — горячо возразил он. — Кто тебе сказал…

— Ох, прекрати, Розано! — вскричала она, зажимая уши. — Я больше не стану слушать твое вранье.

Он видел, что Софи находится на грани срыва. Завтра, к утру, она успокоится.

Не говоря больше ни слова, он взял с кровати подушку и бросил ее на диван, угрюмо скатал легкое кремовое одеяло и стал устраиваться на ночь, то есть на то время, пока Софи не заснет.

Софи свернулась на широкой кровати и стала ждать, когда придет сон. Но, несмотря на усталость, расслабиться ей никак не удавалось. В голове прокручивались во всех подробностях события прошедшего дня, начавшегося неописуемой радостью и окончившегося адским кошмаром.

Прошло много времени, прежде чем Софи услышала, как Розано пошевелился. Она затаила дыхание. Его шаги медленно приближались. Ее обессиленное тело мгновенно ожило, безжалостно предъявляя свои требования. Она в отчаянии подумала, что не сможет преодолеть роковое влечение к Розано.

Матрац сзади нее прогнулся.

— Не прикасайся ко мне, — гневно предостерегла она, туго обхватила колени и прижала их к животу.

— Это моя кровать, — буркнул он. — И я собираюсь спать на ней.

Она быстро отодвинулась на самый край и замерла, вцепившись в матрац, как ощетинившийся зверек, ждущий нападения. Заснула она только под утро. Розано все это время прислушивался к ее дыханию и отметил, как вздохи становились все глубже и медленнее, по мере того как она погружалась в сон. Очень осторожно он придвинулся к ней. В свете луны можно было различить контуры ее тела: изгиб талии, выпуклость бедра.

Его сердце забилось. Должно быть почувствовав наэлектризованность его тела, Софи шевельнулась, повернулась к нему лицом и открыла глаза. Они были полны любви. К его изумлению, она улыбнулась и пальцем коснулась его губ.

Не осмеливаясь дышать, он неуверенно потянул вниз простыню, ожидая, что она остановит его. Но она не остановила. Он жадно смотрел на грациозные округлости ее тела, наслаждаясь ее красотой. Она по-прежнему ничего не делала, чтобы воспрепятствовать ему. В нем шевельнулась надежда. Она любит его! Все будет хорошо.

Он хотел броситься к ней, страстно целовать, сделать своей женой по-настоящему… Но вместо этого нежно водил кончиками пальцев по теплым атласным плечам. Услышав слабый вздох, наклонился над ее шеей и вдохнул запах ее кожи.

Софи позволила ему поцеловать себя в подбородок, тихо застонала от удовольствия, и он вздохнул с облегчением. Его рука осторожно легла ей на грудь. Желание пронзило его, и он, уже не владея собой, сжал ее в объятиях и неистово припал к ее губам.

Софи откликнулась немедленно, не уступая ему по силе страсти. Она жадно прижималась к нему всем телом, чтобы немного ослабить ненасытное желание. И вдруг вспомнила, что не должна следовать велению сердца, как не должна потворствовать требованиям тела. Он для нее — никто.

— Нет! Оставь меня! — исступленно крикнула она, высвобождаясь из его рук и глядя на него глазами, горевшими одновременно желанием и гневом.

— Но… Неужели ты способна на это? — яростно бросил он. — Сначала поощрять, а потом… Не понимаю! Я никогда не думал, что ты станешь играть в такие игры…

Ее глаза потемнели от боли.

— Тебе нельзя спать со мной в одной постели, — сказала она, негодуя и в то же время страдая от своей безрассудной любви к нему. — Я не позволю тебе подкрадываться ко мне ночью и насиловать меня во сне! Я не…

— Basta! Если ты обо мне такого мнения…

Его лицо исказилось, он спустил ноги на пол и натянул халат. В страхе она смотрела, как он стремительно прошелся взад и вперед по комнате. Губы его сжались, грудь тяжело вздымалась. Он был очень близок к тому, чтобы потерять самообладание.

— Вот как! — выдохнул он и взглянул на нее черными от бешенства глазами. — Все повторяется снова.

Укрывшись простыней, она растерянно заморгала.

— Что?

Он остановился, его поза выражала бесконечное презрение.

— Ты не знаешь, никто не знает. У меня нет привычки выставлять свои тайны напоказ перед всем миром. Особенно постыдные…

— Ты сам во всем виноват! — выкрикнула она.

— В том, что снова женился? — Он хрипло, невесело рассмеялся. — Может быть. Но я не ожидал, что и вторая жена выгонит меня из постели. Николь, по крайней мере, — проскрежетал он, — позволила мне быть с ней в нашу первую брачную ночь и какое-то время после!

Софи расширила глаза. Сердце ее гулко застучало.

— Она не желала терпеть твои измены? Чего же еще ты ожидал? — презрительно заметила она.

Розано нахмурился, словно недоумевая.

— Мои измены? Как бы не так. Она отлучила меня от супружеского ложа, поскольку не хотела портить свою фигуру беременностью, — насмешливо проговорил он. — Не сказав мне, она избавилась от первого ребенка и после этого не позволяла мне дотрагиваться до себя.

Он лгал, хотя Софи никак не могла понять, зачем? Может быть, чтобы вызвать жалость?

— Ты, кажется, забыл кое-что. Она забеременела снова и поэтому умерла. Значит, вы жили с ней, как муж и жена…

Ее голос затих. Розано смертельно побледнел, глаза сузились от мучительной боли.

— Нет… У нее была связь с Энрико, — хрипло сказал он. Софи в ужасе прижала руки к груди. — Ребенок был от него. По недосмотру, как сказал он мне. Николь пыталась тайно сделать аборт в одной из подпольных клиник Южной Америки и умерла от заражения крови.

Его слова потрясли Софи. Розано носил свою тайну в себе, делая вид, что между ним и Энрико все гладко… ради чести семьи!

— Я не знаю, что сказать, — прошептала она. — Любить кого-то и стать жертвой такого предательства — это…

— К тому времени я уже не любил ее, — оборвал ее Розано. — Успел понять, что по натуре она мелочная и корыстная. Но, судя по всему, Софи, — сказал он, и его губы искривились в горькой усмешке, — история повторяется. Только на этот раз я не позволю женщине разрушить мою жизнь. Делай что хочешь, больше я к тебе не прикоснусь.

По крайней мере, слово свое он держит, думала Софи в конце недели. Розано почти с нечеловеческим хладнокровием следовал им самим заведенным правилам. Первое: по предложению Софи на людях они вели себя как любящая пара. Второе: он делал вид, что учит ее ездить верхом. Когда дом скрывался из виду, он предоставлял ее самой себе и уезжал один, потом возвращался, и они вместе скакали домой. Третье: он спал на диване.

Всю неделю Софи плохо спала, мало ела, испытывала постоянное напряжение и теперь чувствовала себя совсем измученной. Сегодня был последний день их пребывания на вилле, и Софи отправилась на прогулку, чтобы заглушить тяжелые мысли.

Услышав цокот копыт, она хотела было подняться с поваленного дерева, где отдыхала, но у нее вдруг внезапно закружилась голова. Она покачнулась и схватилась за дерево.

— Тебе плохо? — раздался издалека тревожный голос Розано.

Вокруг нее все потемнело и закружилось. Софи чувствовала, как ее поддержали руки Розано. Постепенно туман рассеялся.

— Я слишком резко встала, — прошептала она и проглотила слюну, взволнованная его близостью. Как всегда, для верховой прогулки он надел легкие сапоги, бриджи и белую рубашку с расстегнутым воротом. Тело его покрывала испарина, из-под спутанных волос по лбу стекала тонкая струйка пота.

— Ты мало ешь. Тебе не мешает приналечь на еду, — проворчал он.

Софи бессильно прислонилась головой к дереву.

— Да, все дело в этом. Вчера я не ужинала, а сегодня не позавтракала. Все придет в норму, как только я…

У нее перехватило горло. Его теплое дыхание раздразнило ее губы, и они инстинктивно приоткрылись. Они стояли так уже целую вечность: его руки удерживали ее у ствола дерева, крепость и тепло его тела влекли с непреодолимой силой… Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы бороться с влечением сердца, и бессильно приникла к его груди. На краткий миг его губы жадно впились в ее рот, возвращая ее к жизни. Но тут же он отступил назад.

— Я вернусь домой один, — холодно сказал он, — а за тобой пришлю конюха.

— Нет! — Она с несчастным видом двинулась к своей лошади. — Я поеду сейчас.

Она попыталась сесть в седло, но сил не хватило. Что-то сердито пробормотав, Розано подошел к ней. Со слезами на глазах Софи поставила на его сцепленные пальцы свою маленькую ногу, и он легко подсадил ее в седло.

Во время обеда, который он заставил ее съесть, Софи кое-как поддерживала светскую беседу, после чего получила наконец возможность в одиночестве прогуляться по саду. Уединившись в летнем домике, она приоткрыла окно, чтобы дать доступ воздуху, и, свернувшись калачиком в огромном кресле, попыталась сосредоточиться на своих планах по организации детского дома.

И тут она услышала голос Арабеллы, окликавший Розано.

Розано резко обернулся. Он отправился на поиски Софи, чтобы справиться об ее самочувствии, а тут, откуда ни возьмись, появилась Арабелла, виновница всех его бед! Он прислонился к стене веранды летнего домика и, прищурившись, взглянул на нее.

— Черт, что ты здесь делаешь? — грубо спросил он. Она, похоже, немного испугалась, но тем не менее подошла ближе.

— Я приехала, чтобы попросить прощения.

— За что? — едко спросил он. — За то, что в день моей свадьбы соблазняла моего брата? Или за то, что на протяжении последних двух лет была одной из его любовниц?

— Уже полгода, как я его единственная любовница, — с досадой возразила Арабелла. — Представляю, какого ты обо мне мнения, — продолжала она уже спокойнее. — Я пыталась последовать твоему совету, чтобы избежать скандала, и делала вид, что меня интересует кто угодно, но только не Энрико. Летицию это успокоило; она решила даже, что у меня виды на тебя.

— Вы же подруги, — сказал Розано. — Как ты можешь обманывать ее?

— Я не могу заставить себя не любить! — страстно воскликнула она. — А ты можешь?

Он стиснул зубы, чтобы заглушить боль. — Нет.

— Я не хотела никому ничего плохого. Но я прошу прощения за то, как мы с Энрико вели себя в день твоей свадьбы. Мы оба изрядно выпили, но все равно это непростительно. — Она потупилась. — Мне было так стыдно, когда ты стоял и подавал мне одежду, словно не верил, что я оденусь сама.

— Если бы я не вошел и не остановил вас, — презрительно сказал он, — вы совершили бы прелюбодеяние в доме д'Антига. Как вы могли? Вы были гостями на моей свадьбе…

— Да, но мы без ума друг от друга. Ты знаешь, каково это, когда нельзя прикоснуться к тому, кого любишь?

Несколько секунд Розано молчал, а когда заговорил, голос выдал его чувства:

— Да, знаю.

— Прости нас. Но мы в самом деле любим друг друга. — Она замялась. — Я пришла, чтобы попрощаться. Мы с Энрико уезжаем… вдвоем.

— А Петиция?

— Ей нужны только деньги. Энрико хорошо ее обеспечит. А она, может быть, еще встретит свою любовь. Это лучше, чем жить во лжи, Розано! Признай, что я права.

Она в самом деле была права, но Розано избегал смотреть ей в глаза.

— Ты знаешь, что Энрико не способен на верность? — предостерег он и подумал невольно, что Арабелла с ее решительным характером, видимо, и впрямь более подходящая женщина для Энрико, чем его жена.

— Я знаю, но готова рискнуть. Он не такой сильный, как ты. А на верность вообще мало кто из мужчин способен. Ты для него — слишком недосягаемый пример для подражания, Розано. Может быть, в Англии он перестанет наконец пытаться доказать, что может хоть что-то делать лучше тебя, и научится быть самим собой. Я придумаю, как помочь ему. Когда-нибудь ты сможешь гордиться своим братом, обещаю тебе. Мне только жаль, что сам ты никак не полюбишь…

Он поморщился.

— Не верь всему, что слышишь… — Ему внезапно захотелось избавиться от лжи и притворства, которые сопутствовали ему до сих пор. — Арабелла, в день свадьбы я сказал вам с Энрико, что ничего не испытываю к Софи, но я солгал, чтобы защитить ее. Я… люблю Софи больше жизни. Но я думал, что стоит Энрико узнать об этом, и он… обидит ее, чтобы досадить мне. И я сказал, что женился на ней, потому что она — самая подходящая кандидатура, а мне нужен наследник. Но в действительности… — голос его зазвучал глуше, — она — самое драгоценное, что у меня есть на свете.

— Мне не совсем понятно, зачем тебе понадобилось лгать, но все равно я рада. Может быть, оба брата Барсини наконец-то будут счастливы, — спокойно произнесла Арабелла и быстро чмокнула его в щеку. — До свидания, и благослови тебя Бог. Будь счастлив.

Он закрыл лицо дрожащими руками. Слава Богу, что никто не видит его в эту минуту. Он прерывисто вздохнул и вытер глаза. Зачем ему искать Софи? Нельзя снова подвергать себя такой пытке. Каждая секунда рядом с ней доставляла ему невыносимые мучения.

Потрясенная, Софи смотрела на него через плотные кружевные шторы. Он лгал Энрико, поскольку боялся, что прошлое повторится, что его брат попытается обольстить ее! Она была так несправедлива к Розано и едва не погубила их обоих…

Тело сковало оцепенение, горло сжал болезненный спазм, и она даже не могла окликнуть его. И он пошел прочь, медленно переставляя ноги, ссутулившись, словно от лежавшей на плечах непосильной тяжести.

Розано любит ее! Арабелла никогда его не интересовала, как и он ее! Все его слова оказались правдой, а она не захотела поверить. И слуги, и друзья доверяли ему больше, чем она.

Охваченная стыдом и раскаянием, Софи смотрела, как он направляется к озеру. Но, может быть, он простит ее? Внезапно очнувшись от столбняка, она вскочила, выбежала из летнего домика и бросилась за ним вдогонку.

— Розано! — вырвалось у нее из груди вместе с рыданием. — Розано, подожди!

Он порывисто обернулся.

— Что случилось? Ты поранилась?

— Я… сама себя ранила! — воскликнула она, останавливаясь в нескольких шагах от него. По ее лицу струились слезы.

— Куда? — нахмурился он.

— Вот… сюда, — всхлипнула она, прижимая руку к сердцу. — И тебе я тоже нанесла рану…

— Я решил, что и правда что-то случилось, — буркнул он. — Избавь меня от мелодрамы. Я не в том настроении.

Она отчаянным усилием попыталась взять себя в руки, чтобы выразить свою мысль более понятно.

— Выслушай меня, Розано…

— Оставь меня! Ради Бога, неужели ты не видишь, что мне сейчас не до тебя! — оборвал он ее и быстро направился прочь.

— Но я нужна тебе! — вскричала она и, подбежав к нему, схватила его за плечо. Он еще больше помрачнел, стряхнул ее руку и, ни слова не говоря, двинулся дальше. — А мне нужен ты, — прошептала она, не отставая от него. Розано не остановился, только слегка замедлил шаги. Но ее слова дошли до его сознания. Она положила ему руку на плечо, и он поморщился.

— Чего ты добиваешься? — спросил он, резко останавливаясь. Софи заглянула в его блестящие, полные страдания глаза и судорожно вздохнула. Был один способ выразить ему свое доверие. Медленно она начала расстегивать блузку.

Ей удалось-таки завладеть его вниманием. Он не спускал с нее настороженных глаз, должно быть решив, что она специально дразнит его. Не делая попытки прикоснуться к ней, он стоял от нее на расстоянии вытянутой руки, напряженный и неподвижный. Софи тоже не сводила с него глаз. Когда она стянула с себя блузку, то заметила, как у него дрогнули губы, и поняла, каких усилий стоит ему эта неподвижность.

Блузка упала на землю. Дрожащими пальцами она нащупала застежку кружевного лифчика, и он последовал за блузкой. Забыв о привычной сдержанности, Софи думала только о том, чтобы вернуть любовь Розано и заслужить прощение.

— С сапожками мне самой не справиться, — выдохнула она хриплым от волнения и желания голосом. Вся трепеща, она прислонилась обнаженной спиной к гладкому стволу эвкалипта и приподняла ногу в изящном сапожке.

Как во сне, он опустился перед ней на колени и по очереди стащил с ее ног сапожки, но затем снова поднялся, сохраняя дистанцию, словно до конца не верил ей.

Софи почувствовала, как ее охватывает паника. Придется соблазнять дальше. Она сняла бриджи, отбросила их в сторону, осталась только в узких красных кружевных трусиках и прошептала:

— Люби меня!

Розано не двинулся с места, но его подбородок предательски дрогнул, а опущенные ресницы затрепетали. Софи подняла руки и вытащила шпильки из волос. Поражаясь собственной смелости, провела пальцами по груди. Ее тело было готово принять его, и он должен знать об этом.

— Я хочу иметь от тебя ребенка, — хрипло выговорила Софи. Она видела, как он борется с собой, и сердце ее таяло. — Я люблю тебя, Розано. Я знаю, что ты не изменял мне. Прости, что я сомневалась в тебе. Я слышала ваш разговор с Арабеллой у летнего домика. Ну, пожалуйста, пожалуйста, прости меня! — взмолилась она.

В следующее мгновение она оказалась в его страстных объятиях.

— Софи! — проговорил он ей на ухо. — Конечно, я прощаю тебя! И я усомнился бы в таких обстоятельствах. У тебя были все основания не верить мне, дорогая! Я уж решил, что потерял тебя…

Она подняла к нему залитое слезами лицо.

— Я так люблю тебя и не представляю жизни без твоей любви…

— Наверное, я влюбился в тебя с первого взгляда, но какое-то время не сознавал этого, — страстно проговорил он. — Просто раньше со мной не случалось ничего подобного. Мне хотелось защищать тебя, заботиться о тебе, не разлучаться с тобой ни днем, ни ночью. Вдали от тебя мне казалось, что я потерял нечто очень важное. И я люблю тебя, люблю.

Она принялась расстегивать пуговицы его рубашки.

— Докажи мне это, — прошептала она, — прямо сейчас.

Он мягко увлек ее на поросший травой берег. Их губы встретились, и Софи зажмурилась. Радость переполняла ей душу, по мере того как приближался миг их конечного соединения.

Потом они наблюдали, как под лучами заходящего солнца вспыхивают пламенем спокойные воды озера, и знали, что для них это не конец дня, а начало чудесной совместной жизни.

Они, не торопясь, вернулись на виллу, по пути часто останавливаясь, чтобы обнять друг друга.

— Я хочу кое в чем признаться, — проговорила Софи, касаясь губами его теплой атласной шеи.

— В чем же? — откликнулся Розано, целуя ее.

— Я всегда мечтала о счастливом браке, и в моих мечтах всегда присутствовали дети. И детей всегда было четверо.

Его рука замерла.

— Четверо? Тогда нам не следует почивать на лаврах!

И не обращая внимания на людей, которые попадались им на пути, — садовника, чинно прогуливавшуюся по веранде Мадди, горничную в холле, — они побежали, держась за руки, и, запыхавшись, остановились только в своей супружеской спальне.

— Иди ко мне, моя принцесса, — мягко позвал Розано. Софи счастливо улыбнулась и бросилась в его объятия.

— Мой принц! — смеясь, сказала она, и за этот смех он наказал ее самым восхитительным способом, который она только могла вообразить.