Самозванка

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Сколько времени вам нужно? — тихо спросил он, учитывая, что сзади сидели Роза и Джонни, однако в голосе слышалась нотка нетерпения. И это сразу же вернуло Кэти к действительности.

Как бы защищаясь от всего происходящего с ней, она сконцентрировала внимание на старых кварталах Хереса и старалась, чтобы Хавьер не попадал в поле ее зрения. Лишь иногда она мысленно восхищалась тем, как он управляет большим автомобилем: с легкостью, которой можно только позавидовать, вписывается в тесный лабиринт старинных улочек.

Как ни странно, она хорошо спала прошлой ночью, отогнав от себя все мысли о предложении Хавьера, потому что думать тут было не о чем.

Даже если бы она была родной матерью Джонни, она никогда не связала бы себя с человеком, которому брак нужен только для того, чтобы все выглядело пристойно. Она никогда добровольно не приговорила бы себя к той безрадостной жизни, которую он ей обещал, — жизни, лишенной любви, взаимоуважения и дружеских отношений.

А так как она была не матерью Джонни, а всего лишь теткой, предложение Хавьера было вдвойне неприемлемо, хоть он и не знал об этом. Если б она согласилась на замужество, конечно, только ради благополучия ребенка, тогда вся ее ложь сразу выплыла бы наружу и Хавьер Кампусано просто уничтожил бы ее.

И потому ей оставалось только тянуть время. Когда этим утром Хавьер спросил, какое решение она приняла, Кэти состроила благочестивую мину и ответила, что не может так быстро принять столь важное решение. На самом-то деле ей нужно было решить, каким образом вернуться вместе с Джонни в Англию. Даже денег на билет ей не хватило бы, не говоря уже о том, что не так-то просто умыкнуть голосистого ребенка и пару чемоданов детского имущества из-под спесивого аристократического носа. Самым реальным было просто тянуть время, пока не решится вопрос с усыновлением.

— Итак? — Он едва сдерживал гнев, и Кэти ответила, со всем смирением, на какое была способна:

— Я не могу поставить себе жесткие временные рамки. Мне очень жаль. Но как только я приду к какому-нибудь решению, вы первым узнаете о нем.

Реакция Хавьера была такова, что Кэти испугалась, как бы его неистовая злость не снесла крышу с машины.

Понятно, что ему хотелось успокоить свою мать. Донья Луиса была бы счастливей, если б все было уже улажено и ей можно было сказать, что ее внук скоро вполне законно будет носить уважаемую фамилию Кампусано. Кэти слышала, что испанцы боготворят не только своих детей, но также и своих матерей. Не стоило удивляться, что Хавьеру хотелось получить ответ немедленно. Черта с два!

На заднем сиденье что-то залепетал ребенок, и Роза тихонечко засмеялась, пытаясь выпутать его маленькие пальчики из своих черных кудрей. В этот момент Хавьер осторожно остановил машину на тенистой подъездной аллее перед черной дверью, обитой гвоздями с фигурными шляпками. Закрытая дверь. Она выглядела так, будто не открывалась веками. Несколько окон в высокой гладкой стене, все забраны железными решетками с искусным орнаментом. И никаких признаков того, что нас здесь ждут, подумала Кэти. Но я ведь на другое и не рассчитывала, разве не так? Я навлекла позор на знатное семейство, и только если соглашусь с планом Хавьера, как прикрыть всю эту неблаговидную историю, тогда меня, может, и согласятся терпеть. Так что о восторженном приеме не может быть и речи.

Когда-то она читала, что испанцы делят всех женщин на две категории: святые и шлюхи. Современное мышление в этой быстро развивающейся и уже далеко продвинувшейся вперед стране, конечно, отказалось от таких устарелых представлений, но только не тогда — она была уверена, — когда это касалось старинных, богатых родов. А пожилые люди, такие, как донья Луиса, конечно же, превыше всего ставят традиции.

Ах, Корди, Корди! — уже не в первый раз мысленно простонала она. В какие же неприятности ты меня втравила!

— Помогите Розе с ребенком, пока я позову слуг, — совсем не дружелюбно пробормотал Хавьер и ушел. Кэти осталась сидеть в автомобиле с таким ощущением, что она для него вроде неуплаченного налога.

Ничего не оставалось, как выполнять его распоряжения. Кэти высунула свои длинные ноги из кондиционированной роскоши ?мерседеса?, и — даже в тени высокого дома — полуденная жара опалила ее. В груди поднималась паника, хотелось поскорее подобрать юбку и броситься прочь отсюда. Но пока с ней был Джонни, она не могла себе этого позволить, она обязана была найти в себе силы, чтобы вести игру по собственному сценарию, держать Хавьера на расстоянии, несмотря на все его приступы гнева, и ждать разрешения на усыновление — или по меньшей мере на проживание ребенка совместно с ней.

Забрав малыша у Розы, она прижала его теплое, крепенькое тельце к своей груди и приникла губами к его покрытой мягкими волосиками головенке. Она любила его и заботилась о нем с самого рождения и ни за что не рассталась бы с ним.

Джонни фыркнул ей в шею и залился смехом. Проглотив комок в горле, Кэти подняла его повыше и прошептала:

— Пойдем поищем бабушку, радость моя. А ты хочешь тарелочку овсянки и бананового пюре?

Джонни еще раз фыркнул, и Кэти прижала его к себе, а потом прошла вслед за Розой, несущей детские вещи, в эту устрашающую дверь. И тут же остановилась как вкопанная, широко распахнув глаза. Кто-то проскользнул мимо нее на улицу и закрыл за собой дверь, оставив Кэти в темной арке, которая вела в сказочный мир.

Она сделала шаг и оказалась во внутреннем дворике, с трех сторон окруженном тенистыми аркадами. А в центре, посреди выложенного каменными плитами пола, в мраморном фонтане играли струйки воды. Вокруг в разнообразных горшках и терракотовых вазах красовалось множество цветов: роз, величественных лилий, белых гераней и сладко пахнущего жасмина.

Кэти так и осталась стоять, слегка приоткрыв губы в немом возгласе удивления. Это было так неожиданно! Она не могла и предположить, что за самым обычным фасадом прячется оазис прохлады и благоухающего спокойствия. Человек, вышедший было на улицу, вернулся назад, нагруженный их багажом, а впереди, в одной из арок, вдруг объявилась Роза, манившая ее пальцем. Кэти вся подобралась, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. На один бесконечно долгий миг, пленившись всей этой изысканной красотой мавританского наследия, она вдруг забыла, какие испытания ждут ее впереди.

Роза провела ее в огромный, выложенный мрамором зал. Отсюда вела широкая галерея: по одну ее сторону были окна во внутренний дворик, а по другую — ряд огромных резных дверей. Слуга, нагруженный багажом, поднялся по широкой мраморной лестнице, перила которой являли собой чудо кузнечного ремесла, так изыскан и тонок был орнамент. А сверху спустилась маленькая, похожая на птичку женщина с изборожденным тысячей морщин лицом оливкового цвета. Донья Луиса? У Кэти затрепетало сердце.

Как ни странно, ей хотелось, чтобы Хавьер был рядом, она чувствовала бы себя увереннее. У нее перехватило дыхание, и она плотнее прижала к себе Джонни. Это только из-за того, что я в незнакомом месте, подбодрила она себя. Из-за того, что прием, оказанный мне здесь, не очень любезен, если не сказать хуже. Вот и все, ничего больше.

Но та встреча, которой она боялась тем больше, чем дольше она откладывалась, и теперь не состоялась; и когда Роза представила ей эту женщину, Кэти вздохнула с облегчением.

— Мария служит домоправительницей у доньи Луисы. Она почти совсем не говорит по-английски. Если вам нужно будет что-нибудь для вас или для малыша, обращайтесь ко мне, я все передам.

— Buenas tardes, Мария, — Кэти выдавила улыбку, встреченную сухим наклоном головы, и тут же с удивлением увидела, как в этих все еще красивых черных глазах зажегся огонек радости, когда женщина перевела взгляд на дрыгающего ножками, пускающего слюни младенца.

За этим последовал целый поток испанских слов, которые Роза переводила явно в укороченном варианте, пока они поднимались вслед за Марией по роскошной пологой лестнице.

— Она говорит, что Хуан удивительно похож на своего отца, когда тот был маленький. Она нянчила в младенчестве и дона Хавьера, и дона Франсиско. Теперь она тоже с удовольствием занялась бы вашим малышом. Но я сказала ей, что это поручено мне.

И ты прекрасно справляешься, подумала Кэти. Хуан — с некоторых пор она все чаще ловила себя на том, что начинает называть своего ребенка испанским именем, — Джонни скоро вообще перестанет понимать, чей он сын, если будет переходить с одних любящих рук на другие. Он признал и полюбил Розу, и Кэти была рада, что девушке велели поехать с ними. Не только из-за ребенка, просто, когда Роза рядом, Кэти чувствовала себя не такой одинокой, не такой потерянной.

— Вот мы и пришли, — прошелестел голос Розы над ее ухом. Мария распахнула роскошную резную дверь, и Роза вошла внутрь. Чудесная комната! — признала Кэти, входя за ней следом, но не успела даже охватить всего взглядом, как Роза нырнула в одну из двух внутренних дверей и с какой-то особой значительностью провозгласила оттуда: — Это детская. Дон Хавьер говорил, что он обо всем заранее распорядился. Он запомнил, что вы тогда выразили желание жить рядом с сыном.

И в самом деле, примыкавшая к спальне комната была оборудована всем, что только могло потребоваться малышу, так же как и детская в усадьбе. Кампусано, мать и сын, явно подготовились к тому, что ребенок останется здесь навсегда!

Но, каким бы спорным ни был данный пункт, Кэти должна была признать, что здесь ей будет очень удобно. И пока Роза распаковывала багаж, раскладывая чистые пеленки, подгузники, распашонки, банки с детским питанием и пакетики с овсянкой, Кэти уложила ребенка в кроватку и включила электрический чайник, чтобы подогреть воду для приготовления молочной смеси.

— Я спущусь на кухню, — предложила Роза, — посмотрю, нет ли там у них спелых персиков или бананов, хорошо?

Почти каждый день они находили особую радость для себя, добавляя в меню малыша что-то новое. Кэти кивнула.

— Спасибо. Но если персик, то очень немного. Он никогда его не пробовал. А я пока что приготовлю овсянку.

Вообще-то в такого рода предупреждениях необходимости нет, отметила про себя Кэти. Роза более чем рассудительна для своего возраста, и мне очень повезло, что такая девушка всегда под рукой. Оставив бутылочку охлаждаться, она посадила Джонни и ловко и быстро начала переодевать его. Услышав, как у нее за спиной открылась и закрылась дверь, она сказала:

— Молодец, что так быстро. Его уже пора кормить. Что ты принесла? — И замерла, когда приятный женский голос почти без акцента произнес:

— Вы, наверное, Кэти.

Вся напрягшись, она заставила себя обернуться. Донья Луиса была облачена во все черное, но смотрелась очень элегантно, и красота ее фигуры просто поражала. Но еще сильнее поразила Кэти теплота, лучившаяся из ее прекрасных серых глаз, и быстрая улыбка, тронувшая ее губы, когда она наклонилась, чтобы прижаться мягкой, слегка надушенной щекой к лицу Кэти.

— Я прошу извинить меня за то, что не встретила вас сразу по прибытии. Но я твердо наказала себе не путаться под ногами, пока вы и малыш не устроитесь как следует. И тем не менее… — озорная улыбка сразу сделала ее лет на двадцать моложе, — не смогла удержаться. — Донья Луиса пододвинула себе кресло и уселась, а в глазах у нее появилось что-то непонятное, похожее на жгучую тоску. Она спросила: — Вы позволите? — и протянула руки к ребенку.

— Ну конечно же! — Кэти отдала его без всяких колебаний.

Когда пожилая женщина прижала к груди крепенького ребенка, глаза ее наполнились слезами, а у Кэти от сострадания сжалось горло.

— Не могу вам даже передать, как я счастлива, — сказала донья Луиса, и голос у нее дрогнул. — Я уже и не надеялась подержать на руках внука. Хавьер поклялся, что никогда больше не женится, а Франсиско… Франсиско умер. Но теперь, — она отогнала мрачные мысли прочь, — у меня есть чудесный внук. — Она несколько раз быстрыми поцелуями коснулась его лучащегося весельем личика. — Скажите мне, дорогая, как вам больше нравится его звать: Хуан или Джонни?

В груди у Кэти теснились самые разные чувства: облегчение, признательность и Бог его знает что еще. Никогда, даже в самых радужных мечтах, не могла она представить себе, что будет принята в этом доме с такой радостью. Как выяснилось, все ее тревоги не стоили и выеденного яйца. И теперь она получала все то, чего так долго ждала.

И Кэти мягко, испытывая необъяснимое смирение, ответила:

— Хуан — пока он живет здесь, в Испании.

— Великолепно! — Не приходилось сомневаться в теплоте, струившейся из этих чудесных серых глаз, и следующие два часа прошли точно в каком-то приятном сне, ибо донья Луиса, не стесняясь, смеясь и болтая, провела с ними все оставшееся время: играла с ребенком, помогала купать его и кормить перед сном.

Она не сделала ни единого замечания, а все взгляды, обращенные на Кэти, были только дружелюбными. Как жаль, что Хавьер не может быть таким же ласковым и терпимым, как его мать! — подумала Кэти, удивляясь про себя, куда подевалось это чудовище. Раньше он никогда не пропускал вечерних игр со своим племянником.

— Хуан научится говорить сразу по-английски и по-испански, — прошептала донья Луиса, не сводя счастливых глаз с засыпающего ребенка, которого Кэти укладывала в кроватку. — Он будет свободно говорить на обоих этих языках еще до того, как пойдет в школу.

Кэти с трудом выдавила улыбку. Пройдут месяцы, прежде чем Хуан произнесет свое первое слово. А еще задолго до этого его здесь не будет. Но она не могла огорчать пожилую женщину. Та и так уже потеряла мужа и младшего сына. И если она считает, что внук станет неотъемлемой частью всей ее оставшейся жизни, то пусть расставание с иллюзиями наступит попозже.

Видимо, сочтя молчание Кэти за призыв к тишине, донья Луиса бросила на внука последний любящий взгляд и тихонечно вышла из детской. У Кэти не оставалось иного выбора, как последовать за ней, оставив дверь приоткрытой. Войдя в комнату Кэти, донья Луиса прошептала:

— Я сейчас покину вас, а вы начинайте потихонечку устраиваться. Если вам что-нибудь понадобится — все равно что, — только скажите. Да, вот еще что: мы ужинаем в десять, позднее, чем в finca, но я жду вас в sala к девяти. Мы выпьем по аперитиву и поболтаем.

Донья Луиса оказалась вовсе не великаном-людоедом, как я ожидала, думала Кэти, в смущении глядя, как мать Хавьера уходит. Не понимаю, почему он так настаивал на том, чтобы отсрочить наше знакомство, держа свою мать вдали от внука, которого она, судя по всему, готова была обожать. Из-за этого и я думала самое худшее: что донья Луиса отказывается встречаться с какой-то там проституткой, проложившей себе дорогу в их почтенный дом через постель!

Я бы могла провести все шесть недель, отведенных на поездку в Испанию, здесь, рядом с обаятельной бабушкой Хуана. Мой первоначальный план был верным, теперь я в этом не сомневаюсь. Донья Луиса поймет, что ребенку будет гораздо лучше хоть и вдали отсюда, но с матерью… Ну, пусть с приемной матерью. Может, когда мы узнаем друг друга получше, я даже расскажу ей всю правду и объясню, что люблю малыша как своего собственного и даже мысль о том, чтобы разлучиться с ним, разбивает мне сердце.

Донья Луиса поймет, она вступится за меня…

Ободренная этой надеждой, Кэти взглянула на часы. Оставалось не так уж много до того времени, когда ей предстояло встретиться с доньей Луисой и, вероятно, Хавьером. Она вздрогнула, сама не зная, почему Хавьер оказывает на нее такое гнетущее воздействие. Это началось с самого начала, вспомнила она, и то, что я как дурочка поддалась на его тонко рассчитанные ласки, было ему на руку. А теперь это хладнокровное, циничное предложение о браке… Здесь и думать не о чем!

Но воспоминания о том, какие чувства он пробудил в ней, что она вела себя как настоящая распутница, возвращались к ней в самые неожиданные моменты. И тогда темнело в глазах, начинала кружиться голова. От стыда, естественно.

Живот у нее подвело, и, вспомнив об ужине, она открыла дверцу шкафа. Роза уже давно распаковала ее вещи, и несколько платьев казались жалкими и потерянными в его вместительной глубине. Сняв с плечиков свое маленькое черное платье, наиболее подходящее для данного случая, Кэти отобрала чистое белье и вошла в отделанную мрамором ванную комнату, чтобы принять душ.

Она была готова задолго до назначенного срока, и у нее появилось время как следует осмотреться в окружающей обстановке, что было, конечно же, гораздо легче, чем разобраться в том положении, в котором она оказалась, и уж на все сто процентов приятнее, чем с тревогой ждать новой встречи с Хавьером.

Ей отвели очень красивую комнату: четыре высоких окна выходили в широко раскинувшийся сад, а от парчовой обивки стен, выдержанной в серебристых и зеленоватых тонах, у нее просто перехватило дыхание. Мерцающие краски мягко отражались в полированном кедре резного потолка. Деревянная мебель явно была антикварной, белые розы в серебряных вазах наполняли комнату изысканным ароматом. Она вполне могла бы приятно провести здесь время, если бы не угрозы Хавьера, его ужасные требования.

Слава Богу, как раз в этот момент, точно для того, чтобы вернуть ей спокойствие духа, в дверь постучала Мария и повела ее в sala. Гостиная тоже была великолепна: гобелены на стенах и роспись на потолке. С легким замешательством, почему-то вовсе не чувствуя облегчения, Кэти поняла, что Хавьера за ужином не будет.

— Скажите мне, — донья Луиса улыбнулась, поднимая уже второй бокал ?Fino?, — как вам понравилась finca? Я редко бываю там в последние годы, но к вашему с Хуаном прибытию непременно приехала бы, если бы Хавьер не заявил мне, что вам нужно сначала привыкнуть к новой стране, к новому положению.

А мне он говорил совсем другое! — закипела от злости Кэти. Какой же он коварный! Да еще небось утверждал, что я приехала надолго. Ну что же, его матушке придется разочароваться. Но вот только сделать это надо осторожно. Нельзя, чтобы она продолжала думать, будто внук останется здесь навсегда. Пока Кэти подыскивала самые тактичные слова, донья Луиса сказала такое, что у нее перехватило дыхание:

— Так как Хавьер не сможет присоединиться к нам этим вечером — у него деловой ужин, от которого нельзя было отказаться, — мы с вами можем пооткровенничать, как женщина с женщиной. Мне трудно выразить, как я была рада, услышав от него эту новость. Он всегда говорил, что никогда не женится во второй раз, а у него слово не расходится с делом. Наверное, это предопределено судьбой. И самый лучший выход для нашего дорогого маленького Хуана.

Кэти с трудом верила своим ушам. Паук! Отвратительный, подлый паук, он и тут расставил свои сети! Неудивительно, что ему приспичило ужинать где-то на стороне! Должно быть, он сказал матери, что мы собираемся пожениться. Так вот почему она уже обращается со мной как с одним из членов своей семьи!

Очевидно, приняв краску гнева, залившую лицо Кэти, за смущение, донья Луиса отставила свой бокал и потрепала ее по руке.

— Не надо упрекать себя за то, как все вышло с Франсиско, дорогая. Он умел очаровывать, а я еще не настолько стара, чтобы забыть, как сильна бывает страсть. Со времен моей молодости все изменилось. Теперь не осуждают тех, кто совершил ошибку в любви. Общество стало гораздо терпимее. Нет, конечно, Хуана ни в коем случае нельзя считать ошибкой, — быстро добавила она, и в голосе ее звучала неподдельная искренность. — Он прелесть. Благословенье Божье. И судьба не могла придумать ничего лучше, чем свести вас с Хавьером вместе.

Кэти быстро допила вино. Кто-то должен развеять розовые мечты этой милой женщины. Но только не я! Пусть этим займется Хавьер. Сам. Это будет для него хорошим уроком, чтобы впредь не лгал!

Когда донья Луиса провела ее в столовую, где был накрыт ужин, и начала рассказывать о своей семье, Кэти попыталась изобразить на лице выражение заинтересованности.

— В роду Кампусано никогда не было много сыновей. Но, по счастью, это всегда компенсировалось везением. Сыновья удачно женились и оставляли своим сыновьям преумноженное состояние. Мы вкладываем деньги в самые различные сферы: это пшеница, оливки, иностранные инвестиции, а в последнее время обзавелись отелями во многих странах мира. Видите ли, моя дорогая, — она разгладила салфетку на коленях, — многие семьи, некогда составившие себе состояние на хересе, сейчас весьма небогаты. То, чего не сделали болезни виноградной лозы еще в начале века, довершила война. Сейчас большинством bodegas владеют крупные международные концерны. А традиционные производители хереса остались с высоко поднятой головой, но с пустыми карманами. Совсем не так обстоят дела у семейства Кампусано. Хавьер еще в большей степени, чем его предшественники, опирается на наши традиции диверсификации, но никогда не забывает и о наших виноградниках и bodegas.

Браво! — кисло подумала Кэти. Жаль только, что все эти прекрасные традиции не научили его моральной чистоплотности и скромности. Он лезет напролом. Не постеснялся даже предложить фиктивный брак. Как же, сейчас! Стоять там, где скажут, постепенно блекнуть, как выцветшие обои, отдать ребенка в чужие руки, чтобы его вырастили таким, как сочтет нужным уважаемый дон Хавьер, жить жизнью монашенки и благодарить Бога, что уже прошла эпоха инквизиции!

Лицо у Кэти было напряженным от необходимости улыбаться, в то время как ей хотелось плакать, а голова болела от необходимости усваивать массу интересных сведений. С большим удовольствием она занялась бы изобретением пыток для этого самодура!

Так прошел вечер. Она тепло попрощалась со своей будущей свекровью и легла в постель злая донельзя, а проснулась унылая и мрачная.

Рухнули все ее надежды рассказать донье Луисе правду и завоевать не только ее симпатию, но и поддержку в борьбе с неисполнимыми требованиями Хавьера и его угрозами. Испанская бабушка Хуана оказалась на седьмом небе от перспективы брака при наличии ?благословения Божьего? в лице внука, который станет ей постоянным напоминанием о так рано ушедшем любимом сыне… Ну как тут сохранить самообладание и доброе расположение духа?

— Может, вам пойти погулять перед завтраком? — спросила Роза, разгибаясь и тыльной стороной руки вытирая с лица капли воды. — У вас такой вид, будто вы плохо спали этой ночью.

Хуан сидел в большой ванне и наслаждался каждым мгновением нового приключения, осыпая их целыми каскадами брызг. Кэти вытащила его из воды, завернула извивающееся тельце в мохнатую простыню, а Роза продолжала настаивать:

— Я покормлю его сама, а потом вынесу во двор погулять, пока солнце не слишком жаркое.

В общем-то, неплохая мысль, подумала Кэти.

Ребенок останется в добрых, любящих руках, а мне надо хорошенько подумать, что я скажу Хавьеру в следующий раз, когда мы встретимся. Я хорошенько отругаю его за то, что он обманул свою мать. Это само собой. А дальше? Поблагодарить его за предложение о браке и отказать? Так я рискую, что он начнет собирать компромат на меня и отнимет ребенка законным путем. Значит, надо и дальше тянуть время под предлогом, что я все еще обдумываю его ненавистное предложение.

Она решила пойти во внутренний дворик, сесть там где-нибудь в уголочке и хорошенько подумать, пока выйдет Роза с ребенком. Но неожиданно для себя она очутилась в саду, под окнами своей спальни, и ноги сами понесли ее по мощеной тропинке, обсаженной по краям сладко пахнущей гвоздикой. Впереди виднелась зеленая лужайка, простроченная, как пунктиром, рядом эвкалиптов, чьи белые стволы и серебристые листья призрачно светились в дымке раннего утра. Она никак не могла решить, что же ей делать. После бегства отца мать во всем полагалась на нее, вынуждая самостоятельно принимать решения. И когда, к ее величайшему изумлению, Корди решила рожать ребенка, ей пришлось устраивать всю их жизнь. Она решила, что так как сестре придется на неопределенное время оставить свою карьеру фотомодели, то им обеим надо отказаться от своих относительно дорогих апартаментов и, объединив средства, поселиться вместе в гораздо менее удобной, но более дешевой квартирке в Северном Лондоне.

Корди, конечно, была недовольна, но Кэти настояла на том, что это единственный выход из положения, ибо, несмотря на уверенность сестры, сама она вовсе не была уверена, что испанский папочка будущего ребенка признает его или хотя бы обеспечит ему приличное содержание.

А самым смелым, хотя, как ни странно, и самым легким из всех решений, которые ей приходилось принимать, стало усыновление Джонни. Потеряв надежду на ответ Франсиско, Корди заявила, что ребенок ей теперь не нужен и она готова отдать его кому угодно, потому что получила приглашение на работу в Штаты — рекламировать на телевидении прохладительные напитки. И конечно же, она не упустит такую возможность в обмен на то, чтобы сидеть дома и стирать пеленки. Франсиско Кампусано нимало не заботит, что у него есть сын, почему же это должно заботить ее? Кроме того, она знает кое-кого, кто в свою очередь знает кое-кого в Голливуде, кто может устроить просмотр на студии.

Так что решение, коли уж так вышло, бросить работу и, став свободным художником, добиваться законного усыновления Джонни было действительно легким.

А вот какой тактики придерживаться в отношении Хавьера Кампусано — гораздо более сложная проблема.

Она вздрогнула, обхватив себя руками, и тут позади нее раздался этот волнующий, ни на чей другой не похожий голос человека, который буквально сводил ее с ума.

— Грезите наяву, Кэти? — Он положил руки ей на плечи, и она замерла. В прохладном, туманном утреннем воздухе она явственно ощутила жар его тела, так близко он стоял.

У нее судорогой свело горло — она все еще не решила, как вести себя с ним. Лучше было молчать, демонстрируя чувство собственного достоинства, чем разразиться потоком бессвязных слов. Она попыталась отодвинуться, но его руки крепче сжали ей плечи, и он повернул ее лицом к себе. Серьезные серые глаза под прямыми черными бровями обежали ее встревоженное лицо, и чувственные губы раздвинулись в легкой улыбке.

— Мы проведем этот день вместе, и я хоть немного познакомлю вас со своим городом. Когда-нибудь он станет и вашим. И я хочу сам представить вас ему.

— Нет! — Это слово вылетело из ее рта, как щелчок бича. Одетый в накрахмаленную белую рубашку, заправленную в чертовски ладно сидевшие на нем брюки, он даже у самой здравомыслящей женщины вызвал бы игривые мысли. Но эта конкретная здравомыслящая женщина уже получила урок, который никогда не забудет.

— Я настаиваю.

Голос его звучал как мурлыканье, но в красивых глазах проскакивали искорки стали, и она вдруг поймала себя на том, что сдается, хотя ледяной тон удалось сохранить.

— У меня есть ребенок, за которым надо ухаживать. Но вы, конечно, об этом напрочь забыли.

Кэти увидела, как он улыбнулся. Это была улыбка большой хищной кошки. Она никак не могла понять почему, пока он не сказал:

— Простите меня, если я не оказал вам должного внимания прошлым вечером. Тот деловой ужин я никак не мог пропустить. Но сегодня я твердо намерен восполнить пробел. Я только что был в детской: наказал Розе побыть с Хуаном до нашего возвращения — чему она была только рада — и помог ему освободиться от газов в животике. — Хавьер заговорщически подмигнул, и ее глупое сердце замерло, пропустив несколько ударов. — Похоже, я становлюсь специалистом в этом вопросе. Заодно я научил его говорить ?папа?.

Последнее замечание быстро успокоило Кэти. Лживый пес! Он будет лгать кому угодно и о чем угодно, если это отвечает его корыстным целям.

Ну что же, хорошо, я пойду с ним, но только не надолго. Ровно настолько, чтобы успеть сказать ему, как низко я ставлю лжецов!

Отгоняя от себя абсолютно неуместную сейчас мысль о том, что она сама только и делала, что лгала ему, она глубоко вдохнула, не догадываясь, что это плотно прижало ее крепкие круглые груди к тонкой ткани блузки, и открыла было рот для ответа, но он прервал ее, скользнув взглядом с ее полуоткрытых губ на грудь, и голос его при этом был низким и задумчивым:

— Я настаиваю, дорогая. За тридцать пять лет своей жизни я еще ни разу не встретил женщину, которая смогла бы отказать мне. Ни за что не поверю, что в этом вы отличаетесь от других.