Глава 8

Мое желание увидеть Лауру было так велико, что я было решила в этот день не ходить на этюды, чтобы быть в «Ферме», когда она появится. Мне было стыдно: я вела себя так по-девчоночьи и так… недостойно! Я не могла допустить, чтобы Конор и женщина, которую он любит, занимали так много места в моей жизни. Поэтому я заставила себя собрать рисовальные принадлежности и вышла.

Камилла готовила две комнаты. Эган задержался, перехватив мой взгляд.

— Для Лауры? И ее друзей?

Он кивнул:

— Она всегда занимает одну и ту же комнату.

— Но если она у вас постоянный гость, то почему бы вам не положить хотя бы свежее покрывало? Или, может быть, поставить цветы на стол?

— Керри, дорогая, ничто не отпугнет Лауру. Ни подушки на стуле, ни покрывала.

Он ушел, смеясь, а я позавтракала и отправилась в местечко, которое выбрала накануне, расставила мольберт и начала писать, назначив себе определенный срок и отгоняя всякие посторонние мысли. Через какое-то время вытерла руки, села на траву и съела свой ленч, глядя на голубые пики гор, за которыми лежало Средиземное море.

Я влюблена в Конора.

Подумала, что должна была догадаться об этом еще тогда, в то утро, когда, работая у бассейна, он поднял взор и наши глаза встретились. Но я не могла сразу поверить в это. Все случилось слишком быстро, чтобы быть правдой, и, кроме всего прочего, мне двадцать семь, а не семнадцать. Да еще и Лаура, которая лишает меня надежды… Но даже если бы он и был свободен, здесь царила атмосфера «Фермы» — атмосфера скрытности, секретности, намеков, — и мне часто хотелось повернуться спиной к отелю и его владельцам.

Конор был совсем не тот мужчина, в которого я хотела бы влюбиться. Я представляла себе такого мужчину, который ворвется в мою жизнь как вихрь, потрясет меня и целиком захватит силой своей воли. Кто же еще может изменить направление моей жизни? Большой, неопрятный, скрытный, упрямый, злой — дюжина определений приходила в голову, но ни одно из них не делало Конора неприятным для меня. Но мне и не хотелось думать о нем так. Я представила его себе в роли любовника: горячего, заботливого и такого же неутомимого в любви, как в работе.

Лаура знает его с этой стороны. Лаура.

Я заставляла себя накладывать краски на холст, пока не наступил вечер и солнце не изменило цвета; только тогда я собрала свои вещи и стала спускаться с горы.

Я еще сверху увидела автомобиль, едущий по дороге; его длинный корпус цвета слоновой кости разительно отличался от маленьких, нагруженных багажом машин, которые обычно подъезжают к воротам «Фермы». Я прошла прямо через лес и оказалась на площадке перед отелем почти сразу же после того, как эта машина подъехала и остановилась.

Я увидела Марию за столом на террасе и села на незанятый стул возле нее. Эган устремился к площадке для стоянки машин за вещами гостей. Он открыл им дверцу машины. И вот они уже шли по направлению к террасе: впереди Лаура, потом мужчина с женщиной, замыкал шествие Эган с чемоданами в руках.

В дверях салона появился Конор в джинсах и пиджаке, что неожиданно для меня придало ему изысканный вид. Мое сердце дрогнуло от ревности, потому что он так оделся для нее.

— Конор, дорогой, — сказала Лаура, подставляя ему щеку для поцелуя.

Это было сделано вроде бы дружески и бесхитростно, но в то же время не так. Он поцеловал ее и покраснел.

Мария прошептала мне:

— Если кто-то должен быть осмотрительным, то ему не следует просить целовать себя.

Эган вел гостей по направлению к нам.

— Мария, ты, Конечно, знакома с Лаурой.

Лаура была высокой и привлекательной; светлые волосы, спадавшие ей на плечи, развевались на ветру. А глаза были прозрачны, как вода, и лишены всякого выражения.

— А, это та маленькая американочка, которая была здесь в прошлом году, — сказала она. — Да, конечно, мы знакомы.

— А это Керри Белдинг, — представил меня Эган. — Мадам Патрелкис. Или Лаура — так ей больше нравится, чтобы ее называли.

— Здравствуйте!

Я, наверное, ошиблась насчет ее глаз. Они скользнули по мне без всякого интереса, но и не без некоторого выражения.

— А это мсье и мадам Абдикян. Мария Уолдрон. Керри Белдинг.

Когда мадам Абдикян, коротенькая и бесформенная, со свисающими седеющими черными волосами, протянула мне руку, я увидела на ее пальцах кольца с крупными бриллиантами. Ее муж, мужчина среднего роста с плечами, выпирающими из-под синего шелка пиджака, наклонился и поцеловал руку сначала Марии, а потом мне, улыбнулся и сказал:

— Почему же вы, Лаура, не сказали нам, что здесь будут такие очаровательные гостьи?

У меня богатое воображение, но оно мне не понадобилось, чтобы почувствовать холодность Лауры.

— Я непременно должна поплавать в вашем новом бассейне перед обедом. Покажи мне, что ты сделал за прошедшую неделю, Конор. — Лаура взяла его под руку, и они удалились.

— Как красиво кругом, — сказала мадам Абдикян, едва дыша. — Это напоминает мне нашу маленькую гостиницу у Коринфа, не так ли, Арман? Такой чистый воздух! Неудивительно, что Лаура стремилась сюда.

— По крайней мере, мы теперь знаем, за что мучались на этой проклятой дороге, — ответил Арман. Лоснящаяся кожа его лица совсем не загорела, он был до синевы выбрит. Золото сверкало в его запонках, на портсигаре, который он протянул мне и Марии, на зажигалке, которую он достал, чтобы прикурить. Он постоянно улыбался, и в его взгляде сквозило восхищение, и все же холодок пробегал у меня между лопаток, словно я повернулась спиной к горе в тот момент, когда солнце перестало освещать ее, и ощутила первое дуновение прохладного ветерка с покрытого тенью склона.

— Могу я принести вам что-нибудь выпить? — спросил Эган у мадам Абдикян.

Она взглянула на мужа, словно испрашивая у него разрешения.

— Пожалуй, мы бы выпили скотч у себя в комнате, — ответил он.

Едва они удалились, Мария рассмеялась, но, посмотрев на меня, сразу стала серьезной:

— Все в порядке, Керри? Вы, побледнели.

— Что-то знобит, — ответила я. — Похоже, перегрелась на солнце. Пожалуй, схожу наверх и переоденусь.

— Вам не понравилась Лаура? — спросила Мария, когда я собралась уходить.

— Я не знаю ее, — ответила я.

— Она ненавидит меня, — заявила Мария. — Думаю, потому, что я молода. Женщины в возрасте побаиваются молодых девушек.

Я нашла уместным рассмеяться.

Я шла по холодному каменному коридору, и мне вдруг показалось, что враждебная атмосфера «Фермы» еще больше сгустилась.


Мы с Марией уже заканчивали обедать, когда появилась Лаура. Она ступала как богиня, статная, с маленькими грудями. Светлые волосы зачесаны вверх, светло-серый шифон развевался вокруг нее. Ее платье настолько не соответствовало столовой «Фермы», что не только я, но и пожилая французская пара, обедавшая за соседним столом, уставилась на нее. Они не могли знать, что Лаура оделась так вовсе не для обеда в этом провинциальном отеле, а для Конора.

Эган сам прислуживал гостям, приготовил рыбу на сервировочном столе, поджарил ее над открытым огнем, эффектным жестом подал и поставил рядом соус. Лаура засмеялась и наклонила голову в знак благодарности за этот мастерски выполненный ритуал.

Мы смотрели на все это уже достаточно долго. И наконец мне удалось заставить Марию встать и отправиться на террасу, где Камилла уже готовила для нас кофе. Мария то и дело поглядывала на часы, но Лаура и Абдикяны все еще обедали и задерживали Эгана, который обслуживал их. Вот они появились на террасе, и Эган сдвинул столы, так чтобы мы могли сидеть все вместе.

— Конор сказал мне, что вы художница, — обратилась ко мне Лаура.

Я согласно кивнула.

— В самом деле?! — воскликнул мсье Абдикян и придвинул свой стул так близко к моему, что запах его одеколона отравил чудный вечерний воздух вокруг.

А Лаура сказала:

— Надо быть настоящим художником, чтобы поставить буфет именно так, как вы это сделали. Конор совершенно не понимает, как важны такие украшения. И эти цветы — как раз то, чего здесь не хватало. Я должна поблагодарить вас и от себя, и за него.

Я понимала, что не должна сердиться на нее за то, что она говорит от его имени. Почему бы ей не позволить себе это? И я промямлила, что рада, если ей понравилось.

— Я видела, что прихожая слишком мрачна, — сказала Лаура. — Думаю, что вам, как художнику, она показалась еще более неприглядной.

— Я привыкла, — ответила я. — Тем более что я большую часть дня провожу на природе.

— О да, Конор говорил мне, что вы каждый день пишете картины в горах, — сказала она.

— Могли бы мы посмотреть ваши картины? — вежливо спросил Абдикян.

— Ну конечно, Керри! — тут же вмешался Эган. — Вы должны показать их Арману. Он у нас покровитель художников, разве нет, Арман?

Арман сделал протестующий жест.

— Лаура говорила нам, что это так, — настаивал Эган. — Не так уж часто бывают у нас гости, которые могут не только оценить искусство, но и поддержать его.

В замешательстве я пробормотала:

— Я только что закончила пару этюдов, и не уверена…

— Не скромничайте, Керри. Я видел их, и они прекрасны, — сказал Эган.

— Но…

— Ну что вы стесняетесь… — Это вмешалась в разговор Лаура, добавив скучным и безразличным тоном: — Это на самом деле так важно, Эган?

И этот ее тон определенно означал, что мои картины не могут быть интересны никому. Это просто взбесило меня. Так пусть Арман их увидит, и ему будет так же неудобно, как мне, когда он станет судорожно искать причину, по которой не сможет их у меня купить. Я оставила свои полотна на бюро в моей комнате и поднялась, чтобы сходить за ними. Но Эган остановил меня.

— Я принесу их, Керри.

Двери наших спален никогда не запирались. Он пошел и вернулся с картиной в каждой руке. Но на террасе уже стало темно, и они с мсье Абдикяном вышли в салон вместе с картинами.

Я притворилась равнодушной, однако на самом деле это было далеко не так. Может, когда я стану более профессиональной художницей, у меня появится больше внутренней уверенности и меньше восприимчивости к мнению других. Но в моих работах было столько личного, что я чувствовала себя обнаженной и выставленной на всеобщее обозрение. Тем более было неудобно, что я как бы предлагала себя Арману Абдикяну.

— Я тоже хочу взглянуть на них, — произнесла Лаура, вставая с места в облаке шифона и запаха нарциссов.

Теперь они втроем склонились над моими полотнами.

Когда они, все трое, снова вернулись на террасу, Эган расплылся в улыбке:

— Неплохой старт для начинающего агента, Керри. Мы договорились о продаже.

— Вы написали чудные вещи, — сказал мне Арман, отвешивая полупоклон. — Они обе очаровательны, но я надеюсь, что Мария поможет нам выбрать лучшую.

Мария? Я в замешательстве посмотрела на нее; девушка, казалось, тоже была в смущении, хотя всячески старалась скрыть это.

Эган пришел ей на помощь и мягко напомнил:

— Ты же говорила, что хотела послать картину с «Фермы» своей опекунше, разве не так, Мария?

— О да, — ответила она. — Тетушке Милли.

— Мария хочет, чтобы тетушка увидела, где она проводит лето, — объяснил Эган. — Цена три сотни. Пойдет, Керри?

— Хорошо, — пробормотала я. Мне совсем не хотелось брать деньги за картины у Марии, тем более что она пошлет их мисс Уолдрон, хотя, как мне кажется, до этого момента такая мысль никогда не приходила ей в голову. Но для Марии было вполне достаточно того, что эту идею высказал Эган, и она приняла ее с открытой душой и без всяких вопросов.

А Лаура изрекла:

— Вы талантливы, милочка. Когда Конор сказал мне, что вы художница, я подумала: вот еще один любитель-энтузиаст. Даже в художественных галереях теперь трудно увидеть работы настоящих профессионалов.

Меня передернуло от этих заявлений. Она была совершенно равнодушна к тому, что происходило не с ней, и поэтому ее слова прозвучали пусто и фальшиво. Красивые женщины всегда поглощены своей красотой, они воспринимают всеобщее восхищение как должное и никогда об этом не забывают. Но в случае с Лаурой чувствовалась какая-то напряженность. Может быть, это и было то, на что намекала Мария: ей было сорок, и она вступала в опасную стадию, полную тревог. Особенно если она хочет остаться красивой в глазах своего любовника. Она поправила волосы, посмотрела изучающе на ногу, расправила складки платья и взглянула на нас не затем, чтобы увидеть кого-то, а только для того, чтобы отметить, что именно мы увидели в ней.

— Три сотни, — сказал Арман. — Франков или долларов?

— О, Арман, долларов, конечно, — отозвалась мадам Абдикян.

— Бренди, Эган! — закричал Арман. — Удачные сделки всегда отмечают бренди.

— Надо ли, Арман? — вмешалась мадам Абдикян. — Ты уже достаточно выпил.

Он даже не удостоил ее ответом и повернул стул так, что оказался к ней спиной.

Эган вернулся с бутылкой и бокалами для всех нас. Только мадам Абдикян отказалась. И словно назло ей, Арман наполнял свой стакан дважды. Появился Конор, и Лаура подвинула свой стул, чтобы освободить для него место рядом с собой. Взошла луна и залила все вокруг холодным голубоватым светом.

Мадам Абдикян пробормотала что-то насчет того, что пора спать.

— Вот и иди в кровать, — грубо сказал ей Арман.

Снова наступила тишина. Мадам Абдикян открыла было рот, потом снова его закрыла и поднялась.

— Извините меня, но я устала, — сказала она. — Спокойной ночи.

— Ты не устала, Анна, ты просто состарилась, — крикнул ей вслед Арман.

— Вы просто невыносимы! — В голосе Лауры звучало отвращение.

— Но зачем идти в постель с Анной, — ответил он, — когда здесь все так молоды и красивы?

— Одну юную красавицу я забираю на прогулку, — сказал Эган, протянул руку Марии, и они вскочили.

Арман положил руку мне на плечо:

— Эган сказал, что вы собираетесь провести здесь все лето. Чтобы наблюдать за нашей маленькой наследницей, да?

— Арман, вы становитесь отвратительны, это слишком даже для вас, — обронила Лаура, не повышая голоса.

— Но, Лаура, дорогая, скажите, зачем молодой женщине прозябать в этих развалинах? — ответил Арман. — Я с уважением отношусь к вашим усилиям, Конор, вы же понимаете. Причины, по которым здесь Мария, очевидны. Эган неотразим для женщин. Но чтобы такая соблазнительная женщина, как Керри, заточила себя здесь на все лето, без мужского общества…

Он пожал плечами. Его голос сорвался. Когда он снова потянулся за бутылкой бренди, его рука дрожала.

— Не пойти ли вам спать? — спросила его Лаура.

— Мы только что начали знакомиться, — сказал Арман, наклоняясь вперед с явной целью положить свою влажную ладонь мне на колено.

Я отодвинулась, но Конор тут же встал.

— Позвольте мне проводить вас в комнату, Арман, — сказал он, хватая его за локоть.

— Но я совсем не хочу спать, — заплетающимся языком бормотал Арман.

Конор провел его, нетвердо стоящего на ногах, к французской двери, и они скрылись за ней.

Лаура внимательно изучала меня.

— Вы не должны обижаться на Армана, — сказала она. — Хотя он был несносен. Я ненавижу его, когда он пьет.

Мой молчаливый вопрос был: «Так почему же вы выбрали его себе в спутники?»

Она ответила так, словно услышала этот вопрос:

— Он — кузен моего мужа и один из руководителей фирмы Сарифа. Когда он вызвался сопровождать меня, я не смогла отказать ему, тем более в присутствии мужа.

— А почему он захотел приехать сюда? — спросила я.

Прежде чем ответить, она потрогала себя за горло, потом посмотрела на унизанные драгоценными камнями пальцы.

— Может быть, его занимает мой… мой уход, как это называет муж. Уже год прошел с тех пор, когда я впервые приехала сюда. Муж всегда отпускает шуточки по поводу моего ухода. Я могу приезжать, конечно, только когда Сариф возвращается в Стамбул. Когда он в Канне, у нас постоянно гости. У меня громадное желание побыть одной.

Она предпочла плести мне эти небылицы, хотя должна была бы догадаться, что Мария передала мне слова Эгана. Или она предполагала, что Эган ничего не говорил Марии? И почему Эган обижался, когда Мария упоминала при мне о Лауре?

— А как вы разыскали эту «Ферму»?

— Через Эгана. Он пару лет назад работал в Сен-Моритце и отлично обслуживал гостей. Это он попросил меня сказать моим друзьям, что у его брата есть отель. А когда я приехала сюда посмотреть его, то… нашла, что он мне вполне подходит.

Возвратился Конор. Он остановился около моего стула и сказал:

— Я сожалею по поводу Армана.

— Ничего, все в порядке.

— Я тоже пойду лягу, — как-то неловко проговорил он. — Завтра рано вставать, и…

— Не надо ничего объяснять, дорогой, — ответила Лаура. — Мы все понимаем.

Мы подождали, когда он уйдет, и я сказала:

— Я тоже пойду наверх.

Я вовсе не хотела, чтобы она беспокоилась о том, что я пойду вслед за ним. А беспокоило ли ее это?

— Я пойду с вами. Здесь так темно по ночам.

Она даже слегка вздрогнула, и мы пошли вместе.

Наверху лестницы мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Она окликнула меня:

— На вашем месте я заперла бы дверь. Арман может проснуться.

Я поблагодарила ее и заперла за собой дверь. Я не ложилась, ожидая, когда Лаура освободит ванную комнату, чтобы пойти туда самой. Я услышала, как открылась дверь и как она шла к своей комнате. Но, приоткрыв свою дверь, я увидела, как она в белом пеньюаре повернула к лестнице в башенку, где была комната Конора.

Я не хотела, чтобы она знала, что я видела, куда она направляется, поэтому подождала, когда шаги Лауры стихли на винтовой лестнице, и прошла через холл в ванную. Пол был залит — видно, кто-то принимал ванну; в. самой ванне к стенке прилип длинный черный волос. Мадам Абдикян. Меня передернуло, и я бросила на пол полотенце, чтобы не промочить ноги.

Выходя из ванной, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Никого не было видно, и я быстро проскочила в свою комнату. Но не успела запереться, как услышала звук открывающейся двери. Это был Арман. Я тут же вспомнила слова Лауры. Неужели он направляется ко мне? Какое-то время я стояла, словно пригвожденная к месту. Но нет, Арман осторожно и бесшумно продвигался к лестнице в башенку. Я подождала немного, но он так и не спустился.

Загрузка...