Райли выиграл дело, но это не улучшило его настроения. Смутные воспоминания о вчерашнем бередили душу. Что это было? Александра Пейдж ответила на его поцелуй. От Александры Пейдж пахнет духами, которые были ему знакомы, но он не мог вспомнить, почему. Александра Пейдж машет у него перед носом запиской. И, наконец, Александре Пейдж совершенно неинтересна его музыка.
Что-то с ним явно происходит. Должно быть, стал сдавать, если его волнует, что он не произвел впечатления на какую-то веснушчатую девчонку в очках и лыжных ботинках.
Она уже, наверно, сдала ребенка в полицию, потому что это единственно разумное решение проблемы. Однако Райли почувствовал странный укор совести. Что, если в записке действительно было его имя? Он открыл портфель и вытащил визитку Александры.
«Книги. Подержанные и антиквариат. Памятные вещи. Пассаж „Елизавета“».
Если к концу дня ему все еще будет интересно знать, что случилось и у него будет время, он, возможно, и зайдет в этот книжный магазин. Может, даже пригласит ее поужинать. А может, и нет. Она из тех, кто вечно попадает в истории, а в настоящее время с него хватит женщин, которые осложняют ему жизнь. Взять хотя бы Каролину и его «временную секретаршу».
Он поднялся в лифте на свой этаж. Около кабинета стояли секретарша, охранник и посетительница, которая явно выглядела здесь лишней. На одной руке у нее была большая стеганая матерчатая сумка, а на другой — ребенок.
Александра Пейдж? Рыжие волосы стянуты в хвост, но отдельные кудряшки выбились, обрамляя лоб и щеки. На ней снова была какая-то мешковатая одежда, а ребенок был завернут в клетчатое полотенце, поверх которого намотан длинный кусок какой-то прозрачной материи, конец ее волочился по китайскому ковру приемной.
В руке она держала прозрачный пластиковый конверт, а в нем угадывались очертания клочка бумаги.
Райли почувствовал себя обманутым. Инициатива была выбита у него из рук.
Корпорация адвокатов напоминала закрытый клуб, куда не допускали чужаков. Адвокаты, имевшие здесь свои приемные, демонстрировали вкус, украшая комнаты дорогими картинами и скульптурами. В этом нереальном мире все было настоящим и редким — настоящая кожа, настоящий мрамор, настоящий шелк, редкая тишина, оригинальное искусство. В таком месте хотелось увидеть хотя бы одно знакомое лицо.
Во всяком случае именно так думала Александра, пока не увидела знакомое лицо.
В поле ее зрения появился Райли Темплтон в парике и черной судейской мантии, словно суровый мститель из прошлого века. Черные брови казались еще чернее в обрамлении серебристого парика и традиционного белого галстука под самым подбородком.
Он остановился и снял парик, а его секретарша стала перечислять прегрешения Александры. У нее не было Предварительной Договоренности! Она Отказалась Покинуть Приемную, когда ребенок начал плакать и Мешать Всем! Она Попыталась Пройти в Кабинет!
Охранник, который по хмурому выражению лица босса понял, что был слишком терпелив, стал теснить Александру к выходу.
Сообразив, что у нее не остается времени, Александра повернула ребенка лицом к Райли и спросила:
— Она вам никого не напоминает?
Райли вздрогнул и вытаращил глаза. «Неужели только я, — подумала Александра, — вижу, что его растрепавшиеся волосы похожи на пушок на голове ребенка? Что у них одинаковый цвет глаз?»
— Райли? — грозно спросила секретарша. — Что все это значит? Кто эта женщина? Она говорит, что познакомилась с тобой вчера вечером. Но я же знаю, что вчера вечером ты был у Роба Казинса, чтобы обсудить дело Яновского.
— Все хорошо, мама. Я знаком с мисс Пейдж. Я сейчас все улажу.
Мама? Это все объясняет, хотя он не похож на человека, который разрешил бы своей матери собой командовать.
— Это еще одно бесплатное дело, о котором ты мне не сказал, Райли? — со вздохом спросила его мать.
— Нет, это…
— Личное, — вмешалась Александра. Ее рассердило то, как миссис Темплтон сказала «бесплатное», как будто человек, у которого не было денег, чтобы заплатить за услуги ее сына, заслуживает лишь благотворительности, а не уважения.
— Личное? — Ухоженная рука миссис Темплтон схватилась за золотую цепочку на шее. Понизив голос так, чтобы Александра не слышала, она сказала: — Сейчас у тебя нет времени на эту… Молодую Особу. Ты должен быть в суде через несколько минут. Но если у тебя все же есть время на Личные Дела, тебе следует ответить на звонок Дэвины. Я сказала ей, что ты позвонишь по поводу билетов на презентацию фонда…
— Зачет ты это сделала? — поморщился Райли.
— Я забочусь о твоем благополучии!
— Мама, я же просил тебя не вмешиваться в мою…
Александра явственно видела, как серые глаза миссис Темплтон подернулись влагой, а Райли заметил, что люди из соседних офисов стали прислушиваться к их разговору. Он схватил Александру, втолкнул ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Было такое впечатление, что он не столько хотел убрать ее с дороги, сколько укрыться сам.
Две стены кабинета были до потолка заставлены полками с книгами. Прекрасный старинный письменный стол и два глубоких кожаных кресла дополняли обстановку. На свободной стене висел большой портрет мужчины в парике и мантии со смеющимися синими, как у Райли, глазами.
— Мой отец, — сказал Райли.
Александра улыбнулась: подпись художника на картине в этой обстановке смотрелась даже лучше, чем знакомое лицо.
— Вы на него похожи. — Она принюхалась и огляделась: пепельниц не было видно. — Вы здесь не курите?
— Я вообще почти не курю. Разве что в клубе. Иногда. А почему вы спрашиваете?
— У меня аллергия.
— Вот, значит, откуда слезы.
Он бросил парик на кресло, а бумаги — на стол.
— Красивый стол.
— Отцовский. Стало быть, вы решили проникнуть в мой кабинет. Зачем?
— Я просто предложила подождать вас здесь, потому что ребенок начал плакать. Ваша секретарша… э… ваша мать повела себя так, будто я предложила устроить пикник в Вестминстерском аббатстве.
— Она не секретарша. Моя секретарша попала в аварию, и мама пока ее замещает. Вы, наверно, проболтались, что познакомились со мной в клубе?
— Нет, и не думала. — Она заметила, что он вздохнул с облегчением. — Вы держите это в секрете от всех или только от матери и Каролины? — Он не ответил, только сорвал с себя галстук и тоже бросил на кресло. — Впрочем, какое мне дело до того, что по вечерам вы из сурового служителя закона превращаетесь в не слишком воспитанного пианиста, а ваши женщины думают, что вы работаете.
Ответом ей был мрачный взгляд. Он снял мантию и повесил ее на старинную вешалку в углу, потом расстегнул две верхние пуговицы глухого шелкового жилета. Интересно, подумала Александра, что он еще собирается снять?
— Итак, — кисло улыбнувшись, сказал он, — это и есть брошенный ребенок.
Александра прижала к себе малышку и рукой прикрыла ей ушко.
— Тише! Не говорите так! Ребенок не должен слышать этого слова…
— Как вы меня нашли? И какого черта вы разыгрываете мелодраму в моей приемной, да еще в присутствии моей матери? Суете мне ребенка, как будто он мой, а я какой-нибудь похотливый лорд, который соблазнил горничную, а теперь не желает взять на себя ответственность за содеянное.
Александра не знала, что рассердило ее больше: то, что он с легкостью назвал себя лордом, а ей определил роль горничной, или его указующий перст, которым он размахивал у нее перед носом.
— Между прочим, этот ребенок — девочка. И она вполне может быть вашей — уж очень она на вас похожа. Все это заметили.
Девочка перестала плакать и смотрела на Райли с дерзостью невинного младенца.
— Я уже сказал вам, — четко, отделяя одно слово от другого (так, видимо, он говорит в зале суда, подумала Александра), заявил Райли, — я не являюсь отцом ни этого ребенка, ни какого-либо другого.
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Вы хотите знать, какими противозачаточными средствами я пользуюсь? — Александра покраснела, а он насмешливо усмехнулся. — Я сторонник безопасного секса. — В голове Александры промелькнуло непрошеное видение: смятые простыни и музыкальные пальцы, которые все время только и делают, что расстегивают и застегивают пуговицы. — К тому же, я очень разборчив. Женщины, которые мне нравятся, никогда бы не подкинули ребенка.
Странно, но ребенок на руках Александры стал страшно тяжелым. Она переложила его на другую руку и протянула Райли конверт.
— В конверте эта чертова записка? — процедил он сквозь свои великолепные зубы, чувствуя, что у него поднимается давление.
— Мне хотелось бы, чтобы вы помогли мне, Райли. Боюсь, одной мне не справиться.
— Что вы предлагаете? Чтобы я посидел с ребенком? Или менял пеленки?
— Почему бы и нет? — разозлилась Александра.
— Я адвокат, мисс Пейдж. У меня сейчас начинается судебное заседание, после которого мне надо подготовиться к слушанию следующего дела. Даже если бы я хотел помочь — а я не хочу, — то не смог бы.
— У меня тоже есть неотложные дела, мистер Темплтон, — ледяным тоном заявила Александра, — и не менее важные. Если я могу пожертвовать парой дней, чтобы уладить это дело, не вижу причин, почему бы вам не сделать то же самое.
— Я вам скажу почему. Потому что это вы решили не заявлять о ребенке властям. — Снова этот указующий перст, но на этот раз он грозил ребенку, который опять начал плакать. Райли на минуту опешил, но потом заключил: — Ко мне это не имеет никакого отношения.
Александра подняла руку с конвертом, но Райли, тихо чертыхнувшись, схватил ее за запястье и прорычал:
— Если вы еще раз скажете, что в записке стоит мое имя…
— И что тогда?
Он наклонился к ней и неожиданно улыбнулся. Ошарашенная такой переменой, она отшатнулась.
— Уж не собираетесь ли вы снова меня поцеловать?
— Значит, вам это было неприятно? — в его глазах блеснул озорной огонек.
— Я никогда не целуюсь с курящими, — сказала она, наморщив нос. — Мне не нравится вкус табака.
— Я уже говорил, что курю только в клубе, — ответил он, словно принимая всерьез ее заявление. — А вообще я некурящий.
Он снова наклонился к ней и открыто принюхался.
— Что это у вас за духи?
— Я не пользуюсь духами, у меня на них аллергия.
— У вас, что, на все аллергия?
Он все еще держал ее за запястье. Она попыталась освободиться, чтобы он не заметил, как часто бьется ее пульс.
— На табачный дым, духи, пыль, морепродукты и на средства для перманента… — стала она перечислять. И, добавила про себя, на мужчин, которые заставляют ее пульс так биться.
— Зачем же в таком случае вы сделали перманент?
— У меня волосы вьются от природы, — со вздохом сказала она.
— Тогда откуда вам известно, что у вас аллергия на эти средства?
— Я решила выпрямить волосы, а потом несколько месяцев не могла избавиться от сыпи.
— Что-то я не понимаю…
— С помощью этих средств можно и завивать волосы, и выпрямлять, — пояснила она.
— Я не это имел в виду. Зачем их выпрямлять?
Александра ошарашенно открыла рот, а он лишь покачал головой, а потом вынул из кармана несколько крупных денежных купюр и сунул их в руку Александры.
— Это мой вклад. Наймите няню, если не хотите поступать по закону. Откровенно говоря, я думаю, это больше того, что сделали бы большинство разумных мужчин.
— Ну что ж. Вы даете только то, что можете дать, — сухо сказала она. — Вы можете себе позволить откупиться, поэтому я возьму деньги. Я не так богата. Но я представлю вам отчет о том, что потрачено на ребенка, и верну остаток.
— Мне не нужен финансовый отчет, мисс Пейдж, — возразил Райли. Посмотрев на часы, он взял со стола пачку бумаг и засунул их в портфель.
Александра положила деньги в сумку.
Миссис Темплтон ждала ее. Или, вернее сказать, подстерегала.
— Мисс Пейдж, простите мою подозрительность, но в нынешнее время надо быть осторожной… э… мм… Где вы познакомились с моим сыном?
Словно по волшебству в приемной появился Райли — в парике, галстуке, мантии, с зонтиком и портфелем в руках. Он строго посмотрел на Александру, как бы предупреждая не говорить о клубе.
— В моем книжном магазине, — ответила она, сама не понимая, почему должна его выгораживать. — Да, Райли наш постоянный посетитель… Он покупает у нас комиксы…
— Комиксы? — Казалось, миссис Темплтон впервые в жизни произносит это слово. — Но Райли не любил комиксов. В нашем доме их никогда не было.
— Это все и объясняет. Многим моим клиентам в детстве не разрешали читать комиксы, и теперь они…
— Да, да, все всё поняли, — поспешил вмешаться Райли.
Он отдал несколько распоряжений миссис Темплтон, а та, вцепившись сыну в рукав, стала что-то настойчиво нашептывать ему. Он выслушал мать, потом схватил за руку Александру и повел к лифту.
— Я просто сойду с ума за эти три недели, — пробурчал он. — А тут еще вы со своими комиксами!
В лифте он поправил парик, застегнул жилет и проверил, хорошо ли завязан галстук. Господи, этот человек все время находится в процессе либо одевания, либо раздевания!
— Все же я должен вас поблагодарить. — Он встретился с ее удивленным взглядом и пояснил: — За то, что не рассказали о клубе.
— Ради вас я не стала бы лгать, — пожала она плечами, — но откровенно говоря, мне доставило удовольствие лишить миссис Темплтон информации.
Выражение лица Райли резко изменилось.
— Моя мать — замечательная женщина. По-своему. Она прекрасно ведет делопроизводство и разбирается в законах почти как я. Она могла бы вести светскую жизнь, тратя время на коктейли и заседания благотворительных комитетов, но она предпочла быть секретарем у моего отца. А он был счастлив, что она следила за его распорядком. Но с тех пор, как он умер, она чувствует себя потерянной. Мама очень по нему тоскует и не знает, на что обратить свою энергию.
И обратила ее на сына, подытожила Александра.
— А как давно вы потеряли отца?
— Семь месяцев назад.
Взгляд Александры остановился на кожаном портфеле. Наверно, принадлежал его отцу, подумала она, как и старинный письменный стол.
— Простите меня. Мне не следовало критиковать вашу мать.
Принимая ее извинение, он с царственным видом кивнул головой.
— Вам не мешает, что вы привлекаете внимание прохожих, когда идете по улице в этом костюме, словно вы в Англии восемнадцатого века?
— А ваше внимание я привлекаю?
— Вы могли бы привлечь все мое внимание, если бы помогли мне и матери ребенка.
— На самом деле это был семнадцатый век. Все началось с того, что Кромвель заставил короля Карла предстать перед судом. В знак протеста юристы покрыли головы. Сейчас одни судьи не настаивают на том, чтобы адвокаты надевали парики и мантии, а другие, наоборот, не допускают адвокатов на слушание без них. Поэтому сегодня я и напялил этот маскарадный костюм.
Из паба на другой стороне улицы высыпались какие-то люди, и Александра увидела, как один из них показал пальцем на Райли, а другие начали размахивать кулаками и что-то выкрикивать. Она расслышала лишь слово «ублюдок» и еще несколько ругательств.
— Почему они вам угрожают? — спросила она, заметив, как у Райли заходили желваки.
— Возможно, на них произвел впечатление мой вид, — саркастически ответил он. — Все они были сегодня утром в суде. Это семья осужденного, девятнадцатилетнего парня. Я представлял потерпевшую сторону, и мы выиграли дело. Парня признали виновным в разбойном нападении на восьмидесятилетнюю женщину.
— И они вас за это возненавидели!
— Обычная история. Кто-то всегда проигрывает, а его родные недовольны. Такова уж моя профессия. И как вы изволили заметить, хорошо оплачиваемая.
Однако, судя по недовольному замечанию его матери, он ведет и бесплатные дела.
Она покосилась на Райли и, оступившись, чуть не упала.
— Ну, что там опять? — в отчаянии спросил Райли.
— Думаете ребенок легкий? К тому же пеленки ее совсем сбились.
Райли на мгновение закрыл глаза, а потом потащил ее мимо здания суда в более укромное место. Там он бросил на землю портфель и зонт и потребовал:
— Дайте его сюда.
— Это она, а не он, — сказала Александра и протянула ему ребенка.
Он держал девочку на вытянутых руках, пока Александра заматывала и закалывала булавкой муслин поверх клетчатого полотенца, которое было уже слегка влажным.
— Если вы будете ее так держать, она начнет плакать, — заметила Александра.
Но малышка неожиданно загукала, задрыгала висящими над тротуаром ножками и беспорядочно захлопала ручонками по его рукам, явно чувствуя себя в полной безопасности. Посмотрев на Райли, она срыгнула прямо ему на большой палец. Он вздохнул.
— Закончили? — осведомился он. — И зачем было заворачивать ее в эту ужасную тряпку?
— Послушайте! — Александра забрала у него девочку. — Я одинокая женщина. Занимаюсь продажей книг. Вы что, думаете, у меня дома полно детских вещей на случай, если кто-нибудь подбросит мне ребенка? Ничего другого у меня нет. Эту тряпку мне дала мама подвязывать виноград.
— А разве у вашей матери не спрятаны где-нибудь ваши детские вещи? Хотя бы ради сентиментальных воспоминаний.
— Вот уж кто не сентиментален, так это моя мама, — рассмеялась Александра. — Она вообще равнодушна к детям. Она предпочитает писать картины.
Райли фыркнул и посмотрел на часы.
— До свидания.
— Черт, — Александра посмотрела на его зонтик, — кажется, начинается дождь.
Он открыл зонт и с обреченным видом протянул его Александре. По выражению его лица она поняла, что это последнее, что он собирается для нее сделать.
Мимо проходили двое полицейских. Они кивнули Райли и замедлили шаги.
— Отдайте им ребенка, — посоветовал он. А потом, глянув мельком на ее одежду, добавил: — Деньги можете оставить себе.
Он повернулся и пошел вслед за полицейскими, догоняя их.
Александра разозлилась не на шутку.
— Помаши ручкой папочке, — сказала она звонким голосом.
Один из полицейских обернулся, но она нажала на столбе красную кнопку для пешеходов и быстро перешла на другую сторону улицы.
Дождь усилился. Стоя под зонтиком, она увидела, как Райли, спасаясь от дождя, скрылся в здание суда.