Еще несколько встреч с прежними знакомыми окончательно убедили Нику: рассчитывать на помощь со стороны нечего, она может полагаться только на себя. Весть о том, что она потеряла и близких, и деньги, а значит, выпала из их круга, уже успела облететь всех. Ее вежливо принимали, однако явно чувствовали себя в ее присутствии крайне дискомфортно. В помощи не отказывали, но и ничего не делали, чтобы ей помочь. Она стала для них чужой, как бы пренеприятным напоминанием, что подобное может произойти с каждым из них. В любой момент. Кому же такое понравится. Людям хочется жить и радоваться.
Вообще-то многие люди даже любят помогать неудачникам. Во-первых, у них повышается самооценка: вот мы какие добрые и благородные; во-вторых, на фоне чужих невзгод человек начинает острее чувствовать собственное благополучие. Однако количество Никиных несчастий, видимо, зашкаливало за критическую черту, она вызывала у окружающих не положительные эмоции, а тревогу. И в их словах: «Звони, заходи, всегда тебе рады!» — Ника явственно слышала: «Умоляем, не приходи и не звони никогда! Пожалей ты наши нервы!»
Словом, на прежней жизни стоял жирный крест. Она была, да вся вышла. Остались лишь фотографии и, главное, память о родителях, Андрее и Севе. Ее она сохранит, они будут жить в ней, а все остальное прочь, решительно прочь!
Новую жизнь Ника начала с самого простого. Она занялась инвентаризацией оставшегося имущества, до сей поры так и стоявшего в картонных коробках, которые занимали добрую половину комнаты. Ника даже не помнила, что туда напихала. Ей было тогда все равно. Жить-то не собиралась.
Разборка и приведение каморки в удобоваримый вид заняли не один день. К немалому удивлению Ники выяснилось: несмотря на смятенные чувства, отбор вещей был вполне разумен и даже рационален. Кое-что годилось на продажу, другим она воспользуется сама.
Все необходимое в наличии. Посуда, одежда, которой, пожалуй, хватит на несколько лет, постельное белье… Каморка обставлена, есть куда все рассовать. Уже легче. Значит, пока Нике надо лишь позаботиться о заработке на пропитание.
Раскрыв самый последний, загнанный в угол между диваном и стеной чемодан, Ника неожиданно вздрогнула. Там лежали вещи Андрея. Она совершенно не помнила, когда и в какой момент умудрилась их собрать и до сего момента была убеждена, что все, принадлежавшее мужу, так же, как и вещи Севы, раздала. Оказывается, нет. Вот его любимый свитер.
Словно обжегшись, она отдернула руку и захлопнула крышку. Слишком больно. Именно по этой причине она и не хотела ничего оставлять. Первым ее порывом было схватить чемодан и вынести на помойку. С глаз долой. Однако рука не поднималась. Она вновь подняла крышку и, бережно вытащив Андреев свитер, прижала его к щеке.
Так она посидела, застыв, несколько минут, и ей стало немного легче. Появилась уверенность, что она должна это пережить. И Ника принялась разбирать вещи. В чемодане оказались часы Андрея, запонки, детские фотографии, грамоты, которые он получал в институте, и куча разнообразных бумаг. Документы или копии документов, справки и… личный дневник. Ника даже не подозревала о его существовании, а Андрей, оказывается, вел его со старших классов школы. Несколько толстых тетрадей, сплошь исписанных мелким убористым почерком. Последняя тетрадь обрывалась на середине. На листке стояла дата. За несколько дней до гибели.
Ника читала ночь напролет. Теперь она знала о муже гораздо больше. И о его затаенных обидах, и о юношеских влюбленностях, и о первых серьезных романах. И с первого дня их знакомства он писал о ней, Нике. Она знала и раньше, что он ее любит, но даже не представляла себе как. От него не укрывалась любая мелочь. Он ловил и пытался понять малейшие изменения ее настроения. Старался предугадать малейшие ее желания. И очень боялся, что она его не полюбит. И все еще боялся, когда она давно уже его любила и прямо сказала ему об этом!
А потом пошли подробнейшие записи того периода, когда они мечтали о ребенке, который никак не получался. Главной задачей мужа, оказывается, было не показать ей, насколько он жаждет сына. Он старался показать ей, что ничего страшного не происходит. И в то же время Андрей строка за строкой, день за днем строил планы, как они станут жить, если сын родится, как они его вместе будут воспитывать. Главное, еще до появления Севы на свет, Андрей предугадал: у мальчика будут огромные синие Никины глаза!
Ника на какое-то время перестала читать. Слезы душили ее. Однако теперь это были слезы не отчаяния, а скорее очищения. Она посмертно узнавала самого дорогого на свете человека, и со страниц дневника он представал перед ней даже лучше, чем при жизни, и от этого печаль ее была глубока, но светла.
Чуть успокоившись, она продолжила чтение. На каждой странице она и сын. А потом — страшное для них число, под которым единственная фраза: «Погиб Сева». Дальше что-то зачеркнуто, и целый месяц записей нет.
Потом последовали по-деловому сухие фразы. Киреев влез в какие-то авантюры с деньгами. Тесть ему уже помочь не может. Придется им самим разбираться с его проблемами. Суть проблем «Офис-стайла» Ника так и не поняла. Наверное, они были настолько ясны Андрею, что он не видел необходимости подробно описывать их в дневнике.
Затем опять о Нике и о себе. Он жалел ее и жалел себя. Ему было невыносимо смотреть на нее. Он не мог отделаться от ощущения, что на него с ее лица укоряюще взирают глаза Севы. Андрея преследовало ощущение собственной вины. Оно грызло его неотступно, и он был уверен, что Ника тоже не может простить его, и жизнь рядом с ним для нее теперь мука. Просто она из природной порядочности не решается от него уйти. Но он не имеет права ее удерживать. Она молодая, красивая и снова найдет свое счастье. А для него, для Андрея, все кончено.
Дальше последовали ужасные для Ники слова: «На всякий случай составил завещание. Впрочем, квартира и так записана на Нику, а дачу скоро продам, и деньги тоже достанутся ей. С Киреевым подписал соглашение: в случае моей смерти бизнес отходит к нему с условием, что он пожизненно выплачивает Нике определенный процент и без ее согласия не может продать фирму. В случае же смерти Олега договор действует в обратном направлении. Я возглавляю дело и выплачиваю пожизненный процент Рите. Главное для меня, что Ника в любом варианте окажется вполне обеспечена».
И несколько дней спустя: «Совершенно не могу находиться дома. Укор в ее глазах преследует меня! Ни минуты покоя. Лучше бы она ушла. Все бы ей отдал. Неужто сама не понимает, как меня мучает? Она ведь меня уже не любит! Так зачем убеждать в обратном? Не нужна мне ее благотворительность! Киреев со своими проблемами тоже действует на нервы. Никогда не предполагал, что он такой идиот. К счастью, завершил продажу дачи. Теперь ее нет, и я никогда больше не буду о ней вспоминать. Будем считать, что ее не было».
И последняя, самая последняя запись: «Устал. От всего смертельно устал».
Ника на всякий случай перелистнула оставшиеся чистыми страницы. В пластиковом кармашке на задней стороне обложки она обнаружила сложенную вчетверо копию завещания. Оно было теперь совершенно бесполезно. Ника добровольно, собственными руками все отдала гнусному, лживому человеку который расчетливо воспользовался ее отчаянием. Как она могла проявить такую наивность! Поверила, что Андрей, при его обязательности и самоедской порядочности, способен запустить дела фирмы и наделать долгов! Да он органически не мог подобного сделать!
— Киреев, какой же ты подлец, — шептала она в тишину квартиры. — Ладно бы просто выманил у меня деньги, но оболгать Андрея… Умершего друга, с которым учился в институте. Знал бы Андрей, кто ты на самом деле!
Она принялась рыться в бумагах, однако копии соглашения мужа с компаньоном среди них не нашла. Может, они на словах его заключили? Но ведь у Андрея четко сказано: подписал. Видимо, соглашение лежало у мужа в столе, и Олег унес его вместе с остальными документами. Ради него тогда и рылся. А про дневник не знал. Андрей всегда его прятал в чемодане, который держал в своем платяном шкафу.
Доказать Ника ничего не могла и тем более не рассчитывала, что у Олега прорежется совесть. Наплевать ему было не только на Никино горе, но и на честь Андрея, которого он не уставал называть своим ближайшим другом. Андрею бы немного железобетонности Олесиного мужа! Вот только вопрос: любила бы его тогда Ника столь же сильно? Наверное, нет. Он ей дорог именно таким, каким был. И чудесное появление дневника, благодаря которому она теперь знала, что муж, даже задавленный горем, оставался порядочным человеком, представлялось ей еще одним знаком от него, оттуда. Андрей изо всех сил стремился, чтобы она жила и не изводила себя. И она постарается. Она справится, попробует выбраться из ямы, в которую бросил ее Киреев. Она сделает это и для себя, и для Андрея.
Поиск работы она начала с обзвона по газетным объявлениям. В части мест, задав вопросы о ее возрасте и опыте работы, ей отказывали сразу. В других этим даже не интересовались. Наоборот, крайне любезным тоном, с добавлением: «Спасибо, что вы нам позвонили!» — приглашали на собеседование. Два раза сходив на них, Ника поняла: такие места устроены не для того, чтобы ты мог зарабатывать, а для того, чтобы из тебя вытягивали деньги. Наниматели источали доброжелательность. Вы пришли именно туда, куда вам надо, и вы именно тот человек, который нужен нам. Дальше многословно, цветисто намечались сияющие перспективы ее карьерного роста и сказочных заработков, кои будут расти буквально день ото дня, и без паузы следовало «но». Правда, наниматели обставляли это совсем не как «но», а как нечто само собою разумеющееся и, по сути, совершенную ерунду, которая впоследствии окупится сторицей.
В одном случае Нике предложили перед следующим этапом собеседования пройти медицинское обследование в строго определенной поликлинике и, разумеется, не бесплатно. Стоило это и впрямь недорого, но Ника задумалась. Побеседовав с другими соискателями, она выяснила: медицинское обследование — лишь, так сказать, первый взнос. Далее последует еще одно собеседование, впрочем, к счастью, бесплатное, а затем первый этап обучения, который потребует гораздо более ощутимых для кошелька вложений, чем поликлиника. А вот в чем конкретно заключается ее будущая работа, Нике так и не удалось выяснить. При всем ее горячем желании и настойчивости. Наниматели отделывались общими фразами. Мол, профиль у вас будет очень широкий, а подробности узнаете на тренинге.
Во втором месте состояние Никиного здоровья хозяев совершенно не взволновало, и они сразу взяли быка за рога, тут же начав расписывать, как Ника, вложив триста долларов в обучение, уже через месяц начнет зарабатывать тысячу, а пройдя следующую ступень повышения квалификации, естественно, тоже за свой счет, начнет получать две тысячи, и это тоже не предел. И опять Нике не удалось добиться от них ответа, в чем суть ее будущей работы. Общие слова, и только. Тогда она напрямую спросила:
— А нельзя мне сперва просто попробовать у вас поработать? Вдруг справлюсь? Вот заработаю денег и оплачу повышение квалификации.
Лицо у менеджера, который ей занимался, резко поскучнело.
— Категорически нельзя. У нас, понимаете ли, особая методология обучения, без которой мы просто не можем допустить вас к самостоятельной работе.
И Нике стало окончательно ясно: это просто элементарный лохотрон по выманиванию денег из доверчивых людей.
Она попробовала обратиться в серьезное кадровое агентство. Элегантная и вежливая девушка-менеджер, пробежав глазами ее резюме, состроила брезгливую мину и высокомерно бросила:
— К сожалению, мы с таким контингентом не работаем.
— А с каким же работаете? — растерялась Ника.
— С высококвалифицированными специалистами, — одарила ее вымученной улыбкой девушка, — имеющими большой опыт работы в солидных фирмах.
«Если они такие, зачем им к вам? — подумала Ника. — Их и без вас с руками оторвут». Высокомерной менеджерше она, однако, говорить ничего не стала, просто молча ушла.
Теперь она решила попытать счастье на районной бирже труда. Пышная, не заносчивая, но и не шибко вежливая женщина лет эдак под пятьдесят, изучив ее документы и задав несколько вопросов, протянула:
— Распростране-енный случай. Среднестатистический клиент. Ох, куда же мне вас девать? Вы же в рабочие не пойдете. А куда еще? Запросы большие, а специальности никакой.
— Нету у меня никаких особых запросов, — робко проговорила Ника.
— Все сначала так говорят. Небось отбойным молотком асфальт долбить не пойдете?
— Не пойду, — честно призналась Ника. — Да у меня и сил не хватит. Не удержу я этот ваш отбойный молоток.
— Точно не удержите! — Ее собеседница самодовольно хмыкнула. — Он весом с вас будет. Эй, а хотите бригадой грузчиков покомандовать на Москве-товар-ной? Между прочим, руководящая должность.
Ника замялась. Не в ее ситуации отказываться от вполне реальных предложений. К счастью, женщина обратила собственное предложение в шутку:
— Боюсь, не справитесь. Наверное, и матом ругаться не умеете. А без этого там никуда. Не поймут. Во всяком случае, уважать не будут. Куцы же мне тебя… — ненавязчиво перешла она с официального «вы» на доверительное «ты». По-видимому, Ника, при всей неспособности ругаться матом и держать в руках отбойный молоток, чем-то ей приглянулась. — Слушай, может на бесплатные компьютерные курсы пока пойдешь? У меня место есть. Давай, пошлю. Поучишься. А пока, глядишь, что интересное подвернется.
— Да я компьютером вроде и так владею. И интересного мне особо ничего не надо. На жизнь бы заработать.
— Что же мне тебе найти?
Она задумчиво уставилась на экран монитора. Вдруг взгляд ее просветлел.
— Не знаю уж, как ты отнесешься. Должность, сразу предупреждаю, не очень. Зато организация солидная.
Инвестиционная компания. А нужен им менеджер по санации помещений. И зарплата приличная. Больше меня будешь получать.
— Я согласна, — поторопилась заверить Ника. Она даже не мечтала, что ей предложат место менеджера.
— Ты меня хорошо поняла? — покосилась на нее женщина. — Это вообще-то уборщица. Твое высшее образование не потребуется. Да твой диплом инженера, считай, уже давно пропал. Если в течение года после окончания не пошла на работу по специальности или после был большой перерыв, значит, зазря училась. Слушай, а чего у тебя такой большой перерыв получился? — заглянула она в Никину трудовую книжку. — Почему не работала-то?
— Муж не хотел. — Ника заранее подготовилась к ответу на этот вопрос. Про Севу она говорить ни за что не станет. Сил нет. Тем более она недавно получила новый российский паспорт, и никаких отметок по поводу сына в нем, естественно, не было.
Штамп о браке с Андреем там, правда, тоже отсутствовал, однако мужа не скроешь. Должна же она как-то объяснить, почему столько лет формально вела праздную жизнь.
— Он нормально зарабатывал и хотел, чтобы я сидела дома.
— А дети?
— Не было, — с трудом произнесла Ника, заранее решив соврать. Она все-таки врать ненавидела.
— И потому, значит, муж тебя бросил, — с сочувствием закивала головой ее собеседница.
— Нет, он погиб. На машине разбился. Авария.
— Вот не повезло. — Женщина окончательно прониклась сочувствием к Нике. — Ах, мужики, мужики. Обнадежат вроде бы на всю жизнь, а потом одна и крутись. Тебе еще повезло, что детей не осталось.
Ника молчала.
— Ну, не вешай нос, — продолжала женщина. — Нас, баб, голыми руками не возьмешь. Мы живучие. Значит так. Место чистое. Не улицу, чай, убирать. У них, знаешь, офис какой. И люди интеллигентные.
— То есть, не грузчиками командовать. — Ника нервно хихикнула.
— В этой фирме даже грузчики интеллигентные, — без малейшей тени юмора сообщила менеджер по трудоустройству. — Я им одного нашла. Тоже, между прочим, с дипломом. И они довольны. Кстати, подготовься. Там собеседование. Серьезно к вопросу кадров подходят.
— Платить за собеседование не надо? — почему-то развеселилась Ника.
— Я же тебя не на «Гербалайф» направляю, а в серьезное место, где даже уборщица должна соответствовать.
— Простите, я ничего плохого не имела в виду, — смутилась Ника. — Просто сходила тут по объявлениям.
— Зря время тратила. Удивляюсь я тебе: взрослый человек, москвичка. Как только в голову могло прийти? Жулики они и есть жулики. Ладно. Желаю успеха. Мне почему-то кажется, возьмут они тебя. Только… — Она на мгновенье замялась и продолжила: — Мой тебе совет: спрячь ты подальше свою трудовую книжку. Стажу в ней с гулькин нос, а места работы совсем не солидные. Кооператив какой-то, коммерческий магазин…
— А рекламное агентство? — перебила Ника.
— Тоже в раскосяк выйдет. После такого в уборщицы? Засомневаться могут. Я бы на твоем месте лучше сказала, что вообще никогда не работала. Кончила институт, сразу вышла замуж и после дома сидела.
— А если свидетельство о браке попросят? — заволновалась Ника. — Я ведь гораздо позже замуж вышла.
— Мне что, тебя учить? — с удивлением взглянула на нее женщина. — Говори: первые годы жили нерасписанные, зарегистрировались позже. Теперь муж умер, тебе жить не на что. А ты, кроме уборки, ничего не умеешь.
— Спасибо, так и скажу.
— Помни, главное, как себя подашь. Ну, желаю успеха.
По дороге домой Ника было расстроилась. Дожила! Волнуется, возьмут ли ее уборщицей! К собеседованию надо готовиться. А они еще станут думать, подходит ли она им? Ей стало себя жалко! С другой стороны, женщина с биржи труда, пожалуй, права. Никуда Нику сейчас больше не возьмут. А устроишься в хорошее место хоть и уборщицей, глядишь, что-нибудь более приличное предложат. Да в ее положении и состоянии, может, такая работа и лучше всего. Было бы гораздо противнее работать секретаршей — начальству угождать, иметь дело с кучей посетителей, наверняка отнюдь не сплошь приятных. В общем, постоянно находиться на людях. А на уборщицу вообще никто внимания не обращает. Пришла, сделала свою работу и ушла. Никаких лишних контактов. И потом, почему наводить порядок в собственной квартире не унизительно, а убирать где-нибудь за деньги унизительно? Вполне нормальная работа, не хуже других.
На следующий день, когда Ника пошла наниматься, выяснилось, что место, на которое она претендует, позначительней многих. Чтобы на него попасть, мало просто пройти собеседование. После него соискателю устанавливался недельный испытательный срок, во время которого нужно пройти курс обучения (один день) и стажировку (четыре дня).
Все это ей сообщила молодая девушка — менеджер по кадрам по имени Света. Выслушав ее наставления, Ника не удержалась от колкости:
— Можно подумать, вы мне секретный объект доверяете.
— А что вы думаете! — Света хранила абсолютную серьезность. — У нас высокотехнологичный офис.
Оборудования на сотни тысяч долларов. И вам тоже не с обычной тряпкой и шваброй придется работать. Это очень хорошо, что у вас инженерное образование.
— Слава Богу, пригодилось, — опять не удержалась Ника. — Высшую математику повторять не надо? — Поняв, что ее, кажется, занесло, она поторопилась добавить: — Простите. Не обращайте внимания. Вырвалось.
Света на сей раз засмеялась:
— Насчет высшей математики не уверена, а химия, если вы ее помните, очень пригодится.
— Зачем? — не поняла Ника.
— Старший менеджер вам все подробно расскажет.
— По кадрам или по санации? — в третий раз не удержалась Ника.
— По санации.
«Значит, старшая уборщица», — перевела на простой язык Ника.
Старшим менеджером по санации помещений оказалась крупная девушка лет двадцати пяти. Таких называют обычно «кровь с молоком».
— Галя, — низким грудным голосом произнесла она и протянула руку для знакомства.
— Вероника.
— Значит, Вера? — вопросительно посмотрела на нее Галя.
«Новая жизнь, новая профессия, новое имя, — пронеслось в голове у Ники. — Что ж, в этом, пожалуй, есть смысл». И она согласно кивнула в ответ.
Перво-наперво Галя устроила ей экскурсию по зданию.
— Видишь? На первом этаже у нас вестибюль, лестница, лифт. Здесь мы неделю дежурим по очереди. Летом-то ерунда. И вообще, когда сухо. А зимой каждые двадцать минут протирать приходится. Чтобы все время чистота сохранялась. У нас с этим строго. В лифтах то же самое. Дальше — три этажа. За тобой пока второй закрепим. Там народ попроще сидит.
— А начальство где? — поинтересовалась Ника.
— У меня. На четвертом, — Галя хмыкнула. — Объект свой, Вера, убирать можешь либо до восьми утра, либо после восьми вечера, когда все разойдутся. И не вздумай начать, пока хотя бы один из них в офисе останется. Этого здесь не любят. Кстати, сразу предупреждаю. Если увидишь, что на полу или даже на столах лежат какие-нибудь личные вещи сотрудников, ну, там сумки, бумажники, косметички, мигом вызывай охрану. Пусть составляют акты и забирают. Сама ничего не трогай. Твою предшественницу уволили за то, что потерянный бумажник не сдала. Забыла. А у нас тут везде видеокамеры понатыканы. Ее мигом и засекли. Поди потом докажи, что не хотела своровать. Хотя, Нинка-то, между нами, точно своровала. Уж я ее знаю. Муж пьющий, проблем выше крыши, вот и соблазнилась.
Ника поежилась. Перспектива работать под недремлющим оком видеокамер не вдохновляла.
С другой стороны — все как на ладони. А это даже плюс. Никто без повода не обвинит. Чужие бумажники ее как-то не интересовали.
— Теперь пошли технику осваивать, — продолжила экскурсию Галя. — она у нас тут сложная.
Они направились в подсобное помещение. В штаб-квартире уборщиц оказалось не так уж чисто. Евроремонт с мрамором, хрусталем, ковровыми покрытиями явно замер на пороге этого помещения. Видимо, руководство исходило из того, что нога клиента сюда не ступит даже случайно. А раз так, то зачем стараться. Для уборщиц сойдут и стены, выкрашенные зеленой масляной краской, и пошедший разводами дешевый линолеум на полу.
— Так сказать, изнанка красивой жизни? — осмотревшись хмыкнула Ника, превратившаяся в Веру.
— Мы же здесь не сидим, — равнодушно пожала плечами Галя. — Разве что вещи оставим или чайку попьем. Для такого хоромы не требуются. Да я бы и от этой комнаты не отказалась. Дома у меня куда теснее. Не повернешься.
— Я другое имела в виду, — сказала Вера. — И у меня дома гораздо теснее.
— Вот видишь. Так что, считай, отдыхать здесь будешь.
Главной достопримечательностью подсобки оказались пылесосы со множеством насадок и приспособлений. Для коврового покрытия, для жалюзи, для обработки паром, для мытья окон и мраморных поверхностей и еще многого другого. Каждая насадка сочеталась с определенным моющим средством. Без тряпок тоже не обошлось. Они в свою очередь имели разное предназначение.
— Не понимаю, чего так выпендриваться, — басом сетовала Галя. — Целый месяц учила и постоянно путала. Едва шарики за ролики не зашли. Но теперь меня не собьешь. Готовься, Вера. Запоминай с моих слов. А то тут инструкции только по-иностранному написаны. Не разберешься.
Вера не стала говорить, что немного знает английский, уж инструкции-то наверняка сумеет прочесть, и терпеливо выслушала объяснения своей наставницы.
— Ты бы записала, — вполне искренне посоветовала она Веронике. — На память-то не надейся. Вдруг важное забудешь, а меня рядом не окажется. Ты когда предпочитаешь работать-то, с утра или с вечера?
Вера задумалась.
— А ты, Галя, как посоветуешь?
— Вот уж не знаю. Кому что удобно. Я, например, с утра. Тут отработаю, потом по дому, а вечер с мужем вместе проводим.
Веронике не с кем было проводить вечера. А утром можно хотя бы спать. Затем начинался пустой тоскливый день. Теперь вечером она работала. После чего являлась домой, так сказать, без рук и без ног. Несмотря на хитрые приспособления, работа оставалась физической. Вера, непривыкшая к подобным нагрузкам, едва добравшись до постели, забывалась крепким сном без сновидений до позднего утра.
Наконец-то ей перестали сниться Сева и Андрей!