Сделать все возможное

Глава 2

Соревнование между мной и Лукасом Тэтчером началось с самого первого дня. И под первым днем я подразумеваю день нашего рождения. Родились мы с разницей в пятьдесят восемь минут.

Я первая поползла. Он первый заговорил. Я первая пошла, он первый приучился к горшку.

И так все началось.

Родители даже совмещали наши дни рождения и наряжали нас в одинаковые костюмы. Да, я видела наш детский фотоальбом, он заполнен фотографиями двух маленьких детишек: одна – милый ангелочек, другой – мелкий хулиган. На моем любимом фото, которое я обычно использую как доказательство, нам по годику, и мы сидим бок о бок на фестивале Хэллоуина. В надежде сделать милое фото, родители посадили нас на стог сена, но Лукас оторвал неуклюжими пальчиками маленький желтый бантик с моего платья и кинул его на землю. На снимок попал тот момент, когда я начала ему мстить, используя все зубы, которые вылезли у меня к тому времени.

Совершенно очевидно, что младенцы не рождаются с ненавистью в маленьких сердцах, но я считаю наши дни рождения отправной точкой, потому что никто точно не помнит, с чего все началось. Мама клянется, что первый раз мы набросились друг на друга, когда Лукаса выбрали старостой дошкольной группы в детском саду. Но я склонна не согласиться, в конце концов, нельзя возлагать всю вину на миссис Хэлоу, даже если выбрать Лукаса – самая большая ошибка за ее карьеру.

В свете такого длительного соперничества, люди всегда хотели узнать, какое ужасное событие повлекло за собой череду наших разногласий. Правда в том, что мы всегда были такими. Просто я – это Энни Оукли, а он – Фрэнк Батлер. И я твердо верю: что бы он ни сделал, я сделаю лучше.

Вражда, подобная нашей, всегда будет существовать, потому что она постоянно развивается. В младшей и средней школах мы использовали следующие приемы: варварски изрисовывали художественные классы, воровали мячи на спортивной площадке, развязывали шнурки на ботинках во время перемен.

Эти столкновения неизбежно наносили ущерб. Домой направлялись письма об испорченном школьном имуществе и неприемлемом поведении. Благодаря Лукасу мне пришлось понести первое и единственное наказание. Мы даже потеряли друзей – тех, кто не хотел становиться солдатами в нашей маленькой войне. Но самое главное – мы начали терять уважение учителей. И по мере того, как становились старше, мы начали признавать значимость этих авторитетных фигур и оценок, которые они ставили. Теперь школьные табели, которые отправлялись домой, стали объективным средством сравнения успехов в нашем соревновании. Каждые шесть недель эти оценки могли сказать, кто из нас лучше и кто в выигрыше.

Сейчас учителей больше не было, но был доктор Маккормик, и мне повезло, когда следующим утром я случайно столкнулась с ним в кофейне Гамильтона.

Вообще я планировала позже заскочить к нему домой, но так даже лучше. Он сидит у окна в углу кафе, в руках у него воскресная газета, а на столе большой стакан кофе. Еще я замечаю два пустых пакетика сахара, лежащие рядом, и делаю для себя заметку.

В старшей школе он казался мне старым, но сейчас я понимаю, что он всего на пару лет старше моей мамы. У него редкие каштановые волосы и отрастающие седые усы.

– Доктор Маккормик, – говорю я с улыбкой победителя на лице, – рада вас видеть!

– Дэйзи!

Он искренне рад, чему я очень благодарна. Пару минут мы обмениваемся любезностями, как могут делать только люди, живущие в маленьких городах. Обсуждаем строительство нового жилищного комплекса и супермаркета «Волмарт».

– Теперь мы знаем, что не умрем с голоду, – качает он головой.

Не спрашивая разрешения, я сажусь напротив него и сразу приступаю к делу.

– Я слышала, что Лукас вернулся. Странно, не правда ли? Ну, в смысле, какие были шансы, правда?

Мой взгляд сосредоточен на латте, но внимание – на докторе Маккормике. Он начинает ерзать на стуле и тянется за кофе, который все еще дымится, – слишком горячим, чтобы пить; значит, доктор тянет время.

– Я надеялся, что у меня будет еще один спокойный день, прежде чем вы оба узнаете.

Мое сердце уходит в пятки.

– Так это правда? Он будет работать с нами?

– Начиная с завтрашнего дня, так же, как и ты.

Внутри я разбиваюсь на части, но вспоминая, что он смотрит, заставляю себя улыбнуться.

– Можно спросить у вас почему? Конечно, только один из нас сможет занять ваше место, когда вы уйдете на пенсию, верно?

Он потирает подбородок, и я ловлю себя на мысли, что перешла границы. Но тем не менее он не уклоняется от ответа:

– Честно говоря, я этого не планировал. Просто так получилось. Однажды в церкви на воскресной службе я случайно проговорился паре человек, что собираюсь на пенсию. И ты знаешь, в понедельник утром обнаружил у себя в почтовом ящике два электронных письма.

– От меня и Лукаса?

– В точку! Вот что я получил за то, что не смог держать рот на замке.

Я хочу спросить, чье письмо пришло раньше, но прикусываю язык, и он продолжает:

– Я был так горд, что вы оба решили заняться частной практикой. Но то, что вы собрались вернуться в Гамильтон после стольких лет, меня очень удивило.

У нас с Лукасом были достаточно высокие баллы, чтобы выбрать более сложное направление. Пластическая хирургия или дерматология позволили бы заработать большое состояние, и у нас при этом был бы гибкий график работы. Семейные клиники не могут такого предложить.

– Но как опытный врач я решил посмотреть на эту ситуацию с другой стороны. Ты, наверное, заметила, что Гамильтон уже не такой маленький город, каким был раньше. Знаешь, чтобы я мог уделить время всем нуждающимся, мне приходилось последние пять лет пропускать обед.

Я понимаю, к чему он клонит, и мне это не нравится. А от фальшивой улыбки начинает сводить скулы.

– Я хочу сказать, что работы достаточно для двух врачей, может быть, даже трех.

Мне не нужен обед. Я могу работать по субботам и воскресениям. Я хочу собственную практику. Это моя мечта, и он ее медленно разрушает.

Но меня хватает только на то, чтобы произнести вслух:

– Хорошо.

Я стараюсь не показывать, что напугана. Я вернулась в Гамильтон несколько дней назад, предполагая, что эта должность уже моя, но быть доктором также означает в нужной ситуации держать удар и уметь адаптироваться, даже если все идет не по плану. Поэтому я улыбаюсь и решаю позаботиться обо всем потом.

Я отодвигаю стул, встаю и протягиваю руку через стол.

– Ну, доктор Маккормик, что бы ни случилось, я с нетерпением жду нашей совместной работы.

Он улыбается и выглядит довольным.

Выходя из кофейни, я беру с собой эспрессо и, подумав о ближайших планах, прихватываю еще один. Завтра утром я столкнусь лицом к лицу с врагом, и мне нужно заранее подготовиться к этой встрече.

Я иду по главной улице в сторону самого приличного салона красоты. Уже около года я не подстригала волосы. Так дело не пойдет. Я прошу сделать каскадную стрижку, чтобы подчеркнуть тонкие черты лица. Затем заказываю все спа-процедуры, которые у них есть. Я не пытаюсь понравиться Лукасу, он все равно как робот: не запрограммирован отмечать настоящую женскую красоту. Я делаю это для себя. Я генерал, готовящийся к битве. И пока мастер делает мне педикюр, я просматриваю старые медицинские учебники, на случай если завтра столкнусь с какой-нибудь непонятной, труднопроизносимой болезнью.

– А как насчет бровей? Хотите, чтобы мы их немного подправили?

Я смеюсь, потому что это глупый вопрос.

– Да, делайте все, что нужно.

Когда позже я прихожу домой, мама сидит за обеденным столом, листая журнал и разговаривая по телефону. Она поднимает глаза в тот момент, когда я закрываю входную дверь, и ее рот открывается от шока.

– Я тебе перезвоню, – говорит она в трубку. – Кто-то похожий на Дэйзи только что вернулся домой.

Я бросаю пакеты с покупками на диван и захожу на кухню. Она подходит ко мне в тот момент, когда я откусываю от яблока большой кусок. Мама такая миниатюрная, даже ниже меня. А из-за того, что у нее светлые волосы, скрывающие небольшую седину, и она использует профессионально подобранный уход за кожей, она выглядит в свои пятьдесят лет на тридцать. Обычно ее улыбка может осветить всю комнату, но сейчас она ничего не озаряет.

– Вижу, ты была занята сегодня, – начинает она, проводя рукой в воздухе вверх и вниз по моему телу.

Я не совсем женственная; у меня не было времени на все это, пока я училась в медицинской школе и ординатуре. Девушка в зеркале с блестящими волосами и гладкими ногами кажется чужой даже мне. Но от этого я чувствую себя отлично.

– Что в пакетах? – спрашивает мама, пока я жую яблоко.

– Одежда для работы.

Она приподнимает бровь.

– Кажется, ты сказала, что тебе ничего не нужно.

– Это было до того… – Я прикусываю язык и поворачиваюсь к ней. – Я просто передумала, эта одежда новая, и после обеда миссис Вильямс подогнала ее под мои размеры.

Мама ухмыляется.

– Значит, ты знаешь, не так ли?

– Ты о чем, мама?

Такое обращение, выдает мое раздражение так же, как когда она использует мое полное имя.

Она трет висок и вздыхает.

– Я сама узнала только за пару дней до твоего приезда и собиралась рассказать, но я слишком эгоистична и хотела, чтобы ты вернулась домой. Тебя очень долго не было.

– Ты все равно должна была сказать.

Она кивает, соглашаясь.

– Судя по новой одежде, ты не уезжаешь?

– Ты думаешь, я должна?

– Конечно нет.

– Хочешь посмотреть, что я купила?

Я протягиваю ей «оливковую ветвь», и она с радостью ее принимает. Честно говоря, я не особо расстроена тем, что мама не рассказала мне о Лукасе. Я понимаю почему. Мы с ней всегда были близки, тем более когда остались вдвоем, после того как мой отец заболел; я тогда была маленькой. Она вряд ли хотела, чтобы я уезжала в колледж, и теперь, когда я вернулась, у меня больше нет намерений покидать родной дом снова. Тем более когда практика в клинике доктора Маккормика стала почти моей.

Мы поднимаемся наверх, в мою комнату, и выбираем наряд для первого рабочего дня, когда звонит телефон. Номер незнакомый, и я собираюсь проигнорировать звонок, но любопытство берет верх.

Выпроваживая маму из комнаты, я закрываю дверь и отвечаю.

– Алло?

– Дэйзи Белл?

Я не слышала этот голос одиннадцать лет.

– Кто это?

– Думаю, ты знаешь.

– Лукас Тэтчер. Ты звонишь со странного номера. Ты в тюрьме и потратил единственный звонок на меня?

– Я звоню из таксофона. Ты бы не взяла трубку, увидев мой номер.

– На дворе 2017 год, где ты нашел таксофон?

– Это не имеет значения. Мы давно не виделись, и я хотел растопить лед между нами. Не хочу, чтобы завтра что-то пошло не так.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. И с нетерпением жду, когда начну работать с тобой, Лукас.

– Знаешь, после всех этих лет я все еще могу понять, когда ты врешь, но это не имеет значения. Это твой шанс красиво выйти из игры, Дэйзи. Ты можешь сказать всем, что у тебя появилась другая работа.

– Другая работа потребуется именно тебе, когда доктор Маккормик поймет, какую ошибку совершил, наняв тебя.

– Сомневаюсь.

– Я собираюсь принести на работу его любимое домашнее печенье.

– А мы планируем поиграть в гольф в эту субботу, и я позволю ему выиграть.

– Ты же не любишь проигрывать.

– Только тебе.

– Тогда готовься, следующие месяцы будут не особо приятными.

– Ты все сказала или мне кидать еще четвертак?

– Я вообще удивлена, что мне не пришлось самой оплачивать звонок.

Кажется, я слышу, как он смеется, но это может быть треск древнего таксофона.

– Тогда увидимся утром, доктор Белл.

Я открываю рот, но затем решаю закончить разговор, не удостоив Лукаса ответом.

«И я увижу тебя первой».