— Ну что, малыш, покушаем рыбки? Или опять крутить будет? Капризный ты у меня.
Шепнула я своему животу, посматривая на тарелку с наваристой ухой. Густой аромат отварного карпа с овощами заполнил ноздри. И меня чуть не вывернуло на обеденном столе, едва ли успела убежать.
Осев коленями на промёрзлую землю, я тут же освободила свой желудок. Хотя не было отчего. С утра только одну сухую лепёшку и прожевала.
— Что ж ты такой вредина, весь в своего папку.
Я была готова всплакнуть. Первый месяц только, а он меня так мучит. Вспомнилось широкое плечо Горана, и как он, дождавшись, чтобы я уснула, аккуратно брал на руки, и я голову отпускала на широком плече. А потом перекладывал на мягкую перину.
— Снежка, что с тобой, родная?
Русала появилась бесшумно на заднем дворе, осела возле меня на корточки, ладошкой пригладила волосы.
— Плохо тебе, милая? Не ешь совсем. Что с тобой?
— Всё в порядке, — попробовала я улыбнуться, но вышло так себе, — Просто день с утра не задался. Помоги-ка подняться.
Рослая волчица, подхватив меня за подмышки, как ребенка, поставила на ноги. Зачерпнув в ладошки немного снега, я откусила, а потом выплюнула. А остатком вытерла губы.
— Это потому, что Горана нет рядом?
Вроде пошутила чернявая, а я призадумалась.
— А может быть и потому.
Обычно ведь маленький не устраивал мне столько хлопот. Будто чуял, что отец рядом. А сегодня вот нате вам! Распоясался!
Только вот никто еще о твоем существовании не знает, сынок. Ни папка твой, ни мои девчата, ни весь клан. Даже не знаю, как сказать. Да как они отреагируют.
Русала, увидев мою задумчивость, ухватила меня под локоть.
— Пойдем в терем, Снеж. Вышивать меня что ли снова будешь учить. А то морозно что-то сегодня. Да и ты выглядишь больной.
Я согласно ей кивнула, и мы тихонечко посеменили в сторону главного терема. Как стоило завернуть за угол и услышать интересный разговор. Я сразу и внимания не обратила, но рядом же была Русала. Она сплетню фиг пропустит!
Возле конюшни спорил Даньяр с неизвестным мне молодцем. Кажется, видала я его пару раз во дворе, но имени так и не узнала.
— Сказал я тебе, гоняй его в шею! Снежа никуда не пойдет!
— Упрямый этот парень, будто не из людского рода, хвостом тебе клянусь! Уперся рогом, говорит, срочно седоволосую девицу ему подавай. Роженица у него!
— Влас, мне тебя всему учить⁈ — недовольно скосил брови Даньяр, отпустив руку на рукоять кинжала за поясом, — Покусай его маленька, и пусть бежит отсюда со всех ног!
— Я бы его покусал, да только двое белых волкадаков с ним. Драка начнется, браток. А альфа строго-настрого запретил любые стычки с белыми.
— Вот ведь человеческое отродье!
— Даньяр? Случилось что?
Я первая шагнула вперед, как только услышала о белых волкадаках. Не странно мне было услышать, что меня зовут помочь кому, так как чаще всего люд и не успевал имени моего спросить. Но всем запоминались мои серебристые локоны. Оттого и прозвали седоволосой целительницей.
Младший брат мужа недовольно поджал губы при виде меня, и взглядом указал воину уйти. Тот молча мне кивнул и уже собрался обойти, как Русала встала у него на пути.
— Кажись мне, Влас, ты нам хочешь кое-что сказать.
Уложила она руки на грудь, глянув мимоходом и на второго брата. Даньяр вскипел.
— Русалка, не суй нос в мужские дела, а то замуж не выдам!
Вот ведь! С размаху и по больному. Но чернявая и бровью не повела. Лишь сильнее поджала губки, полоснув по молодцам острым, словно кинжал, взглядом.
— А я и не пойду замуж, братец. Так что нечего меня пугать.
Ее ответ удивил всех, включая меня. Как не пойдет? Недавно ведь ревела, что замуж никто не кличет, а тут…
— Говорите уже! — яростно потребовала молодая волчица, зыркая на соплемеников, — Кто ищет Снежку⁉ И как с этим связаны белые?
Но повелительный тон сестры только разбушевал сильнее Даньяра. Ему крайне не нравилось, что, оставшись главным «на хозяйстве», ему кто-то указывает, что делать и как. Я это понимала, поэтому попыталась зайти с другой стороны. Шагнула чуть ближе и аккуратно обняла за локоть.
— Даньяр, милый ты мой. Понятно же тебе, что, учитывая последние событья… белые просто так не пришли бы к вашим границам. Видать, что-то очень плохое у них случилось.
— Ты никуда не пойдешь! — сказал как отрезала. Совсем как свой брат.
— Хватит указы раздавать, а лучше скажи, зачем они явились! Я имею право знать!
Вспылила Русала, впрочем, как и всегда. И вдруг зеленые очи Даньяра полыхнули гневом, он закричал на нее.
— Закрой свой рот, Русала! И вспомни свое место! Ты бастард моего отца и права не имеешь кричать на законного его наследника! Не заставляй меня напоминать, кем была твоя мать и какие у тебя права!
Русала и вправду прикрыла губы, она сделала шаг назад, как будто ей влепили пощечину. Растерянная и униженная словами единокровного брата, она вмиг побледнела, словно снег под нашими ногами.
— Даньяр.
Попыталась я пристыдить юного волкодава, призывая к его совести. Но Русала меня остановила.
— Не надо, Снеж. В конце концов, он сказал то, что знают все. Не так ли, Влас?
Второй молодец отвел взгляд, не зная, что сказать и сделать. Глаза Даньяра по-прежнему полыхали яростью, а ноздри гневно раздувались.
Больше ничего не сказав, Русала развернулась на каблуках зимних сапожек и ушла прочь.
— Русала! Стой!
Крикнула я ей вслед и, обогнув молодцев, побежала за ней. Чуть не сбив с ног Яраполка, что шел навстречу.
Девушка нашлась в лечебнице. Нет, она не плакала. Забилась в угол, устроив корзинку с засушенными травками себе на колени, и стала отделять цветочки от листочков.
— Русала, милая моя.
Прикрыв за собой дверь, я подошла ближе. И присела рядом с ней. Аккуратно взмахнула с лица густые чернявые локоны. И погладила по щеке.
Но ни одной слезинки не проронилось с зеленых, потемневших очей. Она неожиданно горько мне улыбнулась.
— Ошибалась ты, Снежа, когда говорила, что одна ты здесь чужая. Не одна. Я для них тоже бельмо на глазу. Будь Горан настолько злым, как и они, меня бы давно камнями закидали.
— Ну что ты говоришь-то?
Попыталась я ее пристыдить, но она лишь покачала головой, прикрыв глаза от боли.
— Прошу, не надо. Не говори ничего. Просто посиди рядом.
И я присела возле нее на лавке. Отобрала часть травы, и вместе принялись делать работу. Так как знала, иногда слов утешения и не надо было. Не легчало, только чуять кого-то рядом уже много значило. Ведь одиночество — страшная хворь.
Я все мерковала о ее словах насчет Горана. По меркам знати и правителей его поступок — верх благородства и добродеяния. Признал бастардку отца родной сестрой. Защищает, кормит, одевает.
Может быть, он поэтому и обещал оторвать тому, кто захочет на Русалке жениться, руки и ноги? Чтобы никто не надумал ее обижать.
А Даньяр. Не думаю, что он со зла это сказал. Просто молод и горяч. Власти немного почуял. А у чернявой норов тоже горяч, они схлестнулись в словесной баталии. Вот у него и вырвалось. К вечеру успокоится, и уже жалеть будет.
Одно нехорошо, что посторонний услышал эти нехорошие слова брата к сестре. Надеюсь, у этого Власа хватит доблести держать язык за зубами.
Вскоре в лечебницу зашли о чем-то весело переговаривающиеся целительницы. Узрев меня, Марфа громко позвала.
— Снеж, тебя там Даньяр зовет. Говорит, что-то срочное.
— Иду.
Кивнула я девкам и бросила взгляд на ушедшую в свои думы Русалу. Кажись, она ничего не слышала или хорошо притворялась. Так или иначе, я не стала ее дергать лишний раз.
Тяжело привстала с лавки и направилась на выход. Посмурный, как дождливая туча, волкодак нашелся возле конюшни. Вместе с Яраполком и еще парочку воинами, что запрягали сани на двух обернутых волках.
— Плачет?
Спросил он тихо, стоило нам столкнуться у самых саней, я лишь мотнула головой. Даньяр, кажись, помрачнел сильнее. И, аккуратно подхватив меня за талию, уложил в сани и сам рядом уселся. По другой бок уселся Яраполк.
— Остальные в зверином обличии поедут.
Обьяснил мне волкодак постарше.
— А куда мы едем?
Нашлась я с вопросом, как-то утешая Русалу, я позабыла, с чего все началось. Даньяр отвернулся к дороге лицом, а Яраполк лишь цокнул языком на пренебрежение младшего и сам принялся пояснять.
— К южной границе, у берегов молочного озера. Там белые заявились, говорят, роженица у них. Помощь попросили. Мы, конечно, с ними не братались, да и альфы дома нет. Но дите — это дело святое.
Значит, роды надобно принимать. Странно только, почему Даньяр не захватил еще одну целительницу. Думает, я сама со всем справлюсь? Я, может быть, и справлюсь, но придется ему мне воду тащить и бедеяшку успокаивать. Дорога оказалась неблизкой. Так как через лес было не пробиться изо сугрубов и пришлось огибать на санях. Я даже успела вздремнуть на широком плече Яраполка.
Этот мальчонка надо мной издевается. Ночью спать ему неохота, а сейчас так тянет глаза сомкнуть.
Благо Ярополк не стал тревожить, а потом даже шутить на этот счет не стал.
— Ну слава богам! И три зимы не прошли!
Сначала я думала, что мне показалось. Мужской голос был до безумия знакомым. Но определенно, что моему давнему другу здесь делать?
Разве что принимать роды.
— Микита?
Неверующе шепнула я онемевшими устами, стоило увидеть вихрастую макушку вдали. В темно-синем кафтане, с неприкрытой головой, его было не узнать. Казалось, за те неполные месяцы, что мы не виделись, он возмужал сильнее. Оставил светлые аккуратные усы, что плавно перетекали по скулам и подбородку в светлую щетину.
— Что ж ты, Снежинка, в эту глушь затерялась? Пока нашел, чуть не родили тут.
Хмыкнул молодой целитель. А у меня слезы на глаза собрались. Кинулась ему на шею, обнимая, как родного брата, не иначе.
Черные волки за моей спиной напряглись и встали в струнку, вслед за ними вытянулись, словно хишники и провожатые моего друга детства. А я и вправду прослезилась.
— Ну что ты, Снежинка? — ухватил меня за лицо ладонями высокий и гибкий, как лоза, молодец и вытер мокрые щеки большими пальцами. — Некогда нам с тобой, милая, обниматься и слезы лить! Ты уж извини, но торопиться нам надобно!
Пронзительный стон раздался со стороны телеги около маленького костра, который, наверно, развели белые волкодаки.
За ним еще один мучительный женский вскрик.
— Ой, мамочка! Не могу!!!!!!!!
— Кто там?
Спросила я, отлипая от Микитки, и, подхватив юбки, двинулась на крик о помощи.
— Молодка на сносях. — попутно рассказывал мне целитель, пробираясь через сугробы по уже протоптанной тропинке. — Вчера в лесу воины твоего отца нашли. Неподалеку караван печенегов к югу прошел, она, видать, от них убегла.
Подойдя к телеге, я наткнулась взглядом на молодую женщину. В обносках, кусках ткани. Треснутая, исхудалая. Только огромные карие глазеньки и большое пузико.
Бедолага мучилась в схватках на телеге, выворачиваясь, как на раскаленной сковороде.
— Так в чем проблема? — изумилась я, глядя на девку. — По животу смотрю, в срок она, тужиться не может? Или дитя перевернутое?
— Да не, Снежинка. — Микита устремил на меня умные зеленые глаза. — Не в срок там. Ты присмотрись. Да к плоду руку протяни.
Стянув шаль с головы, я нагнулась над роженицей и припала ухом к животу, отпустив ладони под рубаху.
Теплая кожа встретила меня пинком.
Тук-тук-тук
Сердечко малыша слышу.
Тук-тук-тук
Второе сердечко слышу.
Тук-тук-тук
Третье сердечко слышу…
Глаза поневоле распахиваются. До меня медленно доходит, что происходит. Неужто тройня? Но их только у волкодавов бывает. Девица под моими руками в порыве боли дернулась и пронзительно заорала, чуть не лягнув меня ногой. Благо Микита успел ее за бедро схватить.
От такого мучеческого стона волкодаки как-то растерянно перегнулись и дружно отошли назад, позабыв, что ранее даже говорить с друг другом не соизволили.
— Тише-тише-тише, Млада… — утешающе погладил ее по голове Микита, и, словив мой взгляд, пояснил все до конца. — Она говорит, что семь месяцев с последних женских дел прошло. Выходит, еще не срок.
— Не срок.
Качнула я головой, задумчиво ее рассматривая. Роды не остановить. Она так и будет мучиться, в принципе, если нужного отвара ей дать, то бедра широкие, девка молодая, потужится и детишек вытолкает. Другое дело, что мертвых. Они еще живы в ее утробе. А снаружи не выдержат. Маленькие еще.
— Что делать будем, Снежка?
— Молю вас… Молю, спасите мое дитя… спасите…
Шептала в перерыве между стонами и криками бедняшка.
— Оставить не можем, родить тоже.
Выдохнула я, устало потирая переносицу. Микита по ту сторону телеги поджал тонкие уста.
— Снежка, мы с мужиками не тащили ее через все озеро. Чтобы ты мне сейчас пожимала плечами. Придумай что-нибудь, тебя же сама Маричка обучала!
Ни одной путной мысли в голове не было. В родовых делах я была не так сильна. Вот Марфа, она поднатаскана. Но и вряд ли она помогла сотворить чудо.
— Матушка!
Девка почти закричала, ухватив меня за руку в порыве боли, и я почуяла, как по локтю полоснуло что-то острое. Скосила глаза вниз, наблюдая, как багровые капли спускаются по коже, и зависла на длинных ногтях девки, так смахивающих на когти.
Медленно до меня начала доходить, что меня смущало в ее запахе.
— Ты волчица…
Шепнула я поражено, и, устало раскрыв глаза, Млада покачала головой.
— Не я… Прабабка была. Кровь смешалась… Я не могу оборачиваться… Ааааааа!
Меня резко осенило. Глянула на Микитку, и тот, заметив безумный блеск в моих очах, приподнял одну бровь.
— Привязка кровью! Можно привязать новорожденных к взрослым волкам магией. И насыщать их чарами, пока они медленно привыкнут к миру живых. А для того, чтобы переход не был резким, уместим их в теплую воду.
— Обманка. — Понятливо закивал целитель. — Они будут ощущать себя как в утробе матери. Если чар будет достаточно, а привязка крепкой… То, может быть, и спасем.
— Боги… Я уже не могу…
— Млада, не смей засыпать! О детях думай!
Рявкнула я, легонько шлепнув ладонью по личику. Девчонка с трудом распахнула глаза.
— Нет времени ее куда-то нести. Неужто тут роды будем принимать?
— Здесь неподалеку старая банька есть. Мы через лес с мужиками срежем. Донесем.
Яраполк оказался совсем рядом. И, в отличие от побледневших молодцев, держался мужественно. Тревожно осматривая несчастную.
Мы с Микитой переглянулись и почти одновременно проговорили:
— Несите!
— Давай, милая… Давай, голубушка… Еще чуток! Поднатужься! Ну давай!
Микита стал чудесным целителем, с хорошими думами и безграничным терпением. Пока я осела у ног роженицы, принимая дитя, он сидел возле нее на корточках, пока бедняжка руками держалась за петлю на балке над головой, придерживая ее за спину и ободряюще смахивая пот и слезы с ее лица.
— Давай, милая, еще раз!
— Аааааааа!
Позади колыхнулась дверь, заскрипели половицы под сапогами бравого воина. По одному запаху я поняла, это Яраполк.
— Даньяр уже отправил за Марфой и Русалой. Они все примут. Здесь рядом под землей пещера есть с горячими источниками. Мы с мужиками подумали, если в скважины постепенно добавлять лед, то вода будет тепленькой. Как ты и просила.
— Ааааааа!
Снова закричала Млада, и вот я уже вижу головку.
— Яраполк, раздевайся!
— Чего? — Не понял мужчина, но объяснять времени не было.
— Раздевайся, говорю. Дите уже идет, надо привязать к волку. Ну же, миленький… Готовься лезть в скважину.
— А? Сейчас. Вроде как понял волкодлак и скрылся из виду.
Я давно потеряла чувство времени, пока наконец не взяла первого младенца на руки. Надо было насытить его магией. Но я не воздушница, а он даже не кричит.
Не успела я испугаться. Окровавленный комок с моих рук вырвала не пойми откуда взявшийся Стешка.
— Дай-ка мне его сюда… Вот так, крошка… Терпи, дыши.
И вздохнула в крошечные уста воздух, дитя задергалось. Мазнув по мне обнадеживающим взглядом, медноволосая покинула избу с дитем на руках. Я развернулась к Младе, Микита держал ее в сознании своей магией, но надолго даже его не хватит.
И снова стоны боли, слезы, мольбы. Наши с Микитой просьбы тужиться, пока не раздался желанный недовольный писк новорожденного.
Время скрутилось в спираль, выцеживая из меня все силы и магию. Но я радовалась, что все получается. Занявшись последом, мы наконец-то оставили юную мамочку в покое. На руки подоспевшей Марфы, что принялась ее омывать.
Точнее, мы хотели сделать это вместе, пока я не покачнулась и чуть не упала без чувств.
— Тихо-тихо…
Микита оказался за спиной так быстро, что я и не заметила. Взял меня на руки и вынес наружу. Так как баньку затопили, чтобы мы не замерли, и теперь там было ужасно душно.
Отпустив меня прямо в сугроб, целитель взял в ладонь горсть снега и вытер им мое лицо, а потом и к обсохшим губам поднес.
— Ну что ты, милая, пугаешь меня?
Пожурил он меня, позволив опереться головой в его плечо. Я наконец-то облегченно вздохнула. Смогли. Боги помогли. И мы спасли деток.
— Срок ранний, но дите-то чуешь?
Я тут же подняла на него изумленные очи, на что Микитка лишь цокнул языком, с укором вернув мне взгляд.
— Мать, я же целитель или сапожник⁈ Конечно, почуял.
— Всего две семицы, но и я его чую.
Аккуратно отпустив широкую ладонь на мой еще плоский живот, златовласый на миг прикрыл глаза, прислушиваясь.
— Кажись, мальчонка.
Я улыбнулась в ответ. Все-таки боги его даром наградили вдоволь.
— Так, сейчас мы все сделаем… Эй, девка⁈ А ну пойди сюда. Чего поживать у ваших богатырей раздобыть сможешь?
Русала… А она здесь как? Быстро шаркая сапожками по снегу, моя подруженька подошла ко мне и с тревогой глянула на мое побледневшее лицо. А потом сдвинула сурово чернявые брови на Микитку.
— Я тебе не девка, чужак!
— Как это не девка? Самая настоящая и красивая. Вот коса какая чернявая да толстая, и щеки Мороз поцеловал. Небось на выданье? Хорошо, если да. А то я резко надумал жениться.
Вот те на, как он быстро ее охватил. Что я, что Русалка сидим и глазками хлопаем. И я бы думала, что он шутит, но вот как взглядом ее ощупывает.
— Ты, красавица, чего поживать для нашей бедовой Снежке добудь. А потом мы с тобой с глазу на глаз поговорим.
Румяная, как маковый цветок, Русала поспешила убежать к нашим воинам. Да так, что аж пятки сверкали.
— Зачем ты ее дразнишь?
Фыркнула я ворчливо на друга детства, но тот так и провожал взглядом ее широкие бедра и ладный стан.
— Сама замуж вышла и даже дите успела со своим сварганить. Так что не лезь…
Беззлобно бросил Микитка, поднимая меня с снега и переложив на сено в санях.
— Слушай, Снеж, а девка-то свободная? Не помолвлена?
— Свободная, как степной ветер, — поудомнее устроилась я в стоге вкусно пахнущего сена. — Только, кажись, старше тебя на весну, Микит.
— Цыц, — внезапно пригрозил он мне указательным пальчиком. — А вот об этом будем знать только ты да я.
— Ты чего, Микит? Серьезно, что ли?
Ответить он мне не успел, к повозке подошел Даньяр. Он выглядел радостным, но маленько пришибленным.
— Чудо самое настоящее, Снеж. Кто сказал бы — не поверил. Чтобы человечка троих младенцев родила! И запах у них причудливый, будто они щенки.
— А они и есть такие. — Целитель присел на подлокотник саней, устало омывая испачканные руки белым снегом. — Полукровки, мать их сама такая, в третьем поколении.
— Неужто такое может быть, Снеж?
Даньяр недоверчиво покосился на Микитку, ожидая моего вердикта. Но меня лишь хватило на слабый кивок.
— А как же она в наших землях оказалась? Белые сказали, что нашли ее в лесу почти окоченелую.
— Сказала, что муж ее печенегам продал взамен на карточный долг. Взяли, паскуды, двойной ценной за мать и нерожденного младенца. А над ней, видимо, боги смиловались и помогли бежать в укромный момент.
— Слава богам, что на патруль напоролась. — согласно кивнул младший брат мужа.
— Вот, Снеж, держи.
Русала появилась около телеги с лукошком в руке. Отпустив глаза вниз, под пристальным взглядом Аньяра и Микитки, сунула мне в руки еще теплый пирожок, приятно пахнущий мясом.
— Я пойду, там надо помочь Яринки на источниках, помочь с младенцами.
И сиганула подальше от нас, Микита хитро прищурился, не сводя взгляда с округлых бедер молодки, проговорил:
— Я, пожалуй, тоже пойду, новорожденных проверить.
К самой ночи меня вернули в селение, несмотря на все мои недовольства. С мрачным Даньяром и Ярополком, что отмокал с младенцем в руках в водных скважинах, авторитетно согласился и Микитка. Пригрозив, что всем все скажет о моем интересном положении. Оставив спящую после долгих родов Младу и малышей на руках волков, что сменялись каждые два часа, держа тельца новорожденных в теплой водичке, я вернулась в селение.
Как добралась до кровати — не помню. Кажется, всем было интересно, что случилось, да как. Требовали рассказ. Но Аглая, увидев мое состояние, всех веником прогнала.
Засыпая, я слышала голос Горана. Он просил прощения, целовал мои руки. Умолял простить. И за что-то благодарил. Какой дивный сон.