Седьмая заповедь

7

— Нет! — это слово вырвалось у нее инстинктивно, и в устах Эвелин оно прозвучало скорее как крик возмущения несправедливостью судьбы, чем отрицанием догадки Уоррена. Она попыталась высвободиться, но рука Уоррена стальным обручем сжимала ее запястье.

— Теперь-то ты от меня больше не убежишь, — коротко сообщил он. — Будешь стоять здесь, пока не признаешься.

— Мне не в чем признаваться, — попыталась возмутиться Эвелин, — ты несешь какую-то чушь! И если мы сейчас же не вернемся в машину, то опоздаем на встречу…

— Черт с ней, со встречей! — в сердцах рявкнул Уоррен. — Я хочу знать правду, это куда важнее! И мы все выясним — здесь и сейчас!

Эвелин, сбитая с толку его настойчивостью, уставилась на него во все глаза. Мелькнула неуместная мысль, что, будь на его месте Грэхем, тот первым делом постарался бы успеть на встречу.

— Ты ошибаешься. — Но в ее голосе отнюдь не было уверенности, которую Эвелин старалась изобразить. — Ты все придумал. На самом деле ничего нет.

— А твои утренние приступы тошноты, и как ты похудела? А твой разрыв с Грэхемом и уход из фирмы? А как насчет того, что у тебя порой становится обеспокоенный вид, когда ты думаешь, что тебя никто не видит? Так что вряд ли мои подозрения возникли на пустом месте.

Она не имела представления, ни насколько Уоррен проницателен, ни как внимательно наблюдает за ней. Он все знает, и нет способа убедить его в обратном. Переведя дыхание, Эвелин виновато опустила голову и тихо попросила:

— Пожалуйста, отпусти меня.

Уоррен медленно ослабил свою железную хватку, словно опасался, что Эвелин задаст стрекача. Но она не собиралась убегать: подняв воротник, сунула руки в карманы пальто и побрела к пруду — застывшему зеркалу серой воды в раме заснеженного низкого кустарника. Эвелин не оглядывалась, но знала, что Уоррен идет за ней по пятам.

— Да, — беззвучно сказала она. — Ты прав. Я беременна.

— И ребенок от меня.

Эти слова не были вопросом, и она не посмела оскорблять Уоррена очередной ложью.

— Да. — Ей хотелось взглянуть на Уоррена, чтобы увидеть, как он воспринял ее признание, но Эвелин была не в силах сделать это, ибо помнила, как он отвернулся в то утро, когда, проснувшись, обнаружил ее рядом с собой.

— Поэтому ты и поссорилась с Грэхемом?

Она решительно покачала головой.

— Нет. Тогда я еще сомневалась.

— Но ты рассталась с ним потому, что мы занимались с тобой любовью? — Видя, что она медлит с ответом, Уоррен резко бросил: — Хватит врать, Эвелин! Мне нужна правда — вся, до конца.

Но ты ее не услышишь, подумала она, потому что я и сама не знаю ее. Она равнодушно пожала плечами.

— Понятия не имею. Может, я просто устала от него. А может, тот факт, что я смогла пойти на близость с… с другим мужчиной, стал своеобразным катализатором. Я не знаю. И теперь это совершенно не важно.

— Да. — Уоррен развернул ее лицом к себе, но на этот раз его прикосновение было спокойным и мягким. — Так что нам стоит как можно скорее начать знакомиться друг с другом.

Эвелин подняла на него глаза, полные испуга и растерянности. Уоррен смотрел на нее со спокойной уверенностью, и она опасливо спросила:

— Зачем?

— Чтобы, когда поженимся, мы не были друг другу чужими.

У нее так резко перехватило дыхание, что на мгновение закружилась голова. Эвелин покачнулась.

Подхватив ее, Уоррен с усмешкой заметил:

— Ты боялась, что я не выдержу этого испытания? Не стоит: я же говорил тебе, что не собираюсь уклоняться от ответственности.

Вот, значит, как он воспринимает меня: женщина, перед которой он несет ответственность! Эвелин гневно оттолкнула его.

— Какое потрясающее благородство! Но не стоит беспокоиться, я не собираюсь вместе с ребенком сидеть у тебя на шее. Что бы я ни решила на будущее, это мое решение, к которому ты не имеешь никакого отношения. Вот и все.

Когда Уоррен справился с удивлением от ее вспышки, лицо у него окаменело, и он процедил сквозь зубы:

— Отнюдь. Я имею самое прямое отношение к твоему состоянию. И не рассчитывай, что тебе удастся отделаться от меня. Кстати, что ты решила?

— Не твое дело. — Лицо Эвелин заливала меловая бледность, и лишь на щеках рдели гневные пятна. — Все уже решено. Я сделаю аборт.

Она никогда не видела его в такой ярости.

— Семейная традиция, не так ли? — в бешенстве прорычал Уоррен.

Эвелин отвесила ему оглушительную пощечину, звук которой разнесся в тихом утреннем воздухе. Уоррен неожиданно притянул Эвелин к себе, и она разрыдалась, уткнувшись ему в плечо: женщина, попавшая в древнюю как мир ловушку, она оплакивала все одинокие ночи, полные тревоги и растерянности. Уоррен не лез с утешениями, просто прижимал Эвелин к себе, нежно гладя по голове, пока ее рыдания не стихли и она не успокоилась.

— Прости. — Эвелин взяла чистый носовой платок, который он ей предложил, и, промокнув глаза, слабо улыбнулась. — Ты как бойскаут — всегда готов.

— Не всегда. Как, например, к этой ситуации. Она волнует меня не меньше, чем тебя.

Эвелин затравленно посмотрела на Уоррена, поёжилась и запахнула пальто.

— Мне холодно. Мы и дальше будем тут стоять?

— Нам еще есть, о чем поговорить.

— Только не сейчас, прошу тебя! — взмолилась она.

Помедлив, Уоррен кивнул.

— Хорошо. Но только если торжественно пообещаешь: ты не пойдешь делать аборт, не поставив меня в известность.

— И ты поверишь мне на слово? — с интересом спросила она.

— Да. Поверю, — спокойно и твердо сказал Уоррен.

Ее губы дрогнули в улыбке.

— А ты в свою очередь так же торжественно пообещаешь, что не будешь пытаться разубедить меня. Нет, Уоррен, никаких обещаний я тебе давать не буду. Я ничем тебе не обязана, ты сам это как-то сказал.

— Я говорил совсем о другом, и ты это отлично понимаешь.

— Возможно. Но то, что произошло между нами, совершенно несущественно. Банальная история, пустяк, о котором нам обоим не стоит и вспоминать. Всего лишь одна ночь. Во всяком случае, я именно так все и воспринимаю. Я тебе ничего не должна, и, конечно же, ты тоже мне ничего не должен — особенно приносить в жертву свободу.

— Значит, именно так ты оцениваешь ситуацию? — потемнел лицом Уоррен.

— Конечно. — Эвелин попыталась изобразить небрежный смешок. — Да неужели ты решил, что из-за ночи секса я искалечу себе всю жизнь?

— Искалечишь? — прищурился Уоррен. — Интересно, но мне почему-то кажется, что ты снова врешь.

Они услышали голоса, и Эвелин увидела группу ребят, которые через парк бежали в школу. Быстро развернувшись, она торопливо пошла по дорожке, ведущей к воротам парка.

Уоррен догнал ее, но продолжал молчать, пока они не оказались в машине.

— Почти девять. На первую встречу мы опоздали, но еще можем успеть на вторую. У тебя есть с собой косметика?

— Что? — рассеянно переспросила Эвелин. — Ах да… Должно быть, я ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь так, словно плакала, но обаяния и привлекательности тебе это обстоятельство не убавило.

Открывавшая сумочку Эвелин замерла от неожиданного комплимента, но, справившись с замешательством, вынула косметичку и, как ни в чем не бывало, принялась приводить себя в порядок.

Они снова погрузились в молчание, пока не оказались у административного здания, которое намеревались осмотреть.

— Я позвоню в первое место, — предложила Эвелин, — и скажу, что мы задержались. Когда удобнее назначить другую встречу?

— Спроси, устроит ли их сегодня, в шесть вечера.

— Хорошо.

Созвонившись, она присоединилась к Уоррену, который уже осматривал здание. Эвелин отметила, что он не скупился на вопросы, и все его внимание поглощено делом. Уоррен был собран и деловит, и постороннему наблюдателю не могло и в голову прийти, что этот мужчина только-только услышал ошеломляющую новость о своем грядущем отцовстве. Эвелин отказалась от всяких попыток понять, каким Уоррен мог бы быть отцом, ибо никогда этого не узнает и не предоставит ему возможность это выяснить.

Пообещав владельцу здания, что окончательное решение не заставит себя ждать, они вышли на улицу и направились к машине.

— Ну, что ты решил? — спросила Эвелин.

— Тут есть все, что мне нужно. Да и район симпатичный. — Нахмурившись, Уоррен огляделся.

— Но чего-то тут не хватает, — догадалась она.

— Да. Хотя не могу пока точно определить, чего именно.

— Тут слишком тихо. Сначала я думала, что это преимущество. Но тут поблизости нет ни одного заведения, где можно перекусить или пропустить рюмочку после работы, нет ни магазинов, ни бензозаправки. Хотя, кроме этого, все остальное устраивает.

— Именно этим зданием интересовался кто-то еще?

— Нет. Тем, где ты будешь вечером. Я от твоего имени извинилась и сказала, что ты будешь в шесть.

— Мы будем, — поправил ее Уоррен.

— Я тебе там не нужна.

— А я хочу, чтобы ты была.

Спорить было бесполезно, и Эвелин осталось лишь пожать плечами и сказать:

— Хорошо. Я тебя там встречу. А теперь, может, ты подбросишь меня к подземке? Мне нужно в центр.

— Зачем? — сухо спросил он.

От его требовательного тона у Эвелин удивленно расширились глаза, но она быстро поняла, в чем дело.

— Нет… не для этого. Я должна забрать лампу, которую заказала.

— Хорошо. — Он подвез ее до станции сабвея, но, едва Эвелин собралась вылезать из машины, Уоррен схватил ее за руку. — Я верю тебе.

Она кивнула и вышла из машины.

Как она хотела, чтобы этого дня никогда не было в ее жизни! Если бы не приступ тошноты, Уоррен никогда ни о чем не догадался бы и не вынудил ее к признанию. Нечего было подниматься ни свет ни заря, возмущенно подумала Эвелин, но потом ей пришло в голову, что он мог сделать это умышленно, ибо что-то подозревал и надеялся на такое развитие событий.

Надеялся? Странное слово в данных обстоятельствах. И к тому же это немедленное предложение замужества… Разве мужчина не должен всеми силами отбрыкиваться от такого рода западни? Но Уоррен настойчиво добивался правды, и еще до ее признания не сомневался, что ребенок именно от него.

Эвелин попыталась привести мысли в порядок и составить четкий план действий, но, не в силах отделаться от эмоций, так и не приняла решение. Добравшись до дома, Эвелин вытянулась на диване, решив раз и навсегда определить, что делать, но сразу же провалилась в сон и проснулась лишь ко времени новой встречи с Уорреном.

Пока агент водил их по зданию, Уоррен не обмолвился ни словом, но Эвелин инстинктивно чувствовала, что ему нравится здесь. Площадь и удобства были примерно такими же, как и в здании, что они осматривали утром, но тут в отделке дерево превалировало над пластиком, что придавало помещениям теплую приятную атмосферу. Эвелин не сомневалась, где бы она лично предпочла работать, и, по всей видимости, Уоррен пришел к такому же выводу, потому что, закончив осмотр, он сразу же договорился с агентом о договоре.

— Как раз то, что я искал! — радостно воскликнул Уоррен, в машине сбросив маску невозмутимости. — До чего повезло, что я успел перехватить приобретение, пока другая сторона все еще копается! — Он улыбнулся Эвелин. — И все благодаря тебе. Если бы ты не согласилась помочь, я бы в жизни не нашел ничего стоящего, и уж конечно не так быстро.

— За это ты мне и платишь, — прозаически заметила Эвелин.

Но возбужденный Уоррен не обратил внимания на ее интонацию и предложил:

— Давай отпразднуем удачу. Где тут поблизости можно поесть? О, знаю! Как насчет…

— Нет, спасибо, — перебила Эвелин. — Рада, что здание тебе понравилось.

— Праздновать в одиночестве как-то невесело.

— Так позвони подружке. Не сомневаюсь, у тебя их полно.

Выразительно вздохнув, Уоррен повернул ключ в замке зажигания.

— Но праздновать я хочу с тобой. И не спорь. Я не в том настроении.

Остановившись у китайского ресторанчика, он запер Эвелин в машине, чтобы не убежала, и через пять минут вернулся, нагруженный двумя пакетами со снедью. Эвелин принялась ворчать, что с ней обращаются черт знает как, но Уоррен безапелляционно остановил ее.

— Мы должны раз и навсегда разобраться в наших делах. Так что замолчи и прими как должное.

Когда они поднялись в квартиру Эвелин, Уоррен помог ей накрыть на стол и вообще вел себя по-хозяйски. За обедом он с воодушевлением делился планами расширения своего бизнеса, и Эвелин, слушая с возрастающим восхищением, даже не заметила, как разговор перешел на опасную для нее тему.

— Теперь давай обсудим наши дела.

— Нам нечего обсуждать, — ощетинилась она.

Но Уоррен, не обратив внимания на ее слова, встал и переместился на диван, явно предполагая, что она сядет рядом. Но Эвелин, памятуя, чем закончилось их последнее свидание, предпочла держаться на безопасном расстоянии.

Она исполнилась решимости отвергнуть любое предложение Уоррена и, нервничая, теребила в руках носовой платок, то и дело завязывая и развязывая уголки.

— Мне очень жаль, что мы оказались в таком положении, Эвелин. Это, конечно, была только моя ошибка.

— Нет. Мы виноваты в равной мере.

— В таком случае не кажется ли тебе, что мы должны вместе разобраться в этой проблеме?

— Нет! — Эвелин разозлилась, что так легко попалась в ловушку. — Это моя жизнь, и решение принимать я буду сама.

— Но ведь ты уже решила. — Уоррен сделал паузу, наблюдая, как она покраснела. — Только не надо снова втолковывать мне, что ты собираешься сделать аборт: если бы хотела, ты бы давно его сделала. Ты не признаешься самой себе, но ведь ты не в состоянии заставить себя убить ребенка. Ты не тот человек. Не так ли?

— Да, — еле слышно признала Эвелин.

— Значит… ты хочешь единолично воспитывать ребенка?

Она удивленно уставилась на него.

— Конечно. Я не собираюсь вынашивать его ради чьих-то радостей.

— Не самая лучшая причина на свете в пользу ребенка, но для начала сойдет, — расхохотался Уоррен. — Теперь, когда мы с этим разобрались, как насчет того, чтобы выйти за меня замуж?

— Нет, — с ходу отрезала Эвелин и забилась в угол кресла, с силой вцепившись в подлокотники.

— Почему же? Что ты теряешь?

— Для начала хотя бы свободу.

— Когда появится ребенок, ты так и так ее потеряешь, — напомнил он.

— Я тебя совсем не знаю.

— У нас куча времени, чтобы узнать.

— А если мы поймем, что не выносим друг друга — что тогда?

— Тогда по крайней мере будем считать, что ради ребенка приложили все усилия. Кроме того, у него будет отец, а не имя на клочке бумаги.

Эвелин взволнованно вскочила.

— Нет! Я отказываюсь даже говорить на эту тему! По таким причинам люди не женятся.

Уоррен тоже встал и подошел к ней.

— Мы сделали ошибку и теперь должны постараться исправить ее. Почему же нельзя считать это поводом?

Эвелин, словно обороняясь, прижала кулачки к груди. Во взгляде ее стояла глубокая печаль, когда она сказала:

— Нельзя. Ты сам знаешь, что нельзя. — И снова разозлившись, добавила: — И ты вовсе не такой. Узнав, что я беременна, ты должен был уносить ноги.

— Прошу прощения, что не оправдал твоих ожиданий, — с мрачной иронией бросил Уоррен.

Она смущенно помотала головой.

— Я не это имела в виду. О, наверное, я должна испытывать благодарность за твое великодушие: ты хочешь… сделать меня порядочной женщиной, — рассмеялась она с горечью. — Но в этом нет необходимости, ты мне не нужен!

— Может, тебе и нет, — скривился Уоррен. — А вот нашему ребенку наверняка понадоблюсь. Тебе не приходило в голову, что, может быть, и он мне нужен… да и ты? Или мои чувства ты сбрасываешь со счетов?

Неужели он в самом деле так думает? — изумилась Эвелин. Может, теперь, когда бизнес налажен, он хочет обзавестись семьей? И вместе с желанным ребенком взять и меня?

— Ты сможешь… сможешь посещать нас, — нерешительно сказала она.

— Ты считаешь это наилучшим вариантом?

Нервничая, Эвелин подошла к окну, за которым на реке качались огни судов. Оказавшись у нее за спиной, Уоррен обнял Эвелин за плечи и стал осторожно поглаживать их.

— Мы подходим друг другу. И оба это знаем. Помнишь, как нам было хорошо на яхте?

— Было ли? — с горечью переспросила она, вспоминая пробуждение.

— Мне — да. И я думал, что тебе тоже.

Она не ответила, борясь со слезами, и Уоррен развернул Эвелин лицом к себе. Сжав ее щеки ладонями, он нежно поцеловал ее глаза.

— Не плачь, все будет хорошо, вот увидишь. — И страстно приник к ее губам.

Несколько секунд Эвелин пассивно принимала ласки, но потом издала сдавленный стон и закинула руки на шею Уоррена. Он целовал ее, как целуют только желанную женщину, нежно и страстно.

— Нам снова будет хорошо, Эвелин, — выдохнул он, уткнувшись ей в шею.

— Мы можем и не вступать в брак, — смущенно предложила она. — Просто попробуем жить вместе. Это не будет так… ну, так бесповоротно. И если мы поймем, что сделали ошибку, то сможем легко исправить ее.

— Слишком легко. Меня не будут покидать опасения, что при первой же ссоре я потеряю тебя. Нет, если уж мы решимся, то окончательно и без всяких условий. Я не люблю половинчатых решений, как, думаю, и ты.

На лице его читалась непреклонная решимость. Он так уверен в себе. Так силен. И Эвелин понимала, что за Уорреном будет как за каменной стеной.

Но он не любит ее, и с осознанием этого факта ей придется жить. Хотя, не исключено, что со временем все наладится, придет и любовь. Она может возникнуть из близости — так же, как и из неприязни. Но случится ли это в данном случае? Если бы только Уоррен не был так раздосадован, увидев, с кем провел ночь. Если бы не это, Эвелин с радостью приняла бы его предложение в надежде, что со временем они полюбят друг друга. Но сейчас она понимала, что Уоррен сделал ей предложение, лишь руководствуясь порядочностью. Эвелин чувствовала, что обязана сопротивляться, но почему-то желание противостоять Уоррену иссякло.

Не глядя на него, Эвелин еле заметно кивнула.

— Хорошо. Мы… мы попробуем.

Он поцеловал ее в лоб, но когда склонился к губам, Эвелин быстро отвернулась и дрожащим голосом сказала:

— Сегодня… так много всего. Слишком много. И сейчас, прошу тебя, уходи. Я устала.

Поняв по ее тону, что силы Эвелин на пределе, Уоррен кивнул.

— Хорошо. Как следует отдохни, а завтра вечером мы куда-нибудь пойдем и на пару отпразднуем.

— Что? Ах, да, конечно, — попыталась она улыбнуться. — Прости, все произошло так быстро.

— Понимаю. Не волнуйся, скоро ты привыкнешь к мысли о замужестве. — Уоррен в очередной раз иронически улыбнулся. — И, как знать, может, она тебе даже понравится. Спокойной ночи, милая. Да завтра.

Избавившись от ошеломляющего напористостью Уоррена, Эвелин погрузилась в размышления. По крайней мере стало ясно одно: ребенок остается. Но выйти замуж за Уоррена?

На следующее утро Эвелин пришла к выводу, что будет идиоткой, если согласится на замужество, и решила, что, когда Уоррен придет, откажет ему. Но днем он прислал огромную корзину цветов, а когда вечером явился собственной персоной, то был настолько обаятелен и торжествен, что Эвелин смешалась.

— Ты прекрасно выглядишь, — сообщил он, одобрительно оглядывая ее простое синее облегающее платье.

— Уоррен, прошлым вечером… — начала Эвелин, пытаясь перехватить инициативу.

— Поговорим позже. Я заказал столик в ночном клубе.

Он не позволял Эвелин и рта раскрыть, пока они не оказались за столиком.

— Спасибо за изумительные цветы, — нервничая, сказала она, водя вилкой по скатерти. — Уоррен, относительно того, что мы решили вчера вечером… Я не сомневаюсь, что, выспавшись, ты должен был прийти к тому же выводу, что и я. Что… идея совершенно нежизнеспособна. Конечно, я искренне ценю твое стремление поступить по-джентльменски, но, честное слово, в этом нет необходимости. И… и…

— Ты хочешь сказать, что передумала? — перебил Уоррен, пока она подыскивала слова.

Эвелин с облегчением перевела дыхание.

— Да.

Казалось, такой поворот событий его совершенно не взволновал, поскольку Уоррен спокойно сообщил:

— Очень жаль, ибо я уже договорился, что через уик-энд мы нанесем визит моим родителям. Сегодня я позвонил им и сообщил о нашем обручении. Они ждут встречи с тобой.

— К твоим родителям! — в ужасе посмотрела на него Эвелин. — Ты не говорил, что у тебя есть родители!

Уоррен расхохотался.

— Ты не рассказал им, что я?.. — взволнованно допытывалась Эвелин. — Не сообщил о?..

— Нет, — он взял ее за руку, чтобы успокоить. — Я решил оставить это на потом. А в следующий уик-энд ты меня отвезешь в Норфолк к своим родителям, хорошо?

— Уоррен, сомневаюсь, что смогу все это выдержать.

— Еще как сможешь, — уверенно сказал он, — потому что я постоянно буду рядом. Ну, а сегодня вечером мы забудем обо всем, кроме того, что празднуем нашу помолвку. И поскольку мы обручены… — он полез в карман, — думаю, тебе стоит надеть вот это.

И он ловко окольцевал безымянный палец левой руки Эвелин изумительным украшением с двумя рубинами в окружении мелких розовых бриллиантов. Эвелин попыталась рассмотреть кольцо, но у нее все расплылось перед глазами из-за выступивших слез, которые она еле успела вытереть.

— Прости, — откашлявшись, сказала она. Обычно я не… я не плакса.

— Знаю. Идем потанцуем.

Она без всякой радости вспоминала визит в Норфолк. Будь у них с Уорреном в самом деле романтические отношения, то для Эвелин не было бы большего счастья, чем познакомить своих близких с любимым мужчиной. Но она со стыдом понимала, что обманывает отца и мать, и эта мысль унижала и угнетала ее. Уоррен был раскован, обаятелен, и мистер и миссис Брокуэй сразу же преисполнились к нему симпатии. Эвелин же находилась на грани нервного напряжения, отчего чувствовала себя совершенно разбитой.

Однако если встреча Уоррена с ее родителями доставила Эвелин немало душевных мук, то мысль о грядущем знакомстве с его родителями, просто пугала.

— Расслабься, — попытался успокоить ее Уоррен. — Они будут от тебя без ума.

Ради сына они в самом деле будут стараться изо всех сил, подумала Эвелин, но не смогут скрыть удивления, откуда тот выкопал столь невзрачное создание. Эвелин призвала на помощь всю свою гордость и, выйдя из машины, откинула назад волосы и воинственно вздернула подбородок.

Родители Уоррена встретили гостью тепло и радостно, но Эвелин прекрасно понимала, что к ней внимательно присматриваются, и этот день стоил ей немалых моральных затрат. Когда, наконец, они сели в машину, Эвелин обмякла на сиденье, как марионетка с оборванными нитками. Уоррен тут же съехал на обочину, затормозил и обнял Эвелин.

— Ты держалась просто потрясающе, моя милая. Я горжусь тобой.

Положив голову ему на плечо, Эвелин вздохнула.

— Надеюсь, других родственников у тебя нет?

Он засмеялся.

— Больше тебе не о чем беспокоиться.

— Хорошо. — Она отодвинулась.

Теперь, когда тяжелое испытание осталось позади, на нее навалилась сонливость, и, когда они приехали в Лондон, Эвелин продолжала крепко спать. Ее лицо, на которое падали мягкие тени, казалось по-детски беззащитным. Уоррен долго смотрел на нее со странным выражением нежности и горечи, после чего с сожалением разбудил поцелуем.

— Неужели я заснула? — встрепенулась Эвелин. — Прости, но, должно быть, дорога утомила и тебя.

— Ни в коей мере, — вежливо ответил Уоррен.

Он проводил ее до дверей, подождал, пока Эвелин повернула ключ, но вместо того, чтобы, как обычно, пожелать спокойной ночи, Уоррен взял ее за руки и, заглядывая в глаза, спросил:

— Ты не против, если я останусь?

Он впервые попросил об этом, хотя Эвелин часто ждала этих слов. В конце концов, он собирается жениться на ней, и вполне достоин вознаграждения, не так ли? Она закусила губу и молча покачала головой, не в силах найти слов для вежливого отказа.

Эвелин не увидела — почувствовала его разочарование.

— Что ж, спокойной ночи. Прошу прощения, но несколько дней я буду занят. В среду вечером я покончу с дедами, и мы окончательно определимся со свадьбой.

— Да. Хорошо. Спокойной ночи.

Позже Эвелин пришло в голову, что последние слова Уоррена прозвучали едва ли не угрожающе, потому что она отказывалась безоговорочно принять его пожелания относительно свадьбы. Уоррен хотел венчаться в Норфолке, и чтобы Эвелин была в белом. Но для Эвелин предстать перед алтарем в белом подвенечном платье было сродни лицемерию. Неважно, что так поступают тысячи и тысячи невест, находящихся, как и она, в «интересном» положении. Эвелин считала, что поступила бы неправильно, и не собиралась отступаться от своего убеждения. Не говоря уже о том факте, что они идут под венец не по любви. Эвелин хотела зарегистрировать брак в муниципалитете, тут же в Лондоне, и задним числом дать знать и своим родителям, и родителям Уоррена.

Когда Уоррен появился у нее в среду, Эвелин была готова всеми силами отстаивать свою точку зрения, поставив вопрос ребром. Но Уоррен, как обычно, подождал, пока она выпустит пар, после чего сообщил, что согласен на регистрацию в муниципалитете.

— Я уже обо всем договорился. Мы станем мужем и женой через две недели, в субботу.

— Уже договорился? — возмущенно уставилась на него Эвелин. — Мог бы сначала справиться, устраивает ли меня этот день!

— Конечно, если ты успела обручиться с кем-то еще, я готов все отменить.

— Нет, я ни с кем не обручалась, кроме тебя, — рассмеялась Эвелин. — Спасибо, что больше не настаиваешь на венчании. Сомневаюсь, вынесла ли я бы все эти примерки, одевания и удивленные взгляды родственников. Тем более что… что все это притворство.

— Я уже созвонился с родителями, твоими и моими, и назвал им дату свадьбы, — обескураженно признался Уоррен и поспешно добавил: — Но предупредил, что церемония пройдет очень скромно и присутствовать будут только они.

— Ты не имел на это права! — вскипела Эвелин. — Они… они все поймут! Должно быть, уже догадались.

— Да, скорее всего, — спокойно подтвердил Уоррен.

Ее голос упал до шепота, когда Эвелин с трудом спросила:

— И что они сказали?

— Что приедут. Что же еще?

Эвелин бросилась на диван и закрылась подушкой, глухо простонав:

— Отец убьет меня…

— Скорее всего, мистер Брокуэй разрядит свой дробовик в меня, — рассмеялся Уоррен. — Твой отец уже намекал, что весьма метко стреляет. — Он присел на корточки рядом с Эвелин и приподнял подушку. — Ты закрыла створки, или в раковине найдется место для кого-то еще?

— Как бы я хотела, чтобы ты им ничего не говорил!

— Рано или поздно они все равно узнают. — Уоррен стал гладить ее по голове, приговаривая: — Не стоит волноваться. Через пару недель все войдет в норму. Мне жаль лишь, что переезд в новый офис не позволит нам уехать и провести медовый месяц как полагается. Мы сможем себе позволить уезжать лишь на уик-энд, но, обещаю, как только появится возможность, я утащу тебя куда-нибудь в жутко экзотическое место.

— Я бы с удовольствием. — Эвелин обвела взглядом комнату. — Мне будет не хватать этой квартиры.

— Естественно. Но у меня будет куда удобнее, пока мы не найдем подходящий дом с садом для ребенка.

Ребенок, подумала она. Теперь все будет крутиться вокруг него. И, наверное, до конца жизни. Именно поэтому я через две недели выхожу замуж. Мне предстоит стать миссис Уоррен Хантер, а от Эвелин Брокуэй, деловой женщины, ничего не останется, кроме воспоминаний. Я буду женой Уоррена, матерью моего ребенка, дочерью своих родителей, сестрой Розалинды — но где же я, где же я сама?

— О чем ты думаешь?

Посмотрев на Уоррена, она в очередной раз осознала, как он хорош. Должно быть, его любили много женщин, возможно даже, кто-то пытался заманить его в западню, но он умело избегал ловушек. Тем не менее нам предстоит стать мужем и женой, хотя мы не успели стать даже любовниками — в полном смысле слова.

Эвелин стало грустно и тоскливо.

— Мы будем мужем и женой, — задумчиво сказала она. — И больше не будет ни тебя, ни меня.

— Да, не будет.

Уоррен начал целовать ее, и Эвелин с готовностью отвечала. Она лишь застонала, когда Уоррен расстегнул пуговицы на ее блузке и стал ласкать груди, но, когда он расстегнул молнию ее джинсов, Эвелин сразу же попыталась отодвинуться.

— Мы не повредим ребенку, милая, — горячо зашептал он, — если займемся любовью: срок еще небольшой.

Она в отчаянии заломила руки.

— Да, я знаю, но… А нельзя ли потом?.. Ведь мы через две недели поженимся.

— Значит, ты хочешь подождать до этого времени, — мрачно усмехнулся Уоррен. — Я правильно понял?

Она умоляюще взглянула на него.

— Да. Прошу тебя.

Уоррен помедлил, борясь с искушением, но все же сдался.

— Ладно, если ты так хочешь. Подождем до свадьбы. — Внезапно он хрипло рассмеялся. — В нашем-то положении… с трудом могу поверить!