Седьмой гном

Глава 8 Серафима

Половицы тихо поскрипывали под ее ногами, а перила холодили ладонь. Сима осторожно спускалась вниз, поглядывая на покрытые морозными узорами окна, и старательно успокаивала издерганные за ночь нервы. Утренний свет струился, преломляясь на узорчатых половичках, скользил по стенам из просмоленного деревянного бруса, простой мебели и висящих на гвоздиках пейзажах.

Ночью, уложив Илью, Сима первым делом заглянула в кухонный шкаф, и только убедившись в наличии хоть каких-то припасов, смогла заставить себя вернуться в спальню. На обстановку она даже не смотрела, оглушенная и прибитая случившимся.

Дача оказалась совсем небольшой – верхняя комната, кухня-гостиная и пристроенный туалет. Несмотря на то, что здесь давно никто не жил, дом словно ждал гостей и готовился к их приходу. Сима чувствовала странное покалывание, будто вновь оказалась на своем первом новогоднем утреннике, и от того, как она расскажет стишок, зависело настроение Деда Мороза и размер подарка.

В это декабрьское утро ей вдруг так захотелось настоящего человеческого тепла, что перехватило горло. Возможно ли, что она сможет жить как прежде? Неужели придется и дальше убегать и прятаться? Сима поежилась и тяжело вздохнула. Господи, она ведь даже не знала, кто виновник ее бед…

Она бы разожгла печку, рядом с которой лежало несколько сухих поленьев, но тогда из трубы пойдет дым, а значит, он привлечет внимание. Вдруг кто-то захочет посмотреть на новых жильцов? И что она скажет в свою защиту, как оправдает свое присутствие в чужом доме? Врать Сима совершенно не умела. И Амалия Яновна сразу же раскусила ее как сухую сушку, прожевала и проглотила. А вот Серафима так и не поняла ничего про старуху. Ни-че-го… И все равно продолжала верить и жалеть ее.

Край холщовой скатерти легонько шевелился от сквозняка. Сима подошла к двери и провела ладонью по краю – поддувает. В мятущемся мозгу пробежала мысль о тюремной камере. Бросило в холод – нет ничего страшнее расставания с ребенком! Невозможно даже думать об этом спокойно – живот моментально скручивает в болезненном спазме.

Телефон Сима выключила сразу, как только они добрались до вокзала. Она никому не звонила, даже Валечке. Ну что бы она ей сказала? Что ни в чем не виновата, и что соседка видела ее в окно и наверняка подумала, что Серафима что-то натворила? Замкнутый круг…

Может надо было остаться и вызвать полицию, но тогда бы она нарушила приказ Амалии Яновны. Хотя что теперь говорить о ее приказах – нет больше старой актрисы. И не докажешь, что не ты приложила руку к ее смерти.

Сима подошла к электрической плитке и смахнула с нее пыль. Вытянув шнур, вставила в розетку, молясь, чтобы все работало. Когда в воздухе запахло горелым, она достала кастрюльку и огляделась в поисках крана, но увидела лишь прикрученный к стене умывальник.

«Ладно, надо просто собраться и хорошенько подумать… Вероятно, где-то рядом должна быть колонка…»

Накинув на голову капюшон, Сима сняла с полки жестяной бидон и подошла к двери. Ключ, лежавший в кармане, нагрелся от ее пальцев. Вставив его в замочную скважину, Сима провернула его и плечом толкнула дверь. Дверь поддалась с трудом – за ночь насыпало снега. Протиснувшись сквозь образовавшуюся щель, Серафима, нагнув голову, кинулась к калитке, утопая по голень в сугробе. Все же им очень повезло сразу найти дом, а не блуждать по поселку впотьмах. Но Горецкая очень хорошо объяснила, как добраться до старой дачи, хотя было бы лучше, если бы она объяснила, зачем вообще это нужно…

Да что теперь говорить – именно за этими объяснениями Сима и понеслась ночью к актрисе. Та не брала трубку, и стало понятно, что случилось что-то страшное. Как бы ругала Симу бабуля, если бы знала, что она оставляет маленького Илюшу дома одного!

Если бы была жива бабуля, ничего подобного бы с Симой не случилось… И, как назло, Валечка до сих пор была в отъезде. Получается, и ее Сима подвела – кто же теперь будет чистить снег у садика?

Глаза обожгло горячими слезами. Ну почему у нее все не как у людей? "А как у людей? – тут же поправила она сама себя, – у людей тоже по-разному."

Взять Амалию Яновну: Сима думала, что будет ухаживать за старой немощной женщиной, не способной позаботиться о себе. А Горецкая оказалась «железной леди» с такой энергетикой, что Симу просто сбивало с ног, когда она появлялась у нее в квартире.

…– Что же ты себе мужика богатого не нашла? – спросила она как-то Симу, раскладывая пасьянс.

– Скажете тоже, Амалия Яновна, – возя мокрой тряпкой под шкафом, подняла голову Серафима. – С чего вы вообще решили, что я кого-то ищу?

– Не ищешь? – усмехнулась старуха. – Ну и дура.

– Так уж и дура, – пожала плечами Сима. – Вы видели современных мужчин? Оно им надо?

– Ах, вон ты о чем, – в глазах Горецкой зажегся нехороший огонек. – Так ты сама виновата – зачем рожала?

– Не ваше дело, – разозлилась Сима, пожалев о том, что рассказала Горецкой об Илье в их первую встречу. Теперь дня не проходило, чтобы Амалия Яновна не уколола ее. – Вы постоянно тыкаете мне этим! Думаете, ответить не могу?

– А ты можешь? – приподняла бровь Горецкая, и на ее щеках затрепетало подобие румянца.

– Вы просто не знаете, что такое иметь детей, – глухо ответила Сима и тут же пожалела о своих словах. Лицо Горецкой моментально приобрело бледно-синюшный оттенок, губы скривились, а нос заострился. – Извините, – буркнула Сима и утерла глаза тыльной стороной ладони.

– Тебя обманули, использовали и выкинули, как вот эту вот половую тряпку! – прошипела Горецкая, смахивая наполовину сложенный пасьянс.

– Вы ничего не знаете… – отвернулась Сима.

– Расскажи? – актриса растянула в язвительной улыбке накрашенные губы. – Сама в койку прыгнула? Что, невтерпеж было? Или хотела привязать к себе байстрюком?

Из сжатой в кулаке тряпки закапала вода. Сима уставилась на Горецкую, а затем расхохоталась, да так, что уселась на пол.

– Ну, Амалия Яновна, вы даете! Мне бабуля говорила: когда тебя задевают, значит из тебя что-то торчит. Так вот, я надеюсь, что из меня ничего не торчит. И если вы хотите меня задеть, то у вас это не получится. Я не умею готовить всякие сложные блюда, воспитываю сына одна, пытаюсь как-то выжить, но знаете… я чувствую себя счастливой. Не все время, конечно, но все же чувствую! А вы… вы… – Сима отвела глаза и закусила губу.

Горецкая пожевала вставной челюстью, пристально разглядывая Симу, а потом спросила:

– Ладно, остынь. Никому не говорила, что ко мне ходишь?

Сима глубоко вздохнула и пристально посмотрела на Горецкую. Перескакивать с темы на тему тоже было в духе Амалии Яновны.

– Я же обещала вам. Еще в первый день. И на бирже сказала, что вы меня не приняли…

– Хорошо… – сказала старуха как ни в чем не бывало.

– Но соседи, наверное, догадываются… Я же мусор выношу и в магазин хожу…

– Ничего… немного осталось. Потерпеть надо. Будут спрашивать, посылай их на…

Сима покраснела, услышав грязное ругательство. Горецкая частенько пускала в ход такие слова, от которых просто волосы на голове вставали дыбом. Это просто не вязалось с ее статусом, но такой уж она была – резкой и грубой…

…Железная колонка нашлась у третьего дома по той же улице. Снег покрывал все кругом ровным слоем, что говорило о том, что рядом с дачей больше никого нет. С трудом оттянув рычаг, Сима получила лишь тоненькую струйку воды. Похоже, ей повезло – вода еще не успела замерзнуть. Но если это может случиться, то следовало запастись водой. Неизвестно еще, сколько им придется здесь прятаться. Уж точно до того момента, как она сможет понять, о чем же просила Горецкая в их последнем телефонном разговоре.

Сима помнила его слово в слово, но пока ни единой здравой мысли в голову не приходило.

«Он уже здесь… И знает, кто я. Ты должна спрятаться, потому что он ничего не найдет и захочет узнать это от тебя. Он будет мстить. Поезжай в поселок, найди четвертый поворот от дороги. Слева будет дом с флюгером. Ключ слева… И запомни – седьмой гном…»

Затем звонок оборвался, и Сима, осев тогда на кровати, в ужасе подумала, что уже никогда не увидит взбалмошную старуху живой…