Секрет скарабея: Исповедь журналистки

Глава восьмая Идеальный мужчина снова вне подозрений

Я опять помчалась к сонной консьержке.

— Простите, Александр Берсудский. В каком номере?

— Щас. — Толстухе, видимо, надоело быть любезной. — Восемнадцатый. Только что поднялся к себе.

— Спасибище!

Забежав в свой номер, чтобы подправить макияж и швырнуть на кровать компрометирующие распечатки, я спустя десять минут оказалась у двери с табличкой «18».

— Юля? — Александр споткнулся от неожиданности о завернувшийся уголок коврика и рухнул на пол, не переставая счастливо улыбаться.

«Если при твоем неожиданном появлении падают от радости — значит, тебя любят», — подумала я и бросилась на помощь.

— Ты не ударился?

— Не страшно. Вот уж умеешь ты неожиданно появляться! У тебя, знаешь ли, талант!

— И отнюдь не единственный!

Александр поцеловал меня и заботливо усадил на диван, подложив подушку.

— Хочешь яблоко?

— Давай!

— Приехала на пресс-конференцию по поводу этой катастрофы?

— Да, представляешь? Я заметила тебя у входа. Ты давно здесь?

— Со вчерашнего вечера.

— А у меня через два часа поезд…

— Жаль, я еще не разобрался с делами — поехали бы вместе.

— Ты серьезно хочешь, чтобы я задержалась?

— А почему нет?

— Честно сказать — мои дела здесь тоже не окончены, но я должна передать в редакцию новости.

— Твои дела, здесь? Связанные со смертью Алевтины Терентьевой? — насторожился мой единственный.

— Догадливый, — протянула я.

— Ну, во-первых, ты журналистка и, как мне кажется, очень дотошная. Вероятно, официальных данных тебе мало. А завтра приезжают родители погибшей, и вся милиция ринется их допрашивать.

— Откуда знаешь про родителей?

— Я, видишь ли, тоже здесь не случайно и уверен, что ты это понимаешь.

Вот это да! Интересно. А что дальше? Может, он расскажет, как подложил бомбу в машину Алевтины, а потом застрелит меня, спрячет труп в багажник, а потом бросит в реку?

— Не случайно?

— Мне нужно было встретиться с живой Алевтиной, но я опоздал. И в этом виновата ты.

— Я? Ничего себе поворотик!

— Представь себе. Ведь это ты слишком поздно вернула мне запонку, которую я должен был отдать ей.

— Скарабея? Зачем? — Я чуть не задохнулась.

— Я сам многого не знаю. В тот день, когда мы с тобой впервые увиделись, Митин позвал меня в свой кабинет.

— До самоубийства?

— Я шел по коридору, и он попросил меня зайти. Он казался каким-то странным, но не могло же мне прийти в голову, что я последний раз вижу его живым!

— Странным?

— Даже очень! Все помещения в том здании, где ты была, принадлежат «Ойл Стар», а мы арендуем несколько кабинетов. Так вот, в тот день Митин «простил» мне аренду. Я даже не понял, с чего это. Мы никогда не были даже близкими знакомыми. Так, здоровались, сталкивались… Потом он объяснил, что просит меня об одолжении. Якобы кое-что он не может доверить никому, а я вот самая подходящая кандидатура. Он просил как можно скорее отвезти в Александрию и отдать лично в руки Алевтине Терентьевой запонку.

— И все? И ничего не объяснил?

— Нет. Сам не знаю, почему не отказался. Какой-то жалкий был у него голос. Я взял этого чертова скарабея, сунул в карман и пообещал обязательно сделать. Признаться, я думал, дело в каких-то сантиментах. Мало ли, любовь-морковь. А потом пришла ты со своим интервью — дальше тебе известно. Позвонил охранник, сообщил, что Митин мертв, я, как безумный, ринулся в его кабинет и потерял запонку. Ты даже не представляешь, как я мучился, что не смог исполнить последнюю волю человека. Теперь ты понимаешь, что я чувствовал, когда скарабей вдруг выпал из твоего кармана?

— Да, ты был ужасно мрачным.

— Не до веселья. Особенно когда я приехал сюда и узнал, что Алевтина убита. Такие дела. Сам не понимаю, что теперь делать. И какого черта Митин меня в это втянул?

— Я кое-что знаю.

— Неужели?

— Точно такую же — вторую — нашли на теле Тереньева. Об этом писали в милицейских сводках.

— Да ну!

— Но милиция большого значения скарабею не придает. Родители Альтаир подарили его любимому зятю.

— При чем здесь Альтаир? Это что-то из астрономии?

— Это прозвище Алевтины, потом объясню. Следователь сказал, что запонка с секретом — панцирь жука отодвигается, и открывает тайник. В таких тайничках раньше носили яды или наркотики.

— Значит, там яд?

— Не знаю!

Битый час потом мы вертели скарабея в руках, но проклятый панцирь не поддавался. В конце концов запонка выскользнула из моих бестолковых рук и закатилась под кровать. Вывозившись в пыли, Александр выудил строптивое насекомое из тьмы с восторженным воплем, как охотник, подстреливший добычу.

— Чего ты кричишь?

— Открывается! Я понял — на панцирь нужно нажать, как на кнопочку! У меня это случайно вышло — я зажал его большим пальцем, и он двинулся. Смотри! — Запонка раскрылась, как подогретая мидия, и тайник обнажился. Вместо яда или героина мы обнаружили в нем микроскопическую записочку. Папиросная бумажка, размером в квадратный сантиметр, была сложена множество раз и втиснута сюда чьими-то изощренными руками.

— Чтобы это прочесть, нужна лупа. И написать это без лупы невозможно, — расстроилась я.

— Подожди, здесь, по-моему, одни цифры!

— И несколько латинских буковок между цифрами — видишь?

— Какой-то шифр. Разобрать его нам и лупа не поможет! — вздохнул Александр.

— Мне все больше кажется, что без милиции не разобраться.

— Я тоже об этом думаю.

— Через час у меня поезд. Но даже если меня уволят, я никуда не поеду! Полковник Сухоруков еще в Александрии, и я уверена — останется здесь до завтра. Сейчас сгоняю на вокзал, сдам билет, потом отпишу пресс-конференцию в интернет-клубе, а завтра мы вместе пойдем к Сухорукову со всеми вещественными доказательствами.

— Зачем тебе интернет-клуб? У меня ноутбук с собой.

— Супер! Ты разрешишь им воспользоваться?

Новости я успешно отписала и отправила на адрес агентства. В письме я добавила несколько слов для Льва:

«Ты, конечно, можешь меня увольнять, но я раскопала совершенно сенсационные сведения и не успокоюсь, пока не выведаю все до конца. Вы еще будете мной гордиться. Вернусь завтра вечером.

Целую, Юля».

Билет мы сдали, потеряв пятнадцать процентов стоимости, но другой покупать не стали. Александр предложил вернуться в столицу на машине, взятой в прокат.

На обратной дороге мы зашли в ресторан «Гиацинт», недалеко от гостиницы. Столы были застелены зелеными скатертями, а стены обиты деревом. Кухня — домашняя и на мой вкус вполне сносная. Александр был другого мнения, в основном из-за грубости обслуги. Меня это мало заботило, потому что зверски хотелось есть. Набив живот жирной ухой и индюшиными тефтелями, я, абсолютно довольная жизнью, решила посвятить Александра в тайну любовных писем Алевтины и уже в гостинице вручила ему истрепанный конверт.

— Что это?

— Письма Алевтины к любовнику, который погиб вместе с ней.

— Ты сбрендила?

На «сбрендила» я обиделась. Он спохватился:

— Ну, извини, пожалуйста. Я просто не понимаю, как это могло попасть к тебе.

— Ты почитай. А как попало? Вон кусок обоев, видишь? Они отстали.

— Ну и при чем здесь…

— При том. Дослушай сначала! Я хотела их разгладить, просто механически, а там комок какой-то. И нашла эти письма. Понимаешь? Виктор Черепанов поселился в этом самом номере, чтобы дождаться Алевтину! А эти письма сунул сюда. Потом забыл, наверное.

— Фантастика!

Читал Александр долго. Я успела выкурить три сигареты, поиздеваться над допотопным телевизором, показывающим только две программы, и даже соскучиться по его вниманию.

— Что это за Виктор?

— О, у меня и фотография есть — полюбуйся!

— Этот сопляк?

— Снимок сделан семь лет назад.

— Если здесь ему пятнадцать — семнадцать, значит сейчас года двадцать два — двадцать четыре.

— Но я не на сто процентов уверена, что это тот Виктор. Здесь — семейство Алексея Черепанова, президента какого-то «Альвика». Отчество подходит, только и всего.

— Я знаю концерн «Альвик»! Слышал, что у Черепанова есть сын Виктор. И возраст примерно тот же. Он иногда заходит к отцу в офис…

— Уже нет…

— И мы — единственные, кто об этом знает? Ты ничего не сказала следователю?

— Мне казалось, ты как-то замешан в этом деле. А если их убил ты? Значит, я тебя разоблачу, и прощай, любовь, навеки!

— Разве я похож на киллера?

— Настоящие киллеры мне в жизни не встречались. Кто знает, какие вы?

— Не шути так серьезно!

— Прости.

— Уже легче. Итак, что мы имеем? Погибший любовник Алевтины Виктор Черепанов — раз! Запонка с шифром, возможно, дает след к катастрофе — два! Если б нам только удалось понять, что в этой записке! Митин имел какие-то дела с Алевтиной — три! Виктор Черепанов приехал сюда по денежному делу — четыре!

— А Алевтина, между прочим, только что вернулась из столицы, где могла бы встретить своего любовничка без проблем! Но вместо этого она вызывает его сюда, и они взрываются!

— Пять! Она покончила с собой вместе с ним, подложив бомбу в собственный автомобиль?! Ведь прямо пишет, что Виктор ее не любит.

— Я думала об этом. Но не верится, чтобы любящая женщина была на такое способна. Хотя я не знала Алевтину. Возможно, она была психопаткой.

— Бывает. Я тоже ее не знал. Видел на приеме однажды — обычная леди. Кстати, она, должно быть, старше Виктора. На несколько лет как минимум.

— Была…

— Послушай, если честно, я уже не понимаю, какого черта вокруг нас творится!

— Нечего было девушек выдергивать из фантастической реальности! За все надо платить!

— Платить я готов!

— Спасибо, милый!

Остаток вечера мы посвятили себе и своим чувствам, изо всех сил стараясь забыть о несчастных, погибших от страшного взрыва.

В какой-то момент я все же поддалась неудержимому желанию всплакнуть над изломанной судьбой неизвестной мне женщины и над безжалостной ухмылкой судьбы, лишившей ее самого большого счастья в жизни, когда она была с ним совсем рядом…

Я сама не заметила, как свернулась в клубочек и тихонько шмыгнула носом. Занятый деловыми телефонными переговорами, Александр не обращал на меня внимания, и это показалось мне чудовищно обидным.

Лежу здесь, как несчастная Алевтина… Нет, не «как», а это именно я — Алевтина. Никому не нужная, нелюбимая, приговоренная к смерти скотиной-киллером. И свою главную, единственную любовь в жизни я увижу только потому, что пообещаю ему чемоданы с золотом… Какие они все-таки сволочи! Слезы полились по щекам.

Теплые руки обхватили меня и прижали к широкой сильной груди:

— Что случилось?

— Он приехал только из-за золота!

— Т-ш-ш… Это все было и прошло. Успокойся, юла. Ты просто устала.

Горячие твердые губы мягко целовали мою зареванную физиономию, шею… А потом ниже, где было уже совсем другое существо, тихонечко, пока еще тайно откликавшееся на трепетные прикосновения. Я чувствовала, как меня отпускает напряжение этого долгого дня и этой длинной истории…

И вот я уже прямо-таки тону в облаке любви и нежности, в надежных объятиях своего мужчины, который может защитить и успокоить меня. Как никто другой. А он наклоняется все ниже и ниже, потом, не разжимая рук, переносит меня на гостиничную кровать и ложится рядом, обнажив гладкий, загорелый торс. Я тихонько, все еще шмыгая носом, глажу это чудесное тело, мокрыми, солеными губами целую красивое лицо. Только теперь, сегодня, мы по-настоящему вместе. Я подвигаюсь к нему поближе, попутно избавляясь от одежды… Он, наклоняясь, слабо, поддразнивая, прикасается губами к моей груди… Наше соединение сегодня совсем не похоже на страстные схватки предыдущих ночей. Сегодня все — лебяжий пух, нежность и мягкость, сладостное упоение взаимным обладанием, длительный, головокружительный полет…