Семейный стриптиз

ГЛАВА 42

Энджи вылезла из душа, вытерлась еще влажным с ве­чера полотенцем и надела махровый халат. Обычно после душа она не вспоминала об одежде, но с тех пор как Мишель, окровавленная, до смерти напуганная, объявилась на пороге с детьми и псом, вся ее жизнь изменилась. Отсю­да и халат – как знать, когда и какой из ребят Мишель за­хочет пойти в ванную.

По утрам в это и соседнее помещение выстраивалась очередь, словно в билетную кассу перед концертом леген­дарной поп-звезды, поэтому Энджи решила перенести ма­кияж в спальню. В дверях, чего и следовало ожидать, она столкнулась с несчастной Мишель, из-за спины которой выглядывала Дженна.

– Можно, мы… Ты не возражаешь, если…

– Вперед! – с улыбкой кивнула Энджи.

Странно, но она действительно ни чуточки не возража­ла, хотя последние два дня ее квартира смахивала скорее на цыганский табор, чем на цивилизованное жилье. И что с того? Ей уже осточертело валяться плашмя на кровати и пялиться в потолок.

Вчера они с Джадой и детьми съездили в «Пассаж» и купили кое-что из остро необходимого для Дженны и Фрэнки, а сегодня Энджи собиралась до работы завезти ребят в школу, поскольку Мишель не могла нигде пока­заться в таком виде. Само собой, Энджи еще в субботу до­билась судебного запрета для Фрэнка приближаться к детям и жене; а Мишель получила медицинскую помощь и юридически заверенную справку о побоях. Энджи перенесла свой крохотный – и единственный – телевизор из спальни в гостиную, и все пятеро (не считая собаки) про­вели воскресный вечер вповалку на полу перед видиком.

Когда Энджи справилась с шоком от изуродованного лица Мишель, а ребята – еще и от того, что их так внезап­но вырвали из родного дома, словом, когда первые страсти улеглись, им всем вдруг стало хорошо и уютно. Правда, передвигаться по гостиной, в которой на полу постелили матрацы, было трудновато, да и с детьми жить непривы­чно, но они такие замечательные! Вчера целый вечер про­вели в обнимку с Мишель, и Энджи исподтишка любова­лась этой по-семейному уютной сценой. А как ребята жа­леют маму, как пытаются ее оберегать! Фрэнки целый вечер твердил, чтобы мамочка больше «не упадала», а Дженна, кое-что, видимо, уже понимающая, молча глади­ла волосы Мишель.

Энджи прижала ладонь к животу. Она чувствовала, что хочет того же, и теперь уж недолго осталось ждать. Как это, должно быть, чудесно – прижать родной теплый комочек к своей груди!..

Включив кофеварку, Энджи сложила в кейс несколько документов, пару юридических справочников и свою за­писную книжку, затем пошла за почтой, которую здесь всегда доставляли на рассвете. Ничего выдающегося: рек­ламные листки, счет за электричество, банковская выпис­ка и… А вот это уже интересно!.. Конверт с бостонским штампом.

Положив всю стопку на подоконник, Энджи покрутила конверт в дрожащий пальцах. В графе «обратный адрес» значилось название юридической фирмы, а внутри обна­ружилось официальное приглашение на встречу с адвока­тами для обсуждения развода и подписания документов. Нашли чем удивить! Сюрпризом для Энджи стала лишь дата предполагаемой встречи в суде. Через две недели! Рэйд не мешкает…

Вместе с печатным бланком фирмы в конверт был вло­жен от руки написанный листок:

«Я решил, чем раньше, тем лучше. Полагаю, ты с этим согласишься. И надеюсь, что сможешь приехать, поскольку вклиниться в плотный судебный график было нелегко. Очень рассчитываю на твое сотрудничество. Давай поско­рее решим эту небольшую проблему, чтобы каждый из нас мог спокойно идти своей дорогой.

Рэйд».

Рассчитываю на сотрудничество? Небольшую проблему? Спокойно идти своей дорогой?

Глотая черную горечь кофе, Энджи вновь и вновь пере­читывала несколько убористых строчек. Ей нужен ребе­нок, причем без Рэйда, а значит, чем скорее она от него из­бавится, тем лучше будет ей. Но ему-то об этом неизвестно! Что же он так спешит? И до чего же он бездушен – в голо­ве не укладывается!

Пока она изучала записку на кухне, появилась заспан­ная Джада, шагнула прямиком к кофеварке и взвизгнула, обжегшись о горячую кружку. Кофе брызнул во все стороны.

– Ой-ей-ей, мама родная! Покалечить меня надума­ла? – Джада затрясла обожженной ладонью.

Энджи бросилась к ней с извинениями, прилетевшая на крик Мишель вмиг навела чистоту и обернула постра­давшую руку мокрым полотенцем.

– Большинство несчастных случаев, девочки, проис­ходит дома, – авторитетно напомнила она.

– Мне сегодня такая гадость про дом снилась, – дуя на пальцы, пробормотала Джада. – И про Клинтона. Как будто бы он…

Энджи протянула ей «привет» из Бостона.

– Эта гадость мне, боюсь, не приснилась. Ты случайно не знаешь, где можно достать мышьяк?

Джада, все еще морщась от боли, взяла два листка и пробежала глазами.

– Хм-м-м. Мышьяк, говоришь? Самое то для мерзав­ца. Собираешься подсыпать в бостонский водопровод или ограничишься конкретным районом?

– Еще не решила, но… – Энджи задумалась. – Но что-то определенно надо сделать.

– Лично я обеими руками за! Понадобится помощь – только кликни, подруга. – Джада направилась обратно в свою комнату. – Пора одеваться, – бросила она через плечо. – Женский терроризм подождет, пока я не найду себе шикарную работу у плиты в какой-нибудь велико­светской забегаловке. Как по-вашему, – поинтересова­лась она уже с порога спальни, – деловой костюм наде­вать?

– Разве что деловой спортивный костюм, – хихикнула Мишель. – Не забудь там и за меня словечко замолвить.

Энджи расхохоталась – большая редкость для нее, в девять-то утра. Она знала, что Джада отправляется на по­иски работы, а Мишель решила последовать примеру по­други, как только исчезнут следы побоев.

Минут через десять Джада выплыла из спальни в пол­ном снаряжении – не сказать, чтобы в деловом, но уж со­всем не спортивном костюме.

– Нарисую лицо – и вперед, на покорение воротил общепита! – сообщила она.

Лихорадочные и шумные поиски запропавшего учеб­ника Фрэнки увенчались успехом, чего нельзя было ска­зать о поисках розовых носков Дженны. Однако в конце концов дети были одеты и собраны.

– Мы готовы! – объявила Мишель.

– Выходите, я сейчас. – Энджи нырнула в свою спаль­ню, мельком глянув на изувеченное лицо Мишель. При дневном свете на бедняжку было жутко смотреть. Одного глаза практически не видно; шея иссиня-черная. «Рэйд по крайней мере меня ни разу не ударил. Впрочем, он ведь меня и не любил», – мелькнуло в голове Энджи. Совер­шенно идиотская мысль! Кто сказал, что любовь и побои ходят рука об руку?

«Я буду хорошей матерью его ребенку, – подумала Энджи. – Родится девочка – воспитаю сильной, а маль­чик пусть будет лучше своего отца. Ведь, в сущности, всем им, мужчинам, не мешало бы стать лучше, чем они есть. А кто их научит, если не женщины?..»

Утро выдалось совсем не такое, как обычно, но Энджи понравилось. Она выбежала из дому, усадила ребят в ма­шину, дождалась, пока они распрощаются со своей маму­лей, и под аккомпанемент их препирательств довезла до школы. Убедившись, что оба благополучно вошли в здание, Энджи отправилась в Центр и по пути думала обо всех несчастных обманутых женщинах в общем и о троих в частности. «Нужно что-то делать, – в конце концов реши­ла она. – Так дальше продолжаться не может».

ГЛАВА 43

До чего же тяжел дешевый однообразный труд! В свое время, устроившись самым младшим клерком в банк, Джада пребывала в уверенности, что работа всяких «мистеров Маркусов» гораздо интереснее, гораздо лучше оплачи­вается, но при этом и куда более тяжелая. Ха! Как бы не так! Начальника отделения достает только писанина, в ос­тальном же он, можно сказать, лоботряс по сравнению с ломовыми лошадками – клерками.

Сначала Джада попытала счастья в химчистке, куда приглашали кассиршу, и в прачечной, где требовалась приемщица, но получила от ворот поворот. Не иначе как цвет ее кожи не подошел. Уэстчестерские белые девицы не желают, чтобы их тряпок касались черные пальцы! Но злобные мысли Джады, понятное дело, остались при ней.

В конце концов она устроилась почти по специальнос­ти – стоило ей упомянуть свой банковский опыт, как ее без разговоров приняли кассиром в большой супермаркет. Не на постоянной основе, разумеется: куда ж без месячно­го испытательного срока. Однако шанс попасть в штат, на­сколько поняла Джада, был достаточно велик. Мистер Стэнтон обозрел ее с ног до головы и заявил:

– Хорошо смотритесь. Здесь многие из ваших отова­риваются.

Какие такие «ваши» имелись в виду, Джада не очень-то поняла. Уж во всяком случае, сама она не отнесла бы к «своим» эту черную тушу, чей ребенок заходился криком (без малейшей реакции со стороны мамаши), пока Джада считывала сканером штрихкоды с гигантской упаковки фигурного шоколада, безобразно дорогой пачки овсянки, содержание сахара в которой превышало все мыслимые нормы, и мешка репчатого лука. Диву даешься, до чего не­лепые наборы продуктов попадают в корзины покупате­лей!

Главным недостатком оказалось то, что кассирши в этом магазине почему-то не сидели, а стояли на своих ра­бочих местах. Немыслимо тяжко было проторчать целый день на ногах и при этом не свалиться от усталости и не ус­нуть стоя. Уже на второй день работы Джада поняла, что часы пик, как ни парадоксально, даются легче, чем зати­шье, поскольку в отсутствие покупателей кассиру нечем себя занять. Приходится переминаться с одной чугунной ноги на другую и таращиться на заголовки журналов, чи­тать которые никому из сотрудников не позволено.

К тому же полное безделье открывало простор для мыслей, без чего она в данном случае запросто обошлась бы. О чем ей думать, кроме как о никчемности своей жизни? Теперь, когда она зарабатывает меньше шести дол­ларов в час и все до цента отдает на детей, Клинтону с Тоней придется подсуетиться, чтобы сохранить дом.

Внезапный страх отозвался спазмом в желудке. Разве можно хоть в чем-то понадеяться на Клинтона? Страховка дома и ежемесячные выплаты за недвижимость – все это требует денег, а откуда он их возьмет? Сейчас главное – любым способом обеспечить детям хотя бы видимость прежней жизни. Какой он ни есть, этот дом, но ребята в нем родились и росли; для них он не просто крыша над го­ловой, а источник комфорта и стабильности. Значит, снова заботиться обо всем придется ей. Конечно, ее сбере­жений хватит на какое-то время, а дальше что? Счета за электричество и телефон (в доме, к которому ей и прибли­жаться-то нельзя!) тоже никто не отменял; детей нужно кормить и одевать…

Миниатюрная старушка подкатила тележку к кассово­му конвейеру. Спешно изобразив радушную улыбку, Джа­да провожала взглядом каждую выложенную на ленту по­купку – пакет крекеров, одинокий помидор, банку джема и две упаковки фруктового пудинга. Пока Джада снимала штрихкоды, бабуся выудила из глубин мешковатого пальто купоны на скидку, по древности сравнимые с их владели­цей. Один купон позволял получить скидку на желатин, а не на пудинг, срок же годности второго и вовсе истек бог знает когда. Вырезанный из газеты лет эдак десять назад, он разлохматился по краям, а на сгибах протерся насквозь. Это ж сколько времени бедняжка его берегла?..

Джада молча предоставила обещанные купонами скидки – скорее всего, из собственного кармана, потому что в конце рабочего дня с нее наверняка вычтут недостачу. Ин­тересно, где живет это несчастное создание и почему, еле передвигая ноги, ходит по магазинам одна? Отпуская сле­дующего покупателя, Джада мысленно помолилась за старушку, а потом за себя, заклиная всевышнего не уготовить ей такую вот старость.

Еще и полсмены не прошло, а Джада уже изнывала от боли в натруженных ногах. Икры и бедра гудели, как на финише марафонской дистанции. Не стоило, наверное, хвататься за первую возможность заработка… Кроме всего прочего, мысли упорно возвращались к детям. Эти свида­ния… они сведут ее с ума или доведут до инфаркта! Ожида­ние в машине у школы, встречи в присутствии соглядатая из соцслужбы, миссис Пэтель, – все это было унизительно само по себе, но смятение, разочарование и горе малышей буквально разрывали ей сердце. Шавонна все больше злится. Половину последней встречи она вообще не от­крыла рта – так и сидела, скрестив руки на груди и испепеляя Джаду гневным взглядом.

Кевон же все льнул к маме и забрасывал бесконечными вопросами, которые беспокоили ее еще больше.

– А знаешь что? – то и дело спрашивал он.

– Что, дорогой?

Не придумав продолжения, малыш часто-часто моргал, корчил рожицы и ерзал на месте.

– А знаешь что? – снова вопрошал он и пускался в до­словный пересказ мультфильма, увиденного вчера по теле­визору, или в столь же точное описание скандала между Клинтоном и Тоней. Лишь бы хоть чем-нибудь привлечь мамино внимание: – А папа и говорит: «По горло сыт го­товыми пиццами и сосисками! Видеть больше эту гадость не могу». А Тоня и говорит: «Я тебе что, целый день у плиты торчать должна?»

– А знаешь что? – раздавалось секунду спустя. – Знаешь что? Она даже «Джеди-Найтс» не знает! Ни одного из них не знает! Сама сказала, что знает, а сама вовсе и не знает!

Сердце Джады обливалось кровью и от его неожидан­ных вопросов:

– Мамочка, а где моя пижамка? Ну, та, с рыбками и такими малю-усенькими лодочками? Мамочка, а почему ты мне больше кровать не стелешь? Простынки мятые, мне спать плохо!

Он не умолкал ни на минуту и все висел на маме, пока она нянчилась с Шерили, а Шавонна не открывала рта и упорно отводила от Джады взгляд. Лишь глаза миссис Пэтель, сидевшей в сторонке с неизменно грустным лицом (то ли от личных горестей, то ли от печали за всех разлу­ченных с матерями детей), отражали боль Джады.

И все-таки тяжелее всего давались Джаде не сами два часа свидания, а обратный путь к своему бывшему дому. Шерили заходилась в крике еще до поворота на улицу Вязов; Кевон захлебывался словами и слезами… В эти мо­менты Джада была благодарна миссис Пэтель, которая молча забирала рыдающую малышку и несла в дом, уводя с собой и Кевона. Только оставшись наедине с матерью, Шавонна поднимала на нее глаза.

– Возвращайся, – сказала она в прошлый раз. – Когда ты вернешься?

– Не могу. Ваш папа не разрешает, – ответила тогда Джада, хотя не однажды клялась себе, что не станет чер­нить Клинтона в глазах детей. – Понимаешь, солнышко? Папа не хочет, чтобы я вернулась.

А потом, когда и Шавонна скрылась в доме, и миссис Пэтель, попрощавшись, ушла, Джада долго плакала в пус­том темном салоне «Вольво». От того, что она сказала правду, дочери легче не стало. Боже, как страдают ее дети! За что, господи? В чем ее ошибка? Где она совершила про­мах? Отчего вся жизнь пошла наперекосяк? Силы ей не за­нимать, работы она никогда не боялась, против закона не шла. И что хорошего это дало ей? А Мишель и Энджи? За что страдают они?..

Джаде вдруг стало абсолютно ясно, что она больше не может и не будет так жить. И еще она поняла, что их спасение в сплоченности. Необходимо объединиться и действо­вать сообща. Они должны помочь друг другу поквитаться за боль и страдания, сравнять счет – и вернуть себе все, что им принадлежит по праву. Разве она не имеет права воспитывать собственных детей? Разве дети не имеют права жить с мамой? Джада смотрела на клавиши аппара­та, пока цифры не заплясали перед ее глазами. Может быть, та шутка о киднепинге, которой она так напугала Мишель, была не совсем шуткой?..

– Мы прилетаем. Нет! Отговаривать бесполезно, и не пытайся. Я сказал маме, что дальше тянуть некуда, и она согласилась. Все решено.

Сидя с трубкой в ванной – единственном тихом уголке квартиры Энджи – и слушая родной отцовский голос, Джада прикидывала, во что может вылиться встреча с ро­дителями и стоит ли их утешение тех переживаний, без ко­торых не обойтись ни маме с папой, ни ей самой.

– Вам вовсе ни к чему так торопиться. Все это времен­ные трудности, – соврала она.

Джада до сих пор не открыла родителям всей правды, а они все равно сочли необходимым прилететь. Страшно представить, что с ними стало бы, узнай они о решении суда. С другой стороны… хуже, чем сейчас, уже не будет, а поддержка ей не помешает.

– Не вздумай сказать, что ты не желаешь меня ви­деть, – пошутила мама. – Все равно не поверю.

– И правильно сделаешь. Конечно, я хочу вас обоих видеть, мамочка.

Нужно будет поговорить с Энджи: пусть подаст проше­ние о встрече бабушки и дедушки с внуками. Как еще подго­товиться к их приезду? Найти дешевую гостиницу: в эту квартиру больше никого не втиснешь. Так… Дальше что? По­делиться с родителями мыслями о краже собственных детей? Сообщить, что от отчаяния готова нарушить за­кон? Пожалуй, придется их хоть немного подготовить.

– У меня тут кое-что изменилось, мамочка…

ГЛАВА 44

Мишель убрала в квартире, приняла душ, оделась и была почти готова к исполнению своего плана. Она многое обдумала за последние дни, а Джада и Энджи не давали ей спуску, подталкивая к принятию решения. Сегодня Ми­шель даже не пыталась замаскировать следы побоев – се­годня они были нужны ей во всей, так сказать, красе.

Отложив расческу, она собрала все необходимые бума­ги, в том числе и копию списка, который потребовал со­ставить Фрэнк – список всех потерь во время обыска. По­думать только, она с дотошностью ревизора подсчитывала убытки, а Фрэнк ее поощрял, зная наверняка, что виновен!

Будущее всегда представлялось Мишель именно та­ким, каким было ее недавнее прошлое. Она мечтала об уютном доме, счастье материнства, любви и защите мужа. К этому она шла с самого детства, живя с матерью-пьяни­цей в дешевых, грязных, чужих квартирах… Иногда Ми­шель думала о том, что жалкое детство сделало ее сильнее Джады и Энджи. О ней никто никогда по-настоящему не заботился, не опекал и не помогал, так что приходилось обо всем думать самой. Но сейчас, перед грядущим испы­танием – первым из череды ей предстоящих, – она чувст­вовала себя более ранимой и беззащитной, чем обе ее по­други. Она начала претворять в жизнь свой план, но если что-то пойдет не так… Запасного варианта у нее не было и в набросках.

Мишель свернула на стоянку, припарковалась недале­ко от входа в здание адвокатской конторы «Суэйн, Коппл и Брузман» и облегченно вздохнула, увидев поджидающе­го Майкла Раиса. Детально обсуждая все с Джадой и Энджи, она настояла на том, чтобы ее адвокатом был муж­чина. Пусть глупо, пусть трусливо с ее стороны, но так ей легче.

Майкл улыбнулся и, как ни странно, не отвел взгляда от ее фиолетово-багрового лица.

– Как самочувствие?

– Лучше, чем внешний вид… только нервничаю не­много, – с подобием улыбки призналась Мишель.

– Врачу показывались?

– Да, со мной все в порядке. Я не за синяки пережи­ваю, а за Фрэнка и детей. За всю эту ситуацию.

Майкл кивнул:

– Все понятно. Что ж, поднимемся и посмотрим, что можно сделать.

Впервые за время ее знакомства с Брузманом дожи­даться аудиенции не пришлось. «Одно из двух, – решила Мишель, – либо Майкл Раис имеет солидный вес в здеш­них кругах, либо, что более вероятно, Рик Брузман печется о репутации своей драгоценной фирмы. Вряд ли ей пойдет на пользу присутствие в приемной избитой дамы».

Мрачно-вежливая секретарша немедленно проводила Мишель и Майкла к маэстро юриспруденции. Хозяин ка­бинета – с ума сойти! – ждал их на пороге. Он с чувством пожал руку Майклу, затем изволил повернуться к Мишель, однако руки не подал.

– Прекрасно выглядите, Мишель!

Не потрудившись ответить на издевательский компли­мент, она молча прошла внутрь и опустилась на диван. Майкл занял место рядом, а Брузман устроился на стуле напротив, лихо забросив ногу на ногу – не иначе как предоставляя возможность полюбоваться своими роскош­ными носками. Мишель отвела глаза.

– Мы вас не задержим, – начал Майкл. – От имени клиентки я намерен сделать несколько очень простых за­явлений.

Брузман расплылся в улыбке, словно Майкл исполнил мечту всей его жизни.

– Ну, разумеется! Я весь внимание.

– Первое: моя клиентка не станет свидетельствовать в пользу вашего клиента. В случае вызова в суд она будет вы­ступать на стороне штата. Второе: насилие со стороны вашего клиента вынуждает ее требовать развода и опеки над детьми. Если мистер Руссо согласен передать ей опеку добровольно, мы подождем с иском о разводе до оконча­ния текущего процесса над ним. Но до тех пор он не дол­жен приближаться к детям.

Брузман сокрушенно покачал головой:

– Боюсь, что мистер Руссо никогда не даст своего согласия. Неужели вы готовы пойти так далеко, Мишель? В данный момент мистеру Руссо необходима поддержка семьи. Ему и без того нелегко приходится, и вы как никто должны это понимать.

При мысли о Фрэнке – одиноком, несчастном, стра­дающем без нее и детей – у Мишель сжалось сердце. На одно-единственное мгновение она ощутила… Нет, даже думать не стоит! Забудь. Забудь это чувство раз и навсегда.

– Мы пошли не так далеко, как могли бы, учитывая жестокое обращение мистера Руссо с женой, – хладно­кровно отозвался Майкл.

Брузман вскочил со стула.

– Я вас умоляю! К чему такие крайности? У Фрэнка просто не выдержали нервы, и его можно понять: пробле­мы с законом, финансовые проблемы, еще бог знает какие проблемы! Ну, толкнул слегка – с кем не бывает. Еще во­прос, кто его на это спровоцировал! – Жесткий взгляд ад­воката вонзился в Мишель. Она оцепенела. – Боюсь, ваши условия неприемлемы, мистер Раис, – отрезал он.

Мишель колотила крупная дрожь. Этот человек, его властный голос и ледяной взгляд наводили на нее ужас.

– По-видимому, вы нас не поняли, мистер Брузман. – Майкл тоже поднялся. – Мы не намерены вести перегово­ры, и торг с вашей стороны совершенно неуместен. Моя клиентка сообщает новые правила игры, только и всего. Мишель Руссо не сомневается в справедливости всех предъявленных ее мужу обвинений. Ваше счастье, что она не отправилась прямиком к окружному прокурору и не объяснила ему, откуда в ней эта уверенность.

Рик Брузман снова покачал головой, подумал немного и вернулся на место. На этот раз он исполнил иной акроба­тический этюд: зацепил носками ботинок передние ножки стула и подался вперед. Мишель понадобилась вся сила воли, чтобы встретиться с ним глазами.

– Фрэнк вас любит, Мишель, вы это знаете! – про­никновенно сказал он. – И вас, и детей. Я уверен, что чув­ство порядочности не позволит вам бросить его в такой трудный момент. Не делайте этого, Мишель! – Он помол­чал. – Фрэнк только что звонил мне. Он очень хочет с вами поговорить.

Майкл тут же вмешался:

– Неуместное предложение, советник! Моя клиентка не станет общаться с человеком, который ее избил. Ставлю вас в известность, что факт насилия юридически под­твержден. У нас на руках письменный запрет для вашего клиента приближаться к жене и детям. О разговоре не может быть и речи, а если вы будете давить на мою клиент­ку, исковое заявление окажется в суде завтра же. Мистеру Руссо, полагаю, на данный момент хватает проблем и без обвинений в оскорблении действием.

Мишель неожиданно поднялась.

– Я с ним поговорю, – твердо сказала она, взглянув на Майкла.

– Вы вовсе не обязаны…

– Я с ним поговорю, – повторила она. – Но вы все сказали правильно. Никаких переговоров не будет. Мы пришли сюда только для того, чтобы объяснить новое по­ложение вещей. То же самое услышит от меня и Фрэнк.

Коротышка-адвокат печально покачал головой и кив­нул на телефон.

– Может быть, оставим миссис Руссо? – обратился он к Майклу. – Мне тоже нужно с вами кое-что обсудить.

– Хотите, я останусь? – спросил Майкл у Мишель.

– Нет, спасибо. Все будет в порядке.

«Ты не ребенок. Вот и веди себя как взрослая и разум­ная женщина, – сказала себе Мишель. Она уже протянула к телефону руку, но вдруг заколебалась. – Что ни говори, а он отец твоих детей, твоя большая любовь, человек, с которым ты делила постель последние четырнадцать лет. И вместе с тем это совершенно чужой человек. Он лгал тебе все эти годы, вел двойную жизнь. Он подверг тебя и детей страшному риску, а потом дважды избил тебя. Сни­мешь трубку – не забудь, что ты говоришь не с тем Фрэн­ком Руссо, которого когда-то полюбила».

Мишель решила, что справится. Справиться бы еще с дрожью в руке, сжавшей телефонную трубку.

– Алло!

– Мишель? Это ты, Мишель?

Слышать его голос уже было для нее испытанием. Ми­шель сделала глубокий вдох.

– Да, это я. Ты что-то хотел?

– Хотел и хочу, Мишель! Хочу, чтобы ты перестала прятаться. Хочу, чтобы вернулась домой. Ты ведь знаешь, я… поступил так от отчаяния. Бред какой-то, Мишель! Я был вне себя. Возвращайся. Верни мне детей. И деньги.

Ах, ну да! Деньги. Кругом деньги. В первую очередь – день­ги. Всем пожертвовал ради денег.

Мишель стало нехорошо. Чтоб они провалились, эти проклятые деньги! Не прикоснется она к ним… никогда, ни за что! Лучше умереть с голоду.

Что ему ответить, этому чужому голосу в трубке? Ска­зать, что она лишилась мечты, осталась без прошлого и без будущего? Сказать, что боль от побоев – ничто в сравнении с душевной болью? А стоит ли?

– Обратись к моему адвокату, Фрэнк.

– Прошу тебя, Мишель! Умоляю! Позволь хотя бы встретиться с тобой. У Брузмана, в его присутствии, если хочешь.

– Нет.

– Тогда дома? Приезжай, Мишель. Поговорим.

– Нет!

Возвращаясь домой после пытки у Брузмана, Мишель постепенно приходила в себя. Нужно будет – она согла­сится повидаться с Фрэнком, но встреча ничего не изме­нит. Ни свидетельства в свою пользу, ни своих грязных денег он не получит.

Однако ей и самой нужны деньги хотя бы на первое время… Деньги и план дальнейших действий. Она должна работать, обеспечивать себя и детей. Период «уютного се­мейного гнездышка» остался позади. У нее был дом – пол­ная чаша. У нее была кухня, набитая всевозможной быто­вой техникой, она стирала пыль с двух сервизов настояще­го тончайшего китайского фарфора. Ее подушек-думочек хватило бы на десять домов, а о таком персидском ковре во всю гостиную никто из соседей и друзей даже не мечтал. Ее гардероб ломился от нарядов, которые за всю жизнь не переносить, шкатулка – от драгоценностей, которые разумная женщина не рискнула бы надеть без телохранителя. На ее детей, против всяких правил воспитания, игрушки, обувь и одежда сыпались как из рога изобилия. Всему этому теперь положен конец.

Полное лишений детство – вот причина того, что ма­териальное изобилие она приняла за надежность. В юнос­ти простительно, но не в зрелые годы. Сейчас ей больше всего на свете хотелось простой и понятной жизни, где ра­бота – не перекладывание бумажек, как в банке, а настоя­щий физический труд – обеспечивала бы ей и детям хлеб насущный и минимум сбережений на всякий случай. А еще – ей хотелось, по примеру Энджи, помогать другим женщинам.

Суть в том, чтобы заниматься чем-то не только полез­ным, но и любимым. Вот оно! В одном она точно уверена: ей нравится чистота во всем и везде. Недаром Джада назы­вает ее Золушкой. Идея, должно быть, витала в воздухе, маячила в подсознании. Оставалось только дать объявле­ния в газетах.

Возвращаясь из редакции, Мишель припарковалась напротив входа в «Золотые копи» – ювелирного магазин­чика, где принимали в скупку драгоценности. Ей еще не доводилась бывать в подобных заведениях, в отличие от матери, которая ежемесячно наведывалась в городской ломбард.

Ты не идешь по стопам матери, дорогая. Ты делаешь это не от лени и не ради выпивки, а ради будущего – своего и детей.

Да, она долго жила с закрытыми глазами, но теперь будет видеть мир таким, какой он есть. И полагаться толь­ко на себя. Джада и Энджи, конечно, помогут, но… многое придется делать в одиночку. Фрэнк был добрым волшеб­ником, пока в одночасье не превратился в злого, а значит, ей нужно становиться самостоятельной.

Яркая миловидная блондинка радушно улыбнулась Мишель:

– Чем могу помочь? Подыскиваете что-то определен­ное?

– Я не купить хочу, а продать.

Мишель достала из сумочки два колечка, сережки с алмазной крошкой, перстень с крупным изумрудом – пода­рок Фрэнка на прошлый день рождения – и золотую це­почку с бриллиантовым кулоном в два карата. Несколько дней назад ей удалось в отсутствие Фрэнка попасть в дом и забрать кое-какие детские вещички. Заодно она взяла и драгоценности, которыми, по ее мнению, могла распоря­жаться лично. Подумав, Мишель щелкнула и замочком зо­лотых часиков с усыпанным бриллиантами циферблатом.

– Все возьмете?

– Чеки у вас на руках?

Глядя продавщице в глаза, Мишель покачала головой:

– Это подарки от мужа. Блондинка тяжело вздохнула:

– Развод?

Мишель молча кивнула – не до объяснений ей было сейчас.

– По сто раз на дню сталкиваюсь, – сочувственно пробормотала женщина и принялась рассматривать каж­дую вещицу через лупу. Отложив последнюю, придвинула калькулятор. Мишель терпеливо ждала конца подсчетов. Она уже решила для себя, что согласится сразу, сколько бы ей ни предложили. Эти деньги принадлежат ей по праву; Фрэнк может считать их оплатой за ее труд домработницы. В любом случае это чистые деньги, ведь подарки от Фрэн­ка она принимала, когда любила его, когда думала, что и он ее любит. А теперь на эти деньги она начнет новую жизнь. Разве не справедливо?

Блондинка подняла на нее извиняющийся взгляд и на­звала общую цену – смехотворную, с точки зрения Ми­шель. Фрэнк заплатил гораздо больше за одно только обручальное кольцо, не говоря уж о кулоне и сережках. Ну и ладно! Выбора все равно нет, а для начала хватит.

С другой стороны… стоит ли сразу брать то, что предла­гают? Прежняя Мишель не умела и не стала бы торговать­ся, но Мишель обновленная… Она посмотрела на горку драгоценностей, к которым так привыкла, без которых, ка­залось, не представляла себе жизни. Жаль, что захватила из дому так мало… О-о-о! А те сережки, что на ней? Мишель положила на стойку две бриллиантовые «капельки».

– По-моему, все вместе стоит дороже, – сказала она.

– Да-да, конечно, – моментально согласилась блон­динка, назвала цифру в два раза больше предыдущей и, до­ждавшись утвердительного кивка Мишель, шагнула к сейфу за наличными.

Домой Мишель вернулась выжатая, как лимон, но сто­ило ей переступить порог, как у нее поднялось настроение, чего не случалось уже много, много недель. И это несмотря на то, что квартира Энджи больше напоминала лагерь бой­скаутов, куда Мишель, впрочем, в детстве ни разу не попа­ла. Оказывается, это просто здорово – входить в дом, зара­нее гадая, кто что сегодня купил, готовится ли уже ужин и с чем столкнулись на работе Джада и Энджи.

– Мамуля! Мамуль! – Сын бросился к ней в объя­тия. – Тетя Энджи получила приглашение на вечеринку, а идти не хочет!

– Заткнись, Фрэнки! – Дженна сделала большие гла­за. – Это не вечеринка вовсе, а свадьба.

Мишель приткнула в угол сумочку, сняла пальто. Какая еще свадьба? Может, с разводом перепутали?

– Люди всегда радуются, когда получают приглаше­ния, – авторитетно сообщил Фрэнки. – И почему это тетя Энджи плачет?

– Где она?

Дочь молча кивнула на дверь спальни, и Мишель вле­тела туда, не дожидаясь ответа на свой стук. Представшая перед ней картина превзошла ее худшие ожидания. Энджи лежала ничком на кровати, зарывшись лицом в подушку, а Джада сидела рядом, на самом краешке. Подушка заглуша­ла горестные всхлипы Энджи, но не настолько, чтобы не услышали дети. Мишель спешно захлопнула дверь.

Подняв на нее глаза, Джада покачала головой и протя­нула адресованный Энджи конверт из веленевой бумаги с бостонским штемпелем. Ничего хорошего он определенно не сулил. После секундного колебания Мишель достала из конверта газетную вырезку с объявлением о помолвке Рэйда Уэйкфилда III и Лизы Эмили Рэндалл и – мама родная!– приглашение на бракосочетание, намеченное на бу­дущее лето.

Уронив руку с конвертом, Мишель опустилась на кро­вать рядом с Джадой.

– Кто это прислал?

– Ли-и-иза! – навзрыд отозвалась Энджи.

– Я в шоке. – Джада все качала головой. – Ну и сте­рва! Редкая стерва.

– Да вы ведь еще не развелись официально!

Энджи, задыхаясь, оторвала голову от подушки, села и шумно высморкалась в бумажный платок из неиссякаемо­го запаса Мишель.

– Ну и что же? Законом это не запрещено.

– Ха! – взорвалась Джада. – Слова истинного юриста! Все это бессердечно, аморально, мерзко – зато законно!

– Я все равно скоро полечу в Бостон подписывать до­кументы о разводе.

– А я бы на твоем месте этого не делала, – возразила Мишель. – С какой, спрашивается, стати облегчать мер­завцам жизнь? Двоеженство-то, надеюсь, пока законом не разрешено? Вот пусть и попляшут! Не давай ему развод, Энджи. Ни за что не давай!

– Ай, оставь, Золушка. – Джада вздохнула. – Забыла, где живешь? Рэйд же тоже юрист, да к тому же с колоссаль­ными связями. Так что ему ничего не стоит получить развод.

ГЛАВА 45

Пару часов спустя подруги лежали рядком на кровати Энджи, обсуждая все ту же бракоразводную тему.

– Нет, в самом деле, девочки, я хочу покончить с раз­водом как можно скорее, – сказала Энджи.

– На радость обоим любовничкам? – фыркнула Джа­да. – Не согласна, подружка. Ты просто обязана потянуть резину. Мишель верно говорит, пусть потрепыхаются, по­потеют годика два. Им не повредит.

– Все-таки я не понимаю, как ему удалось так быстро все обстряпать, – заметила Мишель.

– Большое дело! Любой Уэйкфилд – бог и царь в Бос­тоне. – Энджи забросила руки за голову и потянулась всем телом. – Нет, лучше со всем этим покончить. Покончить и забыть.

Джада легонько похлопала ее по животу:

– Боюсь, ты кое-чего не учла, куколка. Что скажет Уэйкфилд III по поводу Уэйкфилда IV, а-а-а?

Энджи округлила глаза.

– А что, уже сильно заметно?! Я выгляжу просто безоб­разно толстой? – Она похолодела от ужаса. – Кошмар! Только не это! Я не переживу, если он узнает. Не хватало мне возиться с его семейкой до конца дней.

– Н-да… – задумчиво протянула Джада. – В таком случае в самом деле лучше поторопиться. Адвоката уже на­няла?

– А я что, не адвокат? – возмутилась Энджи. – Про­сти, но уж с бракоразводным процессом я как-нибудь справлюсь.

– И не думай даже! – вскинулась Мишель. – Нельзя тебе показываться там одной!

– Хочешь, мы с тобой полетим? – предложила Ми­шель.

– В качестве группы поддержки – запросто, – согла­силась Джада. – Но адвокаты из нас никакие, верно? – Она повернула к Энджи голову: – Возьми с собой Раиса. Внешне он не блещет, но по-своему очень даже неплох.

– Угу, – передразнила Энджи подругу. – К тому же очень даже недавно разведен, а я стараюсь держаться от таких подальше.

– Слушай, а почему бы тебе не позвать маму? – не­ожиданно предложила Джада. – Да и отца заодно.

Энджи расхохоталась:

– Вот это будет номер! Тебе трудно понять, при таких-то родителях. Если я позову обоих, придется пережить два развода – мой и родительский, по-новой.

Энджи вздохнула и вдруг поняла, что в чем-то завидует подруге. Пусть ее папа с мамой совсем простые, неиску­шенные люди, зато они дружны. Они вместе!

– Нельзя тебе лететь одной, – повторила Джада. – Мы тебе не позволим.

Великолепный, как всегда, Рэйд одарил вошедшую в зал суда Энджи лучезарной улыбкой и двинулся навстречу.

– Спасибо за оперативность, Энджи.

Но тут из-за спины дочери выступил Энтони.

– Заткнись, сукин сын! Скажешь моей малышке еще хоть слово – останешься без своих причиндалов.

– Сам заткнись, Энтони, – подала голос Натали. – Это суд, а не подворотня. – Она остановила презритель­ный взор на зяте. – Рэйд Уэйкфилд, ты самый никчемный подонок из всей вашей подлой братии. Сделай одолжение, отправляйся в свой угол и сиди там, пока все не закончит­ся. Мы сюда не для твоего удобства прибыли, а ради нашей девочки.

Энджи, ее мать и Том, знакомый юрист Натали, устро­ились вместе. Оскорбленный Энтони дважды просил по­зволения пересесть со скамьи позади них за стол и дважды получал категорический отказ Натали. Бывшие супруги цапались всю дорогу до Бостона. Впрочем, в этом был один несомненный плюс: они обеспечили дочь занятием, которое отвлекало ее от мыслей о предстоящей процедуре.

Взгляд Энджи невольно остановился на Рэйде. «До чего же хорош! – в который раз подумала она. – И до чего самодоволен. Живет себе как прежде; ведать не ведает, что натворил». Энджи безотчетно приложила обе ладони к жи­воту. Сидя в десяти шагах от человека, за которого не так давно вышла замуж и с которым собиралась прожить до конца дней, она слушала, но не слышала ни слова из речи­татива адвокатов. Что за ирония судьбы: вот он, совсем рядом, отец ее будущего ребенка… не имеющий понятия о том, что она здесь с его сыном или дочерью. Сюрреализм, да и только! Кафка в женском исполнении.

К счастью, бракоразводные процессы долго не длятся. Впрочем, для того чтобы вырвать зуб, тоже времени много не требуется, но разве боль от этого становится слабее?.. И все-таки странно все это. Странно находиться в зале суда в качестве клиента, а не адвоката; странно сознавать, что мужчина, еще вчера клявшийся тебе в любви, сегодня помолвлен с другой. Можно ли хоть на что-то рассчитывать в этой жизни? Разве что на неминуемую перебранку между Натали и Энтони по дороге домой.

Во время посадки в самолет Энджи, не выдержав, обер­нулась к родителям. Те никак не могли поделить дочь, пре­пираясь по поводу того, с кем она сядет. Сами они сидеть рядом, понятно, не желали.

– Нашли о чем спорить! – процедила Энджи. – Я вас вмиг примирю. Большое спасибо за поддержку, вы мне очень помогли, а сейчас я хотела бы побыть одна. Пора привыкать.

На борт самолета все три члена бывшей семьи Ромаззано ступили в полном молчании.

ГЛАВА 46

Джада выехала в аэропорт заранее, но попала в пробку на Уайтстоунском мосту и все-таки умудрилась опоздать. Выскочив из машины, она бросилась бегом в зону выдачи багажа – и поняла, что опоздала сильнее, чем думала. Гул­кое помещение было абсолютно пусто, если не считать пары забытых или потерянных кем-то сумок и ее собствен­ных родителей, с не менее потерянным видом топчущихся рядом со своими потрепанными чемоданами. Не сделав и десяти шагов в их сторону, Джада уже расстроилась. Мама стала совсем седая, а папа такой сухонький и сгорблен­ный…

Большие труженики, они прожили нелегкую жизнь, были хорошими родителями и добрыми прихожанами, лю­били и почитали друг друга. И вот теперь дочь вознаградит их за все добродетели, позволив полюбоваться на осколки своей разбитой жизни! Наверное, она совершила ужасную ошибку. Нельзя было соглашаться на их приезд, нельзя было вообще посвящать их в свою трагедию.

Припозднилась ты с угрызениями совести, дорогая.

– Мамочка! – окликнула издалека Джада и, вмиг пре­одолев разделявшее их расстояние, бросилась в объятия матери. Ей пришлось нагнуться, чтобы мама смогла дотянуться губами до ее щеки.

– Дорогая моя! Ты просто жаром пышешь, прямо как печка в зимнюю ночь. – Мать любовно пригладила воло­сы Джады. – А мы уж, грешным делом, решили, что ты про нас забыла.

Отец, как всегда, терпеливо дожидался своей очереди. Джада обняла его, поцеловала; он просиял, довольный, а потом заглянул ей в глаза:

– Нам очень жаль, доченька, что у тебя неприятности. Джада едва сдержала слезы. Боже, боже, как хорошо быть рядом с людьми, которые растили ее, заботились о ней, знали ее и в четыре года, и в девять, и в одиннадцать, и во время строптивой юности!

– Простите, что опоздала. На дороге авария, я застряла.

– Никто не пострадал? – всполошилась мама, и на этот раз Джаде пришлось сдерживать улыбку. Островитяне так не похожи на жителей громадной Америки.

– Честно говоря, не знаю, мамочка, – извиняющимся тоном ответила она.

– На всякий случай помолимся, чтобы все обошлось. Так они и сделали, после чего взялись за чемоданы.

– Полет прошел хорошо?

– Нормально. – Мама кивнула. – Хотя что тут может быть хорошего – тридцать тысяч футов по воздуху!

– Мне пришлось остановиться на другом конце пло­щади, так что до машины…

– Ничего, доченька, – поспешил заверить ее отец. – Мы привыкли ходить пешком.

Зато к такой погоде они явно не привыкли. И день-то выдался не особенно холодный, а ее бедные родители съе­живались буквально на глазах. Когда добрались до «Воль­во», маму колотила дрожь, а отец (не отдавший ни один из двух чемоданов) совсем посерел от холода. Джада тут же повернула ручку обогревателя до максимальной отметки. Какое счастье, что эта деталь машины – единственная – работает без перебоев! Они еще и на шоссе не выехали, а родители расцвели будто тропические растения в парнике.

– Давай, доченька, расскажи нам по порядку всю свою грустную историю, – подал голос отец. – Благо за между­народные переговоры платить не нужно.

Собираясь с духом, Джада не отводила глаз от дороги.

Какими словами описать весь ужас ситуации? Страшно представить, что с ними будет… Но они ведь для того и прилетели, разве нет? Она начала свой рассказ, не щадя теперь уж ни себя, ни родителей. Папа задал несколько во­просов, а мама все это время молчала, лишь изредка ахая и качая головой. К тому времени как добрались до границы Уэстчестера, в салоне наступило молчание.

– Да-а… – наконец протянула мама. – Я только одно­го не могу понять: почему твоя свекровь позволила своему сыну так себя вести? Послушай, Бенджамин, ты должен пойти туда и надрать Клинтону уши! Мужчина не может так поступать!

– Отца у парня не было, – пробормотал Бенджамин, и Джада поймала в зеркальце заднего вида его озадаченный, грустный взгляд. – Откуда ж ему и знать, как должен поступать мужчина?

– По-твоему, это оправдание? А мозги человеку на что? Учиться никогда не поздно. Как он мог?! Как мог за­брать деток у родной мамочки?

– А какой пример он подает сыну? – поддержал ее муж.

Мама повернулась к Джаде:

– Мы ведь увидим внучат, да, доченька?

Джаде недостало смелости признаться, что ответ ей пока неизвестен, хотя она и миссис Пэтель просила, и к своему адвокату – случайно оказавшемуся соседкой по квартире – обращалась с просьбой устроить эту встречу. Мало того, родителям еще предстояло услышать о пробле­ме с жильем.

– Боюсь, вам придется жить в гостинице.

– Почему это? Неужели Клинтон не пустит нас в дом?

– Клинтон прежде всего не пустит в дом меня. – И Джада поведала последнюю часть своей трагической саги – о том, как она лишилась дома, затем работы, об алиментах, содержании и оплате услуг адвоката Клинтона.

Родители надолго замолчали. Первой заговорила мама:

– Но… но это же сущее безумие! И где ты теперь жи­вешь?

Дочь рассказала об Энджи и Мишель, об их печальных историях.

– Да что ж это такое?! Неужто здесь все с ума сошли? – возмутился отец. – Клинтон забрал у тебя дом, детей и хочет, чтобы ты на него работала? Кто же он после этого? Похоже, мужчинам в Америке неизвестно, что зна­чит быть мужчиной!

– Похоже на то, – мрачно согласилась Джада.

Родители Джады поселились в недорогой гостинице и с позволения судьи – слава богу! – повидались с внуками, после чего Джада с мамой устроили для Энджи и Мишель с ее ребятами традиционный ужин в национальном духе. Трудно даже вообразить, как в крохотную квартирку Энд­жи втиснулись еще два человека, однако вечер прошел прекрасно. И Энджи, и Мишель очень понравились роди­телям Джады.

– Хорошие девочки, – одобрительно заметил Бенджа­мин, когда они остались одни.

– Очень милые девочки, – подтвердила мама, – и по­други хорошие. – По поводу цвета их кожи она не обмол­вилась ни словом. – Меня вот что удивляет: куда прихо­жанки твоей церкви смотрят? Неужели ни одна из них не предложила тебе помощь?

Джада пожала плечами:

– Видишь ли, Тоня Грин – тоже прихожанка нашей церкви. Раньше мне это не приходило в голову, но теперь я думаю, что она обо мне немало гадостей наговорила. А я сама… В последнее время я была так занята, что нечасто бывала в церкви.

В первый раз с момента их встречи мама позволила себе упрек в адрес Джады:

– Вот в чем твоя ошибка, дочка. Большая ошибка. Церковь тебя никогда не оставит, девочка. Помни об этом. Церковь тебе поможет.

«Поможет ли? – думала Джада, везя родителей обратно в отель. – Каким образом, хотелось бы знать?»

– Завтра я работаю, – напомнила она матери перед расставанием. – Справитесь без меня?

– Справимся. Будет время подумать. Вечером увидим­ся? – Джада кивнула, и мама еще раз крепко обняла дочь. – Вот и хорошо. До завтра.

Джада подавила вздох. Век бы не покидала эти теплые объятия!

– Ты должна забрать детей домой, – сказал папа ше­потом, словно каждый столик в «Оливковой роще» был ос­нащен устройством для подслушивания планов отчаяв­шихся бабушек и дедушек.

– Дети-то как раз дома, – мягко возразила Джада. Мама покачала головой:

– Барбадос – вот их дом! Там они будут среди своих.

– Ну-у… На летние каникулы мне, может быть, удаст­ся привезти их на недельку-другую, а сейчас это вряд ли получи…

– Мы не о каникулах говорим, дочка, а о переезде. На­всегда.

– Мы тебе поможем, – добавил Бенджамин. – Пона­чалу у нас поживете, если захочешь. А не захочешь – най­дем тебе и дом, и работу. Мама сможет приглядывать за детишками…

– Как вы не понимаете?! Мне нужно разрешение суда даже для того, чтобы лишний раз повидаться с детьми! А уж о том, чтобы куда-то их везти, и речи быть не может!

– Значит, увезешь без разрешения, – заявил отец. – Им нужен дом и семья, а здесь… Очень не хочется так го­ворить, но Клинтон Джексон и был, и остался олухом. Он же калечит собственных детей! Сумасшедший – вот кто он такой! Если суд этого не понял, то мы понимаем, и ты по­нимаешь, и, клянусь, господь тоже понимает.

– Мы молились, Джада, – объяснила мама. – Моли­ли всевышнего о том, чтобы подсказал выход. Кесарю – кесарево, как известно, но это не тот случай. Дети не долж­ны страдать. Мы решили, что ты должна забрать детей и лететь на острова с нами.

Две пары черных глаз были устремлены на Джаду, а она не верила собственным ушам. Неужто родители предлагают ей то же, о чем она сама не так давно думала? Понима­ют ли они, что толкают дочь на преступление? Вряд ли. Кроме тюрьмы, ей еще и экстрадиция светит. Детей отбе­рут, а их мама окажется за решеткой. Хорошенькая пер­спектива!

– Я не знаю всех законов, мамочка, но я точно знаю, что моя родина – Америка и на Барбадосе я чужая. А дети? Когда они еще освоятся! Там даже школы совсем другие.

– Мигом освоитесь, – перебила ее мама. – Это ведь Барбадос!

Вечное лето, маленькое уютное бунгало, папа с мамой всегда рядом… Соблазн был велик, но Джада поддалась ему лишь на мгновение. Ее дети, рожденные в Америке, могут и вовсе не привыкнуть к жизни островитян, а для нее самой на Барбадосе не найдется работы. Нет, родитель­ский план никуда не годится. Они, конечно, хотят ей добра, но не представляют всех сложностей подобного ре­шения.

– Нет, мамочка, это не лучший вариант, – твердо ска­зала Джада. – Я уже не смогу сюда вернуться и, если детей снова заберут, не смогу даже видеться с ними.

– В таком случае, – после долгого молчания сказала мама, – мы просим тебя хотя бы поговорить с Сэмюэлем.

Отец кивнул:

– Да. С Сэмюэлем.

– С каким еще Сэмюэлем? – пряча усмешку, спроси­ла Джада – судя по благоговейному тону обоих родителей, неизвестный Сэмюэль должен был быть как минимум ар­хангелом.

– С Сэмюэлем Дамфрисом. Он адвокат, большой че­ловек в Бриджтауне. Сэмюэль – сын мужа моей кузины Арлетт. Ты ведь помнишь Арлетт?

Джада молча кивнула. Не помнила она никакой Ар­летт, которая запросто могла оказаться и троюродной се­строй, и пятиюроднои, а то и вовсе десятой водой на кисе­ле – «кузина» в понятии островитян означало все, что угодно. Но сейчас Джада не выдержала бы получасовой лекции на тему близкой и дальней родни.

– Ты забыла, что я делю квартиру с адвокатом, мамочка? Если бы существовали законные пути, Энджи бы не­пременно…

– Сэмюэль – не простой адвокат! У него повсюду кли­енты – и на островах, и здесь. У него даже в Нью-Йорке есть офис. Ты должна с ним поговорить, дочка.

– Ладно, мамочка, – устало согласилась Джада, чтобы не продолжать спор. – Поговорю, раз вы с папой считаете нужным.

На обратном пути ей стало совсем тошно. Сэмюэль Дамфрис, будь он и впрямь архангелом, все равно не в силах изменить американские законы. Джада вздохнула. Ничего-то приезд родителей не изменил, глупо было и на­деяться. Не осознать им всей глубины затягивающей ее трясины. Через пару дней они улетят обратно, а ее одино­чество станет и вовсе невыносимым.

ГЛАВА 47

– Кто хочет фаршированных улиток? – Энджи вихрем влетела на кухню и принялась выгружать пакеты. – Кто хочет «Пармезану»? Кто хочет диетического хлеба?

Квартира сияла чистотой; Золушка, должно быть, целый день трудилась не покладая рук.

– Привет! – первой отозвалась Мишель. – А я как раз собралась заняться ужином.

– Отдохни. Служба доставки ужинов на дом в дейст­вии! – Энджи с улыбкой оглянулась на Фрэнки и Дженну, которые не проявили энтузиазма при виде деликатесов. – Э-эй! Значит, никто не хочет спагетти с тефтелями? – Она надула губы, сделав вид, что обиделась.

– Хоти-им! Мы хотим! – хором завопили брат с се­строй.

Энджи победоносно потрясла пакетом.

– Вот и прекрасно!

Энджи достала из пакета две бутылки красного вина и еще одну – с напитком бледно-розового цвета.

– Еврейский сок для вашей покорной слуги! – объ­явила она. – Не волнуйтесь, это безалкогольное.

За кухонный столик, где места хватало только на двоих, усадили ребят со спагетти и тефтелями, а три подруги уст­роились на кушетке, расставив лакомства на журнальном столике. Мишель морщилась от боли в разбитой челюсти, но несколько устриц проглотить все же смогла. Пока Дженна и Фрэнки смотрели «Сабрину – маленькую ведь­му», Энджи предложила уложить ребят в спальне Джады.

– А мы устроим военный совет! – добавила она. – Вчера мне приснился Рэйд. Он что-то говорил – не помню что – и выглядел просто потрясающе… – Энджи потрепала Поуки по спине. – Знаете, почему еще собаки лучше мужчин? – Наклонившись, она чмокнула кокера в макушку. – В отличие от мужчин потрясающие псы поня­тия не имеют о том, что они потрясающие.

Уложив детей, верная себе Мишель убрала со стола, выбросила остатки пиршества, и все трое с бокалами в руках снова уселись на кушетку.

– Итак, девочки, – начала Энджи, – я тут на досуге думала и кое до чего додумалась. Каждый день в Центр об­ращаются женщины, пострадавшие от мужчин и от судеб­ной системы в целом. Конечно, мы помогаем им чем можем, но поглядите, что произошло с нами!

– Считай, в авиакатастрофу попали, – отозвалась Джада.

– Речь вот о чем: если на работе мы вынуждены подчи­няться системе, то в личной жизни вовсе не обязаны, верно?

– Аминь! – Джада с такой силой опустила свой бокал, что чуть не расплескалось вино. – День-деньской я торчу за кассой, представляя, что сотворила бы с Клинтоном, попадись он мне в руки. Как вы понимаете, девочки, ни законные, ни более-менее гуманные поступки мне в голо­ву не идут. Однако дело не в этом, а в том, что он сотворил и как с ним бороться. Осточертела мне роль жертвы!

– А я? – перехватила инициативу Энджи. – Чего стоит юридическая помощь женщинам, если советчица сама попала в передрягу и не знает, как выпутаться? Мне кажется, от меня было бы больше пользы, если бы я сумела постоять за себя и отплатить Рэйду.

Мишель молча смотрела прямо перед собой. Она не желала Фрэнку зла. Пусть бы его просто не было. Никогда. Одиночество гораздо лучше, чем тот ужас, что выпал на ее долю после многих лет супружеского счастья.

– Мне вот что сегодня пришло в голову… – после не­долгого молчания вновь заговорила Энджи. – А что, если взять и перестать быть жертвами? Всем вместе, девочки! Давайте поможем друг другу отомстить нашим обидчикам.

– Я думала о том же! – воскликнула Джада. – С само­го утра, клянусь! Помните тот фильм, где три женщины отомстили своим мужьям?

Мишель кивнула. В свое время она даже отчитала Дженну за то, что та в двадцатый раз взяла из видеосалона эту кассету.

– Да, но это же комедия. И вообще… в жизни так не бывает.

– Еще как бывает! – возразила Энджи. – Лично у меня уже имеется парочка неплохих идей. Конечно, пора­ботать еще придется, подшлифовать слегка, но особых сложностей не предвидится. Не с Эйнштейнами дело имеем!

– Это точно! – фыркнула Джада.

Энджи с таинственным видом открыла свой кейс, до­стала три футболки и, развернув одну, приложила к груди. «Долой мужское руководство! Да здравствует женская независимость!» – значилось там черным по белому. Джада и Мишель расхохотались.

– Ну? – лукаво усмехнулась Энджи и бросила по об­новке каждой из подруг. – Как вам?

Натягивая футболку, Мишель задела больную щеку и скривилась от боли.

– Не хочу вас расхолаживать, девочки, но нам и так туго придется. Выжить бы самим да о детях позаботиться. Где уж еще о мести думать.

– Ох, Мишель, Мишель… – покачала головой Джада, расхаживая в футболке по комнате. – Прекрати прятать голову в песок. Тебе-то, между прочим, нет необходимости идти против системы.

– То есть? – Мишель опустилась на свое место.

– То и есть. Чтобы отплатить Фрэнку, тебе достаточно выступить в суде на стороне закона.

Мишель ахнула:

– Нет! Ни за что. Никто не заставит меня свидетельст­вовать в пользу Фрэнка, но и против него – тоже!

– Неужели? – Энджи прищурилась. – А почему, скажи на милость? Он виновен, и ты это знаешь.

– Как можно… Как можно сдать полиции собственно­го мужа?! Я… нет, так нельзя. Неправильно! И еще… я боюсь. Просто встретиться с ним – и то боюсь.

– Не переживай ты так, Мишель, – сказала Энджи. – Мы ведь только рассуждаем. И у меня уже есть кое-какие наметки, хотя я еще не все продумала. Только должна предупредить сразу – преступлением мой план не назо­вешь, но беззаконие налицо.

– Законностью мы сыты по горло! – нахмурилась Джада. – Давай выкладывай свой план.

Энджи достала из сумочки блокнот и открыла на чистой странице.

– Для начала нужно решить, чего мы, собственно, хотим. Вот, например, Клинтон. – Она написала имя крупными буквами. – Первое: лишить дома. Второе: забрать детей.

– Точно. А свидания ему разрешить только в присутст­вии соглядатая! – с горечью добавила Джада.

– А как быть с Тоней? Не стесняйся, это всего лишь список желаний.

– Солнышко мое, ему негде будет жить. И не на что. Тоня сделает моему красавцу ручкой и запрыгнет в по­стельку к другому счастливчику. Плевать мне на Тоню.

Энджи перевернула страницу.

– Рэйд, – написала она на следующей. – Я хочу вы­ставить его на посмешище.

– То есть? – уточнила Джада. – Голышом, что ли? На всеобщее обозрение?

– Хм-м-м… Интересная мысль, – задумчиво протяну­ла Энджи. – Нет, вообще-то я имела в виду выставить Рэйда на посмешище перед Лизой, чтобы она его броси­ла. – Энджи многозначительно вскинула брови. – Не подумайте, будто я хочу его вернуть. Унизить – это да! – Она записала пожелание насчет Лизы и добавила: «Расстроить свадьбу???», «Пригвоздить к позорному столбу???» – Те­перь твоя очередь, Мишель. Чего бы тебе хотелось?

– У меня была одна мысль, но… не представляю, чтобы из этого что-нибудь вышло. – Мишель запнулась. – Пони­маете, я хочу жить с чистой совестью. Пусть просто, пусть бедно, но честно.

Джада, кивнув, погладила ее по руке. Энджи озаглави­ла третью страницу именем Фрэнка, но Мишель замотала головой:

– Возвращаться к нему я не хочу, только не знаю, как от него избавиться. И как без него жить. – Она сникла. – Я ведь почти никогда не работала. После школы подрабатывала продавщицей, а потом в банке, да и то только бла­годаря Фрэнку – он был знаком с руководством. Что я умею? Дом в порядке содержать и детей воспитывать. А жить на что? – Мишель вскинула голову; глаза ее вспых­нули. – Мне стыдно за те деньги, что давал Фрэнк! На них… кровь! На каждом пенни!

– Выходит, ты кое о чем размышляла, Золушка? – улыбнулась Энджи.

«Мишель», – написала она на новом листке. И ниже: «Собственный бизнес, развод с Фрэнком».

– Переехать, наверное, нужно, – со вздохом добавила Мишель. – Вы знаете, как я любила свой дом, но теперь… Словом, ни в этом доме, ни даже в этом городе нам с деть­ми не жить.

«Переезд», – записала Энджи.

– Отлично. Со мной разобрались. Только ничего это не даст. – Мишель вдруг разозлилась на собственную бес­помощность, на ситуацию, в которую попала с детьми. – Глупо даже надеяться. Собственный бизнес! Новый дом! Какой смысл мечтать о том, что никогда не исполнится? У меня даже личного счета никогда не было, а уж своей фирмы… Поговорить о справедливости хорошо, но где ее взять?

– Есть шанс, есть! – уверенно заявила Энджи. – Моз­гами придется пораскинуть, время потребуется и, возмож­но, помощь, но в конце концов выход мы найдем. – Она ткнула себя в грудь: – «Да здравствует женская независи­мость!»

– Я тоже считаю, что выход найдется, – согласилась Джада. – Только нужно быть готовыми обойти закон или даже нарушить его. Одно плохо – деньги могут понадо­биться.

Мишель расправила плечи и в упор взглянула на под­руг.

– А знаете… как раз на этот вопрос у меня, думаю, ответ найдется.

ГЛАВА 48

– Ой, девочки, не знаю – сумею ли я… Как, вы гово­рите, меня зовут?

– Антея Карстерс, – напомнила Энджи.

– И за кем я замужем? – продолжала допытываться Мишель.

– Ну как же ты все забыла?! Твой муж – Чарльз Хендерсон Мойер, один из самых богатых и, безусловно, самый загадочный тип в мире. Идеальный вариант!

– А что, если Рэйд спросит мой номер? – не унима­лась Мишель.

– Ради всего святого, Мишель! – нетерпеливо выпа­лила Джада. – Не арестует же он тебя по телефону! Дрей­фишь? Тогда я сама. – Она протянула руку к аппарату.

– Нет-нет, я готова, но… Джада сделала страшные глаза:

– Тогда грома-адная ла-апа ко-опа выпрыгнет из труб­ки и вцепится тебе в горло! Господи, ну и трусишка же ты!

– На этот счет не переживай, – заверила Энджи. – Никаких определителей там нет. Эндовер Патнэм – из­вестный ретроград; у него небось до сих пор все телефоны на фирме древние, с дисками.

Заговорщицы устроились в кабинете Энджи, посколь­ку только в Центре Мишель рискнула показаться со своим разбитым, теперь уже в желто-зеленоватых разводах, ли­цом. Кроме того, только здесь можно было рассчитывать на относительное уединение.

Мишель опустила глаза на лежащий перед ней листок. Три вечера подряд подруги разрабатывали и оттачивали планы отмщения, достижения справедливости и исполне­ния желаний. Сегодня приступили к первому, самому лег­кому, по мнению Энджи, этапу, а Мишель уже пытается дать задний ход. С замиранием сердца Энджи ждала, пока Мишель соберется с духом.

– А что, если… – вновь завела та свою песню и осто­рожно прикоснулась к подбородку, —…к следующей неде­ле опухоль и синяки не пройдут?

– Пройдут! А останутся – тем лучше: драматизма си­туации добавят. Рэйд обожает спасать несчастных жен­щин. Желательно блондинок. И только с неограниченны­ми счетами в банках.

– Ладно, – вздохнула Мишель. – Не укусит же он меня по телефону, в самом деле!

Набрав нужный код и номер, она назвала добавочный, и наконец в трубке раздался мужской голос.

– Алло-оу, – с сексуальным придыханием произнесла Мишель. – Это мистер Рэйд Уэйкфилд?

– Да.

Она кивнула подругам, и у Энджи в бешеном ритме за­колотилось сердце.

– А я – Антея Карстерс, – сообщила Мишель. – Мне порекомендовал вас один из ваших клиентов, мистер Уэйкфилд. Он весьма высоко оценил ваши деловые каче­ства.

– Приятно слышать. Кто именно?

– Боюсь, это конфиденциальная информация, кото­рую я не вправе разглашать. Могу лишь повторить его слова о том, что на вас и мистера Эндовера Патнэма можно полностью положиться, если речь идет о сохранении се­мейной тайны. – Мишель была довольна собой. «Конфи­денциальная информация», «не вправе разглашать»… Ши­карно звучит!

– Сохранение семейных тайн входит в обязанности любого адвоката, – высокопарно заметили на другом кон­це провода. – Каждый клиент для нас – особенный и единственный в своем роде.

– Видите ли, моя проблема действительно особенная; она касается наследства. – Мишель сделала вид, что за­пнулась, и помолчала немного. – Не хотелось бы обсуж­дать по телефону… Вы позволите встретиться с вами лично?

– Разумеется! Но сначала я хотел бы…

– Послушайте, деньги не имеют значения. Назовите любую сумму, и вы ее получите. – Круто! Мишель загля­нула в листок, чтобы еще чего-нибудь не забыть. – Говард уверял, что я могу быть с вами предельно…

– Говард Симонтон?!

Рэйд как-то упомянул при Энджи имя крупной финан­совой шишки, по уши увязшей в проблемах с законом. Мишель сдавленно ахнула:

– Умоляю, больше ни слова! Забудьте, что я его назва­ла. Обещаете? – Забудешь как миленький, иначе нам всем крышка. Говард Симонтон слыхом не слыхивал ни о какой Антее Карстерс.

– Уже забыл, – моментально отозвался Рэйд, и Ми­шель ухмыльнулась, уловив в его голосе новую подобо­страстную нотку.

– Так как же насчет личной встречи, мистер Уэйк­филд?

– О-о-о, да, конечно, никаких проблем. Когда вас уст­роит?

– Пожалуй, во вторник. Часа в четыре.

– В четыре тридцать, если не возражаете. Как правиль­но пишется ваше имя?

Мимо ушей пропустил, как пить дать. Слава богу, я сама еще помню!

– Антея Карстерс, – повторила Мишель. – Пишите как хотите. – И положила трубку.

– У-у-у-ух ты-ы-ы!!! – завопила Джада. – Голубой экран много потерял, когда наша Мишель предпочла ка­рьеру домохозяйки.

– Бесподобно! – воскликнула Энджи, кружась по комнате. – Просто бесподобно!

Мишель распирало от гордости, чтобы не сказать само­довольства. Можешь, дорогая, когда захочешь!

– Следующий номинант на «Оскара» – не кто иной, как великолепная Энджи Ромаззано, блистательно сыг­равшая в «Кошмаре на годовщину свадьбы» и «Облапошенной супруге»! – провозгласила она и вручила Энджи телефон.

Джада расхохоталась.

– Представляем клип из будущей картины под рабо­чим названием «Час отмщения»! – подхватила она, мас­терски копируя речь ведущей телепередачи «На ночь глядя».

– Ладно, ладно! – Энджи замахала руками. – Я в вос­торге от вашей поддержки и спортивного духа.

Она сняла трубку, набрала тот же номер, но назвала другой добавочный. В горле у нее внезапно пересохло.

– Лиза Рэндалл! – прозвучал голос экс-лучшей по­други.

– Привет, Лиза, это Энджи.

В ответ – молчание. Уж не собралась ли она швырнуть трубку? Энджи подняла глаза на изнывающих от нетерпе­ния и любопытства Джаду и Мишель.

– Послушай, Лиза… Мы не общались с того самого… словом, ты понимаешь. И я хочу сказать, что страшно переживаю. Я ведь не только мужа потеряла – нашему браку все равно пришел бы конец, – но, главное, лучшую подругу. А это гораздо хуже!

Ф-фу! Справилась. Подруги отреагировали на этот спектакль по-разному: Мишель уткнулась лицом в ладони, явно помирая со смеху, а Джада, чтобы подавить хохот, как кляпом заткнула кулаком рот и выпучила глаза. Энджи от­благодарила обеих улыбкой кинозвезды.

– Господи, Энджи… Признаться, я удивлена и тронуга до глубины души.

Есть! Купилась-таки, куколка!

– Возможно, нам уже не стать такими близкими по­другами, как раньше, – продолжала Энджи, – но мне бы очень хотелось встретиться с тобой, поговорить… Да! И я бы тебе кое-что отдала. Видишь ли, у меня остался перс­тень – подарок Рэйда на годовщину свадьбу. Скорее все­го, это бриллиант из фамильной коллекции, а он оправил его в фирме «Шрив, Крамп и Лоу». Я считаю, что перстень должен остаться в семье. Он твой по праву.

– О-о-о, Энджи! – выдохнула Лиза. – Это так… так… благородно с твоей стороны! Я хочу сказать, по закону ты вовсе не…

– Да ладно тебе, Лиза! При чем тут закон? Мне на этот перстень смотреть тяжело, а тебе он, возможно, доставит радость. – Энджи кивнула Джаде, которая оценила ее игру «на большой». – Я обитаю в Уэстчестере, но на следующей неделе могу на полдня слетать к тебе. Посидим где-нибудь, выпьем, я тебе перстень отдам, а потом съездим заберем из квартиры мои вещи. Ничего ценного, уверяю тебя: там пи­жама любимая осталась, дневник и прочая мелочовка. До­говорились?

– Конечно! – Лиза даже осипла от жадности. – Поне­дельник и четверг у меня полностью забиты, а в остальные дни – когда угодно.

– Вот и отлично. Я прикину и перезвоню, идет? – Она вскинула брови и скорчила гримаску подругам. – Ой, Лиза, чуть не забыла! Видишь ли, я все еще страшно зла на Рэйда, не хочу его видеть и не хочу, чтобы он узнал о на­шей встрече. Обещаешь, что это останется нашей тайной?

– Само собой, – тут же ответила Лиза. Часики в ее алчном умишке уже затикали, отсчитывая секунды до мо­мента обладания фамильным бриллиантом Уэйкфилдов.

– Спасибо. Я перезвоню. – Энджи повесила трубку. Джада вскочила со стула, Мишель последовала ее при­меру, и обе устроили подруге овацию.

– Помните поговорку: «Чем женщине хуже, тем боль­ше она тратит»? – сказала Мишель. – А у нас есть для по­купок более важные причины: нужно приодеться к спек­таклю в Бостоне, а также присмотреть кое-что для нашей крошки-мамы, – она улыбнулась Энджи, – и для ее ма­ленького человечка. Не забыть бы особый прикид для шоу в Марблхеде.

Джада озабоченно сдвинула брови:

– Ты случаем в лотерею не выиграла, подруга? Если нет – нечего деньги на ветер швырять. Ради нас, во всяком случае.

Энджи кивнула:

– Ради меня уж точно не стоит. Я как-никак работаю.

– Глупости! – возмутилась Мишель. – Кто меня вы­ручил, когда я с детьми оказалась на улице? Кто помогал, кормил-поил и утешал? Кстати, твоим ребятам, подруж­ка, – кивнула она Джаде, – понадобится летняя одежда. Держу пари, в это время года мы найдем что-нибудь под­ходящее только в отделе «Все для круиза» и за сумасшед­шие деньги, но тут уж ничего не поделаешь. – Она достала из сумочки кредитную карту «Виза». – Нужно успеть, пока наш лотерейный билет не потерял силу!

Подруги пробыли в «Пассаже» до самого закрытия. Мишель не только одела Энджи с ног до головы до конца беременности, но и приданое новорожденному обеспечи­ла. Очень кстати, поскольку Энджи, как выяснилось, ничегошеньки в этом не смыслила и все порывалась набрать прелестных, но совершенно непрактичных вещичек.

– Фрэнк Руссо платит! – провозгласила Мишель. – И это самое приятное. Вот вам единственное преимущест­во мужчин перед собаками – некоторые мужчины облада­ют золотыми «Визами».

Джаду уломали купить слаксы из тончайшей кожи и слепяще-оранжевый шелковый свитерок в облипку.

– Оч-чень сексуально. – Мишель причмокнула. – Как раз подойдет для нашего представления.

Себе Мишель выбрала до смешного кургузый костюм­чик, который, однако, считался последним писком моды. Представив себя в этом на людях, Мишель едва удержа­лась от хохота, зато ее подруги, когда она вышла из приме­рочной, дали волю смеху.

– О господи… – простонала Энджи. – Вот бы взгля­нуть, как ты будешь смотреться в священных стенах дети­ща Патнэма Эндовера!

– По-твоему, чересчур? – смутилась Мишель.

– Для Антеи Карстерс в самый раз. Будто с обложки «Гламура» сошла!

Навьюченные пакетами, они решили оставить покупки в машине и перед возвращением домой перекусить в «Руби Тьюзди». Пока Мишель набивала пакетами багажник «Лексуса», подруги заняли столик в кафе.

– Сегодня мой день, девочки! – объявила она торже­ственно, присоединившись к ним. – Прошу внимания, дамы и госпо… то есть – просто дамы! Я намерена сделать важное заявление. – Она вынула из сумочки визитку и подтолкнула к центру стола.

«ЧИСТОТА ОТ ЗОЛУШКИ Фирма по уборке квартир. Моем, драим, натираем».

– Боже правый! – ахнула Энджи. – Вот это да! Джада оторвала взгляд от картонного прямоугольника и уставилась на Мишель.

– Умница, Золушка. Лучше не придумаешь. Ты ведь у нас королева чистоты.

Мишель засияла, довольная произведенным эффектом.

– Я уже много чего придумала. Хочу не только наво­дить чистоту, но и других этому учить. Как только придут первые отклики на объявление, начну набирать сотрудни­ков. Поначалу, конечно, сама буду ходить по домам, а потом надеюсь только контролировать. Четыре, максимум пять часов в день на работу, остальные – на детей. Как, по-вашему, получится?

– По-моему, это гениально! – воскликнула Джада. Энджи с широченной улыбкой кивнула:

– Фантастика! Да, но где же номер телефона? Забыла?

– Нет… – Мишель запнулась. – Не забыла, но… Я ведь решила переехать…

Все трое надолго умолкли.

– Думаю, я справлюсь, девочки. С сентября определю детей в новую школу. Ничего, выживем.

Им подали фаршированный картофель с пивом. Ми­шель снова достала кредитку, на этот раз вместе с ножни­цами, купленными во время набега на магазин. Однако сюрпризы не закончились.

– На память от Фрэнка! – Она помахала тремя билета­ми до Бостона и обратно и вручила их Энджи. – Больше я от него подарков не принимаю. Отныне я, и только я, отвечаю за себя и своих детей!

Мишель разрезала «Визу» пополам и каждую половин­ку еще раз пополам; затем проделала то же самое с кредит­ками «Америкэн Экспресс» и «Мастер-карт» – даже рука не дрогнула. Страха не было, скорее удовлетворение от собственной решимости. Через пару минут на тарелке из-под хлеба образовалась горка разноцветных квадратиков. Мишель подняла тарелку:

– Не желаете ли по горсти новой валюты?

– Виват, подруга! – Джада стиснула ее в объятиях. – Шагай вперед!

– Да, но пирую я теперь за ваш счет.

ГЛАВА 49

Джада при всем желании не нашла бы слов, чтобы опи­сать последнее свидание с детьми. Она добилась разреше­ния привезти ребят в квартиру Энджи, чтобы в кои веки побыть с ними наедине, если не считать миссис Пэтель. Идиотка! Дура круглая! Надеялась порадовать их, побало­вать горячими сандвичами с сыром, в конце концов, про­сто поваляться в обнимку на диване перед телевизором… Ничего-то у нее не вышло. Оказавшись в белоснежной полупустой гостиной Энджи, дети насторожились, как почуявшие опасность зверьки.

– Это чей дом? – немедленно вопросил Кевон.

– Не дом, малыш, а квартира. Я живу здесь с подругой.

– Ты что, теперь любишь ее больше нас?

– Нет, конечно! – Джада присела на корточки перед сыном. – Я люблю вас больше всех на свете.

– Тогда почему ты здесь живешь, а не у нас дома?

– Я бы с радостью, мое солнышко, но ваш папа пошел в суд, и судья мне запретил жить с вами. – Она понимала, что это объяснение не для шестилетнего ребенка, но дру­гого у нее не было. Да и что толку придумывать объясне­ния, если суть остается?

– Мне здесь не нравится, – буркнула Шавонна. – Очень тесно.

– Все-таки просторнее, чем в машине, – мягко возра­зила Джада. – К тому же здесь я могу приготовить вам что-нибудь вкусненькое. Как насчет сандвичей с сыром?

– Давай! – с готовностью отозвался Кевон, а Шавонна лишь равнодушно пожала плечами.

Пока лакомились горячими квадратиками и треуголь­ничками, все было спокойно, и даже Шавонна, казалось, оттаяла. Гром грянул, когда разделались с сандвичами, мо­локом и шоколадками. Шерили сползла с колен матери и поковыляла по коридору в сторону спален. Джада отвле­клась, чтобы включить видеомагнитофон, и исчезновение малышки обнаружила мгновением позже, чем следовало бы, – протопав во вторую спальню, Шерили уже завладела любимым плюшевым зайцем Дженны.

Кевон влетел в спальню вслед за ней и застыл посреди­не, завороженно глядя на машинки и солдатиков Фрэнки.

– Гляди! Шавонна, гляди, чего тут есть! – крикнул он и бросился в угол с игрушками.

Постояв на пороге, Шавонна решительно шагнула к шкафу и дернула на себя дверцу.

– Ты живешь здесь с другими детьми! – выпалила она с яростью, мотнув головой в сторону распялок с одеждой Дженны.

– Не-ет! – завопил Кевон. – Не хочу, чтоб другие бы­ли! Мне машинки, мне!

Следующие три четверти часа Джада успокаивала детей и втолковывала, откуда взялись детские вещи.

– Тетя Мишель и дядя Фрэнк поссорились, поэтому тетя Мишель сейчас живет здесь с Фрэнки и Дженной.

– Тогда почему мы здесь не живем? – резонно поинте­ресовался Кевон.

Дженна обожгла его презрительным взглядом.

– Дурак! Потому что мама не хочет с нами жить. Кевон разрыдался, Джада вновь и вновь пыталась все объяснить, но слова – это только слова. Никакими слова­ми не облегчить боль от предательства близкого человека. В общем, свидание превратилось в кромешный ад, и толь­ко. Миссис Пэтель сидела на краешке дивана безмолвно, недвижимо и бесстрастно, не выражая ни одобрения, ни порицания.

– Ненавижу Тоню, – сквозь зубы процедила в машине Шавонна. – Думает, обдурила меня, а я ни единому ее слову не верю. И тебе не верю. Тебя я тоже ненавижу!

После этого свидания Джада поняла, что так больше продолжаться не может. Она готова была схватить детей в охапку и увезти куда глаза глядят. Ведь через месяц-другой ребята просто-напросто откажутся с ней остаться – не от большой любви к Клинтону или Тоне, а от злости за то, что мать их бросила. Может быть, Барбадос – и впрямь выход? Джада решила все-таки связаться с пресловутым Сэмюэлем, на которого ее родители возлагали большие надежды. После долгих поисков она нашла-таки старый счет, на обороте которого нацарапала телефон, и набрала нью-йоркский номер.

Сэмюэль не заставил ее ждать, хотя, чтобы услышать его голос, пришлось пообщаться с двумя секретаршами.

– Вам повезло, что вы меня застали, миссис Джексон. Вечером я улетаю по делам, но на следующей неделе вер­нусь в Штаты. Правда, не в Нью-Йорк. Не могли бы вы прилететь в Бостон? Думаю, такие вопросы по телефону обсуждать не стоит.

Ну не божий ли промысел? В жизни ведь в Бостоне не была, но как раз на следующую неделю там намечен «спек­такль в пользу Энджи»! Договорившись о встрече на втор­ник, Джада поблагодарила адвоката.

– Пока не за что, миссис Джексон. Посмотрим, чем я смогу помочь.

– Но это же… это же преступление, – взвизгнула Ми­шель так громко, что Джада невольно шикнула. Уложив Фрэнки и Дженну, подруги вновь собрались на военный совет в спальне Энджи.

– Преступление?! Это мои дети!

Теперь уже Джада повысила голос, но Мишель не хва­тило духу на нее шикнуть. Представить было страшно тот ад, в котором жила Джада, лишенная собственных детей, но вынужденная каждый день общаться с Дженной и Фрэнки, слушать их рассказы о школе, видеть, как они нежны с матерью.

– Мы ведь решили подать апелляцию, – вмешалась Энджи. – Майкл уже задействовал свои каналы…

– Забудь! – отмахнулась Джада. – Забудь и о Майкле, и об апелляции. Во-первых, слишком долго ждать, во-вто­рых, слишком велик шанс проиграть. А мои малыши стра­дают каждый божий день!

– Но я ведь все-таки служитель закона, – заметила Энджи. – Пусть не идеальный, но пойти на преступле­ние…

– Лучше преступление, чем детское горе, – отрезала Джада. – Сегодня, когда я взяла Шерили на ручки, она вся напружинилась и давай меня отпихивать. Понятно вам? Даже младенец понимает, что такое предательство! Боюсь, еще немного – и она меня уже не простит.

Джада поднялась с кровати и принялась мерить шагами маленькую спальню Энджи. План побега почти сложился; если «Вольво» не подведет, все получится. Она останови­лась перед Мишель и Энджи.

– Вы вовсе не обязаны мне помогать. Я сама справ­люсь.

Энджи качнула головой:

– Не выйдет. Такие дела в одиночку не делаются.

– Кроме вас, у меня все равно никого нет. Вы не помо­жете – значит, я сама, – жестко заявила Джада. – Может быть, обращусь в одну из тех организаций, что помогают женщинам в беде.

– Все они нарушают закон, Джада! Тебе придется скрываться годами… возможно, до конца жизни. А если попадешься – что, скорее всего, рано или поздно случит­ся, – сядешь на скамью подсудимых и окажешься за ре­шеткой.

– Только если останусь в Штатах, – возразила Джада. – А если улечу куда-нибудь – на Барбадос, к при­меру…

Мишель взяла ее руку в свою.

– Я с тобой, дорогая. Говори, что нужно сделать, я на все согласна. Дети должны быть с мамой.

Джада молча сжала ее руку.

– Ну а если провал? – не унималась Энджи. Джада горько усмехнулась:

– Хуже уже не будет.

– По крайней мере, – выпалила Мишель, – ребята будут знать, что ты не предала их, что ради них ты даже преступила закон!

– Верно, – согласилась Джада. Энджи тяжело вздохнула:

– Ладно, я тоже с вами. – Она окинула взглядом свою располневшую фигуру. – Интересно, полосы на тюрем­ной робе вертикальные или горизонтальные? Горизон­тальные здорово толстят.

ГЛАВА 50

– Как я, на ваш взгляд? Толстая? – спросила Энджи, покрутившись перед зеркалом.

Мишель с Джадой в унисон кивнули:

– Отлично!

Расчет был именно на то, чтобы выглядеть раздобрев­шей, но не беременной. Сценарист, режиссер, художник по костюмам и актриса в одном лице, Энджи избрала для своей героини самую непривлекательную внешность. По возможности пригладив непокорные кудри, она стянула их в хвост на затылке и полностью отказалась от космети­ки. Так-с… Лизе перезвонила, встречу назначила, столик в ресторане заказала. Что еще?

– Ой! Чуть самое главное не забыла! – Она обошла кровать и взяла с тумбочки пустую коробочку с золотым тиснением «Шрив, Крамп и Лоу».

– Перстень я купила, – сказала Мишель, облаченная в свой новый костюм – очень правдоподобную версию на­ряда от Шанель, и при макияже, которого вполне хватило бы на всех троих. При этом подруги сошлись во мнении, что выглядит она не дешевой и доступной, но баснословно дорогой и доступной. – Прошу! – Фамильная драгоцен­ность. Подделку лучше ни за какие деньги не купишь, уж я-то знаю.

– Только не вздумай вытащить ее при дневном свете, – предупредила она Энджи. – Стекляшка есть стекляшка; на солнце никого не обманет.

Джада уже облачилась в апельсиновый свитер с глубо­ким вырезом и донельзя узкие кожаные брюки. Ради тако­го случая она посетила парикмахерскую, где ей соорудили на затылке умопомрачительный пучок из десятков тоню­сеньких косичек. Помаду она выбрала под цвет свитера и сотворила что-то колдовское с глазами. Колдовство это, похоже, потребовало пару килограммов косметики, но вы­глядела Джада потрясающе.

– Тебе нужно всегда так одеваться, – одобрительно за­метила Энджи.

– Было время – и одевалась, но в банке такой вид вряд ли оценили бы. Вот в своем супермаркете я, пожалуй, стала бы кассиршей года!

– Обувь уже выбрала? – спросила Мишель.

– Нет еще. Что посоветуешь, подруга? Туфли на шпильках или ботинки?

Мишель задумалась, оглядев Джаду с головы до ног.

– Я буду на шпильках, так что тебе, думаю, стоит на­деть ботинки. Вдруг мистер Уэйкфилд – любитель разно­образия?

– Ну да! Хочешь, чтобы я выглядела как лесби?! – те­атрально возмутилась Джада.

Энджи рассмеялась.

– Именно! – Она взглянула на часы. – Итак, девочки, дети пристроены у Майкла, выглядим мы классно. Вперед! Сейчас главное – не опоздать на самолет.

Мишель впорхнула в офис Рэйда Уэйкфилда и сразу поняла, что действительно выглядит классно, – с полдю­жины секретарш проводили ее завистливыми взглядами. В этот миг она чувствовала себя Золушкой, над которой крестная уже взмахнула волшебной палочкой. В джинсах и блузе было бы, конечно, гораздо привычнее и комфортнее, но чего не сделаешь ради подруги!

Войдя в кабинет экс-супруга Энджи, она улыбнулась. Поднявшийся при ее появлении хозяин кабинета оказался очень высоким и в высшей степени привлекательным. «Не мой тип, – отметила Мишель, – но на его внешность при­рода не поскупилась. И он это знает. Красуется, сразу видно. И что в нем Энджи нашла? Впрочем, понятно – что… все мы падки на мальчишеское обаяние».

– Мистер Уэйкфилд! – Мишель протянула руку.

Рэйд наклонился через стол чуть дальше, чем было не­обходимо, и задержал ее ладонь в своей на долю секунды дольше принятого. Ха! Парень явно не промах. Мишель даже пожалела его невесту, но лишь на миг, пока не вспом­нила, что эта девица получит то, что заслужила.

Рэйд предложил ей устроиться на диване, а сам, плотно закрыв дверь, уселся напротив и весь обратился в слух.

– Мистер Уэйкфилд, – с застенчиво-простодушной полуулыбкой начала Мишель, – сразу признаюсь: по телефону я вам солгала.

– Вот как?.. – Густая золотистая бровь словно по соб­ственной воле поползла вверх. – В чем именно? И зачем?

– Антея Карстерс – не настоящее мое имя. Я назва­лась так только потому, что замужем за очень известным человеком, а мне не хотелось давить на вас до личной встречи.

Рэйд стер с лица улыбку.

– Видите ли… Брачное право – не моя специализа­ция; в основном я занимаюсь контрактами, но…

Мишель подалась вперед и произнесла всего три слова:

– Чарльз Хендерсон Мойер.

У Рэйд а глаза полезли на лоб. Еще бы – кто ж не слы­шал о семействе Мойер с их баснословным состоянием, доставшимся от давно почившего отца, и немилосердной враждой между тремя оставшимися отпрысками. Их богат­ство было сравнимо лишь с их же ненавистью друг к другу.

– Старший из братьев? – выдохнул Рэйд. Мишель кивнула:

– Вы правы. Самый богатый и самый старший из них. Впрочем, его возраст меня не волновал, мистер Уэйкфилд. Мы прожили вместе одиннадцать лет, и я ни разу ни о чем не пожалела.

Мишель потупилась, словно эти слова дались ей с трудом, потом, подняв голову, она в упор посмотрела на Рэйда. Тот прочистил горло.

– И что же, гм-м-м, в чем сложность на данный мо­мент?

– Видите ли, перед свадьбой я подписала брачный контракт. И одно из его условий гласит, что я не получу ни пенни, если пересплю с другим мужчиной. Обещания я не нарушила, мистер Уэйкфилд! Вы мне верите?

Он медленно кивнул, как зачарованный глядя в синие озера глаз Мишель, точно кролик на удава. Вот здорово! Мишель вовсю наслаждалась своей властью, своей ролью и всем спектаклем в целом. Пожалуй, водить за нос этого прохиндея даже приятнее, чем наводить чистоту. Чуть приоткрыв рот, она смочила кончиком языка губы и мыс­ленно отругала себя за то, что хватила через край. Ничего подобного, как оказалось. Ее визави заерзал на стуле и спешно сменил позу, скрестив ноги. Прячешь возбужде­ние, красавчик? Ну-ну…

– А теперь Чарльз требует развода, – сообщила Ми­шель. – У него появилась другая женщина. Все бы ничего, но его условия меня нисколько не устраивают. Можете себе представить – он обвиняет в измене меня и на этом основании собирается оставить ни с чем! И это благодар­ность за одиннадцать лет верности!

Рэйд сурово сдвинул брови.

– Но его состояние оценивается в миллиарды долла­ров.

– А я честна перед ним, – напомнила Мишель. – И тем не менее… У Мойеров, мягко говоря, странное отно­шение к деньгам. Помните ту историю пятнадцатилетней давности, когда похитили его дочь, а он не пожелал запла­тить выкуп? Если не ошибаюсь, ему прислали… силы не­бесные, только подумайте! – три пальца Мередит. По пальцу в неделю – ужас! Бедняжка Мередит. – Мишель со вздохом покачала головой. – Она ведь была виолонче­листкой.

Рэйд кивнул:

– Помню. Читал в газетах.

– Н-да… Таков уж стиль Мойеров – они предпочита­ют жить сегодняшним днем, напрочь забывая о прошлом и не думая о будущем. Мередит – дочь Чарльза от второго брака. Я у него пятая жена, детей у нас нет. Его нынешняя девица… полагаю, он прочит ее в шестые супруги. Како­во, а? Еще не развелся, а уже готовит очередную свадьбу! – Мишель закатила глаза, однако Уэйкфилд Третий ее сар­казма не уловил.

– Кто сказал, что богатые отличаются от нас, простых смертных? Фицджеральд, кажется, верно?

О Фицджеральде Мишель услыхала впервые, но виду не подала.

– Он ошибался. Богатые не просто отличаются от нас. Они совсем, совсем другие! Как бы там ни было, для Чарльза настало время перемен, и я, собственно, не возра­жаю, но… где справедливость? Я ведь играла по его прави­лам, теперь его очередь. Боюсь, правда, что мне понадо­бится помощь, чтобы заставить его выполнить обязатель­ства. – Она вновь заглянула прямо в глаза Рэйду, попытавшись придать своему взгляду то выражение, которое безотказно действовало на Фрэнка. В спальне.

Рэйд послушно кивнул.

– Буду с вами до конца откровенна, мистер Уэйкфилд. Я… действительно изменила мужу. Только не с мужчиной, а с женщиной. – Она умолкла, наслаждаясь реакцией: Рэйд старательно изображал бесстрастность, но адамово яблоко у него заходило ходуном. Смотри не захлебнись слюной, красавчик! – В первый раз я оказалась в постели с девушкой по его просьбе, а два года назад познакомилась с… изумительной женщиной. Ее тоже привел Чарльз, и мы занимались сексом втроем, как уже не раз бывало, но… – Мишель вновь умолкла, мастерски сконфузившись. Она наклонила голову, сосчитала до пяти и выпрямилась, не­брежно-кокетливым жестом отбросив волосы на спину. – Я не оправдываюсь, мистер Уэйкфилд. Мне нечего сты­диться. А рассказываю лишь потому, что Чарльз теперь ис­пользует эту связь в качестве доказательства моей так на­зываемой неверности.

Рэйд тем временем от первого потрясения оправился. Алчность ли в нем взыграла, похоть или оба неприглядных чувства вместе, но глаза его загорелись.

– Мне много не нужно, мистер Уэйкфилд, – проникновенно сообщила Мишель. – Удовольствуюсь сотней миллионов. Для Чарльза это смешные деньги, капля в море. Как вы думаете, ваша фирма сможет мне помочь?

– Не сомневаюсь.

Мишель улыбнулась и встала с дивана.

– Благодарю. О-о-о, благодарю вас! Не хочу задержи­ваться; кто знает, не следят ли за мной? Потому-то я и на­звалась другим именем. На самом деле меня зовут Кэтрин. Кэтрин Мойер. – Она вновь протянула руку и на сей раз сама дольше, чем следует, задержала его ладонь. – Мы не обсудили гонорар, мистер Уэйкфилд. Поверьте, мелочить­ся я не стану. Мне нужно полностью вам доверять, а дове­рие стоит любых денег.

Рэйд кивнул:

– Я-то знаю, что вы можете мне доверять. Теперь важно, чтобы это поняли и вы.

– Время покажет. – Мишель опустила руки. Дело сде­лано; красавчик определенно заглотил наживку. До чего же просто попадаются на крючок мужчины – диву даешь­ся! – Можно попросить вас об одолжении?

– Ну, разумеется, – с готовностью отозвался Рэйд.

– Мне бы очень хотелось познакомить вас с Дженетт. Ей ведь все равно придется давать показания, верно? Мы обе нуждаемся в вашем совете.

– Нет проблем!

– Завидую вам. Если ты зовешься миссис Чарльз Хендерсон Мойер, проблемы возникают на каждом шагу, – горько вздохнула Мишель. – Я остановилась в отеле «Четыре сезона», но пригласить вас туда никак не могу. Не подскажете ли какое-нибудь тихое кафе, где мы могли бы встретиться после работы и где меня точно никто не узнает?

– О да, конечно! – Рэйд не колебался ни секунды. Какие там колебания – он ухватился за ее предложение с жадностью голодного карася. Тут же продиктовал адрес, проводил до самого лифта, лично нажал кнопку вызова и помог войти. – До встречи в шесть!

Прямо из лифта Мишель направилась к таксофону и оставила сообщение для Джады на домашнем автоответчи­ке Энджи.

Энджи пришла задолго до назначенного времени – в данном случае не по причине природной пунктуальности, а для того, чтобы не демонстрировать себя Лизе всю цели­ком и сразу. Довольно того, что и лицо ее, и одежда выгля­дят более чем бледно. Если «подружка» прикинет и на­бранные килограммы, помрет от злорадства.

Столик в кафе Энджи заказала ровно на час встречи Джады с Сэмюэлем Дамфрисом – время в этом спектакле решало все. Когда Лиза, по-прежнему изящная и элегант­ная, появилась на пороге, ее взгляд скользнул мимо Энджи. Оно и понятно: от прежней Энджи немного оста­лось. Пришлось помахать ей рукой.

Пока бывшая подруга бормотала приветствия и при­страивала пальто с сумочкой, Энджи наслаждалась ощу­щением легкости на душе. До чего же приятно не чувство­вать за собой никакой вины! Даже ощущение собственной глупости испарилось. В конце концов, любой имеет право выбора. Если человек, которому ты доверяла, выбрал пре­дательство, твоей вины в этом нет.

Устроившись, наконец, Лиза взглянула на Энджи, тут же отвела взгляд и уткнулась в меню.

– Рада тебя видеть. Прекрасно выглядишь. Двойная ложь на одном дыхании! Энджи не удержалась от улыбки.

– Я и чувствую себя прекрасно, – совершенно ис­кренне отозвалась она, подумав о малыше.

– Вот как? – Удивление Лизы, похоже, тоже было ис­кренним, однако она мигом оправилась: – Что ж, пре­красно. Нашла работу?

– Конечно. Работаю в совершенно другом направле­нии.

– Вот как? Прекрасно.

Ну, надо же, сколько «вот как?» и «прекрасно» за какие-нибудь три минуты. Начинает действовать на нервы.

– Я предупредила Рэйда, что задержусь допоздна, – с чуть заметной неловкостью сообщила Лиза. – Так что торопиться нам некуда. В смысле… если, конечно, у тебя нет других планов на вечер.

– Прекрасно. – Энджи намеренно повторила набив­шее оскомину словечко. Очень надо, дорогая, любоваться на тебя весь вечер! Но ты проторчишь здесь столько, сколько потребуется девочкам, чтобы провернуть задуманное.

– Да, кстати, – продолжала Лиза, – я захватила с собой все, о чем ты просила. Думаю, тебе было бы непри­ятно сейчас оказаться в Марблхеде. Слишком все свежо… Верно?

Черт возьми, что она говорит? Да это же катастрофа. Ну уж нет, так не пойдет. Мы должны появиться в Марбл­хеде вдвоем, причем не позднее чем через два часа.

– Я тоже кое-что захватила для тебя, – спокойно отве­тила Энджи, принимаясь за цыпленка.

Время еще есть. Лизе не удастся разрушить их велико­лепный план.

ГЛАВА 51

Шагая по центру Бостона, Джада ловила взгляды про­хожих и чувствовала себя более чем странно. Почему они все глазеют? Чернокожих не видели? Или ее наряд смуща­ет? Одета она, конечно, вызывающе… но не до такой же степени!

Пройдясь из конца в конец Центрального бостонского парка, Джада была разочарована: разговоров много, а смотреть-то особенно и не на что. В данный момент к тому же и некогда – придется прибавить шагу, чтобы не опоз­дать на встречу с Сэмюэлем Дамфрисом, сыном мужа ма­миной кузины. «Помощь в духе островитян, – думала Джада, двигаясь к выходу из парка. – Кто еще способен поднять на ноги всю родню только для того, чтобы убе­диться в бесполезности суматохи?» С другой стороны, вы­бора у нее не было, а Сэмюэль по телефону произвел впе­чатление толкового адвоката. Кроме того, все равно надо как-то дотянуть до шести, когда настанет их с Мишель звездный час. Голос подруги на автоответчике дрожал от возбуждения; Золушка была явно довольна собой. Однако сейчас на повестке дня чай с мистером Дамфрисом. Джада пересекла черную от дождя дорогу и ступила в теплую, сияющую позолотой роскошь отеля «Рид Карлтон». Хорошо одетая дама, одна в чужом городе, в роскошном заведе­нии, она уж и забыла, когда такое было. Давно. Очень давно. От молодого безрассудства закружилась голова, словно не тридцать четыре года у нее за плечами, а двад­цать пять, не больше, Джада решительно двинулась через вестибюль к кафе, от души надеясь, что не выглядит шлю­хой, заявившейся сюда на работу. Прогулка по парку дока­зала, что сотня косичек, ботинки на шнуровке и кожаные штаны, увы, не создают образа добродетельной матроны.

Вычислить Дамфриса оказалось несложно: единствен­ный чернокожий в зале, он к тому же поднялся ей навстре­чу. Очень высокий и слишком худой для такого роста, дальний родственник был еще и очень чернокожим – того почти абсолютно черного, эбонитового цвета, который словно вбирает в себя свет. «Совсем неплох, – отметила Джада, взглянув в лицо адвокату, на котором выделялись изумительные светло-серые глаза с яркими белками. – И улыбка бесподобная».

– Джада Джексон? – спросил он. Джада кивнула.

– А вы, следовательно, Сэмюэль Дамфрис. Он опять согрел ее улыбкой.

– Прошу, садитесь. – Ни намека на акцент острови­тян; голос глубокий, а выговор выходца с Британских ост­ровов: отрывистый, четкий. – Чаю не желаете?

Только тут Джада с удивлением отметила, что перед ним уже стоит полная чашка густо-янтарного напитка.

– Индийский, к сожалению, а не китайский, но по крайней мере заварен по всем правилам.

– Неужели? Какое счастье!

Сэмюэль Дамфрис иронии не уловил. Видел бы он тот чай, что она пьет дома! Фантазии ей хватает максимум на пакетики «Липтона». А ведь островитяне и впрямь относятся к чаепитию с почти молитвенной серьезностью. Ни­куда не денешься – влияние англичан дает о себе знать.

Сэмюэль покачал головой:

– Поразительно, но в Бостоне осталось всего два-три заведения, где подают приличный чай.

– Да уж, лично меня это всегда поражало, – повтори­ла Джада попытку пошутить.

На этот раз ее собеседник задумался и, помолчав, за­глянул ей в глаза.

– Вы меня уязвляете?

– Если вы имеете в виду – подкалываю, то вы абсо­лютно правы. Только в вашем присутствии я не уверена, что говорю на родном языке.

– С вашим языком все в порядке, – с улыбкой ото­звался Сэмюэль. – Прошу простить мне академичность и… гм-м-м… тупость. Видите ли, юмора я никак не ожидал. Ваша мама в общих чертах описала ситуацию…

«Какого черта ты творишь, девочка?» – задала себе Джада фарисейский вопрос. На самом деле она отлично знала, что творит. Флиртует, ни больше ни меньше! Пят­надцать лет не кокетничала – и вдруг на тебе. С чего бы вдруг? Кожаные брюки, должно быть, виноваты. Или же экзотические косички на затылке.

Джада поймала пристальный взгляд Сэмюэля и тут же посерьезнела.

– Я знаю, мистер Дамфрис, что попала в жуткую пере­дрягу. Не знаю, что именно вам сообщила моя мама, но догадываюсь, что на информацию она не поскупилась.

В ответ ее одарили очередной белозубой улыбкой.

– В немногословности вашу маму не обвинишь, это верно. Должен признаться, историю она поведала горест­ную.

Джада вдруг разозлилась на себя. Черт бы побрал и штаны эти нелепые, и помаду апельсиновую, и, главное, идиотское кокетство! Она пришла сюда безо всякой на­дежды, но от Сэмюэля исходила такая доброжелательная, такая спокойная сила, что ей захотелось поверить и его способность все исправить.

– Так оно и есть и даже гораздо хуже.

Джада пустилась в подробный рассказ о событиях пос­ледних месяцев и завершила его, лишь когда опустели два чайника и почти вся сахарница. Сэмюэль Дамфрис внимательно слушал, кое-что уточнял и смотрел, смотрел на нее своими диковинными светло-серыми глазами. Как ни странно, их никто не торопил, несмотря на то, что они были здесь единственной чернокожей парой и просидели за столиком, пока время ленча не закончилось и зал не опустел.

– Что же вы намерены делать дальше, миссис Джек­сон?

– Буду с вами откровенной. Я понимаю, вы адвокат, но… Я собираюсь пойти против закона или обойти его – как вам будет угодно. Когда мама с папой приехали сюда, они предложили забрать детей и скрыться на островах. Честно говоря, эта мысль и мне приходила в голову, но по­началу я от нее отказалась. Это ведь самое настоящее преступление, а я никогда в жизни даже «зайцем» не проехала! Но теперь… теперь я вижу только один выход. Детей нужно вернуть; не только и не столько ради меня, сколько ради них самих. Я не могу ждать, когда суд разберется, что к чему, и исправит несправедливость. Кроме того, где гаран­тия, что это произойдет?

Джада затаила дыхание в страхе, что серый взгляд по­темнеет от негодования и служитель закона откажется продолжать опасную тему. Но Сэмюэль просто кивнул.

– Видите ли, закон – это прежде всего способ решить спорные вопросы о праве собственности. Однако челове­ческое понятие о сути собственности изменяется быстрее, чем статьи закона, – вот в чем загвоздка. Наши с вами предки когда-то считались собственностью наравне с зем­лей, домами, мебелью. Жена была собственностью мужа, как любая другая вещь. Дети – аналогично. Здешний закон не создан для заботы о благополучии детей, по­скольку основан на давнем, варварском понятии собствен­ности. Ну и, разумеется, лживые показания в вашем деле сыграли не последнюю роль.

Неужели поверил?! Неужели сумел увидеть правду за всем этим нагромождением ошибок, роковых случайнос­тей и безудержной лжи? Джада смотрела на адвоката во все глаза.

– На Кайманах бывали? – неожиданно спросил он.

Джада покачала головой.

– Видите ли, поскольку вы не являетесь гражданкой Барбадоса, воспрепятствовать поискам, которые непре­менно начнет ваш супруг, будет проблематично. На Кай­манах же, где я постоянно веду дела, при наличии амери­канского паспорта и… гм-м-м… некоторой суммы на счету, вы можете отлично устроиться. Выгода двойная: во-пер­вых, вашему супругу не придет в голову искать вас на Кай­манах, а во-вторых, страна сейчас на подъеме. С вашим опытом вы без труда найдете работу в банке. Так что, если вы не против…

Джада не верила своим ушам. Силы небесные! Неужто господь наконец услышал ее мольбы?

– Вы… вы готовы помочь?! – выдохнула она. – И да­же не возражаете против того, что я надумала?

– Вы надумали защитить своих детей, – с нажимом произнес адвокат. – Как я могу быть против? Нарушение закона – не моя специальность, но, согласитесь, кому, как не мне, знать, что такое беззаконие? Я ведь, если на то пошло, несколько лет проучился в Британии.

В этот момент взгляд Джады случайно упал на его ча­сы – и она ахнула.

– Боже правый! У меня назначена встреча, и опоздать никак нельзя. – Невероятно – общение с Сэмюэлем Дам­фрисом, от которого она ровным счетом ничего не ожида­ла, длилось почти два часа. Глазом ведь, кажется, не успела моргнуть, как получила поддержку, утешение, добрый совет и обещание помощи! А времени на благодарность не осталось. – Простите ради бога, но мне пора.

Джада поднялась, и ее собеседник сделал то же самое. Неожиданно смутившись, она протянула руку:

– Если бы вы знали, как я рада нашему знакомству! Теперь буду думать над вашим предложением.

– Подумать, конечно, придется, но помощь вам в лю­бом случае не помешает. – Он достал из внутреннего кар­мана пиджака визитку. – Прошу. Не оставите ли и свой номер?

Джада продиктовала номер домашнего телефона Энджи, сняла со спинки стула сумочку и перебросила через плечо.

– Спасибо. Огромное вам спасибо! И ушла не оглядываясь, чтобы не поддаться искуше­нию вернуться.

ГЛАВА 52

Увидев возникшего в дверях бара парня, Джада вмиг распознала в нем бывшего мужа Энджи, так что и торопли­вый шепоток Мишель не понадобился. Рэйд постоял на пороге, пока его глаза привыкали к полумраку в зале. И этих мгновений Джаде хватило, чтобы многое в нем вы­числить. Высокий рост, надменная поза, небрежно-изыс­канный синий костюм с вызывающе желтым, стильным галстуком… О-о-о, таких белых красавцев, владеющих миром, она знала как облупленных! При первом же взгляде на нее глаза Рэйда округлились. Уж не торговали ли его предки рабами лет эдак сто пятьдесят назад? «Не будь большей стервой, чем ты есть, дорогая, – сказала себе Джада. – Если верить Энджи, Уэйкфилды уже лет двести как царят в Бостоне и окрестностях, а значит, скорее всего, сражались в рядах аболиционистов».

Мишель помахала рукой, и экс-супруг Энджи двинулся в их сторону, лавируя между изящных креслиц на гнутых ножках.

– Добрый вечер, – приветствовал он дам с любезной улыбкой. – Позволите присоединиться?

– Ну конечно! – просияла Мишель. – Познакомь­тесь, это Дженетт, а это Рэйд Уэйкфилд.

Джада протянула над столиком руку.

– Наслышана, – сообщила она, придав голосу макси­мум глубины и бархатистости. – Кэтрин утверждает, что вы успели завоевать ее доверие. Рада за нее, но сразу долж­на предупредить – на мой взгляд, Кэтрин слишком довер­чива. – Улыбка ее была намеренно холодна.

– Что ж… надеюсь, моя репутация и порядочность за­воюют и ваше доверие, – протянул Рэйд тоном профи а-ля «супердорогой адвокат».

– Что ж, – эхом отозвалась Джада, – репутация ваша мне уже известна, в противном случае нас бы здесь не было.

Она накрыла ладонь своей подруги. Какого черта зря время терять, спрашивается? Почему бы не начать игру и не взглянуть на его реакцию?

– Кэтрин очень нужна забота близкого человека, – продолжала она. – Она это заслужила. Чарльза я знаю слишком хорошо… к сожалению. И мне отлично известно, через что он заставил ее пройти.

Джада замолчала, позволив собеседнику вообразить кошмарно-сексуальные сцены из прошлого «Кэтрин», по­сле чего поднесла ладонь Мишель к своему лицу, припала к ней губами – и опустила. Мишель руку не убрала. Ее раскрытая ладонь с оранжевым отпечатком губ лежала на столе, будто полураскрытый бутон.

Из-под приспущенных век Джада взглянула на Рэйда. Околдованный, он не сводил глаз с ладони Мишель, и губы Джады тронула улыбка. Древняя черная магия еще никого не подводила. Добавьте розовую щепотку – и па­рень ваш! Чем уж так возбуждает мужской пол лесбийская любовь, было выше ее разумения. Почему, спрашивается, мужские эротические фантазии нацелены на обладание двумя женщинами сразу, если им и с одной-то справиться чаще всего бывает не под силу? Может быть, как раз пото­му, что, занимаясь друг другом, дамы снимают с партнера часть ответственности? Самой Джаде трудно было пред­ставить что-нибудь менее привлекательное, нежели секс с двумя геями.

А Рэйд все никак не мог отлепить взгляд от ладони Ми­шель. «Пожалуй, красавчик созрел для полноценного шоу», – решила Джада и поднялась из-за стола.

– С вашего позволения, я отлучусь в туалет.

Она поплыла через зал, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Наверняка Рэйд Уэйкфилд уже пускает слюни, воображая двух таких разных женщин в своей по­стели. А нарушение множества табу великосветского об­щества только добавляет в его глазах пикантности этому черно-белому соусу.

Энджи не верила собственным ушам, глазам и вообще не понимала, что происходит в этом мире. Лизе хватало на­глости болтать не только о фирме и сослуживцах – то есть о том, чего Энджи по ее милости лишилась, – но и об от­ношениях с Рэйдом, помолвке, свадебных планах и медо­вом месяце! Немыслимо! Что это, безудержное злорадст­во? Или черствость всегда была в характере «подруги»?

– Представляешь, Рэйд хотел ограничиться неделей, – чирикала Лиза. – Ехать во Францию на неделю! Неле­пость, верно? Сошлись на десяти днях, хотя я бы предпо­чла две недели.

Энджи кивнула. Ее медовый месяц с Рэйдом на Берму­дах длился пять дней, но упоминать об этом она не собиралась.

Когда официант унес тарелки, Лиза опустила на столик фирменный пакет из «Сакса». Энджи на миг опешила, ре­шив, что Лиза приготовила ей подарок, но потом сообра­зила, что это ее вещи, о которых она говорила по телефону.

– Остальное в машине, – сказала Лиза.

Энджи ответила бледной улыбкой. Ее план разваливал­ся на глазах, но сдаваться она не собиралась. Вот только времени оставалось в обрез.

Официант со счетом появился как раз кстати. Взглянув на квитанцию, Энджи отсчитала ровно половину суммы, добавила ровно половину чаевых и отодвинула листок. Ка­кого черта я должна за тебя платить?!

– О! – изумленно выдохнула Лиза, будто впервые столкнулась с такой диковинной процедурой, как оплата в ресторане по счету. Пошарив в сумочке, она выудила не­сколько смятых банкнот и пригоршню мелочи, тем самым напомнив Энджи, что по примеру королевских особ пред­почитает обходиться без наличных.

По дороге к машине Энджи все сильнее охватывала па­ника. Что же делать?! Что делать? Максимум через час они должны вместе оказаться в квартире Рэйда. Учитывая, что дорога займет около получаса, на поиски выхода оста­ется всего ничего. А если выход не найдется? Лиза до конца дней своих будет пребывать в уверенности, что в пух и прах разбила несчастную, жалкую толстушку Энджи… Нет, ни за что! Энджи стиснула челюсти так, что зубы за­скрипели.

Подойдя к своей машине, Лиза открыла багажник и кивнула на еще один пакет с хламом… пардон, с дорогими сердцу Энджи вещичками – пуховым платком, связанным бабушкой, голубой пижамой, старым фотоальбомом и прочими мелочами. Энджи склонилась над пакетом.

– Я упаковала, как могла, – с тонкой улыбкой сооб­щила Лиза, – Но ты же меня знаешь, аккуратность – не моя стихия.

Зато драгоценности – определенно твоя! Руки-то небось чешутся вцепиться в кольцо?

– А дневник мой где? – жалобно пробормотала Энд­жи. – Дневника не вижу!

– Какого дневника? Я ведь, кажется, все собрала! На полке только этот альбом лежал.

– При чем тут альбом? Я дневник имею в виду! Личный дневник.

– В списке его не было.

Точно, не было: Энджи с самого начала понимала, что ей нужен запасной вариант. Она выпрямилась и поверну­лась к Лизе, придав взгляду испуг и смущение.

– Ты… Господи, только не это! Скажи, что ты его не читала!

– Да нет же, нет! Я его даже не нашла!

Судя по ее виду, она была этим очень разочарована.

– Не может быть! Он всегда лежал там, на полке. Я точно помню, что говорила тебе о нем. Мне нужен мой дневник, Лиза! Я сгорю от стыда, если его кто-нибудь уви­дит!

– Ну-у… В чем проблема? Я его тебе пришлю, честное слово.

Ха! Честное слово Лизы Рэндалл – это что-то новень­кое. Энджи медленно опустила руку в карман, так же мед­ленно вынула и щелкнула замочком коробочки от «Шрив, Крамп и Лоу». В вечерней темноте, которую рассеивала лишь тусклая лампочка багажника, «бриллиант» призывно подмигнул Лизе. Та ахнула и застыла с полуоткрытым ртом. Да-да, гляди, Лиза! Вот оно, последнее звено той цепи, что окончательно привяжет тебя к клану Уэйкфилдов, черт бы их всех побрал.

Решив, что за тридцать секунд Лиза заглотнула крючок по самые жабры, Энджи решительно захлопнула коробочку.

– Вот что, Лиза. Смейся надо мной, если хочешь, счи­тай, что, я трясусь над своим барахлом, но дневник мне дорог, и без него я не уеду, – заявила она тоном, не допускающим возражений.

Лиза помолчала, потом пожала плечами:

– В таком случае… поедем в Марблхед и найдем его. Есть! Энджи усмехнулась, усаживаясь за руль своей машины. До чего же, оказывается, просто бороться с не­другом; достаточно лишь понять и поверить, что это дейст­вительно недруг.

ГЛАВА 53

Перед тем как выбраться из машины Рэйда, Мишель постаралась задрать юбку повыше. Юбку – громко сказа­но, скорее лоскут шириной с пояс Сайта-Клауса. Ну так что ж? Зря, что ли, они с Джадой потратили кучу денег Фрэнка на роскошное белье для этого случая? Вот пусть теперь Рэйд и любуется.

Рэйд не заставил себя ждать. Он выпрыгнул из-за руля, бегом обогнул машину и оказался рядом с Мишель рань­ше, чем Джада успела подкатить на арендованном автомобиле. Взяв под руку кавалера, Мишель отправилась с ним к дому, очень довольная собой. Актриса в ней пробудилась явно незаурядная. Не выпив в общей сложности и полови­ны бокала, она всю дорогу виртуозно исполняла роль дамы под сильным хмельком и наслаждалась своей властью над Рэйдом. Большую часть пути Мишель щебетала о том, как доверяет ему, как боится соглядатаев «супруга» и как она истосковалась по мужскому вниманию.

– Чарльз не в счет, – кокетливо сообщила Мишель, когда они уже подъезжали к дому. – Размеры его банков­ского счета обратно пропорциональны размерам… – Она потупилась – леди как-никак! – и скороговоркой закончила: —…индивидуальным размерам. – После чего стисну­ла бедро Рэйда.

Распаленный страстью, как взявшая след гончая, Рэйд повернул ключ в замке, и Мишель с Джадой вошли в быв­шую супружескую обитель своей подруги. «Премилая квартирка, – отметила Джада, – куда там до нее нашей с Клинтоном первой семейной берлоге в Йонкерсе. Непло­хо устраиваются белые обеспеченные ребятишки!»

– Леди позволят предложить им выпить? – галантно спросил Рэйд, жестом приглашая обеих устраиваться на диване.

– А мы не леди, – грудным голосом проворковала Джада, и Рэйд застыл на полпути к кухне. – То есть… мы, конечно, женщины. Еще какие женщины! Но не леди точно.

Джада провела ладонью по длинным распущенным во­лосам Мишель, полюбовалась, как красиво выглядит ее темная, почти шоколадная рука на золотистом фоне, а за­одно и с часами сверилась. Времени оставалось не так уж много.

Рэйд со свистом втянул воздух.

– Сейчас вернусь, – хрипло сказал Рэйд, круто раз­вернулся и исчез в кухне.

Встретившись взглядами, подруги, согласно задуман­ному плану, принялись срывать с себя одежду.

– Только больше меня так не трогай, – прошептала Мишель. – Ужас какой!

– Я всего лишь по головке тебя погладила, – тоже ше­потом возразила Джада.

– Погладила – и хватит. – Мишель уже избавилась от пиджака и теперь стягивала свою непристойную юбчонку.

Джада переступила через кожаные брюки, оставшись в слепяще-оранжевых шелковых трусиках, чулках и черном кружевном пояске с резинками.

– Ботинки сними! – прошипела Мишель, на которой уже не было ничего, кроме розового атласного лифчика и таких же трусиков-стрингов.

В этот момент из кухни появился Рэйд. Он спиной толкнул вращающиеся двери, повернулся с подносом в руках и… угощение ухнуло на пол.

– Надеюсь, больше у вас ничего не упадет, – со смеш­ком проворковала Джада.

Уму непостижимо! До чего же легко оказалось напоить его, обаять и заставить будто бы по собственной воле при­гласить их в гости. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Джада покачала головой. Уж эти мужчины! Все они одноклеточные. Резинки идиотского пояса при каждом шаге шлепали ее по ногам. Приспособление – хуже не придумаешь, но их кавалеру, топающему следом, должно нравиться. Для вящего эффекта Джада еще сильнее зара­ботала бедрами, на ходу прикидывая следующую сцену. Полуголая, она тем не менее не выпускала из рук сумочку, что наверняка вызвало бы подозрение у любого, чьи мозги не плавали в дурмане джина и похоти.

– Куда теперь? – спросила она на площадке. Мишель, вся розово-золотая, пожала плечами, Рэйд толкнул правую дверь.

– Прошу!

– Надеюсь, ты не жена-ат? С обманщиками мы дела не имеем, – дразняще пропела Мишель.

– Нет-нет, я свободен. Был женат, но развелся. Она теперь живет в Нью-Йорке.

Рэйд пропустил дам в громадную снежно-белую спаль­ню, и Мишель тут же устроилась на краю кровати.

– Выходит, мы тебя поймали еще тепленьким прямо из объятий женушки? Нам повезло! – Выбросив руку, она уцепилась за галстук Рэйда и начала развязывать. – Девочки не упустят такого молодого, хорошенького и сексуаль­ного.

Рэйд наклонился к ней, пытаясь поцеловать, она отки­нула голову и принялась расстегивать пуговицы на его ру­башке. «Отличный ход, девочка! – подумала Джада. – Не хватало еще, чтобы он касался нас своими погаными гу­бами».

Джада открыла сумочку.

– Какие предпочитаете, мистер Уэйкфилд? – хрипло­вато вопросила она.

Рэйд скосил на нее глаза. Джада чувствовала, что заво­раживает его, но и пугает одновременно – вековое чувство вины белых давало о себе знать. Ну еще бы: если прадед был рабовладельцем, правнуку негоже кувыркаться в по­стели с черной.

– Я спрашиваю, какие вам больше нравятся – рифле­ные или светящиеся? А может, рифленые и светящиеся? – Она вытащила из сумочки горсть ярких пакетиков, при­строила презервативы в раскрытую ладонь Рэйда и сама сжала его пальцы. – Выбирайте.

Положив сумочку у ножки кровати, Джада вынула от­туда масло для тела, «Полароид» и тюбик «Чудо-клея», но все эти атрибуты пока остались лежать на полу. Когда Джада выпрямилась, на ее губах играла загадочная улыбка. Усилиями Мишель рубашки на Рэйде уже не было, но…

– О-о-о, разве это стриптиз? – разочарованно протя­нула Джада.

«Боже, сейчас начнется! – пронеслось в голове Ми­шель. – А что, если у меня не получится? Джада выглядит потрясающе и, похоже, нагота ее не волнует, а я?.. Кроме Фрэнка, меня никто не видел… Ну, так что ж? Купальники бывают еще меньше, но никто не стесняется». Мишель за­ставила себя сползти с кровати. Фрэнк обожал, когда она раздевала его, стоя на коленях.

– Хочешь, буду твоей гейшей? – Мишель вскинула на Рэйда синие глаза и невинно захлопала ресницами.

Сняв с него ботинки, она медленно, мучительно мед­ленно по очереди стянула носки и легонько дернула за края брюк. Механическими движениями, будто во сне, Рэйд расстегнул пояс, затем «молнию». Перехватив ини­циативу, Джада опустилась перед ним на корточки и потя­нула вниз одну штанину.

– Ну-ка, ну-ка… Мамочка поможет, – приговаривала она. – Мамочке хочется увидеть свою детку.

Мишель вспыхнула. Если сама она невольно использу­ет свои «спальные» методы, то и Джада, наверное, тоже?

Забавно – вроде бы все знаешь о подруге, но не представ­ляешь, как она ведет себя в постели.

Придя на помощь Джаде, Мишель от души надеялась, что вместе со штанами бывшего мужа Энджи не сползут и трусы. Хотя, согласно плану, Рэйд в конце концов должен был предстать перед ними абсолютно обнаженным, у нее не было ни малейшего желания созерцать его дольше, чем необходимо.

Под штанами, к счастью, обнаружились тугие плавки; сами они остались на месте, а вот из них что-то определен­но готово было выпрыгнуть. Мишель проглотила смешок. Похоже на хомячка, который забрался в ма-ахонький мешок для белья и отчаянно пытается выбраться. Мысль, недостойная приличной женщины, но что поделаешь, если ей так всегда казалось.

– У-ух! – восхитилась Джада. – Какое тело, советник! Мишель из-под полуопущенных ресниц взглянула на широченную, практически гладкую, грудь пловца-олимпийца и накачанные плечи. Странно, что ей совсем не хо­чется припасть к этой груди щекой. На какой-то миг серд­це Мишель сжалось от тоски по смуглому, в покрове упру­гих черных волос, телу Фрэнка. «Не время для тоски, дорогая, – одернула она себя. – Пора действовать!»

– О-о-о! – простонал Рэйд. – В жизни не видел нико­го прекраснее вас, девочки! – Он скрипнул зубами и одним движением стянул трусы.

Прислонившись к резной опоре балдахина, Джада ос­тановила взгляд на трехпредметном приборе бывшего му­жа Энджи. Так-так… И что мы тут имеем? Средненькой, прямо скажем, паршивости инструментик! Мишель, не удержавшись, тоже взглянула вниз – и едва не расхохота­лась, тем самым чуть не провалив всю операцию. Через не­сколько секунд, справившись с неуместным весельем, она с кошачьей грацией запрокинула руки за голову. Это зре­лище всегда сводило Фрэнка с ума.

– Иди ко мне! – прохрипел Рэйд.

– Терпение! – пропела Джада. – Терпение, советник!

– Медленно, но верно, – поддакнула Мишель. – Иначе свяжем по ручкам, ножкам и заткнем ротик. Мы с Дженетт иногда так делаем, если слишком торопимся. И еще когда о-очень, о-чень расшалимся.

«Хомячок», подпрыгнув, исполнил несколько танце­вальных па. Эх ты, сильный пол. Джада стерла с губ презри­тельную ухмылку. До чего ж ты смешон, вместе со своим агрегатом. И смех и грех, что называется!

– Иди к нам. Пожалуйста, – умоляюще пробормотал ей Рэйд и похлопал ладонью по матрацу.

Угу. Так-то лучше, красавчик. Однако твою прыть не мешало бы умерить, иначе весь этот цирк будет безбожным на деле, вместо того чтобы лишь выглядеть таковым. Ма­мочка уже идет. Но для начала… я тут кое-что припасла для нашего котика… Только сначала возьму полотенце, чтобы простыни не испачкать.

Джада, не торопясь, прошла в ванную, выждала пару минут, неспешно возвратилась и, протянув бутылочку с маслом Мишель, так же замедленно развернула полотенце.

Все ли сделали, как надо? Ничего не забыли? Время выдер­жано точно, сообщения на пейджер не получали. Похоже, все идет по плану.

– Начинаем представление! – произнесла она «па­роль», известный лишь троим заговорщицам.

Мишель с улыбкой шагнула к Рэйду, тот обхватил ее за талию и со стоном уткнулся лицом ей в бедро. Она быстро отвинтила крышку и наклонила бутылочку, направив маслянистую струю на атлетические плечи и спину Рэйда.

– Еще капельку… вот так… теперь на грудь… – приго­варивала она, втирая масло в кожу.

Пока Рэйд постанывал от удовольствия, Джада сдерну­ла с кровати простыню и расстелила по центру матраца небольшое полотенце. Потом достала из-под кровати заранее открытый тюбик «Чудо-клея», выдавила длинную по­лоску вдоль всего члена Рэйда и сунула ему в руку эту мерзость. Затем резким движением она перевернула Рэйда на живот и с силой прижала его к голому матрацу.

Рэйд хрипло вскрикнул – то ли от долгожданного при­косновения, то ли от грубости Джады, а скорее от того и другого вместе. Стон удовольствия перешел в мучитель­ный рев.

– О-ой! Секунду! Больно! Да что за…

Джада на всякий случай выпустила еще один заряд клея, полностью покрыв тягучей субстанцией и член, и ла­донь. «Тридцать секунд, – думала она, прижимая бедро Рэйда к матрацу. – Тридцать секунд – и готово!»

Рэйд заорал не на шутку.

– Тысяча извинений! – Джада нырнула под кровать за «Полароидом». – Скажите: «Чи-и-и-из!»

Вскинув к ней лицо, Мишель делано округлила глаза. Рэйд в этот момент был куда более искренен, но и гораздо менее фотогеничен. Джада сделала первый снимок, выглядевший, если видоискатель не врал, бесподобно сексуаль­но и бесподобно развратно, несмотря даже на отсутствие собственно секса.

– Эй-эй-эй! Не надо снимать! Девочки, ваше масло жжет… Девочки, пожалуйста.

– А ты разве не любишь, когда больно? – Мишель не­винно захлопала глазами.

– Н-не знаю… Кажется, я прилип…

Рэйд не мог оторвать ладонь, но со стороны картинка выглядела совершенно иначе. Мишель подалась вперед, обеспечив Джаде роскошный снимок со своей пышной, полуобнаженной грудью на фоне обнаженного торса Рэй­да. Изнемогающий от боли, в кадре Рэйд выглядел на грани сексуального взрыва.

– Великолепно! – пропела Джада.

– Что вы делаете, девочки?! Чем вы меня намазали?.. Больно! И не надо снимать, я же сказал!

– А мы всегда снимаем, – сурово возразила Джада. – В постели, во всяком случае.

Мишель, дав наконец волю смеху, протянула руку за «Полароидом». Джада отдала ей фотоаппарат и вытянулась рядом с Рэйдом. Настал ее час! Забросив руку за голову, она изящно повернула голову. Мишель щелкнула дважды и положила оба снимка рядом с остальными.

До Рэйда наконец стало доходить:

– Какого черта вы делаете? Кажется, я…

– В ловушку попал? – подсказала Джада.

– Загнан в угол? – добавила Мишель.

– А может быть, одурачен? – задумчиво протянула Джада.

– Говорю же, мне больно! Я прилип! – заорал Рэйд, пытаясь отодрать причиндалы от матраца. – Вы меня при­клеили!

– Угу, – фыркнула Джада. – Несчастный случай, с кем не бывает.

– Большинство несчастных случаев происходит до­ма! – менторским тоном провозгласила Мишель и снова расхохоталась.

Миссия выполнена. Твой выход, Энджи!

ГЛАВА 54

Энджи несколько секунд постояла перед дверью своей первой семейной обители, изображая нерешительность и откровенное нежелание ступать через порог:

– Его там точно нет? – в третий раз за последние три минуты спросила она.

– Точно. Сегодня вечером у него деловая встреча. Что-то крайне важное и срочное, – заверила Лиза.

Тяжело вздохнув, Энджи позволила наконец Лизе от­крыть дверь и молча проследовала за бывшей подругой в свою бывшую гостиную. «Подругу», похоже, ни стыд, ни угрызения совести не мучили. Она по-хозяйски щелкнула одним выключателем, другим, и Энджи по оставленному на условленном месте журналу «Космополитен» поняла, что план действует.

Представление начинается! Подавив усмешку, она на­правилась прямиком к книжным полкам и изображала усиленные поиски, пока Лиза снимала пальто и приводила в порядок прическу, любуясь на себя в зеркало с внутрен­ней стороны дверцы шкафа. Прежде там никакого зеркала не было. Отличная идея, Лиза! Погляди пока на себя – через пару минут тебя ждет более захватывающее зрелище.

– Здесь его нет! – наконец жалобно простонала Энджи. – Можно в спальне посмотреть? Наверное, я засу­нула дневник на антресоли.

– Конечно. Туда я даже не заглядывала.

Они вместе поднялись по ступенькам и по темному ко­ридору прошли к спальне. Из-под двери пробивалась по­лоска света.

– Он там! – выдохнула Энджи дрожащим от страха и укора голосом.

– Да нет же! Он сказал, что придет очень поздно. Ду­маешь, Рэйд не поздоровался бы со мной, если бы был дома?

Она решительно двинулась к двери. Пожав плечами, Энджи шагнула следом.

Представшая их глазам сцена оказалась еще более эф­фектной, чем она предполагала. Позы действующих лиц, цвета и контрасты ошеломляли: стройные шоколадные ноги «Дженетт», золотистые волосы «Кэтрин», розовое и оранжевое белье на точеных женских телах – матово-белом и глянцево-темном… Лиза оцепенела на пороге. Зо­лотой мальчик в ужасе уставился на нее, еще не догадыва­ясь, что его ждет впереди. Когда из-за спины невесты вы­ступила бывшая жена, его лицо превратилось в маску смерти.

– Боже правый! – Ахнув, Лиза сделала шаг внутрь комнаты.

Джада ловко соскочила с Рэйда и застыла рядом с кро­ватью, демонстрируя зрительницам всю свою шоколадно-оранжевую красу. Мишель медленно повернула голову. Струящиеся по роскошному телу золотые волосы, громад­ные невинные глаза на прелестном порочном личике… Го­лубая мечта распутника, ни больше ни меньше!

– Боже правый! – повторила и она.

– В религию впали все разом? – ехидно поинтересова­лась Джада. – Может, лучше присоединитесь к нам?

– Лиза! Слава богу, ты… То есть… Это не то, что ты ду­маешь! – заверещал Рэйд. – Меня поймали в ловушку! Я влип… в смысле… прилип к матрасу.

– Влип, пожалуй, точнее, детка. – Джада послала Энджи торжествующую ухмылку.

Лиза беззвучно, будто рыба на песке, хватала ртом воз­дух. Энджи медленно пошла к кровати, вбирая каждую деталь непристойной сцены. Она заметила, что глаза Рэйда потемнели от потрясения, боли и… неужели стыда?

– Энджи! – промямлил он, уставясь на нее как на привидение. – Я… я не знал, что ты в Бостоне. Я не думал…

Энджи кивнула:

– Не думал, это уж точно. Господи, Рэйд, ты ведь обе­щал, что с этими мерзкими играми покончено! Как ты мог?! – Разочарованно вздохнув, она отвернулась. – По­жалуй, мне лучше уйти, Лиза. Н-да… Пойду, пожалуй.

Только оказавшись на лестнице, Энджи позволила себе широченную довольную улыбку. В конце концов, и «Чудо-клей», и матрац куплены на ее собственные деньги, и вложенные в них средства себя оправдали. Энджи расхохота­лась. Права была Джада: «Полароид» добавил пикантнос­ти. Десятка два снимков, если у девочек все получилось, покоятся теперь в ящиках комода, в стопках с бельем и прочих потайных уголках. Их час еще придет… если, ко­нечно, Лиза задержится в этой квартире хоть на день.

В гостиной Энджи прибавила шагу – сверху понеслись визги и рев. Еще один, заключительный штрих, после чего можно сматывать удочки. Проходя мимо книжных полок, Энджи сунула заранее приготовленный «дневник» за какой-то толстый том и поспешила к выходу. Плевать ей теперь, женится этот идиот на своей крале или нет. Хоро­шо бы даже женился – они друг друга стоят! Боль ее затих­ла, ревность испарилась. Энджи покинула свой бывший супружеский кров теперь уже навсегда.

– Знаете, девочки, мне это белье нравится, – сказала Мишель. – А ты, Джада, просто обязана краситься такой помадой. Смотришься бесподобно!

Энджи, утонув в соседнем кресле, усмехнулась:

– Молодцы, девочки! Теперь Лизе будет над чем поду­мать. Представляете – прелюбодеяние, шведская любовь, лесбиянство, смешение рас плюс капелька садо-мазо и легкий уклон в трансвестизм! – Энджи уже захлебывалась смехом. – Бедная, бедная Лиза!

Лайнер дрогнул, попав в воздушную яму, и Мишель испуганно вцепилась в ручки кресла. Джада же небрежно пожала плечами:

– Пустяки. Горы нам привет шлют, только и всего.

– Если уж отправляться на тот свет, то сейчас, – за­явила Энджи. – Лично я умерла бы с улыбкой на губах. – Впрочем, она тут же передумала, вспомнив о своем еще не рожденном малыше, и быстренько защелкнула ремень безопасности.

Мишель, похоже, забыла про свой страх:

– Нет, правда, девочки, это было здорово. И на удив­ление легко! Никак не могу поверить, что мы справились.

– А с мужиками справиться – раз плюнуть. Слушай-ка, ты так ловко пригласила нас к нему в гости. – Джада повернулась в Энджи: – Жаль, тебя рядом не было. Па­рень слюной истек, ей-богу.

– А конец? Конец-то какой был? Расскажите! Как че­ловек воспитанный, я скромно удалилась… А дальше?

– А дальше все было как в сказке, – улыбнулась Ми­шель. – Добрая тетушка Джада вручила злой колдунье Лизе бутылочку с волшебной жидкостью для снятия лака и сказала: «Это его отклеит. В прошлый раз точно отклеило». А тетушка Мишель добавила: «Немножко жжет, но он это обожа-ает! В крайнем случае подуешь». Злая колдунья принялась вопить на заколдованного принца, а тетушка Мишель тем временем попрятала много очень, очень нехо­роших картинок по всему волшебному замку, чтобы злая колдунья Лиза нашла их и лопнула от злости. А потом две добрые тетушки исчезли из замка, оставив заколдованного принца с приклеенным к матрацу петушком.

– Интересно, отклеит она его или нет? – пробормота­ла Энджи.

Джада мотнула головой:

– А мне интересно, громко он будет орать или не очень.

Мишель снова улыбнулась.

– Надо же, а я-то еще гадала, почему он называется «Чудо-клеем». Теперь буду знать.

– Главное – у нас все получилось, девочки, – твердо заявила Энджи. – И теперь нам ясно, что мы – сила! Спа­сибо вам за помощь. – Она торжественно пожала обеим руки.

Джада ухмыльнулась:

– Хотела бы я знать, как мы сейчас выглядим. Как бойскауты на отдыхе или же как лесбиянки?

– Уймись, Джада! – шикнула на нее Мишель и по­смотрела на Энджи: – Мы рады, что сумели тебе помочь. Эти двое получили по заслугам. Надеюсь, Лиза найдет твой «дневник» и покажет Рэйду.

– Пусть уж и опубликует заодно. Кстати, а что в нем было? – с горящими от любопытства глазами спросила Джада. – Куда ты его спрятала?

– Сунула за какую-то толстую книгу на полке в гости­ной. Лизу ждет еще тот сюрприз, если она его найдет! Я там жаловалась на отвратный секс с Рэйдом и на тошнотвор­ную вонь у него изо рта; расписывала, как его отец меня тискал на рождественской вечеринке, ну и, разумеется, со­чинила его школьную интрижку.

– Интрижку би – или гомосексуальную? – уточнила Джада.

– Гомо, само собой.

Джада сложилась пополам от хохота.

– Вот это я понимаю! Настоящая бомба! Все-таки от­личный у нас был план, – утирая слезы, сказала Джада.

– И выполнен мастерски, – добавила Энджи. – Один есть! Двое на очереди.

ГЛАВА 55

Мишель подошла к почтовому ящику, который сняла уже больше недели назад. Не питай надежд, твердила она себе все эти дни, малодушно откладывая поход на почту. Рассчитывать особенно не на что. Идея твоя дурацкая, и объявления никуда не годятся. Люди посмеются, только и всего.

Узкая дверца напомнила ей о ячейке, набитой преступными деньгами, – той самой, которую Джада, поверив ей на слово, открыла в банке на свое имя. Едва ли не каждую ночь Мишель мучили кошмары о том, как и ее, и доверив­шуюся ей подругу хватает полиция, но, несмотря на страх и жуткие сны, она ничего не предпринимала и ненавидела себя за это. Очень похоже на нее – бездействовать, пока кто-нибудь не подскажет, как поступать. Однако время бездействия прошло, и Мишель сама это понимала. Бос­тонский спектакль воодушевил ее; она впервые почувство­вала в себе силы что-то изменить. В конце концов, чем черт не шутит?..

Мишель потянула на себя дверцу – и восторженно распахнула глаза: ячейка была полна писем. Боже, боже… Ведь это все – отклики на ее объявления! Казалось, целая вечность прошла, прежде чем она решилась протянуть руку. Вытащив всю кипу, Мишель тут же, рядом с ячейкой, принялась дрожащими пальцами разрывать конверты, просматривать и сортировать письма. Отбросив несколько совершенно безумных, одно непристойное и два-три без обратного адреса, она пересчитала оставшиеся: шестнад­цать – шестнадцать! – достойных внимания предложе­ний.

Новая жизнь Мишель Руссо – вот что такое эти кон­верты со вложенными внутрь напечатанными или напи­санными от руки листками. Мишель прижала их к груди и замерла, невидящим взглядом уставившись в стену перед собой. Неужели она это сделала? Сама? Без помощи Фрэн­ка и даже подруг? Придумала объявления, подала их в газе­ты и получила все эти отклики? Да если даже ничего из ее задумки не выйдет, все равно первый бой за себя она выиг­рала. Теперь можно не сомневаться: Золушка и без принца обеспечит достойную жизнь себе и детям!

Погрузившись в мечты, Мишель забыла о времени и, лишь взглянув на часы, поняла, что опаздывает на встречу с Майклом Райсом – точнее, на встречу с властями, кото­рую Майкл организовал. Сложив письма в сумочку, она вернулась к «Лексусу» и помчалась к зданию муниципали­тета.

К концу пути воодушевление, владевшее ею на почте, сменилось тоскливым страхом. Мишель ужасала предстоящая встреча с окружным прокурором Дугласом – челове­ком, разрушившим ее жизнь, вселившим страх в сердца детей и в ее собственное… страх, от которого им, возмож­но, уже никогда не избавиться. Теперь, убедившись в ви­новности мужа, Мишель не могла упрекать Дугласа в анти­патии к Фрэнку; враждебного отношения окружного про­курора к ней – вот чего она опасалась. К сожалению, встреча с Дугласом была необходима, чтобы расставить все точки над i в отношениях с законом.

Майклу, судя по выражению его лица, опоздание Ми­шель не понравилось.

– Пойдем, – не тратя ни секунды на приветствия, ска­зал он. – Добиться аудиенции окружного прокурора было не так просто, не хотелось бы вылететь из его графика.

Мишель робко кивнула и последовала за своим адвока­том в вестибюль муниципалитета, а затем на четвертый этаж, к кабинету Дугласа.

Джордж Дуглас, очень крупный и грузный, с редеющи­ми рыжими прядями, тщательно разложенными по черепу, и лицом, усыпанным веснушками, поднялся при их появ­лении, и Мишель онемела от страха. Окружной прокурор оказался точной копией ее умершего два десятка лет назад отца! Ну почему ей так катастрофически не везет?! Почему человек, который и без того наводил на нее ужас, должен быть похож на кошмар ее детства?.. Впав в панику, Ми­шель готова была развернуться и сбежать. Прежняя Ми­шель, наверное, так бы и поступила, но заново рожденная сделала глубокий вдох и прошла в кабинет, повинуясь приглашающему, хотя и далеко не дружелюбному, жесту про­курора.

– Бен Майклсон, помощник окружного прокурора, и Стивен Кац, – представил Дуглас двух мужчин, располо­жившихся в кожаных креслах-близнецах. – А это Майкл Раис и его клиентка миссис Руссо. – Он тяжело опустился в довольно потрепанное вращающееся кресло за столом и сцепил пальцы на животе. – Итак, Раис… Что вы желаете нам предложить?

– Мы здесь не для того, чтобы предлагать что-либо, – возразил Майкл. – По телефону я предупредил, что хочу встретиться для обсуждения одного вопроса – какие претензии охранительные органы имеют к моей клиентке и как наилучшим образом разрешить проблемы.

– Претензии, говорите, – презрительно буркнул Дуг­лас. – Я вам подскажу способ: мы обвешиваем вашу кли­ентку «жучками», она отправляется на свидание к мужень­ку и добывает доказательства его вины. А еще лучше – здесь и сейчас сообщает, где он припрятал товар и на кого работал. С кем – мы уже знаем, так что имена подельников меня не интересуют – исключительно имена хозяев.

Мишель казалось, что настал ее смертный час, что она умрет в эту секунду, в этом кресле, на глазах у этой троицы, с такой легкостью распоряжающейся судьбами ее детей, мужа и ее собственной. Слезы заволокли глаза Мишель, и она опустила голову.

– Миссис Руссо – мать двоих маленьких детей. Она невиновна и находится в полном неведении относительно преступной деятельности своего супруга. Обвинение, предъявленное Фрэнку Руссо, не имеет никакого отноше­ния к его жене. Мы хотим поставить вас в известность о ре­шении миссис Руссо покинуть округ, а возможно, и начать бракоразводный процесс.

– Вот как? Любопытно. И вы хотите сказать, что эти кардинальные решения не связаны с недавней деятельнос­тью Фрэнка Руссо?

– Мы не на суде, мистер Дуглас, и миссис Руссо не обязана сообщать вам подробности своей семейной жиз­ни или ссылаться на Пятую поправку. Позволено ли ей уехать – это все, что мы хотим знать. Напоминаю, что моей клиентке обвинение предъявлено не было.

– Верно. Но уехать мы ей не позволим, – заявил Дуг­лас. – Если миссис Руссо пожелает свидетельствовать на стороне штата в обмен на гарантию безопасности, возможно – повторяю, возможно, – мы согласимся на подобную сделку.

В первый раз за время беседы Дуглас повернул свою бычью голову к Мишель и в упор взглянул на нее. Мишель съежилась.

– Что вам известно? Можете вы сообщить что-нибудь существенное, представляющее для нас интерес? С кем он говорил по телефону? Кого приводил в дом? Откуда шел товар? Кто из родственников Фрэнка может быть причастен к его бизнесу? С кем он связан в Колумбии? Часто он возил вас отдыхать в Мехико или Каракас? У вас нет выбо­ра, миссис Руссо, придется выложить всю правду.

Мишель смотрела на него с отвращением. Правду? Это просто:

– Если бы я хоть что-то из всего этого знала, меня давно не звали бы миссис Фрэнк Руссо. Я пришла сюда для того, чтобы выяснить, считаете ли вы меня пособницей мужа. Я заявляю, что невиновна. Кроме того, мне необхо­дима гарантия безопасности, потому что я собираюсь увез­ти детей из этого округа. Будущее моих детей – вот что меня сейчас тревожит. – Она сделала паузу и глубоко вдохнула. – Я не знаю наверняка, совершил ли Фрэнк преступление, но боюсь, что мог совершить, и это вызыва­ет во мне страх и стыд.

– Боитесь? Вы боитесь, что он мог совершить преступ­ление? – желчно передразнил Дуглас. – Одно из двух: либо вам чертовски хорошо известно, в какие игры играл ваш муж, либо вы самая скверная супруга, с которыми мне доводилось сталкиваться. Решили бросить мужа, потому что он попал в переделку, – и при этом заявляете, что не уверены в его вине, а только боитесь, что он виновен? Да что вы за женщина, миссис Руссо?

– Мне не нравится ваша манера разговора с моей кли­енткой, Дуглас, – вставил Майкл. – Мы пришли сюда по доброй воле и с благими намерениями, учтите это.

Дуглас снова остановил тяжелый взгляд на Мишель, и ей лишь огромным усилием воли удалось не отвести глаз.

– Вы не кажетесь мне стервой, миссис Руссо, но я точно знаю, что вы лжете. Не боитесь вы, что он виновен, а уверены в этом. Вам так много известно, что вы готовы бежать к черту на рога, чтобы не иметь дела с отцом ваших детей. Что ж, я помогу вам, но и вы должны мне помочь… тем более что пришли сюда с благими намерениями.

– Миссис Руссо нечего вам предложить, – ответил за свою клиентку Майкл. – Она ни в чем не виновата, но тем не менее подвергается нападкам со стороны мужа и со сто­роны властей. Кроме того, над ее детьми издеваются в школе, а это абсолютно недопустимо.

Отлепив ладони от живота, Дуглас забросил руки за го­лову.

– Сожалею, – на удивление искренне пробасил он., – Дети в самом деле ни при чем. Их матери – дело другое. У меня слез не хватит оплакивать женщин, которые год за годом живут с закрытыми глазами, предпочитая ничего не знать о делишках мужа. А зачем? Им и так хорошо. Не дай бог, зададут лишний вопрос – и вся их замечательная жизнь развалится. Вы живете в дорогом районе, миссис Руссо, ездите на красивой, дорогой машине. Мы проверя­ли и суммы ваших налогов, и суммы доходов вашего мужа. Фрэнк Руссо не дурак, нужно отдать ему должное. Но и вы, думаю, тоже не так глупы, как хотите казаться. И я не желаю слушать бабьи байки: дескать, я знать не знала, что он добывает деньги нечестным путем.

Окружной прокурор поднялся из-за стола.

– Миссис Руссо! Виновны вы или нет, но я вынужден с прискорбием сообщить, что вы вместе со своими детьми в ближайшем будущем станете непосредственными участ­никами жесточайшего сражения. Положение вынуждает нас хвататься за любой шанс. Я не позволю вам покинуть округ. Я не могу гарантировать, что за вами не будут сле­дить, не станут преследовать и вообще делать все, чтобы достать Фрэнка Руссо. И в конце концов вас вызовут в суд, пусть даже как свидетеля, лояльного противной стороне. Выбирайте, миссис Руссо, – либо вы предоставите то, что нам необходимо, либо пройдете через все эти пытки.

ГЛАВА 56

Поездка в Марблхед сотворила чудо – теперь Энджи чувствовала себя не просто гораздо лучше, а замечательно до головокружения! Кто бы мог подумать, что она способ­на на такую злобную выходку? А она между тем не только не испытывала ни малейшего угрызения совести, но была счастлива, что отомстила за себя. Спасибо Мишель и Джаде, без них ей ни за что бы не справиться.

Как бы то ни было, задуманное представление прошло на «ура», и это – отличный старт в новую жизнь. Первым делом, если бюджет Центра позволит, она получит постоянное место. Начнет копить на другую – свою – машину. Сообщит родителям о ребенке и подготовится к его рожде­нию. Мысль о тяготах матери-одиночки перестала страшить Энджи. Теперь она знала, что выдержит все, что уго­товит ей судьба.

Впереди показалось здание Центра, и улыбка на лице Энджи погасла. На сегодняшний день у нее было намечено несколько не слишком приятных дел. Прежде всего при­дется поставить совет Центра и Майкла Раиса в извест­ность о том, что Джада от их услуг отказалась. Учитывая, сколько средств было вложено в дело Джексон против Джексона, все наверняка будут разочарованы. Энджи по-прежнему от всего сердца хотела, чтобы подруга восполь­зовалась законными способами решения своих проблем, но не считала себя вправе настаивать. В конце концов, бостонская эскапада тоже была далека от законности. И все же Энджи очень тревожило, что Джада зайдет слиш­ком далеко и дело закончится трагедией.

Еще одна задача не из приятных – сообщить Майклу Раису о своем, как говорится, «интересном положении». Энджи сама не понимала, почему так долго тянула. Впро­чем, они практически не общались с того дня, когда Майкл пригласил ее в ресторан. Он не предпринимал больше никаких попыток сблизиться, и Энджи даже себе не решалась признаться, что разочарована. Так или иначе, она твердо решила, что сегодня наконец объяснится с ним.

Утро Энджи было расписано по минутам, а после обеда состоялось короткое совещание, где она объявила новость об отступничестве Джады Джексон. Разочарованы были все, чего и следовало ожидать, но возмутился больше всех именно Майкл.

– И что она намерена делать? Оставить все как есть? Сделать вид, будто ничего не произошло? Бросить детей?

– Не знаю, – подчеркнуто спокойно отозвалась Энд­жи. – Может быть, наймет частного адвоката.

Это предположение выставляло и ее, и клиентку в не­приглядном виде, но Энджи решила, что сейчас самое главное – побыстрее закрыть вопрос. Пусть считают, что это дело оказалось слишком сложным для начинающего адвоката. Оставалось только надеяться, что совет Центра учтет это и по возвращении Карен Левин-Томпсон она не останется без работы.

В дверь ее кабинета постучали, когда, вернувшись с со­вещания, Энджи начала заполнять очередной бланк. Так стучал только Майкл.

– Войдите! – крикнула она, мысленно готовясь к то­му, что неизбежно должно было произойти.

Вид у Майкла был сконфуженный. Он потоптался у двери, неловко пригладил волосы, и Энджи решила, что его стрижка с легкостью взяла бы первый приз за худшую мужскую прическу в Уэстчестере. Но ведь костюм и стрижку легко исправить…

– Можно отнять у тебя минутку, Энджи?

– Конечно. – Она с улыбкой отодвинула бланк. – Это подождет.

Майкл не сел, по обыкновению, на стул сбоку от стола, а прислонился спиной к противоположной стене, так что Энджи пришлось смотреть на него сверху вниз. Что это? Психологический маневр, чтобы вызвать в ней нелов­кость? Или же попытка самому успокоиться?

– Послушай, Энджи… Тебе вовсе ни к чему меня избе­гать. Прости. Прежде я никогда не позволял себе путать работу с личной жизнью, а тут вдруг… Но это только дока­зывает, как сильно ты мне нравишься и как мне хочется чаще с тобой общаться. Жаль, что ты не чувствуешь того же. Наверное, мне вообще не следовало тебя приглашать… Ты ведь не считаешь, что я давлю на тебя или преследую? Нет?

Энджи с трудом удержалась от улыбки. В этом весь Майкл. До того порядочен, до того благовоспитан! Ну кому еще могло прийти в голову назвать невинное пригла­шение в ресторан «преследованием»?

– О чем ты говоришь, Майкл! Конечно, нет. Мне при­ятно твое внимание, хотя, признаться, я не понимаю, что ты во мне нашел.

Майкл невесело усмехнулся:

– Я давно ни за кем не ухаживал, Энджи, но еще не забыл, что подобные фразы означают завуалированный отказ.

Энджи покачала головой. Боже, боже, ну как ему ска­зать? А сказать необходимо, он это заслужил. Все равно ведь поймет – не сегодня, так через неделю. Живот растет не по дням, а по часам, и никакие блузки-распашонки скоро не по­могут.

Энджи сознавала, что, если бы все сложилось иначе, ее могло бы потянуть к этому человеку. Конечно, еще рано говорить о каких-то чувствах, она ведь его почти не знает. Зато кое-что знает наверняка: прежние ценности, когда-то так много значившие для нее, теперь ничего не стоят. Внешняя красота, положение в обществе, неограничен­ный счет в банке – все то, чем одарил ее Рэйд, оказалось пустышкой. Красавцем Майкла не назовешь, к сильным мира сего он тоже не относится, да и зарабатывает, види­мо, немногим больше ее, но от него исходит тепло, состра­дание, человечность, которых в Рэйде нет и никогда не будет.

Энджи молча смотрела на круглое лицо Майкла, на по­блескивающие стеклышки очков.

– Ты не так понял, Майкл. Видишь ли, я считаю, что пока нам лучше не… встречаться. Ты кое-чего обо мне не знаешь.

– Ты тоже многого обо мне не знаешь, – резонно воз­разил он. – Разве не для того люди встречаются, чтобы лучше узнать друг друга? – Майкл пожал плечами. – Я ве­ду себя как дурак. – Уже на пути к выходу он коротко бро­сил: – Забудь, Энджи. И извини, что потревожил.

Господи, он решил, что проблема в нем! Как объяснить, что это совсем не…

– Я беременна! – вдруг неожиданно для себя выпали­ла Энджи.

Он оглянулся, держась за ручку двери.

– Я знаю, ну и что?

– Ты… Ты знал? Откуда?!

– Энджи, мужчины имеют обыкновение пригляды­ваться к женщинам, которые им симпатичны. Кроме того, я был женат, не забыла? И моя жена дважды ждала ребенка.

– Ты знал, – тупо повторила Энджи. – Знал – и все равно пригласил?

– По-твоему, это ненормально?

– Вообще-то… да.

– Значит, я ненормальный. – Майкл потянул было за ручку и вдруг снова оглянулся. – Погоди-ка! Ты думала, что я не знаю, и… Так ты поэтому отказалась? – Лицо его смягчилось, губы тронула улыбка. Он шагнул назад к столу.

Энджи чувствовала себя полной идиоткой.

– Ты и сейчас пригласил бы меня на ленч?

Вместо ответа Майкл подался вперед, оперся ладонями о стол и поцеловал Энджи.

ГЛАВА 57

Мишель собрала свои длинные волосы в пучок на за­тылке. Корни давно требовали внимания, но ради чего тратить время и деньги? Ради кого? Фрэнк ее больше не увидит… Вернее, увидит сегодня в последний раз.

Энджи удалось убедить Мишель, что встретиться с ним необходимо. Мишель и сама это понимала, но ей было страшно. Она боялась даже не побоев – едва ли Фрэнк напал бы на нее посреди бела дня в кафе. Мишель боялась самой себя: собственной жалости, собственной слабости… Майкл Раис узнал от Брузмана, что Фрэнк по-прежнему настаивает на ее возвращении домой, обещая содержать всю семью как прежде. И она боялась, что снова поверит ему.

Энджи и Джада с такой основательной серьезностью подошли к обеспечению безопасности, что Мишель не удивилась бы, сообщи они ей о снайперских точках на крышах соседних с кафе домов. На мужском сопровожде­нии Энджи, во всяком случае, настояла, но, поскольку об­ращаться к Майклу ей было неловко, она попросила помо­щи Билла. Мишель в душе посчитала эту меру излишней: если уж Фрэнк взорвется, что сможет противопоставить ему хлипкий Билл?

Джада выбрала для себя наблюдательный пост в маши­не, на стоянке перед кафе. В ее задачу входило убедиться, что после встречи Фрэнк оставит Мишель в покое. Энджи должна была устроиться в угловой кабинке, спиной к сто­лику Мишель и, соответственно, лицом к сидящему на­против нее Биллу.

Мишель приехала в кафе за двадцать минут до назна­ченного времени, чтобы наверняка опередить Фрэнка и хоть немного успокоиться. Энджи и Билл были уже на месте. Войдя в роль шпиона, Энджи открыла пудреницу и посмотрела на Мишель в зеркальце. Ну, надо же, до чего додумалась – даже оборачиваться не нужно! Мишель невольно улыбнулась, но улыбка застыла на ее губах, когда в дверях появился Фрэнк. Грудь вмиг сдавило, и во рту по­явился металлический привкус страха.

Увидев жену, Фрэнк неторопливо пересек зал и опус­тился в кресло напротив.

«Нисколько не изменился, – почему-то с изумлением отметила Мишель. – Все такие же густые черные волосы, такая же смуглая кожа, такие же прекрасные глаза». Фрэнк был в черной водолазке, которую она подарила ему на прошлое Рождество. Мишель не могла не признаться самой себе, что все еще любит его. Знает теперь, кто он, ненави­дит за это – но любит. Сильные чувства умирают медлен­но…

Фрэнк положил руки на стол. Те самые руки, что при­чинили ей такую боль. Мишель подняла взгляд и снова по­смотрела в лицо мужу. Эти темные глаза всегда ее завораживали. Сейчас они были еще темнее, еще глубже. Глаза, в которых легко утонуть.

– Как ребята? – заговорил Фрэнк.

– В порядке, – лаконично ответила Мишель, заранее решив, что будет обходиться без подробностей…

– Что ты им сказала?

Его тон не был ни враждебным, ни злобным, но и осо­бого беспокойства в нем, как ни странно, тоже не слыша­лось. Совершенно не похоже на Фрэнка. Детей он всегда обожал, скучал, если они даже ненадолго отлучались из дому. «Это ледяное спокойствие наверняка дается ему с громадным трудом», – решила Мишель.

– Я сказала, что тебе пришлось ненадолго уехать, а в доме идет ремонт. – Она помолчала. – Думаю, детали им знать ни к чему. Не поймут, только испугаются.

– Так и не сообщишь мне, где живешь? – В его голосе зазвучали иные, напряженные нотки, но он быстро взял себя в руки. – Дети, значит, в порядке?

– Насколько возможно. Вопросов, правда, не задают, а это плохой знак.

– Ты считаешь?

– Ну конечно, Фрэнк! Они понимают – происходит что-то ужасное; видят, что я не хочу об этом говорить, и сами ничего не хотят знать. Слишком много всего плохого случилось за последние месяцы.

Фрэнк скользнул взглядом по столику, к крышке кото­рого снизу был прикреплен миниатюрный магнитофон, и Мишель похолодела от страха. Но, на ее счастье, невидя­щий взгляд Фрэнка устремился на облака за окном.

– Мишель… – Он вновь повернулся к ней. – Еще не поздно все исправить. Я смогу, обещаю!

Мишель вдруг захотелось рассмеяться, и она испуга­лась, что у нее сейчас начнется истерика. Так было, когда мама сообщила ей о смерти бабушки, и маленькая Мишель захохотала – от потрясения и от чего-то еще, необъясни­мого, но пугающего.

– Как ты смеешь давать такие обещания, Фрэнк?! Каким образом ты собираешься все исправить! Может быть, ты способен повернуть время вспять и сделать так, чтобы всего этого не было? Другого способа я не знаю.

Глядя ей прямо в лицо, Фрэнк вцепился в край стола. Мишель невольно остановила взгляд на этих руках, до­ставлявших ей такое наслаждение – и причинивших такую боль. От усилия кожа под его ногтями побелела.

– Послушай… – Голос Фрэнка зазвучал тише, но на­стойчивее. – Говорю же, я смогу! Мы с Брузманом все просчитали. Он меня вытаскивает, вы с детьми возвращае­тесь, и я больше никогда вас не обижу, клянусь! Мы все это забудем, как страшный сон, Мишель!

Ей понадобилось время, чтобы сообразить, о чем идет речь. Боже правый, да он и в самом деле надеется, что все случившееся будет забыто и жизнь потечет как прежде!

– Фрэнк, ты не понима…

– Я совершил ошибку, Мишель, – перебил он. – Только одну, но серьезную, и она повлекла за собой дру­гие. Я никак не ожидал, что все так обернется. Думал, си­туация под контролем. Думал, что защитил и тебя, и детей…

Фрэнк замолчал, словно подыскивая слова. «Господи, о чем это он? – думала Мишель. – О взятках? О наркоти­ках? О друзьях-политиках? О подкупленных копах?» Она видела, как снова зашевелились его губы, но не слышала ни звука, пока не заставила себя сосредоточиться.

– Еще не все потеряно, – продолжал убеждать ее Фрэнк. – Ты не должна скитаться где-то одна, Мишель. Я не хочу, чтобы дети жили у чужих людей или в отелях. Не хочу, чтобы ты беспокоилась о деньгах, обо мне, о буду­щем. Я хочу вернуть прежнюю жизнь, Мишель! У нас все получится…

Властность его голоса, глубина взгляда притягивали Мишель. Стоит ли удивляться, что она так долго была под влиянием этого человека – красивого, сексуального, сильного? Он казался таким уверенным в себе, таким не­колебимым и неустрашимым. Достойным доверия, как никто другой. Безупречное снаружи и гнилое внутри ябло­ко. Нет, не райские кущи ожидают ее, если она вернется, не сад наслаждений. И сам он – не Адам, а змей-искуси­тель.

– Помнишь прошлое Рождество, Мишель? Помнишь, как мы вместе собирали двухэтажную кровать в спальне Фрэнки? Помнишь, как сидели за праздничным столом, а потом заглядывали в чулки с подарками? – Фрэнк достал из кармана компас – дешевую безделушку, собственно­ручно выбранную для папочки маленьким сыном. Мишель ясно вспомнила, как помогала Фрэнки заворачивать пода­рок в блестящую зеленую с красным бумагу. Глаза ее на­полнились слезами. – Не бросай меня, Мишель! – взмо­лился Фрэнк. – Прошу, потерпи еще немножко. Можешь не приходить в суд, если не хочешь. Можешь даже домой не возвращаться. Только прости и пообещай, что до­ждешься, когда я выберусь.

Мишель попыталась представить, как вернулась бы в свой любимый дом и наладила бы привычное течение жиз­ни – завтраки, обеды, совместные ужины; пылесос, куби­ки «Лего» под диваном; ласки Фрэнка по ночам… Эта жизнь – все, о чем она мечтала с детства. Да как он смеет искушать ее надеждой на возвращение безвозвратно утра­ченного? Как он смеет?!

– Разрушил все ты, Фрэнк. Не я. Так что…

– Не надо, Мишель! Мы сможем все вернуть. Улик против меня нет, одни слова. Со свидетелями обвинения Брузман в момент разделается. Клянусь, больше у них на меня ничего нет! – Он запнулся. – Деньги – вот то един­ственное, что может меня погубить, поэтому ты должна мне их вернуть. И еще потому, что Брузман и судья обой­дутся недешево.

Мишель пыталась вникнуть в смысл его слов. Брузман и судья?.. Хочет сказать, что подкупит судью? Что судеб­ные издержки обойдутся в полмиллиона долларов? Или боится, что ей не удастся надежно припрятать неопровер­жимую улику?

А Фрэнк продолжал говорить:

– До конца своих дней я буду вымаливать твое проще­ние! Мне жаль, Мишель. И очень стыдно. Мама вне себя от горя. Я причиняю страдания всем, кого люблю…

Мишель смотрела ему в глаза, казавшиеся двумя темно-карими звездами в ореоле черных, слипшихся от слез ресниц. Ее глаза тоже увлажнились. Ах, если бы она смогла его простить! Пусть зарылся бы лицом ей в шею и дал волю слезам, а потом унес бы в постель…

– Где ты прячешь деньги, Мишель? Мне нужно это знать!

Наваждение рассеялось. Мишель взглянула в окно и убедилась, что «Вольво» на месте. Затем позволила себе один быстрый взгляд в сторону угловой кабинки, и Билл едва заметно кивнул.

– Ты на все пойдешь, лишь бы вернуть деньги, верно, Фрэнк?

– Я должен вернуть деньги! – прорычал ее муж. – Иначе мне не выкрутиться. Ты сама понимаешь, что дру­гого выхода нет. Ни у тебя, ни у меня.

– Ты всегда знал, где выход, Фрэнк, и я привыкла во всем тебя слушаться. Больше этого не будет. Я думала, ты хочешь извиниться за то, что избил меня, но нет – все твои мысли только о деньгах. Ты потерял право принимать за меня решения, Фрэнк. Теперь я сама буду решать и свою судьбу, и судьбу детей. Ты всю жизнь мне лгал; возможно, лжешь и сейчас. Разве тебе можно верить? – Она откину­лась на спинку кресла.

– Мишель! – Фрэнк навис над столом. – Я не собира­юсь препираться с тобой. Это мои деньги, и они мне нужны, чтобы не угодить в тюрьму. Запомни: не отдашь – я и тебя за собой потащу.

– Что?!

– Что слышала! Я расскажу окружному прокурору, что ты была со мной в деле, ясно? И тогда за решеткой мы ока­жемся вместе.

Мишель округлила глаза. Несколько минут назад он почти убаюкал ее уговорами, а теперь грозит упрятать в тюрьму?! Господи, кто он, этот человек? Чужой. Абсолют­но чужой. Детям лучше вовсе не иметь отца, чем оставать­ся рядом с ним, а ей… даже если ей суждено остаток жизни прожить в одиночестве, без него все равно будет лучше.

Мишель медленно поднялась. Фрэнк попытался оста­новить ее, но она отдернула руку.

– Тебе не позволено ко мне приближаться. Не забывай о приказе суда. Не смей меня трогать и не вздумай пресле­довать. Больше не будет никаких встреч – ни с тобой, ни с Брузманом. Связываться со мной можешь через моих ад­вокатов.

Фрэнк побледнел.

– Мишель, Мишель! Я не то имел в виду… Я не хотел! Только не уходи. Честное слово, я просто…

– Прощай, Фрэнк. – Мишель отвернулась от него и вышла из кафе.

Ее трясло всю дорогу до Центра. Энджи и Билл подъ­ехали минутой раньше, и Энджи уже бежала к ее машине.

– Как ты?! Держишься?

Мишель кивнула. Из-за спины Энджи появился Билл с магнитофоном, который собственноручно прикрепил к столику перед встречей с Фрэнком и сам же отлепил, когда тот уехал.

– Мы по пути прокрутили, – сообщил он. – Ничего себе дела!

Мишель промолчала.

– Ты точно в порядке? – встревоженно переспросила Энджи.

– Он за мной не поехал?

– Джада скажет, – ответила Энджи. – Должна быть с минуты на минуту. А тебе, думаю, пора обсудить с Майк­лом визит к окружному прокурору. Согласна, Мишель?

ГЛАВА 58

По дороге с работы Джада зашла на почту, достала из абонентского ящика свою корреспонденцию и домой вер­нулась туча-тучей. В квартире Энджи было пусто и тихо – редкий случай и идеальный шанс пораскинуть мозгами.

Впервые за последние четыре года она задержалась с оплатой счетов – и тут же пришло официальное уведомле­ние высших судебных инстанций Уэстчестера о «вменении миссис Джексон в вину неуважение к властям вследствие задержки алиментов и содержания мистеру Клинтону и от­каза оплатить услуги адвоката». Джада в отчаянии устави­лась на листок. Ради всего святого, чего от нее еще ждут? Она вкалывает по две смены за мизерное жалованье. Ее лишили дома, отлучили от детей, заставили платить любовнице мужа, чтобы та воспитывала ее малышей. И она же при этом виновата?! От злости Джада скомкала письмо и запустила в противоположный угол комнаты. Неудачный момент выбрала – из коридора как раз появилась Ми­шель.

– За что ты его так?

– Догадайся, кто самая безответственная мать в исто­рии округа Уэстчестер? – с горечью процедила Джада.

Мишель подняла белый комок, разгладила на ладони и пробежала глазами несколько строчек.

– Бесподобно! – Мишель бросила листок на стол. – Весь мир сошел с ума! Может быть, Энджи с Майклом по­могут?

– И не надейся. Я уже отказалась от услуг Центра. Придется мне самой вправить этому миру мозги. Надо только придумать, как лучше забрать детей. Может, из школьного автобуса?

– Ну, не можешь же ты так просто их оттуда вытащить!

– Кто знает, кто знает… Черкану, к примеру, записку под «шапкой» судебного бланка – дескать, матери позво­лено забрать и все такое.

– Угу. Может, и сработало бы, если б у тебя был чис­тый бланк, – вздохнула Мишель. – А что, если я их заберу?

– Желаешь сесть на скамью подсудимых за киднепинг? Ради бога!

– Н-да… Тюрьма в мои планы не входит. Но для тебя, Джада, – все, что угодно.

– Знаю, подруга, – сосредоточенно кивнула та. – И рассчитываю на твою помощь. Единственное, чего я не имею права требовать, – это чтобы ты села за меня в тюрь­му. Нет, из школы все равно не годится: останусь без Шерили, – размышляла вслух Джада. – Увезти со свидания? Миссии Пэтель немедленно сообщит в полицию. Что же делать, черт возьми?!

– Пожалуй, без молитвы не обойтись, – пробормотала она, и вдруг ее осенило: – Церковь!

– Что – церковь? Прямо сейчас поедем?

– Нет! Нет! Я имею в виду – можно исчезнуть с детьми из церкви!

Глаза Мишель расширились:

– Есть бог на свете!

Этим вечером Джада позвонила Сэмюэлю Дамфрису в третий раз после встречи в Бостоне. Но если до сих пор ей, в сущности, нечего было сообщить, сегодня она с восторгом поделилась с ним своим замыслом насчет церкви и до­бавила:

– Только одна я не справлюсь, а подруг моих об этом просить нельзя: их сразу заметят в негритянской церкви. Может быть, мама с папой…

– Не глупите, – отозвался Сэмюэль. – В их возрасте так рисковать! Я сам приеду.

– Вы?! – не веря своим ушам, переспросила Джада. – Мистер Дамфрис, вряд ли я смогу возместить ваши расхо­ды, а уж об оплате услуг и говорить…

– О финансовой выгоде речь не идет. Уверен, что от­править вас на Барбадос у меня средств хватит. Для того чтобы устроиться на Кайманах, денег нужно гораздо боль­ше. Проблема в том, что именно на Барбадосе вас в первую очередь будет искать муж. Иными словами, бегство на Барбадос ставит перед нами массу юридических вопросов.

О господи! Джада уж и забыла, до чего у него канцеляр­ский язык.

– Мистер Дамфрис, за последнее время я столкнулась с такой массой юридических и прочих вопросов, что лиш­няя сотня не имеет значения. Я решилась на этот шаг и могу лишь поблагодарить вас заранее за помощь.

– Всегда рад. Впрочем, об одной услуге взамен я все же хотел бы вас попросить.

– Ну конечно! – моментально ответила Джада. Инте­ресно, чем это я могу быть полезна такому человеку?– Сде­лаю все, что в моих силах.

– Вас не затруднит обращаться ко мне по имени?

– Нисколько, Сэмюэль.

Как ни противно было шпионить, иного способа по­мочь подруге Мишель не придумала. Дождавшись конца разговора Джады, она закрылась в спальне Энджи и нажа­ла кнопку повтора на аппарате.

– Сэмюэль Дамфрис слушает, – произнес мужской голос с британским акцентом.

Британский акцент? Откуда? Мишель заколебалась.

– Э-э-э… Добрый вечер, – осторожно начала она. – Вы… вы действительно родственник Джады Джексон?

– В какой связи вас это интересует, позвольте узнать?

– Видите ли… Джада – моя лучшая подруга. Ой, про­стите, не представилась. Меня зовут Мишель Руссо. Я могу ей кое-чем помочь, только не знаю, как это лучше сделать.

– Почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне, а не напрямую к миссис Джексон?

– М-М-м… Все не так просто. Дело касается денег. Как по-вашему, если у Джады будут деньги… много денег… ей это поможет?

– Деньги помогают практически любому практически в любой ситуации. Миссис Джексон – не исключение. Не объясните ли поподробнее?

Мишель так и сделала.

ГЛАВА 59

В банк они поехали на «Вольво» Джады. Эта операция таила в себе немалый риск – впрочем, как и все, чем они теперь занимались, – поэтому Мишель решила по воз­можности меньше светиться. Кто знает, не следят ли за ней люди Брузмана, окружного прокурора или сам Фрэнк?

Мишель съежилась на кресле, съехав как можно ниже и уповая на то, что ее никто не заметит и не узнает по дороге в Первый уэстчестерский банк. Ее мутило от страха.

– Тебе не кажется, что двигатель как-то странно по­стукивает? – спросила она. Не хватало только сломаться, увозя трофей домой. Вот это был бы номер!

Джада прислушалась.

– По-моему, не больше, чем обычно. – И вздохну­ла: – С машинами, как с мужиками, – одни проблемы.

До самой стоянки перед банком Джада больше не про­изнесла ни слова, как не задала ни единого вопроса о том, что спрятано в сейфе. Мишель была безмерна благодарна ей за доверие. Не было у нее никогда и не будет подруги столь же верной, сильной, порядочной и веселой. Надо же – чернокожая женщина стала ей близка, как родная се­стра!

Одно плохо – если все у них получится, в новой жизни им не быть вместе. Если получится… Для этого нужны деньги. Мишель оставалось только надеяться, что ее план сработает.

– Приехали, – ворвался в мысли Мишель голос Джады, – Каковы мои дальнейшие действия?

– Идешь в банк и говоришь, что хочешь закрыть ячей­ку. – Мишель достала из-под сиденья черную сумку на «молнии» и протянула Джаде. – Все содержимое сейфа кладешь сюда – и сматываемся. – Джада послушно кив­нула, но прежде чем отправить подругу на «задание», Ми­шель взяла ее теплую ладонь в свою, ледяную от волне­ния. – Не знаю, насколько это опасно, но я бы соврала, если бы сказала, что риска вообще нет.

– Но там ведь не наркотики? – быстро отозвалась Джада. – Впрочем, я уже спрашивала. И я верю, что ты не стала бы связываться с этой дрянью. Ну все. Я пошла.

Сердце Мишель яростно толкнулось в ребра, а в горле застрял ком величиной с бильярдный шар. В двадцать пятый раз глянув в зеркальце заднего вида – никто ли не следит? – она сделала глубокий вдох. Господи, а вдруг Джаду арестуют и обвинят в пособничестве Фрэнку? Или то же самое произойдет с ней самой – только потому, что она связалась с преступными деньгами? Детей тогда им обеим не видать.

Может, бросить все к чертовой матери? Попросить Джаду развернуться и двигать обратно. Оставить эти день­ги, будь они прокляты, в сейфе, чтобы ни к Фрэнку в руки не попали, ни несчастья больше никому не принесли? Лично ей они не нужны, пусть бы хоть до второго прише­ствия не покидали своего несгораемого убежища. Но разве грязные деньги не могут послужить доброй цели… и не одной?

Застыв каменным изваянием, Мишель проследила, как Джада пересекла стоянку и скрылась за двойными дверями банка. Потом она снова бросила опасливый взгляд в зеркальце. Не слишком ли давно торчит на стоянке тот белый «Шевроле» с неподвижной мужской фигурой за рулем? Кажется, Фрэнк говорил, что именно на таких моделях ездит большинство тайных агентов уэстчестерской поли­ции. При виде средних лет дамы с жутким перманентом, усевшейся в «Шевроле» на место пассажира, Мишель вздохнула с облегчением. Боже, так и в психушку попасть недолго!

Минуты тянулись невыносимо медленно. И тут вдруг со стороны Пост-роуд, промахнув стоянку, прямо ко входу в банк подкатило полицейское авто. В панике Мишель не соображала, что делать: удирать нет смысла, мчаться в банк – тем более; если копы приехали по ее душу, облег­чать им задачу она не собиралась. Хотя обнаружить ее в «Вольво» Джады им, разумеется, не составит труда. Подлая память немедленно вернула ощущение защелкнувшихся на ее запястьях наручников.

Потирая запястья и дрожа всем телом, Мишель сползла по сиденью как можно ниже, но продолжала наблюдать за копами. Водитель остался на месте, а дверца со стороны пассажира распахнулась, выпустив дюжего полицейского. Тот миновал банк, химчистку и нырнул в закусочную. Ми­шель изумленно заморгала, когда он тем же путем вернул­ся обратно, держа в одной громадной ладони два пласти­ковых стаканчика с дымящейся жидкостью, а другой запи­хивая в рот датскую сдобу.

Коп уселся на место, машина уехала, и к Мишель нако­нец вернулась способность дышать, двигаться и даже ду­мать. Первым делом она посмотрела на часы: четверть одиннадцатого. Джаду, должно быть, уже провели к сейфу, если, конечно, не схватили прямо в банке. Мишель знала: случись что с Джадой, она себе этого до конца жизни не простит. В половине одиннадцатого ожидание стало невы­носимым. Неужели схватили? Из банка вышла женщина с девочкой лет пяти – первый человек, появившийся из дверей за последние полчаса. А вдруг налет? Может быть, грабители захватили банк и взяли всех, кто был внутри, в за­ложники? Тогда почему отпустили эту женщину с ребенком? Не сходи с ума, Мишель! Двери вновь открылись, Мишель затаила дыхание. Хрупкая старушка просеменила по крыльцу и, держась за поручни, стала осторожно спускать­ся по ступенькам.

Слава богу! Без шести минут одиннадцать в распахну­тых дверях наконец появилась Джада с черной, даже на вид тяжелой, сумкой в руке. Пружинящим шагом преодо­лела отделяющее ее от «Вольво» расстояние, открыла дверцу, заглянула внутрь:

– Задание успешно выполнено! – объявила она весе­ло, опустила сумку на колени Мишель и уселась за руль.

Колени Мишель задрожали под тяжестью сумки. В тот миг, когда Джада, повернув ключ зажигания, тронулась с места, Мишель разрыдалась, закрыв лицо руками.

ГЛАВА 60

Мишель, в очередном «Золушкином» запале, до блеска выдраила всю квартиру, Джада принесла из своего супер­маркета очаровательный букет из гвоздик, гербер, гладио­лусов и массы листьев. Сунув пирог с джемом в духовку, Энджи нарезала овощи для салата и смешала с оливковым маслом. Сама она решила до вечера больше не есть, поэто­му столик был накрыт на двоих. Тошнота первой полови­ны беременности сменилась беспрестанным зверским ощущением голода, с которым Энджи упорно боролась.

Квартира была непривычно тиха – Джада отправилась на службу в церковь, а Мишель с детьми пошла в кино. Одним словом, времени и возможностей для подготовки к предстоящему визиту у Энджи было предостаточно, но она все еще не была уверена в правильности своего решения.

В дверь неожиданно постучали. Для гостей рановато – Натали вечно опаздывает, а отец приходит ровно в срок и ни секундой раньше. Озадаченная, Энджи открыла дверь и обнаружила на пороге Майкла с кипой воскресных газет и громадной коробкой из булочной.

– Кажется, у меня открылись экстрасенсорные спо­собности, – сообщил он. – Здесь никто не умирает от ин­формационного и углеводного голода?

Майкл был очень мил в красном свитере и уютном пу­шистом жилете. Какая досада, что ей сейчас не до него!

– Входи, – пригласила она со всем гостеприимством, на которое сейчас была способна, тут же уловив не слиш­ком приветливую нотку в своем голосе.

Ну что поделаешь, если у нее голова идет кругом от предстоящего объяснения с родителями! Причем Натали и Энтони вряд ли воспримут новость с таким же хладнокровием, как Майкл Раис. За недели знакомства Энджи обна­ружила в Майкле несколько прекрасных качеств, которые прежде не слишком ценила: он был самодостаточен, ком­петентен и неколебимо, но при этом заслуженно уверен в себе.

Пройдя в гостиную, он оглянулся на Энджи:

– А где же твое воинство? Тут на всех хватит. – Он приподнял коробку. – Неужели еще спят?

– Уже ушли, – пробормотала Энджи.

Взгляд коллеги остановился на цветах и накрытом на двоих столике.

– Мой недавно открывшийся дар экстрасенса продол­жает действовать, – упавшим голосом сообщил Майкл. – У тебя к завтраку гость. – Он с удрученным видом протя­нул ей коробку. – Что ж. Приятного ему… вам аппетита.

Ревнует! Энджи улыбнулась. Лестно, конечно, но не тешить же самолюбие за счет Майкла.

– Стол накрыт только для гостей, – объяснила она мягко. – Их будет двое: мама и папа.

– Собираешься пустить по кругу трубку мира? От души надеюсь, что мои круассаны помогут тебе в достиже­нии этой благородной цели, – с плохо скрываемым облег­чением пошутил Майкл.

– Насчет трубки ничего не могу сказать, а круассаны лишними никогда не бывают. Собственно, сегодняшнее мероприятие носит… гм-м-м… экспериментальный харак­тер. Я решила, что раз уж бабушкой и дедушкой они станут одновременно, то и узнать о грядущем событии тоже долж­ны вместе.

– Н-да, аховый из меня экстрасенс. Приработок гадал­ки мне, похоже, не светит.

Энджи проводила Майкла к выходу, приподнялась на цыпочках, держась за рукав его красного свитера, и чмок­нула в щеку.

– Спасибо. Огромное спасибо за заботу, но это утро у меня на самом деле наполнено массой проблем. Просто не знаю, как выдержу.

– Важно, что наполнено, – возразил Майкл. – Если выживешь, позвони, договорились? Слушай-ка, Энджи! – неожиданно воскликнул он, застыв на ступеньках крыль­ца. – Выходит, мне ты сообщила о беременности раньше, чем родителям? Здорово!

* * *

Бывает все же в жизни кое-что до нелепости предска­зуемое. Отец, как и предвидела Энджи, появился секунда в секунду, с «хозяйственным» подарком – гигантским чуди­щем для приготовления мороженого, одним из тех абсо­лютно бесполезных приспособлений, что занимают пол-кухни, а используются максимум раз в жизни.

– Долго же мне пришлось ждать приглашения на но­воселье! – с порога заявил Энтони, словно дочь скрывала от него светскую вечеринку на полсотни гостей.

Подозрительно прищурившись, он обошел квартиру, всюду заглянул (словно ожидая обнаружить портрет Фиде­ля Кастро, пришпиленный где-нибудь в укромном угол­ке), после чего устроился на диване и завалил Энджи фи­нансовыми вопросами: сколько она платит в месяц, вклю­чены ли «удобства» в оплату, на какой срок заключен договор и проч. и проч. Энджи готовила фруктовый чай со льдом и послушно отвечала – все равно ведь не оставит в покое, пока не выяснит все подробности. Услышав второй звонок, она опустила на стол салатницу и пошла открывать дверь.

По обыкновению опоздавшая Натали сгибалась под тяжестью двух пакетов с деликатесами, которых средней семье хватило бы недели на полторы, не меньше.

– Приветик, дорогая! – Она обняла дочь, чмокнула в щеку и… увидела у нее за спиной своего бывшего супру­га. – Это еще что такое?

– Это моя новая квартира, – усмехнулась Энджи. – А это – мой родной отец.

Энтони медленно поднялся.

– Ты мне ничего не говорила.

Натали разъярилась, Энтони занял глухую оборону, и Энджи понадобилось четверть часа, чтобы успокоить обоих, рассадить по местам и предложить угощение. Обма­ном свести двух ослов за одним столом ей удалось, но на­кормить их можно было разве что силой. Застыв в деревян­ных позах, они сверлили друг друга враждебными взгляда­ми. Наблюдая за родителями, Энджи думала о том, что брак, в котором родились дети, не заканчивается после по­лучения свидетельства о разводе. Выпускные балы, свадьбы, дни рождения и похороны – любые события, что делают семью семьей, происходят и после развода, и ты вынужден вот так сидеть напротив человека, с которым не желаешь встречаться, и сверлить его ненавидящим взглядом. Какое счастье, что Рэйд знать ничего не знает о ребенке!

У Энджи наконец лопнуло терпение. Ну и парочка! Хуже Дженны и Фрэнки, ей-богу. Называется взрослые люди! Теперь понятно, откуда во мне самой эта незрелость.

– Ну вот что! – заявила она. – Хотите вы друг друга видеть или не хотите, в данный момент меня не волнует, понятно? Вы хотели разойтись, разрушить семью – и благополучно разрушили. Очень может быть, что мне этого совсем не хотелось, но я постаралась вас обоих понять.

Родители уставились на нее как на внезапно очумевше­го оратора, но уже через миг напустили на себя виноватый вид. Ну и ладно, им не повредит!

– Я благодарна вам обоим за помощь, – чуть спокой­нее продолжала она. – Без вас, боюсь, мне пришлось бы совсем не сладко. Я рада, что вы у меня есть, но мне все-таки очень грустно, потому что нет семьи. Ни у нас, ни… вообще. Семья как таковая исчезает. Одинокие люди в одиночку ужинают перед телевизором – вот что такое те­перь Америка. И вы оба так живете, и меня ждало бы такое же одиночество, если бы не…

– Послушай, – встряла Натали, – по-твоему, я долж­на оправдываться за поведение твоего отца?

– Хочешь меня обвинить в разводе? – взвился Энтони.

– Да замолчите вы оба! – Энджи махнула рукой. – Чем грызться, лучше дослушали бы. У меня будет ребенок. Я. Жду. Ребенка! Рэйд об этом не знает и не узнает. И вооб­ще, у него вот-вот появится новая жена. У меня мужа нет, зато будет малыш. Я хочу, чтобы у него была семья, понят­но? Вы и есть его семья!

Как все странно, нелепо, чудно получилось! Представ­лялось совсем по-другому. Готовясь к встрече, Энджи ду­мала, что родители будут возмущаться и кричать на нее, на деле же вышло, что она сама на них орет. На душе от этого тяжко… а почему? Наверное, ей хотелось вернуться в дет­ство, немножко побыть любимой маленькой девочкой папы и мамы. Привыкай, дорогая, входи в родительскую роль. Через каких-нибудь четыре с половиной месяца ты сама станешь мамой, и звание это пожизненное.

Натали вскочила.

– У тебя будет ребенок?! Боже! Боже мой!

Энтони не произнес ни звука, но тоже поднялся и от­крыл дочери объятия. Энджи нырнула в них со вздохом об­легчения. Неужели? Ни криков, ни воплей, ни стенаний на­счет ее разрушенной жизни, брошенной коту под хвост учебы и несправедливости по отношению к ребенку?

– Когда срок? – выпалила Натали. – Господи, почему же ты мне сразу не рассказала?! Сколько осталось? У кого ты наблюдаешься?

Отец покрепче прижал Энджи к себе и поцеловал.

– Выходит, мне теперь нельзя наезжать на твоего быв­шего?

– Сколько угодно, папуля! Рэйд не имеет к малышу никакого отношения. Только вы двое. Мне понадобится помощь, а вам, если честно, не повредит чувство семьи. – Энджи перевела взгляд с одного родителя на другого. – Звучит дико, знаю, но попытаться стоит. Будьте рядом с моим ребенком, станьте для него настоящими бабушкой и дедушкой. Разве я так уж много прошу?

Натали шагнула вперед и тоже потянулась к дочери. Энджи с улыбкой обняла ее. Пусть у них и не идеальная семья, но они родные люди, и они будут рядом.

ГЛАВА 61

Мишель даже думать было тошно о второй встрече с окружным прокурором Дугласом, но он не оставил ей вы­бора. К тому же доля правды – и большая – в его словах была. Оскорбительные разглагольствования Дугласа по поводу «слепых и глухих» жен попали в самое яблочко. Разве Мишель долгие годы не закрывала глаза на источни­ки доходов Фрэнка? Разве тем самым не поощряла его пре­ступления? Настало время искупить свою, пусть неволь­ную, но все же вину, а потому она попросила Майкла дого­вориться о приеме у Дугласа.

– Видишь ли, Мишель, – сказал Майкл, – у меня такое чувство, что в прошлый раз я тебя недостаточно под­готовил. Он обошелся с тобой очень жестко и будет стоять на своем. Держу пари, Дуглас нас не примет, если не будет уверен, что получит серьезные – серьезные! – улики.

Мишель до сих пор никому, в том числе и Джаде, ни слова не сказала о найденных в тайнике деньгах. Сама мысль о признании приводила ее в ужас. Спрятанные в ба­гажнике «Лексуса», проклятые бумажки грозили ей обви­нением в пособничестве мужу – в случае, если их найдут копы. Если же до них доберется Фрэнк или просто-напро­сто автомобильный воришка, планам Джады вряд ли суж­дено будет исполниться. Жизнь Мишель превратилась в кошмар. Ночами она по десять раз поднималась, чтобы проверить, на месте ли машина и не залез ли кто в багаж­ник. Чертовы деньги. Они легли на плечи Мишель немыс­лимо тяжким грузом, и она мечтала от них избавиться.

– У меня есть такая улика, – сказала она Майклу, не вдаваясь в детали. – Можешь смело настаивать на встрече.

Майкл кивнул:

– Хочешь о чем-то договориться с Дугласом? Я должен знать, чтобы тебя не обвели вокруг пальца.

– Я предоставлю ему доказательство вины Фрэнка и – в самом крайнем случае – соглашусь свидетельствовать в суде. За это он должен выдать мне разрешение уехать из го­рода и округа до начала процесса. Адрес я ему сообщу, но Дуглас должен обещать сохранить его в тайне. Я требую предоставления мне полной опеки над детьми. Кроме того, я хочу сменить фамилию. И последнее – на время суда мне обязаны предоставить защиту. Все.

– Думаю, ни с одним из этих пунктов проблем не будет, – задумчиво сказал Майкл. – Опеку Дуглас гаран­тировать не сможет, но если твой муж…

– Мой будущий бывший муж, – поправила Мишель.

– Именно. Если Фрэнк Руссо сядет за решетку, опеку ты точно получишь. Я лично займусь твоим делом. Требо­вания более чем скромные; откровенно говоря, от Дугласа ты могла бы получить куда больше.

Мишель замотала головой.

– Мне от него ничего не нужно, кроме безопасности детей и моей собственной.

На сей раз Дуглас был чуточку вежливее – должно быть, Майкл постарался, – но столь же надменен.

– Итак, мы снова встретились, миссис Руссо, – начал он. – Мистер Раис заверил, что сегодня вы не станете зря тратить мое время.

Мишель стиснула замок лежащей у нее на коленях сумки. Последний шанс. Если хочешь пойти на попятную, нужно сделать это сейчас. Еще минута – и ты не в силах бу­дешь спасти отца твоих детей от тюрьмы. От напряжения у нее взмокли ладони. Почему-то подумалось о том, что никто из ее ирландских предков не имел таких тесных контактов с полицией… Ну и что это дало десяти поколениям нищих и алкоголиков?

Подняв голову, Мишель заставила себя посмотреть Дугласу прямо в глаза, пронзительно синие и холодные, как крошечные льдинки, утонувшие в толстых багровых складках. Если я спасу Фрэнка, то погублю себя и детей. Но дети ни в чем не виноваты, а Фрэнк…

– Итак, – повторил Дуглас. – Я жду, миссис Руссо.

– Я кое-что нашла, – медленно произнесла Ми­шель. – Кое-что… упущенное вашими подчиненными.

Скорчив недоверчивую мину, окружной прокурор по­чмокал мясистыми губами.

– Мы самым тщательным образом обыскали ваш дом, миссис Руссо.

– И тем не менее не нашли вот это. – Мишель вынула из сумочки сверток и положила на журнальный столик.

Майкл подался вперед:

– Наркотики? – выдохнул он.

Дуглас быстро ткнул несколько кнопок на телефоне.

– Похоже, мы получили новую улику! – прорычал он в трубку. – Немедленно сюда офицера полиции, стеногра­фистку и кого-нибудь из судейских! – Дуглас снова взгля­нул на Мишель: – Что здесь? Деньги?

Мишель кивнула:

– Да, в сотенных купюрах.

– Значит, вы открывали пакет?

– Я только заглянула, но ничего не трогала на всякий случай: знаете, отпечатки пальцев и все такое. Фрэнк гро­зил, что обвинит меня в сообщничестве, если я вам их отдам. Я записала наш разговор на пленку.

– То есть он знает, что вы нашли деньги? Мишель снова кивнула.

– А о том, что вы решили его выдать?

– Нет.

Раздался стук, и в кабинет вошли двое мужчин в форме и женщина.

– Тащите сюда Фрэнка Руссо. Мы получили доказа­тельства, – бросил одному из мужчин Дуглас. – Это мис­сис Руссо. Мне необходимо снять с нее показания. И на пленку нужно записать.

Женщина села за стол и достала из ящика какой-то ап­парат. В руках у полицейского вмиг появился магнитофон, который он подключил к сети, после чего установил мик­рофон на столе напротив Мишель. Второй коп уже отпра­вился исполнять приказ задержать Фрэнка. Бедный, бед­ный Фрэнк!

– Считаю своим долгом заявить, – подал голос Майкл, – что моя клиентка до обнаружения данной улики находилась в полном неведении относительно криминаль­ной деятельности Фрэнка Руссо. И данную улику, и показания она предоставляет добровольно, что должно быть отмечено в протоколе. Взамен она ждет от властей непри­косновенности, разрешения на выезд из округа и обеспе­чения личной безопасности в случае необходимости. Окружной прокурор кивнул:

– Полагаю, проблем не будет. Ведь обвинений миссис Руссо предъявлено не было.

Они углубились в обсуждение деталей, дав Мишель передышку и возможность подумать.

Вот и все. Нет у нее больше мужа. Семье конец… Ми­шель опустила голову, глядя на свои побелевшие, мертвой хваткой вцепившиеся в сумочку пальцы. Пути назад нет. Да и не нужен он ей; не нужна сытая жизнь, построенная на лжи. Деньги, будь они прокляты! Сколько судеб ими сломано? Столько, что еще одна – ее собственная – не имеет значения.

Подняв голову, Мишель увидела устремленные на нее глаза Майкла и Дугласа.

– Готовы? – спросил адвокат.

Она кивнула и перевела взгляд на сверток в плотной коричневой бумаге.

– На столе перед вами находится пакет, – начал Дуг­лас. – Вы обнаружили его самостоятельно, без чьей-либо помощи и без присутствия посторонних лиц?

– Да.

Магнитофон жужжал, стенографистка клацала клави­шами своей машинки, пристав шуршал банкнотами, пере­считывая деньги, пока Мишель описывала историю наход­ки, перевернувшей ее жизнь. Дуглас пару раз прервал рас­сказ уточняющими вопросами, но теперь он обращался с Мишель на удивление доброжелательно, чуть ли не сер­дечно.

– Не могут ли эти деньги быть семейными сбереже­ниями, миссис Руссо?

– Нет. Для этой цели у нас есть счет в банке.

– Вы ничего о них не знали?

– До той минуты, когда обнаружила тайник, – нет.

Допрос продолжался. Майкл не спускал с Мишель со­чувственного взгляда, дважды даже погладил по руке, но Мишель, как ни странно, уже успокоилась, в полной уверенности, что поступает правильно. Дугласу понадобилось два с лишним часа, чтобы покончить с вопросами; к неко­торым из них он возвращался с раздражающей постоян­ностью. Мишель отвечала терпеливо, сжато и правдиво – за исключением тех эпизодов, о которых обязана была умолчать. Когда казавшийся бесконечным запас вопросов окружного прокурора все же иссяк, она чувствовала себя как выжатый лимон.

– Примите мою благодарность, миссис Руссо, – ска­зал под конец Дуглас, весьма убедительно изображая джентльмена. – Вам было нелегко, понимаю, но вы посту­пили единственно верным образом. Осталась последняя формальность: вам нужно поставить подпись под протоко­лом. Как по-вашему, больше ничего не найдется?

– Я обыскала дом сверху донизу, – без запинки отве­тила Мишель, – но вы ведь всегда можете проверить. Кто знает, может быть, и отыщете…

Она поднялась, следом встали и мужчины. Распрощав­шись с окружным прокурором, Мишель и Майкл покину­ли кабинет.

ГЛАВА 62

Этим утром Энджи пришлось сделать семнадцать звонков, чтобы добиться для Джады разрешения на свидание с детьми в воскресенье вместо положенной субботы.

– Боже мой! – пожаловалась она Биллу, когда факсом были наконец посланы все документы, факсом же получе­но подтверждение, завершен нудный диалог с судебным исполнителем и не менее нудный, но окончательный – с инспектором отдела соцобеспечения. – Страшно предста­вить, через что пришлось бы пройти, вздумай Джада от­правиться с детьми в цирк, а не в церковь.

– Ха! – ухмыльнулся Билл. – Держу пари, с цирком, зоопарком и конкурсом красоты проблем бы не было.

Энджи с усталым вздохом покачала головой:

– Будь другом, сними копии, ладно? Миссис Джексон, мистеру Джексону и мне.

– Легко! Не прикажете ли заодно уж и для прочих Джексонов – Майкла, Латойи, Дженетт и Джесс?

– Да ну тебя, надоел!

– Я?! – театрально возмутился вошедший в кабинет Майкл Раис. – Надоел?!

Билл, пританцовывая, прошмыгнул мимо:

– Только не ты, юный… гм-м-м… скажем, в самом рас­цвете лет Казакова!

Майкл укоризненно вскинул брови:

– А ты, оказывается, болтушка.

– Это не я! – возмутилась Энджи. – Что ты, Билла не знаешь? У него нюх на хорошую сплетню.

– Тем не менее он не пронюхал ни о том, что я разо­шелся с женой, ни о разводе. Зато в курсе насчет нас с тобой.

– Намек понят, советник, – сказала Энджи, вставая из-за стола. – Но вам придется сделать выбор: либо вы мне верите, либо нет. – Она остановилась рядом с Майк­лом и положила ладонь ему на плечо, чуть касаясь кончи­ками пальцев шеи. – Итак? Каково будет ваше решение?

– Ужин. С омарами. На меньшее не согласен. А после ужина проверим, что еще умеют эти губы.

Энджи вспыхнула.

Ужин удался на славу. Майкл привез Энджи в старин­ный особняк, переоборудованный под гостиницу с ресто­раном. Они немного поговорили о Натали и о работе в Центре; затем Энджи спросила о детстве Майкла. Оказа­лось, он родился в Миннесоте, первым из трех сыновей, младший из которых умер от рака чуть меньше года назад.

– Развод и смерть брата… – задумчиво сказала Энджи. – Нелегкий у тебя выдался год.

Майкл кивнул, машинально вертя в ладонях пузатый бокал с коньяком.

– Что правда, то правда. – Он посмотрел на огонь сквозь густо-янтарную жидкость в бокале. – А ты знаешь, какого цвета у тебя глаза? Точь-в-точь как это бренди.

Энджи молча качнула головой. В полумраке отделан­ного под старину зала ее визави выглядел почему-то со­всем юным.

– Знаешь, мне совсем непросто было расстаться с же­ной. Она ведь вернулась в Омаху. В университете препода­ет… И детей с собой забрала. Я очень скучаю.

– Еще бы!

– Я хочу сказать, что при разводе страдает не только женщина. Случается, и мужчина тоже. – Он отхлебнул из бокала. – Умираю – хочу своих девчонок увидеть! Если бы так не было лучше для них, ни за что не отпустил бы.

– А как иначе может поступить любящий родитель? – Энджи невольно подумала о Джаде.

– Спасибо. – Майкл улыбнулся и, протянув над сто­лом руку, накрутил на палец один из крутых каштановых завитков Энджи. – Как ты их делаешь?

Она не сдержала улыбки.

– Они сами делают что хотят. С ума меня сведут, ей-богу.

– Меня тоже, – – хрипловато прошептал Майкл.

У Энджи перехватило дыхание. Вдруг вспомнилось, как сама она перебирала золотые пряди своего золотого мальчика и его спрашивала, как он их делает. Неужели в отношениях двоих так всегда бывает: один любит, а другой позволяет себя любить? И если так, то кто из двоих в выиг­рыше?..

Мягко высвободив локон, она сплела свои пальцы с пальцами Майкла.

– Сколько же вас теперь в квартире? – поинтересо­вался он. – До полсотни количество квартирантов еще не дотягивает? Кошек держите или только собак? Фиесты устраиваете? Или карнавалы? А спите как? По очереди?

– Да нас всего-то девятнадцать, – сострила в ответ Энджи. – Сущий пустяк, если подумать. – Она посерьез­нела: – Я помню твое правило – не путать работу с лич­ной жизнью, но…

– Оправдываться вовсе ни к чему, – возразил Майкл. – Это твоя квартира, и ты можешь делать в ней все, что хо­чешь.

– Как бы там ни было, Мишель с Джадой скоро уедут. Обе начинают новую жизнь.

Энджи очень хотелось поделиться с Майклом их опас­ными планами, рассказать о том первом, который они уже осуществили в Марблхеде. Но он ведь из тех, кто верит в безупречность закона. Предать, конечно, не предаст, но уж точно приложит максимум усилий, чтобы уговорить ее не идти на такой риск. А Энджи твердо решила идти с подру­гами до конца. Но без Майкла.

И все же, когда он помог ей одеться и под руку повел вниз по ступенькам крыльца ресторана, дрожь предвкуше­ния теплыми волнами пробегала по ее телу. Она надеялась, что Майкл пригласит ее к себе. Что может быть приятней, чем разделить с хорошим другом пару чашек кофе? Разве что разделить с ним постель…

ГЛАВА 63

– Нет. Нет! НЕТ!!! – вопила Энджи. – Мы уже столь­ко сделали, зашли так далеко, а ты… Это бред сумасшед­шего!

Она сверлила Джаду яростным взглядом. Мишель то­же – настолько, насколько взгляд Мишель вообще мог из­вергать ярость. Собравшись на кухне Энджи, подруги при­канчивали по третьей чашке кофе, и все были на взводе.

– Солнышко, я согласна с Энджи, – сказала Ми­шель. – Все ведь готово, стоит ли портить дело? Твои вещи сложены, одежду малышам купили. Осталось только пере­нести все в мою машину. Даже разрешение сходить с деть­ми в церковь у тебя на руках. Ну как ты можешь? Сэмюэль будет здесь с минуты на минуту!

Готовясь к новой аттаке, Энджи сделала глубокий вдох.

– Джада, дорогая, кому, как не тебе, знать, чего мне стоило согласиться помочь с… исчезновением детей. Еще одна авантюра – это уж слишком!

Джада перевела взгляд с одной подруги на другую и опустила голову.

– Я ни о чем вас не прошу. Сама справлюсь. Но сделаю это непременно.

– Это незаконно! – в сотый раз повторила Энджи. – И главное, опасно.

– Как и все, чем я сейчас занимаюсь. Вскочив со стула, Энджи уставилась на Мишель:

– Твоя подруга окончательно чокнулась! Мое терпе­ние лопнуло, я больше не желаю ничего слышать. В конце концов, перед вами служитель закона. Да меня дисквали­фицируют и будут правы на все сто! Вы обе испаритесь, а мне что делать, если тут ищейки начнут рыскать?

– Пусть себе рыщут на здоровье, – хмыкнула Джада. – Ты-то при чем?

Энджи в бессильном отчаянии взмахнула руками, рас­плескав свой кофе.

– Мишель! Можешь ты образумить эту идиотку? У ме­ня уже нет слов! – Она выскочила из кухни и грохнула две­рью спальни.

Мишель посмотрела на Джаду. Та упрямо отвернулась.

– Она права. А ты нет, – сказала Мишель.

– Могла бы и не поддакивать, – буркнула Джада. – Знала бы ты, каково мне было годами жить в этом доме, чтоб ему провалиться! У тебя-то, Золушка, все было в ажуре. Мне же, между прочим, приходилось изо дня в день драить некрашеные полы на кухне! А голые стены в ван­ной? А гостиная, доделать которую у него так руки и не дошли? Да что там гостиная – в прихожей вместо абажура сколько лет пластмассовый каркас висел с жалкой лампоч­кой посредине. И теперь он изволит достраивать дом для нее! – Выпалив все это на одном дыхании, Джада шлепну­ла ладонью по стойке, размазав лужу от кофе Энджи. – Я его умоляла. Я сама купила панели для отделки стен и собственными руками приволокла в дом. Предлагала на­нять кого-нибудь со стороны, раз уж он сам не может. Какое там! Мистер отказался. Мистер был оскорблен. Ты жила в доме с картинки, а я – среди строительного мусора!

– Джада, прошу тебя, успокойся. Давай не будем забы­вать о главном. У меня больше нет дома. Я все бросила – диванчики, думочки, занавесочки… Вот что важно, и ты сама это знаешь.

– Важно или не важно – не тебе решать! Мишель невольно отшатнулась.

Черт! Обидела! Не хотела, но обидела свою лучшую по­другу. Ну почему эти белые так уверены в себе? А еще обвиня­ют чернокожих в чванстве.

Джада честно и долго пыталась заглушить мысли о мести, но всякий раз терпела поражение. Оставить дом, в который было вложено столько сил – ее сил! – на память Клинтону, лжецу и тунеядцу?! Не будет этого!

– Ладно, прости меня, Мишель. Я прошу тебя об одном: выслушай! Я все продумала. Если ты согласишься, уверена, что мы и Энджи уговорим.

Мишель тяжело вздохнула:

– Приклеенный к матрацу член, киднепинг, отказ от содействия властям, а теперь еще и… это! Может, проще примкнуть к мафии?

– Может, проще закрыть рот и выслушать? Говорю же, я все продумала.

Она не только все продумала, но и убедила Мишель по­мочь.

Не слишком охотно, но та набрала-таки бывший до­машний номер Джады. Трубку, разумеется, сняла Тоня, и Мишель пригласила к телефону Клинтона. Мадам «няня» была явно недовольна, однако после долгой паузы Клин­тон все же ответил.

– Ты, должно быть, слышал, что я переезжаю, – без предисловий начала Мишель. – С Фрэнком проблемы и все такое… одним словом, я подумала – не захочешь ли ты взять что-нибудь из мебели? У меня есть очень симпатич­ная кушетка, диванчик и… да много еще чего.

Энджи остановилась рядом и молча слушала, театраль­но закатывая глаза. Она еще не дала согласия на участие в «авантюре», но ее сопротивление было сломлено.

Клинтон, вечный приживала, ухватился за щедрое пред­ложение обеими руками. Чего и следовало ожидать. Джада знала этого гнусного лицемера как свои пять пальцев. Малышам нельзя играть с детьми «наркодельца», а взять за­дарма мебель из «проклятого» дома – это пожалуйста.

Мероприятие было назначено на воскресенье. Мишель предупредила Клинтона, что, если к тому времени она будет уже в пути, его впустит ее адвокат. Небрежно опира­ясь на кухонную стойку, Мишель договаривалась о встрече совершенно бесстрастным тоном, как будто делать подар­ки злейшему врагу своей лучшей подруги для нее самое обыденное занятие. Но тут внимание Джады, следившей за переговорами, неожиданно отвлекло нечто странное. По­разительное. Немыслимое.

– Слушай-ка! – шепнула она Энджи. – Это сон – или ты видишь то же, что и я?

– Лично я вижу подготовку к уголовному преступле­нию, – прошептала в ответ Энджи.

– Да нет же! Взгляни на стойку.

Мишель, заканчивая разговор, машинально барабани­ла пальцами по пластиковой поверхности стойки, залитой кофе, заставленной грязными чашками. И не хваталась за тряпку!

– Она и не думает наводить чистоту!

– Бог мой! – Энджи округлила глаза. – А ведь верно. Положив трубку, Мишель оглянулась на подруг:

– В чем дело? Привидение увидели?

– Ты, случайно, не хочешь вытереть стойку, Ми­шель? – сладким голоском поинтересовалась Джада.

– Да пошла эта стойка! Тут дела поважнее.

– Невероятно, – прокомментировала Энджи. Джада вскочила и крепко обняла Мишель.

– Растешь, Золушка!

ГЛАВА 64

Мишель было необходимо обеспечить себе надежное алиби на время «прощального салюта» Джады, как она в мыслях называла предстоящую авантюру. Прикинув воз­можные варианты, она остановилась на визите в тюрьму. В самом деле, где еще тебя сфотографируют, заставят расписаться при входе и выходе и проследят за каждым твоим движением? Забавно! Отправиться в тюрьму, чтобы… не отправиться в тюрьму. Фрэнку, в конце концов, все равно, какая причина привела жену на свидание, а окружной про­курор, возможно, выразит желание узнать местонахожде­ние Мишель Руссо на момент эскапады Джады Джексон.

Во встрече с Фрэнком, собственно, необходимости не было; просто Мишель казалось, что последнее свидание поставит точку в этой печальной главе ее жизни, а иначе останется ощущение незавершенности. Теперь, когда на­стало время пускаться в самостоятельное плавание, она ре­шила попрощаться с прежней жизнью. Четырнадцать лет как-никак не шутка. Думать о них (по примеру многих об­манутых жен) как о «загубленных лучших годах» Мишель не желала, но и отмахнуться от них было бы несправедли­во. Даже по отношению к Фрэнку. Одним словом, Ми­шель решилась на свидание.

Тюремная реальность оказалась еще страшнее, чем в ее воображении. Мишель заставили пройти через детектор, обыскали и повели по бесконечному, как ей от ужаса пока­залось, коридору со стенами мерзкого грязно-зеленого цвета и мощными даже на вид железными дверями. При мысли о ее Фрэнке в этом жутком месте Мишель затошни­ло. Мертвую тюремную тишину нарушал лишь звон клю­чей на связке охранника, пока к этому леденящему душу звуку не присоединился скрежет одной из дверей-близне­цов. Страж впустил Мишель в комнату для свиданий, где за массивным столом уже дожидался Фрэнк.

Он выглядел таким маленьким и… жалким! Серая тю­ремная роба – штаны и рубашка, сидевшие на нем меш­ком, – делала его похожим на дворника или слесаря. Лицо казалось пепельно-серым в сравнении с угольно-черными волосами. Но больше всего Мишель поразил не цвет, а вы­ражение его лица – угрюмо-бесстрастное, замкнутое. Ка­менное.

– Ты этого хотела? – спросил Фрэнк, как только Ми­шель устроилась за столом напротив него.

– Нет, Фрэнк. Я этого не хотела.

– Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что из всех людей на земле меня предашь именно ты, Мишель!

Она думала, что готова к любому повороту разговора, но Фрэнку удалось с первой же минуты вывести ее из себя. Он гнул все ту же линию, цеплялся за годами отшлифован­ный фокус, пытаясь перевернуть все с ног на голову: Ми­шель – кукла безмозглая, а он – – мудрец; верно только то, что делает он, а остальное не стоит и выеденного яйца.

Чему удивляешься, дорогая? Он всегда был таким, просто ты не замечала. Что ж, в эту игру можно сыграть и вдвоем.

– Ты не оставил мне выбора. Ты мне угрожал. Не нужно было мне угрожать, Фрэнк. Я всегда считала, что каждый из нас превыше всего ставит интересы другого, затем детей, а уж потом думает о себе. Мне очень жаль, что это оказалось заблуждением. К счастью, я вовремя поняла, что теперь мне придется заботиться о детях за двоих. Я не могла позволить, чтобы за решетку упрятали не только их отца, но и мать.

– Я никогда тебе не угрожал!

– Само собой. И не бил никогда. – Мишель достала из сумочки кассету. – Хочешь, прокручу? Это запись всего того, что ты наговорил мне в кафе.

– Убери! – прошипел Фрэнк. – Тут кругом видеока­меры.

– Ладно. Итак, на чем мы остановились? На мне дети, которым я сейчас нужна больше, чем когда-либо. Они столько выстрадали, что, боюсь, еще не скоро оправятся. Мы отсюда уедем – из города, из округа, куда-нибудь по­дальше. Хватит с нас полиции, газетчиков и всего прочего. Мы начнем все заново, но без тебя. Ты разрушил все собственными руками, Фрэнк. Хоть это-то ты понимаешь?

– Ты забываешь обо мне! По-твоему, моя жизнь не разрушена?

– Ты сам сделал выбор.

– Нет. Ты его сделала за меня. Ты упекла меня за ре­шетку!

Фрэнк понизил голос до шепота, но в нем клокотала та же ярость, что выплескивалась из черной глубины глаз. Дай ему сейчас волю – убил бы наверняка. Но Мишель не испугалась. Отделенная метровой ширины столом, под присмотром молчаливого охранника, она чувствовала себя в безопасности.

– Не могу поверить, что ты меня сдала. Не могу пове­рить!

– В этом ты, пожалуй, искренен, Фрэнк. Мысль о рас­плате не приходила тебе в голову. А напрасно. Уж слишком ты уверовал в свою безнаказанность… – Мишель обвела взглядом унылое помещение с решетками на окнах и не­прозрачными стеклами, сквозь которые даже неба не было видно. – Так не бывает, Фрэнк. За преступления прихо­дится платить.

– То, что натворила ты, могла сделать только полная дура!

Эту песню Мишель выучила наизусть и не желала ее больше слышать.

– Вот оно, наконец-то! – выкрикнула она, не обращая внимания на предостерегающий жест охранника. – Вечно одно и то же. Мишель тупая, Мишель дура. Тебе почти уда­лось меня убедить. Почти. Да будет тебе известно, что «дура Мишель» открыла собственное дело. «Дура Мишель» увезет детей в другой город и устроит в хорошую школу. И не кто иной, как «дура Мишель», будет растить их и за­щищать, не надеясь больше на их папочку, который ока­зался местным наркобароном и получил по заслугам. – Она задохнулась от яростной длинной тирады. – Я этого не хотела, но раз уж пришлось, я справлюсь, несмотря на всю свою пресловутую тупость. Я уже справляюсь, чтоб ты знал, Фрэнк!

– О чем это ты? – взвыл Фрэнк. – Куда ты собралась? Куда ты увозишь моих детей?

– Я подала на развод, и мне будет предоставлена пол­ная опека над детьми до достижения ими совершенноле­тия. Когда тебя выпустят…

– В тюрьму я не сяду! У меня такие связи…

– Плевать мне и на твои связи, и на тебя самого. Наде­юсь, ты еще где-нибудь припрятал деньги, иначе после тюрьмы пойдешь по миру. Впрочем, можешь отправляться хоть к черту на рога. Главное – мы с детьми будем далеко.

Лицо Фрэнка стало совсем серым.

– Значит, конец? Больше не увидимся?

– Непременно увидимся. На суде. Я буду свидетельст­вовать против тебя, Фрэнк.

ГЛАВА 65

Усадив детей в «Вольво», Джада заехала за угол и оста­новилась.

– Чего мы ждем? – спросила Шавонна.

– Одного хорошего человека, который обещал пойти в церковь вместе с нами. Вот и он!

Сэмюэль затормозил в двух шагах от ее машины и от­крыл дверцу. Джада попыталась объяснить детям, что про­исходит.

– Мне надо ненадолго уйти, а вы, пожалуйста, подо­ждите меня в машине мистера Дамфриса.

– Кто он такой? – удивился Кевон. – Он что, как миссис Пэтель?

– Нет, милый. Он мой друг. Настоящий друг. А миссис Пэтель встретит нас у церкви. Слушайте внимательно: я скоро вернусь и прошу вас минут десять посидеть тихонь­ко и не докучать мистеру Дамфрису. Шавонна, ты оста­ешься за главную, идет? Я быстренько – только возьму Библию и вернусь. – Она не погрешила против истины; Библия действительно осталась в доме.

Спрятавшись за деревом в конце улицы, Джада просле­дила, как Клинтон и Тоня вышли из калитки и направи­лись к дому Мишель тем самым путем, что был столько раз пройден двумя подругами. Как же давно это было… Взгляд Джады невольно скользнул по окрестностям, которых ей больше, скорее всего, никогда не увидеть.

Едва за Клинтоном и Тоней закрылась входная дверь соседского дома, Джада в последний раз вошла в свой соб­ственный. Для начала она обошла комнаты, проверяя, не осталось ли в доме живого существа – пусть даже хомячка или канарейки, – по пути складывая в пакеты детские вещи. Как и предполагалось, Клинтон в «новобрачном» угаре взялся за те недоделки, что столько лет мозолили ей глаза. Опять же, как и предполагалось, в связи с ремонтом повсюду стояли банки с краской, бутыли растворителя и прочие взрывоопасные предметы. Отлично. Идеальный вариант. Вот вам и причина пожара – самовоспламенение. Твердила же Мишель, что большинство несчастных случаем происходит дома!

На кухне Джаду ждал сюрприз – наполовину покры­тые линолеумом полы. Интересно, мелькнула у нее мысль, довел бы он дело до конца или второй половины недостойна даже Тоня? Щедро полив дощатую часть керосином, она сунула открытую коробку спичек в нижний ящик стола, где хранились старые газеты, и вернулась в гостиную за свидетельствами рождения детей, семейными фотоальбо­мами и Библией.

На стене в столовой висел ее свадебный снимок с Клинтоном, но Джада даже не взглянула в ту сторону, мельком лишь удивившись, что Тоня оставила портрет на месте. Неужто Клинтон не позволил убрать? Впрочем, по­донки часто бывают сентиментальны. Джада плеснула ке­росином на шторы и пол, остановилась у двери, как следу­ет вытерла руки и взглянула на часы. Прошло одиннадцать минут. Дети заждались.

Осторожно переступив маслянистый от керосина порог, она чиркнула спичкой, уронила ее на пол, просле­дила взглядом за тоненькими огненными струйками, раз­бежавшимися по полу, и шагнула к выходу.

Еще не успев дойти до калитки, Джада уловила запах гари. Она не оглянулась. Большинство несчастных случаев происходит дома, но это больше не ее дом.

Жадность Клинтона Энджи ни в малейшей степени не удивила. Открыв дверь, она вежливо-равнодушным голо­сом объяснила, что выступает в качестве адвоката Ми­шель, и подсунула на подпись расписку в получении обещанного. Внешне спокойная, внутри она клокотала от ярости. Не барахло бы ему бесплатно отдавать, этому мер­завцу, а отправить жариться на адском огне за эгоизм и предательство! Но он явился за дармовой мебелью, и он ее получит.

Мишель четко указала, что именно они могут забрать, однако у Тони хватило наглости попросить еще изящную китайскую ширмочку, настенные часы и одну из кар­тин.

– А кровать она, случаем, не отдаст? Его ж за решетку посадят, так на что ей такая большая кровать? А нам не по­мешает.

– Я предоставила вам список вещей, которые позволе­но забрать. Остальное принадлежит миссис Руссо, – ледя­ным тоном заявила Энджи. Ей претил и сам план, и роль «адвоката миссис Руссо», и Клинтон с Тоней. И как только она позволила втянуть себя в эту кошмарную авантюру?! Слава богу, хоть Майкл с Биллом рядом. Коллеги помогут ей сохранить хладнокровие, а когда придет время, станут свидетелями.

В данный момент они уже закатывали рукава, чтобы помочь Клинтону донести мебель до дома.

Сухо извинившись, Энджи прошла в комнату Фрэнки и выглянула в окно. Если все идет по плану, Джада должна быть на пути к церкви. Удалось ли ей задуманное? Энджи прищурилась, затаив дыхание… Ответ на вопрос сизова­тым дымком струился к небу. Итак, назад дороги нет. Самое время приступать к заключительному этапу.

Энджи проверила, на месте ли парик и прочий маска­рад, убедилась, что запасные ключи от «Вольво» при ней, и вернулась к остальным. Клинтон снял с дивана подушки, которые должна была нести Тоня, и трое мужчин оторвали диван от пола. В открытую Энджи дверь первым, пятясь, протиснулся Билл и начал осторожно спускаться с крыль­ца, командуя Майклу и Клинтону, когда приподнимать с другой стороны, когда подавать на него.

Возглавившая процессию Тоня со своей объемистой ношей уже дошагала до калитки, когда Энджи услышала ее вопль и изумленный возглас Майкла. Билл, по-прежнему двигавшийся вперед спиной, выворачивал шею в попытке понять, что происходит. Подняв голову, Клинтон выпус­тил из рук свой конец дивана; Тоня швырнула подушки на тротуар и бросилась к дому. Энджи тоже сбежала со ступе­нек, и, хотя «Вольво» дожидалась за углом, а время поджи­мало, ее неотвратимо потянуло к огню, как и всех осталь­ных, мотыльками слетавшихся на пламя.

Дом Клинтона полыхал вовсю. За окнами второго этажа змеились багряные языки, сквозь щель в приоткры­той входной двери Энджи увидела объятый пламенем ко­ридор.

– Боже мой, боже мой! – истошно голосила Тоня.

– Внутри есть кто-нибудь? – спросил Майкл. Обалделый Клинтон мотнул головой:

– Нет. Детей жена увезла в церковь. Господи, мое сте­рео! Моя дисковая пила!..

– Пойду наберу 911, – сказал Майкл и побежал обрат­но к дому Мишель.

Кто-то его опередил: не успел он скрыться в доме, на улицу Вязов под вой сирены примчалась пожарная маши­на. К тому моменту, когда пожарные заполнили двор, в доме начали лопаться окна, и наружу хлынула тошнотвор­ная волна смрада от горящих резины, пластмассы, синте­тических паласов.

– В доме никого, – заверила Энджи пожарное началь­ство. – Ни души. Ни людей, ни животных. – Она дернула Билла за рукав. – Передашь Майклу, что мне пришлось срочно уехать. Нужно сообщить Джаде.

– О'кей. – Билл задумчиво взглянул на нее. – Слу­шай, а она не?..

– Нет! – твердо ответила Энджи. – Так и передай Майклу. Да, и не вздумай лезть в дом. Героизм в данном случае излишен.

ГЛАВА 66

Миссис Пэтель поджидала их у церкви. Всегда кроткая, как ягненок, сегодня она совсем притихла и только броса­ла пугливые взгляды на темнокожий народ вокруг.

– Не хотите ли вознести хвалу господу вместе с на­ми? – как можно любезнее обратилась к ней Джада. – Всевышний рад каждому в своем храме. – Чистая правда, только вряд ли миссис Пэтель разделит ее мнение. На чем, собственно, и строился этот этап плана А. До сих пор к плану Б прибегать не приходилось, и Джада надеялась, что удача и тут ей улыбнется.

– Я найду место где-нибудь в заднем ряду, – неуве­ренно пробормотала миссис Пэтель. – А может, во дворе подожду, на свежем воздухе. Обо мне не беспокойтесь.

Джада улыбнулась. Какое там беспокойство, дорогая!

– Да благословит вас господь, миссис Пэтель, – от души произнесла она. Даст бог – больше ей эту довольно милую даму не увидеть.

Прихожане стекались на службу, и большинство уже скрылись в полумраке церкви. Джада с малышкой на руках и старшими детьми по бокам прошла по проходу между ря­дами скамей, стараясь не пропустить ни одного знакомого лица и со всеми поздороваться. Каждый из собравшихся, сам не зная того, играл роль свидетеля.

Обнаружив свободные места, она устроилась на скамье с видом настолько смиренным и благочестивым, насколь­ко он может быть доступен поджигательнице домов. Пре­подобный Грант уже взошел на кафедру и шуршал подго­товленными для проповеди листами. Джада сложила на коленях руки, шикнула на Шавонну, чтобы вела себя как положено в храме божьем, и прикрыла глаза.

Боже всемогущий и милосердный! Я поступила очень, очень плохо, и я это понимаю, но не раскаиваюсь. Я не нару­шила заповеди и не причинила вреда живому существу. Мне казалось, что так будет справедливо. Прости мне, господи, все грехи, что я, по твоему разумению, совершила и отведи беду от моих бывших соседей и пожарных. Но если на то будет твоя воля, пусть дом сгорит дотла. Прошу тебя, не допусти, чтобы его потушили раньше времени. И помоги мне вернуть детей.

После первого гимна Джада бросила взгляд через про­ход на Сэмюэля Дамфриса. Тот сидел неподвижно, неот­рывно глядя на преподобного Гранта, – солидный, спо­койный, уверенный в себе. Кто бы мог заподозрить его в пособничестве похищению троих детей? Вот вам лишнее доказательство обманчивости внешности. Скольким же этот человек рискует ради нее… Джада снова закрыла глаза. Господи, не допусти, чтобы мои подруги и Сэмюэль Дамфрис из-за меня пострадали!

Объявили следующий гимн: «Господь – твой единст­венный кров». Джада улыбнулась про себя. В ту секунду, когда горящая спичка из ее руки упала на пол, она лиши­лась дома. Теперь и впрямь господь – ее единственный кров. Не знак ли это свыше? Не благословение ли всевыш­него? Джада не слишком верила в подобную мистику, но, услышав название следующего гимна – «Зажги факел во имя господа», – едва не ахнула в голос. Такое совпадение убедило бы и Фому неверующего.

Боже, боже! Ты провел меня через испытания, но теперь я знаю, что ты на моей стороне!

Проповедь продолжалась, но Джада больше не услы­шала ни слова. Она была готова действовать.

Когда священник предложил хору выйти вперед для за­ключительного гимна, Джада встала сама и подняла детей.

– Я не буду петь! – возмущенно буркнула Шавонна.

– Ш-ш-ш! – Ее мать приложила палец к губам. Сэмюэль тоже поднялся и неспешно двинулся следом.

Прихожане зашумели, и Джада наконец осмелилась огля­нуться, чтобы проверить, не следит ли за ней миссис Пэтель. Но та, по-видимому, затерялась в толпе, если вообще рискнула зайти в церковь.

Держа за руку Кевона, Джада с безмятежным видом скользнула мимо кафедры и нырнула за колонну, к боко­вому выходу.

– Машина в двух шагах, – шепнул неотступно следо­вавший за ней Сэмюэль Дамфрис.

Вот он и наступил, тот миг, которого в душе так стра­шилась Джада! Что, если дети откажутся, не захотят ос­таться с ней? Вдруг предпочтут неизвестности более-менее устоявшуюся жизнь с отцом и «тетей» Тоней? Вдруг не за­хотят бросать друзей, школу, свою американскую бабуш­ку, наконец?.. Еще раньше Джада твердо решила для себя, что, как бы ей ни было тяжело, она не будет на них давить. Оба должны понимать, чего лишаются – возможно, на­всегда.

Она усадила Кевона и Шавонну на заднее сиденье ма­шины Сэмюэля, сама села с Шерили вперед и повернулась к старшим детям.

– Так, ребята… слушайте меня внимательно. Я хотела, чтобы мы жили все вместе, как раньше, но ваш папа не со­гласился. Вы знаете, что он захотел жить с Тоней и запретил мне даже видеться с вами столько, сколько мне хочет­ся. Папа вас любит, но и я тоже очень люблю и не могу без вас жить. Вот почему я предлагаю вам уехать далеко отсю­да – туда, где мы сможем всегда быть вместе… если только вы согласитесь.

Кевон покосился на Сэмюэля.

– А он что, будет нашим новым папой?

– Нет, мой хороший. Папа у вас один, мама тоже, про­сто они больше не могут жить вместе. Так бывает.

– Выходит, ты нас не бросила? – протянула Шавонна. – И хочешь забрать к себе?

Взглянув на дочь, Джада проглотила комок горьких слез.

– Я всегда этого хотела, дорогая! Каждую секунду. Разве ты этого не знала? Все дело в нашей ссоре с папой, а вас я никогда не бросала.

– Честно-честно?!– Шавонна сделала большие глаза, как в детстве, слушая сказку на ночь.

– Честно-честно, солнышко.

Джада затаила дыхание. Поверит ли? Если нет – все насмарку… Но Шавонна бросилась к ней, обхватила маму за шею и прижалась щекой к ее щеке. Джада обняла ее, не скрывала слез.

– И куда мы поедем? – подпрыгивая от нетерпения, выпалил Кевон.

– Сначала полетим к бабушке и дедушке, а потом… потом посмотрим. Боюсь, вам будет трудно. Новая школа, новые друзья…

– И жить с ними будем? – не унимался сынуля. – Прямо на берегу?

– Да, котик. Попробуем.

– Ура-а-а-а!!! – завопил Кевон. – Буду купаться каж­дый день! Мамочка, давай построим дом на пляже!

Краешком глаза Джада уловила улыбку Сэмюэля.

– На пляже, наверное, не слишком удобно, моя ра­дость. – Джада заглянула в глаза дочери: – Так как, Ша­вонна? Ты согласна?

– Ты всегда-всегда будешь с нами, мамочка?

– Конечно.

– Тогда… Да, да! Согласна! – уверенно ответила старшая дочь.

Слава тебе господи!

– Вот и отлично. – Джада повернулась и защелкнула замок ремня безопасности. – Вперед! – сказала она Сэмюэлю.

ГЛАВА 67

Мишель затормозила у парковочного автомата, выбра­лась из «Лексуса» и махнула носильщику в униформе аэро­порта.

– Нам что, до нового дома лететь надо? – спросил Фрэнки.

– Нет, солнышко, нет. Мы только проводим друзей, а потом поедем в свой новый дом. Дженна, помоги брату выйти и проследи, чтобы он не выбежал на дорогу.

Дженна в кои веки не стала спорить. Мишель при­шлось серьезно поговорить с дочерью, и та теперь знала, что в их жизни грядут большие перемены.

– У меня много вещей, – сказала Мишель носильщи­ку и принялась один за другим вынимать новехонькие че­моданы Джады с одеждой, которую подруги выбирали и покупали вместе. Новую жизнь и начинать нужно во всем новом. – Это чемоданы моей сестры, – не моргнув глазом соврала она, протягивая двадцатидолларовую банкноту. – Она должна подъехать с минуты на минуту. Подождите, пожалуйста.

– А можно мне посмотреть, как самолеты улетают? – встрял Фрэнки. – А можно конфетку? Когда мы с папоч­кой сюда ездим, он всегда конфеты покупает.

– Потерпи две минутки, получишь шоколадку. – Ради такого случая Мишель решила нарушить запрет на сладкое до обеда.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем рядом наконец затормозила машина Сэмюэля. Джада ступила на тротуар и недоуменно покрутила головой.

– Это не та линия!

– С чего ты взяла? – наигранно удивилась Мишель, бросив из-под ресниц взгляд на спутника Джады. – Вылет на Кайманы именно отсюда.

– Стоп-стоп! Какие Кайманы? У меня денег не хватит. Мы ведь летим на Барбадос.

– Регистрацию, между прочим, уже объявили, – не­возмутимо сообщила Мишель. – Пойдем, дорогая. Все под контролем. Обсудить, куда ты летишь, мы вполне мо­жем и внутри. Там безопаснее. – Она обшарила взглядом площадь перед аэровокзалом, как будто Клинтон или копы могли вырасти из-под земли.

Джада перевела взгляд с подруги на Сэмюэля и пожала плечами:

– Надеюсь, вы оба знаете, что делаете. Мишель кивнула:

– Не сомневайся.

Кевон, явно потеряв терпение, выпрыгнул из машины и бросился к Фрэнки, сияющему от радости, что встретил­ся с другом. Шавонна с Дженной, помня о роли старших, важно приветствовали друг друга, а носильщик от удивле­ния выпучил глаза. Его можно было понять: «семейка» перед ним и впрямь собралась нестандартная: пятеро детей с цветом кожи от шоколадного до молочно-белого, долго­вязая блондинка, роскошная темнокожая дама и очень чер­нокожий джентльмен. Впрочем, особенно удивляться ему было некогда, и носильщик, недоуменно пожав плечами, покатил груженную чемоданами тележку к дверям терминала.

– Вперед, ребята! – позвала Мишель. – Первый класс. Рейс триста двадцать один.

– Первый класс? – на ходу переспросила Джада. – Мишель, я не могу себе этого позволить! Признайся, ты постаралась? Если уж тебе деньги некуда было девать, луч­ше бы наличными дала, я бы нашла им лучшее…

– Ради бога, Джада, успокойся. Все страшное позади. Если Клинтон не появится здесь перед самым вылетом, а Энджи, наоборот, успеет – считай, дело в шляпе. Иди бе­седуй с таможней, и двинем в зал.

В зале ожидания дети сразу бросились к киоскам с кон­фетами, сувенирами и игрушками; Сэмюэль, подхватив на руки Шерили, пошел за ними, а Джада повернулась к Ми­шель.

– Ну? – она вопросительно повела бровью. – Не же­лаешь объяснить, что происходит?

– А что происходит? Все под контролем, как я уже ска­зала. Ты сама знаешь, что на Кайманах вы будете в боль­шей безопасности, чем на Барбадосе. Сэмюэль взял на себя одну сторону вопроса – юридическую. А я другую.

– То есть?

– Финансовую.

– Но я не могу себе позволить жить на Кайманах! – упрямо повторила Джада. – Что за шутки?!

Мишель рассмеялась.

Энджи гнала «Вольво» на бешеной скорости. При по­вороте на Меррит-паркуэй ей казалось, что она заметила машину Клинтона. Впрочем, наверняка бы не сказать. Поразительное дело – Энджи вовсю наслаждалась отведен­ной ей ролью подсадной утки, а сейчас, в кудрявом черном парике, солнечных очках Джады и ее же пальто, она как раз и изображала из себя дичь для гончей по кличке Клин­тон.

Подгоняемая зудящим чувством опасности, она до упора вжала педаль газа, хотя именно район Меррит всегда кишел копами со штрафными квитанциями за превыше­ние скорости. Энджи бросила тревожный взгляд на часы. Кровь из носу – нужно вовремя пригнать на стоянку аэро­порта «Вольво» с багажником, набитым вещами Мишель, и успеть попрощаться с улетающей Джадой.

Не верится, что Джада навсегда покидает страну… Энджи было очень грустно, и все-таки она радовалась за подругу. Мишель и Джада были правы – система правосу­дия их обманула, заставив преступить закон. Как адвокат, Энджи не могла сочувствовать преступлениям, но как че­ловек была всей душой на стороне двух отчаявшихся жен­щин. Пожар в доме Джады стал для нее испытанием на верность и на прочность.

Вывернув на стоянку недалеко от входа в «Америкэн Эрлайнс», Энджи сорвала парик, очки и пальто Джады, наскоро стерла салфеткой темный грим и бегом бросилась к терминалу. До объявления посадки на рейс Джады оста­валось двадцать минут. Проскочив громадный гулкий холл терминала, она прошла детектор и оказалась в зале ожида­ния, где – слава богу! – ее взгляд моментально наткнулся на Мишель и Джаду в окружении рьяно жующих детей.

– Ура, девочки! – Энджи бросилась на шею сначала Джаде, потом Мишель. – Дело сделано!

Мишель настороженно оглянулась по сторонам:

– Он за тобой не гнался?

– Думаю, попробовал. Сначала. Но потом упустил. Энджи протянула ключи от «Вольво» Джаде, а та тут же передала их Мишель.

– Держи. Убей меня – не пойму, как можно проме­нять «Лексус» на «Вольво».

– Новая жизнь – новая, хотя и старая машина, – от­ветила Мишель. – И вообще… все ты прекрасно понима­ешь! Мне ничего не нужно от Фрэнка. – Выудив из карма­на ключи от своей машины, она сунула их в руку Энджи. – Вот. Это тебе.

– «Лексус»?! И речи быть не может, Мишель! Я не могу принять подарок за сорок тысяч долларов.

Мишель пожала плечами:

– Со всеми прибамбасами – восемьдесят тысяч. Ну и что? Плохо оплачиваемому, по горло заваленному делами адвокату и будущей маме такое транспортное средство пригодится. На твоей колымаге даже до роддома не до­едешь. – Мишель вновь повернулась к Джаде: – Я ждала появления Энджи, чтобы передать тебе вот это. – Она рас­крыла матерчатую сумку, с которой не расставалась с тех пор, как вышла из машины. – Здесь объяснение тому, по­чему ты летишь на Кайманы.

Взглянув на перевязанные крест-накрест тугие пачки в оберточной бумаге, Джада вопросительно вскинула брови.

– Что это?

– Не видишь, что ли? Деньги! – воскликнула Ми­шель. – Бумажки такие хрустящие. В большом количест­ве. Пересчитаешь в самолете. Сэмюэль утверждает, что на таможне с ними проблем не будет: Кайманы для того и су­ществуют, чтобы туда стекались большие деньги. Не пы­тайся всучить их обратно, пустой номер. Для меня это тот же «Лексус» – я не желаю иметь с ними ничего общего. Считай, подруга, ты меня выручаешь. Купи для себя и ребят хороший дом. Без недоделок.

Несколько мгновений Джада стояла молча, а потом слезы заструились по ее щекам.

– Я и мечтать не могла о таких подругах! А теперь, когда вы у меня есть, должна уехать навсегда…

«Объявляется посадка на рейс триста двадцать один до Каймановых островов. Пассажиров первого класса просят пройти к выходу номер один», – произнес динамик мело­дичным женским голосом.

– Наш, мамочка! – нетерпеливо выкрикнула Шавонна. – Пойдем!

– Господи, я не могу! – простонала Джада. Энджи погладила ее по руке.

– Боишься? Не надо. Почему-то мне кажется, что все будет в порядке. Доберешься, устроишься, родителей по­зовешь помочь. Да и на Сэмюэля, кажется, вполне можно положиться.

– Нет, дело не в этом. Я больше не боюсь. Просто… не могу бросить вас здесь одних.

– Ну а мы так запросто тебя бросим! – заявила Ми­шель. – Сейчас я запрыгну в твой фургон и двину отсюда. Меня ждут великие дела в фирме «Золушка»! – Бросив лу­кавый взгляд на Энджи, она улыбнулась: – Да и Энджи уже ждет не дождется, когда мы освободим квартиру, чтобы было где спать с Майклом.

– Угу, – поддакнула Джада. – Вот везунчик наша Энджи! Даже незапланированная беременность ей не гро­зит.

– Кстати, у нас для тебя сюрприз, от которого восторг Майкла запросто может поостыть, – улыбнулась Мишель и протянула Энджи плоский, тщательно заклеенный пакет.

– Что еще за сюрприз? Вы и так уже осыпали меня по­дарками.

– От этого ты не откажешься, подруга, – хмыкнув, по­обещала Джада.

Разорвав плотную бумагу, Энджи обнаружила внутри рамку с фотографией, от которой у нее перехватило дыхание: с глянцевого прямоугольника прямо на нее смотрели сияющие Джада и Мишель в том самом, марблхедском, сек­суальном белье.

– Мама родная! Как вам это удалось? Кто же снимал?

– «Полароид». Пристроила на тумбочке – и все дела. Энджи не могла оторвать глаз от портрета.

– В жизни не получала подарка лучше, девочки! – воскликнула она и вдруг залилась краской, спешно спря­тав снимок за спину: к ним подошел Сэмюэль.

– Боюсь, пора прощаться. – Он посмотрел на Джаду. – Если хочешь, я заберу детей. Мы подождем тебя у выхода.

– Спасибо. Я приду через пару минут.

– Будешь с ним спать? – невинно поинтересовалась Мишель, проводив взглядом Сэмюэля.

Джада в шоке округлила глаза:

– Да я его едва знаю!

– А при чем тут это? Я спала с Фрэнком четырнадцать лет, но так и не узнала.

– Тебе пора, Джада, – вздохнула Энджи.

– Послушайте, девочки, я вряд ли еще когда-нибудь здесь появлюсь, но вам-то ничто не мешает отдохнуть на Кайманах, верно? Не будем прощаться. Во всяком случае, не навсегда.

– Шутишь? – изумилась Энджи. – Какое там навсег­да! Вот рожу – и сразу к тебе.

– Сделай одолжение, приглядись, не найдется ли на Кайманах работа для Золушки? Уверена, там пруд пруди богачей, которым лень сметать с себя морской песок.

«Заканчивается посадка на рейс…» Джада со слезами на глазах по очереди обняла Энджи и Мишель.

– Пора. Просто не знаю, что бы я без вас делала, де­вочки! Спасибо вам обеим. И Майклу.

Подойдя к Сэмюэлю, Джада взяла Шерили на руки, кивнула старшим, и они гуськом двинулись к выходу на посадку. Энджи, Мишель и Фрэнки с Дженной закричали и замахали руками.

У самых дверей Джада оглянулась в последний раз.

* * *

Не прошло и часа, как Мишель на «Вольво» добралась до Уэстчестера. Дорога была свободна, машина вела себя прекрасно. Мишель не жалела о роскошном «Лексусе»; сев за руль «Вольво», она словно встретилась со старым дру­гом. На заднем сиденье мирно дремали ее дети.

По дороге Мишель думала о том, что их всех ждет впе­реди. Жилье она уже сняла – простенькое небольшое ранчо всего лишь с половиной акра земли, зато с мебелью и всем необходимым. О продаже прежнего дома сейчас не­чего было и думать: если Фрэнка признают виновным, все его имущество будет конфисковано. Неважно. У нее есть машина, крыша над головой, работа и – главное – дети!

Мишель и не заметила, как замурлыкала себе под нос незамысловатую песенку, которую слышала еще от бабуш­ки. Когда она в последний раз пела? Так давно, что и не вспомнишь. Мишель улыбнулась и запела в полный голос. Сначала Фрэнки своим тоненьким голоском, а потом и Дженна подхватили бесхитростную мелодию. Мишель мчалась вперед, изредка поглядывая в зеркальце и улыба­ясь сияющим детским лицам.

Джада на миг приникла к иллюминатору – Сэмюэль настоял, чтобы она заняла место у окна. Как только само­лет набрал высоту, взрослым пассажирам первого класса предложили шампанское, а детям соки на выбор. За на­питками последовал великолепный обед, а только что по­дали мороженое с горячим шоколадом и свежеиспеченны­ми пирожными. Джада летела в фешенебельном салоне в первый и, видимо, в последний раз в жизни – и наслажда­лась роскошью. Внизу, на бирюзовой поверхности океана, возникла россыпь неизвестных ей островов.

Что ее ждет на Кайманах? Сэмюэль уже рассказал ей о звонке Мишель, и она знала, что в полотняной сумке у нее на коленях находится четыреста восемьдесят две тысячи долларов. Знала, но не могла поверить.

– Неужели они все мои? – в который раз спросила она Сэмюэля. – И я могу ими пользоваться?

– Конечно. Кайманы не слишком гостеприимны для бедных, а с такой суммой, да еще и с новой работой волно­ваться не о чем.

– Новой работой? Какой новой работой?

– Я ведь говорил, что на Кайманах множество банков. Признаться, я позволил себе послать твое резюме в три самых крупных. Предложение «Айлэнд Бэнк», на мой взгляд, наиболее интересно. С финансовой стороны в том числе.

Джада откинулась на спинку роскошного кресла. Гос­поди, как же все это получилось? Выходит, нужно лишь прислушиваться к советам родителей и подруг, чтобы счастье само пришло к тебе в руки? Выходит, что так…

Она повернула голову к Сэмюэлю:

– Спасибо тебе. Большое спасибо за помощь. Сэмюэль Дамфрис улыбнулся:

– Всегда рад.

Энджи попыталась представить, каково будет вернуть­ся в опустевшую квартиру, и решила, что, наверное, умрет от тоски. Она включила на полную громкость магнитофон в «Лексусе» и со вздохом утопила педаль газа.

Квартира, однако, встретила ее отнюдь не пустотой.

– Мы решили, что чье-нибудь общество тебе сегодня не помешает, – объяснила Натали и чмокнула дочь в щеку.

Энтони в уголке дивана читал «Уолл-стрит джорнэл». Увидев дочь, он улыбнулся и помахал ей.

– Какие же вы молодцы! – воскликнула Энджи. Она и в самом деле была очень рада компании. Войти в пустую, безмолвную квартиру, провести целый вечер в одиночест­ве… Подумать страшно!

Сюрпризы тем временем продолжались. Натали под­толкнула дочь к двери во вторую спальню – ту, что еще вчера занимала Мишель с детьми. Теперь здесь самым загадочным образом возникло детское царство: колыбелька, пеленальныи столик, кресло-качалка, груды мягких зверу­шек и крохотных вещичек.

– Это все в подарок от Джады и Мишель, – сказала Натали.

– Не совсем! – раздался сзади голос, и Энджи, повер­нувшись, обнаружила Майкла с плоскогубцами в руках. – Кресло-качалка от меня. А вот это… – он протянул ей конверт, – они просили вручить тебе лично.

Дорогая Энджи!

Если ты читаешь это письмо, значит, наш план удался, мы остались на свободе, костюмчики в полоску – не для нас.

Без тебя мы никогда не справились бы (как и ты без нас). Посовещавшись, мы пришли к выводу, что лучшей подруги у нас никогда не было. Мы тебя обожаем, Энджи!

Думаешь, теперь ты осталась одна? И не надейся! Ми­шель заранее предлагает услуги бесплатной няньки и торже­ственно клянется посещать с тобой все предродовые заня­тия (если, конечно, это место не будет занято Майклом. Подозреваем, что такое вполне возможно). Джада обеспе­чит проведение всех рождественских праздников и летних каникул на Кайманах – тебе и твоему малышу до его совер­шеннолетия.

Мы тебя очень любим.

Джада.

Мишель.

Энджи, улыбаясь, взглянула на Майкла и вдруг поняла, что счастлива впервые за долгие месяцы. Рядом с ней были ее родители и этот смешной, добродушный, такой надежный человек. Теперь она могла наконец без страха смот­реть в будущее.