Я понимала, что ничего не понимаю. Это ощущение не покидало весь день после свадьбы и всю ночь.
Наверное, если бы нам с Никитой пришлось провести в отеле еще день-другой, моя крыша с веселым свистом уехала бы куда подальше.
К счастью, пытка близостью закончилась утром. После завтрака начальник службы безопасности, Сан Саныч, лично приехал в отель и увез нас с Никитой в загородный поселок. По приезде Никита тут же отправился в свой дом. А я прямо в гостиной устало рухнула на диван.
Все, чего хотелось – лежать и не двигаться. В идеале – еще и не думать. Не шевелить извилинами и ничего не анализировать. Но познать дзен мне так и не удалось.
Через пять минут после приезда в дом вошел Сан Саныч. Молча посмотрел на меня своими глазами-рентгенами и, вздохнув, ушел. А потом с воплем «Как прошла ночь?!» влетела Наташа.
Наверное, это было какое-то наказание свыше! За то, что этой ночью подсматривала за спящим Никитой, или за то, что фантазировала о запрещенном.
– Лера, я не уйду! Даже не смотри на меня так!
Подруга, видимо, на лбу у меня прочла все, что я думаю о ее визите.
– И молчать я тоже не буду! Забудь эту идею!
Наташа швырнула свою сумочку в дальнее кресло и с телефоном устроилась на ковре возле моего дивана.
– Ты с Лаевским сегодня во всех известных блогах и журналах. А заголовки какие! Закачаешься! – Она разблокировала телефон и начала читать вслух: – «Молодожены месяца. Влюбленные и красивые». «Наследница банковской империи и самый известный адвокат Москвы», «Поцелуй, который войдет в историю Питера»… – Наташа, как веером, помахала себе телефоном. – Мне только от одних названий жарко. А как вспомню вас…
– Тогда остывай. А я пока можно немного посплю?
Я взяла первую попавшуюся под руку декоративную подушку и как щитом укрыла ею голову.
– Ночь была настолько бурной? – Бульдозер по имени «Наташа», словно регбист мяч, отобрала мою подушку и прижала к своей груди.
– Так брачная! Ты же сама говорила, что спать не положено. Вот!
– Я много чего говорила. Обязанности лучшей подруги, они такие… – Наташа выпрямилась и, повернув мою голову, заставила посмотреть себе в глаза.
Наверное, так же смотрят прокуроры на допросе. Сурово, недоверчиво и долго. Будто буравят взглядом черепную коробку и докапываются до мозга.
От напряжения даже затылок зачесался. Но руку поднести, чтобы почесать, я не успела.
– Лерка, скажи честно, ты у нас все еще девушка? – Наташа удивленно, совсем как прошлый Демон, наклонила голову набок и плотно сжала губы.
Точно прокурор. А еще детектор лжи. Ходячий!
– Я…
Врать не хотелось совсем. Перед свадьбой наглости еще хватало, помнила предупреждения Никиты. А сейчас… после тяжелой ночи язык не поворачивался. Ясно было заранее: все равно не поверит.
– Только не пытайся мне соврать. – Наташа поднялась с пола и села рядом со мной на диван. – Я тебя без гинекологического кресла насквозь вижу.
– Наташ…
Я облизнула губы. Нужно было как-то начать. Или врать, или уже сознаваться. Возможно, во всем.
– М-да… – Уставившись в пол, подруга подперла голову руками.
Сейчас с нее можно было лепить женскую версию роденовского «Мыслителя». Даже выражение лица оказалось похожим.
– Я думала, что у меня с Пановым все сложно… – куда-то в космос протянула она. – Но, похоже, у тебя ситуация еще хлеще.
Я еще не понимала до конца, к каким Наташа пришла выводам, но с плеч словно булыжник упал.
– Папа говорил, что твои акционеры вместе с этим Буркиным… Бурёнкиным… или как там его, удавятся от «радости», когда узнают о браке с Никитой. Но я не думала, что именно ради этого ты идешь в ЗАГС.
Вместо ответа я пожала плечами.
– А как же твоя к нему «большая и светлая»? – Наташа подняла голову и не моргая посмотрела мне в глаза.
Даже не понять было, чего в этом взгляде больше: сочувствия или боли.
– А что с ней станется?..
Я не плакала на свадьбе. Не пустила ни одной слезы после нее в отеле. А сейчас глаза сами наполнились соленой влагой и переносицу обожгло болью.
– Не первый год, – растерянно развела руками. – Может, это уже диагноз. Может, я привыкла.
Еще несколько минут назад, до прихода Наташи, хотелось уснуть, чтобы ничего не вспоминать и не чувствовать, а сейчас изнутри рвалась целая волна. Будто плотина разрушилась. Дамбу взорвали.
– О боже, Лера!
Наташу просить не пришлось. Она сама обхватила меня руками, прижала к своей груди и, как маленькую, начала гладить по спине.
– Вот ты «счастливая». Бедная моя. Хорошая…
– Он тоже не хотел, – захлебываясь слезами, начала оправдываться я. – Пришлось решиться после больницы… Ни у меня, ни у Никиты не было другого выхода.
– Солнце ты мое. Это ж надо было так вляпаться.
– Так нужно. На год. Не до-о-ольше…
Слезы текли уже двумя ручьями. Я не пыталась сопротивляться самой себе. Не изображала сильную и гордую. Вместо борьбы вспоминала каждое прикосновение Никиты. В загсе, в ресторане, в отеле. Его почти черные глаза в зеркале, когда помогал мне расстегивать свадебное платье. Глубокие, как у мученика с иконы, морщины между бровей, когда нам привозили деликатесы. Изможденный вид утром.
И выла. Навзрыд. Как не выла даже по приемным родителям.
– И ему, конечно, все это тоже тяжело, – почему-то произнесла Наташа.
– Он все еще жену любит. Я уверена, – вырвалось у меня с новой порцией сырости.
– Да… Несчастный. – Наташины руки на моей спине вдруг остановились. – Только во время «первого поцелуя» чуть девственности тебя прямо на виду у гостей не лишил.
Вместо сочувствия в ее голосе зазвучала ирония. А вместо печали в глазах зажглись знакомые мне опасные огоньки.
От неожиданности я даже плакать перестала. Слезы будто сами резко высохли.
– Что ты имеешь в виду? – спросила осипшим голосом.
– Знаешь, Лера, лучше бы ты все эти годы не орла своего ждала, а ходила на свидания и набиралась опыта. Тогда сама бы поняла всё.
– Наташа, ты можешь прямо сказать? На что ты намекаешь?
Плакать мне уже не хотелось, но вот ладони начали дрожать. Тело будто первым догадалось, о чем речь и какой будет вывод.
– Лер, да твоего Лаевского прямо в загсе чуть Кондратий от желания не хватил. У него уши дымились! – Подруга тряхнула головой. – Если у кого и были сомнения, что у вас все по-настоящему, после этого секса рот в рот и мысли не осталось! Я вообще была уверена, что ты ходить сегодня не сможешь. Как последняя дура, спешила. Мази тебе везла обезболивающие. Все, что было в аптеке возле дома, скупила.
Она взглядом указала на сумочку. И снова притянула меня к себе. Сжала осторожно, как фарфоровую куклу.
– Ты бы видела вас со стороны, – произнесла Наташа с нервным смешком.
– Мы были похожи на настоящих?
Мои сомнения усилились во много раз. Все прикосновения и реакции Никиты стали выглядеть иначе. Поверить, что его тянуло ко мне, пока еще было сложно. Но глубоко в душе, там, где с утра все клокотало от непонимания, сейчас стало тихо.
– Лер… – Наташа с едва заметной улыбкой посмотрела на меня. – Такие взгляды даже в фильмах для взрослых не каждый актер сыграет.
– Ты шутишь! – пришел мой черед улыбаться.
– Если он врал, то он гениальнее Макконахи и Ди Каприо вместе взятых! – Наташа закатила глаза. – Да простит меня великий и шикарный Кевин Костнер! Но даже он нервно пыхтит в сторонке в сравнении с твоим мужем.
Все три дня после свадьбы я был завален даже не по горло, а по брови.
Окончательно поняв, как сильно недооценили нас с Лерой, акционеры начали лезть вон из кожи, придумывая разные схемы.
За день я получал на электронный адрес жены по пять сообщений задним числом. Это были и уведомления о проведении собраний, и приказы Биркина, которые канцелярия якобы забыла выслать раньше, и досудебные претензии с очень странными суммами.
Чтобы отбиться от этого бардака и не дать акционерам протолкнуть втихаря какое-нибудь решение, мы с Пашей вкалывали вдвоем и еще периодически скидывали документы своим помощникам в московский офис.
В таком диком графике не удавалось нормально поесть или поспать. Я, как робот, отключался, стоило положить голову на подушку. И включался уже с четким планом на день, расписанным поминутно.
Нельзя было сказать, что такой аврал случился у меня впервые. За десять лет насыщенной адвокатской практики было всякое. Но когда наступила пятница и моя секретарша привезла чемодан вещей для свадебного путешествия, я вымотался до такой степени, что даже не стал проверять содержимое.
– Ты смотри, ваши три дня легко можно продлить и на неделю, и на две, – вставил своих пять копеек Паша, когда за секретаршей закрылась дверь.
– Конечно, твоими молитвами. – Я снова уткнулся в документы. До перелета нужно было успеть решить еще слишком много дел.
– В молитвах я не спец. Но с агентством поговорил. Они придержат номер за вами.
– Твое бы ораторское искусство да на благое дело! – Я передвинул Паше стопку последних аудиторских заключений. – Узнать, например, у этих умников, как они пропустили дыры в отчетах по инвентаризации.
– Можно было просто сказать спасибо. – Паша оскалился на все тридцать два зуба.
– Рыбкам на островах обязательно скажу. А тебе заниматься нашим путешествием было необязательно.
– Ну и характер у тебя, Никита! С каждым месяцем всё хуже и хуже. И спасаться, главное, не хочешь.
Покачав головой, друг забрал заключения. Взвесил стопку в руках и с тихим вздохом принялся за работу. Больше без комментариев, без ценных указаний и непрошеной заботы.
От Пашиных намеков я немного устал еще перед свадьбой. Сейчас и реагировать на них не хотелось. Домик на островах был большим. При желании там получилось бы разместить половину компании. С интернетом проблем тоже быть не должно было. А с Лерой…
После брачной ночи я ощущал себя полным болваном. С ней нужно было поговорить еще тогда. Как-то смириться с собственной реакцией на девчонку. Отмокнуть под ледяным душем и расставить все точки над «i».
Контракт – значит контракт.
Без отношений – значит без отношений.
В некоторых вещах можно позволить себе деликатность. В других – любая осторожность способна привести к тяжелым последствиям.
Благодаря Алине теперь я очень хорошо знал, что такое настоящие чувства и как от них может быть больно. Кроме желания, мне нечего было предложить двадцатидвухлетней девушке. Я не помнил, как водить таких на свидания. Не представлял, о чем с ними говорить, что их может интересовать и чем их баловать.
Наши с Лерой жизненные биоритмы отставали не на год или два, а, казалось, на вечность. Я уже успел всё испробовать, заработать чувство вины размером с два участка земли на кладбище и от всего устать. Усохнуть, как говорил Паша. А Лера пока ничего не видела и не чувствовала толком.
К тому же существовало еще одно но. Оно не бросалось в глаза сразу, не лежало на поверхности. Но было главным.
Молодая, восторженная Лера не знала на самом деле ни меня, ни настоящей заботы и любви. Мы просто несколько раз фатально совпали. Дурацкий набор для рисования, одна короткая ночь перед камином…
В сравнении с ее приемными родителями я, вероятно, смотрелся героем. Рыцарем в сияющих доспехах. Тем, в кого легко влюбиться.
Возможно, у Леры даже не было выбора. Ее невеселое детство и юность под колпаком Муратовых и Сан Саныча, которые контролировали каждый шаг и каждый вздох, создали идеальную почву для слепой влюбленности.
На расстоянии, наверное, так можно было любить годами. Придуманные чувства сложно остудить. Идеальный мужчина не портит жизнь. Он не приходит домой уставшим в хлам, не способным ни слушать, ни разговаривать. Он не психует и не злится, когда у него проблемы. И никогда не срывается… на пустом, казалось бы, месте. Просто потому, что его собственные черти развели на душе слишком большой огонь.
Но вблизи фальшивые герои не живут долго. Со временем Лера сама устала бы от меня и от борьбы с моим графиком. Она захотела бы прожить свою молодость ярко, а не в четырех стенах с редкими выходами в свет. Рано или поздно ее влюбленность переросла бы в вину, обиду или что-то еще.
Единственное хорошее, что я мог для нее сделать – отпустить пораньше. Не цеплять своим желанием и не давать надежд.
В Москве ждала работа… море работы, в котором не было ни места, ни времени, ни сил на новые отношения. А в Питере Леру ждала учеба и много нового. Без якорей в виде покрытой плесенью «первой любви». И без обязательств.
Осталось только не наломать дров за трехдневное путешествие и не повторить эпических ошибок первой брачной ночи.
Сейчас, после аврала на работе, это казалось просто. Рядом никто не соблазнял молодым красивым телом, и свое тело желало только кофе и сна. Я был привычным самому себе сухарем, занудой и свято верил, что теперь, после первого блина, который всегда комом, справлюсь.
Смотрел на путешествие как на очередной рабочий проект. И ничего не чувствовал…