Глава 6


Конь хрипел и задыхался под всадником, нещадно понукавшим его. Полы дорожного плаща запылились, во всей фигуре человека читалась усталость, но он продолжал гнать лошадь.

Впереди показалась крепость. Старая и обветшалая, она была как угасающая свеча, на конце фитиля которой ещё теплилось пламя. Серые стены покрылись мхом и лишайником, черепица на башнях тускло сверкала в лучах заходящего солнца. Западная башня покосилась, угрожающе накренившись вниз.

Вот-вот начнут поднимать мост. Всадник пришпоривает коня ещё сильнее и тот, как стрела, над которой только что тренькнула тетива, несётся вперед.

Уже скрипели старые, давно не смазанные цепи, когда копыта скакуна прогрохотали по деревянному настилу.

Всадник проскакал черед двор крепости и спешился у конюшни. Перебросив поводья подоспевшему мальчишке, человек одернул капюшон и поспешил к двери на заднем дворе, что вела внутрь замка.

Войдя, свернул в боковой коридор, а после – открыл неприметную дверь. Неслышно притворил её и откинул капюшон.

Сняв пропылившийся плащ, Ксения пообещала себе, что обязательно попросит прачку выстирать его. Не сейчас, чуть позже.

Оглядевшись, она уверенно подошла к стене и нажала известную лишь ей одной комбинацию. Скрипнул старый шкаф в углу. Ксения открыла дверцу и увидела, как нехотя задняя стенка отошла в сторону. Чихнув от пыли, она пробралась внутрь и заставила стенку вернуться на место.

Пробираясь и протискиваясь по тайным ходам крепости, Ксения прокручивала в голове разговор с дядей, бароном Старицким.

– Нет уж, Ксения. Мы с твоим отцом в одно время славно повздорили, и я поклялся, что не подам ему руки, что бы ни случилось. Так что, chérie14, извиняй, как говорится. Раньше батюшке твоему думать нужно было!

Таким образом, помощи от дядьки не дождаться.

Оказавшись перед обветшалой дверью, она налегла на неё плечом и вставила ключ в замочную скважину. С третьей попытки он повернулся, и дверь заскрипела петлями.

Попав в дальнее крыло, она прошла через залу. Когда-то прекрасная, она теперь могла блеснуть лишь остатками былой роскоши. Запылились некогда сверкавшие люстры, зеркала потускнели, а паркет скрипел под ногами.

Выглянув на улицу, Ксения быстро перешла к флигелю, стоявшему близко к крепостной стене.

Взбежала по маленькой лестнице, дёрнула верёвку колокольчика и прислонилась к перилам. Сказывались ночь и день в седле – спать хотелось неимоверно. Болела спина и колени, но она старалась не подавать виду.

– Ксения! Вернулись, матушка-графиня! – Дверь флигелька распахнулась, и на пороге показался старичок. Сухонький и маленький, он радостно улыбался и вытирал платочком слезящиеся глаза, выцветшие от старости.

– Вернулась, дядька Петрим, вернулась. Как ты? Спина не мучает?

– Не мучает, матушка, твоими стараниями. Как ту мазь заморскую привезла, так сразу как рукой сняло.

– Хорошо…

– Ты лучше расскажи, – старичок посерьёзнел, – что там, в столице? Дядька? Не стой на пороге, проходи.

Ксения прошла внутрь, сняла сапоги и устало присела на табурет.

– Плохо всё, дядь Петрим. Никто помочь не сможет, дядька обиду на отца держит, что того крепость выбрала, меня знать не хочет. Помощи от него не дождёмся.

– Да уж, Ксения Васильна, новости нерадостные… Управляющего тебе нужно, грамотного. Сама нанять – не наймёшь, проходимцев-то полно… А родственнички все вон как.

– Эх, дядь Петрим, что же делать?

– Не знаю, матушка, что и подсказать. Мужики в крепости буйные – головы лихие, просто так слушать не станут. Да и меня тоже не любят – колдуном почитают, сама знаешь. Отец твой как помер, царствие ему небесное, так и от рук отбились все.

– Знаю, дядька, знаю. Был бы у отца сын…

– Ну, на себя тоже наговаривать грех. Отец твой, покойный Василь Гаврилыч, как тебя уж любил. Души не чаял!

– Да только крепость на меня оставить не получилось. Выматывает дух меня, дядька, гнетёт. А без него – недели не протяну.

– Ситуёвина у нас, Ксения Васильна. Ну, ничего-ничего, вот погодь немного. Глядишь, вернётся с похода заморского Антип, так ужо и крестьян приструнит. И ты спокойнее, привольнее вздохнёшь, и разберёмся во всём. Потерпеть немного нужно.

– Потерпим, дядь Петрим. Главное, буйны головы сдерживать до поры. А то как пойдёт гулять бунт народный, так словами не отделаемся. Потому и говорю, был бы у отца сын… Будь хоть три образования у меня, хоть десять – а слушать никто не хочет.

– Ладно, матушка, не горюй. Где наша не пропадала! Ты вот ещё что скажи, видела машины свои в столице?

– Не видела, дядька, а вот с человеком умным говорила. Кнесь Александр мне пару принципов объяснил, теперь, может, работа сдвинется. Жалко, с папой не посоветоваться…

В глазах молодой девушки сверкнули слёзы, и она быстро утёрла их рукавом дорожного костюма. Не время раскисать. Тут, того и гляди, бунт будет. Как на пороховой бочке сидят – лишь бы не рвануло. Одна надежда – либо Антип, старый друг отца, живой вернётся, либо машину соберёт она – тогда уж точно к провинции их внимание столицы обратится. Тогда и бунта не будет – забоятся крестьяне. А пока лишь Бог им судья. До царя – далеко, до неба – высоко. А им здесь выстоять нужно.

Загрузка...