Сердце красавицы

ПРОЛОГ

Как шейху попросить об услуге?

В дворцовом дворике шейх Шариф Фер сорвал полураскрывшийся бутон розы и положил на ладонь. В его жаркой стране, расположенной среди пустынь, выращивать розы было делом нелегким, что только добавляло красоты и уникальности этим цветам.

Так как же шейху попросить о помощи? Как получить то, что ему необходимо?

Осторожно, ответил он сам себе, поглаживая темные лепестки, которые на фоне его бронзовой кожи казались розовыми. Очень осторожно.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Низкие каблуки очень практичных туфель Джеслин Хитон весело цокали по коридору школы. Был последний день школьный занятий. Ученики уже разошлись по домам, и единственное, что ей оставалось сделать, это закрыть класс на лето.

— Вы поедете куда-нибудь на каникулы, мисс Хитон? — окликнул ее мальчишеский голос.

— Аарон, ты еще здесь? — изумилась она. — Ведь занятия уже давно закончились.

— Да, я кое-что забыл, вот и вернулся. — Веснушчатое лицо покраснело. Когда Аарон достал из рюкзака небольшой сверток, перевязанный фиолетовой шелковой лентой, то раскраснелся еще сильнее. — Это вам. Мама выбирала. Но идея была моя.

— Подарок? — Джеслин перехватила свои бумаги поудобнее и взяла белый сверток. — Как мило, — растроганно произнесла она. — Но совершенно необязательно. Мы ведь увидимся на следующий год.

— Нет. — Аарон снова закинул рюкзак на спину. Плечи его поникли. — Этим летом мы переезжаем. Отца возвращают в Штаты. Может быть, в этот раз насовсем.

Джеслин не была удивлена. Последние шесть лет она работала в государственной школе в Объединенных Арабских Эмиратах, и за это время немало ее учеников покинули школу, потому что их родителей переводили на работу в другую страну.

— Жаль, что я больше тебя не увижу, — искренне сказала она.

Аарон сосредоточенно кивнул и засунул руки в карманы.

— Может, вы скажете об этом ребятам из моего класса и попросите их написать мне по электронной почте? — Голос его дрогнул.

— Думаю, твои друзья обязательно напишут тебе сами, — улыбнулась она, хотя ее затопила волна жалости. Как часто приходилось этим ребятам менять страну, обычаи, школы, друзей. Только одно оставалось постоянным в их жизни — переезд. — Но я обещаю, что передам твою просьбу.

Кивнув, Аарон повернулся и зашагал по пустынному коридору школы. Джеслин провожала взглядом его удаляющуюся худенькую фигурку, пока он не скрылся из виду. Вздохнув, она открыла пустой класс.

Невероятно, как быстро пролетел еще один год, а у нее такое чувство, будто она только вчера аккуратно заполняла классный журнал или раздавала результаты тестов. Теперь ее ждут два месяца каникул, но прежде нужно привести класс в порядок — единственное, что она в своей работе не любила.

Двадцать минут спустя капельки пота выступили у нее на шее, а платье цвета морской волны прилипло к спине. Выжимая тряпку, Джеслин услышала стук в дверь, а затем в класс вошла директор школы миссис Мэддокс.

— Мисс Хитон, к вам гость.

Джеслин подумала, что увидит кого-нибудь из родителей своего класса, неудовлетворенного оценкой за год своего чада, но ошиблась. Ее сердце вдруг екнуло, когда она увидела Шарифа Фера. Принца Шарифа Фера.

Она бессознательно сжала тряпку, и вода потекла по ее дрожащим пальцам. Джеслин не могла поверить в то, что увидит его здесь, но на пороге ее класса действительно стоял принц Фер — высокий, могущественный, неотразимый. Она впитывала его в себя, не в силах оторвать от него взгляд, а по ее телу пробегали волны то холода, то жара.

Миссис Мэддокс прочистила горло:

— Мисс Хитон, позвольте познакомить вас с самым щедрым из покровителей нашей школы. Его высочество…

— Шариф, — прошептала Джеслин, не сумев остановить себя.

— Джеслин, — слегка кивнул Шариф.

Услышав свое имя, произнесенное глубоким голосом, полным сдержанной силы, Джеслин вернулась в прошлое.

В последний раз они виделись, когда были такими молодыми… Тогда она только поступила в американскую школу в Лондоне, а этот потрясающе красивый арабский принц-бунтарь, носивший истершиеся джинсы, свободные кашемировые футболки и сандалии, сводил с ума всех девчонок. Сейчас Шариф был одет в традиционную мужскую одежду — длинную белую рубаху дишдаша. На голове его был повязан белый платок гутра, который держался благодаря черному шнуру игалю. Но пронзительные серые глаза и волевой подбородок без сомнения принадлежали Шарифу.

Обескураженная миссис Мэддокс перевела взгляд с Шарифа на Джеслин.

— Вы знакомы?

Знакомы? Она принадлежала ему, а он — ей. Их жизни сплелись в одну, и когда наступил разрыв, ее сердце было разбито.

— Мы… учились вместе, — выдавила из себя Джеслин и покраснела под изучающим взглядом Шарифа.

Они никак не могли учиться вместе, потому что Шариф был старше ее на шесть лет. В то время он работал в Лондоне и был успешным финансовым аналитиком. Они встречались два с половиной года, а затем она положила конец их отношениям, в глубине души надеясь, что он к ней вернется.

Спустя девять лет он к ней вернулся. Но почему? Что ему нужно? А в том, что ему от нее что-то нужно, Джеслин не сомневалась, иначе Шариф Фер не стоял бы сейчас на пороге ее классной комнаты.

— Мы учились в Англии, — добавила она, прилагая усилия, чтобы голос ее не выдал, как сильно она взволнована.

В жизни женщины встречаются мужчины, с которыми можно остаться друзьями после близких отношений или забыть о них после окончания романа. Но есть те, которые меняют всю жизнь.

Шариф относился к последним.

Джеслин чувствовала растекающуюся в воздухе опасность, а ее нервы были напряжены до предела.

— Как тесен мир, — протянула миссис Мэддокс.

— Да уж, — слегка склонив королевскую голову, согласился Шариф.

Джеслин снова безотчетно сжала уже сухую тряпку, гадая, что ему могло от нее понадобиться. Она по-прежнему преподает, ее жизнь проста и однообразна. За девять лет у нее даже прическа не изменилась — те же каштановые волосы до плеч. И в отличие от него она не вступала в брак, хотя мужчина, с которым она ходила на свидания пару лет назад, предлагал ей выйти за него замуж. Она отклонила его предложение, зная, что никогда не сможет полюбить другого мужчину, потому что всю свою любовь отдала Шарифу.

Джеслин положила тряпку в раковину и вытерла руки бумажным полотенцем.

— Так чем я могу быть тебе полезна?

— Думаю, мне лучше уйти, — мгновенно отреагировала директриса, вздохнув от разочарования. — Доброго дня, ваше высочество. Если я вам понадоблюсь, я буду у себя в кабинете.

Джеслин скорее услышала, чем увидела, как закрылась дверь класса, и еще острее ощутила присутствие Шарифа.

Она осталась с ним наедине.

Впервые после стольких лет.

— Садись, пожалуйста, — махнул Шариф рукой в направлении стола. — Тебе не обязательно стоять из-за меня.

Джеслин не была уверена, что ослабевшие ноги донесут ее до стула.

— Может, ты тоже сядешь?

— Все нормально. Я постою.

— Тогда и я тоже.

— Сядь, пожалуйста, — повторил Шариф. — Мне так будет комфортнее.

Его лицо не изменило своего выражения. Высказанная им вежливая просьба прозвучала как приказ, и Джеслин на миг оторопела. Раньше Шариф говорил иначе, и в его голосе никогда не слышалась властность человека, который даже мысли не допускает, что его могут ослушаться и ему придется повторять дважды.

Она пригляделась к нему внимательнее и заметила то, что ускользнуло от нее при первом взгляде. Черты его лица стали жестче. Высокие скулы сильнее выдавались на худом мужественном лице, тяжелая челюсть выдвинулась еще больше вперед.

Перед ней стоял уже не молодой человек, а мужчина в самом расцвете сил. И не просто мужчина, а один из самых могущественных людей на Среднем Востоке.

— Хорошо, — согласилась она севшим вдруг голосом, — я только закончу мыть доску.

— Ты моешь доску? Сама?

Джеслин пожала плечами.

— Чистота класса входит в мои обязанности.

— Я думал, этим занимается уборщица.

— На это у школы не хватает денег. — Джеслин преподавала здесь четыре года и уже не находила в этом ничего необычного, а ее класс был образцом чистоты и порядка. Она могла гордиться собой.

— И на нормальные кондиционеры, я полагаю, тоже, — сухо заметил Шариф, намекая на стоявшую в классе жару.

— Кондиционеры у нас есть, вот только мощности не хватает, — криво усмехнулась Джеслин, затем подошла к своему столу и села, надеясь, что ничем не выдала своего волнения. — Так вот зачем ты здесь? Составить список всего, в чем нуждается школа, и сделать щедрое пожертвование?

— Если ты мне поможешь, я буду рад вложить деньги в вашу школу, — последовал неожиданный ответ на ее шутку.

Значит, ему нужна ее помощь. Джеслин почему-то захлестнула легкая паника. Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох и выдох, и это помогло. В конце концов, чего она так всполошилась, увидев его сегодня? Их отношения остались далеко в прошлом, и она ему ничего не должна.

Джеслин взглянула на Шарифа, но, встретив его пристальный взгляд, вспыхнула и стала перебирать на столе бумаги.

— Какого рода помощь? — придав голосу деловой тон, спросила она.

— В том, что тебе удается лучше всего.

Он медленно подошел к ней, и от его близости мысли у нее стали путаться.

— Я учительница, — напомнила она.

— Именно. — Шариф остановился совсем близко, нависая над ней и приводя ее в трепет.

Неужели он всегда был таким высоким, а она об этом просто забыла?

— Как давно это было, — вырвалось у нее помимо воли.

— Девять лет, — тут же отреагировал Шариф.

— Девять, — повторила она и подняла голову, не в силах оторвать взгляд от красивого лица своего принца. Точнее, шейха, и совсем не ее… Девушка разгладила платье, с сожалением подумав, что оно не выглядит элегантным. Она и прежде не следила за модой, да и на зарплату учительницы особо не пошикуешь. — Так чем я могу быть тебе полезна после девяти лет?

— Тем, что ты учительница.

Джеслин почувствовала, как эмоции захлестывают ее. Это была странная смесь злости и горечи.

— Да, верно. А ты — шейх.

Серые глаза Шарифа держали ее в плену, но догадаться, о чем он думает, было невозможно.

— Ты могла стать моей королевой.

— Это жестокая шутка? Знаешь, а мне тогда было не до смеха, — борясь с охватившей ее волной гнева, бросила Джеслин, но оборвала себя, решив, что глупо ворошить прошлое. — Так чем я могу быть тебе полезна? — вернулась она к прежней теме их разговора.

— Я уже сказал об этом. Ты мне нужна как учительница.

— Спасибо, но у меня уже есть работа, — улыбка коснулась ее губ, но даже ей самой она показалась фальшивой.

Шариф оглядел класс, подмечая старые парты и стулья, покрытую царапинами доску.

— Похоже, не слишком оплачиваемая.

— Мне нравится.

— Может, ты согласишься, если я скажу, что работа только на лето?

— Это ничего не изменит. Мой ответ «нет».

— Почему?

Джеслин подумала о чудесных восьми с половиной неделях каникул, которые она проведет, загорая на песчаных пляжах Австралии, посещая музеи, театры и ресторанчики Сиднея, Мельбурна и Окленда, а затем встанет на горнолыжные склоны Новой Зеландии.

— Потому что я не могу, — смягчила она иную формулировку, вертевшуюся у нее на языке.

— Работа только до сентября, так что ты успеешь к началу учебного года, — продолжал настаивать Шариф. — Ты отвергаешь мое предложение, даже не подумав.

— У меня есть планы на лето, которые я не могу и не хочу менять даже ради тебя.

Глаза Шарифа стали холодными. Джеслин упрямо сжала губы. У нее есть законный отпуск, которым она намерена воспользоваться, и ей все равно, кто перед ней: шейх Сарка или королева Великобритании. Однако возвышающаяся над ней фигура мужчины внушала беспокойство и вместе с тем приводила ее в трепет. Возможно, поэтому она на короткое мгновение лишилась самообладания.

— Весьма польщена, что вы подумали обо мне, шейх Фер, но я не могу принять ваше предложение, — как можно вежливее сказала она.

— Я заплачу в два раза больше.

— Прекрати! — вспылила Джеслин, несмотря на все свои усилия оставаться спокойной. — Вопрос не в деньгах. Мне хватает моего заработка. Я не хочу, понимаешь? Просто не хочу работать в свой отпуск, — негромко, но четко повторила она. — Мне нужно отдохнуть. — Их отношения остались в далеком прошлом, и желания возобновлять их снова, даже на деловой основе, у нее не было. Она чувствовала, что Шариф что-то недоговаривает, но тратить свое лето на то, чтобы выяснить, почему у него вдруг возник интерес к ее профессиональной деятельности, в ее планы не входило. — Я уезжаю сегодня, — заявила она.

Его лицо ожесточилось, челюсти упрямо сжались.

— Ты сможешь поехать в отпуск на следующий год. Ты мне нужна.

Джеслин уставилась на него, не веря своим ушам.

— Вот это здорово. Я вдруг стала нужна шейху Феру, — со смешком сказала она.

Туча прошла по его лицу.

— Назови мне хотя бы одну причину, почему ты отказываешься даже подумать над моим предложением, — потребовал он.

— Я назову тебе три. Первая: учебный год только что закончился, и мне просто необходимо набраться новых сил и отдохнуть. Вторая: у меня запланировано путешествие в Австралию и Новую Зеландию, и оно уже оплачено. И третья, возможно, самая главная причина. Будучи однажды твоей подружкой, у меня нет желания…

Ее слова заглушил сигнал пожарной тревоги. Джеслин этого совсем не ожидала, поэтому на секунду растерялась, хотя во время учебных тревог действовала быстро и собранно, выводя класс из школы.

Дверь распахнулась, и показались двое мужчин. Это была охрана Шарифа — его телохранителей нельзя было спутать ни с кем. Один из них подошел к нему и произнес несколько фраз. Шариф кивнул и посмотрел на Джеслин.

— И часто у вас такое случается? — поинтересовался он.

Джеслин схватила свою сумочку и портфель и сдернула со стула блейзер.

— Нет. Думаю, это ложная тревога. Возможно, кто-то из учеников таким способом решил отметить окончание учебного года, но мы в любом случае должны выйти, пока не приедет пожарный инспектор.

В эту секунду с потолка на них хлынула вода вперемешку с пеной.

— Идем, — бросил Шариф, отбирая у Джеслин портфель.

Когда они быстрым шагом вышли из школы, во двор уже въезжали несколько пожарных машин, а другая половина охраны Шарифа — полдюжины человек — при виде своего господина подтянулась, готовая к любым неожиданностям.

Миссис Мэддокс нервно вышагивала у лестницы. Увидев Шарифа, она бросилась по ступенькам к нему навстречу.

— Ваше высочество, мне искренне жаль, что это случилось именно в ваш приезд. Вы промокли и…

— Мы все промокли, но от этого никто еще не растаял. Класс мисс Хитон полностью залит водой. То же самое в других классах?

— Наверное, да, — кивнула миссис Мэддокс. — Это новая противопожарная система. Мы установили ее только в этом году по рекомендации школьного совета, но уже успели убедиться, что она работает даже лучше, чем мы рассчитывали.

— Пусть уж пострадает мебель, чем ученики, — заметила Джеслин, забирая из рук Шарифа свой портфель. — За лето все можно исправить.

— Вы готовы поработать в свой отпуск, мисс Хитон? — осведомилась миссис Мэддокс. — Я думаю, нам бы понадобился кто-нибудь, кто бы следил за выполнением работ.

— Насколько я понял, у мисс Хитон есть планы на лето, — заметил Шариф и повернулся к Джеслин: — Я провожу тебя до машины.

— У меня нет машины. Я доберусь на такси.

— Но ведь у тебя есть права, — нахмурился он.

— Иметь свою машину — удовольствие дорогое и хлопотное. Я предпочитаю ездить на такси.

Джеслин любила страну, ставшую ей второй родиной. Может, Шарджа и не сравнится с Дубаи и его бурным ритмом жизни, возвышающимися небоскребами и островным раем, созданным человеческими руками, зато ему было присуще очарование небольшого, уютного городка. Джеслин любила гулять пешком по его бульварам в тени пальм или просто любоваться из окна такси красивыми историческими зданиями в центре.

— Тогда я отвезу тебя. — Шариф кивнул в сторону своей охраны, давая понять, что готов ехать.

Джеслин уже заметила лимузин и стоящие рядом с ним две черные машины, но покачала головой.

— Спасибо, но я поеду на такси. До свидания, Шариф. Мне пора, иначе из-за нашего бесполезного препирательства я опоздаю на самолет.

Она уходит.

Она снова от меня уходит.

Тело Шарифа напряженно застыло.

— И все же я отвезу тебя домой, — его губы сложились в улыбку, в которой было очень мало от цивилизованного человека.

Джеслин в упор посмотрела на него своими карими глазами, сверкающими от раздражения. Ее чувственный алый рот превратился в узкую полоску. Она чуть подалась к нему навстречу и тихо, чтобы только он мог ее слышать, отчетливо произнесла:

— Я не работаю на тебя, шейх Фер, и я не твоя подданная. У меня есть свобода выбора, и я буду делать то, что нравится мне.

Шариф нахмурился. Ему так давно никто не перечил, причем в столь категоричной форме, что он забыл, что такое вообще возможно. Его взгляд заскользил по нежному овалу ее лица, обрамленного темными волосами, маленькому, но решительному подбородку, который, с каким-то удивлением отметил про себя Шариф, раньше не казался ему столь решительным, даже упрямым.

…Он познакомился с ней в госпитале. Тогда Джеслин была вся перебинтована и убита горем, болезненно переживая потерю погибших в автокатастрофе его сестер, а затем, рядом с ним, потихоньку расцветала, пока он совсем не потерял голову от ее юной красоты.

Сейчас перед ним была совсем другая, повзрослевшая Джеслин.

— Я неприятен тебе, — с удивлением сказал Шариф, обуреваемый противоречивыми чувствами.

С одной стороны, его разозлило проявленное ею безразличие не только к его предложению, но и к нему самому, с другой — он был заинтригован произошедшей с ней переменой, гадая, что послужило тому причиной. За последние десять лет, проведенных в условиях мира и процветания небольшого государства на Среднем Востоке, правителем которого он являлся, редко случалось так, чтобы что-то могло заинтересовать его, тем более заинтриговать.

— Я бы сказала немного иначе. Я не доверяю тебе.

Он искренне изумился:

— Но почему?

Джеслин перебросила блейзер, с которого по-прежнему стекала вода, с одной руки на другую.

— Возможно, потому, что ты больше не Шариф, которого я знала. Сейчас я вижу перед собой шейха Фера. В нем очень мало от прежнего принца.

— Джеслин, — голос Шарифа неожиданно дрогнул, — я и не догадывался, что мог нечаянно чем-то тебя задеть. Я пришел просить тебя о помощи. Может, позволишь мне хотя бы все тебе объяснить?

— Сегодня вечером у меня самолет, и я хочу на него успеть.

— Но сначала ты меня выслушаешь? — сразу отреагировал Шариф, заметив перемену в ее голосе.

— Я не должна опоздать на самолет, — повторила она.

— Ты не опоздаешь, — убежденно сказал он. А пока позволь отвезти тебя домой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сообщив шоферу Шарифа свой адрес, Джеслин положила мокрые вещи на колени, стараясь не замечать сидящего рядом с ней мужчину. Несмотря на просторный салон, игнорировать Шарифа было невозможно. Так было всегда — стоило ему куда-нибудь прийти, как взгляды всех людей сразу обращались к нему.

Джеслин чувствовала тепло, исходившее от его тела, вдыхала запах, напоминавший ей о прошлом и вызывавший в памяти море воспоминаний, о которых она предпочла бы забыть, потому что они заставляли ее сердце сжиматься от боли и сожалений.

— Ты настолько мне не доверяешь, что отказываешься даже взглянуть на меня?

Джеслин не ответила. Да и что она могла сказать? Что все эти годы она сожалела о том, что совершила? Что была глупышкой, уйдя от него, втайне мечтая о том, что он прибежит к ней, умоляя вернуться, клянясь в своей любви?

— Разрыв — это всегда неприятно. Воспоминания о нем доставляют боль.

— Но мне кажется, ты счастлива. Ты осуществила свою мечту.

Мечту? — горько усмехнулась про себя Джеслин. Она никогда не мечтала об одиночестве, тем более дожив до своих лет. Она грезила о семье, о детях.

Родители Джеслин умерли с разницей в три года, и на воспитание ее взяла немолодая тетя. Тогда Джеслин осознала, как сильно нуждается в том, чтобы ее окружали любящие и любимые ею люди.

Вместо этого она одинока и учит чужих детей.

— Да, — с трудом произнесла она. — Это чудесно.

— Я еще не видел тебя настолько уверенной в себе.

Джеслин мельком посмотрела на него и снова отвернулась к окну.

— Прошло столько лет. Я изменилась.

— И думается, это далось тебе нелегко, — тихо сказал Шариф, прекрасно зная, что за ее словами скрывается трагедия, случившаяся в прошлом.

Боль, ничуть не меньше той, что терзала ее душу своими когтями одиннадцать лет назад, снова нахлынула на нее. Может, внешне она изменилась, но чувство потери, нисколько не уменьшившееся за прошедшие годы, никогда ее не покидало.

— Мне никогда не забыть того, что случилось. Иногда я это все вижу во сне… — Ее пальцы сжались с такой силой, что побелели костяшки. — Но я всегда просыпаюсь до столкновения, и тогда все, что последовало потом, снова встает у меня перед глазами.

— Ты ни в чем не виновата.

— А разве Джамиля была в чем-нибудь виновата? Или Аман? — с горечью воскликнула Джеслин.

— Поэтому это и есть несчастный случай, — мягко сказал Шариф. — Вот почему ты должна быть счастлива, что тебе повезло остаться в живых.

В отличие от его сестер.

К глазам девушки подступили слезы, но Джеслин смахнула их до того, как они успели пролиться. Она ни с кем не говорила об аварии, кроме Шарифа, но ее душа никогда не переставала саднить от боли и тосковать по самым близким ей людям и ее лучшим подругам, с которыми она не разлучалась с десятилетнего возраста.

Джеслин сделала глубокий вдох, прогоняя тяжелые воспоминания прошлого.

— Думаю, все мы изменились, — тихо сказала она. — В тех обстоятельствах иначе и быть не могло.

Что-то в выражении ее лица подсказало Шарифу, что в эту минуту она говорит вовсе не о его сестрах.

— В каких обстоятельствах? — переспросил он.

— Ты знаешь.

— Нет. Почему бы тебе не сказать мне?

Услышав в его голосе властные нотки, Джеслин мысленно укорила себя, что не промолчала, чтобы не бередить старые, но все еще кровоточащие раны.

— Ты стал шейхом…

— Но это не значит, что я изменился.

Джеслин не была в этом уверена. Она чувствовала исходящее от него могущество, видела, что и Шариф сознает, какой властью он наделен.

— Может, все дело в том, что я больше не вижу человека, которого знала прежде, — произнесла она. — Я вижу на его месте шейха. — Заметив, как застыло его лицо, Джеслин торопливо закончила: — Конечно, ты стал другим. Ведь прошло столько лет. Сколько тебе? Тридцать восемь? Тридцать девять?

— Тридцать семь, мисс Хитон, — отчеканил он. — А тебе тридцать один.

Его голос зазвучал как-то странно. Джеслин подняла голову и встретилась взглядом с серебристо-серыми глазами, которые когда-то считала самыми красивыми на свете.

Ей вдруг стало тяжело дышать. Ее принц стал шейхом. Ее Шариф был женат и уже успел овдоветь. С тех пор, как они в последний раз были вместе, прошла целая вечность…

Губы Шарифа дрогнули в кривой улыбке.

— Похоже, я тебя разочаровал, в то время как я восхищаюсь тобой. Моя память оказалась не такой точной, — чуть хрипловатым голосом продолжил он. — Но ее сложно за это винить. Она ведь не знала, что ты станешь еще более красивой. Уверенность тебе к лицу. Если ты и изменилась, то это пошло тебе только на пользу.

Воспоминания нахлынули на нее с новой силой, и Джеслин сжалась. Ей вдруг захотелось, чтобы не было между ними этих девяти лет, когда она с головой уходила в работу, посещала курсы повышения квалификации, соглашалась работать летом и по вечерам, бралась за любое дело, лишь бы не оставаться наедине со своими чувствами и мыслями и не утонуть в слезах отчаяния.

Ее принц, ее первый и единственный любовник, женился спустя несколько месяцев после того, как они разошлись.

Знакомая острая боль полоснула по сердцу. Джеслин задержала дыхание и медленно выдохнула. Бросив взгляд за окно, она почувствовала облегчение. Скоро она будет дома. Шариф исчезнет из ее жизни и больше не будет напоминать ей о двух годах счастья и десяти годах одиночества и страдания.

Взгляд Шарифа был по-прежнему прикован к ее лицу.

— Расскажи мне о своей работе, — неожиданно попросил он. — Тебе нравится в Шардже?

Это была желанная передышка. Говоря о своей работе, Джеслин на некоторое время могла забыть почти обо всем.

— Да, мне нравится преподавать историю и литературу. И я люблю каждого своего ученика, потому что они все такие разные. — Ее лицо озарилось улыбкой. — Конечно, школа, где я сейчас преподаю, во многом отличается от школы в Лондоне и в Дубаи, где занятия ведутся по американской программе, но здесь мне нравится больше, потому что у меня больше свободы на внеклассных занятиях. Я очень много времени провожу с моими детьми. Ты не представляешь, какая это огромная радость и…

— Твоими детьми?

Разговор о работе помог ей расслабиться. Она снова обрела контроль над собой и была твердо намерена не дать Шарифу шанса вновь пошатнуть ее душевное равновесие.

— Наверное, это звучит смешно, но я думаю об учениках как о своих детях. Я провожу с ними столько времени, что незаметно их проблемы становятся моими проблемами, и я начинаю переживать за них ничуть не меньше, чем их родители.

— Если ты так любишь детей, почему у тебя нет своих?

В эту же секунду самообладание ее покинуло, мысли превратились в хаос.

Неужели его мать ничего ему не сказала? Возможно ли это, чтобы Шариф по-прежнему пребывал в неведении?

— Не встретила подходящего человека, — натянуто произнесла она, встречаясь с ним взглядом.

И опять красота этого мужественного лица пронзила Джеслин. Жар вспыхнул в ее теле, но в душе стоял холод, потому что она никогда не сможет стать его женой. Она может быть «девочкой на время», как тогда окрестила ее его мать, но не более того.

— Значит ли это, что ты до сих пор не замужем?

— Да.

— Не могу не признаться, что удивлен. Когда мы расставались, я думал, что ты недолго будешь одна.

Джеслин тоже хотела в это верить, но уже давно смирилась с тем, что ей не нужен никто, кроме Шарифа. И в том, что она его потеряла, есть и ее вина.

— Моим девочкам нужна учительница на лето, — произнес Шариф. — Меня беспокоит их успеваемость.

Джеслин закусила губу. Они почти приехали. Осталось потерпеть еще немного, и тогда ей не придется ничего выслушивать.

— Я заплачу в три раза больше, чем ты получаешь за год.

Джеслин едва удерживалась от того, чтобы не закрыть уши. Она не хотела слышать о работе, она ничего не хотела знать ни о его детях, матерью которых была сказочно богатая и прекрасная принцесса, ни о том, что у них трудности с учебой.

— У меня сегодня самолет, который унесет меня в мир отдыха и развлечений.

— Я думал, тебе небезразлична судьба детей.

Это был коварный удар, но она не поддастся на провокацию Шарифа. С любовью и богатством отца его маленькие принцессы ни в чем не будут испытывать недостатка.

— Уверена, ты найдешь выход. Я не собираюсь менять свои планы.

— Но ведь их можно изменить.

Обманчивая мягкость его голоса не ввела ее в заблуждение. Наоборот, она испугалась.

С отчетливой ясностью Джеслин поняла, что Шариф изменился сильнее, чем она думает, и что она его не знает. Совсем. Она никогда не знала его, даже когда они встречались, потому что иначе он бы не женился спустя всего полгода после общения с ней. В Англии не нашлось ни одного издания, которое обошло бы стороной свадьбу принца Шарифа Фера и принцессы Зулимы из Дубаи, состоявшуюся после годичной помолвки.

Джеслин тогда не поверила своим глазам.

Годичной помолвки?

За шесть месяцев до своей свадьбы Шариф встречался с ней?

Машина остановилась, но Джеслин не стала ждать, пока водитель откроет ей дверь.

— Удачи, Шариф, — не глядя на него, сказала она. — Всего хорошего.

Как можно быстро, словно от этого зависела ее жизнь, Джеслин дошла до подъезда своего дома и скрылась за дверью. Потому что боялась поддаться уговорам Шарифа, невзирая на голос рассудка.

Войдя в квартиру, она постаралась выкинуть из головы Шарифа и сосредоточиться на подготовке к отъезду. В конце концов, ей есть чем занять свои мысли кроме него. Например, не забыть взять паспорт и билеты, зонтик от солнца и дополнительные батареи для цифровой камеры.

В путешествии продолжительностью десять недель с резкой сменой климата есть один существенный минус, а именно — в количестве вещей, которые придется брать с собой, начиная от купальников и шорт для пляжей Северного Квинсленда, слаксов и блузок для городского ландшафта и до теплой одежды для снежных склонов Новой Зеландии.

Телефонный звонок раздался, когда Джеслин всеми правдами и неправдами пыталась закрыть самый большой чемодан.

— Джеслин? — раздался в трубке голос Шарифа. — Мне стало кое-что известно. Думаю, ты захочешь об этом услышать.

Молния наконец закрылась. Джеслин вытерла пот со лба.

— У меня еще куча дел, Шариф.

— Это касается одного из твоих учеников. Возможно, тебе лучше сесть, потому что новость не совсем приятная.

Джеслин резко выпрямилась. Вдоль позвоночника прошел неприятный холодок.

— Что случилось?

— Мне только что позвонил мой начальник охраны. Он сейчас в пути к полицейскому участку. Полиция задержала одного ученика за вандализм в школьном кампусе и ложную пожарную тревогу. Узнав, что я здесь, они захотели спросить меня, как с ним поступить.

— И как ты намерен с ним поступить? — привалившись к двери, спросила Джеслин, перебирая в памяти всех учеников, кто был бы способен на такой поступок.

— С этим разберется мой начальник охраны.

— Но ведь он действует от твоего имени!

— У Махира широкие полномочия, и в данном случае он примет решение, исходя из фактов. Он часто оказывает для меня подобные услуги.

— Кто? — спросила Джеслин, устало закрывая глаза.

— Аарон.

Джеслин подумала, что ослышалась.

Это не мог быть Аарон. Это был рассудительный мальчик, который серьезно относился к учебе.

— Аарон не мог это сделать, — решительно сказала она дрогнувшим голосом. — Он не мог устроить ложную пожарную тревогу.

— Его поймали с поличным.

Джеслин пыталась сосредоточиться, но ей почему-то вспомнилось, как Аарон вытаскивает из рюкзака подарок и протягивает его ей, как и то, что он остался лежать на ее столе, когда с потолка брызнула пена с водой. Все дети к тому моменту уже давно разошлись. Джеслин почувствовала себя совсем обессиленной.

— Джеслин, ты меня слышишь? — спросил Шариф, когда молчание затянулось.

— Аарон был в школе, — произнесла она непослушными губами. — Но он остался только затем, чтобы передать мне прощальный подарок, потому что его семья переезжает в Штаты. — Ее голос окреп. — Он не мог этого сделать, — повторила она.

— Я так не считаю, хотя и не знаю этого парня. Я давно не подросток, но понимаю, что его поступок мог быть вызван желанием привлечь к себе внимание.

— Значит, ты его отпустишь? — быстро вставила Джеслин.

Шариф вздохнул, и этот едва слышный звук вновь наполнил ее тревогой.

— Возможно, я так бы и сделал, предварительно поговорив с ним с глазу на глаз, но его проступок куда более серьезный. Он пробрался в кабинет заместителя директора и украл экзаменационные работы.

По ее спине прошла новая волна страха.

— И что теперь?

— Миссис Мэддокс настаивает, что этим должен заниматься суд для несовершеннолетних.

— Не делай этого, — прошептала Джеслин.

— Но от меня мало что зависит. Он совершил кражу, а это уголовное преступление.

Кровь отхлынула от ее лица.

— Аарон не мог этого сделать, Шариф. Он не вор! Он пришел, чтобы оставить мне подарок.

— Дворник видел, как он убегал. Боюсь, в данную минуту я ничего не могу сделать.

Джеслин зажмурилась, отгоняя от себя мысль, что Аарон все-таки виновен в том, что ему приписывают. Она должна увидеть его немедленно, чтобы самой расспросить его обо всем. В их школе, как и в любой другой, к сожалению, есть хулиганы. Вот они способны и не на такое. Может, он кого-то видел, но боится сказать?

— Ты отвезешь меня в участок, Шариф? — отбрасывая последние сомнения, спросила девушка. Она не сможет уехать отдыхать, не зная, чем все это может закончиться. В крайнем случае она поменяет билет и выедет на пару дней позже.

— Его родители уже едут туда, но я не уверен, что им или тебе позволят его увидеть до того, как ему зададут несколько вопросов и не будет вынесено предварительное заключение.

— Ты хочешь сказать, что они и тебя не пустят? Или меня, если об этом попросит сам шейх Шариф Фер, к которому власти обратились за советом, как им поступить?

— Джеслин…

— Шариф, как бы ты поступил, если бы на месте Аарона был твой ребенок? — перебила его Джеслин.

На несколько секунд в трубке повисло молчание.

— Я знаю, как ты относишься к своим ученикам, но…

— Пожалуйста, Шариф, — вырвалось у нее помимо воли, стоило ее воображению нарисовать Аарона, сидящего в камере. — Пожалуйста, — тихо повторила она.

Шариф ответил не сразу. Джеслин показалось, что она чувствует, как его напряженная мысль передается по телефонным проводам, отдаваясь покалыванием в ее пальцах, с силой сжимающих трубку.

— Хорошо, — наконец произнес он после продолжительного молчания. — Однако не рассчитывай, что все решится самой собой, если я возьмусь тебе помочь. Это не мелкое хулиганство.

Сидя в роскошном салоне темного «мерседеса», который прислал за ней Шариф, Джеслин раз за разом прокручивала в голове свой разговор с Аароном, пытаясь вспомнить, не было ли в его поведении чего-нибудь необычного. Передавая свой подарок, он казался немного грустным, но, может, подарок был только предлогом, чтобы вернуться в школу, и парень, совершив самое настоящее преступление, обеспечил себе алиби?

Джеслин уже давно поняла, что нельзя недооценивать детей. Некоторые из них обладали логическим мышлением и острым умом, который компенсировал недостаток жизненного опыта. Среди них встречались и такие, кто скрывал свой ум и наблюдательность за детской маской, которую надевали на них взрослые. Но конечно, Аарон не такой, убеждала себя Джеслин. Просто у нее был тяжелый день, который еще не закончился, вот она и выдумает черт-те что.

Хотя Шариф успел переодеться, взгляд Джеслин безошибочно нашел его среди людей перед полицейским участком.

Она также переоделась. На ней было платье шоколадного цвета свободного покроя, которое она любила надевать, чтобы не приковывать к себе излишнего внимания и скрыть свою фигуру, как делали большинство жителей этой страны независимо от пола.

Шариф протянул ей руку, чтобы помочь выйти из машины.

— Тебе холодно? — крепко, но несильно сжав ее ладонь, спросил он.

— Нет. Я просто нервничаю.

Шариф внимательно посмотрел на нее.

— Ты уже не так уверена в его невиновности?

— Да ничего подобного! — сразу забыв о своих сомнениях, ощетинилась она. — Я переживаю за Аарона. Что должны думать его родители? Что почувствует он сам после того, если его непричастность будет доказана? Хорошенькое же у него начало каникул!

Шариф заметил, что Джеслин сказала «если», а не «когда», но промолчал. Значит, она все-таки не так уверена в невиновности мальчика, как хочет доказать ему и убедить себя.

В окружении охранников, обступивших их тесным кругом, Джеслин ощущала еще большую нервозность. Или причина ее волнения вовсе не в охранниках, а в самом мужчине, который находился в непосредственной близости от нее? Джеслин велела себе забыть про Шарифа и сконцентрироваться на том, как помочь Аарону.

— Ты уже договорился, чтобы я могла поговорить с мальчиком?

Шариф кивком головы отвечал на раздававшиеся со всех сторон приветствия полицейских, которые начались, едва они вошли внутрь.

— Нет еще, но меня уже ждет начальник участка. — Они остановились перед дверью в его кабинет. — Подожди меня здесь.

Шариф не выходил целых десять минут, и все это время Джеслин не находила себе места от беспокойства. Наконец он вышел. При виде девушки его лицо разгладилось, губы тронула слабая улыбка. Но Джеслин мгновенно поняла, что дела обстоят еще хуже, чем она предполагала.

— Я могу с ним поговорить? — с надеждой спросила она.

Шариф кивнул.

— Начальник участка сказал мне, что имеющихся у них доказательств достаточно, чтобы возбудить уголовное дело. Я не хотел говорить тебе об этом, но потом решил, что тебе следует это знать, потому что Аарон все отрицает.

Сердце у нее упало. Закон в стране, которую она успела полюбить, был строже, чем в США, и это таило опасность для американских подростков. То, что в Штатах еще могло сойти им с рук, здесь сурово каралось законом. И хотя Джеслин знала, что за кражу и нанесение ущерба подростков в тюрьмы не заключают, однако наказание, которое могли назначить за такое правонарушение, могло быть весьма серьезным. Однако зная, что грозит Аарону, и поговорив с ним, она надеялась ему помочь.

— Спасибо, — искренне сказала Джеслин.

Их провели в небольшой кабинет. Дожидаясь, когда приведут Аарона, Джеслин дрожащей рукой крутила кольцо на среднем пальце, которое она считала своим талисманом, приносящим удачу. Сейчас удача очень скоро могла им понадобиться.

Дверь открылась, и вошли двое. Минуя сопровождающего Аарона полицейского, глаза Джеслин сразу устремились к ученику. Она судорожно сглотнула, увидев на его руках наручники, но не успела произнести ни слова, как полицейский их снял.

Аарон сел на стул, ни на секунду не отрывая глаз от пола.

— Аарон, — мягко окликнула его Джеслин.

Голова мальчика немного приподнялась, и она увидела его щеки, мокрые от слез.

— Мисс Хитон, — сдавленным голосом произнес он.

Ее сердце рванулось к нему навстречу. Аарон был одним из ее любимых учеников, и в это мгновение она была готова защищать его ото всех.

— Я не виноват, мисс Хитон, — горячо произнес он, глядя на нее с надеждой. — Клянусь, это не я.

И в эту же секунду Джеслин ему поверила. Какова бы ни была причина его нахождения здесь, он не причастен к происшедшему. Но почему подозрение сразу пало на него?

— Ты был на территории школы в то время, когда это все случилось? — по-прежнему мягко и осторожно спросила она.

— Я пришел, чтобы отдать вам подарок.

— Зачем же ты тогда убегал? Мне сказали, что видели именно тебя.

— Я бежал домой, поскольку не хотел, чтобы папа знал, что я приехал не на школьном автобусе, — тихо сказал он.

Джеслин подошла к нему и опустилась на корточки.

— Я тебе верю, Аарон, но ведь еще есть украденные экзаменационные работы. Тебя видели выбегавшим из кабинета…

— Не меня, — быстро вставил он. — Видели другого… — он не договорил.

— Другого мальчика? — ласково, но настойчиво переспросила она. — Значит, ты знаешь, кто это сделал?

Аарон с отчаянием в глазах посмотрел на нее.

— Аарон, скажи мне, — с легким нажимом сказала Джеслин. — Ведь все, кроме меня, уверены, что это сделал ты. Как я могу доказать, что они ошибаются, если в школе я видела только тебя, а экзаменационные работы пропали?

— Об этом я не могу рассказать. — Он сглотнул на последнем слове и потупил глаза.

— Аарон, если ты не скажешь, кто это сделал, наказание придется нести тебе, а не тому, кто виновен.

— Вот именно! — выпрямившись, воскликнул Аарон. Его глаза сверкнули — Тогда накажут его! Я не могу сказать, потому что это огорчит его маму, а она и так болеет и ей очень плохо.

Джеслин медленно выпрямилась. Она поняла, о ком говорил Аарон. В их школе был только один ученик, чья мать лежала в госпитале для неизлечимо больных людей, а отец справлялся с горем, топя его на дне бутылки и издеваясь над детьми. Несчастного, которого покрывал Аарон, звали Уилл Маккиннес.

Джеслин повернулась к Шарифу:

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

В узком коридоре она поведала ему о дружбе двух ребят и о том, что родители Аарона стали заботиться о Уилле как о собственном ребенке с тех пор, как в семье этого мальчика стряслось горе.

— Уилл с большим трудом пережил этот год. Он держался только благодаря Аарону, а теперь Аарон уезжает.

— Понимаю. Уилл сделал это из отчаяния, но ведь его родителям теперь придется платить за ущерб. А зачем он украл все экзаменационные работы?

— Мы поговорим об этом с Уиллом с глазу на глаз, но пока никто не должен знать об этом, ладно?

— Мы?

— Ну да, — энергично кивнула Джеслин. — Ты не знаешь, как жесток отец Уилла, особенно когда выпьет, а пьет он почти всегда. Я боюсь подумать о том, что он с ним сделает, когда узнает, что Уилл натворил.

— Но кто ответит за этот проступок? Аарон, который ни в чем не виноват?

— Мы добьемся, чтобы его отпустили, — решительно произнесла она.

— Каким образом?

Джеслин передернула плечами.

— Не знаю, но нельзя допустить, чтобы Аарона наказали.

— Тогда должен быть наказан виновный.

— Разве ты не понимаешь?! — с отчаянием воскликнула Джеслин. — У Уилла умирает мать. Врачи говорят, что она вряд ли протянет больше месяца. Только представь себя на его месте. Ведь его мама умирает, а он знает, что ничем не может ей помочь!

Шариф мог легко понять чувства Уилла, потому что видел горе, страх и обиду своих дочерей, когда три года назад они потеряли свою мать, которая почти о них не заботилась. И кто скажет, что их горе меньше горя Уилла? Он может хотя бы попрощаться со своей мамой, если ей ничем нельзя помочь. Его же дочерям в этом было отказано, потому что Зулима ушла неожиданно, за считанные минуты. Она приходила в себя после кесарева сечения, и когда все думали, что все прошло хорошо, она внезапно потеряла сознание и умерла от закупорившего сосуд тромба.

— Мне знакома эта ситуация, — охрипшим голосом сказал Шариф. — Мои дети тоже потеряли мать. Это несправедливо, но такое случается сплошь и рядом.

— Да, такое случается, но это не значит, что мы не должны и не можем ему помочь!

— Как?

Джеслин устремила на него глаза, в которых застыло выражение отчаяния и надежды.

— Ты в состоянии помочь этим детям. Вероятно, мне удастся убедить Уилла вернуть экзаменационные работы, и тогда…

— А как ты собираешься замять его хулиганский поступок, в результате чего вся школа была затоплена?

— Я знаю, что ты все можешь. Пожалуйста, Шариф! — взмолилась Джеслин. — Я все для тебя сделаю!

Шариф смотрел на запрокинутое лицо девушки, не в силах оторвать взгляд от румянца, окрасившего ее щеки, и слегка приоткрытых розовых губ. Огромные, потемневшие от страдания карие глаза просили и заклинали его, и Шариф был потрясен верой Джеслин в его возможность совершить чудо. Никто и никогда, включая жену, не смотрел на него так, словно он был божеством. И Шариф дрогнул.

— Я постараюсь.

Лицо Джеслин озарилось светом, и его сердце пропустило еще один удар.

— Я не сомневалась, что могу на тебя положиться. Мне даже дышать легче стало. Я ведь знаю этих ребят не один год и успела к ним привязаться. Даже не представляю, как тебя благодарить, — пылко произнесла она.

Шариф смотрел на нее и думал, что девять лет назад он что-то упустил. Доказательством этого служила бескорыстная доброта Джеслин и готовность прийти на помощь любому. Эти качества отличали ее всегда, а он почему-то об этом забыл.

Он поднял руку и с неожиданной для себя нежностью провел по ее щеке. Прикосновение к теплой и гладкой коже отбросило его в то время, когда Джеслин еще принадлежала ему. Испугавшись ее власти над собой, Шариф отдернул руку.

— Возможно, мне удастся добиться, чтобы их обоих не наказывали, но пойдет ли это на пользу? Что, если Уилл уверится в своей безнаказанности и в следующий раз совершит более серьезное преступление?

— Я разделяю твои опасения, но Уилл не хулиган. Он всего лишь отчаявшийся мальчик, к которому судьба слишком жестока. Мать умирает, отец о нем забыл. Теперь уезжает лучший друг. Шариф, пожалуйста, — вновь взмолилась она. — В обмен я сделаю для тебя все, что в моих силах.

— Ты знаешь, что мне нужно.

Лицо Джеслин на миг напряженно застыло, но затем она решительно кивнула.

— Ты хочешь, чтобы я позанималась с твоими детьми. Если ты поможешь мне с моими учениками, на две недели я в твоем полном распоряжении.

— На лето.

— Но моя поездка…

— Выбирай, Джеслин. Либо я помогаю твоим ученикам, либо палец о палец не ударю.

Джеслин на секунду зажмурилась.

— Но почему? — шепотом спросила она. — Почему ты не хочешь помочь этим несчастным детям ради них самих?

— Потому что ты отказываешься принять мое предложение, а мои дети нуждаются в тебе не меньше, чем те, за которых ты меня сейчас просишь.

— Ты можешь найти любого другого…

— Могу, но я должен быть уверен в этом человеке. Для этого мне нужно его знать — обычных рекомендаций недостаточно. Я знаю, что у тебя доброе сердце, и только что снова получил этому подтверждение.

Прочтя сомнение в ее глазах, Шариф был сбит с толку, но затем в нем вспыхнула злость. Как она может ему не верить! Ведь это она предала его любовь! Их любовь…

И это была вторая причина, почему ему нужна именно она. Джеслин права в том, что он может нанять любого преподавателя, но только она может ответить ему на вопрос, который в последнее время лишил его сна и покоя.

Почему она его бросила?

И он не успокоится, пока не услышит от нее всей правды.

Едва слышный вздох вырвался из ее груди.

— Это твое последнее слово?

— Все лето, — подтвердил Шариф. — И я обо всем позабочусь.

Когда Шариф уже решил, что Джеслин передумала, она произнесла:

— Я согласна.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Спустя полтора часа Шариф стоял в тени дома Маккиннесов и слушал, как Джеслин поучает и наставляет Уилла. Если бы он сейчас ее не слышал, то не поверил бы, что она может быть такой безжалостной и строгой. Мальчик стоял, понурив голову, и молчал.

Тем временем Джеслин говорила Уиллу, что ей известно, кто на самом деле виновник чрезвычайного происшествия в школе, и что у него огромные неприятности. Если он не желает расстраивать мать и хочет получить менее серьезное наказание, чем заслуживает, ему следует немедленно вернуть украденные вещи в школу и извиниться перед родителями Аарона и своим другом.

Через двадцать минут она вернулась к машине, неся стопку бумаг.

— Не сказать, что ты особо с ним церемонилась, — заметил Шариф.

— Хорошо, его отца не было в доме. Я постараюсь, чтобы он ни о чем не узнал. А насчет церемоний… Я была огорчена и сердита и дала ему это понять, — устало ответила Джеслин, садясь в машину. — И предупредила его, что если он не подумает над тем, что совершил самое настоящее преступление, и выкинет что-нибудь подобное еще раз, так легко он больше не отделается. Конечно, если Уиллу наплевать на всех, включая мать, которая за него переживает, тогда другое дело. Если же ему это не безразлично, он задумается. — Она тяжело вздохнула. — Мне пришлось поговорить с ним жестко и откровенно, и еще неизвестно, для кого этот разговор был легче.

— Ты все сделала правильно. Парнишка, конечно, не дурак и поймет, каких наломал дров, а ты только что уберегла его от клейма преступника, от которого он бы никогда не избавился.

— Уилл парень не глупый. Именно поэтому я пыталась внушить ему то же самое. Надеюсь, что мои слова не пропали даром. — Выглянув в окно, Джеслин поняла, что они покидают город. — Куда мы едем?

— В Дубаи. Мы переночуем в отеле, а завтра вылетаем.

— Но мои вещи…

— Я послал курьера к тебе в квартиру. Ты оставила чемоданы у двери.

— Думаю, глупо спрашивать, как он проник внутрь. Надеюсь только, что он хотя бы дверь за собой закрыл.

По губам Шарифа скользнула едва заметная улыбка.

— Тебе не о чем волноваться.

Джеслин закрыла глаза, сожалея о несостоявшемся отпуске. Теперь вместо того, чтобы загорать на пляжах и скатываться с гор на лыжах, ей предстоит работать. Вспомнив об Аароне и Уилле, она воспрянула духом. Ее отпуск стоил того, чтобы не омрачать даже еще не начавшиеся каникулы двух мальчишек и огорчать их семьи. Она отдохнет в следующем году. К тому же вряд ли работа репетитора потребует от нее стольких сил, как работа в школе.

— Ты, наверное, голодна.

Низкий голос Шарифа удивительно вписывался в роскошь салона, погруженного в полутьму, и таил в себе опасность. Впрочем, как и сам обладатель этого голоса.

По телу Джеслин пробежали мурашки. Почему он так настойчиво стремился заполучить на лето именно ее, когда вокруг полно квалифицированных преподавателей, которых, в отличие от нее, ему бы не пришлось так долго уговаривать? Девушка не могла догадаться, что он задумал, а по непроницаемому лицу Шарифа прочесть что-либо было невозможно.

Джеслин постаралась забыть, что следующие десять недель ей предстоит жить в доме Шарифа, которого она безумно любила. То, что у него было трое детей, ничего для нее не изменило. Ей следовало бояться не Шарифа, а своих чувств к нему.

— Джеслин?

Она вздрогнула, осознав, что, занятая своими мыслями, так и не ответила на его вопрос.

— Нет, я не голодна. Но я ничего не знаю о работе, на которую согласилась. Ты так и не рассказал, в чем она будет заключаться.

— Расскажу, но только после того, как мы поужинаем. Я не верю, что после всего, что на тебя сегодня свалилось, ты не голодна. И не спорь со мной, — сказал он, прежде чем она успела открыть рот.

Джеслин благоразумно решила, что не стоит препираться из-за пустяка.

— Ладно, но почему бы тебе не начать рассказывать прямо сейчас? Нам пока все равно нечем заняться. Итак, сколько детей я буду учить?

— Троих.

— Мальчики, девочки? И главное, они говорят по-английски? Мой арабский сгодится для базара, но никак не для преподавания.

— Все три девочки, — неохотно, как показалось Джеслин, ответил Шариф. — Тебе не стоит волноваться. Они говорят на двух языках.

— Уже хорошо, — кивнула Джеслин. — Что-нибудь еще, что мне следует знать?

— Завтра ты сама все увидишь, — коротко сказал он.

Что-то в его голосе подсказало Джеслин, что вопросы в самом деле лучше отложить. Она откинулась на сиденье и стала вспоминать, что ей известно о Сарке. В общем, совсем немного. Она была там только однажды на похоронах Аман. Это был не тот повод, чтобы осматривать достопримечательности. Она улетела сразу после похорон, и единственное, что ей запомнилось — это палящее солнце родины Шарифа.

Джеслин не заметила, как задремала, а когда выглянула в окно, увидела, что они уже въехали в город и направляются в сторону Джумериа-Бич — вотчину богатых, красивых и знаменитых. За шесть лет, что девушка прожила в Эмиратах, она крайне редко посещала этот район, который отпугивал своими запредельными ценами всех, кто не принадлежал к кругу избранных.

Когда лимузин свернул на частную подъездную дорожку к «Бурдж-аль-Араб», по мнению многих, самого дорогого и роскошного отеля в мире, Джеслин повернулась к Шарифу:

— Мы будем ужинать здесь?

— И переночуем. У меня тут личные апартаменты.

— Мило, — выдавила из себя Джеслин. С другой стороны, кто бы сомневался, что Шариф согласится на что-нибудь попроще. Вряд ли он подозревает о существовании такого глагола как «экономить».

Внутреннее убранство отеля словно было списано со сказок «Тысячи и одной ночи», дополненное последними техническими достижениями и дизайнерскими разработками; персонал был предусмотрителен и вежлив, но Джеслин, не привыкшая к такому вниманию, чувствовала себя неловко. При мысли о том, что эту ночь ей придется провести в одном номере с Шарифом — как бы ни велики были его апартаменты, — она нервничала еще больше.

— Я заказал для тебя отдельный номер, — словно догадавшись о причинах ее скованности, сказал Шариф. — Тебя туда проводят. — Он кивнул и в сопровождении охраны направился к лифту.

— Мой багаж…

— Он уже на месте, мадам, — почтительно ответил ей один из администраторов и предложил следовать за ним.

Вместе с ними в лифт зашла молодая девушка, чье лицо было скрыто вуалью.

— Ваша личная горничная, мадам. Его высочество ждет вас на ужин через полчаса. Мина покажет вам дорогу в ресторан.

У Джеслин едва хватило времени, чтобы принять душ, расчесать волосы и переодеться в простую черную юбку с шелковой блузкой жемчужного цвета.

Девушка повела ее к лифту, возле которого шла оживленная дискуссия. Мужчины, одетые в национальные одежды, говорили довольно громко, поэтому не услышать их мог разве что глухой. Разговор шел на арабском, но это не помешало Джеслин понять, что темой их беседы был шейх Фер и его предстоящая в сентябре свадьба.

Джеслин почувствовала себя так, словно земля разверзлась у нее под ногами. Значит, Шариф снова женится, и его второй женой, без сомнения, будет еще одна принцесса. Боль, неожиданно сильная и острая, пронзила ее сердце.

Словно в тумане она вышла из лифта, который привез их на самый верхний этаж отеля, и села за указанный ей столик. Из окна открылся захватывающий вид на город, но Джеслин ничего не видела.

— Болит голова? — прозвучал над самым ее ухом вкрадчивый голос Шарифа.

Джеслин вздрогнула.

— Ужасно, — с вымученной улыбкой сказала она.

— Думаю, хорошая еда тебе поможет. — Он сел напротив нее и подозвал официанта.

Шариф сделал заказ, не спрашивая ее мнения, но Джеслин была ему даже благодарна за то, что он, сам того не зная, дал ей время собраться с силами. Аппетита у нее не было, и даже изумительно выглядящая и пахнущая закуска не могла этому помочь. Сделав через силу несколько глотков под пристальным взглядом Шарифа, Джеслин сдалась.

— Пищевое расстройство? — поднял брови Шариф, глядя, как Джеслин положила столовые приборы и отодвинула от себя тарелку. — Раньше ты этим не страдала.

Джеслин отпила сок и только потом ответила:

— И не страдаю. Просто очень устала. Сегодня был трудный день. Больше всего мне хочется покоя. Мои планы изменились так неожиданно, что я еще не успела к этому привыкнуть.

— Понятно.

Шариф произнес это слово бесстрастно, но в Джеслин вдруг вспыхнула злость, которая заглушила даже ее боль.

— Сомневаюсь. Я вообще не понимаю, почему тебе понадобилось заставлять меня отказываться от отпуска, который я заслужила. Ты мог бы помочь моим ученикам без всяких условий, но ты не захотел. Конечно, я ведь нужнее твоим дочерям, окруженным любовью отца и когортой прислуги, готовой выполнить любой их каприз! Аарон и Уилл, который, можно сказать, уже почти сирота, справятся сами. Как-никак, они мальчики, будущие мужчины.

Глаза Шарифа на миг превратились в холодные серебристые лезвия, но он быстро овладел собой.

— Тебе не нравится, что из этой дуэли я вышел победителем?

— О, ради бога! — воскликнула Джеслин. — Только не нужно слов о том, что побеждает сильнейший, и прочее.

— Почему? Разве ты не знаешь, что жизнь — это вечная битва? А в наше время сильнейший — это тот, в чьих руках сосредоточена власть.

— Ты пришел к этому выводу, став шейхом?

— Я пришел к этому выводу, когда впервые задумался об этом.

Шариф откинулся на спинку стула, не сводя с нее глаз. Джеслин вдруг стало неуютно в его присутствии, чего раньше с ней не случалось.

— Тебе не кажется, что не совсем верно делить людей только на победителей и проигравших? Ты рассуждаешь об этом с точки зрения человека, которому повезло родиться с серебряной ложкой во рту.

Шариф пожал плечами.

— Не спорю, мне повезло, но это ничего не меняет. Если в природе действует естественный отбор, то в человеческом обществе — естественно-социальный, и слово «сильнейший» просто приобретает несколько иной смысл.

На некоторое время им пришлось замолчать, потому что подошел официант, катя перед собой столик с заказом. Однако он не стал перекладывать блюда на их стол, просто поставил столик ближе к Джеслин и ушел. Поймав ее недоуменный взгляд, Шариф пояснил, причем в его глазах вспыхнули веселые искорки.

— Тебе известно, что по нашему обычаю женщина должна прислуживать мужчине.

— Если только она состоит с ним в родственных или иных отношениях, — сквозь зубы улыбнулась она.

— Разве ты на меня не работаешь и нас не связывают деловые отношения?

Джеслин вскинула голову и с подозрением посмотрела на него.

— Может, ты все-таки ответишь, почему появился в школе именно сегодня?

— Я уже говорил, что рассчитываю на твою помощь.

— Не знаю, не знаю, — тихо пробормотала она, но Шариф ее услышал и сощурился.

— Ты сомневаешься, что мои девочки, «окруженные любовью и роскошью», — немного изменил он ее слова, — могут не успевать в школе и поэтому мне понадобился репетитор на лето?

— Тогда забудь про «должна» или «не должна»! С людьми, в чьей помощи нуждаются, так обращаться не принято.

Их взгляды скрестились. Шариф склонил голову, скрывая улыбку, но уголки его губ подрагивали.

— Я оскорбил тебя, не сказав «пожалуйста»?

Джеслин стоило большего труда не выплеснуть ему в лицо стакан с водой. Она отвернулась и несколько секунд смотрела в окно, пытаясь взять эмоции под контроль.

— Ты меня обидел, — наконец произнесла она, поворачиваясь к нему. — Десять лет назад тебе бы даже в голову не пришло сказать мне такое. Наоборот, это ты ухаживал за мной.

— Потому что мы были в Лондоне.

— А ты не был шейхом, — горько улыбнулась Джеслин. — И тогда ты не рассуждал о жизни как о борьбе, как о победителях и проигравших.

На несколько секунд между ними повисло молчание.

— Этот раунд ты выиграла, — процедил Шариф, накладывая себе щедрую порцию риса с морепродуктами и мясо ягненка.

Джеслин грустно покачала головой. Куда исчез Шариф, которого она знала и любила? Где тот веселый, жизнерадостный и предупредительный молодой человек, каким он был на протяжении двух с половиной лет, что они встречались, в котором ни слово, ни жест не выдавали принадлежности к правящей династии? Его место занял высокомерный тип, пренебрежительно взирающий на людей, которые были ниже его по происхождению.

Девушка поежилась и закинула ногу на ногу. При этом ее колено задело ногу Шарифа, и от этого мимолетного прикосновения по ее телу прошла дрожь. Как бы ни изменился Шариф, но одно осталось неизменным: он по-прежнему обладает способностью возбудить в ней желание, с сожалением была вынуждена сознаться себе Джеслин.

Это были безрадостные мысли, и она знала только одно средство, чтобы забыть о любых неприятностях. Этим испытанным средством была работа или разговор о ней.

— Так почему тебе понадобился репетитор на лето? Что ты вообще от меня ждешь?

— Если одним словом, то я жду от тебя чуда.

— Но я не волшебница, а учительница, — растерянно произнесла Джеслин, не ожидавшая от него такого ответа.

— Тогда тебе придется ею стать. — Взгляд Шарифа устремился куда-то за ее плечо и замер в одной точке. — Наверное, что-то произошло с ними в течение последнего семестра. Директриса заявила мне, что вряд ли школа примет их обратно в новом учебном году. По крайней мере, не всех. И оценки по предметам хуже некуда. Я пытался поговорить с ними, но они почти все время молчат. И разлучать их я не хочу. Они уже и так потеряли свою мать. Поэтому мне нужна твоя помощь.

— Понимаю, — мягко произнесла Джеслин, внимательно выслушав Шарифа. — Проблема только в их оценках или есть что-то еще?

— Кое-что еще, — вздохнул Шариф, фокусируя взгляд на Джеслин. — Меня тревожит не столько их успеваемость, сколько оценки по поведению. Мои дочери — не избалованные принцессы. Они милые, не испорченные девочки. И тем не менее учителя отзываются о них как о «трудных» детях. Особенно о младшей. У нее самые плохие оценки. Именно ее директриса не хочет брать на следующий год.

— Я согласна с тобой, что девочек не нужно разлучать. Но тогда, может, стоит поменять школу?

— Но две мои дочери учились там почти два года, и раньше все было нормально.

— Обстоятельства могли измениться, — пожала плечами Джеслин. — Кто знает?

— В эту школу ходила моя жена. Это было ее желание, чтобы они учились там.

— Ясно. И сколько им лет?

— Такии, самой младшей, пять. Она пошла в школу в этом году. Сабе — шесть. Джинан — старшая, ей семь.

— Твои дети учатся в школе с пяти лет?! — изумленно воскликнула Джеслин.

— Моя жена также рано пошла в школу, — возразил Шариф.

Джеслин только покачала головой. Она сама училась в школе-интернате и не любила ее, но ей было девять лет! Как же должны чувствовать себя его малышки, к тому же потерявшие мать?

— Мне кажется, ты рано отдал их в школу, тем более что они пережили такое горе.

— Не думаю, что все дело в школе. Они и дома чувствуют себя довольно скованно. Я вызывал врача, чтобы убедиться, что они здоровы. Я даже пригласил детского психолога, но мне сказали, что ничего необычного в их поведении нет, принимая во внимание не так давно случившуюся в семье трагедию, и у меня нет причин для беспокойства. Но как я могу не волноваться, видя, что с ними что-то происходит? Вот почему я подумал о тебе. Даже когда ты только начинала работать, тебе всегда легко удавалось находить контакт с детьми.

Нахмурившись, Джеслин несколько минут думала. Шейх ей не мешал.

— Шариф, из того, что ты мне сейчас рассказал, я не уверена, что ты правильно сделал, обратившись ко мне. Не знаю, кто им может помочь, но вряд ли это учитель.

— Возможно, им не нужна история или литература, но Такию исключат, если в начале следующего года она не продемонстрирует, что освоила пройденный курс, а Сабе и Джинан нужно подтянуться по нескольким предметам.

— Но ведь это больше работа учителя младших классов, — попыталась возразить Джеслин. — А я уже несколько лет работаю с учениками средних и старших классов по программе американских, а не британских школ.

Шариф был непреклонен.

— Ты справишься, Джеслин. Я ведь не прошу тебя преподавать им высшую математику. Всеми необходимыми материалами я тебя обеспечу.

Убедившись, что переубедить его ей не удастся, Джеслин тяжко вздохнула.

— По правде говоря, я не понимаю причину твоего упрямства, когда для этой работы ты можешь найти настоящих профессионалов.

— Профессионалы мне не подойдут, а вот ты — подходишь.

Ладонь Шарифа накрыла ее руку, и Джеслин беспомощно замолкла. Все эти годы она провела, борясь с воспоминаниями, но сейчас, чувствуя силу и тепло его руки, ей удавалось справляться с ними с трудом. Она с ужасом поняла, что у нее по-прежнему нет против него иммунитета и ее сердце так же ранимо и уязвимо, как и девять лет назад.

— Что же отличает меня от всех других? — стараясь не поддаться магнетизму его глаз, спросила она.

Шариф почему-то отвел взгляд от ее лица.

— В том, чтобы быть шейхом, много преимуществ, но есть и недостатки. Большинство людей, которые меня окружают, боятся потерять мое расположение и лишиться привилегий, которые им дает служба или знакомство со мной, поэтому мне говорят все что угодно, кроме правды, если считают, что она не придется мне по душе. Раньше мне это нравилось, потом я к этому привык, но сейчас я хочу знать правду.

Он повернулся и посмотрел на нее, и Джеслин неожиданно подумала, что Шариф говорит не только о настоящем.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Несмотря на свою удобную постель, застеленную тонким египетским бельем, спала Джеслин плохо. Ее рука хранила прикосновение его руки, а стоило ей закрыть глаза, как она слышала его низкий сексуальный голос.

Когда ее разбудил будильник, она не сразу вспомнила, где находится. Едва ли не ползком она выбралась из кровати, приняла контрастный душ, после чего почувствовала себя немного бодрее.

В холл Джеслин спустилась в сопровождении двух охранников, один из которых нес ее багаж.

— Его высочество просил передать вам, что у него неожиданно возникли дела. Он приедет сразу в аэропорт, — сказал второй охранник, открыв перед ней дверь автомобиля.

Эта новость должна была обрадовать Джеслин, но не обрадовала, а расстроила. Обманывать себя больше не имело смысла: девять лет ничего не изменили, и ее по-прежнему тянет к Шарифу. Именно поэтому она надела сегодня свое любимое облегающее платье аметистового цвета. Ей хотелось, чтобы Шариф снова увидел в ней женщину, а не просто учительницу.

Это были опасные мысли. Ей не следует забывать о своем месте, напомнила себе Джеслин. Она всего лишь учительница на лето для его маленьких принцесс. Если она будет помнить об этом, у нее есть шанс не влюбиться в него снова.

В аэропорту ее проводили в терминал, облицованный мрамором и стеклом. Им пользовались исключительно те, у кого были средства путешествовать по миру или летать по делам на личном самолете. Здесь витал запах денег и власти.

Неожиданно в ее позвоночнике возникло покалывание. Джеслин повернулась, уже зная, кого увидит. Шариф Фер шел к ней навстречу, провожаемый взглядами не менее богатых и влиятельных людей, чем он сам, и, встретив знакомых, несколько раз останавливался.

Его появление сразу возбудило приглушенные разговоры о его свадьбе, а Джеслин вдруг пришло в голову, что она понадобилась ему только затем, чтобы уладить возникшие проблемы и их не пришлось бы решать его второй жене.

Как Джеслин ни хотела, но оторвать от него взгляд было выше ее сил. Она любовалась его легкой стремительной походкой и пластичной грацией, свойственной всем хищникам, его притягательной мужской красотой.

Шариф ни разу не взглянул на нее, и Джеслин почему-то почувствовала себя ненужной и одинокой. Все изменилось в следующую секунду, когда он снял солнцезащитные очки и их глаза встретились. Ей показалось, что его губы прошептали «иди ко мне», но, возможно, это было лишь ее воображение. Как бы то ни было, сердце девушки взволнованно забилось, а ноги сами понесли ее к нему.

Как жаль, мелькнула у нее мысль, что он не позвал ее десять лет назад. Она бы побежала, нет, полетела к нему на крыльях!

— Как ты? — спросил Шариф, когда они поднялись на борт самолета. Он подвел ее к одному из четырех стоящих вдоль прохода кресел и помог сесть.

— Нормально, — пожала Джеслин плечами. — Как ты?

Шариф поднял брови и несколько секунд смотрел на нее сверху вниз.

— Почему-то мне кажется, что это вопрос с контекстом.

— О тебе идут разговоры, — призналась она.

— Скажи что-нибудь новенькое, — хмыкнул он. — Кстати, о разговорах. Мне нужно сделать несколько звонков. Я присоединюсь к тебе, когда мы будем в воздухе.

— Хорошо, — сказала Джеслин уже в спину исчезающего за другой дверью Шарифа. Она увидела только кусочек кожаной мебели в просторном отсеке, устланном дорогим светлым ковром.

Спустя несколько минут самолет уже был в воздухе. К Джеслин подошел человек из экипажа и спросил, не желает ли она чего-нибудь выпить.

— Чай, пожалуйста, — улыбнулась она.

В эту минуту вышел Шариф.

— Кофе, ваше высочество?

— Да, благодарю. — Шариф сел в кресло напротив нее. — Ну, и какие сплетни обо мне ты сегодня услышала?

Джеслин вгляделась в его лицо, которое вдруг показалось ей усталым, и засомневалась, стоит ли начинать этот разговор сейчас, но желание узнать правду пересилило.

— Говорят, ты снова женишься. Это так?

На его лице не дрогнул ни один мускул, но Шариф не спешил с ответом.

— Если я женюсь, этот союз будет выгоден обеим сторонам, — наконец сказал он. — Открытыми остаются только два вопроса: кого я выберу своей невестой и когда состоится свадьба.

Ее сердце упало.

— Значит, ты все-таки женишься.

— Я еще полон сил. Почему бы и нет?

— Еще одна сделка?

Шариф резко выпрямился.

— А что бы ты хотела услышать? Что я женюсь, потому что встретил самую замечательную женщину и влюбился? — Он издал какой-то непонятный звук. — Управление страной отнимает все мое время. Мне некогда думать о любви.

— Когда ты стал шейхом?

— Пять-шесть лет назад. — Шариф пожал плечами. — Не помню. В любом случае достаточно давно, чтобы забыть, когда же это произошло.

Джеслин помолчала.

— Я читала в газетах, что твой отец умер внезапно от сердечного приступа. Никто этого не ожидал, и это стало шоком для всей семьи.

— Не совсем так. У отца были проблемы со здоровьем за несколько лет до того, как случился приступ. У его врача не было причин подозревать что-то серьезное, поэтому ни мать, ни отец сильно не волновались по этому поводу. Мне, правда, казалось, что он немного сдал, но я не связывал это с его болезнью. После похорон дочерей он уже ничем не напоминал себя прежнего.

При упоминании о его сестрах, Джеслин почувствовала тоску и боль. Как ни странно, близняшки Джамиля и Аман ни в чем не были похожи друг на друга, что, впрочем, не мешало им быть не только сестрами, но и подругами. Позже они приняли в свой круг Джеслин. Втроем они стали неразлучны.

После окончания университета они пригласили Джеслин пожить с ними в Лондоне в доме, принадлежавшем их тете. Днем все три девушки работали, стремясь сделать себе карьеру, а вечерами и по выходным все вместе отдыхали. Общество друг друга им никогда не было в тягость, и в первый в своей жизни отпуск в Греции они решили отправиться втроем.

Отпуск закончился трагически. В последнюю ночь, которую они проводили на Крите, в их машину врезался грузовик с пьяным водителем за рулем. Джамиля умерла мгновенно. Аман, получив множественные тяжелые ранения, была госпитализирована. Джеслин пострадала меньше всех.

Она вспомнила, как стояла у входа в реанимационное отделение афинского госпиталя и со слезами на глазах умоляла впустить ее в палату, вход в которую был разрешен только членам семьи. Когда приехал Шариф и узнал, в чем дело, он быстро все уладил, и она вошла в палату вместе с ним…

Вот так, в госпитале она и познакомилась с Шарифом. За день до смерти Аман.

— Наверное, иначе и быть не могло, — тихо сказала Джеслин. — Я тоже часто о них думаю.

Шариф кивнул.

— Вы ведь росли вместе.

Боль исказила ее лицо.

— Ты единственный из семьи, кто не обвинил меня в их гибели.

— Хотя отец об этом не говорил, но он никогда не считал тебя хоть в чем-нибудь виноватой.

— Зато твоя мать…

— Она так и не смирилась с потерей, — криво улыбнулся Шариф. — Но ведь ты в самом деле ни в чем не виновата.

Джеслин кивнула, но его слова нисколько не уменьшили ее боль. Она не осмелилась подойти к родителям своих лучших подруг в день похорон, но до своего отъезда написала им письмо, выразив в нем свою скорбь от общей потери и свою любовь к их дочерям.

Ответа она так и не дождалась.

Жить в доме, который стал для нее настоящим склепом воспоминаний, было невыносимо, но в то время Джеслин не могла позволить себе другое жилье. Через неделю после похорон раздался звонок. Ей представились от лица королевы Фер и попросили покинуть дом в течение недели, так как он был выставлен на продажу.

Это стало для нее новым ударом и одновременно избавлением. Джеслин пришлось немало побегать в поисках нового жилья, но в конце концов ей повезло найти маленькую студию.

На следующий день Джеслин почувствовала себя плохо. Впоследствии выяснилось, что все это время у нее было внутреннее кровотечение, которое сразу не обнаружили, потому что сначала оно было слабым, и на фоне нервных переживаний и действия успокоительных средств она, возможно, не чувствовала боли. Потребовалось хирургическое вмешательство. Ей с сожалением сообщили, что, скорее всего, она не сможет иметь детей. Этот новый удар ее сломил.

Джеслин все еще пребывала в состоянии шока и неосознанной потери, когда на пороге ее студии возник посыльный с букетом цветов. На карточке было написано: «Звони мне в любое время» и прилагался номер телефона Шарифа. Ни тогда, ни позже ей даже в голову не пришло спросить, как он узнал ее новый адрес.

Может, она не стала бы звонить старшему брату своих погибших подруг, чтобы не бередить раны, но тогда она была сгустком боли и отчаяния. Она позвонила Шарифу, единственному человеку из семьи Фер, кто был к ней добр.

Первый же телефонный разговор значительно облегчил ей душу. Через два дня Шариф позвонил сам и предложил ей куда-нибудь сходить.

Джеслин приняла его приглашение, хотя в те дни редко выходила из дома, справляясь со своим горем в одиночестве.

Шариф привел ее в уютный итальянский ресторанчик, и через несколько минут они уже говорили обо всем на свете, включая его сестер, вплоть до последнего дня их жизни в Греции. Это было так естественно, что она даже не сомневалась, что увидит его снова.

Так и случилось. Они стали видеться чаще, потом стали любовниками и по молчаливому согласию больше не возвращались к разговорам о прошлом или будущем, живя настоящим. У Джеслин иногда возникала мысль, что они неравная пара, но тогда она была слишком счастлива, чтобы задумываться об этом. Шариф не только вернул Джеслин к жизни, но и ввел ее в мир, где правит любовь.

Сказка закончилось внезапно, когда она узнала, что Шариф женится на девушке, которую выбрала для него его мать…

— Твои сестры были из тех немногих людей, которые умеют любить жизнь и способны заставить других ценить и радоваться каждому мгновению. — Джеслин проглотила стоящий в горле ком и попыталась улыбнуться, но вместо этого к ее глазам подступили слезы.

— Да, — коротко ответил Шариф приглушенным голосом — Пристегнись. Самолет скоро пойдет на посадку.

Недалеко от того места, где приземлился самолет, их ждала целая вереница черных «мерседесов», в один из которых они сели. Территорию аэропорта они покинули через отдельный терминал для членов королевской семьи и направились во дворец.

Джеслин смотрела сквозь тонированное стекло на улицы города и никуда не спешащих людей. Несмотря на то, что девяносто процентов жителей были мусульмане, многие женщины были не в традиционной одежде, к которой Джеслин привыкла, проведя шесть лет в Эмиратах.

— Такое чувство, что они здесь в отпуске, — не заметив, что говорит вслух, сказала она.

— Многие считают, что скоро Сарк станет испанским Коста-дель-Соль, — отозвался Шариф.

— Это хорошо или не очень? — Джеслин мельком взглянула на Шарифа и снова стала смотреть в окно.

— Как обычно, мнения разделились. Например, мой брат Заид поддерживает политику развития туризма, в то время как Халид, наоборот, придерживается диаметральной точки зрения.

— К какому лагерю принадлежишь ты?

— Я где-то посередине. В том, чтобы сделать Сарк туристической страной, есть свои плюсы и минусы. Хотя лично я — за контролируемый туризм. При отце не было создано ни одного органа, который бы занимался этим вопросом, так что теперь мне приходится ломать голову, как разрешить эту проблему… — Шариф кинул мимолетный взгляд в окно. — Мы почти на месте.

Джеслин почувствовала легкое волнение. В свой первый и последний приезд в Сарк она ничего не видела от слез, застилавших ей глаза. Но Джамиля и Аман часто рассказывали ей о своем дворце, называя его не иначе как «райским уголком» и «жемчужиной» посреди самого прекрасного сада во всем мире, и теперь ей не терпелось увидеть его собственными глазами.

Дворец оказался красивее того, что когда-то нарисовало ее воображение. Он представлял собой совокупность одноэтажных вилл, выкрашенных в нежно-розовый, персиковый и местами пурпурный цвет. Вход украшали колонны со сложным узорным рельефом и арочными сводами.

Джеслин получила возможность рассмотреть внутреннее убранство дворца, когда Шариф, представив ее встречавшим их людям в качестве репетитора на лето, продолжил свои объяснения, касающиеся ее пребывания.

В отличие от преобладающих теплых цветов фасада в интерьере дворца царили преимущество холодные цвета: белые стены, синий потолок с фрагментами позолоты. Деревянные колонны с резьбой делили внутреннее пространство на небольшие, обставленные мебелью коридоры, в прохладе которых можно было скрыться от жары, не приковывая к себе особого внимания.

Отпустив своих людей, Шариф повернулся к Джеслин:

— Если ты не устала, я хотел бы организовать для тебя короткую экскурсию.

Это звучало соблазнительно, но Джеслин решила не забывать о цели своего приезда.

— Сначала я хотела бы познакомиться с детьми.

— Их сейчас нет во дворце, но они скоро вернутся.

— Ну, тогда ладно, — согласилась она после короткой паузы. И не пожалела.

Дворец, который сам по себе представлял одно из чудес света, вобрал в себя шедевры прикладного и военного искусства древнейших греко-римской и византийской цивилизаций, а затем и более поздней Османской империи.

Шариф со сдержанной гордостью рассказывал ей о том, как и откуда в его семье появились те или иные вещи. «Люди ходят в музеи, чтобы хоть разок взглянуть на бесценные сокровища, а я живу в одном из таких музеев», — объяснял он.

По полу просторного коридора, по которому они шли, прыгали солнечные зайчики. Слепящее послеполуденное солнце проникало сквозь высокие окна, и лучи его отражались от блестящих, перетекающих из одной в другую арок, выдержанных в оттенках кремового и золотого цвета.

Еще до того, как они завернули за угол, Джеслин услышала тихое журчание воды. Оставив позади себя последнюю арочную дверь, они ступили на каменную лесенку. Ее ступени вели к гостиной, рядом с которой был устроен уютный внутренний дворик с фонтаном. Благодаря рассказам своих подруг Джеслин знала, что во дворце много таких внутренних двориков с фонтанами, цветами и карликовыми пальмами.

Девушка сразу влюбилась в эту красивую, элегантно обставленную комнату, дизайн которой был продуман до мельчайших предметов, создавая атмосферу домашнего уюта.

— Должно быть, ты тут принимаешь гостей, — восхищенно сказала она.

В глазах Шарифа появилось загадочное выражение.

— Здесь гостей будешь принимать ты, — мягко поправил он. — Гостиная составляет часть твоих апартаментов.

— Правда? — опьянев от восхищения, переспросила Джеслин. Последние шесть лет она жила в квартире, где из мебели было только самое необходимое и недорогое, поэтому от увиденной роскоши у нее слегка закружилась голова. — Здесь могла бы жить принцесса.

— Это гостиная Джамили и Аман.

На секунду ее сердце остановилось.

— Понятно… — Джеслин помолчала, закусив губу. — Может, мне стоит переехать в другую комнату?

— Почему? Мои сестры тебя любили. Думаю, им было бы приятно, если бы ты остановилась именно здесь.

— Если только я этим никого не обижу, — негромко сказала она.

— Ты никого не обидишь.

— Буду на это надеяться, — нервно усмехнулась девушка.

Шариф окинул ее внимательным взглядом.

— Ты мне не веришь?

— Дело не в этом. — Она пожала плечами. — Просто за два дня столько всего произошло. Сначала ты появляешься в моем классе как снег на голову. Это стало для меня шоком…

— Если тебе будет немного легче, я был тоже шокирован.

Джеслин испытующе посмотрела ему в лицо.

— Но почему? В отличие от тебя я не знала, что мы снова увидимся.

— Ну и что? Знать одно, а встретиться — другое. Мы ведь когда-то были очень близки. Ты знала меня как никто другой.

По ее губам скользнула едва заметная улыбка, полная горечи.

Она тоже так думала, пока его мать не доказала ей, что знает своего сына гораздо лучше. Шариф сделал свой выбор. Не в ее пользу…

Ей вдруг стало холодно.

— Тебе осталось показать мне книги, — напомнила она, не испытывая желания продолжать разговор, который возвращал их в прошлое. — Я хочу начать сегодня.

Если Шариф и заметил ее желание уйти от темы, то не показал виду.

— Сегодня не будет никаких занятий. Отдохни, приди в себя. Позже я познакомлю тебя с детьми.

В эту секунду раздался стук в дверь, и показался дворецкий.

— Ваше высочество, вас срочно к телефону.

— Сейчас подойду, — кивнул он и направился к лестнице. — Я скоро. Если хочешь, прими пока ванну, а я распоряжусь насчет напитков.

— Не волнуйся, я подожду.

Шариф обернулся, и его глаза коротко сверкнули непонятными ей эмоциями.

— Думаю, мы оба ждали слишком долго, — негромко заметил он.

— Чего? Пока принесут чай? — выдохнула Джеслин, не осознав значения его фразы, в которой ей, однако, слышался какой-то подтекст.

— Если тебе так угодно думать, — произнес Шариф спустя продолжительную паузу, во время которой он, не отрываясь, смотрел ей в лицо, после чего вышел.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Шариф закрыл за собой дверь, думая о Джеслин.

Девушку отличал тот тип красоты, о которой принято говорить «английская», несмотря на то, что волосы у нее были темные. Они мягкими волнами обрамляли ее лицо в форме сердечка. Безупречная кожа. Тонкие, красиво изогнутые брови над теплыми карими глазами. Возможно, красавицей она была только для него, но больше ни на одну женщину Шарифу не хотелось смотреть снова и снова. Стоило ему с ней встретиться, как она вновь ворвалась в его мысли.

Годы сделали Джеслин только красивее, добавили таинственной глубины ее прекрасным глазам и не затронули фигуры. Но сейчас Шариф видел совсем другую женщину, совсем не ту, с которой провел два с половиной года. И неожиданно его охватила тоска.

Новая Джеслин держалась с ним отстраненно и вежливо и этим ничем не отличалась от тех людей, которые его окружали. Шариф понял, что скучает по прежней легкости в их отношениях, по той юной девушке, которая пленила его. Она была единственной из людей чуждого ему круга, кто относился бы к Шарифу сначала как к человеку и только потом — как к принцу. Джеслин могла посмеиваться над ним, дразнить, смеяться вместе с ним над какой-нибудь шуткой.

Могла любить его.

Теперь Джеслин не смеялась и не дразнила. И не любила его. Возможно, она охладела к нему еще до того, как сказала, что между ними все кончено. Их отношения изменились, когда Джеслин познакомилась с его матерью. Став свободным, Шариф понял, что не успокоится, пока не получит от нее ответы на вопросы, которые не смог задать ей в прошлом, боясь услышать правду.

Осторожный стук в дверь прервал размышления Джеслин. Что хотел сказать Шариф, говоря, что они оба ждали слишком долго? Может, он имел в виду не связывавшие их когда-то отношения, а что-то другое, например, проблемы внутри его семьи? Но если так, то почему смотрел на нее так странно?

— Я вам кое-что принесла, госпожа, — запинаясь, произнесла по-английски девушка лет двадцати. В руках она держала тяжелый поднос с едой и цветами.

— Спасибо, — поблагодарила Джеслин.

— Вам налить чаю?

— Да, пожалуйста. Как тебя зовут?

— Меза, госпожа.

Девушка застенчиво улыбнулась, и на ее щеках показались ямочки. Джеслин сразу же почувствовала к ней симпатию.

— Меня зовут Джеслин. И, пожалуйста, не называй меня госпожой. Джеслин будет просто прекрасно.

— Прекрасная госпожа Джеслин, — повторила Меза, наливая чай.

Губы Джеслин дрогнули в попытке удержаться от смеха.

— Ты здесь работаешь?

— Да, госпожа. Я ваша горничная. Ваш чай готов.

Джеслин села за столик. К чаю прилагались обмазанные медом булочки с орехом и фисташками. Они были такими вкусными, что, позабыв обо всем, девушка наслаждалась их вкусом и, не думая о приличиях, слизывала стекающий с пальцев мед, поэтому появление Шарифа, вошедшего без стука, привело ее в смущение. При виде его лица она нахмурилась.

Шейх сел напротив, но смотрел словно сквозь нее.

— Надеюсь, с твоими детьми все в порядке? — с тревогой спросила Джеслин.

Шариф сфокусировал взгляд на ее лице. На его лбу образовалась морщинка.

— Что? Ах, да. С ними ничего не случилось.

— Они еще не вернулись? Когда я смогу с ними познакомиться? Вечером?

Шариф досадливо поморщился.

— Сегодня не получится. Мне сообщили, что они у бабушки.

— У матери Зулимы? — все еще не понимая причины его недовольства, переспросила Джеслин.

— Нет, недавно мать Зулимы вернулась в Дубаи.

— Значит, они с твоей матерью?

Морщина на его лбу стала глубже, пальцы сжались в кулак. Джеслин смотрела на Шарифа, совершенно сбитая с толку.

— А почему уехала твоя свекровь?

— Разногласия между матерями объединившихся семей, — криво усмехнулся Шариф. — И как обычно, моя мать выходила из этих споров победительницей.

Уж в этом можно было не сомневаться.

— Так где твои дети, Шариф?

Его лицо помрачнело еще больше.

— Примерно в часе с небольшим езды к северу отсюда, в домике на побережье.

— Но почему она забрала их именно на сегодняшний день, зная о твоем возвращении?

— Чтобы выразить свое несогласие со мной и добиться своей цели! — процедил Шариф, позволив прорваться своему раздражению наружу.

Несмотря на то, что ее знакомство с королевой Рейной Фер было коротким, Джеслин могла в это поверить. Королева сразу невзлюбила ее, и Джеслин догадывалась почему. Во-первых, ничем не примечательную простушку Джеслин Хитон обожали обе принцессы, а во-вторых, ею увлекся ее сын. Такого Рейна Фер, которая была снобом, простить не могла.

— И чего твоя мать желает добиться на этот раз?

— Как обычно: доказать, что пренебрегать ее мнением чревато последствиями.

У Джеслин родилось смутное подозрение.

— Она знала, почему ты уехал? Она знала обо мне?

— Ей было известно лишь то, что я должен вернуться с репетитором.

Разговор прервал стук в дверь. Вошла Меза с подносом в руках.

— Чай, ваше высочество? — изящно склонившись перед Шарифом, спросила она.

— Меза, если ты мне разрешишь, я сама позабочусь о его высочестве, — с улыбкой глядя на девушку, предложила Джеслин.

— Конечно, прекрасная госпожа Джеслин.

— Прекрасная госпожа? — удивленно поднял брови Шариф, — Что ж, это верно. Должен признаться, тебе идет. Ты необыкновенная женщина.

— Это вежливый способ сообщить мне, не задевая моей гордости, что я старый, никому не интересный синий чулок? — засмеялась Джеслин.

— Хочешь сказать, у тебя нет воздыхателей? — Шариф метнул на нее внимательный взгляд.

— Было дело, — сказала она и снова стала серьезной. — Возвращаясь к нашему разговору… Значит ли это, что к мнению твоей матери все прислушиваются?

— За исключением меня.

Джеслин кивнула, подумав про себя, что его мать это, конечно, не останавливает. Только вот как это столкновение мнений и интересов сказывается на детях? Не является ли напряженная обстановка в семье причиной всех бед, с которыми она призвана справиться?

— Думаю, глупо спрашивать, расходятся ли ваши мнения в отношении воспитания детей?

— Странно, но по этому поводу мы спорим нечасто, — подумав, ответил Шариф. — Как я уже говорил, мне кажется, что мои девочки что-то скрывают, но у меня не хватает времени как следует во всем этом разобраться.

Джеслин растерялась.

— Ты меня вконец запутал. Я уже не понимаю, в чем состоит моя задача.

— Стать их учительницей, компаньонкой в играх, воспитательницей, няней, психологом…

— И все это в одном лице?

— Да, но и не только это, — спокойно сказал Шериф. — Поэтому мне нужна только ты.

В его глазах застыло странное выражение, которое отозвалось болезненным уколом в ее сердце. Повинуясь безотчетному порыву, Джеслин дотронулась до щеки Шарифа, но почти сразу отдернула свою руку. Прикосновение к его бронзовой коже, согретой лучами солнца, пронзило ее тело миллионами электрических разрядов.

— Что-то не так? — поинтересовался он, вглядываясь в ее горящее лицо, при этом в глубине его глаз вспыхнуло пламя.

— Все хорошо… — выдавила из себя Джеслин. — Когда вернутся твои дочки? — перевела она разговор в более безопасное русло. — Похоже, мне предстоит уйма работы.

— Отдыхать тебе будет некогда, — согласился Шариф, не спуская глаз с ее губ. — Думаю, ты должна воспользоваться их отсутствием и сегодня отдохнуть как следует.

— Я не устала, — надеясь, что ее голос не дрожит, сказала она. Его взгляд, прикованный к ее губам, был подобен прикосновению и вызывал в памяти яркие воспоминания о проведенных вместе ночах… — Если ты не возражаешь, я бы хотела ознакомиться с материалами, которые ты для меня приготовил, и начать составлять расписание занятий.

— Хорошо. — Шариф поднял глаза, и ей сразу стало легче дышать. — Меза покажет тебе библиотеку. Именно там вам предстоит заниматься. Всю литературу ты найдешь там. — Он встал. — Меня ждет работа. Встретимся в семь за ужином. И, Джеслин, не стесняйся, если тебе что-нибудь понадобится. Чувствуй себя как дома.

Библиотека, в которую ее проводила Меза, была огромна. Стены были заставлены бесчисленными книжными полками от пола до потолка, а оставшееся свободное пространство занимали два дивана, длинный антикварный стол с резными ножками и два деревянных стола с расставленными вокруг них четырьмя креслами.

Джеслин с головой ушла в изучение материала, который ей надлежало преподавать, и потому не заметила, как быстро пролетело время. Спустя четыре часа в библиотеку вошла Меза.

— Ванна готова, прекрасная госпожа.

— Ванна? — недоуменно повторила Джеслин.

— Ванна перед ужином.

— Ах да. Знаешь что, Меза, пожалуй, я еще поработаю, а ванну приму завтра, хорошо? — Ей совсем не хотелось уходить из библиотеки, тем более что душ она принимала только сегодня утром.

Меза опечалилась.

— Не будете принимать ванну?

— Думаю, будет достаточно только освежить лицо и расчесать волосы, — сжалилась Джеслин над девушкой.

— Но госпожа будет ужинать?

— Будет, — вздохнула Джеслин, подумав, что избежать встречи с Шарифом, чья близость заглушала в ней здравый смысл, тревожа сердце непрошенными воспоминаниями, у нее не получится.

— Но если госпожа будет ужинать с его высочеством, нужно принять ванну, — настойчиво проговорила Меза.

Спорить Джеслин хотелось еще меньше, чем видеться с Шарифом.

— Ну хорошо, ты меня уговорила, — принужденно улыбнулась она.

— Я покажу госпоже спальню и ванну.

Меза расплылась в улыбке, уже мечтая о том, как после ванны и массажа оденет Джеслин в наряд, который она выбрала для ужина, разбирая ее гардероб. В нем прекрасная госпожа Джеслин станет похожа на настоящую куклу Барби, с которой любит играть ее дочка.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Джеслин передернула плечами, чтобы хоть немного расслабиться. Она чувствовала себя крайне неловко и скованно.

Черная полупрозрачная шелковая блузка с открытыми плечами и расшитая серебристыми нитями была куплена специально для того, чтобы надеть ее на какой-нибудь особенный ужин во время отдыха. Ее дополняли черные атласные брючки, высокие каблуки и ожерелье из больших блестящих горошин, вырезанных из черного дерева, которые почти достигали чересчур низкого декольте блузки.

— Ты выглядишь совсем иначе.

Джеслин резко повернула голову. Позади нее, во внутреннем дворике стоял Шариф. Он также сменил традиционную одежду на черные брюки и белую рубашку с не застегнутыми до конца пуговицами у горла и длинными рукавами.

То же самое можно сказать о нем, подумала она, впитывая в себя новый облик Шарифа. В Лондоне у них не было случая одеться официально, так как они не ходили по дорогим ресторанам, отдавая предпочтение свободному покрою одежды. И при этом были бесконечно счастливы…

— Это Меза настояла, — призналась Джеслин, испытывая сожаление, что поддалась на уговоры девушки.

— Ах да, прекрасная госпожа Джеслин. — Он приблизился к ней. — Ты очаровательна.

Джеслин положила ладонь на оголенное плечо, надеясь хоть немного скрыть от Шарифа видневшуюся сквозь тонкую ткань грудь. Эта блузка отлично подошла бы во время отпуска, но в данную минуту казалась ей слишком откровенной и вызывающей.

Она приехала сюда не соблазнять Шарифа, а попытаться помочь его детям.

— Что будешь пить? Коктейль, вино, шампанское?

— Спасибо, я не пью. Конечно, многие эмигранты не отказывают себе в выпивке, но так как большинство населения не употребляет алкоголь…

Джеслин посмотрела ему в лицо, и мысли ее смешались. Глаза Шарифа мерцали подобно дорогому темному жемчугу, добываемому у острова Таити.

— Как тебе живется в Эмиратах?

— Мне нравится. Я обрела здесь второй дом. — Она попыталась улыбнуться, но под пристальным взглядом Шарифа сделать ей это не удалось.

В глазах шейха зажегся интерес, и Джеслин вновь пришлось напомнить себе причину своего пребывания в его дворце. Она не могла винить Шарифа в том, что он смотрит на нее откровенно мужским взглядом.

Взглянув на себя в зеркало, она едва не лишилась чувств. Меза уложила ее волосы на затылке в узел, скрепив его шпильками, инкрустированными драгоценностями, и оставив несколько свободно вьющихся локонов вокруг лица. Губы, тронутые светлой помадой, блестели, а в глазах, подведенных тушью, появилась загадка. Весь ее облик навевал мысли о грехе и чувственном наслаждении…

— Шариф, я так неловко себя чувствую, — поежившись, сказала она. — Этот наряд, прическа… Это выбивает меня из колеи. Я совсем другая…

— Да, мне тоже кажется, что чего-то не хватает, — кивнул Шариф, скользя по ней взглядом. Затем он повернулся и негромко кого-то окликнул. Почти в ту же секунду рядом возник один из его дворецких. Выслушав короткое приказание, он склонил голову и исчез. Повернувшись к Джеслин, которая не поняла ни слова из беглого арабского, Шариф заметил: — Кажется, вечер обещает быть любопытным.

Его губы слегка изогнулись в улыбке, и Джеслин не смогла сдержать дрожь, волной прокатившейся вдоль позвоночника. «Любопытный» вечер значился последним в списке ее приоритетов на сегодня, и не важно, какой смысл вложил Шариф в это слово.

— Я просмотрела книги и методические указания, которые ты мне приготовил, — нарочито деловым тоном начала она. — Видимо, ты с кем-то советовался, прежде чем их приобрести.

— Рад, что мне удалось тебе угодить.

Не выдержав чересчур пристального внимания со стороны Шарифа, которое он и не пытался скрывать, Джеслин отвернулась, сделав вид, будто разглядывает дворик. К тому же это удерживало ее от желания коснуться его бронзовой кожи, видневшейся в вороте рубашки…

— Конечно, достаточно материала, который я подзабыла, но, как ты однажды верно заметил, это не задания для курса университета, так что я думаю, сложностей у меня не возникнет. Если хочешь, я также поработаю с девочками над письмом. Кстати, как обстоят дела с письмом у твоей младшей?

Не дождавшись ответа на свой вопрос, Джеслин перевела взгляд на Шарифа и успела заметить, как из его глаз исчезают последние искорки смеха.

— Ты боишься находиться со мной наедине? — негромко спросил он.

— Боюсь? — Из ее горла вырвался нервный смех, который сразу оборвался. — С чего ты взял? Завтра у меня первый рабочий день. Разве ты не для этого меня пригласил, чтобы я занималась с твоими детьми?

— Ты серьезно относишься к своей работе.

— Стараюсь.

— Еще одна черта, которая мне в тебе нравится.

Джеслин не успела спросить, какие другие черты он имеет в виду, потому что вернулся дворецкий. В руках он держал несколько футляров для драгоценностей.

— Ну что ж, посмотрим, — сказал Шариф и кивнул.

Дворецкий стал поочередно открывать футляры с ожерельями. Ничего прекраснее Джеслин в своей жизни не видела. Подобные драгоценности могли позволить себе носить только богатейшие женщины или любовницы состоятельных и щедрых покровителей.

— Какое бы ты предпочла надеть?

— Ты меня дразнишь? — укорила его Джеслин, у которой дух захватило от подобной красоты.

Шариф пожал плечами.

— Тогда я выберу сам. — Спустя несколько минут он уже держал в руках сверкающее ожерелье с нанизанными на него бриллиантовыми звездочками. — Сними свои бусы.

— Шариф, я не могу…

— Сними бусы.

Дрожащими руками Джеслин сняла ожерелье из дерева и повернулась к Шарифу спиной, не веря, что это происходит с ней, но холод тяжелого ожерелья убеждал в обратном.

— Ну что ж. По-моему, уже лучше, — отойдя от девушки на шаг и склонив голову, сказал шейх. — Хотя…

Он снова склонился над футлярами, а когда выпрямился, в его руках была россыпь жемчужин, каждая с величину в крупную горошину.

— Шариф, не надо, — запротестовала Джеслин.

— Я хочу увидеть на тебе драгоценности, достойные твоей красоты, — заявил он, набрасывая жемчужную гроздь ей на грудь. — Ты могла бы стать моей королевой.

При этих словах внутри у нее что-то оборвалось, а затем сердце и вовсе замерло.

Шариф встал перед ней, и всего в нескольких дюймах от себя Джеслин увидела серые глаза на благородном лице, о котором она так часто грезила в своих снах.

Сколько раз после того, как порвала с Шарифом, она повторяла себе, что поступила мудро, одним ударом разрубив сложнейший узел. Она освободилась от контроля его матери, избежала необходимости привыкать к обычаям чуждой ей культуры и свыкнуться с образом жизни, который тогда был ей не по душе. Но вот ночами ее внутренний голос нашептывал совершенно иное…

Неожиданно Джеслин стала задыхаться от тяжести, давившей ей на грудь, и потянулась к застежке, но Шариф перехватил ее руку.

— Нет, — сказал он голосом, не терпящим возражений. — Я еще не все на тебя надел.

— Шариф, пожалуйста…

Не слушая ее, он застегнул на ее шее бриллиантовое ожерелье в обрамлении сапфиров и жемчуга. Его лицо было сосредоточенным и замкнутым.

— Вот так, — удовлетворенно произнес он, придирчиво ее оглядев. — Тебе идут драгоценности. Так ты выглядишь еще ослепительнее.

— Но в них у меня появляется чувство, что это не я, — упавшим голосом сказала Джеслин.

— Почему? Драгоценности и ты — вы изумительно дополняете красоту друг друга.

Шариф говорил ей комплимент, но в его голосе девушке слышались нотки сдерживаемого до поры гнева.

— Может, пора ужинать? — тихо спросила она.

— Мы сядем за стол немного позже.

Джеслин безвольно закрыла глаза, позволив волшебству момента одержать над собой верх.

Как же давно ее не касались эти сильные пальцы, а ведь когда-то они ласкали ее тело и дарили ей ни с чем не сравнимое наслаждение! Джеслин едва не застонала, почувствовав, как губы Шарифа скользнули по ее шее и остановились в том месте, где кожа еще горела от его прикосновений.

— Вот так, — хрипло сказал Шариф. — Великолепно. Теперь можно и поужинать, дорогая.

Джеслин взяла протянутую ей руку и позволила проводить себя к накрытому в шатре столику, освещенному зажженными в канделябрах свечами. От насыщенного запаха тубероз и лилий у нее слегка закружилась голова.

Или, может, виной тому Шариф, неотрывно смотревший на нее с выражением, которое она не могла разгадать?

Ужин был роскошный. Перец, фаршированный овечьим сыром и маринованными цветочными почками каперсника, артишоковые сердца с имбирем и медом, за которыми последовал охлажденный чесночный суп с жареным перцем чили и виноградом, кефта с пряностями, мясные шарики из ягненка, облитые лимонным соусом и посыпанные имбирем, говяжий танжин со сладким картофелем, острый говяжий кофтас с пюре из нута…

Когда должны были принести десерт, Джеслин больше не могла проглотить ни кусочка. Шариф, заказав себе всего понемногу, откинулся на спинку стула.

— Итак, Шарджа, по твоим словам, стала тебе родным городом. Признаться, я удивлен, что ты переехала в Эмираты.

Джеслин поерзала. Жемчужные горошины ее ожерелья скользнули в ложбинку между грудей, и прикосновение их теплой гладкой поверхности к обнаженной коже подействовало на нее странно возбуждающе.

— Я преподавала в американской школе в Лондоне, а потом мне стало известно, что подобная школа открывается в Дубаи. Зарплату там предлагали выше. Плюс к этому времени работа утратила для меня новизну. Мне стало скучно в Лондоне. Я подумала и решила, что смена обстановки пойдет мне на пользу. Поэтому заключила контракт на год, а потом так и осталась.

— И после Дубаи переехала в Шарджа?

— Да, и ни о чем не жалею. Меня все устраивает.

— Ты решилась жить в Эмиратах, почти ничего не зная об этой стране?

— Я скучала по твоим сестрам, — сказала Джеслин, умолчав о том, что подобные американские школы открывались в Германии и Франции и что там также требовались учителя, но она предпочла Дубаи. Потому что скучала по Джамиле, Аман и… по нему. Это была возможность жить поближе к ним. — Переехав в Дубаи, мы словно снова стали вместе. Иногда мне даже казалось, что они не умерли, что это страшный сон и однажды я столкнусь с ними на улице.

— Я тебя понимаю, — сказал Шариф. Его глаза стали задумчивыми. — Иногда мне тоже представлялось, будто мы придумали себе их смерть, потому что жизнь била из них ключом. Но может, мои воспоминания только усугубляли твою боль?

— Совсем наоборот, — грустно улыбнулась Джеслин. — Я никогда не уставала слушать тебя, когда ты заводил о них разговор.

— Ты так их любила?

— Как сестер, — просто сказала она. — И, по-моему, я не раз тебе об этом говорила.

— Ты много чего говорила. — Взгляд Шарифа был устремлен куда-то мимо нее. — А за прошедшие девять лет я обнаружил, что не все из сказанного тобой — правда.

Джеслин замерла.

— И в чем же я тебе солгала?

На секунду ей показалось, что Шариф ответит, но он едва заметно покачал головой.

— Я рад, что ты находишь в себе силы говорить о моих сестрах. После их смерти моя мать наложила табу на любую затрагивающую их тему. Впрочем, как и все мы.

— Даже ты?

— Я могу говорить о сестрах только с тобой. Их гибель подкосила всю нашу семью. Думаю, мы избегали разговора о них, чтобы забыть о боли, терзающей наши сердца.

— Я не хочу забывать о своих подругах, — яростно мотнув головой, сказала Джеслин. — Как бы ни были болезненны воспоминания, но я не откажусь о них, потому что очень многое, что было в моей жизни веселого и радостного, связано с ними. Дружба с твоими сестрами — это дар небес. Их нет, но я до сих пор чувствую их любовь.

Взгляд Шарифа вновь сосредоточился на ее лице. В его глазах вспыхнула искорка гнева и тут же пропала.

— Да, они любили тебя и постоянно вставали на твою защиту.

Джеслин показалось, что Шариф хочет добавить к словам еще кое-что и это связано с ней, но он умолк. Она видела, что молчание дается ему с трудом и держит его в напряжении, оставляя ее пребывать в недоумении и растерянности.

Появление слуги с десертом и кофе не изменило ощущения обманчивого спокойствия.

— Ты сказал, что вся ваша семья старается избегать упоминать о сестрах, — неуверенно начала Джеслин, чтобы заполнить тяжелую паузу. — Ты не говоришь о них даже со своим братом Халидом?

— Я не знаю, для кого из членов семьи их гибель стала самым сильным ударом, но Халиду, наверное, пришлось тяжелее всех. Он ведь просто обожал Джамилю и Аман, которые были старше его на три года, а в их любви к нему можно было утонуть. Халид иногда беспокоит меня своей замкнутостью и нежеланием жить среди членов семьи. Я не видел его почти год.

— Он не живет во дворце?

— Нет. Халид — бродяга, и его дом — пустыня.

Шейх снова неожиданно замолк, и Джеслин не выдержала:

— Шариф, почему ты на меня злишься?

Он перегнулся через стол так быстро, что Джеслин не успела ничего понять. Задевая драгоценные камни, его палец стал медленно спускаться к вырезу ее блузки и остановился рядом с жемчугом, лежавшим на груди.

Джеслин судорожно поймала воздух ртом, когда Шариф легонько потер ее грудь костяшками пальцев, и она знала, что ее реакция не ускользнула от его глаз.

— Я мог бы никогда не увидеть тебя здесь. Умная, добрая, милая девушка, которая превратилась в блистательную женщину.

Она едва слышала его слова. Сладкая истома овладевала ею, а ее сердце было готово выскочить из груди. Теплые пальцы Шарифа неторопливо исследовали нежные округлости грудей, которые вдруг стали сверхчувствительными, словно все нервные окончания сосредоточились в одном месте. Соски затвердели и теперь явственно проступали сквозь тонкую ткань.

Джеслин молчала, наслаждаясь его ласками, по которым так изголодалась, и жаждала большего. Ей хотелось, чтобы Шариф касался ее не только своими руками, но и губами, втянул ее соски в рот, поиграл с ними пальцами, языком, зубами…

Ей вдруг стало жарко и волнующе-тревожно. Страсть стремительно набирала силу, превращая ее тело в горячий податливый воск. Роберт, с которым она начала встречаться недавно, никогда не вызывал в ней таких чувств, доводя почти до исступления, касаясь лишь ее груди, как сейчас это делал Шариф.

Боясь, что остатки воли и разума покинут ее, Джеслин с усилием отпрянула от него, не заметив, когда подалась к нему навстречу.

— Ты выбрал подходящую для себя жену, — расстегнув бриллиантовое ожерелье и вложив его в ладонь Шарифа, сказала она. В рассеянном свете от пламени свечей камни таинственно замерцали. — Твоя мать была довольна, отец одобрил твой выбор невесты. Все были счастливы.

— Даже ты?

Джеслин не сразу справилась с застежкой второго ожерелья. Если бы она была уверена, что ее признание хоть что-нибудь изменит, то сказала бы Шарифу о том, что до сих пор жалеет о своей слабости, в то время как ей надлежало бороться за него, доказывая свою любовь, а не отступить в сторону и не ждать, что он сделает первый шаг.

А когда со стороны Шарифа этого шага не последовало, Джеслин совершила вторую ошибку. Она не призналась ему в своей любви из гордости, через которую не смогла переступить, — глупенькая молоденькая девчушка! Но говорить об этом сейчас уже не имело никакого смысла. Время назад не повернуть, а значит, и ворошить прошлое бесполезно.

Джеслин наконец справилась с застежкой. Второй ожерелье легло на его запястье.

— Ты была счастлива? — настаивал Шариф.

Девушка выдавила из себя улыбку. Возможно, она все же поступила правильно. Какая из нее жена шейха? Единственное, что она могла подарить Шарифу — это себя и свою любовь к нему, которая была так же огромна, как бескрайний космос.

— Даже не знаю, что тебе ответить…

Палец Шарифа поднял ее опущенное к столу лицо.

— Тогда почему эти слезы? — смахнув блестящую каплю с ее дрожащих ресниц, спросил он.

— Сожалею, Шариф, куда же без них. — Руки ее дрожали, и Джеслин поняла, что третье, жемчужное ожерелье ей не расстегнуть. — Помоги мне, пожалуйста, с ожерельем.

— Пусть оно останется у тебя, — удерживая ее взгляд, сказал Шариф. — Небольшой сувенир в твою коллекцию.

Какую коллекцию? — хотела спросить она, но он вдруг впился в ее губы. В этом поцелуе не было нежности — он был настойчив и яростен, почти груб. Его язык с силой раздвинул ее губы и проник ей в рот.

Поцелуй закончился так же быстро, как начался.

— Считай, ты только что за него расплатилась.

С этими словами Шариф резко поднялся со стула и ушел, оставив Джеслин оглушенной и совершенно сбитой с толку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Шариф стоял на верхней террасе и смотрел на усыпанное звездами небо.

Он знал, что рискует, но это не останавливало его. Ему почти удалось соблазнить Джеслин. Она даже не подозревала, что соблазнение уже началось с ванны и массажа, благодаря которому ее кожа благоухала запахами ароматических масел. Он велел Мезе проследить за тем, чтобы Джеслин надела на ужин что-нибудь сексуальное, не особо, впрочем, рассчитывая, что в ее гардеробе найдется подобная одежда.

В результате план Шарифа обернулся против него самого. Это не он, а Джеслин соблазнила его. Он никого и ничего не видел, кроме нее, изнемогая от желания перецеловать ее тело от кончиков пальцев до волос, а затем проделать это в обратной последовательности, и потом овладеть ею.

Кулак шейха с глухим звуком ударился о стену. Он только все усложнил: надеялся узнать правду и тем самым освободиться от прошлого, которое преследовало его все годы, но только запутался в его сетях.

Все эти годы Шариф был уверен, что Джеслин совершила предательство, приняв деньги от его матери и несколько бесценных фамильных драгоценностей, которых было достаточно, чтобы прожить оставшуюся жизнь праздно и безбедно. Однако кое-что поколебало его уверенность.

Девушка, которую он когда-то знал, была равнодушна к роскоши, но она могла приобрести на эти деньги что-нибудь получше лачужки, которую называла своей квартирой.

Поэтому к вопросам, которые у него к ней накопились, добавился еще один: куда ушли все деньги?

Шариф поклялся себе, что докопается до правды. Он и так слишком долго ждал. Пусть она будет ужасной, но он устал жить в неведении и во лжи.

Когда-то он любил Джеслин так сильно, что не мог представить себе жизни без нее. Он добьется правды, даже если это обойдется ему дорогой ценой.

На следующее утро Джеслин встала чуть позже, чем взошло солнце, и решила отправиться в библиотеку, чтобы закончить составлять план занятий на лето.

Время пролетело незаметно. Когда дверь в библиотеку открылась, Джеслин ожидала увидеть Мезу с кофе, но никак не Шарифа. Она невольно напряглась, вспомнив о вчерашней сцене и не зная, как вести себя с этим новым и непредсказуемым Шарифом.

— Доброе утро, — приветствовала она его дружелюбно, но безлично.

— Мне передали, что ты сидишь здесь с половины шестого утра.

— Я проснулась и не смогла уснуть, поэтому решила поработать.

— Ты не должна мне ничего доказывать, — заметил он.

— И не собираюсь этого делать. Я уже говорила, что серьезно отношусь к своей работе.

— Я в этом не сомневался ни секунды. Ты завтракала? Я скажу, чтобы тебе что-нибудь принесли. Тост хочешь?

— Не откажусь. Спасибо.

Шариф взялся за ручку двери, но вдруг обернулся.

— Мне также передали, что ты не смогла дозвониться до Роберта по мобильной связи. Телефоны дворца в твоем распоряжении.

— Спасибо, — почему-то чувствуя себя виноватой, сказала Джеслин.

К счастью, скоро принесли кофе и тосты. К несчастью, принес их Шариф. Он поставил поднос на стол.

— Что-нибудь еще? Фрукты? Воду?

— Спасибо, кофе и тостов будет достаточно.

Джеслин не начинала завтрак, надеясь, что Шариф выйдет, но он стоял и смотрел на нее. Выражение его лица не поддавалось определению.

— Вчера, если я не ошибаюсь, я не ответил на один твой вопрос, когда ты попросила описать моих дочерей, — неожиданно заговорил он. — Так вот, Джинан и Такия совсем не похожи на моих сестер. Только Саба такая же неугомонная.

— Нарушительница спокойствия, — улыбнулась Джеслин.

Шариф вдруг ответил на ее улыбку.

— Зато я уверен, что Такия станет твоей любимицей.

— Твоя младшая дочь?

— Моя крошка, — кивнул он.

— А твоя старшая?

— О, Джинан типичный первенец. Умная, серьезная, целенаправленная. Настоящая мамочка для Такии.

— Но ей же всего семь!

— Да. Между старшей и младшей дочерью два с половиной года разницы.

— Твоя жена, должно быть, сильно любила детей, — заглушая собственную боль, сказала Джеслин.

— Слишком. Она умерла после осложнений от кесарева сечения.

— Когда родилась Такия?

— Нет. Была еще одна беременность. Ребенок родился мертворожденным.

— Мне так жаль…

— Зулима не позволяла своему телу восстановиться после очередной беременности. Ей хотелось рожать и рожать. Это стало ее навязчивой идеей.

— Но почему? У вас и так уже были три девочки… — Внезапно на память ей пришли слова королевы Рейны, и Джеслин все поняла. «Шарифу нужен наследник, — сказала мать Шарифа, глядя ей прямо в глаза. — А ты ведь бесплодна, не так ли?» Джеслин проглотила ком в горле и запретила себе об этом думать. — Я все же надеюсь, что вы с Зулимой были счастливы и ты не пожалел о браке с ней.

— Это вопрос или утверждение?

— Наверное, и то, и другое вместе, — криво улыбнулась она.

Вмиг осунувшееся лицо Шарифа сразу же нашло отклик в душе Джеслин. Ей захотелось утешить его. То, что жизнь шейха — не сахар, она уже поняла, но ей от этого было не легче. Что сделала с Шарифом жизнь? Куда она забрала его заразительный веселый смех?..

— Если я о чем и сожалению, так это о том, что после свадьбы мы стали жить во дворце, — негромко сказал Шариф. — Мы не должны были сюда возвращаться. Нам надо было уехать за границу и построить наш новый дом там.

— Твоей жене здесь не нравилось?

— Нам было тяжело здесь обоим, но Зулима не жаловалась.

— Наверное, она была замечательной женщиной, — искренне сказала Джеслин.

Вдруг Шариф зло фыркнул, и Джеслин вздрогнула от неожиданности.

— Вряд ли бы ты так думала, познакомившись с ней. Зулима была красива, образованна, и в ней текла королевская кровь. Но, видишь ли, она не обращала внимания на тех, кто был ниже ее по положению. В этом она была очень похожа на мою мать, только причины подобного отношения к людям у них были разные.

— Так они дружили?

Шариф язвительно рассмеялся.

— Зулима ненавидела мою мать, потому что она не принадлежит к королевской семье. Ее семья богата, но это все. Жизнь здесь была подобно хождению по минному полю. То одна, то вторая была недовольна, то обе сразу. Напряжение висело в воздухе. — Его голос стал едва слышен. — Я ненавидел это место. Все его ненавидели.

Последние его слова Джеслин не расслышала, но его интонация сказала ей обо всем.

— Может, в этом кроется причина проблем твоих дочерей? — предположила она.

— Тогда почему эти проблемы возникли в Англии? Почему, если им здесь тяжело, они не хотят жить там? Учителя говорят, что они почти никогда не играют с другими детьми и все разговоры ведут исключительно между собой. Еще реже шалят или смеются.

Это ненормально, с тревогой подумала Джеслин, преисполнившись решимости докопаться до причины такого поведения детей, которые в этом возрасте должны сводить родителей с ума своей неспособностью подолгу сидеть на одном месте.

— Им снятся кошмары?

— Случается.

— И кто их успокаивает? Кто утешает? — продолжала расспрашивать его Джеслин.

Шариф пожал плечами.

— Это входит в обязанности няни.

У Джеслин упала челюсть. Заговорить ей удалось не сразу.

— Это входит в твои обязанности! Ты их отец! — с жаром воскликнула она.

— Я бы нашел нужные слова, если бы они приходили ко мне за утешением.

В этот раз Джеслин, просто лишившись дара речи, лишь медленно покачала головой.

— Кажется, они вернулись, — прислушавшись, сказал Шариф, и на его лицо набежала тень.

Это было самое странное знакомство в ее жизни. Все три девочки стояли перед отцом, не отрывая глаз от пола. Джеслин пришла в еще большее недоумение, когда заговорил Шариф. В его голосе она не слышала ни тепла, ни любви, с которой он рассказывал ей о своих дочерях.

— Мои дочки. Джинан, Саба и Такия, — сопроводив свои слова кивком, сказал он.

Все три девочки наклонили головы, но не произнесли ни слова. Джеслин почувствовала на себе взгляд Шарифа, но знала, что ее лицо не выдало эмоций благодаря профессиональной выдержке и опыту.

Если бы в классах, в которых она вела уроки, были такие тихие и послушные дети, она бы сразу заподозрила что-то неладное и постаралась выяснить, что послужило тому причиной — недоедание, невнимание со стороны родителей или, возможно, телесные наказания.

Взглянув на милых, но безразличных ко всему девочек, Джеслин поклялась себе, что не уедет до тех пор, пока не выяснит, что или кто довел их до такого состояния. Она обязана сделать это не только ради самих девочек, но и для Джамили и Аман, которые никогда не узнают, что они стали тетями и у них есть три прелестные племянницы…

Полчаса спустя Джеслин ввела девочек в свою гостиную, залитую солнечными лучами. Бросив несколько подушек на пол, она усадила малышек в круг и села сама. Теперь, оказавшись с ними лицом к лицу, она смогла убедиться, что девочки были абсолютно очаровательны, обещая вырасти в настоящих красавиц. Если бы они жили не на Востоке и не были принцессами, карьера моделей или актрис была бы им обеспечена уже в этом возрасте.

Переводя взгляд с одной девочки на другую, Джеслин поняла, что ни о каких занятиях не может быть и речи, пока они не станут хоть немного ей доверять и не выкажут хотя бы капельку интереса к тому, что их окружает.

— Давайте во что-нибудь поиграем? — весело предложила она.

Девочки молчали.

— Неужели вы не любите играть? Знаете, какая у меня была любимая игра? «Утка, утка, гусь».

Сестры продолжали смотреть на нее отсутствующим взглядом. Джеслин встала на ноги.

— Вы не знаете эту игру? Тогда я вам сейчас покажу. Я буду ходить вокруг вас, касаться ваших волос и говорить «утка», но когда скажу «гусь», кто-то из вас должен будет меня поймать.

— Зачем вас ловить? — спросила Саба.

Лица всех трех девочек уже не были такими бесстрастными, и Джеслин позволила себе немного порадоваться.

— Потому что это такая игра. Увидите, будет весело.

— А почему «гусь», а не «цыпленок»? — нахмурившись, спросила Такия.

— Извините, — опередила ответ Джеслин старшая девочка. — Но бабушка сказала, что вы будете заниматься с нами математикой и чтением.

Джеслин сделала удивленное лицо.

— Ты хочешь заниматься математикой, а не играть?

— Игры для маленьких детей, — погрустнев, заметила Саба.

Джеслин спрятала улыбку.

— Я думала, девочки, которым пять, шесть и семь лет, любят играть.

— Вообще-то, Джинан исполнилось восемь на прошлой неделе, а мне будет семь уже через два месяца, — слегка надулась Саба.

— Вот как? Тогда прошу прощения. Должно быть, я не правильно поняла. — Джеслин повернулась к Джинан. — Прими мои поздравления. Надеюсь, вы хорошо повеселились в твой день рождения? — Про себя она подумала: как такой любящий отец, каким показался ей Шариф, мог забыть о том, сколько лет его дочерям? Она с ним еще поговорит на эту тему.

На лицах девочек проступило выражение разочарования.

— Неужели вам было скучно? — позволила усомниться себе Джеслин.

— Не было никакого дня рождения, потому что праздники только для маленьких детей, а я уже взрослая, — проинформировала ее Джинан.

— Тогда понятно.

— Что вам понятно? — подала голос Такия.

— Понятно, почему вы не хотите играть. Вы же уже взрослые и думаете о том, в какой университет поступать после школы…

— Никуда я не хочу поступать, — перебила ее Такия. — Я ненавижу школу.

— И я.

— И я тоже, — поддержала сестер Саба.

— Но иногда в Англии даже лучше, чем здесь, — добавила Джинан, переглянувшись с сестрами.

— Значит, вам не нравиться учиться, но Англия вам нравится? — спокойно спросила она.

Девочки снова замкнулись. Джеслин запомнила их слова, но больше ничего выяснять не стала. Вместо этого она предложила им еще одну игру, но когда уже была готова признать свое поражение, Такия вдруг захихикала.

Шариф, стоявший за дверью библиотеки, вздрогнул. Он так давно не слышал смеха своих дочурок, и когда с грустью подумал, что и вторая попытка Джеслин ни к чему не приведет, ей все-таки удалось рассмешить Такию.

Что происходит с его детьми? — устало спросил он себя. Что и когда он просмотрел?

Когда ему не удалось ничего выяснить у самих девочек, Шариф поговорил с директрисой, но узнал немного. Он даже вызвал на лето их няню, но это ничего не изменило. Девочки упорно отказывались подходить к нему сами, и единственные фразы, которые он от них регулярно слышал, были «доброе утро» и «спокойной ночи».

Но теперь все наладится, напомнил он себе, идя по коридору. Джеслин поможет его дочкам.

Шариф подошел к лимузину, когда вышла его мать.

— Ты снова уезжаешь, не попрощавшись со мной и даже не поздоровавшись?

Подбородок его напрягся.

— Больше не смей забирать детей без моего разрешения.

— Мы всего лишь съездили в летний домик.

— Больше так не делай, — повторил Шариф. — В противном случае я прикажу, чтобы тебя сюда не пускали.

— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — оскорбилась Рейна. — Я твоя мать.

— Я имею полное право говорить с тобой в таком тоне, когда ты унижаешь меня перед моими людьми.

— Я тебя ни перед кем не унижала.

— Все слуги знали, что ты должна была вернуться еще вчера вечером.

— Но пробки…

— У нас есть вертолет. Или ты забыла об этом?

— Куда ты сейчас едешь? — сменила тему его мать.

Шариф подавил вспыхнувший в нем гнев.

— Ты знаешь, что сегодня я должен лететь в Париж и что часть своего вчерашнего свободного дня я хотел провести с девочками.

— Я не обязана помнить обо всех твоих передвижениях.

Шариф сел в машину.

— Я попрошу сделать для тебя календарь.

— Тогда сделай его в четырех экземплярах. Я нисколько не сомневаюсь, что твои дети уже успели подзабыть, как выглядит их отец.

Шариф хотел опровергнуть ее утверждение, но правда, которая была заключена в словах матери, заставила его смолчать. На сердце стало неспокойно. Он действительно редко с ними видится, и хотя на это у него есть масса оправданий, ни одно из них не может изменить тот факт, что он и его девочки совсем не знают друг друга.

— Я вернусь в выходные, — голосом, лишенным эмоций, сказал он. — Передай дочкам, что они могут звонить мне в любое время.

— Почему бы тебе не звонить им самому?

— Потому что во дворце они могут быть где угодно и чтобы найти их потребуется время, за которое я могу закончить еще одно дело и скорее вернуться обратно.

Фырканье королевы Фер дало Шарифу понять, что она считает его довод таким же глупым и неубедительным, как и он сам.

Позже тем днем Джеслин проводила девочек в их крыло. Там их ждала немолодая няня, которая ей почему-то сразу не понравилась. Девушка напомнила себе, что первое впечатление бывает обманчивым. Возможно, узнав няню получше, она изменит о ней свое мнение.

— Увидимся за ужином, — сказала она, передавая девочек миссис Фишман.

— Девочки будут ужинать с бабушкой.

— Хорошо, — кивнула Джеслин, заметив, что лица малышек стали удрученными, почти испуганными. Ей хотелось заглянуть в глаза маленьким принцессам и ласково спросить, почему они не хотят ужинать с бабушкой, но она прикусила язык. Еще не время задавать откровенные вопросы. Пока девочки относятся к ней настороженно и от ее настойчивости могут только сильнее замкнуться в себе. — Тогда я приду пожелать вам спокойной ночи перед сном.

— Это моя работа, — заявила миссис Фишман. — Вы их учительница, а не няня.

Джеслин ничем не выдала своего раздражения.

— Ну что ж, значит, увидимся завтра в библиотеке, — произнесла она. — Я буду вас ждать.

Такия неожиданно улыбнулась, и, увидев эту робкую улыбку, Джеслин подумала, что, выиграй она миллион, и то не почувствовала бы себя счастливее.

Повернувшись к двери, Джеслин ощущала на себе взгляд четырех пар глаз и, даже не оборачиваясь, могла поклясться, что буквально осязает нежелание девочек оставаться с миссис Фишман.

Эта мысль ее встревожила. Чтобы успокоиться, Джеслин вышла на залитый солнцем внутренний дворик. Однако ни его красота, ни царивший в этом месте покой не уменьшили ее беспокойства.

Появившаяся Меза спросила, не хочет ли госпожа выпить чаю. Получив утвердительный ответ, она передала ей толстую черную папку.

— Его высочество просил вам передать.

Джеслин подумала, что это как-то связано с детьми, но ошиблась. Папка предназначалась ей. Там содержалась подробнейшая информация о том, как, когда, сколько времени, какими предметами и по каким темам она должна заниматься с девочками. Это был ее план на лето.

Пролистав его до конца, Джеслин кое-что поняла. Например, ей стала ясна, по крайней мере, одна причина, по которой девочки пребывают в угнетенном состоянии. Она бы на их месте взбунтовалась, если бы каждая минута ее дня, да еще в летние каникулы, была расписана по минутам.

Тот, кто составлял это расписание, забыл или не знал о том, что маленькие дети лучше всего усваивают материал, если он подается в игровой форме и небольшими порциями, негодовала Джеслин. Окрестив про себя этого человека «врагом детей», она взялась за ручку.

Не зная, то ли смеяться, то ли плакать над некоторыми пунктами, Джеслин стала делать заметки на полях и так увлеклась, что не сразу заметила, что во дворике кроме нее кто-то есть и стоит прямо у нее за спиной.

— Вы уже не справляетесь со своими обязанностями? — раздался из-за ее плеча ледяной женский голос.

Джеслин резко выпрямилась и медленно встала. Этот голос она бы узнала где угодно.

— Не совсем так. Просто я не уверена, что это такое, — кивнула она на папку.

— По-моему, все и так ясно. Это ваш план на лето.

— Это не мой план, — сказала Джеслин, выделив местоимение. — Он мне не нужен, но я позволила себе сделать несколько замечаний.

Мать Шарифа поджала губы.

— Этому плану вы будете следовать.

— Простите, ваше высочество, но учительница здесь я, и потому мне решать, как и чем я буду заниматься с детьми. Тот, кто составлял этот план, не знаком с детской психологией. Осмелюсь даже добавить, что это относится и к тому, по чьей просьбе план составлялся. О чем думал этот человек, отправляя Такию в школу? Она еще совсем ребенок.

— Хватит! — отрезала Рейна. — Вы только-только познакомились с детьми. Вам о них ничего не известно.

— Возможно, — спокойно согласилась Джеслин. Королева Рейна могла запугать ее девять лет назад, но не сейчас. — Я узнаю их лучше в процессе учебы, но придерживаться буду своего плана обучения.

— Я поговорю с Шарифом!

— Будьте так добры. И, пожалуйста, если вы встретитесь с ним раньше меня, скажите ему, что мне нужно с ним кое-что обсудить.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Джеслин ждала весь вечер, когда Шариф пригласит ее прийти. Она передала ему через Мезу два сообщения и одно оставила его дворецкому.

В полночь, когда стала ясно, что ее не пригласят, она легла, и на душе у нее было неспокойно.

На следующее утро Джеслин обнаружила, что Шариф еще вчера уехал в Париж и вернется только через пять дней.

Все эти дни она занималась с девочками и не могла не нарадоваться, потому что с каждым днем принцессы проявляли все больше интереса к своим занятиям. Они заметно преобразились с того дня, когда она познакомилась с ними.

Джеслин не скупилась на похвалы, лишь бы избавить их от недетской серьезности, и с нетерпением ожидала, когда вернется Шариф, чтобы обсудить с ним накопившиеся к нему вопросы. Но за день до его приезда королева Рейна сказала ей, что Шариф не сможет поговорить с ней, так как его возвращение будет кратковременным и он снова почти сразу уедет.

— Не повидавшись с девочками? — спросила Джеслин, следя за тем, чтобы ее возмущение не прорвалось наружу.

— Шариф зайдет к ним. Он все-таки их отец, — высокомерно ответила Рейна.

Узнав, что Шариф вернулся, Джеслин попросила его дворецкого передать, что ей необходимо срочно с ним поговорить. Но и в этот раз она напрасно ждала, что Шариф выделит ей хотя бы несколько минут. Джеслин рассердилась. Ведь он наверняка догадывался, что она хочет поговорить с ним не о погоде, а обсудить проблемы его детей!

Вместо этого от имени Шарифа ей сообщили, что он получил ее сообщение, но поговорить они смогут, когда он вернется из поездки в Иордан и Нью-Йорк.

«Что меня тревожит!» — кипела Джеслин, глядя на склоненные над тетрадями головы девочек, которые решали задачи по математике.

Его дети ее тревожат, вот что.

— Ну, вы уже рассказали папе о своих успехах? — спросила она, надеясь, что для своих-то детей Шариф выкроил немного времени.

— Он пришел пожелать нам спокойной ночи, — произнесла Джинан, которая первая закончила свое задание.

— И какую сказку он вам прочитал?

— Он не читает нам сказок, — сказала Такия. Губы у нее задрожали.

— Наверное, потому, что вы не даете ему и слова вставить, — с наигранной шутливостью предположила Джеслин.

Девочки покачали головами.

— Мы не должны ему надоедать, — прошептала Саба.

— Кто это вам сказал?

— Бабушка.

Джеслин мысленно адресовала ее высочеству несколько нелестных слов.

— Наверное, бабушка говорила вам о чем-то другом, — улыбнулась она. — Я уверена, что ваш папа был бы рад, если бы вы делились с ним своими впечатлениями о том, как провели свой день.

— Мы не должны ему мешать, — упрямо сказала Джинан. — У шейха есть много других важных дел.

Как только Шариф соблаговолит с ней поговорить, она ему такое устроит, даром что он шейх! Отец называется!

Прошло тринадцать дней. Как могла, Джеслин старалась расшевелить девочек. Она не задавала им те вопросы, которые, как она заметила, были им неприятны. Наоборот, делала все, чтобы заставить их говорить о том, что им нравилось больше всего, но не забывала ничего из сказанного ими, что хоть как-то могло объяснить странность их поведения.

И эта тактика полностью себя оправдала. Девочки начали улыбаться и смеяться чаще, чем в первые дни. Настороженность исчезла из их глаз. Они стали живыми и непоседливыми. Словом, вели себя так, как и положено вести себя детям их возраста.

Джеслин уже знала, что Шариф должен вернуться в пятницу вечером после десяти, поэтому, едва часы показали десять, она решительно вышла из своей комнаты. В коридоре ей встретился дворецкий Шарифа, который сообщил, что шейх еще не вернулся, но как только он появится, ей сообщат об этом.

Джеслин уже была по горло сыта обещаниями.

— Я его подожду, — кивнула она.

— Прямо здесь? — не поверил дворецкий. — Но где вы будете сидеть?

— Ничего, я постою.

— Вы не можете.

— Почему же?

— Это не принято.

— Я должна увидеть его высочество, — повторила она. И, словно извиняясь за свою настойчивость, улыбнулась.

Дворецкий Шарифа понял, что она не уступит. Церемонно кивнув, он ушел, чтобы вернуться вместе со стулом и подушкой.

— Надеюсь, так вам будет удобнее, — не скрывая своего неодобрения, сказал он.

— Уверена, гораздо удобнее. Спасибо, — поблагодарила его Джеслин.

Сев на стул, она стала ждать. Шли минуты, и, несмотря на то, что мышцы стали понемногу затекать, ей все труднее было сопротивляться сну, который подкрадывался к ней незаметно, пока не сморил ее окончательно.

Разбудил Джеслин вопрос, произнесенный приглушенным от усталости голосом Шарифа:

— Что ты здесь делаешь?

Девушка открыла глаза и обнаружила, что сидит на полу у его ног. Каким образом она там очутилась, вспомнить не смогла.

— Жду тебя, — ответила Джеслин, не сумев подавить зевок. — Мы должны поговорить.

— В три часа утра?

— Уже утро? — удивилась она и сделала попытку встать, но от долгого сидения в одном положении ее ноги онемели. Ойкнув, она снова опустилась на пол, разминая затекшие конечности. — Подожди, я сейчас поднимусь.

— Сколько ты уже здесь сидишь?

— С десяти или чуть позже.

— Пять часов? — покачал головой Шариф. — Поверить не могу.

— Я должна была с тобой поговорить до того, пока ты опять куда-нибудь не улетел, — снова зевнув, объяснила Джеслин. — Я оставила столько сообщений, но ты так ни разу мне не позвонил.

— Невероятно, — повторил Шариф.

Он поднял ее на руки так легко, словно она весила не больше Такии.

— Что ты делаешь? — испугалась Джеслин.

— Несу тебя в твою комнату.

Ее сердце забилось быстро и неровно. Близость Шарифа заставляла ее чувствовать себя слабой и уязвимой, а позволить себе с ним эту роскошь она не могла.

— Шариф, отпусти меня. — Она хотела сказать это громко, но вместо этого у нее получился шепот.

— Ты хоть подумала, в каком я был состоянии, когда увидел, что ты спишь на полу перед моими комнатами? — спросил он.

— Я спала не на полу, а на стуле, — запротестовала Джеслин. — Отпусти меня. Боль уже прошла, я могу идти сама.

— Лучше помолчи.

Джеслин не произнесла больше ни звука до тех пор, пока Шариф не вошел в спальню.

— Все, теперь ты можешь меня отпустить.

Шариф положил ее на кровать и отступил на шаг.

— Чтобы больше никаких ночных ожиданий.

— Мне не пришлось бы идти на такие крайние меры, если бы ты хоть раз мне перезвонил. Я по меньшей мере четыре раза просила передать, что хочу с тобой поговорить.

Его глаза сузились.

— Я не получал никаких сообщений. — Какое-то странное выражение мелькнуло в его глазах, но быстро исчезло. — Здесь, во дворце, не все так-то просто.

— Это я уже заметила. — Джеслин села на кровать. — Например, ты говоришь, что хочешь для своих дочерей как лучше, но на практике…

Смелость неожиданно оставила ее. Оказывается, она успела проникнуться традициями чуждой ей культуры сильнее, чем предполагала сама.

В Сарке, как и во многих арабских странах, все решали мужчины. В их обязанности входило заботиться о женщинах своей семьи. Если у матери умирал муж, она возвращалась жить к сыну. Сыновья любовь и преданность матери была здесь не пустым звуком, а Шариф являлся старшим сыном королевы Рейны. Если он мог позволить себе иногда покритиковать свою мать или даже разозлиться на нее, это не значило, что подобное дозволяется делать другим, тем более что шансов проверить слова девочек у нее не было никаких.

— А что на практике? — не дождавшись от нее продолжения, напомнил Шариф.

— Уже почти четыре, — уклончиво сказала Джеслин. — Время для разговора не совсем подходящее.

— Разве? Если бы это было так, я бы не нашел тебя там, где нашел. — Одним пальцем Шариф приподнял ее подбородок, заставляя смотреть на себя. — Ты здесь уже две недели. Что не так с моими детьми?

Джеслин отбросила сомнения.

— Мне передали папку от твоего имени, — начала она.

— Какую папку? Я ничего не велел тебе передавать.

— Да? Черная папка с расписанными по дням и минутам уроками для девочек.

— Я ничего не передавал, никого не просил и не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Наверное, это идея принадлежала моей матери. О чем ты и сама могла догадаться.

— В любом случае это не уменьшает твоей вины. Ты должен был предвидеть этот шаг с ее стороны. — Голос девушки зазвенел от возмущения. — Она чуть не превратила жизнь внучек в колонию строгого режима в твоем собственном доме, а ты просто пожимаешь плечами и говоришь: «Наверное, это моя мама».

— Я сказал иначе, — спокойно произнес Шариф, но на его скулах заходили желваки.

— Иначе, но по смыслу это было чертовски близко к тому, как сказала я, — распаляясь, продолжила Джеслин. — Возвращаясь к твоему последнему вопросу «что не так с моими детьми?», объясняю: с ними все так. В отличие от твоей матери.

— Если ты хотела меня удивить, то напрасно старалась. Я не удивлен.

— Так же, как не будешь удивлен, узнав, что своими страхами и фобиями девочки обязаны своей бабушке? — с сарказмом спросила она.

Как Джеслин и боялась, Шариф не придал значения ее словам.

— Я знаю, что моя мать тебе не нравится…

— Дело не в том, нравится она мне или нет. Дело в том, как защитить твоих детей.

— От моей матери? — Его брови поползли вверх. — И как я, по-твоему, должен это сделать и главное, зачем? Ты разве забыла, что это и ее дом тоже?

— Нет, не забыла. Но лишь хочу спросить, почему бы тебе с дочерьми не жить от нее отдельно, оставив ей дворец? — Стараясь достучаться до Шарифа, она схватила его за одежду. — Ваш собственный дом, в котором ты был бы единственным его хозяином. Помнишь, ты уже говорил об этом?

— И ты еще удивлялась, почему моя мать невзлюбила тебя? — изменившимся голосом спросил Шариф, убирая прядь волос с ее лица.

— Моей вины в том не было, — слабея от его ласки, произнесла Джеслин. — Я всегда относилась к ней с почтением и уважением…

Голос Джеслин затих, потому что Шариф дотронулся до ее лица.

— Можем мы поговорить о чем-нибудь еще, кроме моей матери? — Его пальцы коснулись ее щеки и опустились до подбородка, мягким нажатием заставив Джеслин запрокинуть голову.

— Но мы не можем забыть о ней. Она часть проблемы, — чувствуя себя беспомощной перед его нежностью, пролепетала она.

— Я подумаю над этим.

Шариф нагнулся и поцеловал ее в губы таким медленным и чувственным поцелуем, что Джеслин была вынуждена обеими руками ухватиться за его плечи.

Какая-то часть ее мозга, в которой еще сохранился здравый смысл, требовала, чтобы она немедленно прекратила поцелуй, но Джеслин уже была околдована и пребывала в эйфории, поэтому не обращала внимания на что-либо еще, кроме наслаждения, которое дарил ей Шариф.

Он осторожно покусал ее нижнюю губу, затем провел по ней языком, заставив девушку содрогнуться. Джеслин подалась ему навстречу, и Шариф привлек ее к своему телу, от которого исходил жар.

Джеслин уже забыла, как приятно находиться в объятиях мужчины, чувствовать его мощь и силу. Она не испытывала ничего подобного с тех пор, как они расстались. Шариф не был ее единственным мужчиной, но только в его объятиях она теряла ощущение реальности. Только с ним она испытывала не просто физическое желание, но и потребность владеть его мыслями, сердцем, душой…

Затуманенным краем сознания Джеслин отметила, что Шариф изнемогает от желания так же, как и она, и от этого страсть в ней разгорелась еще ярче. Ее руки проникли под его одежду. Прикосновение к гладкой горячей коже твердой мужской груди едва не свело ее с ума.

Не отрываясь от ее губ, Шариф накрыл Джеслин своим телом. Слабый стон сорвался с ее губ, потому что как только тела их соприкоснулись, она поняла, как сильно ей недоставало Шарифа, ее друга, любовника, любимого… Сейчас между ними не может быть никаких преград!

Джеслин дернула Шарифа за одежду, стремясь как можно скорее припасть к его полностью обнаженному телу, вдохнуть пьянящий запах, вспомнить, какова на вкус его кожа. Она была так поглощена своим занятием, что даже не заметила, как он снял с нее блузку.

Шариф смотрел на нее своими дымчатыми глазами, в которых она могла прочесть восхищение, удивление, страсть. Затем в них мелькнуло выражение страха, словно он вдруг испугался, что больше никогда ее не увидит.

Джеслин не могла этого вынести. Она протянула руки и погрузила их в его черные густые волосы, заставляя Шарифа наклониться и коснуться ее губ. Она целовала его страстно и самозабвенно, дразня своим языком, чтобы заставить его потерять над собой контроль, и не утаивая от него, что она полностью в его власти.

И что ее сердце бьется только ради него.

Неважно, почему Шариф занимается с ней любовью. Неважно, что она не может быть его женой или что в его страсти к ней нет любви. Важно лишь одно: сейчас он нужен ей как никогда.

Джеслин быстро избавила Шарифа от остатков одежды. Устроившись у него в ногах, она стала медленно целовать и ласкать языком его плоский упругий живот, узкие бедра, скользя вдоль тела и изредка кидая на него взгляд из-под ресниц.

Дыхание Шарифа участилось, с его губ сорвался хриплый стон. Он обхватил ее налившиеся груди руками и стал теребить и пощипывать заострившиеся соски, доставляя ей удовольствие, граничившее с болью.

Джеслин то подбиралась, то снова отступала от его возбужденной плоти, слегка касаясь ее губами и щекоча своим теплым дыханием. Почувствовав, как напряглось его тело, ставшее влажным и блестящим от пота, она приступила к главному. Низкий гортанный стон Шарифа подсказал ей, что она все сделала правильно.

Он был огромен и тверд, а его кожа оказалась атласно-гладкой и горячей.

Внезапно Шариф оторвал ее от себя.

— Я не хочу знать, кто научил тебя этому, — задыхаясь, сказал он.

Джеслин встретилась с его глазами, в которых пылало пламя страсти.

— Ты научил, — прошептала она и, слегка надавливая ногтями, провела по его груди кончиками пальцев.

— Раньше ты никогда этого не делала.

— Но всегда хотела попробовать.

Его руки сомкнулись на ее талии, и Шариф посадил Джеслин на себя верхом.

— Почему? — потребовал он.

Джеслин пожала плечами, заметив, каким голодным взглядом он следил за тем, как приподнялась и опала ее грудь.

— Хотела посмотреть, на что это будет похоже, если бы ты принадлежал мне.

Глаза Шарифа расширились.

— С нами всегда так было?

— Не помню.

Я помню только, что любила тебя.

— Я хочу тебя, — взяв ее руки и слегка сжав их, сказал Шариф, — хотя не знаю, что это значит…

Джеслин мягко закрыла его рот своими губами, целуя неторопливо и нежно. Глаза ее были закрыты, потому что она боялась, что Шариф прочтет в них, как отчаянно она в нем нуждается. До встречи с ним она была неопытна и только с ним занималась любовью, но сейчас прежнее знание вернулось к ней легко и незаметно, как способность дышать.

Джеслин хотела насладиться каждым мгновением, не зная, будет ли вообще повторение этой ночи, но Шариф не желал медлить. Его поцелуи становились яростнее и настойчивее, он жадно терзал ее губы, как человек, который не может насытиться. Она задрожала, слабея под его натиском, но не отступила, с радостью отвечая на горячие, головокружительные поцелуи.

Он взял ее с какой-то безумной страстью, словно хотел доказать, что она принадлежит ему и только ему. Джеслин чувствовала внутри себя шелковый огонь, который сливался с пламенем, сжигавшим ее изнутри. Вместе с пламенем росло напряжение, и ей казалось, что еще немного — и она взорвется.

Пальцы Шарифа переплелись с ее пальцами, и это было последнее, что она помнила. Мыслей не осталось, а тело словно больше не принадлежало ей, качаясь на волнах наслаждения в мире, в котором не было никого, кроме них двоих…

Когда Джеслин немного пришла в себя, то обнаружила, что сжимает в своих объятиях Шарифа, который по-прежнему лежит на ней. Его тело было расслаблено, но дышал он еще учащенно.

Она закрыла глаза, надеясь навсегда запомнить это чувство — чувство целостности. В объятиях Шарифа она переставала быть бедняжкой и сиротой, несчастной племянницей тети Мэдди. С ним она была совершенством, обретая недостающую часть себя.

Неожиданно слезы защипали ей глаза, и она зажмурилась. Как ни чудесны эти минуты, но они не будут продолжаться вечно, а это значит, что она опять потеряет своего любимого. Джеслин уже сейчас знала, как тяжело ей будет вернуться к прежней жизни, которая после этой ночи снова необратимо изменится. Теперь для нее все будет по-другому, и вряд ли она сможет забыть о том, что Сарк находится не так далеко от Дубаи и Шарджа.

Неужели она снова совершила ошибку?

Неожиданно матрас прогнулся под весом Шарифа, который скатился с нее и встал.

— Почти шесть, — сказал он, поднимая с пола свою одежду.

Джеслин открыла глаза, когда он уже был полностью одет.

— Слуги встали, — добавил он, — и скоро придет Меза.

Джеслин укуталась в нежно-розовое покрывало, чувствуя, как от слов Шарифа ее охватывает холод.

— На сегодня запланированы уроки? — не глядя на нее, спросил он, приглаживая рукой волосы.

Все правильно, с болью подумала Джеслин. Она знала, на что идет, когда отдавалась ему. Глупо ожидать от него какого-то ласкового слова, какого-то жеста, намекающего на то, что происходящее для него значило то же, что и для нее. Это был всего лишь отличнейший секс. Шариф уже давно не ее друг и любовник. Сейчас она всего лишь учительница, нанятая на лето для того, чтобы помочь его дочерям.

И для нее же будет лучше никогда об этом не забывать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Уроки? — переспросила Джеслин. — В субботу?

Шариф кинул на нее быстрый взгляд.

— Ты не работаешь по субботам?

— Детям необходим отдых. К тому же сейчас каникулы.

— Им нужно выучить материал.

— Они его выучат, не беспокойся. Но сначала им надо хотя бы немного отдохнуть от школы, побыть с тобой.

— Передай им, что я присоединюсь к ним в полдник за чаем после того, как вы позанимаетесь.

— О, добрейший король Фер, — не скрывая иронии, проворковала Джеслин. Начав говорить о его детях, она позабыла о своих невеселых мыслях и о том, что сидит перед ним, укутавшись в покрывало. — Ваше пожелание будет исполнено.

— Это что еще за цирк? — сощурился Шариф.

Ее глаза вызывающе сверкнули.

— Ты неделю не видел своих дочурок и собираешься сделать им одолжение, присоединившись к ним за чаем?!

Джеслин опять поразилась тому, как изменился Шариф. В далеком прошлом, когда они еще были вместе, он был страстным любовником и вместе с тем внимательным, чутким человеком. Тогда она нисколько не сомневалась, что он станет прекрасным отцом. Все оказалось совсем не так…

— Что с тобой случилось? — гневно спросила она, чтобы скрыть свое разочарование.

— Только не сейчас, — нетерпеливо сказал Шариф. — У меня нет времени.

— Тогда я тебе сама отвечу. Ты не Шариф Фер, которого я знала и кем восхищалась, потому что он умел сопереживать друзьям и заботился о тех, кто был ему близок. Сейчас ты шейх, но никто и ничто не сможет заставить меня восхищаться холодным и безразличным человеком.

— У меня есть обязанности.

— У тебя они были и тогда, когда ты жил в Лондоне, но это не мешало тебе оставаться хорошим парнем.

— На этот счет спроси мнение живущих в Сарке людей. Довольны ли они тем, что у них есть работа и стабильный доход?

— А разве твоя жизнь — полная? У тебя есть три замечательные дочки, а ты исключил их своей жизни.

— Я забочусь о них. Разве этого мало?

— Заботишься? — хмыкнула Джеслин. — Ты последний раз видел их неделю назад, и то мельком. И почему-то я уверена, что раньше твои встречи с ними были не намного дольше.

— У них есть няня. К тому же сейчас появилась ты.

— Но им нужна не я! Ты им нужен! — в сердцах воскликнула она.

— Мне жаль, что я разочаровал тебя как отец своих детей, но поверь, я стараюсь. В детстве я тоже видел своих родителей не часто, но знал, что они заботятся обо мне.

— Заботятся или любят? — уточнила девушка.

— Джеслин…

— Ответь мне на один вопрос, Шариф. Если бы у тебя были не дочки, а сыновья, ты бы так же их игнорировал?

Его лицо вдруг потемнело.

— Как ты смеешь?!

— Как я смею? — повторила за ним Джеслин, прямо встречая его взгляд, не сулящий ничего хорошего. — Легко. Я смею говорить тебе это после того, как ты почти заставил меня приехать сюда, поскольку тебя беспокоили твои дети. Ты сказал, что нуждаешься, чтобы кто-нибудь сказал тебе правду. Так вот, сейчас я знакомлю тебя с правдой. Твоим детям не нужны ни няня, ни учительница, ни детский психолог. Им нужны любящие родители, а так как матери у них нет, значит, им необходим ты.

— А как те люди, о чьем благополучии я должен заботиться? Может, сказать им, что моим дочкам нужнее, чтобы я все свое время проводил с ними, а свои проблемы они пусть решают сами, не забывая платить налоги?

— Ты извращаешь мои слова. Тебе не требуется посвящать им все свое время, но лучше организовать его так, чтобы проводить с ними хотя бы по полчаса каждый день. — Джеслин покачала головой. — Я не могу поверить, что ты стал таким, Шариф. Может, ты хороший шейх, может, даже лучший среди всех, но мне больше нравился тот Шариф, которого я знала в Лондоне.

Ноздри Шарифа затрепетали, но он вышел, не проронив ни слова. Джеслин было все равно. Она сказала ему правду, на которой он настаивал, и от нежелания признать ее, правда в угоду ему не изменится.

Шариф включил душ и, не став дожидаться, пока вода нагреется, шагнул под холодные струи.

Последние слова Джеслин продолжали звучать у него в ушах. Он нравился ей больше, когда не был шейхом? Но с кем, она думает, только что занималась любовью?

Шариф стиснул зубы, чтобы не выругаться. Что он наделал, позволив своему желанию одержать верх над здравым смыслом? На что надеялся? На смену физическому удовольствию пришло эмоциональное опустошение. Впервые за много лет, когда он снова сжимал Джеслин в своих объятиях, ему было спокойно и хорошо, а теперь его сердце вновь саднило от боли, потому что он ушел от единственной женщины, которую когда-либо любил.

Их брак с Зулимой распался, когда однажды, забывшись, он назвал ее Джеслин. С той минуты она отделилась от него, не физически, нет, но эмоционально она стала от него так далека, что, несмотря на все свои попытки, он так и не смог проникнуть за стену ее отчуждения. И с сознанием этой вины перед ней за то, что любит другую, он подчинялся навязчивому желанию Зулимы иметь детей еще и еще. А затем она умерла, так и не простив. Это его вина в том, что его дочки остались без матери…

Шариф яростно вытерся полотенцем, побрился и переоделся.

Впереди его ждал еще один день государственных забот, и для их успешного решения ему нужно как можно быстрее забыть о личных проблемах. Впрочем, ему это всегда удавалось.

Когда дворецкий Шарифа удалился, чтобы принести завтрак ему в кабинет, дверь без стука открылась.

Шурша черным шелковым платьем, вошла его мать.

— Тебе следовало хотя бы постучать, — устало сказал он, думая о том, что пора что-то предпринимать, чтобы мать наконец перестала считать дворец своей личной собственностью.

— Я хочу, чтобы ты ее уволил, — заявила она.

— Ты выбрала неудачное время для разговора. — По лицу Шарифа прошла судорога. Ему не хотелось говорить о Джеслин, чью постель он покинул только час назад.

— Шариф, я не шучу. Я требую, чтобы ты избавился от нее. Как ты осмелился поселить ее в спальне своих сестер?

— Моих сестер уже давно нет, — спокойно ответил он, хотя в нем начинал закипать гнев. — И в этой спальни уже ночевали многие. Например, последней была жена шейха Аль-Буреми три недели назад.

— Но это совсем другое! Как ты мог поселить туда женщину, которой от тебя ничего не было нужно, кроме денег!

Когда-то у него имелись сомнения в причастии его матери к тому, что случилось девять лет назад. Однако с того времени он узнал ее лучше, поэтому уже давно был уверен в том, что без ее участия тогда не обошлось. И все же она его мать…

На лице Шарифа не отразилось никаких эмоций. Ему это и раньше всегда удавалось, но на второй год их супружеской жизни Зулима заявила, что ей ненавистны проявления каких-либо чувств, особенно с его стороны. Она пускала Шарифа в свою постель, но лишь ради их будущих детей, и не скрывала своего облегчения, когда он ее покидал.

Может, эта привычка так укоренилась в нем, что он спешно ушел от Джеслин, хотя этого ему совсем не хотелось? Или таким образом он кого-то наказывал? Но только кого? Джеслин за боль, которую он причинил Зулиме, или себя самого?..

— Шариф! — высокий пронзительный голос его матери нарушил его размышления.

— Она мне нужна, — сказал он правду. — А теперь извини, мне нужно сосредоточиться на вещах более важных, чем твое нежелание видеть американку в западном крыле.

— Что значит «она мне нужна»? — словно не слыша его, потребовала королева Рейна.

— То и значит, что она нужна мне и моим детям.

— Чушь. Она не была нужна ни твоим сестрам, ни тебе, ни девочкам.

— Не согласен. Джеслин чудесный человек. И мне, и моим сестрам повезло, что мы познакомились с ней. Как и моим дочкам, потому что она согласилась приехать в свой отпуск. — В этом месте Шариф немного покривил душой. — А теперь, мама, извини, у меня впереди долгий день и я не хочу начинать его со спора с тобой. Ты проявишь мудрость, если уйдешь прямо сейчас.

— Я знаю, что ты был у нее, — презрительно бросила Рейна.

Шариф покачал головой.

— Хотел бы я знать, как ты вытягиваешь из людей информацию. Угрожаешь или просто приплачиваешь?

На щеках его матери проступили красные пятна, но она не отвела взгляд.

— По крайней мере я поступаю так во благо государства!

— Вот как? Тогда начни делать это благо прямо сейчас и для начала покинь мой кабинет.

— Шариф, твой долг…

— Заботиться о тебе, я знаю. Но если ты сейчас не уйдешь, я расскажу моим братьям, что наша мать не гнушается оскорблениями, шантажом и запугиванием, — с угрозой в голосе предупредил Шариф. — И я сомневаюсь, что тогда они будут терпеть тебя, как это делаю я. Но учти, и мое терпение уже на исходе.

Джеслин и девочки сидели в библиотеке. До обеда оставался еще час, но малышки уже выглядели уставшими.

— Папа правда уже дома? — вдруг спросила Джинан, подняв голову от тетради.

На Джеслин устремились три пары темных глаз, и в них она прочла недоверчивость и радость. Девушка поняла, что их сдержанность, с которой они говорили об отце, показная, как и робость и послушание, проявляемые ими в его присутствии.

— Он обещал прийти к вам в полдник и выпить с вами чаю, — мягко улыбнулась она.

— А сколько еще до полдника? — оживилась Такия.

— Четыре часа, — опередила Джеслин Джинан.

— Так долго, — простонала Сабия.

— Целая вечность, — уныло согласилась Такия.

Джеслин не могла видеть их такими удрученными.

— Как насчет небольшого перерыва? — стараясь казаться веселой, спросила она. — Может, поиграем во что-нибудь?

— Нам нельзя, — буркнула Джинан.

— Почему вам нельзя играть?

Джеслин вздрогнула, услышав за спиной голос Шарифа. Девочки также были удивлены его появлением, поэтому приветствовали отца с небольшим опозданием.

— Вы вернулись, отец, — хором сказали они, склонив головы.

— Да. Хорошо быть дома.

Шариф подошел к ним. Джеслин не знала, как себя вести, но ей казалось нелепым смотреть на сестричек, которые по-прежнему стояли, не поднимая головы.

— Девочки, садитесь. Может, кто-нибудь из вас хочет показать папе, чем мы занимаемся? Джинан, не желаешь начать? — спросила она, когда никто из малышек не откликнулся на ее предложение.

Старшая дочь Шарифа почти с испугом посмотрела на нее.

Джеслин услышала, как вздохнул Шариф. Он, как и все, без сомнения, чувствовал неловкость, которая повисла в воздухе. Девушка не представляла, как этому помочь. Шариф совсем не знал, о чем говорить со своими детьми.

— Сегодня мы читаем, — начала она, чтобы как-то разрядить обстановку, — а затем у нас урок рисования, и мы постараемся изобразить в красках то, что узнали из рассказов. — Джеслин послала в сторону девочек ободряющую улыбку. — Все мы уже хорошо умеем читать, верно?

— Я еще не очень хорошо читаю, — призналась Такия, с робостью поглядывая на отца.

— Нет, у тебя очень хорошо получается, — успокоила сестренку Джинан.

— Да, это правда, — кивнула Саба.

Джеслин с любовью и гордостью посмотрела на трех девочек, к которым за две недели успела привязаться.

— Уверен, что когда ты еще немного подрастешь, то будешь читать не хуже Джинан и Сабы, — сказал Шариф.

Такия с надеждой посмотрела на отца.

— Правда? А откуда ты знаешь?

— Когда ты была маленькой, то очень любила жевать страницы, — сохраняя серьезное выражение лица, ответил Шариф, но глаза его улыбались.

Саба спрятала смешок в кулачок, Такия хихикнула, а Джинан посмотрела на отца со смешанным чувством удивления и недоверия.

— А я что любила делать? — поинтересовалась Саба.

Шариф расположился на стуле рядом со своими дочками.

— Больше всего ты любила покричать, — не задумываясь, сообщил он.

Саба и Такия прыснули со смеха, и только Джинан продолжала пытливо смотреть на отца.

— А какая была Джинан? — продолжала допытываться Саба.

Шариф перевел взгляд на старшую дочь.

— Такая, какая она сейчас. Рассудительная и серьезная. И она никогда не жевала страницы и не кричала.

— Никогда-никогда? — не поверила Такия.

— Никогда, — подтвердил Шариф. — Она всегда все делала правильно.

— Неправда! — воскликнула молчавшая до этой минуты Джинан. — Если бы я все делала правильно, наша мама бы не умерла и нам бы не пришлось уехать в Англию.

В библиотеке снова стало тихо. Пока Джеслин лихорадочно думала, что сказать, Шариф погладил Джинан по голове.

— Ты все делала правильно, — мягко повторил он. — Вы уехали в Англию, потому что ваша мама хотела, чтобы вы учились в той же самой школе, в которой училась она.

— Нам там не нравится, — угрюмо сказала Саба.

— Там плохо, — кивнула Такия.

Шариф проглотил ком в горле.

— Если в конце лета вы не захотите туда вернуться, мы все вместе подумаем над тем, где вы будете учиться дальше.

— Мисс Хитон может нас учить! — живо произнесла Саба и повернулась к Джеслин: — Вы бы стали нашей учительницей, правда?

Джеслин была тронута до глубины души, но ответила осторожно:

— Я была бы рада, но вдруг я вам надоем до конца лета?

— Никогда! — громко сказала Джинан. — После смерти мамы нам больше ни с кем не было так хорошо.

Джеслин заметила, как насторожился вдруг Шариф. В эту минуту дверь открылась, и еще до того, как мать Шарифа вошла в библиотеку, в комнате раздался ее голос:

— Мисс Хитон, почему дети до сих пор не занимаются?

— Я освободил их до конца дня, — сказал Шариф.

— Шариф? — смешавшись, воскликнула королева Рейна. — Ты здесь? То есть, конечно… Я просто думала, мне сказали… ты говорил, что присоединишься к детям во время полдника…

— Я передумал. Сейчас мы идем обедать, а затем все вместе решим, как нам провести день.

Такия и Саба засияли, и даже Джинан не удержалась от улыбки.

Во время обеда взгляд Джеслин невольно возвращался к Шарифу. Она не знала, что заставило его пересмотреть свое отношение к дочерям — ее слова или что-то другое, — но в эту минуту Шариф старался сделать то, что ему нужно было начать делать давно — он стал уделять внимание своим детям. Иногда, когда он вдруг беспомощно замолкал, на помощь ему приходили Саба или Такия.

Джеслин с возрастающей радостью следила за тем, как с каждой минутой между ними крепнет взаимопонимание и они превращаются в настоящую дружную семью. Конечно, всем им еще предстоял долгий путь, но начало было положено. Сама будучи сиротой и не имея своей семьи, она как никто другой понимала, что семья — это самое ценное, что может быть в жизни, и как важно ее беречь.

— А что мы сегодня будем еще делать? — спросила Саба, самая бойкая из сестер.

— Как вы смотрите на то, чтобы искупаться в бассейне?

— В лягушатнике? — недоверчиво спросила Джинан.

Шариф посмотрел на свою старшую дочь.

— Ты хочешь купаться в лягушатнике?

— Нет. Но бабушка сказала, что мы можем купаться только там.

Шариф сделал сосредоточенное лицо и откинулся на спинку стула. Все три девочки замерли в ожидании его ответа.

— Тогда мне жаль, но я должен сказать, что… — он сделал паузу, и над столом разнесся дружный вздох разочарования, — что ваша бабушка была не права, — с лукавой улыбкой закончил он.

Джеслин выдохнула, только сейчас осознав, что ждала его ответа с не меньшим напряжением, чем девочки.

Их взгляды встретились, и от теплоты его серебристых глаз ее сердце перевернулось.

В последний раз Шариф смотрел на нее так девять лет назад.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Джеслин стояла перед оградой вокруг бассейна, который нельзя было назвать иначе как островным раем посреди пустыни, окруженным бугенвиллеями и пальмами. В центре возвышалась скала, с которой падал водопад в бассейны, представляющие собой лагуны с пляжем из золотого песка. Бассейны были соединены между собой веревочными мостами.

Все было красиво, экстравагантно и, как подозревала Джеслин, стоило фантастических денег. Тем удивительнее было сознавать, что она не знала о существовании этого райского места.

— Что скажешь? — раздался рядом с ней голос Шарифа.

— Невероятно, — потрясенно сказала она.

— Строительство завершилось только два месяца назад. Этот уголок создавали специально для детей.

— Тогда почему они мне ни разу о нем не говорили?

— Они о нем не знают, — с кривой улыбкой сказал Шариф и, видя недоверие в ее лице, пояснил: — Моя мать считает это обыкновенной прихотью какого-нибудь тщеславного миллионера из Дубаи, неприличной для правителя Сарка. Она разрешает девочкам купаться в надувном бассейне, и то только в особых случаях.

Джеслин засмеялась.

— Плавание в надувном бассейне в «особых случаях». Оригинально.

— Она считает, что такие забавы только испортят характер девочек.

Джеслин стала серьезной.

— Как ни странно это признавать, но в том, что касается этого бассейна, я согласна с твоей матерью — это чересчур дорого и экстравагантно. Однако меня больше волнует то, что она говорит твоим детям.

— Например?

— Например, что они не должны отвлекать тебя от государственных дел.

— Что?!

— Девочки сказали мне, что она запретила им говорить с тобой, поскольку у тебя много дел.

— Глупость какая. Я хочу, чтобы они посвящали меня в свои дела.

— А ты им об этом говорил? Они знают о твоем желании?

— Мне казалось это само собой разумеющимся.

— Для тебя, может, и да, а вот они слышат, что тебя нельзя беспокоить.

— Меня нельзя беспокоить? — с расстановкой переспросил Шариф.

Джеслин кивнула и оглянулась.

— Кстати, почему они сейчас не с тобой?

— Их няня сказала, что после обеда им нужно вздремнуть и что нельзя купаться сразу после еды.

— Но прошел уже час.

— Возможно, снова не обошлось без моей матери, — помолчав, сказал Шариф.

— Шариф, она меня тревожит, — честно призналась Джеслин. — Мне кажется, она стала еще более… э-э… нетерпима.

— Мои братья это тоже заметили. Заид отказывается вспоминать, что она наша мать, и иметь с ней что-либо общее. Халид вообще живет в пустыне.

— То есть они оставили мучиться с ней тебя.

— Ты подобрала замечательно правильный глагол, — хмыкнул Шариф. — Мне с детства внушали, что я должен заботиться и защищать ее, но весь вопрос в том, кто из нас еще больше нуждается в защите. — Он помолчал. — Мне тяжело говорить об этом.

— Со мной?

— Нет, не с тобой. Просто мне не хочется затрагивать тему матери. — Шариф посмотрел ей в глаза. — Ты остаешься единственным человеком, с которым я могу быть самим собой. Не принцем, не шейхом, а просто Шарифом. Даже если ты уже считаешь меня другим человеком.

Джеслин опустила глаза.

— Но когда твоя жена была жива… Я не верю, что вы не говорили на личные темы, — сказала она. — У вас трое чудесных детей и…

— Ты говоришь о физической близости, — произнес Шариф странно сдавленным голосом. — Но той близости, что бывает между двумя любящими людьми, у нас не было.

— Зулима тебя не любила? — не поверила Джеслин.

— Однажды я совершил ошибку, которую она мне так и не простила, — негромко заговорил он. — В день своей смерти, когда я держал ее руку в своей, она сказала, что предпочитает умереть, чем жить со мной.

— Что бы ты ни сделал, это не могло быть столь ужасно.

— Святая Джеслин, — прошептал Шариф и, взяв ее руку в свою, поцеловал.

Девушку бросило в жар.

— Так что ты такого совершил? — спросила она дрогнувшим голосом.

Его губы изогнула чуть ироничная улыбка.

— Всего лишь назвал ее твоим именем, когда мы были… вместе.

Их взгляды наконец встретились, и Джеслин почувствовала, что время остановилось. Когда ей стало казаться, что он ее поцелует, Шариф резко убрал руку и грубовато сказал:

— Все было бы иначе, если бы ты вышла за меня замуж.

— Тогда у тебя не было бы твоих замечательных дочурок.

Его лицо ожесточилось.

— Они были бы нашими детьми.

Едва заметно покачав головой, Джеслин проглотила вставший в горле ком.

— Ты стала бы им настоящей матерью, — продолжил Шариф. — Произведя их на свет, Зулима не знала, что с ними делать. В сущности, их растила не она, а целый штат нянь. Когда они были маленькими, мне было проще, чем сейчас: я просто мог взять их на руки, поиграть в лошадку, погулять в саду. — Он улыбнулся своим воспоминаниям, но улыбка почти сразу же угасла. — Я страшусь того дня, когда они повзрослеют и у них появятся другие интересы, а я не смогу объяснить им того, что могла бы объяснить любая женщина…

— Девочки любят тебя, — мягко сказала Джеслин. — А сейчас, когда ты осознал свои ошибки, у вас все будет иначе. Главное, помнить, что никогда не поздно начать все сначала.

— Никогда не поздно… — задумчиво повторил Шариф и вдруг взглянул на нее в упор. — Почему ты меня оставила? Может, после стольких лет ты наконец скажешь мне правду?

— У нас с тобой не было будущего.

— Ложь! — Его глаза засверкали. — Мы могли бы быть счастливы. Почему ты отказалась от того, что нас связывало?

Джеслин на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими на нее воспоминаниями, когда королева Рейна объявила ей, что она дурочка, если рассчитывает выйти за Шарифа, и перечислила ей причины, по которым он этого никогда не сделает. Оказывается, матери Шарифа было известно о бесплодии Джеслин, и это сразу же сломило ее сопротивление. Королева Рейна знала, как ударить побольнее. Тогда же Джеслин поняла, что мать Шарифа ни перед чем не остановится ради достижения своих целей. И на что тогда стала бы похожа их жизнь?

— Я никогда не нравилась твоей матери.

— Ты хочешь сказать, что разрушила наши отношения только из-за этого?

— Не совсем так.

— Тогда как?

Джеслин сжала кулаки. Оказывается, сказать ему о своем бесплодии было ничуть не проще, чем тогда. Она так и не смогла примириться с тем, что не сможет стать матерью…

— Мне тяжело говорить об этом, — с трудом произнесла она.

— Может, тогда разрешишь мне немного тебе помочь? Позволь, например, сообщить, о чем узнал я.

Она вскинула голову.

— И о чем же?

Шариф негромко рассмеялся, но в его смехе не было юмора.

— Моя мать сказала, что вы заключили обоюдовыгодную сделку. Ты говоришь мне «прощай» и получаешь за это кругленькую сумму.

Если бы в эту минуту вдруг пошел снег, Джеслин и то была бы поражена меньше. На несколько секунд у нее отнялся язык.

— Значит, твоя мать проводила беседы не только со мной, — наконец пробормотала она. Ее грудь словно сдавило обручем от боли. — Не было никакой сделки. Я тебя не предавала. Я сделала лишь только то, что считала лучшим для тебя.

— Ты говоришь правду? — надтреснутым голосом спросил Шариф, сдавливая ее руку.

— Одну лишь правду, ваше высочество. В тот день, когда я приняла решение расстаться с тобой, мы с твоей матерью говорили не о деньгах, а о твоей будущей супруге Зулиме. Она сказала, что вы обручены и через полгода ты на ней женишься. — Джеслин стряхнула его руку и отступила на шаг. — Она оказалась права. Ты женился на Зулиме. — Боль, обида, растерянность вновь овладели ею, глаза защипало от слез. — Какое право ты имеешь обвинять меня, если женился на Зулиме, как и говорила твоя мать? — Она повернулась, чтобы уйти и справиться с неожиданными слезами в одиночестве.

— Куда ты? Мы еще не закончили разговор.

Джеслин увернулась от Шарифа и быстро зашагала прочь от бассейна.

— Джеслин! — властно окликнул ее Шариф, и она услышала его шаги за своей спиной.

Ей было нужно побыть одной, прийти в себя от шока, в который ее повергли его слова. Она отказалась от своего счастья ради него, а Шариф, все это время считая ее предательницей, женился на женщине, которую выбрала его мать, и обзавелся детьми!

Возможно, Джеслин не удалось бы убежать от Шарифа, если бы навстречу ей не попались девочки в сопровождении миссис Фишман.

— Ваш папа сказал мне по секрету, что он построил этот бассейн для вас, — шепнула она им на ходу и постаралась улыбнуться как можно естественнее. — Я присоединюсь к вам позже.

Когда до ее комнаты оставалось несколько метров, путь ей преградила королева Рейна.

— Надеюсь, вы поумнели с тех пор, когда я видела вас в последний раз, и понимаете, что проведенная с вами ночь ничего не значит для Шарифа? — с места в карьер начала она. — Это всего лишь похоть, и лишь небесам известно, что он в вас нашел. — Рейна окинула ее пренебрежительным взглядом. — В любом случае это его дело. Пока у него нет жены, он может развлекаться в постели с кем угодно, хотя я уверена, что мой сын снова забыл предупредить вас о том, что он женится.

— Это меня не касается, ваше высочество. А теперь позвольте мне…

— Похоже, в этот раз вам об этом уже известно, — усмехнулась Рейна. — Конечно, слухами земля полнится… Может, вы уже знаете имя его избранницы? Хотя, думаю, вряд ли. Он ведь и в первый раз не сказал вам об этом, верно?

— Шариф упомянул, что подумывает о женитьбе, но он еще не решил, когда и на ком.

— Бедная моя, неужели вы до сих пор не поняли, что Шариф уже давно все решил? Да, и второй его брак будет без любви, но мой сын понимает, что это не так много значит в сравнении с его долгом перед государством. Ему нужен наследник.

Все, с нее довольно, решила Джеслин. Она и так многого натерпелась от этой женщины в прошлом, чтобы сносить ее издевательства.

— Извините меня, ваше высочество, но я хочу вернуться к себе, — твердо проговорила она. — Как всегда, разговор с вами доставил мне истинное удовольствие. Удачного вам дня.

Джеслин скрылась в своей спальне, чувствуя себя совершенно опустошенной. Она знала, что верить матери Шарифа нельзя, но ведь в первый раз она была права! Что, если и сейчас Шариф уже выбрал себе невесту и определился с датой свадьбы? Королева Рейна могла не напоминать ей о том, что Шариф серьезно относится к своему долгу. Но зачем ему нужно мучить ее? Стоило ли ждать все эти годы, чтобы рассказать ей обо всем сейчас? Что это, изощренная месть или за этим кроется что-то другое?..

Постучав в дверь ее спальни и получив приглашение, вошла Меза.

— Госпожа Джеслин, вы нужны его высочеству. Он у бассейна.

— Что-то с детьми? — испугалась Джеслин, вскакивая с кровати.

— Я не знаю. Но шейх Фер просил передать, чтобы вы пришли немедленно.

Джеслин не на шутку встревожилась. Должно было произойти что-то действительно серьезное, если шейх велит ей прийти.

Она почти бежала до бассейна, молясь, чтобы с детьми ничего не случилось, но оказалось, что Джинан и Саба играют на берегу, а Такия плавает на надувном матрасе неподалеку от того места, где сидел Шариф. Миссис Фишман поблизости не было.

Джеслин уже собиралась повернуться и уйти, не имея ни желания, ни сил играть в придуманные Шарифом игры, как вдруг услышала его странно спокойный голос:

— Джеслин, пожалуйста, подойди сюда. Ты мне нужна.

«Ты мне нужна».

Джеслин приблизилась к нему, размышляя о том, какая сила заключена в этих трех словах, и с улыбкой наблюдая за Такией. Неожиданно ее внимание привлекли темные пятна на ногах девочки. Сначала она подумала, что это были тени от пальм, но, присмотревшись, не поверила своим глазам.

— Ты видишь то же, что и я? — ровно спросил Шариф, но за его внешним спокойствием угадывалась бессильная ярость.

— Да. Ее наказывали, — сглотнув, ответила Джеслин, с ужасом глядя на синяки на ногах Такии.

— Черта с два ее наказывали, — процедил Шариф сквозь стиснутые зубы. — Ее били.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Шариф оставил детей под присмотром Джеслин и ушел во дворец. Мрачное выражение его лица не сулило ничего хорошего миссис Фишман. Каково же было удивление Джеслин, когда она узнала, за что Такия была наказана королевой Рейной!

Спустя полчала Меза сообщила ей, что Шариф хочет видеть ее в своей части дворца. Джеслин не хотела оставлять девочек одних, но Меза убедила ее, что ей не составит труда помыть их и посидеть с ними, пока она не освободится.

Шариф встретил Джеслин в своем кабинете в выцветших джинсах и не застегнутой до конца черной рубашке-поло. Впервые после девятилетней встречи он напомнил ей — хотя бы внешне — Шарифа, в которого она без памяти влюбилась и с которым была бесконечно счастлива. Ее Шарифа…

— Миссис Фишман здесь больше не работает, — заявил он, едва она переступила порог.

— Она не виновата.

— Да, она не била Такию, но ни слова не сказала мне, что происходит.

— Так она знала?

— То, что Такию била моя мать? Да.

— И тебе известно, за что?

На его скулах заходили желваки.

— Судя по твоей реакции, ты знал, что Такия иногда мочится в постель, — констатировала Джеслин.

— Директор школы сообщила мне о нескольких… прецедентах, — подбирая слова, произнес Шариф. — А также порекомендовала мне забрать Такию из школы, пока она не избавится от этой… привычки. — Он потер лоб кулаком. — Я посоветовался с матерью, и она оказала, что позаботится об этом. Но я не знал, что она возьмется… за воспитание так рьяно, — покаянно пробормотал Шариф. — Когда мы были маленькими, случалось, она била нас, мальчиков, но я и подумать не мог… — Его глаза приобрели растерянное выражение. — Какой из меня отец, если я не смог защитить их в своем доме?

— Она твоя мать, — просто сказала Джеслин. — В том, что ты доверял ей, твоей вины нет. Скорее, она виновата перед вами.

— Да, я доверял ей, хотя это давалось мне с трудом, — горько усмехнулся он. — Я…

За дверью послышались голоса, затем раздался стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, вошла королева Рейна.

— Я только что узнала, что ты уволил миссис Фишман, — с ходу заявила она. — У нее были превосходные рекомендации.

— Сядь, мама.

— Спасибо, я постою.

— Сядь, — с нажимом повторил Шариф.

— Как ты со мной говоришь? — вскинула голову Рейна. — Смени тон. И я не буду ничего обсуждать, пока она не уйдет.

— Джеслин останется, а вот ты можешь покинуть дворец в сопровождении моей охраны. Сядь.

Приняв уязвленный вид, Рейна подчинилась, притворившись, что, кроме нее и Шарифа, в комнате больше никого нет.

— Я видел на ногах Такии синяки и знаю, кто и почему ее бил и что это длится с тех пор, как девочки вернулись из школы. У тебя есть что-нибудь добавить?

— Дети нуждаются в дисциплине, — пожала она плечами.

— Ты наказываешь ее за то, что она еще плохо контролирует.

— Я сделала это ради нее, — заявила Рейна. — Она учится в школе и мочится в постель. Если не отучить ее от этого сейчас, позже над ней будет смеяться вся школа. — Она встала. — Меня ждет шофер. Я уезжаю в летний домик. Если хочешь, чтобы я вернулась, ее здесь быть не должно. — Она кивнула в сторону Джеслин.

— В таком случае можешь не возвращаться.

На губах Рейны показалась снисходительная улыбка, словно она знала тайну, неизвестную Шарифу.

— Шариф, это не сработало в первый раз, не выйдет и сейчас. Мы оба согласны в том, что тебе нужна жена, и мисс Хитон по-прежнему тебе не подходит.

В комнате повисло молчание. Шариф открыл ящик стола, вытащил конверт и протянул его матери.

— Все эти годы я подозревал, что ты лгала мне. Сегодня я получил этому подтверждение. Джеслин не брала твоих денег, но я знаю, что ты возьмешь мои. Бери. Здесь чек на полмиллиона долларов — деньги, которые ты будто бы передала Джеслин. Я больше не хочу тебя видеть.

Рейна открыла конверт и заглянула внутрь.

— О чем ты говоришь, Шариф?

— Тебе было известно, что я любил Джеслин и хотел жениться на ней. Ты не могла этого допустить. Ты солгала нам обоим и все разрушила.

— Я сделала это ради тебя, чтобы ты не сломал себе жизнь. — Рейна протянула конверт обратно. — Возьми его, и я постараюсь забыть о твоем оскорблении.

— Возможно, так лучше, — подумав, сказал Шариф и разорвал конверт. — Я больше не дам тебе ни цента. Можешь оставить себе летний домик, но сюда не возвращайся.

Мать Шарифа гордо выпрямилась.

— Я не собираюсь смотреть, как она разрушит твою жизнь.

— Если кто ее разрушил, так это ты.

— Тебе нужна не только жена, Шариф. Тебе нужен наследник.

— Джеслин подарит мне наследника.

— Как, она тебе еще не сказала? — изобразила удивление Рейна.

Шариф метнул быстрый взгляд на Джеслин, от лица которой вдруг отхлынули все краски.

— Не сказала что? — потребовал он, снова повернувшись к матери.

— Всего лишь, что она бесплодна, как пустыня Сарка. Или я ошибаюсь, мисс Хитон? Неужели вы до сих пор не сообщили моему сыну о последствиях того несчастного случая в Греции, который обернулся для нас настоящей трагедией?

Джеслин чувствовала исходящие от Шарифа волны напряжения, но не могла произнести ни слова.

— Или ты покинешь дворец сама, или с помощью моих людей, — негромко, но отчетливо произнес Шариф. И в его голосе сквозил такой холод, что Джеслин показалось, будто температура в кабинете понизилась на несколько градусов. — У тебя десять минут на сборы. Больше я не желаю тебя видеть. Никогда.

Он взял Джеслин за руку и вышел с ней из кабинета, не обращая внимания на гневные окрики своей матери.

— Шариф, ты не можешь так поступить, — пройдя несколько шагов, не выдержала Джеслин. — Ты слишком жесток к ней.

Шариф остановился и повернул ее лицом к себе.

— А то, как она поступила с нами, — не жестоко? Я должен был сделать это давно. Она придумала эту грязную ложь, лишь бы избавиться от тебя. И почему она тебя так ненавидит?

— Потому что я жива, а твои сестры нет, — с дрожащей улыбкой пояснила Джеслин.

— Но в этом нет твоей вины.

— Как объяснить это матери, потерявшей сразу двух дочерей, когда я почти не пострадала?

— Почти? — сразу ухватился Шариф за ее слова. — Когда ты приезжала на похороны, с тобой все было нормально, насколько это было возможно в той ситуации.

Джеслин посмотрела ему в глаза, хотя это стоило ей невероятных усилий.

— Может, это был единственный раз, когда твоя мать сказала правду, — тихо проговорила она. — Я не могу иметь детей. И поэтому ушла. Я слишком любила тебя, чтобы заставить тебя страдать, а ты… ты бы страдал, я знаю это. Тебе нужен наследник и…

— Вот оно что, — перебил девушку Шариф и сжал ее руку. — Значит, ты решила все за меня?

— Я думала, так будет лучше! — с болью в голосе воскликнула Джеслин. — Я не хотела уходить, но подумала, что не смогу ждать, когда ты узнаешь правду и оттолкнешь меня.

— Ты подумала, — повторил Шариф и покачал головой. Его лицо исказилось. — Все эти годы меня терзала мысль, что я ошибся в тебе, раз ты приняла те деньги. — Он мучительно простонал. — Что она со всеми нами сделала?! Почему ты не сказала мне об этом сразу как узнала? Почему приехала на похороны, когда тебе нужно было лежать в больнице?

— Мне поставили диагноз только в Лондоне. К тому времени уже было невозможно обойтись без операции, — через силу произнесла Джеслин, сделав попытку улыбнуться. — Я была потрясена и не верила, что это могло случиться со мной. Потом мы стали встречаться… Мне было двадцать два года, а я была так счастлива, что почти забыла об операции, пока твоя мать не напомнила мне об этом. Сейчас я понимаю, что должна была тебе обо всем рассказать, но очень боялась, что…

— Что я тебя оттолкну, — закончил за нее Шариф, прижимая Джеслин к себе. — Больше никогда так не поступай со мной. Не принимай за меня решение, потому что тебе кажется, что так будет лучше для всех. Еще девять лет без тебя я просто не проживу. — Прочитав недоверие в глазах Джеслин, он потянулся к ее губам. — Не думаешь ли ты, что теперь я тебя отпущу?

— Но ведь я всего лишь учительница, — обвивая его шею руками и принимая его поцелуй, неубедительно запротестовала она.

— И моя невеста.

— Невеста?

— Разве ты забыла, что мне нужна жена?

— Но ведь я…

— Я знаю, — лаская ее губы своим ртом, сказал Шариф. — И мне все равно. Я хочу, чтобы ты была только моей. Моей женой, моей любовью, моей королевой…

ЭПИЛОГ

Свадьба Шейха Фера состоялась не в сентябре, как предполагали некоторые, а в июле.

Джеслин все еще не могла поверить, что это происходит с ней на самом деле, но белое атласное платье с золотыми нитями, расшитое жемчугом и небольшими бриллиантами, убеждало в реальности происходящего, а небольшая золотая корона делала ее похожей на принцессу. Об этом Джеслин с восхищением сказала Меза, помогая ей одеться к церемонии.

После бракосочетания, когда вслед за Шарифом Джеслин повторила супружескую клятву на английском и арабском языках, она обняла трех девочек, которые в своих бледно-золотистых платьях были похожи на ангелочков.

— Теперь ты наша мама, — немного смущенно сказала Джинан.

— Да, — целуя ее, согласилась Джеслин.

— И теперь нас снова отправят в ту школу, — шмыгнула носом Такия.

Джеслин погладила девочку по волосам.

— Кто это вам сказал?

— Бабушка так говорила, — ответила за сестренку Джинан.

— Вы никуда не поедете, пока сами этого не захотите, — твердо произнес Шариф, неслышно подойдя к ним из-за спины.

— И Джеслин нас будет учить? — с надеждой глядя на отца, спросила Саба.

Шариф с нежностью посмотрел на восхитительно прекрасную Джеслин, которая только что стала его женой.

— Я как раз думал о свадебном подарке… Ты согласишься работать в новой школе недалеко от дворца, любовь моя?

Джеслин повторила про себя его последние слова и поняла, что ей нравится слышать «любовь моя» в устах Шарифа.

— Ты же знаешь, что я не люблю сидеть без дела и обожаю свою работу, — благодарно улыбнулась она. — И девочки станут моими первыми ученицами.

— Мы больше никуда не едем! — закричала Такия и, смеясь, убежала.

— Ты самое большое чудо в моей жизни, — прошептал Шариф, сжимая Джеслин в объятиях.

— Откуда ты знаешь? — со смехом спросила она. — Может, самое больше чудо в твоей жизни еще впереди?

— Все может быть, — согласился Шариф. — Когда ты рядом, я готов поверить в любые чудеса.

Джеслин оказалась права, когда спустя двадцать два месяца после длительных и самых разных видов лечения у них с Шарифом родился мальчик, будущий наследник Сарка…