Глава двенадцатая

Я проснулась, как от толчка, и стала осматриваться, хватая воздух ртом. Каменные стены, деревянный пол, тяжелое шерстяное одеяло, покрывающее меня, и просторная мужская рубаха, заменившая мне ночную сорочку. Это не сон. Я действительно здесь. Я взглянула на шкуру на полу – никого. Одеяла аккуратно сложены и лежат там, откуда были взяты вчера.

Каден ушел.

Прошлой ночью бушевала буря. Ветры – таких мне не доводилось слышать за всю жизнь – носились по городу и колотились о стены домов. Я думала, что не смогу уснуть, но все же меня сморил тяжелый сон, в котором я ехала по бесконечной саванне в высоких травах, укрывавших меня с головой, и натыкалась на Паулину, которая молилась обо мне на коленях. Потом я оказалась в Терравине. Берди поила меня теплым бульоном из чашки, трогала мне лоб и шептала: Видишь, что ты натворила. Внезапно Берди превратилась в маму, придвинулась вплотную, ее дыхание обжигало мне щеку: Теперь ты солдат, Лия, солдат в армии твоего отца. Я села, думая, что проснулась, но тут ко мне подошла чудесная, нежная Грета с золотыми косами, короной уложенными вокруг головы. Ее слепые глаза невидяще смотрели в пустоту, а с носа капала кровь. Она пыталась выговорить Вальтер, но не могла, потому что ее горло было пронзено стрелой.

Но окончательно меня разбудило последнее сновидение. Это был даже не совсем сон, просто вспышка цвета, намек на движение, какое-то неуловимое ощущение. Было там холодное, широкое небо, конь и Рейф. Мне было видно его лицо сбоку, очертания скулы, развевающиеся на ветру волосы, и я знала, что он покидает меня. Рейф ехал домой. Мне бы радоваться, а я вместо этого чувствовала страшную боль утраты. Я оставалась. Он уезжал без меня. Я лежала, задыхаясь, и уговаривала себя, что на меня так подействовали слова Комизара. У эмиссара и то больше шансов дожить до конца месяца, чем у тебя.

Сбросив одеяло, я вскочила с койки и вдохнула полной грудью, пытаясь сбросить тяжесть, сдавившую мне грудь. Потом стала осматриваться в комнате. Я не слышала, как ушел Каден, но ведь я не слышала его и в ту ночь в Терравине, когда я спала, а он пришел меня убить. Да, он умел двигаться бесшумно, в этом его сила – и моя слабость. Подойдя к двери, я подергала, но она была заперта. Я подбежала к окну и распахнула ставни. Порыв прохладного ветра ударил в лицо, руки мгновенно покрылись гусиной кожей. Город лежал передо мной сверкающий и мокрый от дождя, дымчато-розоватый в неярком предутреннем свете.

Вот она, Венда.

Чудовище просыпалось, мягкое его подбрюшье только начинало шевелиться и урчать. По узкой улочке прямо подо мной медленно ехала телега, запряженная лошадью, которую вел под уздцы человек в плаще. В отдалении, по другой стороне торопливо шагала женщина с кувшином, расплескивая воду. В темноте копошились какие-то неясные фигуры. Тусклый утренний свет блестел на краях парапетов, исчезал в зубчатых углублениях, медленно, будто неохотно разливался по неровным, чешуйчатым стенам и разбитым колеям грязных дорог.

Я услышала негромкий стук и обернулась. Звук был таким тихим, что я не поняла, откуда он доносится. Стучат в дверь или где-то снаружи внизу? Стук раздался снова. А потом я услышала, как в замке поворачивают ключ. Дверь приоткрылась на несколько дюймов, заныли ржавые петли. И снова тихий стук. Я схватила один из стоявших у стены деревянных тренировочных мечей и занесла его над головой.

– Войдите, – сказала я, готовясь нанести удар, если потребуется.

Дверь отворилась. За ней оказался мальчишка – один из тех, кто накануне таскал тачки с трофеями в зал Санктума. Его короткие светлые волосы были обкромсаны неровными прядями, большие карие глаза сделались еще больше при виде деревянного меча в моей руке.

– Госпожа? Я только хочу отдать ваши башмаки, – с опаской поглядывая на меня, он вытянул вперед руку с башмаками.

Я опустила меч.

– Извини. Я не хотела тебя…

– Вы не должны ничего объяснять, госпожа. Хорошо быть наготове. Это мог бы оказаться один из тех ужасных людей, – мальчишка вдруг хихикнул. – Но такой маленький меч не воткнуть им в зад даже на дюйм.

Я улыбнулась.

– Пожалуй, ты прав. А ты один из мальчиков, которые прислуживали прошлой ночью, верно? Один из тех, кто привез тачки.

Ребенок потупился и залился густым румянцем.

– Я не мальчик, госпожа. Я…

Поняв свою ошибку, я тихо ахнула.

– Девочка. Ну, конечно же, – поспешно заговорила я, стараясь помочь ей преодолеть смущение. – Просто я еще не проснулась окончательно. Вот и перепутала спросонья.

Она провела рукой по неровно остриженной голове.

– Не-а, это из-за лохматых волос. Нельзя работать в Санктуме, если у тебя вши, а я не очень-то умею обращаться с ножом.

Девочка была тоненькая, как ивовый прутик, никак не старше двенадцати лет, и женственность в ней еще не пробудилась. Рубашка и штаны были того же тускло-бурого цвета, что и у мальчишек.

– Но они отрастут и будут такие же длинные, как у вас, и я будут заплетать их в косы.

Она переминалась с ноги на ногу, потирая щуплые ручонки.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Астер.

– Астер, – повторила я. Имя могучего ангела разрушения. Но это дитя больше походило на ангела-горемыку с неровно подстриженными крыльями.

Я слушала ее искаженный пересказ истории ангела Астера, совсем не совпадающий с морриганским Священным Писанием.

– Мой бапа говорит, что мама дала мне это имя в честь ангела прямо перед тем, как испустила дух. Он сказал, что она улыбалась и вся светилась, а потом назвала меня Астер. Так зовут ангела, который указал Венде вход в город. Ангел-спаситель, так она его назвала. Вот… – она вдруг выпрямилась и плотно сжала губы. – Мне же сказали, чтобы я не болтала. Простите, госпожа. Вот ваши башмаки.

Астер шагнула вперед, поставила мои ботинки на пол и попятилась назад.

– Там откуда я родом, Астер, пара слов не называется болтовней. Это просто вежливость и дружелюбие. Я хотела бы, чтоб ты заглядывала ко мне поболтать почаще, хоть каждый день.

Девочка заулыбалась и задумчиво провела рукой по вихрам. Мои башмаки были начищены и аккуратно зашнурованы.

– Где же ты их отыскала? – поинтересовалась я.

Молчаливость не относилась к сильным чертам Астер, и меня это порадовало. Между нами было что-то общее. Она рассказала, что башмаки ей передал Эбен, успевший подобрать их раньше, чем их продали на базаре. Одежды моей уже след простыл, а ботинки он тихонько стащил, да еще и вычистил их для меня. Если кто-нибудь узнает, его высекут, но Астер уверяла меня, что волноваться не о чем – Эбен себя не выдаст, он ловкий и хитрый.

– Если кто и хватится башмаков – пусть думают, что они сами ушли.

– И тебя тоже могут высечь за то, что принесла их мне? – спросила я.

Астер понурилась, снова краснея.

– Я не такая храбрая, госпожа. Простите. Я принесла их по приказанию Убийцы.

Я присела на корточки и посмотрела ей в глаза.

– Если ты просишь называть тебя Астер, тогда зови меня Лия. Сокращенно от Джезелия. Хорошо, Астер?

Она кивнула. Только теперь я в первый раз увидела золотое кольцо у нее на большом пальце, такое большое, что, боясь его потерять, она сжимала кулак. Это было кольцо морриганского гвардейца. Девчонка стащила его из груды трофеев.

Она заметила, что я разглядываю кольцо, и открыла рот.

– Это моя доля, – объяснила она. – Я не оставлю его себе, продам на базаре. Я только до утра хотела подержать его у себя – оно такое блестящее, такое гладкое, прямо скользит по коже. Я весь вечер терла красный камень и загадывала желания.

– Твоя доля? О чем ты говоришь, Астер?

– Комизар всегда разрешает возчикам тачек первыми взять что-нибудь себе.

– Наместники подходят после вас?

Астер кивнула.

– Весь Совет подходит после нас. Комизар следит за этим. Вот уж мой бапа порадуется такой добыче. Старшины кварталов любят кольца. За это можно получить целый мешок зерна, а бапа, если надо, сумеет растянуть мешок на целый месяц.

Я с удивлением слушала, как она говорит о Комизаре – у нее он выходил скорее благодетелем, чем тираном.

– Ты сказала всегда. Что же, в Санктум привозят много добра?

– Нет, – ответила девочка. – Раньше каждые несколько месяцев приходили торговые караваны, но сейчас только военные трофеи. За последний месяц их привозили шесть раз, но нынешняя добыча самая богатая. А до них были совсем маленькие – всего по три-четыре тачки.

Военные трофеи. Беспощадно вырезанные патрульные отряды. Группы из нескольких человек, ехавших навстречу гибели, даже не подозревая, что условия игры изменились. Они больше не гоняют немногочисленных варваров прочь от границы. Теперь за ними охотятся организованные дружины. Для чего? Чтобы жаловать кольца слугам? Нет, здесь что-то другое. Что-то настолько важное, что был послан наемник убить меня.

– Я что-то не так сказала, госпожа?

Опомнившись, я снова увидела перед собой Астер. Она ждала моего ответа, закусив губу.

Неожиданно прозвучавший голос заставил нас обеих вздрогнуть.

– Дверь у вас открыта нараспашку. Сколько, интересно, нужно времени на то, чтобы отдать пару башмаков?

Мы с Астер не заметили, как подошел Каден. Он остановился в дверях, сурово глядя на девочку.

– Немного, – выдохнула она, – но я только что пришла сюда. Правда. Я не болтала.

Она просочилась за спиной у Кадена, перепуганная, словно мышь, за которой гонится кошка, только эхо ее удаляющихся шагов в коридоре донеслось до нас. Каден улыбнулся.

– Ты ее спугнул. Тебе полагается быть таким грозным? – спросила я.

Удивленно подняв брови, он посмотрел на мои руки.

– Это не я держу меч.

Закрыв за собой дверь, Каден прошел по комнате, поставил на сундук фляжку и корзинку.

– Я принес поесть, так что тебе не придется спускаться в зал к общей трапезе. Поешь, оденься и пойдем. Комизар нас ожидает.

– Одеться? Во что?

Каден посмотрел на рубище из мешковины, скомканное на полу.

– Нет, – сказала я. – Я надену твою рубашку и твои штаны.

– Я переговорю с ним, Лия, обещаю. Но сейчас я просто делаю, что…

– Он сказал, что я должна заслужить такую роскошь, как одежда, но не сказал, как. Я сражусь с тобой за эти вещи, – дразня его, я помахала мечом, описав в воздухе несколько кругов.

Каден замотал головой.

– Нет, Лия. Это не игрушка. Ни к чему хорошему это не приведет, только поранишься. Положи, – он разговаривал со мной, будто я была Астер, дитя, не сознающее последствий. Нет, хуже, он разговаривал со мной, как с пустоголовой принцессой, которая вообще ничего не соображает. Его голос звучал властно, снисходительно, в нем было больше венданского, чем когда-либо раньше. У меня в висках застучала кровь.

– Мне и раньше доводилось махать палкой, – заявила я. – Что еще нужно уметь?

Сжав губы и широко раскрыв глаза, я посмотрела на меч удивленно, точно в первый раз.

– А это рукоять, верно? – продолжала я, трогая деревянное перекрестье. – Я играла таким со своими братьями, когда была маленькой.

Я оглянулась на него и с вызовом подняла голову.

– Струсил?

Каден усмехнулся.

– Я тебя предупредил. – Он потянулся за вторым прислоненным к стене мечом, но тут я сделала выпад, ударив его в икру.

– Что ты делаешь? – вскрикнул Каден, морщась. Он прыгал на одной ноге, поджав раненую. – Мы же еще не начали!

– Нет, начали! Ты первый начал, несколько месяцев тому назад! – И я снова сделала выпад, нанеся удар по той же ноге сбоку. Каден схватил второй меч и выставил вперед, защищаясь. Он прихрамывал, морщась от непритворной боли.

– Ты не можешь просто…

– Позволь мне кое-что объяснить тебе, Каден! – я кружила вокруг него. Он поворачивался неуклюже из-за больной ноги, пытаясь держать меня в поле зрения. – Будь у меня настоящий меч, ты уже истек бы кровью. Ты начал бы слабеть, да и вообще вряд ли еще держался бы на ногах, потому что своим вторым ударом я рассекла бы тебе икроножные мышцы и сухожилия и вскрыла крупные сосуды. Все, что мне нужно теперь делать, это заставлять тебя двигаться – и с каждым ударом сердца ты терял бы кровь, пока не упал без чувств. Это случилось бы примерно сейчас.

Каден, моргая, растирал икру и одновременно удерживал меч, готовый отразить другие мои удары.

– Проклятье, Лия!

– Видишь ли, Каден, я, возможно, приврала немного. Вероятно, я была не совсем уж ребенком, когда в последний раз держала такую палочку в руках, и, вероятно, я с ней не просто играла. Не исключено, что братья научили меня играть нечестно, добиваясь преимущества. Может, они научили меня понимать, в чем моя слабость и в чем сила. Я понимаю, что вряд ли одержу полную победу над таким, как ты, зато легко смогу побить тебя по-другому. И, кажется мне, уже побила.

– Пока нет, – и он рванулся вперед, нанося быстрые удары, от которых я умудрилась увертываться, пока он не загнал меня в угол. Схватив меня за руку, в которой я держала меч, он пригвоздил ее к стене и навис надо мной, тяжело дыша. – А теперь преимущество у меня. – Он смотрел на меня сверху вниз, и его дыхание постепенно выравнивалось.

– Нет, – я стояла на своем. – К этому времени ты уже истек кровью. Ты мертв.

Он вгрызался взглядом в мое лицо, губы. Его дыхание обжигало мне щеку.

– Пока еще нет, – прошептал он.

– Я надеваю твою рубаху и штаны или нет?

Он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Потом выпустил мою руку и, хромая, побрел к стоящему в углу стулу.

– Не так уж сильно я тебя ударила, – заметила я.

– Несильно? – он сел и закатал штанину. Чуть повыше сапога уже образовалась шишка с куриное яйцо. Я присела и осмотрела ее. Вид у нее был нехороший. Мой удар оказался намного сильнее, чем я рассчитывала.

– Каден, я… – я вскинула голову и смотрела на него, не находя слов.

– Ты все объяснила, – вздохнул он.

И все же я не была до конца уверена, что он понял, почему я пришла в ярость или почему напала. Дело было не в одежде.

– Каден, я в плену в городе, где тысячи людей ненавидят меня и таких, как я. Вчера Комизар унизил меня перед всем вашим Советом. Но от тебя подобное отношение я вынести не могу. Ты так до сих пор ничего про меня и не понял? Да, принцессы кое-что умеют, не только хлопать ресницами. Ты – все, что у меня здесь есть. Мой единственный союзник.

Услыхав слово союзник, Каден прищурил глаза.

– А как же Рейф?

– Он-то тут при чем? Этот коварный сообщник принца, пожалуй, больше других хотел бы видеть меня мертвой – его принц предает мое государство, предлагая союз твоему, а Рейф, помогая устроить эту сделку, преследует собственную выгоду. Все, что, как мне казалось, между нами было, осталось там. В прошлом. Для меня он тоже временное развлечение, романчик – и уж никак не союзник. Если здраво рассудить, он для меня – только досадная помеха.

Каден долго изучал мое лицо и наконец улыбнулся.

– А ты судишь и впрямь на удивление здраво.

Я опустила глаза – опухоль на его ноге надувалась на глазах.

– Есть у вас в Санктуме ледник?

Каден фыркнул.

– Мы же не в таверне у Берди, Лия, – он доковылял до сундука, покопался в нем, извлек какие-то штаны и широкий кожаный ремень и бросил на койку. – Думаю, это подойдет.

Я предусмотрительно подхватила с пола рубище из мешковины и, распахнув ставни, выкинула его в окно.

Jabavé! – буркнула я ему вслед, решительно отряхнула руки и повернулась к Кадену. По крайней мере, одна проблема решена – никогда больше я не обряжусь в эту колючую мерзость.

Я заглянула в корзинку, принесенную Каденом.

– Что за срочное дело заставляет Комизара встречаться с нами в такую рань? – спросила я, впиваясь зубами в круглую булку с сыром. На память мне невольно пришли публичные наказания в Морригане. Их всегда приводили в исполнение на рассвете. Что если Комизар все-таки не поверил в историю Рейфа?

– Он уезжает на север, в провинцию Бальвуд. Тамошний наместник не явился на Совет – скорее всего, это означает, что его больше нет в живых, так что надо разобраться, в чем там дело, – ответил Каден. – Но до своего отъезда Комизар намерен уладить кое-какие дела.

Уезжает. Это слово прозвучало музыкой – новости лучше этой я не слышала за последние несколько месяцев. Правда, меня все же беспокоило, что за дела он собирается улаживать. Я доела свой завтрак, и Каден вышел из комнаты, давая мне одеться. Дверные петли снова пронзительно заскрипели, и я подивилась тому, как это их визг не разбудил меня, когда он уходил сегодня утром.

Как приятно было снова надеть свои башмаки, чистые. Да к тому же еще и на чистые теплые носки. Сегодня непременно с благодарностью назову Эбена, когда буду возносить вечерние поминовения – теперь я неукоснительно возносила их каждый вечер, как бы заменяя Паулину. И мне казалось, будто я рядом с ней, по пути в Терравин, на пороге захватывающих приключений… а не одна в чужой стране, в самом конце одного из них.

* * *

Мы дошли до развилки, ведущей к крылу Совета. Снова долго шли по лабиринту коридоров и через открытые внутренние дворы, пробирались по узким галерейкам без окон, где путь освещали лишь тусклые фонари, развешанные далеко один от другого.

Каден предупредил меня, что Санктум, который строили и перестраивали на протяжении веков, весь пронизан заброшенными подземными ходами, некоторые из которых оканчиваются тупиками и смертельными ловушками, поэтому я должна держаться к нему поближе. Некоторые стены могли бы поведать о том, как их разрушали. Время от времени из тьмы возникали кучи щебня. Вид у них было жуткий: одна в темноте казалась воздетой рукой, другая – частью каменной головы, безучастно глядящей из стены, словно вечный заключенный. Попадались обломки мраморных плит с выгравированными надписями – письмами из прошлого. Буквы осыпались, текли, как слезы. Но всё это были в первую очередь просто камни, не хуже других, и их использовали для строительства города – использовали доступные ресурсы, как объяснил Каден. Все же, когда мы вошли в очередной тусклый проход, я что-то почувствовала и остановилась, притворившись, что завязываю шнурок на башмаке. Я прислонилась к стене. Биение. Предостережение. Шепот.

Может, я просто ошарашена зловещими тоннелями?

Джезелия, ты пришла.

Я так резко выпрямилась, что чуть не упала, потеряв равновесие.

– Ты идешь? – окликнул Каден.

Биение смолкло, но воздух стал ощутимо холоднее. Я посмотрела по сторонам. В коридоре раздавался только звук наших шагов. Да, я испугалась, только и всего. Каден двинулся дальше, и я поспешила за ним. Здесь была его стихия, так уверенно он шел по этому странному городу – а я была сбита с толку. Каким же непривычным и чуждым должен был быть для него Терравин. Но не был.

Каден легко вписался в ту жизнь. Его морриганский был безупречен, а в таверне, заказывая эль, он держался непринужденно, как у себя дома. Не потому ли он был уверен, что и я так же легко войду в здешнюю жизнь, будто у меня никогда не было прошлого? Но я не такой хамелеон, как Каден, которому достаточно пересечь границу, чтобы превратиться в другого человека.

Мы поднялись по винтовой лестнице и оказались на чем-то вроде площади – неказистой и угрюмой, как всё в Венде, – вроде той, куда прибыли вчера. В дальнем конце я разглядела конюшни. Солдаты сновали туда-сюда с лошадьми. Под ногами вольно бродили куры, кудахча и уворачиваясь из-под конских копыт. Неподалеку от нас в загоне обреталась пара пятнистых свиней, а сверху, оглядывая площадь с насестов, оглушительно каркали во`роны – вдвое больше размером, чем самый крупный ворон в Морригане. Издали я увидела Комизара – он дирижировал руками, будто простой караульный, направляя в ворота какие-то возы. У этого главы государства, казалось, руки доходят до всего.

Рейфа я не увидела и почувствовала смесь тревоги и облегчения. По крайней мере, он не стоит здесь с веревочной петлей на шее, хотя это еще не гарантия того, что он в безопасности. Куда его поместили? Я знала только, что он где-то в защищенном месте по соседству с Комизаром. Могло оказаться, что это место – не более чем тесная тюремная камера. При нашем приближении стража, наместники и рахтаны заметили, что Комизар бросил свое занятие и смотрит в нашу сторону. Все они тоже повернулись к нам. Мне показалось, что я чувствую давление тяжелого испытующего взгляда Комизара. Он ощупывал меня и мой новый наряд. Когда мы подошли ближе и остановились, он обошел вокруг меня, оглядев со всех сторон.

– Видно, вчера я недостаточно точно выразился. Предметы роскоши, такие как одежду и обувь, следует еще заслужить.

– Она заслужила их, – заявил Каден, почти перебивая Комизара.

На несколько мгновений повисло тревожное молчание, а потом Комизар закинул голову и заливисто захохотал. Остальные подхватили, поднялся гогот, а один из наместников заговорщицки ткнул Кадена в плечо. У меня пылали щеки. Больше всего хотелось побольнее лягнуть Кадена, но… его объяснение сохранило мне башмаки. Наместники обожали скабрезности не меньше, чем солдатня в таверне.

– Неожиданно, – сказал Комизар, отдышавшись и с любопытством косясь на меня, – возможно, и принцессы все же на что-то пригодны.

Подошла Каланта, за ней четверо солдат, ведущие под уздцы коней. Я узнала породу – морриганские равианы, тоже трофейные.

– Это те самые? – спросил Комизар.

– Худшие из всех, – ответила Каланта. – Эти хоть и живы, но ранены. Раны нагноились.

– Так отведите их на скотобойню в Вельте, – распорядился Комизар. – Присмотри там, чтобы старшина Вельты справедливо распределил мясо – да проследи, чтобы все узнали, что это – дар Санктума.

Я видела, что лошади ранены, но раны были не смертельные – их ничего не стоило очистить и вылечить. Взмахом руки он отпустил Каланту и пошел к возам, велев Совету следовать за ним. Я заметила, как единственный светлый глаз Каланты смотрит ему вслед. Заметила я и то, с какой неохотой она отвернулась. Она тоскует? По нему? Я пригляделась к Комизару. Как сказала бы Гвинет, довольно смазлив, и есть в нем какой-то несомненный магнетизм. Он буквально излучает силу. Видно, что он умен, взвешивает каждое слово, а его манера держаться может внушать трепет. Но тоска? Нет. Вероятно, в ее взгляде было что-то, чего я не заметила.

Вокруг возов суетились погонщики, снимая парусину. Комизар заговорил с мужчиной, державшим в руках толстую книгу. Тощий, неопрятный, он показался мне странно знакомым. Говорил он негромко, стараясь, чтобы его голос не доносился до чужих ушей. Держась за спинами наместников, я исподтишка изучала его.

– Что такое? – шепотом спросил Каден.

– Ничего, – ответила я. Может, так оно и есть. Погонщики сняли наконец парусину, и у меня тревожно заныло сердце. Ящики. Комизар еще не успел откинуть крышку, а я уже знала, что внутри. Отбросив солому, он стал вынимать бутылки и раздавать наместникам. Подошел он и к Кадену.

– Разве же я могу забыть о моем дорогом Убийце? Пей на здоровье, брат мой. – Комизар повернулся ко мне: – Что вы так бледны, принцесса? Или вам не нравится вино из собственных погребов? Уверяю вас, наместники воздадут ему должное.

В ящиках оказалось легендарное канджовезе с виноградников Морригана.

Что ж, среди многих талантов Комизара числился и такой – грабить торговые караваны. Тем самым он обеспечивал себе безопасность. Щедрые дары, какие, казалось, только он один и умел добывать: Совету – бутылки редкостного вина, за которое в Малых королевствах платили баснословные деньги, слугам – подачки из добытых трофеев, голодающим – свежее мясо.

Но кормить людей и правда надо. С этим я не могла поспорить. И мой собственный отец тоже одаривал своих министров, хотя и не совершал ради этого разбойничьи набеги. Сколько морриганских караванщиков погибли от рук венданцев, чтобы Комизар мог раздавать свои милости? Что еще они украли и как убивали, чтобы заполучить добычу? Список смертей пополнялся.

Комизар предоставил наместникам рыться в остальных ящиках, а сам направился в нашу сторону. Он бросил Кадену туго набитый мешочек, который звякнул у того на ладони.

– Отведи ее на джехендру и купи подходящую одежду.

Я с подозрением уставилась на Комизара.

Он с невинным видом приподнял брови, откинул с лица пряди темных волос. Сейчас он больше походил на мальчишку лет семнадцати, чем на тридцатилетнего государственного мужа. Дракон во многих личинах. И как мастерски он их носит.

– Не беспокойтесь, принцесса, – улыбнулся он. – Всего лишь подарок вам от меня.

Тогда откуда у меня эта ледяная пустота в груди? Что за резкий поворот от рубища из мешка до такого подарка – новой одежды? Казалось, он постоянно опережал меня на шаг, ясно понимая, чем на этот раз может вывести меня из равновесия. За любой подарок всегда приходится платить.

Конюх подвел Комизару его коня, а у ворот уже выстроился в ожидании целый эскадрон. Он взял поводья, выкрикнул слова прощания и добавил:

– Каден, в мое отсутствие ты остаешься Распорядителем. Пройдись со мной до ворот. Хочу кое-что тебе сказать напоследок.

Я смотрела, как они идут, рука Комизара на плече у Кадена, оба кивают, переговариваются. По спине пробежал холод, словно я увидела призраков. Вот точно так же мои родные братья, Реган и Брин, прогуливались по залам Сивики, обсуждая свои секреты. Небольшой клин, который я вроде бы вбила между правителем и его рахтаном, исчезал на глазах. У них общая жизнь, общая история. Верность. Комизар называет его братом, да они и есть братья. Я отчетливо поняла – Каден мне не союзник, хоть недавно я и назвала его так. Он и не будет мне союзником, пока Венда превыше всего.

Загрузка...