Сердце с горьким ядом

ГЛАВА 10

Эрикс ведет меня к возвышению неподалеку от места, где мы появились — к порталу обратно в Мир Живых. Нас окутывает водопад света и выбрасывает в полную темноту, в которой запах известковой пыли перемешивается с ароматом коричной кожи ангела. Я открываю глаза в тьме такой плотной, что она кажется осязаемой. Она давит на лицо. Прежде чем я успеваю вдохнуть, слабое сияние начинает выталкивать тени прочь. Эрикс светится — будто кожа лишь полупрозрачная оболочка, сквозь которую сияет внутренний свет. Он освещает древние фрески на стенах вокруг нас. Я беру его под руку и, не скрывая восхищения, веду пальцем по видимой жилке — тьма над светом, и под моим прикосновением свет становится ярче.

— Коул зовет меня своим светлячком, — говорит он.

Я фыркаю.

«Еще бы».

Эрикс закатывает глаза, но все равно улыбается, берет меня за руку и ведет из предкамеры пирамиды Усеркафа.

— Мой светлячок покажет путь.

Мы идем по длинному и узкому коридору к выходу. Утренний свет медленно пробирается в темноту, жара пустыни начинает подползать все ближе. Тело Эрикса постепенно тускнеет, возвращаясь к нормальному состоянию, и мы выходим наружу в тот момент, когда на горизонте встает солнце. Вокруг никого.

— Пойдем, — говорит Эрикс, поворачиваясь ко мне с распростертыми руками, предлагая снова зацепиться за него. — Давай вернем тебе силы.

Я отвечаю ему тревожной улыбкой и прижимаюсь щекой к мускулам его ангельской груди, обвиваю его руками и ногами, когда он поднимает нас в воздух. Мы пролетаем над Серапеумом, и я думаю, сколько времени понадобилось, чтобы моя кровь исчезла в песке. Остались ли пятна среди тех же песчинок, где я стояла на коленях рядом с Ашеном?

Помню, как я думала тогда: «Asallah libakkunu», снова и снова, когда мы мчались в город на мотоциклах.

Я покоряю твое сердце.

Эрикс сажает нас на крышу дома мистера Хассана, и мы спускаемся на два этажа к его двери. Когда он открывает, его лицо расплывается в сочувственной улыбке, но она быстро исчезает. Эдия и Коул появляются за его спиной, и оба испытывают облегчение, когда старый аптекарь впускает нас внутрь. После краткого знакомства с Эриксом мы устраиваемся в гостиной, а Хассан заваривает свежий мятный чай и готовит мне чашку с кровью.

— Azizati, — говорит он, похлопывая меня по руке, когда садится рядом на бархатный зеленый диван. Он протягивает мне кружку, и я наслаждаюсь ее теплым, пряным запахом, идеально прогретым и подслащенным каплей меда манука.

«Спасибо, что принял нас», — показываю я жестами, Эдия переводит. «Извини, что поставила тебя в такую ситуацию».

Старик тепло смеется и легко хлопает меня по руке:

— Глупости. Я рад видеть тебя.

Странно. Для него прошло всего около месяца с нашей последней встречи. Для меня — будто целый век. И я задумываюсь о времени: как иногда годы проходят без особых перемен, а потом все вдруг переворачивается вверх дном.

Я смотрю на аптекаря и пытаюсь улыбнуться.

«Мне плохо. Я не восстанавливаюсь, как должна. Хотела спросить, можешь ли ты мне помочь».

— Да, твои друзья рассказали мне все, что знали. Дай-ка взглянуть на тебя, tifl alshaati almashur.

Я бросаю тревожный взгляд на Эдию, и она уверенно кивает. Ставлю кружку на стол и разворачиваюсь к старику. Его сморщенные пальцы берут мою руку, и он осматривает незаживающие раны, царапины и коросты. Его мутные глаза медленно скользят к моему горлу. Большой палец находит точку, где серебро выжгло мой голос.

Он начинает шептать, едва слышно. Потом громче. Его ладонь ложится мне на шею, и с каждым словом жжение в горле становится невыносимым. Гораздо хуже, чем обычная боль, к которой я пыталась привыкнуть. Жар нарастает. Пот выступает у корней волос, струится по вискам. Дыхание сбивается, я сжимаю челюсть, терпя, пока могу. Наконец не выдерживаю, хватаю его за запястье и отталкиваю руку, качая головой.

— Dhiaab alshaytan, — произносит он, как бы сплевывая на пол. Потом вздыхает, берет мою кружку, снова вручает мне и кивает. Я делаю долгий глоток, и он снова забирает ее, ставит на стол, берет обе мои руки в свои. Смотрю на Эдию, она серьезна, напряжена, но собрана. Я вижу, как ей тяжело.

— Azizati. Серебро мешает твоему телу восстанавливаться. Сколько бы крови ты ни пила — это не поможет. На металле лежит заклятие. Единственный способ избавиться от него — растворить серебро.

Растворить его… да чтоб вас. Это вообще не обнадеживающе звучит. Ни капли.

«Азотная кислота?» — спрашиваю я жестом, глядя на Эдию. Она кивает. В ее взгляде — решимость, но еще и страх.

— Мы будем вводить кровь через зонд, — говорит она. — Чем больше серебра растворим, тем быстрее ты начнешь восстанавливаться, если будет постоянный приток. Установим трахеостому, чтобы ты могла дышать.

— Вопрос. А почему мы не можем дать ей кровь через капельницу? — спрашивает Коул. Эдия медленно поворачивается к нему, прищуриваясь.

— Вопрос. Когда ты голоден, Эрикс кидает сэндвич в блендер и заливает тебе через катетер?

Коул моргает, бледнеет под ее взглядом:

— ...нет…

— Вот именно, — Эдия снова смотрит на меня, закатывает глаза и слегка качает головой. Боже, как же я ее люблю. — Нам нужно влить в тебя как можно больше крови заранее, чтобы все запустить. Потом уже держать процесс через зонд.

— Sahira сможет использовать заклинание, чтобы ускорить восстановление, — добавляет Хассан, указывая на Эдию. Морщины на его лице углубляются, и он смотрит на меня прямо, не давая увлечься панике. Звучит серьезно. И, судя по его лицу, все действительно чертовски серьезно. — Мы не сможем заглушить боль. Заклятие в твоем горле - охранное. Никакая магия не снимет страдания.

— А усыпить ее нельзя? — спрашивает Эрикс, беспокойно переводя взгляд между аптекарем и ведьмой.

— Нет, — тихо отвечает Эдия. Она опускает плечи. — Мы можем ввести ее в каталепсию, но тогда метаболизм замедлится, станет только хуже. Вампиры невосприимчивы к обычным седативам. Она должна сделать это в сознании.

Вот и последняя капля в колодец страха. У меня дрожит все тело, так сильно, что хочется сбежать. Эдия поднимается и опускается передо мной на колени, кладет руки мне на бедра. Пытается улыбнуться настолько тепло, насколько может. Но я вижу это. В ее глазах.

Она боится, что это может быть прощание.

— Эй, милая, — говорит она тихим голосом.

Я кривлю губы в полуулыбке.

— Слушай внимательно. У тебя есть выбор. Ты можешь продолжать жить как сейчас. Практически человек. Ты всегда будешь больна, как сейчас. Вряд ли станет лучше. Голос не вернется. И рано или поздно ты умрешь.

Я аккуратно высвобождаю руки из ладоней мистера Хассана.

«Да ты прям как долбанный лучик света во тьме», — жестикулирую я.

Эдия усмехается:

— Просто говорю как есть, милая, — она глубоко вдыхает, и ее взгляд говорит, что время шуток прошло. Живот сжимается в тисках тревоги. — Ты проходила через дерьмо и раньше. Но всегда оставалась собой. Настоящей вампиршей. Способной исцеляться. Если мы сделаем это...

Моя губа дрожит, когда я вижу слезы, блестящие в глазах Эдии. Она опускает взгляд, собирается с силами и сжимает мои колени до боли. Когда она поднимает на меня свои стеклянно-черные глаза, мое сердце холодеет.

— Если мы сделаем это, Лу… будет больно. Если сработает - возможно, мы сможем обратить то, что сделал Семен. Есть шанс, что твое состояние стабилизируется, когда вернутся способности к исцелению. Но ты должна знать: такие же шансы, что ты не выдержишь. Если не успеешь исцелиться - умрешь.

Жизнь в качестве больного человека или страдания и высокая вероятность смерти за шанс вернуть себя прежнюю.

«Выбор между говном и диареей», — показываю жестами я.

Эдия слабо улыбается и кивает:

— Да. Типа того. У тебя есть время подумать.

Я вдыхаю воздух, который обжигает горло и усиливает пульсирующую боль в голове. Чувствую, как пот стекает по спине.

Оглядываю комнату: Коул с его мальчишеским лицом, скрывающим столько жертв; Эрикс, вырванный из Мира Живых, но нашедший в себе прощение и любовь; мистер Хассан, похлопывающий мою руку с отцовской нежностью, будто знает, что я не знала подобного в детстве, которого, возможно, и не было. И наконец Эдия — моя лучшая подруга, моя верная спутница. Моя родственная душа. Женщина, которая была со мной в самых темных временах.

Если я рискну, возможно, верну не только то, что потеряла. Может, их жертвы обретут смысл. Если выживу, мы сможем сохранить баланс между Царствами. И за это стоит бороться.

«Нет. Мне не нужно время. Давайте сделаем это».

ГЛАВА 11

Ну, конечно. Наивно было ожидать, что подготовка к этой процедуре займет какое-то время. Не знаю, с чего я вообще так решила, учитывая, что мистер Хассан — аптекарь. У него есть все: трубки медицинского качества, скальпели, антисептики и, конечно, целая куча зелий. Азотная кислота и кровь — в изобилии. Так что… да… времени, чтобы передумать и выпрыгнуть в окно на свободу, у меня почти не остается.

Старик усаживает меня в угол спальни, где готовит подносы с инструментами и одним глазом следит за мной, пока я поглощаю больше крови за один присест, чем за последние годы. В комнату входит Коул, и мистер Хассан уже собирается попросить у него донорство, но не успевает договорить — демон уже закатывает рукав. Я благодарно киваю, прежде чем вцепиться в его запястье. Его кровь дымная и сладковатая, но не такая насыщенная, как у Ашена. Никакого вибрационного отклика в венах, когда его рука отрывается от моих губ.

«Спасибо», — шепчу я, когда он сжимает мое плечо и отходит, прижимая салфетку к укусу.

Коул улыбается мягко и отступает, его внимание переключается на аптекаря.

— Не стоит.

— Попробуй мою! — сияет Эрикс, протягивая руку, заходя в комнату.

— Плохая идея, — говорит Коул.

Я качаю головой, соглашаясь с Коулом.

Эдия фыркает:

— У нас мало веры в чудо. Попробуй.

Мы с Коулом кривимся, пока Эрикс подносит свое коричное запястье к моему носу.

— Ну же, я хочу знать, какой у меня вкус, — весело настаивает он. Клыки у меня еще в яде и крови, когда я извиняюсь перед Коулом, и тот закатывает глаза, готовясь ловить своего парня, если что.

Я делаю долгий глоток ангельской крови. Она — как мед, только в десять раз слаще. Поднимаю взгляд на сияющую улыбку Эрикса и с усилием делаю еще один глоток, прежде чем отпустить.

— Ну как?..

Я стараюсь держать лицо, но Эдия уже хохочет, и я сдаюсь, соскребая вкус с языка, как пес, пытающийся избавиться от арахисового масла.

«Слишком сладко», — показываю я, снова принимая руку Коула, чтобы запить ангельский сироп чем-то менее мерзким. Просто отвратительно.

— Не расстраивайся, любовь моя. Ты просто слишком чистый для столь злобного создания, — говорит Коул, подмигивая мне.

— Возьми немного моей, — предлагает Эдия, но Хассан рычит со своего места:

— Оставь свою жизненную силу, sahira. Тебе нужна будет каждая капля. Кроме того, мы готовы начинать.

Слова старика вытягивают из комнаты весь прежний смех. Как по команде, пот на моей коже начинает литься вдвое сильнее — как будто паразит, что отказывается отпускать свою жертву.

Я отпускаю руку Коула, он поднимает меня за влажную ладонь и ведет к узкой кровати, застеленной чистыми простынями. Я расстегиваю рубашку и ложусь.

Начинаем с гастростомы: Эдия обезболивает левую сторону живота зельем, пахнущим антисептиком, корой ивой и какой-то ведьминой дрянью вроде полевого шпата и жженой змеи. Шепчет заклинание с сосредоточенной уверенностью. Она направляет руку Хассана — его движения точны, уверены, и хотя я чувствую запах собственной крови, ощущаю только давление. Эрикс отвлекает меня историями, Коул вешает пакеты с кровью для капельной подачи. У каждого — своя роль, и от осознания этого чуть не плачу.

Через минут сорок пять трубка установлена и подключена. Ребята переходят к трахеостомии. Та же сосредоточенность, та же точность. То, что они работают так близко к моему лицу, по иронии судьбы вызывает у меня удушье, учитывая их конечную цель, и страх, который окутывает мой мозг, словно пленка, проникает в мое тело, заставляя дрожать. Через пару таких мгновений я уже дышу через трубку.

Когда все готово, Хассан отступает, кивает и похлопывает меня по руке. Затем поворачивается к столу, где стоят стеклянные шприцы с азотной кислотой.

— Все хорошо, милая, ты справляешься, — говорит Эдия, склонившись надо мной. Я вцепляюсь в ее взгляд, как лодка в причал посреди шторма. Сердце грохочет в груди, уши закладывает. Эдия улыбается, и эта улыбка разрывает меня пополам. — Борись, Лу, — шепчет она. — Борись, а когда захочется сдаться - борись дальше. Я здесь, я с тобой.

Я пытаюсь улыбнуться. Губы дрожат.

Пора собраться с духом и сражаться, как вампир. Снова.

«Обещаю», — беззвучно шепчу. Готова поплатиться за это кровью. «Люблю тебя».

— И я тебя.

Хассан поворачивается к нам, в его руке шприц с желтой жидкостью. Я чувствую резкий запах кислоты. Слева щелкает отсос.

— Удачи, azizati. Прости за эту боль, — говорит он. Я киваю. Мой взгляд снова на Эдии, в ее глазах — глубины космоса. Тьма, галактики, чужие планеты и древняя сила. Это первозданная красота, одновременно пугающая и величественная. Если это последнее, что я увижу, то пусть.

— En alsikunusi ilimes musiti ittikunu alsi musitum kallatum kutumtum, — произносит она. Ее голос вьется вокруг меня, будто звуковая лента, окутывающая тело слоями заклинаний.

Я призываю вас, Боги Ночи. Вместе с вами я зову Ночь — Невесту вуали.

Аптекарь медленно подносит кончик иглы к моей коже. Он ведет ее по следу проклятия, тому самому, что украло у меня голос.

— Alsi bararitum qablitum u namritum.

Я призываю Сумерки, Полночь и Рассвет.

Он смотрит мне в глаза. И в его глазах я вижу то, что разбивает меня — он не верит. Он думает, что это не сработает. Что он отправляет меня на смертт.

«Все в порядке», — шепчу я, улыбаюсь. Но из горла выходит только тихое шипение дыхания сквозь трубку. Я хочу попробовать. Даже если шансов почти нет. У меня почти ничего не осталось.

Я обвиваю пальцами его руку, когда он прижимает иглу к моей плоти.

— Tuub libbi tu seri liirtedaani, ema usaammaru suummiratiia luuk suud.

Пусть здоровье и счастье всегда сопровождают ее; пусть она обретет все, чего желает.

Я стараюсь сохранить свою улыбку, глядя на старика, и нажимаю пальцем на его, вдавливая первые капли кислоты в горло.

Поначалу — почти привычно. Жжет, да, но не больше, чем обычно. Просто знакомая, постоянная боль от серебра.

Но это быстро меняется.

Огонь усиливается. Дыхание сбивается, сердце бьется, как в клетке.

И вот она — боль. Настоящая. Обрушивается, как цунами. Беспощадная, всепоглощающая. Жжет так, что даже глаза будто плавятся в глазницах. Я хочу выдрать это из себя, но Коул держит меня за руку.

Мои глаза полны слез. Я борюсь с кашлем. Во рту появляется вкус крови.

Хассан вводит еще больше кислоты.

Эдия продолжает заклинание, но я уже не слышу слов.

Хассан отдает приказы. Какие — не разобрать.

Отсос скользит в мой рот. Очередная порция кислоты впрыскивается в горло. Я не могу закричать. Не могу пошевелиться, меня удерживают.

Еще кислота. Еще кровь. Еще боль, такая жгучая, что невозможно выдержать. Будто я глотаю огонь. Будто пью расплавленную лаву. Отсос захлебывается. Я чувствую запах… плавящейся плоти.

Перед глазами темнеет. Я отталкиваю тьму. Я дала обещание. Я должна продолжать бороться. Борись, Лу.

Очередной шприц. Снова кислота. Как ее может быть еще больше?! Я готова поклясться, она уже прожгла меня насквозь.

Слышу, как Коул ругается.

Хассан рявкает на него:

— Отсос, мальчик.

— Она слишком медленно исцеляется!

— Меняй пакеты с кровью.

Боль становится сокрушительной. Отчаянной. Я бы пошла на все. Отдала бы все. Свою жизнь. Свою душу. Я умоляю, чтобы они остановились. Хассан читает это по моим глазам.

— Мы должны закончить начатое, azizati, — говорит он.

Я плачу, когда игла снова вонзается в мое горло. Это в сто раз хуже, чем было с серебром. Словно сам металл не хочет меня отпускать.

Отсос захлебывается. Что-то забивает насадку. Кусок моего горла. Оно буквально сжигается.

Я не хочу. Я не справляюсь. Я не могу.

Когда думаешь, что не можешь — продолжай.

— Почему это не работает?!

— Снова меняйте пакеты. Мы должны идти до конца.

— Но она умрет!

— Мы обязаны идти до конца.

Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Хочу, чтобы они остановились. Хватит. Хватит. Хватит.

Ничего хорошего. Никакого покоя. Только боль. Больше ничего.

Раздается грохот из другой комнаты. Что-то разбивается. Дерево разлетается в щепки.

Мир замирает. Эрикс отпускает мои лодыжки и бросается к двери.

Ангел сталкивается лицом к лицу с разъяренным демоном.

По полу стелется дым. Вспыхивает свет - он исходит от Эрикса, его кожа сияет. Крылья распахиваются. Он заслоняет собой вход, преграждая Жнецу путь в комнату.

Мой взгляд встречается с глазами Ашена.

Ангел света. Ангел смерти. Значит, пришло время моей душе уйти. Кто-то услышал мою мольбу. Кто-то пришел, чтобы забрать меня.

— Вы ее убиваете, — шипит Ашен. В его голосе, кажется, отчаяние. И ярость. Он готов сжечь мир. Я уже однажды думала об этом.

Клинок Ашена вспыхивает пламенем. Я пытаюсь закричать Эриксу, чтобы он отошел. Из горла вырывается только хриплая булькающая жидкость.

Заклинание Эдии меняется, но мистер Хассан тянет ее назад.

— Сохрани ей жизнь, — говорит он. Потом поворачивается к двери:

— Ануннаки, пусть он войдет.

Я чувствую, как рядом напрягается Коул. Он хочет броситься к Эриксу.

— Но…

— Это мой дом, — гремит Хассан. — Пусть Жнец пройдет.

Эрикс бросает взгляд через плечо на старика. Тот лишь молча кивает. Эрикс убирает крылья ровно настолько, чтобы Ашен мог пройти, не задев лезвий.

— Еще раз встанешь между нами - я вырву тебе крылья и скормлю их своему шакалу, ануннаки, — рычит Ашен, толкаясь плечом о плечо с ангелом, проходя в комнату.

Он останавливается рядом со мной. Лишь на мгновение окидывает взглядом это жуткое зрелище. Его глаза замирают на моем горле, потом - на Эдии. Затем - на шприце в руке Хассана. Он замечает трубку для кормления и мешок крови на стойке. Снова смотрит на Хассана - в его глазах пылает черное пламя.

— Второй ящик слева, — говорит Хассан, кивая в сторону комода. Кажется, я слышу в его голосе одобрение. Может, даже улыбку.

Глаза Ашена сужаются от решимости, и он поворачивается к ящику. Перебирает содержимое, пока не находит то, что ищет.

— Что ты делаешь? — спрашивает Коул.

— Ей нужна моя кровь.

Ашен придвигает стул к кровати и садится. Наклоняется ко мне. Его пальцы дрожат, когда он пытается вскрыть стерильную упаковку. Я никогда прежде не видела, чтобы его руки дрожали. Но, может, все это просто… не по-настоящему. Ведь реальна только боль. Запах горящей плоти. Клубы едкого дыма. Остальное, возможно, иллюзия. Я брежу.

Я слышу звук у двери и вижу Давину. Она стоит на пороге. Осматривает комнату. Ее глаза широко раскрыты, невинны. Останавливаются на Ашене.

Пиздец. Я просила хоть что-то хорошее, а не еще больше боли. Кислота будто уже прожгла мое сердце.

— Эрикс, выведи ее, — говорит Ашен, не отрывая взгляда от своих дрожащих рук. Эрикс колеблется, его взгляд цепляется за Коула. Ашен словно чувствует их нерешительность - из его крыльев вырываются клубы ярости, дым и искры. Смотрит на каждого присутствующего. — Выйдите. Все. Нахрен.

Эрикс и Давина молча выходят. Коул остается, чтобы продолжать отсасывать жидкость. Ашен подключает свою кровь к трубке. Заклинание Эдии все еще звучит, заполняя комнату, но ее взгляд полон ярости на Ашена. Она готова разорвать его. Он не обращает внимания. Его глаза прикованы только ко мне.

Хассан готовит следующий шприц, но Жнец останавливает его. Вокруг нас дым. Он наклоняется ближе. Его лицо - все, что я вижу. Глаза цвета коньяка, охваченные черным пламенем. Темные волосы, пряди которых падают на лоб. Напряженная челюсть, подрагивающая от сдержанной злости и боли.

Я должна бы оттолкнуть его. Мне и так больно во всем теле. Я не выдержу и боли в сердце. Но я не могу. Просто не могу.

Он касается моего потного лба. Его ладонь теплая.

— Все в порядке, вампирша? — шепчет он.

Я зажмуриваюсь. Слезы вырываются наружу. Он стирает их. Я помню, как он говорил это в ту первую драку. В Царстве Теней.

Я все еще хочу его так же сильно, как прежде. Сейчас - больше, чем когда-либо. И я ненавижу себя за это.

Бью кулаком по кровати. Показываю ему средний палец. Его тихий смех окутывает пространство.

— Вот она, моя вампирша. А теперь направь всю эту злость туда, где она нужна.

Аромат его крови пробивается сквозь клубы страха и страданий. Он втыкает иглу себе в вену. Я смотрю, как он поднимает руку, и кровь стекает по трубке… ко мне.

В ту же секунду, как она попадает в мое тело — я чувствую это. Искорки. Гул в венах. Как звезды, вспыхивающие в животе, как пламя надежды, разгорающееся в груди.

Ашен берет меня за руку, и я позволяю себе забыть. Про боль. Про ярость. Про предательство, пульсирующее, как яд. Сейчас я просто хочу держаться за что-то хорошее, пусть даже на одно мгновение. Пусть даже по памяти.

Я сжимаю его руку. Он сжимает в ответ.

Жнец склоняется к моему уху. Его дыхание теплое. Его лоб касается моего. А в это время Хассан вжимает в меня иглу. Мои плечи сотрясаются от боли и страха.

— Останься со мной, вампирша, — шепчет он. Его слова как кислота. Растворяют мысли. Растворяют разум. Приносят и боль, и надежду.

Аптекарь нажимает на поршень и моя плоть словно превращается в жидкость. Агония превышает все, что я когда-либо ощущала. Мир проваливается в черноту.

Жнец шепчет у меня на ухо. Это колыбельная. Или заклинание. Я не различаю всех слов, но некоторые ловлю, как искры сквозь мрак: Baltu. Живи. Mamitu. Клятва.

Я утопаю в боли и тенях. И когда мир окончательно тонет во тьме, мне кажется, я слышу нечто невозможное. То, чего не может быть. Нечто волшебное. Смертельное. То, что демон никогда не должен чувствовать к существу, прикованному к Миру Живых.

Arammu.

Любовь.

ГЛАВА 12

Свет в комнате тусклый, когда я просыпаюсь. Я лежу лицом к открытому окну, и звуки вечернего рынка Хан эль-Халили доносятся снизу, полные жизни. На письменном столе горит масляная лампа, мягкое пламя льет теплый свет сквозь зеленый узорчатый абажур. Я вижу пузыри и неровности в стекле так ясно, будто оно прямо у моего лица. Зрение снова нормальное. Возможно, даже лучше, чем прежде.

Вены в теле гудят, будто в них бушует гроза. Каждое мое дыхание - как приток энергии. Сердце бьется, и с каждым ударом по венам проносится сила.

Это что-то новое. Я сама как будто новая.

И… странная.

Почти дикая. Хищная. Животная. Как будто я могла бы сейчас либо разорвать кого-то на куски, либо трахнуть до потери сознания.

Я подавляю это дикое ощущение и прикасаюсь рукой к шее. Трахеостомы больше нет. Кожа под пальцами гладкая, чистая. Я отнимаю руку, разворачиваю ее ладонью вверх и вижу, как отросли ногти — идеальной формы, с плавно изогнутыми кончиками. Вдыхаю тонкий запах серебра и стали, и пульс начинает ускоряться, пока я не улавливаю аромат Эдии. Тогда я скольжу рукой под подушку и касаюсь рукояти моего кайкена. Я знаю, что она положила его туда, как напоминание о том, что мне хотелось бы держать рядом.

Лоб прохладный и сухой. Нет больше липкого пота, жара, назойливой боли в голове или резей в глазах. Жжение в горле сменилось тупой болью — свеча вместо прежнего пожара. Сглатываю, не веря, что это реально.

Ритмичный стук чужого сердца отвлекает от самоанализа. Поворачиваю голову. Ашен сидит у кровати на стуле. Он положил голову на скрещенные руки и частично на мои. Его лицо повернуто ко мне, и его ровное дыхание согревает мое обнаженное плечо. Даже во сне он прекрасен: темные волосы рассыпались по лбу, густые ресницы отбрасывают тени на скулы, пухлые губы прижаты рукой, из-за чего рот чуть приоткрыт. Половина меня хочет дать ему пощечину. Другая половина мечтает, чтобы эти губы сделали кое-что другое — и одна лишь мысль об этом заставляет живот сжаться от желания.

Сдерживаю порыв и просто наблюдаю. Никогда не видела, чтобы демон спал, раньше он всегда просыпался первым. Сейчас, в этой тишине, он выглядит почти... ангельским. Осторожно отодвигаю прядь с его лица, касаясь так легко, что он даже не шевелится.

Аромат сирени выдает присутствие еще до того, как я замечаю слабый пульс в коридоре. Поднимаю взгляд — Давина стоит в дверях, наблюдая. Хочу что-то сказать, но не знаю что. Да и стоит ли? Мои первые слова ее не достойны, даже если она ни в чем не виновата. Она смотрит на меня долгим безмолвным взглядом, слабо улыбается улыбкой, полной печали и тихо закрывает дверь, уходя.

Я должна бы поблагодарить ее. Но гораздо сильнее хочется убить. Жестоко. Искупаться в ее крови, наложить заклинания на ее кости. Не знаю почему.

Нет, знаю.

За то, что она снова существует. За то, что забрала то, что было моим.

По спине пробегает дрожь. Желание убить сильнее обычного. Что о многом говорит, учитывая, что я... ну, вампир.

Черт, я чувствую себя очень странно. Не плохо странно — скорее, безумно странно. Эмоции свелись к двум примитивным импульсам:

Желанию крушить все вокруг,

Или

Желанию просто... трахаться.

С одним конкретным человеком.

С тем, чьи карие глаза теперь прикованы ко мне с явной настороженностью. И он прав, сейчас мои желания балансируют на лезвии ножа.

Трахнуть его

Или

Прикончить.

Ашен приподнимается, не убирая руку с моего бока. Двигается медленно, будто перед ним дикий зверь. Глаза сканируют мое лицо, оценивая угрозу. Теперь, когда он проснулся, буря в моих жилах разгорается в десять раз сильнее. Жажда вспыхивает, как фитиль. Пока не ясно, к чему она приведет, и вряд ли я вообще контролирую этот выбор.

— Лу...

Я шиплю. О, да, это приятно.

— Леукосия...

Шиплю снова.

— ...вампирша? — пробует он.

Сужаю глаза в яростном взгляде. Ашен выпрямляется, бросая взгляд на дверь. Наверное, услышал, как она закрылась. Может, даже знал, что Давина была здесь. Или, что хуже, ждал ее. Ревность вздымается волной, и я издаю новый шип — низкий, яростный, полный ненависти. Его спина мгновенно выпрямляется, ладони поднимаются в успокаивающем жесте.

— Лааадно, вампирша...

Приподнимаюсь с осторожной медлительностью. Мышцы напряжены, будто налиты прежней силой, но теперь в них есть еще и искра. Одеяло соскальзывает с тела, но мне плевать. Протягиваю руки, ожидая увидеть свечение под кожей. Внешне ничего. Но я чувствую это. А вместе с этим — заряд крови Ашена, будто я проглотила молнию, и теперь она бьется в моих венах.

Провожу пальцами по месту, где была трубка для питания. Ни боли, ни следа. Интересно, сколько я была без сознания? Но спрашивать не стану — первые слова должны быть для чего-то особенного.

Провожу пальцами по своей прохладной, чистой коже, когда слышу, как скрипит стул Ашена, словно он пытается отодвинуться. Резко поворачиваю голову в его сторону и пронзаю его яростным взглядом. Он слегка откидывается назад и поднимает руки, пытаясь успокоить меня. Я вижу, как он сглатывает, и до меня наконец доходит, что я без верха. Его глаза не отрываются от моих, и это злит еще больше. Он же любит сиськи. У меня даже есть записка на эту тему. Почему он, черт возьми, не смотрит на мою грудь? Хотя, если он все-таки посмотрит, я могу его ударить. Еще не решила. Но в любом случае он гребаный мудак.

Я поворачиваюсь к нему всем корпусом, как будто дразню. Вижу в его глазах полную растерянность – он совершенно не знает, что со мной делать. Да и я сама понятия не имею. Склоняю голову набок, мой взгляд сужается и вспыхивает красным светом. В голове – спор: «Почему ты не смотришь?», «Смотри вниз, придурок!», «Если посмотришь, я тебя убью!». Не знаю, какой голос победит.

— Все в порядке, вампирша? — спрашивает Ашен с такой густой тревогой в голосе, что она ощущается, как свет далекой звезды.

Я наклоняюсь к нему, как тигр перед прыжком. Клыки удлиняются, рот наполняется ядом. И вдруг – вижу быстрый взгляд, метнувшийся на мою грудь.

Отталкиваюсь от кровати и сбиваю его с ног. Словно врезалась в кирпичную стену, но силы достаточно, чтобы мы оба рухнули на пол. Ашен падает на спину, а я, сохранив вампирскую грацию, оказываюсь сверху. Его руки по-прежнему подняты в этом идиотском, умиротворяющем жесте. Хочется отрубить их и выбросить в окно. Он же Жнец, ради всего святого! Он мог бы прикончить меня в мгновение ока. Ладно, почти. Но не сегодня. А его попытки меня успокоить только еще больше раздражают.

Ашен снова смотрит на меня, и я осознаю, что абсолютно голая. Это либо очень удобно, либо дает мне право на убийство.

Я откидываюсь назад, сидя на Ашене, и сверлю взглядом Жнеца, который выглядит как человек, стоящий на перепутье и не знающий, куда идти. Он снова сглатывает. Это движение кажется восхитительным, и меня охватывает дикое желание.

Рассматриваю татуировки на его шее, которые исчезают под воротником. Смотрю вниз, вдоль пуговиц его безупречно выглаженной черной рубашки, затем вверх на отметины на его руке. Я прослеживаю линии мышц под рукавом. Мой взгляд скользит по его плечу, шее, очертаниям челюсти и скул. Когда я вновь встречаюсь с его глазами, в глубине зрачков разгорается слабый огонек.

Я чувствую, как он возбуждается. Он знает, что я это ощущаю. Вижу в его глазах это желание, такое сильное, что оно жжет изнутри. Наши взгляды сливаются в одно целое, связанные невидимой цепью. Сердце бешено колотится в груди.

Мы двигаемся одновременно. Только что я смотрела на Ашена сверху вниз, а в следующее мгновение – я уже в его объятиях, поглощенная поцелуем. Одной рукой хватаю его за волосы, другой – за плечо и тяну к себе. Его руки прижимаются к моей коже, скользя по моей спине.

Поцелуй дикий. Грубый. Ожесточенный страстью. Мы пожираем друг друга. Я рву на нем рубашку, и пуговицы разлетаются по комнате. Он швыряет ее, как змея сбрасывает кожу. Я прихватываю зубами его нижнюю губу и царапаю ее клыками, втягиваю тонкую струйку крови. Это последняя искра, поджигающая пламя.

В моих венах взрывается бешеная страсть, и я вонзаю ногти в его спину. Ухмыляюсь, чувствуя, как он напрягается, но не отстраняется, а, наоборот, подается вперед, навстречу боли. Мой хриплый смех звучит странно и зловеще. Как дым в темной комнате. Непохоже на меня. Но мне это нравится. Я впиваюсь ногтями еще сильнее, и Ашен рычит, поднимая нас с пола, целуя с еще большей яростью, его страсть отражает мою.

Ашен бросает меня на кровать, и я одариваю его зловещей улыбкой, проводя кончиком языка по крови, собравшейся под ногтем. В его глазах сверкают искры, когда он нависает надо мной. Он – хищник, выслеживающий добычу, его взгляд прикован к моему лицу, а выражение лица голодное. Он нависает надо мной, и моя улыбка становится шире. Я облизываю палец, жадно слизывая остатки его крови. Он смотрит на меня, словно зачарованный.

А потом он набрасывается на меня.

Ашен кусает меня за шею, в точке соединения с плечом, сжимая челюсти до боли. Я сдавленно вскрикиваю, но во мне горит жажда большего. Инстинктивно хватаюсь за его волосы, не позволяя ему отстраниться, пока его руки, оставляющие на моих бедрах синяки, которые заживут слишком быстро.

Оторвавшись от моей шеи, Жнец оставляет пылающий след поцелуев на моей груди, уделяя особое внимание чувствительной коже одного соска, а другую сминает в ладони. Он нежно обводит сосок языком, и слегка пощипывает второй между пальцами. Я извиваюсь под ним, но он придавливает меня к кровати свободной рукой, надавливая на живот. Его нога захватывает одно из моих бедер, а другое я обвиваю вокруг его спины. Отчаянно пытаюсь вырваться, но он кусает мою шею, оставляя на коже болезненные отметины.

В ярости шиплю и освобождаю ногу из-под него, собираясь ударить его коленом в лицо. Он перехватывает мое бедро, и на его лице появляется самодовольная ухмылка. Хочу сожрать его заживо за эту наглость.

— Ну-ну, вампирша, — мурлычет он, отодвигая мою ногу в сторону, открывая вид на самое сокровенное. — Веди себя хорошо.

К черту это. Я хочу по-плохому.

Резким движением хватаю Ашена за затылок и притягиваю его губы к своим. Провожу ногтями по его спине, чувствуя, как его тело содрогается от моего прикосновения. Прерываю поцелуй, чтобы с жадностью прильнуть к его шее, дразня лишь намеком на касание клыков. Провожу ими по его коже, пока не чувствую, как он поддается вперед, и теплая кровь стекает мне в рот.

Ашен отрывается от меня, одаривая темным, хищным смехом, и прижимает мои плечи к матрасу. Приподнявшись на руках, он прожигает меня взглядом, полным греховной насмешки.

— Я же сказал, — рычит он, цепляя мои колени, одно за другим, — веди себя хорошо.

Одним резким движением Ашен раздвигает мои ноги и бесцеремонно прижимается губами к промежности. Он жадно поглощает меня, с наслаждением вылизывая каждый сантиметр, словно поедая заживо. Его низкое рычание отзывается вибрацией в самом низу живота. Он раскрывает мои бедра еще шире, оставляя на коже болезненные отметины от его сильной хватки.

— У тебя невероятно сладкий вкус, — шепчет он, отрываясь от меня, чтобы осыпать поцелуями внутреннюю сторону моего бедра. Затем закидывает одну из моих ног себе на плечо и проникает пальцем между моих половых губ, потом вторым, двигая ими медленно, но настойчиво, словно маня меня подойти к краю. Я стону, мои нервы вспыхивают огнем от его прикосновений. Он возвращается к моему центру, осыпая поцелуями. — Обожаю слушать твои стоны, вампирша. Почти так же сильно, как твою восхитительную, идеальную киску, — шепчет он, снова опускаясь, чтобы полакомиться.

Он продолжает сводить меня с ума своими ласками, замедляя темп каждый раз, когда чувствует, что я сжимаюсь вокруг его пальцев, сосет и кусает, наслаждаясь моими стонами. Я издаю почти все звуки, кроме слов. Ашен доводит меня до грани и отступает, раз за разом, пока я в отчаянии не ударяю кулаком по кровати и не рычу от разочарования. У него хватает наглости рассмеяться мне прямо в киску, и это практически лишает меня рассудка от желания. Но он делает то, что я хочу, то, в чем я нуждаюсь. Он двигает пальцами и ласкает языком мой клитор, пока я не достигаю ослепительного, наполненного звездами оргазма, извиваясь на его лице.

Рваное дыхание все еще жжет в горле, когда Ашен обрушивается на меня с поцелуями и укусами. Его губы прижимаются к моим, и я чувствую вкус своего возбуждения на его языке. Поцелуй становится глубже, и я ощущаю шелковистый кончик его члена у своего входа. Но он ждет. Ждет моего разрешения. И я долго отказываю ему, играя с ним. Он не проявляет нетерпения. Он использует время, чтобы изучить мое тело. Мой рот своим языком. Мою плоть своими руками. Он исследует каждый дюйм, пока я не буду готова впустить его.

И когда я это делаю, это не утоляет моей жажды. Он входит в меня полностью, и я хочу еще больше. Мои стенки сжимают его член с каждым толчком, и мне все еще мало. Каждое движение дарит взрыв удовольствия, но впереди еще целая галактика для исследования. Ашен отрывается от моих губ и берет мое лицо в ладони, входя в меня глубже.

— Ni mina titaan ina zae darisam, — шепчет он тихо и нежно. Я хочу вечно жить в этом раю внутри тебя.

Но мне не нужны исповеди, натягивающие колючую проволоку вокруг моего сердца. Мне не нужны слова, похожие на любовь. Мне нужна истина. А истина сейчас – лишь в ощущениях, в моей плоти, дыхании, костях.

Я обвиваю его спину ногой и одним отточенным движением переворачиваю нас. Упираюсь ладонями ему в грудь и вонзаю ногти в его кожу, с холодным любопытством наблюдая, как он закрывает глаза, впитывая и боль, и наслаждение.

Я раздвигаю ноги шире и начинаю вращать бедрами, принимая его как можно глубже, играя с его эрекцией, пока он ласкает мою грудь. Мое возбуждение распространяет свой аромат в воздухе. Влажный пот покрывает мускулы Ашена. Я преследую оргазм до края пропасти и ныряю в нее, все мышцы напрягаются, спина выгибается дугой, ногти глубже врезаются в кожу Ашена. Моя киска сжимается вокруг его члена, и удовольствие взрывается.

Когда волны оргазма утихают, я открываю глаза и смотрю на Ашена. Моя грудь тяжело вздымается, а он убирает пряди волос с моего плеча. Я чувствую его пульсацию внутри меня, но он все еще не достиг пика. В его взгляде не огонь, а тоска. Что-то темное и отдаленное, что я вытащила из его глубин.

Закрываю глаза, отгораживаясь от него. Медленно вращаю бедрами и наклоняюсь над ним, опираясь руками на подушку над его плечами. Чувствую запах крови от царапин, и наклоняюсь, чтобы поцеловать один из багровых отметин.

Открываю глаза и смотрю на свои руки – напряженные, когти как у хищника. Может быть, я все еще меняюсь, становясь чем-то новым. Может быть, мне еще предстоит эволюция.

Но я всегда останусь вампиром. Первородным вампиром.

И есть одна вещь, которую никогда нельзя забывать о вампирах.

Мы адаптируемся к чужим потребностям в моменте, чтобы получить от то, что нам нужно.

Останавливаюсь. Дыхание замедляется. Утихает все, даже сердце.

Наклоняюсь ближе, выдыхая тонкую струйку воздуха на кожу Ашена. Мои губы скользят по его уху, и я слегка провожу клыками по мочке. Он вздрагивает, его руки крепче сжимают мою спину и скользят вниз по ребрам. Он содрогается внутри меня, приближаясь к разрядке.

Я дразняще вращаю бедрами и снова замираю. Он рычит, испытывая и наслаждение, и разочарование.

— Скажи мне, Жнец, — шепчу я ему на ухо, низким и хриплым голосом. Он не похож на мой, и это одновременно радует и злит. — Каково это, когда тебе отказывают в том, что, как тебе казалось, ты заслужил?

Ашен издает сдавленный смешок в ответ на мои провокации и хватает меня за бедра. Я вращаю ими еще раз, и он стонет.

Все происходит настолько быстро, что его руки не успевают оторваться от моего тела.

Горячая кровь хлыщет из его шеи, заливая мою грудь. Я откидываюсь назад и смотрю на его лицо с легкой, зловещей улыбкой. В моей руке мой верный кайкен, я чувствую запах серебра и тепло кожи рукояти.

Эрекция Ашена все еще тверда во мне, когда я встаю. Он судорожно глотает воздух, его губы шевелятся. Он пытается что-то сказать. Думаю, мое имя.

Наклоняюсь и провожу языком по разрезу на его горле, пробуя вкус. Затем прижимаюсь своими губами к его, смешивая его кровь во рту, и откидываюсь назад, чтобы оценить результат.

— Я всегда думала, что вкус предательства отдает медью. Расскажешь, так ли это, когда вернешься с той стороны.

В его глазах — боль и ярость, и все остальное, что он испытывает и о чем я не хочу знать. Одним быстрым движением клинка я обрываю его жизнь.

Слезаю с кровати и вытираю нож о его ногу, прежде чем он обратится в пепел. Смотрю, как последний серый кусочек оседает в неподвижном воздухе, пока не остается только кровавое пятно на простынях.

Когда он исчезает, я осматриваю тихую комнату, ищу полотенца, халат или одежду. Вижу свою сумку на стуле у стены.

Делаю три шага.

Останавливаюсь.

Что-то не так.

Как вспышка, сознание проваливается в темноту, и меня уносит в ночь.

ГЛАВА 13

Я вижу Ашена, лежащего голым на черном каменном алтаре. Его глаза закрыты, грудь неподвижна, дыхания нет. Сердце не бьется. И вдруг все оживает. Сердце начинает стучать сначала тихо, потом все сильнее, когда он вдыхает и выдыхает. Я хочу уйти. Уйти, пока он не открыл глаза. И как-то отгоняю эту картину.

В моей голове трещит звук, будто электричество. Проходит так же быстро, как и появляется, и я моргаю, оглядываясь. Знакомая комната. Каменный домик Аглаопы на Анфемоэссе. Ракушки на окне звенят, как колокольчики. Внизу волны бьются о скалы.

— Чего ты хочешь? — звучит голос за спиной. Я резко оборачиваюсь, но девушка не смотрит на меня. Ее длинные черные волосы струятся между лопатками, а за спиной сжат клинок. Она крадется ближе к двери.

— Я пришла забрать твою душу за Преступление Мятежа, — говорит Эмбер, выходя из тени коридора. Ее зловещая улыбка остра, как серебряный меч, опаленный адским огнем. — Но мы обе знаем, что ты на самом деле сделала. Скажи, где оно?

— Никогда, — бросает Аглаопа и метает клинок, который вонзается в плечо Эмбер. Она бежит мимо меня к утесам. Я знаю, что я там. Знаю, что будет дальше.

Треск снова разрывает мою голову, и видение превращается в нечто похожее на сны. Они как фрагменты, словно я смотрю их в открытом театре сквозь густой туман.

Но туман сгущается. Сумерки темнеют.

И вот я в Царстве Теней.

Слышу, как Эдия зовет меня издалека. Она в камере. Недосягаема. Меня тащат по каменному полу к комнате в конце зала. Галл ждет меня там с подносом инструментов, готов начать.

Я в панике, хватаюсь за руки и ноги. Чувствую крепкую хватку, открываю глаза, чтобы сопротивляться. Но это Эдия, она присядет рядом, с тревогой смотрит на меня.

— Ты в порядке, Лу. Ты в безопасности, — говорит она, ее глаза бегают по моему телу, ища раны. Я чувствую запах крови – не моей. И запах мочи

— Я, блять, описалась, — шепчу я своим новым, хриплым голосом.

Глаза Эдии широко раскрываются, она резко вдыхает, удивленная. На мгновение замирает, а потом крепко обнимает меня.

— Твой голос! Ты можешь говорить, Лу. Ты можешь говорить, — повторяет она, с трудом сдерживая слезы. Отстраняется, глаза ее блестят, осматривая мое лицо. — Ты в порядке?

Я киваю, рука тянется к голове, где пульсирует боль. Это не как уколы иглами, как раньше, а жужжание, словно рой разъяренных шершней кружит в мозгу. От этого явно не легче.

Эдия наклоняет голову, прищуривается, наблюдая за мной, когда я тру голову и вздыхаю. Она смотрит на мое голое тело, затем на кровать в крови, и снова на меня.

— Где Ашен?

Я сжимаю губы и поднимаю брови.

— Ты пахнешь сексом.

Я улыбаюсь с оттенком горечи.

— Ты переспала с ним.

Киваю, прикусывая нижнюю губу.

— А потом убила его.

Киваю снова.

Эдия застывает. И вдруг разражается смехом.

— Конечно же убила. И это лишь одна из причин, почему я тебя обожаю, — она снова обнимает меня.

— Я тоже тебя люблю, — хриплю в ответ, сжимая ее в объятиях.

Эдия встает, протягивает руку.

— Пойдем, — говорит, мы сцепляемся за предплечья, она помогает мне встать. — Пойдем в душ, расскажешь все.

Она убеждается, что я стою, срывает постельное белье и бросает в кучу на полу. Находит халат в шкафу, ведет меня по коридору. Я рассказываю про Ашена, пока она ждет, когда нагреется вода. Когда она проводит меня под струю и задвигает занавеску, я возвращаюсь к снам.

— Сначала был сон про Аглаопу, — говорю, пропуская момент с алтарем. — Момент, когда она встретила Эмбер на Анфемоэссе. Эмбер сказала, что пришла забрать сестру за Преступление Мятежа, но намекнула на что-то другое. Спросила, где «оно», но я не понимаю, о чем речь.

— Хм, ладно — слышу Эдию через занавеску.

— Потом был сон про Давину. Смутный, нечеткий. Давним-давно она была Жнецом, забрала тело. В этом было что-то необычное. Она знала, что нельзя, но сделала. Что-то опасное. Предательство. Нарушила обещание и заплатила высокую цену.

Я чувствую это, как атмосферу. Впечатление. Сильные эмоции, но образы размыты. Они за занавеской, которую не могу отодвинуть. Только прижать лицо и пытаться разглядеть.

— И ты все это увидела, когда описалась?

Я смеюсь, мою волосы шампунем.

— Да, кажется.

— Что еще?

— Кассиан.

— Кассиан?

— Кассиан.

— Странно и непонятно.

— Угу, — мычу я, хотя не уверена, что согласна. Он – часть этого, что бы это ни было. Наша странная компания неудачников? Наш… квест? Чтобы спасти царства? Черт, это звучит безумно. Кассиан – последний вампир на Земле, которого я бы взяла на наш квест, если только этот квест не предполагает разврат и большое количество вина. — Он должен быть с нами, это я точно знаю. Почему-то уверена. Мы должны его найти.

— Не сложно, — говорит Эдия, пока я смываю шампунь. — Он почти не уезжает из Рима.

— Верно, — говорю я, выжимая воду из волос и нанося кондиционер. — Хотя если он узнал о Семене и его миссии создавать гибридов, возможно, скрывается. Он один из самых древних, так что наверняка Семен его захочет.

— Уверена, Ашен будет рад с ним встретиться, — говорит Эдия, сидя на краю раковины. Я выглядываю из-за занавески с насмешливым взглядом. — Он знает?

— Что? Что я обратила Кассиана в вампира?

— И это тоже. Но я больше про то, что ты оставила Кассиана у алтаря и разбила ему сердце.

Эдия ухмыляется, а мой взгляд горит алым. Я отступаю назад под душ и задвигаю занавеску, слыша ее смех.

— Это не его дело. Если ты забыла, он предал меня и посадил нас обеих в чертов подвал. На месяц. И я только что убила его во второй раз, так что ему плевать на эту древнюю историю.

— Да, но он спас тебя от демона-змеи...

— Я сама себя спасла, сучка! — перебиваю я.

— ...а потом вылечил тебя своей демонической кровью, часами шептал тебе слова любви на ухо и не отходил от постели, угрожая всем, кто смотрел на тебя. Кажется, фраза «если ты еще секунду будешь смотреть на нее, я выколю тебе глаза и сожру их, как кейк-попсы» была адресована Коулу.

Я фыркаю и пытаюсь охладить внезапный прилив тепла, разливающегося в груди.

— Интересно. Но это логично. Мастер Войны очень заинтересован в здоровье и благополучии нового потенциального оружия Царства Теней.

— Да... Я думаю, дело не в этом.

— Мне плевать, в чем дело. Он демон, я вампир. Мне не место в его мире, и я скорее умру, чем вернусь. Они сразу же бросят меня обратно в ту темницу и продолжат с того места, где остановились. И уж точно я не поведусь на его уловки, точка.

— Тогда объясни... почему ты переспала с ним?

Я высокомерно пожимаю плечами, хотя Эдия этого не видит.

— Он чертовски сексуален, а я была возбуждена. Это был яростный секс. Одноразовый.

Эдия смеется, будто раскусила меня.

— Ох, вампирша. Ты облажалась.

Я фыркаю, смывая кондиционер.

— Почему это я облажалась? Он облажался. Это я его трахнула.

— О да, ты его трахнула, это точно. Но когда Кассиан узнает, что ты жива, у него могут быть чувства по этому поводу. И не думаю, что Ашен любит делиться.

— Пфф. Делиться нечем. Я не туша кита, вокруг которой будут драться акулы. Я – косатка, которая подплывает незаметно и надирает обеим задницы.

— Ага. Ты прям морская кунг-фу панда.

Я выключаю воду и резко открываю занавеску.

— Морские кунг-фу панды — вершины пищевой цепочки, спасибобольшое.

Эдия смеется над моим яростным выражением лица и протягивает полотенце. Мой взгляд смягчается, когда я замечаю, сколько света в ее глазах. Сколько облегчения. Видеть ее улыбку без боли и тревоги — будто окунуть сердце в мерцающий свет.

— Ладно, морская панда. Я просто говорю, что тебе стоит подготовиться на случай неудобных вопросов. И ты можешь думать, что никому не принадлежишь, но другие могут считать иначе. И я начинаю верить, что это вообще не связано с твоим потенциалом устроить ад в мирах. — Эдия наклоняется ко мне, пока я заворачиваюсь в полотенце, и целует меня в щеку. — Я знаю, что ты принадлежишь мне.

— Я всегда принадлежала тебе.

Эдия подмигивает и кивает на столик, где сложена моя одежда.

— Вот именно, сучка. А теперь извини. Мой питомец пописал на пол, пойду уберу.

Я хрипло смеюсь, Эдия улыбается, прежде чем выходит из комнаты. Когда она уходит, я привожу себя в порядок, чувствуя себя менее энергичной, чем при первом пробуждении, но немного лучше, чем когда очнулась в луже на полу. Когда я протираю зеркало и внимательно рассматриваю себя, я выгляжу так же, как до встречи с Семеном и пыток Царства Теней. Но внутри я другая. Я знаю это. Точно знаю, что что бы Семен ни начал, мне нужно это закончить. Я не могу вернуться назад. Я никогда не буду прежней. Но, возможно, смогу контролировать то, кем стану.

Когда выхожу к остальным, они сидят за столом, уставленным египетскими деликатесами. Кебабы, фалафель, тарелка с рулетиками махши. Для меня нет тарелки — только большая керамическая кружка и чайник, и я чувствую запах крови даже через всю комнату, пряной и сладкой, именно такой, как я люблю.

Коул улыбается мне по-мальчишески, набивая рот едой, все его манеры Жнеца из Bit Akalum явно вылетели в окно при первой же возможности. Он уплетает за обе щеки. Эрикс машет вилкой с фалафелем. Его крылья распластаны за стулом, как переливчатые ножи. Давина сидит между Коулом и мистером Хассаном, не улыбаясь и не хмурясь. Она просто смотрит на меня внимательным, проницательным взглядом, отводя медовые пряди волос от глаз изящной рукой. Мистер Хассан сияет, наливая мне в кружку и приглашая сесть рядом с Эдией.

Голова гудит, будто в ней рой ос, но я держу себя в руках и спокойно сажусь, не падая и не обмачивая штаны. Благодарно улыбаюсь мистеру Хассану, а затем окидываю взглядом всех.

— Спасибо вам за все, что вы сделали, — говорю я. Мой голос все еще хриплый и грубый, но я жива, и я могу говорить.

— Эдия сказала, ты потеряла сознание? — спрашивает Эрикс, нахмурившись.

Я киваю. Взгляд скользит к Давине, но я возвращаю его к ангелу.

— Я чувствую себя лучше, чем раньше, но думаю, это не конец. Что бы Семен ни начал, это нужно закончить.

— У меня есть кое-что, что может помочь, azizati, — говорит мистер Хассан, вставая и направляясь к буфету. Он достает кожаный мешочек и кладет его рядом с моей кружкой, затем вынимает маленький флакон с прозрачной жидкостью. — Это эликсир стабилизации. Его используют молодые и сильные ведьмы, которым трудно контролировать свои развивающиеся силы. Тебе стоит принимать его по утрам, но можно и днем, если почувствуешь недомогание. Он не закончит то, что началось внутри тебя, но поможет держать дар под контролем, а не наоборот. В мешочке хватит на несколько дней.

— Спасибо, — улыбаюсь я. Старый аптекарь похлопывает меня по руке и садится, отмахиваясь от благодарностей. Я перекатываю флакон между пальцами, наблюдая, как жидкость стекает по стеклу. — Нам нужно найти остальных до того, как это сделает Семен. Мы не можем позволить ему создавать новых гибридов или подвергать этому других вампиров.

— Остальных? — переспрашивает Коул.

— Кассиана и Валентину. Они – два последних вампира древнейших поколений. Семен охотится за самыми старыми вампирами, якобы, из них получаются лучшие гибриды.

Перья Эрикса позвякивают, когда он поворачивается на стуле.

— Как мы их найдем?

— Кассиана, наверное, найти проще. Он почти никогда не покидает Рим.

— Он уже покинул, но ушел недалеко, — говорит мистер Хассан, привлекая всеобщее внимание. Он смотрит на меня с легкой улыбкой. — Пока ты отдыхала, твой Жнец попросил меня узнать, где находятся оба вампира.

— Он не мой Жнец, — бурчу я в кружку.

— Я поговорил с аптекарем Рима, — продолжает он, не смущаясь. — Она сказала, что Кассиан уехал в Равелло. Он с ковеном ведьм.

Коул поднимает брови, но не отрывается от еды.

— А Валентина? Есть идеи, где она?

— Пока нет, но я продолжу искать. Если найду, отправлю вам сообщение, — отвечает мистер Хассан, подталкивая тарелку басбусы к Давине. Наши взгляды встречаются на мгновение, прежде чем мы обе отворачиваемся.

Эдия легонько толкает меня локтем.

— Ты знаешь Валентину, Лу? Не помню, чтобы ты о ней упоминала.

— Нет, никогда не встречалась. Слышала ее имя мельком, но она всегда держалась в тени. Она – вампирша, которую создал Арне Ларсена, того, кого Семен превратил в гибрида с огромным членом, — улыбаюсь я, когда Эрикс давится фалафелем. — Кассиан, возможно, знает ее. Он всегда следил за происходящим среди нашего вида.

Наступает момент, когда мы все молча переглядываемся, понимая: нужно найти других раньше Семена.

— А что насчет тебя? — спрашивает Давина. Ее голос не такой, как я ожидала. Тихий, но уверенный, как легкий ветерок, который все же прорезается сквозь лес.

— Что насчет меня?

— Ты сказала, что тебе нужно закончить то, что начато. Кассиан и Валентина могут помочь?

Я долго смотрю на Давину, обдумывая ее вопрос.

— Вряд ли. Но я бы предпочла найти их первой, прежде чем у Семена будет шанс. У него уже есть месяц форы.

Я не отвожу взгляд. Мне любопытно, как она отреагирует. Она должна знать, что значит для меня этот месяц в Царстве Теней. Она видела хотя бы проблеск того, через что я прошла, и сама пережила свои страдания там, как душа. Ее лицо бесстрастно, но мне кажется, я вижу понимание в ее глазах, когда она кивает.

— Нам лучше уйти как можно скорее, — вмешивается Эдия, переводя взгляд между нами. Она засовывает в рот несколько кусочков басбусы и запивает большими глотками воды. Остальные следуют ее примеру, доедая, что могут, пока мистер Хассан объясняет, как добраться до убежища ковена в Равелло. «Villa Datura» на окраине города, среди холмов. Клуб «Caelum», с видом на Амальфитанское побережье.

Мы встаем как один, кроме Давины. Ее взгляд перебегает от мистера Хассана ко мне, затем к остальным и обратно. Она задерживается на краю стула, не зная, что делать.

Черт.

Оставить ее здесь просто кажется неправильным. Я все еще хочу перемолоть ее кости, но понимаю, что она тоже страдала. И все еще страдает. Наверное, как мы все. У всех есть воспоминания, которые хочется подавить, горе, которое нужно пережить, или любовь, которую потеряли, и разбитые сердца, которые нужно залечить. Мы все ищем свое место. Может, иногда стоит помогать друг другу. Думаю, мир станет лучше.

Ладно, оговорюсь: кроме Ашена. Ему не помогать. По понятным причинам.

Но мне становится легче, когда я говорю:

— Пойдешь с нами.

И я вижу, что ей тоже становится легче. Она неуверенно, но с облегчением улыбается и кивает.

Наша группа направляется в гостиную, Давина слегка отстает, наблюдая с края комнаты, пока Коул и Эрикс двигают мебель, освобождая место для портала Эдии. Я на мгновение задерживаюсь, наблюдая, как она раскладывает на полу сосновые иглы, обугленные травы и кости, прежде чем идти за сумками. Пишу мистеру Хассану записку, вырванную из блокнота, с извинениями за испорченные простыни. Оставляю ее на кровати, проводя рукой по поверхности матраса, будто моя кожа может впитать воспоминания.

Когда я возвращаюсь к остальным, Эдия уже читает заклинание, широко раскинув руки. Черный вихрь галактик раскручивается по ее зову, и я с восхищением смотрю на подругу.

— Она и целительница, и путешественница? — спрашивает Давина, останавливаясь рядом со мной и наблюдая, как с пола поднимается мерцающая черная сфера. Я поворачиваюсь к ней с гордой улыбкой и слегка киваю. — Мама была путешественницей. В мое время их было очень мало.

— Сейчас еще меньше, — говорю я. — Большинство были уничтожены со времен твоей эры.

Я не уточняю, но это висит в воздухе. Правда в том, что большинство этих ведьм пали от клинков Жнецов. Их убивали за преступления, сфабрикованные только для того, чтобы сокрушить их силу и подчинить ковены. А если не Жнецы, то люди. Страх человечества перед неизвестным обрек многих сильных ведьм на страдания и костры.

Давина сглатывает и отводит взгляд, прежде чем исчезнуть в портале. Эрикс и Коул следуют за ней, поблагодарив мистера Хассана и взяв у него пакеты с едой с благодарными улыбками. Эдия обнимает старика и смотрит на меня долгим понимающим взглядом, прежде чем шагнуть в мерцающую черную сферу.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить, — говорю я старику, сжимая его руки. В моих глазах появляются слезы. Я вижу, как они блестят и в его глазах.

— Azizati. Я уже говорил. Из всех бессмертных существ вампиры – мои любимые. А ты – больше всех.

Сердце расцветает, как цветок, в груди. Хочется спросить, почему. Но и не хочется. Я не уверена, что оправдаю его ожидания. Просто хочу принять его слова, будто я их заслуживаю.

— А как мы отплатим за твои услуги?

— Жнец позаботился об этом.

Я закатываю глаза.

— Конечно, еще бы.

Старый аптекарь улыбается.

— Я скажу твоему Жнецу, куда ты ушла, когда он вернется.

Я фыркаю и поднимаю глаза к потолку, прежде чем посмотреть на старика.

— Скажи что угодно, только не Равелло. Буквально что угодно. Рейкьявик⁴. Лима⁵. Середина Сахары.

Мистер Хассан широко улыбается. Он точно скажет ему про Равелло. Возможно, даже точный адрес. Не удивлюсь, если он прицепил ко мне GPS-маячок. С меткой: «Вампирша ЗДЕСЬ».

— Почему? — спрашиваю я.

— Как думаешь?

— Потому что ты безумный старый романтик, вот почему.

— Может, чуть-чуть.

— Ты же понимаешь, что это из-за него меня бросили в темницу и пытали, да?

— Разве, azizati? Потому что он также единственная причина, по которой ты сейчас стоишь здесь.

Хочется сказать: «Да, это все его вина», но я молчу. Улыбка аптекаря становится немного печальной. Сердце сжимается, и я стараюсь не думать о том, что тысячелетия забрали и у него.

— Может, твой Жнец делал плохой выбор. Может, он делал единственный возможный выбор. А теперь пытается сделать лучше.

— Это... загадочно. И не особо помогает.

Аптекарь смеется и поворачивает меня к порталу, подталкивая к темноте.

— Удачи, shakhs shabun. Я буду думать о тебе.

Я улыбаюсь через плечо, не сводя глаз с мистера Хассана, пока тень сферы не поглощает пространство за мной, и шагаю в теплую ночь Италии.

ГЛАВА 14

— Почему у вашего рода так много клубов? — спрашиваю я, одергивая платье, облепившее мои ноги, и слегка пошатываясь на каблуках после двух бутылок вина, выпитых с головокружительной скоростью в Вилле Датура. Ведьмы ковена Датура оказались очень гостеприимными: усадили нас выпить, предоставили гостевой дом на территории, дали нам одежду и наложили заклинание, чтобы скрыть крылья Эрикса на время нашей вылазки в Клуб «Caelum». Они явно торопились указать нам направление к Кассиану, что наводит на мысль — его короткий визит уже успел всем надоесть.

Что, впрочем, неудивительно.

Эдия смеется и вцепляется мне в руку, пока мы ковыляем по крутым улочкам Равелло. Ночной воздух пропитан ароматом цветов и оживленной итальянской речью.

— Может, мы, ведьмы, просто любим танцевать. Или выпить. А может, и то, и другое.

— Подтверждаю. Оба варианта верны, — говорю я, снова поправляя платье.

Эдия шлепает меня по руке.

— Хватит его теребить.

— Оно чертовски тесное.

— Так и задумано.

— Будто меня в него нарисовали, господи.

Каблуки мне велики на полразмера, платье — минимум на два размера мало. Вырез спереди глубокий, сзади — еще глубже. Черное, с блестками, едва прикрывающее задницу и кинжал, притороченный к бедру на пределе анатомических возможностей. Идеально для клуба. А еще может служить салфеткой.

— Ты выглядишь сногсшибательно. Тесно — это хорошо.

— Твое не обтягивает, а ты выглядишь потрясающе, — парирую я, кивая на ее сверкающее бирюзовое платье. Вырез соблазнительно открывает грудь, а ее темная кожа будто светится в лунном свете. Ее наряд тоже короткий, но явно удобнее.

— Ну, знаешь... Не помешает напомнить Кассиану, чего он лишился за эти века. Если хочешь убедить его пойти за тобой, даже если ради его же блага.

— Это... очень плохая идея.

Эдия смеется и прижимает меня к себе, оглядываясь на Эрикса и Коула, за которыми следует Давина. Затем ее взгляд устремляется к фонарям клуба «Caelum» — массивному каменному зданию, нависающему над морем под звездами.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Ты про что?

— Вот это.

Эдия делает невинное лицо.

— Этот взгляд. Эта улыбка, — настаиваю я, указывая на ангела и демона позади нас.

Эдия пожимает плечами.

— Да ничего! Просто проверяла, не проявились ли крылья Эрикса.

Я фыркаю от смеха.

— Что?

— Конечно. И точно не потому, что ты мечтаешь оказаться между демоном и ангелом, как начинка в бутерброде.

Эдия громко хохочет — слишком громко, выдавая себя. Ее кожа слишком темная, чтобы разглядеть румянец, но я чувствую, как кровь приливает к ее щекам.

— Не мечтаю, — шипит она.

— И как это назвать? «Демангелведьм»?

Эдия не может сдержать усмешку.

— Нет. Правильный термин — «демангелсосветпалочковедьм».

Мы заговорщически ухмыляемся друг другу, и я немного крепче сжимаю Эдию. Голоса, смех и музыка льются по улице, как вода. Сегодня мы — часть этого мира. Обычно смертные существуют где-то рядом, но сейчас, среди этого оживления, я чувствую, что жизнь все еще может быть прекрасной — даже для таких, как мы. Я задумчиво улыбаюсь и смотрю на звезды, пока мы идем в тишине.

— Как ты? — внезапно спрашивает Эдия, понизив голос и похлопывая меня по руке.

Улыбка сходит с моего лица.

— Так себе, если честно. Не стоило пить вторую бутылку, — признаюсь я, прикрывая отрыжку кулаком. Голова гудит с тех пор, как я очнулась на полу у мистера Хассана, а смешивать эликсир с алкоголем мне не хотелось — я выбрала последнее. Боль то накатывает, то отступает, но не исчезает. И дело не только в ней. Я чувствую себя... не собой. Вино должно было отвлечь или хотя бы дать повод для отвратного самочувствия. Что ж, получила второе.

— Я имела в виду, как ты себя чувствуешь из-за встречи с Кассианом, — говорит Эдия, хотя и оглядывает меня обеспокоенным взглядом. Думаю, мы обе надеялись, что процедура в Каире волшебным образом все исправит. Но в магии есть забавная вещь. Иногда она совсем не волшебная.

— Да, насчет этого. Хороший вопрос. Не знаю, немного странно, наверное? — На самом деле я старалась об этом не думать, что было еще одной причиной выпить столько вина. Но Эдия не настаивает на большем, просто кивает, когда мы останавливаемся под синими фонарями бара ковена Датура.

Мы ждем, пока остальные нас догонят, когда достигаем входа в клуб, двери которого охраняют два колдуна-вышибалы. Помимо того, что они немного великоваты, эти огромные колдуны ничем не отличаются от обычных посетителей, которые ждут в очереди или спотыкаются, выходя из клуба, но я чувствую магию в них. Она окружает это место такой толстой пеленой заклинаний, что воздух почти мерцает. Персонал, очевидно, был предупрежден о нашем прибытии и отступает, чтобы пропустить нас.

Музыка накрывает нас волной, смешиваясь с запахом пота, алкоголя и зелий. Сердца бьются вокруг, голоса сливаются в гул.

Клуб погружен во тьму, разрываемую лишь светом со сцены, где диджей сводит треки. Эдия ведет нас через границу между танцполом и высокими столиками. Длинный бар изгибается волнообразной линией слева от нас, бармены за ним выстраивают стопки шотов и смешивают коктейли. Мы направляемся к лестнице, где еще два вышибалы охраняют бархатный канат, отгораживающий VIP-зону. Увидев нас, они открывают проход и отступают в сторону.

С каждым шагом по лестнице мое сердце бешено колотится. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как я видела Кассиана, но я все еще помню каждый дюйм его кожи. Я почти чувствую, как мои пальцы обводят глубокий шрам, который рассекает его левую бровь, и еще один, поменьше, на верхней губе. Следы кровавых сражений.

Горячий римский воин с загорелой кожей и мускулами, с большими карими глазами, которые сверкали от улыбки даже тогда, когда он вспарывал животы? Да... Мы, вампиры, такое замечаем. И нам это нравится. Так что, конечно, я была по уши увлечена им тогда. Он был своего рода психотически горячим.

Я влюбилась сильно и быстро.

Всего через месяц после встречи с ним я сделала Кассиану предложение, и он принял его. Я сделала его бессмертным. И поначалу он был великолепен. До некоторых пор.

Я чувствовала себя так, словно меня развели, понимаете? Я искала воина, который пойдет со мной в бой, а вместо этого получила типичного парня из Тиндера, который на фотке держит рыбу. Ладно, может, это немного грубо... он все же убивал людей. Много людей. Но его больше интересовала политика: дорогие одежды, ужины и манипуляции смертными.

Это было скууууучно.

Я пыталась убедить себя, что все наладится, когда мы поженимся и свяжемся кровными узами. В конце концов, Кассиан сделал мне поистине эффектное предложение, которое вполне соответствовало его вкусам. Мы, вампиры, обожаем романтические жесты. Я бы предпочла что-нибудь более скромное и интимное, но, к его чести, он приложил много усилий. Там были колесницы цветов. Там были певцы и дети, танцующие по улице в мою сторону, как какой-то дурацкий маленький флешмоб. Он даже поставил пьесу, черт возьми, о мифической женщине, которая крадет душу простого солдата, и тра-та-та, тра-та-та, они жили долго и счастливо, Леукосия, выйдешь ли ты за меня замуж, КОНЕЦ.

…….

………Да, это было так же кринжово, как и звучит.

Но я, конечно, сказала «да». Как можно отказать, когда на тебя с надеждой смотрят пара сотен человек? И мне было одиноко. А в таком состоянии я, как мы уже выяснили, творю полную дичь.

Плюс он был горяч, и обращался со мной хорошо. Ничего ужасного — например, не бросал меня в подземелье на месяц пыток. Он любил меня. И я его. По крайней мере, мне так казалось. Но, видимо, недостаточно.

Так что я... сбежала. В день свадьбы.

Да, страх подхватил меня, как парус, понес на восток через имперские провинции, путешествуя все дальше и дальше на протяжении веков, пока в конце концов я не оказалась в Японии, где сражалась вместе с Томоэ Годзэн. Тогда было много отвлекающих факторов. И еды. Дефицита в мудаках не наблюдалось. Охота была хороша, а войны помогали забыть, какая же я тварь — бросила человека, который хотел на мне жениться.

Кстати о мудаках: хочу забрать свою катану у Того Самого Жнеца-Мудака-Ублюдка.

В любом случае, в конце концов я немного собралась с духом и извинилась в письме, и после этого мы время от времени поддерживали связь. Знаю, знаю, все равно не очень хорошо. Я трусиха. Пару раз даже смутно подумывала о том, чтобы вернуться. Но я не вернулась. Я больше никогда не видела Кассиана. И насколько ему было известно, слух был правдой. Последняя из сирен умерла на костре триста лет назад.

Так что да, выражение шока на его прекрасном лице сейчас определенно оправдано.

Кассиан ставит бокал на стол. Едва. Его рука будто не слушается. Он медленно поднимается с кожаного дивана, где сидел с двумя ведьмами.

— Леукосия?..

— Привет, Кассиан.

Мой хриплый голос явно не совпадает с его воспоминаниями. Вижу это по морщинке между его бровями.

Он смотрит на старшую из двух ведьм, потрясающую женщину с длинными, седеющими каштановыми волосами, которые волнами спадают на плечи. Она выглядит уверенной. Контролирующей. Могущественной.

Женщина встает и идет к нам, протягивая мне руку. Ее тело слегка смещается, преграждая путь между мной и Кассианом. Но ее улыбка приветлива и безмятежна.

— Benvenuta, Леукосия, — говорит она с мягким итальянским акцентом. — Меня зовут Бьянка, а это моя дочь, Джанна.

— Джиджи, — поправляет младшая ведьма, наклоняясь в сторону, улыбаясь, и сходство с матерью бросается в глаза.

Я улыбаюсь в ответ и протягиваю руку Бьянке. Ее теплые пальцы обвиваются вокруг моих.

И прежде чем я успеваю понять, что происходит, она выхватывает длинную стальную булаву из-за спины и вонзает ее мне в сердце.

...В сердце.

...В чертово сердце...

— Какого хрена, — говорю я в ужасе. Она проводит булавкой по языку, пробуя мою кровь, а Эдия хватает меня за руку и оттаскивает назад. Я слышу взрыв адского пламени над клинком Коула. Смотрю вниз на след крови, вытекающей из моей груди, но чувствую, как рана уже затягивается изнутри. Когда снова смотрю на Бьянку, ее глаза затянуты клубящимися серыми облаками.

Ну блять…что за хрень.

— Это хреновый способ поздороваться.

— Прости, — морщится Джиджи. — Но только так она может видеть.

— Мои искренние извинения, вампирша. В наши дни нельзя быть слишком осторожной, — говорит Бьянка, ее глаза снова становятся темно-карими, когда она отворачивается, чтобы взять салфетку со столика. Она протягивает ее мне с доброжелательной улыбкой, затем окидывает взглядом остальных за моей спиной. — Пожалуйста, опустите оружие. Я не хотела причинить вред.

Я скептически фыркаю.

— Нашли то, что искали? — спрашиваю я, вытирая грудь.

Улыбка Бьянки расширяется.

— Это и многое другое. Присаживайтесь, выпьем. — Она изящным жестом указывает на кресла, затем поворачивается к небольшому, но хорошо укомплектованному бару. — Франко, prendi del sangue per la vampira⁶.

Теперь, когда я явно не представляю угрозы, Кассиан сокращает расстояние между нами и обнимает меня. Это чувство одновременно знакомое и новое, теплое, но сдержанное. Его тело не изменилось за века, но запах стал современнее — одеколон и дезодорант сильно продвинулись со времен Римской империи.

Когда он отстраняется, его сверкающие глаза изучают мое лицо. И снова — эта морщинка между бровями.

— Ты выглядишь… как-то иначе, — говорит он, его голос с акцентом звучит древнее, чем у Бьянки.

— В последнее время со мной кое-что происходило.

Бьянка смеется, и ее смех обволакивает нас.

— «Кое-что».

Видимо, она почувствовала куда больше, чем «кое-что». Я встречаю ее взгляд, но она лишь улыбается.

— А ты не изменился, — говорю я, снова глядя на Кассиана. И это правда. Его шоколадные волосы чуть длиннее, чем я помню, но глаза все так же улыбаются, а загорелая кожа сияет. Взгляд Кассиана скользит за мою спину, и я отступаю, давая ему пройти.

— Эдия, рад снова тебя видеть, — говорит он. Они обмениваются теплыми приветствиями, целуя друг друга в щеки. Мы, бессмертные, часто пересекаемся — эти двое встретились в Риме века назад, еще до того, как я познакомилась с Эдией. — Не удивлен, что ты и Леукосия нашли друг друга. Вы, наверное, неразлучны.

— Абсолютно верно, — улыбается Эдия. — Рада тебя видеть.

Далее очередь представлять Давину. Я слышу, как ритм сердца Кассиана сбивается, когда он берет ее руку, но его приветствие звучит с легким, непринужденным шармом. Давина остается сдержанной и нечитаемой. Вежливой, но не дружелюбной. Умно. Не могу винить ее за то, что она ничего не выдает.

Когда все представления закончены, мы рассаживаемся по мягким кожаным диванам и креслам. Бьянка занимает кресло во главе импровизированного стола, а я сажусь напротив Кассиана, на ее прежнее место. Официант приносит поднос с бокалами, еще одну бутылку вина и высокий стакан крови для меня. Я бросаю взгляд на Эрикса, но он, слава богу, спокоен. Вряд ли мы произвели бы хорошее впечатление, если бы он сейчас рухнул в обморок. И что-то подсказывает мне, что впечатление для Бьянки важно.

— Где второй Жнец? — спрашивает она. Ее взгляд устремлен на меня, как отточенный клинок. Я прикусываю губу и прячу их за краем бокала, поднимая брови с наигранной невинностью.

— Второй Жнец?

Улыбка Бьянки становится чуть хитрой.

— Твой Жнец.

— У меня нет…

— Тот, что спас тебя?

— Как ты…

— Тот, с кем ты связана кровью?

— Связана… что?

— Высокий. Темные волосы. Хорошо одет.

— Связана кровью? Я не понимаю, о чем ты…

— Vampira, — мурлычет она, растягивая слово, полное и насмешки, и укора. Мои щеки пылают. Прощай, хорошее впечатление. Мой рот открыт, будто я рыба, выброшенная на берег и задыхающаяся на воздухе. — Связанные кровью. Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы. Но, полагаю, они уже сплелись довольно крепко, раз ты почувствовала это с первой встречи. Все было в твоем заклинании.

— Ч-что? Я… заклинание… что? — я совершенно не ожидала такого поворота. Меня выбило из колеи. На лбу выступает испарина, и головная боль усиливается.

— «Saggiu Ashen hiu. Asallah libukkunu, assus martuktuk», — повторяет Бьянка мое заклинание.

Но я слышу его не ее голосом, а своим. Тем, каким он был раньше.

Моргаю — и вот я снова в переулке в Сэнфорде, склонившись над Ашеном, моя кровь течет в его раненое сердце.

Я слышу его прерывистое дыхание. Чувство поражения сковывает меня. Моя рука лежит на животе, там, где была его, когда он вытащил меня из боя.

Что-то тянуло меня к нему. Причина, по которой я его спасла. Не просто боевое товарищество. Не просто несправедливость от того, что демон умирает от яда «Крыло Ангела».

Это был он.

Это было прошлое, которое я чувствовала, но не видела. И будущее, которое могло бы быть, если бы я рискнула. Если бы приняла этот огромный риск.

Я моргаю и трясу головой. Эдия сжимает мою руку.

— Лу?..

— Я… я… — опускаю взгляд, на секунду радуясь, что на этот раз не описалась. Затем снова смотрю на Бьянку, стараясь не выглядеть так панически, как я себя чувствую. Кажется, не выходит. Ее улыбка расширяется. Да, точно не выходит.

— Это не так. Связанные кровью… это же не реально. И я ни с кем не связана, — лепечу я.

Бьянка пожимает плечами.

— Возможно. Но не волнуйся, vampira. Я не сказала, что вы связаны друг с другом. Я сказала — ваши судьбы переплетены.

Слава богу.

— Хотя чаще всего первое тоже верно.

Черт возьми.

— Да, часто это любовь. Или смерть. Или и то, и другое. Кто знает? Судьба полна загадок.

Твою мать.

— Связанные кровью? — переспрашивает Эрикс, наклоняясь вперед. Я стону. Его глаза буквально сверкают, будто в них насыпали блесток, когда он смотрит на меня. Да, именно так, сверкают глаза, а не яйца, как мы шутили. Ему чертовски нравится эта затея.

— Священные узы кровной связи, нерушимые расстоянием и временем. Две души, сплетенные общим началом. Это похоже на диалог Аристофана о любви в «Пире» Платона. Две половинки одного целого, разделенные богами, ищущие свою недостающую часть. Только в реальности такое встречается куда реже, чем предполагал Платон.

— Настолько редко, что это вообще миф, — замечает Эдия.

Бьянка смотрит на нее и ухмыляется.

— Для могучей ведьмы я думала, ты знаешь лучше.

— Простите, что? — переспрашивает Эрикс, озираясь. — Мистофелис⁷? При чем тут Кот? Я совсем запутался.

— Dio ci salvi tutti⁸, — стонет Бьянка. Эдия давится вином и выплевывает его обратно в бокал. Джиджи хохочет. Кассиан хихикает, пока не встречает взгляд Давины — пустой, оценивающий. — Не Мистофелис. Аристофан. Афинский драматург. Позволь угадать, ты бессмертен всего тридцать секунд, да? Современное образование такое убогое. Gesù Cristo⁹.

Эрикс откидывается в кресле, буквально сжимаясь.

— Платон написал «Пир» как философский диалог о любви, — объясняет Бьянка, ее жесты плавны и грациозны. — В произведении Аристофан высказывает идею о том, что боги разгневались из-за высокомерия людей, и поэтому Зевс разделил наши тела и души на две части. Мы остались без своих половинок и были вынуждены искать их. Когда две души встречаются, их охватывает родство, юмор и любовь. Мы возвращаемся к своей изначальной природе. Исцеляемся. Due anime diventano una.

— И ты думаешь, Лу и Ашен… это две души, которые когда-то были разделены? И теперь воссоединились? — переспрашивает Эрикс, снова наклоняясь.

— Кто знает? — пожимает плечами Бьянка. — Два древних существа, чьи корни уходят так далеко, как только можно проследить. Оба сломленные и одинокие, теперь связанные кровью узами, которые превосходят разум и магию. Две судьбы, сплетающиеся ближе с каждой каплей разделенной жизни. Разве это не похоже на миф, воплотившийся в жизнь?

Ее взгляд останавливается на мне, пронзая душу.

Мне хочется спорить, отрицать все, что она сказала. Сказать, что наша связь умерла, когда погиб Ашен. Что все, что осталось, было вырвано из меня, когда он стоял и смотрел, как меня уводят в клетку. Любовь истлела в подземельях Царства Теней. Я хочу рассказать ей, как каждый укол, каждый порез, каждый ожог и перелом разрывали наши судьбы. Как они крали у меня частицы меня — и все, что могло остаться в этой связи, умерло вместе с ним.

Но это не было бы правдой.

Возможно, мы распутались. Но где-то, как-то — мы все еще связаны. Болью, местью, любовью или смертью — но связаны. Я ставлю бокал на стол. Откидываюсь в кресле. Я хотела правды — и получила ее. По крайней мере, часть. Я чувствую это, каким бы невозможным оно ни казалось. Ашен и я… наши судьбы сплетены. Закончится ли это моей гибелью, его или чем-то еще, я не знаю. Но мы часть большого полотна, готового порваться. Я знаю это. Я чувствую, как судьбы плетут для нас нити, ведущие нас к тайнам миров.

— Мне нужно найти Валентину, — говорю я, не отрывая взгляда от Бьянки.

Уголки ее губ приподнимаются.

— Дай мне два дня.

— Нам нужно забрать Кассиана с собой, пока Семен не выследил его здесь.

— Пожалуйста, — улыбается она шире, когда Кассиан фыркает.

Голова проясняется. Вены наполняются легким жужжанием. Я встаю, кивая Бьянке.

— Два дня.

— Два дня.

— Ты куда? — спрашивает Эдия, озадаченно глядя на нас.

— Вниз. Выпить и повеселиться, пока есть возможность, — отвечаю я, протягивая ей руку. Она берет ее и встает, остальные следуют нашему примеру. Ноги кажутся тверже, когда я поворачиваюсь к лестнице.

Я знаю правду.

Жнец вернулся в Мир живых.

И он идет за мной.

ГЛАВА 15

Музыка вибрирует в груди. Она окутывает нашу маленькую компанию бессмертных, словно вода, унося на своих волнах. В конце концов, за нашими плечами — века практики и десятилетия грации. Но когда ты вампир, танец обретает собственную мелодию. Он наполняет меня сердцебиениями. Звуком работающих мышц, воздуха, проходящего через легкие. Ритмичным стуком каблуков по полу. Голосами. Смехом. Шепотом кожи. Ласками. Поцелуями. Ароматами и звуками желания.

С каждой нотой я чувствую, как возвращаюсь к себе. Закрываю глаза и улыбаюсь так, как давно не улыбалась. Растворяюсь в этом потоке звуков. Танцую, пока тонкий слой пота не покрывает кожу, сверкая в мигающем свете. С каждой песней я все больше чувствую себя собой.

Через некоторое время я отделяюсь от остальных, останавливаясь у края танцпола, чтобы перевести дыхание и просто понаблюдать. Взгляд скользит к столикам, Давина сидит с Кассианом, робко улыбаясь, пока он, увлеченный рассказом, оживленно жестикулирует. В этом моменте есть что-то... большее, чем просто норма. Отворачиваюсь, будто тяжесть моего взгляда может разрушить их чары.

Я смотрю на гирлянды, обрамляющие сцену, слегка улыбаясь диджею, сводящему песни и биты, которых я никогда не слышала. Размышляю, какие ноты мог бы добавить мой голос, — и вдруг чувствую его.

Гул в моей крови подобен магии музыки. У него есть темп. Мелодия.

Я чувствую запах чернил. Невыкуренного табака, нагретого солнцем. Слышу одно сердцебиение, такое же медленное и мощное, как мое, его ритм почти так же знаком.

— Ты была права, — тихий голос звучит у самого уха, достаточно громко, чтобы перекрыть музыку.

Тепло разливается по спине. Я сопротивляюсь желанию прижаться к нему, закрываю глаза, и на губах появляется легкая улыбка. Тянусь к кинжалу на бедре, но чья-то рука медленно спускается по моему предплечью, отводя ладонь от лезвия. Его пальцы переплетаются с моими.

— В чем? — спрашиваю я, когда он подходит ближе, прижимаясь грудью к моей спине. Он отводит мои волосы с плеча, касаясь затылка, прежде чем откинуть их.

— Предательство, — говорит Ашен. Его губы скользят по шее. — На вкус оно было как медь. Но пахло тобой.

Огни прорезают темноту клуба, освещая меня, так же, как его слова освещают тени в моей душе. Тепло сжимается внизу живота.

— Рада слышать. Не хотелось бы, чтобы оно пахло другой женщиной. Было бы неловко. Хотя, погоди-ка...

— Вампирша... — его низкое рычание отдается в груди, и моя улыбка становится шире. Ашен говорит ровно, несмотря на ярость, кипящую внутри него. — Пошли со мной.

Что ж. Кажется, он все еще любит приказывать. А значит, я все еще буду получать удовольствие, отвечая:

— Нет.

— Пожалуйста.

— Не, спасибо.

Ашен вздыхает, и его дыхание будто запускает электрический ток по моей коже. Он проводит пальцем по открытой спине. Мое сердце взрывается с каждым его прикосновением.

Мы начинаем двигаться в такт музыке, но будто находимся на другом танцполе, чем все остальные. Кажется, они не слышат настоящей музыки. Настоящая музыка — медленная. Чувственная. Это ритм сердца Ашена, бьющегося у моего позвоночника, когда его рука опускает наши переплетенные пальцы мне на живот, притягивая ближе. В его ласке, когда я поднимаю руку и впускаю пальцы в его волосы. Музыка — в его дыхании, согревающем шею, в тепле губ, шепчущих в кожу.

На мгновение мне хочется забыть, что мы каратель и добыча, солдат и оружие, охотник и жертва, которая не сдается. Кто из нас кто — я уже и сама не знаю. Не хочу вникать. Просто хочу верить, что мы просто мужчина и женщина на танцполе. Ничего больше.

— Пошли со мной на улицу, — снова говорит Ашен, на этот раз мягко. Соблазнительно.

— Нет, — так же тихо отвечаю я, продолжая двигаться с ним в такт.

— Ты не сможешь избегать меня вечно.

— Могу попробовать.

Его зубы слегка касаются уха. Слова звучат в голове моим новым, хриплым голосом. Могу попробовать. Но я не хочу. Пока нет.

Ашен крепче обнимает меня. Его пальцы скользят по линии челюсти. Дыхание вторит пульсу. Из моих губ вырывается стон — так тихий, что даже я едва слышу, но Ашен чувствует его по вибрации в горле. Я понимаю это по тому, как его поцелуй становится огнем на коже. Мое тело тает в его объятиях под звуки музыки.

— Пойдем со мной, вампирша.

Я вздыхаю, отчасти из-за его настойчивости, отчасти из-за прикосновений.

— Ты не сдашься, да?

— Как и ты. Ты самое упрямое существо во всех мирах.

— Удивлена, что ты только сейчас это понял, — говорю я, и легкий смешок Ашена согревает кожу. — Кажется, я была ясна, Жнец. Я скорее умру, чем позволю тащить себя обратно в Царство Теней.

Его хватка крепчает, когда моя рука опускается.

— Я не собираюсь тебя туда тащить.

— Со всей возможной грубостью заявляю, Жнец: я тебе на слово не верю.

— Хм, — он гудит прямо у шеи. Волна жара устремляется вниз живота, а по коже разливается румянец. — Тогда вот что: я обещаю не забирать тебя и не позволю никому другому увести тебя из этого клуба. Если только ты сама не попросишь.

Я искренне смеюсь, но смех быстро становится едким. Ашен, кажется, не смущен. Его пальцы все еще переплетены с моими. Он кладет подбородок мне на плечо.

Не могу сказать, что пытаюсь вырваться из его объятий, но и выходить с ним в ночь тоже не горю желанием. Ощущение, что мы просто мужчина и женщина, ускользает. Оно испаряется, как туман на солнце.

— Ты? И обещание? — мой голос звучит сладко и невинно, несмотря на боль и злость, скрытые под поверхностью. — Ты нарушил почти все данные мне обещания. Кроме того, Жнец, тебе давно стоило понять: среди бессмертных единственные обещания, что чего-то стоят, оплачиваются кровью.

Его свободная рука скользит по запястью, поднимается выше локтя. Медленно, осторожно, будто он смакует каждое прикосновение. Грудь вспыхивает, когда его ладонь касается плеча. Мурашки следуют за его пальцами, как хвост кометы, когда его рука движется к ключице и останавливается над сердцем.

— Тогда я заплачу кровью, — говорит Ашен, его губы касаются уха с каждым словом. Он поднимает руку, поднося запястье к моим губам.

Я закрываю глаза. Горло горит от желания при виде вен под кожей. Но дело не только в этом. В намеке. В самом жесте, который притягивает меня не меньше, чем запах, вкус или ощущение его сущности, текущей по моим жилам. Это больше, чем сила секретов и времени в его крови. Это магнитное притяжение, будто мы должны найти друг друга через любые расстояния, миры и время.

«Связанные кровью», — вспоминаю я слова Бьянки. «Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы».

Эти слова оседают в груди, как раскаленный стеклянный шар. Они расширяются, заполняя каждую пустоту, покрывая меня правдой изнутри. А правда в том, что эта кровная связь жестока. Все не должно быть так. Мне не нужно что-то настолько священное от того, кто предал меня.

Я убила почти всех, кто предавал меня за эти тысячелетия. Но тот, кто ранил сильнее всего, сейчас здесь, обнимает меня. И я позволяю. Не могу остановиться.

Нет, все не должно быть так. Не с этим врагом. Не с человеком, который никогда не должен был стать моим.

Та печаль, что поднимается при этих мыслях, — как зыбучие пески. Как место, где мне не положено быть. Как пустыня, что отталкивает меня от моря и поглощает. Сухая, иссушающая. Бесконечная. Безжалостная. Она затягивает, не оставляя ничего, покрывая мой мир грубыми зернами, пока не задыхаюсь, теряя даже волю бороться.

Я замедляю движения. Мускулы постепенно каменеют. За несколько тактов музыки я становлюсь почти статуей.

— Чего ты хочешь? — требую я. Мой голос низкий, напряженный. Ни намека на игривость, флирт или шутки. Музыка продолжается вокруг, будто оставляя нас на холодном, пустом берегу. — Чего ты хочешь? — повторяю я, когда он не отвечает.

Ашен слегка отстраняется, но его губы все еще близко к моему уху, а рука сжимает мою. Я чувствую, как он напрягается. Его запястье все еще передо мной — как обещание.

— Поговорить. Наедине.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, наполняя легкие, чтобы отвлечь сердце чем-то реальным.

— Ладно, — отталкиваю его запястье. Поворачиваю голову ровно настолько, чтобы он услышал каждое слово, но не увидел моего лица. — Но мне не нужны твои жалкие клятвы.

Его пальцы ослабляют хватку, но это я в конце концов отпускаю его руку.

ГЛАВА 16

Я отхожу от Ашена, но знаю, он последует за мной. Направляюсь к выходу на террасу. Мысли шепчут, что я выиграла небольшую битву с собой, но в груди ноет, будто уже проиграла.

Не оглядываюсь, пока пробираюсь через танцпол. Взгляд Эрикса ловит мой сквозь толпу. В его глазах вопрос, когда он замечает Ашена за моей спиной. Мой едва заметный кивок, кажется, успокаивает его. Он отвечает тем же и наблюдает, но не идет за мной.

Ночь прохладна, и мурашки пробегают по коже, когда мы выходим на пустую террасу. Воздух кажется разреженным без солнца. Звезды ярко горят над морем. Я подхожу к каменному ограждению и смотрю на обрывы, уходящие в ночной берег.

Ашен останавливается рядом, опираясь руками на камень. Достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло, но не касаться. Он не смотрит на меня, но ощущаю, как его внимание ловит каждое мое движение — от сжатых ладоней, чтобы не теребить платье, до вздоха, когда тишина затягивается.

— Ты добился своего, Жнец. Говори, — мой голос звучит устало, а не раздраженно. Смотрю на океан, пока не всплывает мимолетное воспоминание о доме с сестрами, терзая меня.

Ашен слегка опускает голову. Вижу, как он смотрит на берег.

— Прости, Лу.

— За что, Жнец? За то, что уже сделал, или за пытки, которые еще планируешь?

Из него вырывается горький смех. Чувствую, как он бросает на меня взгляд, но не отвечаю взаимностью.

— Я пытаюсь помочь. Твое состояние не стабилизируется, пока ты не закончишь то, что начал Семен.

Я и так чувствую эту правду внутри. Мои способности к исцелению вернулись, но тело и разум работают нестабильно. Видения приходят почти против моей воли. Кажется, во мне есть сила, которую я не контролирую. Как и мочевой пузырь, судя по всему.

Но даже зная это, я не буду с Ашеном играть в вежливость. Напротив, моя вечно тлеющая ярость вот-вот закипит.

— Конечно, теперь ты эксперт. Эмбер лично принесла тебе отчеты? Или ты наблюдал через скрытую камеру?

Ашена напрягается. Я будто вижу, как каждый его позвонок смыкается.

— Ты знал, что она участвовала вначале? Пока все не стало слишком ужасным даже для нее.

Ашен молчит. Напрягает челюсть, когда смотрит на руки.

— Что ты узнал о моем состоянии, раз стал таким экспертом, Ашен? Что-то понял после той херни, которую ввел мне Галл? Или, может, после сломанных костей? Вырывание ногтей по одному дало понять, как меня «починить»?

Его сердце бьется чаще. Слышу, как учащается дыхание.

Поворачиваюсь к нему, красный свет моих глаз скользит по ограждению, пока не останавливается на его лице. Сжимаю челюсть, пока мы таращимся друг на друга. Смотрю сквозь горячие слезы, которые обжигают кожу. Даже не заметила, как они появились.

Ашен выпрямляется и поворачивается ко мне. Пламя разгорается в его глазах.

— Лу...

— А когда... — голос срывается.

Ашен делает шаг вперед, а я назад, вытягивая руку, чтобы остановить его. Мой голос низкий и яростный, когда я наконец беру себя под контроль.

— А когда он разрезал мой живот, чтобы проверить, смогу ли я теперь выносить ребенка благодаря сыворотке Семена, Ашен? Как тебе такое? А когда он и твоя сестра взяли... Когда они...

Сжимаю губы. Дыхание сбивается. Взгляд падает на пол, и я пытаюсь загнать все воспоминания о подземелье в глухую тюрьму разума. Не могу пережить это снова. Что они делали со мной. Что вводили. Что вырезали. Что украли.

— Лу...

Эти две буквы звучат из его уст с такой яростью, болью и скорбью. И все же, этого недостаточно. Вообще.

С огромным усилием заталкиваю горе обратно под ярость, что живет под кожей. Вытираю слезы и делаю глубокий вдох. Поворачиваюсь к морю. Лучше пусть меня преследуют воспоминания о сестрах, чем ужасы этого нового ада.

— Я умру, но ты не заточишь меня в том подземелье, Ашен. Умру, но не стану твоим оружием и не позволю сделать с другими то, что сделали со мной.

— Мне жаль, Лу, что с тобой это произошло, — говорит Ашен. Вижу, как отчаянно он хочет приблизиться, но сдерживается. — Я не делал этих ужасных вещей. Не видел и не наблюдал. Я сделал все возможное, чтобы исправить это.

Горько смеюсь.

— Ашен, ты заставил меня пообещать делать все, как ты говоришь, а когда пришло время — промолчал. Буквально.

— О чем ты?

— В «The Maqlu». Заставил пообещать: если ты попросишь бежать или оставить тебя — я должна сделать это. Но ты не просил. Ни в клубе. Ни когда стоял на помосте в Царстве Теней и смотрел на меня сверху вниз. Я доверилась тебе, как ты просил. А ты подвел меня.

— В «The Maqlu» не было времени, вампирша, — Ашен игнорирует мои колкости. — А в Зале ты едва стояла. Мы были окружены.

— Я была окружена. Ты стоял на помосте и смотрел на меня свысока.

— Ты правда думаешь, у меня был выбор? Ты не представляешь, насколько могущественны Эшкар и Имоджен, Лу. Мы уступали в численности и стратегии. Если бы я умер, какие шансы были бы спасти тебя? Твоя судьба была бы одинаковой в любом случае, голос Ашена резок от отчаяния и собственной ярости. — Тебе некуда было бежать. Единственный выход был — терпеть.

Я презрительно фыркаю, пока гнев поднимается по горлу и оседает ядом на языке.

— Терпеть. Тебе легко говорить. А что ты терпел, пока меня пытали в твоем подземелье? Ужины, вино и танцы в «Bit Akalum»? Свободу путешествовать между мирами? Любовь женщины, которую потерял давно и получил назад как награду за мою поимку?

— Она не ты, — рычит он, голос гремит в ночи, свет в глазах становится черным пламенем. Он делает шаг ко мне, затем еще один. Я впиваюсь ногами в пол, отказываясь отступить, хотя адреналин кричит, чтобы я бежала. — Я использовал все связи. Заключал сделки. Нарушал каждое правило. И хуже всего - знал, что каждый момент может быть твоим последним.

Ашен останавливается так близко, что мои ресницы дрожат от его дыхания. Сжимаю зубы, пока не кажется, что они треснут. Ногтями впиваюсь в ладони, пока не чувствую запах крови.

— Если ты готов на такое ради своего оружия, то мне жаль тебя, Жнец. Потому что ты приложил все усилия, и все равно проиграешь войну. Я позабочусь об этом. Лучше я превращу твой мир в пыль. Лучше умру, чем буду сражаться за Царство Теней, о великий Мастер Войны.

Рука Ашена молниеносно сжимает мое горло. Дым клубится за его спиной, когда крылья разворачиваются, заполняя пространство. Искры сыплются на каменный пол.

— Так в тебе все-таки есть много демонического, — говорю я, запрокидывая голову, словно приглашая сжать сильнее. — Однажды я поверила, что ты не такой, как другие в твоем мире. Докажи, что я ошибалась в последний раз, на случай, если не усвоила урок. Прикончи меня, чтобы мне не пришлось делать это самой.

Его большой палец медленно скользит по линии челюсти, ласка настолько нежная, что ее можно принять за воображение.

— Какая же ты стихийная, вампирша. Едкая. Храбрая. Безрассудная, — его взгляд скользит по моему лицу.

— Хватит тратить мое время на снисходительные жнецовские речи. Убей меня уже.

— Я не причиню тебе вреда. И не позволю тебе сделать это самой.

Его глаза вспыхивают решимостью. А затем в выражении мелькает намек на извинение. Прежде чем я успеваю среагировать, его другая рука раздавливает хрупкую ампулу на цепочке у моей груди. Жидкость смешивается с кровью из мелких порезов на нашей коже и стекает между грудями.

— Что за...

— Sabbi Leucosia libbu amaru nanam. Batiltu iskakku shul libbu istu abatu ana simtim alaku.

Резкий вдох разрывает жжение в горле. На мгновение мы просто смотрим друг на друга.

— Ублюдок, — шиплю я.

Не отрывая взгляда, выхватываю кайкен из ножен на бедре и пытаюсь поднести к горлу, но рука дрожит, будто ее сдерживает невидимая сила. Вкладываю всю силу в движение. Стискиваю зубы, рыча, пытаюсь приблизить лезвие. Оно не двигается ни на миллиметр.

Но я уже знаю, почему. Потому что понимаю его слова.

«Сердце Леукосии — буря. Останови оружие от уничтожения собственной судьбы».

Ашен отнял у меня возможность покончить с собой, забрал последний шанс сбежать из этого ада.

Чистейшая ярость течет по побелевшим костяшкам, и я направляю нож на Ашена, успевая поранить его плечо, прежде чем он выбивает клинок. Его хватка возвращается к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Сердце бешено бьется под его ладонью, вонзающей осколки от ампулы глубже в кожу.

— Отлично. По крайней мере, я еще могу ранить тебя.

Мы смотрим друг на друга. Его дыхание обжигает кожу. Пепел и дым от его крыльев заволакивают пространство, скрывая свет звезд на небе.

— Я не причиню тебе вреда, — повторяет он тихо. Черное пламя пляшет в его глазах. Я чувствую его жар, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах.

— Ты уже причинил. Снова. Буквально через две секунды после обещания. Или ты забыл, что до сих пор вдавливаешь стекло мне в грудь, гребаный мудак?

Будто и правда забыв, Ашен медленно убирает руку. Осколки падают на пол. Некоторые остаются в коже. Он смотрит на мою окровавленную грудь, морщится и вытаскивает один осколок, затем другой, не обращая внимания на те, что торчат из его ладони.

— Прости, — шепчет он, не отрывая взгляда от моей кожи. — Я сделал единственно возможный выбор, чтобы спасти тебя.

— Извинения ничего не значат, когда ты совершаешь непростительное. Ну не знаю, например, заставляешь кого-то довериться тебе, а потом предаешь, чтобы его месяц морили голодом и пытали в гребаном подземелье.

— Это сделал Эшкар, не я, — говорит Ашен все тем же тихим голосом. Он прижимает большой палец к моей челюсти, когда вытаскивает длинный осколок.

— Ах да, прости. Ты просто стоял и смотрел, ничего не делая. Зато успел обнять другую девушку через несколько часов после того, как трахнул меня в своей машине. И в доме. В домах, прошу прощения.

Его взгляд скачет между моими глазами.

— Это не то, что ты думаешь.

— Какая неожиданность. Правда – это ложь. Реальность - иллюзия. А общий знаменатель во всем этом дерьме - ты.

Мы застываем в напряженной тишине. Моя ярость пылает под кожей, горло под его хваткой. Как и в комнате, когда он прижал меня к стене, кажется, я могу вырваться, если захочу. Часть меня хочет бежать как можно дальше. Другая, более безрассудная, - чтобы он сжал руку, пока мир и все его страдания не исчезнут. Но больше всего, хоть и не признаюсь, я хочу остаться здесь. Как парус в ветрах страха, привязанный к его руке.

Горе и желание пожирают борьбу в моей плоти, клетка за клеткой. Сколько ни сражаюсь, мое сердце упрямо бунтует против разума.

— Зачем, Ашен? — шепчу я. Гневные слезы наполняют глаза. Это слезы ярости, потери и тоски. — Зачем ты это делаешь? Скажи мне правду. Хотя бы раз, если больше никогда не скажешь ничего честного.

Пламя в его глазах не гаснет. Но сквозь огонь я вижу не только злость и разочарование. Вижу отчаяние. Агонию и страдание. Он пережил новую боль, и она до сих пор терзает его, преследуя каждый вздох.

— А ты как думаешь? — он ждет реакции, но я отказываюсь ее дать. Ашен отводит взгляд и наклоняется. Мурашки бегут по моей шее и рукам. Тепло разливается внизу живота, когда его губы касаются кожи, и он шепчет на ухо: — Libbu isriq, ekimmu.

Слова заползают в грудь и обвиваются вокруг костей.

Ты украла мое сердце, вампирша.

— Тогда забери его обратно, — шепчу. — Я не могу быть твоим оружием.

— Я так не говорил.

— Тебе не нужно. Ты явно хочешь больше власти в Царстве Теней.

Его улыбка становится едкой, когда наши взгляды сталкиваются.

— Ты правда веришь, что в этом причина?

— А в чем еще?

— В чем же еще.

Я фыркаю, пронзая его ядовитым взглядом.

— Ты либо не говоришь ничего, либо лжешь. Не знаю, почему ждала, что сейчас что-то изменится.

— Ты все равно сожгла бы мои слова, — его взгляд задерживается на мне, прежде чем снова опускается к груди. Мы погружаемся в тишину, пока он с хирургической точностью и терпением влюбленного вытаскивает осколки. Я хмурюсь, но он не смотрит, сосредоточенный на осколках в моей плоти.

Отворачиваюсь, когда слезы, которые не могу сдержать, текут по щекам. Одна падает на ключицу, задерживается на кости, затем скользит к сердцу. Рука Ашена замирает. Его палец ловит каплю, растирает ее по коже, пока она не высыхает.

— Хватит, — шепчу я, когда он возвращается к крошечным осколкам. Пытаюсь оттолкнуть его, но он отводит мою руку.

На челюсти Ашена дергается мускул, но выражение его лица полно решимости, и он продолжает сосредоточенно вытаскивать стекло.

— Еще не все, — говорит он, но я не знаю, о чем он: об осколках в моей коже или о суровой судьбе, ранящей мое сердце.

ГЛАВА 17

Когда Ашен наконец отпускает меня, я ухожу без лишних слов, оставляя его в пустой ночи, где ему и место. Найдя остальных и выдержав их слабые протесты, я одна возвращаюсь на Виллу Датура, хотя прекрасно понимаю, мое одиночество лишь иллюзия. Ашен достаточно близко, чтобы я чувствовала его присутствие. Он следит, чтобы я добралась благополучно, но держится на расстоянии.

Ощущение, что за мной следят, не исчезает и на вилле. Оно преследует меня, пока я иду через сад к гостевому дому. На кухне я останавливаюсь, чтобы взять бутылку вина, намереваясь устроиться в своей комнате, хорошенько напиться и строить планы мести.

Но, разумеется, судьба посылает этот план к чертям.

Я так поглощена раздражением, что лишь через минуту замечаю равномерное тук-тук-тук из гостиной. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, вглядываясь в темноту.

Пара янтарных глаз смотрит на меня в ответ. Ритм учащается. Это хвост, стучащий по дивану.

Уртур. Гигантский шакал Дома Урбигу. Здесь, в Мире живых. На диване. Еле помещаясь.

Я отступаю на кухню. Делаю длинный глоток прямо из бутылки. К черту бокалы, мы уже давно прошли эту стадию.

Снова заглядываю.

Тук-тук-тук.

Сделав еще один глоток вина, я беру бутылку с собой и направляюсь в свою комнату. Ашен уже там, сидит на краю моей кровати. Конечно же.

— Просто замечательно. Проваливай к черту.

Ашен слегка улыбается.

— Не могу.

— Можешь. Это называется дверь, — указываю я на нее. — Ты встаешь, проходишь через нее и не возвращаешься.

— В гостевом доме больше нет свободных мест.

— Тогда вали на диван.

— Уртур храпит.

— Отлично. Надеюсь, он не даст тебе уснуть всю ночь. Может, у него даже настоящее бешенство, а не ангельское, и тогда ты умрешь медленной и мучительной смертью, лая на свою тень. Я с огромным удовольствием понаблюдаю за твоей недостойной, позорной кончиной.

Ашен отворачивается, пытаясь скрыть смешок.

— Ты такая злая, вампирша.

Я бросаю на него яростный взгляд, который не дает ничего, кроме, возможно, усиления его веселья.

— Все еще сыплешь комплиментами, я смотрю. Тронута. А теперь проваливай.

Ашен встает, и на мгновение мне кажется, что я выиграла этот раунд. Что, конечно, глупо. Потому что кто-то явно меня ненавидит.

— Есть вторая змея. Ее зовут Зида, — говорит Ашен, приближаясь, пока не оказывается прямо передо мной.

— Я слышала.

— Зида охотится на тебя. Я не могу оставить тебя здесь одну, ты будешь слишком уязвима. Поэтому Уртур охраняет вход.

— Я справилась с Нинигиш сама, чувствуя себя при этом отвратительно, спасибобольшое. И даже не думай приписывать себе мою победу.

Легкий смешок вырывается у Ашена, но когда наши взгляды встречаются, его выражение становится серьезным. Решимость в его глазах разгорается пламенем.

— Зида быстрее. Умнее. Незаметнее. Ее будет гораздо сложнее убить. Когда она придет, мы должны быть готовы.

Ашен поворачивается к комоду. Он берет что-то, прислоненное к нему в тени, и протягивает мне мою катану.

— Это твое, — его голос тихий и низкий. Я ставлю бутылку вина на пол и беру катану обеими руками, закрывая глаза, когда ее вес ложится в ладони, где ей и место. — Пожалуйста, постарайся не убить меня ею. Я устал воскресать в Царстве Теней. Это... крайне неприятно.

— Если не хочешь, чтобы я это сделала, перестань меня раздражать, — говорю я, прижимая меч к груди. Ашен отвечает слабой улыбкой. Смотрю на него, словно бросая вызов, но его улыбка не исчезает. Лишь усиливает жар в его глазах, когда они задерживаются на моих губах. Я понимаю, что его улыбка может быть связана не с моими словами, а с тем, что я вообще могу их произносить. Смотрю в пол. — Спасибо.

Мы стоим в тишине долгое мгновение. Я думаю о Зиде и гадаю, как близко она может быть. Как далеко позади на нашем следу...

Черт.

— Мистер Хассан...

— Я уже предупредил его. Он в безопасности от змеи, — говорит Ашен. Он наблюдает с острым интересом, как я киваю и выпускаю неровный вздох сквозь сжатые губы. С видимым усилием Ашен отворачивается и направляется к кровати. Он берет одну из подушек и кладет ее на пол под закрытым окном, оставляя рядом свой меч и кинжал.

— Ты не свалишь? — говорю я, пока он тащит овечью шкуру от камина к своему импровизированному ложу.

— Нет.

Я фыркаю и поворачиваюсь к шкафу, достаю длинный халат и накидываю его на плечи, затем направляюсь к двери с катаной в одной руке и бутылкой вина в другой.

— Куда ты пошла? — голос Ашена - идеальная смесь недовольства, усталости и раздражения. Звучит восхитительно.

— Пить. В другом месте.

— Вампирша...

— Расслабься, демон. Я лучше посижу с собакой в темноте и рискну подхватить жнецовское бешенство, — говорю я, подходя к двери. Слышу, как он шевелится, когда я на пороге, но не оборачиваюсь. — Мне нужно побыть одной.

Я жду, что он начнет спорить, но этого не происходит. Выхожу в коридор, тихо закрывая за собой дверь.

Сижу на диване с тяжелой головой Уртура на коленях, когда Эдия возвращается с остальными. Оказывается, шакалы — неплохие слушатели для пьяных и разбитых сердцем вампиров, связанных с демонами. Я сижу здесь так долго, что ноги затекли.

— Мы... мы что, завели собаку? — останавливается Эдия, осматривая сцену. Хвост Уртура шлепает по дивану в ответ.

— Уртур, это Эдия. Эдия, это Уртур, демонический шакал. Не знаю, как он тут оказался, но он отличный собутыльник. Я рассказала ему свою грустную историю, и он разрешил мне плакать в его шерсть. Она мягкая и пахнет серой, — обнимаю огромную черную голову Уртура.

Тук-тук-тук.

— Я-я-ясно, — тянет Эдия, бросая взгляд на остальных.

Коул берет бокал с кухонной стойки и проходит мимо Эрикса и Эдии.

— Налей мне вина, и я расскажу, как Уртур обоссал кровать Ашена.

— Не-е-е-ет, — кричу я. Коул занимает кресло напротив, а остальные расходятся по комнатам. — Только не шелковое белье для секса.

Демон тихо смеется.

— Ага. Он как-то пробрался в комнату Ашена и застрял там. Обоссал всю кровать. Ашен был не в духе несколько дней.

— Он обожает эти простыни. Не то чтобы я его виню, — мы улыбаемся друг другу и замолкаем, пока я глажу гладкую шерсть Уртура. — Он в моей комнате.

— Не удивлен. Что произошло между вами на улице?

— Он наложил на меня заклятие. Против меня самой, — говорю я, выковыривая соринки из густой шерсти шакала. Моя улыбка гаснет, и я продолжаю смотреть на свои руки. — Если он попытается утащить меня в Царство Теней, я не смогу остановить его. Я больше не могу вычеркнуть себя из уравнения.

Коул вздыхает и долго молчит, прежде чем ответить.

— Мне жаль, Лу. Зная, в каком вы оба состоянии... Я понимаю, почему ты хотела иметь такую возможность. Но не думаю, что он планирует везти тебя туда. Думаю, он просто... боится. Особенно после того, что случилось, когда ты убила Нинигиш.

— Это все равно подлый поступок, — делаю глоток вина.

— Знаю. Но он был в отчаянии. И не знал, что делать. Он демон, в конце концов. Он не всегда поступает правильно, даже когда пытается.

— Правильно, — повторяю я, и когда Коул встречает мой взгляд, я дразняще улыбаюсь. — Это говорит твоя бывшая ангельская оптимистичность.

— Не-а. Ее давно нет, — он откидывается в кресле, закрывает глаза и закидывает ноги на стол.

Я наблюдаю за ним. Его лицо такое же юное и неизменное, как всегда. Настоящая маска для всего, что он видел за свою долгую бессмертную жизнь.

— Почему ты на самом деле отказался от крыльев? — он открывает глаза и смотрит на меня. Слышу тяжелый удар его сердца, полный печали.

— Давно я потерял того, кто был мне дорог. Я должен был защищать его. Это было мое предназначение. Любить его - неожиданный дар, — Коул смотрит в вино, вращая бокал. Вздыхает перед тем, как сделать глоток. — Я долго скорбел. Научился жить с горем. Но не мог найти новую цель. Она словно ускользала. Поэтому, когда появилась эта миссия, я подумал, что она заполнит пустоту. По крайней мере, хоть какие-то перемены. Может, я все еще хотел наказать себя за то, что не защитил любимого человека.

Я провожу пальцами по шерсти Уртура, наблюдая, как Коул крутит бокал. Краткая улыбка мелькает на его лице, и я понимаю — он вспоминает моменты с тем человеком.

— Ты нашел то, что искал? В своей миссии?

Коул усмехается.

— Ну, я нашел страдания, это точно. Мое время смертного было к счастью недолгим. Были приятные моменты. Друзья. Серфинг. Но и много ужасного. Например, ситуация с Эриксом. Ну, пока все не стало хорошо, но мне было трудно это принять.

— Ты словно говоришь, что Царство Теней лучше, чем твоя жизнь смертного.

— Так и есть, — его уверенность удивляет меня. Он смотрит мне в глаза. — Там есть ужас. Да. Ты знаешь. Ты чувствовала. Но там есть и потенциал. Это может стать чем-то другим. Просто нужно исцелиться и снова обрести цель.

— Как исцелить?

— Любовью, Лу. Одну душу за раз. Одного зверя за раз, — Коул указывает бокалом на Уртура, чья голова все еще удобно устроилась у меня на коленях. Его улыбка неожиданно мудра для такого юного лица. — Одного демона за раз.

— Я знаю, к чему ты клонишь. И прежде всего, он уже любил раньше.

— Не так, как тебя. И не думаю, что его когда-либо любили в ответ так, как любила ты.

— Боже, Коул, — стону я, проводя рукой по лицу. Отдергиваю ее, почувствовав запах собаки. — В тебе слишком много от ангела, чтобы одержимо сводить любые пары, какими бы испорченными они ни были, и много от демона, чтобы получать удовольствие, наблюдая, как они неизбежно вспыхивают и разбиваются, как крушение поезда.

Коул смеется.

— Не-а, Лу. Я просто говорю, что вижу. Демона, измученного любовью.

Я закатываю глаза. Чувствую, как румянец поднимается по шее к щекам. Коул улыбается, и я опускаю взгляд в шерсть Уртура.

— Никто из нас не может быть уверен. Мы не так долго были вместе.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что секунда может значить столько же, сколько день, неделя или даже годы.

Черт. Я знаю это, но все равно хмурюсь.

— Мы даже не знаем, вдруг это все игра ради власти. Он никогда не говорит, что чувствует. Так что любовь, которую ты в нем видишь, может быть иллюзией.

— Да ладно, Лу. Ты убиваешь его несколько раз, а он все равно возвращается. Он носится по Миру живых, когда должен готовиться к войне, но вместо этого грозится превратить глаза людей в кейк-попсы, потому что беспокоится о тебе. Он мог бы уже десять раз вернуть тебя в Царство Теней, но добровольно терпит общество бессмертных, которые его презирают, лишь бы быть рядом с тобой. Черт, он даже общается с Эриксом, своим смертельным врагом.

— Не думаю, что угрозы вырвать Эриксу крылья и скормить их Уртуру можно назвать общением, — хвост шакала шлепает по дивану, и я не уверена, то ли он откликнулся на свое имя, то ли мечтает закусить ангельскими крыльями. — Нет никаких доказательств, что он любит меня или кого-то, кроме себя. И я не собираюсь прощать его только потому, что это полезно для Царства Теней. Я ничего не должна ему и его Царству. Без обид.

— Лу, — тянет Коул, наклоняясь вперед в кресле. Его взгляд проникает прямо в меня. — Я говорю это не ради него или Царства. Я говорю, потому что вижу, как ты сама себя мучаешь. Ты злишься, тебе больно, и у тебя есть на это право. Но я также видел, как ты смотрела на Ашена, когда он ворвался в ту комнату в Каире. Ты хотела, чтобы он был там, и злилась на себя за то, что приняла его помощь. Я говорю не о крови, а о заботе и поддержке. Я прав?

В горле встает ком. Я отвожу взгляд в угол комнаты. Киваю.

— Я понимаю, Лу. Когда Эрикс нашел меня, я тоже не хотел принимать его прощение. Не хотел чувствовать его любовь или свою. Я был слишком зол на себя. Боялся ошибиться снова или потерять. Со временем я научился позволять себе чувствовать. — Коул допивает вино и встает, проходя за диваном. Останавливается по пути на кухню и кладет руку мне на плечо, наклоняясь к уху. — Ты можешь позволить себе любить его. Тебе не нужно наказывать себя за это. Не нужно наказывать себя за то, что принимаешь его любовь. Ты можешь чувствовать все.

Я не поворачиваюсь к Коулу. Не хочу, чтобы он видел слезы в моих глазах. Но кладу свою руку на его и сжимаю. Слегка киваю, потом снова таращусь на бокал.

Коул целует меня в макушку и уходит. А я еще долго сижу в темноте с шакалом, размышляя о словах, о том, как исцелить сломанный мир. Как исцелить сломанную душу, сломанное сердце. Это происходит по одному моменту любви за раз.

Вот бы и меня она исцелила.

ГЛАВА 18

Голова гудит. В висках словно роятся шершни.

Кажется, я моргаю, но перед глазами лишь белая пелена. Я в метели. Снежные вихри скользят по коже. Здесь так холодно. Я потерялась, и вокруг лишь холод и белизна.

— Перестань стоять над ней. Ты ее пугаешь.

— Она уже напугана, ведьма.

— Ну, так ты напугаешь ее еще больше, демон с дымными крыльями и огненными глазами. Просто остынь, черт возьми. Возьми ее за руку. Нет, за руку, а не за рукав, тупица.

— Какая разница…

— Отпусти, — шипит Эдия, когда я начинаю дергаться и вырываться. — Именно так ее хватали, чтобы утащить из камеры.