Серебряная клетка. Книга 1

Посвящение

Дмитрию - музу на полставки.

Спасибо за то, что ты был рядом, отвечал на глупые вопросы, критиковал, но не уставал повторять, что у меня все получится.

Люблю тебя.

ГЛАВА 1

Диане всегда нравился Таний – этот унылый городок, который ненавидели почти все его жители. В какой-то степени она их понимала. Здесь и зимой, и летом было холодно. Большую часть года шёл дождь. А от пронзительного ледяного ветра ни спасала никакая одежда. В общем, подхватить простуду было проще простого. На насморк и головные боли никто уже не обращал внимания, считая это чем-то вроде нормы жизни.

Но сердцу разве прикажешь?

Диана любила хмурое небо, напоминающее ей разлитую ртуть, так же, как и любила безлюдные серые улочки. Она и сама не понимала почему. Наверное, дело было в том, что здесь девушка впервые обрела дом. Хотя назвать домом школу-пансион для одарённых детей, куда она поступила совсем малышкой, или балетную академию, где училась сейчас можно было лишь с большой натяжкой. Наверное, всё дело было в том, что Терра-Глория – планета, где она родилась, почти совсем стерлась из ее памяти. А больше она нигде и не жила.

Становилось прохладно. Но тоненькая, почти болезненно-худая девушка не торопилась покидать скамейку в старом академическом парке. И хотя все другие люди давно уже сбежали в тепло каменных стен, она хотела ещё немного подышать свежим воздухом и послушать тишину. Но пальцы Даны уже начали ныть от холода, хоть она и надела перчатки, а плечи подрагивать в ознобе.

– Ужасная погода! – произнес кто-то сзади. – А ещё весна называется.

Дана испуганно обернулась. И как она не заметила подобравшегося к ней вплотную круглощёкого мальчика-подростка лет четырнадцати с изумрудно-зелёными волосами, пряди которых выбивались из-под белой шапки.

– Ты ведь Диана Вирэн? – затараторил он. – Еле тебя нашел. Я Франц с театралки. И мне очень нужна твоя помощь.

– Моя?

– Да! Понимаешь, я хочу поступить на режиссерский факультет. Всю жизнь об этом мечтал. Но там конкурс большой. Пять человек на место.

Девушка фыркнула. Подумать только! Пять человек. Да уж… большой. Что он тогда про конкурс в их академии скажет? Тридцать семь человек на место.

– Знаю о чём ты думаешь, – виновато улыбнулся мальчишка. – Однако для кого-то и пять человек – много. Ну, не дал мне Бог большого ума. Экзамены точно завалю. То есть я, конечно, не совсем дурак, но и не отличник. Зато у меня талант. А это многое искупает.

– Ну, а от меня ты чего хочешь? Я, хоть и отличница, но заниматься с тобой репетиторством не смогу. У меня времени нет. Прости.

– Мне другая помощь нужна. У нас в Школе искусств объявили конкурс. Только для своих. Нужно снять получасовой фильм. Темы достаются по жеребью. И мне, можно сказать не очень повезло.

– Достался фильм о балете?

– Если бы! Все намного хуже. Тема звучит так: «Судьбы ненужных детей».

– Ой, да ладно тебе. Не вижу повода для скорби. Уж кого-кого, а ненужных детей в Школе искусств, да и в академиях более чем достаточно. Бери любого и снимай свой фильм.

– Далеко не каждый готов вывернуть душу перед объективом камеры. А мне нужна настоящая, живая, берущая за душу история.

– А с чего ты взял, что я буду тратить на тебя своё свободное время, которого и так немного?

– Мне господин Горский посоветовал обратиться именно к тебе, а потом к Даниилу Милину.

– А ты откуда знаешь маэстро?

– Он живет со мной на одной лестничной клетке. Понимаешь, я не сирота. У меня родители есть. Поэтому никто не хочет мне помочь с этим проектом. Даже те, кого я считал друзьями, отвернулись. Хотя знают, насколько это для меня важно.

Диана потупила взгляд, но потом все же выдавила:

– Многие завидуют таким, как ты.

– Мне отказали все знакомые ребята, – вздохнул Франц. – Да и дюжина незнакомых – тоже. А время-то идет. Пришлось, вооружившись маминым имбирным печеньем, идти за советом к соседу. Больше было не к кому. На помощь я, особо не рассчитывал. Но живет господин Горский недалеко, и он всегда ко мне хорошо относился. Так что я ничего не терял. Он меня выслушал. Чаем напоил. И сказал, что если мне кто и поможет, то только Вирэн с Милиным. Вы оба ему очень нравитесь. Господин Горский мне полчаса расписывал, какая ты замечательная.

– Грубая лесть на меня не действует.

– Я правду говорю, – обиделся мальчишка.

– Ладно, — Диана отозвалась с некоторой неохотой. Выворачивать душу наизнанку ей тоже не слишком хотелось. Но младшим надо помогать. Особенно в таком святом деле, как поступление в Академию. — Что делать надо? У тебя сценарий есть? Или план?

– Нет. Есть талант и интуиция. — Просто расскажи о себе, своей жизни. Если не можешь сама, я тебе вопросы буду задавать. Хочешь? Я потом все смонтирую.

– Хочу. А когда будем снимать твой фильм?

– Может прямо сейчас? Я только камеры выпущу и на несколько шагов отойду.

Диана с любопытством наблюдала, как вокруг нее в воздухе закружилось три зеркальных шарика, размером с небольшое яблоко. Пальцы Франца плясали по экрану планшета, управляя их полетом.

– Давай начнем с маленького интервью?

– Как скажешь, – беззаботно отозвалась девушка. Камеры её совершенно не смущали.

ГЛАВА 2

– Родители – это хорошо, – задумчиво произнесла девушка. – Все так говорят. Но будь они у меня, вряд ли я смогла бы здесь учиться.

– Скажи, ты хотела, чтобы у тебя были настоящие мама и папа?

– Лет до десяти – хотела. Потом поняла, что мне чудесно живется и без них. Да, я – ненужный ребенок. Но и мне не нужны родители, которые меня бросили. 

– А если они найдут тебя, попросят прощения и скажут, что у них просто не было выбора и они должны были отдать тебя? Ты их простишь?

– Что за бред, Франц?! Как это, не было выбора? И, нет, не прощу. Такое прощать нельзя. В этом я абсолютно уверенна.

Девушка на мгновение замолчала, глядя на серое весеннее небо. Потом зло усмехнулась и заговорила:

– Нас хоть и пытаются воспитывать в духе гуманизма, но что толку? Видеть только хорошее. Прощать ошибки. Давать второй шанс. Почему мы должны делать это, если никто никогда не прощает ошибки нам? А уж о втором шансе и говорить нечего. В прошлом году с параллельной группы отчислили девочку. Она всего лишь не смогла похудеть за отведенный ей месяц. Ну, не получилось у нее. Так думаешь, ей второй шанс дали? А она просила. Умоляла. На коленях перед ректором стояла. Клялась все исправить. Однако слушать ее никто не стал. Просто дали на руки приказ об отчислении и выставили из Академии. Хорошо хоть эту бедняжку приняли обратно в Школу искусств, а не отослали в какой-нибудь приют. Но и это сделали не потому, что они такие добренькие. Просто Лена обладает неплохим голосом. Да и внешними данными природа ее не обделила. А судьба одной моей бывшей одноклассницы сложилась совсем по-другому. Целых четыре года Мириам проучилась в нашей Академии. В звезды не выбивалась, но и худшей не была. А потом она завалила экзамен по классике. Перенервничала. Растерялась. Думаешь, ее пожалели и дали шанс еще раз экзамен сдать? Нет. Уже вечером за ней приехали из гос. опеки и забрали в приют. Потому, что в Школе места для нее не нашлось.

– Я и не знал, что у вас все так… сложно.

– Из-за того, что все так сложно, моя стипендия будет в разы превышать твою, если ты, конечно, поступишь. И мне кажется, это справедливо.

– Да, наверное, – смущенно пробормотал Франц, а потом наигранно-жизнерадостным тоном поинтересовался. – А о чем ты мечтаешь?

– О балете. О чем еще может мечтать будущая балерина? Как видишь, я не оригинальна.

– А если подробнее?

– Не знаю. Я хочу быть примой и танцевать не где-то в кордебалете, а главные партии. Для начала. Ну, и со временем, стать ассолютой.

– Ассолютой? А это что такое?

– Ты не знаешь? – девушка удивленно посмотрела на своего интервьюера. – Правда, не знаешь? Не думала, что вас так плохо учат. Это звание. Его удостаиваются лишь лучшие из лучших, живые легенды. Говорят, ассолюта рождается раз в сто лет. Последней была Мария Браяр, которая умерла почти двадцать лет назад. Родилась она, как раз в прошлом веке, так что у меня есть шанс.

– Ты по мелочам не размениваешься.

– Я? Да в нашей академии спроси любую девочку, хочет ли она стать ассолютой. И каждая ответит тебе, что душу за это готова продать.

– Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом.

– Да.

– Ты мечтаешь об этом, потому что так у вас заведено? Потому что об этом мечтают все?

Диана растерянно посмотрела на Франца. Обхватила плечи руками и сказала:

– Я замерзла. Давай продолжим у нас в корпусе?

– Меня не пропустят.

– Не беспокойся. Выпишу тебе разовый пропуск.

– А так разве можно?

– Особо не поощряется, однако и не запрещено. К нам могут приходить друзья. К тому же ты же готовишь творческий проект, а я тебе помогаю. Думаю, прокатит. Пойдем.

По дороге их нагнал симпатичный молодой человек с гривой золотых, сколотых в хвост и удивительными фиалковыми глазами. Он приобнял Диану за плечи, а потом весело поинтересовался:

– Наша Снежинка в кой-то веки решила отвлечься от бесконечных дополнительных занятий и подышать свежим воздухом?

– Иногда и мне нужно отдыхать, – вздохнула девушка.

– Никогда бы не подумал. Я просмотрел заявки на следующий семестр. Вот ты мне скажи, на что тебе сдался факультатив Зориной. «Пантомима» же для малышни. Мы же ее в средней школе посещали. И идет она в совершенно неприличное время. В семь утра по воскресеньям.

– Она для всех желающих, а не для малышни. Как и остальные факультативы. Ты, кстати, со мной?

– Разумеется. К Горскому, Астахову, и Белой я тоже буду ходить.

– То есть мы снова везде, где только можно?

– Нет, – с улыбкой ответил Дэн. – К Верстакову не хочу. Мне эта «Литература» надоела, как не знаю, что.

– А когда вы отдыхаете? – полюбопытствовал Франц.

– Я – по воскресеньям с двенадцати дня до восьми вечера. А эта малявка… тоже по воскресеньям, но с двух часов до семи. В семь тридцать у нее эта самая «Литература». Диан, а это, кстати, кто?

— Франц. И мы с тобой помогает ему снять фильм. Там у них какой-то конкурс объявили. Победитель поступает в академию без экзаменов.

— Мы? Хотя… ладно. Помогаем. Мне все равно сейчас заняться нечем. Я с Евой поругался.

— Опять?

— Да.

— Почему?

— Потом расскажу, — отмахнулся Даниил. – А про что фильм? Про балет?

— Про ненужных детей.

— Круто! А потянешь? Не самая простая тема.

— Какую дали, — уныло протянул Франц. – Но, думаю, потяну. Выбора у меня все равно нет.

ГЛАВА 3

День у Дианы не задался с самого начала. Вместо того чтобы дать им отдохнуть и немного прийти в себя после перелета их подняли ни свет, ни зоря. Согнали в класс и заставили заниматься. Потом разрешили позавтракать и даже час отдохнуть. Далее по программе шла генеральная репетиция и подготовка к премьере.

Но все это было привычным и даже обыденным и особых эмоций не вызывало. Неприятный эпизод произошел, когда среди общего бедлама подгонки костюмов и нанесении грима разразилась ссора двух «заклятых» подружек Ирен и Евы. Они едва не подрались, споря кому же из них достанется роль Принцессы Мари на рождественской постановке «Щелкунчика». А мадам Желис с помощницей их разнимали, успокаивая тем, что решение по этому вопросу еще не принято. И, вообще, многое будет зависеть от того, как они станцуют сегодня.

Это было обидно. На глаза девушки навернулись слезы. Ее, Диану, в расчет не брали. Словно бы она им была не соперница. Хотя именно ей пять лет назад досталась роль маленькой Мари. И справилась она с ней великолепно. С тех самых пор юная балерина грезила о второй главной женской партии этого спектакля.

Но душевные терзания не отменяли того факта, что через полтора часа им нужно было выходить на сцену. А до этого нужно еще столько всего сделать. Как бы не хотелось забиться в уголок и плакать, нужно запереть боль в самом дальнем уголке своего сердца, нацепить на хорошенькое личико беззаботную улыбку и идти вперед.

Занавес должны были открыть через три минуты. Всеобщая истерика набирала обороты. Преподаватели стенают, что воспитанники опозорят и пьют сердечные капли. Половина актеров рыдает, утверждая, что забыли роли. Вторая половина изображает коматозное состояние. Короче, всем было весело.

И только Дана флегматично наблюдала за творимым безобразием, размышляя: «И чего они так нервничают? Нам столько времени на репетиции отводилось, что любой идиот запомнит, что и как. Куда мы денемся? Станцуем. И все-таки хорошо, что я еще две недели назад выпросила у нашего фельдшера легкое успокоительное и пила его последние пять дней. Так что мне сейчас хоть потоп, хоть пожар, а свою партию я станцую. Даже если свет погаснет и музыку отключат, мне это не помешает».

Девушка с легким злорадством усмехнулась вслед Ирэн, которую ощутимо колотило. Та словно бы что-то почувствовав, на мгновение обернулась. Обожгла одноклассницу неприязненным взглядом и торопливо удалилась. Дана улыбнулась. Ей доставлял некоторое удовольствие тот факт, что других ее спокойствие бесит. Зато гримеры взирают с явной симпатией. Потому как она, во-первых, красилась сама, а во-вторых, от бесконечных слез макияж у нее не тек, а, значит, и поправлять его им не надо было.

Ее выход будет через двенадцать минут. За это время Офелия-Ирен и Тианис-Дэн должны изобразить знакомство и любовь с первого взгляда. В принципе, это у них неплохо получалось. Но Дана старалась не смотреть. Настрой сбивает. Потому как ей нужно сосредоточиться на своей роли, а не на том, как она бы на месте Ирен эту самую любовь сыграть.

— Вирэн, приготовьтесь. Две минуты до выхода, — напомнила мадам Желис.

Девушка величественно кивнула и сделала глубокий вдох. Затем медленный выдох. Поправила темно-зеленое платье, расшитое кристаллами, имитирующими черные бриллианты. Проверила пуанты. Силовой контур был в полном порядке. Она с гордостью провела по ним кончиками пальцев и в который раз похвалила себя за то, что купила это чудо. Пришлось, правда, полтора года стипендию откладывать, отказывая себе буквально во всем. Денег даже на дешевые мятые леденцы не было. Про косметику или походы в кино с остальными ребятами даже говорить было нечего. Этим отчасти объяснялось, почему Дана все выходные проводила в тренировочном зале. И для учебы польза, и соблазнов меньше. Ведь невозможно ничего скопить, если постоянно тратишь и без того скромное содержание на всякую ерунду.

Но пуанты того стоили и выгодно отличались от обуви, которую им выдавали. Она в отличие от купленных девушкой была бюджетным вариантом. Ее нужно было одевать, как самую обычную обувь. И даже атласные ленточки завязывать. Да, там внутри создавалось силовое поле, позволяющее стакану держать форму. Но это все равно было не то. Чтобы настроить их под свои параметры нужно полчаса убить. В то время как ее были оснащены интеллектуальной системой и сами настраивались под стопу и нагрузки.

Еще одним плюсом профессиональной обуви было то, что нано-волокно невозможно порвать или как-то испортить — хоть режь. Только вот резать, как раз силовой контур и не даст. А еще пуанты Дианы могут стать любого цвета. И испачкать их нереально. Даже при большом желании. Так что, по мнению многих, это была мечта, а не обувь.

Девушка поднялась и медленно не торопясь пошла к сцене. Сейчас зазвучат аккорды ее выхода.

— Дыши и ничего не бойся, — сказала она самой себе. — Все будет хорошо. Ты знаешь свою роль и станцуешь так, что зрители ахнут. Дыши и ничего не бойся.

Самовнушение отчего-то не помогало. Сердце ее все равно трепетало в груди, как будто бы желало выскочить, вырваться из клетки моего тела и расправиться белыми лебедиными крыльями у нее за спиной.

Ей было страшно. И в то же самое время, она ничего не хотела с той же неистовой силой, как выйти на сцену и танцевать, понимая: ее поведет музыка. И она будет следовать за ней, открывая зрителям свою душу, даря им совершенство линий — чудо под названием «классический балет».

Шаг из-за кулис. Второй. Третий. И на сцене уже не Диана Вирэн — студентка предпоследнего года обучения Танийской Академии Классического Балета, а Лоремина.

Даны больше нет. Есть только музыка и образ, который мне нужно раскрасить. В данном случае, в цвет вечерних сумерек.

   Точность. Легкость. Стремительность. Грация. Движения на грани боли, на грани человеческих возможностей.

ГЛАВА 4

Актеры очень часто бывают суеверны. Но актеры балета подчас могут переплюнуть в этом всех своих коллег. У них столько табу, что остальным и не снилось. И если ты воспитываешься в такой атмосфере всю свою жизнь, поневоле заражаешься подобными глупостями.

Хотя рациональное зерно можно найти почти во всем. И у многих «плохих» примет есть вполне логичное объяснение. Например, нельзя одалживать косметику. Мало ли какой сюрприз в ней может быть скрыт? Были прецеденты, когда вероломная подружка подмешивала в помаду сильнейший аллерген, и после этого несчастная жертва пропускала спектакль, отлеживаясь в больничном крыле. Но почему нельзя смотреться в зеркало и спать с распущенными волосами в ночь перед премьерой, Дана недоумевала до сих пор.

А еще по Танийской академии ходила страшилка о Проклятом классе. Юные студенты Академии пересказывали друг другу ночью и обязательно шепотом. Чтобы не накликать беду.

Существовало поверье о том, что, если в классе учились две девочки с одинаковыми именами, одна из них обязательно умирала. Оканчивала жизнь самоубийством. А если этого не случалось умирал весь класс. Так около пятнадцати лет назад все ученики последнего года обучения заболели атипичной лихорадкой, последствия которое были просто кошмарны: поражение нервной системы, а это паралич, глухота и даже в некоторых случаях потеря зрения. Завершить обучение не смог никто из них. В классе было две Александры. 

Через тринадцать лет произошла авария. Водитель автобуса, который вез ребят на экскурсию, не справился с управлением и куда-то врезался. Не выжил никто. В классе было две Марты.

И девушка с ужасом осознавала тот факт, что ее класс стал третьими в череде жертв Проклятия. А ведь они так старались этого избежать. Несмотря на все уверения учителей в том, что это всего лишь страшная сказка, ребята упрямо называли одну Диану Диной, а вторую —Даной. А те в свою очередь отзывались только на сокращенные варианты своих имен, даже когда к ним обращались преподаватели.

Была лишь одна маленькая не состыковка. Умереть должны были все. Но она-то жива. Хотя, так ли трудно это исправить?

Девушка старалась гнать от себя дурные мысли, нагружала себя физическими тренировками и учебой. Потому как чем больше она думала о произошедшем, тем меньше ей хотелось жить.

В тот день из концертного зала Андорского театра живым не вышел ни один человек. Тридцать шесть начинающих актеров, пять преподавателей Танийской Академии, тридцать шесть представителей обслуживающего персонала, двадцать сопровождающих групп и триста три ребенка. Если бы Эдмонд не зашел за кулисы, то жертв теракта было бы четыреста две. Но, видимо, Фортуна имела некоторую слабость к круглым цифрам. Вот только на большее ее не хватило.

Диане было запрещено появляться в школе. Даже для того, чтобы просто собрать вещи и попрощаться. Ее багаж пришел по почте вместе с уведомлением об исключении.

   О несколько часов просидела, всматриваясь в сухие строчки:

   «Уважаемая мисс Вирэн, мы вынуждены сообщить Вам о том, что администрация Танийской Академии Классического Балета приняла решение о Вашем отчислении по причине дисциплинарного нарушения, предусмотренного ст. 14, 32.5 (прогул занятий и поведение порочащее честь академии, выраженное в задержании Вас полицией) без права восстановления.

   Ваше лично дело передано в социальную службу, которая и определит место вашего дальнейшего проживания до совершеннолетия.

Заведующий учебной частью

Ричард Стоун».

Когда до девушки, наконец, дошло, что там было написано, она позавидовала мертвым. Потому что это был конец. Конец несостоявшейся еще карьеры и жизни, вообще. «Без права восстановления» — клеймо, которое тебе вряд ли удастся смыть. Какая уважающая себя школа возьмет ученика с такой записью в учебном деле? Потому что по традиции — это крайняя мера, которой всегда предшествовали более мягкие меры дисциплинарных взысканий.

Несправедливость произошедшего просто рвала ей душу. Потому что она не по своей воле провела пять дней в изоляторе для несовершеннолетних нарушителей. Просто какому-то идиоту показался, очень подозрительным тот факт, что все умерли, а двое мало того, что живы, так еще и здоровы. Но так как восьмилетнему ребенку он предъявить ничего не мог, то решил отыграться на семнадцатилетней Диане, разрабатывая версию о ее причастности к террористам. Но доказательств, даже косвенных у них не было. Нельзя же вменять человек в вину то, что он просто остался жив.

Так что ни о каком «поведении, порочащем честь академии» и речи быть не может. Де-факто. А де-юре… арест по подозрению в пособничестве террористам был должным образом запротоколирован. Уведомление, о чем, ее школа и получила. А то, что с девушки это самое подозрение было снято, уже никого не интересует. Оно ведь имело место быть. Значит решение администрации вполне законно. По крайней мере, оспорить его будет очень и очень сложно. Приютить Диану на ближайшее время, пока не будет решен вопрос о ее дальнейшем будущем, согласилась семья Эдмона.

Девушка ведь считается сейчас несовершеннолетней, оказавшейся без опекунов. Танийская академия сняла с себя всю ответственность за бывшую воспитанницу, оставив девушку не только без диплома, но и даже без крыши над головой.

И так как опротестовать решений администрации школы и потребовать сдачи итогового экзамена можно только будучи совершеннолетним, на ближайшие десять месяцев она оказывалась совершенно неприкаянной. На сорок три просьбы о переводе другие балетные школы вежливо ей отвечали, не могут ее принять и посоветовали обратиться не ранее, чем через год.

В общем, ей светило возвращение в тот самый интернат, который она покинула двенадцать лет назад. И это в лучшем случае. В худшем ее ждало учреждение для трудных подростков с упрощенной учебной программой, отсутствие свободного времени для тренировок, решетками на окнах и сверстниками-психопатами.

ГЛАВА 5

Вадим с тоской посмотрел на старую, немного выцветшую фотографию, стоявшую в дорогой деревянной рамке на его письменном столе. Семь молодых парней в парадной форме Летной Академии задорно улыбались ему из глубин прошлого. Он вздохнул, взял со стола стакан с виски и сделал большой глоток. Напиток привычно обжег горло.

Судьба мальчишки, которому выпала удача (или неудача, это как посмотреть) появится на свет в семье потомственных офицеров, решена с первых минут жизни. Веселое беззаботное детство в кругу семьи. Потом десять лет в кадетском корпусе. А далее одна из Военных академий, коих насчитывается великое множество. И это единственное решение, которое будущий офицер принимает, не оглядываясь ни на кого. Потому что каждый взрослый человек должен выбирать свой путь в жизни. Следование по навязанному еще никого до добра не доводило.

Но вопрос: «Куда податься?» — перед юным Вадимом Авериным не стоял никогда. Насколько он помнил, все мужчины его семьи служили в Космическом флоте. Прадед был адмиралом. Один дед — полковником, другой — Ведущим звена истребителей. А отец трагически погиб на рядовом задании. Ничего героического. Просто несчастный случай. Вадиму тогда едва исполнилось пять лет, и заботу о воспитании внука взял на себя дед по отцовской линии.

Мама… его добрая милая, но слабая мама боялась сказать свекру и слово, поэтому в воспитательный процесс не вмешивалась, хоть и не всегда одобряла методы главы семьи. Но мальчик зла на нее никогда не держал. И пусть полковник Аверин (назвать этого несгибаемого человека дедушкой у него язык не поворачивался) был с ним жёсток, а иногда даже жесток, он все же воспитал в нем твердость и силу духа, научил бороться до конца. Но в полной мере оценить этот подарок Вадим смог только спустя много лет. Сейчас. Потому что несмотря ни на что он не сдался, не сломался под грузом свалившихся на него проблем.

Сегодня была годовщина того самого боя, который изменил его судьбу. И этот день, начальник Курса Артенийской Военной Академии, майор Вадим Аверин, обычно проводил один, запершись в своем кабинете. Его компанией всегда были бутылка виски, фотографии и конечно воспоминания о тех, кого уже не вернуть.

Вообще подобное не часто встречается в военных академиях. Все-таки слишком разные люди там учатся. Да и распределение обычно разбрасывает однокурсников по миру. Какой смысл привязываться к тем, кого ты возможно больше никогда не увидишь просто потому, что ваши пути разошлись?

Нет, конечно, дружба явление в военных академиях не редкое. А товарищество, вообще, свято. Но людям в основном достаточно одного-двух приятелей. А их было семеро. Шесть выпускников и один второкурсник, неведомо как к ним прибившийся. И они были настоящими друзьями. Можно даже сказать, братьями. И даже каким-то чудом попали в одну эскадрилью. Выпускники, разумеется. Майк в это время, слава Богу, еще учился.

Пятеро его друзей стали Ведущими звеньев, а он сам командиром их крыла. А потом разразился Верийский Конфликт. И что дернуло спокойных и достаточно мирных верийцев объявить систему, граничащую с их империей, своей исконной территорией?

И в связи с этим Федерация Земных Миров должна была им ее отдать, да еще и извиниться. Вот только эти планеты более дух сотен лет не имеют к верийцам никакого отношения. На них живут граждане Федерации. И по прихоти имперцев жители должны были бросить свои дома и бежать из системы? Просто потому, что тем захотелось расширить зону влияния и отхватить целых десять планет, богатых полезными ископаемыми?

Их корабли появились у Фаэта — одной из пограничных планет неожиданно. То есть ультиматум-то люди получили заранее. Общий его смысл укладывался в одно единственное предложение: «Если не уберетесь из системы за пять дней, объявим войну». Но серьезно это не воспринял никто. Потому что та Верия в сравнении с Федерацией, как одиночный истребитель рядом с крейсером. Определенный риск, конечно же есть, но все равно как-то несерьезно.

Все, включая и Верховное адмиралтейство Федерации посчитали это политическим ходом, блефом с целью выторговать что-либо. Но оказалось, что все не так. Они действительно решили воевать, хоть это и было настоящим самоубийством.

В общем встречать вражеский флот довелось одной только Пятой Летной Дивизии, которая несла службу на границе. Место это считалось спокойным и безопасным. Ведь соседи за последние восемьдесят лет в конфликты с соседями не вступали. 

В тот день, крыло Вадима несло дежурство. Привычная работа. Рутина даже, можно сказать. Все, как всегда.

Вот только случилось непредвиденное. Их радары засекли приближение многочисленных кораблей. На глазах пораженных летчиков из гипер-пространства материализовался флот верийцев и нанес мощный удар по военной базе, располагавшейся на спутнике планеты.

Тому, кто хоть раз слышал, как шипят плазменные лучи, разрезающие камень и железо не забыть их никогда.

Удар Имперцы нанесли такой силы, что буквально за несколько минут их база превратилась в груду искореженного метала, погребая под собой тех, кто не успел выступить на боевые позиции. А это большая часть их гарнизона, в числе которого весь старший начальствующий состав. А Вадим неожиданно для себя самого оказался среди выживших одним из десяти старших офицеров.

Что может сделать восемьсот легких истребителей во главе с командиром неполных двадцати восьми лет против армады тяжелых крейсеров?

Многое. Особенно способствовало этому и то, что отступать им было некуда, а сдаться... им просто забыли или не захотели предложить.

Тот день для Вадима слился в бесконечный калейдоскоп бесчисленных вспышек на панели его истребителя, яростных криков в эфире и нечеловеческой усталости.

Каким-то чудом им удалось вывести из строя все три десантных корабля противника. В результате десант на ближайшую планету они высадить не смогли. И тогда вся мощь флота обрушилась на горстку наглецов, спутавших их планы.

ГЛАВА 6

Неожиданно в дверь постучали. Майор нахмурился, но все, же встал со своего кресла и пошел открывать. Хотя настроение это ему не подняло. Ну, неужели он не мог побыть наедине с самим собой хотя бы один вечер?

И кому он мог понадобиться? Занятия давно кончились. Академия, вообще, должна быть пуста. Его курс благополучно выпустился еще месяц назад, а головная боль на следующие пять лет должна прибыть только завтра — на экзамены. Так что, кому он мог понадобиться в столь неурочный час, он не имел ни малейшего понятия.

— Здравия желаю, — вытянулся в струнку адъютант начальника Академии — молодой парнишка лет двадцати трех со смешной морковно-рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на щеках.

— Что-то случилось? — Вадим резко подобрался.

— Нет. Все хорошо. Просто генерал просит Вас зайти к нему.

— А почему он тогда не объявил по громкой связи? Так ведь было бы быстрее.

— Сэр, — адъютант смутился. — Генерал просит Вас зайти к нему по личному вопросу. Это не приказ.

Вадим пожал плечами. Просьба или распоряжение… особого значения это не имело. Во-первых, начальству не отказывают. А во-вторых, он слишком уважал генерала, чтобы проигнорировать его, пусть и личную, но просьбу.

— Сейчас буду, — бросил он коротко, и адъютант исчез.

Вадим со вздохом вернулся к своему столу. Взял стакан. Задумчиво посмотрел на него. А потом выпив его одним глотком, взял со стола фуражку и вышел из кабинета.

Кабинет генерала располагался всего в пяти этажах от его собственного, поэтому он, махнув рукой на лифт, поднялся по лестнице.

Казалось, Академия совершенно пуста. Так же тихо было и перед кабинетом генерала. Адьютанат, видимо, уже ушел. А из приоткрытой двери пробивался луч света.

— Сэр, Вы меня вызывали?

На этот вопрос хозяин кабинета приветливо махнул рукой, приглашая его зайти. Вадим вошел и опустился на стул рядом с массивным столом начальника Академии, к которому относился с большим уважением. Полковник был честным воякой, справедливым руководителем, и просто хорошим человеком. И между ними давно уже установились доверительные — почти дружеские отношения. А без свидетелей они вообще обращались друг к другу по именам. К чему сам Вадим долго не мог привыкнуть. Все-таки между ними была солидная разница в возрасте. И называть генерала просто «Станиславом» ему было очень сложно. Но тот настаивал. Поэтому пришлось подчиниться.

Вадим посмотрел на прямое начальство и невольно позавидовал ему. Этот седой голубоглазый мужчина был счастлив. Потому что находился на своем месте. Он любил свою работу, души не чаял в жене и двух дочках и пользовался всеобщим уважением.

— Извини что оторвал, — Дорга мягко улыбнулся.

— Я ничем важным занят не был. Просто… отдыхал.

— Давай выпьем?

Генерал пододвинул ему бокал и плеснул бренди. Дорогущего, как невольно заметил Вадим. Мужчина поймал недоуменный взгляд подчиненного, весело рассмеялся.

— Не переживай. Не стал я миллионером. Старые друзья балуют, — он налил себе и взял бокал в руку. — Давай, за старых товарищей!

Вадим кивнул и залпом выпил.

— Итак, — генерал протянул ему планшет и весело объявил. — Наше пополнение. Здесь информация по твоим будущим подопечным.

— Так экзамены только завтра.

— Да. Но кое-кто уже зачислен. Они как бы идут вне конкурса, хоть и сами об этом не знают. Вот об этих ребятах я бы и хотел с тобой поговорить.

Майор удивленно посмотрел на него. Дела могли ему отдать завтра. Да и указания о том, на что необходимо обратить внимания при работе с тем или иным курсантом тоже. Ежегодный набор — это стандартная схема. Причем тут личный контроль начальника академии? Неужели он решился взять ребят, с которыми могут быть серьезные проблемы?

— В этих детях есть что-то особенное?

— Да. Они талантливы. Все трое. Но с каждым из них могут быть… сложности, — оправдал самые нехорошие подозрения Вадима генерал.

— А зачем их тогда, вообще брать?

— Потому что не сделать этого я не могу. Итак, начнем с самого простого. Вера Скольник. Девочка из уважаемой семьи и меня «попросили» проследить за тем, чтобы ее приняли. Отказать человеку, который когда-то давно спас мне жизнь я не смог. Но с ней будет сложно. Она, конечно, получила блестящее образование, но контролировать свой бешеный темперамент не умеет совершенно. Обожает быть в центре внимания. Агрессивно реагирует на критику. Самооценка зашкаливает. Ее придется активно перевоспитывать.

— Ничего. Обломаем. Пара лет и шелковой станет.

— Собственно, ее дед на это и надеется. Далее Джейсон Риз. Очень интересный мальчик. Но из-за конфликта с отцом наотрез отказался поступать в нашу академию. А тот, вместо того, чтобы ослабить давление, выставил ему ультиматум личного характера.

— То есть он начнет бунтовать?

— Скорее всего, нет. Не рискнет. Но сам понимаешь… учиться в полную силу скорее всего не станет. Просто чтобы хоть в чем-то отстоять себя.

— Могу я поинтересоваться, чем конкретно ему пригрозил отец? Это что-то серьезное?

— Более чем. Что разведется с женой и отнимет у той малолетнюю дочь. А Джейсон очень любит мать и сестру.

— Вот же сволочь!

— Не без этого. Вадим, я не хочу, чтобы мальчишка сломал себе жизнь. А именно это случиться, если пустить все на самотек. Он ведь и, правда, талантливый.

— Ладно. Присмотрю за ним. Если что — Майка попрошу. Он удивительно легко находит общий язык даже с самыми сложными «детишками». Ну, а на десерт? Чует мое сердце, что третий курсант двум другим фору даст по части создания проблем.