Сан-Франциско, Калифорния
Весна 1879 года
Громкий стук и глухие удары…
Реакция Кэт была мгновенной: она скользнула рукой под подушку и выхватила дерринджер, с которым не расставалась и ночью. Женщина буквально захлебывалась ужасом, но постаралась взять себя в руки.
За последние годы в ее жизни изменилось многое. Очень многое. Но страх остался. Громкий шум по ночам возвращал ее в кошмар прежней жизни, когда мужчины, тяжело протопав по коридору, колотили в двери. Прошло несколько лет, и они стали колотить в ее дверь. Стучали в дверь и врывались в комнату.
Стряхнув остатки сна, женщина осознала, что ночь прошла. Светало. Шум, разбудивший ее, доносился откуда-то с улицы, извне; ее жилище оставалось по-прежнему в безопасности.
Она, Каталина Хилльярд, была хозяйкой и царицей салуна «Серебряная леди», а ее личные апартаменты располагались над помещением салуна.
Кэт осторожно положила пистолетик на место и поднялась с постели. Она медленно подошла к окну, отбросила нежно-зеленую занавеску и выглянула на улицу с намерением определить причину шума, разбудившего ее.
Сан-Франциско был хриплым, нахрапистым городом, раем для нуворишей и безрассудных авантюристов.
Город людей с темным прошлым, таких, как она. Неспокойный город. Строящийся и перестраивающийся город.
Шум, доносившийся с улицы, был не обычный, странный, привлекающий внимание.
Окно, как всегда, было распахнуто. Каталина любила бодрящую свежесть ветра, прилетавшего с залива, так не похожую на удушливое, затхлое тепло Натчеса-под-Холмом и множество других городишек, расположенных по берегам Миссисипи.
До слуха женщины вновь донесся громкий звук удара, и в рассветной дымке она различила источник шума: деревянная вывеска на доме, расположенном наискосок через дорогу. Один конец вывески сорвался с гвоздя и, раскачиваясь, ударял по стене дома. На вывеске с трудом можно было прочитать: «Славная дыра»; но одна буква потускнела и была почти не видна, и убожество надписи только подчеркивало позор и бесчестье, постигшее это заведение.
Жалкий вид салуна несколько оживил женщину. Каталина никогда бы не призналась, что приложила руку к тому, чтобы салун пришел в его нынешнее убогое состояние. Но именно она последовательно способствовала краху одного за другим четырех владельцев салуна и знала, что будет продолжать вставлять палки в колеса всякому, кто вознамерится возродить заведение и его былую известность. Пытаясь наладить дело, бывшие владельцы испробовали все возможные способы привлечения публики, включая дешевое разбавленное виски и проституток, но как раз это и ненавидела Каталина Хилльярд больше всего на свете, и она последовательно разорила всех четверых. Победа была сокрушительной, и в течение последних двух лет никто не пытался открыть салун вновь. Брошенное здание разваливалось на глазах; большую часть вывезли в уплату долга последнего владельца; полуразвалившееся строение служило случайным приютом всякому отребью: людям и животным.
Немногое осталось внутри некогда прочных стен: ужасающе длинная стойка бара да расстроенное пианино, слишком громоздкое, чтобы его вывезли. Каталина даже не знала, кому сейчас принадлежит салун, хотя краем уха слышала, что один из кредиторов прежнего владельца взял помещение в уплату карточного долга.
Но если он попытается открыть салун, она поступит с ним так же, как поступала с прежними владельцами, Грохот вывески об угол дома как бы подтвердил ее намерения. Ни один человек, если он пребывает в здравом уме, не станет пробовать в пятый раз. Каждый житель Сан-Франциско знал поучительную и печальную историю крушения «Славной дыры».
С этой счастливой, убаюкивающей бдительность мыслью Кэт отошла от окна, потряхивая густой гривой темных волос. Вчера она была слишком утомлена, чтобы расчесать волосы на ночь, так что утром придется изрядно потрудиться, чтобы привести голову в порядок.
Женщина зажгла масляную лампу и критически взглянула на себя в зеркало. Кожа все еще сохраняла гладкость и упругость, глаза — ярко-зеленые. Слава Богу, на лице еще не было морщин, несмотря на бессонные ночи и напряженную работу. Каталине Хилльярд было тридцать семь, может быть тридцать восемь: она не знала ни точной даты, ни даже года рождения. Кэт знала, что была красива. В прошлом ее лицо и фигура были ее проклятием. Надо признаться, что и своим успехом «Серебряная леди» была обязана красоте своей хозяйки. Это была красота «на расстоянии». Вне досягаемости. Каталина Хилльярд оставалась недоступной одинаково для всех. Ее называли Ледяной Королевой, и это ей очень нравилось. Имя было частью имиджа, который она усердно создавала. Пройдет еще несколько лет, и ей не придется беспокоиться ни о своей внешности, ни о своем имидже, потому что у нее будет достаточно денег, чтобы исполнить любые свои причуды. Каталина мечтала о том времени, когда сможет, накопив капитал и закончив дела, переселиться в провинцию, поближе к морю, где бы ее никто не знал и она бы чувствовала себя в безопасности. Еще несколько лет. Несколько лет ей надо продержаться без конкурентов.
Вновь раздался грохот вывески. На этот раз звук удара обрадовал женщину. Он означал, что она победила, а ее соперник повержен. И Кэт решила, что этот звук ей по сердцу.
Адвокат взирал на Марша Кантона так, как будто столкнулся с прокаженным. Или слабоумным.
Самого Марша нисколько не заботило, какие чувства он вызывал у юриста. Но, видимо, в том деле, о котором он намеревался проконсультироваться, было что-то «не то».
Марш окинул адвоката взглядом, который подавлял большинство мужчин. Это возымело свое действие, хотя совсем не в такой степени, как рассчитывал Марш. Следовало признать, что адвоката Дэйвида Шулера Скотта голыми руками не возьмешь и взглядом не запугаешь.
Этого адвоката рекомендовал Маршу владелец отеля, в котором Кантон остановился, по имени Квинн Девро. О Скотте Девро поведал, что он редкость, какой в Сан-Франциско может по праву считаться честный адвокат.
Сейчас Марш припомнил, что Девро посмотрел на него несколько странно, когда он впервые упомянул «Славную дыру».
— Что вы собираетесь делать с ней? — спросил Скотт.
— Стать ее владельцем, — терпеливо объяснил Марш. Глаза его сузились. — Это ведь вполне законное дело, не так ли?
— О да. Представляется, что это вполне законно. Но почему бы вам не попробовать продать ее? Здание вполне могло бы сгодиться под… — адвокат не договорил. На что, к черту, может сгодиться это здание, если через улицу наискосок находится салун «Серебряная леди»? Ни школа, ни частный дом, ни даже магазин не смогут поместиться в нем. Порядочные женщины не жалуют этот район.
— Здание могло бы сгодиться под салун, — закончил за Скотта Марш.
Дэйвид Скотт подался в сторону своего нового клиента. За короткое время он уже не один раз вывел адвоката из равновесия. Его новый знакомый назвался Мартом Кантоном, нечто в памяти адвоката отозвалось на это имя, но он не мог точно вспомнить что. Но то, что от клиента исходило дыхание беды, Дэйвид Скотт чувствовал определенно. Беды и опасности. Первым побуждением Скотта было отказать Маршу Кантону в услугах, но его рекомендовал Квинн Девро, старинный и очень солидный клиент, которому Дэйвид Скотт был обязан.
— Думаю, мне нужно предупредить вас, мистер Кантон, что четверо владельцев «Славной дыры» разорились один за другим.
Марш Кантон пожал плечами:
— Интересно почему?
— Некая леди напротив не переносит конкурентов, — ответил Дэйвид.
— Леди?
— Каталина Хилльярд. Ее называют Ледяной Королевой Сан-Франциско. Она владеет и управляет салуном «Серебряная леди».
— Женщина владеет и распоряжается салуном?
— Да, черт возьми, — ответил Дэйвид, довольный уже тем, что ему удалось заставить удивиться бесстрастного мужчину напротив. — Очень красивая. И очень решительная.
— А каким образом она избавляется от конкурентов?
— По-разному. Например, владельцу салуна наносят неожиданный визит из полиции, а потом предъявляют обвинение в нарушении общественного порядка, в продаже разбавленного виски, в нечестной карточной игре.
— Все эти обвинения соответствовали действительности?
— Я думаю, некоторые — да.
— Я не собираюсь допускать, чтобы меня обвинили в чем-то подобном.
Дэйвид судорожно проглотил слюну. Он подозревал, что, если Каталине не удастся выжить его клиента законными методами, она прибегнет к незаконным.
— Дом находится в плачевном состоянии, — искал убедительные доводы Дэйвид, пытаясь отговорить Марша.
— Я отремонтирую его, — парировал Кантон.
— На это понадобится уйма денег.
— У меня есть деньги.
Расстроенный тем, что клиент не принимает его доводы во внимание, Дэйвид вздохнул. Кантон был одет не модно, но одежда была сделана добротно и известными фирмами. И привлекающая внимание. Марш был весь в черном. Рубашка, брюки, куртка, ремень и даже чехол для оружия. Эти, последние, аксессуары особенно привлекали внимание: в Сан-Франциско, где оружие было такой же необходимой принадлежностью костюма, как ботинки, теперь оно становилось редкостью. Темные глаза Марша и волосы цвета эбенового дерева были в одной гамме с его одеждой; что касается взгляда… это был очень необычный взгляд. Дэйвид никогда не встречал глаз, которые бы ничего не добавляли к внешности своего обладателя; глаза Марша не предавали своего хозяина: они были как затемненное стекло; пронзая других, они не пропускали внутрь ни одного нескромного постороннего взгляда.
— Но почему, мистер Кантон?
Марш изогнул бровь.
— Что — почему?
— Почему вы так настаиваете на «Славной дыре»?
— Я выиграл ее.
— Вы выиграли больше неприятности.
Дэйвид ни на секунду в этом не сомневался. Неприятности бывают разные… А он был знаком с Каталиной Хилльярд.
— «Славная дыра» — не единственный салун в городе. Есть другие. И можно стать владельцем другого заведения.
Марш и сам не знал, почему «Славная дыра» стала настолько важной для него, но это так. Он думал о салуне на протяжении всего пути из Колорадо. Может быть, это был его шанс сложить оружие. Салун стал для него наваждением, он даже не мог понять почему. О себе он знал, что, если он принял решение, изменить, его не удастся никому. Сейчас он был полностью поглощен идеей стать владельцем «Славной дыры». Ничего этого он не сказал Дэйвиду Скотту. Он просто произнес твердое «нет».
— Что вы собираетесь делать с салуном? — не унимался адвокат.
Марш пожал плечами:
— Азартные игры. Виски. Что еще может быть в салуне?
— У вас есть опыт в подобных делах?
Марш кивнул.
— Вы даже не представляете себе, какой легкомысленный поступок вы совершаете, — слегка улыбаясь, произнес Скотт, думая про себя, что одни глаза Марша Кантона отпугнут большинство посетителей. Не говоря уже о своеобразной мужской грации, с которой он носил оружие, грации, которая является следствием хорошего знакомства и обращения со смертоносным инструментом.
Губы Марша дрогнули в намеке на улыбку. «Как мало в ней тепла», — подумал Дэйвид.
— Именно поэтому мне нужен человек, который мог бы меня представить здешнему обществу и прикрыть в случае необходимости. Я рассчитываю на вас.
Последнее было произнесено с неохотой. Дэйвиду не составило большого труда заметить, что Марш не любил обращаться за помощью. И впервые за время их общения адвокат испытал теплое чувство к своему клиенту. Это говорило о внутренней честности и об осознании пределов своих возможностей. Дэйвид ответил весьма уклончиво и в свою очередь поинтересовался:
— А почему бы вам не взглянуть на салун прежде, чем вы примете окончательное решение?
— В этом нет необходимости.
Скотт покачал головой.
— Я палец о палец не ударю в этом деле, пока вы лично не осмотрите «Славную дыру».
Марш поднялся, смерил Дэйвида пристальным взглядом, как будто снимал размер для гроба, и неожиданно кивнул:
— Я еще вернусь.
Адвокат, не дыша, следил, как Марш повернулся, покинул офис, и только тогда перевел дыхание. Совершенно ясно, что после того как Кантон увидит, в каком состоянии находится салун, он не вернется.
Тем не менее, подумал Дэйвид, Марш Кантон любопытный клиент. Весьма любопытный… Вызов Каталине Хилльярд… Неожиданно Дэйвид усмехнулся. Его клиент был похож на других, кто пытался превратить «Славную дыру» в доходное местечко. Подумав еще, Скотт пришел к выводу, что у Марша Кантона было много общего с Каталиной Хилльярд. Любой мул мог бы гордиться железным упрямством, которого, судя по всему, было вдоволь и у Марша Кантона, и у мисс Хилльярд.
А их глаза…
Его неожиданно осенило: у Марша и Каталины было одинаковое выражение глаз: осторожность и отчужденность, предупреждение, чтобы не приближались слишком близко. Привлекательность Каталины складывалась из многих черт и черточек, не последней из которых была и эта «не тронь меня» манера поведения, одновременно вызывающая и чарующая.
Дэйвид Шулер Скотт облокотился на стол и вздохнул. На лице его застыло задумчивое выражение.
Маршу было достаточно бросить беглый взгляд на «Славную дыру», чтобы понять нежелание адвоката продолжать это дело.
Деревянная вывеска, болтавшаяся на одном гвозде, с грохотом ударяла по стене. Марш стоял и смотрел как вкопанный, вспоминая то, что случилось пятнадцать лет назад. Глухие удары, совсем как эти, свидетельствующие о бедности и запустении…
Раздался крик, и Марш очнулся: он стоял посреди улицы, мешая коляскам и экипажам. Кантон поспешил перейти деревянный тротуар, вынуждая сквернословящего извозчика попридержать лошадей. Слово «опасность» было пустым словом для Марша. Ему был неведом страх смерти. Он испытывал отвращение к некоторым способам ухода из жизни.
С того места, где он стоял, Марш вполне мог дотянуться до уродливой вывески, что он и сделал. Кантон напрягся и рванул вывеску. И подумал, что кто-то также, как он сейчас, вырвал из его жизни нечто существенное, важное, без чего само существование лишено смысла.
И он направился к салуну. От входных дверей высотой около четырех дюймов осталась лишь одна створка, да и та болталась на верхней петле. Марш уперся было во вторые, целые двери, но обнаружил, что замка нет. Двери легко поддались, и он вошел внутрь.
Неожиданно Кантон услышал глухое рычание. Собака — если это существо можно было назвать собакой — поднялась ему навстречу с места, где, очевидно, привыкла спать. Уродливее животного, он, кажется, в жизни не видел.
Марш взглянул на выбитое окно, предполагая, что именно таким путем в салун попадала собака. Животное было довольно крупным; костистые бока были покрыты рубцами; породу, к которой мог бы принадлежать этот экземпляр собачьего мира, установить было невозможно; под слоем грязи угадывалась шерсть цвета соли с перцем. Единственное, что у собаки было в порядке, так это зубы, которые обнажились в угрожающем оскале. Напружинившись, как для атаки, животное предостерегающе рычало. Марш обратился к нему ровно и предупредительно:
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — он разговаривал с собакой, как с человеком, — если ты пообещаешь мне то же.
Животное успокоилось, слегка расслабилось, и грозный рык перешел в предупреждающий оскал.
Марш сделал еще несколько шагов внутрь. В огромном зале находились только пианино и стойка бара. Кантон вспомнил о другом пианино, из своего прошлого, и взглянул на руки. Когда-то эти руки извлекали из инструмента волшебные звуки, а потом с еще большим талантом сеяли смерть. Марш подошел к заброшенному и изуродованному инструменту, дотронулся до клавиши слоновой кости и услышал мрачный стон. Звук расстроенного инструмента причинил Кантону жестокое страдание. Пианино звучало в унисон с его растерзанной душой.
Марш тряхнул головой, отгоняя болезненные мысли. Он давно продал душу и сердце. Теперь в нем не осталось даже намека на милосердие или благородство. Им руководило только стремление выжить, а делать это с годами становилось все труднее.
Марш Кантон был разбит и опустошен, как этот салун. Наверное, они подходили друг другу.
Марш ухмыльнулся, посмотрев на собаку: к миру они относились одинаково. У этого пса много здравого смысла, подумал он, предпринимая более детальный осмотр своей собственности.
Окна были разбиты, краска на стенах облупилась, в помещении стоял неистребимый запах, какой оставляют после себя непрошеные гости. Марш прислонился к стене, вынул из кармана длинную, тонкую сигару, прикурил и продолжил изучение внутреннего убранства салуна при свете огонька, отражающегося от осколков стекла.
Он солгал адвокату. Не в буквальном смысле. Но в том, что он говорил, были двусмысленность и недосказанность. Он сказал, что у него есть деньги. Да, есть. Но немного. Ему хорошо платили за работу, но его личные привычки и прихоти всегда были дорогостоящими, а смысла копить деньги он не видел. Бог свидетель, у него не было ни одной живой души, кому бы он мог завещать состояние. Поэтому он всегда останавливался в лучших отелях, заказывал дорогие блюда и изысканные вина. Кроме того, он баловался азартными играми, часто не заботясь о том, выиграет ли он или проиграет. Просто убивал время. Или «выжимал» информацию из нужного человека.
Марш уперся взглядом в то, что осталось от зеркала на стене. Не много. Пара кусочков стекла, годных только на то, чтобы отразить кусок его черной куртки.
Кусочки стекла с острыми зазубринами… похожие на те, что он нашел на обуглившихся руинах своего дома…
Перед глазами у него все закружилось, и Марш уперся рукой в стену, чтобы не упасть.
Он направил свою лошадь по широкой дороге, ведущей к особняку, к «Зарослям роз». Он и его лошадь были измождены и едва переставляли ноги. Животное служило ему верой и правдой, и будь он проклят, если решится убить его из-за своего страстного желания попасть поскорее домой.
Марш поборол нетерпение и подтачивающий его страх. В этой части Джорджии ему встретилось слишком много подожженных и брошенных плантаций, чтобы он не беспокоился о том, что ждет его впереди. Когда он сражался в Вирджинии, до него доходили слухи о жестокостях, творимых армией Шермана во время броска к морю и последующей оккупации, но то, что предстало его взору в реальности, превзошло все, что он мог вообразить.
Война развеяла почти все юношеские иллюзии; но ему удалось сохранить незапятнанными воспоминания о доме, мягкой траве, плодородных полях. Лучше всего он помнил мягкость и нежность матери и сестры. Его отец и брат — оба — были убиты в первые дни войны. Дальний родственник, кузен, взял на себя труд позаботиться о хозяйстве. И несмотря на то, что Марш в течение года не получил ни одной весточки от матери и сестры, он заставлял себя думать, что это оттого, что между ними находится армия северян.
Дорога сделала последний поворот к дому, он в нетерпении вгляделся вдаль и замер как вкопанный. На том месте, где некогда стоял особняк, уродливо торчали кверху остатки двух из шести печей обгоревшего дома.
Зловещее молчание царило там, где некогда было шумно и людно. Птицам негде было вить гнезда. Даже ветру не за что было зацепиться. Старинная дубовая аллея, ведущая к дому, была срублена, а деревья пущены на костры, вокруг которых, очевидно, грелись завоеватели.
От большого количества хозяйственных построек, когда-то окружавших господский двор — двух амбаров, конюшен и домиков рабов, — осталось лишь полуразрушенное жилище рабов, дверь его можно было с легкостью выбить ударом ноги. Она болталась на единственной петле, периодически ударяя в уцелевшую стену дома. Одинокий, глухой звук удара лишь подчеркивал безмолвие, царившее над руинами былого великолепия; убогость и заброшенность, поселившиеся на месте достатка.
Сад с разбитыми в нем клумбами, который лелеяла его мама, зарос сорняками; лишь несколько розовых кустов упрямо пробивались к свету. Некогда плодородные поля тоже поросли сорняками.
Марш медленно направился к небольшому фамильному кладбищу, где под сенью чудом уцелевшего дерева покоились его предки. На фоне величественных каменных надгробий странно выделялись два простых деревянных креста.
Салли Кантон и Мелисса Кантон. Под именами обеих женщин была начертана дата смерти: июнь 1864.
Марш Кантон, командир партизанского соединения, ветеран всех самых опасных сражений этой братоубийственной четырехлетней войны, молча стоял перед могилами матери и сестры и чувствовал, как слезы подступают к глазам. Он даже не сознавал, что плачет, пока на руку ему не упала горячая влага. И в этот момент душа его умерла.
Тогда ему было двадцать пять.
И он покинул пепелище, оставленное ему в наследство, и ушел, чтобы никогда не возвращаться на место своего беспечного благоденствия. И не вернулся даже тогда, когда выяснил, что произошло в том роковом июне.
Марш тряхнул головой, прогоняя наваждение. Однажды он ушел от разрухи. Ему следует поступить так и сейчас. Он еще раз обвел взглядом то, что осталось от салуна. Почему это место так притягивало его? Почему он так настойчиво желал получить то, что, в этом он мог поклясться, не имело для него ровно никакого значения — свой дом?
Проклятая скомканная бумажка, документ, была неким знаком, указанием на начало чего-то нового.
Начало? Больше похоже на финал, подумал Марш, мысленно подсчитав сумму, необходимую для восстановления салуна. На это уйдет все, что у него есть.
Он еще может уехать отсюда.
И что дальше? Брать следующий кровавый заказ? Снова убивать? Боже! Для него убийства стали совершенно обыденным делом. На службе у последнего хозяина он убил двух мужчин. Одного, защищаясь, когда тот угрожал Маршу. Второй совершил убийство ребенка. Смерть обоих была заслуженной. Но когда Кантон покинул город, где это случилось, он испытал внутреннее замешательство и угрызение совести, которой у него не было. Ничего подобного раньше с ним не случалось. Сейчас, в момент ослепляющего самоанализа, Марш понял, что давно ищет возможность личного спасения.
Ледяная Королева. Женщина — владелица салуна. Очевидно, она приложила руку, чтобы создать дурную славу заведению, хозяином которого становился он. Это был вызов.
Ну что ж. Может быть именно это ему и надо, чтобы почувствовать себя снова живым.
Черт! Что-то он расчувствовался. Все это дело выеденного яйца не стоит. Не нужно ему это заведение, особенно если оно пробуждает воспоминания, которые лучше не бередить.
Марш бросил окурок на пол и раздавил его носком ботинка.
А сейчас ему надо выпить. Очень надо.
И почему бы не заглянуть в бар напротив? Осколок зеркала на стене отразил его свирепый, волчий оскал. Марш расстегнул куртку из плотной теплой шерсти и медленно направился через улицу в салун «Серебряная леди».
В «Серебряной леди» было все, чего не было в «Славной дыре».
Марш вынужден был признать, что, по всей видимости, это был самый лучший салун из тех, что ему довелось посещать еще с довоенных времен, а тогда он был вхож в наиболее респектабельные заведения Ричмонда и Вашингтона. Кроме того, «Серебряная леди», определенно, была одним из самых просторных салунов.
Ярды твердой, прочной древесины, натертой до блеска, простирались вплоть до роскошного бара, вырезанного из красного дерева, который занимал всю ширину зала вдоль его задней стены. Часть помещения занимали приспособления для азартных игр: две рулетки, несколько столов для игры в покер, стол для игры в «Черного Джека», во главе которого царствовал элегантно одетый крупье.
Слева возвышалась небольшая сцена, на которой было установлено пианино. Лестница у задней стены вела куда-то наверх и обрывалась небольшой площадкой, сужающейся до размеров коридора.
Зал утопал в сиянии люстр, свет которых отражался в многочисленных зеркалах и усиливался блеском прекрасно натертого пола.
Нежно-голубые бархатные занавеси обрамляли окна и сцену.
Салун выглядел гостеприимно, даже дружелюбно. Такое чувство впервые возникло у Марша в заведении подобного толка. Недалеко от входной двери находился уставленный кушаньями стол. По свободному пространству зала были разбросаны столы и стулья для гостей. Немногочисленные мужчины — некоторые в компании хорошеньких девушек из заведения — потягивали через соломку охлажденные напитки, редкое нововведение в сапунах Запада, и Марш предположил, что стоимость льда измеряется астрономическим числом.
Стоило Маршу приблизиться к стойке и присесть, как перед ним, словно из-под земли, появился улыбающийся бармен:
— Что прикажете, мистер?
— Виски, — бросил Марш.
Мужчина понимающе кивнул и налил солидную порцию виски в кристально чистый бокал. Марш был потрясен. В салунах Запада чистота была редкостью. Марш сделал глоток и вынужден был отдать должное отменному вкусу напитка, крепкого, неразбавленного.
— Вы недавно в нашем городе? — поинтересовался бармен.
Марш кивнул. Бармен, неплохо вышколенный и обученный, когда следует поддерживать беседу, а когда лучше от нее воздержаться, ограничился вопросом:
— Еще стаканчик?
Марш снова кивнул. Ему было полезно принять внутрь, чтобы сравнение «Серебряной леди» со «Славной дырой» не было чересчур болезненным.
К Кантону нерешительно приблизилась молодая светловолосая женщина.
— Вы не будете возражать, если я присоединюсь к вам?
Марш пристально разглядывал девушку. Она, как и виски, была «супер», выше всяких похвал. Ей было лет восемнадцать или около того. Ему нравились женщины постарше, но она была нежна и прелестна, и от нее исходило трепетное чувство незащищенности. У этого создания были выразительные глаза кофейного цвета, а в ее улыбке беспомощная искренность и отсутствие опыта девушки из заведения. Если бы Марш хотел разделить с девушкой компанию, он бы выудил кое-какие сведения из нее об этом заведении и его хозяйке, но он был в дурном расположении духа. Вид разрушенного салуна всколыхнул запретные воспоминания, а сознание того, что его надул жалкий, проигравшийся картежник, подпитывало нарождающийся гнев.
Марш посмотрел в лицо девушки. Их глаза встретились, и в ее взгляде он прочитал знакомое ему смятение. Философы говорят, что глаза — это зеркало души, а про свою душу он точно знал, что она черна, как сам грех. Не много людей могли выдержать его взгляд. Адвокат Скотт был одним из немногих, но и он чувствовал себя не в своей тарелке, когда им пришлось скреститься взглядами.
Молодая женщина отошла немного назад, хотя продолжала вопросительно поглядывать на Кантона.
«Почему бы и нет?» — неожиданно подумал Марш и изменил первоначальные намерения. Девушка была очень необычной. Непохожей на других. Но не может же она быть такой застенчивой, какой кажется, если работает в салуне. Может, ему повезет, и он разузнает что-нибудь новенькое о Ледяной Королеве, которой, очевидно, в эти утренние часы в заведении не было.
Марш кивком подозвал девушку, жестом — бармена и, не спуская с нее глаз, спросил:
— Чего бы вам хотелось?
— Шампанского, — ответила она слегка дрожащим голосом. «По цене это не дороже чая», — подумал Марш и заказал бармену бокал шампанского для женщины и еще пару стаканов виски для себя. Это будет его сегодняшней дозой. Как всегда. Стакан еще не дрожал в его руке, но человеку с его профессией не следует распускаться. Слишком часто лишь доли секунды отделяют жизнь от смерти.
Когда спиртное было готово, Марш взял стаканы и бокал и последовал за девушкой к столику. Она присела и дрожащими пальчиками приняла бокал.
— Меня зовут Молли, — представилась девушка, ожидая, что клиент назовет свое имя.
— Кантон, — отрывисто бросил Марш, надеясь, что его не опознают. Сомнительно, чтобы кто-нибудь заинтересовался им — он никогда не работал в Калифорнии, но здесь кто-то пустил о нем душераздирающую байку. В основном — выдумка, но кое-что соответствовало действительности.
— Это первое или последнее имя?
— Просто Кантон — и все, — хмыкнул Марш.
Девушка совсем разнервничалась.
— Вы здесь впервые?
Он слегка улыбнулся в ответ и кивнул.
Молли нервничала, прятала глаза, совершенно сбитая с толку тем, что читала в его глазах и улыбке. Девушка прикусила губку, потом сделала крохотный глоток. Марш с интересом наблюдал за ней. Она ничем не походила на обычных девушек из заведения, которых он встречал раньше. Слишком уж неуверенно она себя чувствовала. Интересно, есть ли наверху потайные комнаты для интимных встреч, торгует ли Ледяная Королева девушками, как она торгует спиртными и азартными играми. Для него это был предмет интереса, а не желания. Марш был заинтригован. Застенчивая, пугливая девушка из салуна встретилась ему впервые.
Марш ждал следующего вопроса, не пытаясь облегчить участь девушки, и не отводил тяжелый, испытующий взгляд. Это было не в его правилах — облегчать людям жизнь. Девушка, казалось, лишилась дара речи, может потому, что была несообразительной, может потому, что он ее запугал. Одна ее рука лежала на столе, второй она сжимала пустой бокал.
Марш постарался улыбнуться как можно искренней. Он предполагал, что это успокоит ее, но эффект оказался прямо противоположным: бокал разлетелся вдребезги, поранив ей руку. Девушка вскрикнула от неожиданности, и возле нее мгновенно оказался бармен. Он не спускал с Марша пристального свирепого взгляда, пока перевязывал Молли руку.
— Ах, Молли, — с искренним сожалением проговорил верзила, — я схожу за Каталиной.
Марш уселся за стол, с любопытством наблюдая за происходящим. Скромная девушка из заведения. Бармен — опекун. Странно. Марш осмотрелся. Взгляды посетителей салуна были устремлены на него.
Он услышал какой-то шум наверху и бросил взгляд на лестницу, по которой торопливо спускалась женщина.
Ни одна представительница слабого пола не смогла внушить ему благоговейного страха. Бог свидетель, он повидал на своем веку немало женщин, многих без труда уложил в постель, но, не кривя душой, он мог утверждать, что женщина, которая спускалась по лестнице, была уникальной, единственной в своем роде, но почему — этого он не мог понять.
А вот почему ее называли Ледяной Королевой, он понял сразу. Совсем не из-за цвета волос. Он предполагал, что хозяйка салуна голубоглазая блондинка. В действительности ее волосы оказались не светлее его собственных, а глаза сверкали зелеными изумрудами. И тем не менее не красота была причиной прозвища. Ледяная Королева спустилась в зал, и вместе с ней спустилось некое холодное сияние, свечение, окружающее ее и отделяющее от всего мира.
Мысль была столь быстрой и точной, что Марш поразился. Женщина заинтриговала его. Очаровала его. Очень мало приятных событий было у Марша за последние дни, и внезапно возникший интерес удивил даже его. Женщина приблизилась, и он встал.
Все внимание ее было сосредоточено на Молли и на окровавленной салфетке.
— С тобой все в порядке?
Молли кивнула, пристыженно и слегка испуганно глядя на Каталину.
— Да. Это просто небольшой порез… Извините.
Кэт осторожно сняла повязку и внимательно осмотрела рану. Затем она перевела взгляд на Марша, как будто только что заметила его. В ее зеленых глазах бушевал гнев.
— Это случилось по вашей вине?
За свою долгую изломанную жизнь Марш был повинен во многих неприятностях, но причинить боль женщине… Он весь подобрался и насторожился.
Но тут вмешалась Молли.
— Нет, нет, мисс Каталина… Этот человек не сделал ничего плохого… Я нервничала… и сама разбила бокал…
Марш отдал должное честности и мужеству девушки.
— Он тебе ничего плохого не сказал? — не унималась Каталина.
Молли отрицательно покачала головой.
Тогда женщина повернулась к бармену:
— Помоги ей подняться и пошли Вильгельмину за доктором.
Наконец, она остановила свое внимание на Марше, рассматривая его так пристально, как рассматривают насекомое под микроскопом.
Обычно Марш и сам так же медленно и внимательно изучал людей. Он не был уверен, что смена ролей пришлась ему по душе.
— Мистер?..
— Кантон, — быстро ответил он. — А вы, должно быть, Каталина Хилльярд?
На этот раз насторожилась она. Было ясно, что она привыкла управлять ситуацией, и так же ясно, что сейчас штурвал управления переходил из рук в руки.
— Я не позволю грубо обращаться с девушками, которые здесь работают, — холодно отчеканила Каталина.
Марш удивленно изогнул бровь и изрек:
— Это нечасто встречается в заведениях такого рода. Так или иначе, я надеюсь, что любой из посетителей подтвердит, что не я являюсь причиной неприятности. — Голос Марша приобрел твердость. — И мне нет дела до того, что показалось вам.
Их взгляды встретились, скрестились, и война началась. В этой молчаливой схватке они испытывали и прощупывали друг друга. Две сильные воли приноравливались одна к другой, испытывали одна другую. Марш чуть не утонул в ее бездонных глазах, которые тем не менее не выдали ни единого чувства, ни единого движения души.
Зато Марш успел хорошо рассмотреть ее прекрасно вылепленное лицо. Он попытался определить возраст собеседницы, но обнаружил, что не может этого сделать. Она принадлежала к немногочисленной группе женщин без возраста, черты лица которых скрывали количество прожитых лет. Ее настороженные глаза были глазами опытной женщины, и несколько морщинок, которые Каталина и не думала скрывать, разбегались из уголков зеленых изумрудов. То, что эти морщинки не были следами постоянного смеха, было ясно даже недалекому уму.
Марш знал, что Каталина так же холодно, методично анализирует его внешность и поведение, как он ее, и знал, что в ней достанет опыта и чувства, чтобы определить в нем убийцу. Странным было только то, что это не испугало ее, когда догадка о его занятиях достигла ее сознания и отразилась в глазах. Марш предполагал, что участвует в процессе взаимного узнавания, просвечивания друг друга, который позволит им в дальнейшем опасаться, но не бояться друг друга.
Неожиданно Каталина расслабилась.
— Вы, наверное, ненадолго приехали в Сан-Франциско, мистер Кантон?
Марш пожал плечами.
— Я подумываю об открытии собственного дела здесь.
— Того же дела, которым вы занимались раньше?
Он улыбнулся.
— Не совсем.
Вдруг они оба ощутили тепло. Необычное тепло. Опасное тепло. Такое же он чувствовал на Среднем Западе незадолго до землетрясения.
Каталина чувствовала то же самое. Он мог с определенностью судить об этом по выражению ее лица.
— Мне нужно пойти взглянуть на Молли, — женщина направилась было к лестнице, но неожиданно повернулась и взглянула на Марша. — Она здесь недавно, — добавила она тоном разъяснения, но отнюдь не извинения. — Выпивка за счет заведения.
Марш низко поклонился, как делал это в Джорджии много лет назад. Жизнь назад. Он был выходцем из семьи плантаторов, учащимся юридической школы в Вирджинии. У него были изысканные манеры и бесчисленное количество талантов: он отлично скакал на лошади, метко стрелял и в то же время прекрасно играл на пианино и был усерден в изучении юриспруденции.
У него были великолепные задатки, которые надо было развивать.
Но разразилась война и оставила в нем только те способности, которые были направлены на самовыживание и уничтожение противника.
Каталина поспешила наверх. Шелковое темно-зеленое платье плавно колыхалось и подчеркивало безупречную изящную фигуру.
Марш был так поглощен наблюдением за ее лицом, что почти не обратил внимания на все остальное. Воротничок платья был достаточно широк, а рукава скрывали руки. Подобная одежда была весьма скромна для содержательницы салуна, но, почувствовав пульсирующую тяжесть в паху, Марш неожиданно понял, что скромная одежда может быть более возбуждающей и вызывающей, чем бесстыдная нагота.
Марш сел и вытянул под столом длинные ноги. Каталина очаровала его, как, судя по словам адвоката, она очаровала многих в Сан-Франциско. Иначе у нее не было бы той власти, которой она обладала.
Она являла собой сложное переплетение взаимоисключающих черт: искреннее сострадание к Молли и настоящую ненависть к нему к моменту их знакомства. Но в ее глазах была такая холодность, какую ему едва ли доводилось встречать в женщинах.
Каталина Хилльярд была интересной. Невероятно интересной. Марш почувствовал намек на возбуждение, впервые за долгое время. А он уже было подумал, что все человеческие чувства умерли в нем. Но нужны ли они ему? Может ли он их себе позволить?
Может, и нет. Но чувствовать хоть что-нибудь лучше, чем ощущать абсолютную пустоту, в какую превратилась его жизнь несколько лет назад. Ощущение душевного вакуума не отпускало его, не давало покоя, пожирало его изнутри с тех пор, когда, убив человека, он обнаружил, что не способен чувствовать. Он не испытывал ни сожаления, ни боли, ни даже облегчения от того, что это не он, а другой человек лежит мертвым на улице, или в горячей пустыне, или на одинокой скале. Это безразличие погубило бы его скоро. Очень скоро.
Бог свидетель, он может потратить деньги, которые у него есть.
Если он прогорит с салуном, то в Колорадо он может запросить любую, самую баснословную цену за свою работу.
Его воображение рисовало красочные картины изобилия и довольства. Интересно только — пронеслось у него в голове, — действительно ли он хочет начать новую жизнь или желает проверить, сможет ли заставить растаять Ледяную Королеву.
Кэт вместе с Молли ждала доктора, однако мысли ее оставались в салуне… с незнакомцем.
Она никогда не сможет забыть его лица, слишком красивого для мужчины, но абсолютно бездушного. Она никогда не забудет его стройной, упругой, подтянутой фигуры, облаченной в черное, его потертого ремня для винтовки или револьвера — в общем, опасности, витающей над ним. Большинству мужчин Каталина не находила в жизни подходящего применения, считая их бесполезными существами, а уж смазливым мужчинам — тем более.
Какое дело может он открыть в Сан-Франциско? Не имеющее ничего общего с респектабельностью, в этом она была уверена. Ну, она сама-то была не очень респектабельной дамой, и у нее, конечно, не было никакого права судить других. Но почему ей никак не выбросить незнакомца из головы? В нем было нечто, что ставило ее в тупик, сбивало с толку. Должно быть, это следствие внезапно возникшего желания. Такого с ней никогда не случалось, несмотря на то, что…
Нет, это не может быть желанием, внушала Каталина сама себе. Не может быть.
Собрав всю свою волю, она на время изгнала посетителя из своих мыслей. И вздохнула. Что же делать с Молли?
Девушка, сжавшись в комок, сидела на стуле, комкая окровавленную салфетку. Ее глаза молили о пощаде, как глаза подстреленной лани.
У Кэт была идея использовать Молли как девушку, развлекающую клиентов. К сожалению, одним из первых клиентов Молли оказался человек, который мог бы испугать или смутить даже опытную женщину.
Боже! Ну зачем она снова думает о незнакомце?!
Каталина вновь попыталась сосредоточиться на мыслях о Молли. Кэт в своих собственных глазах была человеком бессердечным, чужое горе ее не трогало, но Молли задела какую-то потаенную струнку в ее сердце. Может быть, Молли напомнила Каталине себя, какой она была много лет назад. Запуганная, застенчивая. Бездомная.
Кэт не знала историю Молли, но во время их первой встречи в глазах девушки Ледяная Королева прочитала страх, рожденный плохим обращением, унижением, угрозами, и у нее появилось желание защитить это несчастное создание. Каталина знала, что Молли, отчаявшаяся найти работу и кров, будет за это благодарна.
Молли была непохожа на других женщин из «Серебряной леди». Работавшие здесь девушки прошли придирчивый отбор Кэт. Все они были привлекательными, разговорчивыми, живыми и опытными. Кэт платила им вполне достаточно для того, чтобы у них не появилось желания приторговывать собственным телом, и многие из них в конце концов выходили замуж за постоянных клиентов «Серебряной леди».
— Мне очень неудобно, — несмело произнесла Молли. — Он старался быть любезным, мне кажется, но…
Кэт поняла. Она ведь уже успела заглянуть в глаза незнакомцу. Но, в отличие от Молли, Каталина не испытывала страха. Она знала, что ей бросили вызов. Но когда их взгляды встретились, скрестились, она опустила глаза первой… Просто тело перестало ей подчиняться.
Интересно, придет ли он снова.
Она надеялась, что нет. Ей не нравились безрассудные чувства, которые незнакомец пробудил в ней.
Кантон. Он сказал, его зовут Кантон.
Где же она слышала это имя?
Марш вернулся в офис адвоката. Ему пришлось подождать в приемной, но это время он потратил на то, чтобы мысленно сделать ремонт и улучшить планировку «Славной дыры».
Освободившись и проводив клиента, адвокат кивком головы пригласил Марша в кабинет.
— Оформляйте документы, — приказал Кантон.
— Вы все-таки решили вступить во владения салуном?
Марш кивнул.
— Вы исправно выполнили долг, предупредив меня обо всем. И я согласен, что помещение в ужасающем состоянии. Но я уже связан обещанием.
— Обещанием? — изумился Скотт.
— Да… в некотором смысле, — на лице Кантона появилась улыбочка, способная охладить пекло ада. После нее у адвоката не должно было больше возникнуть вопросов.
Тем не менее Дэйвид Скотт отважился еще на один:
— Вы были в «Серебряной леди»?
В глазах клиента появился стальной блеск. Он кивнул.
— И вы не изменили своих намерений?
— Мне кажется, — задумчиво произнес Марш, — в этой части города достаточно места для самых разных питейных и развлекательных заведений.
Дэйвид Скотт пожал плечами. Его совесть была чиста. Он обо всем предупредил Кантона.
— Я оформлю документы на ваше имя сегодня же. Какое имя вы хотите указать в бумагах?
— Просто Кантон.
Скотт запротестовал. Марш замялся в нерешительности. Может, ему представляется случай проверить честность и надежность адвоката.
— Видите ли… моя репутация такова… что мне бы хотелось избежать огласки и лишней рекламы…
— У вас есть второе имя?
— Тэйлор.
— Тогда я укажу его.
— Хорошо. Ну, а теперь скажите мне, где можно нанять хороших плотников?
Кэт вновь проснулась от стука. Она уже успела привыкнуть к громыханию сорвавшейся вывески, но сегодня шум был совсем другой. Не так редко. Ритмично. Как будто его производила человеческая рука, а не слепая природа.
У Каталины Хилльярд появилось очень дурное предчувствие.
Она соскочила с постели. Раннее утро. Очень раннее. А у нее была утомительная бессонная ночь. Каталина подошла к окну.
Бригада плотников трудилась в «Славной дыре».
Вывеска была на месте, буквы на ней сияли новой краской.
Кэт молча выругалась.
И приготовилась к очередному сражению.
Марш с удовольствием наблюдал за работой по обновлению салуна.
Несмотря на то, что Дэйвид Скотт относился к делу Марша с изрядной долей скептицизма, он помог найти хороших рабочих. Сразу после того, как Скотт оформил все документы, Марш встретился с мастером, и на рассвете следующего дня работа закипела.
Марш расстался со своим черным одеянием, как он надеялся расстаться со своим прошлым. В плотной рабочей одежде он чувствовал себя вполне комфортно, хотя с ружейным ремнем он все еще не решался расстаться. Винтовка была довольно громоздкой и виднелась из-под одежды. Слишком долго Марш ходил по краю пропасти, чтобы в одночасье расстаться с оружием.
Да и враги у него еще оставались.
Над головой нежно-голубое небо. Солнце нерешительно проглядывало сквозь колеблющийся туман. Ветер нес с моря утреннюю свежесть. После зноя равнин Колорадо, Техаса и Аризоны Марш наслаждался прохладным воздухом. Иногда, правда, океан обрушивал на город холодные порывы ветра.
Маршу нравился напряженный ритм жизни Сан-Франциско, внутренний подъем, который он здесь испытывал, и он ценил терпимость горожан.
Собака, которую обнаружил Марш во время первого посещения, оказалась здесь и в этот раз. Она щурилась на хозяина из-под сваленных у стены досок. Но Марш чувствовал, что пес имеет не меньше прав на это помещение, чем он, а может быть, и больше.
Марш прошел в глубь салуна. Плотники чинили двери, ставни, подоконники. В Кантоне проснулось давно забытое чувство собственника. Со времен войны и до настоящего времени у него во владении были лишь лошади, седло и винтовка.
Марш прикидывал, что нужно еще сделать. Стены можно пока оставить как есть. Что ему нужно, так это мебель: столы и стулья. Новое пианино. Стаканы. И конечно, спиртное. Дэйвид снабдил его списком возможных поставщиков.
Еще ему нужны люди.
Он сказал Дэйвиду, что хотел бы открыть сапун через пару недель.
В течение последних пятнадцати лет он почти не общался с людьми. У наемных убийц не бывает друзей: может так случиться, что в один прекрасный день вам придется пристрелить лучшего друга.
Так случилось у него с Лобо. Несколько раз судьба чуть было не столкнула их в поединке. И тем не менее, когда Лобо отошел от дел, он нашел Марша, чтобы тот охранял его, чтобы Лобо не убили и не выследили. После того, как Лобо пристрелили и изуродовали, он не без помощи парней из Колорадо сфальсифицировал свою собственную смерть. Он завещал Маршу все свое имущество и принял имя Джесс Мартин. Марш взял себе часть денег, а остальное отослал прежнему владельцу на новое имя.
Вспомнив мистическое превращение беспринципного отщепенца в респектабельного гражданина, Марш усмехнулся. Марш думал, что сам он не смог бы так резко, раз и навсегда, изменить свою жизнь. В конечном счете он был старше Лобо и значительно опытнее. Его часто занимал вопрос, у кого из них реакция лучше. Теперь он этого никогда не узнает. А он не испытывал сожаления. Марш уважал Лобо за профессионализм, за холодный ум. Оба они числились среди еще немногих «профи», и когда Лобо удалился на покой, Марш почувствовал, что пришло время и ему подумать о старости.
Через только что вставленное оконное стекло Марш бросил взгляд на дом напротив. В оконном проеме соседнего дома с распущенными волосами в пеньюаре стояла Каталина Хилльярд. Высокая, стройная, она казалась сотканной из небесного эфира. Подумав так, Марш криво ухмыльнулся. На призрак она не похожа.
— Интересно, кто осмелился возрождать «Славную дыру», — ломала голову Каталина.
Она потянулась и подумала, что следовало бы послать Тедди разузнать, что там происходит. Тедди был единственным человеком кроме Бэна Эбботта, которому она доверяла, Бэн умер много лет назад.
Подумав о Тедди, Каталина вспомнила и о Молли. Тедди старался скрывать свои чувства, но каждому было ясно, что он влюблен в девушку. Огромный, неуклюжий Тедди, в чьи обязанности входило следить за порядком в салуне, в действительности был нежен и мягок, как котенок. Но внешность имел угрожающую.
Бросив последний взгляд на новых захватчиков салуна, Каталина быстро переоделась в строгую белую блузку и зеленую юбку и спустилась вниз. «Серебряная леди» уже сверкала чистотой, только стулья еще нелепо громоздились на столах. Полы были только что протерты влажной тряпкой, и запах мыла вытеснил тяжелый дух ночного веселья.
Тедди вышел из задней комнаты, где стояли ящики с пивом и виски. Он был удивлен столь ранним появлением хозяйки.
— Очень шумно, — объяснила Каталина.
На лицо Тедди легла тень озабоченности. Он тоже видел, что салун через дорогу ожил, и ничего хорошего от этого не ждал. Будут неприятности. И перемены. Перемены его не очень беспокоили.
— Вы хотите, чтобы я разузнал, что там происходит?
Он мог и не задавать вопросов. Он был с Каталиной Хилльярд со дня открытия салуна, знал ее, очевидно, лучше других и был уверен, что Кэт хочет быть в курсе каждого, даже незначительного события, связанного со «Славной дырой».
Женщина кивком подтвердила его догадку. Теодор Браун застегнул куртку, нахлобучил на вьющийся затылок шляпу и направился к двери. Его шаги с грохотом отдавались во всем доме, но он был быстрее ветра, когда требовалось утихомирить разбушевавшегося посетителя и восстановить порядок.
Кэт прошла в кухню. Тедди — друзья звали его Тедди, что намного больше подходило ему, чем Теодор, — успел затопить печь и поставить на огонь кофейник. Кофе будет таким же черным, как глаза незнакомца, подумала Каталина, удивляясь, почему ей никак не удается выбросить из головы мужчину, чертовски привлекательного, но со взглядом, вызывающим озноб. Конечно, она и раньше встречала привлекательных мужчин — ее последний муж был обезоруживающе красив, — но они по большей части вызывали неприязнь у Каталины. Она поежилась, вспомнив ночь, когда она раскусила мужа; человек, в ком она хотела видеть своего защитника, отдал ее в счет долга картежнику, которому спустил все свое состояние. Это предательство ошеломило ее, и с тех пор она доверяла только двум мужчинам — и то после долгих лет бдительной настороженности.
Незнакомец, наверное, никогда не придет в «Серебряную леди». Он только недавно появился в городе, Каталина была уверена в этом. Только приезжий мог так самоуверенно, не скрывая, носить оружие. Он был из тех, чье присутствие не остается незамеченным, и слухи о нем, несомненно, дойдут и до «Серебряной леди».
Было и еще над чем поразмыслить. Почему ей ничего не было известно о готовящемся возрождении «Славной дыры»? Раньше, бывало, ее поставщики, или городские власти, или полиция сообщали ей о претендентах на салун задолго до его открытия.
Два салуна по соседству… Такая близость не будет способствовать процветанию, и цели своей Каталина достичь не сможет. Нет, «Серебряная леди» не будет соперничать с заведением, где разбавляют виски водой, а девушки выходят к клиентам совсем не для поддержания дружеского разговора. Именно так пытались поддержать свой бизнес бывшие владельцы «Славной дыры». Слава этого салуна привлекала в их часть города грубых простолюдинов, умаляла репутацию «Серебряной леди», завоеванную тяжелым, каждодневным трудом, и, конечно, снижала доходы.
Каталина сама налила себе чашечку крепкого кофе. Скоро появится повар, чтобы приготовить закуски. «Серебряная леди» откроется через два часа. В разные дни доход был разный. Вслед уходящему дню наступит вечер, когда надо быть вежливой и обворожительной с клиентами. Каталина брезгливо поморщилась, подумав о бесконечной пытке быть любезной с мужчинами, когда из их глаз сочится вожделение. Хотя это было значительно менее обременительно, чем входить с ними в другие отношения.
Каталина подошла к двери, выглянула и остолбенела от того, что увидела. Возле «Славной дыры» разговаривали двое мужчин. Один в одежде плотника, на другом были брюки в обтяжку и рубаха, которая едва не трещала по швам, не в силах удержать мускулистое тело. В специальном чехле, притороченном к ремню, покоилась винтовка. Незнакомец, кажется, был совершенно безразличен к тому, что оружие совсем не к месту в таком видавшем виды городе, как Сан-Франциско.
Ветер перебирал темные волосы мужчины. Его невозможно было не узнать. Даже издали. Каталина заметила гибкую, элегантную фигуру. То, что именно он находится рядом со «Славной дырой», сразило Каталину наповал.
Незнакомец!
Неужели именно он стал новым владельцем салуна?!
Кэт даже вообразить не могла более неподходящую кандидатуру.
Женщина прямо глаз не могла оторвать от того, что происходило на улице. Она вышла из дома, ее влекло любопытство и желание взглянуть на незнакомца. Чтобы остаться честной перед самой собой, Каталина вынуждена была признаться себе в своем любопытстве. Она старалась не лгать себе. Половину своей жизни Ледяная Королева потратила на то, чтобы не видеть правды, избегать ее, а потом долго и тяжело училась смотреть правде в глаза.
Каталине совсем не нравился собственный необычный интерес к незнакомцу, но наличие его было фактом, и было легче удовлетворить любопытство, проанализировав причины его появления, чем позволить измучить себя.
Кэт знала, что Кантон почувствовал ее приближение, хотя стоял спиной к ней. Как-то неуловимо изменился весь его облик: он не то что напружинился, но весь как-то настороженно подобрался. Похоже, у него глаза на спине, подумала Каталина. Она провела полубессонную ночь в раздумьях о незнакомце и о тех флюидах, которыми они обменялись при встрече. Ледяная Королева пыталась определить тип мужчин, к которому принадлежал Кантон. Она сама их разработала, анализируя поведение посетителей салуна. Незнакомец не вписывался ни в одну из приготовленных ему ячеек. И вдруг Каталина припомнила одного наемного убийцу, с ним ей пришлось столкнуться в одном из многочисленных шахтерских городишек, через которые лежал ее путь в Сан-Франциско.
Какое-то неуловимое сходство объединяло этих двух разных мужчин: настороженность в глазах, ощущение, даже привкус смертельной опасности, которая возникает при их приближении.
Но зачем он приехал в Сан-Франциско?
А самое главное — что он делал в «Славной дыре»?
Незнакомец обернулся, смерил женщину двусмысленным взглядом, и в его глазах вспыхнуло неподдельное восхищение. Но от этого улыбка не перестала быть зловещей.
Он поклонился ей с насмешливой галантностью. Было похоже, что он продолжает ее проверять, прощупывать.
— Мисс Хилльярд, не так ли? — протянул незнакомец, и Каталина по произношению попыталась определить штат, откуда он прибыл. Ей показалось, что он говорил с южным акцентом, но полной уверенности у нее не было. С такой же вероятностью это мог быть и Техас, и какой-нибудь другой приграничный с ним штат.
— Мистер?.. — забывчивость была просто маленькой военной хитростью. Каталина прекрасно помнила, как его зовут.
— Кантон, — подсказал он, и усмешка на губах свидетельствовала о том, что для него не составило труда разгадать ее хитрости.
— Так рано, а вы уже на ногах… — неискренне улыбаясь, пропела Каталина.
— Как и вы, — парировал Кантон.
— Ах, — ворковала женщина, осматривая работу, проделанную всего лишь за одно утро, — но я подозреваю, что вы встали… намного раньше.
— Надеюсь, мы не потревожили ваш сон. Это было бы непростительно, — в голосе Кантона слышалось не сожаление, а вызов, и Каталина поняла, что это он стал новым владельцем «Славной дыры». И еще она поняла, что он прекрасно осведомлен о ее отношениях с предыдущими хозяевами.
— Конечно, нет, мистер… Стэнтон.
— Надеюсь, что ремонт не затянется надолго. Я нанял две бригады, чтобы не досаждать будущим соседям слишком долго.
— Это очень мудрое решение, — Каталина старалась журчанием голоса заглушить змеиное шипение. Она не любила, когда над ней брали верх.
— Я постараюсь быть вам добрым соседом, — насмехался Кантон.
— Надеюсь, вы осведомлены, что «Славная дыра»… как бы это сказать… не слишком счастливое место. Мне было бы жаль, если бы вы разорились.
— Благодарю вас за то, что вы принимаете мои заботы так близко к сердцу, — торжественно произнес Марш. — Но я могу позволить себе потерять столько, сколько потребуется.
Кэт вовремя прикусила язык, хотя ее так и подмывало сказать, что она собирается заставить его потерять все, и еще немного. Вместо этого она одарила его медовой и не менее лживой, чем у него, улыбкой.
— Если вам что-нибудь понадобится…
— Я буду знать, к кому обратиться в этом случае, — лукаво закончил Кантон. — Я уверен, вы будете моей вдохновительницей, а ваша «Серебряная леди» — образцом, к которому я буду стремиться. Ничто так не обеспечивает качество, как здоровая конкуренция.
Кэт просчитала про себя до десяти, стараясь сохранить спокойствие. Конкуренция! Ну и ну! «Славная дыра» никогда не могла составить конкуренцию ее салуну и никогда не сможет! И даже под руководством этого… упрямого осла!
— Собираетесь ли вы вести дело в салуне сами, мистер Стэнтон? — елейным голосом продолжала допрос Кэт.
— Кантон, мисс Хилльярд, — наконец поправил ее Марш. — Мисс — я правильно сказал?
— Ну, конечно, правильно, — ворковала Каталина.
— Так как мы собираемся быть добрыми соседями, почему бы вам не называть меня просто Тэйлор? Думаю, это имя легче запомнить, чем Кантон.
Он больше не пытался скрыть насмешку, и Каталина почувствовала себя ребенком, уличенным в запрещенной проделке. Ей поставили мат, и это было неприятно. Каталина привыкла выигрывать. И она победит, чего бы ей это ни стоило! Ледяная Королева погрузилась в размышления над тем, как можно расстроить планы Кантона. В ее распоряжении были различные способы, начиная от сговора с поставщиками и заканчивая обращением к кому-нибудь из приятелей Тедди, приятелей с подмоченной репутацией. На лице женщины появилась блаженная улыбка, когда она подумала о его близком падении.
— Вы правы, — согласилась Каталина и предприняла последнюю попытку выудить интересующую ее информацию. — Надеюсь, у вас есть опыт в подобных делах?
— О! Не беспокойтесь, я очень опытный человек, мисс Хилльярд, — ответил он. Ответ незнакомца был насквозь пронизан двусмысленностью, а лукавый блеск глаз свидетельствовал о том, что его опыт не ограничивался деловой сферой.
— Я и не сомневаюсь в этом, — полилась патока из уст Каталины, — будет интересно посмотреть, как ваш опыт будет применен в Сан-Франциско.
Женщина опустила глаза, и ее взгляд красноречиво уперся в ремень для винтовки, а когда она вновь взглянула в лицо Кантону, то поняла, что последний раунд прошел в ее пользу. Усмешка на лице Кантона на секунду сменилась беспомощным замешательством, что поразило Каталину.
— Вам придется быть моей гостьей на открытии салуна, — произнес Кантон, оправившись от удара.
— Когда же это будет?
— Недели через две, максимум — через три.
Каталина поразилась. Она бы заключила пари на солидную сумму, что это случится не раньше, чем через месяц.
— А жить вы тоже собираетесь здесь?
Кантон пожал плечами.
— Апартаменты будут отремонтированы в последнюю очередь, — ответил он, — а пока я живу во «Дворце спокойствия».
— В отеле Квинна Девро? — в голосе Каталины звучало нескрываемое изумление, как будто она не могла поверить, что он остановился в таком респектабельном — и дорогом — отеле.
— Вы знакомы с ним? — поинтересовался Марш.
Кэт замешкалась с ответом. Она знала о существовании четы Девро, но никогда не встречалась с ними. Они и Каталина принадлежали к разным слоям общества, а Квинн Девро был одним из немногих общественных и политических деятелей, которые никогда не посещали «Серебряную леди». О чете Девро слагались легенды. Мередит была знаменитой художницей, а ее муж завоевал известность благотворительной деятельностью и милосердным отношением к бедным. Следовало сознаться, что Каталина немного завидовала этой «золотой паре», как иногда называли Девро в газетах. У них было то, чего не было у Каталины Хилльярд: респектабельность и спокойствие. И если на респектабельность она давно махнула рукой, то спокойствие и безопасность…
— Я только слышала о них, — созналась Каталина.
— Это хороший отель, — сообщил Марш. — Один из лучших среди тех, где мне приходилось останавливаться.
— А много ли отелей вы видели?
— Больше, чем мне бы хотелось запомнить, — ответил Кантон, и впервые Каталина в звуках его голоса расслышала что-то, кроме обычной уверенности. Это были усталость и тоска, которые, нахлынув, на секунду сделали Марша беспомощным и уязвимым. На мгновение в Кантоне стало чуть больше от Бога и чуть меньше от падшего ангела. Эти чувства были знакомы и Каталине.
Все пространство между ними было пронизано вспыхивающими искрами. Узел их странных отношений завязывался все туже.
Кэт почувствовала сладкую боль в низу живота. Никогда раньше она не испытывала томительной страсти и надеялась прожить без знакомства с этим порой разрушительным чувством. Ледяная Королева брезгливо отвергала любое прикосновение мужчин, и вдруг ее собственное тело самым бесстыдным образом предало ее, проявляя желания, которые она считала побежденными. Хуже того, ее тело взывало к мужчине. Каталина оберегала себя от сильных чувств и физических желаний. Люди могут предать. Ей было бы полезно не забывать об этом. Джеймс Кэхун, человек, которому она доверяла и за которого вышла замуж, тоже был красив и привлекателен. Каталина прикусила губку и почувствовала привкус крови.
Хорошее предупреждение.
Женщина оторвала взгляд от лица Кантона, а когда вновь посмотрела на него, глаза его были холодны и непроницаемы, и Кэт осталось только недоумевать, как она могла подозревать в Кантоне что-то человеческое. Каталина принялась изучать Марша заново: смуглая, гладкая кожа обтягивала чуть выступающие скулы, темные густые брови. Подбородок был украшен ямочкой. На лице другого мужчины она могла бы выглядеть привлекательной, но на лице Кантона ямочка смотрелась как зарубка, оставленная годами жестокости и насилия. Рот был чувственным, пожалуй, слишком чувственным.
Горячие пульсации страсти. Они были губительны для нее. Кэт почувствовала злобу к стоящему перед ней мужчине. У него не было никаких прав обосновываться здесь, открывать салун, рушить барьеры, к которым никто даже приближаться не смел.
Чем быстрее она разорит его, тем быстрее обретет покой, и мир воцарится в ее душе. Она сегодня же переговорит с поставщиками спиртного и с одним капитаном полиции, которому она каждый месяц платит вполне приличную сумму.
Каталина чувствовала, что на этот раз ей придется побороться. Кантон был совсем не похож на предыдущих владельцев «Славной дыры». Он не был похож ни на одного мужчину из тех, с кем ей приходилось сталкиваться в жизни.
Кантон сложил губы в кривую усмешку. Интересно, подумала Каталина, каким было бы лицо этого человека, если бы однажды он улыбнулся искренне.
Впрочем, нет. Ей все равно. Желание разорить его, пустить по миру из деловой необходимости превращалось в личную.
У Кэт слегка дрожали поджилки. Раньше с ней этого не случалось. Железным усилием воли она сдерживала дрожание губ. Если однажды она не сумеет взять себя в руки, она обречена.
— Вот еще один образец качества… к которому надо стремиться, — сказал он в безмолвие, царившее между ними.
Каталина отчаянно пыталась понять, к чему относятся его слова. Ах, да… Отель Девро. Они разговаривали об отеле.
— У вас было когда-нибудь собственное дело, мистер Кантон?
— Вы запомнили мое имя, — торжествующе проговорил Марш. — Мой ответ на ваш вопрос таков: да, время от времени. Но не забывайте, что подражание есть самая искренняя форма лести.
— Неужели? — отозвалась Каталина. — А я бы назвала подражание отсутствием воображения, а то и вовсе воровством.
— О я надеюсь кое-что придумать сам, — легко отпарировал Марш.
Каталина сжала зубы. Она больше не может его выносить. Но тут же улыбнулась:
— Мне следует вернуть вас работе. Тем более что я знаю, как много вам предстоит сделать.
— Вы очень прозорливы, — на сей раз сухо ответил Кантон. — Приятно иметь добрых соседей. Да… я слышал, у вас отменная кухня. Я обязательно должен отведать ваших кушаний.
Каталина подумала было о том, чтобы подсыпать яду в закуски, но решила, что таким образом сможет отправить к праотцам слишком многих посетителей «Серебряной леди»
— Буду рада положить в свою кассу ваши деньги. И запомните, если вам понадобится что-нибудь…
«Например, пуля между глаз», — закончила она фразу про себя, повернулась спиной к Маршу и, не дожидаясь ответа, отправилась к себе. Обнаружив, что ноги еще служат ей исправно, Каталина преисполнилась благодарности к Небу и себе.
Марш облокотился на стойку бара и обвел глазами помещение. Двери были укреплены и снабжены замками. В рамы были вставлены стекла. С пола счищен первый слой грязи. В помещении стоял совсем другой запах. Салун «Славная дыра» вновь благоухал свежестью и чистотой.
Марш взглянул на свои ладони со вздувшимися мозолями. Днем он взял в руки молоток и стал работать вместе с плотниками. После нескольких неловких ударов он попал в ритм, и работа закипела! Черт! Ему даже понравилось работать.
Боже! Как давно он ничего не строил, а только разрушал.
Плотники, которым мешали работать наступающие сумерки, покинули «Славную дыру» несколько минут назад. Завтра надо будет купить несколько ламп.
Мягкий, приглушенный свет уходящего светила маскировал многие дефекты помещения. Салун выглядел вполне привлекательно, и у Кантона появилось чувство удовлетворения. Он устал, но это была приятная усталость, а не та, изматывающая, к которой он привык.
Годы опасности приучили его спать очень чутко и мало. Даже если тело молило об отдыхе, погрузиться в глубокий сон он не мог. Он охотился, за ним охотились, и спокойные, безопасные ночи Кантон мог пересчитать по пальцам. Теперь, надеялся Марш, все пойдет по-другому. Если охоту за ним не начнет пара изумрудных глаз.
Это были самые пронзительные глаза из тех, что он видел. Бог свидетель, много прелестных — и зеленых тоже — глаз он повидал на своем веку. Много красивых женщин. Некоторые женщины находят убийц чрезвычайно притягательными. Он никогда не понимал этого, но твердо знал, что в обращении с женщиной требуются те же качества, что и в обращении с оружием. Тренировка. Осмотрительность. Контроль. Кантон всегда чувствовал приближение волшебного мига, когда оба — он и его женщина — могли получить наивысшее наслаждение. Это происходило не из-за его заботы о партнерше, а нз понимания того, что он сам получает большее физическое удовольствие, когда может доставить такое же женщине. Но дважды с одной и той же женщиной он в постель не ложился.
И он никогда не изменял этому правилу. Так же, как он никогда не менял и других, выработанных им правил и привычек: никогда не задерживаться надолго в одном месте, ни с кем не завязывать дружеских отношений, никогда не иметь в работе личной заинтересованности, никогда не работать в паре. Это была жизнь одиночки. Но опустошительное горе, которое он испытал во время войны, было еще хуже, и Кантон поклялся никого больше не любить, ни о ком не заботиться.
И не любил. И не заботился.
В салун вошла собака. Глаза ее по-прежнему мерцали враждебностью. Марш бросил на пол кое-что из еды, то, что он прихватил из «Серебряной леди», где он предавался гастрономическим удовольствиям сегодня днем. Кантон оправдывал свое посещение «Серебряной леди» тем, что извлек пользу для себя.
В салуне Каталины Хилльярд еда была бесплатной. Кантон внимательно рассматривал закуски, рассчитывал, прикидывал. И удивлялся. Он был озадачен тем, что в «Серебряной леди» посетителям предлагали устриц, а цена на них… ого-го! Это было нелепо, смешно, вернее сказать было бы смешно всем, с кем он имел дело раньше.
Едва взглянув на еду, пес ощерился, как будто ему выставили Троянского коня. Марш горько усмехнулся. Он слишком хорошо знал, во что обходится доверчивость. Кантон отошел подальше, открыл окно, чтобы собака могла беспрепятственно уходить и возвращаться в салун. Интересно, сможет ли кто-нибудь проникнуть в помещение, если внутри будет собака? А кроме того — пес появился здесь раньше его.
В «Серебряной леди» играли на пианино. Когда он заходил в салун выпить пива и перекусить, Каталины Хилльярд там не было. Сейчас она, несомненно, там. Не пойти ли ему в «Серебряную леди»?
Кантон погрузился в размышления о зеленых глазах и о том чувстве, которое они всколыхнули в нем сегодня утром. Лучше уж он проведет вечер в одиночестве, если собирается уснуть хотя бы ненадолго.
Стук молотка на рассвете раздражал Каталину.
А присутствие Кантона днем в ее заведении — еще больше.
Ей не нравилось то, что в его присутствии она в своем собственном доме чувствовала себя неуверенно. Еще меньше ей нравились чувства, которые он пробуждал в ней.
Кантон всегда выбирал себе место сам и всегда садился лицом к двери. Он был постоянно настороже, что свидетельствовало о его постоянном одиночестве. Что-то внутри Каталины отзывалось на его присутствие, и она ненавидела себя за это.
Она, Каталина, не была одинока. Она была независима. Ей сопутствовал успех. Она ни в ком не нуждалась. В совокупности эти три составляющие приносили ей удовлетворение, чувство уюта и комфорта, которому не могло помешать одиночество.
Работа у Каталины была тяжелой. Женщина часто ложилась в постель в полном изнеможении, но это не мешало ей испытывать удовлетворение и от своей работы, и от своей усталости, потому что каждый день приближал ее к заветной цели.
Каталина мечтала о достижении полной безопасности, о том, чтобы приобрести дом на берегу океана, бродить по берегу, наблюдая, как солнце уходит за горизонт. Это все, что она хотела получить от жизни.
Но сейчас на ее пути одно за другим возникали непредвиденные препятствия. Она переговорила с человеком, который поставлял в «Славную дыру» спиртное, прося его не обслуживать выскочку из соседнего салуна. В ответ тот долго мямлил и тянул и в конце концов сознался, что Кантон был представлен ему Квинном Девро, владельцем «Дворца спокойствия», и было бы недальновидно пренебречь просьбой одного из самых солидных клиентов. Вымученно улыбнувшись, Кэт произнесла:
— Ну, тогда конечно, — и начала подумывать о поисках другого поставщика.
Ее следующий шаг был более удачным. Каталина встретилась с капитаном местной полиции Майком Делани. Последние три года она платила ему немалые деньги за «усиленную охрану».
— Этот человек не выглядит респектабельным, — Каталина стала осторожно излагать свою просьбу. — Он очень опасен. Он может наделать бед. Вспомните последнее происшествие в «Славной дыре».
Капитан отлично помнил. В «Славной дыре» случилось нечто вроде бунта. Кое-кто из посетителей якобы обнаружил, что владелец их обжуливает, и началась потасовка. Капитан решил было дознаться, была ли свара стихийной или искусно кем-то спровоцированной, когда неожиданно среди тех, кого отправлял в каталажку, заметил несколько знакомых физиономий из числа завсегдатаев «Серебряной леди». Каталина Хилльярд никогда не скупилась, в то время как владелец «Славной дыры», по-видимому, был прижимистым.
Делани улыбнулся. Несмотря на то, что Кэт никогда не проявляла к нему амурного интереса, он не терял надежды и… мечтал.
— Я постараюсь задержать выдачу ему лицензии, — пообещал капитан, заглядывая в вырез платья.
Кэт одарила его многообещающей улыбкой, и он почувствовал, что стал намного выше и сильнее. Настанет день, и…
Через 48 часов капитан потерпел фиаско. Оказалось, что адвокат мистера Кантона получил лицензию заблаговременно.
— Это неспроста. За этим что-то кроется, — озадачила Каталина Майка Делани.
Капитан напустил на себя глубокомысленный вид.
— Должно быть да, — в конце концов вынужден был согласиться он.
Еще неделя, и!.. Марш с гордостью собственника окинул взглядом помещение. Последнее время он был одержим идеей открытия салуна. Он ухватился за нее с упрямством одноглазого мула, которого привели на участок с клевером.
Когда Кантон не наблюдал за ходом ремонта, он исследовал Сан-Франциско. Он обнаружил существование двух несоединимых миров: один — утонченный город с роскошными отелями и жилыми особняками, другой — грубый и продажный, как любой другой город.
Внимание Кантона привлекли Побережье Барбары и Китай-город. За свою скитальческую жизнь он побывал едва ли не в каждом крохотном городке Запада и во всех районах, где занимались скотоводством, от Мехико до Канады, но он нигде не видел такой распущенности и такого пьянства, как в этих местах.
Притоны, приторговывающие опиумом и дешевыми проститутками, открыто процветали. Марш быстро понял, что весь город — снизу доверху — подкуплен. Впервые он столкнулся с этим, когда узнал сумму, которую надо было заплатить, чтобы получить лицензию на открытие салуна. Обычные деловые расходы, прокомментировал адвокат, когда ему пришлось выложить за лицензию чуть ли не 2 000 долларов.
Оба — Девро и Дэйвид Скотт — предупреждали его, что не следует заказывать, а главное — пить спиртное в заведениях на Побережье, если он не хочет однажды поутру очнуться накаченным наркотиком и обобранным или — что еще хуже — проданным в матросы на какое-нибудь китайское судно. Этот способ получения денег и расправы с неугодными был довольно новым в Сан-Франциско, и для несчастных жертв только что придумали название — «шанхаированный».
Однажды, поздно вечером, когда рабочие разошлись по домам, Марш замешкался в салуне и не пошел в отель. Его задержало странное, неопределенное, гнетущее чувство, причину которого он никак не мог установить. Может быть, его душевные терзания странным образом были связаны с новым пианино, которое только сегодня доставили из магазина. Марш присел на стульчик перед пианино, и после пары пробных аккордов весь оказался во власти чувств и воспоминаний о той радости, которой он достигал благодаря музыкальному дару, унаследованному от матери.
А потом… его пальцы немилосердно обрушились на клавиши, исторгая из инструмента утробную какофонию. То время прошло. Чертово пианино! Оно было необходимо как залог процветания заведения. Он собирался предложить публике такие развлечения, каких не было в «Серебряной леди». Закуски, честная игра. То же, что в соседнем салуне. И еще кое-что.
Марша охватила внезапная дрожь. Нелюбимое дитя судьбы, он решил обойти самые известные салуны на Побережье. «Моро», «Гром среди ясного неба», «Капля росы». Поговаривали, что некоторым посетителям удавалось только войти в эти заведения, выйти — никогда, по крайней мере через парадный вход.
Марш оставил еду для собаки и приоткрыл окно, чтобы животное могло беспрепятственно входить и выходить. Пес никогда не притрагивался к пище в присутствии Марша. Во время отлучек хозяина еда исчезала, и собака стала выглядеть не такой заморенной, как на заре их знакомства, хотя своего отношения к человеку, видимо, не изменила. Ну что ж, думал Марш, он и сам мало менялся с годами.
Кантон собрался уходить. Бедром он, как всегда, чувствовал холодок винтовки, почти скрытой черной плотной курткой. Марш закрыл входную дверь на замок и зашагал по улице. На этот раз он решил пройтись пешком: ему необходимо было выплеснуть накопившуюся энергию и успокоиться.
Новый город и новое окружение притупили его врожденную осторожность. В Сан-Франциско у него не было явных врагов, хотя, кто знает… изрядное количество братьев, кузенов и другой родни несчастных, отправленных Маршем на тот свет, не отказались бы свести счеты с ним в любом месте. Так или иначе он не придал особого значения тому, что какой-то человек, кажется, выслеживал его. Мужчина был ниже среднего роста, и наметанный глаз Марша сразу определил, что он безоружен. Когда мужчина неожиданно исчез, Марш сказал себе, что он чрезмерно подозрителен и, обжегшись на молоке, дует на воду.
Заглянув в «Гром среди ясного неба», Кантон довольно быстро понял, что оружие здесь не было некстати. Салун был почти до отказа набит мерзкими рожами, вооруженными ножами и дубинками.
Здесь, среди проституток и головорезов, Марш почувствовал себя Маленьким Лордом Фонтлероем. Припомнив предупреждение Девро о наркотиках, подсыпаемых в стакан с выпивкой, Марш потребовал себе непочатую бутылку. Бармен выполнил заказ с явным неудовольствием, что заставило Кантона подвергнуть бутылку тщательному осмотру. Удовлетворив непраздное любопытство, Марш плеснул изрядную дозу в стакан, выбрал свободный столик и сел спиной к стене, лицом к выходу.
Марш откинулся на стуле и присмотрелся к публике. Много проституток. Одна из них, с нечесаными волосами и в полурасстегнутом платье, направилась прямо к нему, не обращая внимания на призывы других мужчин. Проститутка изогнулась над столом, давая возможность Кантону насладиться одновременно видом пухлых ляжек и полувысохших грудей. Поигрывая прядью его волос, она для начала поинтересовалась:
— Что такой джентльмен, как ты, делает в этом притоне?
Маршу нечего было ответить. Он и сам толком не знал, что он здесь делает. Просто обстановка салуна соответствовала его мрачному настроению. Марш криво усмехнулся, и проститутка отдернула руку с такой поспешностью, как будто притронулась к чему-то опасному. Наверное, ее напугали глаза, подумал Кантон. Он предполагал, что сегодня они холоднее, чем всегда.
— Не предложите ли леди выпить? — сделала еще один заход проститутка.
Марш припомнил странную девушку из салуна «Серебряная леди», которую он встретил несколько дней назад, ее смущение, даже наивность, удивительную для рода ее занятий. В женщине, стоящей напротив, не было ни смущения, ни наивности. Очевидно, она только вернулась в зал после короткой отлучки «в нумера».
Неожиданно Кантон почувствовал, как внутри растет брезгливое отвращение, и понял, почему пришел именно сюда. Чтобы побыть среди своих. Таким образом он напоминал сам себе, откуда он вышел. Он, Марш Кантон, не принадлежал к кругу таких людей, как Квинн Девро или Дэйвид Скотт, он был частичкой этой накипи, этих отбросов общества. Какой смысл притворяться, изображать из себя того, кем ты на самом деле не являешься? Марш хмыкнул.
— Почему бы и нет? У меня здесь целая бутылка. Проститутка настороженно посмотрела на него.
— По правде сказать, я бы предпочла шампанское, — проговорила она и улыбнулась.
Частенько так же улыбался и сам Кантон — натренированно и неискренне. И снова Марш вспомнил Молли. Она тоже просила шампанского.
— Хорошо, — согласился Кантон, не вполне понимая, зачем он это делает.
Ее размалеванное лицо, крашенные-перекрашенные волосы, обрюзгшее тело внушали ему отвращение. Перед его внутренним взором стояла изящная, грациозная Каталина с горделивой осанкой и гневными изумрудами глаз. Кантон опрокинул себе в глотку стакан и тут же налил следующую порцию.
Женщина внимательно наблюдала за ним. Он похож на змею, посетила ее первая, безжалостная мысль. А на подходе была уже вторая. Марш улыбнулся, прекрасно зная, что улыбка повергнет ее в ужас. Он чертовски хорошо умел выбить почву из-под ног у любого человека, а уж заставить нервничать…
Пусть уж убирается побыстрее. Как Молли. Но эта женщина, похоже, была не из пугливых.
— Всего за 30 долларов, мой сладенький, ты получишь все тридцать три удовольствия. Что твое сердце пожелает.
— Нет, — отрезал Кантон и отодвинулся от стола, бросив несколько монет.
— Думаешь, ты слишком хорош для меня? — уязвленно спросила проститутка.
— Совсем наоборот, милашка, совсем наоборот.
Марш направился к дверям и по дороге снова увидел маленького человека, приткнувшегося к стойке бара со стаканом в руке. Совпадение, сказал сам себе Марш, выйдя на улицу и вдохнув полной грудью. Боже! Какой тяжелый дух стоял в этом салуне. Марш сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы освободить легкие от остатков запаха дешевой парфюмерии, немытых тел и разбавленного виски.
Кантон подумал о «Серебряной леди», о ее спокойной, сдержанной элегантности и снова о Каталине Хилльярд.
Его обычная осторожность была притуплена слишком большим количеством слишком быстро выпитого виски и мыслями о Кэт. На секунду Марш замешкался. По спине поползли мурашки, и он понял, что вел себя слишком легкомысленно. Прислонившись к стене, он нащупал рукой ложе винтовки, стараясь при этом выглядеть беззаботным. Все его инстинкты включились в работу, но было поздно. Трое, нет, четверо мужчин надвигались на него. Трое были вооружены дубинками. Четвертый вообще не нуждался ни в каком оружии. В нем было около шести с половиной футов, а руки по величине и силе не уступали лапам медведя-гризли. Выражения их лиц и жесты не оставляли сомнения в том, что они считали Марша своей жертвой. Кантон сразу же вспомнил предупреждение Девро о том, что его могут забрить в матросы на китайский корабль. А потом Марш вспомнил маленького человека, следившего за ним от самой «Славной дыры». И только тогда Кантон понял, что это не случайная встреча с хулиганами, а хорошо смонтированная ловушка. И теперь он знал, кто стоит за этими головорезами.
Молниеносным движением руки Марш выхватил винтовку. Почти одновременно с выстрелом он услышал крик одного из четверых, того, кто обходил его справа. Потом раздались еще крики, ругань и глухой, тяжелый удар в грудь.
Марш рухнул, не выпуская винтовки из рук.
Мгновенно придя в себя, Кантон сделал перекат и еще раз выстрелил в приближающихся мужчин. Один из них упал прямо на Марша, испачкав его кровью. Пока Кантон лежал на мостовой, придавленный телом, один из бандитов выбил у него винтовку. Сбросив раненого, Марш рванулся было за оружием, но получил сильнейший удар сначала в солнечное сплетение, потом по голове и потерял сознание.
Тедди закрывал салун, и Каталина, чуть живая от усталости, поднялась к себе. Была уже половина четвертого. Предыдущие ночи Каталина провела почти без сна. Женщина подошла к окну и выглянула на улицу. В отличие от предыдущих ночей, в окнах «Славной дыры» не было огней.
Каталина распустила волосы, и, когда они легли вдоль спины густой волной, принялась расчесывать их. Женщина вспомнила, что, когда она приводила себя в порядок к вечернему приему посетителей, из «Славной дыры» донеслось несколько чарующих мелодий, которые резко и натужно оборвались.
Каталина могла предположить только, что Марш нанял музыканта или тапера. Но вечером прозвучала совсем не та музыка, которую исполняют в увеселительных заведениях. Эти мелодии были плавными, благозвучными, и при этом в них звучала острая нота одиночества. Каталина не очень хорошо разбиралась в музыке, но ей показалось, что она слышала именно то, что называется хорошей музыкой. Может, она когда-нибудь пойдет на концерт классической музыки и… Нет, она была отверженной.
Так или иначе Каталина запомнила эти мелодии, и они не отпускали ее. Один раз вечером она поймала себя на том, что напевает их.
Интересно, подумала Каталина, не означает ли приобретение нового пианино, что в «Славной дыре» будет нечто сверх азартных игр и виски. Она предположила, однако, что наличие дополнительных развлечений будет обратно пропорционально количеству выпитого. Клиенты выпьют больше, если их не отвлекать. Но… вдруг… чем черт не шутит.
Черт бы его побрал — в любом случае.
Едва Каталина начала расчесываться, раздался стук в дверь, и, получив разрешение, вошел Тедди. Он выглядел озабоченным.
— Что-нибудь с Молли? — спросила Каталина, зная, что Тедди беспокоится о девушке.
— Нет, — ответил он. — Она у себя в комнате.
Замешательство вызвало паузу. Каталина вопросительно склонила голову набок.
— Капитан Делани прислал сказать, что ваши неприятности закончились, — проговорил наконец Тедди.
— Неприятности?
— «Славная дыра».
— Каким образом?
— Он устроил все дело так… что хозяина «Славной дыры» забрили в матросы. Капитан хочет, чтобы вы знали, что проблем больше не будет.
— Когда это случилось? — с дрожью в голосе поинтересовалась Каталина.
Тедди пожал плечами.
— Наверное, вечером.
— Ты знаешь, какие корабли отплывают утром?
Тедди отрицательно покачал головой. Кэт прикусила губку. Из «шанхаированных» почти никто не возвращался назад. Капитаны и владельцы судов не могли позволить им поведать кому-нибудь о том, как они попали на корабль и что там делали. Обычно перед окончанием плавания с таким матросом происходил несчастный случай. Каталина подумала о высоком незнакомце, его вызывающей улыбке и пружинящей походке хищника. Недолго он протянет на судне, где требуется железная дисциплина. Проклятый Делани. Она не просила его заходить так далеко. Одно дело неприятности со строительством, с получением лицензии, совсем другое… Если бы обычные средства не дали желаемого результата, она бы понаблюдала, честную ли игру в карты ведет Кантон со своими клиентами, и прижала бы его на жульничестве. Такие «домашние» способы расправы ничуть не отягощали совесть Каталины Хилльярд.
Быть «шанхаированным» — все равно что быть убитым. Однажды она уже убила человека. С тех пор она не может отмыть кровь с рук и избавиться от потрясения. В кошмарных снах она видит себя, убийцу, и все, что случилось той ночью. И она не хочет больше убийств.
— Нет! — внезапно крикнула от Тедди. — Скажи капитану Делани «нет». Пойди сам. Я не возьму этот грех на душу.
Тедди одарил ее одной из своих редких улыбок, которая преобразила его лицо, лицо бывшего боксера. Голубиная душа в оболочке свирепого бандита, подумала Кэт.
Она плотно закрыла дверь за Тедди, села за туалетный столик и в который раз принялась расчесывать волосы. Казалось бы, она должна испытывать чувство удовлетворения. Но вместо этого Каталина чувствовала внутреннюю опустошенность. Невыносимую пустоту.
Превозмогая боль, Марш поднялся. Голова болела; в воздухе стоял странно знакомый сладковато-едкий запах. Кантон постарался вспомнить, что бы это могло быть. Оказалось, что сосредоточиться на разгадывании этой загадки приятнее, чем испытывать приступы боли.
Такой знакомый запах. Вспомнил!
Безобразные стоны и крики. Скрежет хирургической пилы, вгрызающейся в живую кость. Полевой госпиталь. Хлороформ. Марш проследил последовательную связь причин и следствий и пришел к окончательному выводу. До того как его избили, ему подмешали в спиртное наркотики.
Марш медленно, с трудом открыл глаза. Свет был приглушенный, тусклый, и это было хорошо. Вряд ли бы он вынес яркое освещение. Голова раскалывалась от боли. Марш начал понемногу осматриваться и заметил, что свет падал неровно, как бы натыкался по пути на какие-то препятствия. Кантон осторожно повернул голову, но сразу возникло ощущение, будто некто безжалостный забивает гвозди в череп.
Решетки! Железные решетки, «украшающие» давно немытые окна, преграждали доступ свету. Было удивительно, что хоть лучик света мог просочиться сквозь грязные, пыльные стекла. Марш последовал взглядом дальше и всюду натыкался на решетки. Похоже на тюрьму.
Кантон опустил глаза и посмотрел на запястья. На них еще оставались темно-красные рубцы, следы веревок. Очевидно, он долгое время был связан.
Марш снова пошевелился. Каждая клеточка тела кричала от боли; ребро, должно быть, сломано. Маршу понадобилось собрать в кулак всю волю, чтобы не застонать. Он никогда не поддавался слабости. Никогда. Кантон осторожно ощупал руками тело, морщась всякий раз, когда оно отзывалось на прикосновение болью. Он вспомнил удары, пинки ногами. Очевидно, избиение закончилось только тогда, когда он потерял сознание.
Где же он? И почему?
Маленький человек, похожий на крысу. Боже, его провели как несмысленыша! Заманили в ловушку! И он знал, кто стоит за этим. Любой другой его бы просто убил.
Кантон грязно выругался, употребляя слова, которые привели бы в ужас его нежную, чувствительную маму.
В конце концов, он хотя бы не в трюме корабля. Он полагал, что именно это намеревались сделать бандиты. Почему бы еще его стали связывать и давать хлороформ?! Он еще раз осмотрел себя. Ни винтовки, ни ремня, рубашка окровавлена. Куртка и ботинки исчезли.
Марш провел пятерней по волосам: рука окрасилась кровью.
Кантон вновь оглядел камеру. Она едва вмещала железную койку, на которой он и лежал. В углу стояла параша. Это замечательное изобретение и кровать составляли все убранство камеры.
В тюрьму Марш угодил впервые за последние двадцать лет немилосердной жизни. Примечательный факт, подумал Марш, наблюдая за собой как бы со стороны, что он делал довольно часто.
Когда-то он изучал юриспруденцию, а потом балансировал на тончайшей грани, отделяющей законные действия от убийства. Только однажды он вышел за рамки закона, но и тогда был уверен, что свидетелей не было.
Марш попробовал встать, но тело отказывалось повиноваться. Черт возьми! На нем живого места не осталось! Ему нужен врач. Во-первых, необходимо вправить ребро и туго перевязать грудную клетку, во-вторых, наложить швы на раны.
Почему, черт возьми, его держат здесь? Неожиданно его осенило. Коррупции подвластна даже полиция. Каталина. Он готовился сразиться с ней остротой ума, а его добрая соседка объявила силовую войну. Поэтому ему следует быть таким же скрытным и хитроумным, как она.
Каталина Хилльярд еще не знала, что раздразнила раненого тигра. Марш Тэйлор Кантон ничего не забывал. Ничего не прощал. Если бы мертвые могли говорить, они бы это подтвердили.
Ремонт в «Славной дыре» застопорился. В дверях, как часовой, торчала уродливая старая собака, будто ждала чего-то. Или кого-то.
Из рассказа Тедди Каталина знала, что Кантона не забрили в матросы; его бросили в тюрьму, обвинив в недостойном поведении и неповиновении властям. Нелепое обвинение. На Побережье не существовало такого понятия, как достойное поведение.
Каталина чувствовала угрызения совести, но не слишком сильные. В конце концов именно она спасла Кантона от незапланированного путешествия в Китай. Ей не хотелось детально разбираться в том, что явилось причиной ее странного душевного порыва по спасению конкурента; с одной стороны, она не просила Делани заходить так далеко, с другой… видимо, она ожидала чего-то подобного.
Что было, то было. Ничего уже не исправишь. Цель ею достигнута: незнакомца проучили и поставили на место. Наверное, теперь он уберется туда, откуда пришел… если выберется из тюрьмы. В тот самый момент, когда Кантон оказал сопротивление бандитам и не позволил себя схватить без борьбы, он нажил смертельного врага в лице капитана Делани. Кроме обычных в таких ситуациях неприятностей Делани пришлось понести материальные издержки и заплатить бандитам, которых капитан нанял, чтобы скрутить Марша, а тот неосмотрительно изувечил их. Это задело самолюбие капитана.
Каталина не была ошеломлена, когда узнала детали поимки Кантона. Он чуть было не прикончил четверых самых опасных головорезов в городе. И если бы одному из них не посчастливилось нанести Маршу Кантону сокрушительный удар…
Проклятие! Почему она и двух минут не может прожить, чтобы не вспомнить о нем? Прошло уже десять дней, с тех пор как он исчез, а Каталина все еще искала взглядом на улице высокого, стройного, элегантного мужчину, который одним своим присутствием подавлял людей.
Десять дней. Десять проклятых дней в проклятой клетке, пока, наконец, за астрономическую взятку ему не удалось уломать одного из охранников сообщить его адвокату о месте своего пребывания.
Тело по-прежнему саднило. Ребра болели, а кожа пожелтела в тех местах, где раньше красовались синяки и кровоподтеки. Рана на предплечье затягивалась крайне медленно, оставляя за собой уродливый шрам с краями-зазубринами.
Все проходит, кроме оскорбления и гнева. На протяжении десяти дней два этих чувства подпитывали друг друга. Его память хранила воспоминания о моментах унижения, которые ему пришлось пережить, и взывала о возмездии.
Первые несколько дней в тюрьме были для него временем сплошной боли. Тем не менее Маршу было безразлично, где он находится: степень оскорбления и желание отомстить были таковы, что жесткая постель для него была так же хороша, как и мягкая перина. Для выздоровления жесткая кровать даже полезнее: мягкая серьезно затруднила бы любое движение, каждое из которых было очень болезненным.
На третий день Марш окончательно пришел в себя и по-настоящему осознал все тяготы заключения: несъедобная пища, грязь, слежка и — самое главное — бессилие человека, заключенного в клетку. Пять шагов отделяли одну стену от другой, и его природная подвижность взывала о сострадании.
Кантон постоянно просил о свидании с Дэйвидом Скоттом и постоянно получал отказы. Ярость возрастала пропорционально безнадежности. Он занимал себя тем, что измышлял способы, как свести счеты с Каталиной Хилльярд. Самым убедительным казался Маршу постельный вариант. Он знал, как заставить женщину мучиться, не причиняя ей жестокой боли, но изысканным способом продлевая нарастание страсти. Он знал, как подвести женщину к вершине… и бросить ее в агонии ожидания.
А может… разорить ее. Во имя победы Кантон был готов рискнуть всем.
Каталина Хилльярд повысила ставку. Он не собирался проигрывать.
Дэйвид Скотт смотрел на своего бородатого, израненного клиента без видимой дрожи. По сравнению с тем, какой ненавистью пылали глаза Кантона сейчас, его прежняя воинственность казалась детской шалостью.
— Об этом ни слова, — сказал Марш. — Вы меня предупреждали. А сейчас — как мне, к черту, выбраться отсюда?
— Не хотите ли вы рассказать мне, что произошло?
— Я отправился на Побережье Барбары.
— Не моту ли я поинтересоваться зачем?
Марш хмыкнул.
— Просто прихоть.
— Довольно дорогая, в этом вы еще убедитесь, — прокомментировал ситуацию Скотт. — Я разговаривал с Делани, который составляет протокол обвинения. Против вас у него ничего нет. Это наше небольшое преимущество, — адвокат помедлил и продолжал. — К счастью, те двое, которых вы ранили, совершили много преступлений, и у полиции к ним целый ряд претензий. А капитан Делани долгое время поддерживал с ними деловые отношения. — Дэйвид снова сделал паузу. — И еще. Делани — завсегдатай «Серебряной леди».
— Я так и думал, — бесстрастно проговорил Марш.
— Я не предполагал, что Каталина Хилльярд может так далеко зайти, — пробормотал Дэйвид.
— А я думаю, у нее была еще более зловещая цель. Например, «шанхаировать» меня. Вы знаете, меня накачали хлороформом. Почему только я оказался в тюрьме, а не на корабле — вот загадка.
Дэйвид тоже выглядел озадаченным.
— Но вы — здесь! И слава Богу!
Марш улыбнулся одними губами.
— Вы очень наблюдательны. Что вы думаете обо всем этом?
— Что сделано, то сделано, — последовал мудрый ответ адвоката. — Вы выполнили свой гражданский долг, расправившись с этими подонками. Никто, а особенно капитан Делани, не захочет, чтобы газетчики и репортеры выволокли наружу кое-какие подробности этой истории, если дело дойдет до суда.
— Я и не подозревал, клиентом какого хитроумного и влиятельного адвоката являюсь.
— Сейчас мне придется вас разубеждать в этом, — сказал Скотт. — Как бы мне ни хотелось взять вас на поруки, я не могу.
— Кто тогда?
— Единственный человек, которого я знаю и который обладает для этого достаточным влиянием, — это Квинн Девро. Я уже переговорил с ним, и он согласен поручиться за вас.
Марш был ошеломлен.
— Ему-то это зачем?
— Пропади я пропадом, если знаю. Но он выручает людей из тяжелых ситуаций.
Маршу не хотелось быть обязанным. Интересно, какой ответной услуги потребует Девро? Дэйвид, кажется, прочитал его мысли.
— Вы можете отказаться и навсегда остаться здесь.
Марш ответил холодной улыбкой.
— Как же я выйду отсюда без ботинок?
Скотт опустил глаза: Кантон стоял на грязном полу в одних носках; окровавленная рубашка и брюки были изодраны в клочья. Раньше Кантон выглядел если не модно, то респектабельно и ухожено. Должно быть, последние десять дней были для него равносильны аду. Дэйвид Скотт заметил, какой решительностью горели глаза Кантона. Они были еще безжалостнее, чем раньше. Дэйвид подумал, что он и сам бы решился на многое, если бы находился в таком положении, как Марш. Интересно, задумался адвокат, знает ли Девро, какого джинна он выпустил из бутылки?
— Я подумаю, что я еще смогу сделать для вас, — произнес Дэйвид, пропуская Марша вперед.
Дэйвид наблюдал, как медленно, стараясь не сделать лишнего движения, его клиент направляется к зарешеченной двери.
— Я думаю, вам следует показаться доктору.
Марш отрицательно покачал головой.
— У меня есть более важное дело.
Дэйвид настороженно взглянул в лицо Кантону.
— Если вы еще раз попадете сюда или решитесь посетить Побережье… Вы рискуете не отделаться только такими царапинами, как сейчас.
— Я не собираюсь делать ни того, ни другого, — резко отчеканил Марш.
Он не любил пускаться в откровенности с кем бы то ни было, но перед этим человеком он был в долгу. И перед Де-вро. Марш предполагал, что очень скоро узнает, чего хочет владелец отеля за свою услугу.
— Тогда…
Марш опередил предупреждение Скотта.
— Я знаю законы, Скотт, и буду действовать в соответствии с ними.
…за исключением маленьких хитростей, подумал он про себя. Десять дней он потратил на обдумывание способов возмездия.
— Вы — в отель? — спросил адвокат. — Я не отпускал экипаж.
Марш оглядел себя. Вид его вызывал брезгливое сострадание. От него исходил неприятный кислый запах давно немытого тела. Одежда была в ужасающем состоянии.
Дэйвид понял все без слов. Ему следовало бы заранее побеспокоиться о платье для заключенного. Нравы в тюрьмах Сан-Франциско ему были известны, хотя и не в таких уродливых подробностях. Обычно он представлял интересы бизнесменов, а не бандитов. Знакомство с Кантоном существенно расширило рамки представлений Скотта о жизни в самых разных ее проявлениях.
— Я отвезу вас к себе, — как о решенном деле сообщил адвокат. — У меня дома вы сможете принять ванну и выбрать себе подходящую одежду.
— Я заплачу за нее, — вынужденно грубо бросил Марш.
— В этом нет необходимости.
— Есть, — закончил переговоры Кантон тоном, не терпящим возражений.
Одно дело платить человеку за услуги, совсем другое — принимать одолжения. Если за последние пятнадцать лет он ни разу не находился в положении облагодетельствованного, то за последний час ему сделали сразу два одолжения. Размер одного из них он, по крайней мере, может уменьшить.
— Ну, только если вы сами хотите это сделать.
— Да хочу, — угрюмо оборвал адвоката Марш.
Выйдя из грязной камеры, он преодолел не менее грязный тюремный коридор и вышел вслед за Дэйвидом на залитую солнцем улицу.
Жена Дэйвида Скотта рассматривала Марша не с ужасом, к чему он был готов, а с интересом. Является ля это следствием хорошего воспитания, размышлял Марш, или привычки общения с клиентами мужа, или для нее в этом городе не осталось ничего удивительного.
Как бы там ни было, женщина покорила Марша своей мягкостью и доброжелательностью. Кантон был удивлен настойчивостью, с какой Скотт уговаривал его надеть один из лучших своих костюмов. Марш не привык к мягкой настойчивости в обхождении, но она ему понравилась, хотя внешность свою он менять не желал. Он потратил слишком много усилий, чтобы выглядеть старомодно-респектабельным.
Из дома адвоката они направились к Квинну Девро. Марш давно уже принял решение оставить роскошные апартаменты «Дворца спокойствия» и поселиться в «Славной дыре». На восстановление салуна требовалось слишком много средств, чтобы он мог позволить себе комфортную жизнь.
Девро находился в своем кабинете. Одна стена была застеклена полностью. Другие были украшены прекрасными картинами, из которых одна, по мнению Кантона, была просто гениальной. На картине была изображена радуга, которая казалась такой живой, что Марш едва подавил желание подойти и прикоснуться к ней.
— Это работа моей жены, — гордо сообщил Девро.
— Замечательная картина.
— Да, — согласился Девро. — Приходите к нам как-нибудь на обед, и я вас познакомлю с супругой.
Марш испытывал угрызения совести, подобные тем, что заставили его помучиться в доме адвоката. Кантон попытался побыстрее отделаться от этого давно забытого чувства. Боже! Неужели он не готов к общению ни с кем, кроме картежников и наемных убийц?! На мгновение он вспомнил свою прежнюю жизнь: прелестные вечера и веселые балы, охота, дружеские вечеринки, приятная беседа за прекрасными сигарами и бургундским. Но тут он весь сжался. Он сознательно выбрал другой образ жизни, который не вязался с прелестями цивилизованного общества, и теперь слишком поздно сожалеть об этом.
Кантон ответил Девро уклончивым кивком, свидетельствующим о показном нежелании. Девро понимающе улыбнулся.
Марш почувствовал себя не в своей тарелке.
— Я просто хотел поблагодарить вас, — отрывисто выпалил Марш. Его слова и манера поведения говорили о том, что он не умел выражать благодарность. — Скотт сообщил мне, что именно вы способствовали тому, чтобы меня выпустили. Не знаю почему…
Девро поднял темные брови, которые контрастировали с седой шевелюрой. Трудно было определить возраст этого человека. Видимо, из-за той силы, которую излучали глаза и лицо Квинна, подумал Марш. Девро испускал такую энергию, над которой время было не властно. У Квинна Девро были голубые искрящиеся глаза. Сам он был строен и подтянут. В облике Девро было нечто, что заставляло Марша предполагать, что первый был не просто преуспевающим бизнесменом. С такими людьми лучше не ссориться. Тем не менее глаза Девро сверкали юмором и участием.
— Я не люблю несправедливости, — просто сказал Девро, — мне не нравится, когда четверо нападают на одного, которого и бросают в камеру.
— Как вы узнали об этом?
— Я многое узнаю.
— Это было не простое нападение.
— До меня доходили кое-какие слухи…
Марш решил копать глубже.
— О замечательной мисс Хилльярд?
— Я не знаком с леди лично, но я слышал о ней. И то, что произошло с вами, не похоже на ее способы борьбы. Может, я и ошибаюсь, но теперь вы знаете, с чем вы можете столкнуться. Вы уверены, что хотите продолжать?
— Больше, чем раньше, — с блуждающей на губах недоброй улыбкой ответил Марш.
— Я так и думал. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Но почему? — неприлично и остро ответил вопросом на вопрос Кантон. — Почему вы беспокоитесь обо мне? Зачем вам это надо?
Девро медлил с ответом. Он не спеша подошел к бару, вынул графинчик.
— Не желаете?
Марш жестом отказался.
— Почему? — настойчиво повторил он свой вопрос.
— Вы напоминаете мне меня самого, каким я был несколько лет назад.
Марш недоверчиво оглядел своего собеседника. Квинн Девро был одним из самых уважаемых людей в Сан-Франциско. Его чтили за филантропическую деятельность.
— И что… Вы ничего не хотите от меня взамен на вашу услугу?
— Абсолютно ничего.
— Я не люблю быть в долгу.
— Я тоже не люблю. И не люблю, когда люди думают, что обязаны мне, поэтому забудем об этом. Отнеситесь к происшедшему как к моей прихоти. Я недолюбливаю капитана Делани, и мне нравится досаждать ему.
— Делали?
— Человек, который спровоцировал ваш арест. Будьте настороже.
Еще одна услуга. Марш поморщился.
— Учту.
Кантон направился было к двери, но вдруг повернулся:
— Я все-таки ваш должник.
И не дожидаясь ответа Девро, закрыл за собой дверь.
Много дней прошло с тех пор, как, раз привязавшись, мелодия не покидала Каталину.
Укладывая волосы в пучок, женщина состроила гримаску. Она совершала вечерний туалет.
Неужели эта мелодия никогда не покинет ее? Каталина хорошо запомнила мотив, хотя название произведения ей было неизвестно. Она знала такие песни, как «В поисках Бога» и «Желтая роза из Техаса», некоторые фривольные песенки и сентиментальные баллады. На этом знакомство Каталины с музыкой заканчивалось.
Женщина нахмурилась, уличив себя в отсутствии музыкального образования. Основам грамотности — чтению, письму и счету — она выучилась уже в зрелом возрасте. Ее учителем был Бэн. Он же познакомил ее с хорошими книгами, но их было тяжело доставать в шахтерских поселениях, а здесь, в Сан-Франциско, у нее просто не было времени на чтение. Может быть, когда-нибудь…
Но в области человеческой природы и человеческих отношений Каталина получила самое полное образование.
Ступай прочь, прогоняла она мелодию, преследующую ее. Но та все не отставала, и неожиданно женщина поняла, что мелодия звучит не у нее в мозгу, что она слышит музыку. В вечернем сумраке звучала чарующая мелодия.
Значит… он вернулся. Кантон. Каким-то образом он выбрался из тюрьмы. Неужели это Кантон играет?
Нет, это невозможно.
Но он вернулся. Его освободили. Каталина поежилась. Должно быть, он понял, что произошло. И почему.
Как он смог выбраться из тюрьмы? Он захочет отомстить. Но как?
Протяжная мелодия сменилась дикой жесткой музыкой. Мурашки побежали у нее по спине. В музыке слышалась угроза.
Через некоторое время Каталина подавила страх. Она привыкла сражаться. И для достижения светлой цели не следовало гнушаться даже грязными приемами.
За столом у задней стены зала «Серебряной леди» сидел Кантон. Разглядев бледно-желтые следы былых синяков и увидев, что Марш болезненно напряжен, Каталина неожиданно ощутила сильное чувство вины.
Блефовать она умела прекрасно. И знала, что никогда не следует избегать встречи с противником один на один. Особенно на своей территории.
Каталина подошла к столику, за которым сидел Марш.
— Мистер…
— Кантон, — слабо улыбаясь, напомнил Марш. — Тэйлор Кантон.
— Последние несколько дней у вас было тихо, — проговорила Каталина, глядя прямо в глаза своему неожиданному клиенту.
Глаза, лицо, даже улыбка Кантона оставались бесстрастными.
— Да, у меня были кое-какие дела, — улыбаясь, ответил он. — Думаю, что передышка была короткой. Завтра поутру мы продолжим ремонт.
Каталина неотрывно смотрела на Кантона.
— Вы остаетесь?
— О да. Если я начинаю дело, то довожу его до конца.
Впервые в его спокойном, ровном голосе проскользнул намек на чувство, и чувством этим было угрожающее предупреждение, но оно было таким слабым, что чуть не проскользнуло мимо чуткого уха Каталины.
— Значит, у нас есть общие черты, — парировала она, неискренне улыбаясь.
— Я думаю, у нас может быть очень много общего, мисс Каталина.
— Не думаю, — отрубила она, презрительно обороняясь.
Улыбка Марша выросла до ушей.
— Ну, давайте разберемся. Оба мы владеем салунами…
Марш лениво, но очень придирчиво ощупывал взглядом фигуру женщины. Каталина вспыхнула. С ней этого не случалось уже долгие годы. Без слов, но очень выразительно он определил, что у них есть еще общее: до боли осязаемое физическое притяжение, которое невозможно скрыть. Настолько сильное, что воздух между ними был напоен желанием. Марш тянул время, ожидая, когда осознание их общности гневом закипит в Каталине, заставляя ее разъяриться. Он медленно, взглядом раздевал женщину так, как никто никогда не позволял себе — с ленивой чувственностью, с выраженным пониманием того, что ее тело непроизвольно отвечает ему сладко-щемящим томлением плоти.
Изысканная пытка.
Она люто возненавидела его. Она ненавидела его за то, что он разбудил в ней женщину. Она почувствовала себя слабой. Перед ней сразу же встал вопрос: что она есть такое? И она ненавидела себя за это.
А он, загадочный, сидел, буравя ее глазами, похожими на зеркала, в которых фиксируется все, что происходит в тайниках души собеседника.
И это было опаснее всего. Значительно опаснее, чем открытые угрозы или выплескиваемая через край ярость.
У Каталины мелькнула мысль, не объяснить ли соседу, что она не собиралась причинять ему физического вреда, но любое объяснение было невозможно без упоминания о капитане полиции. И, в конце концов, оно ничего не даст. Именно она была первопричиной его злоключений и сомневалась, что Кантон поверит ей. Особенно тому, что она уберегла его от путешествия по экзотическим местам Востока. Вряд ли он оценит ее заботу.
Извиняться она тоже не хотела. Кэт не была лицемеркой. Она знала, что при необходимости она повторит все снова. И в следующий раз, пришла ей в голову порочная мысль, она так быстро не вмешается. Мысль о Кантоне, драящем шваброй палубу, оказалась притягательно-сладкой. В любом случае он заслужил все, что с ним случилось. Всякий, кто ходит на Побережье, — дурак. Вот правильно, похвалила сама себя Каталина, так о нем и думай. Как о дураке, а совсем не как о человеке, мужчине, который заставляет сладко трепетать все твое тело.
— Итак, — мягко добавил Марш, — кажется, у нас есть еще кое-что общее…
Казалось, он подыскивает слова, но Кэт знала, что это только для видимости. Интуитивно она прекрасно чувствовала его намерения, его мысли.
— …а именно — отсутствие милосердия, — закончил он фразу с волчьей улыбкой на лице. — Вы, наверное, согласны со мной?
— Наверное. А может, безжалостность и беспринципность больше подходят? — медленно произнесла Каталина, не прячась, принимая вызов.
— Так же, как и многое другое, — покладисто согласился Марш.
Каталина еще раз внимательно оглядела Кантона. Странно, но следы от синяков и кровоподтеков ничуть не портили его мужественного мужского лица, которое так привлекло ее.
И Каталина поняла, что бесполезно внушать себе, что он дурак. Неизвестно, почему он отправился на Побережье, но совсем не потому, что был дураком.
Каталина присела за стол. Ладони ее скользнули по гладкой деревянной поверхности. Все это было ее. Она создала и выпестовала «Серебряную леди», и она стала Ледяной Королевой Сан-Франциско. Обывателям она внушала если не уважение, то благоговение.
Женщине хотелось стереть этот ленивый, двусмысленный взгляд с его лица, даже несмотря на то, что это может быть опасно. Задеть его… в любом смысле… может быть даже смертельно.
Чувство опасности, которое исходило от Марша, смешивалось с горячей чувственностью, обволакивающей их. Эта смесь одновременно дурманила, опьяняла и наводила ужас.
Напуганная, но будучи не в силах остановиться, Каталина спросила:
— С вами произошел несчастный случай?
— Ерунда. Просто не повезло, — беззаботно ответил Марш. — Сначала я просчитался, потом они просчитались.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Двое из них находятся в больнице. А может быть, и трое. Я не уверен.
— Да, Сан-Франциско — очень опасное место. Следует быть осторожным, выбирая маршрут для прогулок.
— Очень мило, что вы меня предупредили, — сверкнув зрачками, поблагодарил Марш.
— Конечно, вы хорошо вооружены, — Каталина продолжала невинный щебет, переведя взгляд с изуродованного лица на винтовку, пристегнутую к ремню.
Кантон кивнул.
— Теперь, когда я знаю, что можно попасть в ловушку, я буду настороже.
Кэт направила беседу в другое русло.
— Чуть раньше… я слышала музыку, доносившуюся из «Славной дыры».
Выражение лица Марша не изменилось. Он ничего не ответил, будто пропустил мимо углей слова женщины, как не стоящие внимания, и сделал глоток виски. Каталина получила щелчок по носу, но не унималась. Врага надо знать досконально.
— Это не вы играли?
Кантон смотрел сквозь нее и не отвечал. Не было необходимости тратить слова. Каталина подозревала, что он частенько использует этот прием. Кантон приковывал неподвижный, бесстрастный взгляд темных холодных глаз к человеку и смотрел до тех пор, пока не подавлял собеседника настолько, что тот забывал о своем любопытстве. А может, словесная игра утомила его?
Подтверждение было получено, предупреждение сделано, война объявлена. Кантон неожиданно резко встал. Худой, смертоносный, с винтовкой у бедра.
— Ну что ж… Я вас обо всем уведомил, — проговорил он, выходя из-за стола.
Потом он взял руку Кэт и поднес ее к губам. Как истинный джентльмен. Кэт застыла, пораженная его жестом. Он опалил ее своим прикосновением, и по всему телу разлился жар.
— До скорой встречи, дорогая, — насмешливо улыбаясь, попрощался Марш, отпуская ее руку.
Затем он бросил на стол пару монет и направился к выходу. Кэт с замиранием сердца следила за ним.
Когда Марш входил в «Славную дыру», на него зарычала собака. Он засветил масляную лампу и начал вразумлять бессловесное животное.
— Надо быть терпимее, — поучал он дворнягу.
Марш решил переночевать в зале и поставил походную кровать рядом со стойкой бара. Собака держалась на расстоянии, рыча время от времени, когда ей казалось, что Марш заходит на ее территорию.
Когда он вернулся из тюрьмы, собака сидела возле дверей и ждала. У Марша зародилось странное, теплое чувство, будто его встречают. В конце концов, это было нечто вроде возвращения домой после длительного отсутствия.
Марш вытянулся на одеяле. Из салуна «Серебряная леди» доносился громкий шум. Заведение Каталины фонтанировало весельем. Он закрыл глаза и представил себе зеленые глаза своей мучительницы. Она хорошо держалась и блестяще исполняла роль. Взяв над ней верх, он получит истинное наслаждение. Он обязательно одержит победу. Так или иначе.
«Славная дыра» начала обретать респектабельный вид. Кэт, как ни старалась, не могла не признать очевидного. Скрепя сердце, она согласилась, что салун напротив выглядит намного привлекательнее, чем она могла предполагать.
Фасад был выкрашен бронзовой краской, вспыхивающей золотом в лучах солнца. Для салуна под названием «Славная дыра» это было более чем роскошно. Великодушная Каталина восхищалась художественной находкой; жестокосердная Каталина насмехалась над потугами владельца салуна.
«Славная дыра» — вульгарное, кричащее место, — убеждала себя женщина, — в то время как «Серебряная леди» — образец элегантности, изысканности и хорошего вкуса.
Так или иначе «Славная дыра» символизирует несчастье, а его владелец со всем его мужским упрямством и насмешливыми глазами — опасность. Она это очень остро чувствовала.
До поры до времени негодование Ледяной Королевы лишь тлело, дожидаясь момента, чтобы вспыхнуть ярким пламенем. Это ее место. Она создавала свое заведение тяжким, упорным трудом. У этого самозванца нет никаких прав извлекать собственную выгоду из ее успеха. Ну почему было не позволить «шанхаировать» его?
Теперь ей осталось только воображать, что было бы, если бы она разрешила забрить его в матросы: Кантон карабкался бы по мачтам и драил гальюн, а то и что похуже. Но на худой конец у нее есть могущественное секретное оружие: шпион в стане врага.
Прошел слух, что хозяин «Славной дыры» ищет бармена-менеджера, и Тедди уговорил своего двоюродного брата попытать счастья в этом салуне. Хью О'Коннелла не пришлось долго уговаривать: он давно сидел без работы, а ему надо было содержать жену и пятерых ребятишек.
Каталина бросила взгляд на «Славную дыру» из окна спальни, презирая себя за слабость. Она как будто чувствовала, что Кантон — там, внутри. А он и был там! Он стоял, облокотившись на перила, любуясь только что навешенными новенькими ставнями. Он стал поворачиваться к «Серебряной леди», и Кэт отскочила от окна.
Ругая себя и его на чем свет стоит, Каталина положила тончайший слой пудры на щеки и приготовилась спуститься вниз. Прежде чем выйти, она осмотрелась: столик, за которым она вела дела салуна; огромная кровать, место для отдыха, с прелестными стульями. Каталина вынуждена была признать, что комнатка стала выглядеть теплее и уютнее, чем обычно, когда здесь появились причудливые подушечки и яркая скатерть. Наконец-то она выяснила, что Молли умеет делать хорошо — шить, и Каталина втайне решила устроить будущее девушки. Это удастся, если Тедди сможет превозмочь свою застенчивость, а сама Молли — страх перед мужчинами. Эти двое явно симпатизировали друг другу. Молли казалась более спокойной, когда рядом был Тедди, а он… лицо его так и светилось обожанием.
По поводу других девушек, три из которых занимали две комнаты непосредственно над салуном, а еще четыре жили «на стороне», Каталина тоже испытывала чувство удовлетворения. Одна из девушек объявила, что через месяц выйдет замуж и оставит заведение. Еще за двумя, включая Вильгельмину, которая проработала в заведении три года, ухаживали завсегдатаи салуна. Девушки у Каталины были как на подбор — прелестны и обаятельны. Она не принимала на работу тех, кто, по ее мнению, стал бы подрабатывать «на стороне». Притягательность «Серебряной леди» для посетителей заключалась в том числе и в респектабельности заведения, в той степени, конечно, в какой можно употребить это понятие по отношению к салуну. «Серебряную леди» посещали политики и бизнесмены, когда им надо было обсудить дела в укромном месте и заодно выпить и сыграть партию в покер. От девушек не требовалось ничего, кроме хорошенького личика и приветливого обхождения.
Интересно, как намеревается привлекать публику ее сосед? Его темные глаза были безжалостны. Между тем Молли, которой был учинен допрос наедине, сняла с него все подозрения в нелюбезном обхождении. Девушка созналась, что ее напугало оружие и чугунная тяжесть взгляда.
То же напугало и Кэт, но напугало по-другому. Впервые в жизни она почувствовала себя женщиной. Женщиной, обуреваемой страстями. Она думала, что все чувства были вырваны из нее с корнем много лет назад, когда сначала родная мать продала ее, а потом муж сделал то же самое. Еще сильнее насторожило и напугало Каталину то, что ей доставила наслаждение словесная болтовня между нею и Кантоном, она была возбуждена вызывающим блеском его глаз, была оживлена, каждая клеточка ее тела реагировала на присутствие мужчины. Каталина не опасалась Кантона в физическом смысле, ее самое так и тянуло к нему. Подобное притягивает подобное. Боже, помоги ей, если это правда. Даже если она не верит в Небеса. Только в ад.
И в падших ангелов.
Хью О'Коннелл был пятым по счету из тех, кто решил попробовать себя в роли бармена-менеджера у Марша Кантона, и проходил предварительное собеседование в офисе Дэйвида Скотта. Вопросы задавал адвокат.
Марш потратил целый день, выслушивая планы на будущее кандидатов в служащие. Самому Маршу только изредка удавалось вставить слово или задать вопрос. Кроме О'Коннелла, ему никто не понравился. Четверо первых опасливо поглядывали на Кантона и начинали ерзать на стульях, когда до них доходило, что их боссом будет Марш. И не обращая внимания на вопросы, бросались к двери.
С О'Коннеллом было все иначе. Он был некрупным мужчиной, но вел себя с большим достоинством. Он не смутился и тогда, когда ему сообщили, что его хозяином будет суровый человек с холодными глазами.
— Мне нужна работа, — сказал О'Коннелл.
— Почему? — поинтересовался Скотт.
— У меня есть жена, которая ждет ребенка, и пятеро уже готовых ребятишек, — объяснил мужчина. — Я был главным барменом в «Каире» на Побережье Барбары. Месяц назад заведение сгорело, и я не подыскал еще себе постоянного места работы.
— Работа будет отнимать у вас много времени, — мрачно предупредил Марш.
О'Коннелл кивнул:
— Я привык к этому.
Дэйвид взглянул сначала на Марша, потом на соискателя:
— У вас могут быть неприятности. На мистера Кантона уже было совершено нападение, и мы уверены, что это связано со «Славной дырой».
О'Коннелл ответил, глядя Дэйвиду прямо в глаза:
— Я привык к неприятностям. Я работал на Побережье.
Марш сделал следующий шаг.
— Я собираюсь вести дела по-честному. Без крапленых карт и проституток.
О'Коннелл вздохнул с облегчением.
— Очень хорошо. Я ненавидел «Каир» за обман. Я буду счастлив работать в честном заведении.
— Вы будете работать на меня.
О'Коннелл не сморгнул. Тогда Марш задал ему первый вопрос по работе:
— Можете ли вы набрать людей?
О'Коннелл усмехнулся.
— Я знаком с чертовски хорошими людьми.
— Вы можете приступить к работе завтра же?
— Сегодня днем, — был ответ.
Марш взглянул на Скотта. Тот беспомощно пожал плечами: он знал, что Кантон уже сделал выбор.
— Я должен изучить ваши рекомендации, — единственное, что оставалось сказать адвокату.
О'Коннелл понимающе кивнул.
— А вы тем временем приступайте, — распорядился Марш, обращаясь к О'Коннеллу.
Он не любил суеты, особенно когда выбор сделан.
— Когда вы собираетесь открыть заведение? — спросил Хью.
— Через три недели, считая с сегодняшнего дня, — улыбаясь, ответил Кантон. — Я надеялся сделать это раньше, но помешали непредвиденные обстоятельства. — Он медленно поднялся. — Вы знаете, где находится «Славная дыра»?
— Где находится «Славная дыра», известно всем, — в тон ему ответил Хью. — У нее… интересная история.
О'Коннелл не сказал «несчастливая», но именно это слово эхом отозвалось в кабинете.
— А будет еще интереснее, — сухо предрек Марш. — Ах да… Там, в салуне, собака. Не обращайте на нее внимания, и она вас не тронет.
— Я люблю животных. Как ее зовут?
— Винчестер, — придумал Марш. — Коротко — Вин, — и он улыбнулся своей шутке, которую больше никто не понял.
В субботу вечером мисс Лотта Крэбтри, одна из самых популярных звезд Сан-Франциско, выступит с сольным концертом на открытии салуна «Славная дыра», нового увеселительного заведения города.
Мисс Крэбтри с успехом дебютировала в Нью-Йорке, Филадельфии и Бостоне и вернулась в Сан-Франциско, где будет выступать в течение месяца с новой программой в Оперном театре. Но до начала официальных гастролей она согласилась дать премьерное выступление во вновь открываемом салуне «Славная дыра». Многие наши читатели, должно быть, помнят, что салун закрылся два года назад. Новый владелец салуна, Тэплор Кантон, предприимчивый бизнесмен из Техаса, пообещал, что возрожденное заведение займет достойное место среди самых блестящих увеселительных и культурных центров города.
То обстоятельство, что первое выступление эстрадной звезды Лотты Крэбтри пройдет именно в этом салуне, свидетельствует об истинности намерений бизнесмена. Мы рады приветствовать мистера Кантона в Сан-Франциско!
Каталина скомкала газету. Похожие объявления она уже прочитала в других изданиях. Будь он проклят! Как, черт возьми, ему удалось заманить Лотту Крэбтри?
И впрямь «предприимчивый бизнесмен»! Правда… больше на бандита похож. Чума! Интересно, сколько ему пришлось выложить за эти объявления?!
Каталина зло выругалась про себя. Лотта Крэбтри была живой легендой Сан-Франциско. Дочь бедного шахтера, она начала свое восхождение с деревянных подмостков, на которых выступала перед рабочими, еще будучи ребенком. Снискав славу звезды мюзик-холлов, она перебралась на Восток, где, как говорит молва, и стала самой высокооплачиваемой актрисой Америки.
Иногда она заезжала в Сан-Франциско, хотя выступала здесь редко — и, конечно, не в салунах. Отсюда новый вопрос. Чем удалось Кантону соблазнить Лотту Крэбтри, чтобы она согласилась выступить даже не в обыкновенном салуне, а в скандально известной «Славной дыре»?
И почему она, Каталина Хилльярд, не узнала новость первой через кузена Тедди, а прочитала это, как все, в газетах?
Каталина в гневе швырнула газету. Выступление Лотты Крэбтри привлечет огромную толпу в «Славную дыру», в заведение с подмоченной репутацией. Это знаменательное событие сотрет из памяти людей все дурное, что было известно о салуне.
Как ему удалось это сделать?
Кантон не производит впечатления человека, имеющего много друзей. Он был всегда один, и Каталина подозревала, что, когда он с людьми, он все равно одинок. Она сама такая, и она распознала в нем свое подобие себе.
Каталина знала об адвокате Дэйвиде Скотте — Тедди сообщил ей о собеседовании, которое выдержал его брат. Она порасспросила кое-кого из завсегдатаев об этом юристе и не узнала почти ничего, кроме того, что он, кажется, честный человек, а этого качества ее посетители не хотели видеть в своих адвокатах.
Источником удачи мог быть Квинн Девро, имя которого как-то упомянул Кантон, но зачем он станет помогать этому беспринципному и безжалостному мужлану? В этом не было смысла. А Кэт не понимала бессмысленных поступков. Но ей не хотелось быть раздавленной. Означает ли объявление, что Кантон собирается и после открытия потчевать своих посетителей чем-то особенным? Если да, то ей придется делать то же.
Но кто в целом мире может превзойти Лотту Крэбтри? Нужно что-то придумать, иначе ее заведение потеряет лицо, а она — доход. Все в городе знали, что Ледяная Королева была если не прямо, то косвенно замешана в несчастьях, свалившихся на «Славную дыру». Это было на руку Каталине, так как охраняло ее от домогательств. Когда-то она пустила слух о большой любви к человеку, убитому на войне, о вечной любви, которую она всегда будет чтить. Каталина даже разыскала в лавке и купила портрет приятного молодого человека в военной форме, который и повесила на видном месте. Но она знала, что даже намек на слабость разрушит ту стену, которую она воздвигла между собой и своими клиентами.
Проклятый Кантон.
Каталина подняла с полу газету и расправила ее. Она не обращала больше внимания на объявление Кантона. Теперь она искала нечто, способное потрясти мир.
И на шестой странице она это нашла.
Тедди сопровождал Молли во время прогулок. Молли взирала на мир из-под широкополой шляпы. Только присутствие несокрушимого, надежного Тедди позволяло ей держаться прямо, без провожатого она бы умерла от страха. Впервые за шесть недель, которые она провела в «Серебряной леди», девушка отважилась отойти от дома дальше, чем на расстояние брошенного камня.
Ее ручка, затянутая в перчатку, дрожала. Тедди вовремя заметил это и взял ее под руку.
А что если она заметит его?
От этой мысли Молли кинуло в дрожь, несмотря на теплое утро. Она и так рисковала, время от времени выполняя в «Серебряной леди» функции «хозяйки». Она знала, что в салуне он ее не найдет. Он почитал тягу к алкогольным напиткам за дьявольское искушение. Если бы Молли сохранила способность смеяться, она бы от души расхохоталась над этим лицемерным утверждением. Но в ней жил только сдавливающий душу страх, который не отпускал ее ни на минуту.
Приехав в Сан-Франциско, Молли совершила поступок куда более отчаянный, чем совместные прогулки с мужчиной по многолюдным улицам города.
Девушка покинула родной дом без гроша в кармане. В простом шерстяном платье. Ей пришлось схорониться в перевозившем сено вагоне, направляющемся в Сан-Франциско. И когда она очутилась в чужом городе, то перед ней со всей неотвратимостью встал вопрос: что делать дальше. Голодная и испуганная, она провела ночь в каком-то темном углу, а на следующее утро отправилась искать работу.
Едва взглянув на нее и выслушав дрожащий лепет, владельцы магазинов отсылали ее прочь. Она не знала, как ответить на вопрос, что она умеет делать. Молли и помыслить не могла, чтобы рассказать, что она занималась шитьем с тех самых пор, когда смогла держать в руках иголку: она ненавидела это занятие и ни словом не обмолвилась о своем умении и золотых руках.
Все следующие дни были полны ужаса и голода. Девушка боялась, что ее разыщут, боялась шумных улиц и темных ночей. Как-то она краем уха услышала, что из салуна «Серебряная леди» уволился повар. Махнув на свое полное неумение готовить, в отчаянной попытке обрести надежный кров и хоть какую-то пищу, Молли рискнула. Приготовление пищи, решила она, не может быть сложным делом. Она не раз наблюдала, как готовит Инее, пока в один прекрасный день та не исчезла, а на ее месте не воцарилась другая кухарка, которая никого не пускала в свои владения.
Войдя с черного хода в «Серебряную леди», Молли старалась держаться гордо и независимо. Первым ее встретил и оглядел с жалостливым любопытством Тедди. Потом появилась и сама мисс Каталина. Присутствие элегантной женщины, изумрудные глаза которой освещали, казалось, все тайники души, заставило девушку онеметь от робости.
Каталина сразила Молли первым же вопросом. Где она работала раньше? Много ли ей приходилось готовить? Молли солгала, что уже поработала в нескольких местах, и прочитала недоверие в глазах владелицы салуна. Но зеленые глаза смягчились, и девушка была принята с испытательным сроком. Мисс Каталина предложила ей комнату и после короткого раздумья сказала, что перед тем как приступить к работе, девушка должна несколько дней отдохнуть. Кроме того, ей нужно подобрать одежду. И Молли преисполнилась чувством благодарности.
К несчастью, в первый же день своей трудовой деятельности Молли сожгла хлеб, который намеревалась испечь, и посетители салуна едва не задохнулись от дыма.
Тогда Молли поднялась наверх, в свою комнату, сняла платье, подаренное ей мисс Каталиной, и переоделась в свое старенькое. Глядя с сожалением на платье, она разложила его на кровати. Это было прелестное ситцевое платье ярко-голубого цвета. Несмотря на то, что дорогим его нельзя было назвать, красивее у нее никогда не было. Но сейчас рукав был обезображен прожженным пятном. Если бы платье принадлежало ей, она бы все равно его сохранила. Но платье было чужое, а украсть у человека, который был добр к ней, девушка не могла.
Как раз в тот момент, когда Молли закрывала за собой дверь, ее окликнула мисс Каталина. Рука Молли прилипла к дверной ручке, и мурашки страха побежали по спине. Молли привыкла к расправам над собой — словесным и физическим.
Выражение лица мисс Каталины было, как всегда, бесстрастным, но в глазах светилось нечто, похожее на понимание, что позволило Молли успокоиться. Ее хозяйка была такой красивой. Иногда Молли казалось, что Каталина сошла с полотна какого-то замечательного художника. Ледяная Королева вопросительно взирала на Молли:
— Ты куда-то собралась?
— Я думала… мне так стыдно…
— Из-за того, что ты солгала, что умеешь готовить, или из-за того, что ты чуть не спалила салун?
— Мне стыдно и за то, и за другое.
— Куда ты собираешься идти?
Молли безнадежно пожала плечами. Мисс Каталина вздохнула:
— А это платье?.. — и она покачала головой.
— Я не хотела обманывать. Я на самом деле думала, что умею готовить.
— Но ведь тебе не приходилось этого делать раньше, не так ли?
— Нет, мадам.
Мисс Каталина улыбнулась.
— Ну, а что же ты умеешь делать?
Молли устала от вранья. Она опустила голову и прошептала:
— Боюсь, ничего.
Каталина внимательно рассматривала девушку.
— У тебя правильное произношение… Если ты распустишь волосы, то будешь просто красавицей. Не хочешь ли попробовать себя в качестве «хозяйки» заведения?
Молли застыла. Шанс. Еще один шанс. Шанс затаиться, подкопить денег и, может быть, податься куда-нибудь на Восток, достаточно далеко, чтобы он не разыскал ее. Но что она скажет посетителям? Сможет ли она выжать из себя хоть слово? Тедди говорил ей, что дурное обращение с девушками в «Серебряной леди» запрещено и что от них не требуются ничего, кроме того, чтобы быть любезными, очаровательными хозяйками и развлекать гостей. Она и сама имела возможность убедиться в правоте его слов вчера, когда одного грубо-навязчивого посетителя попросту выставили за дверь. Но тем не менее…
Она не могла забыть эти руки, ползущие, жадно шарящие, и Молли не была уверена, что сможет запросто беседовать с мужчинами, как другие девушки.
Но идти ей некуда. Спрятаться негде. Здесь по крайней мере ей гарантирована хоть какая-то защита. Она попробует. Она должна использовать свой шанс.
Молли крепко вцепилась в руку Тедди и ускорила шаг. Подняв глаза, она встретилась взглядом со своим телохранителем. Друга она потеряла давно, защитника — недавно. Хорошо бы иметь обоих.
Как бы она хотела чувствовать себя в безопасности!
Улица, где располагалась «Славная дыра», была запружена народом. Респектабельные леди, которым никогда бы не пришло в голову заглянуть в салун, пришли послушать Лотту Крэбтри.
В этот вечер Каталина даже не пыталась состязаться с Маршем. Что бы она ни предложила — все бы померкло в сравнении со зрелищем в салуне Кантона. Но ничего. Скоро пробьет ее час. Очень скоро.
Собираясь на открытие «Славной дыры», Каталина не могла сдержать чувства восхищения перед гениальной расторопностью соседа. Вечером ей предстоит не самое приятное времяпрепровождение. Тем не менее, получив от Mapша Кантона официальное приглашение, она не могла не принять его, чтобы не позволить ему думать, что она, Каталина Хилльярд, струсила или побеждена. Нет, она наденет свое самое нарядное платье — из черного бархата, которое удивительно подчеркивает красоту ее роскошных волос, — и будет очаровательно улыбаться.
Каталина оделась. Старательно расчесала волосы, уложила их французским узлом и заколола перламутровыми заколками. Затем она подкрасила щеки и губы, слегка, только чтобы придать им розовый блеск.
Отступив назад, Каталина оглядела себя в зеркале с ног до головы. Выглядела она замечательно. Лучше не бывает. Женщина взглянула на часы и сделала первый шаг в логово зверя.
Каталина Хилльярд обязательно придет. Марш знал это так же точно, как то, что после жизни наступает смерть. Она придет, чтобы не доставить ему удовольствие своим «неприходом».
Самый лучший стол Марш зарезервировал для нее. Для них. Второй по удобству столик был оставлен для Кристофера Бакли, «Слепого Христа», как его называли. Бакли был владельцем уютного кафе, расположенного в деловой части города, и, по слухам, был «серым кардиналом», делающим большую политику за спиной официальных политических деятелей. Кантону сообщили, что, если он хочет остаться на плаву, с этим человеком следует поддерживать добрые отношения. Бакли обмолвился как-то о своем желании послушать Лотту Крэбтри, и Марша тут же предупредили, что надо оставить лучший столик для Бакли. Но лучший Кантон оставил для себя и Каталины.
Марш из кожи лез вон, чтобы казаться любезным. Боже! Как это было трудно после того, как он долгие годы отрабатывал леденящий взгляд и угрожающие жесты. Хью О'Коннелл дал ему несколько советов, и в конце концов Марш обреченно проворчал:
— Раз нужно, значит нужно.
Впервые после войны Марш облачился в приличный костюм, и сразу же на него нахлынули воспоминания, от которых он старательно отгораживался. Признаться, он и сам устал от черного. Из года в год он носил черные одежды, и цвет был частью образа, который Марш создавал десятилетиями. Черный цвет был постоянным напоминанием о профессии: о перестрелках, стычках, схватках.
Посмотрев в зеркало, он не узнал себя. Утром Марш побывал у парикмахера, подстригся и сделал прическу. Легкая седина, пробивающаяся сквозь иссиня-черную щетку густых волос, делала его невероятно элегантным. Черты лица Кантона стали если не мягче, то благороднее.
Марш смотрел в зеркало и не видел привычного лица убийцы. Неужели это одежда изменила его? Или что-то другое? А может, ему почудилось? Может, он выдает желаемое за действительное?
Кантон с отвращением отвернулся от зеркала, мечтая о том, чтобы все поскорее осталось позади, чтобы он остался в одиночестве или по крайней мере наедине с собакой. Пес был в салуне еще утром, но к вечеру количество барменов и официантов стремительно увеличилось, и животное как сквозь землю провалилось. Маршу хотелось последовать за ним.
Бросив последний, недовольный взгляд в зеркало, Марш Кантон направился к лестнице, а может быть, — в новую жизнь.
А может, ему придется убедиться, что новой жизни не бывает.
Каталина Хилльярд обставила свое появление в салуне Кантона со всею торжественностью. Впрочем, возможно, любое ее появление вызывало у публики шок.
Марш уже давно не реагировал на женщин, но и у него перехватило дыхание, когда Каталина внесла себя в «Славную дыру». Он всегда восхищался красотой этой женщины, но сегодня она была выше всяких похвал. На Каталине было черное бархатное платье, обтягивающее восхитительные формы и складками ниспадающее на пол. Оно не было модным, без турнюра, без лишних украшений и бантов. Точнее, платье было вне моды и своей изысканной простотой подчеркивало жгучую красоту Каталины. Руки женщины были затянуты в длинные черные шелковые перчатки. Единственным украшением было золотое ожерелье с небольшим изумрудом, подчеркивающее насыщенный цвет прекрасных глаз, и перламутровые заколки, оттеняющие темную тяжесть волос. Скромная элегантность Каталины делала остальных женщин в зале расфуфыренными наседками.
Марш был потрясен, даже несмотря на то, что он ни на секунду не забывал, что по вине этой женщины его избили, бросили в тюрьму и чуть было не «шанхаировали».
Словно по мановению волшебной палочки, публика оторвала взгляд от него, хозяина салуна, от сцены, на которой разыгрывались музыканты в ожидании выхода Лотты Крэбтри, от дверей, за которыми скрывались другие приглашенные, — все с напряженным вниманием следили за величественной женщиной, с уверенным и вызывающим видом приближавшейся к Кантону.
Марш встретил ее на середине зала. О вражде между ними уже перешептывались. Честно говоря, Марш немало потрудился для появления этих слухов, зная по прошлому опыту, что «жареное» возбуждает интерес и увеличивает число клиентов. Он вежливо поклонился:
— Добро пожаловать в «Славную дыру». Вы — моя самая долгожданная гостья.
— Ну, что вы, — сладко улыбаясь, ответила Каталина, — «долгожданная» — не совсем верное слово. Я бы сказала «любопытствующая»: я люблю открытия салунов почти так же сильно, как и их закрытия.
— Неужели я чем-то вызвал ваше раздражение, мисс Каталина?
— О нет конечно, мистер Кантон. Я должна вас поздравить с Лоттой Крэбтри. Кроме того, не желая оставаться в долгу, я приглашаю вас в «Серебряную леди». Я надеюсь, вы найдете время посетить меня и оценить… маленький презент, который я делаю… Сан-Франциско.
Марш вопросительно выгнул бровь:
— Когда же это будет?
В ответ он получил ослепительную улыбку.
— Об этом вы прочтете в завтрашних газетах.
Марш расплылся до ушей, и ему не пришлось совершать над собой усилие.
Марш пришел в возбуждение. Дикое и непредсказуемое. Это было совершенно новым чувством для него самого.
Кантон заметил победный блеск в ее глазах, глубоких и влекущих, и вновь поклонился. От Каталины исходил бодрящий аромат диких цветов и душистых трав.
— Я весь во власти предвкушения, мисс Каталина, — шепнул он, беря ее под руку. — Я надеюсь, вы разделите со мной столик.
Каталина кивнула, будучи не в силах высвободиться из цепких рук Марша, не вызвав скандала. Нет, она не доставит ему этого удовольствия.
Она была удивлена тем, что, как только его рука в белой перчатке дотронулась до ее в черной, все ее существо начала бить дрожь. Казалось бы, ткань должна служить надежной защитой, но этого не случилось.
Сам же Марш почувствовал такое жжение по всему телу и особенно в паху, как будто его подпаливали изнутри.
Их взгляды снова встретились, скрестились, и Каталина опустила глаза. Марш понял, что она не сдалась, просто не захотела привлекать внимания, и был вынужден вновь отдать ей должное. Она с блеском выиграла и этот раунд.
Бурное крещендо оборвалось, и глаза зрителей устремились на сцену, на Лотту Крэбтри.
Марш подвел свою гостью к столику и с почестями усадил ее. Ни один человек в зале не обращал больше внимания на них, и Кантон понял, почему Дэйвид Скотт настоятельно советовал ему не жалеть денег на Лотту Крэбтри.
Она покорила зал с первой секунды появления на сцене. Когда Лотта была еще девочкой, ее заметила и выучила Лола Монтес, эстрадная звезда, гордость Калифорнии. У Лотты была обворожительная улыбка и заразительный смех. Рыжеволосая, с блестящими черными глазами, она танцевала и шутила, приглашая всех принять участие в веселье. «Славная дыра» надрывалась от хохота, и Марш почувствовал сильный прилив гордости за то удивительное превращение, которое произошло с недавней развалюхой-салуном. Марш завершил дело, которое не имело ничего общего с его прежними занятиями, и это доставляло ему удовольствие. К тому же напротив него сидела красивая женщина, которая, глядя на представление, была не в силах скрыть радостной улыбки, такой же редкой — он это чувствовал инстинктивно — как и его собственная. Один раз она даже захотела поделиться с ним своими впечатлениями от представления, но вовремя опомнилась и замерла. И тогда Марш почувствовал себя обделенным.
Когда первая часть представления, закончилась, Каталина поинтересовалась:
— А что вы будете делать со «Славной дырой» дальше?
— Что-нибудь придумаем, — ответил Кантон. — «Славная дыра» вновь стала респектабельным заведением.
— Надолго ли? — сладким голосом уязвила его Каталина.
— Ну… я собираюсь сделать из «Славной дыры» образцовое заведение, — сухо ответил Кантон. — Я привык чтить закон.
— Никогда бы не подумала, мистер Кантон.
— Тэйлор, — поправил ее Марш.
Он так чуть было и не сказал — Марш, но вспомнил, что ему следует дистанцироваться от Марша Кантона, наемного убийцы. Казалось, что прежняя жизнь навсегда осталась в прошлом. Но Кантон слишком хорошо понимал, что тени прошлого всегда с ним.
Каталина лукаво склонила голову на плечо.
— Вы не слишком похожи на человека по имени Тэйлор.
Марш подумал, что произнес имя неубедительно. Надо быть осторожным. Если за спиной тех, кто напал на него, стояла эта женщина, ей будет смертельно интересно узнать его настоящее имя. И если это случится, он загремит в тартарары вместе со своим респектабельным заведением.
Кантон хмыкнул.
— Вы тоже не выглядите как Каталина.
— А что бы вы предложили?
— Ну, наверное, Кэт.
— У кошечек есть коготки.
— Именно поэтому вам так идет это имя.
Кантон улыбнулся, объясняя ей взглядом, что он слишком хорошо понимает, что она пыталась от него избавиться.
— Я всегда восхищался этими животными, — продолжал Марш. — Их… умом. Интересно, можно ли выдрессировать кошку, конечно, если она попадет в хорошие, твердые руки?
— В отношении кошек не существует такого понятия — «хорошие руки».
— А исключения?
— Не бывает.
— Вы так уверены? — развлекался Кантон. — Исключения бывают всегда.
— Не ожидала от такого мужчины, как вы, такой гибкости суждений.
— А какой я?
— Прямолинейный. Бескомпромиссный. Опасный.
— В ваших устах это звучит как комплимент. Как это говорится… свояк свояка видит издалека?
— Правильно, мистер Кантон.
В ее словах звучал вызов, и Марш услышал его. Раньше он никогда не вступал в словесные баталии с женщинами, а оказалось, что это восхитительно. Это возбуждало. Не отрывая глаз от Каталины, Марш потянулся за бокалом шампанского. За ним неотрывно следили ее кошачьи глаза, зеленые, ленивые, властные и чувственные.
У Марша ныло в паху. Он испытывал болезненное желание прикоснуться к мраморной коже под полночной чернотой бархатного платья, притронуться кончиком языка к ямочке у нее на шее, провести рукой по эбеновым волосам, которые казались мягкими, как шелк.
Черт! Раскатал губу! У него разве что слюна не висела, как у собаки.
И все это по отношению к женщине, которая была его врагом… Но именно это и подогревало Кантона. Он и мысли не допускал, что в его желании было нечто большее, чем специфическая месть.
Увлекшись Каталиной, Марш едва расслышал взрыв аплодисментов. На сцену снова вышла Лотта Крэбтри. Зал рукоплескал, а он чувствовал только жар, который волнами перекатывался от него к Каталине и обратно. Марш был уверен, что женщина тоже ощутила это тепло: щечки ее порозовели, глаза возбужденно блестели.
Итак, Ледяная Королева подвластна чувствам! Кантон накрыл своей рукой ее ладошку. Щеки ее из розовых стали пунцовыми. Словно обжегшись, Каталина отдернула руку.
— Может быть, шампанского? — хрипло поинтересовался Кантон.
— Мне бы не хотелось разорить вас слишком быстро, — в голосе Каталины звучала неведомая ей самой чувственность. Она хотела ответить Кантону язвительно, а получилось чуть ли не распутно.
Они сидели за столом, слушая Лотту Крэбтри, Кантон не отрывал глаз от лица Каталины. Их язвительные мысли скрестились в немом диалоге. Возбуждение нарастало с каждой секундой. Кантон не хотел упускать этих мгновений: безмолвный обмен чувствами доставлял ему странное наслаждение.
Марш едва расслышал взрыв аплодисментов, когда Лотта Крэбтри завершила свою программу, и Хью О'Коннелл поднялся на сцену и оповестил уважаемую публику, что отныне каждый вечер в «Славной дыре» посетителей ждет увлекательное зрелище.
Зал наполнился гулом голосов — люди обменивались впечатлениями. Многие бросились к столику Марша, чтобы поздравить его с невиданным успехом. Мимолетное чувство гордости улетучилось, когда Марш осознал, что единственное, чего он желает в этот момент, в чем действительно нуждается, — это женщина, сидящая напротив. Принимая поздравления, он краешком глаза заметил, как она поднялась из-за стола, направилась к двери и… исчезла. И он ничего не мог поделать! По крайней мере, сейчас. Приличия обязывали.
Желание не покидало его тела. Стараясь выглядеть любезным, он сомневался, что это у него получалось. Черт! Он не умеет себя даже прилично вести. И это он, Марш Кантон, который некогда с легкостью повелевал своими чувствами и слыл одним из самых галантных молодых людей в Джорджии.
В конце концов Марш переложил обязанности гостеприимного хозяина на Хью, а сам выскользнул через черный ход на улицу, на воздух, прочь от преследующего его томного аромата диких цветов.
Каталина предпринимала поистине героические усилия, чтобы «Серебряная леди» превзошла «Славную дыру». Для постоянных клиентов она ввела новую услугу: напитки на дом.
В тот вечер она лично встречала посетителей, давая возможность каждому почувствовать себя желанным гостем и не печалиться из-за того, что выступление Лотты Крэбтри прошло без него. Ледяная Королева пускалась в разговоры о политике, расспрашивала посетителей об их семьях, и они на глазах распухали от гордости и удовольствия.
Какой-то новенький прикоснулся к ней, и Каталина, почувствовав внезапное отвращение, едва сдержалась, чтобы не отскочить от него.
Почему прикосновения Кантона не вызывали у нее отвращения и брезгливости, не будили в памяти воспоминаний, которые надежно охраняли ее неприкосновенность? Почему его прикосновения разбудили в ней нечто сокровенное, отзывающееся томительно-сладкой болью и мучительным желанием? Она даже не могла точно определить, где возникает эта боль. Странное томление охватывало ее всю целиком — и тело, и душу.
Нужно сопротивляться и выстоять. Однажды она отдала свое сердце и надежды бесчестному человеку и была подло предана. Повторения она не допустит.
Нужно избавиться от Кантона. Каталина не хотела даже мысленно назвать его Тэйлором. Он был… слишком… грубо-материальным для такого… учтивого имени. Никакое другое имя не подходило ему больше, чем Кантон. Жесткий человек. Жесткое имя.
Вечер был в самом разгаре. Каталина делала вид, что одаривает посетителей своим вниманием. На самом деле все ее мысли были сосредоточены на отсутствующем черноволосом мужчине в черной одежде с гипнотическим и леденящим душу взглядом.
Интересно, чем он занят? Наверное, наслаждается выступлением Лотты Крэбтри. А потом… наверное, они поужинают вместе.
И Каталиной овладела ревность.
Лотта Крэбтри задумчиво рассматривала гостя, затягиваясь длинной черной сигарой.
Кантон прислал ей огромный букет цветов и коробку сигар, которым, по слухам, она отдавала предпочтение. Последнее ей особенно понравилось. Большинство мужчин об этом бы даже и не подумало.
Лотта сидела в гримерной «Славной дыры», потягивая холодное шампанское и размышляя, не заняться ли ей с Кантоном чем-нибудь более приятным, чем банальный разговор. Может быть…
Он был многолик, этот Тэйлор Кантон. Лотта согласилась на его предложение, потому что об этом просил Дэйвид Скотт, который однажды оказал ей неоценимую услугу. Завтра вечером она начинает свою официальную программу в Сан-Франциско, а сегодня сделала одолжение Кантону, хотя менеджер старался удержать актрису от этого поступка. Выступления в салунах подрывают престиж, но Лотта всегда поступала по своему усмотрению и всегда отдавала долги. Особенно тем, кто поддержал ее в самом начале карьеры.
Кантон заинтриговал Лотту с первой секунды. Он не был похож ни на владельца салуна, ни на кого-либо из мужчин, с кем ей приходилось сталкиваться. Лотта удивилась, что Дэйвид Скотт поддерживает отношения с таким человеком. Людей, похожих на Кантона, Лотта встречала в шахтерских поселках, среди золотоискателей — волки в стаде овец.
У него были манеры джентльмена, хотя глаза выдавали темное прошлое. Да, поклонник у нее сегодня неординарный.
— Вы говорите с южным акцентом, не так ли? — поинтересовалась Лотта.
— Я думал, он давно исчез, — улыбнулся Кантон. — Но вы правы. Джорджия.
Женщина заметила, что Кантон улыбался только губами. Глаза оставались настороженными.
— Почти исчез, но я слышу. У меня способности к этому, — сообщила довольная собой Лотта, продолжая разглядывать Кантона.
— Вы из богатой семьи?
— Из некогда богатой семьи.
— До войны?
— До войны, — подтвердил Марш.
— А как вы стали владельцем салуна?
— Я выиграл его.
— Вы играете в азартные игры?
— Бывает.
— А что еще бывает?
Кантон взял сигару и прикурил. Молчание бывает красноречивее слов.
— Вы думаете, я задаю слишком много вопросов, — спросила Лотта. — Да, это так. Стать хорошей актрисой можно, только раскусив человеческую натуру. Нужно хорошо знать и понимать людей.
— Вы понимаете меня?
— Сомневаюсь, чтобы хоть кто-то понимал вас. Даже вы сами.
Теперь он улыбнулся по-настоящему — губами и глазами. Кантон наклонился и прикоснулся к ее губам, и Лотта ответила, но того безудержного, зверского желания, которое он испытал полчаса назад, не было, и Кантон сразу понял это. Он старался искусственно вызвать страсть, но у него ничего не вышло.
Марш молча выругался. Лотта Крэбтри была красивой, восхитительной женщиной, мечтой вожделеющего мужского населения страны, а он не чувствовал ничего, кроме легкого тщеславного удовольствия.
Лотта Крэбтри подождала мгновение и отстранилась.
— С вами за столиком сидела красивая женщина, — слегка улыбнулась она.
Марш настороженно кивнул.
— Но она быстро ушла, — заметила Лотта.
— Она владелица салуна напротив.
— Дружеское соперничество? Он покачал головой.
— Эта женщина хотела, чтобы меня «шанхаировали».
Актриса откинулась на диванчике и прищелкнула языком.
— Даже со сцены я чувствовала жар, разливающийся между вами. Это не похоже на ненависть.
Кантон ухмыльнулся.
— Когда мы рядом, что-то происходит. Фейерверк. Извержение вулкана.
— Жаль, — с искренним сожалением произнесла Лотта, глядя на Кантона с нарастающей страстью, — могло бы получиться очень интересно…
Больше она ничего объяснять не стала. На секунду Марш почувствовал сожаление по утраченным возможностям.
— Все еще может быть, — пробормотал он.
Лотта покачала головой.
— Я никогда не была второй.
— Нет конечно, — согласился Кантон.
— Ну, а теперь не отвезете ли вы меня в отель, мистер Кантон?
— С удовольствием, мисс Крэбтри.
Кэт расчесывала волосы, когда послышался скрип экипажа. Уже светало. Оба салуна были давно закрыты.
Женщина подошла к окну. Кантон помогал Лотте Крэбтри подняться в экипаж. Кантон сел вплотную к женщине, и в блеклом свете зари Каталина разглядела, как Лотта повернулась к Маршу и улыбнулась.
У Каталины перехватило дыхание. С руганью, которая бы сделала честь любому матросу, она в сердцах запустила расческой в стакан с портвейном, который дожидался ее на тумбочке у кровати.
Стакан разбился. Темно-красная жидкость растеклась по шелковой простыне.
Пятна. Боже мой, пятна.
Пятна.
Лиззи Джонс уставилась на грязную простыню, в центре которой красовалось красное пятно. Кровь. Ее кровь.
Ее вырвало. Желудок болел. Болело все тело. Она чувствовала себя так, как будто ее резали на куски.
Пока все это происходило, она лежала с закрытыми глазами, воображая, что находится совсем в другом месте. Но боль была ужасной. Как будто острый кинжал проникал внутрь ее, и каждое движение возвращало ее в привычную реальность.
Считалось, что именно в этот день ей исполнилось тринадцать лет, и ее мать решила отметить день ее рождения. Раньше этот день никогда не отмечали. То, что произошло сегодня, было первым и единственным подарком, который она получила ко дню рождения.
Лиззи чувствовала приближение этого момента. Она замечала, как жадно разглядывают ее мужчины, чувствовала их щипки, когда разносила напитки по залу. Кроме того, она слышала о сделке. Лиззи попыталась было сбежать, но шериф, которому заплатила мать, приказал разыскать ее и вернуть назад. Ее заперли в комнате с одним заколоченным окном.
Лиззи выдержала все попытки умертвить ее еще в утробе, а потом прошла через полное материнское пренебрежение и равнодушие. Иногда ее жалела какая-нибудь мягкосердечная шлюха, которая вскорости куда-нибудь исчезала. Мать ее не пожалела ни разу.
Всю недолгую жизнь к Лиззи относились как к рабыне. Она никогда не ходила в школу, не знала, что существует другая жизнь, без постоянных совокуплений, пьяных драк и женских склок. Лиззи выжила только потому, что ей достался выносливый организм. Выживание было единственным, что она делала на этом свете.
Ее мамочка обратила на Лиззи внимание, когда девочка стала наливаться и хорошеть.
После того памятного первого свидания с мужчиной ей выделили отдельную комнату, но денег у нее никогда не было. Их забирала мать.
Лиззи научилась отключаться, как только в дверях появлялся мужчина. Она снова стала подумывать о побеге, но вспомнила, как ее приволокли домой и закрыли в комнате. Что же ей делать? Мать без устали твердила Лиззи, что она никчемное существо, не пригодное ни к чему другому, кроме как служить подстилкой посетителям.
Итак, ей оставалось только воображать, что она находится где-то в другом месте, а тело ее принадлежит не ей, а кому-то другому. Однажды Лиззи видела пейзаж с морем, и теперь, во время встреч с мужчинами, она воображала себя в море, потому что оно казалось глубоким и чистым. И пока мужчина был с ней, она думала о море.
Спустя некоторое время ее стал регулярно навещать Джеймс Кэхун. Похоже, денежки у него водились: он приходил несколько раз в неделю. Кроме того, он старался вести себя прилично. Лиззи было около пятнадцати, когда Джеймс предложил ей убежать с ним и стать его женой. Он даже пообещал заботиться о ней.
Он любил ее.
Впервые в жизни у Лиззи появилась надежда, но… скоро пропала.
Каталина отогнала воспоминания. Прошлого больше нет! Она не желает вспоминать, что вступила в жизнь как Лиззи Джонс, сначала несчастный, маленький гадкий утенок, потом шлюха.
Марша разбудила собака, и он инстинктивно потянулся к винтовке у изголовья.
Он почувствовал себя идиотом: солнечные лучи падали только на четвероногого захватчика, больше никого в помещении не было. Еще он почувствовал признательность к собаке. Должно быть, он стареет. Он привык реагировать на легчайший шорох: скрип ветки, трение лошадиных копыт о сосновые иглы, скрип половиц.
Марш уставился на собаку, она — на него. Было ясно, что животное рассержено, очевидно, тем, что вчера из-за столпотворения ему пришлось убраться.
— Это то, к чему тебе следует привыкнуть, — проворчал Марш, удивляясь вежливости, с которой он обращался с проклятой псиной.
Его подтачивало чувство неуверенности. Кантон достал винтовку, примерился к ней, подладился, погладил ствол, вспоминая ощущение сродства с оружием, которое делало винтовку частью его самого. Не следует пренебрегать предосторожностью. Как бы далеко он ни уехал, недоброжелатели всегда найдутся. Или те, кто ищет славы. Они могут разыскать его.
Куда подевалась его былая осторожность, предвидение того, что случится через секунду. Где умение, приобретенное им за три года службы в качестве разведчика под началом генерала Ли, которое он затем отточил, выбрав путь наемного убийцы?
Марш потянулся, проверяя силу мускул, сильных и гибких, как всегда, и одним махом соскочил с кровати. Кантон был обнажен и наслаждался чувством полной свободы и раскованности. Так он не спал со времен обучения в университете. Почти всегда он спал полностью одетым, так как не мог позволить застать себя врасплох. Возможность спать раздетым была для Марша своеобразным символом прощания с прежней жизнью и освобождением от прошлого. Но… Все равно, следует быть настороже, нельзя позволить себя убаюкать ложному чувству безопасности. Для него нет понятия «безопасность». И никогда не будет. Именно поэтому сам факт крепкого сна так встревожил Кантона.
Солнечные лучи играли на начищенных половицах, а это значило, что время близится к полудню. Скоро должен появиться Хью, чтобы готовить заведение к вечернему приему гостей.
Марш услышал глухое рычание и взглянул на собаку. Он еще ни разу не дотронулся до нее, хотя разговаривал часто. Винчестер соблюдал дистанцию, но пищу иногда брал.
— Ты становишься жадным, не так ли? — пожурил Марш, прекрасно понимая, что в еде, а не в его обществе нуждается животное. Мысль эта поразила Марша. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, когда кто-либо нуждался в нем, в его поддержке, в его обществе?
Очень много.
Пятнадцать лет назад, стоя над безоружным человеком, Кантон медленно убивал его. Пуля за пулей. В самые больные места. Он даже получал от этого удовольствие. Конечно, у него были причины для убийства, но в эти минуты он хорошо понимал, что продает душу дьяволу. Это было последней каплей, которая вывела его за рамки человеческой природы.
Переступив черту, Марш сознательно не позволял себе никаких привязанностей. Ни к человеку, ни к месту, ни даже к животному. Он не давал кличек своим лошадям и часто менял их. Немногими удовольствиями, которым Кантон предавался, были изысканные вина и кушанья да еще час-другой с роскошной, раскрепощенной женщиной.
Когда же ему перестало этого хватать?
Собака снова зарычала. Пора положить конец этому… этому самокопанию. Все еще обнаженный, он подошел к окну и бросил взгляд на окно комнаты Каталины. И улыбнулся. Проклятие! Как хороша она была вчера! Хороша и опасна. Т ю тотчас же отреагировало на воспоминание о женщине: сердце забилось быстрее, кровь с бешеной скоростью побежала по сосудам. Такое не удавалось ни одной женщине. Жаль, что она хотела расправиться с ним. Было бы интересно узнать, как далеко он может зайти. А может быть, он перегорит, подобно встречному огню <Встречный огонь — средство борьбы с лесными пожарами.> , или выжжет в себе влюбленность. А потом он раз и навсегда забудет о своем увлечении.
Марш медленно облачился в рабочую одежду, помедлил секунду, но потом все-таки потянулся за ремнем и пристегнул винтовку. Сегодня она ему понадобится. Чтобы не забывать, кто он.
Кантон направился к выходу. На некотором расстоянии от него плелся Винчестер.
Теперь бы чашечку кофе и что-нибудь перекусить. Возможно, сегодня вечером ему предстоит пройти через соблазн. Любовно-романтические сцены ему всегда удавались.
Тедди вошел в дом Хью О'Коннелла без стука, как делал всегда. Он и Хью выросли вместе. Родители Хью умерли, когда мальчик был совсем маленьким, и ребенка взяла на воспитание мать Тедди.
В пору, когда Тедди боксировал, Хью был у него менеджером, но блестящих результатов Тедди так никогда и не добился. У него начисто отсутствовал инстинкт убийцы, и через несколько лет спортивной карьеры Тедди окончательно убедился в том, что среди лучших ему не быть никогда. К тому времени Хью влюбился и стал нуждаться в источнике постоянно дохода. Тедди оставил спорт, потому что иначе его бы никогда не оставил Хью.
Когда Хью женился, Тедди стал другом семьи и крестным старшего мальчика. Тедди восхищался Элизабет, которая всегда давала ему почувствовать, что он — член семьи, и постоянно сватала ему одну за другой благовоспитанных девушек из порядочных католических семей. Тедди всегда был с ними застенчив, понимая, что его разбитое, мясистое лицо — это совсем не то, о чем перед сном мечтают девушки.
Каталина Хилльярд, которая первоначально взяла его на работу в качестве вышибалы, была одной из немногих, кто относился к нему с уважением, заставлявшим его видеть в себе не только бывшего боксера-неудачника. Тедди приобрел уверенность в себе, и, хотя он знал, что его грубое лицо отталкивает девушек, в большинстве случаев это не имело для него значения. По большей части девушки были молоденькими, глупенькими, поверхностными и являли собой лишь слабое подобие его работодательницы, которой Тедди искренне восхищался. Тедди был ей предан абсолютно, фанатично. Он прекрасно знал, что, если бы не ее доброта, он бы валялся где-нибудь под забором, воскрешая в пьяных галлюцинациях моменты боксерской славы. А сейчас он был достойным, уважаемым человеком, наслаждающимся жизнью. Кроме того, он влюбился в девушку, которая, казалось, не обращала внимания на его изуродованное лицо и внушительные габариты.
Теперь он был преисполнен благодарности и… ожидания. Он прекрасно понимал, что его ухаживания и путь к счастью должны быть долгими. Молли чего-то опасалась, и Тедди понимал, что ему спешить нельзя. Но девушка доверяла ему, и одно это вдохновляло его и придавало королевское величие.
Шум в доме О'Коннелл был баюкающим, уютным. Даже крик малышей. В этом доме всегда было шумно: как-никак пять ребятишек от годика до десяти лет. Двое старших были в школе, двое средних бросились ему на шею. Навстречу Тедди вышла Элизабет с маленьким на руках. Она вся лучилась счастьем.
— Спасибо, что помог Хью найти работу.
На пороге вырос Хью в новом костюме. Очевидно, он собирался в салун. Тедди полюбопытствовал насчет костюма.
— Это все мистер Кантон, — застенчиво пояснил Хью. — Он оплатил стоимость костюма и еще кое-какой одежды.
Тедди пришел в негодование. Он-то хорошо знал, как Хью и его семья нуждаются в деньгах, много раз он сам пытался одолжить их другу, но Хью всегда отказывался.
— Он что, заставляет тебя покупать новую одежду?
Хью отрицательно покачал головой.
— Нет, говорю же тебе, он сам за все заплатил. Он говорит, что добротная одежда придает стильность заведению.
— Давай перекинемся парой слов с глазу на глаз, — попросил Тедди.
Хью было неловко, но он кивнул, видя, что Элизабет вышла, оставив их одних.
— Что задумал Кантон? — прямо спросил Тедди.
Хью не знал, что ответить. Когда он увидел мистера Кантона, он подумать не мог, что он столкнется с проблемой лояльности. Хозяин был холоден как лед. Но за последние несколько дней что-то в отношении к Кантону у Хью изменилось. Может быть, врожденная преданность человеку, который тебе платит, помноженная на предложение Кантона взять у него взаймы, когда тот узнал, что жена Хью должна скоро разрешиться шестым ребенком. А может быть, Кантон относился к Хью с уважением, в то время как на Побережье его за человека не считали. Но Тедди… который был ближе родного брата… сидел в ожидании ответа.
— Чего от него ждать?
— У нас новая певица. Ее рекомендовал мистер Девро.
Хью замолчал. Боже! Он чувствовал себя Иудой. Но Тедди ждал. Годы близости, почти родства перевесили нравственные колебания, но Хью чувствовал себя худо и дал это понять Тедди.
— Он заказал еще оборудование для азартных игр, — выдавил Хью из себя. — Почти в два раза больше, чем в «Серебряной леди», и… он нанимает хорошеньких девушек, чтобы они работали в качестве крупье.
— Женщины? — изумился Тедди.
Хью неохотно подтвердил. В этом он не был согласен со своим новым хозяином. Девушек обычно нанимали в качестве официанток, буфетчиц, чтобы танцевать с посетителями, но в качестве крупье — никогда. Правда, Кантон ясно дал понять, что собирается предложить посетителям то, чего нет в «Серебряной леди». И сказал, что будет обучать девушек сам.
Тедди хранил молчание. Каталина превратила свой салун в большей степени в клуб для деловых встреч и бесед, чем в заведение с азартными играми. Но сейчас все изменится. Каталина решила победить «Славную дыру», пустив в ход все, что у нее есть. Тедди не думал, что поступать следует именно так. У «Серебряной леди» была устойчивая репутация приличного заведения. Со временем все проблемы решились бы сами собой. Но Каталина была одержима мыслью уничтожить выскочку, а уж он, Тедди, знал силу ее навязчивых идей. Они не развеивались как дым. По его мнению, это было одной из причин, почему она так далеко зашла. Ее рассудок был на поводу у инстинкта.
— Будет ли оборудование «подправлено»? — поинтересовался Тедди.
Хью замотал головой.
— Мистер Кантон очень щепетильно относится к этому. Всякий, уличенный в жульничестве, будет немедленно уволен.
Выслушав донесение, Тедди расстроился. Он надеялся, что можно будет избавиться от владельца «Славной дыры» обычным способом, без криминала. И еще… ему не нравилось нежелание Хью рассказывать. Совсем не нравилось.
— Но ведь должна же быть какая-то зацепка. Может быть, ты ошибаешься?
Хью покачал головой.
— Может, оба салуна смогут мирно сосуществовать… а владельцы поладят?
— Ты не знаешь мисс Каталины.
— Я думаю, мистер Кантон не похож на других. Он просто так не сдастся.
Расстроенные, братья уставились друг на друга. Хью согласился на эту работу, потому что ему нужны были деньги и он хотел помочь Тедди. Зная историю падения «Славной дыры», он предполагал, что это временная работа, но потом ему начало казаться, что это его шанс сделать карьеру под началом хорошего человека, которого он начал если не любить, то уважать.
У Тедди заныло в желудке, что было верным признаком большой беды. Он почувствовал первую трещину в своих многолетних отношениях с Хью. Тедди стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну… я хотел бы попрощаться с Элизабет и ребятишками.
Каталина Хиллъярд, владелица салуна «Серебряная леди», объявила, что она заключила двухнедельный контракт на исполнение канкана во время вечерних представлений.
Танец, зародившийся во Франции, который произвел фурор во всем мире, будет исполнен французской труппой, гастролирующей в Соединенных Штатах. Это будет первое исполнение канкана на Западном Побережье.
Это событие рассматривается обывателями как ответ на вчерашнее выступление Лотты Крэбтри в салуне «Славная дыра».
Вражда между владельцами двух салунов вносит несомненное разнообразие в ночной досуг жителей Сан-Франциско. Наш репортер предсказывает еще более экстраординарные события в ближайшие дни.
Марш несколько раз внимательно перечитал заметку в «Хронике Сан-Франциско». Подобные объявления были напечатаны и в других газетах. Марш купил газету, услышав, как мальчишка, продавец газет, выкрикивает: «Канкан приезжает в Сан-Франциско». Его ухо откликнулось на мелодичное слово «канкан».
Он был возбужден верховой прогулкой вдоль Побережья. Боже, ему начинала нравиться Калифорния, особенно — свежий ветер с океана.
Он чувствовал себя, как будто очнулся от глубокого, долгого сна, все его тело и мозг ожили, оценив маленькое удовольствие, которое он долгое время не позволял себе.
Теперь не только чувства и рука, в которой он держал винтовку во время перестрелок, но и мозг заработал с полной отдачей, получив приток кипучей крови.
Ледяная Королева сделала ответный ход в их отношениях, которые все больше стали походить на шахматную партию. Эту игру он не хотел проигрывать. Марш страстно хотел увидеть обворожительную мисс Хилльярд побежденной. Он мечтал призвать ее к ответу за то, что его схватили и бросили в камеру. И он прекрасно знал, в какой форме он желает получить контрибуцию.
Марш свернул газету рулоном и вошел в «Славную дыру». Довольно много народу для послеполуденной жары.
Наверное, это результат обывательского любопытства. Он был рад этому. Надо подогревать интерес публики, всячески, зазывая посетителей в свое заведение, особенно в течение ближайших двух недель, когда в «Серебряной леди» будут показывать канкан.
В этом должны помочь его женщины-крупье. Завтра он проведет собеседование с желающими и как можно скорее приступит к обучению. Такое нововведение, как женщина-крупье, должно привлечь посетителей и заставить их раскошелиться. Кроме того, у него новая певица с отличными рекомендациями от Квинна Девро.
За стойкой бара Хью поучал второго бармена, которого он нанял в помощь. О'Коннелл выглядел очень озабоченным, и Марш остановился, чтобы переброситься с ним парой слов.
— Все в порядке?
— Аккомпаниатор новой певицы заболел. Она говорит, что не может выступать без него.
Марш вздохнул. Пригласительные билеты уже распроданы. У Дженни Дэвис, молодой певицы, давно образовалась армия поклонников. Срыв объявленного выступления после Лотты Крэбтри означал крах заведения.
— Где она?
— В гримерной. Ждет вас. Она хочет сама сообщить вам об этом. Да… Вы просмотрели газеты?
Марш кивнул.
— Канкан?
Хью мялся, перебрасывая стакан из ладони в ладонь.
— Я подумал, вам следует знать.
— Я знаю, — сухо отозвался Марш. — Но если нам удастся запустить девочек и Дженни, это существенно уменьшит наши потери и торжество мисс Хилльярд, если только мисс Каталина тоже не поставит женщин за игровые автоматы.
Стакан выскользнул из рук Хью и разбился. Бармен опустился на колени, чтобы собрать осколки.
— Извините, мистер Кантон, — пряча глаза, пробормотал он.
Неожиданно у Марша внутри екнуло. Он не привык к преданности и не ждал ее от людей. Хью работал на него всего три недели. У Марша не было никаких оснований рассчитывать на доброе к себе отношение. Но он рассчитывал, а сейчас понял, что Хью — не «его» человек.
Блаженное спокойствие утра рассеялось. Кантоном овладело обычное циничное отношение к миру. Первым побуждением было уволить О'Коннелла, вторым — использовать его. У Марша пересохло в глотке.
— Ничего, Хью. У нас полно стаканов. Проследи, чтобы девушек сразу проводили ко мне на собеседование.
Хью кивнул, не отрывая взгляда от осколков.
— Думаю, что мы больше не можем рассчитывать на Хью, — сказал Тедди Каталине.
Она оторвалась от бухгалтерской книги. Канкан был ее удачей. Именно она познакомит американцев с этим танцем. Это ее вклад в развитие развлечений в Сан-Франциско и удачное развитие собственного бизнеса. Но надо избавляться от неприятного соседства.
Делать деньги стоит денег.
Деньги — это власть и защита.
Каталина хорошо запомнила слова Бэна Эбботта. Это был едва ли не первый урок, вызубренный ею. Каталина попыталась сосредоточиться на том, что говорил Тедди.
— Что ты сказал, Тедди?
— Не думаю, что мне удастся узнать что-нибудь еще от Хью. Он не хочет быть нелояльным по отношению к своему хозяину.
— А как насчет его преданности тебе? — ядовито спросила Каталина.
— В том-то и дело. Он разрывается между мной и им и мучается от этого.
— Ему что… нравится этот… этот человек?
— Не знаю, как он относится лично к Кантону, но Хью получает от него деньги.
Кэт молча обругала всех принципиальных.
— Но он сообщил мне, что Кантон нанимает женщин в качестве крупье и для работы с игровыми автоматами.
Каталине показалось, что свинцовый обруч сдавил ей грудь. Это была хорошая мысль. Очень хорошая. Почему она не пришла в голову ей? Она могла бы последовать примеру Кантона, но это в известном смысле означало бы ее поражение. Нет необходимости подражать ему. Каталина Хилльярд может придумать что-нибудь свое и получше, ну, например, как внедрить в американскую моду канкан. Но… она и не подозревала, как изобретателен Кантон.
— Кроме того, Хью сказал, что Кантон не допустит никакого мошенничества.
— Бог мой! — пропела Каталина. — Он же не святой.
— Совершенно ясно, что обычными средствами с ним не справиться.
— Мы можем еще раз подключить капитана Делани.
Тедди покачал головой.
— Не сейчас. Он все еще гневается, что вы не позволили «шанхаировать» Кантона.
Еще один зуб на Кантона. Из-за него она впустую израсходовала ценную услугу, которую ей был должен Делани.
— Канкан вызовет приток публики, — заметил Тедди. — Все жители только и говорят об этом.
— Мы оденем наших девушек в платья, похожие на наряды танцовщиц. Может быть, они сумеют научиться танцу, и мы сохраним этот номер в нашей программе.
Тедди ухмыльнулся.
— Обнаженные ножки лучше, чем женщины-крупье.
Каталина сохраняла серьезность.
— Мне нравилась «Серебряная леди» в том виде, в каком она существовала.
— Мы всегда сможем вернуться назад… у нас есть постоянные клиенты.
— Сможем ли? — засомневалась Кэт. — Людей всегда тянет к чему-то новому.
— Но у нас все было очень хорошо.
Может быть. Каталина не была в этом уверена. Она просто знала, что времена изменились. И причиной этого был Тэйлор Кантон.
Что бы она делала без Тедди?! Он был ее настоящим другом, единственным человеком, с которым она могла разговаривать по душам, единственным, кто знал, что портрет ее мужа — чистейший обман, единственным, кто понимал, почему она должна победить. Однажды, когда Каталина металась в ночном кошмаре, Тедди услышал ее крики, и, хотя он ни разу не обмолвился об этом, женщина по выражению его лица определила, что он понял многое, но она твердо знала, он никогда не использует ей во вред ни слова из услышанного. Сейчас Тедди выглядел озабоченным. Интересно, из-за нее или из-за Молли?
— Тебе Молли ничего нового не рассказала? — полюбопытствовала Каталина.
Тедди покачал головой.
— Но я знаю, что она чего-то опасается.
— Я бы хотела, чтобы она прямо рассказала обо всем.
Но Каталина знала, что девушка никогда не сделает этого, как не сделала бы этого Лиззи Джонс. Каталина и сама долгое время не могла отличить врага от друга. Предательства в ее жизни было слишком много, и оно было слишком болезненным.
— Не волнуйтесь, я всегда рядом с ней, — успокоил ее Тедди.
В этом Каталина не сомневалась.
— Не втягивайся в это слишком глубоко, — предупредила она Тедди, зная, что это запоздалое предупреждение.
Каталина почувствовала неожиданный прилив нежности к человеку, который стал ей почти братом. Она знала, что за грубой внешностью скрывается горячее доброе сердце, которое он оберегал от грубых прикосновений, как она оберегала свое прошлое.
Каталина и Тедди вопросительно смотрели друг на друга.
— Почему бы вам не выйти на улицу и не подышать свежим воздухом? — поинтересовался Тедди.
В салуне было затишье — время между полуденным наплывом и вечерним столпотворением. Каталине понравилось это предложение.
— Хорошо, я прогуляюсь.
Женщина набросила шаль. Ей бы хотелось нанять экипаж и прокатиться по Побережью, но она знала, что ее присутствие вечером в салуне необходимо, как ей необходима преданность ее клиентов.
Сама того не желая, Каталина перешла на противоположную сторону улицы. Прошла мимо «Славной дыры», хотя в этом не было никакой необходимости. Ее просто тянуло туда. Посмотреть, что он еще задумал, объясняла женщина сама себе.
Кэт заглянула в салун, ей хотелось увидеть, много ли там посетителей. Услышав звуки рояля, она сразу узнала мелодию. Это была «Девушка, которую я оставил». К клавишам не притрагивались, их ласкали. Каталина слышала достаточно много пианистов, чтобы утверждать, что этот был очень хороший. А потом со спины она увидела и самого пианиста. Голова со щеткой темных волос была обращена в сторону молодой певицы. У Каталины перехватило дыхание, и она замерла, вглядываясь через стекло в зал.
За инструментом сидел Кантон. Пальцы его легко и ловко бегали по клавишам. Казалось, он забыл и о посетителях, и о персонале.
Он сидел в рубашке с закатанными рукавами. Каталина видела только спину. Его движения были грациозны. Казалось, играл ангел, а не человек, в котором не было ничего ангельского.
Каталина не смогла удержаться и вошла. Кантон прекратил игру и взглянул на девушку возле пианино. Она взяла несколько пробных нот. Пальцы его вновь забегали по клавишам, и полилась чарующая музыка. Каталина замерла.
Она видела, как перекатываются мускулы у него на спине, она чувствовала сдерживаемую мощную энергию и, вспомнив страстную музыку ночи, подумала, что, должно быть, ему тяжело играть песенки на потребу невзыскательной публике.
Кантон поднял глаза на певицу:
— Ну как? Я сгожусь?
Девушка улыбнулась.
— Я бы хотела, чтобы вы аккомпанировали мне всегда и везде. Монотонная работа на одном месте вам быстро надоест, не так ли?
На лице Кантона появилась легкая улыбка, и внутри у Каталины заныло.
— Боюсь, что пока у меня есть работа, но я запомню ваше предложение.
Девушка снова улыбнулась.
— Сыграйте еще что-нибудь.
Кантон поднялся. Медленно. Лениво.
— Я играю только по слуху, — сказал он поворачиваясь и впиваясь глазами в Кэт. Пока его слова порхали в воздухе, он изучал женщину с осторожным любопытством.
Каталина знала, что это не правда, и недоумевала, почему он говорит о себе с таким пренебрежением, в то время когда даже она понимала, что он необычайно одаренный музыкант. Он знал и умел намного больше, чем «слышал». Играть так виртуозно и тонко невозможно без долгих упражнений. Она не понимала, почему он лжет.
— Мисс Кэт, — промолвил он, пробегая взглядом по ее платью и шали. — Как приятно вновь видеть вас. Вы не могли удержаться, чтобы не навестить меня?
Голос его дрожал.
Думай быстрей, приказала себе Каталина.
— Я пришла к вам с ответным приглашением почтить вниманием мое заведение и присутствовать на первом показе канкана. Я приглашаю вас разделять со мной столик, — импровизировала Ледяная Королева.
И понимая, что должна отметить музыкальные способности, которые он тщательно скрывал, не преминула съязвить:
— Какое счастье узнать, что вы так талантливы. Не скрываете ли вы еще какие-нибудь свои достоинства?
Глаза его сверкнули гневом.
— Уверены ли вы в том, что хотите это знать, мисс Кэт? — плотоядно проурчал Марш.
В звуках его голоса была такая нескрываемая чувственность, что мурашки побежали по спине Кэт. Ей казалось, что он раздевает ее глазами. Жар желания сжигал ее изнутри.
Девушка-певица, стоявшая рядом с Кантоном, выглядела сконфуженной.
Окружавшее Кэт и Марша пространство ожило, завибрировало сексуальной чувственностью и соперничеством. Кэт изнывала от пожирающего ее изнутри огня. Марш стоял, объятый пламенем страсти. Кэт видела, как с губ ее противника сбежала улыбка, мускулы напряглись и неподвластное рассудку напряжение мышц выдало его истинные переживания. По скулам Кантона перекатывались желваки. Зрелище усилий, совершаемых Маршем, направленных на усмирение собственной плоти, доставило Каталине удовольствие. Он вовсе не был таким бесстрастным и бесчувственным, каким хотел казаться. Наконец Кантону удалось овладеть собой, он разжал челюсти, губы распустились в улыбке.
— Я совершенно забыл о правилах приличия, — непринужденно извинился Кантон, что говорило о хорошем воспитании, полученном в детстве. — Познакомьтесь, Каталина, это мисс Дженни Дэвис. Она будет выступать здесь. Дженни — это Каталина Хилльярд, наш достойный соперник, владелица «Серебряной леди».
Дженни вспыхнула. Каталина недолго терялась в догадках. Она успела заметить быстрые взгляды, которые девушка бросала на Кантона. Чертов мужлан! Неужели он может заставить воспламениться любую женщину?
Тем временем Кантон кивком отпустил певицу.
— Дженни, я буду на вашем сегодняшнем представлении, а сейчас я должен обсудить дела с мисс Каталиной.
Марш смягчил свою неучтивость улыбкой. Девушка кивнула, хотя было совершенно ясно, что она ошеломлена и озадачена.
Взгляд Кантона был прикован к Кэт, и взгляд этот был опасен. Каталина совсем не удивилась, когда он взял ее под руку и повел к выходу. Марш так сильно собственнически сжал ее руку, что было ясно: отпускать он ее не собирается.
— Не согласитесь ли вы совершить со мной прогулку в экипаже?
Это было не вопросом, а приказанием, и кошечка, рассердившись, выпустила коготки. Она собралась решительно прервать эту сцену, оставить его и отправиться восвояси, но тут Кантон нагнул голову, его теплое дыхание защекотало ей ушко, убаюкивая решимость и пробуждая сладостное томление в самых сокровенных уголках тела. Каталина попыталась отвергнуть этот приказ-просьбу, но рука сжимала ее запястье, как кандалы.
— Конечно вы согласитесь, — прошептал Кантон, хотя Каталина уже успела отказать ему. — Нам ведь надо обсудить очень важные вопросы… например, известного вам капитана полиции.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — произнесла Каталина с хладнокровием, которому училась много лет.
Кантон улыбнулся.
— Вы прекрасно держитесь. Вы можете дать фору любому мужчине, даже самому отчаянному головорезу, даже наемнику.
Каталина поймала его на слове:
— Не этим ли вы промышляли, мистер Кантон?
Лицо Марша расплылось в широкой улыбе, и Каталина поняла, что он не оговорился. В его намерения входило поддразнить ее, дать понять, что завеса над тайной его жизни может приподняться.
— Я этого не сказал. Я имел в виду, что из вас мог бы получиться отличный наемный убийца.
— Почему вы так думаете?
— Вы почти абсолютно надежный человек, мисс Кэт, но в вас есть несомненная жестокость и безжалостность.
— Вы описываете самого себя, мистер Кантон, — сказала Каталина.
— А я думал, вы скажете, что мы — два сапога — пара, — поддразнил ее Марш.
В голосе его звучала зловещая усмешка. Вместе с тем он был глубоко чувствен и вызывающе порочен. Капризное тело Каталины отозвалось на его призыв, на неприкрытое вожделение, что удивило и испугало ее.
Каталина собрала всю свою волю и попыталась высвободиться, но Марш сжимал ее запястье стальной хваткой.
— Мне нужно вернуться домой.
— Тогда мне придется похитить вас, — шепнул ей на ухо Марш так, чтобы никто больше не услышал. — И ваше похищение, и пребывание в темнице я сделаю значительно более приятным, чем вы — мое.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Ну конечно. Вот это мы и обсудим.
Крепко держа Каталину под руку, Марш подвел ее к двери.
Взгляды немногочисленных посетителей салуна и Дженни Дэвис были прикованы к этой странной паре.
Каталина подняла голову. Ей не нравилось, что он назвал ее Кэт и то, как он произносил ее имя. Никто к ней так не обращался, хотя некоторые пытались, пока она взглядом не осаживала их до такой степени, что они долго и глупо извинялись. Каталина достигла совершенства в общении взглядами, но на этого человека ее отработанный взгляд не действовал. Он потешался, глядя на ее безмолвные попытки поставить его на место. Марш как будто догадывался о неискренности ее взгляда.
— Нечего нам обсуждать, — холодно отрезала Каталина, пытаясь сдержать дрожь.
Мысли ее путались. Кантон нагло посягал на ее права и свободу. Почти пятнадцать лет прошло с тех пор, как мужчина прикасался к ней с такой чувственностью. Кантон возбуждал ее. И — о, Небеса! — она отвечала. А она-то думала, что уже давно неподвластна страсти и желанию. Если когда-то давно в ней и был намек на сексуальные чувства, то затем она сочла их раздавленными грубостью, стыдом и отвращением к действию, которое предоставляло мужчине власть над женщиной, а ее низводило до уровня вещи, подручного средства. Каталина никогда не испытывала этого всепожирающего жара внутри, влажного медового вожделения, которое было больше, чем просто физическая потребность. И это ее пугало больше всего.
Но она должна скрыть это! Она никогда не покажет этого! Она ведь не любит Кантона, черт бы его подрал! Ей ничего в нем не нравится. И пусть убирается туда, откуда пришел. Поджав хвост. Неважно, чего это ей будет стоить. Но она никогда не испытает страсти снова!
Однако выбора у нее не было, если, конечно, она не хотела простоять здесь весь день. С клеймом на руке. А он и не собирался выпускать ее руку. Может быть, настало время раскрыть карты?! Партизанским вылазкам Каталина предпочитала честный бой. Она не чувствовала себя абсолютно правой в том, что прибегла к его похищению и избиению, хотя часто сожалела о том, что пожалела его и не позволила «шанхаировать».
Женщина повела плечами. Кантон немного ослабил одну руку и взмахнул другой, останавливая экипаж. Когда коляска остановилась, Марш помог ей войти и расположиться внутри с такой изысканной элегантностью, какая могла бы сделать честь члену королевской семьи. Усадив Каталину, Кантон на секунду отлучился к вознице, дал ему указания и деньги, вернулся и сел вплотную к женщине. Ледяная Королева чувствовала силу его мускулов. Жесткая щетина, покрывавшая его лицо, почти касалась ее нежной кожи. Она вдыхала его запах — пряную смесь возбужденной мужской плоти и одеколона. Все в этом человеке — воля, мощь, мужская сила, которую он не считал нужным облагораживать или скрывать, — заставляло Каталину чувствовать себя хрупкой и слабой.
Но не беспомощной и уязвимой, одернула она сама себя. Неуязвимой. Она вернет себе самообладание и вновь будет в безопасности.
Каталина распрямила спину, развела плечи и улыбнулась. Соблазнительно улыбнулась. Каталина решила испробовать на своем противнике улыбку, которая на протяжении последних десяти лет приводила мужчин в состояние исступления. Прекрасно отрепетированная улыбка четко указывала ограничительную линию, за которую заходить было нельзя. Именно эта улыбка заставляла мужчин годами посещать «Серебряную леди», даже когда они понимали, что реальных шансов воплотить свои мечты в жизнь у них нет.
Кантон изогнул бровь.
— Вы действительно прекрасны и… талантливы, — заметил он, раскусив ее лицедейство.
Каталина пожала плечами.
— Обычно это помогает.
— Воображаю себе как, — оценил он. — Однако я не сомневаюсь в том, что большинство подопытных мужчин, на которых вы оттачиваете свои взгляды, очень скоро натыкаются на шипы.
— Большинство мужчин не раздражают меня, как вы.
— Я вас раздражаю, мисс Кэт?
— Не называйте меня Кэт. Меня зовут Каталина.
— Неужели?
— А вас на самом деле зовут Тэйлор Кантон?
Последние вопросы звучали угрожающе мягко. Собеседники старательно нащупывали слабые места друг друга.
— Я готов поклясться в этом на Библии, — проговорил Марш, улыбаясь одними губами.
— Я поражена тем, что вы знаете о существовании этого предмета.
— Я получил очень хорошее воспитание, мисс Кэт, — и Марш голосом выделил последнее слово.
— А что же случилось потом? — ужалила его Каталина. Сардоническая ухмылка слетела с его лица.
— Много чего. А какова ваша судьба?
Боже! Его голос звучал завораживающе! Этот человек не говорил ничего, а получить хотел все. Низкий, глубокий, обманчивый голос. Неотразимый. Противостоять ему невозможно… почти.
— Меня мало воспитывали, — пожаловалась Каталина. — А потом случилось… много чего.
Впервые в его глазах вспыхнуло искреннее веселье. Не похожее на обычное циничное разглядывание копошащихся глупеньких людишек.
— Впервые вижу женщину, которая испытывает еще меньше угрызений совести, чем я, — восхищенно сказал Кантон. Каталина широко раскрыла глаза.
— Неужели вы знаете, что такое угрызения совести?
— Как я сказал вам во время нашей первой встречи, обычно я не обманываю женщин.
— Обычно?
— Если меня не провоцируют на обратное.
— Это угроза, мистер Кантон?
— Я никогда не угрожаю, мисс Кэт. И я всегда принимаю вызов.
— И вы обычно побеждаете?
— Не обычно, мисс Кэт, — всегда.
— И я тоже, — самодовольно промурлыкала кошечка.
Их голоса понизились до хриплого шепота. Воздух в ограниченном пространстве экипажа был наэлектризован и почти вспыхивал искрами. Атмосфера накалилась и грозила взрывом.
Кантон накрыл кисть Каталины своей ладонью, пальцы его побежали по ее телу, оставляя чувственные следы. Окружающий их жар стал невыносимым. Воздух вибрировал вулканической страстью. Могучей и жестокой.
Его губы сомкнулись на ее губах. Рай и ад столкнулись в любовном томлении.
Поцелуй был неизбежен. Марш знал об этом с того самого момента, когда он увидел Ледяную Королеву в «Славной дыре».
Это было единственным способом освободиться от наваждения, и Марш решительно прорывался к свободе. Он надеялся, что сухой, раскаленный воздух, в котором искрами вспыхивала страсть, рассеется, и на него повеет прохладный ветерок.
В надежде на прощение Шекспира за вольное переложение его мысли Марш утверждал, что разнообразие помогает восстановить равновесие. Так он думал, пока не коснулся губами Каталины. Он не знал, чего от нее ждать: ледяной холодности, которая остудит его возбужденное тело? Пустоты, которая поглотит его неожиданное желание? В Каталине Хилльярд не было ни пустоты, ни холодности.
Он понял, что Ледяная Королева была так же не властна над ситуацией, как и он сам, что ее тоже захлестывали волны желания. Ее поцелуй был страстным, терпким, опьяняющим, полным ожидания любовной бури. Губы ее, надменно сжатые, твердые, неожиданно раскрылись навстречу ему, и Марш понял, что это не признак отступления. Напротив, Кантон предполагал, что осознание взаимного притяжения привело Каталину к определенному внутреннему благосклонному отношению к происходящему. Он стремился познать ее, проверить, попробовать. Он наслаждался горячими волнами удовольствия, пульсирующими в нем.
Марш обнял ее, крепко прижал к себе и почувствовал, как Каталина сначала осторожно, даже нехотя, но с чувством неотвратимой неизбежности обвила руками его мощный торс. Казалось, невидимая сила заставляла ее действовать помимо собственной воли. Он чувствовал каждое движение ее тела, трепет и онемение; его отвердевшая, пульсирующая плоть коснулась ее. Как много времени прошло с тех пор, когда он в последний раз чувствовал в себе такую внутреннюю энергию! Да полно… чувствовал ли он вообще когда-нибудь что-либо подобное… даже до войны?! А после… ненависть и желание отомстить лишили его нормальных человеческих ощущений.
Марш нежно поцеловал женщину. Из груди его вырвался низкий, протяжный стон. Эта не испытываемая им ранее мягкая нежность, проснувшаяся в нем, была восхитительной. Он не понимал, откуда она взялась, где она хоронилась все это проклятое, не предназначенное для любви время. И тем не менее чувство это было… приятным. Еще более приятным оно стало, когда к его чувству добавились ласки ее губ. Интуиция подсказывала Кантону, что для его партнерши ощущения были столь же неожиданными, как и для него.
Покорившись требовательности его губ, рот Каталины приоткрылся, и Кантон был встречен с неожиданной страстностью, которая взбудоражила все его тело до самого паха, и его язык тотчас побежал по чувствительным бугорочкам ее неба.
Не отрываясь от губ женщины, Марш поднял глаза и чуть не растворился в изумрудной глубине, несмотря на то, что в них все еще таилась враждебная настороженность.
Кантон закрыл глаза и еще сильнее прижался губами к Кэт. Он решил искусственно вызвать у себя враждебное отношение к Ледяной Королеве — по-другому он не смог бы побороть в себе нарастающую нежность. Ему хотелось рассердиться. Да он и в самом деле злился, что Каталина вела себя очень умело, злился, поскольку не мог довериться ей. Она была той самой женщиной, по приказанию которой его схватили, избили и чуть было не «шанхаировали». Именно из-за нее он провел десять мучительных дней в грязной камере. И поцелуй его из нежного стал грубым, карающим.
Он все еще чувствовал ответные движения, безрассудные и затухающие, и испытал жестокое удовлетворение от того, что они в равной степени были беспомощны перед этой проклятой и могущественной силой, которая кинула их в объятия друг к другу.
На повороте дороги экипаж тряхнуло, и их еще сильнее прижало друг к другу. Марш снова почувствовал свежий запах диких цветов — Каталина была одной из немногих женщин, которые знали меру в использовании косметики. Запах ее духов возбуждал, но не подавлял.
Боже! Как прекрасна была эта женщина! И мягка. И податлива как воск.
Марш почувствовал прилив жаркой крови к сакральному месту; вожделение достигло наивысшей точки. Бог свидетель, он не подозревал, что такое может случиться. Он хотел просто наказать свою мучительницу за десять дней унижений и боли в тюрьме.
Марш заметил ее чувствительность, и ему захотелось подмять ее под себя, измучить и заставить просить о продлении сладостной муки. Но черт возьми! Вот-вот взмолится он сам! Стараясь взять себя в руки и обрести равновесие, он груба впился губами в женщину. Но задуманное наказание обернулось против него: оно только распалило его и без того беснующуюся страсть. Каталина стала еще нежнее и чувственнее.
Их вожделение не нуждалось в искусственном топливе. Вдвоем они были подобны спичке и соломе. Нет скорее, огню и динамиту.
Марш дотронулся кончиками пальцев до лица Каталины и почувствовал, что она дрожит. Его пронзила острая жалость. Уже много лет он не чувствовал ничего подобного. Нечто странное было в их отношениях, нечто большее, чем физическое влечение, нечто, заставляющее его томиться и страдать.
Боже! Что происходит?!
Ты ведь даже не любишь ее, сказал он себе. Но, несмотря на это, даже нескромные действия его руки стремились совершить мягко и нежно, и… Маршу приходилось все время сдерживать себя. Он не может показать ей свою слабость. Она воспользуется его уязвимостью и обратит ее против него… так поступил бы и он сам.
Один раз в жизни потеряв самообладание, он всю остальную жизнь оттачивал и совершенствовал умение владеть собой. Кантон всегда умел подняться над событиями, даже если он сам играл главенствующую роль в происходящем, он умел отстраниться и наблюдать за событиями как бы со стороны.
Но сейчас он был не в силах занять позицию стороннего наблюдателя. Каждый нерв его был напряжен, каждая клеточка тела жаждала любви.
Его рука легла ей на грудь, и Марш начал ласкать женщину через одежду и тугой корсет. Его пальцы осторожно двинулись туда, где белела нежная кожа Каталины, едва прикрытая накрахмаленными кружевами. Даже сквозь платье он почувствовал жар ее желания и начал гладить ей плечи, пальцы его постепенно уходили за вырез платья, а губы скользнули вниз, к чувствительной ямочке на нежной шее. Тело Марша сотрясалось в спазмах страсти, и одной рукой он уже начал расстегивать пуговки на ее платье. Одновременно второй рукой скользнул еще глубже под корсет, пока его пальцы не остановились на высокой, горячей груди. Возбужденный сосок упруго отозвался на его прикосновение. Неожиданно Каталина, слегка вскрикнув, вырвалась из его объятий, повергнув Марша в неподвижное изумление. В глазах женщины отражалось нечто, похожее на испуг. Впервые с момента их встречи Кантон почувствовал в женщине страх и уязвимость, и это сразило его, подобно удару молота.
Он привык к страху в глазах людей. Боже! Полжизни он положил на то, чтобы поддерживать этот страх. Но он никогда не стремился видеть ужас в глазах женщины, которую он целует. А уж Ледяная Королева была самой последней в ряду тех, в чьих глазах он мог рассчитывать увидеть страх. Он просто хотел возбудить в ней желание, разбить лед и сломать совершенный образ, который она создала. Он не хотел вызывать в ней страх.
А теперь он вынужден был наблюдать, как истязает себя женщина, пытаясь вернуть самообладание. Он мог бы быть довольным собой, но, наоборот, ощутил еще большую пустоту из-за того, что внушил ужас женщине, которую страстно желал. Черт побери! Он же точно знал, что Каталина остро чувствует это бесовское напряжение, которое существует между ними, и отвечает ему.
Прищурившись, Кантон наблюдал, не является ли ее страх притворным, хотя интуиция подсказывала ему, что глаза Каталины не солгали. Никто не смог бы по собственному желанию так правдоподобно изобразить унижение. Он мог бы ожидать от Каталины брани или обвинений, но ничего подобного не случилось. Впрочем, ее поведение было непредсказуемо, именно непредсказуемость, загадочность и привлекали его.
Собравшись с силами, Каталина надела на лицо повседневную маску. Марш внутренне зааплодировал, понимая, что это было непросто. Она проявила слабость, и он был самым нежеланным свидетелем.
— Это была ошибка, — сказал она.
— Ваша или моя? — тон Марша был холоден, лишен каких-либо эмоций, как и его лицо, хотя в Марше еще тлел огонь желания, досаждая болезненным томлением плоти.
— Моя. Мне не следовало ехать с вами.
— Я не предоставлял вам выбора.
— У меня всегда есть выбор.
Марш откинулся на сиденье, безжалостно глядя на женщину.
— Подозреваю, что хоть раз в жизни, но у вас его не было.
— Вы ничего не знаете обо мне, мистер Кантон.
— Я прекрасно знаю, что вы чувствовали то же, что и я. Я ведь не придумал вашу страсть. Я просто не вполне понимаю, почему вы вдруг…
— Неужели есть что-то, что вы не вполне понимаете? Ну и ну!
Каталина старалась отвлечь его, перевести разговор в другое русло. Кантон понимал это и не собирался позволять ей это сделать, тем более что он еще чувствовал отзвуки желания.
— Ледяная мисс Каталина, — сказал он сладким голосом. — Огонь и лед. Что же вы на самом деле есть?
— Есть, да не про вашу честь.
— Это не совсем то, что вы шептали мне несколько минут назад, вы хотели меня так же сильно, как я — вас.
— Обычное мужское упрямство, — надменно ответила Каталина. — Вы совсем не так интересны, как воображаете.
Марш удивленно поднял бровь.
— Неужели? Давайте попробуем еще раз.
И не давая Каталине времени опомниться, Кантон прижал ее к себе, не обращая внимания на сопротивление. Губы его скользнули по ее лицу и остановились на губах, требуя любовного вознаграждения. На этот раз сопротивление Каталины длилось дольше, чем прежде, она старалась сдерживаться, оставаясь холодной. Но когда губы его стали мягкими и нежными, женщина сдалась.
Марш ждал долго, добиваясь желаемого результата, а затем, собрав всю волю, резко оторвался от Каталины, усмиряя страстные толчки своего возбужденного тела.
Каталина выругалась.
— Неужели никто не говорил вам, что случается с маленькими девочками, которые не говорят правды?
— А что случается с большими мальчиками, которые ведут себя, как упрямые мулы?
Кантон цинично прищелкнул языком.
— Неужели их «шанхаируют»?
Каталина даже бровью не повела.
— Это домыслы.
— Больше со мной такого не повторится, — мягко предупредил он.
— Если бы я хотела, чтобы вас «шанхаировали», вы бы сейчас были на пути в Китай.
— Значит, вы хотели, чтобы меня всего лишь избили и бросили в грязную, вонючую камеру?
— Вы всегда говорите загадками, мистер Кантон.
Было бы много проще, если бы она не была так чертовски привлекательна в гневе.
— Мы могли бы заключить перемирие, мисс Кэт.
Вообще он не собирался делать такого предложения. Эту войну начала она. За всю жизнь он проиграл только одно сражение. Вернее, не проиграл, а не выиграл. Другие проигрывали. Это сражение он не проиграл. И не сдался.
— Нет, — решительно отказалась Каталина. — Я слишком много потратила сил, чтобы создать «Серебряную леди».
— Значит, война продолжается?
Каталина безразлично повела плечами.
— Называйте это как хотите.
— Надеюсь, больше никаких засад не будет, мисс Кэт.
— Кто сказал, что война — это ад?
Марш осторожно пальцем приподнял ее подбородок.
— Я думаю, один генерал североамериканской армии. Но вы, мисс Кэт, ничего об аде не знаете.
— А вы знаете?
В глазах ее то и дело вспыхивали молнии. Пространство между ними жило, вибрировало. Меткая подача — и ответный бросок. Отчаянный выпад — и ответный удар. Каждый искал слабое место другого.
Марш провел рукой по щеке Каталины, наблюдая, как из цвета слоновой кости ее лицо стало розовым.
— Не смейте прикасаться ко мне, — резко бросила женщина, отпрянув назад.
— Но почему, мисс Кэт? Неужели это вам неприятно? Мои пальцы обжигают вам лицо?
Конечно, обжигают. И Кэт не желала позволять этого. Она чувствовала себя кроликом под гипнотическим немигающим взглядом змеи. Если бы только ее тело не поддавалось соблазну! Если бы только ей самой не хотелось броситься к нему в объятия! Если бы только она не помнила сладостного мгновения, когда он губами прикоснулся к ней! Это было так неожиданно нежно! И она приняла его ласки совершенно не свойственным ей образом.
— Я не люблю вас, мистер Кантон.
— Мне кажется, я и не интересовался этим.
— Отвезите меня в город.
— Не сейчас.
— Чего вы добиваетесь?
Он откинулся на сиденье, достал из кармана рубашки сигару, а из брючного кармана коробок спичек. Не спрашивая ее позволения, Кантон прикурил, глубоко затянулся и лениво выпустил кольца дыма, уплывшие под потолок коляски.
— Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, на что похожа тюремная камера?
Глаза Кантона стали непроницаемыми, они, скорее, отражали, чем выражали. Рот его кривился в усмешке, и Каталине захотелось закрыть его ладонью.
— Нет, — ответила она. — Но я подозреваю, что вы видели не одну.
— Только одну, мисс Каталина. И она не была шире этого экипажа и совсем не такая комфортабельная. Я всегда возвращаю долги с лихвой, но для вас я сделаю исключение.
— Еще одно предупреждение?
— Нет, обещание.
Каталина выпустила коготки. За долгие годы она ни у кого не просила прощения.
— Мистер Кантон, вы — не наш.
Марш вопросительно поднял бровь.
— А чей же я?
Он искренне хотел бы это знать. В его вопросе звучала скрытая тоска. Недостаточная, чтобы вызвать в ней симпатию, но вполне достаточная, чтобы заинтриговать ее. Каталина вновь вспомнила его недолгую нежность. Может быть, ей показалось? Вряд ли.
— Откуда вы приехали? — задав вопрос, она не рассчитывала на ответ.
Марш якобы беспечно пожал плечами.
— Этого места больше не существует.
Каталина знала, что ей не следует спрашивать. Это не ее дело. Она не хочет ничего знать о нем. Их разговор был слишком личным. Она не хотела ни влюбляться в него, ни даже испытывать самого незначительного интереса. Она хотела, чтобы он исчез, сгинул. Она хотела, чтобы ее жизнь и жизнь «Серебряной леди» текла по-старому. Без всяких изменений и осложнений. Она хотела, чтобы ее уважали. Она хотела быть богатой. Она хотела жить в покое и безопасности. Это означало оставаться в одиночестве.
Одна. Это слово никогда раньше ее не ранило. Раньше оно соединялось с представлением о рае. Почему-то сейчас этого не получилось.
Этому человеку нельзя доверять. Нельзя довериться ни одному мужчине, может быть за исключением Тедди.
— Я хочу вернуться в город, — вновь сказала Каталина.
Голос ее дрогнул.
— Трусишка.
— Просто мне не нравится общество.
— Но мне оно нравится, и я вполне владею собой.
— Я добьюсь, чтобы вас призвали к ответу за похищение женщины.
Марш провел пальцем по ее руке — от запястья к плечу.
— Тогда я тем более должен это сделать.
От его прикосновения по всему телу побежали мурашки, тепло его рук вновь вызвало ноющую сладость ожидания во всех запретных уголках тела. Обороняя свою свободу, Каталина инстинктивно… ударила его. Глубоко вздохнула. Господи! Она совершила то, что поклялась никогда более не делать: не поднимать руки на живое существо. Марш оторопело взглянул на нее, и Каталина вспомнила другое лицо. Мозг прокручивал назад кадры жизни. И она вновь оказалась в холодной, узкой, грязной комнате.
Злорадная усмешка сползла с лица ее мужа, и он в изумлении уставился на странную вещицу в ее руке, направленную прямо на него.
— Лиззи, — шептал он, отступая назад и цепляясь рукой за край стола.
— Больше — никогда, — прошептала она. — Я никогда больше не сделаю этого. Никогда.
Он рухнул на колени, протягивая к ней руки, и прошептал.
— Ты не можешь бросить меня, Лиззи… Никогда… Ты, маленькая шлюха…
Она попятилась назад, прочь от него. Он пополз к ней на коленях, протягивая руку, подобно стервятнику с острыми когтями. Лиззи сделала еще один шаг назад и оказалась прижатой к стене. Больше отступать было некуда. Изумление на его лице сменилось ликующей ненавистью. Еще несколько дюймов… Это все, что было у нее в запасе. Она судорожно искала путь к отступлению. Его рука уже ухватила подол ее платья, поползла по лодыжке. В отчаянии молодая женщина бросилась на своего мучителя и впилась ногтями в его лицо, оставляя на нем глубокие кровавые следы. Он грязно выругался, схватился руками за лицо и покачнулся, теряя равновесие… Потом повалился на пол, тяжестью тела вдавливая нож все глубже в грудную клетку.
Первое, что собирался сделать Марш, получив пощечину, — это вывернуть ей руку. Ему хотелось схватить и как следует потрясти ее. Если бы перед ним был мужчина, он бы так и поступил. Но неожиданно он посмотрел ей в лицо. Оно было белым как полотно. Ее глаза, прелестные, глубокие глаза, были переполнены ужасом. Кантон усомнился в том, что в этот момент Каталина помнит о его присутствии. Она находилась не с ним, была где-то далеко, и жизнь ее проходила там, а не здесь.
Злость его прошла.
— Каталина, — мягко позвал он.
Она, казалось, не слышала.
— Каталина, — попробовал он еще раз.
Женщина взглянула на него, как бы сосредотачиваясь.
— Кэт! — он говорил тихо, но настойчиво и требовательно.
Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.
Маршу хотелось успокоить ее, но он не знал как. Боже! Двадцать лет минуло с тех пор, как он кого-то успокаивал. А может, еще больше… Когда его сестра была искусана енотом, которого девочка пыталась вызволить из капкана, Маршу пришлось убить его, потому что зверек был слишком тяжело ранен, чтобы выжить. Сестра смотрела на него как на чудовище. Для нее это потрясение осталось незаживающей раной, потому что к старшему брату девочка испытывала восхищение, близкое к поклонению. Она была уверена в том, что он не может совершить ничего не правильного или дурного. Долгие недели отцу пришлось объяснять ей, что убить искалеченного енота было милосерднее, чем оставить его жить уродом.
Сейчас Марш снова почувствовал себя чудовищем. Боже! Он никогда намеренно не причинил бы боль женщине.
Пересохшими губами он вновь позвал ее.
— Каталина! — он не просто звал, он умолял, упрашивал, и женщина очнулась, в глазах ее появился живой блеск. Губы задрожали. Каталина приходила в себя. Пока ей было нехорошо, она сидела съежившись, забившись в угол экипажа. Постепенно она распрямилась. Жизнь возвращалась к ней. Но вместе с живой реальностью в мозг проникло осознание того, что ее противник был свидетелем всего, что с ней произошло.
Экипаж остановился. Им следовало что-то сказать друг другу. Но в коляске царило молчание, усиленное невыраженными чувствами.
Марш оторвал взгляд от Каталины и открыл дверь экипажа. Он вышел наружу и глубоко вздохнул, затем протянул руку женщине. Взгляд ее замер на красном пятне, сияющем на его щеке в том самом месте, куда пришелся удар.
Неожиданно он улыбнулся, искренне, без притворства и цинизма. И Каталина чуть не растаяла от этой улыбки.
— У вас великолепный удар правой.
Каталина в смятении недоумевала, смог ли он догадаться о чем-либо по ее лицу. Воспоминание не могло длиться долго, но Кантон был человеком, который постарается извлечь выгоду из любой человеческой слабости, он, как стервятник, не упустит своего. Однако пока он этого не делал. Очевидно, не разобрался в том, что произошло.
Как бы не заметив предложенной руки, Каталина вышла из коляски. Она узнала место, куда они приехали. Это был утес, возвышающийся над океаном. Сюда она часто наведывалась одна. Внизу шумели волны, разбиваясь о камни и разлетаясь разноцветными брызгами, а потом вновь покрываясь белой пеной. Небо спокойных пастельных тонов подсвечивалось ровными лучами предзакатного солнца. Пройдет немного времени, и небо окрасится ярко-фиолетовым, багряным и золотым, и солнечные лучи на мгновение вспыхнут с такой силой, что будет больно смотреть, как небеса отражаются в море. От этой лучезарной, всеобъемлющей красоты сжималось и замирало сердце. Но Каталине не хотелось делиться этим волшебным зрелищем с Кантоном. Она ничем не желала с ним делиться. Он разрушил мир, который она создавала долгие годы. Большего она не могла ему позволить. Никогда более она не попадет в зависимость от мужчины, ни одному из них не будет доверять. Каталина не доверяла до конца даже самой себе. Она могла доверять человеку, с которым не входила в слишком близкие, тесные отношения, например Тедди или даже своему второму мужу — Бэну Эбботту. Отношения с этими людьми были лишены сильных чувств. А Кантон, несомненно, самый опасный из всех мужчин. Так же безжалостен, как и она, его магнетическая привлекательность таит в себе угрозу.
Марш больше не смотрел на Каталину. Перед ним раскинулся привольный океан. Каталине захотелось узнать, о чем он думает, но лицо его было, как всегда, непроницаемым.
— Мне нужно возвращаться, — в третий раз сказала женщина.
Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Золотой диск солнца нимбом сиял над головой Кантона. У Каталины задрожали поджилки, когда она вспомнила свое первое впечатление о нем: падший ангел, любимец Бога, отвергнутый Небесами. Мятежный Люцифер. Каталина прослушала достаточно проклинающих ад проповедей, с которыми часто объезжали шахтерские городки приходские священники, чтобы цитировать Библию, и «лучезарный Люцифер» стало ее излюбленным выражением, которое она выбрала из списка более непристойных, будучи еще ребенком.
Она, конечно, никогда не подозревала, что в реальной жизни ей придется встретить героя своего ругательства.
— Не уверен, что я готов ехать, — сказал Марш.
— Ну, тогда я пойду пешком.
— Но это будет не по-джентльменски, если я отпущу вас одну.
Каталина гневно выпалила:
— У меня в запасе есть много слов, чтобы охарактеризовать вас, но слово «джентльмен» среди них не значится.
Кантон с удовольствием продемонстрировал ей свою улыбку:
— Учитывая обстоятельства моей жизни, я бы мог служить наглядным пособием по курсу «Как вести себя в обществе».
Каталина взглядом подвергла сомнению это утверждение.
Раздраженная, чувствуя, что сражения ей не выиграть, женщина безразлично повела плечами и села в экипаж, не замечая предложенной руки.
Кантон улыбнулся:
— Да… мисс Кэт, запомните, я всегда довожу до конца то, что начал.
— Я тоже, — ответила Каталина.
Марш уже очень давно ни о чем не мечтал. Иногда он задавался вопросом, прогонял ли он мечты сознательным усилием воли или он настолько пуст, что мечты его не посещают вовсе, и не находил ответа.
Но, проснувшись на рассвете следующего дня после прогулки с Каталиной, он был уверен, что всю ночь ему снились сны, каждый из них он помнил с яркими подробностями.
Вот он еще до войны в «Зарослях роз», на плантации Кантонов в Джорджии. Родители давали рождественский бал. Это было одно из многолюдных мероприятий, устраиваемых Кантонами в целях создания естественных условий для поиска подходящих партий своим детям — двум сыновьям и дочери, — которые приближались к брачному возрасту. Марш приехал на каникулы из школы юриспруденции при университете штата Джорджия. Его старший брат жил в «Зарослях роз» постоянно, постигая каждодневные дела по управлению плантацией, которая в один прекрасный день должна была отойти ему по наследству.
Аллею, ведущую к дому, освещали фонари, подвешенные к деревьям. Господский дом благоухал ароматами фруктов и специй. Несмотря на то, что военные тучи уже сгущались над страной, дом был полон гостей, которые оживляли его шумом и весельем. Марш наслаждался жизнью. Любовь была для его повседневного существования такой же необходимостью, как воздух.
Он и его мать по просьбе гостей играли на пианино, а Мелисса — его сестра — пела чистым, звучным голосом. Сначала они с мамой играли дуэтом, а потом устроили музыкальную дуэль к вящему удовольствию слушателей. Марш был единственным из детей, кто унаследовал от матери способность подбирать по слуху только что сыгранную мелодию. Кроме того, мама научила его читать ноты с листа. Он знал много классических произведений на память.
Марш часто думал, что его мама могла бы выступать с фортепианными концертами. Некогда она пыталась направить Марша по музыкальной стезе, но его личные интересы были слишком разнообразны, чтобы он мог посвятить себя только музыке. Но музыкой он наслаждался, как и тем редким музыкальным даром, который, он знал, у него был.
В тот год бал был особенно веселым. Таким его сделала надвигающаяся война. Мать Марша пресекала все разговоры о военной угрозе, но мысль о войне не выходила ни у кого из головы. Любая беседа, даже любовный флирт были пронизаны страхом и возбужденным предчувствием войны.
Марш был увлечен, захвачен неистовством ожидания. Ему был двадцать один год, и ему казалось, что он будет жить вечно. Приближение войны давало ему возможность сорвать бесстыдный поцелуй и требовать от девушек большего, чем допускали приличия. Любой упрек в нескромности он принимал с трагическим видом.
Маргарет. Анни. Лаура. Кто еще? Сколько их было?! О многих он даже не помнил.
А его сестра Мелисса была такой прелестью в свои семнадцать лет. Жизнь клокотала в ней. Он всегда защищал ее, находя особую приятность в роли старшего брата.
Потом четкие образы его сна растаяли словно в тумане.
Жизнь, роскошная, легкая, так много обещала ему в юности! Потом Марш похоронил даже воспоминания о ней. А с ними и музыкальный дар, который пестовала в нем его мама.
Кантон не притрагивался к клавишам с довоенного времени. Впервые он сел за инструмент в «Славной дыре». Он прекрасно знал почему. Тот человек, каким был Кантон сейчас, не имел ничего общего с его прошлым, с его юностью.
Кантон даже не узнал бы юношу, который так прекрасно играл. Его мать, со всей ее лучезарной добротой, ужаснулась бы узнай что стало с ее мальчиком, которого она учила высшим ценностям: поклонению музыке, книгам и человеческой доброте. Что касается доброты, то она была изгнана из души Марша очень давно и заменена холодной, жестокой мстительностью, которая уничтожила все доброе, что еще оставалось в нем.
Марш прикрыл глаза и вздохнул. Почувствовав на своей руке теплое дыхание, он открыл глаза. Винчестер, встревоженный неспокойным сном своего хозяина, сидел рядом с кроватью, уставившись на своего непредвиденного компаньона неподвижным взглядом. Одно ухо собаки смешно приподнялось. Марш выпростал руку из-под одеяла, и пес отступил назад.
— Фу, какой ты подозрительный ублюдок. Но это справедливо.
Марш чувствовал привязанность к животному. И благодарность. Так или иначе именно собака изгнала призраков.
— Ты, наверное, голоден. Я думаю, у нас осталось еще немного мяса.
Очевидно, чувство благодарности не входило в список достоинств Винчестера. Он продолжал в упор смотреть на Марша.
— Не делай этого, — предупредил его Кантон. — У нас с тобой только временные отношения. Двое отверженных на некоторое время прилепились один к другому. Ничего больше.
Собака, казалось, была вполне довольна этим временным объединением. Животное лениво поднялось, подошло к двери и остановилось в ожидании.
Марш пристально посмотрел на пса, припоминая, когда он его впустил, но не вспомнил. Вместо этого в памяти всплыл обратный путь с Кэт, совершенный в полном безмолвии, потом, вечером, он аккомпанировал Дженни, а потом напился. Никогда прежде он не наливался.
Взгляд его упал на стол, на котором возвышалась почти пустая бутылка. Утешать себя можно было лишь тем, что у него хватило ума напиться в одиночестве, чтобы никто не увидел его слабости. Намерений повторять эксперимент у Марша не было.
Черт! Проклятая собака. Выпивка. Сны-воспоминания. Не нравится ему все это.
Проклятие! Это она во всем виновата. Вчера она целовала его. Несомненно, она испытывала страсть, хотя сопротивлялась ей и скрывала ее. А он слишком поторопил события.
Действовать нужно медленно и осторожно, наставлял Марш сам себя. Очень медленно и очень осторожно. А потом… просто выбросить ее из головы. Кантон был уверен, что, как только он насладится Каталиной в постели, все так и случится. Женщинам никогда не удавалось сохранить его интерес более чем на одну ночь. Никогда.
Тедди бросил взгляд на объявление о розыске, зажатое в руке. Женщина, изображенная на листке бумаги, была похожа на Молли.
За одну лишь информацию о местонахождении Мэри Бет Эдамс, дочери Эдвина Эдамса из Оклэнда, была обещана награда в тысячу долларов. Из объявления следовало, что девушка исчезла при невыясненных обстоятельствах, может быть, была похищена.
Тедди сорвал это со стены в универмаге. Владелец магазина поведал ему, что объявления были расклеены человеком, который отрекомендовался частным детективом. Найти его можно в Джефферсон-отеле.
Изображение Молли было неточным и нечетким. Тедди сжал листок в руке. Было бы лучше, если бы он знал, из-за чего она сбежала. Тысяча долларов. Куча денег. Должно быть, семья Молли беспокоится о ней. Тогда почему она сбежала? Тедди выработал несколько предположений. Причиной могла быть беременность, а может быть и любовник, который бросил ее. Но ни та, ни другая версия не объясняли животного ужаса, который Тедди иногда замечал в ее глазах. Кроме того, если бы она была беременна, к настоящему моменту это стало бы очевидностью.
Должен ли он показать Молли объявление о розыске, предупредить се? А может, это натолкнет ее на мысль о бегстве. Тедди был в полной растерянности и решил показать объявление Кэт. Уж она-то знает, что делать. Она все знает. Но Тедди медлил. А может, он ошибается в отношении Кэт? Последнее время она сама не своя. Может, не стоит ее беспокоить и отвлекать, пока она сражается за престиж «Серебряной леди»?
Тедди снова взглянул на листок. Молли. Это имя ей не шло, и Тедди давно чувствовал это. Мэри Бет — совсем другое дело. Это имя мягкое, беззащитное, невозможно было произнести грубо. Итак, решено: он не станет беспокоить Каталину. Он сам отправится в Оклэнд и наведет справки об этом Эдвине Эдамсе.
— Оклэнд? — Каталина недоуменно уставилась на Тедди.
Никогда раньше он никуда не отпрашивался и никогда не проявлял какого-то личного интереса к чему бы то ни было, кроме «Серебряной леди». И Каталине никогда не приходило в голову, что у Тедди могут быть свои дела: его преданность и зависимость от нее она принимала как должное.
Только сейчас ей стало стыдно. Неужели она настолько замкнулась в себе, что стало невосприимчивой к чувствам окружающих? Она была хорошим работодателем, прилично платила своим работникам, но в личные дела своих служащих вникала неохотно.
— Конечно поезжай, — разрешила она Тедди. — Могу ли я чем-нибудь помочь?
Он покачал головой.
— Нет, это дело личное.
Ответ Тедди задел ее за живое. Действительно, она никого не вызывала на откровенность. Еще меньше откровенничала сама. Каталина кивнула.
— Пробудь там столько времени, сколько тебе потребуется.
— Я вернусь еще до того, как уедут французы, — ответил Тедди.
— Тедди, тебе нужны деньги?
Он покачал головой и опустил глаза, уставившись взглядом на носки ботинок.
— Каталина, не спускайте глаз с Молли. Пожалуйста. Не отпускайте ее одну из дома.
— Тедди, ты чего-то не договариваешь. Может, ты хочешь мне что-нибудь сказать?
— Только то, что она чего-то или кого-то боится.
— Будь уверен, при ней всегда кто-нибудь будет, — пообещала Каталина. — Вильгельмина искренне любит ее. Я попрошу ее не оставлять Молли одну. Здесь она в безопасности.
Тедди кивнул.
— Я вернусь, как только освобожусь. — Он засмеялся, но продолжал. — Я видел, вы вернулись вчера вместе с владельцем «Славной дыры»…
Вчера Тедди не проронил ни звука, хотя заметил пунцовые щеки и блестящие глаза своей хозяйки.
— Он не…
— Конечно, нет, — пресекла подозрения Тедди женщина. — Он просто хотел поговорить. А я сказала, что нам не о чем разговаривать.
— Вы знаете, наши дела пошли в гору с тех пор, как он открылся.
Зеленые глаза угрожающе полыхнули.
— Это ненадолго. Ты знаешь, так было всякий раз после открытия «Славной дыры».
Тедди знал. Последний владелец «Славной дыры» снизил цены чуть ли не до нуля. Кэт хваталась за голову в попытке вернуть назад клиентов, привлеченных низкими ценами и игровыми автоматами. Тогда именно Тедди обнаружил, что автоматы «ведут нечестную игру», и нанял нескольких бандитов, чтобы спровоцировать недовольство. Вскоре после этого «Славная дыра» закрылась, но Кэт не забыла урока. Она установила игровые автоматы и столы для карточной игры у себя в салуне, но в ее заведении шла честная игра. И тогда она поклялась, что не будет больше рисковать своим будущим, что бы ей ни пришлось предпринять. Она делала все возможное, чтобы обыватели не забывали того, что случилось в «Славной дыре». Всякий раз, когда ненавистный салун открывался, она платила полиции, чтобы та хорошенько проверила заведение, и его снова закрывали.
Каталина действовала так не только из нежелания рисковать. Это был образ жизни и образ мыслей, и никто не позволял себе вторгаться в ее мир, как это грубо сделал Кантон.
Лицо Тедди оставалось непроницаемым, тем не менее Каталина была уверена, что он не одобряет ее поведения.
— Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, — сказала женщина, давая понять, что разговор закончен.
Тедди вышел, зная наперед, что любой контраргумент только укрепит Каталину в правоте принятого ею решения.
Жителям Сан-Франциско понравился канкан. Маршу — тоже. Ему не хотелось признаваться в этом, но приглашение французской труппы было блестящим ходом Каталины. Марш был очарован живостью и красочностью танца. Он пришел в восхищение от женских ножек, то и дело мелькающих в воздухе. Он, однако, подозревал, что Каталина способна повергнуть в уныние профессиональных танцовщиц стройностью своих ног. Кантон по-прежнему не мог определить, сколько ей лет, но, судя по сведениям, которые ему удалось собрать за последние несколько дней, ей было между тридцатью пятью и сорока. Квинн Девро рассказал, что она объявилась в Сан-Франциско почти семнадцать лет назад, спустя немного времени после того, как здесь обосновались сами Девро.
Кое-что Кантону удалось выудить у адвоката.
Сан-Франциско гордился тем, что не интересовался прошлым своих жителей. Слишком много горожан не испытывали желания, чтобы кто-то проявлял интерес к их прежним занятиям. Кантон и сам был признателен городу за это. Однако это осложняло удовлетворение его интереса в отношении прошлого Каталины Хилльярд. Ей, несомненно, было что скрывать.
Марш никогда не бывал в городе, похожем на Сан-Франциско. В то время как обыватели большинства городов находили удовольствие в перемывании косточек знатных и богатых столпов общества, жители Сан-Франциско дорожили честью, достоинством и покоем своих сограждан. Чем экстравагантнее вели себя власть предержащие, тем нежнее к ним относилось население. Вот, например, «император» Нортон. На каждом выступлении в театре три первые ряда оставляли для «императора» и двух его дворняг. «Император» — самозванец, печатавший собственные «императорские» денежные знаки, имевшие во Фриско хождение наравне с государственными бумажными деньгами, был немного помешанным. Однажды он послал телеграмму президенту Линкольну с приказанием жениться на вдовствующей королеве Виктории в целях предотвращения войны. Каждый поступок, совершаемый им в империи собственной фантазии, был направлен на благо всего человечества, и жители Сан-Франциско не только терпеливо переносили Нортона, но и стали его добровольными верными подданными.
Вечером, незадолго до премьеры канкана, Марш, принявший приглашение Кэт, облачился в вечерний костюм, приобретенный специально для этого случая. Зная, что на представление сбегутся репортеры всех городских газет, он намеревался соответствовать Каталине Хилльярд во всем. Публичная вражда, вернее сказать вражда на публику, двух владельцев салунов существенно укрепила финансовое положение обоих. Теперь, когда Марш почувствовал себя в относительной безопасности, приняв имя Тэйлор Кантон, когда он немного оторвался от прошлого, где был печально известен как Ангел Смерти, он стал ощущать известную гордость оттого, что его дело процветает, а мисс Хилльярд приходит в ярость.
Приветствуя ее, Марш элегантно поклонился, поднес ее руку к губам и произнес:
— Вы очаровательны сегодня.
И он не погрешил против истины. Женщина бросила на него подозрительный взгляд. В ответ он благодушно улыбнулся. Всю последнюю неделю он держался от нее подальше.
Каждую ночь после ухода последнего посетителя и служащих, когда ему казалось, что его никто не слышит, Марш садился за инструмент. Единственным слушателем был Винчестер. Дворняга садилась у пианино, склонив голову и навострив одно ухо, и внимала ему. Марш не знал точно, что удерживает пса на одном месте — музыка или ожидание подачки, однако Винчестер был благодарным и внимательным слушателем.
Марш сознательно избегал Кэт, чтобы возобновить отношения, когда уляжется ее гнев. А чтобы быть честным с собой, Кантон должен был признать, что сторонился Кэт еще по одной причине: ему самому требовалось время, чтобы укрепить свою систему защиты. Неделю назад, на утесе, женщина задела какие-то тайные струны его души. Повторения он не должен допустить.
Каталина подвела Марша к столику, прекрасно зная, какое потрясающее воздействие это оказывает на любопытствующих посетителей. С показной учтивостью Кантон помог ей сесть, и раздались первые звуки музыки. Кроме танцовщиц в состав труппы входили музыканты, их энтузиазм с лихвой компенсировал их малочисленность. Когда на сцену резво выскочили шесть прелестных женщин в пышных юбках, Марш с изумлением обнаружил, что он бессознательно отбивает такт ногой. Весь салун пришел в движение: публика хлопала в ладоши, топала ногами, кричала «Браво!» Заброшенные игровые автоматы были сдвинуты в угол салуна. Публика состояла сплошь из мужчин: порядочные дамы Фриско не рискнули посетить канкан.
Марш постарался сосредоточить свое внимание на сцене, но его все больше и больше завораживала Кэт. Лицо ее сияло торжеством победительницы, и Кантон возжелал ее так сильно, как никогда раньше. Неожиданно ее успех стал его успехом, ее возбужденная радость — его удовольствием. Что за идиотизм!
И тут Марш прикоснулся своим коленом к ее ножке. Каталина отодвинулась, и, когда утихли аплодисменты в честь оставивших сцену танцовщиц, женщина как бы неловко уронила бокал с шампанским. Шипучая жидкость залила рубашку Марша, а осколок стекла пропорол ему лацкан пиджака. Каталина вспыхнула и схватила салфетку.
— Вам следовало бы держать свои колени при себе, — прошептала она Кантону.
— Это вышло случайно, — повел плечами Марш. — Я думаю, вы должны мне новый костюм.
— Ерунда, — отмахнулась Каталина. — Чтобы его вычистить, достаточно нескольких капель воды.
— Я думал, что к своим посетителям вы относитесь с большим почтением.
Каталина взглянула на Кантона.
— Хорошо. Я приведу его в порядок.
— Нет! — отказался Марш с гнилой ухмылкой. — Эта история привела меня в угнетенное состояние. Я требую морального вознаграждения.
— Если вы так угнетены, то можете покинуть наш салун.
— Какое потрясающее гостеприимство! — проворчал Кантон. — А я-то был уверен, что вы не позволите вашему гостю покинуть салун в таком состоянии. Во-первых, на глазах у всех, во-вторых, без всякой компенсации.
— Ну хорошо, — сдалась Каталина. — Как только снова заиграет музыка.
Все внимание публики было приковано к их столику. Каталина попыталась изобразить озабоченную, но добродушную улыбку.
— Мы поднимемся наверх? — поинтересовался Кантон с более чем нескромной улыбкой.
Каталина в нерешительности прикусила губку. Марш смаковал предстоящее.
Официант принес чистые салфетки, и Каталина протянула несколько Маршу, чтобы тот промокнул складки одежды. Кантон цинично улыбнулся.
— Мне кажется, это должны сделать вы.
— Не перестарайтесь, мистер Кантон, — предупредила она его шепотом. — Или я вылью на вас целую бутылку шампанского, и вам придется стирать весь костюм.
Заиграла музыка, на сцену вышли танцовщицы, и внимание публики переключилось на них. Кэт благопристойно улыбнулась и встала.
— Идемте со мной.
Женщина вздохнула. Еще несколько часов назад она предполагала, что это будет ночь ее триумфа и начало падения салуна напротив.
Несмотря на обещание поторопиться, Тедди все еще не вернулся, но Каталина получила телеграмму, что завтра он будет дома.
Итак, Каталина привела Кантона в комнату Тедди. Взяв со стола спички, зажгла масляную лампу.
Кантон осмотрелся. Безликая комната, должно быть, принадлежала мужчине. Обстановку нельзя было назвать роскошной: кровать, стол, дорожный сундук, небольшое бюро и зеркало.
— Похоже, это комната вашей ищейки, — самодовольно произнес Кантон.
Каталина поморщилась.
— Я очень ценю Тедди.
Марш изогнул бровь и приготовился облить Тедди грязью.
— Он управляет «Серебряной леди», — язвительно заметила женщина, — как Хью управляет…
Каталина мгновенно оценила последствия совершенной оплошности, ей оставалось только надеяться, что фраза пролетит мимо ушей Кантона. Она направилась к двери.
— Я принесу воды…
Но Кантон схватил ее за руку.
— …как Хью управляет?.. Пожалуйста, завершите свою мысль, мисс Каталина. Я и не подозревал, что вы знаете Хью О'Коннелла.
— Я знаю массу народа во Фриско, — холодно ответила женщина. — Иногда люди заходят в «Серебряную леди».
— Признаться, Хью не похож на вашего постоянного посетителя.
— У меня нет постоянных посетителей. «Серебряная леди» открыта для всех.
— Неужели?? — Кантон пришел в ярость из-за того, что его подозрения по поводу Хью подтвердились. Но он злился не на Кэт, а на себя. Хью начал было ему нравиться, и Марш надеялся, что подозрения лишены оснований.
Каталина попыталась высвободиться.
— Если вы хотите, чтобы я помогла вам избавиться от пятен, лучше отпустите меня.
Кантон отпустил ее руку и лениво скользнул взглядом по ее фигуре.
— Поторопитесь, мисс Кэт.
Дверь за владелицей салуна захлопнулась.
Следы шампанского остались на пиджаке, льняной рубашке и галстуке. Мисс Кэт придется нелегко. Кантон предвкушал, как она будет чистить вещи прямо на нем. А уж что касается брюк…
С порочной ухмылкой на губах Кантон начал раздеваться.
Кэт осторожно, чтобы не расплескать, внесла в комнату кувшин, доверху наполненный водой, и чуть не выронила его. Она была далеко не девочкой, чтобы бледнеть при виде мужчины без рубашки, но сердце у нее, казалось, остановилось, и взгляд уперся в обнаженную грудь Кантона, широкую и мускулистую. На ней Каталина заметила по крайней мере три шрама: один, длинный, уходил за спину, два других были покороче. Очевидно, следы ранений. Кантон проследил за ее взглядом.
— Шашка, — пояснил он. — Во время войны.
— А другие?
Он неопределенно хмыкнул.
— Пулевые ранения.
— Тоже во время войны?
— Нет, — равнодушно ответил Марш, наблюдая за реакцией Каталины.
— Не могла бы я поинтересоваться, на чьей стороне вы сражались?
— Ну, конечно, на чьей надо.
— Это была проигравшая или победившая сторона?
— Я думаю, все зависит от того, как на это посмотреть.
— Вы любите говорить загадками, не так ли? Это что — способ самозащиты? — проницательно спросила Каталина.
— Возможно.
Кантон сделал шаг к Каталине. Весь он был сильный, мощный, подтянутый. Очень мужественный. Образец мужчины.
— Мы оба знаем, что вы не так холодны, как кажетесь.
Истинная правда. Никто не знал этого лучше, чем она сама. С каждым его шагом к ней ей казалось, что температура в комнате подскакивала градусов на десять. Каталина контролировала себя значительно хуже, чем мужчина, приближающийся к ней.
Она сделала попытку увильнуть.
— Где ваша рубашка? — вопрос был полон ухарства, которого на самом деле у нее не было.
Единственное, с чем она поздравила себя, это то, что ее голос не дрожал.
— На кровати, — спокойно ответил Марш.
Каталина никогда и не предполагала, что в этих словах может быть столько призывной страсти. Марш снова ухмыльнулся.
— Вообще-то я собирался снять брюки.
Каталина понимала, что он дразнит ее, и воздержалась от комментария. Женщина подалась чуть в сторону, Марш слегка повернулся, и ее подбородок едва не уперся ему в грудь. Волосы на его груди были песочного цвета, в то время как густая шевелюра — иссиня-черного. Соблазнительные светло-желтые завитушки покрывали торс, крепкий, как броня, только значительно более возбуждающий. Темные, строгие брюки Марша, сшитые на заказ, обтягивали гибкую талию и мускулистые ноги, бедра. Каталина посмотрела выше, уперлась взглядом в шрам, и ей остро захотелось дотронуться до него, чтобы почувствовать боль, которой некогда пылало его тело. Какое бесстыдство! Взяв себя в руки, Каталина обмакнула полотенце в воду и взялась за рубашку Кантона. Рубашка пахла мускусом, мылом и опасностью. Расположившись за столом, женщина с неистовством принялась оттирать следы шампанского, но золотистые неровные круги не исчезали.
Она прикусила губу. Ей хотелось, чтобы Кантон скрылся, пропал. Из этой комнаты, из «Серебряной леди», из Сан-Франциско. Из ее сознания и памяти.
Но он был слишком реален, чтобы так просто исчезнуть, слишком осязаем. Каталина терла все сильнее.
— Это что, упражнение в бесполезных действиях? Не хотите ли проделать то же самое с брюками? — и Кантон начал услужливо расстегивать брюки.
Каталина швырнула ему рубашку.
— В этом нет необходимости. «Серебряная леди» заплатит по счету за новый костюм.
— В этом нет необходимости, — в тон ей ответил Кантон, решив, однако, что зашел слишком далеко.
Он не хотел отпугнуть ее, как в прошлый раз. Руки его повисли вдоль тела.
— Наблюдение за вашими действиями компенсировало мне моральный ущерб. Я доволен, что я не рубашка.
Из зала донесся рев разгоряченных зрелищем мужчин, за которым последовал шквал аплодисментов. Стены ходили ходуном. Кантон улыбнулся:
— Ваш канкан имеет безумный успех.
Улыбка делала его лицо еще более привлекательным и немного более человечным.
— Это очень дорогой успех, — неожиданно выпалила она, удивив самое себя.
По-видимому, соперник и без того об этом догадывался.
Марш протянул руку, и она подала ему рубашку. Каталина прекрасно понимала, что не за этим поднимался он с ней наверх, но ничего другого пока дать не могла.
— О, да она мокрая, — брезгливо проворчал Кантон. — Мне бы не хотелось натягивать ее.
Настала очередь Каталины в притворном изумления изогнуть бровь:
— Уж не собираетесь ли вы выйти отсюда полуобнаженным?
— Нет конечно, если вы сможете предложить мне что-нибудь получше.
— Можно через задний ход, — в бессилии прошептала Кэт.
— Это совсем не «получше», — цинично улыбаясь, отпарировал Кантон.
Каталина поняла, что ей не следует вступать с ним в словесное сражение. Он слишком опасен. Степень опасности она оценила, когда он, разжав пальцы, выпустил рубашку и, приблизившись к ней вплотную, поднял ее на руки. Тело Каталины оказалось крепко прижатым к Кантону, ее щека была рядом с его гладко выбритой щекой, ее бархатное платье искрилось от электрических зарядов, испускаемых его телом. Он был так привлекателен! От него исходил такой приятный запах!
Не счесть, сколько мужчин Каталина перевидала на своем веку, но ни к одному из них ее не тянуло. А от его тела исходил жар, как из топки, как из пекла; сердце его билось ритмично и мощно. Кэт была ошеломлена.
— Я дам вам одну из рубашек Тедди, — в конце концов выжала она из себя, но сил вырваться из его объятий у нее не было.
В салуне было полно людей. А ее это почему-то не заботило. Внезапно развеялись страх, неприязнь и ужас, внушаемый мужчиной, который подошел слишком близко. Исчезло все, кроме его чувственных губ, ласкающих ее с грубой нежностью. До встречи с Кантоном Каталина не подозревала, что такое может быть.
Поцеловав женщину как можно нежнее, Марш постарался взять себя в руки. Но Каталина чувствовала, что он дрожит. Они вновь припали друг к другу губами. Поцелуй становился все чувственнее. Они состязались в любви. Только не сдаваться! Инстинкт подсказывал Каталине, что она не должна позволить покорить себя этому мужчине, иначе он подавит и раздавит ее. Так он поступил бы с каждым, кто стоит на его пути.
Но — Лучезарный Люцифер! — что он творил с ней! Кэт отвечала на ласки Кантона так страстно, как не делала этого никогда, обвиваясь вокруг него, прижимаясь к нему, она сама искала его губы, проникая в его страждущий рот. Алчущее тело Кантона рвалось к ней, и Каталина чувствовала это даже через одежду, и страсть ее разгоралась еще сильнее.
В одно и то же время она чувствовала себя слабой и могучей, счастливой и бесконечно несчастной. Вот что значит жить и чувствовать! Но это пришло к ней слишком поздно. Слишком поздно, и, очевидно, он был совсем не тем человеком, который мог бы составить ее счастье.
Неужели они были ошибкой, эти несколько мгновений?
Кантон поставил ее на пол и обнял с нежностью, какую невозможно было в нем предположить.
Он вел себя как коварный, опытный соблазнитель.
Но все, что он делал, было так приятно, так невыразимо приятно… Каталина сделала глубокий вдох, чувствуя непреодолимое физическое желание, разливающееся из лона по всему телу теплыми, вязкими волнами. Впервые в жизни — в его объятиях — она почувствовала себя в безопасности.
Каталина догадывалась, что это было обманчивое чувство, что Кантон по самой своей сути был антиподом безопасности, но она не могла вырвать себя из его объятий и длила волшебные мгновения близости.
Каталина взглянула в глаза Марша и не обнаружила защитной зеркальной поверхности, не пропускающей любопытного взора внутрь, в душу. В его зрачках застыла такая безнадежность, такая острая боль, что Каталине показалось, что на кусочки режут ее. Взгляд его был устремлен куда-то вверх, как будто он хотел скрыть то, что могли выдать глаза.
Кантон поцеловал женщину еще раз, и они оба чуть не растворились во взаимной нежности.
Она не должна… особенно теперь, после всех стычек и столкновений с этим человеком, который все перевернул в ее жизни.
Каталина сама не понимала, что делала. Она прижималась к нему все сильнее и сильнее, в то время как Марш вынимал шпильки из прически, на сооружение которой у женщины ушел пойти целый час. Каталина почувствовала, как шелковыми волнами заструились вдоль спины ее волосы.
Марш закрыл глаза, Каталина тоже… между ними не было никаких преград, только настоятельная потребность завершить то, чему начало они уже положили.
Раздался неожиданный стук в дверь. Медленно освобождаясь от сладостного тумана, Каталина услышала:
— Мисс Каталина! Мисс Каталина! У вас все в порядке?
Голос принадлежал Хэрри, второму бармену, которому Тедди, очевидно, поручил охранять хозяйку.
Кэт вздохнула. Далеко не все было в порядке. Интересно, сумеет ли она когда-нибудь оправиться и привести чувства в прежнее состояние? Кантон как будто приоткрыл ящик Пандоры и выпустил на свет божий то, что лучше было бы не тревожить.
Истинная страсть сменилась на лице Кантона ироничной улыбкой.
— Лучше бы вам ответить, иначе сюда повалят все ваши служащие.
Внезапно Кэт представила, как она должна выглядеть со стороны. Измятое платье, распущенные волосы… Стук повторился.
— Все в порядке, — откликнулась Каталина. — Я выйду через несколько минут.
— Здесь мэр города, — сообщил Хэрри.
— Боже мой!
— Я помогу вам, — шепнул Марш. — В конце концов, это моя вина.
— Вы хотя бы сами оденьтесь, — съязвила Каталина.
— Но у меня нет сухой рубашки, — в тон ей отозвался Кантона. — Да и брюк тоже.
Каталина подошла к шкафу и приоткрыла створку, чувствуя, что взгляд Кантона обжигает ей спину. Она отыскала белую рубашку, которую одевал Тедди по торжественным случаям, и вынула ее. Рубашка явно уступала по качеству вещам Марша и явно превосходила их размером.
Каталина сунула рубашку Кантону и, до того как он успел отказаться, отвернулась к зеркалу. Подтверждались все самые дурные ее предположения. Она выглядела как школьница, застигнутая в стогу сена за неприличным занятием. Раздосадованная, Каталина завертелась в поисках расчески, но ничего не нашла. Должно быть, Тедди взял ее с собой в дорогу.
— Не хотите ли вы, чтобы я помог вам привести голову в порядок? — медовым голосом спросил Марш. — У меня есть расческа, а вас ждет внизу мэр.
— Вы можете дать расческу мне.
— О нет, — отказал Марш. — Но у вас есть возможность пройти в свою комнату сквозь толпу посетителей, чтобы воспользоваться своей расческой.
Кэт едва не заскрежетала зубами.
— Ну хорошо, — в конце концов согласилась она.
Он взял верх второй раз. Первой неудачей Каталина считала прогулку к морю. Но не может же она торчать тут вечность, как не может растрепанной и помятой спуститься вниз!
Каталина стала подумывать о репрессивных мерах против Кантона. Хорошо бы организовать склоку или потасовку в «Славной дыре». Кэт бросила взгляд на Марша. В рубашке Тедди, с засученными рукавами он выглядел как живодер. Марш победно улыбнулся.
— Сядьте, — властно скомандовал он.
Каталина подчинилась. Что угодно, лишь бы не смотреть на него. Сначала он провел по ее волосам расческой, потом принялся перебирать пряди пальцами. Медленно. Чувственно. Приятно. Со знанием дел. Лучезарный Люцифер! Каталина почувствовала, как он собрал волосы, поднял их, уложил узлом, но узел распустился, и волосы водопадом заструились по спине. Каталина в недоумении обернулась. Марш выглядел обескураженным.
— Вообще-то я умею расчесывать. Кажется, что это простое занятие, но…
Женщина едва сдержала улыбку. Неожиданно она почувствовала облегчение. Он умел далеко не все. Про себя она отметила, что ей было приятно, что Кантон не умеет делать даме прическу. Она протянула руку, и Марш безропотно отдал ей расческу. Кэт поднялась со стула и подошла к зеркалу. Она видела, что Марш внимательно наблюдает за тем, как она скручивает волосы жгутом и укладывает их на затылке. Но… о ужас! Куда-то запропастились заколки! Марш опустился на колени, нашел их и протянул Каталине с той легкой, искренней улыбкой, которая начинала ей нравиться. Прическа была не такой гладкой, как вначале, но у Каталины не было в запасе не то что часа — минуты лишней, чтобы поколдовать перед зеркалом. В конце концов, не выглядит же она, как… ну… как… эта…
Женщина медленно повернулась к Кантону. Он застегивал рубашку. Несомненно, она была велика ему, но он сумел бы выглядеть элегантным и в дорожном мешке. Каталина ожидала, что Кантон будет настаивать, чтобы спуститься в зал вместе с ней, и сочинила уже дюжину аргументов против. Но он удивил ее.
— Я выйду через черный ход, — сообщил он и, не завязывая галстука, надел пиджак. Темная щетина слегка выступала на подбородке, прядь непокорных волос легла на лоб. Марш поймал ладошку женщины и прижал ее к губам.
— Благодарю вас за замечательный вечер.
Кантон подошел к двери и, не оборачиваясь больше, растворился в проеме, оставив Каталину, раздираемую двумя чувствами: облегчением и одиночеством.
Нельзя доверять Кантону.
Каталина знала об этом. За доверие мужчине она однажды уже поплатилась. И стала убийцей.
Каталине не потребовалось много времени, чтобы убедиться в том, что ее предполагаемый спаситель оказался подлым предателем. На спине у нее остались шрамы — напоминание о предательстве Джеймса Кэхуна. Он вытягивал ее ремнем с пряжкой, когда женщина отказывалась услаждать мужчин, которым он проигрывал в покер.
Интересно, вернется ли Тедди завтра? Или уже сегодня? Она лишилась его поддержки, а ведь так нуждалась в нем! Может, ему удастся вернуть целомудренную чистоту ее жизни?
Кэт стояла посреди главного зала «Серебряной леди». Последний посетитель давно покинул заведение, последний стакан был давно выпит. Девушки поднялись к себе спать. Поднялась и Молли, которая помогала им вечером. Молли тоже лишилась Тедди.
Каталина внимательно оглядела зал, надеясь обрести внутренний покой в уверенности, что все это принадлежит ей. Стулья были опрокинуты на столы, чтобы было удобнее мыть полы. В тусклом свете одинокой лампы, которую забыли потушить, они выглядели уродливыми скелетами, исполняющими пляску смерти. Каталина в ужасе ухватилась за край стола.
Забудь об этом. Не думай об этом. Не вспоминай о мучительном времени после того, как Джеймс упал на нож. Убийство. Убийца. Женщина — убийца.
Она бежала из того проклятого места… часто меняла имя и фамилию… переходила из одного салуна в другой… потому что не умела делать ничего больше. Она не умела даже читать и писать. Но всюду — где бы она ни появилась — ее преследовали несчастья. Подвыпивший шахтер или погонщик скота не понимали слова «нет», и дело заканчивалось потасовкой. После этого содержатель салуна предлагал ей убираться подобру-поздорову, в противном случае грозил обратиться к местным властям. Переезжая из города в город, она добралась до одной шахты, где добывали серебро, и встретилась с Бэном Эбботтом. Из-за больных легких он не пошел работать в шахту, а несколько лет провел на Западе в поисках золота. Расстроенное здоровье не позволяло ему часами простаивать в холодной воде, промывая породу, в надежде найти песок. Тогда ему пришло в голову открыть салун на перекрестке дорог, которыми шли золотоискатели, и вскоре заведение стало приносить ему денег больше, чем получали те, кто мыл золото.
Когда Кэт объявилась в «Серебряной леди» Эбботта, он предложил ей работу в сапуне, хотя она ясно дала понять, что работать проституткой не будет. Тогда ее звали Селина. Бэну было только сорок, хотя он выглядел на десяток лет старше. Глаза у него были чрезвычайно печальными, и он устрашающе кашлял. Каталина не понимала, почему он взял ее под свое покровительство, ничего не требуя взамен, пока год спустя он не рассказал ей, что она напомнила ему девушку, которая умерла в Бостоне, не дождавшись, пока он придет за ней.
Бэн научил ее читать и писать, и Каталина неожиданно удивила его способностью вести бухгалтерские книги. Сам Бэн Эбботт был образованным человеком, имел диплом об окончании Гарвардского университета. Много позже Каталина поняла, что он возился с ней потому, что ему нравился процесс огранки, превращения сырого, необработанного камня в бриллиант.
Здоровье его неуклонно ухудшалось. Он чувствовал себя плохо даже в горах, где воздух был прохладен и сух, и Каталина в благодарность за все, что он сделал для нее, нянчилась с ним, ухаживала за ним и незадолго до его кончины по просьбе Бэна Эбботта вышла за него замуж. Он сказал, что хотел бы, чтобы у нее не возникло проблем по наследованию его собственности.
Бэну было кое-что известно о ее прошлом и о ее отвращении к физической стороне брака, и их брак оставался до конца целомудренным. В любом случае Бэн был слишком болен. Эбботту требовался друг, который мог скрасить последние дни его жизни, и уверенность в том, что после его смерти о Каталине кто-нибудь позаботится. Он оставил ей салун и немного денег, но у нее не было покровителя в этом шахтерском городке, славившемся разбоями и убийствами. Итак, Каталина решила продать «Серебряную леди» и переехать туда, где ее никто не знал.
В Сан-Франциско женщине удалось разыскать старое здание, которое можно было переоборудовать под салун. Она вновь поменяла имя, на этот раз став Каталиной Хилльярд. Салун она назвала «Серебряная леди» в память о Бэне Эбботте.
Даже тогда она знала, чего хочет: чтобы салун превратился в самое известное публичное место в Сан-Франциско. В будущем Каталина собиралась продать его и перебраться в какое-нибудь тихое красивое место. В безопасное место, где она будет пользоваться уважением, о котором мечтала с детства.
Кэт пристально посмотрела на темные окна «Славной дыры». Почему же теперь респектабельность и безопасность не представляются ей такими важными, как месяц назад?
Почему?
На противоположной стороне улицы стоял человек и ждал, когда потухнет свет в последнем ярком окне «Серебряной леди». Давным-давно он научился терпению. Этого требовала его профессия — частный детектив. В руке он сжимал одно из множества объявлений, которые разослал и расклеил повсюду. Кто-то видел беглянку Мэри Бет в салуне напротив, и он обязан был проверить эти сведения.
Итак, вечер он провел в «Серебряной леди» среди множества мужчин, подпирающих стены во время исполнения канкана, и внимательно разглядел лица всех девушек из заведения и даже танцовщиц. Ни одна из них не соответствовала описанию. Так или иначе, но это была единственная зацепка. Придется постираться здесь еще несколько дней. Ему хорошо заплатили, и, если он разыщет девушку… вознаграждение будет солидное, весьма солидное.
Соперничество между двумя владельцами салунов, о котором ходило так много слухов, подтвердилось во время первого представления канкана в «Серебряной леди».
Во время спора между Каталиной Хилльярд и Тэйлором Кантоном разбился бокал с шампанским. Спорщики удалились, и мистер Кантон, очевидно, покинул салун незаметно для публики.
Ссора произошла во время исполнения канкана. Кокетливый танец, родившийся в Париже, был тепло принят многочисленными посетителями. Мисс Хилльярд подписала двухнедельный контракт с французской труппой Бернара Дювьера. Танец исполняется каждый вечер в «Серебряной леди».
Мистер Кантон является владельцем недавно вновь открытого салуна «Славная дыра», расположенного напротив «Серебряной леди». С момента своего открытия в 1865 году это заведение приобрело дурную славу. Четыре раза салун переходил из рук в руки, пока два года назад его не закрыли. Мистер Кантон поклялся, что восстановит его былую известность, но со знаком плюс, и уговорил Лотту Крэбтри выступить на открытии салуна. Мисс Хилльярд билась об заклад, что не уступит «Славной дыре» в деле увеселения публики.
Своеобразная дуэль приводит в восхищение автора этих строк и, мы надеемся, всех жителей Сан-Франциско.
Прочитав эту заметку в «Глобусе», Марш откинулся на стуле, осторожно балансируя на двух его ножках. Ему хотелось привлечь внимание публики не к своей персоне, а к «Славной дыре».
Боже! Хотелось бы надеяться, что никому не приходит в голову, что Марш Кантон, наемник из Колорадо, и Тэйлор Кантон, владелец салуна, одно и то же лицо. Кто будет ломать над этим голову? Кого это интересует?
Разве что кто-нибудь вытащит на свет божий проклятую заметку в дешевой газетенке. Там еще был его портрет. Слава Богу, неудачный.
Марш попытался расслабиться. Заметка была напечатана около года назад. Она называлась «Дуэль на закате» и была написана с претензией на правдивое описание перестрелки между Лобо и Маршем. В этой истории не было ни грамма правды. Перестрелка, действительно, была, но вовсе не между ним и Лобо. И Лобо не погиб. Но байка превратилась в легенду.
Интересно, смог ли Лобо окончательно отказаться от винтовки? Но, с другой стороны, у него не было выбора: у него была изуродована рука. Марш посмотрел на свою руку: пальцы не утратили былой проворности. Он расслабил кисть — рука музыканта, как говаривала его матушка. Рука убийцы, обвиняли родственники покойных.
Услышав клацанье замка, Марш принял невозмутимый вид и сложил газету. Это Хью. Должно быть, уже почти одиннадцать. Скоро придет повар и его помощники — готовить закуски. Марш вспомнил вчерашнюю оговорку Каталины насчет Хью. Черт! Он вспомнил слишком много из того, что было вчера, особенно — женщину в своих объятиях.
Но сейчас следовало опасаться Хью. Разочарование в бармене проявилось лишь в том, что Марш непроизвольно сжал зубы. Как теперь использовать Хью О'Коннелла?
Когда Хью вошел, Марш кивнул ему и медленно поднялся.
— Хью, — произнес Марш. — Ты, как всегда, вовремя.
Голос его звучал сердечно. В этом Кантон не сомневался.
— Мистер Кантон, ночь прошла весьма благополучно, несмотря на то, что…
— Я знаю, — перебил его Марш. — Я просмотрел счета. Возможно, мы даже получим небольшой доход в этом месяце.
Улыбка осветила лицо Хью.
— Мисс Дженни поет замечательно, но она сказала, что с вами она чувствует себя уверенней.
— Думаю, она будет рада, когда выздоровеет ее постоянный аккомпаниатор.
— Она сказала, что у нее не было аккомпаниатора лучше вас, — Хью снял широкополую шляпу. — Я тоже так думаю, мистер Кантон.
Марш пожал плечами и протянул Хью заметку.
— Мы опять в центре внимания.
Хью медленно прочитал газету, улыбка сползла с его лица. Хью выглядел расстроенным. Марш внимательно следил за свои помощником.
— На самом деле все случилось несколько иначе, — пояснил он. — Мисс Хилльярд нечаянно пролила вино мне на одежду и великодушно согласилась привести в порядок мой костюм и рубашку.
Хью не вымолвил ни слова.
— Интересная женщина, — продолжал Кантон. — Вы когда-нибудь встречались с ней?
Хью и вовсе поник. В конце концов, обманщика из него не получилось, подумал Марш.
— Я бывал в «Серебряной леди», — с трудом выдавил из себя Хью.
— Она прелестна, не так ли? Хотя слегка вероломна.
Хью вздохнул.
— Я почти ничего о ней не знаю.
— Похоже, что никто с ней хорошо не знаком, — отозвался Марш. — Я думаю, надо изменить это положение.
Тедди отправился в сельскохозяйственный Торговый банк Оклэнда. Настало время повстречаться с человеком, разыскивающим женщину по имени Мэри Бет. Пять дней провел Тедди в этом городе и почти ничего интересного не выяснил. Он узнал, что Эдвин Эдамс, вдовец с семилетним стажем, был президентом и управляющим одного из самых солидных оклэндских банков. Из всего того, что Тедди разузнал о нем, складывался образ человека щепетильного, благочестивого семьянина, опоры церкви и государства.
Всякий раз, когда Тедди начинал расспрашивать об Эдамсе, ему рассказывали о несчастьях, обрушившихся на этого человека: о жене, которая долго болела перед смертью, о дочери, которая бесследно исчезла.
Эти сведения не помогли Тедди в главном: почему Молли — Мэри Бет — покинула прекрасный родительский дом? Почему и чем она так напугана? Почему она не может вернуться домой?
Тедди хорошо разбирался в людях. В салуне этому быстро обучаешься. Хороший хозяин наметанным глазом сразу определит, от кого можно ждать неприятностей, кто не сможет оплатить счет, у кого большие претензии. Тедди знал, что броской наружностью не обладает, люди не обращали на него внимания, и это давало ему возможность беспрепятственно наблюдать за людьми. Он уже обдумывал, как ему выйти на Эдвина Эдамса, чтобы получить собственное представление об этом человеке.
Тедди расправил плечи и вошел в банк. Служащий за конторкой взглянул на него сквозь очки:
— Чем могу служить, сэр?
Тедди приблизился к нему почти вплотную.
— Я подумываю о покупке фермы где-нибудь неподалеку, — сообщил он полушепотом. — Я прочитал слово «сельскохозяйственный» в названии вашего банка, вот и решил, не могу ли я получить у вас кредит?
Служащий внимательно посмотрел в лицо собеседнику, потом на его кургузый, неловко сидящий костюм.
— У меня достаточно средств, чтобы взять в аренду землю, — продолжал Тедди, — но я ничего не смыслю в семенах и разведении домашних животных.
Чиновник, слегка приподнявшись, спросил:
— Где находится ферма, о которой вы говорите?
— Десять миль к северу. Она принадлежит Элвину Бекеру, — ответил Тедди.
Он продаже земли он заблаговременно прочитал в местной газете.
Служащий был озадачен. Зажиточное хозяйство Бекера процветало. На лице служащего отразилась лихорадочная работа мозга. На глазах менялось его мнение о Тедди.
— Я бы хотел поговорить с управляющим банком, — сквозь сжатые челюсти упрямо процедил Тедди.
— Я его помощник. Меня зовут Фрэвк Рэдд. Я мог бы вам помочь, — неожиданно вежливо предложил служащий.
— Я буду разговаривать только с самым главным человеком, — заупрямился Тедди.
Лицо клерка обескураженно вытянулось.
— Ну хорошо, я справлюсь, есть ли у него время, — согласился он, встал из-за конторки и направился к стеклянной двери кабинета в глубине помещения. Он постучал и что-то сказал человеку внутри. Вернувшись, Фрэнк озабоченно взглянул на карманные часы.
— Мистер Эдамс сможет уделить вам буквально несколько секунд. В полдень у него деловая встреча.
Тедди ввалился в кабинет управляющего и удивился, когда глава фирмы поднялся ему навстречу.
— Как я понял, вы собираетесь купить ферму Бекера. Это хорошее место, мистер…
— Стэнтон, — закончил за него Тедди. — Теодор Стэнтон.
— Присаживайтесь, мистер Стэнтон. Боюсь, что могу уделить вам всего несколько минут.
Удивленный, Тедди сел. Мужчина был сама сердечность. Над аккуратной бородкой растягивались губы в радушной улыбке, но под взглядом блеклых, серо-голубых глаз мурашки начинали бегать по спине.
Тедди заерзал на стуле, ему казалось, так должен ерзать шахтер или фермер в присутствии управляющего банком.
— Вот интересуюсь… смогу ли я получить кредит, если решусь купить ферму Бекера? — начал Тедди. — И будут ли мои денежки в целости и сохранности в вашем банке? Я слышал, многие банки уже обанкротились.
— О какой сумме идет речь, мистер Стэнтон? — у Эдамса заблестели глазки.
Тедди передернул плечами, как бы не желая говорить о своих финансовых делах с незнакомым человеком.
— О вполне достаточной, — выдавил он из себя.
— Ну конечно, они будут в надежном месте. Мы крепче всех стоим на ногах во всем Оклэнде, — успокоил его Эдамс. В его словах слышалось самодовольство, а не гордость, и Тедди очень тонко уловил разницу. — Мы очень устойчивый банк. Спросите у кого угодно, — продолжал собеседник.
— Я бы хотел знать, с кем имею честь?..
Тень улыбки еще держалась на лице Эдамса.
— Что бы вам хотелось узнать, мистер Стэнтон?
— Видите ли, у меня большая семья, а я вкладываю в ваш банк деньги, принадлежащие всем.
— Ну, что ж, — начал банкир. — У меня у самого дочь. Жена моя умерла семь лет назад. Я слишком люблю дочь, чтобы вступить в другой брак.
— Дочь, говорите? У меня тоже… дочь. Ей восемнадцать. Радость моей жизни.
Банкир с трудом улыбнулся, и Тедди почувствовал, что внутри у него все сжалось. Как-то странно поблескивали глаза собеседника, в них то и дело вспыхивал испепеляющий огонь. Эдамс походил на сумасшедшего. Тедди был готов поклясться, что это не имеет ничего общего с горем по поводу исчезновения любимой дочери. У Эдвина Эдамса была какая-то навязчивая идея, какая-то одержимость. Тедди уже доводилось видеть такое.
Банкир нервно вытащил из бокового кармана жилетки золотые часы на цепочке.
— Извините меня, мистер Стэнтон, дела. Сами понимаете.
Тедди встал и подошел к собеседнику, чтобы пожать протянутую руку. Рука была на удивление вялой, даже рыхлой.
— Я еще вернусь, мистер Эдамс, — пообещал Тедди.
Несколько дней Марш потратил на отбор и обучение женщин для работы крупье. Он нанял восемь, так чтобы шесть женщин присутствовали в салуне с открытия до закрытия. Он был очень пристрастен в отборе претенденток. Ему не так были нужны красавицы, как умные и умеющие вести себя женщины. Так или иначе, но все девушки оказались как на подбор весьма привлекательными, и он ясно дал им понять, что малейшее нарушение его требований будет поводом к увольнению. В отборе девушек Маршу помогал Хью, который убедил своих приятелей-ирландцев, что в «Славной дыре» их дочери будут в полной безопасности, и именно Хью предложил заказать женщинам не такие откровенные наряды, которые ассоциировались с образом «женщины из заведения» и были в ходу во всех салунах.
Марш хорошо платил. Дела его шли много лучше, чем он рассчитывал. Накануне открытия «Славной дыры» у него почти не оставалось сбережений. Теперь, несмотря на траты, он вернул первоначальный капитал. Наконец что-то кроме смерти занимало его мозг.
Обучить восьмерых девиц игре в рулетку, «Черного Джека» и покер было занятием не из простых. Ему самому пришлось набраться терпения совсем иного сорта, нежели когда выслеживаешь противника.
Его и Каталину Хилльярд так и влекло друг к другу. После событий во время канкана, он начал сомневаться, что близость с Каталиной поможет избавиться от наваждения и любовного томления. Марш решил, что безопаснее и лучше держаться подальше от Каталины, по крайней мере до тех пор, пока его второе наваждение — «Славная дыра» — не станет процветающим заведением.
Со всей бьющей через край энергией Кантон отдался бизнесу, отбирал женщин для работы, обучал их, составлял финансовые отчеты. Его всегда увлекала математика, теперь он обнаружил, что ведение бухгалтерии даже доставляет ему удовольствие. Он очень давно не тренировал свой интеллект, в отличие от инстинктов и интуиции, и только сейчас стал понимать, что он потерял, прервав образование.
Каждое утро Марш посвящал несколько часов самому себе: уезжал на лошади в горы и тренировался там в стрельбе из винтовки, как бы напоминая себе, что фундамент его нынешней жизни был заложен винтовкой и твердой рукой. Забыть об этом значило отказаться от последних двадцати лет собственной жизни, а он не мог этого сделать. Именно из-за этих двадцати лет ему всегда будет сопутствовать опасность.
Марш подошел к двери. Невдалеке, прислонившись к стене, стоял какой-то мужчина. Он сшивался здесь уже несколько дней подряд. Взгляд незнакомца был неизменно устремлен в сторону «Серебряной леди». Несколько раз мужчина заходил в «Славную дыру» перекусить и выпить пива и всякий раз выбирал столик поближе к окну. Нечто в наружности незнакомца озадачило Марша. Некая вороватость, что ли. Кантон постарался получше рассмотреть его. Темный шатен. Волосы зачесаны назад. Неаккуратно подстриженные виски. Рыжевато-коричневый в желтую клетку костюм, не подогнанный по фигуре.
Это не твое дело, сказал себе Марш. По всей видимости, незнакомец вел наблюдение за «Серебряной леди». «Славная дыра» его не интересовала. Если произойдет неприятность в салуне напротив, ему, Маршу, будет только лучше. Этого он и добивался, не так ли? После того как Каталина подвергла его заключению в тюрьму, она заслуживает всяческих неприятностей. Тем не менее… Марш не мог избавиться от желания… защитить ее. Кроме того, это он — и никто другой — должен свести с ней счеты. Никто другой, черт побери! Он никому не позволит вторгнуться туда, где он хозяин.
И он медленно направился в «Серебряную леди».
Громилы за стойкой все еще не было, но Каталина была в зале. Марш внимательно рассмотрел ее. При дневном свете она выглядела не менее обворожительно, чем в сиянии люстр. Ни у кого он не замечал таких лучистых глаз. И если бы он не знал ее, он бы поклялся, что глаза ее приветливо сверкали, радуясь его прибытию.
— Виски, — властно распорядился Марш.
— Неужели наше виски лучше вашего? — ядовито усмехнулась женщина.
— В вашем гостеприимстве толика яда.
— Яда?
— Горького, — объяснил Марш улыбаясь.
— Почему бы вам тогда не поберечь себя?
— Я и сам себя об этом спрашиваю.
— Плохой пример вы подаете своим клиентам, предпочитая «Серебряную леди».
— Вы предлагаете мне уйти?
— О нет. Я рада получить ваши денежки.
Марш бросил монетку на край стойки.
— Просто я стараюсь поддерживать добрососедские отношения.
— Вы? — недоверчиво переспросила Каталина.
— Я подумал, что вам будет интересно узнать, что кое-кто проявляет нездоровый интерес к «Серебряной леди».
Каталина быстро подошла к двери, осторожно выглянула и вернулась к Маршу.
— А вам что за забота?
— У меня собственные планы в отношении «Серебряной леди», и я не люблю, когда мне перебегают дорогу.
— Как мудро, — снова съязвила Каталина, не преминув тем не менее подойти к окну и взглянуть на незнакомого человека, который продолжал стоять, привалившись спиной к дому напротив.
— Может быть, это один из ваших бандитов, — поинтересовался Марш.
— Я не имею дел с бандитами.
Кэт внимательно наблюдала за незнакомцем. Кантон не сомневался, что она уже видела его. Если бы ее голова не была занята другим, ее бы уже давно насторожил этот рыщущий тип. Каталина обернулась к Маршу.
— Давно?
— Давно что?
— Как давно он здесь торчит?
— Я заметил его еще вчера, поздно вечером, когда закрывал салун, а утром, когда открывал, он был уже на посту.
Каталина прикусила губку. Прелестная привычка, про себя отметил Марш, правда, не вяжется с характером женщины. Он знал, что Кэт презирала в себе неуверенность в отношении к нему, к людям, к миру. Каталина вернулась, взяла в руку монетку, брошенную Маршем, и подала ему:
— Выпивка за счет заведения, — легко сказала она.
Было похоже, что она приняла какое-то решение. Это вместо «спасибо», решил Марш и поблагодарил ее кивком.
— И… пришлите мне чек за костюм, — произнесла Каталина так естественно, будто фраза была следствием ее раздумий.
Марша передернуло.
— В этом нет необходимости. Ваш канкан привлек посетителей в мой салун.
Кэт замешкалась, не зная, чего она больше хочет: чтобы он ушел или остался. У него что-то еще на уме. Она была уверена в этом. Иначе зачем ему было предупреждать ее о незнакомце.
— Я слышала, у вас женщины-крупье?
— Похоже, город живет сплетнями.
— Ну конечно.
И они вцепились друг в друга взглядами. Каталина почувствовала первые признаки беспокойства, которое всегда охватывало ее в его присутствии. Она ненавидела себя за это. Взгляд Марша оторвался от нее и остановился на пустующей стойке.
— Что-то давно я не видел вашего бармена… этого… громилу.
Неужели он все замечает? Каталина подозревала, что так и есть.
— Он уехал из города… на несколько дней… по делам.
Марш расправил плечи.
— Это не имеет отношения к вам, — поспешно добавила женщина.
— Как это мило с вашей стороны, что вы меня успокаиваете, — прожурчал Марш.
— Да, это так, — промурлыкала Каталина, — ну, а теперь, с вашего позволения, я займусь делами. Сегодня мы ожидаем очень много народу.
— Да, да. Мы тоже. Большая азартная игра до начала канкана. Напомните мне как-нибудь, чтобы я хорошенько отблагодарил вас.
— Для доброго соседа — все что душе угодно, — из Каталины лилась патока.
— Ну, а за это я уж присмотрю за нашим любопытным другом, — пообещал Кантон.
Каталина слегка пожала плечами, стараясь казаться равнодушной и боясь, что выказала слишком много личной заинтересованности. Прошлое все еще страшило ее. А в прошлом она совершила убийство. И у нее все еще временами сжималось сердце от страха быть разоблаченной.
— На ваше усмотрение, — бросила она и повернулась к Кантону спиной. Грубо и ясно.
Марш сжал челюсти. Эта женщина играла и королеву, и ее свиту лучше, чем кто бы то ни было. Гнев его прошел, как только Марш заметил, как мелко дрожат ее руки, сжатые в кулачки.
Мисс Каталина Хилльярд, безусловно, не была такой бесстрастной, ко всему безразличной особой, какой хотела казаться. Маршу оставалось только гадать, кто был причиной ее волнений: незнакомец на улице или он сам. В любом случае он чувствовал себя заинтригованным. Кантон махнул Ледяной Королеве рукой на прощание и направился к выходу.
Придется ему предпринять собственное расследование.
Вечером Кэт снова заметила мужчину в клетчатом костюме. Он вошел в «Серебряную леди», занял столик недалеко от двери и заказал себе пива. Незнакомец шарил глазами по салуну, будто искал кого-то.
Каталина поставила пиво перед посетителем и задержалась на секунду.
— Вы у нас впервые, — как можно более приветливо начала она разговор.
Незнакомец хмыкнул, пододвинул к себе кружку и слегка пригубил пиво.
— Вы не издалека случайно? — не унималась женщина.
Она добавила голосу томности. Таким образом ей всегда удавалось добиться желаемого результата.
— Из Оклэнда.
— У нас — по делам?
— Послушайте, мисс, какое вам дело? Я хочу спокойно выпить пиво.
Каталина хмыкнула.
— На здоровье, мистер. Если вам что-нибудь понадобится, я Каталина Хилльярд, хозяйка этого салуна.
— Хозяйка? — переспросил мужчина и опустил глаза, в оттопыренном кармане Кэт заметила сложенный лист бумаги. Незнакомец помедлил и заказал еще пива. Кэт направилась к стойке.
— Не спускайте с него глаз, — шепнула она бармену, — и дайте мне знать, когда он уйдет.
Она решила подняться к себе и заняться расчетами. Она была слегка встревожена и должна была сосредоточиться на чем-то конкретном. По дороге к себе Каталина остановилась возле комнаты Молли и постучала.
— Это Каталина, — предупредила она.
Дверь распахнулась, и на пороге ее встретила светлая шатенка с распущенными волосами. Молли выглядела необыкновенно юной. Она так нежно улыбалась своей благодетельнице, что у Каталины сжалось сердце. Неожиданно она почувствовала себя чуть ли не старухой. Каталина обвела взглядом комнату, которую Молли покидала очень редко. Не чувствует ли себя девушка тут как в темнице, забеспокоилась Каталина.
— А… Тедди… еще не вернулся? — застенчиво спросила девушка.
Кэт покачала головой. Она и сама начала беспокоиться.
Выражение надежды сменилось на лице Молли выражением потерянности. Каталине хотелось завоевать доверие девушки, но та, похоже, доверяла только Тедди. Наверное, она почувствовала в нем ту же внутреннюю мягкость, что и Каталина, много лет назад.
— Я собиралась посидеть над бухгалтерскими книгами, — начала Каталина, — но день сегодня выдался таким погожим, что хорошо было бы нанять экипаж и прокатиться к морю. Не хочешь ли составить мне компанию?
Молли улыбнулась и кивнула.
— Я прикажу нанять экипаж, — произнесла Каталина, довольная тем, что может доставить девушке удовольствие.
По правде сказать, ей самой хотелось отвлечься, подышать свежим воздухом, подставить лицо соленым брызгам. Море обладало над ней магической властью. А сейчас душа ее жаждала обновления. Ей надо было забыть Кантона, отрешиться от всех мыслей, связанных с ним.
Каталина резво, как девочка, спустилась по лестнице и велела Хэрри побеспокоиться об экипаже. Внизу она вновь увидела «клетчатого». Он допил пиво и направлялся к двери. И Каталина облегченно вздохнула.
Захватив шаль для себя и накидку для Молли, она вместе с девушкой вышла через главный вход и села в экипаж.
Она вспомнила свою предыдущую прогулку и отметила про себя, что чувства уже поблекли. На секунду она пожалела, что нет с нею Кантона со всем набором его мужских достоинств, но быстро прогнала непрошеное желание и улыбнулась Молли.
Тем временем экипаж подъехал к утесу и возница соскочил с козел, чтобы помочь дамам выйти. Каталина повела Молли на самый край утеса. Внизу, среди острых камней, блаженствовали морские котики. Сегодня она выбрала другой утес, не тот, где они были с Кантоном. Каталина не хотела бередить душу ненужными воспоминаниями. Молли с удовольствием наблюдала, как резвятся среди нагромождений камней морские котики. Вот кто был поистине свободен! Никто им не страшен! Молли поежилась на солнце.
— Тебе холодно? — заволновалась Каталина.
Молли покачала головой. Кэт вздохнула. Она так надеялась, что Молли будет откровенна с ней, поведает ей о тех страхах, которые преследуют ее. Но Каталина прекрасно понимала, как это сложно — открыться другому человеку, и знала, что торопить события нельзя. Сама Кэт доверила малую толику из истории собственной жизни только одному человеку и только после долгих лет знакомства.
— Я подумала, — начала женщина, — что ты хорошо шьешь. Тебе бы следовало подумать об открытии собственного магазина.
Молли широко распахнула глаза.
— Но… я не могу… У меня… совсем нет денег.
— Моя портниха сказала, что ищет помощницу. Ты могла бы начать работать у нее и присмотреться к делу. «Серебряная леди» — неподходящее место для тебя.
У Молли задрожали губы.
— Я… Я не хочу уходить от вас.
— Тебе и не придется. Но подумай о моем предложении.
Каталина бессознательно обняла девушку за плечи и бережно повела к экипажу. И они отправились домой.
Марш ворчал на себя. Это было не его дело. Он стоял у двери, когда Кэт и девушка, которую он видел в «Серебряной леди» выскользнули из салуна и наняли экипаж. Человек в клетчатом костюме был на посту.
Ворчание завершилось клятвой ни во что не вмешиваться. Слава Богу, Марша больше никто не нанимал. Ему не надо никого защищать. Кроме того, он уже предупредил Каталину Хилльярд, хотя подозревал, что она не отнеслась серьезно к его предупреждению. Ну и черт с ней! Очевидно, она довольно давно заботится о себе сама. Пусть заботится дальше.
В конце концов, шпион не последовал за экипажем.
Марш зашел за стойку бара, плеснул себе виски и выпил залпом. Черт! Отдает ядом.
В «Славной дыре» толпился народ. Особенно вокруг игорных столов. По идее он должен был испытывать удовлетворение, но единственное, что он чувствовал, это разъедающее душу беспокойство, причину которого он не вполне осознавал.
Слева раздалось глухое рычание, и Марш увидел, как Вин оскалил пасть на посетителя, который подошел к нему слишком близко. Ему следовало бы выставить пса еще днем, но Кантон никак не мог решиться на этот шаг. Винчестер стал чем-то вроде его тени, хотя собака не потерпела бы даже попытки притронуться к ней.
Как Каталина.
Ну, не совсем. Каталина терпит. До известного предела.
Терпит. Ну, может, не терпит, а… Марш мыслями вернулся к незнакомцу. Должен ли он предположить, что человек проявляет какой-то интерес к Каталине? Вряд ли, решил Марш. Но не следует выпускать его из поля зрения. Может, даже удастся выудить у него кое-что про Кэт.
Что, черт подери, с ним происходит? Следует проехаться верхом и пострелять немного. Это то, что он делает лучше всего на свете.
Марш покинул салун, зашел в конюшню, оседлал лошадь и поскакал. Он мчался минут двадцать пять, пока не осознал, что направляется совсем не в то место в горах, которое выбрал для упражнений в стрельбе. Он скакал к тому месту, куда привозил Каталину. Не ходи туда, приказал он себе. Но продолжал настегивать лошадь, гонимый чувством, которое не мог объяснить даже себе.
Кэльвин-актер сжимал в руках купюры. Только что он поведал Эдамсу, где его дочь.
— Вы разговаривали с ней?
Кэльвин покачал головой.
— Я не знал, что вы этого хотите. Вы сказали — просто информация.
— Вы хорошо сработали, Такер. Теперь я попрошу вас сделать кое-что еще.
Кэльвину не понравился взгляд Эдвина Эдамса. Но денежки банкира ему нравились. Очень нравились.
— К вашим услугам, мистер Эдамс, — откликнулся Такер, стараясь не походить на бывшего полицейского, коим он был на самом деле.
Его уволили из полиции за то, что, получив астрономическую взятку, он не поделился с вышестоящими чинами.
— Я хочу, чтобы вы доставили ее сюда.
Кэльвин вытянулся.
— Да… но судя по всему… она находится там по своей воле. Силой ее не держат. А что… если она не захочет вернуться?
В глубине души он недоумевал, почему девушка из богатого дома сбежала и живет в салуне, пусть даже роскошном.
— Она моя дочь, — холодно ответил Эдамс. — Ее желания не имеют значения. — Тут он сделал актерскую паузу. — Когда вы доставите ее домой, получите пять тысяч долларов.
Кэльвин стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Может, мне понадобится нанять людей в помощь.
Банкир развернулся на вертящемся стуле и потянулся к сейфу. Набрав комбинацию цифр, он просунул руку внутрь, отсчитал несколько бумажек, убрал остальные и закрыл дверцу. Затем он поднялся, вышел из-за стола и приблизился к Такеру.
— Здесь две тысячи долларов для ваших помощников. Я жду от вас результатов.
— Да, сэр, — произнес Кэльвин, думая о том, что попал в точку. Он сможет нанять несколько бандитов меньше чем за пятьдесят долларов каждый. Он начал производить подсчеты в уме.
— Я рассчитываю на ваше благоразумие, — продолжал банкир. — Никто не должен знать об этом.
Кэльвин кивнул. Нанятых людей он использует только для похищения девушки, отцу он вернет ее сам.
— Ну, что ж, за дело, — грязно напутствовал его Эдамс. — Надеюсь увидеть дочку уже на этой неделе.
Кэльвин дотронулся до тульи шляпы.
— Я привезу вам ее, — доверительно пообещал сыщик и вышел из комнаты.
Тэдди вернулся на следующий день. Он прошел в кухню, где заканчивали обедать Кэт, Молли, Вильгельмина и еще две девушки. Увидев всех вместе, Тэдди облегченно вздохнул, и взгляд его устремился к Молли. Губы его расплылись в улыбке.
— Мы рады твоему возвращению, — улыбнулась Кэт.
Тэдди не сводил глаз с Молли.
— У вас были какие-нибудь проблемы?
— Одна большая. Через улицу напротив, — хотелось пожаловаться Каталине, но она сдержалась. Кантон — это ее проблема. Вместо сетований Каталина покачала головой.
— Как канкан?
— Беспрецедентный успех. Народ валом валит.
— А что слышно про «Славную дыру»?
Каталина пожала плечами.
— Она все еще на прежнем месте.
— Я заметил это, — слегка улыбнулся Тедди. — Дела в «Дыре» идут совсем неплохо, как я успел заметить.
— Это временно, — пробормотала Кэт.
— Других проблем не возникало?
— У нас всегда проблемы.
Каталина не могла решить, надо ли рассказать Тедди о незнакомце в клетчатом костюме, и решила не тревожить его. Она не исключала вероятности того, что это одна из выходок Кантона, чтобы подразнить ее и вывести из равновесия. Она все больше склонялась к этому выводу, вспоминая свой разговор с «клетчатым». Когда он увидел ее, глаза его продолжали оставаться такими же тусклыми, как и прежде. Никакого интереса он к ней не проявил.
Молли переводила взгляд с Тедди на Каталину и обратно. Она нервно перебирала пальчиками бахрому накидки, чувствуя, что Тедди и Кэт хотят поговорить.
— Я поднимусь наверх, — пробормотала она, вставая из-за стола.
На полпути к двери она обернулась и ласково добавила:
— Я так рада, что ты вернулся.
За Молли вышли и остальные девушки. Каталина участливо спросила:
— Удачной ли была поездка?
Тедди вспыхнул. Он сунул руку в карман и вынул оттуда смятый листок бумаги. Женщина расправила объявление, прочитала, схватила его за руку.
— Поднимемся ко мне.
Запершись в комнате, которая одновременно служила и кабинетом, они начали совещание.
— Давно это у тебя? — спросила Каталина.
— Я сорвал это незадолго до отъезда.
— Ты уже рассказал Молли?
Тедди выглядел глубоко несчастным.
— Нет. Я подумал, что смогу разузнать что-нибудь об этом человеке.
— И?..
— Он банкир. В Оклэнде. Респектабельный. Я… встречался с ним и…
Кэт терпеливо ждала.
— Он мне не понравился, — откровенно признался Тедди. — Не знаю почему.
Кэт шажками мерила комнату. Она вспомнила, как выглядела Молли, когда впервые переступила порог «Серебряной леди». Уставшая. Голодная. С ощущением безнадежности. Почему она сбежала от своего родного отца? А может… он был… как первый муж Кэт? А может… она… беременна? Если бы это было так, Каталина бы уже заметила. Молли прожила в «Серебряной леди» уже почти два месяца.
— Он богат? — поинтересовалась женщина.
Тедди кивнул. Это обстоятельство вполне объясняло неприспособленность девушки к очень многим житейским делам. А также то, что она хорошо шила и вышивала. Большинство девушек из богатых семей проводят за этим занятием немало времени. Кэт еще минуту пребывала в раздумье.
— Кантон заметил, что последние несколько дней вокруг салуна околачивается какой-то человек и что-то вынюхивает.
— Кантон? — Тедди не поверил своим ушам. — Это он сказал вам?
— Я подумала, что он мог это подстроить. Может, хочет, чтобы я побеспокоилась.
Кэт повела плечами и продолжала:
— Человек, которого описал Кантон, зашел к нам вчера утром. Я попыталась разговорить его, но он не проявил к разговору никакого интереса. Выпил пиво и ушел.
— А мог он видеть Молли?
— Не думаю, — ответила Кэт. — Она все время была наверху. Вышла только, чтобы поехать со мной на прогулку к морю. К тому времени незнакомец уже ушел. — Тедди нахмурился.
— Как вы думаете, должны ли мы предупредить Молли… Мэри Бет?
— Да, она должна знать обо всем, — ответила Каталина, взяв объявление. Тысяча долларов. Интересно, много ли народу прочитало объявление? Лучезарный Люцифер! Даже Кантон мог использовать это. Но тут Каталина вспомнила, что именно он предупредил ее о шпионе. Она не знала, что и подумать. Но сейчас нужно было срочно позаботиться о Молли.
— Я предупрежу ее, — решила Кэт.
— Сможет ли она после этого и дальше оставаться здесь?
— Ну конечно.
Тедди направился к двери, потом, словно опомнившись, остановился.
— А как канкан?
— Посетители стоят даже вдоль стен, — ответила Каталина. — Танцовщицы обучают некоторых наших девушек. Они уедут, а мы сможем показать свой канкан.
— Мне так неловко. Я так надолго оставил вас.
Зеленые глаза женщины потеплели.
— Тедди, для меня ты как родной. Если тебе что-нибудь когда-нибудь понадобится…
Тедди выглядел смущенным.
— Лучше я пойду вниз. Осмотрюсь. Все проверю.
Каталина кивнула, Тедди исчез, и женщина пустилась в размышления, как ей лучше построить разговор с Молли. Что предпочесть, наставительную беседу или благожелательный разговор. Кэт выбрала первое — беседу с высоты непререкаемости авторитета.
Молли подслушала кое-что из разговора Тедди с Каталиной и поняла, что ей надо исчезнуть. Сейчас же. Она будет бежать, пока не рухнет, обессиленная.
Молли поднялась наверх, взяла шаль и деньги, которые ей заплатила мисс Каталина за шитье. Благодаря владелице «Серебряной леди», на этот раз она пускается в путь не с пустыми руками. Теперь остается только выскользнуть из дома, чтобы никто ее не видел. Это было мучительно. Тедди и мисс Кэт были первыми настоящими друзьями в ее жизни. Тедди, благодушный и доброжелательный, вселил надежду в ее душу. Но она должна оберегать своих друзей, как себя. Они даже не представляли себе, на что способен ее отец, до каких пределов он может дойти в преследовании тех, кто приютил ее.
Молли выскользнула через главный вход на крылечко, спускающееся к аллее. Аллея была пуста. Молли вышла на улицу и остановилась в замешательстве. Куда податься? Недалеко, в нескольких минутах ходьбы, стояли экипажи, которые можно было нанять.
Молли огляделась еще раз. Напротив «Серебряной леди» без дела слонялись двое мужчин. Незнакомые. Они стали приближаться к девушке. Что-то подсказало ей, что надо бежать. Молли повернулась, чтобы броситься обратно в салун, но чья-то тяжелая рука схватила ее. Другая рука зажала ей рот. Крик замер в горле. Девушка почувствовала, что в рот ей затолкали кляп, к лицу поднесли тряпку, пропитанную чем-то удушающим. Девушка сопротивлялась, пока тошнотворный, сладковатый запах не проник в легкие.
Марш выглянул на улицу. Она была почти пустынна. Только возле «Серебряной леди» он заметил закрытый экипаж. Выскочив на улицу, Марш увидел, что в коляску заталкивали некий тюк, и этим «тюком» была женщина. Вялая, бессильная. Из экипажа выскочил «клетчатый» и подошел к двум мужчинам, тащившим женщину.
Интуиция Марша включилась в работу. В том, что и как они делали, была какая-то скрытность, не предвещавшая ничего хорошего. «Клетчатый» с первого взгляда вызвал недоверие Марша, а кто была эта женщина? Каталина? Он не мог судить об этом наверняка, так как лицо и волосы женщины скрывала длинная шаль.
Рука Кантона автоматически потянулась к винтовке. Каталина была его жертвой, его добычей. Только ему принадлежала ее жизнь. Кроме него, ни один человек не смел прикоснуться к ней пальцем.
Пока мужчины суетились вокруг экипажа, укладывая безжизненное тело, Марш бегом пересек улицу, держа палец на курке.
— Мне кажется, дама не желает ехать с вами, — угрожающе произнес он.
Мужчины разом обернулись на голос. Все трое. «Клетчатый» быстро сунул руку в карман пиджака, но Марш давно опередил его. Не успели они глазом моргнуть, как на них было наведено дуло винтовки.
— Это дело вас не касается, мистер… Это моя сестра, и… я хочу отвезти ее домой.
— Дайте мне взглянуть в ее лицо.
— Я же вам сказал, это не ваше дело…
Вдруг один из мужчин отпустил женщину, а второй толкнул ее прямо на Марша. Она повалилась на Кантона, и надо было бросить винтовку и поддержать женщину либо отступить и позволить ей упасть.
Он мгновенно просчитал варианты и отступил. Пусть лучше она упадет, чем схватят их обоих. Один из бандитов метнулся к нему, а второй обошел вокруг, чтобы атаковать сзади. Марш перехватил винтовку. От сильного удара прикладом первый нападающий согнулся пополам, вторым ударом Марш обеспечил ему долгую головную боль.
Когда женщина упала, шаль сползла с ее головы, и Кантон увидел светло-каштановые волосы. Это была не Кэт. Это была девушка, которую он встретил в салуне во время своего первого посещения.
Неожиданно Марш даже не увидел, а почувствовал, что «клетчатый» выхватил дерринджер и целится в него. Инстинкт сработал мгновенно. Сознание даже не включалось. Марш просто нажал на спусковой крючок. Эхо гулко отразилось от стен домов, мужчина согнулся пополам. Из груди его сочилась кровь. Сзади послышался какой-то шум. Марш оглянулся и увидел испуганные лица людей, выглядывающих из «Серебряной леди». Вот Большой Бармен. Каталина. Посетители. Двое бандитов корчились на мостовой. Человек в клетчатом костюме неподвижно лежал в луже собственной крови.
Каталина склонилась над девушкой. Бармен с дубинкой в руках вопросительно смотрел на Кантона.
— Что случилось?
— Эти… трое… джентльменов пытались затащить девушку в экипаж, — ответил Марш.
— Вы этому помешали? — недоверчиво поинтересовался Тедди.
Потом прибежал полисмен, что было мочи дуя в свисток. Собралась толпа: к любителям пива из «Серебряной леди» прибавились любители азартных игр из «Славной дыры». С трудом пробив себе дорогу сквозь толпу зевак, полисмен опустился на колени перед «клетчатым».
— Мертв.
Марш успел уже убрать винтовку. Разговор начала Каталина.
— Я думаю, он пытался украсть одну из моих девушек. А этот человек, — она указала на Марша, — воспрепятствовал злодейству.
Полисмен взглянул на двух бандитов, все еще валяющихся в грязи.
— Не хотите ли что-нибудь сказать?
Один из них с полустоном-полумычанием, держась за больное место, проговорил:
— Мы просто хотели… доставить девушку… обратно в семью… Вот что он нам сказал.
— Дав ей хлороформа?
Было ясно, что полисмен не поверил сказанному. Взгляд служителя правопорядка остановился на Марше в скользнул по очертаниям винтовки под курткой.
— Это вы стреляли?
Марш кивнул.
— Я защищался. Он целился в меня вот из этого дерринджера. — И Марш указал на пистолет, лежащий в грязи.
Полисмен протянул руку за винтовкой, и Марш безропотно отдал ее, внимательно наблюдая за реакцией бобби, осматривающего самодельный приклад.
Ствол был еще теплым.
— Вы трое, — приказал полицейский, имея в виду двух бандитов и Марша, — задержаны до выяснения обстоятельств дела.
Сквозь толпу пробирались еще два полицейских. Один из них уставился на мертвеца.
— Это Кэльвин Такер. В прошлом — один из нас. Сейчас, как я слышал, частный детектив.
— Сержант, — с мольбой в голосе произнесла Каталина, тем самым существенно продвинув полицейского по службе. Они, несомненно, были знакомы. Кажется, ее знают все, подумал Марш. — Нельзя ли нам забрать девушку в дом?
Полицейский порозовел от удовольствия. Марш прекрасно понимал, что тот чувствует: Каталина испытывала на служаке волшебную силу своих прекрасных глаз.
А у Кантона засосало под ложечкой. Опять камера. На этот раз Каталина, кажется, не приложила руки к его заключению.
Бармен с телом медвежатника склонился над девушкой, которая все еще пребывала без сознания, осторожно поднял ее и понес в дом. Кэт дождалась, когда за Тедди захлопнется дверь, посмотрела сначала на Марша, потом на старшего полицейского.
— Не понимаю, почему вы хотите задержать мистера Кантона. Мой бармен и я… мы все видели. Этот человек, — она указала на труп, — вынюхивал здесь что-то несколько дней подряд. Несомненно, ему приглянулась одна из моих девушек. Мистер Кантон защитил ее и себя самого. Я видела, как этот человек выхватил пистолет. Мой бармен тоже видел.
Офицер подозрительно посмотрел на женщину. Что-то ему не нравилось это заступничество.
— Как ваше полное имя? — спросил он, обращаясь к Маршу.
— Тэйлор Кантон, — спокойно ответил тот, хотя в душе его царило смятение. Марш подумал, что он по уши в крови и убийствах, черт возьми, но раньше все обходилось. Неожиданно он осознал, что его правый кулак сжат так, что он не может разжать пальцы. Марш призвал на помощь все свое мужество.
— Я владелец «Славной дыры». Это здесь, через дорогу.
Лицо офицера прояснилось, как будто владение «Славной дырой» переводило Марша в разряд людей приятных, на которых распространяются совсем другие нормы правопорядка. Полицейский достал записную книжку и вписал туда имя владельца столь славного заведения.
— Вы не собираетесь уезжать из города?
Марш покачал головой. Офицер повернулся к Каталине.
— Вы не откажетесь подтвердить то, что видели?
— Нет, сэр, — пробормотала женщина.
— Мне нужно поговорить с девушкой.
— Может быть, завтра? — с надеждой спросила Каталина.
Полицейский вздохнул, бессильный противостоять штурму изумрудных глаз.
— Хорошо, мисс Каталина, но завтра я надеюсь увидеться с ней.
Кэт кивнула.
— Я еще зайду побеседовать с вами, — предупредил полицейский Марша. — А вы, — обратился он к одному из вновь прибывших бобби, — дождитесь повозки, чтобы погрузить тело погибшего. Этих двух я отведу в участок.
На запястьях бандитов лязгнули наручники. Горе-похитители жгли Марша взглядом, полным ненависти. Каталина подошла к Кантону.
— Не желаете ли выпить, мистер Кантон? За счет заведения.
Марш изогнул бровь.
— Еще раз?
— Я привыкла расплачиваться за услуги, — резко отозвалась женщина.
— Не очень высоко вы цените жизнь юной леди, — скривился Марш.
— Я очень высоко ценю ее, — ответила Кэт. — Чего вы хотите?
Вопрос был задан полушепотом и предназначался только для ушей Кантона.
— Я дам вам знать, — в тон ей ответил Марш после некоторого размышления.
Он почувствовал гнев Ледяной Королевы: эта женщина не любила ходить в должниках. Воспользовавшись моментом, Марш обхватил ее рукой за талию, и, полуобнявшись, они направились в «Серебряную леди». Марш прекрасно понимал, как она должна ненавидеть этот жест обладания.
Первоначально Марш не собирался так поступать, но не мог же он упустить шанс.
Они приблизились к двери, оба будучи уверенными, что за ними следует целая толпа зевак. Марш говорил себе, что он вмешался в эту историю, так как решил, что леди, которую собирались похитить, была Кэт. Но он в любом случае бы вмешался, потому что… Потому что…
К нему снова вернулись воспоминания о том времени, когда он узнал правду, вернее часть правды, о гибели сестры и матери. Банды янки рыскали по округе в поисках продовольствия для Шермана. Похищение. Изнасилование. Пожар. Убийство. Он ничего не мог изменить, но он провел годы, мстя за гибель членов своей семьи. И он не будет стоять в стороне и наблюдать, если что-либо подобное случится с другими.
Марш старался себя убедить, что только смертельная опасность, грозившая женщине, заставила его броситься ей на помощь. Это не было убийством, хладнокровным нажатием на спусковой крючок. Или было? Как ни старался Марш сосредоточиться на Каталине, у него перед глазами неотступно стоял зрачок только что убитого им мужчины. Он, Марш, не смог подняться над ситуацией, окинуть события безразличным взглядом, исчезла оболочка отстраненности, которая всегда охраняла его от последствий собственных действий.
Его воспоминания и размышления были прерваны Кэт:
— Что вам налить?
— Виски.
Каталина наполнила стаканчик доверху, и он опорожнил его одним махом, чувствуя, что напиток обжигает все внутренности от горла до паха. Кэт внимательно наблюдала за ним. Что-то пугало Марша. Женщина налила следующую порцию, и, хотя Кантон взялся за стакан, к виски он не притронулся. Взгляд его остановился на лице Каталины.
— Почему вы лгали про меня?
— Я не лгала, — просто ответила женщина. — Кто-то из посетителей крикнул, и мы с Тедди бросились к окнам, когда этот человек целился в вас. — Она подумала и добавила:
— Лучезарный Люцифер! Ну вы и скоры на расправу и… точны!
— Этот талант я приобрел в Техасе.
— У вас целый набор талантов, мистер Кантон. Вы играете на пианино, прекрасно владеете винтовкой и, как я слышала, большой мастак перекинуться в карты. Какими еще талантами вы обладаете, мистер Кантон?
Маршу захотелось изменить тему разговора, и он знал, как это сделать.
— Один из них я готов продемонстрировать вам в любое удобное для вас время.
— Мужчины склонны переоценивать себя, — быстро нашлась Каталина.
— И продолжают это делать и по сей день, да, дорогая? — нескромный вопрос был полон нескрываемого любопытства и желания проверить, насколько она опытна.
Ледяная Королева вспыхнула. До встречи с Кантоном с ней этого не случалось. И Кэт совершила абсолютно не свойственный ей поступок: налила виски в стаканчик и опрокинула его так же лихо, как Кантон.
— Мне нужно подняться наверх и посмотреть, как там Молли, — сообщила Кэт, восстановив душевное равновесие.
Из язвительного лицо Марша стало непроницаемым.
— Вам известно, почему это все произошло?
— Нет, — ответила женщина и запнулась. — Но я благодарю вас от имени девушки.
— Означает ли это, что… наша маленькая война прекратится?
— Нет, — категорически отрезала Кэт. — Я приехала сюда много лет назад, я начинала свое дело с нуля, чертовски много работая.
— И вы не потерпите соперников?
— Двоим здесь делать нечего.
— Вы ошибаетесь, дорогуша. Думаю, вам никогда не жилось лучше, чем сейчас.
— Так долго продолжаться не может.
— Значит, вы постараетесь избавиться от конкурента?
— Да, — вызывающе сообщила Каталина.
Их взгляды скрестились. Зрачки Кантона были темными, как бездна преисподней. Бесконечными. Бездонными. Каталина знала, что надо поскорее избавиться от чар этих гипнотизирующих глаз, и… не могла. К своему изумлению, она поняла, что и Кантон не может освободиться от нее. После выстрела в нем что-то сломалось, появилась какая-то неуверенность. Тогда, на улице, движения его руки были так быстры, что она не смогла уследить за ними. Лучезарный Люцифер! Бессознательный рефлекс красноречиво свидетельствовал об опыте в таких делах. Темный, загадочный Тэйлор Кантон. Кантон. И вдруг… Каталина вспомнила то, что силилась и не могла припомнить с первого дня их встречи.
В Колорадо она видела наемников, настоящих снайперов, королей винтовки. В Кантоне она сразу отметила своеобразную грацию, которая поразила ее в тех людях. Все в нем свидетельствовало о кровавых занятиях: то, что он всегда выбирал место так, чтобы можно было держать всех под прицелом, то, что он носил винтовку как обязательный аксессуар, холодные, расчетливые глаза, смертельная опасность, которая исходила от него. Кантон. Каталина порылась в памяти, но… она так долго прожила в Сан-Франциско… Но где-то она видела это имя напечатанным. Слышала его. Странно, что она не уловила сходства и связи раньше, но это потому, что он стал владельцем салуна.
Но ведь и она стала не той, что была раньше. Призрак из прошлого, которое тоже полно опасности. Кантон. Почему ее преследует это имя? Она вспомнит. Обязательно вспомнит… А потом — что?
Каталина обернулась к Хэрри, второму бармену.
— Следи за тем, чтобы этот человек получил все, что попросит.
Кантон чуть было не спросил, действительно ли она спешит к Молли или хочет сбежать от него.
— Вы расскажете мне, как себя чувствует девушка?
— А не хотите ли вы сами подняться наверх и поинтересоваться ее здоровьем?
— Нет, мне пора идти.
— Вы все еще служите аккомпаниатором у этой девицы?
— Нет, — коротко ответил Кантон, сверкнув глазами.
Он резко повернулся и с неподражаемой грацией направился к выходу.
Первый раз Молли пошевелилась только после полудня. Вызванный доктор принюхался.
— Хлороформ, — определил он. — Я могу быстро поставить девушку на ноги, — сообщил он, — но будет лучше, если она сама придет в себя. На это уйдет не больше часа. — Врач протянул Каталине коробочку с лекарствами. — Если у девушки будет болеть голова, дайте ей одну пилюлю.
В углу комнаты мялся Тедди.
— Тедди, почему бы тебе не спуститься вниз и не помочь Хэрри. Я пошлю за тобой, когда она проснется.
— А что если они сделают еще одну попытку…
Ледяная Королева улыбнулась.
— Думаю, тому, кто подослал этих бандитов, понадобится некоторое время, ведь ему нужно осознать, что произошло. Я побеспокоюсь о том, чтобы тех двоих продержали в тюрьме подольше.
Тедди не уходил, мялся у двери.
— Как вы думаете, почему он вмешался?
— Не думаю, чтобы у него была определенная цель. Просто реакция.
— Он проделал все действительно быстро.
— Слишком быстро, — проворчала женщина.
— Если это не было для него…
— Не волнуйся, он потребует оплаты, — сухо отчеканила Каталина.
— Может быть, мы дурно судим о нем?
— Нет, — резко оборвала Кэт.
— Но…
— Нет, — вновь произнесла Каталина.
Этот человек был хуже дьявола. Он чуть было не обвел вокруг пальца даже Тедди.
Тедди, не говоря больше ни слова, тихо закрыл за собой дверь.
Каталина задернула шторы и в полумраке присела рядом с Молли. Мысли ее вертелись вокруг девушки и ее спасителя. Он спас ее — от чего? Это надо точно узнать, иначе они все вместе не смогут уберечь Молли. Интересно, сколько лет Молли? По крайней мере восемнадцать.
К этому возрасту Каталина успела побывать проституткой, потеряла ребенка и убила человека. Но она никогда не выглядела наивной девочкой. Она всегда была гибкой, как ивовый прут. Так было надо, чтобы выжить.
Но Молли? Мэри Бет. Неожиданно Каталина почувствовала себя старухой. Она протянула руку и нежно погладила Молли. Интересно, каково это — иметь дочь? Она бы до последнего дыхания защищала своего ребенка. Она пробовала.
Когда ей, Лиззи, было всего четырнадцать, она обнаружила, вернее ей подсказали другие женщины, что она беременна. Она не очень хорошо понимала, что с ней происходит. Но то, что она хочет ребенка, Лиззи знала точно. Отчаянно хочет. Ей был нужен кто-то, на кого она могла бы излить свою любовь. И чтобы этот кто-то любил ее тоже. Но ее мать пригласила женщину, чтобы избавить ее от плода. Лиззи отказалась, но из-за своего незнания попалась на удочку старухи. Обе выпили по чашке чаю. Вдруг в глазах у Лиззи потемнело, и комната закружилась перед ней. Когда несколькими часами позже она пришла в себя, то уже знала, что ребенка у нее не было. Была только тошнотворная боль в низу живота.
Несмотря на то, что она провела в Натчесе еще два года, а потом еще жила с проклятым Джеймсом, детей у нее больше не было. Очевидно, то, что произошло за несколько часов забытья, навсегда лишило ее способности к зачатию. В следующие годы она уговаривала себя, будто это не имеет значения, но она была такой одинокой. Быть может, посмотрев на Кантона, она поняла, как безжалостно одинока. Одиночество обволакивало Кантона, как густой туман Сан-Франциско, но, в отличие от тумана, одиночество не рассеивалось. Кантон прятался в мутную пелену отшельничества.
И так же поступала Каталина.
Марш в который уже раз перечитывал приглашение. Чай с Мередит и Квинном Девро. Четыре пополудни. Во «Дворце спокойствия».
Человек, принесший приглашение, был наряжен в ливрею отеля, он терпеливо ждал ответа.
Черт! Марш должен разузнать, что говорят в городе о вчерашнем убийстве. В утренних газетах ничего не сообщалось, однако Марш понимал, что долго длиться молчание не может. Он повернулся к служащему:
— Передай мистеру Девро, я принял предложение.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил посыльный, направляясь к двери.
Марш подождал, пока тот скроется из виду, и вновь погрузился в чтение приглашения. Интересно, не жена ли Девро его писала? Художница, припомнил Марш. Отдает ли она себе отчет в том, кого приглашает в гости. Если бы знала — на порог бы не пустила.
Марш взглянул на карманные часы. Почти одиннадцать. Повар уже на месте. Скоро появится Хью.
В углу заворчал Винчестер, и Марш отправился на кухню за мясом для собаки. Кантон старался не выпускать пса на улицу. Город был наводнен бродячими дворнягами, и только что вышел указ, согласно которому их следовало пристреливать. А он, черт бы его подрал, начал беспокоиться за пса. Слишком уж культурным стал! Вот, на чай приглашают…
Проклятие! Он не готов к такой жизни. Еще не готов. Тем не менее мысленно Марш стал готовиться к завтрашнему визиту. Интересно, слово «чай» обозначает только то, что будет чаепитие, или ему сопутствует еще что-то? Последние двадцать лет он жил вне этих тонкостей. Чаепития, балы, беседы…
Странная печаль охватила его.
Одна из дневных газет поместила на первой странице заметку о вчерашнем убийстве. Автор напомнил читателям о вражде между хозяевами салунов и назвал Тэйлора Кантона, бизнесмена из Техаса, настоящим героем. Там же был помещен портрет Кэт. Слава Богу, его портрета не было, но автор заметки намекал на какую-то тайну, связанную с ним.
Марш скомкал и швырнул газету на пол. Единственное, что оставалось сделать заинтересованному лицу, так это связать Тэйлора Кантона с Маршем Кантоном из полузабытой газетной истории под названием «Дуэль на закате». Теперь, в связи с убийством, связь обнажилась, став почти очевидной.
Из прошлого опыта он знал, что к вечеру можно ждать еще сообщений. Лучшее, что можно придумать, это исчезнуть на некоторое время, чтобы слух умер. Его исчезновение означало дополнительные хлопоты для Хью, так как сплетни всегда увеличивают количество посетителей в салуне.
Марш выругался. Увесисто и многоэтажно. Он так и не решил, до каких пределов может простираться его доверие к управляющему, и это беспокоило Марша больше, чем хотелось бы. Почему он вообще решил, что его трюк в отношении Хью сработает?! Но что ему нравилось, так это салун.
Впервые после окончания войны он стал забывать запах смерти и начал жить по законам, которые уже плохо помнил.
Боже, как ему нравилось видеть салун, переполненный посетителями! Ему нравилось, как поет Дженни. А больше всего ему нравилось смотреть в изумрудные глаза Кэт, полные гнева и страсти. Впервые у него появилось будущее, в котором не было места смерти.
Марш все еще сидел, уставившись в смятую газету, но ему почудилось, как в зале что-то изменилось. Он обернулся и увидел, что к стойке бара направляется Каталина. Элегантная и подтянутая, она была одета в платье из зеленой тафты, гармонировавшее с зелеными изумрудами ее глаз. Внутри у Марша заныло.
— Мисс Кэт, — вежливо поприветствовал он свою конкурентку, добавив голосу лишь малую толику усмешки.
Глаза ее сияли. Марш всегда считал ее красивой женщиной, но сейчас она была неотразима.
— Я подумала, может вы продолжаете беспокоиться о самочувствии Молли…
Марш изогнул бровь, так что собеседник мог выбирать вариант ответа по собственному усмотрению: да, он беспокоится или нет, он не беспокоится, почему, к черту, он должен беспокоиться. Это поставило Каталину в затруднительное положение, чего он и добивался.
Но смущенной она не выглядела, как будто поняла уловку. В ее взгляде было больше усмешки, чем озабоченности. Такое поведение женщины сбило Марша с толку.
— Она скоро совсем поправится, и все будет хорошо.
Марш не проронил в ответ ни звука, оставаясь спокойным и неподвижным, как сфинкс. Он выжидал. Как всегда.
Знакомые теплые мурашки побежали у Кэт по позвоночнику вниз, потом поднялись вверх и замерли в самом интимном месте. Как это у него получается? Неужели это сила мужского обаяния? Или это чувство опасности, витающее вокруг? Или его опытность? Холодная отрешенность, следствие того, о чем она догадывалась, загнала страсть глубоко внутрь. Музыка, которая звучит по ночам и обнажает любовь исполнителя к прекрасному, несовместима с образом наемного убийцы.
Теперь она была уверена, что Кантон наемный убийца. Или был им. Лучезарный Люцифер! Но как ей хотелось прикоснуться к нему! И она хотела просить его об одолжении. Господи! Чего он потребует взамен?!
Чтобы не смотреть на Кантона, Каталина опустила глаза и уперлась взглядом в рисунок. Она побледнела. Кто это сделал?!
Кантон проследил за ее взглядом, потом с интересом уставился на Каталину. Вот оружие против нее. Она сама дала ему в руки меч. И знает об этом.
Каталина заставила себя успокоиться. Рисунок. Портрет. Попадется ли он на глаза кому-нибудь из ее прошлого? Так много воды утекло. Кому какое дело до нее и до проигравшегося в пух бродяги, убитого в дешевом номере второразрядной гостиницы. Каталина заставила себя поднять глаза на Кантона.
— Молли побаивается вас. Я зашла предупредить вас, чтобы вы не смутились, если будете навещать ее.
Кантон, казалось, ужаснулся. Во всяком случае он был поражен, ошеломлен.
По жилам Каталины вместо крови тек теплый мед. Патока. Она не знала точно, что вызвало такую сильную реакцию у Кантона. Но что бы это ни было, оно нарушило обычное железное самообладание, и в Кантоне значительно поубавилось сходства с падшим ангелом.
— Меня? — недоуменно переспросил он.
— Вас, — повторила она.
— Но… почему?
Кэт оглянулась. Они были в центре внимания утренних посетителей.
— Не могли бы мы поговорить наедине?
— Почему нет? — удивление исчезло, уступив место двусмысленной обольстительной ухмылке. — Единственное место, где мы можем поговорить спокойно, это моя комната.
Кэт остолбенела. Ради Молли, говорила она сама себе. Только ради Молли. А может, она лгала себе?
С рыцарской вежливостью Кантон взял ее под руку и, пока она не сообразила, что происходит, провел женщину к себе в комнату. Дворняга, которую Каталина видела уже несколько раз, сопровождала их, держась на приличном расстоянии.
— Винчестер, — обратился Кантон к собаке, — придется тебе, дружище, подождать за дверью.
— Винчестер?
— Он уродлив, как само пекло, — объяснил Кантон.
И они остались вдвоем.
Взволнованная Кэт осмотрелась. Комната выглядела еще более скромной, чем комната Тедди. Кровать. Старое бюро. Зеркало. Стульев не было. Кантон с поклоном указал на кровать.
«Нет!» — хотелось крикнуть Каталине, но она сдержалась и вежливо отказалась. В ответ он ухмыльнулся. Так ухмыляется паук, подумала Кэт, заманивая бабочку в свои сети. Что чувствует бабочка, она уже поняла. Уходи. Но тело больше не повиновалось своей хозяйке. Ни губы, ни мозг, ни ноги. Каталина Хилльярд, Ледяная Королева, погрузилась в молчание. Сражайся. Борись за себя. Ты же делала это раньше.
Кантон подошел к ней почти вплотную. Каталина почувствовала его горячее дыхание, жар его тела, который был следствием возбуждения, которое переживала и она. Женщина сделала шаг назад. Шажок. Но за ним стояло огромное волевое усилие.
— Так… насчет Молли…
— Вы о Молли? — его низкий вибрирующий голос пронизал все ее тело, превратив теплый, вязкий мед в рвущееся наружу желание.
— Она… она…
Март сделал шаг. Теперь его лицо было на уровне ее, губы приблизились к ее губам, а рука легла на ее талию обжигающим клеймом.
— Дорогая, не слишком ли много вы говорите? — прошептал он.
Каталина не успела объяснить, что еще ничего не сказала, как его губы сомкнулись на ее губах. Пока Кантон целовал ее, мир. покачиваясь, проплывал перед ее закрытыми очами. Кэт думала только о том, как бы ей не утонуть, не раствориться в океане чувств. И она отвечала на его любовь.
Может быть, она сумела бы оказать сопротивление, если бы его губы не становились все мягче, все нежнее, как в тот день, когда он возил ее «гулять» к морю. Марш целовался с закрытыми глазами. Так как он принадлежал к разряду мужчин, которые всегда начеку, Каталина решила, что в некотором смысле это признак доверия. И ей стало приятно.
Марш надавил чуть сильнее, губы ее раскрылись, и она ощутила, как осторожно и трепетно внутрь ее проник его обжигающий язык. Кантон крепко прижал ее к себе, и они вместе исполнили прелюдию любви, нежно лаская друг друга вожделеющими языками. Каталина приподнялась на цыпочки и стала гладить его непокорные волосы. Пока рука ее упражнялась с волосами, живот исполнял тантрический танец.
Марш приоткрыл глаза в изумлении от этого волшебного ощущения, и несколько секунд они были свободны от защитной поволоки. Каталина разглядела в зрачках своего партнера желание близости, предвосхищение страсти. Ее нарастание женщина чувствовала во всем: в силе его властных объятий, его губ. Неожиданно глаза его закрылись, как будто Кантон, спохватившись, испугался, что выдал нечто очень личное. Тогда и Каталина закрыла глаза, наслаждаясь моментом близости, волшебного единения двух существ, которые ничем и ни с кем не умели делиться.
Кэт и не подозревала раньше, что можно наслаждаться близостью, нет, просто приближенностью к мужчине. Болезненно-приятная истома разливалась по телу, мучительно напоминая о том, чего Каталина была лишена в жизни. Она чувствовала, что и Кантон не испытывал такого наслаждения. Мысль о физической обездоленности вызвала такое сильное чувство одиночества, что у Каталины перехватило дыхание и к глазам подступили слезы. Слезы одиночества, которые никогда не прольются. И женщина властно прижала свои губы к его, желая в удовольствии найти забвение от своих горестных дум. Кантон вздрогнул, слегка отстранился, и его губы поползли по ее лицу, задержались в уголках глаз, как будто чувствуя близкие слезы, и начали спускаться по щеке вниз. Каталина вся была как в огне.
Тело ее сотрясалось от желания, старые страхи и глухое отвращение к мужчине пропали, а Марш ласкал ее щечку и ее ушко, продолжая ублажать ее до тех пор, пока у Каталины не осталось чувств и мыслей — одно желание. Руки его, жаркие, нервные, лишенные обычной уверенности и властности, обнимая ее, казалось, настороженно ждали, когда женщина начнет вырываться, как делала это раньше. Но зачем ей было это делать, если жизнь ее зависела от их волшебной близости. Прошлого не было. Было влажное, медоточивое, сладко-запретное настоящее.
— Дорогая, — прошептал он. — Дорогая Кэт.
Звук его чистого, лишенного обычной насмешки, голоса перевернул у нее все внутри. Каталина задрожала в предчувствии неминуемого. Пробежав пальчиками по его мощной шее, она оставила на ней едва заметные следы обладания. Следы страсти.
Женщина глубоко вздохнула в обреченной на неудачу попытке восстановить душевное равновесие, успокоить разбушевавшееся и неподвластное ей тело. Марш припал к ее губам, целуя ее медленно, глубоко, чувственно. А она крепко держа его за шею, притягивала к себе, пока не ощутила сквозь одежду ритмичные удары его плоти и не услышала его стоны.
Оторвавшись от губ Кантона, Каталина подняла на него глаза. Несмотря на то, что Кантон чувствовал ее страстное ответное желание, он давал ей возможность выбора, о чем молчаливо спрашивал глазами, и она выбрала.
— Я не сделаю вам больно, — прошептал он, и Каталина удивилась, как он угадал, что она боится боли.
Пребывая в безмолвных беседах и размышлениях, они уже знали очень многое друг о друге. Впрочем, с момента первой встречи они знали друг о друге все жизненно важное.
Каталина опасалась, что чувства, переполнявшие ее, предадут ее самое, ее тело, все, во что она верила и чем жила. Самое худшее заключалось в том, что она захлебывалась нежностью к этому человеку. Ей хотелось жадно прикасаться к нему, гладить его по лицу, шее, по…
Кантон взял ее на руки и понес на постель, лаская ее тело губами. Рассудок оставил Каталину, она словно растворилась в волшебстве и таинственности его поцелуев.
Марш пытался притушить пламя, бушевавшее в паху, уменьшить грубоватую нежность, которая так долго спала где-то внутри. И он продолжал уговаривать себя: он изливается нежностью отнюдь не потому, что полюбил эту женщину. Он не может любить, он не позволит себе полюбить кого бы то ни было. Он внушал себе, что его нежное отношение к ней есть инструмент обольщения, один из путей самоизлечения от наваждения, которое не отпускало его и могло разрушить его личность.
Почему же он не верит самому себе? Он опустил глаза на Каталину, свою мучительницу, во взгляде которой читалось так много вопросов, на которые ответов у него не было. Это она вернула его к жизни, возродила его давно умершие чувства и желания. После встречи с ней солнце стало светить ярче, свежий ветер бодрил, а звезды ослепительно сверкали.
Марш ощутил невероятный душевный подъем. Душа пела! Острые иголочки удовольствия разбежались по всему телу. Каталина вопросительно улыбалась ему. Изумруды ее глаз сверкали желанием. Радость! Каким еще словом можно назвать неожиданный избыток чувств при виде выражения полного доверия, каким светилось лицо любимой женщины. Марш прижал к себе Каталину, уютно устроившуюся в его объятиях.
Он высвободил свою руку, чтобы можно было расстегнуть сзади пуговки ее платья. Он наполовину был готов к тому, что она рассердится и запротестует, но этого не случилось. Тогда он скользнул рукой под ворот платья и наткнулся на надежную защиту корсета. Его пальцы, пальцы опытного мужчины, неожиданно начали дрожать, как у нетерпеливого зеленого подростка. Да у него просто ничего не выйдет, если она будет сидеть, прижавшись к нему, без всякого смущения, с нескрываемым любопытством глядя на то, что он делает, как будто обнаружила нечто, совершенно не известное ей раньше. В глазах женщины была мягкость и снисхождение, которые Марш никогда раньше не замечал в Ледяной Королеве.
Кантон вновь почувствовал неуверенность. Что если она только глубже войдет в его жизнь? Он не может допустить этого. И она не может.
На минуту он прикрыл глаза, вспоминая, когда последний раз испытывал к кому-нибудь нежность. Очень давно. Люди, которых он любил, умерли. И он просто перестал любить. Но это чувство не имело никакого отношения к Каталине Хилльярд. Он не любил ее. Он не имел права ее любить.
Но когда Кантон снова посмотрел на женщину, сердце у него, кажется, перестало биться. У него перехватило дыхание. Он исступленно хотел ее, даже боялся прикоснуться к ней, опасаясь, что влечение станет привычной, невыносимой потребностью.
Каталина протянула руку и нежно провела пальчиком по его лицу. В этом ее прикосновении было столько зовущей силы. Он был переполнен желанием. Черт с ними, с последствиями!
На этот раз Кантон осторожно, но решительно снял с Каталины платье и углубился в распутывание шнурков на корсете. Неожиданно он почувствовал, что что-то происходит с женщиной, вызывает ее беспокойство. Может, когда-то ее грубо изнасиловали?!
Это предположение вызвало прилив нежности к бедняжке и дикую ярость к тому негодяю, который посмел причинить ей боль, который вселил страх в это прекрасное тело.
Подавляя ярость, он наклонился и мягко успокоил ее губами, едва сдерживая страсть. Каталина не отстранилась, но губы ее дрожали. Тогда Кантон вынул шпильки из ее прически, любуясь, как блестящие волосы скатились по ее обнаженным плечами и спине. Как бы хотелось Маршу знать, о чем думает эта прелестная женщина! Он слегка отстранился от нее, одной рукой поддерживая женщину, другой расстегивая на себе брюки и рубашку. Он почувствовал, как дрожит Каталина, но страха в ее глазах не было. Только ожидание. И надежда? Ему очень хотелось доставить ей удовольствие. Даже не удовольствие… нечто большее… он не мог подобрать точного слова.
А потом он понял, чего хотел. Он хотел бы услышать ее смех. Увидеть ее улыбку. Чтобы она смеялась и улыбалась вместе с ним. И для него.
Марш разделся. Каталина, не отрываясь, смотрела на него. Безмолвная. Недвижная. Марш протянул руку и погладил женщину. Вначале по плечам, потом по спине и наконец по груди. Она задрожала. Вытянув руку, Каталина нежно провела пальчиками по его грубо зарубцевавшемуся шраму. У него внутри все сладко заныло.
— Каталина, — прошептал Марш. — О Каталина.
Она улыбнулась. От этой улыбки сладкая, тянущая боль распространилась по всему телу, и горделиво поднялся мощный знак его мужского достоинства. Кантон бережно уложил ее на подушку, вытянулся рядом и принялся целовать ее грудь. У Каталины было прекрасное молодое тело, нетерпеливо и тревожно вздрагивающее. Рука его ползла от плеч до бедер и дальше — вниз. Ей совсем не нужен корсет, подумал Марш. Кантон никогда не был более осторожен, мягок и нежен, но Каталина продолжала пребывать в неестественной неподвижности. Наконец он почувствовал ответный трепет и понял, что она почти уступила его ласкам. Он понял это по неопределенным, неясным признакам, какими руководствуются все мужчины в отношении своих любимых, но он также знал, что что-то непонятное сдерживает женщину.
Черт! Он был готов убить того, кто вселил в нее боязнь.
Его неожиданная ярость дала о себе знать покалыванием в ладонях, и ему захотелось очистить свой мозг от воспоминаний, а свое тело от незримых следов прикосновений других женщин.
Кэт лежала, затаившись, чуть дыша, скованная своей слабостью. Кантон пробудил в ней желание, но она боялась, как бы оно не сменилось чувством глубокого отвращения.
Но в ней жила не только настороженность. Она переживала таинственное волшебное чувство, неведомое ей раньше. Ей хотелось прикасаться к нему, гладить его, хотелось получить от него все возможное и невозможное. Ей хотелось подарить ему наслаждение. Когда он гладил ее, обжигая своими ладонями, дрожь пробегала по ее телу. И наконец обежав все тело, горячая кровь сосредотачивалась внизу, в сакральном месте.
Марш ласкал губами ее грудь. Его язык кружил по телу и возбуждал нежную кожу. Тело ее ожило, искало и требовало его прикосновений. Рука его скользнула во влажную ложбинку между ног, порождая волны возбуждения, в которых должна была захлебнуться ее холодность, а губы приблизились к ее лицу. Каталина подалась ему навстречу. Страхов больше не было. Она желала и была желанной.
Марш слегка повернулся, и она оказалась в живой клетке. Его возбужденный орган осторожно стучался к ней. Марш боялся причинить ей боль. Он ждал, когда она сама захочет волшебной близости. Каталина чувствовала его напряжение и понимала, каких трудов стоит ему сдерживать свою страсть. Он не хотел грубо воспользоваться ею. Он опять предоставлял ей право выбора.
Раньше никто этого не делал. Каталина почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы, впервые за много лет. Она обхватила Марша за торс, понуждая его войти глубоко внутрь ее тела, надеясь обрести в близости нечто не изведанное ею, дающее силы и надежду. Она не была уверена, сможет ли он дать ей желаемое, она даже не знала точно, чего хотела, но чувствовала всеобъемлющее и всепоглощающее желание, противостоять которому невозможно. Взглянув в лицо возлюбленной и увидев слезы, Марш хотел было отстраниться, отпустить ее, но Каталина с силой притягивала его к себе. Отвечая на его немой вопрос, она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова от переполнявшего ее чувства признательности.
Осторожно, кончиком языка Марш стер слезы с ее лица. Женщина чувствовала его нетерпение, прекрасно понимая, чего стоила ему его сдержанность и забота о ее душевном комфорте.
Но она уже вновь рвалась к нему, пылая страстью. Она обнимала его, смело прижималась к его горячему телу.
— Вы уверены? — еще раз спросил ее Марш. Она была уверена. Наконец-то она была уверена. Каталина кивнула. Ее ликующий взгляд был прикован к прекрасному лицу ее архангела.
Марш осторожно и медленно вошел в нее. Женщина чувствовала его проникновение, но вместо обычной боли он принес ей радость и удовольствие. Утонченные сладостные ощущения переполняли ее.
Марш заставлял себя быть бережным и внимательным, хотя в паху у него жгло, как в пекле. Он разрывался от ноющей, нарастающей боли. Но Маршу хотелось в первую очередь доставить удовольствие любимой женщине. Он хотел, чтобы все было красиво. Ему хотелось навсегда смыть с лица, предназначенного улыбаться, выражение невыразимой печали.
Кэт принадлежала ему. Он собирался сделать момент воспарения прекрасным. Марш с умилением гладил Кэт по голове, по лицу, по плечам. Объединенный с ней любовью, он дождался, когда она стала отвечать на его нежность бурными ласками, и их тела, слившись воедино, исполнили священный танец любви.
Марш вошел глубоко внутрь, только когда уже не мог длить дольше свою муку. Каталина крепко обвила его спину руками. Марш слышал, как женщина тихонько постанывает от наслаждения. Ритм движений все убыстрялся. Каталина приближалась к вершине наслаждения.
Он никогда никого так не любил. Его ум и чувства были вовлечены в процесс творения радости наравне с телом, и только теперь Кантон понял, как он был обделен раньше.
— Боже мой! — благоговейно прошептал Марш, чувствуя, что Каталина выплеснула свою любовь всю без остатка. Судорога любви прокатилась по телу Марша, и вулкан его страсти извергнулся.
Кэт не могла поверить тому, что случилось. Она вдруг почувствовала себя обновленной, как бы заново рожденной. Полноценной женщиной. Марш положил ей под голову свою ладонь и покрепче прижал к себе. Он не воспользовался ею, думала Каталина, как пользовались мужчины раньше, не стал поспешно одеваться, грязно ругаясь, как это делали ее бывшие случайные партнеры. Он остался с ней. И ей хотелось, чтобы он не оставлял ее подольше. Было так приятно, когда тебя обнимают и баюкают как маленькую.
Каталина повернулась на бок и погладила шрамы на его груди, как будто собиралась принять на себя его боль, которая еще вчера была только его болью.
— Тэйлор, — прошептала женщина и подняв на него глаза, поняла, что Тэйлор — это чужое, не его имя.
Кто же он?
Сейчас ей было все равно. Сейчас он сделал ей бесценный подарок. Он подарил ей способность чувствовать. Она больше не будет думать о занятиях любовью с брезгливым отвращением. Теперь она знает, что такое парить над землей и танцевать среди мерцающих звезд.
Каталина подняла глаза на Кантона, чтобы узнать, не разочарован ли он. Он был настороже. Даже сейчас. Глаза его вопрошали. Но ей самой хотелось спрашивать, а не отвечать. Ему она не могла поведать о своей прошлой жизни, о совершенном преступлении, которое сделало ее беглянкой. Этим она не могла поделиться ни с кем.
Каталина отдала ему частичку своей души и не знала, как он ею распорядится. Она провела пальчиком по лицу Кантона, запоминая каждую морщинку. Он поймал ее палец зубами и слегка прикусил.
— Как вкусно, мисс Каталина, — прошептал он.
— Вы тоже вкусный мужчина, Кантон.
— А что же случилось с Тэйлором?
— Вы не выглядите как Тэйлор, или имя вам не подходит.
— А что же мне подходит?
— Кантон, — ответила Каталина, — просто Кантон.
Или Люцифер. Искуситель. Похититель душ.
Марш провел рукой по ее притягательному телу, и она вновь почувствовала знакомый жар. Глубокий жар. На этот раз она сразу же стала отвечать на его ласки. По всему телу началось нервное покалывание, кожа ее горела под его ладонью, лоно ныло в сладостном предвкушении, желание нарастало. Марш гладил ее, возбуждая, пока она не затрепетала в сладострастии.
На этот раз он не медлил. Кантон вошел в нее глубоко и сильно, без всяких предостережений. И Каталина отвечала ему так энергично, как требовала его страсть. Женщина умела себя вести и была свободна, ничем не скована, встречая его приближение, выгибаясь ему навстречу. Ей хотелось вобрать его целиком и остаться в его памяти навсегда.
— О Кэт, — полупростонал, полупрорычал Кантон.
У Каталины вырвался почти такой же стон. Кантон жил внутри ее, требовательно и властно заявлял о себе. Ледяная Королева окольцевала его ноги. Это движение поразило не только ее, но и его. Кантон стал двигаться свободнее и размашистее, пользуясь предоставленной ему свободой.
Марш порадовался изменению в своей возлюбленной: она больше не стыдилась ни себя, ни его, ни их любовной страсти. Она отдавала ему без остатка, и он чувствовал себя счастливым, как будто ему подарили бесценное сокровище. Он очень многого не знал о ней. Он был удивлен своим желанием узнать о ней побольше, нет, он хотел знать о ней все! Черт возьми! Черт возьми! Желание загоняло Кантона все глубже и глубже. Каталина двигалась под музыку его тела, радостно, вызывающе и требовательно. Вдруг Кантон почувствовал, как она изогнулась и замерла, и одновременно с последним толчком его страсть выплеснулась, а крик Каталины сказал ему, что то же произошло и с ней.
Кантон обнял женщину, прижал ее к себе и перевернулся на спину, так что теперь она оказалась сверху, и он мог видеть ее лицо. Но она уткнулась носиком ему в грудь и отдыхала.
Так они и лежали обнявшись, такие близкие и… такие далекие в своем безмолвии. Опять секреты, подумал Марш.
Секреты. Они давили Каталину. Она гладила грудь Марша и все время натыкалась на шрамы. Их было так много, что она все время хотела спросить, откуда они. Но если она спросит, он будет вправе задать и ей вопросы. Вопросы, на которые она никогда не сможет дать ответ. Она доверила ему свое тело, но не жизнь.
Каталина чувствовала себя помолодевшей. Она не позволит прошлому втиснуться между ними. Только не сейчас.
Каталина слышала биение его сердца, чувствовала тепло дыхания, его мягкие, бережные руки. Неожиданно она всполошилась — нельзя подпускать человека так близко к себе. Кэт перевернулась и устроилась рядом с Маршем, но он крепко держал ее. На случай, если она вздумает улизнуть.
— Не уходите, — сиплым шепотом попросил он.
Каталине и самой не хотелось уходить, но… пора. Пока он не завладел ею полностью.
— Я… Мне нужно идти. Я действительно заходила предупредить вас… Молли просила…
Двумя пальцами он зажал ей губы.
— Вы беспокоились обо мне.
— Молли беспокоилась о вас.
— Можете сказать ей, что, по сравнению с другими людьми у меня есть огромное преимущество и оно называется инстинкт самосохранения.
Каталина с явным недоверием оглядела его израненную грудь. Он причмокнул.
— Это только видимое противоречие, — прокомментировал Марш.
Рука его утонула в волосах женщины.
— Вам известно, что вы очень красивая женщина?
Кэт постаралась подавить новый прилив желания.
— Вы изменили тему разговора, — поймала она его.
— Теперь я уже ничего не могу с этим поделать.
— Кантон.
Ему нравилось, как она произносит это имя, и было бы приятно услышать свое настоящее имя в ее исполнении. Марш. Но это опасно. По многим причинам. Он взял ее ладошку, прижал к губам и замурлыкал как кот.
— Вас не интересует, кто был организатором похищения Молли?
Марш пожал плечами.
— Какой-нибудь пылкий поклонник?
— Если бы так, — пробормотала Каталина, пытаясь снова не подпасть под обаяние его силы. Кровь горячими толчками двигалась по всему ее телу. Каталина заставляла себя сидеть прямо, не теряя собственного достоинства. Когда ты обнажена, а он, голый, лежит рядом с тобой, это очень непросто.
— Кто же тогда? — поддержал разговор Марш.
Неожиданно у него появилось нехорошее предчувствие в связи с этим разговором.
— Ее отец. Банкир из Оклэнда.
Марш оцепенел.
— Я думаю, она боится его. Молли рассказала мне, что он убил одного человека, который пытался помочь ей, и сильно ранил другого.
Кантон впился взглядом в Каталину.
— Что вы собираетесь делать?
— Я не знаю. Тедди подумал, может вы…
Марш похолодел. Так вот зачем она приходила! Каким он был ослом, думая, что она о нем беспокоится!
— Я — что?
Кэт увидела недобрый огонек в его глазах, услышала угрожающе-предупреждающие нотки в голосе.
— Ничего, — пробормотала она, зная, что уже поздно. То, что связывало их минуту назад, исчезло.
— Не смущайтесь, дорогая, — издевался Марш. — Я привык расплачиваться за услуги.
Никто никогда не обижал ее сильнее. Каталина почувствовала смертельный озноб. Плата? Услуга? Женщина с презрением и ненавистью взглянула на Марша и потянулась за одеждой. Ей хотелось ударить его, согнать с его лица грязную ухмылку. Но тут она вспомнила свой удар тогда, много лет назад. Нет!!! Каталина быстро оделась, не глядя на Кантона. Она обманулась. Тень заботы приняла за любовь. Это была не нежность, а уловка обольстителя. Конечно, он мастер обольщения. Просто она этого не знала. Он соблазнил ее, а потом просто вытер об нее ноги. Шлюха.
Ты просто шлюха. Все, к чему бы она ни прикоснулась, все рушится вокруг нее. Просто шлюха. Ничего больше. В ушах продолжал звучать голос ее мужа. А теперь Кантон. Горячие слезы подступали к глазам, Каталина боялась, что ее стошнит. Она не хотела унизить себя еще больше. Она не позволит ему насладиться видом поверженной женщины. Она ненавидела его. Боже милосердный, как она ненавидела его в этот момент! Ледяная Королева застегнула последнюю пуговку, нащупала туфли, сунула внутрь ножки и направилась к двери.
Она была почти у двери, когда Марш схватил ее за руку и резко повернул. Черт бы его побрал. Она сжала зубы и заставила себя взглянуть на него. Она не доставит ему удовольствия и не отведет глаз.
— Пустите меня, — холодно произнесла она.
— Я же сказал, что плачу долги, — так же холодно ответил Марш. — Чего вы хотите?
— Чтоб ты сдох! — выдохнула Каталина.
— Это не совсем то, чего вы хотели всего несколько минут назад.
В голосе его была двусмысленность, и Каталина засомневалась, уж не померещились ли ей его нежные губы, поцелуи и то, как он стирал слезы с ее лица.
— Но сейчас я хочу именно этого, — отчеканила хозяйка «Серебряной леди».
Марш усмехнулся. Зубы его были крепко сжаты. Улыбка больше напоминала собачий оскал.
— Тогда вам придется встать в длинную очередь, дорогая.
Если бы ей не пришлось нарушать для этого клятву, она убила бы его здесь и сейчас. Глаза ее остановились на ремне для винтовки, небрежно брошенном на бюро. Марш проследил за ее взглядом, и неожиданно страстно обнял ее. Каталина почувствовала знакомый жар, но на этот раз поборола его.
— Если вы еще раз дотронетесь до меня, я убью вас.
— Вы попробуете это сделать, — издевательски ответил Кантон.
Марш убрал руки и отступил от нее на шаг. Его обнаженное тело было напряжено. Лучезарный Люцифер! Сейчас ей хотелось исполосовать его сильнее, чем это сделали его старые враги.
Каталина подняла голову и повернулась к двери. Она знала, что он не последует за ней. Женщина распахнула дверь и горделиво пошла по коридору, смиряя инстинктивное желание убежать. Она величественно прошествовала сквозь зал для посетителей и вышла на улицу.
Каталина чувствовала себя больной, опустошенной и одинокой как никогда. Как она могла так себя вести? С таким человеком, как Кантон.
Теперь, полагала женщина, враждебность его увеличилась во много раз. Но она выживет его из Фриско. Даже если ей самой придется пострадать.
Марш наблюдал, как Кэт пересекает улицу: плечи развернуты, как у солдата, идущего в бой. Решительно. Вызывающе. Гордо.
Он дождался, когда она скроется за дверями «Серебряной леди», и только потом бросился на кровать, на смятые простыни. На секунду Марш закрыл глаза. Каким свободным он себя чувствовал всего несколько минут назад! И было так чертовски хорошо! Тогда он еще думал, что она хочет его.
Марш вспомнил ее широко раскрытые глаза, после того как он пристрелил «клетчатого». Очевидно именно тогда она поняла, что он наемный убийца.
А затем она решила воспользоваться этим новым знанием. А у него внутри словно что-то умерло. В конце концов, она выбрала убийцу, а не того человека, которым он хотел изо всех сил стать. А потом он вспомнил, как она ужаснулась, когда он предложил расплатиться. Так может… может, он поторопился с выводами?
Марш зарычал, как раненое животное. Нет, он не ошибся. Чего еще могла хотеть от него эта женщина? Не надо забывать, что именно по ее указке его схватили, избили и бросили в тюрьму.
Боже! На свете нет способа изменить свое прошлое. Нет возможности изменить то, кем он был, если убийцу в нем распознала содержательница салуна. И было бы глупо думать по-другому.
Чертов дурак!