Серпантин

Глава тринадцатая

Нарочито состаренный дом внутри блистал натертыми мраморными полами и декоративно разбитым зеркалом в полстены. За отполированной черной стойкой широкой улыбкой встречал консьерж — усатый старичок с еще не погасшей искрой в глазах. На нем был красный твидовый жилет и накрахмаленная сорочка в гусиную лапку. Даже позолоченный колокольчик — и тот имелся.

— Доброго вечера, Максим Александрович, — консьерж кивнул с таким видом, будто знал Макса всю жизнь. — К какому часу подать ужин?

— К ближайшему, — хмыкнул Макс и потащил растерянную Вику за собой.

Лифт бесшумно взлетел на десятый этаж. Пока Макс искал ключи, Вика насчитала всего четыре двери на площадке. Одна из них легко поддалась руке Макса и впустила в просторную прихожую.

Вика оторопело разглядывала футуристическую обстановку. Никаких дверей — прихожая заканчивалась там, где поднимался над полом деревянный настил, на котором возвышалась двуспальная кровать, углом придавившая оленью шкуру. Над изголовьем висел светильник, напомнивший Вике солнечное затмение — из-за матового черного плафона расплывалось белое свечение. Поистине гигантскую комнату дробила надвое лестница на второй этаж, по левую сторону от которой расположилась уютная кухня, подсвечиваемая снизу. Правую стену заменяли панорамные окна, задернутые тонким матовым тюлем под массивным карнизом.

Макс не глядя бросил ключи на стеклянную полочку в коридоре, скинул обувь и пальто, дошел до кровати и свалился на нее без сил. А Вика так и стояла в обуви, глядя как под грязными сапогами на белом кафеле расплывается уродливое серое пятно.

— Если что, это не музей, — протянул Макс, лежа на спине и глядя в глянцевый потолок. — Можно трогать и даже пользоваться.

Вика чувствовала себя словно под водой: движения медленные, трудные, изматывающие. Она стянула мокрые сапоги, повесила куртку на рыбьем меху и опасливо подошла к окну. Всегда боялась высоты, но ни дома, ни на работе с ней не сталкивалась. Теперь же, когда подоконник едва доходил ей до щиколотки, она дрожала и боялась пошевелиться — мерцающий за окном город засасывал ее, тянул черные руки, приглашая упасть в его ледяные объятия раз и навсегда.

— Нравится? — спросил Макс, явно дожидаясь одобрения, а Вика подумала, уж не специально ли для нее он снял такие хоромы?

— Страшно, — пожаловалась она. — Боюсь высоты.

— Не бойся. Упасть я тебе не дам.

Вика поежилась. Зря она все-таки согласилась. Но память помогала оправдываться — разве был выбор, когда Макс на грани помешательства просил ее поехать? Разве существовала такая реальность, в которой бы она отказала ему?

— Я заварю чай? — предложила Вика, не зная, куда деться от себя.

— В правом нижнем ящике. Мне зеленый.

Она без труда нашла в кухне и чайник и целую гору чайных пакетиков. Пока закипала вода, вернулась, чтобы спросить, где искать сахар, и застала Макса перед шкафом под лестницей — он, видимо, искал, во что переодеться. Полки пустовали — их было слишком много для одной хилой стопки футболок и двух вешалок с рубашками и пиджаками. Но одиночество полок тронуло Вику куда меньше, чем обнаженная спина Макса.

Про сахар она забыла и вернулась в кухню ни с чем. Кипяток, разлитый по чашкам, окрасился в янтарный и мутно-зеленый цвета. Вика составила чашки на поднос, чтобы отнести в комнату, но услышала за спиной шаги. Теплая ладонь коснулась ее живота, вызвав прилив крови. Лопатки уперлись Максу в грудь, и он просительным тоном негромко проговорил над ухом:

— Две минуты. И отпущу, честно.

— Ты сегодня не держишь обещаний, — заметила Вика, но отстраниться не спешила. Ей казалось, что внутри неё вскипело море и теперь задирает волны все выше и выше, как юбки в канкане.

— Злишься?

— Немного. Отпусти, пожалуйста. Мне нужно позвонить домой, раз уж я остаюсь здесь.

Макс не стал спорить. Вика набрала номер матери и забралась с ногами в кресло на кухне. В этой квартире совершенно негде было укрыться, а значит предстояло посвятить Макса в подробности своей жизни, чего Вике страшно не хотелось. Мать ответила практически сразу и сразу претензией:

— Где тебя черти носят? Петровна с Игорьком уже торт доедают!

— Прости, я опоздала на электричку. Задержали на работе.

— Хахаль твой что ли задержал? — проницательности матери было не занимать.

— Да.

— Ну ясно, — зашипела мать в трубку. — Я, значит, тут ради нее стараюсь, мужика нормального ищу, а она шашни с женатым крутит. Не вернешься сегодня?

— Нет, прости. Мне нужно помочь.

— А нам ты помочь не хочешь? Может, хоть денег с него стрясешь?

— Нет, мам.

Мать вздохнула.

— Мы были у врача. Он сказал, что через два месяца — крайний срок.

У Вики упало сердце.

— Но ведь он говорил, что до сентября терпит?

— Передумал. Снимки посмотрел, постучал по ней, подергал и сказал, что два месяца осталось, потом труднее и больнее будет. И предоплату надо внести до конца недели.

Вика свободной рукой потерла лоб. На предоплату уйдут все накопленные сбережения, и Федя останется без репетитора. Может, попросить на работе в долг? В банке уж точно откажут — прошлый кредит просрочили, когда Машке потребовалась срочная терапия, теперь они в черном списке.

— Хорошо. Я заплачу.

— И до конца декабря оставшееся.

— Я поняла, мам. Завтра вернусь и все подробно обсудим. Деньги будут, не переживай.

— Вик, — мать многозначительно помолчала, и было слышно, как она что-то пережевывает, — надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Я тоже… надеюсь. Дай трубку Феде, пожалуйста.

Грузные материнские шаги глухо раздавались в трубке. Скрипнула дверь. Мать не успела ничего сказать, как Федя вырвал у нее телефон из рук.

— Ты где? — выпалил он. — Скоро будешь? Я уже помылся.

— Прости, я сегодня не смогу, — сказала Вика, боясь до дрожи. — Максу понадобилась моя помощь.

Молчание било под дых. Вика слушала участившееся дыхание брата и гадала, что он сделает.

— Максу совсем плохо? — спросил Федя подозрительно. — Совсем-совсем?

— Да, без меня он может умереть.

Вика услышала шорох в другой части комнаты — Макс явно внимательно слушал разговор.

— Ладно, — протянул Федя. — Но меня ведь укладываешь ты?

— Ты поставь телефон на громкую связь, и я тебе почитаю, как обычно.

Судя по прибавившемуся шуму, Федя откликнулся на просьбу. Вика дождалась, пока он устроится под одеялом и по памяти начала рассказывать о смелой Герде, отправившейся спасать беспутного Кая.

Когда из трубки донеслось мерное сопение, мать сбросила звонок. Вика устало откинулась на спинку кресла, задрав голову к потолку. Ничего, она справится. Попросит у начальника — он ее ценит, уже дважды премию выписывал. Ничего, как-нибудь устроится. Главное — операция, а там уже вместе выкарабкаются.

Она спрятала телефон в карман и вернулась к окну — проверить, боится ли по-прежнему. Умытый снегом, город блестел, как стеклянный. Его прорезала насквозь длинная черная полоса, будто разлитые чернила: Нева густо и медленно текла по всем жилам и артериям Петербурга. Какая-то иная реальность.

— Сколько денег нужно? — раздался серьезный голос позади.

Вика обернулась через плечо. Макс приподнялся на локте и смотрел на нее в упор.

— Двести тысяч, — призналась Вика.

— Всего? — удивился он и на всякий случай уточнил: — Рублей?

— Да.

— Скажи номер карты?

«Ну нет, — про себя улыбнулась Вика. — Ничего у тебя не выйдет. Я никогда не буду у тебя в долгу».

— Спасибо, не нужно, — улыбнулась она.

— Твое упрямство иногда просто поражает, — то ли восхитился, то ли упрекнул Макс. — Эта квартира стоит сто косых в месяц. Как думаешь, я могу себе позволить потрать всего вдвое больше, чтобы помочь ребенку и наконец расплатиться с той, благодаря которой до сих пор жив и от которой у меня так крышу рвет, что я дышать не могу?

Вика устало взглянула на него — бледный, упрямый, ее. В последнем она теперь не сомневалась.

— Макс, ты — серпантин, — сказала она то, что давно билось под кожей.

Он долго смотрел на нее, и лицо его походило на вечернее небо при сильном ветре: тучи то набегали, то рассеивались, и успеть за ходом его мыслей было невозможно.

— Поясни, — наконец попросил он и, судя по тону, ответ имел значение.

— Догадайся сам, — прищурилась Вика. — Ты же умный.

— Я просто хотел услышать иную формулировку.

— Что я люблю тебя? — мягко усмехнулась Вика. — Нет, не дождешься.

Макс опрокинулся на спину, прикрыл глаза от света запястьем без часов. Вика видела, как быстро и нервно ходит его живот, как вторая рука нет-нет, да возвращается к левой половине груди. Зря она сказала. С другой стороны — может так все же будет проще?

Переливчатая трель звонка наполнила квартиру. Вика открыла дверь — молоденькая девушка цыганского типажа вкатила сервированную тележку. Пожелав приятного аппетита, она испарилась, а Вика щелкнула замком. Макс продолжал неподвижно лежать на кровати, и только редкие механические движения убеждали Вику, что волноваться рано.

Пока она раскладывала ужин по тарелкам на кухне, откуда-то сверху полилась ненавязчивая медленная музыка, и Вика с удивлением признала в ней вальс Дога. Зачем все это? Зачем пытаться сделать вид, что ему нужно от нее чуть больше, чем запасной аэродром? Вика не обижалась за отведенную ей роль — сама же согласилась — но не выносила фальши.

— Вино будешь? — спросил Макс, появившись у нее за спиной.

— Пьяная женщина оказывает меньше сопротивления? — съязвила Вика, разозлённая своими домыслами.

Он, уже собиравшийся на кухню за бутылкой, помедлил. И Вике вдруг вспомнилось, как он выгнал ее из машины под снег — то выражение его глаз крепко запало в душу. И теперь оно было почти таким же.

— Мне кажется, ты себя слегка переоцениваешь, — процедил он, но как-то даже ласково. — Совсем немного, да?

Вика молча снесла упрёк.

— Вик, — он, видимо, почувствовал, что перегнул палку, — я просто хочу расслабиться и предлагаю тебе присоединиться. Здесь достаточно спальных мест для двоих людей, которые друг друга недостаточно хотят, так что не нужно себя накручивать, ладно? Я невъебенно устал, у меня раскалывается голова, и я страшно не хочу с тобой ругаться. Кажется, мне этого уже на жизнь вперёд хватит. Согласна?

— Обойдусь чаем, — ответила Вика, сделав вид, что отповедь ее нисколько не задела.

— Прекрасно.

Она хотела добавить, что и ему не стоит злоупотреблять, но удержалась. Мальчик взрослый, уж как-нибудь справится. А она уже смертельно устала чувствовать себя его нянькой.

Ужинали молча, в нарастающем напряжении. Хотелось, чтобы пытка тишиной поскорее кончилась, но слов не осталось, и Вика угрюмо ковыряла сделанный, судя по стоимости, из настоящего мамонта стейк.

— Ты классно читала, — заметил Макс. — Наизусть знаешь?

— За пять лет выучила, — пожала Вика плечами.

— Тяжело?

Вопрос его явно касался не «Снежной королевы», но Вике не хотелось развивать Федину тему. И признаваться не хотелось тем более.

— Нормально, — скупо ответила она.

— Ты никогда оттуда не уедешь? — продолжил допрашивать Макс, но по его глазам, оживившимся от вина, стало ясно, что вопрос не праздный.

— Вряд ли. Не представляю, как жить не на земле.

— Ну вот как-то так, — Макс обвёл рукой квартиру. — В тепле, комфорте и с интернетом.

— Мне здесь тесно.

— Потолком нимб сбивает? — хмыкнул Макс.

— Нет, от тебя не спрятаться.

— Так ты от меня и дома не спрячешься. Я такой. Всепроникающий.

Вика не улыбнулась. Натянутые шутки, натянутые нервы. Зачем она продолжает эту игру? Дурное чувство — надежда на лучшее, именно оно и толкает с обрыва.

Макс принялся собирать посуду со стола. Вика тоже поднялась и настойчиво потянула стопку грязных тарелок у Макса из рук. Он только недоверчиво приподнял одну бровь.

— Что ты собралась с ними делать?

— Помыть, — несколько растерянно отозвалась Вика.

— Ага, то есть мне не показалось, и ты впрямь поверила, что я снял квартиру без посудомойки? Ох, Синицына. Выбирайся ты из позапрошлого века, тут много чего интересного изобрели.

Вика почувствовала себя совершенно беспомощной — в чужом доме, не понятно зачем (хотя Макс заметно повеселел, но возможно, дело было в вине), не понятно на каких правах. А он ещё и подтрунивает. Она бросила взгляд на часы — уже полночь. Что-то менять поздно, осталось смириться и напомнить себе, что по крайней мере Макс жив и не хватается за сердце.

— Я лягу на диване, — сообщил Макс, расставляя тарелки торцом в посудомоечной машине. — Наверху. Если ты не возражаешь.

— Лучше я, — мгновенно перечила Вика. — Хочу побыть одна.

— Эх ты, дитя лишений, — поддел ее Макс, но дальнейший спор прервался звонком его телефона. — Ого, начальство, — удивился он и выразительно взглянул на оставшуюся на столе посуду.

— Я закончу, — кивнула Вика.

Она слышала, как Макс прошёл босыми ногами к окну, попутно отвечая в трубку:

— Да, Андрей Евгеньевич, сейчас проверю, куда деньги уходят и послежу за ними. Много не выведут, там лимиты смешные стоят, а так можем за руку схватить. Антохе дам задание найти дыру и заткнуть на будущее, хотя, сдаётся мне, нелёгкое это будет дело, мы и так все атаки на корню рубим. Хорошо. Спасибо. Да, вам тоже.

Вика, вытирая руки полотенцем, зашла в зону спальни, когда телефон скользнул по голому плечу Макса и с глухим хлопком приземлился на клетчатое покрывало. Макс дотянулся до ноутбука на прикроватном столике и, расположившись спиной к Вике, хмуро забарабанил по клавишам.

— Извини, — буркнул он, обозначив ее присутствие. — Кто-то пытается меня нагнуть. А я это очень не люблю.

— Я думала, у тебя все под контролем, — Вика присела в метре от него, разглядывая рельеф Максовых позвонков и лопаток.

— И это после всего, что ты обо мне узнала? — Макс благодушно рассмеялся. — Не бойся, если я облажаюсь, мне открутят голову, а у меня иные планы на жизнь. Далеко идущие.

Он осекся, не договорив. Задумался. Помрачнел. А Вика разглядывала его, как впервые. Он заметно осунулся, скулы стали острее, кадык нервно ходил вверх-вниз, но глаза — глаза оставались непримиримо холодными, и этим они с женой по-прежнему были схожи. Вика сама не знала, зачем, но протянула руку и провела ладонью вдоль позвоночника. Макс вздрогнул, а у Вики по рукам пошли мурашки.

— Вика, скажи честно, ты добить меня хочешь? — спросил он, отставив ноутбук в сторону, и обернулся.

— Нет, наоборот, — шепотом ответила Вика.

Стены закружились, затанцевала малочисленная мебель. Что произошло? Вика отдернула руку и обхватила себя за плечи, будто пыталась связать и никогда больше не приближаться к Максу. К Максу, которого она все-таки спасла.

Указательным и средним пальцами он дотянулся до ее уха и обвел едва ощутимым движением. Вика вздрогнула так, будто за спиной взорвалась бомба. Максу ее реакция понравилась — он мягко усмехнулся, но руки не убрал. Правда, к его чести, дал время отдышаться.

— Ты волнуешься, — заметил он, как будто походя. — Это приятно.

Вика задохнулась. Поезд, в последний вагон которого она на ходу запрыгнула, скрежетал, сойдя с накатанных рельсов. Пережитая ревность — а ведь это была она — обратилась чудовищем, и оно изо всех сил когтистыми лапами прокладывало путь из груди наружу.

— Я обещал, — Макс убрал руку от ее лица, но бесы в его глазах уже пустились в ритуальную пляску, запалив огонь. — И обещание сдержу.

— Не надо, — Вика сама не заметила, как взяла его лицо в ладони, большими пальцами обведя скулы.

— Ты меня убиваешь, — признался Макс. — И лечишь. И я не знаю, что больше.

Вика зацепилась за его горячие плечи, напомнившие раскаленную на солнце гальку, и подалась вперед, но он ловко подхватил ее под лопатки и опрокинул на спину, нависнув сверху и придавив к кровати ее запястья.

— Меня дважды просить не надо, — недобро усмехнулся Макс. — Тем более тебе.

«Я заслужила, — убеждала себя Вика, чувствуя, как лихорадка охватывает тело, как сгорают баррикады, через которые никто не должен был перейти. — Я заслужила его».

От него пахло вином, хлебом и сталью. Вика прижалась к нему грудью и почувствовала быстрый, сбивчивый, как ее собственный шепот, стук сердца. Одежда чувствовалась, как путы, как смирительная рубашка, свободы, свободы, только и всего. Поцелуи, как стрельба вслепую, приходились куда попало — в плечи, шею, грудь. И Вика подставлялась под эти пули с радостью, с удовольствием, и крылья были уже ни к чему — некуда лететь.

Только падать.