Северная башня

Мэри Бэлоу Северная башня

Если это и груда развалин, то, безусловно, весьма внушительная груда, думала она, глядя из окна кареты на то, к чему они подъезжали. Дядя Сайрус предупреждал, что там все разрушилось и даже думать не стоит о том, чтобы жить в этом месте. Но это принадлежало ей. Единственная сколь либо реальная ценность, принадлежавшая ей за всю жизнь. Ее владение, ее дом. Ее замок. Замок Роско – со всеми его башнями, зубцами и массивными серыми стенами, увитыми плющом. Ее, хотя до настоящего момента она в глаза его не видела. Как и барона Селдорна, ее деда по материнской линии

Он был великолепен, ее новый дом. Но было в нем и нечто зловещее. Он казался скорее крепостью, чем домом. Ей, молодой леди двадцати лет отроду, среднего роста и хрупкого телосложения, казалось, что замок, громоздящийся на возвышенности и абрисом выделяющийся на фоне темнеющего вечернего неба, производит несколько подавляющее впечатление.

В течение долгих лет ее дед жил здесь один, с тех пор как отрекся от единственной дочери, неблагоразумным браком навлекшей на себя его вечный гнев и тайно сбежавшей, когда он не дал своего согласия. Деревья в парке почти превратились в лес и подступили к самому подножию возвышенности вокруг замка, оставив совсем мало места для лужаек, садов и всего того, что могло бы сделать его похожим на благоустроенный дом. Неподалеку шумело море. Бесплодная, лишенная растительности земля за замком спускалась вниз к морю и скалам. Дядя Сайрус так все это и описывал. Однажды он был здесь со своим братом, полным решимости добиться руки дочери барона.

— Впечатляет, не правда ли? – спросил один из ее спутников. – Не так уж часто случается, чтобы женщина оказалась наследницей такой собственности, мисс Борленд.

— Причем, очень молодая женщина, — заметила другая спутница.

Дафна Борленд оторвалась от созерцания приближающегося замка и посмотрела на душеприказчика ее деда, худощавого и сурового мистера Сесила Твидсмьюира, и на его сестру, столь же худощавую и суровую, мисс Джемайму Твидсмьюир, назначенную ее сопровождающей во время поездки и компаньонкой на первые недели проживания в новом доме.

До ее брака.

— Но с условием, — спокойно сказала она.

— Безусловно, весьма несложным для исполнения, — ответил мистер Твидсмьюир. – Большинство молодых особ с ограниченными средствами, намеревавшихся стать гувернанткой, подумали бы, что неожиданно стала явью их мечта оказаться богатой наследницей с замком в качестве дома

— И графом в качестве мужа, — поджав губы, сказала мисс Твидсмьюир, заканчивая мысль брата. – Вдобавок, молодым человеком, моя дорогая мисс Борланд, про которого известно, что он красив, как Адонис.

— И богатым настолько, что вы, с вашим новоприобретенным наследством, покажетесь нищей, — добавил мистер Твидсмьюир.

Да, это было мечтой, ставшей явью, думала Дафна, пока карета взбиралась по крутому подъему к массивной стрельчатой каменной арке, которая должна была вести во внутренний двор. Она предположила, что когда-то давно у основания замка был ров.

Это была сбывшаяся мечта. Большинство из своих двадцати лет она прожила с дядей. Её отец умер в долговой тюрьме, когда она была младенцем, тремя годами позже скончалась и матушка. Дядя и тетя были добры к ней, но небогаты и с целым выводком собственных детей, которых нужно было обеспечивать. После того, как Дафна отклонила два предложения, оба от фермеров-арендаторов, одного из которых нашла тупым, а другого омерзительным, она решила пойти работать. Она уже нанялась гувернанткой и через три дня должна была покинуть дядин дом, когда в дверях появился мистер Твидсмьюир

Он пояснил, что кроме Дафны, известно только об одном пережившем ее дедушку родственнике, очень дальнем и тоже женщине. И к тому же, как полагают, она живет в Америке. Барон завещал все внучке, поскольку по существующему порядку наследования перед ней никого нет. Но с условием. В течение двух месяцев со дня вступления в наследство она должна дать согласие на брак с графом Эвереттом, владельцем Эверетт Парка, что в восьми милях от замка Роско. А по истечении трех месяцев должна быть проведена церемония бракосочетания.

— Но что, если граф Эверетт не пожелает на мне жениться? – спросила ошеломленная Дафна.

Оказалось, что граф, как и прежде его отец, хотел купить замок Роско со всеми землями. Но жестокая и застарелая вражда между двумя семействами сделала переговоры весьма затруднительными. На смертном одре барон, наконец, согласился, что его собственность может перейти во владение графа, если в течение трех месяцев со дня его смерти тот женится на внучке барона.

Если кто-либо из них откажется от брака, продолжал объяснять мистер Твидсмьюир, наследником будет та самая родственница, что живет в Америке.

Похоже, этого соглашения не избежать, даже если один из них окажется неприятен другому.

Итак, думала Дафна, выбираясь из кареты и с нетерпеливым любопытством оглядывая большой внутренний двор, все это будет принадлежать ей очень недолго. Если она откажется выйти замуж за графа или он не захочет жениться на ней, через три месяца ей снова придется искать место гувернантки. Если она выйдет за него, — но как она может выйти за совершенно незнакомого человека, даже если он богат как Крез и красив как Адонис, — то все это будет принадлежать ему.

Приняв руку, предложенную мистером Твидсмьюиром, и входя в большой зал, она решила, что ее дедушка, вдобавок ко всем прочим его недостаткам, был любителем подразнить.

Госпожа Бромли, домоправительница, приветствовавшая их в большом зале, совсем не соответствовала окружающей обстановке, подумала Дафна. Она была пухленькой, приятной и улыбчивой. Казалось, правильнее было бы поменять их с мисс Твидсмьюир местами. Мисс Твидсмьюир, тонкая как тростинка, с сильно затянутыми темными волосами и в черном платье, – они с братом носили траур в память о бароне, хотя Дафна отказалась надеть черное для человека, которого никогда не знала, и который всегда отказывался признавать ее, — будет больше отвечать образу зловещей домоправительницы этого типично средневекового замка.

Это впечатление усилилось, когда госпожа Бромли повела всех наверх, к их спальням, и шла впереди с высоко поднятой свечой. Дафна подумала, что даже если бы сейчас не было пяти часов и снаружи не темнело так быстро, то свеча все равно была бы нужна. Окна, проделанные с одной стороны длинного каменного коридора, были маленькими и узкими.

Если бы вместо уютной пухленькой Бромли впереди шла мисс Твидсмьюир, отбрасывая на стены длинную узкую тень, можно было бы подумать, что в темных укромных углах скрываются призраки. Кроме того, это время года для них было самым подходящим. Кончался октябрь. Дафна улыбнулась, забавляясь полетом своей фантазии.

Госпожа Бромли наконец остановилась и открыла тяжелую дубовую дверь в комнату, которая, как она объявила, будет спальней мисс Борленд. Но, прежде чем пройти внутрь, Дафна на мгновение задержалась. Мисс Твидсмьюир, тихая как тень, остановилась у нее за спиной. Дафна, нахмурясь, смотрела на глухую каменную стену в конце коридора. Никто не мог ожидать глухой стены в конце коридора замка. Все проходы куда-нибудь вели. Здесь должна быть округлая дверь в башню, подумала она прежде, чем поймала себя на этой мысли, и не сдержала улыбку. Округлая дверь? В башню? Какой причудливой мыслью забавлялась она теперь? Она покачала головой.

— Я вижу, в вашей спальне разожжен огонь. Может, мы войдем в комнату, моя дорогая мисс Борленд?— с надеждой промолвила мисс Твидсмьюир.

В коридоре, действительно, холодно и промозгло, подумала Дафна, повернувшись к своей комнате и только сейчас обнаружив, что тепло от огня едва достигает двери. В замках, с их толстыми каменными стенами, всегда было холодно, даже летом. Она порадовалась, что все ещё была одета в теплый зимний плащ.

— Замечательная комната, — оглядываясь вокруг, сказала она, ощущая прилив энтузиазма, несмотря на дрожь. В отличие от ее комнаты в доме дяди Сайруса, здесь не было ни одной милой и уютной вещицы, но эта спальня с высокими потолками, стенами, увешанными гобеленами, и кроватью под тяжелым балдахином, имела свой особый стиль.

Миссис Бромли нерешительно сказала:

— Я работаю здесь совсем недавно, госпожа. Старая экономка ушла на покой после смерти его милости. Мне бы хотелось, чтобы здесь было теплее, и я распорядилась, чтобы огонь постоянно поддерживался во всех комнатах, которые будут использоваться. Возможно, свет и тепло развеют всякие слухи и сделают служанок не такими глупыми, и те не будут требовать, чтобы слуги сопровождали их по замку.

— Слухи? – заинтересовалась Дафна.

— Призраки! – в свойственной ей манере прокудахтала миссис Бромли. – Достаточно одного глупого слуги, утверждающего, что здесь есть призрак и вскоре все в них поверят и будут шарахаться от собственных теней. Терпеть не могу эту ерунду.

Мисс Твидсмьюир откашлялась.

— Я думаю, что подобного рода сплетни вряд ли подходят для ушей молодой особы, — произнесла она голосом, холодным, как коридор за дверью.

Дафна рассмеялась.

— О, я в восторге, — сказала она. – Завтра, когда приду в себя после поездки, я непременно выслушаю все эти истории. Мисс Твидсмьюир, вы не должны бояться, что посреди ночи я буду в крике просыпаться от кошмаров. Я ни в малейшей степени не верю в призраков.

— Вы весьма благоразумная молодая леди, — одобрительно заметила мисс Твидсмьюир.

— Безусловно, никаких призраков не существует, — сказала миссис Бромли, — Сожалею, что упомянула о них, мадам. Не подать ли попозже чай в гостиной? Я уверена, что вы, ваша компаньонка и джентльмен замерзли после путешествия. Сегодня такой неприятный и промозглый день.

— Это было бы чудесно, сказала Дафна. – А что находится за стеной в конце коридора рядом с моей комнатой?

Миссис Бромли казалась озадаченной.

— Считается, что коридоры не могут заканчиваться внезапно, — пояснила Дафна.

— Ну, думаю, что где-то же они заканчиваются, мадам, — ответила экономка.

Должно же быть что-то позади стены, даже если это только пустота, думала Дафна. Хотя госпожа Бромли была новенькой, похоже, ее не интересовали ответы на подобные вопросы. Дафна решила, что подождет до завтра, и, когда станет светло, исследует все и внутри, и снаружи. И, как это часто бывало с нею с тех пор, как неделю назад она стала знакомиться со своим наследством, ее снова охватило возбуждение от осознания того, что она владеет замком, усиленное теперь обитающими в нем призраками и засыпанным рвом. Хотя о призраках ей тогда не говорили.

И это все принадлежало ей, пусть только на три месяца.

За глухой стеной в коридоре возле спальни Дафны оказалась массивная круглая башня. Она обнаружила это на следующее утро, когда, обув полусапожки и накинув шерстяной плащ, отправилась исследовать двор, несмотря на протесты мисс Твидсмьюир, что день холодный и ветреный и что в любой момент может пойти дождь. Было ясно, что у нее нет никакого желания выходить на улицу, чтобы сопровождать молодую особу, демонстрировавшую тревожную склонность к любопытству и неугомонности. Ей вовсе не стоит утруждаться, заверила Дафна. Она собирается только исследовать внутренний двор и периметр внешних стен. Вряд ли для этого необходима компаньонка. Мисс Твидсмьюир предпочла не вдаваться в обсуждения.

Ее спальня оказалась посреди северной стороны замка. Когда, поднявшись с постели, она выглянула из окна, то обнаружила, что смотрит во двор. Слева был арочный вход. То, что летом, возможно, было обширной цветочной клумбой, сейчас выглядело унылой кучей бурой земли. Вид из окна в коридоре за ее дверью подтвердил впечатления. Она посмотрела вниз, на склон к давно не существующему рву, и вдаль, над вершинами деревьев, на земли замка. Если бы ее разместили с другой стороны двора, возможно, она смогла бы видеть море. Хотя, скорее всего, нет. Крепость была построена так, чтобы корабли захватчиков не видели ее с моря.

Ее исследования снаружи замка показали, что тот имеет не совсем квадратную форму, с массивными башнями в каждом углу и по одной в центре северной и южной сторон. Северная была рядом с ее комнатой. С внешней стороны в нее не было никакого входа. Разумеется, в целях безопасности, замок был построен только с одним входом. Со двора в башню вел сводчатый проход, но когда Дафна нетерпеливо заглянула внутрь него, то обнаружила каменную стену там, где ожидала увидеть начало круговой каменной лестницы. Когда она зашла внутрь, чтобы исследовать проход, который спускался вниз, уже без удивления обнаружила, что он также заканчивается каменной стеной.

Всему этому нашлось простое объяснение, которое она выслушала от пожилого конюха в конюшне. Башню и лестницу посчитал опасными барон, не его милость, который только что скончался, а прежний, и он из соображений безопасности приказал заложить вход. Тем не менее, это позор, думала Дафна, рассеянно поглаживая спину лошади, которую чистил конюх. Замок был домом, и нельзя было допускать его разрушения. Ее заинтересовало, достаточно ли у нее средств, чтобы восстановить башню. Надо будет спросить у мистера Твидсмьюира. Наверняка в замке есть и другие помещения, требующие реконструкции. Кроме того, безотносительно того, как все сложится с графом Эвереттом, замок Роско будет принадлежать ей всего три месяца. Даже меньше – одна неделя уже прошла.

— Конечно, — сказал конюх, — есть и такие, кто говорит, что башня была замурована из-за дурных дел, творившихся там.

Дафна, просияв, мгновенно насторожилась:

— О! – воскликнула она, — Что за дела, расскажите, прошу вас!

— Да я ничего не знаю об этом, мисс, — ответил он. – Но, если вы меня спрашиваете, то я скажу, что все это ерунда, как и все эти россказни о привидениях. Я здесь более сорока лет, мисс, и никогда не видел никаких привидений. Самое скверное, что там могло произойти – это убийство.

Дафна была разочарована. Никто, с кем бы она ни говорила о замке Роско, казалось, ни в малейшей степени не страдал любопытством. Большинство слуг были такими же новенькими, как госпожа Бромли. Даже те, кто ими не был, только мрачно намекали о призраках и об убийстве. Неужели никто не знал ничего конкретного?

— Болтают, — сказал конюх, — что это как-то связано со здешней семьей и семьей из Эверетт Парка. Они цапались друг с другом все прошедшие годы. Но я считаю все это ерундой, мисс. Ревность и жадность – вот и все, что было между ними, каждый из них хотел землю другого. Это не дело, чтобы два влиятельных лица жили так близко друг от друга.

— Но как интригующе, — улыбнулась Дафна, — если, как вы выразились, вражда вылилась в «самое скверное убийство». Мне нравится это определение. Знает ли кто-нибудь эту историю во всех подробностях?

Конюх поскреб небритый подбородок.

— Кое-кто из деревенских стариков, — ответил он. – И, возможно, графиня Эверетт, мисс. Я слышал, что она всегда рьяно интересовалась местной историей. Некоторые говорят, что она даже записывает все это. Не знает, как убить время, если вы меня спросите.

Графиня Эверетт. Должно быть, мать ее будущего жениха. Сердце Дафны упало, ей напомнили о том, что должно произойти через неделю или около того. У нее была временная отсрочка от неприятной обязанности встретиться с графом и оценить его. Он будет так же оценивать ее и оба станут размышлять, смогут ли вынести мысль о том, что им предстоит провести друг с другом остаток жизни. Мистер Твидсмьюир, который с утра пораньше отправил приглашение в Эверетт Парк, после завтрака получил ответ, извещающий о том, что его светлость находится в Лондоне и в течение недели не вернется, так как предполагалось, что мисс Борленд ранее не прибудет.

Или потому, что ему была нужна неделя восхитительной свободы, думала Дафна. Но, тем самым, он и ей дал неделю восхитительной свободы, и она намеревалась в полной мере ею насладиться. Но ей бы хотелось, чтобы нашелся тот, кто бы охотно посвятил ее в полную историю замка со всеми ужасными подробностями, интерес к которым конюх только разжег. Было так прозаично думать, что башня была замурована только потому, что со временем она стала разрушаться. Намного романтичнее было бы считать, что она хранила какие-то мрачные тайны или какого-то замученного призрака. Тем более, что остальные башни, которые она обнаружила при обследовании, были доступны для осмотра, даже если не все были в приличном состоянии.

Днем мистер Твидсмьюир согласился на короткую верховую прогулку с Дафной и она обнаружила, что дядя Сайрус не преувеличивал ни высоту, ни впечатления от утесов, обрывающихся в море. Но проехать дальше вершины холма они не смогли, так беспощадно сносил их ветер.

После чая она посидела и побеседовала с мисс Твидсмьюир, а после обеда сыграла с ней несколько партий в карты.

Отправившись спать, подходя к спальне и наблюдая за странными танцующими тенями, отбрасываемыми ее свечой на стены коридора, Дафна подумала, что ей нравится быть владелицей собственного дома. Спустя два или три месяца она, скорее всего, будет чьей-то гувернанткой, так что обычный образ ее жизни прервется на весьма короткое время. Но все это время она в полной мере будет наслаждаться своим новым и неожиданным статусом и приключениями, ему сопутствующими. Зачем портить эти месяцы, напоминая себе, что всему этому скоро наступит конец?

Она задалась вопросом, действительно ли граф Эверетт похож на Адониса и под стать ли у него характер. Возможно, есть надежда, что он более ординарен в своих привычках. И что Адонис подумает о ней, как о невесте? Она поставила свечу на туалетный столик в своей комнате и всмотрелась в свое изображение в зеркале. С короткими каштановыми локонами, карими глазами и розовыми щеками она выглядела совсем обычной. И ее фигура, хотя и стройная, не относилась к тем, от которых у мужчин слюни текут. По крайней мере, среди своих знакомых она не замечала ни одного мужчину, который бы при виде ее захлебывался слюной. Те двое, что сделали ей предложение, нуждались в экономке и производительнице потомства.

Дафна вздохнула и, раздеваясь, повернулась к огню. Она не привыкла пользоваться услугами горничной и сказала, что до утра она ей будет не нужна.

Было бы замечательно хоть раз в жизни увидеть в глазах мужчины блеск восхищения. Ей было двадцать и она ни разу не была влюблена, как и не была предметом чьей-то любви. Ее даже никогда не целовали. Приходится признать, что до сих пор ее жизнь была очень унылой.

Ну, напомнила она себе, дрожа несмотря на тепло от огня, в следующие три месяца она могла бы испытать нечто большее, нежели просто поцелуи. Если план ее деда осуществится.

Похож ли он на Адониса?

Она не поняла, что ее разбудило. Сначала она подумала, что это какой-то звук, но если это и так, то он затих к тому времени, когда она проснулась и настороженно вслушивалась, ожидая его повторения. Но, кроме тиканья часов на каминной полке, ничего не было слышно ни в комнате, ни в коридоре. Почему же тогда она проснулась с дико колотящимся сердцем, словно ей почудилось нечто угрожающее, что-то похожее на осторожные шаги. За дверью тоже было тихо.

Возможно, ей просто стало холодно или неудобно. Но тут же она осознала, что ни то, ни другое. Она была теплой, как тост, несмотря на то, что огонь за каминной решеткой совсем погас. Должно быть, была глубокая ночь. Так или иначе, она внезапно проснулась, но не из-за раздражения от какого-то физического дискомфорта.

Возможно, это всего лишь сон, из которого нужно было сбежать, подумала она, потягиваясь в ленивой неге. Было нечто восхитительное в том, чтобы проснуться посреди ночи, зная, что можно поспать ещё несколько часов до того, как нужно будет вставать. Она поерзала, поудобнее прилаживая подушку над плечом и намереваясь сладко заснуть.

Но ничего не вышло. Исчезло наслаждение от того, что можно свернуться калачиком в теплой и удобной постели, когда вокруг так зябко, и лежать до тех пор, пока не почувствуешь себя обязанной отбросить лень и подняться с кровати.

Она сейчас же должна встать. Она не могла противиться этому непреодолимому желанию. Ей надо было встать с кровати, быстро обуть комнатные туфли, надеть теплый халат, зажечь свечу и идти. Но куда?

Абсурд какой-то, подумала она, поднимая свечу вверх и давая ей разгореться, бросила на постель последний печальный взгляд и повернула ручку двери. Здесь не было ничего, что можно было бы исследовать, но даже если и было, полнейшее безумие заниматься этим одной, с подсвечником в качестве единственного оружия. Однако в том, что ее куда-то тянуло, не было ощущения опасности. За дверью она инстинктивно повернула налево – в направлении глухой стены.

Но стена не была глухой. Она хмуро уставилась на округлый дверной проем и крепкую деревянную дверь. Было немыслимо, чтобы днем она не заметила ее. Даже если бы она просто рассеянно посмотрела тогда на стену. А ведь она предполагала увидеть дверь и задавала вопросы по поводу ее отсутствия. И все же дверь была здесь, столь же реальная, как нос у нее на лице. Если только это не было обманчивой тенью, которую свеча отбрасывала на стену замка. Она подняла свечу повыше.

Ну, подумала она, шагнув вперед, она просто не заметила ее, только и всего. Ручка представляла собой тяжелое полое кольцо из черного металла. Она осторожно протянула свободную руку и взялась за него. Это не было плодом воображения. Кольцо было тяжелым, холодным и очень знакомо легло в руку. После короткой заминки, в течение которой ее сердце билось намного быстрее обычного, она повернула его. Она знала, что нужно повернуть по направлению к двери, а не как обычно, на себя. Она также знала, что ручка поворачивалась туго.

Дафна поймала себя на этих мыслях, и опять заколебалась, прежде чем потянуть на себя дверь. Откуда она знала о ручке? Она снова грезила. Скорее всего, это следствие того, что она вела унылую жизнь, а также слишком много читала, хотя никогда прежде она не замечала за собой такого разгула воображения. Возможно, она спала. Скорее всего, она спала. Но если это так, то сон, вероятно, превратится в кошмар.

В башне была смоляная темнота, и пламя свечи вытворяло нечто фантастически-пугающее с винтовой каменной лестницей, которая вела вверх и вниз от того места, где она стояла, с окружающими каменными стенами и с гигантской центральной колонной, вокруг которой лестница вилась. Куда идти — вверх ли вниз? Или лучше вернуться в постель? К сожалению, по тому, как почти болезненно колотилось ее сердце, она поняла, что выбрать последнее не получится. Она не смогла и пойти вниз, хотя собиралась сделать это, когда шагнула в дверной проем. Ее тело само повернуло себя в противоположную сторону и ноги стали пониматься сами собой. Так, словно она была бесполезным странником в собственном теле и не контролировала его передвижения.

Там кто-то был. Несколько раз она останавливалась, вслушивалась, и стояла совсем, совсем тихо, но не было ни малейшего звука. Но она чувствовала, что кто-то там был. И этот кто-то – он или она — имел над ней преимущество. Правда, у Дафны был свет, а у него или у нее нет, но этот кто-то наверняка знал, что она здесь и знал, что она обычная девушка, совсем не чувствующая себя храброй, хотя и продолжающая подниматься.

Наверху была круглая комната, из которой узкий лестничный пролет вел на парапет. Давным-давно, когда замок был крепостью, комната, вероятно, использовалась караульными. Они спали в этом помещении, пока другая смена стояла на часах. По крайней мере, Дафна посчитала, что она все это предположила. Она не знала о существовании круглой комнаты. Да и откуда ей знать? Она только чувствовала, что комната должна быть здесь. Это подсказывал здравый смысл. Только здравый смысл. Она не знала. Прежде она в замках никогда не бывала, а в южной башне, которую она обследовала днем, такой комнаты не было.

Но она там была – тяжелая деревянная дверь у верхних ступеней, дверь, которая была похожа на ту, что вела из коридора. Дафна снова помедлила. Возможно, еще не поздно вернуться в свою безопасную комнату. В конце концов, что она ищет? Почему она здесь? Кто бы ни был в этой комнате, а она чувствовала, что здесь кто-то есть, он, возможно, услышал ее приближение, хотя она была обута в мягкие туфли и знала, что не издала ни звука. Во всяком случае, он мог видеть свет ее свечи у двери. Если бы она повернулась, то смогла бы поспешить назад к своей комнате, прежде чем он выйдет. Возможно, он вообще бы не вышел. Возможно, он не хотел, чтобы она его обнаружила.

Итак, теперь это был он, насмешливо спросила она саму себя. Она знала, что этот кто-то был мужчиной? Да, она знала, что это был мужчина. Она даже знала, кем он был. Дафна покачала головой и решила возвратиться. Днем исследовать башни намного удобнее. Она вернется сюда утром.

Но ее рука потянулась к металлической дверной ручке и медленно повернула ее. На этот раз в обычном направлении – в сторону от двери. Ее сердце колотилось так дико, что в голове пульсировало. Стоя на месте, она быстро толкнула дверь внутрь. Та распахнулась на заскрипевших петлях.

Свеча, поднятая над головой, осветила пустоту. Ничего. Никого. Вот тебе причудливые грезы и кошмары, думала она, дыша глубоко и с облечением. Вот тебе унылый образ жизни и слишком много книг. Она поднялась на башню замка, сама, вероятно, похожая на жуткого призрака, только для того, чтобы обнаружить пустую комнату наверху. Возможно, ей следует подойти к парапету и выглянуть наружу, чтобы увидеть армию призраков, подкрадывающихся к замку на призрачных конях.

Она уверенно ступила в комнату и уже сделала два шага вперед, но тут же с ужасом застыла, услышав, как дверь за ней скрипнула и с мягким щелчком закрылась.

— Я напугал тебя, — посмеиваясь, произнес мужской голос. – Ты смотришь так, будто увидела призрака. Я должен был укрыться за дверью. Ведь это мог быть кто-то другой.

Дафна повернулась в его направлении. Он был завораживающе высок и мускулист, и стоял между ней и дверью. На нем были обтягивающие панталоны и свободная рубаха, открывающая шею. Казалось, что он только что поднялся с тюфяка, который она от двери не увидела. На тюфяк были брошены несколько одеял.

После первого, такого естественного потрясения, вызванного его габаритами и физической мощью, она отметила, что он был необычайно красив. Адонис, не меньше. Его длинные волосы, такие белокурые, что казались почти серебристыми, были перехвачены на затылке черной лентой в той старомодной манере, которую Дафна видела только на картинах. У него были правильные черты лица, потрясающе синие глаза и белые зубы.

Он шагнул вперед и забрал свечу из одной ее руки и узелок из другой. Узелок? Она безучастно посмотрела на узелок.

— Спасибо, — сказал он, отнеся все на скамью и немедленно возвращаясь к ней. – Ты принесла мне поесть? Я ужасно голоден.

Кто вы? – громко и ясно прозвучало в голове Дафны. Необычайный страх исчез. В этом человеке не было ничего зловещего. Действительно, не было.

— Но в тебе я нуждаюсь больше, чем в еде, — сказал он, и глаза его одновременно и смягчились, и вспыхнули. Он раскрыл ей свои объятия.

Он безумен. Кто вы?

— Джастин, — прошептала она, шагнув вперед и закидывая руки ему за шею. Его руки обхватили ее талию. Ни один мужчина прежде так ее не держал. Она даже вальс никогда не танцевала, потому что тетя считала это совершенно неприличным. Сейчас он обнимал ее, и от плеч до колен она чувствовала его, теплого, мускулистого, и такого несомненно мужественного. Джастин?

— Маргарет.

Имя, как ласка, прозвучало у ее волос.

— Мне кажется, что прошла вечность, с тех пор, как я видел тебя последний раз. И обнимал тебя последний раз.

— Я боюсь за тебя, — сказала она, откидывая голову назад, чтобы посмотреть в его синие, синие глаза, такие знакомые, такие любимые, — Призывы поймать преступника все усиливаются. Скоро они непременно …

Он поцеловал ее. Легонько. Только для того, чтобы прервать лихорадочный поток слов. Но она так за него боялась. Боялась до боли. Он был у них под носом – в самом безопасном месте, сказал он неделю тому назад, когда приехал, чтобы укрыться в башне. Но она ему не верила. Кроме того, дела обстояли намного серьезнее, чем неделю назад. Каждое мгновение она ожидала, что они обыщут башню.

— Тише, любовь моя, — прошептал он у ее рта, — Тише. Все будет хорошо. Как только они откажутся от поисков, я вернусь домой, сделаю признание и помирюсь, а потом организую собственный поиск. И кое-кого поспрашиваю. Я найду эти драгоценности, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни. Мне не нравится, что я обвинен в воровстве и стал причиной неприязни между твоей и моей семьями, перерастающей во вражду. Особенно сейчас.

— Но это уже не только воровство, — сказала она, — Это уже и убийство, Джастин.

— Убийство? – Его глаза впились в ее глаза.

— Клив, один из отцовских слуг, вчера утром был найден мертвым, с ножом в спине, — ответила она. – Себастьян сказал, что он, должно быть, что-то знал. Клив говорил ему, что видел, как ты брал драгоценности, но Себастьян не поверил, что ты сделал это. А теперь все считают, что ты приезжал вчера вечером, чтобы убить Клива.

— Все это сказал твой брат? – спросил он, нахмурившись.

— Поэтому, как видишь, они считают, что ты где-то рядом, — сказала она. — Ты должен уехать, Джастин. Ты должен отправиться во Францию.

— И оставить тебя? – он снова склонил к ней свою голову. – Никогда, Маргарет. Я никогда тебя не покину.

Она приникла к нему, желая, чтобы он снова ее поцеловал. Теперь Дафна точно знала, что спит. Она находилась в типичном мире сновидений, где все было причудливо и совершенно нереально, где она была кем-то, кого не знала, где знала то, чего не знала, где никто не признавал ее как Дафну. В этом странном мире она была Маргарет и она жаждала поцелуя мужчины, которого Маргарет знала, а Дафна нет.

Она только надеялась, что сейчас не проснется. Именно в такие моменты обычно и пробуждаются.

Перед тем, как его губы коснулись ее, он приоткрыл их, чтобы поцеловать ртом, а не губами. Она испытала потрясение от теплоты, мягкости и влажности. Дафна запаниковала и хотела вырваться. Но это был сон. Маргарет обхватила его шею руками и сама приоткрыла рот, чтобы поцелуй стал еще глубже и интимнее. Его язык скользнул в глубины ее рта и она, нежно пососав, погладила его язык своим.

Как все это может быть сном? Как во сне можно сделать то, о чем, проснувшись, не имеешь представления? Был ли это поцелуй, который существовал только в мечтах? И не был бы он отвратителен в реальности?

— Я задую свечу, — шепнул он ей в губы, — А то свет будет виден из окна и из-под двери, неблагоразумно рисковать. А потом мы ненадолго приляжем.

Приляжем?

— Я должна идти, Джастин, сказала она. – Что если обнаружат, что меня нет в постели?

— Посреди ночи? — спросил он. – Да кто будет бродить по ночам?

— Кто угодно, — ответила она. – И я очень надеюсь, что никто.

— Останься на часок, — попросил он. – Я должен побыть с тобой хотя бы час. Мы женаты уже неделю, но ни разу не смогли провести вместе всю ночь.

Женаты? Они были женаты?

— Джастин, — она смертельной хваткой обняла его за шею и спрятала лицо у него на плече. — Я хочу быть с тобой всю ночь и весь день. Я хочу, чтобы мы были свободны. Я хочу, чтобы мы могли всем рассказать. Наступит ли когда-нибудь этот день? Или мы обречены?

— Конечно, наступит, любовь моя, — ответил он, ослабляя хватку ее рук и, доведя до скамьи, наклонился, чтобы задуть свечу. В полной темноте он подвел ее к тюфяку и опустил на него. – Больше никаких разговоров о гибели. Наступит день, когда мы будем вместе, будем свободны и станем счастливо жить-поживать.

— Ох, — вздохнула она, — В этом столетии или в следующем, Джастин?

Он засмеялся.

— Однажды. Я обещаю.

Обнявшись, они лежали на тюфяке. Каким-то образом Дафна осознала, что ее халат исчез. Вместо теплой фланелевой ночной рубашки, на ней внезапно оказалась очень тонкая, но ей совсем не было холодно. Сон это или не сон, подумала она, но все зашло слишком далеко. В свете горящей свечи она, очевидно, напомнила ему Маргарет, его жену. Но она была Дафной и не имела права лежать с ним на тюфяке. Она оказалась перед необходимостью рассказать ему о том, кем является, и поспешно ретироваться.

Он снова поцеловал ее. И она внезапно поняла, что вся смутная неудовлетворенность и тоска в течение последних двух-трех лет заключалась именно в этом. Дело было совсем не в том, чтобы выйти замуж за приличного джентльмена, зажить своим домом, завести детей и трястись над ними, как она убеждала себя ранее. Дело было не только в этом. Дело было в другом. Ее женское тело жаждало тела мужчины, чтобы любить его.

Это была ужасающе непристойная мысль. Но разве кто-то может управлять своими мыслями во сне?

Его рот целовал ее так же, как прежде. Его руки исследовали, касались ее в тех местах, прикасаться к которым сама она стеснялась. Они задержались на ее груди, поглаживая и нежно массируя. Ее собственные руки, вдруг осознала она, блуждают под рубашкой на его спине. Безусловно, он должен быть мужчиной из сна. Ни один мужчина в реальности не может быть сложен так совершенно. Оправданием ее распутному поведению и ее молчанию было лишь то, что он был мужчиной из сна.

— Любимая, — бормотал он, сначала у ее рта, затем у ушка, заставляя пальцы ее ног невольно поджиматься, пальцы, которые теперь были уже не в туфлях. – Давайте избавимся от помех.

Она не была уверена в его намерениях до тех пор, пока он не сел, и она не услышала, как он через голову стянул рубашку, а затем так же быстро избавился от панталон. А затем взялся за подол ее ночной рубашки и, обнажая ее тело, снял через голову. Она никогда не лежала голой в постели, даже самыми жаркими летними ночами, и даже за крепко запертой дверью.

— Джастин, — шептала она, протягивая руки, чтобы снова притянуть его к себе. – Займись со мной любовью. Займись со мной любовью, как ты это делал прошлой ночью.

Почему-то, подумала Дафна, она попала в ловушку тела Маргарет, и не может известить о своем присутствии. Да и не уверена, что хочет этого. От его руки на ее обнаженной груди перехватывало дыхание. Разумеется, это был сон. Самый потрясающий эротический сон, какой только может присниться девушке, но, несомненно, всего лишь сон. Его большой палец потер ее сосок и она почувствовала, как тот мучительно затвердел. И все же, совершенно точно, это была не боль. Крутая спираль ощущения пронеслась от горла вниз, вызвав пульсацию между ног. Когда он проделал то же самое с другим соском, она нашла ощущение слишком приятным и слишком мучительным, чтобы его выносить.

— Ах, — услышала она саму себя, прежде чем его рот поглотил стон.

То, что последовало далее, перенесло ее из царства мысли в область чистейших чувств. Его руки и его рот коснулись каждой частички ее тела, самых интимных мест, усиливая эту сладкую пронзающую муку до такой степени, что когда все это, в конце концов, стало совершенно невыносимым, она содрогнулась в неожиданном наслаждении. Он повторял все снова и снова, пока она еще раз, содрогаясь, не погрузилась в блаженство. Она только наполовину осознавала то, что ее собственные руки, ноги и рот отнюдь не бездействовали, заставляя его задыхаться и стонать, пока он трудился над нею. Наконец, после получаса ласк, поцелуев, и прикосновений, он опустился на нее всем телом, лег между ее раздвинутых, стремящихся сомкнуться, ног.

Понимание.

Осознание того, что в ее тело собираются войти. В тело Дафны? Или Маргарет? Действительно ли она спит? Было ли все это сном? Никакой двери в башню не было. Никакой мужчина, даже в свете горящей свечи, не мог в действительности принять ее за собственную жену. Даже в темноте он не мог принять ее неразбуженное девственное тело за более опытное своей жены. В реальности она не могла бы назвать незнакомца по имени или рассказать ему все то, что рассказала до того, как она начали заниматься любовью.

Нет, это не могло быть реальностью. И, в то же время, не походило на все другие сны, которые она когда-либо видела.

— Вместе, — сказал он, снова найдя ее рот своим. – Сегодня и навсегда, Маргарет. До скончания времен.

Все ее тело ныло и стало очень чувствительным. Его твердая длина, входящая в нее, была мучительной. Но мучительной так же, как и все его прикосновения этой ночью. Мучительной сладкой болью, которая молила привести на край безумия и перенести в красоту и покой. Не было острой боли от открытия запечатанного входа. Она не была девственницей. Она должна быть Маргарет.

— Я люблю тебя, — сказала она. – Сделай нас единым целым, Джастин. Вместе — навсегда? Дай мне свое семя.

Она обхватила ногами его сильные бедра, откинулась и сжала внутренние мускулы, чтобы втянуть его глубже.

Но он не остался в ней. Он вышел, почти вышел из нее, и вошел снова, и, когда она вздохнула, повторил это опять, и ещё раз, и еще. Ее поначалу неподвижное тело уловило ритм и ответило, она стала двигаться вместе с ним, сначала медленно, затем быстрее, а потом с бешеной потребностью. Она слышала их тяжелое дыхание – эротическое сопровождение энергичного танца двух тел, соединенных сердцевиной.

Она снова приблизилась к пропасти. Но, на сей раз, они подошли к ней вместе. Она обхватывала его руками и ногами, поэтому почувствовала это всем телом. Они собирались упасть вместе, их тела, сплетенные глубочайшей близостью. Они собирались рухнуть вместе.

Он сильно и глубоко вошел в нее и замер, вместо того, чтобы выйти еще раз. Она подалась к нему. Был момент, когда она боялась остаться на самой грани, корчащейся от боли, когда испугалась, что он упадет и оставит ее в сиротливом одиночестве. Но затем они оказались над пропастью, вместе, свободно паря. Только свобода и падение сколь-нибудь значимы в этой жизни. Она цеплялась за его влажное, задыхающееся тело, опустошенная настолько, что не могла желать, чтобы они никогда не приземлялись.

— Как прошлой ночью? – века и века спустя спросил он. Возможно, она заснула. Но как это могло случиться, если она и так спала? — Любимая, это было намного лучше, чем прошлой ночью. Так же, как последняя ночь была лучше, чем предыдущая.

— Я еще так неопытна, — сказала она.— У меня была всего одна неделя уроков.

Он засмеялся.

— Ты учишься хорошо и быстро, — сказал он, — О более способной ученице я не мог и мечтать. И ты столь же несомненно учишь меня, как и я тебя.

— Мы долго спали? – спросила она.

Руки, обнимающие ее, дрогнули от смеха.

— Мы долго любили друг друга, Маргарет – ответил он. – И спали, боюсь, тоже довольно долго. Тебе нужно идти. Я не хочу неприятностей для тебя. Каждую ночь, когда ты приносишь мне еду, я клянусь себе, что настою, чтобы ты немедленно возвратилась к себе. Но каждую ночь я проделываю это над тобой.

— Со мной, — сказала она, жарко целуя его, — Со мной, Джастин.

— Ты должна идти, сказал он. – Здесь достаточно воды и пищи, чтобы продержаться два дня, любовь моя. Тебе необходима хотя бы одна безопасная ночь, останься завтра в своей комнате. Когда я впервые приехал сюда, то не предполагал, что придется задержаться так надолго. Тогда только нежелание ехать домой и смотреть в лицо Пола, удерживало меня здесь. А теперь еще вся эта история с кражей и убийством.

— Я вернусь завтра ночью, — горячо сказала она.

Он встал с постели и она услышала, как он ударил кремнем, чтобы зажечь свечу. Она села и через голову натянула свою ночную рубашку. Когда свеча разгорелась, она обнаружила на полу свой халат и надела его, туго перепоясав в талии. Потом сунула ноги в туфли.

— Теперь иди, — сказал он, поворачиваясь к ней и вручая ей свечу. — Быстро иди, любовь моя.

Он был так красив, этот незнакомец, который был столь близок и столь дорог. Незнакомец, с которым она более получаса была интимно близка на этом тюфяке со смятыми одеялами.

— Джастин. – еле выговорила она высоким, на грани слез, голосом.

— Все будет хорошо, — он обхватил ладонями ее лицо и мягко поцеловал в губы. – Все будет хорошо, Маргарет, я обещаю.

Она улыбнулась ему, старательно пряча страх. Она хотела, чтобы он помнил ее улыбку в течение наступающего дня, пока она завтра ночью не возвратится к нему. Она повернулась к двери. Рядом с дверью находился сундучок, на котором стояли треснувшая чашка, кувшин воды и лежали бритвенные принадлежности. И маленькое зеркало. Дафна направилась в сторону двери, чтобы посмотреть в зеркало.

На нее смотрело ее собственное лицо, обрамленное сильно взъерошенными длинными локонами волос того же цвета, что и у нее. На нижней рубашке у шеи были оборочки, а платье было из прекрасной ткани. Она была не в халате. Она была одета так, как может быть одета новобрачная, собирающаяся к своему мужу, чтобы быть им любимой.

Отперев дверь, он тихо ее отворил, выглянул наружу и посмотрел вниз. Хотя, если бы там кто-то был, то свеча выдала бы их. Но никого не было. Никто не заходил в северную башню. Поэтому она и предложила это место для того, чтобы спрятаться – только на одну ночь, пока они переждут гнев обоих семей, который обрушится на их головы, когда они объявят о своем тайном браке. И, конечно, ее спальня была рядом с дверью в башню.

— Спокойной ночи, любовь моя, — сказала она, приподнимая лицо для еще одного поцелуя.

— Спокойной ночи, Маргарет, — сказал он. – Спасибо за пир[1] — Он ухмыльнулся, заставив подпрыгнуть что-то у нее в животе. – И за узелок с едой. Сейчас я собираюсь совершить на него нападение.

Она засмеялась. Она была пиром? Тогда и он тоже.

Затем она стала спускаться по лестнице, тщательно придерживая полы халата. Спуск по крутой каменной лестнице замка всегда был более пугающим, чем подъем. Она испытала облегчение, увидев дверь в коридор, выйдя в него, и оказавшись в своей спальне. Никто ее не заметил. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

Он будет в безопасности. Там никто его не найдет. Чья еще комната была в этом коридоре? Но Дафна не смогла и дальше думать разумом Маргарет. Она попыталась. Она хотела позволить Маргарет через ее мысли рассказать, кем был Джастин и почему неделю назад они тайно поженились.

Дафне снова было холодно. Она дрожала. Неохотно сняв халат и скинув туфли, она нырнула под теперь уже холодное одеяло. Да, дело было именно в этом. Просто ей стало холодно. Именно из-за этого она и проснулась – потому что ей стало холодно, и потому что ей приснился причудливый сон.

Но что за сон! – подумала она, поворачиваясь на бок и засовывая руку под подушку. Она плотно закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на остаточной боли, которую его руки и его тело вызвали на ней и в ней. Но боли не было. Только воспоминания. Яркие воспоминания, заставившие ее тосковать, вздыхать и даже уронить пару слезинок.

Джастин!

Она ощущала себя потерянной. Безнадежно потерянной. И глубоко влюбленной в него. Влюбленной в мужчину из сна. Какая ужасная и нелепая судьба, подумала она с усмешкой, влюбиться в мужчину из сна. И, тем самым, погубить всю оставшуюся жизнь. А она, безусловно, будет погублена. Разве сможет она полюбить или просто пожелать другого мужчину после того, как познала Джастина?

Как сможет она два с лишним месяца выслушивать речи незнакомого графа Эверетта?

Возможно наутро, подумала Дафна, твердо решив уснуть, она оценит сон с другой точки зрения. Возможно, к утру она уже не будет так мучительно и так по-дурацки влюблена в мечту.

Следующий день был намного тише, чем предыдущий. По крайней мере, ветер дул уже не так сильно. После раннего завтрака Дафна решила, что неплохо было бы проехаться верхом. Она могла бы съездить к вершине утеса и подышать свежим воздухом. Возможно, ей удастся избавиться от тяжкого бремени ночных сновидений. Она возьмет с собой конюха, наверное, того самого, пожилого, с которым разговаривала днем ранее. Мисс Твидсмьюир, как она быстро обнаружила, не была любительницей прогулок. Даже короткая утренняя прогулка во внутреннем дворе вызвала на ее лице страдальческое выражение. А мистер Твидсмьюир отбыл куда-то по делам.

Конечно же, утром никакой двери в башню не оказалось. Когда Дафна очнулась от удивительно крепкого сна и обнаружила, что в окно льется дневной свет, она первым делом выпрыгнула из кровати, помчалась к двери и выглянула в коридор, посмотрев налево. В конце коридора была глухая стена. Несомненно, сплошная стена. Не было ни малейшей вероятности, что какие-то тени скрывали наличие тяжелой дубовой двери.

Итак, это был всего лишь сон. Конечно, она это знала. Закрыв дверь, Дафна, смущаясь, коснулась грудей руками. И не ощутила той томительной чувствительности, которая напоминала бы, что всего несколько часов тому назад мужчина трогал, ласкал, целовал и сосал их. Она не тронула себя между ног, но стояла очень неподвижно, напрягая внутренние мускулы и пытаясь почувствовать, что не так давно внутри нее был мужчина, двигавшийся в энергичном акте любви, который она так ясно помнила. Ее тело ощущало себя нетронутым. Девственница.

Все это было во сне. Только во сне. Как, хоть на минуту, она могла надеяться, что все это произошло в действительности? Хотя, уверила она саму себя, ни о чем таком она вовсе и не помышляла.

Как вообще она могла пожелать, чтобы все это произошло на самом деле? Пожелать, чтобы ее приняли за чью-то жену. И в полной, очень полной мере разделить брачное ложе из-за ошибки. Потерять целомудрие с мужем другой женщины. Рискуя родить от него ребенка. Она хорошо помнила, как просила его дать семя. Или просила Маргарет? Дафна никогда прежде даже не думала о таких словах, не говоря уже о том, чтобы произнести их вслух. Все-таки, сны были такой странной вещью.

Несмотря на укоризненный взгляд мисс Твидсмьюир и намек, что, возможно дорогая мисс Борленд забыла шляпу для верховой езды, она выехала без головного убора.

Дафна пыталась забыть те слова и ту страсть, с которой она, — или Маргарет, — произносила их. Она попыталась забыть все, что случилось. Она была уверена, что эротические сны греховны и совершено неприличны. Но как теперь перенести заурядность обычного брака, если в своих снах она возлагает на него такие ожидания?

Она давно знала, что происходит между мужем и женой на брачном ложе. Дважды, чувствуя вину, она наблюдала за спариванием дядиных собак, и поняла, что нечто подобное происходит и на ложе между мужчиной и женщиной. Но оба спаривания продолжались какие-то секунды, самое большее одну, две минуты. Она никогда не представляла, хотя возможно, слово «мечтала» было бы более точным, что акту физической близости может предшествовать столь многое. То, что восхитительнее слов, то, что делает завершающую близость двух тел столь сладостной.

Возможно, в реальной жизни любовники так не поступают. Но как ей вынести реальную жизнь? Возможно, в реальной жизни у нее вообще не будет мужа. Если она не убедит себя выйти замуж за графа Эверетта или он не женится на ней, ей придется стать гувернанткой. Гувернантки редко выходят замуж.

Как прожить жизнь, не испытав этого снова?

Кто-то скакал рядом с ее лошадью. Конюх. Он прочистил горло и сконфуженно предположил, что, возможно, несколько опрометчиво для мисс скакать по такой неровной земле и так близко к краю утеса. Дафна, извиняясь, улыбнулась и придержала лошадь до безопасного легкого галопа. Она даже не осознавала, что несется так быстро. Конюх отстал и теперь снова ехал за ней на почтительном расстоянии.

Но внезапно она поняла, что испытать это снова будет недостаточно. Не с другим мужчиной. Она хотела заниматься любовью только с Джастином. Она любила Джастина. Ее душа стремилась к нему. Вот что лежало у нее на сердце свинцовым грузом с тех пор, как утром она встала и увидела сплошную стену, в которой не было прохода назад, к нему. Она была так же безнадежно влюблена в него, как и тогда, когда прошлой ночью снова отправилась спать.

Она влюбилась в мужчину из сна. Глубоко. Безвозвратно. Она занималась с ним любовью. Отдала ему себя, раскрыла ему свое тело, приняла в себя его и его семя. Мало того, что отдала всю себя, не только тело, она чувствовала, что и он отдает ей всего себя. Она не сможет сделать это с кем-нибудь еще. Она чувствовала, что так тесно связана с ним, будто он в действительности был ее мужем. Она жаждала его, она чувствовала, что не сможет без него жить.

К несчастью, свежий воздух пользы не принес, с сожалением подумала она, в конце концов поворачивая домой. В ближайшие дни надо все-таки позволить здравому смыслу возобладать. Обычно здравый смысл ее не подводил. С тех пор, как Дафна повзрослела настолько, чтобы понимать, что не может ждать слишком многого от жизни, потому что бедна, у нее появилась просто уйма здравого смысла. Но все было очень просто. Жизнь была очень простой до тех пор, пока на пороге дома дяди Сайруса не появился мистер Твидсмьюир.

Напротив каретного сарая рядом с конюшнями стоял незнакомый экипаж. Дафна вопросительно посмотрела на конюха, помогавшего ей спуститься с лошади.

— Графиня Эверетт, мисс, — сказал он.

У нее упало сердце. Будущая свекровь приехала, чтобы посмотреть на нее? А у нее после прогулки красные щеки и, нос, несомненно, тоже красный. И волосы, наверняка, просто буйство спутанных локонов. Она поспешила в направлении большого зала, надеясь проскользнуть в свою комнату и хоть как-то привести себя в более-менее респектабельный вид, прежде чем оказаться во внушающем ужас обществе его матери.

Несмотря на то, что она в глаза не видала этого бедного человека, она уже ненавидела его. И его мать тоже.

Графиня Эверетт была прекрасна. И молода. Делая реверанс в гостиной, где мисс Твидсмьюир развлекала посетительницу, Дафна подумала, что если она мать графа, то сам граф должен быть ребенком. Святые небеса, похоже, дед пытался выдать ее замуж за мальчика.

— Ах, красавица, — сказала графиня, поднимаясь и направляясь навстречу Дафне. Она протянула ей элегантную руку и улыбнулась. — Ужасно, что я это сказала. Я проговорилась, не так ли? Я надеялась, что избранница моего сына будет молода и прекрасна, так, словно только эти два качества и имеют значение. А какой вы надеялись найти меня, моя дорогая?

— Я надеялась, что вы не будете драконом, — ответила Дафна, отметив гримасу неудовольствия на лице мисс Твидсмьюир.

Графиня рассмеялась.

— Полагаю, что я не дракон. Но решать вам. Подойдите и побеседуйте со мной, мисс Борленд. Дафна, не так ли?

Дафна последовала за нею через комнату и села, приняв от мисс Твидсмьюир чашку чая. Она чувствовала себя так, словно она была гостьей, а графиня хозяйкой.

— Как неучтиво со стороны моего сына не оказаться дома, — сказала графиня, подняв оставленную чашку и отпив из нее. – Он должен провести в Лондоне неделю или около того, и мы, действительно, не предполагали, что вы прибудете так скоро. Я надеюсь, что вы расположены к браку и у вас нет привязанности где-то на стороне? – Она приподняла брови, но ответа не ждала. – Моему сыну пора жениться – ему двадцать шесть.

Графине должно быть, по крайней мере, сорок три или сорок четыре, не к месту подумала Дафна. С золотистыми белокурыми волосами, безупречным цветом лица и стройной фигурой она и близко не выглядела на этот возраст.

— Конечно, сказала графиня, — он очень стремится приобрести замок Роско. Даже больше, чем в свое время желал его отец. Порой мне кажется, что он едва ли не поглощен этой идеей.

И поэтому он намерен жениться на ней, даже если она будет похожа на горгулью, подумала Дафна.

Графиня рассмеялась.

— Я ошеломила вас до немоты, — сказала она, — Я уверена, что он в той же степени будет желать завладеть и вами, как своей невестой. Но расскажите же мне что-нибудь о себе.

Дафна рассказала, и беседа продолжалась около получаса. Спустя некоторое время она подумала, что, если бы это имело хоть какое-нибудь значение, у нее будет свекровь, которая ей нравится.

В конце концов, графиня поднялась и попрощалась с мисс Твидсмьюир. Она улыбнулась Дафне.

— Не подавайте мой экипаж к двери, — сказала она, — прогуляйтесь со мной до каретного сарая, Дафна.

— Как вам показался замок Роско? – спросила она, когда они вышли наружу.

— Я его люблю, — без колебания ответила Дафна. И она имела в виду именно это, хотя провела в своем новом доме не более сорока восьми часов.

— Он очень древний и ужасно неудобный, сказала графиня, — но, по-видимому, совсем не производит на людей такое впечатление. Вы уже знаете, что мой сын полон решимости завладеть им. Это неизменная цель его жизни.

— А что вы знаете об истории замка? – спросила Дафна.

Графиня улыбнулась.

— Вы имеете в виду призраков? – сказала она. — В вас уже вселили ужас, или никто так и не упомянул о них, и вас пугаю я?

— Расскажите мне о них, — попросила Дафна.

— Кажется, они заключены в северной башне, — ответила графиня, — Возможно, вы уже знаете, что она замурована. Вероятно по причине того, что разные люди утверждали, что ночью видели слабый свет из верхнего окна и слышали звон мечей и крики.

Дафну охватила дрожь.

— Вы считает, что все эти слухи ерунда? – спросила она.

— Ах, поведать историю этой башни — неописуемо волнующе. Нет, — она засмеялась и сделала упреждающий жест. — Задавать вопросы нет необходимости. В преданиях говорится, что примерно сто лет тому назад отношения между бароном Селдорном и виконтом Эвереттом, — графом он стал позже, — были очень напряженными, так как виконт был беден, но, тем не менее, искал руки единственной дочери барона. Они испортились еще больше, когда дочь барона и младший брат виконта, еще более бедный, стали испытывать симпатию друг к другу, чему виконт был совсем не рад. Младший сын барона, друг детства брата Эверетта, также был каким-то образом втянут в это противостояние. А потом, под предлогом тайной встречи с девушкой, младший брат Эверетта похитил из замка шкатулку с драгоценными камнями, а впоследствии убил камердинера барона, который все видел, но тот прежде успел сообщить об этом сыну барона. Так говорят, Дафна. Но, наверняка, там было нечто большее. Сокровища так не были найдены, а обвиняемый в воровстве вскоре был мертв и не способен говорить за себя.

В Дафне что-то мучительно оборвалось.

— Кажется, молодой человек был достаточно смел, чтобы скрываться прямо в замке, разумеется, в северной башне, пока в поисках его прочесывали окрестности, — сказала графиня. – Девушка носила ему еду. Но как-то ночью брат выследил ее и произошла ужасная ссора.

— И мужчина, который скрывался, умер? – едва выговорила Дафна.

— В живых не осталось никого, — ответила графиня. – Все это породило страшное ожесточение между нашими семьями, которое должным образом так и не исцелилось, хотя совсем немного людей все еще знают о происхождении вражды. Я раскопала все это только потому, что ненасытно любопытна. Полагаю, это похоже на правду, иначе, почему башню замуровали? Она выглядит достаточно крепкой.

Дафна посмотрела на башню и с трудом сглотнула.

— Как их звали? – спросила она.

Лакей ее светлости ждал, чтобы помочь ей подняться в экипаж. Но, уже ступив на подножку, она на секунду задержалась.

— Этого я не знаю, — ответила она, — Если бы им были даны имена, это утолило бы любопытство, не так ли? Приятно было познакомиться с вами, моя дорогая. Я, действительно, надеюсь, что вы будете доброжелательны к моему сыну, когда он вернется из Лондона и приедет навестить вас.

Дафна улыбнулась и подняла руку в прощальном приветствии. Их звали Джастин, Маргарет и Себастьян, подумала она. И она не спала. Каким-то образом вчера ночью она была вовлечена в события, которые произошли сто лет тому назад. Она не спала.

Она любила мужчину, который жил сто лет тому назад. И умер там, в башне, вскоре после неожиданной встречи, которую она вновь пережила вчерашней ночью. Она чувствовала горе и боль, столь сильные, словно действительно потеряла любовника.

Она не грезила.

В течение следующих трех дней Дафна исследовала каждый дюйм замка. Мисс Твидсмьюир не выказала рвения брести следом за ней, так как комнаты, которые не часто использовались, были очень холодными, точнее, просто ледяными; а в комнатах, где горел огонь, было всего лишь холодно. Коридоры замка были длинными и запутанными. Дафна проводила исследования одна, и чувство, что она когда-то здесь уже бывала, что это было ее домом, что когда-то она принадлежала всему этому, росло в ней с каждой минутой.

Она выйдет замуж за графа Эверетта, решила она, если он того пожелает. Она пробыла в замке Роско менее недели, но уже знала, что если ей придется покинуть его, то он будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то, что замок не был ни красивым, ни благоустроенным домом. Она не знала, в чем в действительности заключалась его мучительная притягательность. Или, пожалуй, знала.

Замок хранил все, что осталось от Джастина. Его дух. Возможно, его призрак. Или совсем ничего, только ее воспоминания о нем, о той ночи, когда она в образе Маргарет каким-то образом перенеслась в прошлое и пришла к нему в башню. Это случилось всего однажды. С тех пор она просыпалась каждую ночь и лежала в постели, пытаясь ощутить непреодолимую потребность встать и выйти из комнаты. Но не было никакого понуждения, только мучительная надежда и желание заново пережить ту ночь. И каждый раз она вставала, зажигала свечу и открывала дверь своей комнаты, чтобы осмотреться. Но каждый раз свет горящей свечи показывал только сплошную каменную стену в конце коридора.

Казалось, что это уже никогда не повторится снова. Но росла острая тоска, росли мучительное желание и безнадежная любовь к человеку, который и жил столетием ранее, и любил другую женщину. И все же той особенной ночью Маргарет не была другой женщиной. Маргарет и Дафна были одной и той же личностью. Он столь же любил Дафну, сколь и Маргарет.

Она никогда не увидит его снова. Но она знала, что всегда будет желать жить в замке, чтобы быть ближе к нему. Ближе к его томящемуся духу. Конечно, если бы она вышла замуж за графа Эверетта, она бы переехала в его дом. И жила бы в Эверетт Парке. Но, тем не менее, она была бы близко к Роско. Она могла бы время от времени приезжать сюда, чтобы лелеять тайные воспоминания и хранить память о нем. Увы, ей оставалось только это. Но она знала, что это будет память, которой она, на всю оставшуюся жизнь, окутает себя, как плащом.

Спустя три дня после того, как графиня навестила ее, Дафна, в сопровождении мисс Твидсмюьир, нанесла ответный визит в Эверетт Парк. Дом оказался великолепным особняком, окруженным отлично распланированным и хорошо ухоженным парком. Даже в конце октября он выглядел опрятным, лужайки были почти полностью очищены от опавших листьев, хотя деревья роняли свое многоцветное бремя. Внутри дом оказался светлым и теплым, уютным и элегантным. Графиня была любезна. Граф прислал сообщение, что вернется домой на следующий день.

— Моя дорогая мисс Борленд, вы, несомненно, счастливица, — сказала мисс Твидсмьюир, когда они возвращались домой в экипаже. — Вам предстоит в ближайшее время выйти за графа, причем, несомненно, привлекательного молодого человека, если он похож на его дорогую mama.

Так или иначе, Дафна надеялась, что он не будет слишком привлекателен. Если бы это было так, и если бы они поженились, то она бы испытывала вину. Потому что будет не в силах сосредоточить на нем всю свою привязанность. Она всегда бы мечтала о Джастине. Ее сердце всегда бы болело о нем.

— И вскоре вы переедете в этот роскошный дом, — продолжала мисс Твидсмьюир, — и сможете покинуть этот ужасный замок, простите, что я его так называю. Он — замечательная часть истории, и заслуживает, чтобы его посещали путешественники. Но уверена, вы согласитесь, что вряд ли это комфортабельный дом. Я волнуюсь, что вы там простудитесь.

— Да, в это время года в нем холодно, — согласилась Дафна.

Но она любила этот замок. Он преследовал ее. Он был в ее крови, хотя неделю тому назад она его даже не видела. Она не могла перенести мысль о том, чтобы оставить его. Она чувствовала, что прожила там сотню лет, а теперь кто-то пытался оторвать ее от него.

— Вы должны выбрать самое прелестное платье и до послезавтра чисто вымыть волосы, — сказала мисс Твидсмьюир. – Уверена, его светлость будет ждать вас. Возможно, он сделает вам предложение. Как все это похоже на историю о Золушке, моя дорогая мисс Борленд! — Она сияла, Дафна впервые видела ее улыбку. – Еще совсем недавно вы готовились идти в гувернантки, а теперь станете графиней.

Она не хотела быть графиней. Она не хотела думать о браке сейчас, хотя, предположительно, в конце концов, это произойдет. Не может же она всю оставшуюся жизнь убиваться по любовнику, умершему сто лет назад. Но ей бы хотелось получить отсрочку, чтобы притупилась острота боли. Хотя, этой роскоши она как раз и не могла себе позволить. Через месяц, полтора она должна будет согласиться выйти за графа. А еще месяц спустя она должна быть замужем за ним.

— Скорее, это похоже на сон, ставший явью, не так ли? – спросила она, улыбаясь. Вопреки всему, она начинала испытывать симпатию к мисс Твидсмьюир. — Но, возможно, он меня не захочет.

— Не захочет вас? – голос мисс Твидсмюьир был полон возмущения. – Если бы он вас не захотел, то он был бы самым глупым молодым человеком в королевстве. Мало того, что он потерял бы замок Роско со всеми его богатством и землями, так он потерял бы и одну из самых хорошеньких молодых леди с чудесным характером, какую я только знаю.

Дафна засмеялась и в немалой степени удивила свою компаньонку, наклонившись к противоположному сидению экипажа и крепко обняв ее.

Проснувшись, она сразу поняла, что сейчас все иначе, чем в прошедшие три ночи. И все же она не осмеливалась надеяться на слишком многое. Возможно, она чувствовала побуждение встать и идти, и глубокую, глубокую тоску только потому, что хотела их чувствовать, только потому, что знала, что завтра граф Эверетт вернется домой и, вероятно, день спустя приедет, чтобы принудить ее принять решение.

Дрожа больше от нервного возбуждения, чем от холода, она свесила ноги с кровати и сунула ступни в комнатные туфли. Затем надела халат, затянула пояс, и с намеренной тщательностью зажгла свечу. Однажды это случилось. И снова уже не повторится. Она открыла дверь своих покоев и вышла в коридор, намеренно посмотрев сначала направо. Смотреть налево она боялась. Она оттягивала этот момент. Конечно же, там будет только глухая стена.

Но там была дверь, выглядевшая столь массивной и прочной, что она поразилась тому, что днем, из-за теней, не увидела ее. Хотя дверь выглядела такой реальной, и она так страстно желала увидеть ее в предыдущие три дня, она нерешительно потянулась к металлической ручке. Она подумала, что ей надо бы развернуться и пойти назад, в постель. Она не может неосмотрительно вмешиваться в историю и вовлечь себя во все эти страсти. Возможно, она там застрянет. Возможно, ей не удастся вернуться.

Она поворачивала ручку. Но это могло означать, что она может остаться с Джастином. Это было то, о чем она тосковала в течение трех дней и ночей. Он умер. Он умер, так никогда и не покинув башню. Она снова чувствовала боль и горе. И страх.

Но пока он был жив. И она нашла дорогу назад, к нему. А жизнь, поняла она, можно проживать только момент за моментом. И она будет наслаждаться каждым мигом, пока барьер смерти и сотни лет не разделят их навсегда. Слова леди Эверетт «Не осталось никого в живых» на мгновение эхом отразились у нее в голове, но она их проигнорировала и шагнула через дверной проем.

Он был там. Она чувствовала, что он был там, выше, в темноте и тишине ожидая ее. Но даже, если бы он издал какой-то нечаянный звук, она бы его не услышала. За стенами и в щелях оконных ставень завывал ветер. Он походил на ураган. Она не слышала никакого ветра, когда была в своей спальне. И не было никакого света за окнами, ни лунного, ни звездного. Только полная чернота. Пламя ее свечи, колеблющееся в лестничном колодце, казалось совсем слабым.

Она толчком открыла скрипучую дверь наверху лестницы и заглянула внутрь. Комната выглядела такой же заброшенной, как и прежде. Но она чувствовала его присутствие.

— Ты опять скрываешься за дверью? – спросила она.

Посмеиваясь, он вышел, чтобы затянуть ее внутрь, и закрыл дверь. Он взял у нее свечу и узелок с едой и отложил их, прежде чем поднять ее на руки и крепко прижать к себе.

Его тепло, его запах, контуры его твердого мускулистого тела были знакомы до боли, знакомы так, что она просто закрыла глаза и повисла на нем. Джасин, о, Джастин.

— Я так по тебе скучала, — она откинула голову назад и глянула в его знакомые и дорогие синие глаза. Сегодня он на нем не было черной ленты. Его волосы были распущены и белокурыми серебряными волнами лежали на плечах. – Я боялась, что больше никогда тебя не увижу.

Его улыбка стала нежнее и он, опустив голову, поцеловал ее. Тепло, открытым ртом. И внезапно она снова почувствовала себя счастливой и в безопасности.

— Я вверг нас в чертовский беспорядок, не так ли? – спросил он. — Сначала отложил возвращение домой, потому что не знал, как сообщить Полу о том, что я женился на избранной им невесте, а затем решил скрыться здесь, чтобы дать всем время поостыть после исчезновения драгоценностей твоего отца и чтобы установить, что же в действительности случилось и почему Себастьян обвиняет меня. В конце концов, Клив не видел меня. Но сейчас он убит, а наши семьи почти в состоянии войны. Маргарет, я поступил неправильно с самого начала. Я с самого начала не должен был откладывать и прятаться. Я должен был объявить о нашем браке сразу же, как только он был совершен. Мне жаль, что я не могу повернуть все вспять и поступить по-другому.

— Но ты не можешь отсюда уйти, — испуганно сказала она, крепко его обхватив. – Они поговаривают о том, чтобы повесить тебя, Джастин. Все, возможно, кроме виконта Эверетта, полагают, что ты виновен и в краже, и в убийстве. Себастьян клянется, что Клив говорил ему, что он видел тебя, и Себастьян рассказывает всем, что причиной была я, что драгоценности нужны тебе для того, чтобы жениться на мне и бежать от отца и виконта. Если они узнают, что мы фактически женаты…

— Что за ерунда! – воскликнул он. – Ты же знаешь, что наша с Полом бедность слишком преувеличена. Или они меня так плохо знают, полагая, что я способен украсть у отца собственной жены? Или у кого-либо вообще?

— Если они поймают тебя, то повесят, — сказала она прерывающимся голосом, – Позволь мне договориться о том, чтобы переправить тебя во Францию, Джастин. Я знаю людей, которые сделают это для меня и для тебя. Я поеду с тобой. Мы будем жить там до тех пор, пока не станет безопасно вернуться домой. Или, если понадобится, всю оставшуюся жизнь. Это не имеет значения. Ведь мы будем вместе.

— Я не хочу, чтобы на моем имени было пятно, любимая, — сказал он, — И я не хочу, чтобы говорили, что ты вышла замуж за вора и убийцу, и что ты бежала с ним потому, что он был слишком труслив, чтобы предстать перед своими обвинителями.

— Уж лучше так, чем остаться вдовой, — ответила она.

— О, Маргарет…

Он крепко обнял ее и покачивал в объятиях.

— Я не смогу жить без тебя, — сказала она. – Ибо жзнь перестанет иметь смысл. Она будет слишком пуста, слишком мучительна. Ты нужен мне живым! В моих объятиях! Пожалуйста, Джастин, останься здесь и позволь мне кое-что предпринять.

Она хотела сказать ему, что его убьют, если он попытается слишком скоро покинуть их тайное место. Она хотела изменить историю. Можно ли изменить прошлое? Но, оказалось, что Дафна не могла сказать ничего из того, что не знала Маргарет.

— Мы поговорим позже, сказал он, коснувшись ее губ своими, — Я должен незамедлительно отослать тебя назад, в безопасность. Самое плохое в том, что я здесь укрываюсь, этот то, что я постоянно подвергаю тебя опасности. Но я должен побыть с тобой. Хотя бы час. Нам нужен хотя бы час, чтобы побыть вместе.

— Да, отчаянно сказала она. – Давай хоть на час забудем обо всем, Джастин. Давай будем помнить только то, что мы любим друг друга и то, что только неделю женаты. Заставь меня забыть обо всем остальном. А я заставлю тебя.

Ее пальцы запутались в его длинных волосах.

Это было в последний раз. Она знала это с тоскливой уверенностью, и не была уверена, кто именно знал – Маргарет или Дафна. Или они обе. Возможно, после всего этого, они уже не были двумя разными личностями. Возможно, они были одним целым. Возможно, она в действительности была Маргарет. Она попыталась выкинуть из головы понимание того, что это в последний раз.

Но он тоже это чувствовал. Она могла сказать это о нем, хотя ни один из них не произнес ни слова. Было что-то отчаянное в страсти, с которой они целовались, прижавшись друг к другу. Она слышала ветер, мрачно воющий снаружи. Ничто не имело значения, кроме этой маленькой комнаты наверху башни, защищенной от ярости бури, и двух людей внутри, сжимающих друг друга в объятиях, пока за пределами комнаты бушевал шторм событий и страстей, им неподвластных.

— А свеча? – спросила она, когда он сорвал с себя сорочку, протянул вниз руку, ухватил за подол ее ночную рубашку, — казалось, халата на ней больше не было, — и стащил ее через голову.

— Я хочу видеть тебя, — сказал он, его глаза с жадностью бродили по ее обнаженному телу, пока он снимал свои панталоны, — Я хочу видеть то, что я делаю с тобой, и то, что ты делаешь со мной.

— Разве свет не опасен? – спросила она, наслаждаясь великолепием его обнаженного тела.

— В такую ночь, как эта, никто не выйдет наружу, — ответил он, — А если и выйдет, то будет смотреть под ноги. Маргарет, хотя бы раз я хочу видеть мою жену, когда мы занимаемся любовью.

Она должна была ужасно смущаться. Ее собственная нагота часто смущала даже ее саму. Но никакого смущения не было. Она шагнула вперед и закрыла глаза, когда вершинки ее грудей коснулись теплых волос на его теле. Он притянул ее к себе и повернул ее подбородок так, чтобы его губы могли продолжать возбуждать ее. Не требовалось слишком многого, чтобы возбудить ее в эту ночь. То, что они делали, делалось для наслаждения от игры, а не из необходимости подготовить ее, как это было во время первой брачной ночи.

— Сегодня ночью я хочу сделать это по-другому, — попросила она, когда он вместе с ней опустился на тюфяк.

— По-другому?

— Да, пожалуйста.

— Тебе будет приятно? – спросил он.

— Да, приятно, — ответила она, — Глубоко.

Дафна не знала, что имела в виду Маргарет, но она с бесстыдной несдержанностью отдалась последовавшей игре. Ей не было стыдно. Она была и Маргарет и Дафной. Она не должна стыдиться того, что занимается любовью с мужем другой женщины. И, даже будучи незамужней, она не должна стыдиться никаких способов возлежания с мужчиной. Часть ее была замужем, и не было никакого позора в том, чтобы возлежать с обственным мужем, даря и получая любовь и удовольствие, Что-то было повторением удовольствий прошлого раза. Что-то было новым, и заставляло ее задыхаться от удивления, боли и удовольствия. Наслаждение от возможности видеть друг друга, так же, как прикосновения, звуки, запах и вкус, сделали их ласки намного более полными.

Его искусные руки и рот заставили ее содрогнуться в разрядке столько раз и так сильно, что, казалось, уже не может быть большего удовольствия и не хватит сил, чтобы наслаждаться им. Они все еще утоляли свою жажду в игре. Он все еще не проник в ее тело. Затем, вместо того, чтобы лечь на нее, он приподнял ее над собой, и, раздвинув ее ноги, плотно обхватил ее коленями свою талию.

— Да, так, — сказала Маргарет и Дафна поняла.

— Красиво, — сказал он, его руки потянулись поласкать ее мучительно ноющие груди, а затем скользнули вниз, по бокам, ягодицам и бедрам до колен. – Я хочу навсегда запомнить тебя такой, какая ты сейчас. Когда ты полна желания, твои глаза еще красивее.

И его тоже. Синие и мечтательные, с отяжелевшими веками.

— Смотри, — сказал он, и ее глаза следили за ним, когда он приподнял ее за бедра и затем медленно опустил на себя. Она вздохнула. Да, глубоко. От него нельзя было укрыться, даже если бы она этого хотела. И, конечно, это давало возможность получать больше удовольствия и больше сил, чтобы возвращать. Для ее мужа это было высочайшим наслаждением. Она должна постараться сделать его совершенным. Она сжала вокруг него свои внутренние мускулы, закрыла глаза и опустила голову.

Он слегка приподнял ее для того, чтобы иметь возможность двигаться в ней, а она, открыв глаза, посмотрела на его лицо. Его глаза, прежде закрытые, распахнулись, запоминая. Они улыбнулись друг другу. Она быстро поймала ритм. Всего за неделю супружества ее тело хорошо изучило его тело и те способы, какими он любил ее. Хотя, каждый раз было что-то новое. Сегодня ночью они могли видеть друг друга, видеть, как они отдают и как получают.

Она раскачивалась на нем, наблюдая за изменениями его лица, пока неистовство приближающейся кульминации не заставило ее плотно сомкнуть веки. Она сжала каждый мускул своего тела до невыносимого напряжения

— Иди ко мне, — сказал он, взяв ее за руки и притягивая к себе, пока их губы не соприкоснулись. — Ты отдалилась. Теперь мы продолжим. Вместе. Как обычно, любимая. Вместе, сейчас!

Они вместе подошли к пику мучительного напряжения, и рухнули в мир спокойствия. В голове Дафны была полная пустота, за исключением одной, навязчивой и неприятной мысли. Это случилось в последний раз, думала она. Это было в последний раз. Он поддел ногой одеяло и накрыл их обоих, не отрываясь от нее и не снимая ее с себя.

— Джастин, — сказала она, — Я не хочу потерять тебя. Я не вынесу такую утрату. Если ты умрешь, я тоже умру. Я не смогу жить.

— Шшш, — сказал он и обнял ее – Шшш. Давай немного поспим. Было так хорошо, что хочется продлить послевкусие. Поговорим позже.

Он чувствует то же самое, думала она, слушая, как его сердце бьется все ровнее. Он знал. Но он был прав. Не стоит ускорять то, что должно будет случиться. Они только что разделили величайшую любовь. Они должны позволить себе хоть несколько минут, чтобы понаслаждаться чувством расслабленности и удовлетворения. Но вместо того, чтобы спать, она принялась запоминать ощущение его тела и его запах.

Я люблю тебя до боли. Она не произнесла эти слова вслух, хотя это были слова Маргарет в той же степени, что и Дафны. Она не думала, что он спит, но боялась нарушить тишину. Она уже не хотела, чтобы они начали разговор. Как только они начнут говорить, наступит конец.

Они прижались друг к другу крепко и безмолвно, хотя она уже держала свечу и собралась уйти.

— Я выберусь отсюда затемно, — сказал он.

Она знала о его намерениях сразу же, как только пришла.

Было бессмысленно продолжать ему возражать. Они оба высказались. Она допускала, что его соображения вполне разумны. Возможно, идея остаться в башне на день, два имела смысл прежде, но теперь вопрос стал намного серьезнее. Неприятности не исчезнут сами собой только потому, что его не найдут. Так или иначе, он должен решить проблему.

Но решение проблемы означало для него опасность. И немыслимое беспокойство для нее, даже большее, чем то, она претерпевала ежедневно, зная, что он находился в последнем из мест, про которое могут подумать – непосредственно в замке Роско. Кроме того, его отъезд принес бы страдания. Вопреки всему, эта неделя была волшебной. Но теперь все было кончено.

Внезапно Дафна поняла, что она думала как Маргарет. Его уход из башни будет концом для Дафны. Она не может надеяться увидеть его снова после того, как он покинул башню. Если он покинул башню. История говорила, что этого не произошло, что он там умер.

Но он был настроен уехать перед рассветом. Он намеревался поехать в Эверетт Парк и, прежде всего, поговорить со своим братом, сообщить новость о своем браке и просить подтвердить его невиновность в тех обвинениях, которые против него выдвигаются. С поддержкой брата дела могут быть не столь мрачными. Затем он хотел посмотреть в глаза Себастьяну и узнать, почему брат Маргарет столь громогласен в своих обвинениях. Возможно, Джастину удастся раскрыть правду и обелить свое имя.

В конце концов, вполне возможно, что после всего этого они смогут жить счастливо. Он сказал, что они будут свободны и счастливы, как только он выяснит пару вопросов. Как будто все это было совершенно несерьезно. Но она знала, что он заявлял это с такой уверенностью только для того, чтобы успокоить ее.

— Позаботься о себе, — сказала она, — Будь осторожен.

— Мы увидимся, — сказал он, целуя ее еще раз, — Возможно завтра. В крайнем случае, послезавтра. Я должен был сделать это еще неделю тому назад, Маргарет. – Он усмехнулся, — Но не мог оторваться от наших ночных пиров.

Она тоже улыбнулась. Он нуждался в ее улыбках.

Он открыл дверь, она вышла на лестницу и оглянулась на него. Секунду поколебавшись, он подошел к скамье, опоясался лежавшей там перевязью, вложил меч в ножны, и затем встал позади нее.

— Я провожу тебя до двери в коридор, – сказал он.

Она не стала возражать. В любом случае, он был в опасности — будь она застигнута на лестнице одна или вместе с ним. Медленно спускаясь по лестнице, она слышала, что за стенами башни по-прежнему завывал ветер. Свеча бросала на стены странные, колеблющиеся тени. Она чувствовала страх, которого не было, когда она тот первый раз возвращалась к себе в комнату. Страх и предчувствие беды. Вернись, хотелось сказать ей. Давай вернемся оба. Но, возможно, чувство неминуемой гибели испытывала только Дафна. Маргарет не сказала ничего.

Дойдя до двери в коридор, она сказала:

— Возвращайся. Теперь я в безопасности.

Он поцеловал ее, потерся носом о ее носик, улыбнулся ей и потянулся, чтобы открыть дверь позади нее. Та повернулась наружу. Прямо за дверью стоял человек, довольно коренастый молодой человек с обнаженным мечом в правой руке. Дафна не знала, кто это мог быть, но могла предполагать.

— Себастьян, — воскликнула она, шагнув в коридор и надеясь загородить собой Джастина. – Я не могла уснуть. Слышал ли ты когда-нибудь такую ужасную бурю?

Но он левой рукой так толкнул ее в сторону, что она больно стукнулась плечом о стену. Он даже не посмотрел на нее. Он шагнул через дверной проем.

— Я оказался прав, — сказал он. – Сегодня до меня дошло, что если проследить за Маргарет ночью так же, как днем, то рано или поздно она приведет меня к тебе. Полтора часа тому назад она была в своей постели. Пять минут тому назад ее там уже не было.

Он вскинул меч. О боже! Дафна цеплялась за стену, ожидая, когда же закончится этот кошмар. Ведь это был только кошмар. Но Маргарет все еще была с ней и она оцепенела от удара о стену и от ужаса. Это было в действительности. Это все-таки случилось.

— Так или иначе, но сегодня я собирался найти тебя, Себастьян, — спокойно прозвучал голос Джастина.— Я собирался задать тебе несколько вопросов. Но, полагаю, лучше раньше, чем позже.

— Я думаю, — процедил Себастьян сквозь зубы, — Так ты был здесь все это время и каждую ночь покрывал мою сестру.

— Маргарет моя жена, — сказал Джастин.

— Твоя жена? – засмеялся Себастьян. – С каких это пор?

— Мы поженились девять дней тому назад, — ответил Джастин. – Полагаю, как раз в тот день, когда некто был занят воровством.

— Она сука и шлюха, — истерично заорал Себастьян. – А ты мерзкий преступник.

И он сделал выпад мечом вперед и вверх. Дафна опамятовалась и со свечой бросилась в дверной проем. Она не знала, кому благоприятствовала темнота. Но видела, что Джастину трудно вынуть из ножен меч на узкой лестничной клетке.

— Перестань! – кричала она, хватая брата свободной рукой. – Себастьян, давай поговорим. Пожалуйста, давай поговорим. Неужели ты не видишь, что Джастин фактически безоружен. Пожалуйста, не делай этого!

Но тот проигнорировал ее, его внимание было полностью сосредоточено на Джастине, стоявшем на несколько ступенек выше него.

— Нет, — закричала она, когда снова сделал выпад. И шагнула на лестницу между ними, намереваясь остановить руку брата и защитить своего мужа, хотя бы до тех пор, пока он не сможет вынуть меч и встретить Себастьяна на равных.

Мгновение спустя, поначалу совсем не почувствовав боли, она, весьма рассудительно и совсем спокойно, подумала, как этот странно — быть раненой. Возможно, от шока. И, конечно, от осознания, что она пострадала. Но никакой боли. Она осела на ступень выше той, на которой стояла, а затем откинулась назад. Она знала, что меч Себастьяна пронзил ее бок. Когда она прижала к нему руку, то ощутила влажное тепло крови.

Затем она почувствовала Джастина — позади нее и над ней, одна его рука поддерживает ее за плечи, другая ощупывает ее, определяя повреждения. Его лицо пристально всматривалось в ее. На стенах танцевали странные гротескные тени, похожие на парящих демонов. Она не знала, куда делась ее свеча, но было ясно, что она все еще горела.

Он плакал. Она знала это, несмотря на то, что не могла никого слышать и не могла ясно видеть его. Она умирала. Она чувствовала, что ей довольно холодно. Но она была на удивление спокойна. Только позвольте ему держать меня, пока я умираю, думала она. Позвольте его лицу быть последним, что я увижу на этом свете. Она пыталась улыбнуться ему, но понимала, что мышцы ее лица не реагировали на ее желание. Я не несчастна, хотелось ей сказать ему. Я люблю тебя.

— Маргарет, Маргарет….

Его разрывали рыдания, переходящие в болезненное удушье. Но Маргарет не могла его услышать. Бесчувственная или уже мертвая, она лежит на каменных ступенях, его руки поддерживают ее шею, ее глаза закрыты. Дафна, освобожденная от телесной оболочки, наблюдала откуда-то сверху. Она смотрела на них сверху вниз, — на женщину, которая выглядела точно так же, как она, на мужчину, которого она любила даже сто лет спустя, и на брата ее той, другой.

— Сама напросилась, — злобно сказал Себастьян. Возможно, он чувствовал ужас или раскаяние, подумала Дафна, но мог совладать с действительностью, только маскируя свои чувства подобным образом, – Она не должна была знаться с тем, кто беден как церковная мышь, а помимо этого, еще и вор и убийца.

Джастин медленно вытащил руку из-под шеи Маргарет. Он медленно поднялся и вынул из ножен меч.

— В порядке убывания важности, Джастин? – спросил он. – Моя бедность – мой самый большой грех?

— Она должна была выйти за деньги, — ответил Себастьян, — За большие деньги. Есть немало богатых мужчин, кто мог бы ее получить.

— Ради нее? – спросил Джастин, — Или ради тебя? Ты надеялся извлечь выгоду из брака своей сестры, Себастьян? Верны ли доходившие до меня слухи об азартных играх и других твоих долгах? И твой отец по-прежнему скряга, как ты всегда утверждал?

— Хуже, — ответил Себастьян, — Он хуже. Младенец не сможет жить на то, что он мне выделяет.

— И поэтому тебе были нужны драгоценности? – спросил Джастин, — Тебя не мучает совесть – красть у своего отца?

Себастьян захохотал.

— Или убить слугу отца? – сказал Джастин. – Он видел, как ты это сделал? Должно быть, тебе показалось тонкой уловкой переложить всю ответственность на сравнительно бедного человека, который разрушил твои планы доить мужа сестры. Где ты их спрятал?

— В тайнике, о котором знаю только я, — сказал Себастьян. Он посмотрел на безжизненное тело сестры. – Теперь, когда Маргарет мертва.

— Что ж, тогда они останутся там навсегда, сказал Джастин. – Ибо я убью тебя.

Себастьян захохотал.

— Почему бы нет? — скал он, — В конце концов, они смогут повесить тебя только один раз.

Дафна наблюдала, как оба мужчины схватились за мечи и сошлись в смертельной схватке. Между ними лежало тело Маргарет и стояла оплывающая свеча. Преимущество должно было быть на стороне Джастина, так как он находился выше Себастьяна и, казалось, был в лучшей форме. И, действительно, спустя минуту, другую, казалось, что он обойдет тело Маргарет и покончит со слабым, менее искусным противником. Но Себастьян сражался, используя не только физическую силу и опыт.

— Ха, — закричал он, когда уже казалось, что его противник перевешивает и вскоре прорвет его защиту. – Маргарет шевельнулась!

Джастин непроизвольно глянул на ее распростертое тело и в тот момент, когда он невольно отвлекся, меч Себастьяна скользнул сквозь его защиту и пронзил ему сердце. Дафна наблюдала за всем этим сверху, бессильная вмешаться или хотя бы закрыть глаза. Она видела, как он упал замертво рядом с Маргарет, тяжело опустившись напротив нее, на более узкой внутренней стороне лестницы.

А затем она вдруг почувствовала боль и холод, она пристально смотрела на верх лестницы, тело Джастина наполовину лежало на ней. Она знала, что он мертв. И она снова порадовалась, что умирает, что, в конце концов, они будут неразлучны. Она закрыла глаза.

— Глупая Маргарет, — сказал Себастьян, стоя над ней. – Ты была бы моим спасением, если бы не была такой эгоисткой. Из-за этого ты и умерла со своим любовником. История не будет добра ни к одному из вас. – И он тихо засмеялся.

Он стоял на ступень ниже ее. Его ноги касались ее ног. Он убил Джастина. И навсегда очернил его имя. Она умирала. В те минуты, которые ей еще оставались, у нее уже не было сил, чтобы достать драгоценности из тайника позади камина в его комнате и вернуть их отцу.

— Прощай, Маргарет, — сказал он. – Сладких снов.

Хотя, возможно, в глубине души он и испытывал какие-то чувства, в его голосе не было сожаления, только злорадное торжество.

Она не знала, откуда у нее взялись силы. Возможно, это были силы любви, потребность нанести хотя бы один слабый удар за мужа и любимого, которого он убил. Когда он повернулся, чтобы выйти в коридор, ей удалось вытянуть ступню и зацепить его за ногу. Она почувствовала, как он потерял равновесие. Она слышала, как скрипят ногти, которыми он пытался уцепиться за дверной проем и стену. И звон меча, бряцающего по ступеням. А затем один протяжный, чудовищный вопль, когда он упал назад и с шумом покатился вниз. А затем наступила тишина. Она знала, что он со сломанной шеей лежит у основания лестницы.

Она попыталась засунуть одну руку под тело Джастина, чтобы баюкать его до тех пор, пока сама не умрет. Но у нее не хватило сил. Тогда она повернула голову так, чтобы ее щека упокоилась на его плече. Боль снова уходила. Ей было очень холодно. Но она была счастлива. И почти возбуждена. Скоро они снова будут вместе. Вместе навсегда.

Возможно, это была причудливая мысль умирающей женщины. Возможно, так умирающие утешают себя, готовясь встретить неизбежное. Но как бы то ни было, она знала, что они снова будут вместе. Любовь, такая как у них, не может умереть, не может быть погублена прежде, чем расцвела.

Они будут вместе снова. В этом мире или в следующем. Не имело значения в каком.

— До тех пор, любимый мой, — прошептала она, — Спи спокойно до тех пор.

Дафна вновь была над ними. Свеча догорала. И когда она, оцепенев от горя, смотрела на них, пламя задрожало и погасло, вытесненное полной темнотой. Наконец-то она смогла закрыть глаза. Наконец-то у нее были руки, чтобы прикрыть их.

Она долго, долго закрывала глаза руками. И когда, наконец, отняла их и открыла глаза, то прямо над собой увидела балдахин кровати. Одеяла, которыми она была укрыта ниже рук, постепенно согревали ее замерзшее тело.

Она не пыталась двигаться. Или уснуть.

За завтраком мистер и мисс Твидсмьюир обсуждали возможность возвращения графа Эверетта в Эверетт Парк сегодня днем. Если он вернется домой достаточно рано, предположила мисс Твидсмьюир, ободряюще кивая Дафне, то вполне вероятно, что нанесет визит в течение этого дня, а не будет откладывать его на завтра. Мистер Твидсмьюир отвечал, что это маловероятно, так как графиня сообщила ему, что до завтра не его ожидает.

Дафна не участвовала в их беседе, хотя пыталась изобразить заинтересованный вид. Она старалась улыбаться. Она стремилась показать, что с удовольствием ожидает визита графа.

На самом деле, она чувствовала себя более чем несчастной. Прошлой ночью она умерла, а также у нее был муж, ее драгоценнейшая любовь. Она убила своего брата. Это произошло сто лет тому назад. Чувство юмора на время покинуло ее. Она не могла оценить чрезвычайную нелепость ее мыслей. На самом деле, она, конечно же, была девушкой с пылким воображением, склонной к столь же пылким мечтам. Но сейчас все было не совсем так. Это действительно случилось. По крайней мере, леди Эверетт частично это описала. А она, Дафна, видела все случившееся. Более того, она это прожила.

Она глубоко скорбела о них обоих. И о Маргарет, и о Джастине. Но все-таки больше о Джастине. Казалось, Маргарет некоторым образом возродилась в ней самой. Но теперь столетие и целая вечность разделяют ее с мужчиной, которого она любила страстно и всеобъемлюще. Это не абсурд. Но если бы она кому-нибудь описала все это, то это выглядело бы именно так. Хуже. Каждый, слушавший ее рассказ, посчитал бы ее совсем безумной. Но она не была сумасшедшей, и ее чувства не были абсурдны...

— Я удивлена, что осталось что-то еще не обнаруженное вами, моя дорогая мисс Борленд, — сказала мисс Твидсмьюир после завтрака, когда Дафна объявила о своих намерениях снова провести утро в изысканиях. – Все эти комнаты так холодны, пока не сядешь почти над огнем. Она изящно вздрогнула и потерла руки.

Дафна поняла намек и уверила свою компаньонку, что не нуждается в сопровождении.

Она думала о комнате Себастьяна. Но как она могла узнать, какая из многочисленных спален принадлежала ему сто лет тому назад? Потребовались бы месяцы, чтобы обследовать все камины в каждой комнате замка. Но Маргарет, когда она думала о драгоценностях и о потайном месте, о котором, по-видимому, знали только она и Себастьян, на мгновение четко представила комнату – комнату в одном конце коридора. Она даже мысленно повернулась в направлении открытой двери. Была ли его комната в том же коридоре, где одну из комнат сейчас заняла она сама? Это разумно, подумала Дафна, что брат и сестра занимают комнаты на одном и том же этаже и в одном и том же крыле замка. Ее комната была в одном конце коридора. А Себастьяна в другом?

Конечно, это несомненная глупость — отправиться на охоту за сокровищами, руководствуясь такими незначительными основаниями, тем более спустя сто лет после случившегося. Но она должна была что-то сделать. Этим утром ее почти свела с ума потребность очистить имя Джастина. Никто, кроме нее, совершенно не помнил его, и совсем немногие помнили эту историю вообще. И никто не заинтересуется, если она заявит о его невиновности и объявит, что нашла доказательства этого. Конечно же, находка сундучка с сокровищами вызовет большой интерес. Они стали бы принадлежать ей, предположила она, или, скорее, графу, если она выйдет за него замуж. Или незнакомой американской родственнице, если не выйдет.

Внезапно Дафну обуяла глубокая и необоснованная ненависть к этой американской родственнице. Замок Роско принадлежал ей. Здесь был Джастин. Все, что осталось от него, каким-то образом задержалось в замурованной башне. Нет, не останки. Она не сомневалась, что его тело захоронено. Но, тем не менее, он был здесь. Она сделает все что угодно, все что угодно, поняла она, чтобы сохранить замок. Если понадобится, она будет просить и унижаться, уговаривая графа жениться на ней. Как же она ненавидела и его тоже! Несомненно, завтра она оденется более тщательно, нежели когда-либо это делала. И на лице ее будет сиять самая очаровательная улыбка.

Комната в начале коридора была очень холодной. Но такими было большинство комнат. И Дафна с детства привыкла к неудобствам. На ней было теплое шерстяное платье и толстая шаль. Кроме того, смешанные чувства горя, волнения и страха, сделали ее почти нечувствительной как к комфорту, так и к неудобствам.

Камин был большим и полностью обрамленным тяжелой дубовой резьбой. Мастер, который ее вырезал, решил украсить камин буйством голов, листьев, цветов, херувимов и демонов. Это чудовищно, решила Дафна, и порадовалась, что камин в ее комнате был значительно элегантнее. Она стояла перед камином и ее глаза блуждали по резьбе, пытаясь почувствовать, знакомо ли ей это зрелище. Она пыталась ощутить инстинктивное знание того, где могло находиться потайное углубление. Было ли оно за решеткой или в дымоходе? Или позади какого-то места в резьбе? Являлся ли какой-нибудь выступ в резьбе потайной ручкой?

Увы, Маргарет была мертва, и Дафна не могла больше думать ее умом или использовать какие-либо ее воспоминания. Она даже не была уверена, что это та самая комната. Она не была уверена, что Себастьян сказал правду. Она не была уверена, что драгоценности так никогда и не были найдены, хотя графиня Эверетт полагала, что не были.

Но надо же ей чем-то заняться. Если не этим, то большую часть дня ей придется просидеть с мисс Твидсмьюир, потому что снаружи моросил унылый дождь. А если ей придется сидеть, то ничего не останется, кроме как размышлять. В размышлениях нет никакого смысла. Жизнь продолжается. Она не может потратить всю оставшуюся жизнь на плач по человеку, который умер сто лет тому назад.

Дафна провела почти час, нажимая, тыкая, дергая и крутя. Наконец, присев на корточки и потирая руки, чтобы согреть их, она подумала, что, по крайней мере, уже дважды коснулась каждого элемента деревянной резьбы. Это было безнадежно. Ясно, что здесь не было никакого тайника. Или она искала не в той комнате. С самого начала она уверила себя, что и не надеется что-нибудь найти. Но теперь понимала, как же сильно надеялась. От расстройства и разочарования ей хотелось закричать.

— Ты, — громко сказала она резной голове особо отвратительной горгульи на уровне ее глаз. – Почему ты не можешь быть секретной ручкой?

Она ткнула пальцем в весьма выступающий нос, как уже дважды сделала до этого. Она схватила нос и покрутила его.

Она подумала, что было бы намного легче иметь взрывной характер и приняться пинать и швырять вещи. Но, к сожалению, вспыльчивым характером она не обладала. Она просто сидела на корточках и вздыхала.

— Джастин, — бормотала она, — Я так хотела доказать твою невиновность.

Но она также знала, что этим способом ей хотелось доказать и самой себе, что все случившееся не приснилось и не является плодом воображения. Все это было на самом деле. И если бы только удалось найти драгоценности, исчезли бы последние сомнения.

— Ну и ладно, — сказала она горгулье. – Ну и храни свои секреты. Мне все равно. Мне вовсе не нужны какие-то там замшелые драгоценности. Я показываю тебе нос.

Но, вместо того, чтобы коснуться своего носа, она коснулась горгульиного, надавив пальцем пониже его и щелкнув вверх.

Целый большой квадрат панельной обшивки откинулся вверх, и внутри обнаружилось темное квадратное отверстие. Дафна, как ошпаренная, отдернула руку и вытерла обе ладони о платье на коленях. Ее сердце колотилось как сумасшедшее. Это был он. Это действительно была комната Себастьяна. И в камине действительно оказался тайник. Он был чуть ниже уровня ее глаз, а дно почти на уровне пола. Чтобы заглянуть внутрь, ей нужно было наклониться пониже. Но она боялась. Что, если там пусто?

Дафна глубоко вздохнула и нагнула голову. Шкатулка. Намного меньшая по размеру, чем она воображала. Она воображала сундук с сокровищами, пиратский сундук. А это была бархатная шкатулка, длинная и довольно тонкая. Она дотянулась до нее дрожащей рукой и вынула из тайника. Коробка была крыта пурпурным бархатом, сильно вылинявшим, но не настолько пыльным, как она ожидала. Спереди были две металлические застежки. Дафна щелкнула застежками и после долгой паузы открыла крышку.

Ее руки задрожали еще сильнее. Она смотрела на то, что представляло собой громадное состояние. Алмазы, рубины, сапфиры, другие драгоценные камни — полная их коллекция в ожерельях, серьгах, брошах, браслетах и булавках. Даже если долги Себастьяна были астрономическими, после их уплаты осталось бы столько, что он смог бы жить в роскоши до конца своих дней. Неудивительно, что он хотел убить, чтобы обладать ими. И неудивительно, что крики «лови» и «держи», раздававшиеся в адрес Джастина, были такими упорными.

Дафна закрыла глаза и склонила голову. Она опустилась на колени там, где так долго пробыла. Ах, Джастин. Боль была острой. Она разрывала ей сердце, становилась нестерпимой. И это то, из-за чего он умер? Но теперь, наконец, все это, вне всякого сомнения, реально. Она – Дафна, несомненно существующая в начале девятнадцатого века. И все же она держала в руках ощутимые доказательства того, что прошлой ночью, как и четыре ночи до того, она была вовлечена в реальные и трагические события, которые привели к смерти трех человек.

К смерти Джастина.

Что-то закапало на пурпурный бархат крышки шкатулки, оставляя темные следы. Дафна поставила шкатулку на пол, закрыла лицо руками и позволила себе страдание и роскошь слез.

Она надела голубой муслин. Голубой, считала она, ей больше всего к лицу, и это ее любимый цвет. Конечно, нелепо надевать муслин во второй день ноября, тем более, в замке Роско, но это было ее лучшее и самое любимое платье. Кроме того, она так ужасно нервничала, что не осознавала холода. Она вымыла волосы, и горничная уложила их мягкими локонами вокруг лица. Взглянув на себя в зеркало, она отметила, что щеки пылают румянцем, глаза блестят. Она выглядела, как молоденькая девушка, ожидающая появления поклонника. Это и к лучшему, решила она.

Он уже в замке. Она не видела, как он приехал, но мисс Твидсмьюир послала сообщить ей, что если она еще не готова, то должна поторопиться, потому что карета его светлости только что въехала во внутренний двор. С ним его мать. Этим утром они прислали записку.

Конечно, Дафна знала, что спешить ей незачем, потому что все, что ей осталось – это сунуть ноги в туфли, подходившие к платью. Граф уединился с мистером Твидсмьюиром, а обсуждение условий брака могло занять целую вечность. Дафна спрашивала себя, должна ли она проявить вежливость и пойти поприветствовать графиню, которая сейчас находилась в гостиной с мисс Твидсмьюир. Она не знала, как правильно поступить по правилам этикета, но не подумала спросить об этом мисс Твидсмьюир за завтраком.

Она бросила взгляд на пурпурную бархатную шкатулку с драгоценностями, стоявшую на ее туалетном столике. Почему-то она еще никому о ней не рассказала. Она была слишком тесно связана с событиями, в которые была вовлечена. И она никогда и никому не смогла бы рассказать об этом. Хотя побуждение обелить имя Джастина все еще оставалось. Джастин. Она не осмеливалась думать о нем. Только не сейчас. Она надеялась, что ее не заставят ждать слишком долго.

А затем горничная, которую она отпустила пятнадцатью минутами ранее, появилась в дверях и сообщила, что граф Эверетт ожидает мисс Борленд в библиотеке. От возбуждения глаза девушки были широко распахнуты. Все внизу, включая самую последнюю судомойку, знали, зачем его сиятельство приглашал ее.

Дафна глубоко вздохнула.

— Джастин, — прошептала она.

Нет, она не должна о нем думать. И она решительным шагом вышла из комнаты.

Он стоял напротив камина, лицом к двери. Она чувствовала это, хотя не поднимала глаз от своей руки, перенося ее от наружной дверной ручки к внутренней. Она плотно притворила дверь позади себя. Ни разу не взглянув на него, она каким-то образом знала, что он высок, элегантен и безукоризненно одет. Она мельком увидела до блеска начищенные гессенские сапоги с кисточками.

Закрыв дверь, она повернулась к нему, решительно вздернув подбородок и помня об улыбке, которой намеревалась приветствовать его. Но улыбка так и не появилась.

Белокурые волосы. Серебристые, по-модному коротко подстриженные. Синие глаза. Настолько синие, что их цвет заметен, даже несмотря на расстояние между ними. Правильные, красивые черты лица. Адонис, не меньше. Она замерла, уставившись на него. Он уставился на нее. Дафна не осознавала, секунды прошли или минуты, прежде чем он заговорил.

— Маргарет? – прошептал он.

Она открыла и закрыла рот. Потом сглотнула.

— Джастин?

Они остолбенели, уставившись друг на друга. Какая-то часть рассудка Дафны задалась вопросом, неужели она бледна так же, как он?

— Ты подстриг волосы, — брякнула она.

Глупые слова повисли в воздухе между ними. Казалось, что они прозвучали очень громко.

— И ты, — наконец выговорил он.

— Ты умер, — сказала она, хватаясь за дверную ручку позади себя, — В последнюю ночь. Сто лет назад. Он обманул тебя и ты умер.

— И ты, — сказал он, — Я думал, что ты умерла первой, но это не так. Ты была еще жива. Ты умирала в одиночестве.

Она стояла, так крепко ухватившись за ручку, будто та была спасительным якорем. Он, окаменев, стоял у камина.

— Вы мисс Борленд? – наконец спросил он.

— Да, выдохнула она, — А вы граф Эверетт?

— Как вас зовут?

— Дафна. А вас?

— Эндрю.

— Я могу доказать вашу невиновность, — начала она с внезапным пылом, — Вчера утром я нашла драгоценности. Они были спрятаны именно там, где говорил Себастьян. Они были в тайнике у камина в его комнате. Маргарет думала об этой комнате, пока я делила с ней ее мысли, так что вчера утром я знала, где искать. Я провела целый час, тыкая и толкая. Я уже думала, что никогда их не найду. Эти драгоценности мне совсем не нужны. Я хотела доказать вашу невиновность. Хотела, чтобы все знали правду о том, что случилось. Я их нашла. Целое состояние в драгоценных камнях. Они в моей комнате. Пусть все знают, что вы невиновны.

— Это был Джастин.

— Да.

Ее пыл угас, и она откинула назад голову, прислонив ее к двери.

— Вы выглядите точно так же. И говорите точно так же.

— И вы.

Он шагнул к ней и остановился. Он протянул ей руку. Она смотрела на нее и колебалась. Он был незнакомцем. Она никогда прежде его не встречала. Она всматривалась в его лицо – его знакомое и любимое лицо. Он был Джастином. Она любила его.

— О! – вскрикнула она, и, оставив убежище двери, полетела к нему через комнату.

Прежде чем она добежала до него, он протянул к ней и вторую руку. Его руки сомкнулись вокруг нее, когда она обхватила его шею и зарылась лицом в продуманно уложенные складки его шейного платка.

— Боже! – он обхватил ее так крепко, что она едва могла дышать, — Ты даже ощущаешься так же!

Она слегка запрокинула голову назад и изумленно и пристально посмотрела на него. В его синие, дорогие и такие знакомые глаза. Это был тот же самый человек. Не было никаких различий кроме длины волос и фасона одежды.

Даже его поцелуй был тем же самым. Его приоткрытый рот, встретивший ее рот, окутал ее влажным теплом. Его язык, нежно исследовавший ее губы, принял приглашение ее приоткрытого рта и скользнул внутрь. Она ощутила вспышку знакомой страсти и знакомой нежности и инстинктивно поняла, что когда-то уже делила с ним эти чувства.

А затем они снова глядели, изучая друг друга голодными глазами.

— Меня охватила скорбь, — сказал он, — Казалось, глупо губить жизнь из-за любви к женщине, которая умерла сто лет назад, но я не мог перестать думать о тебе и любить тебя. Я знал, что должен приобрести замок Роско какой угодно ценой Я должен был владеть им и хранить его как своего рода святыню в память о тебе. Даже если это означало женитьбу на его новой владелице, мисс Борленд.

— Я тоже хотела сохранить его, ответила она, — даже ценой брака с незнакомым мне человеком. В течение двух дней я так желала умереть вместе с Маргарет! Или, остаться мертвой, если я действительно была Маргарет.

Его глаза улыбнулись ей. Глаза Джастина.

— Это произошло с тобой только в позапрошлую ночь?

— И за три ночи до нее, — ответила она, — В ту первую ночь не случилось ничего плохого, за исключением того, что в течение трех ночей я не могла вернуться туда, и уже думала, что никогда больше не увижу тебя снова. Я чувствовала себя выброшенной на берег океана времени.

— В тот первый раз мы занимались любовью? – его глаза все ещё улыбались.

Дафна почувствовала, что краснеет.

— Да.

— Это было замечательно, правда?

Ее щеки пылали огнем. Она кивнула.

— А как это все было с тобой?

— Я обдумывал покупку замка Роско, потому что мой отец всегда этого хотел, а ваш дедушка всегда намекал о продаже. Но между нашими семьями была вражда, так что думаю, что он просто–напросто дразнил нас. Впервые я навестил его два месяца тому назад, и он посоветовал мне заглянуть в свое сердце. Я бродил по внутреннему двору, подошел к северной башне, поднялся по лестнице и обнаружил себя в другом мире, посреди ночи, хотя все это происходило днем. Я обнаружил, что по-другому одет. А затем я услышал или почувствовал, как ты поднимаешься по лестнице и скрылся за дверью. Когда я впервые увидел тебя, одетую по моде прошлого столетия, я хотел спросить, кто ты и что, вообще, происходит. Но, вместо этого, я думал чьими-то мыслями и испытывал чьи-то чувства. Хотя, одновременно, они так же были и моими мыслями и моими чувствами. Потом мы занимались любовь. Я обнаружил, что ты моя жена. И я любил тебя больше жизни.

Кто же тогда занимался любовью – Эндрю и Дафна, но и Маргарет и Джастин? Или Эндрю и Джастин были одним человеком? Были ли она и Маргарет одним целым?

— А каменной стены у основания башни не было?

— Тогда не было. Я и не предполагал, что она должна там была быть. До тех пор, пока не пришел туда в следующий раз, а потом еще, и не обнаружил вход в башню. И тогда я стал расспрашивать свою мать о замке Роско. Она наслаждается, систематизируя истории прошлого. Так или иначе, я понял, что был вовлечен в события, которые когда-то происходили на самом деле.

— Но ты, действительно, снова возвращался? Ты знаешь о нашей гибели – о Джастине и Маргарет.

— Я заезжал сюда после смерти твоего дедушки. Я приезжал обсудить возможность приобретения замка с его душеприказчиком, мистером Твидсмьюиром, когда оказалось, что в завещании есть распоряжения, касающиеся меня. Конечно, перед возвращением домой я пошел в башню, потому что неделями тосковал, желая снова найти тебя. И я нашел тебя и любил тебя. И потерял тебя.

Она снова спрятала лицо в его шейный платок. И только сейчас поняла, что они все еще обнимаются, что их тела все еще тесно прижаты друг к другу. Но она не воспринимала его как незнакомца. Он не был незнакомцем. Он был Джастин-Эндрю. Он был ее любовью. Он был ее любовью сотню лет назад и будет ею всегда.

— Мы – действительно те люди?

— И да, и нет. Ты – Дафна. Я – Эндрю. Мы живем в другом столетии. Я – граф Эверетт, а не младший сын. Ты – владелица замка Роско, а не дочь его хозяина. У нас у обоих короткие волосы. — Он тихо засмеялся, прижавшись щекой к ее локонам, — Но я думаю, что после нескольких минут знакомства в этом столетии мы уже глубоко любим друг друга. Потому что долго любили друг друга прежде. Мы продолжаем любовь Джастина и Маргарет.

— Ты всегда говорил, что однажды мы будем свободны, будем вместе и будем любить друг друга.

— Я помню, ты спрашивала меня, когда это будет, в этом столетии, или в следующем. Не думаю, что ты осознавала, насколько важный вопрос задаешь.

Дафна вздохнула.

— Я так боялась этой встречи.

— Я тоже, — ответил он, — Еще не увидев тебя, я уже тебя ненавидел.

Дафна снова вздохнула.

— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил он, — В конце концов, это то, за чем я сюда приехал, не так ли?

Она подняла голову и снова улыбнулась ему.

— Но мы уже женаты.

— Я полагаю, в церковных канонах записано, что через каждую сотню лет брак должен быть возобновлен.

Они рассмеялись. И поцеловались. И потерлись носами. И шептали друг другу всякие милые глупости.

Они были застигнуты в объятиях, когда графиня постучала в дверь и почти одновременно открыла ее. Мисс Твидсмьюир выглядывала из-за ее плеча.

— Боже мой! – ахнула мисс Твидсмьюир, заливаясь интересным пятнисто-розовым румянцем.

— Замечательно! – воскликнула графиня, — С неопределенностью покончено. Очевидно, Дафна сказала да.

Дафна вспыхнула. Но граф не выпустил ее. Он развернул ее лицом к вошедшим дамам, но его руки остались на ее талии.

— Вы могли бы заявить, что это любовь с первого взгляда, mama, — сказал он, — Не правда ли, Дафна?

— Боже мой, — пробормотала мисс Твидсмьюир снова. Его светлость уже обращается к дорогой мисс Борленд на ты?

— Да, — сказала Дафна, улыбаясь, краснея и задыхаясь.

— В сущности, — сказал граф Эверетт, его смеющиеся синие глаза глядели на нее, в то время как его мать прижимала руки к груди, а мисс Твидсмьюир нащупывала в кармане платочек, чтобы приложить его к влажным глазам, — мы только что согласились, что все это выглядит так, словно мы знаем друг друга сто лет. Ты согласна, Дафна?

— Да, Эндрю, — ответила она, — Или, по крайней мере, что мы очень долго ждали этой встречи.

— Дорогая мисс Твидсмьюир, — твердо сказала графиня, — нам предстоит разработать план свадебных тожеств.

И когда две почтенных дамы поспешно покинули комнату, граф наклонил голову, чтобы поцеловать свою суженую.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.