Северная Пальмира

Глава 2

– Олдырева, повтори, что я сейчас сказала!

– Вы с-сказали, что м-мыши – наши главные враги, – заикаясь, произношу я.

– Правильно, – удовлетворенно кивает Марина Сергеевна, – и что мы будем с ними делать?

– Т-травить? – неуверенно предполагаю я.

Остальные сотрудники фабрики сочувственно качают головами, словно я сморозила какую-то глупость и сейчас наступит ураган.

Тиранша медленно приближается ко мне, словно наслаждаясь страхом, который я испытываю от каждого ее шага.

– Неправильно, Олдырева. Отравы мало. Эти твари живучи и хитры. Могут сожрать все наши поставки. Мы поставим на них ловушки, чтобы все они передохли.

Интересно, а на нее можно какую-нибудь ловушку поставить?

– Что?!

– Что?! – на секунду я пугаюсь, что сказала это вслух. Но нет, все нормально, просто похоже, у ведьмы есть супер способность читать мысли.

Делаю пометку в голове, что в ее присутствии надо бы поосторожнее выбирать мысли. От греха подальше.

– Мы будем дежурить, – Марина Сергеевна проходится по рядам рабочих, словно генерал армии перед войной, – по очереди, смены будут оплачиваться, разумеется. Олдырева!

– Здесь! – я едва ли не отдаю ей честь, на столько глубоко сравнение проникло в мою голову.

– Какие у тебя сегодня планы на вечер?

– Как обычно, никаких, – выдаю я, и тут же жалею об этом. Тут и там раздаются смешки и покашливания молодых людей.

– Значит будешь дежурить сегодня, первая. Яковлев?

– Да? – самый симпатичный парень на нашей фабрике выступает вперед, и мое сердце начинает учащенно биться. Неужели нас поставят вместе?

– Встанешь в смену с Олдыревой сегодня.

Я ликую слишком рано, Андрей хмуро смотрит на меня и произносит:

– Не могу, Марина Сергеевна, сегодня пятница, у меня уже планы. Я лучше завтра, – он улыбается, смотря на Лену, симпатичную менеджера по продажам, – с Залесской.

– Встанешь завтра, но с Петровичем, – гаркает Марина Сергеевна, указывая на нашего усатого завхоза.

Теперь уже я едва сдерживаю смешок, глядя в разочарованное лицо Яковлева.

Дальше Марина Сергеевна быстро назначает пары, которые будут дежурить последующую неделю, пока к нам не приедут специалисты, занимающиеся дезинфекцией.

По итогу я понимаю, что осталась без партнера. Задавать ей вопросы страшно, но еще страшнее остаться на фабрике в ночь, в одиночку. Поэтому, превозмогая себя, и дождавшись, пока все разойдутся, я озвучиваю свой вопрос:

– Марина Сергеевна, вы мне так никого и не назначили в помощники.

– Назначила, – она не отрывает глаз от бланка, куда вносит данные, – себя.

Время, кажется, останавливается. Я таращусь на нее во все глаза, чтобы понять, что же пошло не так.

Точно. Я ведь не перекрестилась.

Ледяной ужас наполняет меня, когда она поднимает на меня глаза:

– Какие-то проблемы?

– Н-нет.

– Тогда марш работать!

**

Я не могу ни есть, не пить и, кажется, теряю от стресса до вечера несколько килограммов. Бухгалтерская отчетность давно мной забыта, я разрабатываю план побега.

В принципе, можно сказать, что на меня внезапно свалилась холера, ну или чума. А что? История знает случаи, когда именно мыши ее разносили. Или это были крысы?

Похоже, я тупею от недостатка глюкозы.

– Олдырева! – я вздрагиваю, когда Андрей Яковлев меня окликает. Он стоит в дверях и воровато оглядывается. – Удачи сегодня, – он понижает голос до шепота, указывая пальцем в сторону кабинета Марины Сергеевны, – с проклятой.

И громко ржа, уходит, шагая своей походкой «вразвалочку».

Да уж, похоже я была безумной, когда полагала, что он мне нравится. И тут же смотрю на часы, которые лежат на столе.

Черт! Черт! Черт!

Пока я носилась со своими страхами, время подошло к семи. Теперь Марина Сергеевна уже точно не сможет подыскать мне замену на ночное дежурство.

Врожденное чувство долга борется во мне со страхами. Ну и как прикажете поступить?

В конце концов, стрелка весов указывает на первое. Ну не могу я так халатно поступить со своей работой, и просто сбежать. Плюс ко всему, дополнительные деньги мне не помешают.

– Олдырева! – я привычно вздрагиваю от ее голоса, ударяясь головой об «потолок». – Шевелись, время обход делать.

**

Фабрика елочных игрушек, где я работаю, некогда была очень успешным предприятием, в советские времена. Старички, работающие тут, очень любят вспоминать о чудесных игрушках, которые выдувались здесь, а потом отправлялись в дома по всей России, чтобы приносить новогоднюю радость людям.

Со временем, когда китайское производство покорило рынок своими дешевизной и одноликостью, фабрика наша зачахла. Я, конечно, не застала тех самых «лучших времен», но с удовольствием слушала рассказы Петровича о том, как тут все было в устроено раньше, едва ли не до моего рождения.

Владельцы фабрики в какой-то момент решили расширить производство, чтобы хоть как-то свести дебет с кредитом. И вот, к нам поставили новые машины по производству рождественского печенья и карамельных палочек. На их-то запах, видимо, и пришли те самые мыши, из-за которых сегодня я вынуждена проводить вечер с «последним человеком на планете».

– Будешь следить за этими коробками, – распоряжается Марина Сергеевна, указывая пальцем на сложенные друг на друга картонные упаковки, – а я за этими, – груда в другом конце склада.

Я немножко расслабляюсь.

Если постараться, я смогу выбрать такой уголок, где она не будет сверлить меня взглядом. Хотя, это мало вероятно. Эта женщина вездесуща.

Только я располагаюсь поудобнее на одной из коробок с елочными игрушками, как она набрасывается на меня:

– Ты чего уселась? – я резко вскакиваю с места, едва только присев. – Думаешь мыши будут подходить с той стороны, откуда тебе лучше видно?

– И что же мне делать? – едва не плачу я.

– Ходи, Олдырева, ходи, – она делает вращательное движение указательным пальцем, – тебе больше двигаться не помешает, – она критически оглядывает мою фигуру, и я безбожно краснею.

Вот же злобная горгулья!

Первый час дается мне относительно легко. Я, конечно, чувствую себя дурой, отчетливо понимая, что больше никто из наших так караулить добро не будет. Петрович, в лучшем случае, пройдется пару раз, а Яковлев вообще одеяло притащит.

На втором часу нашего дежурства, у меня начинает урчать в животе, и я понимаю, что ела последний раз только в обед. Становится стыдно. От паники и страха быть разоблаченной в своих земных, примитивных желаниях, живот начинает издавать такие звуки, что они эхом отлетают от стен полупустого склада.

– У тебя там черная дыра что ли? – ворчит Марина Сергеевна.

– Нет, – оправдываюсь я, – просто ела последний раз давно достаточно.

– Уж не намекаешь ли ты на то, – щурится она, – что я должна пожертвовать казенными печеньями, чтобы наполнить твою бездонную бочку?

Краска теперь уже заливает не только мои щеки, но кажется, все лицо и шею.

– Я попрошу вас, вести себя со мной более уважительно.

– Что ты там бормочешь? – хмурится она.

Понимаю, что сказала это так тихо, что сама едва ли себя услышала.

– Ничего, – уже более громко произношу я.

– Заруби себе на носу, – она тычет в меня указательным пальцем, угрожающе надвигаясь, – если ты там вздумала меня оскорблять, думая, что я этого услышу, то пеняй на себя! Еще я не выслушивала от всяких соплячек!

– Да ничего я такого не говорила! – взрываюсь я со слезами на глазах. – Я просто попросила вас не оскорблять меня! Что я такого сделала, что вы меня пытаетесь выжить отсюда всеми возможными способами? Я ведь… Я ведь… Так стараюсь…

На этом моменте мне становится так жаль саму себя, что я начинаю буквально обливаться слезами. Марина Сергеевна, явно такого не ожидала, и выглядит просто ошеломленной.

Испытывая жгучий стыд от того, что так глупо открыла ей свою слабость, я разворачиваюсь на пятках и бегу в женскую уборную на втором этаже.

Да уж, приятного мало. Я конечно всегда знала, что не смогу претендовать на статус «мисс мира», или даже «мисс эрудиция», но эта женщина растаптывает остатки моей самооценки просто в крошку.

Ощущение собственной никчемности так сильно давит, что я даже не пытаюсь унять слезы. Да, моя жизнь не удалась. Да, возможно, я неудачница и не родилась красоткой, но при всем при этом, я – человек. И это просто свинство относится ко мне так, как это делает Марина Сергеевна. Кто дал ей это право? Конечно, будь у меня рядом мужчина, скорее всего, всё было бы не так страшно. Я бы приходила после работы, рассказывала ему про это женщину, он бы гладил меня по голове и говорил, что это все ерунда. И мы бы вместе смеялись над этими ситуациями, которые были бы уже забавными, а не трагическими.

Человеку нужен человек. А в одиночку всё это кажется мне просто невыносимым. Сколько бы я не храбрилась, и не говорила с презрением о «романтической чуши», всё это было лишь ширмой от того, что любовь обходила стороной мою жизнь многие годы. Сколько себя помню, я всегда была одинока. Все делала сама, никто не провожал меня до дома и не дарил цветов.

До двадцати лет я все еще загадывала любовь, как это принято, на новый год и день рождения, но потом это стало какой-то сказкой. Несбыточной сказкой. Я научилась просто не думать о том, что в моей жизни все могло быть по-другому, когда-нибудь.

Только в такие моменты, как сейчас, когда мне отчаянно не хватало хоть чьей-нибудь заботы, боль проступала с новой силой. И сидя на холодном кафельном полу фабрики елочных игрушек, я вновь мечтала о чуде. А вдруг оно все-таки случится и со мной? Что если сказки происходят не только с принцессами, но и с такими, как я: обычными, слегка полненькими девушками с круглыми коленями? Аминь.