Глава 3. Их дом

Снаружи холодно и сыро, а внутри дома очень тепло. Интересный контраст. Никогда бы не подумала, что это может быть настолько приятным. Просто дома, в Калифорнии, никогда не бывает такого пронизывающего до костей холода. По собственной воле я никогда бы не согласилась жить в такой суровой местности… хотя за Лео поехала бы куда угодно. Даже в Арктику. Если бы только он позвал.

– Снимайте обувь, я отряхну на улице, а то Милли носками все эти лужи потом соберёт, – приказывает нам Лео.

Меня передёргивает, но ботинки подаю ему. Ким справилась со своими быстрее и уже скачет по холлу с криком:

– Лея! Лея! Лея!

Её голос раздаётся откуда-то сверху:

– А? Кто там? Это что? Разбойники? Воры? На нас напало войско варваров?

– Да! Да! Да!

– Тише! – говорю дочери. – Будь немного тише!

Его жена спускается со второго этажа и выставляет вперёд руки, моя дочь врезается в неё.

– Ким, осторожно! – снова рявкает Лео. – Лея!

– Да всё нормально, расслабься, – смеётся она.

Я замечаю её живот, и Господи-Боже… Нет-нет-нет! Только не это, пожалуйста, НЕТ! Как это, вообще, возможно?

– А разве ваша ситуация позволяет во-второй раз? – успевает из меня выпасть отчаянный вопрос, прежде чем включился самоконтроль.

– Ну, прецеденты в мире были! А мы чем хуже? Да, дорогой? – подмигивает ему.

– Да, любимая.

И хотя он произнёс это согласие с некоторой злостью, моё сердце останавливается. Сейчас самое большее, чего хочется, что жизненно необходимо – сбежать и спрятаться. Но я даю себе время и приказ взять себя в руки. Я приехала сюда не для того, чтобы сдаться в первые же секунды. Если есть хоть маленький шанс, я им воспользуюсь. Мне нужен один единственный крохотный шанс.

Вечером мы с Ким наряжаем их ёлку. Милли крутится под ногами. Как только Лео садится на диван у окна, Ким бросается к нему на колени, и Мелитина начинает плакать. Это ревность, детка, думаю я. Ты девочка – привыкай к ней. Придёт время, научишься сдерживаться, прятать, улыбаться, даже когда всё кровоточит внутри.

Лео, конечно, мгновенно подскакивает – это же его родной ребёнок. За родного ему по-настоящему больно, а для Ким… у него только порядочность и здравый смысл. Он заставляет себя её любить. И у него плохо это получается.

Они обе сидят у него на коленях: одна на правой, другая на левой. Он долго увещевает их и убеждает, как сильно обеих любит, но Ким исподтишка пинает Милли ногой. Я ничего не говорю. Если бы он посадил на одно колено меня, а на другое Лею, я бы тоже её пинала.

После ужина Лео отправляет жену и дочь наверх отдыхать, убирает со стола, загружает посудомойку. Я ему помогаю, хотя он раз тридцать повторил, что справится сам.

– Мелитина за весь вечер не произнесла ни слова, – замечаю ему, собирая со стола неиспользованные салфетки.

– Она не любит говорить.

– Или не может?

– Может. Она говорила, просто ты не слышала.

– Что она сказала?

– Шаминя и шапотик.

– Что это значит?

– Машина и самолётик.

– В два с половиной года?!

– Все дети разные. Мелитина никуда не спешит.

– Лео, Лея ведь постоянно принимает лекарства? Даже во время беременности?

Он накрывает миску с остатками курицы пластиковой крышкой, щурится, когда она щёлкает, встав на место.

– Да. Иммунодепрессанты, – отвечает мне и открывает дверцу холодильника.

Ныряет в него так, словно хочет от меня спрятаться. Долго наводит там порядок, передвигая контейнеры с места на место.

– Вам стоит показать ребёнка специалисту.

– Зачем?

– Лео, боюсь у неё налицо многие признаки аутизма. Чем раньше вы начнёте коррекцию, тем выше её шансы не отличаться от остальных.

– Во-первых, у меня нет желания делать её похожей на остальных, – он со звоном бросает вилки в пластиковую ячейку посудомоечной машины. – А во-вторых, моя дочь совершенно здорова. У неё нет аутизма.

– Ты не врач.

– Ты тоже.

– Я специалист с дипломом.

– Без практики.

– С глубокой теоретической базой и стажировкой. Я опираюсь на знания. Ты на что? Поясни, откуда такая уверенность?

– Я её отец. Я так чувствую.

– Она не смотрит в глаза!

– Мне смотрит. У неё самые умные глаза, какие я видел.

– Умнее, чем у Ким?

– Умнее, чем у меня и тебя, вместе взятых.

– Лео… – поднимаюсь и подхожу к нему.

Он знает, что я права, и ему больно от моей правды. А когда больно, ему нужны объятия. Я знаю его гораздо лучше, чем ему хотелось бы. И обнимаю. Наконец-то прижимаюсь к его груди. Вдыхаю запах его туалетной воды, кожи, волос и едва стою на ногах. На несколько мгновений утихают все бури внутри, возникает состояние невесомости, словно всё, что отвечает за плохие чувства и ощущения, отключилось. Осталось только хорошее: любовь, влечение, эйфория от его близости, просто от возможности к нему прикасаться. В этот момент сложно отказать себе в поцелуе, и я прижимаюсь губами к его футболке. Там, за ней, так гулко и часто бьётся его сердце. И закрываю глаза от удовольствия, слушаю его, и больше ничего не хочу. Не желаю открывать их снова.

Он, конечно, с полминуты ждёт, потом мягко меня от себя отодвигает и уходит наверх. Стол до конца не очищен от посуды и крошек, и мне приходится заканчивать самой.

Загрузка...