Северный цветок

Глава 5. Ночь

Ночь была сложной. Юный принц бредил. Его тело горело огнем, а затем так же, почти мгновенно остывало. Такие перепады всегда были заметны. Во времена подступления «холода» он начинал стучать зубами. По полу тянул холодный ветер, который мог усугубить болезнь. Чтобы оградить от него принца, воины закрыли вход в шалаш вещами, что уже обсохли от жара костра.

Мужчину одели и накрыли теперь уже сухими шкурами.

Выздоровление давалось ему тяжело и только спустя четыре дня, принц открыл глаза. Его преследовала слабость и он чувствовал, как проваливается в сон, полностью обессиленный. Встретив глазами свою спасительницу, его брови нахмурились. Рагнар подался вперед, стараясь что-то выкрикнуть, однако, почувствовав жгучую боль. Он опустился на землю и закрыл глаза.

– Что с ним такое? Почему он так долго борется с хворью? – воин с рыжей бородой выступил вперед, понимая, что они сильно задержались в дороге и конунга такое не обрадует.

– Я не властна над его болезнью

– Однако властна над ее возникновением. Причиной послужила твоя беспечность женщина! Броситься в реку, испугавшись как щенок, что тебя зарежут – нам ли удивляться женской трусости – самодовольно произнес Эрик.

Все воины засмеялись, давая понять, что женщине не место на поле боя.

– К чему ваше чванство, если никто из вас не в силах траву отличить от яда?

Воин рассвирепел: – Ты дай ей палец, а она и локоть откусит! Длинный язык это горе женского безумия!

– Не все-то безумие, что ты не в силах понять – она говорила спокойно и смело смотрела на него, разминая что-то в своих пальцах.

– Если бы ты не была нужна нашему конунгу, то я бы задрал юбку и отодрал бы, а затем перерезал бы тебе глотку! – его лицо горело от ярости. Это сильное чувство заполонило все его существо.

– В животине и то больше благоразумия – она сказала это тихо и повернулась к раненному, чтобы не отвлекаться на глупости.

– Откуда такой длинный язык у товарной девки!

За словами последовали действия, и мужчина потянулся за ее волосами, чтобы вырвать их с корнем, омрачая ее простую деревенскую красоту. Всплеск ярости был недолог. Эрик рыжий остановил себя, так как понимал, что раз правитель послал за ней воинов, значит, только он мог царствовать над ней.

Он покинул шалаш, грозно вышагивая по тропинке, все дальше отдаляясь от их построения.

Левинсон ненавидел таких женщин как Далия: строптивых и умеющих сказать едкое словечко. Тем не менее, они вызывали в нем интерес и жаркое желание обладать такой редкостью. Именно такую женщину было сложно подчинить. Эрик улыбался, когда понял, что если от нее откажется Альмод, то она достанется ему.

– Мы еще все увидим твое унижение! И ты престанешь предо мной на коленях моля о помощи – рассмеялся воин, выстраивая в своей голове картину будущего.

Крестьянке не нравился Эрик. Он вызывал у нее чувство неприязни и ничего кроме. Такие мужчины, как рыжебородый, чувствуют свою силу только, когда унижают того, кто слабее. Она, как любая женщина видела этот взгляд и понимала, что, такой как он, может прийти за ней.

Далия боялась каждого из них, только не показывала вида:

– конунг страшил ее своей властью и силой;

– Рагнара с его неизведанными поступками, ведь он был в них совершенно свободен и делал то, о чем она не могла помыслить;

– Эрика она боялась из-за того, что чувствовала, что будет, если он останется с ней наедине. От него исходила явная угроза;

– остальные воины были умельцами, которые отнимали жизни.

Далия знала, чтобы выжить в таких местах, как это не получится вести светскую беседу, и всегда будут те, кто встанет и возьмет в руки меч.