Сеятели ветра

Глава 3

— Вот так неожиданность, Ханэ! — громко поприветствовал Обура, хлопнув по плечу. — Не думал, что Нижний Рынок так тесен!

Ханэ улыбнулся, хотя на душе у него скребли кошки. Обура, похоже, был здесь по делам клана: вместо дорожного одеяния на нём было расшитое золотом кимоно, а поверх него красовалась лёгкая светлая накидка, в которой Ханэ признал заговорённую паутину. Накидка Обуры вполне могла послужить оружием: в узоре из ликорисов угадывалось стальное плетение. Такой вещью можно исполосовать лицо и даже лишить зрения.

Казу пошёл дальше брата и вырядился, как на праздник: его кимоно отливало глубоким зелёно-синим оттенком, а накидка была алой. Зачёсанные назад волосы были смазаны маслом и стянуты на затылке — Ханэ готов был поклясться, что у Казу там не просто шнурок, а целый амулет, причём наверняка боевой.

Казу тоже улыбнулся. От немого приветствия по спине пробежал холод, и Ханэ с большим трудом удержался от того, чтобы не ответить изысканной гадостью. Всё равно ему Казу в этом не переплюнуть.

— Скажи-ка, Ханэ, зачем ты потащил на Нижний Рынок ребёнка? — спросил Казу, изящным жестом раскрыв веер, которым закрыл всё, кроме глаз. Столичная привычка, чтоб её. Как и манера одеваться настолько роскошно, насколько позволяют средства. Как и голос, мягкий и глубокий, почти женский.

— Я сам его попросил! — встрял Шиёки. Обычно Ханэ не поощрял такого поведения, но на этот раз был ему благодарен.

Казу рассмеялся, щуря по-лисьи раскосые глаза.

— Когда вы только успели вернуться… — вполголоса пробормотал Ханэ.

— Да вот, сегодня, — Казу взмахнул веером, который издал короткий свист. — В столице, к слову, очень неспокойно.

Ханэ окинул его удивлённым взглядом:

— И поэтому вы предпочли убраться оттуда? Как-то это… не в вашем характере.

Казу одарил его ещё одной улыбкой, от которой Ханэ передёрнуло. Этот столичный выходец умел одним лёгким, почти незаметным жестом показать, что расспросы лучше оставить на потом, когда рядом не будет лишних ушей.

— Тебя, к слову, уже обыскались, Шиёки, — мягко добавил Казу.

Младший вранолюд сразу сгорбился.

— Да, отец на тебя сердится, — подтвердил его опасения столичный родственник. — Но это же не повод убегать.

— Я и не убегал, — буркнул Шиёки. — А… сильно он сердится?

— В любом случае, не смертельно.

Ханэ хмыкнул, про себя подумав, что “не смертельно” у Казу и Шиёки разное. Пока Казу заботился о статусе и слухах, которые о нём распускали в столице, Шиёки опасался простого наказания. Неудивительно, что после слов старшего родственника Шиёки совсем приуныл.

Казу в притворной задумчивости поигрывал веером, при этом косясь на Ханэ. Он, в свою очередь, держал невозмутимый вид.

— Ханэ, позволь задать тебе ещё один вопрос… — Казу понизил голос до жутковатого шёпота. — Не знаешь, хозяин дома?

— Мы сами только подошли, — пожал плечами он.

Взгляд Казу на мгновение стал острым, как лезвие серпа. Ясно, ответ его не устроил. Ну и пёс с ним, пусть сам догадывается, что именно имелось в виду.

Вздохнув, Казу небрежным движением сбросил обувь — алые лаковые сандалии, которые он чудом умудрился не замарать по дороге сюда — и забрался на веранду. Стройный силуэт ненадолго скрылся за раздвижной дверью. Когда Казу снова появился на веранде, он по-прежнему держал учтивое выражение лица.

— Его там нет, — сообщил Казу, скользнув ногой в обувь. — Ну, не беда. Зайдём к нему позже.

Взгляд столичного ворона снова скользнул по Ханэ, затем правее и остановился на корявом дереве, чья кора горбилась неравномерными пластинами, а корни врезались в землю, точно волчьи зубы в добычу.

“Не дождёшься, — мрачно подумал Ханэ, вслух интересуясь у Шиёки, долго ли тот ещё собирается сидеть. — Хоть сто лет гадай, зачем я пришёл к Красноглазому”.

Шиёки неохотно соскользнул с веранды. Обура, который всё это время со скучающим видом изучал пагоду дома Красноглазого, обернулся к наследнику и вежливо поинтересовался:

— Я слышал, ты сегодня должен быть в карауле?

— Ага, — печально отозвался Шиёки, чья голова явно была занята совсем другими мыслями.

— Тогда нам не пристало задерживаться, — подытожил Казу. Веер схлопнулся, и этот тихий стук стал точкой в разговоре.

Обратно они вышли совсем не тем харью, которым пришли. Обура, владелец поискового амулета, вывел всю четвёрку к мосту за домом Красноглазого — неприметный на первый взгляд харью спрятался в бамбуковой рощице, и без амулета они точно прошли бы мимо. Ханэ легонько уколола зависть: его амулеты и в подмётки не годились столичным штучным изделиям.

Всю дорогу до поместья Казу беспечно болтал о небылицах и слухах, театральных постановках и “рыбных” кварталах, у которых от рыб было одно название; в общем, полностью оправдывал слова, что ворон — птица до жути болтливая. Ханэ изредка кивал, погрузившись в свои мысли. И послали же боги родственника, да когда он уже клюв захлопнет, трепло столичное…

Казу не замолкал до самых ворот. Только услышав окрик сторожевых вранолюдов, он принял серьёзный вид. Ханэ облегчённо выдохнул. Он уже устал притворяться, что хоть как-то заинтересован в пустой болтовне.

Шиёки оглядел всех троих по очереди. В его глазах светилась надежда, что ему не придётся идти за ворота первым.

— Обура, иди с ним, — вполголоса сказал Казу.

Он повиновался. Когда наследник в сопровождении старшего вранолюда приблизился к воротам, Ханэ шагнул было за ними, но его удержал за локоть Казу.

— Да не съедят же его, в самом деле, — ещё тише произнёс столичный ворон. На этот раз его улыбка была насмешливой и вместе с тем ободряющей. — Так, поругают немного. Ему это только на пользу пойдёт, вот увидишь. Мальчишке пора бы учиться думать прежде, чем что-то делать.

Последние слова прозвучали слишком зловеще. Перехватив осуждающий взгляд Ханэ, Казу снова спрятался за улыбкой — теперь уже утончённо-ядовитой и холодной.

— Я вовсе не против, чтобы он продолжал дурить, — Казу снова понизил голос, и Ханэ с трудом его слышал, хотя стоял совсем рядом. — У нас есть ты. Надеюсь, на предстоящей охоте ты проявишь себя во всём своём великолепии.

Ханэ вопросительно вздёрнул бровь. Казу мог сколько угодно уверять, что вместе с братом готов подать крылья помощи и довести до места главы клана, только Ханэ ему не верил. Чтобы ворон его положения уступил дорогу, когда у самого есть все шансы стать самым влиятельным в клане — смешите кого-то другого!

Ханэ совсем не удивился бы, думай они втайне об одном и том же: рано или поздно союзника придётся убрать.

Но пока это время не пришло, и Ханэ позволил увлечь себя в сторону причудливой, похожей на колокол беседки, которая пряталась в роще, что возвышалась за стенами родной усадьбы. Нырнув под алый купол, Ханэ поёжился от царящей здесь прохлады. Казу тоже зябко повёл плечами и опустился на соломенную циновку.

— Знаешь, для разговора наедине ты мог бы найти место поприятней, — заметил Ханэ, привалившись спиной к колонне.

Казу снисходительно улыбнулся:

— Будет тебе место поприятней, но не сейчас, — посерьёзнев, он сплёл пальцы в замок и одарил собеседника долгим испытующим взглядом. — Дела в столице и правда плохи, Ханэ. Наш Гунсё болен, и сильно. Только преемника он называть не торопится. За возможность просто прикоснуться к верховной власти сейчас идёт такая борьба, что оставаться там было опасно для жизни. Уже не имеет значения, в игре ты или нет. Если ты обладаешь каким-то влиянием, значит, уже соперник, и тебя надо втоптать в землю, пока ты не втоптал кого-то ещё… Разумеется, всё это пока держат в тайне. Даже жители столицы не знают того, что я сейчас рассказал тебе.

Казу ненадолго замолчал, а Ханэ стоял, не в силах ничего сказать в ответ. Новости звучали так дико, что кому другому он за подобные россказни рассмеялся бы в лицо, а потом отвесил бы оплеуху, чтобы не плёл небылиц.

— Надеюсь, ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами?

Ханэ кивнул. В горле пересохло.

— Прекрасно. Я знал, что ты достоин моего доверия. Если говорить совсем начистоту, то… Ханэ, ты не думал о том, чтобы перебраться в столицу? Разумеется, когда страсти немного улягутся, а противники выбьют друг другу зубы. И разумеется, я не требую отвечать сейчас. Но если ты согласишься, я буду очень тебе признателен. И сделаю всё, чтобы ты поднялся на самый верх.

У Ханэ закружилась голова. Он чуть не выпалил, что отказывается, но вдруг остановился. Казу, без сомнений, та ещё змея, но столица… Раз Казу согласен помочь на первых порах, почему бы и нет? Он не станет подставлять ножку в самом начале. Казу нужен был верный человек, и единственное условие наверняка будет звучать как “не суйся выше моего ранга”.

Хотя, с той же вероятностью Казу мог понадобиться не помощник, а живой щит, чтобы спихнуть на него все промахи и остаться самому чистеньким. Становиться прикрытием для чужих грехов Ханэ не собирался.

И всё же, мысль о столице была соблазнительной.

— У тебя будет время всё обдумать, — мягко заметил Казу, поднимаясь с места. — А сейчас, как я и обещал, давай найдём место поприятней. Что скажешь о квартале удовольствий?

Ханэ с деланным равнодушием пожал плечами.

— Ну, пошли. Только платить будешь ты.

Квартал удовольствий встретил их шумом, пестротой ароматов и одеяний, яркими фонарями и хороводами прелестниц, которые перелетали с одной улицы на другую щебечущими стайками. Квартал вечного праздника разжигал огонь в любой душе, что залетала на свет блуждающим мотыльком, и Ханэ оглянуться не успел, как уже беззаботно болтал с девушкой в лёгком голубом кимоно. Запахи ванили и сандала окутывали её одурманивающим облаком, весело блестели тёмные глаза. Ханэ знал её как Амариллис, хотя ей куда больше нравился краткий вариант — Алис.

Рядом с Казу вилась красавица в лиловом. Казу здесь не знали, так что девушка обходилась вежливым “мой господин”, а он не спешил называть своё имя. Не потому, что опасался его раскрывать — это у смертных была привычка называться другим именем в кварталах удовольствий, — но из-за самого обращения. “Господин” звучит всяко солидней, чем просто “Казу”.

Нарядные сандалии Алис, похожие на маленькие скамеечки, при каждом шаге издавали лёгкий звон. Многие в квартале украшали обувь колокольчиками, но у неё они звучали особенно нежно.

— Значит, сегодня вы будете хозяином вечера?

Невинный вопрос Алис обрушился на Ханэ, словно порыв ледяного ветра. Она с любопытством смотрела на столичного ворона, который уже шёл со своей спутницей под руку.

Ханэ содрогнулся от мысли, что сейчас и Алис будет называть его “господином”. Нет уж, такой радости эта столичная зараза не дождётся!

— Его зовут Казу, — недовольно процедил Ханэ.

Казу вскинул брови в притворном изумлении и обезоруживающе улыбнулся.

— На что ты рассердился, друг мой? Я не отказываюсь от своих слов, так что все расходы сегодня на мне.

Да всё он понял, вон как глаза заблестели. Казу дразнился, как мальчишка, хотя с виду казался взрослым вороном, и его эта игра, похоже, забавляла. Наверное, на него не стоило сердиться. Он ожидал ответной игры, а не драки.

Хмыкнув, Ханэ повернулся к девушке в лиловом. Заметив, как пристально смотрят на его спутницу, Казу едва заметно повёл бровями. В тёмных глазах столичного ворона была снисходительная насмешка — и больше ничего.

Ханэ с досадой отвернулся.

— Я слышал, здесь есть лисьи источники, — зазвучал переливами голос Казу. — Но ума не приложу, как лисы могут нагревать воду?

Обе девушки звонко рассмеялись. Ханэ его выходка показалась глупой. Что толку прикидываться простачком, когда столицей от тебя за версту несёт?

— Всё дело в их чарах, — откликнулась спутница в лиловом. — Кицунэ нагревают землю рядом с разломами, а оттуда тепло уходит вверх, к воде. При желании вы можете даже спуститься к ним, но я не обещаю, что вас выпустят обратно.

Казу слушал её с таким интересом, словно прибыл из глуши, где о горячих источниках слыхом не слыхивали, хотя в столице были свои “лисьи воды”.

— Что ж, оставить вас в одиночестве было бы сущим преступлением. Не желаете ли прогуляться по саду?

— Там сейчас шумно, — сморщила носик спутница Казу. — Не лучше ли сразу в рёкан-ё?

Ёкайская гостиница возвышалась на соседней улице пятиэтажной громадой, отделанной золотом и богатой росписью, обнесённой каменным драконом, чьё тело тянулось в полумрак, плавно изгибалось и доходило до ворот за перекидным мостом, которые бессменный страж обхватывал зубами и кончиком хвоста. За рёкан-ё находился целый городок из небольших построек — его свет пробивался под брюхом дракона, золотился на когтях и выметенной дорожке.

Когда-то рёкан-ё “Лис и ликорисы” служил крепостью. У него были мощные стены, ворота до небес и ров, чьи воды рассекали стаи водяных. Жаль, летописи не рассказывали, что случилось с прошлыми владельцами. В один момент они словно исчезли, а через пару десятков лет всё это добро полностью отошло нынешнему хозяину, превратившись из оплота обычного в оплот божества развлечений.

Вчетвером они подошли к мосту. Казу провёл рукой по чёрным перилам, оглянулся на спутницу и что-то шепнул ей на ухо. Красавица в лиловом рассмеялась, зардевшись, как камелия.

Ханэ запрыгнул на мост. По изумительно белым доскам вился чешуйчатый узор, и ноги слегка скользили по мосту, словно он оказался на спине громадной змеи. Ханэ пошёл вперёд вместе с Алис. Вокруг раздавалось сиплое шипение, от которого каждый раз волосы шевелились, хотя никаких змей здесь, конечно, не было. Всего лишь чары, чтобы повеселить завсегдатаев и застать врасплох новеньких.

Казу попался. Ханэ с затаенным удовольствием наблюдал, как тот старается как можно незаметнее оглядеться и выяснить, где ползёт опасность. Пройдя примерно до середины, Казу вдруг остановился. Он всматривался в окружение уже не таясь.

— Сказать, где змея? — снизошёл до него Ханэ.

— Буду весьма признателен, — пробормотал родственник, не сводя настороженных глаз с моста. — Мне никак не разглядеть, где она притаилась.

Ханэ постучал согнутым пальцем по виску, и неприлично широкая ухмылка сама появилась на губах.

— Хватит шутить, Ханэ. У хэби, между прочим, сильный яд и очень скверный характер.

— Как у тебя, что ли? — фыркнул Ханэ.

Казу одарил его таким взглядом, что острить сразу расхотелось.

— Здесь правда нет никаких змей. Просто чары тех же лисиц, которые нагревают воду для источников. Они просыпаются, когда на мост кто-то заходит.

— Вам неприятны змеи? — сочувствующе спросила красавица в лиловом.

— Ради вас я готов их даже на груди пригреть, — улыбнулся Казу. В его глазах ещё тлело недовольство, но голос снова был ласков. Не успели они добраться до конца моста, как столичный ворон уже вовсю смешил свою спутницу.

Ханэ задумчиво хмурился, едва ли слушая, что говорила Алис. Он не помнил, чтобы Казу боялся змей раньше. Боги милосердные, да он мечтал устроить в собственном доме змеиное гнездо, когда вырастет! Говорил, что белые змеи приносят счастье и богатство, потому их следует почитать и отдавать часть добычи после каждой охоты. Когда его восторг сменился отвращением?

Змеиный мост остался за спиной. Ханэ вгляделся в полумрак далёкого сада, за которым должна была быть калитка.

— Там есть ещё один проход, — он показал на зелёные колонны бамбука. — Только потом тебе придётся сделать крюк.

Казу кивнул и отвернулся. Кажется, он ещё обижался.

— Не утруждайся, я вполне могу вынести шипение несуществующих змей ещё раз. В какой-то мере это даже полезно. Напоминает, что нельзя терять бдительности.

Красавица в лиловом расстроенно вздохнула, видно, приняв всё на свой счёт. Как спутница Казу, она должна была развлекать его и сохранять благодушное настроение, а получилось наоборот.

Правда, грустила она недолго: Казу увлёк её за собой к парадному входу в рёкан-ё, попутно шепча на ухо сладкие непристойности. Уж завлекать речами он всегда умел. Даже Алис повелась, Ханэ видел, как она дёргала полупрозрачными лисьими ушами. Обижаться на неё было бы неправильно, Алис не принадлежала ему так же, как и сам Ханэ не принадлежал ей, и всё же, в груди разгоралось раздражение. Сбрасывая у входа обувь, Ханэ с трудом удержался, чтобы не запустить сандалиями в Казу.

За раздвижными дверями пахло летним зноем, благовониями и можжевельником. Просторный зал занимали столики для посетителей, пушистые подушки и невысокая стойка. Казу добрался до неё первым и тут же принялся любезничать с девушкой, на чьём кимоно красовались тёмные иероглифы её имени.

— Ах да, вы так проницательны, — Казу одарил девушку любезной улыбкой и оглянулся на Ханэ.

Хмыкнув, он тоже приблизился к стойке.

Через несколько минут две пары разминулись, пообещав друг другу, что через час-другой встретятся в закусочной на втором этаже. Казу и его прелестница в лиловом скрылись с глаз, но Ханэ слышал его голос, пока поднимался по лестнице в сопровождении Алис и девчонки-прислужницы.

— А он птица высокого полёта, да? — вполголоса спросила Алис, когда они зашли в комнату. Прислужница остановилась у двери, глядя на них со смесью любопытства и лёгкой зависти. — Кинко, как обычно, будь добра.

Девчонка мигом убралась прочь. Наконец-то они остались вдвоём.

— Ну, что ты надулся? — подбоченившись, поинтересовалась Алис. — Боишься, что этот вечер я предпочту провести с ним?

Ханэ не хотел этого признавать, но он правда боялся. Сейчас за всё платил Казу, и он спокойно мог купить Алис хоть на всю ночь. А если ему понравится, дать ей ещё немного на личные расходы.

Ханэ потряс головой, отгоняя неприятные мысли.

— А может и проведу, — хихикнула Алис. — Мне интересно, каков он на вкус. Но для начала…

Алис хитро прищурилась. Слабый свет напольных фонарей висел в воздухе жёлтой пылью, очерчивая стройную фигуру. Запахи ванили и сандала наполняли комнату сладким туманом, оседая на губах лёгким привкусом, от которого по всему телу волнами расходились мурашки.

Алис шагнула вперёд и забросила руки ему на плечи. Рвано выдохнув, Ханэ прижал её к себе. Лисица впилась в губы жадным, ненасытным поцелуем. Желание пронзило ослепляющей молнией, и мгновение спустя полупрозрачное кимоно Алис с шелестом соскользнуло на пол, словно чешуя змеи.

Лисица приглушённо зарычала от нетерпения. Звериный запах её акурэ смешался с мускусным, сливаясь в дикий аромат, который сводил с ума. Алис дрожала и выгибалась в его руках, мягкая и податливая, будто свечной воск. На соломенных циновках плясали две тени, искажённые, неразделимые, как и существа, которым они принадлежали.

Тяжело дыша, Алис насела сверху и упёрлась ладонями ему в грудь.

— К чёрту Казу, — выдохнула лисица.

— К чёрту их всех, — согласился Ханэ и притянул её к себе.

Ханэ вернулся в усадьбу далеко за полночь. Казу объявил, что останется в квартале удовольствий до самого утра, так что под ворота он пришёл один. В голове до сих пор звенело от женского смеха, выпивки и переливов сямисэна, но всё-таки он смог расслышать срывающийся от волнения голос:

— Стой, кто идёт?!

Ханэ неохотно поднял голову. С деревянной вышки на него глазел долговязый часовой, чьи алые доспехи и рогатый шлем должны были вселять ужас, но его голос испортил всё впечатление.

Ханэ рассмеялся. Наверху обиженно засопели.

— Эй! Вот возьму и не пущу тебя за ворота!

— Ты забыл, что у меня есть это, — всё ещё посмеиваясь, Ханэ развёл руки и помахал ими, изображая крылья.

— Ага, а ты взлететь-то хоть сможешь? — съязвил Шиёки.

— Давай попробуем?

Шиёки глубоко вздохнул. Пока он не разразился целой тирадой о том, почему этого лучше не делать, Ханэ развернул акурэ. От него по коже пробежал привычный холодок, и тело покрылось чёрными перьями, наполняясь силой, которая не снилась ни обычным воронам, ни смертным людям.

Полуворон тяжело захлопал крыльями. Шиёки вскрикнул, когда он, не рассчитав высоту, врезался в ребро площадки, за которую мгновением позже зацепился руками. Подтянувшись, Ханэ закатился на площадку, где сразу свернул акурэ. С наслаждением вдохнув ароматы древесины, воска и фруктов, старший вранолюд покосился на блюдо, которое стояло на столе.

— Даже не думай, — пригрозил Шиёки, нависая над ним. — Куда ты дел Казу? Вы же ушли вместе.

Ханэ махнул рукой.

— Не отмахивайся мне! — возмутился наследник.

— Он там, — поморщился от крика Ханэ, — в квартале, в который тебе пока не-ельзя.

Фыркнув, Шиёки подошёл к столу и с хрустом вгрызся в грушу. Ханэ наблюдал за ним с добродушным любопытством, устроившись в глухом уголке, где можно было растянуться и лежать в своё удовольствие.

— Как у вас с Хиной? Помирились?

Шиёки медленно повернулся к брату. Старший вранолюд слишком поздно заметил в его руке ещё один фрукт. Наследник швырнул грушу так, что она ударила прямо в лоб, затем отскочила на пол и укатилась в другой угол.

— Значит, нет? — потерев лоб, предположил Ханэ.

— Помирились, просто хотел тебе врезать.

Вранолюд не удержался от ехидного вопроса:

— А почему грушей-то?

Хмыкнув, Шиёки опустился рядом. В доспехах он передвигался немного неуклюже, напоминая перекормленного слётка, который ещё не обвыкся с крыльями.

— Иди отсюда, а? Ты меня отвлекаешь.

— От поедания груш? — ухмыльнулся Ханэ, вытянувшись так, чтобы достать до упавшего фрукта. Подцепив его ногой, вранолюд подкатил грушу к себе, небрежно обтёр и откусил верхушку. На доски закапал сок, медово-сладкий и липкий, как смола.

— От караула, дурак. Я и так провинился, что опоздал.

Шиёки тяжело вздохнул, перебирая завязки на шлеме. Глядя на смешного, долговязого воронёнка, Ханэ вдруг ощутил прилив нежности и лёгкой жалости.

— Что, сильно досталось? — приподнявшись, он потрепал мальчишку по плечу. Шиёки нахохлился, но не отодвинулся.

— Нет, — буркнул Шиёки. По его лицу читалось обратное. — Ну, может немного…

Мальчишка смотрел вдаль, подперев кулаком щёку. Из-за багровых доспехов казалось, что он весь в крови, и Ханэ не мог отделаться от наваждения, что перед ним сидит другой ребёнок — тот, которого здесь больше никогда не будет, который больше никогда не пристанет с глупыми вопросами и не разбудит посреди ночи, чтобы примоститься рядом.

Ханэ содрогнулся от внезапного холода и, повертев в руках сразу опротивевшую грушу, сдавил в ладони. Груша хрустнула, и тихий хруст напомнил звук ломающихся костей. Он вздрогнул от этого звука, но не остановился. Ханэ сжимал фрукт до тех пор, пока тот не превратился в светло-жёлтое месиво, покрытое прозрачным, как слеза, соком.

Остатки груши полетели вниз. Спустя несколько секунд оттуда раздался возмущённый крик. Ханэ перегнулся через перила и приметил вранолюда, который остервенело ерошил волосы, выпутывая из них кусочки фрукта.

— Какая зараза додумалась бросаться едой?!

— Извини, но это был я, — без капли раскаяния усмехнулся Ханэ. — Ты был слишком соблазнительной мишенью.

Вранолюд задрал голову. Встретившись взглядом с Ханэ, он воинственно фыркнул. На плечах его кимоно золотились вытканные знаки отличия — хризантемы в обрамлении изогнутых перьев. Похоже, вранолюд служил Казу либо кому-то ещё из его ветви и обладал высоким рангом. Он сверлил Ханэ взглядом, то ли жаждя драки, то ли выискивая такие же знаки отличия.

— Я из второй ветви Ёмори, — прервал тишину Ханэ.

— Ханэ мой брат, — встрял Шиёки, выглянув из-за плеча.

Этих слов оказалось достаточно. Незнакомый вранолюд тут же убавил пыл и, пробормотав под нос забористое ругательство, ловко забрался к ним по лестнице. На Ханэ глянул молодой ворон, чьё лицо сейчас напоминало демоническую маску из театра Кабуки.

— Да, я слышал о тебе от моего хозяина, — медленно произнёс незнакомец и криво улыбнулся. — Ты ворон, проигравший свою удачу безымянному богу. Правда, мне неведомо, на что вы играли.

Лицо-маска вмиг оживилось, в глубоко посаженных глазах незнакомца вспыхнуло белое пламя. Ханэ на миг замер. Он понял, кто это. Мгновенно вскочив на ноги, Ханэ развернул акурэ.

Искоса глянув на него, посланец лишь усмехнулся и тихо спросил:

— Скажи, Ханэ из Ёмори, не желаешь ли ты отыграть её обратно?