Сейчас и навсегда

Глава 1

Топот детских ножек.

Дэниел Ривертон лежал на диване и размышлял о чем-то явно неприятном. Ему казалось, что он непрерывно слышит эмоциональные речи своей матери, которая все еще питала надежду на внуков.

Сегодня она прислала двадцать две эсэмэски! Господи, кто ее научил печатать их в телефоне?

Топот маленьких ножек наверху, по крайней мере, отвлекал Дэниела от его мыслей. Но, безусловно, он вряд ли понравился бы любому, кому довелось бы прожить минувшие четыре дня этажом ниже квартиры номер 602 в доме, расположенном в Харрингтон-Плейс. Любому, кто подвергся бы пытке топотом маленьких ножек в три часа ночи, когда их обладатели должны были бы быть в постелях и крепко спать.

Насколько Дэниел мог понять, обладатели этих самых маленьких ножек пробудились примерно в то же время, когда он вернулся сюда после долгого, утомительного, требующего напряжения сил рабочего дня. Силы были направлены на игнорирование телефонных звонков и сообщений от матери и контроля за состоянием дел в своей компании «Риверз эдж энтерпрайзис». Сегодня вечером после четырнадцати часов работы Дэниел испытывал только одну простую потребность – в хорошем сне.

Но в два часа ночи он выбрался из постели, поняв, что живущие наверху маленькие монстры скачут в кроватях прямо над его головой. Затем начался топот. Еще час они досаждали Дэниелу, упрямо нарезая круги прямо над его новым месторасположением, на диване. Закрепленный над ним светильник – вероятнее всего, дорогущий Сваровски – вибрировал и угрожающе сотрясался.

Управляющая кондоминиумом, миссис Булиттл, не вняла жалобам Дэниела на шум в квартире номер 602, будто он не имел права наслаждаться ничем не нарушаемым спокойствием на своей территории, важнейшим условием которого является тишина.

Временной территории, слава богу! Дом в Харрингтон-Плейс, окруженный кустами сирени, был старой постройки. Однако располагался он на юго-западе Калгари, в престижном районе Maунт-Ройал, и пользовался большим спросом.

Примерно в 1970 году квартиры в этом доме были приватизированы. Но несмотря на то, что Кевин свою почти полностью переоборудовал, добиться такой звукоизоляции, какую помнили добрые старые времена, ему явно не удалось.

Дело в том, что, по счастливой случайности, Кевин Уилсон, лучший друг Дэниела и владелец этой квартиры под номером 502, уехал на фотосъемки за рубеж на три месяца ровно тогда, когда в собственном жилье Дэниела, элитном лофте[1] с абсолютной звукоизоляцией, шел капитальный ремонт.

В то самое время, когда Дэниел начал скрываться от собственной матери.

Квартира Дэниела располагалась прямо над офисом его компании. Он был единственным человеком, жившим в этом здании, и это доставляло ему несказанное удовольствие.

Дэниел задумал капитальный ремонт квартиры, когда еще встречался с Анжеликой, дизайнером интерьеров, даже консультировался у нее. Тогда он уже понимал, что они с Анжеликой не пара. Да и она понимала это тоже. Оба они вели слишком напряженную профессиональную жизнь и были увлечены карьерой. Но Дэниелу нравился холостяцкий стиль дизайна Анжелики, в особенности отсутствие в нем таких деталей, как хрустальная люстра Сваровски.

Почему-то не стало слышно топота ножек над головой.

Реконструкция квартиры продлила на несколько недель связь Дэниела с Анжеликой. Разрыв же отношений произошел вполне дружелюбно, как, впрочем, и в большинстве романов Дэниела.

Когда Дэниел в третий раз пожаловался управляющей дома на шум в квартире номер 602, миссис Булиттл хмыкнула и сказала: «Ну, не такой уж это и шум, если сравнить с тем, какой бывает на вечеринках, устраиваемых мистером Уилсоном».

Дэниел нисколько не сомневался, что услышал в ее голосе легкий оттенок укоризны, так как сама она жила в квартире номер 402, прямо под квартирой Кевина. Дэниел знал, насколько шумными бывают эти вечеринки, поскольку был их частым гостем.

Да, они с Кевином вели образ жизни, вызывающий зависть многих. Преуспевающие, в возрасте тридцати с лишним, холостые и очень хотевшие оставаться такими, к огорчению обеих их матерей!

Кевин был фотографом международного масштаба, а Дэниел – главой компании «Риверз Эдж Энтерпрайзис», которая занималась разработкой программного обеспечения, и лучшие из его программ уже успешно применялись в нефтедобыче в провинции Альберта.

В последнее время Дэниел прилагал очень много усилий и использовал присущую ему деловую хватку для развития своего детища. Он крайне устал и поэтому даже не сразу осознал, что управляющая домом, миссис Булиттл, постоянно отмахивающаяся от него с его жалобами, вдруг сказала:

– Я назову вам имя и номер телефона съемщицы квартиры шестьсот два. Поговорите с ней.

Так называемой съемщицей оказалась Патриция Maрш.

Когда Дэниел позвонил ей, он был вынужден кричать, чтобы его услышали на фоне кошачьего концерта. Патриция говорила раздраженно, хотя и извиняющимся тоном. Да, у нее в гостях племянницы, они прибыли из Австралии, и разница во времени создала неудобства для них, мешая войти в привычный режим сна и бодрствования. Но она постарается исправить ситуацию.

У Патриции Maрш был такой красивый, хрипловатый голос, что мог заставить любого поверить в ее обещания.

Дэниел довольно резко закончил разговор, но поскольку, несмотря на ее заверения, ничего не изменилось, он не сожалел о своей невежливости.

Это произошло на четвертый день, вернее – ночь. Над головой Дэниела внезапно наступила тишина, но вместо того, чтобы обрадоваться ей, он насторожился.

Та-а-ак! Гостившие детки, наверное, сделали небольшой перерыв. Дэниелу же очень нужна была эта благословенная тишина. Он очень устал и, закрыв глаза, попытался уснуть снова.

Назавтра ему предстояло заключить сделку с «Бентли». Подготовка к этому завершающему моменту длилась несколько месяцев, и Дэниел должен был быть во всеоружии. Сосредоточенным и внимательным. Поэтому сон ему был крайне необходим. Уснуть, однако, не удавалось. Он прислушивался к наступившей тишине с растущим подозрением.

Пять минут. Десять… Пятнадцать…

Полчаса блаженной тишины. Дэниел перевел дух и позволил себе расслабиться.

Завтра он переберется в отель на время визита этих детишек наверху.

Дэниел знал один подходящий современный отель на другой стороне реки Бау, где он побывал однажды несколько лет назад. Там были роскошные, уединенные номера. Дэниел даже вспомнил великолепные дорожки для джоггинга на острове Принца Эдуарда. Он сможет бегать по утрам перед работой. Он даже глаза прикрыл – какое блаженство!

Ресницы Трикси Марш затрепетали. Она открыла глаза, и ее охватило чувство удовлетворенности отдыхом. Но только лишь на мгновение.

В квартире совсем темно. Она что, спала сидя? Трикси была совершенно сбита с толку.

Близнецы! Она, собственно, и не отдыхала как следует с тех пор, как здесь появились они, ее четырехлетние племянницы. С тех самых пор, как Трикси узнала о решении своей собственной сестры-близнеца Эбби отправить к ней своих детей и заволновалась по этому поводу. Трикси представляла себе, как она, Молли и Полин рисуют масляными красками; как делают фигурки из пластилина плей-до; как весело играют в парке и как она рассказывает племянницам сказки на сон грядущий… Время, которое они будут проводить вместе, рисовалось Трикси таким, о каком она мечтала в собственном детстве.

Оно и было таким, пока были живы родители. Они погибли в автомобильной аварии в тот год, когда она оканчивала среднюю школу. И с тех пор по мере стремления Трикси вновь обрести то, что когда-то уже было в ее жизни, оно ускользало все дальше от нее, как призрачная мечта, стираясь в памяти с каждым прожитым днем.

Как оказалось, ее племянницы предпочитали рисовать красками пальцами на стенах и на лицах друг друга. А еще разрисовывать кота.

Они совсем не слушались Трикси. По ночам вскакивали с постелей, топали по полу, и мужчина из квартиры этажом ниже – кажется, его зовут Дэниел Ривертон – был этим очень недоволен. Сейчас ночь, тихо. Но тишина, царившая в квартире, была какой-то подозрительной.

Что-то было не так. К тому же Трикси ощутила, что ее рот чем-то наполнен. Такое впечатление, что Фредди, кот длинношерстной персидской породы, удобно устроился прямо на ее лице. Трикси хотела сбросить кота, но поняла, что ее движения чем-то ограничены, и она не может пошевелить ни рукой, ни ногой. На нее тут же накатила волна нарастающей паники.

– Тетя, – несколько ранее сказала Молли, глядя на Трикси своими огромными темными глазами, – это наша любимая игра. Мамочка всегда разрешает нам так играть. Ты будешь сидеть на стуле, а мы с Полин походим вокруг тебя с рулоном туалетной бумаги.

Что ж, звучало это довольно безобидно. А главное, бесшумно. Но Трикси не учла того, что монотонное движение племянниц вокруг нее способно было создать почти гипнотический эффект. Как же теперь высвободиться из того, что сотворили девчонки?

Трикси даже не могла представить себе, сколько туалетной бумаги понадобилось им, чтобы так прочно спеленать ее. И дело не только в этой бумаге – рот Трикси был забит чем-то вроде пуха или каких-то волокон. К тому же она была накрепко примотана к стулу.

Бесконечные варианты освобождения возникали в ее голове, но ни один не казался ей удачным. Она была почти уверена в том, что ей оставалось одно – умереть. Вся жизнь мгновенно промелькнула перед глазами Трикси: она и Эбби в детстве, одинаково одетые; вот они разворачивают подарки возле новогодней елки; вместе с мамой пекут домашнее печенье; вот они в загородном летнем доме…

А потом Эбби вышла замуж и уехала в Австралию.

И Трикси осталась одна. Поэтому, когда Майлс, ее первый и единственный бойфренд, сказал: «Переезжай ко мне, я буду присматривать за тобой», Трикси ничего не оставалось, кроме как согласиться. Не было у нее выбора и тогда, когда Майлс уходил от нее.

На мгновение Трикси представила себе, как он врывается в квартиру, чтобы спасти ее, признает свою вину и…

Она с трудом моргнула.

Да что же это с ней, в самом деле? Надо найти какой-то выход. Она будет бороться, чего бы это ей ни стоило! Не только за себя. Ведь ее племянницы тоже в опасности. Они могут совсем пропасть одни здесь, если она ничего не предпримет и не сделает это быстро.

И Трикси начала раскачивать стул.

Звук, похожий на взрыв. Что-то ударилось об пол квартиры над его головой, да так звучно и сильно, что хрустальные подвески в люстре угрожающе закачались и зазвенели, задевая друг друга. Дэниел поднялся с дивана. Его сердце тревожно забилось.

Он подождал немного, чтобы снова услышать топот ног.

Тишина.

У Дэниела волосы поднялись на затылке, засосало под ложечкой. Наверху, в квартире над ним, что-то было не так. Он задержался возле собственной двери только затем, чтобы обуться на босу ногу, выскочил в коридор и помчался вверх по лестнице. У входной двери квартиры номер 602 Дэниел спросил себя, что он делает? Если там случилось что-то неладное, почему не позвонить 911? И что сказать?

Одну минуту Дэниел постоял, прислушиваясь. Тишина в квартире показалась ему зловещей. Он постучал в дверь. Послышался топот бегущих детских ножек, и только. Никаких других звуков. Как он ни старался услышать хрипловатый, с характерными прелестными нотками голос женщины, под чьей ответственностью находились малышки, ему это не удалось.

Дэниел постучал снова – громче, настойчивее.

После долгой паузы снова раздался знакомый топот, и ручка двери, заскрипев, повернулась. Образовалась щель на длину блокирующей цепочки. Но никто не появился у приоткрытой двери. Однако, опустив взгляд, Дэниел увидел в щели два совершенно одинаковых серьезных лица со следами слез, размазанных по щекам. Крошечные девочки осторожно выглянули в приоткрытую дверь и теперь смотрели на него.

– Ваша мама дома?

– Мама уехала.

– Тетя, – вспомнил Дэниел. – Ваша тетя Патриция дома?

– Тетю зовут Трикси.

Ситуация начала раздражать Дэниела, но вдруг он услышал в глубине квартиры приглушенный и очень похожий на скулеж звук, который снова заставил волосы на его затылке вздыбиться.

– Позовите вашу тетю, – сказал Дэниел близнецам, стараясь говорить строго, чтобы они послушались его, и в то же время достаточно мягко, поскольку малышки, скорее всего, наслышаны об опасности общения с незнакомцами.

Две пары одинаковых глаз, наполненных слезами, обменялись взглядами.

– Она мертвая, – сообщила одна из девочек.

– Откройте дверь! Сейчас же!

Дэниел машинально потянулся к своему сотовому телефону, который всегда носил в кармане рубашки, но сообразил, что рубашки-то на нем нет. Он стоял в коридоре в одних пижамных штанах из шотландки и в своих лучших туфлях на босу ногу.

Понятно, что требование снять цепочку было абсолютно безнадежным делом.

– Пожалуйста, – добавил Дэниел не свойственным ему, почти сладким голосом. При этом он попытался изобразить еще и самую дружелюбную улыбку.

И дети попались на его удочку. Одна из девочек отважилась слабо улыбнуться в ответ, тогда как другая, поднявшись на цыпочки, протянула руку к цепочке, удерживающей дверь лишь приоткрытой.

– Не могу дотянуться.

Однако маленькая шалунья только делала вид, что прилагает какие-то усилия для этого, а на самом деле была намерена захлопнуть дверь.

– Посторонись, – приказал Дэниел дерзкой девчонке. – Отойдите назад, за дверь!

Обе малышки неожиданно послушались его. Дэниел протиснул плечо в дверную щель, и тонкая цепочка почти тут же порвалась. Дверь открылась и с грохотом ударилась о шкаф для одежды. Он влетел в квартиру. Мимо него, завопив от негодования, промчался огромный кот, выскочивший из шкафа. На полу повсюду слоем лежал пух, который взмыл в воздух вслед за котом.

Дэниелу оставалось только надеяться на то, что кто-нибудь из соседей, услышав шум, окажется достаточно разумным, чтобы прийти ему на помощь.

– Патриция? – позвал он. – Патриция Марш?

Это Дэниел Ривертон, ваш сосед снизу.

И снова услышал уже знакомый слабый скулеж.

Планировка этой квартиры была идентична той, в которой сейчас проживал Дэниел. Так что он быстро сориентировался, без промедления прошел через небольшую прихожую, мимо кухни и оказался в гостиной. С каждым его шагом с пола клубами поднимался пух.

Дети, явно близнецы, сидели на диване, обшитом яркой узорчатой тканью, и переглядывались между собой.

– Не бойтесь, – сказал Дэниел. Одна из девочек посмотрела на него вызывающе. Она совсем не казалась испуганной.

Он не был уверен в том, что правильно определил возраст близнецов, поскольку дети были для него той частью населения, к которой он, к счастью, не имел никакого отношения. Наверное, им лет по пять или, может быть, по четыре.

Малышки были одеты в одинаковые ночные рубашки и впечатления наивных никак не производили. Обе были черноволосые, с буйно вьющимися, спутанными волосами.

– Где ваша тетя? – спросил Дэниел.

Несмотря на идентичность планировки квартир, ориентироваться Дэниелу здесь мешал чудовищный беспорядок. И здесь, в гостиной, весь пол, словно снегом, был усыпан каким-то белым пухом, кое-где сбившимся в клубки. Приглядевшись, Дэниел обнаружил также множество конвертов, разбросанных по полу и напоминающих какие-то обломки среди развалин.

В нише гостиной стоял обеденный стол, а прямо посреди этого моря конвертов и белого волокнистого пуха Дэниел увидел перевернутый стул.

С мумией, привязанной к нему. Сцена была настолько сюрреалистичной, что Дэниел растерялся, пытаясь оценить проблему, с которой столкнулся.

Мумия снова заскулила.

Дэниел стремительно подошел к ней и опустился на колени. Сквозь прореху между слоями – туалетной бумаги, что ли? – он увидел огромные глаза необычного темно-синего цвета, вызывающего в памяти цветы анютины глазки. На ресницах, словно бриллианты, сверкали капельки слез.

И тогда Дэниел громко произнес ругательное слово, хотя и не ожидал этого от себя в присутствии детей, даже если они выглядели как хулиганки из компании Оливера Твиста.