Шанс дается лишь раз (СИ)

Глава 1. В Золотом Дворце звонит колокол

«… После смерти Сына Солнца, Императора Ишшарры Эттира Великолепного, хаос и смута воцарились в Золотом Дворце, погрузив весь остров в уныние. Многочисленные дети Солнца сражались за верховный символ власти Ишшарры — Хрустальный Венец, подарок нашего великого Прародителя…»

Я зевнула, потянулась и с лёгким отвращением покосилась на старинный талмуд. Вот зачем, скажите на милость, нашим солнечным Императорам такое количество детей? Чем дальше изучаю сие великое творение, тем больше понимаю Эриота Необычного, который на заре времён ввел на пару столетий традицию: Император выбирает одного наследника, а остальных той же ночью навещают добрые дяди с отравленными кинжалами за пазухой… Негуманно, скажете вы? Принцев жалко? Так во время гражданских войн столько народу мрёт, что пять Золотых Дворцов заселить под завязку можно!

Я устало потёрла воспаленные глаза. Проклятая бессонница решила взяться всерьёз за моё воспитание, потому уже вторую ночь подряд я проводила в уютном кресле на втором этаже книгохранилища, закопавшись в исторические хроники. Библиотека была погружена во тьму, и только небольшой фонарик с магическим пламенем, в нём заключенным, выхватывал из темноты многочисленные корешки книг, длинные деревянные шкафы, невысокий столик и мягкий диванчик, на котором, собственно, я и изволила расположиться.

Подавив очередной зевок, я опустила веки. Ласковая тьма тут же обступила со всех сторон, уменьшая головную боль.

Отбросив назад прядь волос, которая выбилась из высокого пучка, я подошла к окну и настежь его распахнула. Ночь была по-летнему тёплой, и в нагнетённом воздухе явственно ощущалась предстоящая жара…

Моё лицо исказила невольная гримаса: ненавижу лето. Всей душой.

— Омали! Вы ещё не спите, девочка моя?

Я мгновенно убрала эмоции с лица и стремительно повернулась, склоняясь в лёгком поклоне.

— Нет, Господин. Вы же знаете, как порой мне бывает непросто уснуть…

Смотритель Библиотеки задумчиво пожевал тонкие бескровные губы, тихонько вздохнул и уточнил:

— Вы выпили успокаивающий настой?

— Да, — с улыбкой соврала я, — Он, как обычно, не помог…

Старик покачал головой. Сморщенный, согнутый многочисленными недугами, излишне въедливый и прагматичный — он был единственным в мире человеком, который беспокоился обо мне, и огорчать его не хотелось. Но и пить каждый день вязкие, отупляющие настои я была не намерена…

— Что же, — вздохнул Смотритель, — Мне тоже не спится. Может, девочка моя, заварите нам чай?

Я с поклоном прошмыгнула мимо старика. Мне не хотелось ни с кем общаться, и Сахрос, увы, не был исключением. Сложно отказать человеку, который тебя приютил. Крайне сложно…

Над пиалами поднимался ароматный дымок. Я с ногами забралась в кресло, закутавшись в вязаную тёплую шаль, и с удовольствием щурила глаза. Смотритель развалился напротив, шумно прихлёбывая чай и что-то бормоча. Вскоре голос Сахроса для меня слился в постоянный невнятный шум, потому заданный вопрос застал меня врасплох:

— Я считаю, она неизбежна. Рано или поздно кто-то должен разорвать существующий порядок вещей, да и обстоятельства благоприятны… А что вы думаете об этом?

Я моргнула, прокашлялась и уточнила:

— Что, простите, неизбежно?

— Как всегда — потрясающая внимательность, — в водянистых глазах старика мелькнуло раздражение, — Впрочем, что с вас, женщин, возьмёшь?

Вот ведь старый шовинист! Я придала лицу максимально виноватое выражение и пробормотала:

— Простите, Господин. Вы же знаете, я давно не спала… — мой голос дрогнул. Складочка между кустистых бровей Смотрителя разгладилась, и он куда более доброжелательно проговорил:

— Ладно-ладно… Я говорил, милая моя девочка, о гражданской войне, призрак которой навис ныне над нами…

Я усмехнулась:

— Не паникуйте раньше времени, Господин. Не думаю, что нас, скромных рабов науки, затронут великие дела сиятельных пэров.

Смотритель неодобрительно покачал головой, с неудовольствием поглядывая на меня. Я со скукой во взгляде разглядывала чайные листочки, прилипшие к донышку изящной фарфоровой пиалы. Возможная смерть Императора в тот момент мало беспокоила меня. В самом деле, правители приходят и уходят, а книги — остаются. То, что наш Император, храни его Солнце, болен — это печально, но, как говорится, не плачевно. Наследники погрызутся, перебьют друг дружку, останется пара-тройка самых матёрых, они сцепятся в решающей схватке и — все вернётся на круги своя! Мы получим нового Сына Солнца, безмерно доброго и справедливого, и будем слепо следовать слову его во веки веков… и дальше по списку.

Я улыбнулась, но ответной беззубой усмешки от старого маразматика не дождалась. Смотритель продолжал молча взирать на клубящийся пар. Нельзя не признать, что в последнее время старик ведёт себя необычно. Что его гложет, интересно? Впрочем, нет. Я, пожалуй, не хочу знать…

— Омали, — подал между тем голос мой собеседник, — Вы ещё молоды, оттого не понимаете: война вездесуща. Если она начинается, то затрагивает всех!

Я только кивнула в ответ, не вступая в глупые споры. Старик же внезапно как-то ссутулился и осунулся, схватил дрожащими руками пиалу и сделал несколько больших глотков.

— Господин, — проговорила я тихо, тщательно подбирая слова, — Вижу, сон Ваш сегодня нарушают тяжкие думы. Я не смею лезть в личные дела, но один вопрос все же задам. Возможно, есть что-то, что мне следует знать?

Смотритель долго, внимательно смотрел на меня. Я отвечала спокойным, чуточку отрешённым взглядом, ожидая ответа. Мы знали друг друга вот уже девять лет, с тех самых минут, как десятилетняя замёрзшая девочка постучалась в дверь библиотеки в поисках работы. И я наивно надеялась на откровенность с его стороны…

Смотритель отвёл взгляд первым, потёр ладонями лицо и медленно проговорил:

— Я стар, девочка моя. Мы, старики, боимся перемен. Не спорьте, просто помолитесь за здоровье его императорского величества.

— Да, — эхом отозвалась я, сцепив руки в замок, — Непременно помолюсь…

Следует ли говорить, что той ночью я так и не сумела уснуть? Наутро, разумеется, голова раскалывалась от боли, всё тело ломило, а глаза нещадно болели. Очень хотелось, наплевав на свои обязанности, полежать подольше на мягкой перине… но, пересилив себя, я встала, быстро влезла в серо-синее платье служанки, закрепила волосы в высокой причёске и направилась на кухню. Нужно приготовить завтрак для Смотрителя, Архивариуса и двоих женщин-служащих, поставить чай, пройтись по главному залу, проверяя, всё ли в порядке, накормить, закрыть в кладовке сторожевых псов, по ночам охраняющих покой Библиотеки, и деактивировать защитный контур, проверив целостность амулета…

Привычные действия, хорошо знакомые, повторяющиеся изо дня в день уже много лет. Машинально выполняя доведённые до автомата движения, я с ненавистью смотрела на всё выше поднимающееся из-за горизонта Солнце.

Громадный комок огня, далёкий и недосягаемый, верховный бог для всех жителей моей страны, а для меня — проклятие. Опустив голову, я плотно прикрыла ставни.

— Доброе утро, Омали. Всё не спится? — Архивариус, полненький мужчина лет пятидесяти на вид, задорно мне подмигнул, — Посоветовал бы я тебе снотворное, девка, достоверное! Уж поверь, на всех действует! Замуж тебе пора — и все болячки как рукой снимет!

Я вымучено улыбнулась и заверила:

— Как только кто на такое позарится, сразу соглашусь. А вы пока думайте, кто вместо меня вам готовить будет.

Толстячок помрачнел:

— Это да. Знаешь, ты там не спеши, присмотрись сначала, подумай…

— Непременно, — я приветственно поклонилась Марите и Эллине, появившимся на пороге.

Мари, как обычно, широко мне улыбнулась, Эллина, хмыкнув, сдержано кивнула. Я тут же налила им чаю и подала завтрак.

— Как всегда, остыл, — презрительно сморщила нос Элли. Я хмыкнула:

— Приходить раньше надо!

— Прокляну, — буркнула сиятельная пэри. Я обезоруживающе улыбнулась и уточнила:

— Куда дальше-то?

— Поверь, я придумаю…

— Девочки, — жалобный голос Мари прервал нашу перепалку, — Прекратите ссориться!

Я спокойно плеснула в пиалу Элли кипящей воды, прокомментировав:

— Зато горячее…

Архивариус подозрительно закашлялся, а чёрные глаза аристократки мстительно блеснули. Мы с ней обменялись понимающими ухмылками: работать в Библиотеке — скучно. Будем делать весело! Ой, чую, дождусь я от неё сюрпризов в ближайшее время…

Если быть с собой откровенной, к девчонкам, работающим в Библиотеке, я была в какой-то степени привязана. Нет, мне не были свойственны иллюзии насчёт дружбы и взаимопонимания, однако, пожалуй, я была благодарна судьбе за то, что она привела добрую, умную, решительную Мариту и хитрую, жесткую и высокомерную Эллину под наш кров.

Девчонки впервые объявились у нас год назад. С Мари дело обстояло просто: проучившись три года в Тальском Университете, девушка была обязана отработать «великую милость», оказанную ей государством. Семья Мариты имела хороший средний достаток, однако в Университете, где обучались в большинстве своем дети пэров, статус девушки был невысок. По этой простой причине после окончания учебы перед ней открылась расчудесная перспектива: выпускница была обязана отработать три года в богами забытой деревеньке, находящейся, кроме всего прочего, в двух днях пути от Хатты, охваченной гражданской войной.

Вполне вероятно, что это назначение стало бы последней страницей в жизни Мариты. Однако в тот момент в планы власть имущих вмешалась насмешница-судьба в лице взбалмошной юной пэри, не пожелавшей отпускать лучшую подругу в опасное путешествие.

Вы и сами, наверное, уже догадались, только увидев пресловутую заглавную «э», что наша Элли — не простолюдинка. Да, это не ошибка и не шутка: в нашей Библиотеке действительно работала самая настоящая пэри, происходящая, кроме всего прочего, из знаменитого рода Ящериц, который издревле славился своими магами.

Почему самая юная его представительница просиживала часы в Библиотеке на должности реставратора? Многих интересовал ответ на этот вопрос, но не меня. Я предпочитала не лезть в секреты пэров, хотя, каюсь, некоторые мысли на этот счёт у меня имелись.

Лампа-артефакт на столе замигала алым, сигнализируя о прибытии первых посетителей. Одним глотком допив чай, я отставила в сторону пиалу и уточнила:

— Ну, будем открывать двери? Там уже делегацию из Тальского Университета демоны принесли — их как раз сегодня должны были к нам направить…

Архивариус зевнул:

— Подождут, молокососы! Дай мне ещё пирожок…

Рабочий день набирал обороты. В Тальском Университете началась пора экзаменов, и похмельные студиусы толпой привалили к дверям хранилища знаний. Элли, на глаз оценив ситуацию, заперлась в лаборатории на засов, заявив, что у неё сложный этап восстановления древней рукописи, требующий особой магической концентрации. Архивариус, мужик шустрый и ушлый, тоже мгновенно понял, откуда ветер дует, и отправился на «срочное» совещание в здание Совета города Талья. Смотритель испарился в неизвестном направлении, аки бесплотный дух.

В общем, вся работа свалилась на наши с Мари хрупкие плечи.

Обязанности мы распределили, как обычно: я — поиск нужного материала, она — общение с посетителями. Что поделать, некоторые студенты, хоть и не оскорбляли открыто, за глаза называли выродком и уродиной, а общаться — брезговали. Нет, попадались и особо жалостливые, с первых же фраз пытавшиеся меня утешить и подбодрить… мерзко. Ненавижу жалость. Были и те, кто относился ко мне спокойно и ровно… но всё равно я предпочитала предоставить общение с посетителями Марите.

Разумеется, ничего уродливого или жалкого во мне нет — так я считаю. Просто я — муэти, проще говоря, у меня врождённая светобоязнь. И выгляжу так же, как и все, пораженные этой хворью: белоснежная тонкая кожа, абсолютно белые волосы, ресницы и брови, розоватые прозрачные глаза, постоянно слезящиеся от света, и худощавая, болезненно хрупкая фигурка.

Говорят, муэти на острове появились после десятилетней шэрдонской оккупации. Шэрды, судя по хроникам, всегда слыли могучим и развитым народом. Их бичом была невинная, на первый взгляд, традиция — постоянные браки между кровными родственниками. Уже через пять поколений у них начали проявляться разного рода психические и физические отклонения, и муэти — одно из них.

Смешно, но моих товарищей по несчастью часто по ошибке принимают за вампиров. Увы нам, бессмертие, красота и сила — это не про нас. Живут муэти лет до сорока, а то и меньше, их лица, лишённые какого-либо цвета, не слишком привлекательны, а физическое развитие раза в два хуже, чем у нормального человека. Единственное, что роднит нас с заморскими кровопийцами — ожоги, оставляемые на нашей коже прямыми солнечными лучами. Вот такая вселенская несправедливость!

Каких-то двести лет назад людей вроде меня считали демонами и уничтожали вместе с семьей. Но потом назрел серьёзный скандал — сын Императора родился с этим недугом! Вопреки ожиданиям придворных, избавляться от «отродья» Элиар Мудрый не стал, и парень честно прожил отведенные ему провидением двадцать пять лет. За это время он успел стать Старшим Советником Тальи, основать Академию Управления и наладить торговлю с материком. Говорят, когда он умер, люди ночью вышли проводить его до погребального костра, отдавая дань и его слабости, и величию. Потом долго ходили слухи, что столь любимый народом принц был банально отравлен, но доказать этого никто не смог… или не захотел.

Его звали Эдан, хотя более известен он был как Снежный Принц. Я прочитала кучу книг, заметок и записей о нём. И, когда приходила Ночь Усопших, я неизменно ставила на подоконник фонарик в его честь — как дань уважения человеку, благодаря которому таким, как мы, позволяют жить…

— Эй, ты! Хватит спать стоя, собери глазки в кучку и отведи меня к пэри Эллине!

Я нарочито медленно положила книгу на полку и повернулась.

Привалившись плечом к стеллажу, на меня взирал жених Элли, Эшир. Был он среднего роста, имел тонкие черты лица, большие светло-карие глаза и вьющиеся каштановые волосы. Одевался франтовато, имел пристрастие к драгоценным каменьям и всяческим побрякушкам: пальцы были унизаны кольцами, надо признать, со вкусом подобранными, в ухе покачивалась золотая серьга, а камзол украшал большой медальон с изображением журавля — символа рода Ихтас. Красивым пэра назвать было сложно, но привлекать внимание, надо отдать ему должное, он умел.

Вот и сейчас, бегло осмотрев его, я невольно отметила и идеально скроенный наряд, и блестящую ткань. Как бы много я отдала, чтоб когда-то одеть подобное…

— Пэри сейчас занята, она просила её не беспокоить, — как можно спокойней отозвалась я, — У неё сложная работа, и вмешиваться нельзя. Сожалею, пэр, но вам придётся зайти позднее.

Породистое лицо исказила недовольная гримаса:

— Я сказал, что хочу увидеть свою невесту. Сейчас. Я… непонятно объясняю?

— Пэр, что вы! Вы очень доходчивы, — заверила я, — Но это, увы, не меняет того, что пэри сейчас занята.

Как видите, я была предельно вежлива. К Эширу стоило относиться с опаской: его имя также говорило само за себя. Я слышала, что Журавли, к роду которых относился жених Эллины, возглавляют два из шести Императорских ведомств.

— Ты ещё смеешь рот открывать? — окончательно взбесился Эшир, делая шаг ко мне. Я вздохнула и ответила ему совершенно равнодушным взглядом:

— Вы первым заговорили со мной, пэр. Вы задали мне вопрос, я, с вашего позволения, ответила. Если вы хотите видеть пэри Эллину — не могу вам препятствовать, она в лаборатории, и вы знаете, где это. Правда, она сейчас творит волшбу, потому я туда не сунусь: я себе нравлюсь без рогов, пятен и других лишних комплектующих. Если вы желаете рискнуть — милости прошу, я просто проявляю заботу о здоровье и спокойствии сиятельного пэра!

— Ладно, — поморщился Эшир, — Я подожду. Приготовь мне чай!

— А опахалом тебя не пообмахивать?! — раздался за спиной полный ярости голос Мариты, — Тут тебе библиотека, а не постоялый двор! Оставь Омали в покое и не мешай нам работать!

Я изумлённо покосилась на Мари. Вежливая и обходительная со всеми, при виде Эшира девушка буквально зверела, срываясь порой на откровенную грубость. Причин для этого я никогда не видела, хотя и проштудировала немало книг для чтецов разума. Увы! Всё же недостаток общения сказывается — я часто не понимаю человеческой логики.

— Да как ты смеешь… — завёл Эшир свою извечную песню, но отступил от меня на пару шагов и всё внимание перенёс на Мари. Ответ девушки не заставил себя ждать:

— В поместье родовом командовать будешь! Тут — Библиотека! Место, где читают!..

Я осторожно прошмыгнула мимо Мари. Нужно выйти к посетителям, потому что эти двое теперь надолго тут застрянут — у них всегда так. За девушку я не боялась — каким бы ни был Эшир, руку на Мари он никогда не поднимет, уж в этом-то я уверена.

— Омали, доброе утро!

— Привет, белобрысая!

— Здравствуйте!

Приветствия полетели ко мне со всех сторон. Я кивала и улыбалась, стараясь никого не проигнорировать: студенты были нашими завсегдатаями, и я старалась, как могла, сохранять с ними дружеские отношения.

— Так, — начала я, присев за стол, — Марита сейчас немного занята, потому я её заменяю. На всех больших вас маленькой меня не хватит, потому — ну-ка, выстроились в очередь!

В толпе студентов раздались разрозненные смешки, но они послушно последовали моему совету. Дождавшись, пока гомон уляжется, я кивнула:

— Так, сейчас ко мне подходят те, кто будет учиться в читальном зале. Кто будет брать литературу на руки, посидите пока что на диванчике. Не забудьте приготовить разрешения с печатями Университета — без них выносить книги вы не имеете права. Вопросы?

— А если я своё разрешение дома забыла?

Я подняла глаза на ту, что прервала меня столь глупым вопросом. Это была незнакомая мне девица, очевидно, первокурсница. Внешность у неё была на редкость неприглядная: коренастая фигурка, небольшие водянистые глазки, большой тонкогубый рот. Не знаю, почему, но я сразу почувствовала к этой посетительнице стойкую неприязнь. Тем не менее, я вежливо отозвалась:

— Простите, литература на руки выдаётся только при наличии письменного разрешения вашего куратора с магической печатью учебного заведения.

— Но книга мне нужна сейчас!

— Мне остается только вам посочувствовать.

Кто-то из студентов сдавленно хмыкнул. Я, проигнорировав полный ярости взгляд собеседницы, продолжила:

— Если вопросов больше нет, то, пожалуй, начнём, — и я приветливо кивнула первому в очереди. Парень, явно пэр, сделал шаг вперёд и процедил:

— Мне нужна информация об основных принципах перетекания магической энергии.

Я кивнула, на миг прикрыла глаза, вспоминая, и сообщила:

— Третий ряд, правый стеллаж, вторая или третья полка снизу. Следующий!

— Привет, Оми!

— Диран, — улыбнулась я, — Здравствуй. Ты так часто тут бываешь… Что у тебя на этот раз?

Вихрастый парнишка отчего-то покраснел, но уверено проговорил:

— Мне нужен доклад об Элиаре Мудром.

Я призадумалась:

— Как об исторической личности, как о политическом деятеле или как о человеке?

— Н… не знаю, — Диран отчего-то покраснел ещё больше. Я вздохнула — такой странный мальчик! Но приятный, такому не грех и помочь, тем более что преподаватели над ним издеваются — постоянно доклады задают!

— Ну, как тема звучит? — спросила я мягко. В очереди послышались странные смешки. Чего это они?

— Э… Просто Элиар Мудрый! И всё.

Я ещё больше удивилась:

— А предмет? Доклад по политологии, истории или, может, социологии?

— По… политологии, — выдавил Диран. Я кивнула:

— Значит, седьмой ряд, налево, нижняя полка, ищи большой том в белом переплёте, называется «Летопись года весенних цветов». Там найдёшь все, что тебе понадобится. Следующий!

Перед глазами мелькали лица. Мари так и не появилась — я слышала её голос в ближайшем ряду, девушка отчитывала какого-то парнишку за порчу казенного имущества. Это надолго! А голова так болит, и даже от слабого света магических светильников слезятся глаза…

— Оми! Ты как? Прости, пришлось отлучиться… — я подскочила и подняла глаза. Когда ко мне успела подойти Мари, я даже не заметила.

— Ничего, — я устало потерла глаза, — Мне осталось только книги на руки выдать. Ты в читальный зал пока загляни, а то такое скопление студентов может привести к несчастному случаю…

— Поняла, — улыбнулась черненькая и улепетнула. Я поставила магическую печать на последнюю выданную книгу и устало прикрыла глаза. Сейчас Мари вернётся, а я пойду наверх. Уже немеют кончики пальцев, но я ещё должна приготовить обед…

Я отнесла еду Эллине и Смотрителю, закрывшемуся в своей комнате. Мари решила остаться вместе со мною и уютно расположилась на невысоком пуфике в нашей небольшой столовой. Я медленно наполнила наши пиалы рыбным отваром и достала из печи горячие плюшки, а после облегчённо присела рядом с приятельницей.

Обычно мы не особо болтали друг с другом вне работы, но сегодня, очевидно, что-то подохло в лесу: Мари сама начала разговор.

— Тяжело быть сиятельным пэром, верно? — проговорила черноволосая, с повышенной задумчивостью рассматривая содержимое своей чашки.

— Он не отравлен, — спокойно сказала я. Она уставилась на меня в шоке, а я усмехнулась:

— Кисель в твоей чашке. Он не отравлен, и не надо на него так смотреть. А насчёт пэров… почему тебе кажется, что им тяжело? Всем тяжело. Не бывает людей, которым легко… ну, кроме блаженных, живущих в своем мире.

Мари поморщилась:

— Пойми, пэры очень несчастны, за них всю жизнь кто-то решает. Взять хоть Эллину и Эшира: они помолвлены ещё с пелёнок. Теперь хочешь, не хочешь — будущие супруги! И никого не волнуют их отношения и чувства, итог будет один — брак.

Я пожала плечами:

— Мари, как бы ни воспевали древние сонеты красоту и исцеляющую силу любви, история доказывает торжество холодного расчета над горячим сердцем. Потому в какой-то мере пэры поступают правильно, заключая долгоиграющие брачные союзы. Ведь никто не может заставить ту же Элли насильно! Клятва у алтаря — дело добровольное.

Мари презрительно скривилась:

— Иногда мне кажется, что у тебя нет сердца! Ты закопалась в свои книги и всё оцениваешь сквозь их призму. Я полюбуюсь на тебя, когда ты полюбишь! Ты просто не видела жизни, Омали!

Я примирительно подняла руки:

— Ты права. Пожалуй, я не знаю, о чём говорю.

Мари вздохнула, отставила пиалу и, буркнув слова благодарности, вышла из кухни. Я задумчиво повертела в руках чашку. Как любопытно всё складывается, однако…

Снова — ночь, и опять — бессонница. Обхватив озябшими пальцами чашку с горячим чаем, я поднялась вверх по винтовой лестнице и вышла на небольшой балкончик под самой крышей. Как хорошо, что некогда я отыскала среди завалов архива полуистлевшие планы Библиотеки! Строилось сиё здание ещё до прихода Большой Воды, было одним из самых старых в Талье и пользовалось незаслуженной дурной славой. С виду Библиотека действительно выглядела не слишком презентабельно, несмотря на сомнительные старания магов-реставраторов: нынешний Император, Эшон Нетерпеливый, не любил вкладывать деньги в подобные «глупости».

Вздохнув, я устроилась поуютней и уставилась на огни Тальи. «Город волшебных светильников» — именно так окрестили столицу Ишшарры первые мореплаватели, приблудившиеся к нам с материка. Они были правы…

Ярче всего сиял, возвышаясь над всеми остальными зданиями, Золотой Дворец, центр политической жизни острова, занимающий весь двенадцатый ярус.

Я сидела и смотрела на это высоченное здание с несколькими внутренними дворами, обилием арок, воздушных переходов и башен. Я всегда мечтала посмотреть на жизнь его обитателей изнутри. Туда вхожи лишь пэры, они не жнут и не пашут, не машут мечами, не забрасывают в море сеть. Нет, их оружие — сильная воля и изворотливый ум. Быть может, они хоть немного… ярче и сильнее других людей?

Тряхнув головой, я отбросила от себя ненужные мысли и достала из кармана загодя припасённую ароматную свечу. Спустя несколько минут волосы мои, освобожденные от длинных деревянных шпилек, водопадом заструились по плечам. Заплясало весёлое пламя, и к высоким звездам ветер понёс мою молитву. Направь меня, Танни-ти, богиня Судьбы, Свободы и Смерти. Не прошу ни долголетия, ни здоровья, ни богатств. Дай мне не существование, моя богиня, а жизнь. Чтобы после было о чём пожалеть…

Мою медитацию прервал звук колокола, низкий и гулкий. Широко распахнув глаза, я уставилась на потухающие огни Золотого Дворца.

Это могло значить только одно — Эшон Нетерпеливый, Император Ишшарры, не пережил сегодняшней ночи.

Тогда, глядя на разбуженный город, я и предположить не могла, чем смерть старого Лиса обернётся для меня лично. Да и могло ли мне прийти в голову, что вскоре моя жизнь изменится навсегда?

Несколькими ярусами выше, в холодной полутьме старинного зала, худощавый молодой человек осторожно, словно неуверенно, прикоснулся к постаменту богини Танни-ти. Его тонкие бледные пальцы легко скользнули по каменным рунам. Верил ли он в существование богов? Скорее нет, чем да. Не один год прошёл с тех пор, как наш новый знакомый убедился: боги были придуманы людьми и для людей, значит, от них глупо ожидать помощи.

Однако в тот миг, за несколько часов до судьбоносного рассвета, он зачем-то навестил семейное святилище. Спокойный внешне, он взирал на каменные лица богов, слыша бешеный стук собственного сердца.

В душе он так и остался обиженным ребёнком, трепещущим от осознания собственной дерзости. Однако теперь — он вырос. И горе тем, кто так и не смог этого понять…

Глава 2. Лис, язык и площадь Суда

— Омали! Омали! Ты слышала? Умер Император!! — с порога завопила непосредственная Мари.

— Ага, — зевнула я, — До сих пор звон в ушах стоит. Попробуй не услышать!

— И что теперь будет?!

Я только пожала плечами.

— Бойня, — неестественно спокойный голос Элли мне не понравился. Я скосила глаза на пэри. Она была бледна, под чёрными, чуть раскосыми глазами залегли тени, а волосы, обычно идеально уложенные, сегодня выглядели несколько неопрятно.

— Не нервничайте, — попросила я мягко, стараясь отвлечь Эллину от тяжких дум, — Нам, наоборот, повезло — посетителей меньше будет…

— Это невыносимо! — закатила Мари глаза, — Тебе вообще бывает страшно?

— Конечно, — пожала я плечами, — Но какой в этом смысл?

Элли усмехнулась и как-то очень внимательно посмотрела на меня. Зато Мари снова ко мне полезла:

— Смысл? Смысл страха? Страх — это…

— Защитная реакция организма, — спокойно закончила я за неё, — Могу дать тебе интересную книгу об этом.

— Книги, — покачала она головой, — Снова книги!

Я только мягко улыбнулась в ответ, насыпая девчонкам завтрак. Элли, ни слова не говоря, молча пила остывший чай. Пэри даже не попыталась как-то придраться ко мне, нарушив тем самым наш утренний ритуал. Как ни глупо, мне стало неуютно от этого…

— А где Смотритель с Архивариусом? — поинтересовалась Мари, которая уже успела забыть о собственном волнении и теперь с аппетитом дегустировала булочки.

— Их с утра вызвали в Золотой Дворец: там сегодня собираются сановники и чиновники всех рангов, — пояснила я, — Они ушли ещё с рассветом, и непонятно, когда будут, так что придётся обходиться без их чуткого руководства. С другой стороны, не думаю, что сегодня кто-то проявит тягу к знаниям — траур, и все такое…

Словно в насмешку, красный фонарик на столе два раза мигнул, показывая, что у нас посетитель.

— И это доказывает, что любая книжная логика пасует там, где начинается человеческая дурость, — прокомментировала Элли, — Кто пойдёт открывать?

Девушки синхронно уставились на меня. Покорно кивнув, я направилась вниз — утренний визитёр уходить явно не собирался…

— Оми, дай пройти, — меня бесцеремонно отодвинули с дороги, захлопывая двери за моей спиной.

— И тебе доброе утро, Микеш, — поздоровалась я со старшим братиком Мари, курсантом Военной академии, — Кушать будешь?

— Некогда, — отозвался он, — Я заскочил на минутку, предупредить. Нас сейчас сгоняют на Площадь Суда. Чувствую, скоро начнёт бить колокол, вызывая туда горожан. Слушай сама и девчонкам скажи: сидите дома! Никуда не ходить, никому не открывать! Понятно?

Прищурившись, я медленно кивнула и уточнила:

— Может, Мари позвать?

— Не надо, — беспечно махнул Микеш рукой, — Просто передай ей то, что я попросил.

Я провожала черноволосого статного парнишку взглядом до тех пор, пока он не скрылся за поворотом. Видят боги, я ни за что не хотела бы быть женой, сестрой или матерью вояки — просто не смогла бы каждый раз так смотреть ему вслед…

— Мари, заходил твой брат.

— Мик? Почему он ко мне не поднялся?

— Спешит. Их направили на Площадь Суда…

— Что?!

— … И он просил передать, чтобы мы никуда не выходили и никому не открывали. Магическую защиту я уже активировала, а на двери вывесила записку, что у нас закрыто в связи с трауром. Надеюсь, Смотритель простит мне это самоуправство. Так что — сейчас занимаемся, кто чем хочет, и ждём возвращения начальства…

Гулкий, пробирающий до самых костей звук прервал мою речь на полуслове.

— Дворцовый колокол! Горожан тоже созывают на площадь!

— Верно, — кивнула я, — Но мы послушаемся Мика и тихонечко отсидимся в Библиотеке. Последние новости о том, кому умерший передал одну из регалий, узнаем позднее — нам от этого ни горячо, ни холодно.

— Я пойду, — тут же взвилась Мари, — Там мой брат! Тебе этого не понять!

— Не понять, — покладисто согласилась я, — Вы — не сиамские близнецы, разлучаться вполне способны. А чем ты ему, в случае чего, поможешь?

— Согласна, — Элли, молчавшая всё это время, отмерла, — Но я тоже должна пойти. Чем раньше я узнаю, кто назван наследником, тем лучше. Я не думаю, что нам действительно грозит серьёзная опасность… пока что, по крайней мере.

Я вздохнула:

— Ладно, подождите. Мне надо взять плащ и перчатки.

— Ты с нами?! — впервые на моей памяти у эти двое проявили такую солидарность.

— Да, — безмятежно сообщила я девчонкам, — Императоры мрут редко, может, другого случая и не представится…

На улице мы влились в процессию спешащих к Площади горожан. В воздухе витало напряжение, тут и там слышались обрывки разговоров и шепотки.

— … Императором должен стать Экис, он старший сын…

— … Эвар — лучший из братьев…

— … кто угодно, только бы не война!..

— …войны не будет, Старший Совет не допустит…

Я пониже натянула капюшон на глаза и слегка замедлила шаг. Девчонки, надо отдать им должное, повторили мой маневр, и на Площади мы пристроились чуть дальше основного скопления народа, возле самого входа.

Площадь Суда — это отдельный разговор. Её называют одной из самых больших в мире, и я в это охотно верю: полукруглой формы, она прилегает к дворцовым постройкам, с их стороны ограниченная фигурными клумбами. По самым скромным подсчётам, на ней может одновременно находиться двести тысяч человек — по крайней мере, так было написано в одном из прочитанных мной древних фолиантов.

В обычные дни простым горожанам вход сюда категорически запрещён. Открывают для всех Ворота Перемен только в чрезвычайных ситуациях — война, смерть Императора, рождение наследника, свадьба Императора. В таких случаях вся знать Ишшарры появляется перед народом на балконе, являющемся частью Золотого Дворца, и Император оглашает, так или иначе, свою волю.

Снова ударил колокол, и гомон толпы враз стих. В этой тишине всё громче раздавался бой обрядовых барабанов, под который занавес, скрывающий власть имущих, отъехал в сторону, открывая нашим взорам самых могущественных людей империи. Видеть лица с такого расстояния было нереально, но магия балкона позволяла каждому разглядеть мельчайшие складки на одежде, украшения, причёски и бороды. В сочетании с размытыми пятнами лиц это выглядело… жутковато.

Медленно и величественно на помост оратора взошёл седой длиннобородый старик. Его голос, тихий и шелестящий, магией разнёсся по площади.

— Подданные Императора Ишшарры, я принёс вам две вести. Первая наполнит печалью ваши сердца: Сын Солнца, Сиятельный Император Эшон Нетерпеливый, Золотой Лис, ушёл от нас этой ночью. Плачь, народ Ишшарры!

Взвыли трубы, порыв магического ветра прошёлся над толпой, едва не сбросив с меня капюшон. Бородатый меж тем продолжал:

— Плачьте — и радуйтесь, ибо Сын Солнца назвал преемника, которому отдал Кольцо Равновесия!

Повисла гнетущая тишина. Неудивительно, ведь никто, кроме Советника, не мог знать имя преемника, получившего одну из трёх регалий — и существенное преимущество перед остальными кандидатами. Наконец, насладившись всеобщим ожиданием, Советник промолвил, как мне показалось, смакуя каждое слово:

— Регалию получил из рук умирающего Эйтан дан Ониа, наречённый Серебряным Змеем.

Стало очень тихо, даже барабанщики замерли, вытаращив глаза.

— Что?! — выдохнула Элли, и этот вздох подхватила вся площадь. Сын от иноземной наложницы и изгнанник — наследник престола?! Ой, что сейчас будет…

— Выйди вперёд, наследник Ишшарры! — прошелестел между тем голос Советника. Из-за спин пэров медленно, и, как мне показалось, нехотя вышел невысокий парень в серебристой струящейся одежде. Его чёрные волосы были собраны на затылке, а веер с изображением животного-тотема, традиционный атрибут всех представителей императорского дома, скрывал нижнюю половину лица.

Толпа, собравшаяся на площади Суда, роптала и волновалась, как громадный океан. Первый шок прошёл, и люди начали спешно вспоминать, что знают о новоявленном наследнике, и гадать, доживёт ли он до церемонии коронации. По всему выходило, что известно об Эйтане мало, а шансов на жизнь у императрёнка и того меньше. Даже если предположить, что племянники и дети наложниц отступятся от трона в пользу назначенного наследника, то отпрыски Императрицы никогда не смирятся с проигрышем.

— Тихо… — голос Советника ветром прошелестел над головами присутствующих. Над Площадью воцарилась тишина, будто кто-то отрезал все звуки, а старик продолжил:

— Наследник Ишшарры, склонись перед детьми её!

Эйтан плавно опустился на одно колено, и полы серебристого одеяния крыльями взметнулись за его спиной. Следуя традиции, наследник отвел веер от лица и спрятал кисти в широкие рукава, склоняя голову перед толпой.

— Сегодня ты склонился перед нами — ровно через семь восходов солнца, в этот же самый час, мы склонимся перед тобой. Ты должен явиться через семь дней на Площадь Суда, и регалия, дарованная Императором, должна сиять на пальце твоём. Тогда — ты станешь новым Сыном Солнца. Если же ты не выполнишь условия, Серебряный Змей… Ты знаешь закон.

— Я знаю закон, — впервые заговорил наследник. Голос его завораживал, он был низким и ровным. Тогда я впервые подумала, что, возможно, не так уж сглупил старый Император, выбирая преемника: не каждый в такой ситуации сможет так спокойно говорить о своей возможной смерти.

— Хорошо, — мне почему-то показалось, что Советник усмехнулся, хотя проверить это не представлялось возможным, — Встань, Наследник Солнца. Я жду тебя… через семь восходов.

— Я приду, — легко поднявшись, Эйтан, не оборачиваясь, ушёл с балкона.

Какой у нас, однако, наследник неразговорчивый… Хотя, окажись я на его месте, мне бы тоже особо болтать не хотелось. Не знаю, как в вашей стране, а у нас властвование — дело добровольно-принудительное. Как правило, после смерти старого властителя из его признанных наследников выживает только один — новый Император. Остальные по «странному» стечению обстоятельств отправляются к праотцам в рекордно короткие сроки, так что выбор у будущих правителей невелик: властвуй или умри.

Я перевела взгляд на балкон пэров и прищурилась, разглядывая двух законных наследников Императора: сорокалетний Экис, Медный Лис, и Эвар, Стальной Волк, тридцати лет от роду. Оба умны, опасны и прекрасно понимают, чем им грозит сложившаяся ситуация. Волнение и злость сквозит в каждом жесте Лиса: ещё бы, самым вероятным кандидатом на престол считали его! Он даже надел золотистый наряд Императора… поторопился. Возможно, именно из-за самонадеянности старшего наследника старый Император и поступил так: решил проучить.

Как бы там ни было, по отношению к Эйтану это было жестоко. Наверное, каждый на этой площади понимает: эти семь дней Серебряному Змею просто не пережить.

Мысленно посочувствовав невезучему принцу, я повернулась было, чтобы позвать девчонок и уйти раньше остальных, но прогремевшие над площадью слова заставили обернуться:

— Народ Ишшарры… — у Медного Лиса, как и у его отца, потрясающе красивый голос. Да и выглядит он куда внушительней Эйтана: чуть более высокий, широкоплечий, сильный и статный. Не юноша — мужчина, каждый жест которого буквально кричит: я — настоящий Император! Смотрите на меня! — Народ Ишшарры, прости моему… брату… его невежливость. Он ещё юн, да и соблюдению традиций, похоже, мать его не обучила, — притворный вздох, — Откуда ей их знать, верно?

— Прекрати хулить Наследника, Медный Лис! — выкрикнул какой-то старый чиновник, стоящий недалеко от балкона, — Решение Императора неоспоримо!

— Вот как… — от ласковых ноток в голосе Экиса мне стало нехорошо, — Ты смеешь перебивать меня? Старшего сына Императора? А это оскорбление…

— Я не хотел… — проблеял испуганный человек, до которого, кажется, дошло, что он сделал.

— Молчать! — прошипел Экис, — Не хотел, говоришь? Значит, твой язык привык говорить без указки разума? Прискорбно, — голос Лиса стал слаще мёда, — И я могу помочь тебе справиться с этим недугом. Как известно, чтоб устранить проблему, нужно в первую очередь уничтожить её источник. Верно?

Лёгкий взмах веера с изображенной на нём лисой — и двое молчаливых воинов выдвинулись вперёд. Я отвела взгляд.

— Нет! Нет, я… — вопль чиновника оборвал странный булькающий звук. В толпе послышались тихие вскрики и судорожные вздохи, где-то заплакал ребёнок.

— Запомните это, — голос Экиса был необычайно мягок, — Я добр… но не потерплю неповиновения. Очевидно, что отец был под действием магии, когда называл наследником сына иноземной ведьмы… Мне жаль это говорить, но за колдовство, направленное на Императора, наказание одно — смерть. Эйтан дан Ониа должен умереть. Колдунам не место в семье Детей Солнца! Возвращайтесь к делам, жители Тальи. Это моё последнее слово: Серебряному Змею не стать Императором! А тот, кто захочет помочь ему… пусть помнит об этом! — веер дрогнул, указывая на корчащегося на земле чиновника, изо рта которого хлестала кровь.

Кажется, настали непростые времена…

— Какой ужас, верно? — прощебетала бледная Мари, — Он приказал вырвать тому говорливому язык! Разве…

— Тихо!

— Замолчи! — в кои-то веки мы с Элли проявили потрясающее единодушие. Не хватало ещё лишиться языка, а то и жизни, из-за глупости приятельницы.

— Дома поговорим, за чаем, — добавила я, а Элли сдавленно фыркнула, как мне показалось, чуть истерично.

— Ты чего?

— Мамина любимая присказка вспомнилась: «Смелые идеи выдвигают на кухнях, большую политику творят в будуарах». Раньше я не понимала, о чём она…

— По-моему, ни о чём, — буркнула Мари, — Бессмыслица.

Когда мы пришли, охранный контур был активирован. Это значило, что ни Смотритель, ни Архивариус ещё не вернулись. В душу мою даже начала закрадываться непрошенная тревога, но я придушила её в зародыше: Дэр Сахрос, Смотритель Тальской Городской Библиотеки, был кем угодно, но не дураком. Просто, наверное, старик задержался на Площади, или они с Архивариусом решили наведаться к последнему домой, благо тот живёт недалеко от дворца…

— Медный Лис такой жестокий, правда? — Мари, молчавшая всю дорогу, поспешила высказать наболевшее, — Хотя в чём-то он прав, конечно. Отдать трон иноземному колдуну! Немыслимо! С другой стороны, не мог же Император просто так назначить преемником этого Эйтана? Наверняка он что-то имел в виду!

— По-моему, старый сукин сын просто хотел досадить Экису, — с довольной ухмылкой проговорила Элли, отхлёбывая чай, — Омали! Опять холодный!

— Вам показалось, пэри. Вы перенервничали, — усмехнулась я, покосилась на Элли и решилась спросить:

— Почему Вы так не хотите, чтобы Экис стал Императором?

Взгляд пэри стал острым, как бритва:

— Лишнее болтаешь, прислуга.

Я опустила глаза:

— Как скажете, пэри.

— Всегда бы так… А как вы думаете, какое у него лицо?

— У кого?

— У Эйтана, конечно! Каков он, новоявленный Наследник?

Мари призадумалась, а я прищурилась. Ловко Элли перевела тему, не придерёшься. Почему? Чем ей так не угодил Медный Лис? Высокомерен и жесток сверх меры, не поспоришь, но эти качества присущи большинству Императоров. Нет, тут нечто иное. Личное?.. Ох, отведи Танни-ти! Не хватало мне ещё оказаться в окружении человека, имеющего с будущим Императором личные счёты. Впрочем, моего ли ума это дело? Я сейчас должна вымыть посуду, выпроводить девчонок — всё равно Библиотека закрыта — и приготовить Смотрителю ужин. Наверняка старик вернётся усталым и изможденным, рухнет в скрипучее кресло, укроет пледом ноги и попросит чаю. А потом мы будем с ним говорить, и я уже придумала, о чём его расспрошу. Хотелось бы узнать, что думает о сложившейся ситуации Дэр Сахрос, и как он оценивает шансы назначенного Наследника…

— Омали, Смотритель с Архивариусом так и не пришли… Может, мне остаться с тобой? — на меня смотрели искренние зеленовато-карие глаза. Я невольно улыбнулась:

— Спасибо, Мари. Не переживай, я давно не боюсь оставаться одна. Иди домой, родители наверняка заждались.

— Ну, тогда до завтра! — брюнетка неуверенно улыбнулась на прощание, и входная дверь хлопнула.

Я осталась одна.

Некоторое время я пыталась читать, но слова путались, а смысл написанного до меня не доходил. Тёмными волнами начала накатывать головная боль. Отложив старинный фолиант, я легла на один из диванчиков, на секундочку прикрыла глаза…

И задремала.

Глава 3. Змей, письмо и клинок у горла

Проснулась резко, словно кто-то меня толкнул, и осознала, что уже наступила ночь. Было тихо и темно, только дождь стучался в стекло. Я подскочила, движимая дурным предчувствием.

— Господин Смотритель! — позвала я, просто чтобы услышать свой голос, — Господин!!

Тишина. И стук капель. И стройные ряды книг. И пугающие тени.

Я одна. Я боюсь быть одна…

Меня лихорадило, и только усилием воли я заставила детские страхи отступить прочь. Я взрослая и сильная, мне не пристало бояться. Тряхнув головой, я, не зажигая огня, прошла в холл.

Так и есть — защитный контур не обновлялся и не нарушался. Никто не приходил…

Я сцепила зубы. Сахрос никогда бы не оставил Библиотеку без присмотра в такую ночь, это очевидно. Значит, с ним что-то случилось…

Но что? Кому мог понадобиться безобидный старикашка? О чём он умолчал тогда, два дня назад? «Нас, стариков, пугают перемены. Помолитесь о здоровье Императора» — что бы это значило? Почему я тогда не придала должного значения его словам, не расспросила подробней?..

Я злилась на саму себя. И что теперь делать? Поздно уже за Императора молиться…

Стоп.

Дрожащими руками я зажгла лампадку и двинулась вдоль рядов. Книга с обрядовыми молитвами нашлась не сразу: кто-то передвинул её вглубь ряда. Думаю, если бы искал кто-то посторонний, ему бы было непросто…

Сминая страницы, я пролистывала ненужные молитвы. Вот она! «Именем Солнца пусть здравствует…» и так далее. Я ощутила настоящее разочарование: тоже мне, придумала себе невесть что! Но просто так сдаваться не хотелось, и я принялась прощупывать подкладку. Вроде бы ничего… но…

Я осторожно оторвала подкладку, сама удивляясь своему поведению, и увидела небольшой клочок бумаги, исписанный знакомым почерком. Только вот от прочитанного мне стало нехорошо…

«Здравствуй, моя снежная малышка!

Ты заменила мне всех — и детей, и внуков, а я так и не нашёл в себе силы попрощаться с тобой, хотя дни мои и сочтены. Император умер, назначив Эйтана, моего внука, своим преемником…

Да-да, не удивляйся. Я действительно в своё время женился на иноземке и долгое время жил с ней на материке. Когда она умерла, мы с дочерью вернулись в Талью, она приглянулась Императору и вскорости стала…

Впрочем, так ли это важно? Обе мои девочки давно в вечном пламени, а внук обречён — так наказали меня боги. Скоро хозяином Золотого Дворца станет Экис, и этот день станет последним в жизни тех, кто как-то связан с Эйтаном и может ему помочь.

Но я все же договорился встретиться с моим мальчиком в полночь под нашей ивой в день первого собрания, когда объявят Наследника. Помнишь это место, верно?

Если день и час встречи минул — значит, не судьба. Но если ты читаешь эти строки в назначенный день, и ещё нет полуночи…

Мой мальчик ждёт. Я, скорей всего, мертв. И только тебе решать.

Но, так или иначе, я люблю тебя, Омали. Будь счастлива»

Я бессильно сползла на пол. Раздался гулкий звук — часы били полночь. Что мне делать?!

Медленно, как во сне, я встала и распахнула окно. Всё застилала стена дождя, знаменующего начало Сезона Паводков. Прохладные капли и свежий ветер быстро разогнали странный туман в моей голове, позволяя мыслить логично и внятно.

Итак, что мы имеем? Смотритель, очевидно, либо в тюрьме, либо мёртв. И глупо предполагать, что за библиотекой не следят: среди Серых Крыс, отвечающих за личную безопасность императорской семьи, отродясь дураков не водилось. Они понимают, что парню, если он действительно сбежал из дворца, особо некуда идти, и установят наблюдение… за библиотекой — в первую очередь.

На самом деле, моя жизнь и так в большой опасности. Самое разумное, что я могу сейчас сделать — это лечь спать, будто не было никаких писем… только вот… что мне, в общем-то, терять? Муэти, так или иначе, долго не живут!

Я на пару мгновений прикрыла глаза, прогоняя лишние мысли, и решительно захлопнула створки. Погасила все фонари на первом этаже. Заскочила на кухню, взяла булочку и небольшой обоюдоострый ножик из охотничьего набора. Зажгла все фонарики в своей комнате. Встав напротив окна, я вынула из причёски острые деревянные шпильки, позволив волосам белой волной рассыпаться по плечам, и сбросила верхнее платье с широкими рукавами. После этого в моей комнате вновь стало темно.

На ощупь я заплела волосы в тугую косу, вытащила тёмное верхнее платье и плащ из сундука, а план Библиотеки — из ящичка для бумаг, быстро оделась и, в последний раз оглянувшись, выскользнула из комнаты.

Путь мой теперь лежал в архив, благо что здание библиотеки я знала, как свои пять пальцев. Осторожно спускаясь по винтовой лестнице, я судорожно сжимала в руке связку ключей. Хоть бы Дел Жишед не сменил замок!

Но Танни-ти сегодня благоволила мне — дверь послушно открылась, пропуская меня в Архив. Повинуясь голосовой команде, заполыхало магическое пламя в камине — к сожалению, все корпусы библиотеки были зачарованы от открытого огня ещё в незапамятные времена. Вздохнув, я быстро порвала записку Смотрителя на крошечные кусочки и проглотила, зажевав булочкой и борясь с тошнотой. Мельком взглянула на часы — полчаса уже прошло. Получше запахнув плащ и крепко сжав магический фонарь в руке, я направилась вглубь помещения и, обогнув длинный стеллаж, вошла в старый архив, сейчас уже заброшеный. Тут порядок в своё время наводила я сама, поскольку Архивариусу, да и его подчинённым, копаться в пыльных свитках было лень.

Последний раз сверившись с древними чертежами, я подошла к полуразрушенной лепнине и надавила на изображение солнца. Часть стены отъехала в сторону, обнажая уходящие вниз ступеньки.

Боги, и что я делаю? В моей семье были сумасшедшие. Это однозначно. Может быть, этот ход давно засыпан! Упрямо тряхнув головой, я решительно направилась вперёд. Стоило мне спуститься на несколько ступенек, как камни за моей спиной вернулись на своё место, отрезая мне путь к отступлению.

А ведь как точно и хитро всё рассчитал Смотритель! Когда я в своё время обнаружила планы Библиотеки с указанными там тайными ходами и замаскированными нишами, первым делом с этой новостью я направилась к Сахросу. Старик пожевал губами, поворчал, но, изучив чертежи, приказал мне спрятать их у себя.

А на следующей неделе мы впервые устроили пикник под ивой. В том самом парке, где кончался самый длинный подземный ход…

Неужели он ещё тогда планировал использовать меня? Абсурд… Но что я, на самом-то деле, знала об этом человеке? Вон, как оказалось, у него были дети, внуки, а я была убеждена, что старик одинок. Зачем он приютил меня? Зачем учил обычную служанку думать и анализировать? Да, я многого добилась сама, но первое время Дэр Сахрос буквально подталкивал меня к нужным решениям, приносил книги из закрытых частей библиотеки и старые договора из архива, подогревал во мне интерес к политике, экономике, ораторскому искусству. Зачем? Зачем он втихомолку сделал дубликаты всех ключей и отдал мне?..

Не знаю, до чего бы я додумалась под действием темноты, шока и подземной сырости, усиливающих паранойю, но размышления мои были прерваны неожиданным препятствием: став на очередную ступеньку, я по щиколотку провалилась в ледяную воду.

Очаровательно! Тело тут же пробрал холод, а руки онемели. Стало почти смешно: Оми, куда ты суешься? Тебе ли, тощей девчонке-муэти, вмешиваться в подобные игры? Так думала я, опускаясь все ниже и ниже. Когда я была по колено в воде, спуск кончился. Впереди, докуда хватало света магического фонарика, простирался бесконечный каменный коридор с водным зеркалом вместо пола. Промозглой сыростью и плесенью веяло от старых, как и сама библиотека, стен. Глупо отступать на полпути, верно? Прогнав лишние мысли из головы, я двинулась дальше.

Шла долго. В горле першило, ноги подкашивались, и от холода я окончательно перестала их чувствовать. Силы из ослабленного тела уходили всё быстрее, уже несколько раз я чудом не падала. Когда мне уже начало казаться, что этот ход бесконечен, свет лампы выхватил из темноты высокие каменные ступеньки. Я чуть не расплакалась от облегчения и, помогая себе руками, буквально выползла из воды. Тут же начало нещадно лихорадить. Заболею, ох, заболею…

Дальнейшее отразилось в памяти урывками. Вот я медленно иду по ступенькам — вверх, накрепко сжимая в дрожащей руке фонарь. Потом внимательно осматриваю стену, с третьего раза нахожу небольшой рычаг. Нажимаю, и стена отъезжает в сторону, освобождая заросший какими-то лианами проход. Затушила фонарик — не стоит привлекать ненужное внимание. Шаг — и я свободна! Прохладный ветер легко прогнал вязкий дурман из головы. Я продралась сквозь свисающие ветки, встала под дождём и осмотрелась. Так и есть, Парк Раздумий, и я только что вышла из громадного валуна, центрального в композиции древнего Сада Камней. Никогда бы не подумала, что внутри этот гигант полый! А ведь сколько раз сама отдыхала в его тени! Чего только не умели наши предки… Тихонько вздохнув, я двинулась вглубь парка, стараясь не попадать в круги света, испускаемого фонарями. Дождь расходился, гравий шелестел под ногами, мокрый и скользкий, словно лёд. Над моей головою нависали громады деревьев, скрипучих, как все старики. Очередной порыв ветра сорвал с моей головы капюшон, и дождь не преминул этим воспользоваться. Впрочем, я, остановившись, и сама подставила губы под падающие капли. Холоднее всё равно не станет…

Поворот, ещё поворот — и старая ива на берегу заросшего тиной озерца. Я медленно, нерешительно подошла.

Никого.

Полночь давно минула. Наверное, Наследник решил, что никто не придёт, и ушел. А может, он давно убит, и свой сегодняшний путь я проделала зря…

Меня резко дёрнули за волосы. Я сдавленно вскрикнула и, не удержав равновесия, рухнула на колени. В мою шею тут же упёрлось что-то острое, и я почувствовала, как обжигающе горячая кровь потекла вниз из неглубокой ранки.

— Не лучшие условия для ночных прогулок, верно? — этот ровный, равнодушный голос я узнала мгновенно. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, и спокойно проговорила:

— Ваше высочество, я искала вас. Меня прислал ваш дед, и нам нужно спешить.

Лезвие на моей шее дрогнуло и чуть отодвинулось, но не исчезло окончательно.

— Докажи, — так же равнодушно.

— Со мной нет толпы солдат, у меня нет оружия, не считая охотничьего ножа. У меня нет других доказательств, — говорила я спокойно, твердо и чуть лениво — только так, если верить старым книгам, нужно обращаться к загнанным в угол хищникам.

— Это не доказательства. Нужны другие, или я убью тебя.

— Что же… убивайте, — к тому моменту мне всё глубоко осточертело. И насквозь промокшая одежда, и ломота во всём теле, и изматывающая усталость, и вся эта глупая ситуация… На что я вообще рассчитывала, ввязываясь в игры Императорских отпрысков? Они все — сумасшедшие садисты, наследственность у них такая…

— Встань!

Я с трудом поднялась, пошатываясь, и повернулась. Рядом замер человек в плаще. В его руке поблескивал кинжал. Я отвесила лёгкий поклон, стараясь не совершать лишних движений, и тихо сказала:

— Ваше высочество, решайтесь. Я могу сейчас просто вернуться домой. Вы можете убить меня и уйти. Но — долго ли Вы проживете? Ведь во дворец, как я поняла, Вам путь заказан…

Повисла тишина. Он долго стоял и молчал, не двигаясь. Тогда я повернулась и медленно побрела прочь от озера. Не оглядываясь. Пусть сам делает свой выбор — не маленький! Если он не поверит — мне же легче! Злясь на саму себя, я пошла быстрее. Да пусть провалится он к демонам, этот Эйтан! Всё, что от меня зависело, я сделала!

Возле камня, опутанного лианами, притормозила.

Это всё отлично, но — как теперь открыть подземный ход?! Я вслепую принялась ощупывать валун, однако не находила ничего, даже близко похожего на рычаг. А если… что, если он открывается только изнутри?! Паника накрыла меня с головой, и я обессилено осела на россыпь мелких камушков.

Вот мне и конец…

— Что должно произойти?

Я вздрогнула и подняла взгляд. Эйтан стоял в шаге от меня, и, судя по наклону головы, рассматривал узоры на каменной глыбе.

— Потайной ход… — мой голос осип и сорвался. Наследник наметил головой кивок, сделал ещё шаг вперёд и прижался тыльной стороной руки к камню.

Проход тут же послушно открылся.

— Как..? — только и смогла я выдохнуть.

— Кольцо Равновесия. Для Императора не существует тайного. Дед упоминал, что мне придётся им воспользоваться, чтобы открыть ход. Ты идёшь или как?

Пошатываясь, я поднялась. Кажется, приходится смириться с невесёлым фактом — Смотритель просто использовал меня. Я не смогла бы вернуться без Эйтана…

Глаза предательски защипало. А ведь я верила этому старику! Я стольким рискнула, чтобы помочь его внуку!.. Накатила апатия. Небрежно оттолкнув Наследника, я первая нырнула в темноту подземного хода, находя на ощупь ступеньки.

Шли мы молча. У меня не было сил что-либо говорить, а Наследник, как показала практика, по жизни не слишком болтлив. Тем более что каждого из нас обуревали совсем непростые мысли. Не знаю, о чём именно печалился он, но меня предательство Смотрителя выбило из колеи, заставив под другим углом посмотреть на ситуацию. Что мы имеем? Я в силу слепой преданности и недальновидности исхитрилась вмешаться в опасные, жестокие игры, где не место слабым. На руках у меня сомнительное счастье в лице человека, которого мечтает убить весь Совет Пэров — не слишком обнадёживает! А на горизонте, проясняясь с каждой минутой, передо мною маячит перспектива долгой и мучительной смерти в подвалах Дозорной Башни, куда испокон веков отправляли государственных преступников. Избежать сей незавидной участи я смогу лишь в одном случае: если Эйтан станет Императором. У меня нет выбора, кроме как помочь Змею… но ему о моих умозаключениях лучше не знать. Пусть понервничает — глядишь, я смогу выторговать побольше… В голове начал созревать план дальнейших действий.

— Тебя как зовут? — Эйтану первому надоело молчание.

— Омали.

— Давно знаешь деда?

— Почти десять лет.

— Немало… старик упоминал, что ты — его должница, — в голосе принца послышались вкрадчивые нотки, — и сделаешь всё ради него…

— Он преувеличил мою благодарность.

Наследник хмыкнул:

— Но ты пришла за мной сегодня, верно?

Я вдохнула поглубже, собираясь с силами, и резко повернулась к нему, подняв магический фонарь повыше. Пару мгновений я рассматривала скуластое треугольное лицо с надломленными бровями, тонкими губами и серыми миндалевидными глазами. Не красив, но хищен и ярок. У Наследника на лице словно было написано: «пэр»… но на мои последующие слова это не повлияло:

— Я пришла за вами, Ваше Высочество, из мотивов глубоко корыстных. Именно поэтому сейчас я предлагаю вам сделку: я оказываю вам любую посильную помощь, но после вашего восхождения на престол вы исполняете мое желание.

— Какое же? — в его голосе послышалось лёгкое любопытство, и я не посмела разочаровать:

— Я хочу стать Младшим Советником Тальи.

Он замер на пару мгновений — и расхохотался. Я спокойно стояла и ждала, пока приступ весёлости у пэра минует.

— Вы закончили? — уточнила я, когда мой спутник резко замолчал. Мгновение спустя ледяные пальцы стиснули моё горло — не смертельно, но сильно, едва позволяя вдохнуть:

— Дерзкая девка, — голос звучал лениво, — Мне дешевле убить тебя сейчас, чем исполнять такое 'желание'. После твоего назначения весь Совет ополчится на меня, а давать пустых обещаний я не хочу. Да и не нужен мне слабый, корыстный и неверный Советник.

Я улыбнулась уголком рта:

— Я не прошу вас отдать мне за просто так эту должность, Ваше Высочество. Я прошу дать мне шанс её получить.

Он пристально вглядывался мне в глаза, и я не отводила взгляда. Это было непросто: всё же Императорских отпрысков учат смотреть, как никого иного. Сразу чувствуешь себя жалкой и слабой, начинает мерещиться дыхание милосердной смерти…

Пальцы на моей шее разжались.

— Что же… Если ты действительно принесёшь пользу — быть посему. Но ты сто раз успеешь проклясть свою глупость и мою милость.

Я склонила голову и спокойно проговорила:

— О большем я не смела и мечтать… мой Император. Поспешим — нам ещё многое нужно успеть…

Обратный путь в Библиотеку занял у меня куда меньше времени, несмотря на то, что уровень воды ещё сильнее поднялся — наш темп задавал принц, и показывать свою слабость перед ним мне казалось зазорным. Однако же, следует отдать должное Наследнику Ишшарры: когда моё дыхание окончательно сбивалось, он, словно бы невзначай, замедлялся, чтобы осмотреться или оправить плащ. Когда мы поднялись по ступенькам, я негромко сказала:

— Ваше Высочество, сейчас вам придётся подождать меня здесь. Клянусь, я постараюсь поспешить. Пока возьмите карту библиотеки и изучите.

Он искоса посмотрел на меня, но просто кивнул, не пытаясь беситься или спорить. Я в какой-то степени даже прониклась в тот момент уважением к нему: на хвосте у него голодная свора, алчущая его крови и власти, в проводниках — незнакомая слабая девчонка, в любой момент способная подло предать, а на кону — жизнь. Большинство знакомых мне пэров, обленившихся и глупых, не смогли бы так держаться, окажись они в подобной ситуации…

Все эти мысли метались в моей бедовой головушке, пока руки ощупывали стену на предмет рычага. Наконец требуемое отыскалось, и я, удостоверившись, что из-за стенки не доносится ни одного звука, открыла проход. Сейчас я жалела, что не предусмотрела многих вещей, в частности — сменной одежды, но, что уж там — ничего не поделаешь! Голосовой командой включив свет в архиве, я потянула завязки плаща, оставив его лежать на ступеньках потайного хода. Вслед за ним полетели мокрое до нитки верхнее платье и пояс. Я осталась в тонком льняном нижнем платье, отороченном кружевами.

— Отвернитесь, пожалуйста, — негромко попросила я. Наследник, всё это время изумленно взиравший на меня, без вопросов повиновался. Я отжала, насколько смогла, подол и придирчиво себя осмотрела. Вроде ничего не прицепилось…

— Возьми.

Я изумленно посмотрела на Эйтана, протягивающего мне плащ.

— Зачарован, не промокает, — пояснил принц, — А то замёрзнешь.

Я только фыркнула:

— Зато листья, грязь и ветки к нему прилипают на раз. Простите, ваше высочество, но смею напомнить: чем меньше следов, тем лучше.

Его плащ полетел в кучу моей одежды.

— Ждите, — бросила я, и, скинув промокшие ботти, босиком ступила на каменный пол Архива. Бр-р, холодно-то как! Стена за моей спиной встала на место, отгораживая принца от меня. Теперь, случись что, незваным гостям его непросто будет найти…

Я забежала в свою комнату, сняла, наконец, нижнее платье и рубаху, наскоро обтёрлась какой-то тряпкой и напялила первую попавшуюся одежду. Встал клином вопрос: во что нарядить принца? Он худощав, но не настолько, чтобы ему пришлись впору мои платья… Выругавшись сквозь зубы, рванула в комнату Смотрителя. Время, как мало осталось времени…

— Переоденьтесь, — попросила я, протянув принцу сверток с одеждой, и без сил рухнула в любимое кресло Архивариуса, устало смежив веки. Детали и мелочи, мелочи и детали… Спрятать принца следует в одной из заброшенных подвальных комнат, которых нет на основном плане Библиотеки. Что ему нужно дать с собой? Несколько одеял, и магический фонарик, и план библиотеки, и еду, и питье… Необходимо было учитывать вероятность того, что меня всегда могут арестовать. То, что пока этого не сделали, ни о чём ещё не говорит…

— Девочка, проснись. Сейчас не время отдыхать.

Я резко распахнула глаза. Эйтан, переодетый и сосредоточенный, стоял в шаге от меня. Подбородок его ещё больше заострился, под глазами залегли тени, а кожа приобрела нездоровый пергаментный оттенок. Устал? Конечно же, да. Но придётся привыкать — если он всё же станет Императором, права на безопасность и отдых у него не будет…

— Идите за мной, — тихо попросила я, с трудом поднялась и взяла принца за руку. Он слегка напрягся, и я поспешила пояснить:

— Нам нельзя брать с собой фонарь. Я неплохо вижу в темноте — дело привычки.

Он устало кивнул и крепко сжал мою ладонь. Какие тёплые руки…

Все свои дела я закончила ближе к рассвету. Обустройство заняло несколько часов, забрав кучу сил. Меня лихорадило всё сильнее, но заварить себе лечебный чай я не могла: огонь в кухне легко заметить. Потому я упала на кровать, завернулась в тонкое одеяло (более тёплое отдала Эйтану) и уткнулась лицом в подушку. Сейчас, за несколько часов до рассвета, когда никто не видит, можно позволить себе поплакать от страха, прикусывая угол одеяла, и помолиться сквозь слёзы капризной Танни-ти. Наиболее вероятно, что я умру. Но — жила ли? Монотонное существование во тьме библиотеки, в котором каждый новый день зеркально отражает предыдущий — на одной чаше весов. Призрачный и неясный шанс воплотить свою мечту в реальность — на второй.

То, что я задумала — дерзость, да и безумие. Но Судьба, как известно, любит безумцев и наглецов… Я улыбнулась сквозь слёзы и встала, чтобы закрыть ставни.

Над Тальей занимался рассвет.

Глава 4. Шарфик, гости и немного лицемерия

Я встала в тот же час, что и обычно, и начала монотонно совершать привычные действия. Приготовить завтрак, поставить чай, пройтись по главному залу, проверяя, всё ли в порядке, накормить и закрыть в кладовке сторожевых псов и деактивировать защитный контур, проверив целостность амулета. Все это я проделала спокойно, четко, и руки мои не дрожали.

— Доброе утро, Оми! — радостно прощебетала Мари, распахнув дверь на кухню, — Ты слышала, что произошло?

— Начался сезон дождей, — буркнула я, — И помер Император. Что ещё интересного могло произойти? И где демоны таскают Элли?

— Элли прислала утром духа-вестника, будет ближе к обеду. У них там какой-то семейный совет в связи с последними событиями, — Мари хитренько улыбнулась.

— Да что за события, в конце концов?! — да, после промозглого холода, внепланового купания и бессонной ночи моя коммуникабельность даёт значительные трещины.

— На самом крупном складе артефактов в портовой части города под утро произошёл взрыв. Здание полностью уничтожено, Нижняя Талья объята огнём, и затушить пожар удалось лишь частично. Медный Лис не желает отпускать от себя лучших воинов и магов: опасается удара со стороны Наследника, потому тушить пожар фактически некому. Все осложняется тем, что магический огонь воды не боится! Вот так. А Эйтан сумел сбежать, ясно? Говорят, что Наследник пока жив!

Я пожала плечами:

— Не слишком-то верится, если честно.

Мари надула губки:

— Брось! Конечно, он жив! Как ты думаешь, где он спрятался?

В моей душе звякнул звоночек. Сделав страшные глаза, я сообщила:

— Я знаю, где он прячется!

— Где?! — Мари даже подалась вперёд. Я прижала палец к губам:

— Это секрет, ясно?

Девушка активно закивала. Я улыбнулась:

— Он наверняка у меня под кроватью! Там постоянно что-то шуршит, это точно Наследник! Как считаешь?

Мари поджала губы:

— Твои шуточки…

Я хмыкнула:

— Мари, ну зачем строить глупые предположения, не имея ни крупицы фактов? Если Наследник не дурак, то его давно нет в городе, а то и в стране.

— Думаешь?

Я только пожала плечами в ответ, глядя на собеседницу честными глазами.

Значит, Нижний Город горит… нерадостная весть. Если огонь доберётся до порта, оборона Тальи значительно ослабнет. Улучив момент, я выглянула в окно, выходящее на север, к морю.

Дождь уже едва моросил, и очень хорошо было видно закрывающие горизонт клубы разноцветного дыма. Вероятность того, что такой пожар начался сам по себе — нулевая. Значит, всё ещё больше осложнилось…

— Оми, а где Смотритель? — меж тем не унималась чернуля.

— Интересный вопрос, — пожала я плечами, — Он и на ночь не приходил — наверное, остался у Архивариуса. А что?

Девушка всплеснула руками:

— Твоего опекуна сутки нет дома — и ты спокойна? А вдруг с ним что-то случилось? А вдруг…

— Довольно, — я резко поставила на стол пиалу и обернулась к собеседнице, — Я не могу ничем ему помочь, не знаю, где он, что с ним и жив ли. Мои нервы гудят, как струны, но, сколь бы я ни билась в истерике, это не поможет. Ясно?! Не поднимай более эту тему!

Мари, сидя в полумраке кухни, изумлённо моргала: она не привыкла слушать такие отповеди. Я же, ожесточенно помешивая рыбный суп, кусала подрагивающие губы. Смотритель… сколько бы я ни злилась на его выходку, но, положа руку на сердце, я сильно тревожилась за него. Да и страшно было так, что тошнота подкатывала к горлу! Смогу ли я контролировать себя? Глупый вопрос. Можно подумать, у меня есть выбор…

Лампочка на столе замигала красным, сигнализируя о новых посетителях. Сглотнув вязкую слюну, я быстро сказала:

— Я открою! — и устремилась виз по лестнице. Вот и гости дорогие пожаловали! Пальцы замерли у дверной ручки, и я впервые заметила, как сильно они дрожат. Сделав глубокий вдох, я решительно распахнула дверь и привычно отступила, чтобы не попасть в полоску света.

— Привет, Оми!

Я смотрела на Дирана со смешанными чувствами. С одной стороны, мне хотелось его придушить за пережитые мгновения ужаса, с другой — расцеловать. Подавив оба порыва, я с улыбкой проговорила:

— Проходи, пожалуйста. Снова доклад?

Парень вошёл и внимательно посмотрел на меня:

— Нет, я просто… пришёл убедиться, что у тебя тут всё в порядке.

Под серьёзным взглядом синих глаз мне стало неуютно.

— А что со мной станется? — нарочито бодро уточнила я. Диран вздохнул:

— Нас вчера пригнали на площадь — мы, навигаторы, тоже считаемся военными. Так вот, я видел, как Смотритель шептался о чём-то с младшим принцем, Эваром Стальным Волком. Я попытался подслушать, но мне не удалось…

— Что?! — я не удержалась от вскрика. Что же происходит, демоны раздери?!

— … а потом один из стражников обмолвился, что их направили на дежурство к Библиотеке! Оми, что происходит? — продублировал он мои собственные мысли.

Я вдохнула и выдохнула:

— Знаешь, мне самой интересно…

В этот момент алый фонарик надо входом замигал, а дверь содрогнулась от удара.

— Откройте! Именем Императора!

Мы уставились друг на друга. Я ободряюще улыбнулась перепуганному Дирану, мельком оглянулась на холл Библиотеки и прошептала формулу, включающую магический свет. Диран сглотнул и испуганно посмотрел на меня.

— Твоя шея… — его шёпот прозвучал для меня небесным гласом ишанских труб. Моя шея! Отметины от кинжала и пальцев Наследника — как я объясню их появление?! И Элли, и Мари подтвердят, что вечером этого не было!

Наверное, ужас слишком ясно отразился на моём лице. Диран замер, потом резко сорвал со своей шеи белоснежный шарф, атрибут студента Мореплавательного Корпуса, одними губами сказав:

— Быстро!

Мои руки дрожали, не желая правильно затягивать узел. Стук раздался вновь, теперь — громче.

— Открывайте немедля!

Я расправила плечи, тряхнула головой, прогоняя лишние мысли, и с поклоном распахнула дверь.

— Прошу простить, — мой тихий голос был полон почтительности, а глаза смотрели в пол, — Я замешкалась — искала необходимую другу летопись. У нас закрыто сегодня — траур. Проходите, пожалуйста!

Мимо меня, шелестя плащом, прошёл высокий тощий мужчина в вычурной одежде. За ним, небрежно оттолкнув меня, ввалились семь дюжих парней в тёмно-зелёной форме Судебного ведомства. Я тихо выдохнула — значит, Серые Крысы не признали нового Императора, иначе поисками Наследника наверняка занимались бы они, и тогда конец бы мне пришёл быстро: туда набирают исключительно магов-телепатов.

Судебное ведомство на стороне Лиса… это плохо, но не так уж и страшно. Если там и работают маги, то обычные.

— Обыщите всё, — отрывисто приказал тощий, стремительно повернулся и прошипел:

— Вы двое — ко мне.

Почтительно поклонившись, я приблизилась к гостю. Он был бледен, тонкогуб, имел густые брови и глубоко посаженные цепкие глаза. Кисти его рук прятали широкие рукава ярко-зелёного наряда, а седые прямые волосы длинными прядями опускались на плечи.

— Ты, — тонкий белый палец указал на меня, — Твоё имя.

— Омали, безродная.

— Твои отношения с Дэром Сахросом? — проскрипел гость.

— Он мой наставник и работодатель.

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Рассказывал ли он тебе что-либо о своей семье?

— Нет, — честно ответила я. Мы действительно никогда об этом не говорили.

— Поручал ли он тебе отнести некие письма, спрятать какие-то вещи или как-то помочь сбежавшему принцу?

— Нет…

Мне ничего не «поручали». В своём письме Сахрос просто сообщил мне время и место встречи с внуком.

— Знаешь ли ты, где Эйтан дан Ониа сейчас?

— Нет, — первая ложь за весь разговор. Чиновник пожевал губы, глядя на меня, и продолжил:

— Дети, не будьте слепы. Если вам что-то известно — скажите, и Экис, истинный Император, щедро наградит вас.

— Будь мне что-то известно — я бы сказала, — жарко заверила я, — Но я не знаю, здоровьем клянусь! Я почти не покидаю Библиотеки, спросите у любого — я обычная служанка…

По моим щекам потекли слезы. Притворяться практически не пришлось — действительно было очень страшно. Иллюзиями я себя старалась не тешить, а уж об особенностях работы Судебного Ведомства была наслышана.

Тощий по-птичьи склонил голову набок:

— Нам сказали, что вы много разговаривали с Дэром Сахросом…

— Да! — слёзы текли по моим щекам, не переставая, — Мы говорили об истории, и философии, и разных странах…

Я разрыдалась. Мужчина презрительно скривился и залепил мне пощёчину:

— Молчать, прислуга!

— Почтенный, — я вздрогнула, услышав голос Дирана за спиной, — Право, прекратите это. Разве вы не видите, что девочка — обычная калека? Кто станет с ней делиться секретами?

Тощий поморщился и перевёл взгляд немигающих глаз на парня. У меня внутри всё сжалось от страха и отчаянья: Диран, идиот, зачем хоть ты лезешь в это? Неужели не понимаешь, что, ступив в эту игру единожды, пути назад уже не будет?!

— Имя, — прошипел чиновник.

— Диран Кирэт, студент-навигатор, Тальский Университет.

— Давно знаком с этой женщиной? — презрительный кивок в мою сторону.

— Три года.

— Иди за мной. Ты — жди здесь.

Я осталась стоять, глядя вслед удаляющемуся Дирану. Тощий уверенно вёл его в сторону читального зала — значит, основной план Библиотеки хорошо ему знаком. Но это, пожалуй, даже радует, ведь на старых чертежах читальный зал указан в другом конце коридора…

Минуту спустя на лестнице послышались шаги: один из «гостей» вёл за собой белую, как саван, Мари. Её повели в ту же сторону, что и Диарана. Понятно, устроят им допрос, чтобы проверить мои слова. Ну что же, всё не так и плохо: Мари скажет, что я вчера весь день провела с ними, соглядатаи подтвердят её слова и добавят, что Библиотеку я не покидала. Единственная проблема — Диран. Если он заикнется про раны на шее… если Мари скажет, что, когда она уходила, их не было…

Я покрепче стиснула зубы и стала ждать: всё равно никак повлиять на ситуацию не могу. Остается стоять и молиться, надеясь на честь малознакомого, по сути, человека. Ведь, как показали последние события, юного навигатора я знаю из рук вон плохо…

Ждать пришлось долго. Я присела на корточки и привалилась к стене, бездумно разглядывая холл — ноги не держали, вчерашние приключения всё ещё давали о себе знать. Хорошо, что моё состояние просто списать на волнение и последствие недуга, а то тяжело бы было это объяснить…

— Эй, ты как, девка?

Я подняла голову и с изумлением обнаружила, что все ребята из Судебного ведомства, кроме чиновника в зелёном, уже собрались в холле. И один сейчас склонился надо мной.

— Всё хорошо, благодарю, — пробормотала я. Парень нахмурился, странно глядя на моё лицо. Ах да, его сейчас наверняка украшает потрясающий синяк во всю щеку — иногда быть муэти очень сложно, кровь у нас тёмная и жидкая, и на коже отметины остаются очень легко, а сходят долго. Впрочем, любую свою слабость нужно уметь обернуть в силу — первое правило тактика! Стерев со щеки несуществующую слезу, сжавшись в комочек, я снизу вверх заглянула в тёмные глаза гостя:

— Господин… что происходит? Почему?.. Куда пропал мой опекун?

Солдат слегка стушевался. Все по-разному относятся к ущербным людям, и передо мною сейчас замер ярко выраженный жалельщик.

— Не твоего ума дело! — вмешался другой, постарше, со шрамом, пересекающим лицо, — Чего искали — не нашли. Радуйся и помалкивай!

Радуюсь, дяденька… не поверишь, как радуюсь…

— Ну, что? — отрывисто спросил вошедший чиновник. Диран и Мари маячили у него за спиной, но ближе подходить не решались.

— Пусто, — бросил шрамоносец, — Никаких следов.

Чиновник поморщился, и в его глазах промелькнуло едва скрываемое бешенство:

— Отлично. Уходим, — и перевел взгляд на меня, — Если вы лжёте, запомните: вашей участи не позавидуют даже мертвецы.

Я посмотрела в глаза мужчине:

— Я сказала правду, Господин! Клянусь, правду!

Чиновник пару мгновений смотрел на меня, потом хмыкнул и подошёл. На меня словно бы напал столбняк, я не могла отвести взгляда. С равнодушным лицом тощий ударил меня ногой под ребра. Стиснув зубы, я свернулась клубочком, а он ударил ещё и ещё…

— Хватит!

— Прекратите!!

Голоса Дирана и Мари доносились, как сквозь вату. Надо же, заступаются…

— Прекратите, пэр, — мужчина со шрамом вмешался, — Девочка ни при чём. Змеёныша здесь нет.

Пэр… передо мной благородный? Вот так новость!

— Ни при чём? Плохо, что опекун не научил её опускать дерзкие глаза, разговаривая с мужчиной! Я исправил это упущение. Запомнила, дрянь? Будь почтительней! Ну-ка, поцелуй мои сапоги!

— Да, пэр, — всё, что угодно, лишь бы они ушли.

— Она не опасна, — буркнул мужчина со шрамом, когда я, сидя на коленях, прикоснулась губами к сапогам пэра, — Хватит. Нужно проверить ещё несколько адресов…

— Указывать мне будешь? — тощий переключился на дерзкого мужчину, и, пнув меня напоследок, покинул Библиотеку. Прищурив глаза, я внимательно смотрела ему вслед. Если я выживу, пэр… вы дорого заплатите за этот день…

Мужчина со шрамом вдруг замешкался и резко обернулся. Наши взгляды пересеклись, и его брови поползли вверх. Мне даже показалось, что он шагнул назад… но пэр в зелёном его окликнул, и служивый, последний раз оглянувшись, захлопнул за собой дверь.

— Оми! — Диран и Мари тут же кинулись ко мне. По щекам черноволосой потекли слёзы:

— За что он тебя так? Я не понимаю… Что они искали?

Диран молчал, рассматривая меня, словно впервые видел.

— Марита, — голос парня был мягок и вежлив, — Покажете мне комнату Омали?

— Да, конечно!

Диран подхватил меня, как пушинку, и пошёл за Мари. Тепло тела юноши успокоило меня и немного уняло дрожь, я позволила себе прижаться к нему и прикрыть глаза. Рёбра ныли, и каждый шаг моего носильщика отдавался в теле тупой болью. Да, спасение принцев — занятие нервное и травматичное, цвет лица и настроение не улучшает. Надеюсь, с Эйтаном всё хорошо… хотя, что с ним станется? Разве что крысы загрызут!

— Ох!

— Демону в печень!

Синхронные возгласы Мари и Дирана заставили меня открыть глаза. О, богиня! Что эти уродцы сделали с моей комнатой?!

Наши гости обыскали действительно всё, не слишком утруждая себя аккуратностью. Постель была разворошена, сундук перевёрнут, все вещи разбросаны по подогнутому ковру, а книги безжалостно вывалены на пол.

— Демоновы дети! — Мари разъярилась, — Да как они вообще посмели?!

— Тише, — я поняла, что пора вмешаться, — Лучше освободите место на полу и бросьте туда одеяло — всё равно ему уже ничего не поможет.

Мари резво выполнила моё поручение, и меня бережно опустили на импровизированное ложе.

— Мари, принеси мне холодной воды и чистую тряпку, хорошо? — продолжала командовать я. Девушка кивнула и умчалась, а я заглянула в глаза Дирану.

— Спасибо.

Парень нахмурился и присел рядом:

— Во что ты вмешалась, дурочка? Зачем?

Я вздохнула, обдумывая ситуацию. И что я должна ему сказать, чтобы он поверил?

— Если честно, мне самой мало что понятно — я могу только предполагать. Я… не уверена, но… мне кажется, что мой опекун был знаком с Наследником, — словно через силу, призналась я, — А с кем бы Смотритель в первую очередь поделился? Конечно же, ответ очевиден. Оттого теперь ко мне приходят гости и задают вопросы. Это… — я потеребила шарф, — Тоже дело их рук. Они не понимают, что мой наставник — обычный безвредный старик! К тому же, узнай он какие-то секреты, неужто он бы доверил их женщине?

Диран покачал головой:

— Ты попала. Насчёт того, что ничего больше не знаешь — это правда?

— Да, — мой голос был твёрд, а глаза — безмятежны. Прости, Диран. Ты замечательный, но ставки в этой игре слишком высоки: я не могу тебе верить, к тому же, не желаю подвергать лишней опасности, — Диран, спасибо ещё раз. Иди домой — день выдался не из лёгких, верно?

Парнишка упрямо поджал губы:

— Я не брошу тебя одну.

Вот ведь пристал!

— Хочешь помочь мне раздеться и помыться?

Он покраснел, но глянул остро:

— Если понадобится! И ничего пошлого в этом не вижу, нечего так смотреть! Я не брошу двух девушек в такой ситуации!

Боги, мальчик, в кого же ты такой ответственный?!

— Спасибо! — Мари вошла с тазом в руках и лежащим поверх мотком белой ткани, — Дир, ты — чудо! После такого я оставаться одна не намерена, а мой брат прислал записку: всех курсантов Совет направил патрулировать столицу.

— Зачем? — вскинулась я.

— Во избежание беспорядков, — пожала плечами черноволосая, — Ладно, Дир, подожди нас внизу, надо посмотреть, что натворил этот пэр и можно ли помочь.

Я тут же внесла контрпредложение:

— Быть может, вы оба выйдете на пару минут? Я вполне способна всё сделать сама.

— Но…

— Не спорьте! Мне уже лучше, я могу свободно двигаться, — в подтверждение сказанного я села, — Мари, завари лучше чаю, хорошо?

— Ладно, — буркнула девушка, и они с Дираном, к вящей моей радости, наконец-то меня покинули.

Когда за ними захлопнулась дверь, я снова рухнула на одеяло и свернулась клубочком. Меня накрыло волной бесшабашной радости: получилось! Будь всё проклято, получилось!

Прикрыв ладонями лицо, я до мельчайших чёрточек восстановила в памяти облик тощего чиновника. На губах моих помимо воли появилась торжествующая улыбка, я осторожно, со второй попытки поднялась на ноги и громко сказала:

— Я лгала тебе, демонов выродок. От первого до последнего слова — я тебе врала!!! — и даже боль в рёбрах почти прошла. Медленно, ругаясь сквозь зубы, я стащила с себя всю одежду и уставилась в зеркало. Картина передо мною предстала удручающая: ребра, правая грудь и бок были очаровательного серо-синего цвета. С учётом особенностей моего организма, сходить эта вся красота будет не меньше месяца. А то и больше.

Шипя сквозь зубы от боли, я протёрла синяки холодной водой. Нужно будет приложить к ним мясо — сойдут быстрее…

С трудом, но в ворохе разбросанных вещей нашлись чистые платья и пояс. Одевалась долго, а потом распустила волосы и начала тщательно разбирать пряди: мне не хотелось сейчас ни с кем общаться. Хотелось подумать.

Итак, первую партию я выиграла, причём потери считаю несущественными. Нам повезло: похоже, никто всерьёз и не надеялся найти принца в Библиотеке, скорее, это была проверка «по форме» и своеобразный акт устрашения. Если бы у врагов Эйтана действительно нашлись мало-мальски серьёзные основания для подозрений, нам бы не удалось избежать близкого общения с палачом. Любопытно, осознают ли Диран и Марита, какая опасность им угрожала? Я непроизвольно поморщилась: Мари, понятное дело, не понимает всей серьёзности ситуации, а вот Диран вызывает нездоровые опасения. Так ли много я знаю о нём?

Я нервно перебирала пальцами пряди волос, покусывая губы. В тот момент хотелось, конечно, проведать принца, но делать этого не стоило, покуда в Библиотеке присутствовали посторонние. С другой стороны, следовало обсудить с Эйтаном пожар на складе артефактов и указ о патрулировании города курсантами. Он должен узнать о происходящем, и чем раньше, тем лучше! Оставалось одно: спровадить Мари и Дира подальше от всего этого.

Диран сказал, что Смотритель разговаривал с Эваром, младшим законным сыном Императора. Можно ли верить Дирану? Может ли Смотритель вести свою игру? И…

— Омали! Я вхожу!

Марита с чайным подносом осторожно проскользнула в комнату. Вздохнув, я приветливо ей улыбнулась и попросила:

— Мари, заколи мне волосы, если не сложно: руки поднимать тяжело.

— Да, конечно, — девушка сочувствующе посмотрела на меня, но тут же заговорщицки подмигнула, — А знаешь, Дирану ты очень нравишься!

— А? То есть?

Мари вздохнула и мечтательно улыбнулась:

— Он в тебя влюбился!

— Понятно, — пожала я плечами. Может Диран быть предателем или нет? Зачем патрулировать город, неужели власти опасаются бунта?

— Омали!

— Что?

— Он в тебя влюбился, понимаешь? Что ты будешь делать?

Я слегка запаниковала:

— А что должна?

Мари закатила глаза и заколола мне волосы длинной деревянной шпилькой:

— Он тебе нравится? — в её глазах горел какой-то хищный огонёк.

— Пожалуй, да, — ответила я осторожно, — И что?

— Вы будете такой парой!..

Очаровательно.

— Мари, меня сегодня чуть не убили, у меня болит бок, ребра и грудь, к тому же, лицо «украшает» громадный кровоподтёк. Давай поговорим о любви как-нибудь в другой раз!

— Ладно, — чуть обиженно кивнула Марита, — Не злись.

— И не думала, просто день был тяжёлый. Мари, благодарю за чай и причёску, но вам с Диром лучше уйти…

— Что?!

— Все дело в магической защите. Она не замыкается, пока в библиотеке есть посторонние — то есть вы.

— Ну, нет!

Начинается…

Глава 5. Виноград, шпионы и морские котики

В конечном итоге, мне всё же удалось вытолкать за дверь этих охальников, что было, мягко говоря, непросто. Приходилось напирать на то, что я хочу отдохнуть, а спать с незамкнутой системой охраны не собираюсь…

Ушли, хотя и фыркали недовольно, как искупанные коты.

Оставшись в одиночестве, я замкнула цепь магической защиты, выпустила псов и накрепко заперла двери Библиотеки. А что? Я испуганная, избитая и униженная девушка-муэти, брошенная друзьями! Имею право на панику и паранойю!

Напевая, направилась на кухню. Нужно приготовить Наследнику горячей еды, да и от укрепляющего настоя, я думаю, Эйтан не откажется. К тому же, следует и самой влить в себя как можно больше лекарств: сейчас болезнь смерти подобна!

Клинок у горла — это, знаете ли, наша традиция. Если тебе не угрожали — день прожит зря!

— Ваше высочество, не смешно. Положите железку, — как меня сегодня все уже достали! Сил никаких нет. Этот ещё на нервах играет…

— Представляйся, когда входишь, — холодно бросил Наследник, и в комнатке вспыхнул магический свет. Я привычно прикрыла очи рукавом, спасая их от яркой вспышки. Когда резь в глазах поутихла, позволила себе осмотреться. А что? Устроился Наследник вполне уютно: импровизированное ложе из старых стеллажей, подушек и одеял, рядом на полу — волшебные фонарики и тяжелый деревянный брус, о предназначении которого я предпочитала особо не думать.

Вообще громадное заброшенное помещение, заваленное всяким трухлявым хламом, идеально подходило для моей затеи. При желании тут не то что принца — отряд солдат спрятать можно…

Интересная мысль, кстати.

— Ты пришла, чтобы полюбоваться на мое роскошное жилище? — кажется, Эйтана начинает раздражать мой взгляд.

— Простите, Ваше Высочество. Я принесла еду.

— Благодарю, — особой признательности в его голосе я не уловила, — Что с лицом?

— Познакомилась с чиновником из Судебного ведомства, — мило улыбнулась я.

— Приходили, значит, — в серых глазах промелькнуло любопытство, — Как выглядели?

— Высокий, очень худой, тонкие губы, глубоко посаженные глаза, кажется, карие, зелёный костюм с широкими рукавами. Его называли «пэр», значит, из благородных, но веера при себе не было.

— Понятно, — по лицу Наследника пробежала тень презрения, — Кто бы ещё бил женщин по лицу?

— А, так это с ним часто? Колоритный тип, — мне очень хотелось знать имя обидчика, и я ждала, пока Эйтан его произнесёт. Можно, конечно, просто спросить…

— Его зовут Экоп, он из Мышей. Я удовлетворил твоё любопытство? Значит, не тяни время! Кто ещё? — в голосе Наследника звучало неприкрытое раздражение. Подумаешь, какие мы нервные!

— Серых Крыс не было, если вы об этом. Гости явились сегодня утром, семеро, все в форме Судебного ведомства. Командовал ими Экоп, негласный лидер — здоровяк лет сорока со шрамом на правой половине лица.

— Плохо, — пробормотал Эйтан, — Сэнэн…

— Согласна. Кажется, этот мужчина — Сэнэн, верно? — умён и опасен. Остальные особых примет не имели.

Принц усмехнулся и повеселел:

— Что же, пусть поищут! Это будет даже забавно! Что-то ещё?

— Рада, что вам стало весело, но мне следует ещё кое-что вам рассказать. Сегодня ночью в Нижнем Городе взорвался склад артефактов, после этого Совет приказал усилить патрулирование. Принц Экис не пожелал отпускать от себя магов, и пожар в Нижнем Городе долго не могли потушить. Я не знаю, продолжается ли он до сих пор…

— Вот как… — проговорил Эйтан негромко. От былой беспечности не осталось и следа: меж асимметричных бровей залегла задумчивая морщинка, а в серых глазах появился опасный блеск. Кажется, Наследник лучше меня понимает, что могут значить подобные происшествия. Судя по всему, ничего хорошего эти новости нам действительно не сулят. Но информации слишком мало! А что, если…

— Если вам будет угодно, я могу прогуляться на базар за виноградом, — прервала я ход мыслей Эйтана. Он не без раздражения глянул на меня:

— Я тут при чём? Хочешь — иди. Не думаю, что тебя за это арестуют!

— Я к вам потом загляну, — пообещала я и с поклоном вышла. Старый стеллаж за моей спиной встал на место, закрывая проход. Непонятливый мне принц попался, однако! Даже не намекнул, к каким разговорам мне стоит прислушиваться больше всего! Ладно, надеюсь, мне и так хватит ума, чтобы выделить нужное.

Думаю, мне стоит навестить Главную рыночную площадь. Виноград «золотое сердце» продают только там!

Когда я покинула стены Библиотеки, день перевалил за свою половину. Погода была замечательная: тяжелые тёмные тучи низко нависли над городом, обволакивая острые шапки гор, и прохладный ветер охлаждал раскалившийся за несколько декад жары город. В такие дни солнце кажется далёким и не более ярким, чем огни высоченной Сторожевой Башни, и можно даже, наплевав на косые взгляды, сбросить капюшон и в кои-то веки увидеть город при свете дня. Говоря откровенно, такой шанс мне выпадал нечасто…

Талья — столица, самый большой город и крупнейший порт острова. Если верить моим любимым книгам, основан он был более семи тысяч лет назад нашими давними предками. Конечно же, во времена Большой Воды он был почти полностью уничтожен, но кое-что осталось: Сторожевая Башня, Библиотека, Золотой Дворец, Ворота Перемен, Цитадель…

На самом деле, архитекторам, построившим город, следует посмертно дать орден. За извращенную фантазию. Я практически убеждена, что ни одной другой нации не пришло бы в голову основать столицу в таком странном месте: высоченные горы, напирающие с трёх сторон, а с четвертой — Изумрудный Залив, опоясанный скалами и рифами. Я уже молчу про рельеф с громадным уклоном, постоянно скапливающиеся в долине облака, резкие перепады погоды, неимоверную жару летом, сезоны дождей и туманов, зелёный снег и огромную влажность — неплохо для комплекта, верно? Существует забавная легенда: некогда Эрас Величайший, прародитель наших Императоров, позвал к себе лучших строителей и сказал им, что столица будет находиться именно на этом месте. Как они обрадовались — нет слов! Семеро из десяти были категоричны: «Это невозможно». Двое побоялись возможного гнева Эраса, славившегося сложным характером, и сказали: «Да-да, гениально, это непросто, но построим непременно». И один-единственный шэрдонский архитектор отличился: «Вы спятили, но в вашей идее нет ничего невозможного. Если вы готовы вложить кучу денег, времени, ресурсов и жизней в безумную затею — вам же расплачиваться, и я возьмусь за этот проект». Люди, хорошо знавшие первого Императора, предрекали наглецу скорую кончину… но Эрас расхохотался и назначил наглого шэрда главным архитектором. Спустя двадцать лет и десять тысяч человеческих жертв, костьми устлавших долину, горные склоны были укреплены, рельеф — разровнен, основные фундаменты — заложены, волнорезы — построены. Эрас, овеянный величием, явился проверить проделанную в его честь работу… и здесь, на фундаменте Золотого Дворца, умер от отравленного кинжала, направленного его собственным сыном. Круг замкнулся, и пророческие слова шэрда сбылись. Забавная история, верно? Смотритель часто мне рассказывал её по вечерам! И раньше меня это совершенно не удивляло, наоборот, казалось нормальным. Теперь же, обдумывая свою жизнь после встречи с Сахросом, я приходила к неутешительному выводу: такой, какая я есть, меня вылепили, как глиняную фигурку. Понять бы ещё — зачем?

Ступая по прямой улице, вымощенной белыми камнями, я рассеянно осматривалась по сторонам. Сегодня было малолюдно, а все прохожие, встретившиеся мне на пути, шагали, низко опустив головы. То тут, то там я сталкивалась с небольшими отрядами курсантов, патрулирующих город. Пока что в Средней Талье всё спокойно, и хвала богам.

Впрочем, облегчение моё было преждевременным: Рыночная Площадь бурлила, как залив в непогоду, и клубы разноцветного дыма вились над ней, донося неприятные запахи. Они так и не потушили Нижний город?! Нет слов…

Конечно, в какой-то степени я могу понять Экиса. Магический огонь, изобретение наших древних мастеров, штука замечательная: не обжигает, экономит топливо, позволяет использовать не только древесину, но любой материал, дает комфортное равномерное тепло на большую территорию, практически исключает возможность пожара…

Вы ведь и сами поняли, какое слово в последнем пункте можно считать ключевым? Если всё же происходит авария, и магический огонь выбирается за пределы очерченного ему круга, потушить такой пожар невозможно ничем, кроме магии. Медленно, но верно синеватое мёртвое пламя перебирается с вещи на вещь, сжигая всё: от металла до стекла.

Чтобы потушить один горящий дом, Высшему магу нужно выложиться практически досуха. То есть, после ликвидации катастрофы столица останется фактически без магов, которых, к слову, у нас и без того недостает! Вот Лис и пустил всё на самотёк, пряча голову в песок… Лицемерная тварь.

Я ввинтилась в людской поток, стараясь не обращать внимания на косые взгляды встречных прохожих. Да, сама понимаю, что синяк не слишком-то украшает мой «дивный лик», но отказываться от возможности прогуляться без капюшона из-за глупых человеческих пересудов — это не по мне. Потому я невозмутимо лавировала в толпе, силясь отыскать лавку знакомой торговки.

Я увидела её сразу — эту болтливую женщину лет тридцати от роду вообще сложно не заметить. Своими неизменно яркими, вызывающими нарядами, громким голосом и необычной внешностью она привлекала внимание, как экзотичный цветок. Была она, очевидно, нездешних кровей: большинство ишшаррок тонкокостные, молчаливые, наделены от природы тёмными волосами и глазами. Эта женщина была их полной противоположностью: упитанная, рыжеволосая, громкоголосая и желтоглазая, она плевала с высокой башни на мнение остальных, вовсю руководила своим худощавым, молчаливым мужем, воспитывала нескольких (лично я сбилась со счёта) рыжих детей и отлично себя чувствовала. Поскольку и ко мне, и к ней относились предубеждённо из-за внешности, мы прониклись друг к другу чем-то вроде солидарности: я постоянно покупала овощи и фрукты только в её лавке, а она, в свою очередь, не столь явственно меня обвешивала.

Сегодня, увидев меня, торговка удивленно округлила глаза, но приветливо улыбнулась, никак не прокомментировав мою неземную красу. Чего греха таить, я была ей за это безмерно благодарна.

— В какую цену виноградик, госпожа? — вежливо уточнила я.

— Пять ки за сирт, деточка, — оживилась женщина.

— Взвесьте полтора сирта, госпожа.

— Сию секунду! — она быстро закивала, незаметно для других покупателей выбирая грозди из дальнего, неприметного ящика. Торговец — это не профессия, а призвание!

— Госпожа, сегодня у вас тут шумно, — осторожно заметила я.

Женщина мгновенно оживилась: поболтать она любила всегда.

— Ох, деточка, боги, видать, нас прокляли. Талья горит, Императора нет, Совет ничего не делает! Скоро будет война, помяни моё слово! Все говорят!

— Кто это — все? — как можно громче спросила я, — С кем воевать-то? Ну, подумаешь, семь дней пройдёт, Лис Императором станет…

— Лис? — рявкнул кто-то в толпе, и я узнала в говорившем хорошо знакомого мясника, — Какой он Лис?! Щенок и самозванец! Прав тот бородатый провидец, поредела Императорская кровь! Прячут головы, когда нужна их помощь — и ждут от нас преданности?!

— Молчал бы, нечестивец! Императоры богами присланы! — вступилась какая-то бабка.

— Который из них?! — заверещала другая, — Не многовато ли их, присланных, на нашу голову? Смотри, коли тебе не повылазило! Видишь дым? Где они, властители наши? За трон дерутся, пока мы тут подыхаем!

— Склады не просто так загорелись, — активно вступила в дискуссию торговка виноградом, — Война будет!.. — и без перехода, — С тебя семь ки, деточка.

— Спасибо! — улыбнулась я, стараясь прислушиваться к шумному разговору базарных зевак, — Так с кем война-то?

— Тебе ли не знать, бесцветная? — как-то цинично хмыкнула торговка, — Шэрдонские торговцы, как сороки, несут на хвосте вести. Императора нет, город горит. Быть войне с шэрдами!

— Не может быть! — мой шок был неподдельным, — Их Империя в упадке!

— Ты там была, чтобы утверждать? — вздохнула торговка, — Молодая ты. И доверчивая. А мы с заморскими купцами торгуем, всё слышим. Старый Лис был слеп! А шэрды сильны, как никогда. И прозорливы. Они делали вид, что строят мост, пока сами давно перешли реку вброд!

Я ощутила, как стало тяжело дышать. Война?! Не может быть! Шэрдонская Империя уже двести лет в упадке, разворована соседями, разодрана внутренней борьбой между священнослужителями и чиновниками, расшатана неумелым руководством Императора-пьяницы. Хотя…

Мне всё это известно из рассказов Смотрителя. Но он-то последние десять лет точно не бывал за пределами Тальи! Могла ли ситуация измениться так быстро?

Я прикупила себе ещё мяса, рыбы, овощей и устриц, стараясь прислушиваться к разговорам. О предстоящей войне шептались почти все, многие хулили, не таясь, Медного Лиса, большинство людей презрительно отзывались обо всех детях Императора.

Волоча за собой слишком тяжелую для моих слабых рук корзину, я морщилась от боли в синяках и невесёлых дум. Всё складывается плохо, очень плохо! Откуда взялись столь настойчивые слухи о войне? Что за бородатый проповедник, упомянутый мясником? И не расспросишь ведь, за мною наверняка следят…

— Тебе помочь? — раздался над ухом подозрительно знакомый голос. От неожиданности я едва не выронила корзину, но Диран ловко забрал её у меня из рук.

— Привет! — радостно прощебетала Мари, появляясь с другой стороны, — Оми, ты — дура! Только ты могла пошагать на базар в таком состоянии!

— Что вы тут делаете? — прохрипела я с третьей попытки: голос напрочь отказывался мне повиноваться.

— А мы подумали, что ты специально нас выгнала, и решили проследить, куда ты пойдешь!

Я посмотрела на этих двух идиотов с горящими от азарта глазами и поняла, что хочу кого-то убить. Они что, в шпионов поиграть решили? Их в детстве повитуха не роняла, интересно, головой об пол?! Пришлось опустить глаза и намертво стиснуть зубы, чтобы скрыть накатившее бешенство. Я же сказала им, что они не нужны! Какого демона они подставляют и меня, и себя?!

Так, Оми, вдох-выдох. Кулаки разожми, понемножечку… вот, хорошая девочка. Не забывай: эти двое — просто дети, они не понимают, какая опасность тебе грозит. А вот ты, так или иначе, теперь в ответе за тех, кого сама исподволь втянула в эти игры…

Я улыбнулась и подняла голову:

— Ну, вы и шпиёны! Только серых маскировочных костюмов не хватает, — ребята невольно смутились, — Я просто решила сходить за виноградом и послушать заодно, о чём болтают в городе, а вы слежку за мной организовали!

Мари надулась:

— Иногда я думаю, что любимое твоё существо — виноград! Ты даже не захотела нас брать с собой, но мы-то волнуемся, что ты осталась одна! Мы будем с тобой!

— Вот ещё, — буркнула я, — А потом виноградом с вами делиться?

Но Мари не унималась:

— Диран мне всё рассказал! — мне резко поплохело, — Они думают, что ты знаешь, где принц. Бред! Но, если ты не будешь одна, меньше вероятность, что они сделают что-то плохое. Мы ведь свидетели!

Нет слов. Мысли цензурной обработке не поддаются.

— Мари, заори ещё громче. Пусть вся площадь слышит! — мой голос зазвенел от ярости. Как ни пытался Смотритель научить меня самоконтролю, в ситуациях, подобных этой, очень сложно сдержать настоящие эмоции и не выйти из образа. Интересно, они, правда, не понимают, что делают, или это игра? О, Богиня, дай мне сил!

— Мари, Оми права, — вздохнул Диран, — Проводим её до Библиотеки и оставим, если она настолько не желает нас видеть!

В голосе парня дрожала искренняя обида. А чего ты ждал, дурачок? Что я брошусь тебе на шею со слезами благодарности за такую выходку?!

— Дир, — я тихонько вздохнула и провела ладонью по груди неподвижно застывшего навигатора, — Ты понимаешь, что со мной рядом сейчас находиться опасно? За мной постоянно присматривают, и в чем-то подозревают. Ты видишь, что происходит в столице? Это не игрушки!

Он поджал губы:

— Ну, конечно. А я тут, демоны съешь, играюсь! Ты сама не понимаешь, какая опасность тебе угрожает!

Да, конечно, я вообще по жизни тугодумка. Ясли на прогулке! Как он меня раздражает…

Наверное, что-то всё же отразилось на моем лице, поскольку юный навигатор выругался сквозь зубы, схватил меня за руку и поволок в сторону небольшой крытой чайной, опутанной цветущей жимолостью. В другое время меня бы порадовали изящные плетёные столики, пахнущие древесиной, и мягкие подушечки на невысоких стульчиках. Сегодня же всё это вкупе с двумя придурками, морочащими мне голову, вызывало только глухое раздражение.

Диран уселся напротив меня, Мари примостилась рядом с ним, и оба уставились на меня, видимо, в надежде узреть небесное откровение. Скоро молчаливое общение мне наскучило ввиду своей полной бессодержательности. Подозвав улыбчивую хистис, я заказала жасминовый чай и снова посмотрела на друзей:

— Ну? Что вы хотели мне сказать?

Первым, как и предполагалось, решился высказаться Диран.

— Ты должна уехать из Тальи! — голос парня звучал решительно и резко, — Пока длятся эти безумные семь суток, нужно просто покинуть город, и все! Я родом из деревни в двух днях пути отсюда, и мои родственники с радостью примут моих друзей. Заодно отдохнёшь на свежем воздухе! Ну же, Омали!

— Нет, — мой голос был холоден и сух. Я очень, очень устала, и не хотелось ничего объяснять или доказывать. Я была благодарна Дирану за всё, видит Богиня, и в чем-то уважала его, но не имела права выдавать тайну Эйтана. Да и не обязана я, честно говоря, оправдываться перед ними!

— Я ничего никому не должна, Диран. И я не покину Талью!

Диран взбеленился:

— Что за детское упрямство? Тебе так нравится боль? Мало показалось того, что было утром?!

— Оми, уезжай, — в разговор встряла неугомонная Мари, — Со мной связалась Элли. Она, как и всё семейство Ящерицы, под домашним арестом: Медный Лис выделили их, как ненадёжных. Элли тоже советовала на время уехать из Тальи! Архивариус это уже сделал, как и многие другие чиновники. Нас, вдруг что, и защитить некому! Оми, послушайся Дира!

Я сцепила пальцы в замок и оперлась на них подбородком, рассматривая сидящих напротив так, словно видела впервые. Многие чувства спутались в моей душе в тугой клубок, и мне доселе неведомо, чего там было больше: благодарности или злости, презрения или восхищения. Впервые кто-то искренне и бескорыстно, глупо и наивно пытался меня спасти. Они не знали одного — уже было слишком поздно. Даже пожелай я остановиться, уже бы не смогла.

— Этого не будет, — мой голос был спокоен и твёрд, — Я не уеду. Чай, не побитый щенок, чтобы бежать от этих уродов, поджав хвост! Оставьте меня, будьте так добры. Хотите бежать — ваше дело. Я сделала свой выбор.

— Омали…

— Я сделала свой выбор! Оставьте меня одну.

После я долго провожала глазами две удаляющиеся фигуры.

Так будет лучше. Но от этого не легче…

Парок поднимался над изящной фарфоровой пиалой, распространяя в воздухе тонкий аромат жасмина. Я грела ледяные руки, бездумно глядя на спешащих прохожих. Мимо чайной пробежал отряд курсантов, и я невольно проследила за ними взглядом: на площади собралась гудящая толпа, что-то выкрикивая. Завидев стражей порядка, люди кинулись врассыпную, оставив на земле какую-то непонятную бесформенную кучу. Пораженная неприятной догадкой, я расплатилась, покинула чайную и, лавируя в толпе, осторожно приблизилась к эпицентру событий. К сожалению, домыслы мои оказались правильными: хмурые парни в форме, негромко переговариваясь, склонились над неподвижно лежащим человеком, скрючившимся на брусчатке. Узнать в окровавленном, избитом трупе Императорского сборщика податей можно было только по одежде…

Завороженная жутковатым зрелищем, я стояла в толпе зевак и задумчиво наблюдала за воцарившейся суетой. Этот неприятный, сам по себе, случай приобретал масштаб катастрофы, стоило только сопоставить его с остальными фактами. Город бурлил, волновался, злился. Это напоминало мне большой котёл с кипящей водой, плотно накрытый крышкой: позабытый на огне нерадивой хозяйкой, он кажется совершенно безобидным, однако всякой опытной кухарке известно, насколько обманчива эта иллюзия. Ещё минута, другая — и кипение достигнет своего пика, а ненужная крышка перестанет быть помехой для бурлящего содержимого…

Медленно и спокойно шла я в сторону Библиотеки, осторожно волоча за собой корзину. Непростая ситуация сложилась ныне в Ишшарре. Кому это может быть выгодно? Кто поджёг город? Зачем? Сколько вопросов, но, увы — ни одного ответа.

Фигуру, стоящую у высоких деревянных дверей тальского хранилища знаний, я заметила издали. Учитывая все предыдущие события, ничего хорошего от нежданных визитеров ждать не приходилось, оттого момент судьбоносной встречи я старалась оттянуть, как могла: шла, не побоюсь подобного сравнения, как старый хромой паралитик, волоча за собой корзину. Небольшое, по сути, расстояние, которое нормальный человек преодолеет за пару минут, я растянула, по меньшей мере, на четверть часа. Все это время голову не покидала навязчивая мысль: кто он, этот нежданный гость? Зачем он явился?

Ответ мне суждено было получить куда раньше, чем предполагалось: визитер тоже заметил меня и, утомлённый ожиданием, стремительно пошёл навстречу. Подавив недостойное желание сбежать с воплями, я остановилась, смирившись с неизбежным. Когда мой гость преодолел ещё несколько метров, я его узнала… и облегченно вздохнула.

— Пэр Эшир, моё почтение, — поклонилась я парню, изваянием застывшему в шаге от меня. Жених Эллины, не мигая, таращился в пространство, судорожно сжимая кулаки. Состояние его внушало откровенные опасения, поскольку сейчас он мало напоминал того холёного аристократа, который частенько доставал меня придирками. Волосы пэра, обычно красиво собранные и завитые, ныне находились в беспорядке, дорогой наряд был кое-где смят и выглядел неопрятно, а в глазах юноши стояла какая-то маета, ему несвойственная. Никак не отреагировав на приветствие, он вырвал корзину у меня из рук, подхватил под локоть и, ни слова не говоря, потащил за собой. Я была так ошеломлена поведением Эшира, что не сопротивлялась, безвольной куклой волочась за явно спятившим пэром.

Сгрузив моё безвольное тело у библиотечных дверей, парень коротко велел:

— Открывай!

Вздрогнув, как от толчка, я взяла себя в руки, приложила ладонь к деревянным узорам, позволяя охранной системе узнать мою ауру, и прошептала несколько слов. Зачарованные двери распахнулись, впуская нас внутрь.

— Следуйте за мною, — велела я и повела Эшира к одному из невысоких диванчиков, пытаясь решить, следует ли мне предложить гостю успокаивающий настой или не размениваться на глупости — сразу напоить этого сумасшедшего снотворным? Мои скромные мысли прервал голос пэра:

— Девочка, ты в порядке? Ты… слышишь меня?

Ой, кажется, сиятельному совсем плохо! Чего это он со мной так разговаривает?!

— Я прекрасно вас слышу, пэр. Всё в порядке, благодарю за заботу. А отчего вы задаете такие странные вопросы?

Зря я вообще подала голос — юного Журавля словно прорвало, он вскочил на ноги, походя едва не опрокинув невысокий столик, и заорал благим матом:

— С чего я задаю такой вопрос?! Ты, отродье тупое, себя в зеркале видела? У тебя рожа цветом, как вода в заливе, и ты считаешь, что я странный? Что с тобой произошло? Куда исчезли все служащие из Библиотеки?! Что с ними, кто пострадал?!

Я прикрыла глаза, прислушиваясь к голосу аристократа. Его поведение заставляло задуматься. С чего он так разволновался?

— Пэр, не нервничайте. Давайте по порядку, — проговорила я, осторожно подбирая слова. — Нет, вы не странный, меня просто удивило ваше сегодняшнее поведение — это раз. В моем плачевном внешнем виде виновен пэр из Судебного ведомства, которому показалось, что я слишком дерзко на него смотрела — это два. Все служащие распущены в связи с трауром, многие из них уехали за город — это три. Вашу невесту, к примеру, я не видела со вчерашнего дня. Что-то ещё?

Жених Элли поглядел с недоверием, но соизволил опуститься на мягкий диванчик. Взъерошив волосы нервным жестом, парень снова заговорил, к чести его следует заметить, на порядок тише:

— Так. Как ты вообще встретилась с представителями Судебного Ведомства? Они были здесь?

— Да, пэр, — отозвалась я. Аристократ вскинулся:

— Что они хотели? Они кого-то арестовали? Где Марита, в конце концов? Отвечай немедля!

Я прищурилась. Вот же оно! Ради этого, безо всяких сомнений, парень явился сегодня к стенам Библиотеки. Он искал Мари! Я улыбнулась и успокаивающе сжала руку пэра. Тот вздрогнул, как от удара, но меня не оттолкнул.

— Эшир, сейчас я расскажу вам очень важные и серьёзные вещи, — начала я мягко и негромко, — Вы должны внимательно меня послушать и пообещать, что не станете распространяться о том, что узнаете.

Парень подозрительно покосился на меня:

— Что за глупые тайны? Просто…

— Эшир, — прервала я настойчиво, намеренно называя его по имени, — Пообещайте.

Пэр поднял голову и заглянул мне в глаза. Уж не знаю, что он там обнаружил, но кивнул и хрипло сказал:

— Обещаю.

Я осторожно взяла со стола тот самый фонарик, при свете которого только вчера читала письмо от опекуна, и повертела в руках, собираясь с мыслями. Спустя пару мгновений мой голос, мягкий, но уверенный, полился ручьём:

— Это началось вчера вечером, с того, что Архивариус и Смотритель не вернулись в Библиотеку. Поползли разные слухи. Говорили, что они сбежали, или арестованы, или… версии выдвигали разные, но важно иное: они исчезли. Сегодня утром к нам явились сотрудники Судебного Ведомства под руководством какого-то человека, которого они называли «пэр». Именно он оставил дивные украшения на моем лице… Предупреждаю ваш следующий вопрос: с Маритой всё в порядке. Впрочем, речь не о том. Наш гость настойчиво расспрашивал нас всех, в особенности меня, о Смотрителе: связях с ним, отношениях, общении. Потом мне задавали вопросы: знаю ли я, где сейчас мой опекун и… они что-то искали! Перерыли всё здание вверх дном, копались во всех личных вещах — но, конечно же, ничего не нашли. Обозлённый, пэр из судебного ведомства избил меня и ушёл, а я осталась… — я выдержала театральную паузу.

— Моё тело слабо, пэр, вам это хорошо известно. Но, как бы вы не презирали меня, я не так глупа — сразу поняла, что мой опекун что-то наделал! Уж не знаю, что именно произошло, однако приняла решение: я не позволю своим друзьям рисковать! Пэры весьма своенравны, и в следующий раз наброситься могут не только на меня, но и на них… Потому я попросила Мари уехать — ей нельзя зря рисковать! Сахрос — мой опекун. Отвечать за его действия должна только я…

Эшир смотрел задумчиво, даже, кажется, с некоторым уважением. Я тут же гордо вздёрнула подбородок и сжала кулаки. Наверное, с таким лицом командир знаменитого Алого полка принял героическую смерть под стенами Тальи. Как бы там ни было, юный пэр явно впечатлился, но торжество было недолгим: краем глаз я уловила какое-то мимолётное движение за спиной Эшира, слегка повернула голову… и чуть не упала с диванчика, шокированная увиденным.

Его ненормальное высочество вместо того, чтобы тихонько сидеть в уютном подвале в компании крыс, подпирал плечом ближайший стеллаж. Перехватив мой взгляд, Эйтан прошептал одними губами: «Браво!» — и сделал вид, что аплодирует.

Кто бы знал, каких трудов мне стоило сохранить на лице хоть сколько-нибудь приличествующее случаю выражение! От ужаса, шока и ярости меня буквально затрясло, и я стремительно обхватила саму себя ладонями, дабы подавить первый порыв и не убить венценосного кретина на месте.

Эшир истолковал мои жесты по-своему. Очевидно, он видел перед собою испуганную девушку, почти калеку, которую ему стало жаль. Журавль тихонько заговорил:

— Не бойся, девочка, всё уже прошло. Я пришлю лекаря…

— Не стоит, пэр, — я мягко улыбнулась, стараясь не задерживать взгляд на лице Наследника. Боги, если Эшир обернётся и увидит, кто стоит в каких-то десяти шагах от него… Сердце колотилось в груди набатом, отбивая бешеный ритм, пульс зашкаливал, руки подрагивали, а в горле немилосердно пересохло. Возникло ощущение, что я бегу по тонкому лезвию остро отточенного ножа, и даже самой себе мне не хотелось признаваться, какую приятную истому вызывало это чувство.

— Вам не нужно тут появляться, Эшир, и вашему лекарю — тем более, — я грустно улыбнулась, — С некоторых пор общение со мной стало весьма… опасным предприятием. Мне ничего от вас не нужно. Просто… пожелайте мне удачи…

— Удачи. Когда снова увидишь Мариту, скажи, что…

— Что?

— Ничего. Забудь.

Порывисто развернувшись, мой нежданный гость меня покинул. Я грустно улыбнулась, глядя ему вслед. Какие, однако, разгораются страсти! Для себя из услышанного я сделала один однозначный вывод: никогда и ничего не скажу Мари об этом разговоре. Подруга только сдружилась с Дираном, и они с ним были бы идеальной парой…

Я решительно тряхнула головой, прогоняя из мыслей романтичные бредни, и направилась в прихожую. Эйтана, вышедшего из-за стеллажа, я намеренно проигнорировала, поскольку желание прибить нерадивого Наследника с каждой секундой грозило перерасти в потребность.

В полной тишине я подняла с пола корзину, сцепила зубы, дабы не застонать от боли в ребрах, и направилась вперёд, явственно ощущая оценивающий взгляд Эйтана, следующего за мной. К чувствам, переполнявшим меня, примешалась изрядная доля досады: мой разговор с юным Журавлем не предназначался для посторонних ушей, тем более его не стоило слышать Наследнику. Хорошо ещё, что принц вовремя обнаружил себя! Я уже настроила пэра на миролюбивый лад и собиралась расспросить гостя подробней о моём опекуне. Ведь, судя по всему, у старика Сахроса много тайн, напрямую связанных с миром пэров. Обычную дочь Смотрителя Библиотеки, будь она хоть раскрасавицей, Император никогда не взял бы в свой гарем. Великая любовь, скажете вы? Извечный сюжет: прекрасная простолюдинка и высокопоставленный пэр… ну-ну. Конечно, в это можно поверить при определённых обстоятельствах — однако, я не полная идиотка. Жизнь не принадлежит потомкам Императорского рода вне зависимости от того, какой властью они на данный момент наделены, и в их судьбе никак не может быть случайных романтических встреч. А это значит…

Я остановилась, сгрузила корзину на пол — сил на то, чтобы поднять ношу на разделочный стол, не оставалось, — и скосила глаза на главного возмутителя моего спокойствия. Наследник неслышно следовал за мной всё это время, и теперь стоял в проёме кухонной двери, на самой границе между светом и тенью. Лицо его, насколько я могла видеть, оставалось бесстрастным, темные волосы он небрежно собрал в обычную косу, а одежда с чужого плеча ещё больше подчеркивала худобу. Думаю, мало кто заподозрил бы в этом парне сына Императора, и дело тут даже не в одежде или причёске. Просто многие простолюдины как-то привыкли думать, что у принца не может быть таких тусклых холодных глаз, которые могли бы принадлежать старику, сеточки тонких морщинок на лбу и в уголках губ, столь чуждых на таком молодом лице, и равнодушного, почти механического голоса, который бывает разве что у оповещающих полуразумных артефактов. Мне невольно вспомнилась фраза Элиара Мудрого, славившегося образованностью: «Ты сразу узнаешь, юный отрок, в толпе воина, учёного или того, кто одержим сильной ненавистью. У таких людей холодные, усталые, старые глаза». Вот любопытно, к которой категории можно отнести юного принца Эйтана?

— О чём вы задумались, моя прекрасная госпожа? — равнодушный голос выдернул меня из раздумий. Я быстро отвернулась, сообразив, что позволила себе лишнее.

— О глупых поступках и их последствиях, Ваше Высочество, — отозвалась я безмятежно, осторожно извлекая из корзины многострадальный виноград. За спиной раздалось негромкое хмыканье:

— И к каким же выводам ты пришла, позволь узнать?

— Ну, помимо всего прочего, я полностью солидарна с вашим дальним предком, Эриотом Необычным: «Нет в мире занятия более неблагодарного и глупого, чем…»

— «…спасать дураков. Они все равно никогда не оценят». Насколько я помню, именно эта фраза в его «Дневниках власти» стоит эпиграфом к разделу, посвященному жестоко подавленному восстанию простолюдинов. Я прав?

Ого! На Наследника я взглянула со смесью уважения и удивления:

— Вы правы, Ваше Высочество. Воздам должное вашим наставникам, но речь, увы, не о том. Могу я узнать, зачем вы покинули отведённую вам комнату?

По тонким губам Эйтана змеёй скользнула усмешка:

— Мне было скучно.

Я снова отвернулась, чтобы не выдать своих чувств. Скучно ему, конечно же! Да он мне не доверяет и решил разведать обстановку! В душе вспыхнула иррациональная злость.

— Что же, мой Император, берусь развеять вашу скуку. Не желаете чаю? Коль уж вам так не хочется сидеть в подвале, побудьте здесь, со мною. Скорее всего, никто не придет.

— Благодарю, с удовольствием, — отозвался мой странный гость, принимая вызов.

— Рада, что вы всё же приняли моё предложение, — голос мой звучал спокойно и ровно, — Проходите, Ваше Высочество. Присядьте, что же вы стоите в дверях?

Эйтан спокойно вошёл и вольготно устроился на одном из пуфов. Тут же возникло ощущение, что на просторной, в общем-то, кухне стало совсем мало места. Принц казался совершенно инородным элементом, чуждым такому уютному, такому привычному мне миру. Здесь, где тихо трещало магическое пламя в малых рунных кругах, где в фарфоровых вазочках со стилизованными изображениями морских котиков стояли любовно рассортированные мною пряные травы, где плавали под потолком подаренные Смотрителем декоративные светильники, где темно-синие ставни были декорированы изображениями звезд, планет и цветущих вишен, Эйтан был лишним. Это как-то явственно, остро ощутили мы оба.

Стараясь скрыть столь несвоевременные и странные эмоции, я принялась быстро смешивать в стальном чайничке с фарфоровой ручкой заварные травы. Сегодня мне хотелось настоя горького, как полынь, и терпкого, с примесью корицы и као, вязкой горечью оседающего на языке и обостряющего человеческие чувства, словно клинок, приставленный к горлу. Вытащив из дальнего ящика баночку заветного порошка, я ото всей души насыпала его в чайник. Сколько бы некоторые поборники справедливости ни старались запретить као, уповая на его откровенную неполезность и наркотические свойства, оно оставалось обожаемым напитком и всегда было в цене. Провинции Коня и Обезьяны зарабатывали ежегодно на волшебных зёрнах немалую сумму, львиная доля которой уходила в столицу в качестве налога. Потому-то правительственный запрет на производство этого порошка был своего рода миражом, упорно маячившим на горизонте, но никому, в общем-то, не мешающим.

Поставив чайник на огонь, я молча присела напротив Эйтана. Нервы мои были натянуты, словно струны. О том, что будет, если кто-то войдёт, мне не хотелось и думать: по позвоночнику, казалось, проводили холодным пером, вызывая невольную дрожь. Утешало одно: принц тоже чувствовал себя не слишком спокойно и рассматривал морских котиков на фарфоре так внимательно, что, будь они живыми, наверняка бы покраснели.

Бредовая ситуация.

Я встала, разлила чай по пиалам и опустила туда сладкие палочки.

— Прошу.

— Благодарю.

Цирк! Сделав пару глотков, я со стуком поставила свой напиток на стол.

— Ваше высочество, хватит. Мне кажется, нам нужно поговорить.

Он насмешливо вздёрнул бровь:

— Решила опоить меня као и вызвать на откровенность?

Я покачала головой:

— Нет, ваше высочество. Мне не нужна ваша откровенность, хотя бы потому, что я пока не имею на неё право, да и жить ещё хочу. Но есть нечто, о чём я должна заявить сейчас, во избежание проблем: я — не ваш враг, Эйтан!

На кухне стало тихо. Глаза моего собеседника опасно потемнели, и я поняла: сейчас он встанет и уйдёт. Нечто чёрное, неприятное ворочалось в глубине его души, и любой нормальный человек на моём месте испугался бы и отступил. Однако, я продолжала, неотрывно глядя принцу в глаза:

— Я понимаю, что такие, как вы, никому и никогда не доверяют полностью. Это логично, и это оправдано. Но, Эйтан, поймите: я не предам. Я не выдала вас чиновникам Судебного Ведомства, я ни единой душе не сказала, где вы находитесь, я лгала ради вас друзьям и, боюсь, почти потеряла их. Доверяйте мне… хоть немного, иначе — будем обречены мы оба.

— Высказалась? Полегчало? — в голосе принца звенело раздражение, — Займись тем, что тебе положено: готовкой, уборкой и стиркой! Меня, девочка, оставь в покое и не надейся на мою откровенность: думаешь, я не понимаю, почему старый ублюдок приставил ко мне именно тебя? Я не попадусь на это!

Вот оно!

— Может, просветите и меня? Вы понимаете всё, я же блуждаю в темноте, как слепой котёнок. Почему Сахрос «приставил», как вы выразились, меня к вам? Как вообще так вышло, что его дочь стала невестой Императора?

Ноздри Наследника хищно раздулись, на скулах заходили желваки, а усмешка, искривившая его губы, заставила меня вздрогнуть:

— Не верю, милая. Но, даже если предположить, что ты действительно не знаешь… Я не обязан ничего тебе объяснять. Хочешь быть игрушкой Сахроса — твоё дело, нет — ищи сама ответы не вопросы. Вот тогда и поговорим с тобой, когда тебе будет, что сказать!

Наследник поднялся и направился к выходу. Недопитый чай остался сиротливо стоять на столе. Когда Змей достиг выхода, я окликнула:

— Эйтан!

Принц замер, не оборачиваясь. Я негромко заговорила:

— На улицах намечаются серьёзные волнения. Люди в панике, ходят упорные слухи о предстоящей войне с шэрдами. На моих глазах до смерти забили императорского сборщика податей, а курсанты, патрулирующие город, конечно же, ничего не могут сделать. Торговцы упорно шепчутся о неком старом проповеднике, который хулит Императоров и пророчит их ветви скорое падение. Нижняя Талья горит. На верхних ярусах города обстановка поспокойней, но чересчур безлюдно. Многие высокопоставленные чиновники покинули город. Это всё, что вам пока следует знать.

— Советую почитать об Ордене Тай-лир. Это всё, что тебе пока следует знать.

Серебристый Змей растворился в темноте коридора. Я задумчиво проследила за ним взглядом, повертела в руках чашку и с размаху запустила её в стену. Холодная ярость, бушевавшая в душе, слегка поутихла, сменившись относительным спокойствием. Нет, я отлично понимаю Эйтана и его упорное нежелание доверять мне, он и так только что сделал громадный шаг мне навстречу, но…

Прошипев сквозь стиснутые зубы парочку нелицеприятных слов, я решила заняться уборкой. В конечном итоге, после обыска почти вся жилая часть Библиотеки напоминает зону военных действий, а привести её в порядок, кроме меня, некому. К тому же, не будет ничего предосудительного в том, что я ненароком загляну в закрытую секцию архива и поищу там сведения об Ордене Тай-лир. Раньше о такой организации слышать мне не доводилось…

Глава 6. Та, что любит Солнце

На то, чтобы откопать какие-то сведения об Ордене Тай-лир, у меня ушел весь вечер и половина ночи. Правда, мне попались только невнятные легенды о некой всемогущей организации, владеющей якобы тайными знаниями и принимающей в свои ряды исключительно выдающихся людей. Экзальтированные авторы подобных опусов утверждали, что представители Тай-лир есть во всех правительствах и учебных заведениях мира, а магия их овевает весь наш мир. К подобной информации я отнеслась весьма скептически, но вынесла для себя из прочитанного один непреложный факт: корни этого явления следует искать на материке.

Тут я просто обязана кое-что вам разъяснить. Ишшарра — большой остров, лежащий к северо-востоку от Панагиры, самого большого из известных материков. В ишшаррских летописях этот континент именовали не иначе как «большой землёй», и к обитателям его жители острова относились с большим недоверием. В своём роде это было оправданно: давно и прочно политики материка истекали слюной, глядя на природные богатства проклятого острова и громадные территории. Им, погрязшим в бессмысленных дрязгах мелких и слабых княжеств, Ишшарра и её сосед, полуостров Шэрдония, казались лакомым кусочком. В вечный водевиль не вмешивались только Атлита и Страна Трёх Рек — этим государствам и так за глаза хватало и земель, и богатств.

В таких сложных условиях Ишшарра существовала уже много веков, переживая череды взлётов и падений, но неизменно оставаясь одним из сильнейших государств мира. Причин тому было несколько, но в основном страну спасала изоляция, богатое море, плодородная земля и неповторимые флора и фауна, позволяющие крайне выгодно торговать с другими странами. Больше четырёх тысячелетий Ишшарра была крупнейшим поставщиком жемчуга, кораллов, различных артефактов и конечно, кристаллов магического огня, одного из самых дорогих топлив. Не стоит забывать также про лекарства, чай, яды и, конечно же, наркотики. Лэдэн и гэш широко использовались в храмовых обрядах бога Адада, культ коего махровым цветом цвел в большинстве государств Панагиры. Выращивать лэдэн, в силу особенностей климата, могли Ишшарра, Страна Трёх Рек и Атлита. С гэшем дело обстояло примерно так же, только последняя страна исключалась из списка в силу отсутствия плодородных низин, необходимых для выращивания «райского растения».

Таким образом, неудивительно, что правящая верхушка Ишшарры привыкла к роскошной жизни, полной излишеств и абсурдных капризов. Само строительство столицы было одним большим политическим актом. Вот, смотрите! То, что невозможно для вас, мы — легко сделаем!

Точно так же обстояли дела и со строительством Дозорной Башни. Многие на континенте перешёптывались о том, что возведение такого сооружения — дерзкий вызов богам, и Императоры заплатят за свою глупость карами небесными.

Время шло, кары небесные не спешили падать на головы нерадивых строителей, и слухи поутихли, а вот уважение к Империи возросло многократно. И другие страны, как стервятники, следили за каждым телодвижением Ишшарры горящими глазами маньяков, готовые в любой момент нанести удар.

Как вы уже поняли, Ишшарра — страна достаточно изолированная. Нас стараются воспитывать в духе патриотизма и любви исключительно к собственному государству. Культ Императора цветёт махровым цветом, правящую семью обожествляют и приписывают её представителям всевозможные достоинства, порою откровенно преувеличенные. Как закономерный итог, информацию о других странах отыскать весьма тяжело, особенно достоверную. Да что уж там говорить, если многие простолюдины не представляют толком, как выглядит карта мира…

Теперь, я думаю, вы понимаете, насколько сложно отыскать что-то по-настоящему важное о политике государств Панагиры? Не исключаю, что в Дворцовой Библиотеке полно подобных книг, но и допускаются туда исключительно потомки Императоров и их доверенные лица! Но сдаваться я была не намерена, потому взяла громадную стопку различных дневников путешественников, имевшихся в относительно свободном доступе, и принялась тщательно их изучать.

За пару часов до рассвета, когда терпение моё уже подходило к концу, Танни-ти изволила повернуть к своей никчемной слуге свой светлый лик. В записках одного из купцов мне довелось встретить такую фразу:

«… в Сакийском порту мы заплатили громадный налог за ввоз лэдэна. Брат настаивал на том, чтобы мы продали товар некоему лорду Стауту, но я отказался: этот покупатель не имел на пальце перстня с треугольным камнем, он не был тай-лир и мы не имели права сбывать ему лэдэн. Мой брат не знал, что за ослушание пришлось бы заплатить собственной жизнью, но, по счастью, поверил мне. Мы продали товар по замечательной цене и тем же вечером славно погуляли в портовом кабаке. Сакийское пиво — лучшее пиво в мире, и я готов поклясться в том собственной душою…»

Я скрупулезно перечитала описания всех напитков и разносолов, испробованных развесёлыми братьями, а также пространные размышления на тему плюсов и минусов сакийских женщин, но ничего полезного больше не нашла. Однако даже то, что имелось, полностью меняло картину: Орден Тай-лир, ранее представавший каким-то сборищем сверхлюдей, владеющих миром, обрёл вполне реальные очертания и определённую сферу деятельности. Очевидно, таинственные члены ордена расхаживали в кольцах с треугольными камушками и поставляли на материк лэдэн. Это, по меньшей мере, говорило об их связи со священнослужителями, поклоняющимися богу Ададу, объясняло их власть и осведомлённость, а также «нереальную магическую мощь». Как известно, внушить что-то фанатикам, под завязку накачанным лэдэном, чрезвычайно просто…

Глаза слипались, и я спрятала заветный текст под подушку, пообещав себе утром узнать всё о том, как и когда данный дневник, небрежным почерком написанный, оказался в Тальской Городской Библиотеке.

Меня разбудил раскат грома.

Он был такой силы, что по всему зданию старой Библиотеки, казалось, пронёсся надрывный рокот. Зябко кутаясь в тонкое одеяло, я медленно поднялась и распахнула ставни. За окном бесновалась гроза, ветер, как собака, трепал старые деревья библиотечной аллеи, а струи воды, как плети, жестко хлестали жалобно подрагивающее оконное стекло. Беглый взгляд на часы показал, что сегодня я в кои-то веки исхитрилась проспать больше четырёх часов. Рекорд, однако!

На душе было муторно. Стоя в одиночестве и глядя на беснующуюся стихию, я отчего-то впала в странную меланхолию. Перед глазами словно воочию предстали полузабытые видения о девочке Кирени, в подобную погоду ушедшую из дому без малого десять лет назад…

История эта началась в маленькой деревеньке, в семи днях пути от Тальи, столицы Ишшарры. Кимат и Мирими Оновьем, владеющие небольшой, но не убыточной фермой, слыли людьми законопослушными и религиозными. Как и многие обыватели, они были не слишком образованы, что их, впрочем, абсолютно не тяготило. Вопросы политики, философии и устройства мира всегда занимали их куда меньше, чем урожай зерновых или новая корова, купленная соседкой.

У этой пары долго не получалось завести ребёнка: как объяснил заезжий жрец, их крови не сочетались. Что это значит, никто в деревне понятия не имел, потому списали на проклятие богов. Опровергать такое объяснение служитель бога не стал, просто нарисовал в воздухе перед женщиной несколько знаков и сообщил: «Теперь молитесь Солнцу, чтобы оно сочло вас достойными. Если родится ребёнок, посвятите его этому светилу». За это благословение приезжий содрал втридорога, но счастливые родители отдали бы и больше. Как известно, люди с большим удовольствием платят тем, кто дает им призрачную надежду.

Никто из семьи Оновьем и помыслить не мог, что жрец, навестив ещё несколько деревенек и заработав на благословениях немалую сумму, выбросил золотистое одеяние в сточную канаву и ушёл, насвистывая, придумывать очередную авантюру. Спустя три года мнимого жреца казнили, обвинив в обмане, мошенничестве и хуле на Императора. Наверное, он бы очень удивился, узнав, что ему возносили благодарственный молебен: Мирими сумела забеременеть.

Впрочем, счастье родителей было преждевременным. Их ужасу не было предела, когда крошечная девочка, родившаяся раньше срока, посмотрела на мир розовыми глазами.

Появление у пышущих жизнью, здоровых родителей ребёнка-муэти стало настоящим шоком, и отец девочки даже начал подозревать жену в измене. Однако свекрови, обожавшей свою внучку, удалось унять недовольство сына и помирить детей. Помня завет жреца, девочку назвали Кирени, что значило «та, что любит солнце».

Чем взрослее Кирени становилась, тем очевидней прорисовывался крайне неприятный факт: для работы в поле, да и вообще сколько-нибудь сложной физической нагрузки, девчонка совершенно непригодна. Болезненная, худощавая, с громадными розоватыми глазами, девочка быстро утомлялась, не переносила солнечных лучей и сторонилась сверстников. Когда Кирени исполнилось пять лет, сельские кумушки уже успели записать её в старые девы. По их меркам это было логично: кто в здравом уме на такой женится?

Когда Кири была маленькой, она не осознавала своей инакости. Ей хотелось лазать по деревьям, как другие дети, пасти на лугу коров и кататься верхом на лошадках. Маленькая муэти отчаянно желала общения, но между нею и другими всегда пролегала пропасть. Девочка не могла играть со сверстниками, а они не хотели сидеть в тёмном доме, когда луг, речку и лес озаряло благословенное солнце.

Таким образом, в самом юном возрасте Кирени узнала, что такое одиночество. Единственной отрадой маленькой муэти стала бабушка, мать отца, обучавшая девочку письму, чтению и счёту. Именно эта старая женщина первой отметила живой и цепкий ум девочки, развитый не по годам. Вердикт бабушки был однозначен: девочку нужно отдать в школу.

Реакция остальных членов семьи была предсказуемой. Грамотность среди простолюдинов не слишком приветствовалась в славной Империи Ишшарра, и обучение стоило недёшево. Опять же, школа была только в соседнем селе, находившемся в двух часах ходьбы. Вердикт отца был категоричен: «Нет!»

Именно в тот день впервые проявился характер девочки. В обычных случаях тихая, как овечка, она превратилась в настоящую фурию и упрямо стояла на своем, невзирая на ругань, угрозы и даже побои. Холодно глядя родителям в глаза, она твердила:

— Я буду учиться!

Бабушка поддержала обожаемую внучку, и отец, скрипя зубами, дал девочке шанс. «Ты сама попросишь тебя оттуда забрать!»

Кимат Оновьем слишком плохо знал свою дочь. Она вставала затемно, чтобы не угодить под солнечные лучи, и до вечера задерживалась в школе, листая пыльные учебники. В свои шесть по оценкам она опережала тех, кто был почти вдвое старше, и неимоверно гордилась этим. Ей пророчили чудное будущее учительницы, но девочку оно не прельщало. Листая учебники по истории, рассказывающие о доброте, уме и благородстве пэров, Кири мечтала быть к этим чудным людям поближе. Ей думалось, что, сблизившись с благородными, она обретёт любовь и уважение других людей.

Кирени не была эмоциональна, более того, все поражались её холодности и равнодушию. Мало кто мог заподозрить, что всеми помыслами маленькой муэти владело глубокое чувство, тень которого омрачила всю её жизнь.

Она ненавидела солнце. Всей душой.

Как позднее скажет Снежная Пэри в одной из своих знаменитых речей, жизни простолюдина и пэра по сути мало отличаются друг от друга. От себя Кирени могла бы добавить, что основное сходство таково: и тот, и другой напрямую зависят от воли случая. Это непреложное правило девочке довелось узнать очень рано, когда в один год повальный мор скосил почти весь скот в их деревне, лишив большинство селян источника дохода. Семье Оновьем удавалось кое-как сводить концы с концами, однако для этого пришлось продать виноградник и отказаться от услуг троих наёмных рабочих.

Отношения в семье, и так весьма и весьма непростые, начали осложняться. Кимат и Мирими старели и слабели, а ферма, пусть и небольшая, требовала рабочих рук. Кирени же, при всём своем желании, в роли помощника выступать никак не могла. Лучшая ученица в своей школе, она целыми днями пропадала там, взахлёб читая книги и общаясь с одноклассниками, которые не сторонились её.

Кимат, худощавый жилистый человек с узким лицом и уныло опущенными уголками губ, с каждым днём становился всё жестче и раздражительней. Вложив в свою ферму здоровье, силы и время, он надеялся прожить спокойную жизнь и со временем передать свое достояние детям или даже внукам. Однако Кирени мало подходила на роль наследника, а деревенские кумушки настойчиво утверждали, что девочка — не жилец, оттого ждать внуков Кимату не стоит.

Как и многие мужчины, попавшие в подобную ситуацию, фермер снова начал винить во всем жену, доводя несчастную придирками до истерик. Деревенские вдовушки, надеясь заполучить для себя непьющего и небедного мужчину, вились за Киматом ужами, наперебой угощая хмельными настоями и нахваливая трудолюбие собственных детей. Закрутившись в этом водовороте, отец Кирени всё реже стал появляться дома, исчезая порой и на несколько суток.

Мирими Оновьем за тот грустный год постарела, пожалуй, больше, чем за прошедшую пятилетку. На плечи этой невысокой, большеглазой женщины неожиданно легла забота и о доме, и о саде, и о ферме. Последним тяжким камнем на её шею повисло предательство мужа, которое окончательно стёрло с тонких губ весёлую улыбку. Неудивительно, что здоровье женщины стало ещё больше ухудшаться, а во взгляде, которым она приветствовала дочь, с каждым днём становилось все меньше тепла. Кирени, разумеется, чувствовала напряжение, витавшее в доме, и старалась оставаться там как можно реже. Тогда девочка искренне считала именно себя причиной ссор родителей и ненавидела себя за это.

Очередным ударом стала смерть любимой бабушки, матери Кимата, которая всегда была главным союзником Кири. На погребении, глядя, как ярко полыхает костёр, маленькая муэти была спокойна и собрана, за что молва мгновенно осудила её и освистала. За Кирени стараниями вдовушек закрепилась слава жестокой и неблагодарной особы. Никому из них, лицемерно плакавших и кричавших, и в голову бы не пришло, сколько горя плещется в глубине её души.

Тучи над домом Кирени все больше и больше сгущались, потому никого из сплетников не удивило, что в конце года гром грянул. Повод был прост: пришло время оплачивать обучение девочки в школе. Кимат обычно просто недовольно морщился, когда нужно было тратить деньги на столь «бесполезное» занятие, однако на этот раз молчаливым недовольством он не ограничился. Явившись домой не слишком трезвым, мужчина кричал, топал ногами и проклинал «демоново отродье и его глупые увлечения». В тот вечер было сказано много жестоких и несправедливых слов. Такова природа многих взрослых людей: они умеют говорить гадости и подлости только лишь для того, чтобы на следующий день все забыть и снова жить, не чувствуя, как осадок от сказанного вонючими помоями плещется в глубинах их душонок. К сожалению, дети устроены совсем иначе, и любые слова, сказанные в горячечном запале, они принимают за чистую монету.

Не исключено, что, отоспавшись и протрезвев, Кимат всё же отдал бы необходимую сумму «бесполезной неблагодарной уродине» — все же, в глубине души он прекрасно понимал, что это его дочь и она ни в чём не виновата. Возможно, Мирими, превозмогая боль в синяках, приготовила бы на следующий день обожаемые девочкой пироги с вишней, чтобы заглушить совесть и успокоить чувство вины. Всё может быть, но Кирени, из-за сезона дождей пришедшая домой раньше обычного, уяснила для себя из разговора родителей только одно: именно она виновата в том, что отец пьёт, поздно возвращается и бьёт маму.

Это открытие стало для десятилетней девочки ужасным ударом. Невзирая на дождь, стеной застилавший всё вокруг, Кирени пулей вылетела из прихожей, и, оскальзываясь на лужах, стремительно побежала прочь. В её душе ворочались, как грозовые тучи, тысячи чувств, подталкивая к самому важному и сложному выбору в её жизни.

Когда промокшая насквозь, обессилевшая девочка устало присела на доски школьного крыльца, спрятавшись под козырёк, на улице окончательно стемнело. Ветер доносил гулкие раскаты грома, дождь слегка поутих и моросил, заставляя рябить громадные лужи — типичная погода для сезона дождей.

Там, вздрагивая от промозглого холода, Кирени окончательно всё решила. Странно, но в тот момент на душу её упало какое-то непонятное умиротворение. С трудом поднявшись на ноги, она направилась в сторону деревни, туда, где жил её единственный в мире друг.

Желтоглазый светловолосый Кайил был на два года старше её самой. В своей школе они были лучшими учениками, и с самых первых дней между ними установилась жестокая конкуренция. Омали, хотя и была младше, быстрее усваивала информацию, вела себя исключительно скромно и пользовалась большой любовью у мадам Ширили, заведующей школой. Девочка с упоением читала жития Императоров, восхищалась пэрами и втайне мечтала быть к этим господам поближе. С какой стороны ни глянь, скромная калека, умная и благонадёжная, подходила под требования сельской школы. Не понимая причин этого, Кири, тем не менее, интуитивно ощущала, как следует себя вести: не задавала лишних вопросов, писала длинные произведения о величии Ишшарры, низко кланялась госпоже Ширили и никому никогда не рассказывала о своих мечтах.

Кайил был полной противоположностью маленькой муэти: загорелый, сильный физически, шумный, громкий и озорной, он был центром всех компаний. Кирени казалось, что этот мальчишка, куда бы он ни пошёл, излучает тепло, энергию и свет. У него обо всём было свое собственное мнение, зачастую совершенно не соответствующее школьному уставу. На уроках истории Кайил постоянно задавал вопросы, порой неприятные, презрительно фыркал, когда заходила речь о величии пэров, и морщился, едва завидев госпожу Ширили. Ко всему прочему, он происходил из неблагонадежного рода: по слухам, его отца с позором изгнали из столицы, а мать с дедом казнили за — страшно сказать! — прилюдную хулу на Императора.

Отец Кайила был высоким широкоплечим мужчиной с постоянно подрагивающей правой бровью и пальцами левой руки, не работающими от многочисленных переломов, неправильно сросшихся. Этот несчастный исправно ходил в храм, восхвалял направо и налево Императора, однако людская молва всюду следовала за ним, обличая предателем.

В какой момент соперничество столь противоположных детей перешло в дружбу, сказать сложно. Пожалуй, произошло это в тот день, когда Кирени спрятала от учительницы нарисованную Кайилом карикатуру. По крайней мере, после того случая Кайил стал смотреть на беловолосую тихоню иначе, порой откровенно защищая от других учеников.

Именно к этому человеку постучалась в дверь девочка, надеясь на помощь. Он не отказал.

На следующее же утро двое детей, затемно пробравшихся на торговый обоз, идущий в столицу, спрятались там. Под плотным вонючим тентом, свернувшись клубочками среди тюков с различными товарами, отправилась в первое своё путешествие девочка, которой в будущем было суждено навсегда изменить Ишшарру.

Много лет спустя, глядя, как дождь заливает оконное стекло, Снежная Пэри запишет в одной из последних глав своего «Сказания»: «Если задуматься об этом, Кайил с самого начала был обречён на ту судьбу, которую избрал. Будучи от природы личностью весьма незаурядной, огненной и непримиримой, он был противоположен мне, воплощавшей воду и луну. Он был истинным сыном солнца, болезненно ярким, обжигающим, и за годы, им прожитые, он так и не научился мириться с тем, что неизбежно. Его жизнь вечно была бунтом и протестом: против покорности отца, смерти матери, презрения других людей… Но того, что он сделал для меня тогда, много лет назад, я не забуду никогда: он был первым, кто действительно в меня поверил»

Глава 7. Секреты, чучело и странное чаепитие

Из омута воспоминаний меня вырвал стук в дверь. Сердце непроизвольно забилось быстрее в предвкушении: кажется, его высочество желает пообщаться со мною? Чем кончится наш разговор, не даст ли он мне новые фрагменты головоломки? А вдруг… это не Эйтан? Кто тогда?

— Войдите! — бросила я равнодушно, разворачиваясь к окну. Дверь негромко скрипнула, впуская визитёра в комнату. Я рассматривала потеки воды на стекле, растягивая момент неизвестности, заставляющий кровь быстрее течь по жилам.

— Омали? С тобой все в порядке, так ведь? — окликнул меня подозрительно знакомый голос, заставив изумлённо застыть. Марита?! Но что она…

— Диран отправился на дежурство, а я принесла еду и решила помочь с уборкой. И ещё — мне нужно тебе много рассказать! — девушка тепло улыбнулась, старательно отводя глаза.

Я стиснула зубы, стараясь подавить непрошенное бешенство, смешанное с… благодарностью? Пусть век живут человеческие противоречия! Сколько бы я ни пряталась за щитами отчужденности и холодности, не признать очевидное было бы глупо: с каждым днём Марита и Диран подбирались все ближе к черте, за которой кончаются вежливые, пустые улыбки приятелей, приправленные глупыми диалогами о судьбе общих знакомых, работе и погоде за окном. Нет, с недавних пор эти двое начали значить для меня куда как больше, ведь мы, кажется, все же были друзьями, пусть и совсем непохожими друг на друга.

— Спасибо, Мари, — я послала девчонке в ответ беглую усмешку, — С уборкой я разберусь сама, но — благодарю, что пришла. Я рада. Чаю не желаешь?

— С удовольствием! — Марита хитро посмотрела на меня. Очевидно, ей не терпится рассказать о чём-то. Что же, послушаем — она никогда не умела подолгу хранить секреты!

Марита разложила на столе принесенную с собой снедь и принялась украдкой рассматривать Омали, заваривающую чай. Болезненно худощавая, довольно высокая, муэти двигалась плавно и грациозно, словно бы плыла под водой. Волосы её, небрежно прихваченные деревянным гребешком, выбились из причёски и рассыпались по плечам мягкими белоснежными прядями, а шаль, наброшенная поверх тонкого нижнего платья, упрямо сползала с плеч.

Для Мари, девушки активной, общительной и весьма эмоциональной, Оми с самого первого дня их знакомства стала большой загадкой. Будучи их с Элли ровесницей, муэти зачастую вела себя, как безнадёжная старушка, давно уставшая от жизни. Воспитанница Смотрителя с малознакомыми людьми держалась вежливо, но отстраненно, словно погруженная в некую душевную меланхолию. В высказываниях беловолосая, сколько Марита её помнила, была очень осторожна, ничего не рассказывала о себе и общество книг предпочитала любому другому. У Мари ушло несколько месяцев только на то, чтобы немного узнать Омали и хоть как-то охарактеризовать. Однако, потраченное время того стоило: муэти оказалась умным, сильным, весьма высокомерным человеком, умеющим, без сомнения, принимать людей такими, какие они есть, и хранить чужие секреты.

Марита, выросшая в довольно дружной семье, была девушкой сердобольной и отзывчивой. Она старалась, как могла, вытащить необщительную подругу куда-нибудь, познакомить с большим количеством людей, растормошить, заставить поверить в себя… Мари была убеждена: Омали нужно выйти замуж, причём за человека любящего, сильного и неглупого. Такой брак, по мнению девушки, стал бы панацеей, неким волшебным зельем, способным сделать Оми счастливой. И вот сейчас, в это трудное время, Марита четко увидела перед собой кандидатуру, идеально подходящую на роль жениха. Послушав, как Дир отзывается о молодой муэти, девушка поняла: вот оно! Этот полюбит Омали, будет заботиться и не даст в обиду… Тихонько строя матримониальные планы, Мари всеми силами старалась свести этих двоих. Но воспитанница Сахроса отчаянно сопротивлялась, ещё и лезла, очертя голову, в самые гущи проблем! Мари не понимала подругу, и это сильно раздражало.

Как ни смешно, но предположение Омали насчёт их «игры в шпионов» полностью оправдывало само себя: распрощавшись минувшим вечером с Оми, Марита спровадила Дирана в казармы, договорившись встретиться на следующий день. Сама же, недолго думая, направилась на десятый ярус, где располагалось поместье Ящериц. Ей не терпелось задать Эллине несколько вопросов.

Семейство Ящериц не зря имело резиденцию на элитном ярусе: оно слыло одним из могущественнейших в Талье. Именно представительница этого рода, Эстатра Ящерица, возглавляла всем известный Магический Альянс, который даже в то время, несмотря на политические неурядицы, оставался одной из самых богатых и влиятельных организаций империи Ишшарра.

Мари выросла в семье торговцев, где незыблемым считалось правило: приобретение полезных друзей — одно из самых выгодных капиталовложений. Отец девушки, в своё время исхитрившийся из последнего грязнорабочего дорасти до вполне состоятельного купца, обладал замечательным нюхом на людей, который в полной мере передался обоим его детям. Потому Марита в свое время проявила недюжинную выдержку, хитрость и гибкость, ненавязчиво сблизившись с пэри. В будущем девушка планировала работать компаньонкой при юной Ящерице, что для простолюдинки было немалой честью. Следуя этой цели, Марита относилась к Эллине с преданностью и обожанием, снабжала сиятельную последними сплетнями и во всем принимала исключительно её сторону.

Родовое поместье Ящериц было воистину громадным. Его территория представляла собою совершенно сумасшедшее переплетение переходов, мостиков, арочек и дорожек. Не имея ключа-пропуска определённого уровня, сумасшедший, рискнувший без разрешения перебраться через обманчиво низенький ажурный заборчик, рисковал безнадёжно заблудиться и банально сгинуть в одной из многочисленных ловушек, установленных в саду. Впрочем, Марите бояться было нечего: её кулончик позволял беспрепятственно пользоваться неприметной калиткой для слуг, которую посторонние просто не замечали.

Подняв повыше сияющий мягким светом кристалл, Мари прошла сквозь решётку забора и очутилась на длинной аллее с множеством ответвлений, со всех сторон обсаженной высоченными растениями. Стоило девушке сделать шаг, как свет, исходящий из кулона-проводника, превратился в неширокую сияющую ленту, указывающую дорогу званой гостье. Марита двинулась вперёд, стараясь не замечать пейзажей, мелькающих, как в калейдоскопе: весь сад был укрыт мощнейшей иллюзией, постоянно меняющей его внешний вид.

Элли, загодя предупреждённая о визите, ждала подругу в отдаленной беседке, надёжно скрытой от посторонних глаз густыми оживающими лианами. Когда Марита неуверенно приблизилась к шевелящейся зелёной массе, побеги, как громадные змеи, с шелестом расползлись, пропуская её. По традиции, девушка замешкалась на пороге: магии, как и большинство обывателей, она побаивалась. Как ни глупо, всегда, когда Марита приходила к этой живописной композиции, ей казалось, что жутковатые побеги вот-вот задушат её, как питоны…

— Мари! Ты долго собралась там стоять? Это просто растения, и они — не кусаются! — недовольный голос Элли послужил дополнительным стимулом к действию.

— Ну да, конечно… — буркнула Мари недовольно, однако, зажмурившись, сделала решительный шаг вперёд. Как и в предыдущие сорок раз, растения беспрепятственно пропустили девушку, с шелестом сомкнув проход за её спиной.

— Ну вот, — пожала плечами Эллина, надкусывая небольшую конфетку, — Я же говорила. Рада видеть тебя!

Марита радостно улыбнулась в ответ, исподтишка рассматривая пэри, вальяжно развалившуюся на подушках. Её блестящие чёрные волосы, прямые и жёсткие, были собраны в высокую прическу, вычурную и изукрашенную блестящими самоцветами. Из-за коротких рукавов верхнего платья изумрудного цвета, шитого серебристой нитью, можно было легко разглядеть белоснежное нижнее, покрытое тончайшей вышивкой. С некой долей грусти Мари подумала, что такую, как Элли, невозможно не любить. Рано или поздно Эшир так же, как и остальные, упадёт к её ногам…

— Да что с тобой сегодня? Долго ты меня рассматривать собралась, солнце моё? — пэри, кажется, начинала всерьёз переживать. — Не доводи до греха! Что я пропустила? Что произошло?!

— Омали избили сегодня! — воскликнула Мари после драматичной паузы. Юная Ящерица подскочила:

— Что… как?! Кто посмел?! Как Сахрос позволил?!

Марита весьма эмоционально, постоянно вставляя в повествование собственные выводы, описание одежды гостей и ненужные случаи из жизни знакомых, пересказала утреннее происшествие. Пэри слушала внимательно, не перебивая, и меж красиво изогнутых бровей всё четче проступала задумчивая морщинка.

— Любопытно… — пробормотала девушка, машинально поигрывая веером. Взгляд её рассеянно блуждал по листьям лиан, и Мари скромно сидела, не смея прерывать размышления пэри. Впрочем, минуты через две праздное созерцание окружающей природы Эллине наскучило, и она соизволила вернуться в реальный мир.

— Не думала, что Сахрос так поступит, говоря откровенно… хотя, чему я удивляюсь, на самом-то деле?

Вот оно! Марита подалась вперёд:

— Эллина, а ты не можешь сделать что-нибудь? Омали — наша подруга, и она в опасности! Я, честно говоря, даже представить не могу, что мог совершить Смотритель. Почему Оми теперь подозревают? При чем тут вообще она? Она ничего не понимает!

— Совсем-совсем ничего? — с непонятной тягучей интонацией переспросила пэри. Марита серьёзно закивала:

— Абсолютно! И я решила спросить у тебя: что успел натворить Сахрос?

Эллина состроила недовольную гримасу. Марита знала: пэри не отличалась честностью, однако, лгать друзьям не любила. Именно по этой причине, всякий раз, услышав неприятный, неловкий или неуместный вопрос, Ящерица морщилась и закатывала глаза. Обычно в подобных случаях Мари отступала, однако сегодня она была полна энтузиазма узнать и понять хоть что-нибудь.

— Элли, ну ответь, ну, пожалуйста! Ты не поверишь, у Омали пол-лица в синяках, я уж молчу о ребрах! Она перед этим ублюдком на коленях ползала, сапоги целовала, лишь бы он ушёл!

Брови пэри поползли вверх.

— Такое унижение… Не очень похоже на Омали! Если только… — на лице девушки промелькнули, как маски, странные чувства. Удивление — подозрение — догадка — понимание — спокойствие…

— Что же, — лёгкое пожатие плеч, — Пожалуй, с учётом обстоятельств, я действительно могу кое-что рассказать. Скажи мне, Мари, что ты знаешь о нашем Смотрителе?

Девушка задумчиво наморщила лобик:

— Ну, мужик он умный, прагматичный, не скупой. Помешан на различных книжках, и Омали этим заразил, но вообще довольно добрый: и маленькую муэти подобрал, и меня на работу взял, и тебя обучает… ну, что я смешного сказала?

Элли фыркнула:

— Ну что же! Только сегодня и только сейчас я расскажу тебе забавную сказку о Дэре Сахросе, уроженце Сакии, который в возрасте семнадцати лет едва не угодил на плаху — за ересь и антиправительственные настроения…

— Уроженец Сакии?! Сахрос — не ишшарец?! Но, Элли, это бред! Его внешность! Разрез глаз, цвет волос, фигура — все говорит о том, что Смотритель — наш соотечественник!

Пэри только усмехнулась:

— Да, его дед родом из Ишшарры, но — не более того. Впервые Смотритель попал на наш остров в возрасте тридцати пяти лет, в качестве посла.

— Даже не верится… а какое отношение Сахрос имеет к принцу Эйтану?

Брови Ящерицы поползли вверх:

— С чего ты взяла, что они как-то связаны?

Под пронизывающим взглядом подруги Марите стало неуютно, она тут же принялась оправдываться:

— Мне сказала Омали! Я попросила её объяснить, что происходит. Она поведала, что Смотритель влип во что-то серьёзное, связанное с политикой. Во что конкретно, Омали не знает и сама, но наши гости были уверены, что Смотритель и принц Эйтан знакомы! Оми убеждена: они считают, что Смотритель мог знать, где скрывается Наследник, и рассказать ей об этом! Глупость, верно? Мы с Дираном очень испугались, предложили Омали уехать, но она отказалась! Сказала, что не будет прятаться, не дождутся… И вот тогда я подумала: если Сахрос влип во что-то, связанное с политикой, то единственный, кто может помочь нам — ты. Ну, Элли, пожалуйста! Омали очень тяжело сейчас!

Ящерица вздохнула и отвела взгляд:

— Я не могу рассказать тебе многое. Не знаю.

— Элли…

— Не знаю! И не советую тебе совать нос во все это — пусть Омали сама решает свои проблемы. Я уверена, Сахрос дал ей все шансы выпутаться из этой истории живой и здоровой.

— Какие там шансы! — возмутилась Мари, — Она в опасности! Омали не понимает, что происходит и почему! Элли, мы ведь друзья, и…

— Марита! — в голосе пэри зазвенела сталь, — Ты оглохла? Не лезь в это дело, оставь Омали в покое! Она знает, на что идёт, уж поверь мне!

— Ладно-ладно! — Мари примирительно подняла руки ладонями вперёд, — Как скажешь!

Эллина покачала головой и сменила тему:

— Лучше расскажи мне, Марита: как там твой брат? Всё ли у него в порядке?

— Да! Мы связывались только недавно, он сильно переживает за нас за всех…

Эллина, как всегда, спрашивала про Микеша. Марита к этому привыкла, но старательно делала вид, что не замечает странной закономерности. Это было вполне в её характере: ей всегда было проще в упор не замечать вопросов, ответы на которые ей могли не понравиться.

Разговор потёк вокруг будней курсантов, новых платьев и церемонии Принятия, которая должна была состояться через неполных шесть суток. Как и большинство жителей столицы, девушки сплетничали, гадая, кому же доведётся примерить на себя Императорский Венец. К серьёзному разговору по негласной договоренности Мари в тот день так и не решилась вернуться.

— … Вот что рассказала мне Элли о Смотрителе! Только, сама понимаешь, это очень большой секрет! — Марита явно гордилась проделанной работой и внимательно смотрела на меня, ожидая похвалы. Я искоса глянула на девушку и тихо заметила:

— Верно, Мари. Это — секрет. Мне ты рассказала, но больше — никому. Даже Дирану. Особенно — Дирану! Пообещай мне!

Мари фыркнула:

— Я же не совсем дура, кому попало, рассказывать не буду!

Я покачала головой:

— Не только «кому попало», Мари. Вообще никому! Ну же! Обещай!

— Ладно-ладно! Я вообще не понимаю, к чему такие предосторожности? Ну, родился Сахрос в Сакии. Что тут такого криминального, из-за чего стоило бы разводить таинственность?

— Мари!!! — это был крик души в моем исполнении. Марита закатила глаза и рявкнула:

— Ладно! Обещаю! Довольна? А теперь — марш в постель!

— Что?! — изумилась я. — Какая ещё постель?! Мари, я…

— Ничего не знаю! — девушка вцепилась в мою руку чуть повыше локтя и поволокла за собой, как на буксире. Я покорно поплелась за ней, чувствуя, что спорить бесполезно: этот комок энергии в покое меня не оставит.

— Тебе надо отдыхать, — вещала меж тем Мари, — Ты и так устала, к тому же ранена! Я тут пока что поубираю, посетителей, если явятся, приму, а ты — отдыхай!

Я открыла было рот, чтобы возразить… но передумала. Зачем? Мне нужно обдумать слова Мариты и поискать информацию о том купце, чьи записки я читала прошедшим вечером…

Слегка пошатнувшись, я прошептала:

— Может быть, ты и права. Отдых мне не помешает…

— Вот видишь! Лежи, а я принесу тебе ещё чаю!

Когда я изучила на свежую голову записки купца, стало понятно, как такой опасный текст ещё не изъяли из свободного оборота: данный дневник только недавно поступил в Библиотеку, и Сахрос ещё не успел его проверить досконально. Помню, он мне жаловался на нехватку времени! Любопытно, кстати: почему это Смотритель Библиотеки занимается цензурой и распределением новых текстов? И, что ещё интересней: почему бывший шпион работает Смотрителем Библиотеки?

Конечно, не гарантия, что мой опекун был именно шпионом, но другого логичного объяснения я не видела. Посудите сами: человек был осуждён за антиправительственные настроения в Сакии, каким-то непонятным образом спасся, потом стал послом этой страны в Ишшарре. Далее следует громадный пробел. То есть, несколько десятков лет этот «посол» непонятно чем вообще занимался, но докатился до работы Смотрителя Библиотеки в нашей стране. Зная сакийскую политику, смею утверждать: просто так оттуда можно уйти только в могилу. Но Смотритель как-то сбежал, ещё и дочь прихватил! Которая позднее попала в гарем Императора…

С ума сойти можно! Глупо, очень глупо гадать, имея так мало фактов. В голове был сумбур, но в тот момент я знала, каким должен быть мой следующий ход: необходимо найти автора дневников, которые попали мне в руки, и попробовать расспросить его об Ордене Тай Лир.

Охрад Сэйрс, пятидесяти трёх лет от роду, жил, если верить архивным данным, на восьмом ярусе Тальи, что говорило, несомненно, о его достатке. Сейчас, направляясь в сторону высоченных ворот нужного мне яруса, я гадала: пожелает ли уважаемый купец разговаривать с безродной муэти? Глядя правде в глаза, Охрад вполне мог отказаться. Однако попытаться определённо стоило!

Библиотеку я покинула через основной выход, улучив момент, когда Марита ушла на кухню. В той ситуации глупо было бы тешить себя иллюзиями: я понимала, что за мною наверняка следят. Оставалось надеяться, что, свершив задуманное, я не подпишу и себе, и принцу Эйтану смертный приговор…

Боги, видимо, оплакивали окончательную гибель моего чувства самосохранения: дождь лил, как из ведра, и вода мощным потоком неслась по водостокам вниз, к морю. Я шла, опустив голову, не глядя по сторонам и прижимая к себе несколько свитков. Шаг мой был стремительным, как у человека, безнадёжно куда-то опаздывающего, а серый плащ из грубой ткани, в который я зябко куталась, скрывал меня от посторонних глаз.

Нужный дом был окружён высоченным каменным забором, скрывающим жизнь хозяев особняка от любопытных. На двери красноречиво сиял алый огонёк охранного плетения, недвусмысленно намекая, что непрошенным гостям у Господина Охрада не рады.

Некоторое время я маялась на пороге, терзаясь сомнениями, но погода не располагала к созерцанию и самокопанию. Резко выдохнув, я прикоснулась к дверному молоточку. Раздался негромкий звон, оповещающий о прибытии гостя. Мгновение спустя ворота бесшумно распахнулись передо мной.

Сказать, что я была удивлена — не сказать ничего. По моим прикидкам, меня должны были промурыжить под дождём ещё некоторое время, устанавливая личность и цель визита.

Медленно и неуверенно я двинулась вперёд по извилистой аллее, ведущей вглубь сада.

— Быстрее, красавица! Поторапливайтесь! Не заставляйте старого больного человека мокнуть под дождём! — донесся до меня сквозь завывания ветра громкий, зычный мужской голос. Подобрав подол длинного платья, давно и безнадёжно промокший, я пошла быстрее, чувствуя, как вода хлюпает в ботти.

То, что случилось дальше, поразило ещё больше: как оказалось, хозяин, невзирая на дождь, вышел мне навстречу с большим зонтиком в руках.

— Прячьтесь скорее! — воскликнул он, поравнявшись со мной, — Эти жуткие ливни меня доконают, помяните моё слово! Я скоро обрасту плесенью и обзаведусь жабрами!

— Это невыполнимо с технической точки зрения, Господин Сейрс, — отозвалась я, послушно прячась под зонт.

— Моя дорогая, поверьте мне на слово: после пары ложечек старого доброго гэша святые старцы видят прелестных гурий в чудесном саду и божественные знамения в чашке похлебки. Что помешает старому доброму мне обзавестись таким способом жабрами?

— Обзаводитесь, кто вам мешает? Когда из залива выловят труп неизвестного, который вздумал заниматься подводным плаваньем без воздушного пузыря, я буду знать, кого поминать в Ночь усопших.

Купец расхохотался, а я стушевалась и закусила губу, запоздало сообразив, что и кому исхитрилась сказать.

Тем временем мы благополучно добрались до крытой веранды. Я затопталась на месте, не зная, что в такой ситуации делать, но купец, отбросив зонт, решил все за меня:

— Проходите, красавица, не стойте столбом. Не знаю, зачем вы явились ко мне в такую, мягко говоря, нелётную погоду, но не сомневаюсь: за пару секунд этот вопрос не решить. Дольше мёрзнуть я не намерен. Оставьте плащ в покое! В доме разденетесь.

Я сбросила ботти и направилась вслед за гостеприимным хозяином.

Меня провели в весьма необычную гостиную, пеструю и многоцветную, как птица чирки, сплошь заставленную различными диковинками. Чего стоила только шкура какого-то белоснежного зверя, украшавшая пол! Я осторожно обогнула её по дуге, чтобы не запачкать чудесный мех. Купец фыркнул:

— Красавица, уж поверьте, если шкура лежит на полу, значит… какой вывод из этого следует?

— Вы её туда положили, — предположила я. — Это — самый логичный вывод.

Охрад покачал головой:

— Красавица, я не шучу. Ступайте на неё, не бойтесь. И плащ повесьте вон на то чучело. Не смотрите так! Я его специально для этого тут и ставил. Иначе зачем, скажите на милость, оно могло понадобиться в гостиной?

Мне хотелось сказать, что этому чудищу с ветвистыми рогами вообще место в университетском музее природы, а не в чьей-то гостиной, но я благоразумно удержала эти мысли при себе: общение с этим человеком и так основательно выбило из колеи. Собравшись с духом, я извлекла из внутреннего кармана плаща свитки и осторожно положила их на столик перед Охрадом:

— Господин Сейрс, я работаю в тальской Библиотеке. Недавно вы предоставили нам свои дневники, но возникло несколько формальностей. Вы должны подписать вот эти бумаги…

— Хм… — мужчина бегло глянул на свиток, внимательно посмотрел на меня своими темными, глубоко посаженными глазами и неожиданно рявкнул:

— Кори!!!

Я подскочила на месте от неожиданности. Пару мгновений спустя в комнату вбежала невысокая изящная женщина. Купец улыбнулся ей:

— Милая, принеси чаю нам с гостьей, а ещё — теплый плед.

— Да, конечно, — Кори вернула Охраду улыбку и вышла из комнаты.

Возвращения женщины мы ожидали в молчании: купец, казалось, сосредоточил всё свое внимание на принесенных мною свитках, я, в свою очередь, с любопытством рассматривала мужчину. Он не был красив в общепринятом смысле этого слова: мощный, коренастый, он был обладателем кустистых густых бровей, волевого подбородка и большого рта. Волосы его, вопреки всем веяниям моды, были коротко подстрижены. Этот человек производил странное впечатление, притягивая и отталкивая одновременно.

Кори принесла чай, и купец, отпив из своей пиалы, снова обратил на меня внимание:

— Итак, красавица. Как вас зовут?

— Омали, Господин. Простите, что не представилась раньше… — начала было я, но Охрад прервал мои невнятные оправдания:

— Ой, вот этого только не надо! Прощаю, дочь моя. Скажите мне лучше: кем же вы работаете в Библиотеке?

— Служанкой, Господин. Готовлю, убираю, выполняю мелкие поручения…

— О, новый век! Дивные нынче пошли служанки! Позвольте, я угадаю: охотничий нож во внутреннем кармане верхнего платья вам нужен, конечно же, чтобы шинковать салаты. Я прав?

Мы смотрели друг на друга: я — с изумлением и растерянностью, он — с насмешкой. Признаться честно, мне было до боли неуютно под этим взглядом.

— Нет, — наконец, нашла я в себе силы ответить, — Просто улицы Тальи сейчас небезопасны, и страшно выходить из дому без оружия.

— И что, вы смогли бы воспользоваться им? — в голосе мужчины сквозило лёгкое любопытство, он взирал на меня с непонятным выражением на ассиметричном лице. Казалось, Охрад Сейрс видит собеседника насквозь и оценивает его. Не скажу, что это ощущение придавало мне уверенности. Однако, альтернативы не было: отступать сейчас, когда купец принял меня у себя и настроен на диалог, казалось мне кощунством.

— Да, смогла бы, — спокойно сказала я, борясь с желанием упрямо скрестить руки на груди, — Как известно, люди вообще на многое способны, когда им угрожает опасность. Но не стоит приписывать мне качества, которых нет и в помине! Я — обычная служащая, Господин. Просто жизнь моя в последнее время приобрела весьма необычные краски… Собственно говоря, это и есть настоящая причина, по которой я сюда пришла.

— Вам удалось меня заинтриговать… Скажите, синяки на вашем лице тоже имеют к этой истории отношение?

— Самое прямое, Господин. Можно сказать, что в последние несколько дней моя жизнь стала довольно опасным предприятием.

Охрад задумчиво пожевал губы, рассматривая меня с непонятным выражением. Я же чувствовала, как нервная дрожь охватывает тело. Не совершаю ли я ошибку?

— Ладно, — нарушил, наконец, затянувшуюся паузу купец, — Я ценю своё время, красавица, и очень не люблю пустой болтовни: она вызывает изжогу. Давай поговорим по существу, солнце моё. Без околесицы, дипломатических увёрток и лжи: зачем ты явилась?

— Видите ли, Господин, я…

— Так, — Охрад глянул на меня из-под кустистых бровей, и черты лица его неприятно заострились, сделав его похожим на демона со старинных барельефов, — Есть что-то непонятное в моих словах? Я не люблю пустой болтовни, красавица, повторяю ещё раз. Либо ты чётко и по существу рассказываешь все, без утайки — либо мы с тобой прощаемся здесь и сейчас. Ну?

Губы купца были упрямо сжаты, и взгляд опасных глаз ясно давал понять: этот человек в ответе за свои слова. Медлить более было просто опасно, и мне не оставалось ничего, кроме как выдать загодя приготовленный рассказ, предельно честными глазами глядя на собеседника:

— Это началось два дня назад. Пропал мой опекун — не вернулся с собрания чиновников, связанного со смертью Императора — Храни Солнце его душу! Сначала я подумала, что, возможно, Смотритель просто задержался у кого-то и остался переночевать. Однако, утром ко мне явились странные люди. Они представились представителями судебного ведомства, но никаких доказательств этого не предъявили. Эти монстры устроили обыск в Библиотеке, все перевернули вверх дном, напугали посетителей… И они избили меня! Они начали меня бить, как какую-то дворовую собачку, когда я сказала, что не знаю ничего об их проклятом Ордене! — голос мой драматично сорвался, и я устало уронила лицо в ладони, словно не зная, что ещё сказать или добавить.

— Каком ещё Ордене? — подозрительно переспросил Охрад. Я тут же стремительно подалась вперёд и заговорила сбивчиво, эмоционально, постоянно заламывая пальцы:

— Орден! Все дело в этом Ордене, и затем я к вам и пришла! Они искали моего опекуна и расспрашивали об этом проклятом Ордене Тай-Лир! Они… простите, — мой голос снова сорвался, и я была вынуждена глотнуть немного чаю.

— Простите, — продолжала я спустя пару мгновений куда более уверенным тоном, — Просто это всё было ужасно. И, когда они ушли, я начала искать. В ваших дневниках тут же обнаружилось упоминание об этих Тай-Лир, и я подумала: вы могли бы рассказать мне, что происходит…

Охрад потёр щеку.

— Опекуна как зовут?

— Дэр Сахрос, Смотритель Тальской Библиотеки…

— Забавно, — Охрад быстро допил чай, — Знаешь, красавица, иди-ка домой. Поспи, приложи сырого мяса к синякам, с друзьями пообщайся… Орден Тай-Лир и всё, что с ним связано — не твоего ума дело.

— Но мой опекун…

— Сам во всём разберётся, — закончил за меня купец, — Иди домой.

Я взяла чашку, устроилась удобней и спокойно сказала:

— Я не уйду.

Его брови приподнялись:

— Что, прости?

Мои пальцы крепче стиснули чашку:

— Проблемы со слухом, Охрад? Я не уйду, пока не получу ответы на свои вопросы.

Купец покачал головой:

— Запредельная наглость…

— Знаю, — не отрываясь, я смотрела ему в глаза, — Но мой опекун пропал. Он — самый дорогой для меня человек. Я не уйду, пока не пойму, что за Орден и как он связан с его исчезновением. Пожалуйста… — слёзы заблестели в моих глазах, — Я умоляю вас, ведь только вы, вы один можете мне помочь. Я никому и никогда…

— Хватит! — Охрад раздраженно дернул плечом, — Отчего не рассказать, раз красавица так просит? Уважаю наглых — многого добиваются. Но, красотка, не говори потом, что я не предупреждал: рассказ мой тебе не понравится.

Глава 8. Хмельная откровенность и человек со шрамом

— С чего бы начать, красавица? — Охрад снова почесал щёку. Этот непроизвольный жест, похоже, был ему очень свойственен. Приглядевшись внимательней к купцу в неверном свете магического фонаря, я смогла различить странную сеточку едва заметных шрамов на щеке. Любопытно, кто оставил эту отметину на коже Охрада? Как бы там ни было, мой собеседник явно потратил немало денег, чтобы скрыть её. Кто я такая, чтобы его за это осуждать?

— Начну я, красавица, с того, что сильно огорчу тебя.

— Я вся — вниманье, — улыбнулась я, — Правда — превыше всего!

Сейрс прикрыл глаза и негромко проговорил:

— Поверь, твой опекун не стоит того, чтобы ради него рисковать. По-хорошему, он не достоин ничего, кроме пенькового галстука! Редкий ушлёпок он, старина Дэр Сахрос.

Я постаралась придать лицу растерянное выражение и опустила глаза. Некоторое время мы помолчали.

— Охрад, — мой дрожащий голос прорезал тишину, — Мне всё равно, что он сделал. Сахрос заботился обо мне много лет, и я должна, я обязана найти его, понимаете?

Мужчина склонил голову набок и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Что же, красавица… слушай. Орден Тай-Лир возник в Сакии, в те расчудесные времена, когда церковь Адада стала их единой верой. Что ты знаешь о божестве Ададе, девочка?

— Сияющий Агнец Адад, верховный бог Сакии. Символизирует солнце, считается единым богом. «И нет божества, кроме Агнца, и никогда не будет» — так написано в их священных книгах. По верованиям, Адад был некогда человеком, обладавшим непомерной магической мощью, а потом он вроде бы умер и воскрес. Культ Адада основывается на вере в то, что после смерти не все люди попадают в Великую Бездну. Мы, многобожцы, нечистоплотны и не чтим законов Агнца, именно потому Мать-Тьма обрекает нас на муки. А вот у Адада есть Царство — Вирэй — куда попадают после смерти те, кто при жизни служил ему. В Вирэе души не растворяются в Матери-Тьме, они живут вечно, не зная ни в чём нужды… Бред, — последняя фраза вырвалась у меня помимо воли, — Зачем им жить вечно, не имея тел, в каком-то мифическом городе?

Купец усмехнулся:

— В общем-то, верно, хотя в некоторых смыслах ты очень поверхностна. Но не будем сейчас углубляться в путанные дебри религиозных и политический идей Сакии. Ты сколько-нибудь разбираешься в генеалогии их дворянства?

— К сожалению, нет, мой Господин, — проговорила я, изо всех сил стараясь подавить раздражение. Право, мне осталось только отвечать на вопросы о сакийской знати и религии! Каких слов от меня ожидает этот странный человек?

— Серьезно? Жаль, я был уверен, что ты имеешь определённые познания в этой области, — мужчина бросил на меня странный взгляд, от которого стало не по себе. По всему выходило, что купец сильно переоценивал мои знания. Сразу возник вопрос: за кого Охрад принимает меня? Каковы мотивы этого странного человека?

— Хорошо, — продолжил купец меж тем, — Значит, про лордов Анкастов ты тоже никогда не слышала?

Я задумчиво нахмурилась — фамилия однозначно показалась мне знакомой. Но откуда я могу её знать?

Охрад широко улыбнулся и кивнул:

— Разумеется, нет…откуда тебе знать? В таком случае, мой тебе совет: полюбопытствуй. В последние годы о сакийской политике крайне мало сведений — странно, не находишь? Однако, история порою может рассказать сведущему человеку очень много — нужно только внимательно слушать… Ты понимаешь меня, моя девочка?

Я медленно кивнула, силясь скрыть разочарование. По всему выходило, что ответы на мои вопросы необходимо искать не где-нибудь, а в Императорской Библиотеке: именно туда стекались все достоверные летописи, касающиеся истории далёкой Сакии. Новость эта не радовала — путь туда заказан, только тот, в чьих жилах течёт кровь правителей, мог попасть в книгохранилище. А уж посторонних в сей храм знаний имеет право проводить только законный Император.

Такой, каким имеет шанс стать Эйтан…

— Я… понимаю Вас, Господин.

— Вот и отлично! Засим все, красавица. Можешь сидеть у меня до тех пор, пока за тобой не явится стража, дабы пообщаться насчёт неуместных вопросов и странных увлечений. Вкупе с твоей внешностью, белая, это вполне затянет на государственную измену…

По спине моей пробежал холодок:

— Не будем доводить до крайностей, Господин. Я ухожу.

— Приятной дороги и яркого солнца! Не обидишься, если я не стану тебя провожать?

— Разумеется, нет. Вам также яркого солнца, — бросила я и вышла под хлещущий дождь.

Охрад Сейрс проводил задумчивым взглядом хрупкую фигурку юной посетительницы. Давненько он не видел настолько ярко выраженных муэти, не вёл таких странных разговоров… Сейчас девушка представлялась ему первой белокрылой птицей, спустившейся низко к волнам. Первая предвестница бури…

— Кори, — позвал он негромко, зная: она услышит даже самый тихий шёпот. На сей раз ждать ему не пришлось: она появилась из пустоты, даже не озаботившись тем, чтобы изобразить из себя человека. В её руке переливался гранями изящный хрустальный бокал, наполненный первосортным сакром. Благодарно кивнув, Сейрс медленно отпил жгучий напиток, столь любимый моряками Ишшарры, и негромко приказал:

— Собрать урожай сейчас, не дожидаясь благоприятной погоды. Увезти все ценности из столицы и особняков в тайные убежища. Держать все эти манипуляции в секрете. Подготовить корабли к отплытию.

Медленно поклонившись, Кори исчезла, оставив после себя едва ощутимый аромат моря. Дождь за окном разошёлся ещё больше…

Мокрая ткань холодила кожу, заставляя ежиться. Оставляя на ковре влажные следы, я быстро содрала с продрогшего тела всю одежду, наскоро обтёрлась полотенцем и закуталась в толстую меховую накидку.

Меня знобило. Магия, поддерживавшая в Библиотеке постоянную температуру, бессильна была согреть тело. Потоптавшись на месте, я залезла под тонкое одеяло, свернулась комочком и практически сразу забылась тревожным, беспокойным сном…

— Проснись, — негромкий властный голос прозвучал для меня небесным гласом труб, которые, якобы, разрушили семь зачарованных стен Ишана. Я подскочила, широко распахнув глаза. Разумеется, от столь резкого пробуждения голова закружилась, а перед глазами замелькала рябь, надёжно пряча окружающий мир. Спустя пару мгновений цветастая круговерть вокруг улеглась, позволяя рассмотреть комнату в неверном свете уличных светильников: я исхитрилась проспать практически весь день, и милостивая тьма властвовала над столицей, пряча от меня лицо нежданного визитера.

Под судорожное биение собственного сердца я щурилась, стараясь рассмотреть человека, застывшего возле моей кровати. Стоял он спиной к окну, и увидеть можно было только смутный силуэт, выступающий среди призрачных теней.

Я глубоко вздохнула, дабы совладать с отказавшим от страха голосом, и равнодушно уточнила:

— Кто здесь?

— Ты не догадываешься? — вопросом на вопрос ответил мне принц Эйтан. От облегчения у меня закружилась голова, и я не нашла ничего лучше, нежели откинуться обессилено на подушку. Злиться на безумного императорского отпрыска не было сил.

— Ваше высочество, Ваш дед снабжает меня замечательными каплями от бессонницы. Поделиться? — уточнила я, всем своим видом стараясь показать, что здоровье принца — самое важное, что есть в моей жизни.

— Обойдусь. Меня, знаешь ли, как-то не вдохновляют дедушкины кулинарные таланты — наслышан, — отозвался Эйтан резко. Что-то в его тоне меня насторожило, и слова его решила оставить без ответа. Тишина повисла в воздухе, вязкая и осязаемая, словно мерзкий густой кисель. Присутствие мужчины нервировало, раздражая, и в то же время приятно щекотало нервы. Потому, не желая разбить этот миг, я молча ждала, что же он скажет…

— Позволишь присесть?

— Разумеется.

Короткий вопрос, короткий ответ… Мало заботясь о приличиях, его высочество вольготно расселся на кровати, в каком-то полушаге от меня. Я едва удержалась, чтобы не отодвинуться в сторону — в нос ударил знакомый с детства тяжелый запах алкоголя, неприятный и ненавистный мне.

— Вы — истинный сын своего отца, Ваше Высочество. Предпочитаете топить проблемы в бокале? — необдуманные слова тут же сорвались с языка.

— Ты забываешься, — в голосе Эйтана явственно послышалась ярость.

Он был прав — меня заносило, ещё и как! Я не просто слегка отступала от приличий, поведение мое переходило все границы дозволенного. Но поделать с собою, увы, я не могла ничего. Эйтан одним своим присутствием выбивал меня из колеи, и, как ни прискорбно это признавать, контролировать себя в полной мере рядом с ним мне не удавалось. А уж сейчас, в полутьме спальни, где чужое присутствие остро ощущалось каждой клеточкой кожи…

— Ваше высочество, зачем Вы здесь? — проговорила я предельно спокойно и вежливо, дабы не злить Змея.

Он глубоко вздохнул, как ловец жемчуга перед прыжком в бездонный омут, и задал весьма странный вопрос:

— Ты боишься крокодилов?

Мне стало откровенно не по себе:

— Ваше высочество, вы пьяны…

— Меньше, чем хотелось бы. Запасы любимого родственника разочаровали… но, знаешь, это не так уж страшно. Не поможет: сколько бы я ни выпил, я всё равно слышу, как щёлкают их челюсти, как бьют по воде хвосты… я ненавижу этих тварей, — язык у принца слегка заплетался, а речь, обычно четкая и ясная, сделалась путанной и бессвязной.

— Вас когда-то покусал крокодил? — как ни старалась, я не смогла скрыть дрожь в голосе. Богиня великая, неужели Серебристый Змей безумен?

Он странно хмыкнул и негромко заговорил:

— В Шердонии есть милый обычай — так, небольшое развлечение для венценосных особ. В самом центре одного из тронных залов Лазуритового Дворца, где Император принимает гостей, устроен потрясающе красивый бассейн, кишащий крокодилами разных размеров. В обычное время милых зверушек кормят вышколенные слуги, знающие, что в случае ошибки они сами станут обедом. Однако же, если Император желает развлечься, тварей некоторое время держат впроголодь, после чего бросают в бассейн несколько обречённых на смерть людей, как правило, военнопленных или заговорщиков. По правилам игры, те, кому удаётся продержаться в обществе крокодилов больше пяти минут, получают помилование. Так вот: сейчас я танцую на крокодиловых спинах.

Я осторожно села, кутаясь в одеяло. Что сказать небывало разговорившемуся императорскому отпрыску, которого потянуло на поэзию и аллегории, не было ни малейшего понятия. Неужели он сам не понимает, что жизнь его никогда уже не станет спокойной и умиротворенной? Как, в таком случае, объяснить, что ни один Император не знает наверняка, наступит ли для него завтра — и это правило неизменно, борется ли он за власть или уже получил её?..

В комнате было холодно — но, быть может, то было просто ледяное прикосновение страха. Я смотрела внимательно на сидящего рядом со мной человека и знала точно: ничем не смогу ему помочь, и никакие слова не сделают его свободным от себя самого. Мне ли не знать?

Осторожно наклонившись вперёд, я сжала его ладонь в своих, чуть дрожащих, пальцах. Он вздрогнул от моего прикосновения, однако не спешил отдергивать руку.

— Не бойтесь, — голос мой звучал негромко, но уверенно, — Я здесь, с Вами. Всегда. И наша судьба будет общей.

Он как-то зло рассмеялся:

— Я должен тебе верить?

— Нет, — сказала я, отдёргивая пальцы, — Вы никому и ничего не должны.

То, как его ладонь дёрнулась вслед за моей, стало маленькой победой того вечера.

Ещё пару мгновений мы посидели в тишине, слушая затянувшийся шелест дождя за окном. Странно, но голос воды лучше всяких книг подсказал мне, что я должна сказать в тот момент.

— Шли бы вы… спать, ваше высочество, — проговорила я с напускным раздражением, — Когда станете Императором, у вас будет куча наложниц в Павильоне Цветов. Вы напишете мемуары о том, как тяжка и сложна жизнь Императора, и, попивая вино в компании ближайших соратников, будете зачитывать их этим темноглазым красавицам. Поверьте, они пожалеют Вас быстрее и качественнее, чем я. Умываясь слезами, они споют о Вас печальную песнь и вышьют умопомрачительную батальную сцену с Вашим участием. У меня же, принц, не ищите ни жалости, ни сочувствия: я бы убила, я бы всем рискнула, чтобы пару дней побыть на Вашем месте. И, глядя, как Вы жалеете себя, я испытываю лишь одно желание: оказаться от Вас подальше.

Он взбесился — хоть какая-то, а эмоция. Вскочив, судорожно сжав кулаки, Серебристый Змей с яростью смотрел на меня:

— Да как ты смеешь! Ты хоть осознаешь, тварь, с кем разговариваешь?!

— И с кем же? — уточнила я, — Что Вы пока что сделали выдающегося — кроме того, конечно, что родились в нужной семье? Пусть придворные прихлебатаи и лгуны отвешивают комплименты, пусть жены и наложницы ублажают, моя работа — помочь Вам стать Императором. Я не обязана во всём соглашаться с Вами. Настоящая преданность не в этом, и тот, кто не понимает цену лести — просто дурак.

Эйтан покачал головой:

— Ты или очень смела, или очень глупа.

— Наверное, и то, и другое… — не стала отрицать ваша покорная слуга справедливость его слов, — Но я хочу стать Советником Тальи, пусть и младшим. А это возможно лишь в одном случае — если Вы станете Императором. Мне нет пути назад — так же, как и Вам. Спокойной ночи, Ваше Высочество.

И, не обращая больше внимания на застывшего в шаге от кровати принца, я сжалась под тонким одеялом и устало прикрыла глаза, стараясь не обращать внимания на то, как прилипли к спине влажные ещё волосы.

Разум сразу окутала вязкая полудрёма; как уходил Эйтан, я уже не слышала.

Утро третьего из семи дней, отведенных нам с Эйтаном, встретило меня абсолютно невозможным происшествием: я проспала! Привыкнув за всю свою сознательную жизнь к бессоннице и изнуряющим ночным кошмарам, я никогда не держала у себя медного соловья, зачарованного петь в строго определённое время: зачем он понадобится человеку, способному проспать не больше часа в сутки?

Потому, проснувшись с потрясающим ощущением тепла и уюта, наивная муэти в моём лице глаз открывать не спешила: минуты сладкой неги выдавались редко. Было так приятно никуда не торопиться и просто лежать, слушая доносящиеся с улицы звуки города, кутаясь в толстое мягкое одеяло, вдыхая дурманящий запах свежего рыбного супа…

Ощущение неправильности происходящего накрыло с головой, вырывая из дрёмы. Я подскочила на кровати, ошеломлённо рассматривая нахальный солнечный зайчик, проскользнувший сквозь плотно задёрнутые шторы. По его яркости и расположению можно было легко определить, что время приближается к полудню…

Судорожно вздохнув, я отбросила тёплое одеяло. Вывод напрашивался сам собой: Мари, найдя меня спящей, решила проявить заботу и позволить мне вздремнуть подольше, потому и принесла из комнаты Смотрителя одеяло, а окно задёрнула шторами…

Невольная благодарность смешалась в моей душе с искренним раздражением: она, конечно, дружеские чувства проявила, а у меня возникло несколько маленьких проблем. Ну, мелочь, конечно: чары учёта не активировала, утреннюю запись в журнале не сделала, принца, в подвале запертого, не покормила…

Вскочив на ноги, метнулась исправлять упущенное. Что сказать? Мари расстаралась на славу: все таблички-заклинания горели зелёным, подтверждая, что магия была активирована верно, покормленные собаки довольно ворчали, а аромат рыбного супа, распространившийся по кухне, вызывал острое чувство голода.

— Проснулась, соня? — Марита широко улыбнулась мне, отворачиваясь от разделочного столика и кокетливо пряча за спину немаленький тесак, — Рада, что ты, наконец, выспалась! У меня тут, как видишь, все путём, Библиотеку открыла, правда, только малый зал — там всего-то несколько посетителей, магия не позволит им что-то учудить. Кушать хочешь?

— Не откажусь, но для начала — спущусь вниз, взгляну быстро, что да как. И, Мари, спасибо, что принесла одеяло… — я запнулась на полуслове, заметив изумлённый взгляд черноволосой, и даже не удивилась, услышав в ответ:

— Ты о чём, Омали? Я не заходила к тебе в комнату сегодня. Тебе что-то приснилось!

— Это уж точно, — пробормотала я в ответ, — Приснилось.

Дурное предчувствие, никогда ранее меня не подводившее, настигло ещё на верхней ступеньке лестницы, ведущей на первый этаж. На самом деле, мне, конечно же, стоило обратить на разыгравшуюся интуицию внимание, но — увы! — глупые переживания слишком занимали меня в тот момент.

Не обращая внимания на неприятный холодок в груди, я слетела вниз лёгкой птичкой, не касаясь резных перил, и тепло улыбнулась нескольким посетителям, вольготно расположившимся на невысоких диванчиках. Объяснить чем-то своё хорошее настроение я не могла… вернее сказать, попросту не хотела.

Быстро сверившись с записями в журнале, убедилась, что почти все посетители находятся в поле моего зрения. Оставался единственный человек, некий Сэнэс Дэлор сорока лет от роду, которого в общем зале не наблюдалось.

— Яркого солнца, уважаемые! — голос мой звучал весело. Мышкой юркнув в проём меж стеллажами, быстро направилась вперёд, чтобы бегло взглянуть на этого Сэнэса, как того требовали мои обязанности. Наверху меня ждал разговор с Маритой и вкусный суп, на душе было необычайно светло и весело, и разум мой, каюсь, в тот момент витал далеко от земных неурядиц.

Впрочем, возвращение на грешную землю приятным нельзя было назвать: врезавшись с разбегу в кого-то, я вскрикнула и отлетела на пару шагов, душевно поздоровавшись с каменным библиотечным полом.

— Простите… — начала было я, но запнулась, увидев, кто именно стал моим внезапным препятствием. Скрестив руки на груди, на меня пристально смотрел человек со шрамом, руководивший работниками Судебного ведомства, которые устроили обыск в Библиотеке какие-то сутки назад.

Все возвышенные мечтания из моей головы вымело, как холодным ветром из Шэрдонии. Меня окатило ознобом, после — жаром. Кончики пальцев мелко задрожали, и пришлось стиснуть накрепко руки в кулаки. Я глядела на него молча, ведь совсем не была уверена, что сумею совладать с голосом.

— Яркого солнца, лэсса. Не уделите мне полчаса вашего времени? У меня есть к вам несколько вопросов…

Глава 9. Три светильника

Я судорожно хватала ртом воздух, стараясь справиться с собой. Мысли напрочь вымело из головы, и возвращаться к хозяйке они, похоже, не планировали.

Положение, как ни странно, спас сам Сэнэс — презрительной усмешкой и чувством превосходства, мелькнувшим в чёрных глазах. Это подействовало на меня, как ковш ледяной воды, мгновенно заставив собраться. И выдать надлежащую реакцию…

— Вы?! — надрывная истеричность в голосе стала сюрпризом даже для меня самой — все же, не будь я муэти, вполне могла бы податься в актрисы, — Пришли добить?! Неужели вам мало того, что я пережила?!!

Думаю, вопли мои были слышны во всех уголках Библиотеки. Мужчина нахмурился:

— Успокойтесь, я…

— Не подходите ко мне!!! — теперь я просто визжала, — Я не знаю ничего, не знаю, я просто муэти!!!

— Молчать!!! — рыкнул мужчина в ответ, и на лице его заходили желваки. Я оборвала свой вопль на особо высокой ноте, всхлипнула и сжалась на полу, и не думая вставать. Признаюсь, дорогой друг — чувство собственного достоинства в тот момент занимало меньше всего. Было лишь одно желание — пусть он уйдёт.

Шрамолицый вернулся — значит, что-то заподозрил. Это было не просто плохо, а отвратительно, и от ужаса ходили ходуном внутренности. Я пообещала себе, что, когда Эйтан станет Императором, уничтожу стоящего напротив мужчину, во что бы то ни стало, и подняла на него полный испуганного ожидания взгляд.

— Так, отведи меня куда-то, где мы сможем поговорить. И без фокусов, поняла? — голос противника звучал жёстко и уверенно.

— Разумеется, господин, — отозвалась я тихо, чуть заикаясь, и пошла в сторону кабинета Сахроса, двигаясь отрывисто, словно деревянный голем.

Знакомая с детства комната встретила холодом и пустотой; неосвещенная печально потухшим камином, разворошенная работниками Судебного ведомства, она казалась пустой и чужой. Усевшись на вспоротую чем-то острым обивку пуфа, я выжидательно посмотрела на гостя. Сэнэс Делор не спешил заговаривать, прожигая меня пристальным немигающим взглядам.

— Что же, Омали, ответь-ка мне на один вопрос, — лениво проговорил Сэнэс, когда я начала нервно теребить локоны и кусать губы, изображая глубокое волнение, — Зачем ты навещала почтенного лэсса Охрада Сейрса?

Задав вопрос, гость мой посмотрел на вашу покорную слугу с нескрываемым торжеством победителя. С трудом подавив улыбку, я сложила руки на коленях, как отвечающая на вопрос прилежная отличница, и, выражая всем своим видом облегчение и лёгкую растерянность, проговорила:

— Я отнесла почтенному Господину договор, который подготовил опекун. Понимаете, Охрад Сейрс передал Библиотеке свои дневники, но не подписал сопутствующие этой процедуре бумаги. А без них он никогда не получит орден!

— Какой орден? — торжество на лице Сэнэса сменилось лёгкой растерянностью. Я вздохнула и увещевательным тоном принялась объяснять:

— Орден Золотого Свитка, он даётся людям, которые внесли в фонд Библиотеки неоценимый вклад; чтобы его получить, нужно сохранить Договор о передаче рукописи в архиве Библиотеки. Мой опекун, к сожалению, не успел этого сделать…

— Довольно! — кажется, Сэнэсу надоело слушать этот бред, — Что Вам было велено ему передать?

Я посмотрела на него, как на ребёнка:

— Договор, — тон мой стал ещё ласковей, — Помните? Я только что сказала…

Мой гость резко успокоился и, криво усмехнувшись, заметил:

— Ещё минута, и мне надоест. Когда это произойдёт, тебе будет больно, девочка. Очень больно!

Глядя в его серьёзные глаза, я почему-то верила, что угрозу этот человек выполнит, и проклинала на все лады неуёмное любопытство, которое погнало меня в гости к купцу. Это была ошибка, и я, только я виновата…

— Я не знаю, что вы хотите услышать, — слёзы текли по моим щекам, — Я относила Договор, и об этом сделана учётная запись! Вы можете посмотреть…

— Я понял, — усмехнувшись, Сэнэс поднялся на ноги, — Отлично. Ты идёшь со мной! Я хотел по-хорошему, видят боги и богини, но — увы! Сама нарываешься, девочка. Поверь, в подвалах Дозорной Башни и не такие заговаривают! Будешь петь, как утренний соловей; вспомнишь то, что знаешь и не знаешь!.. Входите!

Последнее слово Сэнэс Дэлор произнёс на порядок громче; адресовано оно было двум плечистым мужчинам, вошедшим в комнату. Ситуация приняла откровенно угрожающий оборот, и я, не давая себе передумать, выкрикнула:

— Нет! Не трогайте меня, я действительно ничего не знаю! Это всё — принц!

Шрамолицый, сделав шаг ко мне, резко приостановился и изумленно присвистнул:

— О, как интересно! Как обычно, упоминание Башни действует на заговорщиков лучше любых увещеваний! — аккомпанементом к этим словам послужили смешки солдат, — Речь о принце Эйтане, верно?

— Да, — всхлипнув, я опустила голову, — Он прячется в катакомбах под городом, которые связаны с подвалами Библиотеки! Я могу отвести вас, хватит с меня их интриг, только, пожалуйста, умоляю, не трогайте меня!

— Конечно, — мой гость криво улыбнулся, — Отведешь к Эйтану — тебя ещё и наградят, поняла? Он — предатель, сакийская крыса!

— Значит, вы меня не убьете? — я медленно подняла глаза на гостя, чувствуя, как бешено бьется сердце об ребра.

— Разумеется. Даю слово! Но учти: если ты морочишь мне голову…

— Нет, Господин! — я даже подняла руки, словно бы защищаясь, после чего смущенно добавила:

— А что, меня действительно наградят? А какова награда?

— Пэр Экис щедр, не сомневайся! Долго мне ещё ждать?

— Нет, Господин, — вскрикнула я, подхватываясь на ноги, — Но нужно прихватить с собой магические светильники — в пещерах темно! Позволите подняться наверх?

Сэнэс глумливо улыбнулся и кивнул одному из спутников:

— Проводи. Что-то выкинет — сломай руки.

— А почему не ноги? — явно издеваясь, уточнил мой потенциальный сопровождающий.

— Хочу всё-таки посмотреть потом на её принца, — хмыкнул шрамолицый, — Не на руках же её волочь? Я же потом год отмываться буду!

Третий неприятно засмеялся:

— Да она, может, вообще заразная!

Сцепив зубы, я опустила голову, обхватила саму себя за плечи и дрожащим голосом прошептала:

— Идёмте, Господин. Я… я всего лишь возьму светильники, клянусь…

— Веди уж! — хмыкнул мой сопровождающий.

Если он ждал каких-то глупостей с моей стороны, то, думаю, моё поведение его разочаровало: нигде не задерживаясь, ни с кем не заговаривая, я быстро взяла в общем зале три светильника: два местных и один переносной. Подначки спутника меня трогали мало, рук, слава Тани-ти, он не распускал, потому мы благополучно вернулись к поджидающим нас людям.

Бегло глянув на светильник, который я ему дала, Сэнэс, к моему вящему облегчению, отвернулся и скомандовал:

— Веди!

Ответом ему стал уважительный поклон и моё негромкое:

— Следуйте за мной!

Держа спину идеально ровной, я медленно двинулась в сторону выхода, проходя через читальный зал. Почти на пороге меня догнал крик Мари:

— Оми! Ты куда?! А как же… суп…

Черноволосая служащая замерла и поникла, рассмотрев моих спутников. Мне оставалось только довольно улыбнуться и сообщить:

— Мари, оставь суп себе. Нужен он мне! С сегодняшнего дня я тут больше не работаю!

Девушка по бледности сравнялась с мраморным полом, однако, слава богам, у неё хватило ума промолчать. Бросив тоскливый взгляд на Мариту, заставила себя отвернуться. Мысль о том, что, возможно, я вижу подругу в последний раз, легла на сердце тяжёлым камнем. Вне зависимости от исхода нашей «прогулки», возможности вернуться у меня не было.

Покинув своды Библиотеки, мы углубились в сад. Под открытым небом мои провожатые тотчас придвинулись ко мне поближе, очевидно, опасаясь побега. К слову, совершенно напрасно: я была не настолько глупа, чтобы пытаться скрыться от взрослых сильных мужчин на открытой местности.

Мы вошли в старую часть сада и остановились у полуразрушенной беседки, практически скрытой за опутавшими её лианами. Под взглядами мужчин я уверенно повернула голову каменного льва, открывая проход. Повинуясь действию скрытого механизма, старого, как сама Библиотека, одна из плит пола отошла в сторону, открывая полуразрушенные ступеньки. Шепнув Слово Контроля, я раздала своим спутникам запылавшие светильники.

— Можете войти, — кивнула я Сэнэсу, и ничуть не удивилась, услышав в ответ глумливое:

— Что вы! Только после Вас!

— Хорошо, — только и было сказано мною в ответ. Цепочкой мы медленно спустились в темноту подземелья.

Разумеется, ты, читающий моё Сказание, и сам понимаешь: я не привела этих людей в подвалы, где прятался мой принц. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не смогла бы так поступить с человеком, которому ночью клялась в верности.

Те катакомбы, где мы блуждали, не имели ничего общего с системой, вырытой под Тальей. Нет, когда-то давно, ещё до Большой Воды, этот запасной тоннель имел выход за чертой города, но позже был засыпан. Я часто игралась тут в детстве и знала каждый поворот этой небольшой пещерной системы, которая состояла из трёх параллельных коридоров; все они, впрочем, кончались тупиком. Каждый шаг по раскрошившемуся влажному камню приближал нас к тому самому месту, которое было мне нужно, и наливал мои ноги тяжёлым свинцом.

Сэнэс со спутниками следовали за мной, я же, нащупав рукоять охотничьего ножа, крепко её стиснула.

Помнится, Охрад Сейрс спросил у меня, смогла ли бы я воспользоваться этим оружием. Тогда почтенный купец не получил ответа, что неудивительно: невозможно знать такие вещи, пока не испытаешь. Сейчас — меня бросало то в жар, то в холод, и сотня эмоций билась о стены самообладания. Хотелось закричать и побежать — куда угодно, в спасительную темноту, подальше от опасности…

«Тебе некуда бежать, — осознание истины мокрым пером прошлось по спине, — Бежать некуда, просто сделаешь то, что должна…»

И на душе вдруг стало совершенно спокойно. Эмоции схлынули, оставив за собой холодную решимость.

Шаг, ещё и ещё… кажется, я начала непроизвольно замедляться, и Сэнэс, идущий позади меня, подтолкнул в спину. На меня напала какая-то странная веселость: право, если он так спешит, смею ли задерживать? Опустив голову, я пошла быстрее, нащупав дрожащими пальцами третью руну на светильнике.

Помнится, Смотритель всегда был ленив — то был его большой недостаток. Чтобы не ходить по залу Библиотеки, выключая все светильники, он заказал у магов особые руны. Достаточно погасить переносные источники света — и местные, повинуясь чарам, потухнут сами собою…

Показался знакомый поворот. Медлить и дальше было нельзя, и, наплевав на страх, я громко выкрикнула приказ. Свет погас.

Сэнэс, конечно, кинулся за мной, но замешкался на пару секунд, и это дало фору: я метнулась вперёд, но врезалась в камень, слегка не рассчитав траекторию движения. Рухнув на колени, быстро поползла вдоль стены, вслушиваясь в ругательства солдат. К сожалению, передвигаться бесшумно было невозможно, и кто-то из них успел меня схватить; не останавливаясь, я ударила преследователя ножом. Он, выругавшись, разжал на пару мгновений пальцы, и этого мне хватило, чтобы юркнуть в тесный лаз, соединяющий параллельные коридоры. Оказавшись по ту сторону стены, я тут же выкрикнула команду, включая собственный светильник. Мои гости что-то кричали, переговаривались, сыпали проклятьями — это было уже не важно. Я бежала вперёд, задыхаясь, пока они не поняли всё; я должна была успеть.

Тот коридор, по которому я сейчас передвигалась, был прямым и коротким. Пока Сэнэс и его спутники разобрались со светильниками, пока преодолели узкий лаз, их шансы на жизнь приблизились к нулю.

Как и следовало ожидать, я первая выскочила из катакомб и тут же повернула каменному льву голову. С жутким скрежетом плита встала на место.

Сердце моё бешено колотилось в груди, когда, стиснув кулаки, я медленно шла по садовой дорожке. Кровь бешено бурлила в жилах, требуя мгновенных действий: что-то делать, куда-то бежать или драться…

«Не спеши», — приказала я самой себе строго, — «У тебя есть время; Сэнэсу теперь точно некуда торопиться. И он сам в этом виноват!»

Но, несмотря на самовнушение, в этот раз обуздать эмоции оказалось очень сложно. В душе зашевелилось неприятное, мерзкое чувство. «Они там, в подземельях», — зашептал внутренний голос, — «Они будут медленно умирать от голода и жажды, и, обдирая руки о холодный камень, проклинать тебя. У них есть любимые, наверно, есть дети, но вспомнят на смертном одре они наверняка тебя. Убийцу…»

Я застыла посреди дорожки, чувствуя потоки слёз на щеках. Эмоции рвались наружу, контролировать себя стало невозможно, и, стремительно развернувшись, я вернулась в старую часть парка, стараясь ступать как можно тише.

Они действительно отыскали выход и теперь отчаянно молотили по камню. Мой обостренный слух улавливал лишь слабые отголоски ударов и голосов — наши предки умели строить, и сомнений в том, что плиту просто так не сдвинешь, у меня не было.

Бросив на беседку последний взгляд, я прошла дальше, к заболоченному прудику, скрытому старыми деревьями. В этой части сада давно никто не бывал: Империя Ишшарра предпочитает тратить деньги на пристойный фасад, но — не на стоящее содержание, потому многие шедевры старины, как и этот, прозябают в запустении…

Моросил дождь, и я подставила ему лицо, позволяя смыть слёзы. К чему страдания и переживания? Они там, а я — здесь. Сложись всё по-другому, эти взрослые мужчины, не сомневаясь, отвели бы юную девушку, вина которой не доказана, на истязания палачу; их бы не мучила совесть, в этом не приходилось сомневаться. Во имя великой идеи, во имя государства, во имя их принца Сэнэс и его спутники легко бы уничтожили беззащитное существо.

Истерично хмыкнув, я вспомнила первую заповедь охотника, прочитанную мной в одной из книг: «Сколь бы слабой ни была жертва, будь готов к тому, что, загнанная в угол, она покажет клыки». Что же. Они не были готовы, а за глупость и самонадеянность, равно как и за жестокость, нужно платить.

Глядя на своё отражение в мутной воде, я крепко стиснула челюсти, чувствуя, как сердце успокаивает свой бешеный ритм. Думаю, моей ценою за этот день станет этот глухой стук, всё ещё звучащий в ушах; вряд ли его удастся забыть, но…

Я действую во имя своей цели; я спасаю своего принца. За наши жизни, за наше будущее — цена невысока!

Улыбнувшись отражению, отчего-то показавшемуся чужим, я быстро умылась зеленоватой водой, чувствуя на губах привкус тины. Приглядевшись к отражению, обнаружила, что одежда моя находится в жутком беспорядке: запыленная, порванная, перепачканная кровью, она делала меня похожей на участника какой-нибудь эпичной битвы.

Кровью… непонимающе нахмурившись, я оглядела саму себя с головы до ног. В тот момент было сложно понять, моя это кровь или чья-то ещё. Неужели мне удалось задеть кого-то из них? Боли я не ощущала, но это ещё ничего не значило: в экстремальных ситуациях моя чувствительность к боли сильно притуплялась.

Тщательный осмотр показал: исхитрившись заработать много синяков, разбить ладони и оцарапать колени, я, тем не менее, вышла из этой ситуации вполне себе здоровой. Стянув верхнее платье я, без зазрения совести, вывернула его наизнанку: присматриваться ко мне никто, надеюсь, не будет, а на внутренней стороне пятна крови совсем не так заметны.

Пришло время возвращаться в Библиотеку и исправлять собственные ошибки. Я спокойно, не оглядываясь, миновала беседку и ровным шагом направилась к чёрному ходу, опустив к земле взгляд: слишком много странной жажды привиделось мне в глазах собственного отражения.

Признаюсь сейчас честно и откровенно: поднимаясь вверх по стёртым библиотечным ступеням, я пребывала в растерянности. Ответ на вопрос «что делать дальше?» был мне неведом, и любой поступок казался на редкость глупым.

С одной стороны, необходимо было бежать — неведомо, с кем Сэнэс поделился подозрениями, да и исключать, что гости найдут способ выбраться наружу, тоже не стоило. Разумеется, вероятность этого была невысока, но рисковать в тот момент права у меня точно не было.

Однако, была и другая сторона монеты: побег в такой ситуации равносилен признанию; союзники Сэнэса, как, впрочем, и его конкуренты, вряд ли страдают разжижением мозга. Надеяться на то, что моё исчезновение останется для них незамеченным — верх глупости и самонадеянности. Если мы с принцем рискнём сейчас уйти (а оставлять его одного нет смысла), то за нами начнётся самая настоящая охота. И с Эйтаном мне придётся расстаться…

Все эти мысли проносились в моей голове, однако тело действовало независимо от сознания. Заглянув в свою комнату, я сменила верхнее платье, спокойно и неспешно, не поднимая головы, прошла через читальный зал, тепло поздоровавшись с несколькими знакомыми и юркнула в тёмное помещение старого книгохранилища. Там покружила меж стеллажами, убеждаясь, что за мною никто не следит, и только после этого нажала на встроенную пружину, открывая проход.

Ощущение остро отточенной стали у горла принесло успокоение: значит, он жив и здоров. Не говоря ни слова, я подняла повыше магический светильник. Холод у моей шеи исчез.

— Где ты была? Почему так долго? — зло спросил принц.

Голос мне почему-то отказал, и я молча глядела в пол, сцепив зубы. В тот момент нужно было все ему рассказать. Знай, друг мой, что порой это неимоверно сложно: признаваться в своих ошибках, пусть и невольных. А уж делать это, стоя перед человеком, от которого зависит твоя жизнь, сложно вдвойне. «Ты забыла принести ему еду» — мелькнула на задворках сознания мысль, дополнив ещё одну каплю в чашу вины. Он наверняка голоден…

— Посмотри на меня, — Эйтан больше не кричал. Напротив, голос Змея стал мягким, каким-то… горьким? Вздрогнув, я заглянула в его глаза. Пару мгновений он пристально всматривался во что-то, после чего задал вопрос, поразивший до глубины души.

— Кто меня там ждёт? — спросил он спокойно, — Не тяни, девочка. Кого ты привела?

Мой страх улетучился, вытесненный удивлением и неверием. Богиня, а ведь Эйтан всерьёз решил, что я его предала!

— Нет, Вы неправильно все поняли! — поспешила переубедить его я, — Там никого нет… уже нет, однако у нас проблемы, Ваше Высочество. Я пришла, чтобы предупредить Вас, и услышать Ваш совет…

Его надломленная бровь медленно поползла вверх. Я и сама осознавала, что речь моя на редкость сумбурна, но удержать эмоции в узде не могла.

— Уже нет, значит, — повторил он негромко, — Что ж…

Подхватив под локоть, Змей мягко, но настойчиво повел меня за собой. Заговорил принц только после того, как мы сели рядом на старые сырые доски.

— Ешь, — приказал он, протянув мне одну из пряных булочек, принесенных мной минувшим вечером.

— У Вас ещё есть еда! А я…

— Ешь. Молча, — бросил принц, растянувшись на стеллаже. Я подчинилась, через силу глотая тесто. Впрочем, скоро вкус выпечки начал ощущаться, а дрожь в руках — исчезать. К тому моменту, когда с лакомством было покончено, мысли мои окончательно пришли в норму.

— Вот теперь — рассказывай, — резюмировал Змей, и я снова беспрекословно подчинилась. Стараясь не упускать ни единой подробности, поведала ваша покорная слуга и про визит к купцу, и про Сэнэса, и про подземелья, под конец озвучив и причину своих сомнений. Эйтан хмурился, однако не перебивал, вслушиваясь в мою исповедь. Когда я, наконец, замолчала, принц тихо уточнил с непонятной для меня интонацией:

— Ты что, действительно оставила Сэнэса подыхать в пещерах?

Острая вина уколола иголкой, но я с вызовом вздёрнула подбородок и холодно бросила:

— Да. Там ему и место — он был невежлив.

Пару мгновений мы смотрели друг на друга, после чего Эйтан криво усмехнулся и коротко резюмировал:

— Поразительно.

— Благодарю, — я даже не стала прятать горечь в голосе, — Однако, речь не о том. Эйтан, скажите, есть ли у Вас на примете ещё кто-то, кто мог бы Вас приютить?

Помолчав пару мгновений, Змей негромко отозвался:

— Да.

Я медленно кивнула и, проглотив вязкий ком в горле, продолжила:

— Вы понимаете: после того, что произошло… в общем… Эйтан, я не знаю, как быть! Если он успел рассказать обо мне кому-то, или предупредить, куда идёт… Вы окажетесь в очень большой опасности. С другой стороны… я не знаю, что делать.

— Омали, — негромко позвал принц, — Скажи, ты осознаешь, что пути назад уже нет? Рано или поздно за тобой придут, и времени осталось очень мало. Поверь, ты не сможешь остаться в Библиотеке…

— Я знаю, — прервала я его, — Мне тоже придётся бежать.

Он хмыкнул:

— Ты надеешься выжить самостоятельно? Мне думалось, что ты умней!

Я вспыхнула:

— Надо же! Мне думалось, что умнее Вы, ваше высочество! Посмотрите на меня! Да я выделяюсь среди людей, как кусочек мела на сырой земле! Я стану для Вас только обузой, и Вы прекрасно это знаете. Нам нужно разделиться; возможно, мне удастся где-то спрятаться…

Он презрительно улыбнулся:

— Ну, я бы в это не верил, девочка. Ты уже мертва, только пока что дышишь. Впрочем, боюсь, это явление временное…

— Я знаю, — нашла в себе силы улыбнуться, — Знаю.

В комнате повисла тишина, а в голове — звенящая гулкая пустота. Сейчас всё должно было решиться, и руки мои снова заходили ходуном от осознания происходящего.

— И ты меня ни о чем не попросишь? — в его голосе было что-то — не понять, но смотреть на принца казалось ещё страшнее, потому взор мой блуждал по разоренному помещению.

— Я не буду ни о чем просить, — отозвалась я, — Это было бы подло с моей стороны.

Спустя, кажется, вечность принц негромко хмыкнул и бросил:

— Что же. Собирайся. Боюсь, у нас действительно мало времени.

— Вы берёте меня с собой? — уточнила я, ещё не до конца веря в собственную победу.

— А как ещё можно понять мои слова?

В тот момент я судорожно вдохнула, осознав, что последние мгновения не дышала. Однако, было то, что я должна была сказать:

— Спасибо. Но не исключено, что Вы делаете ошибку.

Он только рассмеялся в ответ:

— Помнишь, как ты сказала вчера? Наша судьба будет общей.

Глава 10. Дыхание подземелий и вкус пирожков

Определившись с основным, я прикрыла глаза, обдумывая ситуацию. Итак, нам необходимо выбраться из Библиотеки. Миссия не то чтобы совсем невыполнимая, но, конечно, непростая. И для начала нужно было позаботиться о самом дорогом…

— Идите за мной, — бросила я опешившему от моей непонятной реакции Змею, — И прихватите с собой карту Библиотеки.

За что я определённо любила Наследника Ишшарры, так это за отсутствие вопросов. Молча поднявшись, он приготовился следовать за мной.

Стараясь держаться в тени стеллажей, мы с Эйтаном проскользнули в Архив. Кажется, Тани-ти повернула к нам свой лик: по пути мы никого не встретили.

Открыв привычным движением подземный ход, я приказала:

— Захотите туда и ждите. Если меня не будет больше часа, просто уходите. Где кончается ход, Вы знаете.

Эйтан нахмурился:

— Куда ты?

— Прихватить всё необходимое. Или Вы по улице в одежде Смотрителя Библиотеки расхаживать собрались?

— Будь осторожна. И поспеши.

Поклонившись его высочеству, я закрыла за собой ход, почувствовав, как часть тяжести упала с плеч. Так или иначе, Змей сейчас в относительной безопасности… а мне остались только детали.

Вновь оказавшись в читальном зале, я неимоверным усилием воли заставила себя идти спокойно и ничем не выдавать волнения. То, что пришло мне в голову, было безумием. Впрочем, как обычно…

Мари сидела над тарелкой с супом и ревела, как белуга, икая и шмыгая распухшим носом. Увидев меня в дверях, она прервала особо душераздирающий всхлип и с воплем: «Жива!» кинулась мне на шею. Я только охнула, пребольно ударившись спиной о разделочный столик, и мрачно подумала, что количество синяков на моем теле снова увеличилось.

— Оми, ты жива, — прорыдала Марита, — А я думала, что все, конец! Я уже написала и Дирану, и Микешу, и Эллине, чтобы бежали сюда! Этот жуткий мужик со шрамом… они тебя отпустили?

— Нет, не отпустили. Можно сказать, я ушла всамоволку, — пошутила я мрачно. Мари ахнула:

— Ты сбежала?!

— Да, можно сказать и так… Мари, не нужно было никому писать. Ты уже дождалась вестника?

— Ещё нет, но…

— Не отправляй писем. Сожги их в магическом огне, прямо сейчас! И, если к тебе придут, рассказывай всё, как было. Поняла?

— Да, но…

— Никаких «но». Сейчас спустись вниз, в читальный зал. Если придут из Судебного Ведомства — отвечай на вопросы, не увиливай, не лги. И не забывай упомянуть, что ты — компаньонка пэри Эллины Ящерицы.

— Но я же…

— Не перебивай! Просто скажи так, и всё. Поверь мне!

— Хорошо.

— Ещё сообщи им, что ключи ото всех помещений Библиотеки я у тебя забрала.

— Но они у меня! — возмутилась подруга, но я в ответ только протянула руку:

— Уже нет. Давай их сюда.

Мари, судорожно сглотнув, протянула мне ключи. Я кивнула, и, не удержавшись от соблазна, шагнула вперёд, крепко обнимая девушку.

— Все, иди. И помни: ты — лучшая подруга на свете!

Мари только вздохнула:

— Удачи, Оми. Это скоро кончится, и они от тебя отстанут!

— Это вряд ли, — призналась я двери, захлопнувшейся за спиной служащей. Стиснув в пальцах ключи так, что их острые рёбра больно впились в ладони, я окинула беглым взглядом свою кухню. Морские котики, нарисованные на вазочках, игриво плескались в воде.

— Прощайте, — сказала я им, и, прихватив с собой несколько пирожков, покинула комнату.

На переодевание и долгие сборы времени не было. Быстро выбрав несколько немарких вещей и плащ, я метнулась в кладовку, где хранилась одежда служащих. Пусть простит Мари мне моё самоуправство! Деловито покопавшись в ящиках, я отыскала старую форму Микеша, которую он оставил тут на хранение. Одежду курсантов Военной Академии, мне кажется, узнают все — это именно то, что нам нужно!

Минуя читальный зал, я услышала высокий, неприятный голос, который узнала бы из тысячи. Пэр Экоп Мышь, доставивший мне некогда парочку неприятных минут, был здесь.

Ноги мои приросли к полу, и, замерев, я отступила в щель меж двумя высоченными стеллажами, стоявшими на расстоянии друг от друга. Мне показалось, что Мари, спешившая к посетителям, успела меня заметить… хотя, возможно, то и было обманом зрения.

Пребывала я в том состоянии, когда кровь стучит в ушах, мешая что-либо понимать. И пэр со спутниками, и Мари казались мне просто нечёткими тенями, и голоса их доносились, как сквозь стекло. Прикрыв глаза, я откинула голову и сделала единственное, что могла: начала молиться.

— Она наверняка в своей комнате, — говорила между тем Мари Экопу, и голос её звучал совсем рядом со мною, — Идёмте, я покажу, где она живёт!

Зажав рукой рот, я наблюдала, как они направляются в мою сторону. Они прошли в шаге, и я могла бы, если б захотела, коснуться наряда пэра Экопа.

Он не обернулся. Они последовали за Маритой на лестницу, оставив внизу одного солдата.

Дождавшись, пока служащий отвернётся, я храбро прошмыгнула к двери Архива. Оставалось надеяться на милость богов по отношению ко всем нам. Как бы там ни было, помочь Мари я уже ничем не могла.

Эйтан ждал меня, прикрыв глаза и привалившись спиной к стене. Вглядевшись в моё бледное лицо, он негромко уточнил:

— Всё в порядке?

— Да, Ваше Высочество, — проговорила я, стараясь, чтобы голос был спокойным и ровным, — Но, боюсь, мы больше не сможем вернуться в Библиотеку.

— Сможем, — отозвался принц негромко, — Когда я стану Императором, обязательно проведу самому себе экскурсию по памятным местам. И надеюсь, что ты ко мне присоединишься. Или я не прав?

— Вы правы, — невольно улыбнулась я в ответ. Странно, но, хотя на душе стало немного легче, осталось горькое осознание: я навсегда покидаю свой дом. И дело было не только в том, что у меня не было бы возможности снова вернуться в Библиотеку… просто мне не хотелось туда возвращаться. Я уходила с Эйтаном, зная, что либо погибну, либо изменю свою жизнь: пути назад не было.

Отсчитав двенадцать шагов, я привычным движением руки достала из боковой ниши завёрнутые в полотно бумаги. Они лежали тут ещё с той памятной ночи, когда мы со Змеем впервые ступили под своды Библиотеки.

— Что это у тебя? — оказавшись в относительной безопасности, принц перестал сдерживать своё любопытство. Не мудрствуя лукаво, честно ответила:

— Планы катакомб, расположенных под Тальей. Самые точные, какие только могут быть, составлены контрабандистами.

Эйтан даже остановился, и, подняв фонарь повыше, изумлённо и как-то оценивающе уставился на вашу покорную слугу.

— Откуда они у тебя?

— Припрятала ещё в детстве, — смущенно призналась я, — Когда мы с вашим дедом отыскали планы подземных ходов, соединяющих Библиотеку с внешним миром, я принялась их исследовать. В одном из тоннелей отыскались трупы контрабандистов, неведомо от чего погибших. Собственно, у них я и позаимствовала…

Договорить мне не позволил изумлённый и откровенно скептический взгляд Змея.

— Поправь меня, если я ошибся: ты нашла трупы в подземелье, и, вместо того, чтобы с воплями бежать куда подальше, принялась обшаривать их карманы? — поинтересовался принц с непередаваемым выражением на лице. Я тут же набычилась и принялась защищаться:

— Конечно, сначала я испугалась. Но потом решила разобраться, кем они были и как там оказались. А потом перебрала их вещи… этим парням было уже всё равно — покойники не склонны к путешествиям. Оставить там такое сокровище было бы глупо, Вам не кажется? И вообще, если бы не эти карты…

— Тихо-тихо, — как-то по-детски фыркнул принц, — Не злись.

Я тут же умолкла, смутившись. Со мной происходило нечто непонятное; должно быть, бурлящая от риска и напряжения кровь закипала в жилах, ослабляя самоконтроль. Этот рассказ — что мне стоило соврать? Впрочем, Эйтан, улыбчивый и слегка ироничный, поражал не меньше. С момента нашей первой встречи его поведение изменилось, и это вызывало во мне непонятное, но сладкое волнение.

— Ты понимаешь, что, продай их, смогла бы тихо и безбедно прожить жизнь в собственном домике с парочкой слуг? — между тем, не пожелал мой спутник закончить разговор. Его настойчивость слегка разозлила, и ответ он получил предельно откровенный:

— Вы всерьёз думаете, что Ваш дедушка мне бы это позволил? — уточнила я, — Боюсь, решись я их продать, быстро очутилась бы в казематах Дозорной Башни. Зато теперь их час настал! Возьмите. Они — ваши.

Признаюсь откровенно: стоило пережить весь кошмар пятилетней давности только ради того, чтобы полюбоваться на лицо Его Высочества в тот момент. Справившись с изумлением, он посмотрел на меня пристально и зло:

— Зачем? — уточнил он холодно. Уже тогда Эйтан был не склонен верить в человеческую благотворительность.

Я просто пожала плечами в ответ:

— Мой принц, Вы знаете, куда мы сейчас направляемся, а я — нет. Карта поможет нам преодолеть большую часть пути под землёй, потому я отдаю её Вам. Разве не логично?

Не говоря ни слова, Эйтан начал вглядываться в переплетения линий, вычерченных на выделанной коже. Я молча следовала за ним, не решаясь мешать; невесёлые думы отравляли моё существование. Постоянные контрасты в поведении Змея настораживали, заставляя сомневаться в правильности своих решений. Возможно, я поступаю неправильно? Машинально стиснув в пальцах сумку с самым необходимым, я покорно следовала за юным наследником Императоров.

С пути, ведущего в городской парк, мы уверенно свернули на первом же повороте. Насколько я могла ориентироваться, направлялись мы в сторону верхних уровней города, занимаемых богачами и престижными заведениями. Точнее определить маршрут, не имея карты, было затруднительно.

Идти пришлось долго. Окончательно потеряв счёт минутам, я бездумно следовала за Наследником, волоча за собой сумку и глядя в пол. Трещины в монолитном камне настолько увлекли, что момент, когда Эйтан остановился, ускользнул от моего внимания. Не замедляя шага, я врезалась в Змея и, думаю, душевно поздоровалась бы с каменным полом, если бы его высочество не успел меня подхватить, удерживая от падения. Магический светильник, который Эйтан неосмотрительно уронил, откатился в сторону, оставляя нас в полутьме.

Стало тихо. Нужно было что-то сказать, но мне сложно было совладать с непослушным голосом: то, что я совершила, было большим проступком. Особы Императорской крови считались детьми богов, и, как следствие были существами неприкосновенными для всех, кроме их личных женщин и придворного лекаря. Единственный жест, допустимый по отношению к Императору — поцеловать либо сжать ему руку. За то, что случайно сделала я, можно было, в лучшем случае, получить по лицу…

Инстинктивно вжав голову в плечи, я ожидала реакции Змея. Даже в неверном свете ставшего далёким светильника было видно, что глаза его опасно потемнели, а ноздри хищно раздуваются — из чего можно было сделать вывод, что он зол. Между тем, продолжая одной рукой придерживать меня за талию, принц медленно провёл вдоль моего позвоночника, вызвав странную дрожь. Что он делает? Хочет добраться до шеи?.. Я сжалась ещё больше и быстро заговорила:

— Ваше высочество, простите, я не хотела! Это вышло случайно, не нужно…

Что именно «не нужно», я в тот момент не знала и сама. Экоп Мышь с удовольствием бил женщин, а ведь мой спутник куда выше его по положению, а я тут осмелилась его толкнуть, ещё и фонарь из рук выбила… наказание за такой проступок могло быть весьма и весьма неприятным.

То, что стоило промолчать, стало понятно почти сразу. Услышав мои слова, Змей словно бы заледенел. На какой-то миг показалось, что рядом со мной стоит каменное изваяние, а после он оттолкнул меня так резко, что земля едва не ушла из-под ног. Лицо его, застывшее от бешенства, кривила презрительная усмешка.

— Что ты себе возомнила, позволь узнать? Ты себя хоть в зеркало видела? — зло прошипел принц непонятную для меня фразу.

— При чём тут зеркало? — пришла моя очередь удивляться, — Я знаю, что очень неуклюжа. Не причиняйте мне боль, пожалуйста. Я, правда, не хотела Вас толкнуть, это вышло случайно, и…

— Помолчи, — посоветовал мне принц. Выражение его лица в тот момент было на редкость странным, что расстроило ещё больше. У меня возникло стойкое ощущение, что мы друг друга, мягко говоря, немного не поняли. На мгновение даже промелькнула мысль, что Змей видел в тот момент во мне женщину, но сию крамольную идею ваша покорная слуга тут же отмела. Нужно было быть очень высокомерной, дабы поверить в нечто подобное…

— Смотреть под ноги надо, — рявкнул принц между тем, — И вообще: что за сумку ты с собой таскаешь?

— Там наша одежда и еда, — отозвалась я быстро, — Если переодеться сейчас, мы испачкаемся; станет заметно, что мы блуждали по подземельям. Потому…

— Давай сюда.

Спорить с раздраженным мужчиной — дело зряшное. Быстро протянув ему свою ношу, я молча наблюдала, как Змей подхватил с пола фонарь, легко повесил сумку на плечо, и, не говоря ни слова, направился вперёд. Я покорно семенила за ним, чувствуя, что в душе царит самый настоящий сумбур.

К следующей незапланированной остановке я была готова, потому, стоило принцу замедлить шаг, послушно замерла у пологой каменной насыпи. Сверившись с картой, его высочество кивнул каким-то своим мыслям и бросил:

— Скоро мы выходим. Переодеваемся.

Я кивнула и распотрошила сумки.

— Вот, форма Мика. Вам должна подойти, мне так кажется, — прокомментировала, протягивая Эйтану наряд. Принц покорно взял из моих рук предложенное, и я тут же отвернулась, вытаскивая свою одежду.

— Этот Мик — курсант Военной Академии? — уточнил Змей. Я, быстро расстегивая застёжки верхнего платья, рассеянно отозвалась:

— Угум… мне подумалось, что лучше прикрытия не отыскать. Курсанты очень внимательно следят за сохранностью своей формы, опять же, никому и в голову не взбредёт искать Вас среди них. Комплекция у вас с Микешем примерно одинаковая, возможно, он чуть шире в плечах, но не думаю, что это будет заметно…

— Ты сравниваешь меня с каким-то простолюдином? — в голосе, прозвучавшем за моей спиной, отчётливо звенел острыми краями лёд.

Я даже застыла. Богиня, и вправду, что же со мной творится?! С другой стороны…

— Нет, ваше высочество, — мой голос был сух, — Я всего лишь забочусь о достоверности Вашей маскировки. Вы переоделись? Я могу повернуться?

— Да, разумеется, — его тон говорил о глубоком презрении к окружающему миру. Мне оставалось только глубоко вздохнуть и сделать неутешительный вывод: мы вернулись к тому, с чего начинали.

С такими мыслями я и повернулась, встречаясь глазами с наследником Ишшарры, который, похоже, и не думал отворачиваться и всё это время наблюдал за мной.

Ну, что сказать? Эйтану форма курсантов шла, пожалуй, даже больше, чем Микешу. Черная рубашка, высокие сапоги, тёмно-зелёный кафтан и брюки в тон подчёркивали идеальную осанку. Жёсткий, цепкий взгляд замечательно гармонировал с показной строгостью наряда; встреть я его на улице, поспешила бы опустить глаза, дабы не злить опасного противника.

— Замечательно, — кивнула я, — Нужно только что-то сделать с волосами…

Наметив подбородком кивок, Серебристый Змей вытащил кинжал, и, прежде чем я сообразила, что он задумал, полоснул по своей косе. Волосы черной змеей скользнули вниз, упав на каменный пол катакомб.

— Подровняй, — велел он мне, протягивая кинжал. Машинально взяв оружие, я дрожащими руками начала выполнять требуемое.

Эйтан сошёл с ума. Богиня, ведь длинные волосы — атрибут Императорской семьи! Их обрезать — большой позор, на такое ни один наследник Императоров не пойдёт! Вернее, так считается…

— И они тоже так решат, — ворвался в мои мысли спокойный голос принца.

— Что? Вы о чём?

— Им тоже кажется, что эта традиция — незыблема. Но нигде не сказано, что я должен явиться на Площадь Суда с длинными волосами. Я просто должен там присутствовать — вот и всё. Длинные волосы — просто дань древним обычаям, по ним всегда можно узнать принца. Но мне это сейчас не нужно, верно?

— Вы правы, — признала я тихо, — Теперь что-то заподозрят лишь те, кто знает Вас в лицо…

— Таких нет, — снова огорошил меня Серебристый Змей, — Не забывай: я провёл семь лет в ссылке, вдали от двора. Те немногие, кто знал меня до отъезда, помнят только ребёнка; на Площади лицо моё скрывала магия. Только несколько человек смогут узнать меня, но — ни одного из них нет сейчас в городе.

Я прикусила губу:

— Только вот меня не узнать сложно…

— Верно, — невозмутимо кивнул принц, — Потому — натяни капюшон получше, хорошо? И вот ещё, возьми.

Его высочество протянул мне кулон на неровной цепочке. Весь вид украшения говорил о его немалом возрасте, а древняя руна, начерченная на гладком овале, красноречиво намекала, что сделано оно было несколько сотен лет назад. Осторожно, словно бы опасаясь сломать, я приняла подарок.

— Защищает от магии. Любой, — прокомментировал Эйтан, наблюдая, как я набрасываю цепочку на шею, — Можно отдать только добровольно, но не советую этого делать. Там, куда мы направляемся, он тебе очень пригодится.

— А как же Вы? Ведь куда важней, чтобы магией не могли повлиять на Вас… — начала было я, но под взглядом принца умолкла.

— Женщина, это — не твоего ума дело. Будь я беззащитен — не отдал бы амулет. Поняла?

— Конечно, — тут же успокоилась я, снова заглянула в сумку и уточнила:

— Съедим пироги? Мари замечательно печёт, будет жаль, если мы умрем и не попробуем…

Принц сдавленно фыркнул, а потом, не выдержав, рассмеялся в голос. И получилось это у него так, что я, выплёскивая потрясения этого жуткого дня, тоже принялась хохотать, как полоумная. Эхо, подхватило наш смех и понесло его по катакомбам. Наши искаженные голоса напоминали хохот мифических демонов, и это было очень забавно.

— Ну, давай пироги, — отсмеявшись, велел принц, — Не думаю, что у нас скоро появится возможность пообедать.

Ели мы в молчании. Я рассеянно оглядывала каменные стены, выхваченные из подземной тьмы нашим светильником, и прокручивала в голове историю катакомб Тальи. Глубокие борозды на сводах пещер, оставленные рабами из древних каменоломен, задержали мой взгляд. Страшно было даже представлять, сколько людей погибло в этих коридорах во времена строительства столицы. Во славу Императора этих несчастных просто оставляли умирать в засыпанных коридорах, не тратя ни времени, ни магии на их спасение. Не удивительно, что до наших дней дошли слухи о неупокоенных призраках, блуждающих по катакомбам… впрочем, подозреваю, эти предания были созданы со вполне определённой целью: отпугнуть от подземелий искателей приключений и преступников разных сортов. Возможность перемещаться под Тальей, ореол таинственности и опасности, безнаказанность и, наконец, иллюзорная свобода были замечательной приманкой для личностей вполне определённого толка.

Мы с его высочеством расположились на довольно больших камнях, выкатившихся из завала — судя по всему, на месте этой горы камней лет триста назад был путь на поверхность. Я читала, что прадед Эйтана отдал приказ засыпать все известные выходы из катакомб после того, как за одну зиму под землёй сгинуло почти четыреста человек. Этот факт, сам по себе, мало бы озаботил Чёрного Волка, славившегося наплевательским отношением к простолюдинам. Однако, одной из жертв оказалась наследница Дома Котов, которая ушла на запрещенное родителями свидание — и не вернулась. Изуродованное тело юной пэри, найденное спустя несколько дней тщетных поисков, послужило камнем, вызвавшим лавину. Незадачливого любовника нашли быстро: он «покончил с собой», признавшись в прощальном письме, что на убийство его толкнул некий представитель Дома Ящерицы. Одним из результатов этого громкого скандала и стало разрушение «гнезда разврата и беспредела», или, проще говоря, Тальских городских катакомб.

Прокручивая в мыслях исторические факты, я рассеянно жевала пирожок. Эйтан сидел, нахмурившись, и машинально ел, глядя в одну точку. Отвлекать его от мыслей не стоило, к тому же, такой задумчивый вид был Наследнику Ишшарры к лицу. Как, впрочем, и военная форма…

Когда с кулинарным шедевром Мариты было покончено, Эйтан откинулся на шероховатую стену, прикрыл глаза и негромко проговорил:

— Итак, теперь послушай. Если я прав, мы находимся сейчас недалеко от фамильного особняка Ящериц, в который, собственно, и направляемся. Несколько простых правил: не отходи от меня ни на шаг; слушай внимательно разговоры, но не вмешивайся в них; не снимай амулет. Ах да, ещё — больше никакой самодеятельности! Твой визит к Охраду Сейрсу был ошибкой; постарайся больше не действовать так непродуманно.

В горле моём тут же образовался горький комок:

— Я знаю, что совершила ошибку. Но зачем Вы посоветовали искать информацию об Ордене, зная…

— Достаточно, — прервал меня принц, — Я не обвиняю. Но впредь ты должна будешь докладывать мне обо всех своих планах; политика — не кружок самодеятельности.

— Да, мой принц, — отозвалась я тихо, — Дом Ящериц — ваши союзники? У вас договоренность?

— Нет. Просто у нас есть общий враг, — спокойно отозвался мой спутник.

— И на этом основании Вы решили явиться в их особняк? — уточнила я тихо, все больше убеждаясь, что имею дело с совершенно безумным человеком.

— Да, — последовал совершенно спокойный ответ, который я сочла за благо не комментировать.

Мне хотелось сказать многое. Например, что мы идём на риск, что доверять непроверенным людям — самоубийство, что Эстатра Ящерица, возглавляющая Магический Альянс, вполне может отказать в покровительстве…

Вместо этого я поднялась, быстро собрала все наши вещи в сумку и выжидательно посмотрела на принца. Он усмехнулся уголком губ и негромко заметил:

— Танни-ти в помощь!

С этими словами Эйтан стремительно повернулся и прикоснулся перстнем к каменной стене, кажущейся монолитной. Мгновение — и преграда, мерцая, начала медленно растворяться, открывая проход.

Произошедшее вызвало у меня недоумение: Кольцо Равновесия было Императорской Регалией и могло отворять любые замки, как обыкновенные, так и магические. Но ни один артефакт не был способен так легко уничтожить громадный каменный завал!

Мельком глянув на моё ошеломлённое лицо, Эйтан весело уточнил:

— Ты что, действительно верила, что катакомбы засыпали? Мои предки не были настолько глупы.

— Не сомневаюсь, — пробормотала я зло. Вот и первое отличие книжных данных от реальности: многие данные немилосердно искажали, зная, что к книгам имеют доступ простолюдины. Следовало бы мне догадаться, что стратегически важный объект, незаменимый в случае военных действий, никто бы не уничтожил из простой прихоти. Катакомбы просто-напросто прикрыли простейшей иллюзией, ограждая от праздных зевак! И, исследуя их, я буквально ходила по краю, ведь в любой момент могла наткнуться на представителей правящей элиты или силовых ведомств Ишшарры. Ведь, чтобы проходить сквозь запирающие иллюзии, достаточно специальных артефактов…

Я миновала ещё несколько шагов, прежде чем дыхание моё сперло от одной мысли…

— Ваше Высочество! — в два шага догнала я Эйтана, — скажите, а у Сэнэса… — спазм перехватил мне горло, мешая говорить, но принц все понял и так. Странно глянув на меня, Змей тихо сказал:

— Не думаю, что у этого ублюдка мог быть такой амулет.

— Но Вы не знаете наверняка…

— Не знаю, — признал Эйтан.

Моей души коснулся липкий страх. Если Сэнэс выбрался, то голову сложит, только бы уничтожить меня… и, вздрагивая от подозрительных шорохов, мне придётся с этим жить.

Глава 11. Игра, ящерицы и капля крови

— Должен сказать, у купцов неплохой вкус. Когда решу умирать, закажу себе такой же, — небрежно сообщил Эйтан, разглядывая статуи обнаженных женщин. Я тоже придирчиво оглядела каменных красавиц, украшавших вход в один из склепов, и вынесла вердикт:

— Глупая трата денег. Лучше при жизни приобретите побольше наложниц.

Эйтан хмыкнул, но ничего не сказал. Знаком приказав следовать за собой, Змей принялся петлять меж могил, не забывая складывать пальцы в символе Божественного Сна каждый раз, когда мы проходили мимо очередного вычурного надгробия. Я следовала за ним, исподволь стряхивая налипшую на платье паутину.

Кто-то может задаться вопросом: что, собственно, привело нас в столь странное место? Тут стоит кое-что пояснить: подземный ход, по которому путешествовали мы с принцем, имел выход не где-нибудь, а в Городе Скорби, одном из самых старых и дорогих кладбищ Тальи. Не хочется даже вспоминать, скольких усилий мне стоило не закричать, когда, выйдя из подземелий, я рассмотрела, какой «гравий» устилает мне дорогу. Треклятый ход привёл нас не куда-нибудь, а на Жертвенник Костра Памяти, один из тех громадных плоских камней, на которых некогда заживо сгорали жёны и слуги богачей, дабы сопровождать господ за Гранью. Нам с принцем посчастливилось родиться в век, когда эта орошенная кровью традиция практически забылась, оставив после себя лишь такие вот жертвенники, усыпанные обугленными костями. Однако, ходили упорные слухи, что многие семьи пэров не отказались от этого милого ритуала. И в фамильных склепах, скрытых от посторонних глаз, до сих пор изредка полыхают костры…

— Идём отсюда, — хмуро приказал Змей, оттолкнув носком сапога чей-то череп, — Нужно спешить. Нам повезло ещё, что помещение проветривается…

Вдохнув затхлый, тяжелый воздух полной грудью, я мысленно согласилась с принцем. Не будь железная дверь в склеп кем-то заботливо приоткрыта, мы, выйдя из подземного хода, наверняка отравились бы мертвецким духом.

Город Скорби был пустынен; медленно огибая надгробия и вычурные здания семейных усыпальниц, мы направлялись к высоким воротам, видневшимся вдалеке. По давно сложившейся традиции, кладбища ограждались высоченными каменными стенами со вплетёнными в них заклятьями, и попасть на их территорию можно было, лишь миновав Ворота Духов — монументальное сооружение десяти шагов в высоту, через которые, если верить преданиям, в ночь усопших мертвые возвращаются, дабы приветствовать живых.

Когда мы достигли выхода, взору нашему открылась любопытная картина: у самых Ворот собралась немалая толпа, привлечённая чьим-то громким спором. Разумеется, мне было чрезвычайно интересно узнать, что же не поделили скрытые перешёптывающейся толпой люди. Однако, ситуация не располагала к праздному любопытству, потому я благоразумно постаралась тихой тенью прошмыгнуть мимо, натянув капюшон плаща. К сожалению, Змей моего мнения не разделял.

— Я догоню, — бросил он, ввинчиваясь в толпу. Остановить этого безрассудного человека я не имела возможности. Отвернувшись, чтобы не быть замеченной, ваша покорная слуга медленно двинулась вдоль улицы, костеря принца. Как можно быть таким любопытным? Впрочем, напомнила я себе, ему всего-то двадцать два. Он ещё, несмотря ни на что, очень молод… как, впрочем, и я.

Его высочество нагнал меня спустя несколько минут, и вид он при этом имел крайне задумчивый. Ровно тридцать шагов я молчала, ожидая, когда он мне расскажет, что произошло; потом, не в силах совладать с собственным любопытством, отважилась небрежно спросить:

— Ну, и что там?

Искоса глянув на меня, Эйтан после недолгого молчания соизволил ответить:

— Жрец Элира запретил купцу хоронить в Городе Усопших одну из хистис. Когда последний попытался забрать тело женщины обратно, дабы попытать счастья на другом кладбище, Жрец обратил тело хистис в пепел, который развеял по ветру, — Эйтан говорил медленно, и в его тоне мне чудилась какая-то странная напряженность, — Он сказал, что этой погани и после смерти не место среди благочестивых женщин. Разумеется, купец кинулся на этого служителя божьего с кулаками.

— Купца арестовали? — спросила я, заранее предполагая ответ.

— Да, — подтвердил его высочество мои ожидания.

— Предсказуемо, — пожала я плечами, — Впрочем, он сам виноват в этом.

Принц замолчал, а после неожиданно уточнил:

— Ты обвиняешь этого человека в том, что он хотел по всем правилам похоронить любимую женщину, подарившую ему двоих детей?

Я только фыркнула:

— Позвольте уточнить, сколько при этом у него было законных жён, соответствующих его статусу? Вот их пусть и хоронит по всем обрядам, когда они отойдут за Грань. Это негласное правило: нельзя падших женщин чтить после смерти так же, как и верных жён. Неужели Вы сами о таком не слышали?

Эйтан не стал ничего отвечать, только смотрел на меня с какой-то непонятной злобой. Этот взгляд подействовал странным образом, заставив пояснить свою мысль:

— Не стоит так на это реагировать. Эта хистис наверняка знала, что делала, когда становилась на путь рихэм. Девушка, которая работает наравне с мужчинами и получает образование, называется рихэм, Вы должны это знать. При этом, как бы она ни зарабатывала — умом или телом — всё равно она не имеет права становиться чьей-то законной женой. Точно так же она не должна иметь загробной жизни, потому пепел её развеивают за воротами кладбища. Меня, например, после смерти ждёт такая же участь, и это меня не страшит.

— Ну, почему же. Насколько я помню, ты ещё не принадлежишь ни к одному Рабочему Дому, потому имеешь полное право выйти замуж и быть счастливой, — выговаривая эти слова, принц отчего-то совсем не смотрел на меня, опустив голову. Я только фыркнула и честно ответила:

— Не думаю, что подобное когда-либо произойдёт.

— А как же любовь, дети, семейное счастье? Любая женщина об этом мечтает, — определённо, принца потянуло на философские размышления. Впрочем, на подобные вопросы он имел право получить вполне откровенный ответ.

— Когда у Вас будет несколько десятков жён с их интригами, ложью и соперничеством, Вы частично меня поймёте, — сказала я тихо, — Я видела это семейное счастье своими глазами и уж точно не хотела бы его для себя.

— И как же ты собираешься зарабатывать на жизнь? — зло уточнил принц после непродолжительного молчания, — Будешь торговать собой в Доме Удовольствий? Думаю, лиссэс возьмут тебя в ученицы, ты для этого достаточно экзотична.

Я покосилась на Змея, стараясь скрыть недоумение. Его реакция была странной, и мне не хватало опыта, чтобы понять, что именно в произошедшем его настолько разозлило.

— Я буду Младшим Советником Императора, — голос мой был негромким, но холодным, словно северный ветер, — Но я уважаю лиссэс, живущих в Доме Удовольствий. Только, боюсь, ни одна из них не взяла бы такую, как я, в ученицы.

— А ты, значит, хотела бы этого? — тон его голоса откровенно настораживал.

Этот вопрос Змея остался без ответа. Кипя от злости и вдыхая полной грудью воздух, казалось, искрящий от энергии, я следовала за принцем. Какое право он имеет меня осуждать? И почему его, именно его насмешки задевают так сильно?

Лиссэс… Свободные от семейных обязательств женщины, сопровождающие знатных пэров, купцов и Служащих на званых обедах, в купальнях, на приемах, встречах и в путешествиях. Образованные, ухоженные, владеющие языками и знаниями, как и несколькими видами искусств, жительницы Дома Удовольствий, занимающего приличную часть пятого яруса, были одновременно самыми почитаемыми и самыми презираемыми женщинами Ишшарры. Причём презрение к ним, как правило, исходило от почтенных женщин и служителей Солнечного Бога, которым общение со всеми рихэм было строго запрещено.

Слушая весёлый шелест воды, бегущей вдоль улицы в специальных желобах, я напряженно размышляла о прошлом. Мне вспомнился день, когда я, усталая и измученная, бродила по улицам Тальи. Собственно, именно тогда я впервые увидела одну из жительниц Дома Удовольствий: потрясающе красивая девушка, поражая присутствующих неприлично распущенными волосами, бродила по базару, словно не замечая косых взглядов окружающих и презрительного перешёптывания со стороны некоторых женщин. Мимо неё прошло несколько её ровесниц, одна из которых сильно задела девушку плечом, от чего юная лиссэс со знаком ученицы, вышитым на платье, выпустила из рук все покупки.

— Шлюха, — отчётливо прошипела одна из девиц, — Мерзкая подстилка пэров. Позор твоей семье!

Криво усмехнувшись, девушка наклонилась, чтобы поднять свои вещи. Не задумываясь о том, что делаю, я кинулась ей на помощь. Лиссэс глянула на меня изумлённо, но промолчала. Когда все разбросанные ткани были возвращены в корзину, я уважительно поклонилась девушке и уверенно сказала:

— Вы очень красивая, Госпожа. Ваши волосы, как шёлк, и глаза, как у кошки. Не слушайте их!

Высказавшись в такой манере и услышав одобрительное ворчание стоящего невдалеке мужчины, я с чистой совестью развернулась, чтобы уйти. Однако, юная лиссэс нагнала меня и тронула за рукав, вынуждая остановиться.

— Постой, девочка. Не желаешь пообедать со мной?

Инстинкт самосохранения, умноженный на подозрительность, советовал отказаться, но есть мне хотелось сильно. Наплевав на возможные последствия, я кивнула, и девушка повела меня за собой.

Порою судьба выкидывает странные шутки. Спеша за Эйтаном, я нашла взглядом ту самую уютную чайную, куда лиссэс пригласила почти десять лет назад маленькую муэти. Глядя на уютные витражи окон, я словно слышала издали наши голоса, чуть искаженные временем и памятью.

«— Ты могла бы работать у нас, стать ученицей…

— Простите, Госпожа, но я не подхожу для такого. Моё призвание — знания, не красота. Боюсь, Вас не поймут, если Вы приведёте в Дом такую, как я.

— Жаль, что ты так думаешь, но — твоё право. Я слышала, что в городской Библиотеке нужна служанка. Возможно, тебя это заинтересует… Прощай, девочка.

— Прощайте…»

Потом, сидя в одиночестве среди пыльных фолиантов, я не раз вспоминала эту встречу. И, вопреки всем доводам логики, точила, как могильный червь, предательская мыслишка: а что было бы в случае моего согласия?

Разумеется, мои сомнения ничего не дали, но я извлекла из этого жизненно важный урок. Всегда лучше рискнуть, даже если сомневаешься в результате, чем не делать совсем ничего и жалеть потом об упущенном мгновении.

Я не стану жалеть…

На этой оптимистичной ноте принц прервал мои размышления, резко схватив за запястье и затащив в какой-то узенький проулок. Тихо охнув от боли, я отчаянно заморгала, возвращаясь в реальность, и изумлённо уставилась на высокий ажурный заборчик, испрещенный изображениями ящериц.

— Амулет на тебе? — уточнил Змей холодно.

— Да, — отозвалась я, нащупав на шее прохладный овал.

Удовлетворенно кивнув каким-то своим мыслям, Эйтан прикоснулся перстнем к забору. По его поверхности словно бы пошла рябь; ящерицы зашевелились, закопошились, как потревоженные насекомые, испугавшиеся света; на поверхности, ранее казавшейся гладкой, медленно проступили очертания небольшой калитки. Крепко ухватив меня за запястье, принц решительно приблизился к дверце и резко её распахнул.

— Закрой глаза и не обращай внимания на звуки: это иллюзия, — бросил Эйтан через плечо, и, покрепче сжав мое запястье, шагнул вперёд. Послушно зажмурившись, я последовала за ним.

Спустя несколько шагов до моего слуха долетел тихий щелчок — калитка за нашими спинами, видимо, захлопнулась.

— Глаза, — бесстрастно напомнил Эйтан, но спустя несколько мгновений голос его утонул в переплетении диких звуков. Вой, шелест, стоны, проклятия, которые кто-то нашёптывал на многих языках…

Вздрогнув от неожиданности, я едва не ослушалась принца — так велико было желание воочию увидеть происходящее. Но рука, предупреждающе стиснувшая моё запястье, обожгла неожиданным теплом и отрезвила.

С каждым шагом странный шум все нарастал, словно мы находились в эпицентре урагана. Амулет в моем кулаке нагрелся, а рука принца, сжавшая мне запястье, слегка дрожала, но в остальном жуткие звуки оставались, к счастью, просто звуками: никакого физического дискомфорта не было.

Дабы отвлечься от неприятного звукового сопровождения, вызывающего невольную дрожь, я принялась считать шаги. Первый, второй, третий…

На десятом шаге шум вокруг нас внезапно стих, а рука принца на моём запястье дрогнула. Эйтан остановился, и я, разумеется, последовала его примеру.

— Какие знатные гости посетили ныне нашу скромную обитель, — разорвал воцарившуюся тишину приятный, чуть резковатый женский голос, показавшийся мне смутно знакомым. Будучи не в силах дальше сдерживаться, я распахнула глаза и едва сдержала рвущийся из горла крик: клинок, приставленный к горлу принца, произвёл на меня неизгладимое впечатление, как и кровавая дорожка, по непонятной причине стекающая по его щеке.

Подавив в себе первую панику, я окинула открывшуюся мне картину более внимательным, оценивающим взглядом.

Декорацией для этого акта трагикомедии, по недоразумению названной моей жизнью, служил роскошный ухоженный сад, обступающий узкую тропинку плотной благоухающей стеной. Он не потерял своей красоты даже в тот миг, хотя многие деревья, повинуясь, очевидно, заложенной в них магии, ожили и тянули к нам шевелящиеся ветви и побеги, подобные когтям хищных зверей.

Стояли мы у крытой деревянной веранды, утопающей в вычурных цветах. Компанию нам составляли трое пэров (в их принадлежности к знати сложно было бы усомниться даже без вееров, которые они сжимали в руках) и несколько странных полупрозрачных воинов, один из которых и приставлял клинок к горлу Эйтана. Меня воители обходили стороной, как и хищные побеги растений: очевидно, амулет служил мне надёжной защитой ото всех проявлений магии.

Всеми силами подавляя в себе желание сейчас же начать душить венценосного идиота, невесть зачем лишившего себя столь мощного амулета, я вернула внимание к тем, кто на данный момент был нашей основной проблемой.

Они стояли треугольником, не перекрывая, однако, друг другу траекторию возможной магической атаки; их веера, которые они держали в левых руках, были полураскрыты и чуть отведены в сторону, демонстрируя тем самым жест откровенного предупреждения.

Дальше всех от нас, на веранде, застыл юноша с острыми, неприятными чертами лица и водянисто-карими глазами. Смотрел он чуть исподлобья, и предвкушающая усмешка, кривившая его полные губы, вкупе с шальным взглядом утвердила меня в единственном мнении: этот юный пэр из тех, кто любит развлечения и имеет о них весьма своеобразное представление. Достаточно даже не слова — жеста — со стороны лидера группы, чтобы эта машина для убийств сорвалась с места и кинулась на нас.

Чуть ближе к нам, в тени пышно цветущих рододендронов, стоял светловолосый мужчина средних лет. Его несколько женоподобное привлекательное лицо имело выражение фоновой мечтательности, которая в данной ситуации вызывала откровенные опасения. Стоял он расслаблено, смотрел с лёгким любопытством, без злобы, но что-то подсказывало: лучше трижды встретиться в тёмном переулке с юношей с веранды, чем единожды перейти светловолосому магу дорогу. Именно в тот миг, когда этот вывод сформировался в моей голове, исследуемый мужчина встретился со мной взглядом и подмигнул. Создалось странное впечатление, что ни одна из моих мыслей не стала для него секретом, хоть я и понимала, что это невозможно: амулет защитил бы меня от телепатии. Едва удержавшись от того, чтобы нервно передёрнуть плечами, я перевела взгляд на женщину, стоявшую ближе всего к нам.

То была статная пэри неопределённого возраста с тёмно-зелёными глазами и черными волосами, уложенными в вычурную причёску. Её чуть удлиненное лицо было образчиком необычайной, хоть и резковатой, красоты. Аромат её духов, густой и дурманящий, волнами распространялся вокруг, вызывая странное оцепенение, а просторный наряд, расшитый магическими рунами, каким-то образом не скрывал, а подчёркивал изгибы точеного тела. Зелёная ящерица, поблескивая глазами с золотистого веера, сообщала окружающим, что женщина была ни кем иным, как пэри Эстатрой, возглавлявшей Дом Ящерицы, и, соответственно, Магический Альянс.

Не дождавшись никакой реакции на свои слова, пэри приблизилась ещё на шаг и пропела:

— Ваше Высочество, Вы ничего не хотите нам сказать?

— Только после того, как Вы отзовёте своих стражей, пэри, — последовал спокойный ответ. Эстатра хмыкнула:

— Вы забываетесь. Вас разыскивают по всей столице, и в обмен на Вашу голову…

Тихий смех Наследника прервал разглагольствования Ящерицы:

— Пэри, право, опустим прелюдию. Мы оба знаем, что Вы меня не убьёте, и оба знаем, почему. Потому уберите от меня ваших собачек и исцелите мои глаза. Нам есть, что сказать друг другу.

Чуть прищурившись, пэри резким, чётким движением закрыла веер и, усмехнувшись, признала:

— Мозгов у Вас, скорей всего, нет. Но, надо признать, выдержка отменная!

Эти слова, видимо, сопровождались некой мысленной командой, поскольку призрачные воины отступили в тень, а маг с веранды, бросив в нашу сторону разочарованный взгляд, опустил веер.

Борясь с желанием немедленно развернуть стоящего ко мне в профиль Эйтана и посмотреть, что произошло с его глазами, я сжала руки в кулаки, стараясь сохранить на лице маску спокойствия. Пэри, нарочито медленно поведя покатым плечиком, шагнула к принцу и накрыла ладонью его лицо. Когда спустя пару мгновений она отняла руку, кровь со щеки Змея бесследно исчезла.

— Следуйте за мною, дорогие гости, — пропела Ящерица и плавной походкой направилась по неприметной тропке, ведущей, казалось, в самую заросшую часть сада. Однако, стоило нам пройти несколько шагов, как деревья разошлись в сторону, и непонятным для меня образом мы очутились перед вычурной резной высокой дверью, ведущей в небольшой павильон, оплетенный вяло шевелящимися стеблями.

В помещении было прохладно и уютно; раскрашенное в разные оттенки зелёного, наполненное свежими ароматами, оно, тем не менее, было оформлено несколько аскетично. Не было никаких лишних деталей вроде коллекционного оружия или древних ваз, но было нечто в однотонной ткани, укрывающей низенькие диванчики, в небольшой ярко-жёлтой круглой лампе, парящей под потолком, в плавной линии стола, сделанного в форме молодой луны, что буквально кричало о роскоши.

Кивком предложив нам сесть на один из диванчиков, пэри заняла кресло с высокой спинкой, парящее в двух локтях от пола без какой-либо видимой поддержки. Светловолосый маг, послав нам мимолётную улыбку, расположился за спиной своей Госпожи. Парень с веранды остался ждать нас снаружи, что, впрочем, меня не удивило: таким, как он, точно нечего делать на переговорах.

— Итак, мой принц, — Эстатра раздражённо щелкнула веером, привлекая всеобщее внимание, — Я всё ещё жду ответа на свой вопрос.

Эйтан чуть улыбнулся и вольготно откинулся на спинку дивана. Не обращая внимания на нетерпение, промелькнувшее на холёном лице Ящерицы, Наследник Ишшарры с нескрываемым любопытством осмотрелся вокруг.

— Пэри, я отвечу на Ваш вопрос, но удовлетворите и Вы моё любопытство. Кресла и диваны, управляемые левитацией — это изобретение Ваших людей?

Эстатра нехорошо сверкнула глазами:

— Да, Ваше Высочество, и Вам прекрасно это известно.

Эйтан манерно улыбнулся, и я невольно задержала взгляд на его лице: эта издевательская усмешка ему определённо очень шла.

— Ах да, та история с перекупленным Торговым Альянсом патентом… Говорят, Эжар Кот за месяц окупил себе все издержки. Чрезвычайно невыгодная для Магического Альянса получилась сделка… но, находясь под постоянным давлением со стороны моего отца, Вы, разумеется, не могли поступить иначе.

Лицо Главы Магического Альянса ничего не выражало, но по чуть сузившимся глазам я поняла, что слова принца достигли цели. Впрочем, иначе и быть не могло: все знали, насколько тяжело жилось Магическому Альянсу во времена правления Эшона Нетерпеливого, который открыто благоволил Эжару Коту, Главе Альянса Торгового. Магов притесняли во всем: на них в первую очередь падало подозрение во всех политических убийствах, они обязаны были платить наибольшие подати в казну, а их количество строго контролировалось, дабы не допустить бунта.

Неизвестно, существовал ли бы вообще самостоятельный Магический Альянс, не стой у его руля Эстатра Ящерица. Лавируя в мутной воде ишшаррской политики, женщина сплотила своих магов, с переменным успехом отыскивая лазейки в драконовских методах соперников.

В тот день, когда мы с Эйтаном сидели на диванчике в одном из летних павильонов, положение Ящериц было чрезвычайно шатким. Смерть Императора, к притеснениям со стороны которого они привыкли, оставила их в неопределённом ожидании: все знали, что Медный Лис Экис унаследовал от отца как ненависть к магам, щедро замешанную на зависти, так и толпу прихлебатаев, заправлял которыми небезызвестный Эжар Кот. Ящерицы нервничали, справедливо опасаясь гонений, потому визит Эйтана действительно был им выгоден.

При всём при том, пэри Эстатра никогда не была женщиной легковерной, что, впрочем, было характерном всем людям её класса: ещё пэр Эластор, основавший Дом Обезьяны, писал в своих Апокрифах, что доверчивые пэры, конечно, иногда рождаются, но долго почему-то не живут.

Как бы там ни было, особого энтузиазма не звучало в голосе Ящерицы, когда она пропела:

— Ну да, разумеется. Вы пытаетесь меня убедить, что, придя к власти, дадите магам свободу действий? Я слишком хорошо знаю Ваш род, мой милый мальчик, дабы поверить в подобную чушь. Не имея собственного магического потенциала, вы притесняете одаренных, хоть и пользуетесь дарованными ими благами. Со времён Вашего прадеда корона стремится контролировать магов; и я должна поверить на слово, что Вы, аки дух-спаситель, откроете перед нами все двери? Так мне ли не знать, в чем прелесть подобных обещаний, Ваше Высочество — их мало кто выполняет.

Склонив голову набок, Змей внимательно посмотрел на Ящерицу и негромко ответил:

— Я действительно молод, пэри. Но не настолько глуп, как Вам кажется. Я не стану бить себя в грудь и кричать, что моё Императорское слово нерушимо; мы оба понимаем, что союзники и противники в политике — сиюминутные понятия. Мы оба знаем также причину, по которой Вы меня приняли: если к власти придёт мой брат, Ваш Альянс окажется в полном дерьме.

— Вы крайне тактичны.

— Зато метафора хорошо передает ситуацию, не так ли? Как бы там ни было, есть то, что я могу Вам реально предложить: усреднение пошлин для Альянсов и начало строительства Университета для одарённых… разумеется, распределением учащихся в перспективе будет занимать государство. И, чтобы Вы не начали сейчас морщить свой очаровательный носик и рассказывать мне о невыполнимых обещаниях, я скажу, что могу составить предварительный долгосрочный указ, вступающий в силу на следующий день после моего восхождения на престол. Напоминаю Вам, что являюсь обладателем Кольца Равновесия; бумагу, заверенную такой печатью, не посмеет оспорить никто… разумеется, если я стану Императором.

— Разумеется… — пробормотала Эстатра, нахмурившись. Я понимала её метания: перспектива была крайне заманчивой, но таила в себе немалый риск для Альянса. Если Наследник проиграет и не придёт к власти, Ящериц, поддержавших его, просто сожрут: государственная измена — перспектива нерадужная.

Эйтан молчал, не желая, очевидно, ничего добавлять к вышесказанному. Я же старалась максимально слиться с обстановкой, понимая: как бы ни хотелось помочь Наследнику, проку от меня в данной ситуации не много.

Светловолосый маг, перехватив, очевидно, мой взгляд, впервые за всё время диалога подал голос:

— Лэсса Омали, пока Глава обдумывает слова Его Высочества, не хотите ли Вы, чтобы я излечил ссадины у Вас на лице? — мягкий голос мужчины обволакивал меня, как нежнейший пух, заставляя сердце учащенно биться. Впрочем, причиной моего волнения была отнюдь не симпатия к пэру… не только симпатия к пэру, коль быть ну совсем уж откровенной, но и страх: для того, чтобы позволить магу излечить меня, пришлось бы снять с шеи амулет, который, помимо всего прочего, наверняка скрывал от телепатов мои мысли. В том, что мой визави владел ментальной магией, сомнений не было: слишком уж много доверия вызывал его голос, не говоря уже о том факте, что имя моё ему было откуда-то хорошо известно.

Не позволяя себе впасть в панику, я сказала со спокойной улыбкой:

— Сиятельный пэр, чьего имени я, увы, не знаю, меня в детстве учили, что опасно принимать магическую помощь от незнакомых мужчин, но за инициативу — благодарю.

— Ах, как я невнимателен, — в голосе блондина, казалось, плескался сироп, — Обстоятельства Вашего появления были столь необычны, что я даже забыл о законах вежливости. Позвольте представиться: пэр Эйлт из Дома Ящериц.

— Очень приятно, — улыбнулась я в ответ, — Мне, как я понимаю, представляться нет нужды — примите моё восхищение, пэр.

— Ах, лэсса, право, не стоит; знать всё и обо всех — моя обязанность, которая порой становится безмерно тяжкой ношей. Но сейчас меня гложет вопрос, на который я не могу найти ответа: куда подевался лэсс Сэнэс и двое лучших его людей?

Я предвидела подобный вопрос и успела к нему приготовиться: кто бы ни поставлял информацию Ящерицам, о моём побеге, как и об исчезновении Сэнэса, им давно известно. И я вполне могла догадаться, кто был источником информации… прикинув вероятность того, что права, отозвалась с вежливым удивлением:

— Как, лэсса Марита Вам не рассказала? Он ушёл в сад на прогулку и, очевидно, заблудился.

— О, я наслышан, что лэсс Сэнэс имел большое пристрастие к прогулкам на свежем воздухе. А где именно он гуляет в данный момент?

— Вам бы там не понравилось, пэр Эйлт, — прервал холодный голос Наследника нашу пикировку. Я тут же умолкла, чуть прикусив губу. Конечно, мне было немного стыдно за этот разговор и то, какой тон я позволила себе с пэром, но, повернись всё вспять, поступала бы точно так же. В конечном итоге, я планировала стать Советником и не собиралась ставить себя заведомо ниже пэров.

— Что же, — придя к какому-то выводу, Эстатра резко щёлкнула веером, привлекая к себе внимание, — Мой Альянс окажет поддержку, но — неофициальную. Я согласна предоставить несколько узкопрофильных специалистов, убежище для Вас и Вашей спутницы, однако на полноценную боевую поддержку не надейтесь: мои люди не будут сражаться на улицах или штурмовать Золотой Дворец.

— Понимаю, — кивнул Эйтан, — Что же. Дайте мне письменные принадлежности — я составлю указ.

Пэр Эйлт, кивнув, выудил просто из воздуха лист бумаги и зачарованное перо.

— Прошу, — чуть манерно поклонился светловолосый маг, — И — двадцать.

— О чём вы, пэр?

— Двадцать процентов магов будут проходить государственное распределение.

— У Вас, однако, горячечный бред, если Вы думаете, что я позволю такому количеству бесхозных одаренных бродить по стране — мне хватит Жрецов. Девяносто пять процентов — единственно возможная цифра.

— Сорок процентов, и запрет на продажу патентов…

Я устроилась на диване поудобней и приготовилась ждать: так или иначе, это было надолго.

Глава 12. Закат над портом и Купальни Ящерицы

— Тебе совершенно необязательно было со мною идти, — в негромком голосе Змея сквозило нескрываемое раздражение, — Могла бы продолжить общение с Эйлтом — вы, кажется, неплохо поняли друг друга.

— Да, он чрезвычайно мил, — поведала я доверительным шёпотом, — Но не могу же я оставить Вас одного? Ещё украдёт кто-нибудь…

Вдыхая вечерний воздух, пахнущий гарью, мы с Наследником Ишшарры бодро двигались в сторону Нижнего Города. Долгосрочный указ к тому моменту был благополучно составлен, и заняло его согласование каких-то жалких пять часов: как я убедилась впоследствии, ничтожный срок для подобных бумаг, содержание которых часто штудировалось месяцами, а то и годами.

Ящерица, весьма окрыленная открывшимися перед нею перспективами, пребывала в замечательном настроении. Потому, когда Эйтан выразил опрометчивое, с любой точки зрения, желание прогуляться по городу, Эстатра после недолгих пререканий выдала нам обоим амулеты, меняющие внешность.

Конечно, соваться с ними на верхние ярусы города не стоило: дома богачей, как и ворота Десятого Яруса, были снабжены весьма качественными Распознавателями Иллюзий. Разумеется, никто из нас не сомневался, что в случае необходимости подопечные пэри Ящерицы применили бы изменяющие внешность чары где угодно — не существует защит, которые нельзя обмануть — но маги никогда не относились к существам, которые охотно делятся своими секретами…

Так или иначе, Нижний Город, к вящей нашей радости, никакими особыми защитами снабжён не был, потому, старательно изображая влюбленную парочку, мы с Его Высочеством могли свободно разгуливать по улицам, не опасаясь быть узнанными.

Прохожие, встретившиеся нам в тот день, могли видеть чуть полноватого юношу с мечтательными карими глазами и невысокую хрупкую девушку с круглым лицом, чёрными очами и прямыми тёмными волосами. Шли мы в обнимку, причём, не зная конечной цели путешествия, я послушно следовала за Змеем, широко улыбаясь. И, коль уж быть откровенной, моя радость не была поддельной: очень уж мне нравилось ощущение его рук на своей коже и его щекочущей нервы власти надо мной. Как выяснилось, порой очень приятно быть ведомой, особенно когда ты не знаешь, что скрыто за поворотом… Вообще, моя новая личина позволяла мне распахнуть крылья пошире и почувствовать себя красивой, привлекательной и здоровой. Даже треклятое солнце, что так не вовремя вышло из-за туч, не заставило пожалеть о забытом в резиденции Ящериц плаще: красивой девушке не пристало прятать лицо. В тот день — я была красивой.

В Талье было неспокойно; напряжение, казалось, витало в воздухе вместе с дымом, эхом разносилось в грохоте тяжелых сапог нервничающих курсантов, пряталось в тихих перешёптываниях людей, нервно оглядывающихся по сторонам. Чем ближе мы подходили к Портовому Ярусу, тем гуще становилось тёмное облако у нас над головами, подсказывая, что мануфактуры так и не были потушены. Миновав Ворота Второго Яруса, мы смогли в полной мере насладиться картиной пожара и людей, суетящихся вокруг горящих зданий. Мы, как и многие охочие до зрелищ зеваки, остановились полюбоваться на магическое пламя. Бросив беглый взгляд (признаюсь, не первый за вечер) на своего спутника, я едва удержала собственное лицо беспристрастным: обжигающее тёмное торжество, промелькнувшее, как тень, в иллюзорных чертах, преобразило на миг добродушного кареглазого увальня до неузнаваемости. Мне подумалось, что ни при каких обстоятельствах я не желала бы иметь принца Эйтана, сжимающего меня в объятиях, во врагах. Ведь, судя по всему, к пожарам на мануфактурах Змей имеет определённое отношение…

Словно почувствовав моё напряжение, Эйтан быстро повернулся ко мне, но мой ответный взгляд был мил и безмятежен: есть секреты, которыми не стоит делиться, и чрезмерная осведомлённость зачастую относится к таковым.

Ничего не отыскав в моем лице, Эйтан резко перехватил мою ладонь и потащил за собою, как на буксире. Очевидно, цель наша была близка, поскольку с каждым шагом движения Наследника становились все более нетерпеливыми, словно там, за поворотом, нас ждало нечто необычное. Неосознанно я также заразилась его энтузиазмом и спешила, как могла, стараясь не потерять подаренные Ящерицей ботти: слишком уж мне нравились блестящие камушки, их украшающие.

Спустя минуту любопытство моё действительно было вознаграждено: мы вышли на Базарную площадь, на которой яблоку негде было упасть: люди толпились, толкая друг друга локтями, что-то бормотали и выкрикивали ругательства.

Среди бушующей людской толпы возвышалась, как остров в море, громадная бочка наподобие тех, в которых хранят моряки слабое вино, заменяющее им в плаваниях быстро тухнущую воду. На этой импровизированной трибуне, как петух на насесте, расположился молодой парень с чрезвычайно харизматичным, одухотворенным лицом, в котором лично мне виделось нечто слащавое. Но воинственно потрясающие кулаками женщины, из которых сплошь состояли первые ряды толпы, очевидно, находили внешность оратора весьма привлекательной. Не портил впечатление и его голос, громкий и звучный, наверняка приправленный лёгкой магией подчинения. Слова, которые он говорил, особым разнообразием не отличались:

— Сто человек погибли, втрое больше ранены, а вы просто так это терпите! Медный Лис бросил нас умирать, а мы, как покорные рабы, пойдём на заклание?! Мы будем ждать, пока он захочет потушить пожар, который разожгли враги нашей страны?! Что же это за Император, что бросит свой народ в такой момент?! Я не буду тушить этот огонь, слышите?! Я знаю, что пары его отравлены, и не буду их вдыхать!..

Люди кричали и топали ногами, как полоумные, вторя голосу парня. У меня же от его воплей начала странно болеть и кружиться голова; над площадью витал тяжёлый, одуряющий аромат, смутно мне что-то напомнивший, но что — не вспомнить… Поймав себя на том, что притопываю в такт толпе, резко отступила назад, озаренная пониманием. Лэдэн! На площади пахнет лэдэном! Кто-то планомерно одурманивал радикально настроенную толпу: под действием этого аромата люди становились более доверчивыми и восприимчивыми к внушениям, чем с успехом пользовались сакийские священники. Мне посчастливилось стать свидетелем того, как ишшаррские политики унаследовали зарубежные традиции. Правда, торжественность момента отчего-то не слишком возбуждала…

— Жди меня здесь, — приказал негромко Эйтан, вырывая меня из мыслей, и исчез в толпе. Я старалась следить за ним, как можно незаметнее прикрывая нос рукавом, но солнечный свет не позволял глазам надолго концентрироваться на одном объекте. Он снова возник в поле моего зрения лишь спустя некоторое время: стоя в первом ряду, Наследник Ишшарры что-то громко выкрикивал, приобняв двух дородных соседок. Брови мои сошлись на переносице: было очевидно, что наркотик не мог подействовать так быстро и сильно. Но тогда…

Покружив некоторое время вокруг бочки, Наследник затерялся в толпе, дабы снова возникнуть рядом со мною спустя пару минут. Не говоря ни слова, он ухватил меня за руку чуть выше локтя и решительно повёл прочь.

Несколько улиц мы миновали молча, старательно улыбаясь и прижимаясь друг к другу. Увиденное прокручивалось в моей голове навязчивым нагромождением образов, позволяя сделать выводы вполне определённого толка.

Следуя за Змеем, я напряженно обдумывала увиденное. Становилось очевидным, что Эйтан причастен к поджогу мануфактур Торгового Альянса и волнениям на улицах. Если хорошо вдуматься, он был единственным, кому эти происшествия вообще были выгодны. Более скажу, этим простым и изящным жестом он убивал сразу нескольких куропаток.

Во-первых, сжираемые магическим пламенем здания наносили серьёзный урон как репутации Медного Лиса, неспособного потушить пожар, так и Финансам Торгового Альянса, отвлекая и ослабляя тем самым основных противников Эйтана. Опять же, настроение народа много значило: конечно, никто бы не позволил простолюдинам влиять на окончательное решение, но, правильно направленные, они могли сыграть роль катализатора, живого щита, отвлекающего элемента или пушечного мяса, упростив Змею восхождение на трон.

Да, эти размышления были циничны и жестоки, но я не позволяла себе задумываться об этом: человек, державший в тот час меня за руку, был принцем, и я без малейших иллюзий понимала, что это значит. Именно потому с самого начала моим правилом стало то, что жизнь моего Императора ценнее других жизней, а цель его всегда оправдывает средства. Этому пути я следовала всю свою жизнь; кто-то может осудить меня за это, но мне теперь не важны ничьи упрёки: раз вы читаете моё Сказание, значит, я давно мертва. Мертвецов же судить не принято — им нет уже дела до чужих слов.

Как бы меня это не характеризовало, лишь одна мысль по-настоящему омрачала моё существование: осознание того, что Наследник, как оказалось, был куда жестче, циничней и умнее, чем я позволяла себе думать. Это было, однозначно, хорошо для Ишшарры, но оставалось весьма печальным для меня: мне необходимо было добраться до души Эйтана, стать для него важной и нужной, а вышеуказанные качества уплотняли броню, которая отделяла его от меня.

— О чём задумалась? — вопрос Змея вырвал из омута мыслей, возвращая в реальность. Я подняла голову, заглянула в его глаза и осознала: он специально позволил мне всё это увидеть и теперь ожидает моей реакции. 'Я знаю, что ты знаешь. Ты ведь поняла, верно? Что же ты будешь теперь делать, девочка?' — вопрошал его взгляд.

— Я думала о том, что искренне восхищаюсь своим Императором, ведь он умён и дальновиден, — сказала я после секундного размышления, не солгав ни словом. Я действительно не осуждала его, не боялась и не считала себя обманутой; главными чувствами моими были восхищение и уважение: я всегда ценила в людях в первую очередь ум. Эйтан сумел доказать за тот безумно длинный день, что столь любимым мною качеством он наделён в избытке.

Мой ответ удивил Змея; пару мгновений он остро, пристально смотрел на меня, а потом негромко рассмеялся. Неприятное выражение без следа исчезло с его лица, и передо мною снова стоял двадцатидвухлетний парень, а не жестокий принц. Но можно ли было мысленно отделять одного от другого?

— Что же, благодарю. Пойдём к нашим чешуйчатым друзьям? Или хочешь ещё пройтись? — подчёркнутое безразличие, прозвучавшее в его голосе, подсказало, что по какой-то причине Змею крайне важен ответ.

Я чувствовала, как солнечные лучи обжигают кожу, и осознавала, что чрезмерное влияние света вызовет лёгкую форму лихорадки, бессонницу и боль. Следовало сказать Наследнику, что я устала и нуждаюсь в спасительной темноте, но — так ли часто мы делаем то, что следует сделать?

— Ваше Высочество, хотите, я покажу Вам мой любимый вид на порт? — кажется, этот вопрос вырвался помимо воли разума.

Эйтан, не сомневаясь ни секунды, уверенно кивнул.

— Красиво… — пробормотал принц, наблюдая, как неповоротливый торговый корабль медленно покидает берега Ишшарры, загорающиеся блеском вечерних огней, — Может, мы и не зря тратим столько золота в год на эти проклятые светильники…

— От этого никуда не денешься, мой принц, — фыркнула я, — Ещё первые мореплаватели, увидев берега Тальи, окрестили столицу «Городом тысячи светильников». Теперь это наша визитная карточка, как знаменитый Колосс из Страны Трёх Рек. Если огни вдруг погаснут, это для иноземных купцов и шпионов станет сигналом о том, что империя Ишшарра в упадке.

— Ну, я, если честно, собирался их погасить, — признался Эйтан, — Излишки. За те деньги, которые мы тратим на эти проклятые фонари, можно пару Академий построить.

— Да, наверное, — согласилась я быстро. Змей пытливо прищурился:

— Слышу сомнение в голосе. Думаешь, это неразумно?

— Что Вы? Разумеется, с экономической точки зрения это правильно, — поспешила я заверить Эйтана, — Просто для меня огни Тальи — это нечто незыблемое, это — символ.

— Вот как? — глаза принца странно блестели в отсветах уходящего солнца, — Символ чего?

— Истории, — отозвалась я задумчиво, — Величия. Императорской власти. Это — как Дозорная Башня, как Ворота Перемен, как Библиотека. Всё изменится, все уйдут, но они будут гореть. Помните, как говорил принц Эдан: «Все люди — фанатики света, и в этом они недалеко ушли от насекомых. Там, где богатство, благополучие и власть — там всегда свет».

— Ты читала Дневники Снежного Принца?

— Конечно! — эта беседа с каждым мгновением доставляла мне все больше удовольствия, заставляя радостно улыбаться, — Он — мой кумир, и я всегда ставлю для него светильник на подоконник, когда приходит Ночь Усопших. Он ведь первый муэти, который доказал, что мы — не уроды!..

Осознав, что говорю не то и не о том, я умолкла на полуслове. Эйтан прищурился:

— Понимаю… Между прочим, кажется, обожать свет — свойство всех муэти. Я… тоже читал его Дневники, там он постоянно упоминает об обустройстве новых светильников и о том, как он любит смотреть на их сияние. Если честно, мне кажется, это просто каприз.

— Все члены императорской семьи подвержены капризам, — возразила я спокойно, — Он потратил деньги на светильники, а ещё — на Академию, и новые корабли… нет смысла продолжать этот список. Мне кажется, это достойней, чем превращать часть дворца в аквариум, как это сделал Ваш дед, или разводить в угоду придворным павлинов, как Ваш прадед, или содержать пять тысяч наложниц, как Ваш…

— Стоп-стоп! — прервал мои эмоциональные излияния собеседник, — Не заставляй меня бояться за свою наследственность.

— Да что Вам бояться-то, у Вас с этим всё хорошо, — поспешила я польстить принцу.

Мы рассмеялись.

— Ты единственная женщина на моей памяти, с которой я свободно могу общаться на подобные темы, — сообщил он мне доверительно.

— Провели бы Вы столько же времени в Библиотеке, Вы смогли бы свободно общаться о чём угодно. Даже о разведении павлинов.

Принц хмыкнул, но ничего не сказал. Я же с искренним облегчением смотрела на скрывающееся за горизонтом солнце. Запутавшись в мачтах торговых кораблей, осветив море во все оттенки алого, горячий слепящий шар уходил, оставляя за собой благословенную тьму. Морские птицы носились низко над волнами, предвещая непогоду; их предсказание подтверждали низкие серые тучи, спрятавшие добрую половину неба.

На этих гончих Ситани, богини грозы, я взирала с некоторой обидой: появись они раньше, мне не пришлось бы сейчас мучиться от нестерпимой боли в глазах и коже.

— Спасибо тебе, — вдруг ворвался в мои мысли серьёзный голос его высочества, — И знаешь, возможно, ты права насчёт светильников.

Да демон с ней, с кожей. В первый раз, что ли?

Повернувшись к Змею, я увидела, что смотрит он не на порт, а на меня, причём пристально и выжидающе. Меня охватила неловкость, принудившая опустить взгляд. Необходимо было что-то сказать, но мыслей не было. Они исчезли, оставив растерянность и головную боль. Внезапно в глазах у меня потемнело, и, не успев сказать ни слова, я кулём осела на влажную землю.

Казалось, что я плыву в какой-то вязкой, дурманящей жидкости. Веки налились тяжестью так, что не хватало сил распахнуть их; сквозь окружающий туман несколько раз доносились голоса, но расслышать, что именно они говорят, не было возможности. Странные видения проносились передо мною, замещая реальность, а кожа на лице и руках горела огнём. Я металась, всхлипывала, но никуда не могла деться от вездесущего, всепоглощающего света, окружившего со всех сторон. Пропало все, отступило на второй план, и осталась только одна мысль, навязчиво-обжигающая и важная: я ненавижу солнце.

В какой-то момент боль немного отступила, сменившись блаженным спокойствием. Казалось, кто-то призрачный, но любящий обнимает, забирая всё плохое, укрывая от печалей и невзгод.

«Спи, спи, девочка, — нашёптывал странный голос, — Я здесь, я всегда — рядом с тобой. Спи, доченька, вокруг — безопасно…»

На меня начала накатывать странная нега, но полностью уснуть не удавалось — мешали какие-то настойчивые звуки, вызывая смутную тревогу. Собрав все свои силы, я прислушалась, и чужой разговор пробился сквозь туман отчуждённости и дремоты.

— Что с ней? — в смутно знакомом мужском голосе дрожала едва сдерживаемая ярость.

— Ваше Высочество, будьте добры, успокойтесь, — второй голос также принадлежал мужчине, но был мягким и обволакивающим, словно сироп, — Малышка просто слишком долго пробыла на улице на дневном свете, вот и последствия. Вы, мой Солнечный Император, должны прекрасно знать, как Луноликие реагируют на прямые лучи Вашего божества.

В последней фразе говорившего прозвучала нескрываемая насмешка, которая, кажется, окончательно вывела его собеседника из себя:

— Какого демона вы не установили вокруг неё какую-нибудь защиту? — от этих рычащих интонаций даже мне захотелось спрятаться куда-нибудь. Но обладатель мягкого голоса, судя по всему, человеком был совершенно не пугливым.

— Ваше высочество, мы маги, а не боги, — ответил он с достоинством, — Конечно, мы можем создать вокруг кожи девушки тёмную пелену, но глупо полагать, что это будет незаметно; и вообще, плащ и перчатки решили бы эту проблему лучше, чем любая магия, так что не стоит переносить свою вину на меня. И вообще, не отвлекайте пэри Эстатру: Покров Тьмы — плетение трудоемкое и крайне непредсказуемое.

— И зачем же нужно применять именно этот «Покров»? — на разъяренного мужчину просьба замолчать, похоже, впечатления не произвела.

— Муэти — порождение Луны, то есть, их изначальная стихия — тьма. Эффективней всего лечить их именно с её использованием, — тоном лектора пояснил его собеседник. Ему, кажется, что-то сказали в ответ, но этого я уже не расслышала, нырнув в спасительное беспамятство.

Следующее моё пробуждение было весьма приятным: не сразу отринув сновидение, я нежилась в мягкой, словно шёлк, темноте, наслаждаясь небывалым теплом и уютом. Запах ночных цветов щекотал ноздри, шелест дождя заставлял блаженно улыбаться, ласкающие кожу простыни были лёгкими и нежными, словно пух…

И вот тут мой разум, проанализировав полученные данные, взбунтовался, вырывая тело из сладкой дрёмы. Я резко села на кровати, дико оглядываясь по сторонам; надо сказать, увиденное не могло не шокировать.

Пристанищем моим служила громадная комната, обставленная в столь любимой Ящерицей зелёно-желтой цветовой гамме. Я лежала на громадной кровати с развевающимся балдахином, сделанным из лёгкой полупрозрачной ткани; изящная обстановка комнаты, безликая, но уютная, позволяла предположить, что я нахожусь в одном из женских гостевых покоев, образчики которых были в каждом богатом доме. Несомненно, это было лестно: насколько я знала, обычно такие комнаты предоставляли путешествующим пэри, либо, в порядке исключения, купеческим дочкам.

Осторожно поднявшись, я обнаружила, что лежу под тонким покрывалом совершенно обнажённой — если не считать одеждой овальный амулет на шее. Очевидно, маги раздели меня, пока лечили; отринув возникшее было смущение, я напомнила себе, что это вполне разумно с их стороны. Но необходимо было отыскать какую-нибудь одежду: расхаживать в таком виде по резиденции ящериц было бы, мягко говоря, неприлично.

Впрочем, долго задаваться этим вопросом не пришлось: кто-то заботливый и предусмотрительный оставил на тумбочке у кровати тёмно-бордовую накидку, широкий белый пояс и мягкие домашние ботти. Наслаждаясь тем, как дорогая ткань ласкает воспаленную кожу, я мысленно признала, что вкус на вещи у Эстатры Ящерицы просто отменный. Отбросив на время все посторонние мысли, я направилась к высокому зеркалу, занимавшему, без преуменьшений, половину стены.

Что сказать? Этот цвет, напоминавший о загустевшей крови, мне был действительно к лицу, оттеняя почти прозрачную бледную кожу с чуть синеватыми прожилками вен, розовые глаза и белоснежные волосы. Даже ожоги и синяки, полузажившие, но ещё заметные, не испортили мне удовольствия.

Впрочем, насладиться долго мне не позволили: дверь с грохотом распахнулась, явив моему взору Эйтана. Взгляд Наследника Ишшарры метнулся к кровати, пробежал по комнате и остановился на мне. В серых глазах начало разгораться безудержное, холодное пламя ярости.

— Очнулась? — тон его голоса не предвещал ничего хорошего.

— Видимо, да, — отозвалась я как можно спокойней, мысленно прикидывая, как можно успокоить Наследника. Как на беду, дельные мысли голову не посещали.

— Сядь! — рявкнул Змей, заставив подпрыгнуть. Спорить с мужчиной, когда он в таком состоянии — себе дороже, потому я настолько быстро, насколько позволили последствия болезни, прошла к ближайшему парящему креслу и села.

Эйтан, зло сверкая глазами, двинулся вперёд, оттолкнув с дороги второе «летающее» кресло. Несчастный предмет меблировки врезался в стенку и, тихонько загудев, упал на пол, однако Змей даже не обратил внимание на такую мелочь. Он остановился напротив меня и тихо проговорил низким, холодным голосом:

— Итак, я не буду сейчас разбирать, какая ты идиотка. Только один вопрос: ты понимаешь, что едва не умерла?

— Да, Ваше Высочество, — отозвалась я негромко.

— Отлично. Ну и ради чего, позволь узнать?

Я внимательно посмотрела на него и твёрдо сказала:

— Простите, что доставила Вам неприятности — я не хотела. Мне казалось, что лихорадка придёт ночью, но в этот раз процесс проходил очень быстро: может быть, из-за синяков и ослабленного организма. Простите, что Вам пришлось возиться со мной.

Кажется, мои слова только разозлили принца ещё больше, но тон его был неестественно спокойным, когда он проговорил:

— Отвечай на заданный вопрос. Зачем? И не делай вид, будто не понимаешь, о чём я.

Отпираться дальше было бессмысленно, потому я пожала плечами и спокойно признала:

— Чтобы почувствовать себя живой.

Ярость схлынула с его лица, оставив там странное выражение — не понять.

— И ты считаешь, что одно мгновение может стоить здоровья, а то и жизни?

Я только улыбнулась:

— Бывают мгновения, которые стоят всего. Встретить закат, возможно, последний в жизни, вместе с человеком, который может стать Императором, но все равно смеётся с тобою вместе; под чужим обличьем, под открытым солнцем, не пряча лицо за плащом, глядя на огни Тальи… Оно того стоит, мой принц. Однозначно.

Стало тихо. Губы Эйтана изогнулись в странной усмешке, острой и понимающей. Не говоря ни слова, он медленно шагнул вперёд, и я вдруг очень остро почувствовала темноту, плещущуюся вокруг нас. Маленькие фонарики, парящие под потолком, неспособны были полностью разогнать её, бросая на лицо и одежду принца странные отсветы. Его наряд тихо шелестел, когда, не говоря ни слова, Змей шёл вперёд, не сводя с меня глаз. Остановившись за моим креслом, он вдруг положил руки мне на плечи и медленно, осторожно провёл пальцами от обнаженной ключицы вверх по шее, вызвав в моём теле странную дрожь. Я вдруг как-то очень остро ощутила его запах, резкий и терпкий; дыхание участилось, а сердце накрыло болезненное, безнадёжное осознание: я бы отдала все на свете, чтобы провести с ним несколько ночей, стать ненадолго не муэти, а обычной, желанной женщиной…

Он резко убрал руки, развернулся и направился к выходу. Уже на пороге Наследник обернулся и тихо заметил:

— Чтобы чувствовать себя живой, не обязательно смотреть в глаза смерти, девочка. Есть другие способы; чуть позже я их тебе покажу. Пока — отдыхай.

Дверь захлопнулась, оставив меня в одиночестве. Впрочем, это не тяготило: у меня появилось достаточно пищи для размышлений.

Глава 13 Купальни Ящерицы

Утро пришло ко мне вместе с привлекательной юной прислужницей, принесшей завтрак. Божественный аромат рыбы киту, спелых фруктов и пряного чая наполнил комнату, настраивая на миролюбивый лад. Вежливо поблагодарив девушку, я уточнила:

— Скажите, а где поселили моего спутника? Могу я с ним повидаться?

Прислужница слегка поклонилась, выражая уважение к гостье, и спокойно ответила:

— Он в другом крыле, Госпожа, в мужском гостевом покое; к сожалению, сейчас встретиться с ним Вы не сможете: он ушел.

— Куда? — задала я глупейший из возможных вопросов просто для того, чтобы не молчать; новость, разумеется, произвела на меня впечатление.

— Я не знаю, Госпожа, — вполне предсказуемо отозвалась девушка, быстро расставляя приборы на низеньком сервировочном столике, — Но Господин строго запретил куда-либо Вас выпускать, поскольку Вы не оправились после болезни. Потому, если Вам что-либо понадобится, звоните в колокольчик: я постараюсь удовлетворить любое Ваше желание.

— Благодарю, — выдавила я вымученную улыбку, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Разумеется, он ушёл без меня! Зачем ему ненадёжный человек, способный в угоду прихоти в любой момент поставить все под угрозу? Осознание сделанной глупости навалилось на плечи тяжёлым хомутом, придавливая к полу.

Я металась по богато обставленной комнате, как загнанный зверь, не находя себе места, и до крови кусала губы: бездействие вкупе с неизвестностью всегда доводили меня до белого каления. Как назло, под рукой не было книги или музыкального кристалла, чтобы отвлечься; привлечённые тишиной просторной комнаты, назойливые мысли, словно мухи, кружились в голове.

Разумеется, стоило бы внять доброму совету юной прислужницы, данному на прощание, и отдохнуть, но, к сожалению, в тот момент психика моя не была на это способна. В голове, заглушая все остальные мысли, бился глупый вопрос: «А что, если он не вернётся?!»

Мои метания прервал стук в дверь. Неимоверным усилием воли натянув на лицо доброжелательную улыбку, я негромко предложила нежданному гостю войти.

В комнату проскользнула миниатюрная девочка-служанка, но не та, что приносила завтрак: наряд вошедшей был более откровенным и ярким. Не поднимая на меня глаз, она предельно вежливо сообщила, что пэри Эстатра ожидает меня.

Признаюсь честно, подобного поворота событий я не ожидала. Что бы Сиятельной ни было нужно, ничего хорошего ждать не приходилось. Медленно кивнув гостье, я последовала за ней по паутинному переплетению переходов особняка. Амулет, подаренный принцем, успокаивающе потеплел: как бы там ни было, а магией на меня никто повлиять не мог… Оставалось только выслушать то, что пэри могла мне сказать.

Помещение, куда привела меня спутница, повергло меня в лёгкий культурный шок: вместо ожидаемого кабинета пред взором моим предстало длинное помещение купален, какие мне доводилось видеть впервые в жизни. Комната занимала около трёхсот шагов, имела неправильную форму и весьма причудливую архитектуру. Разбросанные в произвольном порядке колонны подчёркивали неправильной формы бассейны, наполненные разного цвета жидкостями для омовения, и поддерживали расписной вогнутый потолок. Стены украшали попеременно то вышитые гобелены, то различные зеркала, отражающие все, происходящее в купальнях. В клубах ароматного пара, обволакивающего всё вокруг, тенями сновали неприметные служанки.

Хозяйка этого великолепия ожидала меня, стоя над небольшим искусственным водоёмом, наполненным сияющей голубой водой. Простоволосая, облаченная в мягко мерцающую изумрудную накидку, Эстатра была безмерно красива. Однако, я искренне недоумевала: зачем она пригласила меня в столь странное место?

— Пэри, Вы меня звали, — рискнула я подать голос. Эстатра неспешно повернулась ко мне и мягким движением отбросила волосы, упавшие на лицо.

— Омали, — кивнула она, — Рада, что Вы нашли время ко мне заглянуть.

Я едва удержалась от того, чтобы поморщиться. Ещё бы, пэри, я не нашла времени! Тем, кто отказывается от Ваших приглашений, приходится прогуливаться в сопровождении пары дюжих стражей из Дома Ящерицы…

Вслух, однако, я произнесла следующее:

— Я польщена, пэри. Ваше приглашение стало сюрпризом.

— Надеюсь, приятным? — с лукавой усмешкой уточнила Сиятельная.

— Ещё не определилась, — призналась я честно. Женщина рассмеялась.

— Умна! Впрочем, ничего иного я и не ожидала от Вас, моя девочка, коль уж Вы сумели завоевать уважение моей дочери и благосклонность самого Серебристого Змея. Про его крутой норов ходят легенды, и ни одна из лиссэс, пытавшихся добиться его внимания, не достигла успеха.

Мне показалось излишним комментировать слова Ящерицы; понять её мотивы не представлялось возможным, и это безумно нервировало. Эстатра же, как ни в чем не бывало, продолжила:

— Впрочем, это мы успеем обсудить, лежа в исцеляющей воде. Наследник проявляет беспокойство о Вашем здоровье, и я хочу сделать ему — и, конечно же, Вам, — приятное. Так что — прошу!

Приглашающе кивнув в сторону бассейна, женщина повела плечами, сбрасывая лёгкую ткань. Накидка шёлком скользнула по бархатистой коже, оставшись лежать у ног Ящерицы. Она, ничуть не стесняясь моего присутствия, принялась медленно опускаться по каменным ступенькам в мерцающую воду.

Я же, не ожидавшая такого поворота событий, стояла, не зная, как реагировать на приглашение пэри. Стоит ли воспринимать его всерьёз? Или, возможно, это была просто утончённая шутка, смысл которой мне не удалось уловить?

— Омали, вода очаровательна, — Эстатра уже успела окунуться в мерцающую жидкость с головой и теперь присела на специально выбитый в стене водоёма выступ, — Не игнорируйте моё предложение, очень прошу! Или, быть может, Вы меня стесняетесь?

Бросив на Сиятельную пэри прохладный взгляд, я неспешно сняла одежду. Ничего предосудительного в ситуации действительно не было, к тому же, особой стеснительностью я никогда не страдала. Если Эстатра желала смутить или дезориентировать меня таким способом, то тактику выбрала откровенно неправильную.

Ящерица внимательно следила за каждым моим движением, однако насмехаться над моей худобой или кожей, покрытой ссадинами, не спешила, за что, пожалуй, я была ей благодарна.

Сияющая жидкость, наполнявшая бассейн, оказалась тёплой и обволакивающей, словно масло. Опустившись на первую ступеньку, я буквально прикрыла глаза от наслаждения, ощутив, как вязкие потоки охватывают усталые ноги…

— Я слышала, что у муэти сверхчувствительная кожа, — задумчиво прокомментировала пэри Эстатра, — Думаю, Вы одна из тех, кто сможет оценить прелесть этой ванны в полной мере.

Я криво улыбнулась, опустив взгляд на почерневшие синяки на теле:

— Да, пэри. Моя кожа действительно такова.

Ящерица улыбнулась:

— К чему ирония? Многие лиссэс отдали бы всё состояние за возможность столь остро всё чувствовать… впрочем, отложим этот разговор. Окунитесь с головой, моя девочка, чтобы настой мог исцелить Ваше лицо. Поверьте, синяки и солнечные ожоги Вам совсем не идут.

Не отвечая на реплику женщины, я поспешила последовать её совету. Ощущения вязкие тёплые потоки дарили действительно ошеломляющие, и упускать возможность их испытать мне не хотелось. Не растягивая представление, я окунулась в сияющую голубизну с головой.

Вода тут же окутала меня, лаская кожу, перебирая волосы призрачными пальцами, невидимыми водоворотами огибая всё тело, убаюкивая и успокаивая. Казалось, что из меня вымывает всю ту усталость и боль, что мне довелось испытать, взамен оставляя звенящее чувство эйфории. Прерывать этот миг не хотелось; я вынырнула лишь тогда, когда лёгкие начали гореть огнём от недостатка воздуха.

— Вот, — оглядев меня, удовлетворённо улыбнулась пэри, — Сейчас, моя девочка, Вы окончательно стали похожи на любимую женщину Императора.

После этой фразы многое стало понятным, в том числе, столь щедрое предложение со стороны Сиятельной. Покривив губы в ироничной улыбке, я негромко отозвалась:

— Не хочу огорчать Вас, пэри, но Вы неправильно поняли ситуацию. Мы с Его Высочеством… как бы работаем вместе. Я не его любимая женщина.

— Ну, думаю, это вопрос времени, девочка моя, не более того.

Я присела на выступе напротив Сиятельной и положила голову на бортик бассейна, чтобы не смотреть в её мерцающие зелёные глаза. Было больно и неприятно, ведь в тот момент я была убеждена: Эстатра просто насмехается надо мною.

Клубы пара, окружившие меня, стали гуще и зашевелились. Разумеется, то было просто игрою моего воображения, но чётко и ясно, словно наяву, я увидела перед собой Госпожу Тасири. Чёрный призрак моего детства, почтенная вдова с двумя дочерьми, жившая по соседству с нами, которая впервые открыла мне глаза на правду, выступила из тумана и заговорила высоким, визгливым голосом, чеканя слова:

«Ты посмотри на себя, девочка. Кожа и кости, демоново отродье! Ты же не способна даже ведро поднять, куда тебе засматриваться на мужчин? Что такая, как ты, может дать мужу? Слабая, неумелая, некрасивая, одно достоинство — мозги, но кого они волнуют? Жаль мне Кимата, такую дочь до старости на горбу волочь…»

Тяжело сглотнув, я прикрыла глаза. Странно, мне было тогда всего шесть, а каждое слово врезалось в память, обжигая, словно калёное железо. Она говорила правду, и я это понимала.

Госпожа Тасири была совсем не похожа на мою мать: статная, крутобёдрая, полнолицая, шумная, она привлекала к себе взгляды мужчин, и мой отец не был исключением. Моя мать, хрупкая и невысокая, совсем не считалась красавицей, к тому же, имела образование; таких, как она, сельчане не любили. Неприязнь эта многократно усилилась, когда она родила меня, ни на кого не похожую отшельницу. Вот дочери Тасири, как и она сама, были здоровы, эмоциональны, желанны…

Я снова моргнула, и туман перед глазами немного развеялся.

— Омали? Омали, Вам плохо? — голос Ящерицы пробивался ко мне, как сквозь стекло. Моргнув несколько раз, я прогнала наваждение и посмотрела на собеседницу:

— Всё хорошо, пэри. Мысли, только и всего.

Эстатра хитро улыбнулась:

— Я понимаю, милая. Но Вы так побледнели… Боитесь за возлюбленного?

Эта ситуация начинала меня злить:

— Пэри, право, я не знаю, чего Вы добиваетесь своими намёками. Между мною и Его Высочеством нет отношений такого рода, и не может быть.

На Эстатру моя раздражённая речь, впрочем, особого впечатления не произвела. Пожав плечами, она заметила:

— Невозможное, девочка моя, столь бурно не отрицают… или, быть может, Вы скажете, что юный Змей Вам не по душе?

Я покачала головой:

— Мне неприятен этот разговор, пэри. И Вы, и я понимаем: дело не в моём отношении, а в той пропасти, что нас с ним разделяет.

Ящерица хмыкнула и изящно изогнулась, зачёрпывая ладошкой голубой воды из бассейна. Подняв на меня взгляд, Эстратра негромко заметила:

— Не будьте ребёнком, милая; только дети любят придумывать для себя непреодолимые препятствия и несчастную любовь. Взрослые люди знают: непреодолимых препятствий не бывает; все в этой жизни — вопрос цены.

Я зло тряхнула головой; невозможно было не понять, куда клонила пэри. В тот момент меня даже больше занимал ответ на вопрос — зачем она это делает?

Поколебавшись секунду, я все же прямо сказала:

— Чего Вы хотите от меня сейчас, пэри? Зачем эти разговоры и намёки? Я не понимаю Вас.

Она откинулась на бортик бассейна:

— Будем считать, что мне тебя жаль. Ты упускаешь свой шанс.

Я ответила ей кривой усмешкой:

— О Вашей жалостливости многие наслышаны. Я не нуждаюсь в её проявлениях, поверьте. Это всё, что Вы хотели сегодня со мною обсудить?

Эстатра покачала головой:

— Тише-тише, не стоит так нервничать, милая. Ссориться с тобой не входит в мои планы, иначе, поверь, я не спустила бы тебе столь небрежный тон разговора. Не стану скрывать — тебя, следуя воле богов, я желала бы видеть возле принца Эйтана. К тому же, буду откровенна: ты единственная, кому удалось подобраться к нему так близко.

— Куда логичней было бы свести Эйтана с вашей дочерью. Разве так не надёжней? — уточнила я зло. Ящерица криво улыбнулась в ответ и холодно проговорила:

— Я не настолько ненавижу собственного ребёнка, девочка. И — не забывайся.

В её словах был смысл. Склонив голову, я негромко проговорила:

— Простите, я действительно забылась. Но что Вы имеете в виду, говоря, что следуете воле богов?

Эстатра улыбнулась:

— Не так давно я обратилась к великой Тани-ти за советом: как уничтожить Эжара Кота и возвеличить магов? Той же ночью мне пришло видение; оно говорит, что погибель Эжара Кота — ты.

Признаюсь честно, подобные откровения не привели меня в неземной восторг. Перспектива стать врагом, а то и гипотетической «погибелью» для одного из могущественнейших пэров Ишшарры, славившегося дурным характером и своеобразными пристрастиями, меня пугала.

— И что, во сне так и говорилось, что муэти по имени Омали поможет Вам уничтожить Эжара Кота?

— Практически, — улыбнулась пэри, — Мне приснился громадный рыжий кот с окровавленной мордой и белоснежная куница со следами от змеиных зубов на шее; кот бежал вслед за куницей по тёмному лесу, а она ластилась к нему, то подбираясь ближе, то отбегая подальше. Заросли становились всё гуще, но рыжий зверь, не замечая этого, следовал за белоснежной проводницей. Наконец, куница завела спутника в болото, где его сожрал громадный серебристый змей; так кончилось мой видение.

— И Вы думаете, что куница — это я? — уточнила я осторожно, памятуя, что с безумцами в принципе лучше не спорить. Эстатра улыбнулась:

— Я знаю точно, девочка: это будешь ты.

— А кто ещё знает о воле богов? — спросила я, чувствуя, как замирает от дурного предчувствия сердце. Было ясно, как день: если до Эжара Кота дойдёт хоть отголосок слухов о бредовом «видении» Ящерицы, за мою жизнь никто не дат ни монетки. Глава Торгового Альянса в шестнадцатилетнем возрасте занял свой пост, убив ради этого старшего брата, его беременную жену и годовалого сына. Дальнейшие его действия только утвердили современников во мнении, что Алый Кот, обладая выдающимся умом, не стесняется в средствах и всегда достигает целей. Эжар был правой рукой Императора и негласным руководителем Промышленного Альянса, официальный Глава которого ел у Кота из рук. Иметь такого врага — не та роскошь, которую может себе позволить двадцатилетняя безродная муэти.

Наверное, мысли мои очень уж ярко отразились на лице, поскольку Эстатра быстро сказала:

— Нет; пророчества такого рода разглашать всем подряд нельзя, дабы не гневить богов. Никто, кроме меня и тебя, не знает о нём.

Слова пэри заставили немного расслабиться; в конечном итоге, каждый сходит с ума по-своему. Если пэри Эстатре нравилось верить, что я, аки Спаситель Адад, послана ей богами — не мне её разочаровывать. Пока о пророчестве никто не знал, гнева со стороны Кота можно было не опасаться. С другой стороны, была вероятность того, что Ящерица поможет мне сблизиться с Эйтаном. За это я была готова простить ей любые странности и даже подыграть по мере возможностей.

Нет, я не верила в тот момент, что могу достаточно долго интересовать Змея, как женщина; но Эстатре об этом знать не следовало.

— Что же, пэри, благодарю Вас за доверие, хотя и не имею той же уверенности в правильности Ваших видений, — проговорила я осторожно, тщательно подбирая слова, — И, коль Вы уж действительно желаете видеть меня возле Серебристого Змея, расскажите мне о нём.

Брови пэри приподнялись:

— Разумно. Что же… Эйтан дан Ониа, Серебристый Змей, был рождён двадцать три года назад Лиалин, уроженкой Сакии, одной из младших жён Эшона Нетерпеливого. Мать Змея была умной, образованной и весьма привлекательной; после рождения сына она начала приобретать определённую власть при дворе и чрезмерное влияние на супруга, что многим не нравилось. Её отравили, когда Эйтану было семь лет. Принц остался один, и, если верить докладам наших шпионов, ему сильно доставалось и от старших братьев, и от их матерей.

— Почему? Он был не единственным принцем…

— Верно. Но он был единственным Змеем, если ты понимаешь, о чём я.

— Зависть…

— Разумеется. Ты знаешь, по какому принципу Чаша дарует юному принцу имя?

— Нет, знаю только, что Змей имеет при равных условиях больше шансов попасть на трон, чем, например, Волк или Лис, но меньше, нежели Дракон. Причины этого мне неведомы.

— Неудивительно — об этом не принято знать простолюдинам. Как ты сама упомянула, у Императоров Ишшарры есть четыре родовых тотема: Волк, Лис, Змей и Дракон. Ты знаешь легенду об их возникновении? Вспомни её в подробностях, пока мы сменим бассейн.

Последняя фраза пэри заставила меня изумлённо вздрогнуть: погруженная в невесёлые раздумья, я успела напрочь забыть о той необычной обстановке, что нас окружала. Между тем, надо мной склонился полуобнажённый темноволосый мальчик лет шестнадцати; он протянул руку, ожидая, когда я изволю вылезти из бассейна. Такой же юноша, но светловолосый, подошёл к Ящерице.

— Не беспокойся, глупенькая, — рассмеялась пэри, увидев моё лицо, — Их разум полностью подчинён; они глухи и немы, пока я не прикажу; ни один из них даже не вспомнит, о чём мы говорили. К тому же, — по её губам скользнула быстрая, хищная усмешка, — Твоего лица они не вспомнят тоже, так что скромность можешь не изображать. Лучше скажи, хороши?

Я невольно бросила взгляд на мальчишек. Ухоженные, отлично сложенные, юные, со стеклянными, полными похоти глазами…

Затолкав непрошенную жалость подальше, я без лишних ужимок вышла из воды, опираясь на руку темноволосого.

— Хороши, — признала я спокойно, пока юноша осторожно вытирал мягкой тканью голубоватые капли влаги с моего тела. Готова признать: делай он это по собственной воле, это было бы приятно. До дрожи приятно.

— Ах, благодарю, — звонкий смех Эстатры пронесся по купальням жутковатым эхом, — Мне их в счёт долга отдали, между прочим. Их собственные родители променяли их на клочок земли у моря и магическое благословение для торгового корабля.

Я тихо фыркнула:

— Меня это не удивляет. И часто Вы берёте оплату живым товаром? — уточнила, искренне стараясь, чтобы в голосе звучало только любопытство. Ящерица тонко усмехнулась:

— Если оно того стоит, моя девочка. Следуй за мной, нас ждёт новый бассейн.

На плечи мне опустилась полупрозрачная кружевная накидка, напоминающая вязь инея на стекле. Была она лёгкой, приятной и так ласкала кожу, что я невольно прикрыла глаза. Хотелось избавиться ото всех лишних мыслей, отбросить страх и просто наслаждаться этой дивной, ни на что не похожей атмосферой, такой же красивой и порочной, как и та, кто её создал.

— Нравится? — голос Эстатры стал ниже, в нём появились непонятные мне опасные нотки, — Они сплетены из волокон таши-ни; влияют на нервную систему человека. Впрочем, ты и сама наверняка это чувствуешь, не так ли?

— Да, — мягко призналась я, — Потрясающие ощущения.

Во мне боролись два противоборствующих, равных по силе желания; одно из них призывало наплевать на все правила приличия и бежать от безумной пэри, куда глаза глядят, до тех пор, пока нас не будет разделять расстояние в пару дневных переходов. Но вторая моя половина искренне наслаждалась этой возможностью прикоснуться к чему-то неведомому, новому, прочувствовать то, чего не знала ранее; и женщина напротив, жестокая и склонная к безумию, все же вызывала куда больше уважения и восхищения, чем большинство знакомых мне людей — настолько она была яркой.

Глупо лгать самой себе: да, меня пугало происходящее, но — мне действительно это нравилось.

Второй бассейн был чуть меньше предыдущего, и белая жидкость, его наполнившая, подозрительно напоминала…

— Это что, молоко?! — вопрос вырвался помимо воли. Всё же, выросшая на ферме, я слишком привыкла относиться бережливо к этому продукту.

— Да, — улыбнулась пэри, наблюдая, как я вслед за ней сбрасываю накидку и погружаюсь в тёплую жидкость, — Поверь, такие ванны крайне полезны для кожи. Так что, ты мне расскажешь Легенду об Императорских тотемах?

Честно говоря, говорить мне не хотелось совершенно, тем более — о каких-то там тотемах. Мой провожатый массировал мне плечи, молоко ласкало кожу, и мысли разбегались, словно жуки; однако, усилием воли я заставила себя вернуться к прерванной теме:

— Легенда гласит, что много веков назад Солнечный Бог взглянул вниз и ужаснулся тому, что видел; люди, его излюбленные творения, вызвали у него только жалость и сожаления. И тогда, в порыве злости, он заключил в душу одного из людей, мота, путешественника и прелюбодея, духи четырёх Зверей. Первая сущность принадлежала мудрому, смелому, могущественному и бессмертному Дракону, жившему в подземельях. Вторым заключенным был дух хитрого, жестокого, умного и быстрого Змея-Полоза, чьей вотчиной были болота. Третьим — сущность любопытного, ловкого, жадного и артистичного Лиса, чьи норы были в полях. Последней была душа надёжного, жёсткого, верного и упрямого Волка, что охотился в северных лесах. Когда сила Зверей перешла человеку, он возжелал изменить мир для себя. Позднее его назвали Эрасом Величайшим, первым Императором Ишшарры. Каждому из детей Эраса, а также его потомков, передается частичка сущности одного Зверя; Чаша Наследия помогает определить, какого именно, и дать ребёнку родовое имя; вот все, что мне известно.

Эстатра кивнула:

— Что же, справедливо; но есть ещё кое-что. История показала, что Императоры, рожденные под определённым тотемом, имеют общие характеристики, не включенные в… скажем так, официальные летописи. Так, все Драконы любят войну ради войны и грабеж ради грабежа; победа — вот истинное имя их бога. Жадные, непримиримые, не признающие мнения, кроме собственного, и правды, кроме своей, Драконы — настоящие тираны, склонные к навязчивым идеям. Все принцы, носившие такое имя, приходили к власти и приносили стране как новые достижения, так и безмерные потери. Змеи же, о которых мы с тобой говорим, предпочитают коварство и хитрость откровенной войне; не склонные к показушным выступлениям, Императоры, носившие этот тотем, славились моральным садизмом, отсутствием принципов и пугающей страстью к играм.

— Азартным? Вроде карт или шахи? — удивилась я: подобных пристрастий в Эйтане не замечала.

— О, — улыбка пэри стала подозрительно широкой, — Не совсем. Впрочем, речь не о том: в Императорской семье Драконы не рождались уже семь веков; Змеи — два века, причем Эждяс Змей был зарезан в собственной кровати в возрасте двенадцати лет. Так что, думаю, ты понимаешь, почему Эйтан вызывал у многих пристальное внимание — он, можно сказать, уникален. Ни Лисы, склонные к расточительству, возлияниям и падкие на лесть, ни Волки, за которых обычно правят Советники, не могут сравниться со Змеями.

— Но почему же его сослали? — поразилась я искренне. Эстатра развеселилась:

— О, это было шоу! Когда у двенадцатилетнего Змея на балу спросили, по душе ли ему построенный отцом птичник, он при иностранных послах и Сиятельных пэрах сказал вслух то, о чём многие только думали.

Признаться честно, от такой формулировки мне стало не по себе.

— Что же он сказал? — уточнила я тихо, с изумлением осознав, что искренне переживаю за непутёвого двенадцатилетнего мальчишку.

— Он сказал, что Эжару Коту птичник нравится, наверное, только потому, что коты любят есть птиц. Он, Эйтан, птиц не любит и считает, что за те же деньги можно было отремонтировать один из военных кораблей, севших на мель — и толку больше, и шума меньше, — мягко проговорила Эстатра, внимательно наблюдая за моей реакцией. Каюсь, я едва удержалась от того, чтобы схватиться за голову: как ему такая глупость только пришла на ум?! Но показывать свои эмоции Ящерице я не собиралась, потому уточнила:

— И что, старый Лис сослал его?

— Не сразу, — пожала плечами Эстатра, — Сначала приказал выпороть, потом — посыпать раны солью до тех пор, пока Змей не признает себя ничтожным и глупым.

Мне вдруг показалось, что молоко в бассейне холодное, а руки массажиста — липкие и неприятные.

— И как, быстро признал?

— А ты как думаешь? В общем, Эйтана сослали в храм Ори-тани, что на северной границе; там мальчишка быстро освоился, возмужал и расправил крылья. Наставнику Ори, Жрецу Мизару, Змей очень понравился, и он взялся всему обучать парня. Спустя шесть лет мои шпионы доносили, что Эйтан сам всем заправляет, пока его Наставник борется с тяжелым недугом… подозрительно напоминающим отравление. Впрочем, это может быть обычным совпадением, как и пожар на мануфактурах Кота. Я права, девочка?

— Вы всегда правы, — отозвалась я, отрешённо глядя в потолок. Откровения откровениями, но выдавать тайны принца не входило в мои планы.

Прервав рассказ, Ящерица принялась рассеянно рисовать на белой поверхности неведомые узоры. Я тоже молчала, обдумывая услышанное.

— Что же, — прервала Эстатра затянувшееся молчание, — Нам снова пора покинуть бассейн, моя хорошая. Позволим ловким пальчикам поколдовать над нашими волосами, и, чтобы нам не было скучно, я расскажу тебе о женщинах в жизни принца Эйтана.

На наши плечи снова легли полупрозрачные накидки; я следовала за пэри Эстатрой, чувствуя, как накатывают волны нетерпения и жаркого, непонятного волнения, замешанного на иррациональной ревности. Сдерживая порывистую резкость движений, я с удивлением осознала, что ни одного откровения в жизни не жаждала столь отчаянно.

Мы сели в мягкие кресла и поставили ноги на теплые пуфы, для этого предназначенные. Наших провожатых сменили парень и девушка, которые были чуть постарше. Юноша подошел ко мне и начал перебирать пряди моих волос; его спутница, чуть поклонившись, занялась причёской Ящерицы. В ответ на мой чуть недоумённый взгляд, Эстатра улыбнулась уголком губ, поймала руку девушки и пробежалась дорожкой поцелуев по тонкому запястью.

— Кому что нравится, моя милая, — проговорила пэри низким, чуть хрипловатым голосом, — За свои деньги мы можем позволить себе маленькие… капризы.

Я прикрыла глаза, чувствуя, что, чего бы ни добивалась пэри, я уже не выйду из этих Купален прежней.

Тем временем мой личный парикмахер начал втирать какое-то масло в кожу головы, осторожно массируя корни волос.

— Закрой глаза, Омали, — велела Ящерица низким, чувственным голосом, которому крайне сложно не подчиниться, — Научись наслаждаться чужими прикосновениями, девочка моя. Почувствуй удовольствие — и ты когда-нибудь сможешь им поделиться…

Повисло молчание. Все, что я чувствовала — это умелые мужские пальцы, касающиеся моей кожи; это действительно было приятно.

— Итак, Эйтан дан Ониа… — начала Ящерица неспешно, — Кто был его первой любовницей, доподлинно неизвестно, но, предположительно, это была жена его покровителя, Жреца Ори. Она была старше принца на десять лет, и моложе своего мужа — на тридцать. Любовников у неё было предостаточно, но Эйтана она выделяла: возможно, её привлекал в нём титул, возможно, нечто иное… Как бы там ни было, один молчаливый, но наблюдательный человек, работавший в те времена в Храме, утверждал, что муж этой дамы ею же и был отравлен. Медленнодействующий яд, поражающий нервную систему, почтенная лэсса добавляла, вероятнее всего, в лекарства от мужской слабости, которые Жрец принимал — эдакая милая ирония. Тут я, как мне кажется, должна уточнить: рецепт этой отравы, как и правила её применения — информация, широкой общественности недоступная. Единственный источник, где её можно почерпнуть — Большая Императорская Библиотека, и мы обе понимаем, кто в окружении лэссы такими знаниями мог владеть.

Эстатра прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями своей светловолосой служанки, и замолчала. Очевидно, она хотела дать мне время на то, чтобы осознать услышанное.

Конечно, я могла бы, как многие девушки на моём месте, ужаснуться, разрыдаться или начать искать принцу оправдания. Но факты, названные Ящерицей, указывали на вполне определённую картину, неприглядную, но реальную и логичную. Женщину выдали замуж за старика, возможно, насильно; как и многие, оказавшиеся на её месте, мужа своего она возненавидела и принялась мстить ему — и себе заодно — изменяя направо и налево. Судьба столкнула её с принцем Эйтаном, желающим прибрать Храм к своим рукам — уж не знаю, зачем это было ему нужно. Но тогда логично предположить, что впоследствии она стала ненужным и опасным свидетелем…

— И от какого же несчастного случая она умерла? — спросила я насмешливо, — Утонула в ванной?

Эстатра расхохоталась:

— Почти — упала с лестницы и сломала шею.

— Предсказуемо, — я кивнула, чувствуя мерзкий холодок, пробежавший по спине. Ящерица хмыкнула:

— А ты умнее, чем мне сначала представлялось…

— Благодарю, — отозвалась я сухо. Не скрою, тело моё в купальнях отдохнуло, но вот разум туманился, пытаясь совладать с обилием новой информации. Хотелось сбежать подальше от терпких, одуряющих ароматов, остаться в одиночестве и все обдумать. К сожалению, я не имела подобного права: слишком важны были вещи, которые рассказывала Ящерица. Сколько бы счастья не приносило мне неведение, я должна была знать всё.

Словно ощутив мой настрой, пэри прикрыла глаза, откинулась назад и продолжила:

— Когда почтенная лэсса скоропостижно скончалась, Эйтан остался фактическим хозяином Храма.

— Но он ведь не Жрец…

— Верно. Действовал наш прекрасный принц от имени Жреца Мизара, мозг которого к тому времени был развит не больше, чем у двухлетнего ребёнка. К сожалению, в то время надёжного человека, что поставлял мне сведения об Его Высочестве, казнили за крупные хищения из храмовой казны. Таким образом, о жизни принца между семнадцатью и девятнадцатью годами мне известно мало; до меня, однако, доходили слухи, что за эти два года принц сменил четырёх любовниц, причём трое из них были старше его. Так или иначе, в девятнадцать он впервые наведался в Дом Удовольствий, причем требования предъявил весьма своеобразные: Его Высочество обещал Матушке любые деньги, если она отыщет для него любовницу-муэти.

— Что?! — каюсь, я не сдержалась — слишком велик был мой шок. У меня не укладывалось в голове, что Змей, умный, привлекательный и хитрый выходец из императорской семьи, мог желать для себя женщину с уродством.

Эстатра покачала головой:

— Девочка, не расстраивай меня. Неужели ты не понимаешь, что Сахрос не стал бы просто так подбирать какую-то бродяжку на улице, давать ей работу, тратить на её обучение время и силы? Поверь, ты читала те же книги, что и принц Эйтан, на твоих кристаллах записана его любимая музыка, а на полочке стоит тот сорт чая, который Змей предпочитает пить. Ты не просто служанка, хорошо это или плохо; ты — подарок, который приготовил Сахрос для своего внука.

Мне с поразительной ясностью вспомнился разговор на кухне. «Думаешь, я не понимаю, почему старый ублюдок приставил ко мне именно тебя?» — спросил тогда Эйтан, и только сейчас я осознала, о чём именно он говорил.

— Но почему именно муэти? — спросила я хрипло.

— Причин, думаю, несколько, — последовал ответ, — Но с самого детства Змей был буквально помешан на этом феномене. Во-первых, его кумир, Снежный Принц, был муэти. Во-вторых, мальчик с детства интересовался шэрдонской культурой, а у них, если ты не слышала, Луноликие — существа почитаемые, а розовые глаза вкупе со светобоязнью — признак аристократизма. В-третьих, когда Змею было девять, столицу Ишшарры посещала Маэлита, лучшая куртизанка Страны Трёх Рек, которая тоже была муэти. Спустя год после того женщина умерла от малокровия, что стало для Эйтана ударом: после её визита он говорил только о Госпоже Маэлите, с упоением рассказывал, как они встретились в саду, какая она замечательная и как похожа на его маму. Думаю, на фоне склочных императорских жён, унижавших принца, эта муэти показалась ему просто богиней.

— Понимаю, — пробормотала я тихо, — А что случилось с той, которую подыскали для Эйтана в Доме Удовольствий?

— Они не нашли подходящей, — улыбнулась Эстатра, — Ты удивишься, девочка моя, но настоящие муэти вроде тебя — большая редкость, потому Матушка вынуждена была отказать принцу. Впоследствии он несколько раз пользовался услугами лиссэс, как опытных, так и совсем юных. Но не похоже, чтобы хоть одна из них заняла значимое место в его сердце.

Улыбнувшись, Эстатра поднялась, привлекая к себе девушку-прислужницу, и проговорила:

— На этой ноте мы расстанемся, моя милая. Я рассказала всё, что тебе следует знать, и выбор за тобой. Хотя, буду откровенна: скорее, это иллюзия выбора… так или иначе, я прошу тебя обдумать услышанное. Надеюсь, ты присоединишься ко мне за ужином?

— Да, пэри, — отозвалась я тихо, — Думаю, от таких предложений не отказываются.

Эстатра рассмеялась, и, небрежно кивнув мне, покинула купальни.

Глава 14. Завтра может не быть

— Госпожа, проснитесь. Пэри Эстатра распорядилась приготовить Вас к ужину, — голос прислужницы пробивался сквозь сладкую дрёму, отгоняя странные сумбурные видения, кружащие в моей голове.

После визита в купальни мне казалось, что уснуть я не смогу ещё дня два, но дурманящие запахи и расслабленные мышцы сделали свое дело: вернувшись в отведенные для меня покои, я тут же упала на кровать, завернулась в мягкое одеяло и забылась крепким, исцеляющим сном. Сновидения, которые меня посещали, отличались откровенностью и непредсказуемостью, и к служанке, разбудившей меня, у меня ни нашлось никаких тёплых чувств: слишком не хотелось прерывать чудный сон.

— Дайте мне минутку, — попросила я у прислужницы, и собственный голос показался низким, хриплым и чужим. Видения, навеянные сном, продолжали упорно стоять перед глазами, вызывая странную дрожь. Тело моё вдруг приобрело высокую чувствительность, реагируя на каждое прикосновение мягких тканей, устилающих кровать.

Умом я понимала, что эти чувства — просто воздействие психотропных веществ, которыми купальни Ящерицы были просто напичканы; однако, было этой неге что-то такое, что хотелось растянуть как можно дольше…

Тем не менее, к тому времени, как прислужница вернулась, мне удалось привести себя в относительно адекватное состояние: ужин с Ящерицей — не то мероприятие, на которое стоит опаздывать.

— С пробуждением, Госпожа! Ужин состоится через три часа, Вы должны быть готовы к тому времени.

— Три часа? — признаться честно, это меня насторожило, — А в чём же заключается подготовка?

Прислужница, светловолосая девушка лет двадцати, тепло улыбнулась:

— Пэри приказала одеть Вас и причесать так, чтобы ни один мужчина не смог отвести восхищенного взгляда от Вашей красоты.

— Ох, действительно, на такое три часа может оказаться мало, — пришлось мне признать, — Задачка не из лёгких.

Девушка не поняла моей иронии — или сделала вид, — и серьёзно ответила:

— Не переживайте, Госпожа. Хоть я и молода, но прошла обучение на должность компаньонки и наряжаю для торжеств саму пэри Эстатру. Поверьте, Вам понравится.

Три часа спустя, глядя на собственное отражение в зеркале ошеломлённым и неверящим взглядом, я вынуждена была признать: мне всё же понравилось. Не осталось даже сомнений в том, что девушка, колдовавшая над моим преображением, действительно обучалась с пятилетнего возраста в школе компаньонок, закрытом и крайне обособленном учебном заведении, где безжалостно ломали волю девочек, полностью переделывая их для нужд сиятельных пэри и обучая всему, что им необходимо знать.

Во что мне поверить действительно было сложно, так это в то, что женщина в отражении — это действительно я, а не какая-нибудь красивая незнакомая муэти, стоящая по ту сторону стекла.

Она была изящной, тонкой и гибкой, и белая блестящая ткань, напоминающая нетронутый снег, струилась вниз по её фигуре, перехваченная широким алым поясом. Рукава, неглубокое декольте и струящийся по полу шлейф украшала вышивка в тон поясу. Шея была абсолютно обнажена, что подчеркивало её длину и изящный изгиб. Волосы были поделены на три части и закручены вокруг изогнутых валиков на затылке; правый пучок украшал большой красный цветок. Только тонкие височные пряди падали вниз, переплетенные алыми лентами. Лицо осталось практически нетронутым — лишь немного бальзама, опять-таки красного, на губах.

И вот я видела в зеркале девушку, которая, казалось, воплощала кровь, пролившуюся на снег: такая же чуждая и притягательная. Её глаза казались огромными, губы — полными и сочными, фигура — изящной.

И она, кажется, все же была мной.

Это открытие шокировало и сбивало с толку. Мне это было в новинку — чувствовать себя привлекательной. «Интересно, что теперь сказала бы Госпожа Тасири о моей внешности?» — промелькнула в голове глупая, эгоистичная мысль.

— Вы прекрасны, Госпожа, — сообщила компаньонка одобрительно, — Пэри Эстатра не прогадала с нарядом. То, что могло выглядеть вульгарно на любой другой женщине, на Вас смотрится органично и достойно.

— Спасибо, — отозвалась я негромко и, не удержавшись, уточнила:

— А что, наряд подбирала пэри?

— Да, и Вы можете гордиться: ни одной из своих гостий она ещё не оказывала такой чести. Только наряд для Вас она запретила мне выбирать самой: сказала, что куда лучше успела Вас рассмотреть. Она не ошиблась.

Я вздохнула:

— Насколько я успела узнать пэри Эстатру, она крайне редко ошибается.

Наградой мне стала очередная быстрая улыбка на тонких губах девушки:

— Именно так, Госпожа. Прошу Вас, следуйте за мною.

Девушка привела меня в небольшую уютную гостиную, вся мебель в которой передвигалась за счёт длинных и подвижных, как у жуков, лапок. Пэри Эстатра и пэр Эйлт были единственными участниками вечерних посиделок; направив свои кресла поближе к полыхающему камину, они попивали что-то из стеклянных кубков и тихо переговаривались.

Увлечённые диалогом, они не расслышали моих шагов, потому мне ничего не оставалось, кроме как дать о себе знать.

— Добрый вечер, — поздоровалась я негромко, но пэры тут же умолкли, поворачиваясь ко мне.

Можно сказать, что мой дебют имел успех. Пэр Эйлт подавился и закашлялся; Эстатра улыбнулась, медленно поднялась из кресла и неспешно подошла. Некоторое время Ящерица просто рассматривала моё лицо, приподняв мне подбородок кончиком веера. Наконец, усмехнувшись, она резюмировала:

— Даже на Маэлите этот наряд не смотрелся настолько гармонично. Эйлт, ты мне должен ящик сирти — или у тебя будет наглость сказать, что я не выиграла спор?

Эйлт, прокашлявшись, заявил:

— Получишь свою выпивку, Сиятельная пэри. Клянусь демонами, в первый момент я её даже не узнал!

Эстатра рассмеялась:

— Брось. Эта девочка — просто сокровище, и мне жаль, что она — не для меня…

Оборот, который принял этот разговор, перестал мне нравиться окончательно, потому я поспешила вмешаться:

— Мне остается только благодарить вас обоих за комплименты, но мы, кажется, собирались ужинать. Или, быть может, мы ждём ещё кого-то?

— Вы очень проницательны, лэсса Омали, — улыбнулся Эйлт в ответ, — Мы хотим, чтобы на нашем маленьком ужине присутствовал также принц Эйтан; нам есть, что обсудить вчетвером. Посидите с нами, лэсса; Наследник должен с минуты на минуту вернуться.

— Разумеется, — кивнула я, подавив дурное предчувствие, и спокойно села в низкое кресло. Оно тут же расправило «лапки», поднимая меня на два локтя над полом, и подошло поближе к камину, встав между креслами Эйлта и Эстатры.

Оставаться в компании этих двоих было все равно, что совать голову в террариум. Не было сомнений, что они начнут задавать мне неприятные вопросы, на которые нужно будет что-то отвечать. Была лишь одна возможность потянуть время, и взгляд мой отчаянно заметался по окружающей обстановке, надеясь найти тему для непринуждённого разговора. На моё счастье, таковая обнаружилась довольно быстро.

— У Вас очень интересный перстень, пэр Эйлт, — улыбнулась я, — На нём руна Века Волнений. Этому украшению действительно семьсот лет?

— А Вы знаток, — мягко улыбнулся Сиятельный Пэр, — Да, этот перстень передался мне от матери; она была из основной ветви рода Журавлей.

— О, я должна была догадаться! Вы чем-то похожи внешне на пэра Эшира; он тоже из Журавлей.

— Эшир — мой троюродный брат. Не думал, что наше сходство бросается в глаза.

— Пэр, я не настолько глупа, чтобы не знать о фамильных доминантных признаках, передающихся всем без исключения потомкам. Их описал в своих трудах ещё Элиар Мудрый; в его «Слове закона» есть даже специальные гравюры с типичными портретами представителей разных родов. У Экиры Журавль, служившей натурщицей для того изображения, та же форма носа и подбородка, что и у Вас с Эширом, да и волосы такие же.

Эйлт усмехнулся:

— «Слово Закона» — книга спорная. Элиар писал её уже после смерти Снежного принца; рассудок его, если верить свидетельствам современников, был весьма туманен к тому времени, и это объясняет откровенную нелогичность этого эпохального труда. Ну, посудите сами: нос такой формы есть у десяти процентов жителей столицы; что, всех их принимать в род Журавлей?

— Вы утрируете, пэр. В расчёт берётся совокупность признаков.

— Ну, даже в таком случае я навскидку назову Вам человек десять моих знакомых, идеально подходящих под описание, но не имеющих никакого отношения к роду Журавлей. Между прочим, один из них — уличный торговец, просыхающий только по очень большим праздникам. Искренне сомневаюсь, что мы с ним — родственные души!

— Но и полностью исключать этого нельзя; он может быть одним из незаконнорожденных потомков. А Вам ли не знать, что одни и те же врождённые качества можно реализовать совершенно по-разному. Вы, пэр, тоже любите выпить — даже спорили на ящик сирти. Так что, у Вас с тем человеком уже есть нечто общее.

Пэр покачал головой:

— С помощью демагогии можно найти нечто общее между кем угодно — знаете, все мы братья и всякое такое. Но, по сути…

Что сказать — нет смысла приводить весь наш разговор, который многим показался бы на редкость скучным. С обсуждения наследственных признаков мы плавно перешли на историю Журавлей, а потом — на причины и последствия Промышленной войны, этот самый род возвысившей.

Что толку скрывать? Я наслаждалась, и удовольствие не мог мне испортить ни пристальный, чуть насмешливый взгляд пэри Эстатры, ни тревога за Эйтана, проснувшаяся с новой силой. Это было настоящее чудо: разговаривать с умным, привлекательным, начитанным и взрослым мужчиной, уверенном в своем знании и умеющем его преподносить.

Всё же, мало кто из посетителей Библиотеки даже здоровался со мной, не говоря уж о том, чтобы вести беседы; общались со мной в большинстве своём студенты, слишком идеалистичные и неопытные, чтобы уметь производить такое впечатление.

Пэра Эйлта, как и, впрочем, Эстатру с Эйтаном, отличало от моих давних знакомых даже не происхождение или общие черты характера, а какое-то особое отношение к миру, свойственное только людям, многое повидавшим. Ни напускная холодность Змея, ни мягкость Эйлта, ни элегантная непринужденность Ящерицы не могли спрятать главного — блеска глаз из-под ресниц, который, казалось, говорил: «Я прошёл все уровни Бездны, заплатил всем, чем только можно платить — и, если надо будет, повторю этот путь».

Думаю, благоразумная женщина, увидев в чьих-то глазах подобных демонов, должна бежать, не оглядываясь, подальше. Что поделать — у меня всю жизнь были сложности с инстинктом самосохранения, и к подобным личностям меня тянуло, словно магнитом.

В какой-то момент кресло моё, очевидно, повинуясь приказу Эстары, приблизилось почти вплотную к тому, что занимал пэр; это не насторожило: угрозы я не ощущала, а общаться удобнее, когда расстояние меньше.

…— Насколько я знаю, императрицу Эмиль отравили, когда ей было двадцать три, именно из-за того, что она была противницей Промышленной Войны, — заметила я.

— Не совсем так, — улыбнулся пэр, — Как ни странно это прозвучит, но, скорей всего, причиной её гибели послужила банальная ревность со стороны соперниц: в политической картине смерть Эмиль мало что могла изменить.

— Тоже разумно, — кивнула я и нахмурилась, обдумывая услышанное, — Все равно на ход войны это не повлияло. Но — Вы отлично знаете те события, пэр, хотя произошли они более семисот лет назад. Вы интересуетесь историей?

— Любой хороший политик, лэсса, должен досконально знать прошлое своей страны и своего рода. Я действительно когда-то изучал эту тему досконально, даже нашёл развалины первой резиденции Журавлей.

Готова поспорить, в моих глазах засветилось искреннее, неприкрытое восхищение:

— Вы были тем, кто нашёл легендарный Дас Ихтас, где хранились древние письмена и амулеты?

Пэр Ящерица был польщён, и это, кажется, даже не было игрой.

— Да, это был я, — сказал он с непередаваемой гордостью на лице. Я тут же почтительно поклонилась:

— Примите моё восхищение: это была потрясающая работа…

— И абсолютно бессмысленная, помимо всего прочего, — прервал меня резкий, подозрительно знакомый голос, в котором дрожала нескрываемая ярость. Я подняла взгляд и встретилась глазами с Наследником Ишшарры, который, видимо, неслышно вошёл в комнату и слушал нашу болтовню уже некоторое время.

Облегчение в моей душе смешалось со страхом: по непонятным мне причинам Змей пребывал в состоянии бешенства. Но что в нашем разговоре могло его так разозлить?

В зелёных очах Эстатры, прикрывшей нижнюю половину лица веером, блестел смех. По-видимому, её сложившаяся ситуация откровенно забавляла; увы, о себе того же я не могла сказать.

— Ваше Высочество, с возвращением, — пропел Эйлт, стремясь, очевидно, разрядить обстановку, — Мы Вас ждали.

— О, я вижу, — кивнул Эйтан рассеянно, бросив на меня взгляд, полный ненависти. От этого внутри у меня, казалось, разлился жидкий лёд.

Разочарование накатило на меня вязкой удушливой волной, сильной, как никогда ранее. Не скрою, разглядывая себя в зеркале в тот день, я надеялась, что такой смогу понравиться Эйтану. Нет, я не питала надежд, что он полюбит меня сразу и навек; однако, мне хотелось увидеть в его глазах то же восхищение, что выказал Эйлт. К сожалению, вместо этого меня окатили ледяным презрением, которое напрочь выбило из колеи.

— Прошу к столу, — тоном рачительной хозяйки пропела Эстатра, привлекая внимание присутствующих. Ужин на четыре персоны, как оказалось, уже ожидал нас; когда и кто успел его принести, я не заметила.

Мы расселись за квадратным столом, и мне с иронией подумалось: Сахрос не зря заставил меня выучить назначение всех столовых приборов. Я медленно ела, не чувствуя вкуса, и прислушивалась краем уха к разговору пэров.

— В день Принятия Власти пробраться во Дворец будет нереально, — задумчиво заметила Эстатра, отпив вина из бокала, — Экис бросит все ресурсы на то, чтобы вас остановить. При таком раскладе остается только одно. Вы понимаете меня, Ваше Высочество?

Эйтан медленно кивнул:

— В этот день мы должны уже быть во дворце.

Ящерица пристально посмотрела на Змея:

— И когда же Вы планируете это сделать?

Принц откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев, глядя на Эстатру поверх столовых приборов:

— Завтра.

Пэри медленно кивнула:

— Предположим; каким образом?

По губам Эйтана пробежала озорная улыбка:

— Завтра в городе начнутся беспорядки, пэри. Все прислужницы и компаньонки, которых утром по стечению обстоятельств отпустят в город из Павильона Цветов, будут в спешке возвращаться обратно; я вернусь с ними.

Эйлт усмехнулся и с каким-то новым выражением в глазах посмотрел на принца Эйтана; Эстатра приподняла брови:

— И в качестве кого, позвольте узнать, Вы планируете пройти мимо стражи? Представиться носильщиком?

Принц передёрнул плечами и вытащил из рукава небольшой именной медальон компаньонки. Эйлт фыркнул, нарвался на тяжёлый взгляд Змея и опустил глаза в тарелку. Эстатра склонила голову набок:

— Позвольте, Ваше Высочество. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но Вы действительно собираетесь пробраться в Золотой Дворец, притворившись женщиной?

— Да, именно, — невозмутимо подтвердил Серебристый Змей.

Со все возрастающим восхищением я подумала, что Наследник Ишшарры — безумец, каких поискать; именно потому, собственно, у него и были все шансы много добиться.

Эстатра покачала головой:

— Признаю, мысль недурна. Но Вы, кажется, не понимаете: Магический Альянс действительно не располагает иллюзиями, способными обмануть магию Ворот Двенадцатого Яруса. Даже если Вы воспользуетесь одним из ходов для прислуги, защита распознает столь сильную магию.

Змей приподнял бровь:

— Возможно. Но, насколько мне известно, по указанию моего отца все Ворота перенастроили: они пропускают косметическую магию первого-второго уровней.

Эстатра прищурилась и побарабанила пальцами по столешнице, взвешивая варианты. Я задумчиво посмотрела на принца. Да, он не был богатырём, но перепутать его высокую жилистую фигуру с женской было, на мой взгляд, весьма затруднительно. Да и лицо…

— Обычной косметикой тут не обойдёшься, — резюмировала пэри, — Изменение цвета глаз или волос, равно как и размера груди, не даст нужного эффекта, если только стражники на воротах не страдают косоглазием пополам со слабоумием. Никто в здравом уме не возьмёт в компаньонки женщину такого роста, а подкупать стражу на воротах опасно: они ненадёжны. Ведомством дворцовой стражи заведует Эрив Бык, а его лояльность сомнительна.

Я нахмурилась, обдумывая сложившуюся ситуацию; фраза о цвете глаз и волос навела на интересную мысль…

— Я могу изобразить компаньонку, — сообщила я спокойно, — Чарами второго уровня вы измените мне цвет волос и глаз, на кожу нанесёте пудру. Сомневаюсь, что кто-то сможет меня узнать, но медальон компаньонки все скажет за меня. Эйтана же мы нарядим прислужницей, несущей купленную поклажу. Насколько я знаю, в Павильон Цветов служанок выбирают крепких и мужеподобных, чтобы смогли в случае необходимости таскать лохани с водой и покупки.

Эстатра прикрыла глаза, что-то обдумала и кивнула:

— Да, отличная мысль. Не думаю, что кто-то заподозрит неладное.

Эйтан холодно покосился на меня и повернулся к Эстатре:

— Да, я согласен. Но компаньонку будет изображать не она.

Мне показалось, что меня окатили ушатом холодной воды. Ящерица только мягко улыбнулась:

— Почему же? У Омали весьма подходящая внешность; только взгляните, как ей к лицу костюм Маэлиты! Я лично подобрала его для неё.

В глазах Эйтана промелькнуло ледяное бешенство, направленное, впрочем, уже не на меня. Запоздало я осознала, что сегодня предстала перед Змеем в наряде той самой куртизанки-муэти, с которой принц познакомился в детстве.

Захотелось убить Эстатру Ящерицу. Но, даже в тот момент, я не могла ею не восхищаться.

Откинувшись на спинку кресла, Эйтан негромко сказал:

— Так или иначе, я не могу взять её с собой; прямые солнечные лучи для неё убийственны. Мне придётся позаимствовать одну из Ваших компаньонок, пэри.

— Нет! Я пойду с Вами! — вырвалось у меня. Это было глупо и очень по-детски, но как можно было отпустить его одного?

Эйтан бросил на меня один короткий, испытывающий взгляд, который должен был заставить меня замолчать. Но отступать я была не намерена. На самом деле, мною двигало не просто слепое упрямство, как могло показаться на первый взгляд. Тот же Снежный Принц, мой давний кумир, писал в своих откровениях: желаешь быть победителем — всегда оставайся в гуще событий. Потому, как бы ни хотелось нежиться эти несколько дней в тёплой постельке или читать о войнах древности, я не могла себе этого позволить.

— Я пойду с вами, — повторила я твердо.

— Нет.

— Да.

— Нет, и прекрати мне перечить, простолюдинка!

Мой разум отчаянно метался, пытаясь найти ответ. Что, что может заставить Наследника мне подчиниться?

Каюсь, не будь этих нескольких часов, проведённых в купальнях Ящерицы, мне бы и в голову не пришло сделать это; но слова Ящерицы о том, что Эйтан любит муэти, вкупе с моим внешним видом, внушали уверенность.

Я медленно поднялась из кресла и подошла к принцу. Плавным, осторожным движением я взяла его ладонь в свои руки и поцеловала.

— Мой Император, — шепнула я, стараясь повторить те интонации, что слышала в купальнях в голосе Эстатры, — Я клялась, что пойду с вами ко конца и стану Советником. Прошу, позвольте мне исполнить эту клятву.

Произнеся эти слова, я упала перед Императором на колени, позволяя белоснежной ткани волной струиться по полу. Получилось очень красиво, между прочим…

— Прошу Вас, — глядя на него снизу вверх, прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами, — Моё место — рядом с Вами; не прогоняйте меня. Прошу Вас!

Он смотрел на меня, и в глубинах серых озёр дрогнуло что-то — не понять.

— Встаньте, лэсса, — наконец, отозвался он, — Я исполню Вашу… просьбу.

— Благодарю, — я быстро склонила голову, чтобы не было видно широкой торжествующей улыбки, помимо воли набежавшей на губы.

— Что же, — Эстатра, которая, кажется, наслаждалась происходящим, соизволила вмешаться, — Эйлт, проводи лэссу Омали в её комнату; нам с его Высочеством, думаю, следует согласовать некоторые детали…

Пэр Ящерица тут же подхватил меня под руку, уводя из комнаты. Потемневшие глаза Эйтана, провожавшие нас взглядом, стали для меня бальзамом на душу — определённо, мне нравилось чувствовать себя привлекательной; особенно — для него.

— Это было красиво, — усмехнувшись, заметил Эйлт, когда мы отошли от закрывшейся за нами двери на достаточное расстояние.

— Благодарю, — отозвалась я спокойно.

Ящерица тихо рассмеялся:

— Вы очаровательны, лэсса!

Шальная кровь гуляла в моих жилах, побуждая делать глупости; повернувшись с улыбкой к пэру, я негромко заметила:

— Думаю, это та фраза, которую Вы произносите чаще всего.

Эйлт качнул головой с широкой улыбкой:

— Нет, она вполне может конкурировать со словами: дорогая, мой долг не позволяет нам быть вместе!

Я расхохоталась:

— Дайте угадаю — Вы часто бываете в провинциях?

— Что поделать — контролирую их работу, — лукаво подмигнул пэр в ответ.

Вернув ему весёлый взгляд, я двинулась вперёд по узкому извилистому коридору, размышляя. Разумеется, я могла понять женщин, которые влюблялись в пэра: он, безусловно, умел очаровывать людей, хотя и казался порою несколько слащавым. Но лгать самой себе не стоило: флиртовал он со мною явно не по собственному желанию, а по совету Эстатры, имеющей определённое пристрастие к театральным постановкам. Мне показалось, что пэри пыталась вызвать в Змее ревность — и не могу сказать, что она совсем уж не преуспела.

Тревожил вопрос: зачем она столь упорно толкает меня к нему? Мне слабо верилось, что причина действительно кроется в маловразумительном путанном сне, якобы ниспосланном ей богами. Опять же, сбивал с толку тот факт, что Эллина, единственная дочь Эстатры, работала в Библиотеке весьма продолжительное время. Я задавалась вопросом: связано ли это со мной, или во мне говорит обострившаяся мания величия?

Из омута раздумий меня вырвало осторожное прикосновение чьей-то тёплой ладони к моей щеке.

Вздрогнув, я подняла глаза и встретила внимательный, чуть сочувствующий взгляд пэра Эйлта, о котором в тумане раздумий успела позабыть.

— Мы пришли, лэсса, — сказал он тихо. Изумлённо моргнув, я уставилась на знакомую дверь, изукрашенную синими и тёмно-зелёными узорами. Когда мы успели миновать коридор гобеленов, ведущий в крыло для гостевых покоев, ускользнуло от моего внимания.

— Спасибо, — отозвалась я тихо, — Сладких снов Вам, пэр.

Ящерица кивнул и, помедлив, заметил:

— Простите, что огорчил Вас своими необдуманными словами, лэсса. Можете не верить, но это не входило в мои планы.

Я посмотрела на Эйлта с искренним изумлением, силясь понять, о чём идёт речь. О каких словах, способных меня огорчить, он тут с таким раскаянием говорит? «Нет, она вполне может конкурировать со словами: дорогая, мой долг не позволяет нам быть вместе!» — всплыла в памяти давешняя реплика Сиятельного. Стало смешно.

В первый момент я хотела было сказать правду, но быстро передумала и опустила глаза к полу: откровений на этот вечер было более чем достаточно.

— Бросьте, пэр. Вы всего лишь сказали правду, — бросила я с горечью, отворачиваясь, — Спокойной Вам ночи.

Закрыв за собою дверь в покои и привалившись к ней спиной, я беззвучно рассмеялась. Шальная, пьяная весёлость снова накрыла с головой, и подавлять её в себе не хотелось. Медленно пройдя через всю комнату, я остановилась у зеркала и посмотрела на себя.

За всю жизнь я прочла немало книг. Рассказывали они не только о полководцах, правителях и дипломатах; были там и лирические стихи-такху, и записки различных лиссэс, работавших много лет назад в Доме Удовольствий, и дневники древних Императриц. Вообще, в Ишшарре каждый выдающийся человек обязан был оставить после себя письменное слово для потомков — это было правило, что вело свои корни ещё со времен Большой Воды. Этот закон гласил: «Люди — не вечны. Информация — вот истинная ценность».

И вот, читая о великих женщинах нашей истории, я сгорала от зависти и трепета, и ещё — восхищалась ими, не пытаясь судить или оценивать их поступки, однако зная: мне никогда такой не быть. Но в тот день, полный противоречивых и странных впечатлений, скрытый за туманом дорогих дурманов, я поняла: красота — это свойство ума, а не тела. Красивой женщину делает не то, какой видят её остальные, но то, какой она себя ощущает и подает, то, что она показывает окружающим. Для себя я сделала вывод, что женская привлекательность — всего лишь разновидность дипломатии.

Медленно сбросив верхнее платье, я расплела причёску, чувствуя странное волнение и предвкушение, гадая, придёт ли Эйтан ко мне сегодня. «Ну да, — промелькнула чуть истеричная мысль, — Вдруг ему снова захочется поболтать о крокодилах?»

Настроение резко упало; эти эмоциональные «качели», обострившиеся после посещения купален, успели основательно утомить. Я знала, что мне следует отдохнуть, ведь следующий день будет, можно сказать, судьбоносным. Вероятность того, что мы с принцем переживём это туманное «завтра», была невысока, и понимание этого только усиливало нервное напряжение.

О том, чтобы спать в таком состоянии, не могло быть и речи. Я решила воспользоваться универсальным методом возвращения душевного равновесия — направилась к книжным полкам. Разумеется, в женском гостевом покое не нашлось никаких серьёзных произведений, но, честно говоря, это к лучшему: не в том я пребывала состоянии, чтобы разбираться в хитросплетении древних интриг или нагромождении сложных терминов. Три тома «Записок красными кисточками», популярного чтива о постельных играх Императоров (считалось, что только Императорская Сваха имеет право писать алыми кистями), пришлось мужественно проигнорировать. Покусав губу, я остановила свой выбор на увлекательном научном труде, именуемом «Сто принципов правильного ведения домашнего хозяйства».

Признаюсь, сначала чтение шло не слишком хорошо; отвлекало буквально все: и шелест дождя за окном, и неудобное кресло, в котором сложно поджать ноги, и запахи, долетающие из сада. Однако, постепенно дело пошло на лад: мозг сумел сконцентрироваться на поставленной перед ним задаче, и глава, повествующая о правилах приготовления мясных блюд, начала казаться интересной и не лишённой логики. К тому моменту, как я добралась до разведения и повадок домашней птицы, окружающий мир окончательно растворился, погружаясь в книжный туман. Впрочем, дальнейшие события показали: тот день в моей судьбе не был предназначен для душевного умиротворения и вдумчивого чтения.

Я увлечённо рассматривала гравюры с изображениями различных пород свиней, когда на меня упала чья-то тень, заставив подскочить. Что уж там говорить: после всего пережитого за эти безумные дни, спокойствие моё было подорвано. Осознав, что кто-то стоит за моей спиной, я пружиной взвилась над креслом, перехватывая книгу поудобнее: автор был человеком основательным, и весил его эпохальный труд немало. При желании, увесистый том можно было использовать как оружие против нежданного визитёра.

— Спокойно, — мне на плечи легли тёплые ладони принца, — Это всего лишь я.

Честно признаться, этот факт не прибавил мне ни капли спокойствия. На обнаженных плечах как-то чрезвычайно остро чувствовалось тепло рук, которые Эйтан не спешил убирать. Глядя на него снизу вверх, я невольно припоминала слова Эстатры Ящерицы, и щёки мои пылали. Душевного равновесия не добавлял тот факт, что облачена я была исключительно в нижнее платье, тонкое и плотно облегающее тело. В общем, сейчас, вспоминая тот миг, я нахожу немало факторов, способных оправдать все глупости того вечера. О которых, впрочем, у меня так ни разу и не получилось пожалеть…

— Ваше высочество, — пробормотала я, когда молчание неприлично затянулось, — Что опять привело вас в мою спальню? В последнее время это становится традицией…

Он раздраженно повел плечами и отдёрнул руки, о чём я тут же пожалела. Это заставило разозлиться на саму себя, и, соответственно, на стоящего напротив индивидуума, который набычился и упрямо сложил руки на груди.

— Не знаю, что ты там себе надумала, — зло бросил мой ночной гость, — Я пришёл уточнить, не изменила ли ты свое решение, только и всего! Итак6 ты точно хочешь пойти со мной?

Я невольно поморщилась и резко захлопнула книгу, небрежно отбросив её на ковёр.

— Разумеется, да. Мне казалось, что мы имели удовольствие это весьма бурно обсудить за ужином. Хотите, чтобы я снова встала перед Вами на колени?

Он резко развернулся к выходу и бросил через плечо:

— За все последствия отвечаешь сама. У меня не будет времени нянчиться с великовозрастным младенцем, которого гложет жажда острых ощущений!

Злость в моей душе заклекотала с новой силой, срывая остатки напускного спокойствия.

— Я всегда сама отвечаю за последствия, — проговорила я звенящим от ярости голосом, — Это, Ваше Высочество, вообще свойственно женщинам!

Эйтан стремительно развернулся ко мне. Ноздри его раздувались, и на скулах играли желваки. По всему выходило, что мне следовало остановиться, но здравый смысл, как по волшебству, напрочь покинул свою хозяйку.

— Скорее, для женщин это нетипично. Совершая поступки, они не думают о последствиях! Чужие чувства — просто игрушка. Для всех женщин! — рявкнул злой, как несколько демонов, принц. Вот тут, опять же, мне стоило прислушаться к сказанным им словам и вникнуть в их смысл. К сожалению, тогда ваша покорная слуга совершенно не была способна на логический анализ ситуации. Вдохнув побольше воздуха, я выдала фразу, способную по гениальности конкурировать с предыдущим монологом Змея:

— Я не похожа на других женщин, Ваше Высочество. Рожей не вышла! Недаром только ко мне в спальню Вы приходите исключительно для того, чтобы читать морали, ломать мебель и рассказывать о крокодилах! Знаете, это не то, чем я бы хотела заниматься по ночам!

И тишина. Ярость с лица его высочества схлынула, уступив место калейдоскопу каких-то непонятных чувств, а я ощутила сильное желание провалиться сквозь землю: ко мне только тогда пришло осознание того, что именно я сказала…

— Правда? — услышав этот вкрадчивый голос, я невольно сжалась в кресле, стараясь не смотреть на Змея.

— Простите, — проговорила я хрипло, — Я хочу остаться одна.

— Понимаю, — спокойный голос принца звучал совсем рядом со мной, — Я мог бы уйти. Но это было бы глупо с моей стороны, не так ли?

Медленно, словно во сне, я подняла голову. Наши взгляды встретились, и меня словно ударило молнией: по телу прошла волна дрожи, и все приобретённое спокойствие растворилось, смытое волной различных, но одинаково сильных эмоций. Предвкушение, страх, сомнение, решимость, надежда, влечение — все смешалось, оставляя непонятное томление.

Эйтан стоял в шаге, внимательно глядя на меня; кажется, ни одна из эмоций, промелькнувших на моём лице, не стала для него секретом. Он медленно поднял руку, не отводя глаз, и негромко, жестко велел:

— Иди ко мне.

В его глазах не было ни тени неуверенности — сомнения отпали. Он думал, что я без возражений подчинюсь приказу… он был прав.

Быстро, не давая себе подумать, я вложила свою руку в его. Змей тут же с силой сжал пальцы. «Останется синяк» — подумала я отстранённо; это было не важно.

Всё так же глядя в глаза, он резким рывком поднял меня на ноги, притягивая к себе, и обнял так крепко, что стало тяжело дышать. Его запах, терпкий и безумно приятный, окутал меня, заставив вздрогнуть.

— Не бойся, девочка моя, — шепнул он, обдав участок над ухом дразнящим теплом дыхания. На губы мои помимо воли набежала улыбка; разум же, наоборот, временно покинул свою хозяйку, оставляя её на волю чистых инстинктов. Обняв его в ответ, я постаралась как можно сильней вжаться в это крепкое, жилистое тело, и медленно провела языком по его шее, слизывая бисеринки пота и чувствуя, как дыхание становится прерывистым и неровным.

— Нет, мой Император, — шепнула я хрипло, слыша, как бешено бьется его сердце, — Мне не страшно.

Эта фраза, произнесённая мною вслух, послужила тем самым спусковым крючком, который послал все остатки самоконтроля к демонам в бездну. Не осталось ничего вокруг, только его ласки, то жесткие и болезненные, то нежные, как перышко; когда он подхватил меня на руки, я обвила его ногами, чувствуя, как тело моё обретает небывалую гибкость и чувствительность.

Остальное помнится мне урывками; его пальцы и губы на моем теле, мои запястья, прижатые к постели, волны боли и наслаждения, смешивающиеся в одну чистую эйфорию, заставляющие тело выгибаться дугой, пробирающие — до кончиков пальцев, до каждого нерва, до глубины души…

Это чувство… я не раз читала о нём, но никакие слова не могут передать этого. Кажется, что в нескольких мгновениях сочетаются и взлёт, и падение, и абсолютная власть, и рабская покорность, и бескрайняя свобода, и сладкие оковы, и безумная боль, и ослепляющее наслаждение, и жизнь, и смерть. Это как идти по грани, по тонкому лезвию… увы, я до сих пор не знаю, как можно было бы правильно передать это словами. Это нужно только ощутить.

Чуть позже, лежа в кольце его рук, меня обнимающих, и вдыхая запах, я обдумывала произошедшее. Безусловно, во мне не было стыда, сожаления или сомнений, которые могла бы испытывать женщина на моём месте; я поняла для себя: удовольствие — это не то, чего стоит стыдится. Да и вообще, скромность — та добродетель, которую я советовала бы всем оставлять за дверью опочивальни. «Никогда не бойся; мужчина — животное. Он мгновенно учует сомнения и страх» — всплыли в моей памяти строки из записей одной лиссэс. Только в тот миг я начинала понимать, о чем именно она писала.

Но это было уже не важно.

Тело сладко, приятно ныло; облизав губы, я ощутила привкус крови — кажется, Эйтан прокусил их. В голове промелькнула весьма странная мысль: когда-нибудь и я попробую его кровь на вкус…

Заставив себя отвлечься от праздных размышлений и повернув голову, я взглянула на лицо Серебристого Змея. Он все ещё тяжело дышал, пот блестел на его коже, а волосы, которые я несколькими мгновениями ранее сжимала судорожно сведенными пальцами, пребывали в беспорядке.

— Спасибо, — шепнула я негромко, ласкающее проведя подушечками пальцев по его лицу. Не думала, говоря откровенно, что он ответит, но Эйтан, глядя в потолок, негромко отозвался:

— За что ты сейчас благодаришь?

Быстрая улыбка пробежала по моим губам:

— Вы были правы. Я ещё никогда не чувствовала себя настолько живой.

Та ночь кончилась быстро; для меня и вовсе она пролетела, как миг. Наблюдая, как комната наполняется серым утренним светом, я осторожно выбралась из объятий Эйтана и с ненавистью уставилась на громадный алый шар, подымающийся над горизонтом. Снова, как и всю мою жизнь, он делил все пополам, отбирая все, что было мне дорого, и всех, кого я любила.

В тот миг, наблюдая, как под натиском света тает ночь, возможно, последняя в моей жизни, я чувствовала, как ширится и растет чёрная ненависть в моей душе.

Я ненавидела солнце. Всей душой.

Между тем, день все больше вступал в свои права; свет становился все ярче, заставляя мои глаза слезиться, а кожу — неприятно покалывать…

— Хватит! — Эйтан, чьего приближения я даже не заметила, резко задвинул плотные шторы, — Зачем ты это делаешь? Тебе так нравится боль?!

Я с улыбкой опустила глаза на своё обнаженное, испрещенное синяками тело. Медленно подняв руки, оглядела синие пятна, охватывающие запястья. Чуть прикусив губу, я посмотрела на Эйтана долгим, дразнящим взглядом, замечая, как резко участилось его дыхание, и негромко сказала:

— О да, пожалуй, мне нравится боль.

Он медленно шагнул ко мне, но я отступила на шаг назад.

— Не сейчас, — сказала я мягко, — Нам предстоит отправиться на аудиенцию со смертью, а к ней не принято опаздывать. Думаю, пора начинать приготовления — Вы же не хотите, чтобы из-за нехватки времени девушка, в которую Вас превратят, была страшной, как демон из бездны?..

Глава 15. Волей пламени и толпы

На наше чудесное преображение было потрачено, в общей сложности, часа два, но — оно того стоило. Когда компаньонка и пэр Эйлт, занимавшиеся моей внешностью, удовлетворенно вздохнули и позволили, наконец, взглянуть на себя в зеркало — я только и смогла, что хватать ртом воздух, разглядывая ту, что там отразилась.

Черноглазая и темноволосая девушка, смуглая и ухоженная, не была на меня похожа. Думаю, даже приятели не узнали бы муэти Омали в этой чистокровной ишшаррке. И, что самое потрясающее, для создания этого образа практически не понадобилась магия!

Полюбовавшись на моё ошеломленное лицо, пэр Эйлт взглядом отослал свою помощницу. Когда мы остались наедине, Ящерица вольготно развалился в кресле и начал неспешно меня инструктировать:

— Итак, девочка, слушай и запоминай. Грим этот я закрепил косметической магией, которая будет действовать чуть больше суток; за пять минут до часа Принятия она развеется, и от этого облика не останется и следа: ты снова станешь собой. Это понятно?

— Да, пэр, — склонила я голову, — Мне всё понятно.

— Хорошо; далее: не снимай свой антимагический амулет: нам пришлось плести чары поверх него.

— Понимаю, — кивнула я; с овальным кулоном мы были неразлучны.

Пэр лукаво улыбнулся:

— Ну, конечно. Глупо полагать, что человек вроде тебя упустит такую ценность.

— Можно подумать, Вы бы поступали как-то по-другому на моем месте! — фыркнула я в ответ.

— Девочка, не обижайся, но меньше всего я хотел бы оказаться на твоём месте, — заметил Ящерица с лёгкой иронией.

— Понимаю, — повторила я, на сей раз — с широкой улыбкой. Обменявшись понимающими взглядами, мы рассмеялись, и на душе волшебным образом стало легко и светло: пэр Эйлт всегда умел настраивать людей на нужный лад.

Однако вечно праздный обмен колкостями продолжаться не мог — время пожимало. Потому, снова став серьёзным, пэр извлек из одного из многочисленных кармашков своего роскошного синего одеяния небольшое колечко с прозрачным камушком и пояснил:

— На вот, возьми. Пэри Эстатра просила передать тебе.

— Что это? — уточнила я, не спеша принимать подозрительный подарок. Эйлт усмехнулся и лукаво посмотрел на меня:

— Противозачаточный амулет. Пэри изобрела его лет двадцать назад; крайне удобная вещь. Коснись пальцем руны подтверждения, которая справа от камушка, прочти её вслух — и он станет алым: это будет значить, что ты можешь забеременеть. Соответственно поступи со знаком отрицания, который слева, и кристаллик станет зелёным. Это, наоборот, значит, что ты не сможешь зачать ребёнка. И, наконец, чёрный цвет будет значить, что ты уже беременна.

В первый момент я смутилась, но прогнала непрошенное чувство и быстро взяла украшение. На мгновение потемнев, камень, к моей вящей радости, приобрёл ровный алый цвет.

Нет, не поймите меня превратно — мне всегда очень хотелось иметь детей; однако тот период, когда каждый новый день мог стать последним, а я, с формальной точки зрения, была бездомной бродяжкой без малейшего имущества, не слишком подходил для деторождения. Но должна признать: если бы вдруг камень почернел, я ни за что не стала бы избавляться от ребёнка: слишком редко у таких, как я, появлялось потомство.

Настраивая амулет, я думала о том, что когда-нибудь рожу малыша и дам ему всё то, чего не было у меня самой. У него будет настоящее детство, полное смеха и игр, шкаф игрушек, красивых и дорогих, чёрная лошадь, быстроногая и красивая, библиотека, полная книг с яркими картинками, и мать, которая сделает для него все на свете.

Я пообещала себе, что придёт время, когда я смогу это сделать, и вернулась в реальность.

— Поблагодарите от меня пэри Эстатру, пэр, — сказала я тихо, — Это нужный и действительно щедрый подарок. А сейчас, если Вы уже закончили — посмотрим, какая девушка получилась из нашего принца?

Спустя несколько минут я смотрела на высокую, немного мужеподобную женщину лет тридцати, облачённую в серый наряд прислужницы. Да, она была широкоплеча, однако имела крутые бёдра, большую грудь и относительно тонкую талию, перехваченную чёрным поясом. Лицо её чем-то, конечно, напоминало лицо Змея. Однако щёки стали чуть полнее, брови — тоньше и изящней, глаза потемнели, а кожа, напротив, стала светлей; всё это в общем заставляло сомневаться: он или не он?

Мазнув по мне равнодушным взглядом, эта особа снова принялась разглядывать себя в зеркале, вызвав ещё большее замешательство. Стараясь прояснить ситуацию, я негромко уточнила:

— Ваше высочество?

В тёмных глазах женщины промелькнуло изумление, и она стремительно развернулась.

— Омали? — голос развеял сомнения — передо мною стоял Эйтан, всматривающийся в новую меня жадным, любопытным взглядом; впрочем, я без зазрения совести отвечала ему тем же.

Эстатра, наблюдавшая эту сцену, тихо рассмеялась:

— Итак, работа выполнена успешно, — резюмировала пэри, — Пудра, краска и телесная глина творят чудеса; чары изменили только цвет глаз. Ваше высочество, постарайтесь не потерять парик; Омали, тебя это также касается.

— Пэри, мы не страдаем слабоумием, — поморщился Эйтан, становясь на миг самим собой, — Скажите — Вы выполнили мою просьбу?

Усмешка Эстатры стала на редкость злорадной.

— Да, мой принц, — пропела она елейным голоском, — Мои маги уже занялись погодой, как Вы и просили. Ближайшие несколько дней солнце не покажется из-за туч. Вы об этом спрашивали?

— Да, пэри, — прошипел Змей, бросив на Эстатру недобрый взгляд. Она, впрочем, дурное настроение Наследника проигнорировала: зная характер Ящерицы, думаю, у неё просто выработался иммунитет к чужому недовольству.

— Что ж, — сказала я, — Наверное, пора.

Эйтан резко кивнул и сказал:

— Скоро на площади будет забавное представление; нам стоит на него попасть.

— Представление? — переспросила я осторожно, — Какое?

Улыбка, исказившая черты лица Змея, была откровенно пугающей:

— Огненное шоу в исполнении дурака, моя милая. Тебе понравится.

Я улыбнулась в ответ, хотя сильно сомневалась в справедливости слов принца: никогда не любила ни огонь, ни дураков, ни шоу на площадях; другой вопрос, что выбора у меня не было.

— Мне понравится, ваше Высочество — люблю красивые зрелища.

— Отлично. Идём — и да пребудут с нами боги.

На Базарной площади тем утром было людно, но это не был обычный покупательский ажиотаж: от напряженной, негромко гудящей толпы исходила угроза, которую только нагнетал витающий над площадью густой дым. Нигде не было слышно ни смеха играющих детей, ни громкой грызни купцов, наперебой рекламирующих свой товар, ни криков зазывал. Многие лавки и вовсе были закрыты: торговцы, люди в большинстве своем ушлые и битые жизнью, чувствовали надвигающиеся неприятности так же чётко, как чайки в ненастный день ощущают приближение бури, и старались переждать их в относительной безопасности для себя и своего товара.

Над площадью стоял низкий, неприятный гул; люди сбивались в группы и негромко, но раздраженно переговаривались; изредка в таких сборищах вспыхивали ссоры и даже драки. Присмотревшись, я отметила, что в каждом таком людском островке выделяется несколько ораторов, собирающих вокруг себя остальных. Причём, лидер был всегда один, а остальные двое-трое просто подпевали ему, составляя иллюзию коллективности.

Курсанты военной академии, которых бросили патрулировать нижние уровни города, инстинктивно сбивались в группки и старались держаться подальше от агрессивно настроенной толпы. Не имея достаточно опыта, чтобы понять, что затевается, они всё же чувствовали приближающиеся неприятности и интуитивно нервничали, ещё больше сгущая кружащие над площадью эмоции.

Мы с Эйтаном, старательно делая вид, что все в порядке, бродили по поредевшим торговым рядам. Надо сказать, что мы были в этом не одиноки: многие горожане, не желая вмешиваться в предстоящее шоу, делали постные равнодушные лица и быстро ходили туда-сюда, низко опустив головы. «Меня не трогают — значит, я ни при чём. Я не замечаю, что происходит — значит, все в порядке» — вот что можно было прочесть при желании в их затравленных глазах и напряжённых позах.

Змей не ошибся в своих прогнозах: на площади действительно было предостаточно женщин, облаченных в наряды компаньонок и прислужниц Павильона Цветов. Они явственно нервничали, но были слишком хорошо вышколены, чтобы как-то реагировать на происходящее: спокойно и степенно они прохаживались по базару, делая все необходимые покупки. Проинструктированная принцем, я и сама постепенно наполняла корзину, следуя стандартному, известному всем компаньонкам списку — мы не должны были ничем отличаться от остальных жительниц Павильона.

Внимание моё привлёк громкий вопль, доносящийся со стороны Промышленной Зоны; по хищно блеснувшим очам своей «спутницы» я поняла, что обещанное шоу начинается.

Словно вторя моим мыслям, над зданиями мануфактур поднялся, ширясь и расползаясь, столб ревущего пламени. Мгновение спустя земля содрогнулась, словно из-под неё старался выбраться великан, и нас накрыл дикий грохот, закладывающий уши.

На несколько минут все вокруг, казалось, просто замерло, чтобы потом прийти в хаотичное движение: люди метались, переговаривались, показывали пальцами на полыхающее зарево, кричали и плакали. Я, ведомая Эйтаном, начала отступать к Верхним воротам; примеру нашему последовали и остальные жительницы Павильона Цветов.

Тем временем, гул разговоров стал просто невыносимым, давя на барабанные перепонки.

— Что произошло?

— Что случилось?!

— Какого демона?

— О боги, боги…

— Дождались!!!.. И ещё сотни подобных фраз туманом витали над сбившейся в кучку толпой. Люди напоминали стадо, запуганное, злобное, но — неуправляемое.

И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы на сцене не появился обещанный «дурак».

Началось все с того, что всеобщее внимание привлекли громкие возгласы, доносящиеся со стороны Ворот. Стремительно обернувшись, я увидела, что на смотровой башне ворот, где обычно располагаются дежурные стражники, стоит человек, которому явно там не место. Этим чужеродным элементом был мужчина лет сорока, чьи лихорадочные, истеричные крики наводили меня на мысли о наркотиках и психических заболеваниях.

— Смотрите!!! — вопил, брызжа слюной, мужчина, — Это Экис с Котом сделали; смотрите — взорвалось хранилище!!!

На этой фразе толпа послушно ахнула; я нахмурилась, силясь понять, как сиё технически возможно. Могла ли вся защитная магия под напором пламени отказать? Но хорошенько все обдумать мне не дали: оратор, не желая успокоиться, начал раскачиваться взад-вперёд, истерично выкрикивая:

— Мой сын там сгорел!!! Мой дом сгорел!!! Я говорил им, что склад взорвётся, а они кричали, что этого не будет! Мне сказал дух, посланный Солнцем, а они мне не верили! Смотри теперь, ненастоящий Император Экис! Ты блуждаешь в темноте — я стану твоим факелом!!! Смотри!!!

С этими словами безумец вытащил из кармашка один из зелёных пузырьков, в которых обычно хранился законсервированный магический огонь, и под судорожный вздох толпы вылил его содержимое на себя.

Несколько мгновений ничего не происходило; я уж подумала было, что огонь не настоящий, когда вокруг тела человека мигнул синий ограничивающий круг, подтверждая — магия нашла свою цель.

Мужчина начал гореть; его истеричные выкрики быстро сменились воплями боли; нестерпимо запахло горелой плотью.

Люди, как завороженные, смотрели на происходящее. Они застыли, как мелкий зверёк перед удавом, и разом распахнули глаза пошире, упиваясь отвратительным зрелищем.

Именно в тот момент я поняла, что толпа и личность — сущности, имеющие совершенно разную психологию. Там, где один человек, вполне возможно, и вмешался бы, каждый член большой группы думает: «Пусть кто-то. Почему я?» Именно этот коллективизм делает народы управляемыми; в экстремальной ситуации им проще сделать то, что скажут, а не то, что следовало бы.

Опять же, толпу привлекает смерть; учуяв запах крови, она становится неуправляемой — и покорной. Люди перестают думать и становятся очень похожи на животных. Стадных животных.

Дышать было тяжело; эмоции толпы душили и подавляли. Запах горелой плоти, боли и дыма щекотал ноздри, вызывая отвращение и странное возбуждение.

— Дорогу! — пронесся над оцепеневшей толпой чей-то голос, — Пропустите, именем Императора!

Я, вторя жесту остальных, медленно повернула голову в сторону, откуда доносился звук, и едва смогла сдержать обречённый стон: десяток курсантов под предводительством статного мужчины, очевидно, преподавателя, проталкивались сквозь толпу в нашу сторону.

— Кретин, — зло прошипел Эйтан, глядя на мужчину. Я открыла рот, дабы выразить полное и безоговорочное согласие, но слова застряли у меня в глотке: в самом конце процессии курсантов, исподлобья поглядывая на окружающих, плёлся хорошо знакомый мне человек.

— Микеш… — выдохнула я тихо, но Змей, кажется, расслышал. Глаза его странно сузились, когда он проследил мой полный отчаянья взгляд.

— Он не должен тебя узнать, — напомнил Эйтан, и в голосе его холод заплескался краеугольными льдинками, — Ты все равно ему уже ничем не поможешь. Оставь это на волю крылатой Танни-ти.

Словно вторя словам принца, толпа, подстрекаемая отдельными активистами, пришла в движение. Людское море заколыхалось и заволновалось, и растерянность в нём переросла в агрессию.

— Собаки Экиса!!! Бейте их!!! — предсказуемо закричал кто-то из экзальтированных зазывал. И на площади разверзлась Бездна.

Хочешь направить людское стадо — дай ему цель, врага, который будет олицетворять всё то, против чего эти особи пытаются бороться. И этой самой мишенью не обязательно должен быть человек, действительно имеющий хоть какое-то отношение к проблемам озверевших людей. Главное — символ: на них помешаны все безумцы.

Прошли годы, но даже сейчас, вспоминая сгрудившихся в центре площади мальчишек, которые просто оказались не в то время и не в том месте, я испытываю глухую боль. Бросая последний, прощальный взгляд на Микеша, выхватившего практически бесполезный в такой ситуации меч, я перестала, наконец, обманывать саму себя и признала: чтобы добиться чего-то в политике и встать рядом со Змеем, нужно будет идти по чьим-то жизням, не оглядываясь.

В горле встал ком, но я проглотила непрошенные слёзы: они могли повредить грим. Мысленно пожелав брату Мариты удачи, я выкинула из головы все мысли о нём; впереди была цель, и ничто не должно было отвлекать от неё.

Следуя за служительницами Павильона, мы бежали, не оглядываясь. Скоро до наших ушей долетел шум беснующейся толпы: беспорядки, словно опухоль, начали шириться по столице.

У Шестых Ворот нас поджидал неприятный сюрприз: они оказались закрыты, а серьёзные стражи с арбалетами, расположившиеся по всему периметру укреплений, мало напоминали дружелюбный комитет по встрече долгожданных гостей. Если мыслить логично, место было выбрано идеально: в этой точке извилистые стены шестого и пятого уровней столицы ближе всего подходили друг к другу, разделяемые лишь широкой площадью. Каменные же здания, вплотную примыкающие друг к другу, располагались так, что покинуть площадь можно было только через один из двух входов. Мне подумалось, что, возможно, скоро мы превратимся в декоративные подушечки для стрел. Сказать по правде, хорошего настроения это не прибавляло.

— Кто такие? — грубо спросил серьёзный усатый мужчина с равнодушными чёрными глазами, небрежно поигрывая арбалетом.

Одна из девушек, красивая темноволосая компаньонка, сопровождаемая аж тремя прислужницами, выступила вперёд, высоко поднимая над головой два украшения. Кулон, аналог которого до поры хранился у меня в кармане, был символом компаньонок, работающих в Павильоне Цветов; Перстень Старшей Служащей, украшенный Императорским гербом, явно намекал, что девушка заведует работой служащих Павильона. Статус это был весьма почетный, и, чтобы заработать его, необходимо было иметь немало выдающихся качеств.

Стражник, видимо, также впечатлённый, чуть сбавил обороты и почтительно, но не подобострастно, проговорил:

— Мы откроем ворота, лэсса, но Вы должны организовать подопечных: много времени я Вам не дам. Пусть Ваши девочки выстроятся в шеренгу, поднимут амулеты повыше и по двое проходят на следующий уровень.

Поклонившись в ответ, девушка повернулась к нам и начала отдавать распоряжения; мы с Эйтаном послушно заняли место в конце шеренги.

Наша группа почти миновала арку, когда за нашими спинами раздались громкие крики и топот ног. Стремительно обернувшись, я увидела, что через предыдущие ворота ввалилась толпа вооруженных битами горожан; их алая форма говорила о том, что они были работниками мануфактур.

— За справедливость!!! — заорал светловолосый детина, явно бывший заводилой.

Старшина стражи, равно как и главная компаньонка, мгновенно оценили ситуацию и хором заорали, обращаясь к оставшимся девушкам:

— Быстрее!!

Эйтан подхватил меня под руку, и мы рванулись вперёд, стараясь сохранять подобие порядка. Несмотря на это, в проходе все равно образовалась толкотня, существенно снизившая нашу скорость. Мы, стараясь не попадаться на глаза остальным компаньонкам, все так же держались сзади, потому железные кованые ворота с жутким грохотом опустились аккурат за нашими спинами, обдав резким порывом воздуха. Если бы Эйтан, прошипев проклятие, не выдернул меня из-под падающей конструкции, думаю, из одной разговорчивой меня получилось бы две молчаливые половинки.

Оказавшись в относительной безопасности, мы позволили себе приостановиться, дабы посмотреть, что же происходит на площади. Оная постепенно наполнялась людьми: ослеплённые стадным инстинктом, они просто двигались в общем направлении, не видя нужды в том, чтобы спокойно все обдумать.

Между тем, человек в дорогом плаще, украшенном гербом Торгового Альянса, лениво подбрасывал на ладони массивный перстень, вид которого натолкнул меня на нехорошие мысли. Скрытый от людей, стоящих на площади, зубьями стены, этот относительно молодой худой мужчина с непропорционально большой головой и водянистыми, неприятными глазами наблюдал за беснующейся толпой с непонятным предвкушением.

Выждав ещё секунд тридцать, он сжал в руке кольцо и быстро проговорил слова приказа; ворота пятого яруса резко упали вниз, перебив тела нескольких людей. Послышались вопли, а я вздрогнула, осознав, что совсем недавно избежала такой же участи.

— Стреляйте, — бросил мужчина лениво, любуясь игрой света на гранях кольца, — Не должно остаться живых: пора показать этим молодым щенкам, что хозяев нужно слушаться.

По лицу командира стражи пробежала едва заметная тень, но, быстро справившись с собой, он отдал короткий приказ:

— Стрелять наповал.

Стражи на стенах невозмутимо повиновались; восставшие рабочие, оказавшиеся в ловушке, начали метаться туда-сюда, силясь отыскать несуществующий выход. Некоторые из них пытались карабкаться по стенам домов или перелезть через пятую стену, но площадь строили далеко не наивные глупцы: прятаться на ней было некуда.

Стрелки, зная, что добыче некуда деваться, перезаряжали оружие медленно и неспешно. Я, замерев, смотрела на происходящее, не в силах отвести глаз…

Эйтан резко развернул меня к себе и повел прочь, как покорную куклу. Мы оба молчали: боюсь, в тот момент я была не в состоянии поддерживать осмысленный разговор.

У девятых ворот мы столкнулись с вооруженными всадниками, на чьих плащах красовались эмблемы Торгового Альянса. Их одежда буквально светилась от обилия защитной магии, а амулеты, которыми они были обвешены с ног до головы, явно имели атакующие свойства. Многие сжимали в руках жезлы, искрящиеся от магической энергии; одно прикосновение такого оружия было смертельным, сжигая внутренние органы жертвы. Их предводитель, приостановившись, критически оглядел толпу женщин.

— Подняли амулеты! — рявкнул он. Я повиновалась; скользнув по нам равнодушным взглядом, мужчина сделал знак спутникам. Выстроившись по трое, всадники поскакали в сторону Нижнего Города. Я, не удержавшись, облегчённо выдохнула; как оказалось, зря. Главная проблема поджидала нас впереди.

Боковые Ворота Двенадцатого Яруса, который полностью был отведён под императорский Золотой Дворец, были предсказуемо закрыты. Серьёзные стражи в неприметной, но явно удобной тёмной форме оценивающе осмотрели нас со своих вышек. Самый старший из них, жилистый и подтянутый мужчина лет сорока, нашёл глазами девушку-служащую, которая была парламентёром на Шестом Уровне. Ровно кивнув, он негромко проговорил:

— Лэсса Ишири, моё почтение. Девочек Ваших мы впустим, но только под Вашим надзором; Вы должны подтвердить, что знаете её, и назвать её имя.

— Слушаюсь, — поклонилась девушка в ответ, а я ощутила, как похолодело все внутри: кажется, нам все же конец.

— Всё хорошо; доверься мне и не бойся, — шепнул Эйтан. Я покорно сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Так или иначе, возможности повернуть назад уже не было, потому, чтобы восстановить душевное равновесие, я начала воспроизводить про себя хронологию событий Промышленной Войны. Упражнение помогло: разум, сконцентрировавшись на новой задаче, послушно затолкнул страх на задворки сознания.

Увлечённая глупыми размышлениями, я даже не сразу заметила, что очередь дошла до нас. Встретив вопросительный взгляд компаньонки Ишири, я спокойно двинулась вперёд, чувствуя, как вибрирует загнанный глубоко внутрь страх, заставляя кровь быстрее бежать по венам. На мгновение наши с ней глаза встретились, после чего она спокойно проговорила:

— Элити Кит, младшая компаньонка матроны Джиады.

Сверившись со списком и придирчиво осмотрев мой кулон, стражник кивнул:

— Отлично, проходите.

Я, спокойно глядя прямо перед собой, уверенно пошла вперёд; правда, хватило меня ненадолго. Как только мы миновали поворот гравийной дорожки, виляющей среди розовых кустов, как маска серьёзности слетела с моего лица, уступив место истеричному смеху. Прикусив кулак, я приняла тихо хихикать, чувствуя, что просто не могу остановиться.

Эйтан, пару мгновений полюбовавшись на меня, сделал шаг вперёд, прижал меня к себе и тихо проговорил:

— Успокойся, родная. Ещё немного, и мы отдохнём.

Тихонько всхлипнув, я вдохнула поглубже его запах: сколько себя помню, он всегда действовал на меня, как хорошее успокоительное.

— Все хорошо, — сказала я спокойно пару мгновений спустя, — Всё хорошо. Я могу все.

Эйтан покосился на меня чуть удивленно, но ничего не сказал.

Заставив себя дышать глубоко, я прокрутила перед мысленным взором сценку из детства, которая всегда возвращала мне присутствие духа.

Тот летний день предстал перед глазами так, словно был вчера.

Вот Госпожа Ширили раздает нам проверенные работы, улыбаясь каждому. В окна сельской школы заглядывает солнце, и только возле меня штора наглухо задёрнута. Все смеются, и я тоже. Учительница подходит ко мне и протягивает мне мою работу: «Ты превзошла всех, моя девочка. Я никогда не сомневалась в тебе». Помню, Кайил повернулся ко мне, такой красивый в солнечных лучах, и проговорил: «А кто сомневался? Она может всё!» Я улыбнулась ему в ответ, с обожанием глядя в желтые глаза…

Я. Могу. Всё.

В голове прояснилось, страхи рассосались, как туман, и я решительно открыла глаза.

— Всё в порядке, простите за нелепое поведение. Куда теперь?

Пару мгновений Змей всматривался в мои глаза, после чего кивнул каким-то своим мыслям и проговорил:

— Следуй за мной.

Глава 16. Кто ты?

Павильон Цветов, или, как его ещё называли, Сад Удовольствия, занимал почти четверть Двенадцатого Яруса Тальи. Он испокон веков служил обителью для многочисленных жён и наложниц Императора, а также — их детей, не достигших шестнадцати лет. Разглядывая цветущий уютный двор, по всему периметру которого были разбросаны изящные, богато украшенные домики, фонтаны, беседки и статуэтки, я невольно подумала: мало каких подлостей и преступлений не совершалось в этой роскошной обстановке. Ибо, если и были в нашей истории существа более жестокие и неразборчивые в средствах, чем Императоры, то по праву таковыми можно было назвать их женщин, с остервенением сражающихся за власть над душой правителя — и Ишшаррой.

Гравий тихо шелестел под нашими ногами, когда, выбирая скрытые от чужих глаз дорожки, мы заходили все дальше в запретный Сад. Я старалась казаться невозмутимой, но чудесные картины, открывающиеся передо мною, заставляли восхищенно распахивать глаза: все же, видеть гравюры в книгах и созерцать вживую — вещи разные. Ни одна картинка не смогла бы передать дурманящие запахи цветов, красоту мозаичных площадок, уют оплетённых лианами беседок и глубокую синеву вечно голубого неба: благодаря древней магии в саду всегда царила ясная, солнечная погода. Оставалось только порадоваться, что волшебный свет, созданный искусственно, никак не влиял на кожу: загар считался недостатком для женщины, и пэри старались всеми силами избегать его появления.

Впрочем, на моего спутника красота и изящество сада произвели странное впечатление. Вопреки логике, Эйтан смотрел на цветущее великолепие хмуро, с затаенной злобой, которая меня искренне поразила.

— Вы не любите этот сад? — вопрос вырвался прежде, чем я успела умерить своё любопытство, — Но почему?

Змей замер на пару мгновений, невидящим взглядом гипнотизируя резную деревянную беседку, и глухо заметил:

— Я здесь рос. Этот проклятый искусственный серпентарий, где фальшивое даже солнце, эти мерзкие, лицемерные, жестокие твари с пустыми глазами, в которых течёт императорская кровь, но нет и не было ни гордости, ни чести, ни ума, ни таланта, эти ряженые прислужницы, плетущие интриги за твоей спиной — я ненавижу все это.

Я с изумлением и тихой грустью посмотрела на стоящего рядом мужчину. Впервые со времён памятного разговора о крокодилах, Эйтан позволил себе столько эмоций и откровенности. И, глядя на того, кто в тот миг казался маленьким, обиженным на мир мальчиком, я видела саму себя, и от этого становилось горько и смешно.

Мы росли в разных мирах, учились у разных наставников, можно сказать, дышали разным воздухом, но, по сути, были очень похожи: обиженные, озлобленные дети, которым пришлось слишком быстро взрослеть.

— Идём, — бросил Эйтан, резко отворачиваясь, — Довольно глупостей.

Извилистая тропинка, петляющая меж деревьями, привела нас к небольшому уютному домику, окруженному искусственным ручьем и нагромождением декоративных каменьев. Раздвижные двери, небольшие окна и белые стены были сплошь изукрашены изображениями птиц и цветов, и только небольшая золотистая орхидея, заключенная в солнечный символ, давала понять, что мы стоим перед обителью Императорской Свахи.

Тут нужно кое-что пояснить: особа, имеющая титул Императорской Свахи, или, как её ещё именовали, Главной Матроны, без сомнений относилась к опаснейшим существам нашей Империи. Выбирали для этой должности одну из любимых жён умершего Императора. Было, правда, условие: женщина должна была быть бездетной.

Круг обязанностей Императорской Свахи был весьма широк: отвечать за порядок в Павильоне Цветов, вести счёт ночам, которые наложницы проводили в покоях Императора, а также пересчитывать самих девушек, внося их имена в списки и строго контролируя все изменения. Вела эта женщина также учёт всех юных принцев и принцесс, родившихся в стенах Павильона. Были времена, когда Сваха была обязана присутствовать во время каждой брачной ночи, скурпулёзно описывая все происходящее в специальной тетради алой кистью. Милый обычай этот был отменён всего за столетие до моего рождения — ранее ему следовали неукоснительно.

Признаюсь честно, мне было не по себе: я догадывалась, что эта женщина покровительствовала Эйтану, но все равно чувствовала оторопь. Словно поняв мои мысли, Змей взял меня за руку, чуть сжал её, успокаивая, и быстро постучал.

Несколько мгновений никто нам не отвечал, но, когда я уже начала нервничать, дверь отъехала в сторону, являя нашему взору высокую статную женщину со светлыми, почти бесцветными глазами, круглым лицом, острым подбородком и пшеничного цвета волосами, лишь чуть-чуть тронутыми сединой. Было ей, пожалуй, что-то около шестидесяти лет, но не думаю, что у кого-то повернулся бы язык назвать её старухой.

Памятуя о вежливости, я тут же склонила почтительно голову, заработав мимолётный одобрительный взгляд. Эйтан только небрежно кивнул, но такое отношение женщину явно не удивило: похоже, с чутким и кротким нравом Змея она была хорошо знакома.

Молча оглядев нас, Матрона едва заметно усмехнулась и посторонилась, пропуская внутрь. Эйтан поспешил принять приглашение, и я неукоснительно следовала за ним.

Покои Свахи отличались мягкой, женственной красотой. Были они оформлены в розовато-алых тонах, украшены обилием различных декоративных подушек, картин с изображением цветущих деревьев и животных, а также вышитыми тканями. Обстановка эта была на редкость женственной, что вызвало во мне некое отторжение: пожалуй, вкус Ящерицы мне импонировал куда больше. Впрочем, мысли эти не отразились на моём лице, когда, почтительно сняв ботти у входа, я осторожно присела на один из невысоких пуфов, обитых кремовой выделанной кожей, баснословно дорогой и редкой.

— Эйтан, мальчик мой, твоё пристрастие к театральности приобретает все более причудливые формы, — сообщила Матрона вместо приветствия, придирчиво осматривая необычный наряд принца. Голос у неё оказался высоким и чистым, словно звон обрядовых колокольчиков, а лукавые морщинки у глаз, вопреки логике, сделали её облик моложе.

— Джиада, — от мягкого голоса принца по моей спине пробежали тёплая волна, невольно заставив предыдущую ночь снова предстать перед глазами, — Годы идут, а ты не меняешься: все так же красива…

— Ну да, и так же тактична. Зато ты, милый мой принц, весьма изменился за десять лет. И многому научился: даже жаль, что я переросла возраст, когда есть смысл играть в эти игры. Так что можешь не растрачивать на меня своё обаяние; разложи лучше покупки, а то уронил на пол — и справился. Так дел не делают!

— Джиада, не наглей, — посоветовал Серебристый Змей, — Будущий Император принёс тебе покупки; тебе есть, чем гордиться.

Женщина капризно поджала губы:

— Мальчик, сто раз тебе говорила: коль выбрал роль — играй до конца. Что значит: не наглей? Ты сейчас прислужница? Прислужница. Вот и разложи покупки, а я пока что потолкую с твоей девочкой.

Стоило ей это произнести, как атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Взгляд Императорской Свахи, ранее рассеянный и лукавый, стал внезапно твёрдым и жестким. Эйтан подобрался, словно гадюка, готовая к броску, и негромко проговорил:

— Она устала, Джиада. Ты потолкуешь с ней позднее.

Матрона холодно улыбнулась:

— Мальчик мой, ты на полном серьёзе считаешь, что я спокойно позволю собачке Сахроса за собой шпионить?

— Это моя забота, — отозвался Эйтан ровным тоном; у любого человека такое обращение со стороны будущего Императора отбило бы всякое желание спорить. Матрона Джиада, однако, мало испугалась императорского гнева. Откинувшись на спинку кресла, она спокойно заметила:

— Ошибаешься. Это моя забота, потому что в голове у тебя туман, по глазам вижу. Верю, что девочка хороша в постели, но умирать из-за этого лично мне как-то не хочется, пусть и на старости лет. Потому, уж не обессудь, от неё надо избавиться, пока окончательно не заморочила тебе голову.

— А что, если я этого не сделаю? — уточнил Эйтан мягко, почти ласково, и тон его откровенно пугал.

Я сидела молча, не вмешиваясь в их разговор, и чувствовала, как предательски дрожат колени. Счастье было одно: длинное платье скрывало эту непроизвольную реакцию организма; лицо же моё, смею надеяться, ничего не выражало. Я затаила дыхание, ожидая ответа Матроны, и сердце моё упало, когда женщина сказала:

— Если ты сейчас же не прикончишь эту тварь, я выдам тебя Экису.

Вот и всё. Обречённость накрыла меня с головой, подстегнутая пониманием: Змей, не сомневаясь, пожертвует сейчас мной. Волна апатии накрыла с головой; не хотелось ни бежать, ни драться, ни что-либо говорить. Опустив голову, я просто ждала; мелькнула мысль, что, если меня убьет он — будет совсем не страшно. Даже справедливо.

Раздался шелест одежд — Змей медленно поднялся со своего пуфа. Стиснув руки в кулаки, я распахнула глаза: коль уж смерть пришла в его обличье, то пусть последнее, что я увижу, будут эти ледяные серые глаза со стальным отливом. Глаза, которые я любила.

Эйтан медленно подошёл ко мне и замер, внимательно следя за моей реакцией. Я же спокойно наблюдала за ним, ничего не предпринимая, и ждала.

Змей усмехнулся, вскинул руку… и, стремительно развернувшись, наотмашь ударил Сваху по лицу. Особой силы, кажется, в движение он не вложил — голова женщины лишь чуть мотнулась в сторону, да на щеке появилось алое пятно. Однако, это было жуткое оскорбление.

У меня в горле встал ком; я осознавала, что Змей собственными руками подписал нам обоим приговор. Впрочем, сам Эйтан, кажется, мало переживал на этот счёт: небрежно скрестив руки на груди и склонив голову набок, он ждал, пока женщина перестанет судорожно хватать ртом воздух, накрыв ладонью пострадавшую щёку.

— Ты, щенок, понимаешь, что только что сделал? — в тихом голосе Джиады плескалась бескрайняя ярость. Змей на это только усмехнулся:

— Вполне понимаю; я поставил на место зарвавшуюся престарелую шлюху, которая забыла, кто здесь скоро будет Императором. Тебе кажется, что я буду убивать людей, когда тебе хочется? Или ты решила меня шантажировать? Мне не двенадцать лет, Джиада. Уже — нет. И я очень не советую тебе ставить мне ультиматумы. Это понятно?

В комнате воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием женщины, из глаз которой постепенно уходила ярость, сменяясь странной задумчивостью. Повернувшись ко мне, Эйтан велел:

— Омали, пройди по коридору, третья дверь направо: мы остановимся там. Отдохни. Я подойду позже: нужно кое-что обсудить.

Никуда уходить мне отчаянно не хотелось, однако тон взбешенного не на шутку Наследника не предполагал отказа. Потому я послушно выскользнула из комнаты в указанную мне дверь, сделала несколько шагов вперёд по коридору… и поняла, что это выше меня. Кляня своё чрезмерное любопытство, я, тем не менее, сделала шаг назад.

До меня уже долетали отголоски их разговора, ведущегося на спокойных, размеренных тонах, когда благоразумие одержало верх. Пришло понимание: если меня застанут за подслушиванием, весьма сложно будет отмыться от обвинений в шпионаже; потому все, что мне оставалось — ждать и уповать на то, что рано или поздно Змей расскажет добровольно хоть и не всё, но то, что мне необходимо знать.

Приняв такое решение, я быстро направилась вперёд по коридору, разыскивая нужную комнату. Отдых действительно был мне необходим, в этом Змей не ошибся.

Комната, о которой говорил принц, была небольшим уютным помещением без окон. Практически все пространство занимала громадная кровать, на которой при желании можно было уместить не менее двенадцати человек. Царил там приятный полумрак, нарушаемый только мягким сиянием висящих под потолком крошечных светильников, напоминающих звёзды. Постель была разобрана, на тумбочке чадили ароматические свечи, а ноги по щиколотку тонули в мягком ковре.

В подобной обстановке усталость накатила с новой силой; сбросив верхнее платье, я понадеялась, что косметическая магия не подведёт, и с удовольствием забралась под тяжёлое одеяло, свернувшись клубочком.

«Уж не прирежут ли меня во сне?» — промелькнула мысль, и, посомневавшись, я переложила под подушку охотничий нож, с которым так и не захотела расстаться. Не думаю, что он реально чем-то мне бы помог. Однако, холодная тяжесть стали под пальцами давала уверенность и иллюзию покоя.

Я сжалась и закуталась в одеяло чуть ли не с головой, однако дрожь, зародившаяся где-то внутри, не желала проходить. Она не имела ничего общего с холодом, являясь скорее последствием старательно сдерживаемой истерики: всё же, слишком много раз за последние сутки моя жизнь висела на волоске. Да и мысли о Микеше, старательно отгоняемые, вновь вернулись, чёрным призраком витая надо мной. Я гадала, смогу ли когда-нибудь спокойно смотреть в глаза Марите. Она спасла мне жизнь, я же, пусть и косвенно, стала причиной гибели её брата — а вероятность того, что Мик смог выжить, была, увы, невысока.

По щекам всё же потекли старательно сдерживаемые слёзы, и я, наплевав на грим, уткнулась лицом в подушку: основная опасность миновала, а сдерживаться сил уже не было. Прикусив край одеяла, я тряслась в приступе истерики, накатывающей волнами, словно шторм в заливе. Самоконтроль дал трещину, и эмоции, долго и старательно запираемые на замок, выплеснулись наружу.

Я успела уже немного успокоиться к тому моменту, как кто-то лёг рядом со мной, обнимая за плечи. В первый момент я напряглась, сжав рукоять ножа, но, ощутив знакомый запах, тут же успокоилась.

Его высочество успел уже смыть грим и облачиться в чёрный халат. Склонив голову набок, он, чуть хмурясь, внимательно смотрел на меня. По лицу Змея пробежала тень, и я запоздало ужаснулась, представив, в каком расчудесном облике предстала перед ним: вопреки лирическим стихам, слёзы, по крайней мере, искренние, мало кого делают краше.

Протянув руку, Змей осторожно коснулся моего лица, неотрывно глядя в глаза, а потом наклонился вперёд и медленно, нежно поцеловал. И всё вокруг растаяло, как дым.

Этот раз был совершенно не похож на предыдущий: я ощущала, что всё на свете — только для меня. Ласковые прикосновения, нежный, успокаивающий шёпот, лёгкие, как пёрышко, поцелуи — чувствовалось, что принц всем сердцем желает меня успокоить. И глупо отрицать: ему это действительно удалось. Когда всё кончилось, все демоны, терзавшие мою душу, опустили головы, оставив меня расслаблено лежать на мягких простынях, кутаясь в блаженной неге.

Между тем Эйтан, сунув руку под подушку, извлёк оттуда охотничий нож и задумчиво повертел в руках. Зрелище это меня заворожило: блеск стали всегда казался чем-то на редкость привлекательным, а уж случай, когда оружие мотыльком порхает в пальцах, которые пару мгновений назад вытворяли такое…

— Это для меня? — уточнил Змей между тем, искоса глянув на меня. Вопрос искренне шокировал; возмущенно подскочив, я воскликнула:

— Нет, конечно!

По его тонким губам пробежала улыбка:

— Я так и думал.

Некоторое время мы молчали. Принц, стянув с меня парик, копошился в моих волосах, словно рассчитывал отыскать там блох; я не мешала — каждый развлекается, как хочет. Вместо этого я прижалась к тёплому телу и слушала чуть неровные, сильные удары его сердца. Мне подумалось: ни одна музыка ещё на казалась мне такой приятной…

— А ведь ты поверила, — на сей раз принц нарушил молчание первым. Мысленно улыбнувшись этой маленькой победе, я серьёзно кивнула:

— Да. Мне ли не знать, на что Вы способны?

Эйтан поморщился:

— Ты ждешь от меня оправданий?

— Я ещё не сошла с ума, — фыркнула я в ответ, — Хотя, конечно, кое-что я хотела бы у вас спросить.

Я буквально ощутила, как напряглись его мышцы, когда он деланно ровным голосом предложил:

— Спрашивай.

Медленно приподнявшись на руках, я приблизила своё лицо к его и прошептала, щекоча дыханием щеку:

— Кто ты? Кто стоит за тобой? Если ты не планируешь меня убивать — скажи правду. Ту, которую можешь, по крайней мере. Ведь я не в силах буду помочь тебе, если не сориентируюсь правильно в ситуации… Дай мне то, что сможешь. Пожалуйста. Я устала блуждать во тьме, не зная, что за поворотом.

Взгляд Эйтана, направленный на меня, стал острым и испытывающим. В комнате воцарилось тягучее, густое молчание. Наконец, принц встал, шепнул что-то и прикоснулся кольцом к каждому столбику кровати, оставляя мерцающую магией печать.

— Теперь нас не подслушают, — спокойно пояснил Змей в ответ на мой вопросительный взгляд. Он откинулся на подушки, сложив руки за головой, и, прищурившись, негромко проговорил:

— Для начала я хочу выслушать твои соображения. Что тебе известно обо мне и ситуации в целом?

Чуть поведя плечами, я села перед ним, совершенно не стесняясь своей наготы, обняла руками колено и призадумалась. По всему выходило, что, требуя от Эйтана откровений, сама к оным я была категорически не готова. С другой стороны, взаимное недоверие — не то поприще, на котором следует строить совместную работу. Потому, прокашлявшись, я заговорила, старательно подбирая слова:

— Мне известно, что Вы — внук Сахроса…

— Мы снова на «Вы»? — небрежно прервал меня Змей, — Я-то думал, что, наконец, этот этап пройден.

Я моргнула, удивленно глянув на Наследника. Он был принцем, и, разумеется, никто не имел права обращаться к нему на «ты». Пресловутые слова вырвались у меня случайно, будучи обычной оговоркой. Которая, как оказалось, пришлась Эйтану по душе.

— Ты — внук Сахроса, — продолжала я осторожно, немного опасаясь, что Змей меня одёрнет; он, однако, этого не сделал, и я чуть более уверенно продолжала:

— Сахрос родом из Сакии, и ты намекал на его связь с Орденом Тай-Лир. Логично предположить, что именно они поддерживают тебя, и их люди устроили восстание в Талье.

— Почему ты так думаешь? — уточнил принц равнодушно. На меня он не смотрел, изучая потолок, словно на нём были изображены неведомые узоры.

— На площади пахло лэдэном; именно сакийцы пользуются им в подобных целях.

— Разумно, — кивнул Эйтан, — Но, само по себе, это ещё ни о чём не говорит.

— Признаю, — кивнула я спокойно, — Тем более что я сама, кажется, начинаю сомневаться в правильности своих выводов.

По губам принца пробежала ироничная улыбка:

— Почему же?

— Матрона Джиада ненавидит Сахроса и опасается, что я — его шпионка. Но она, как и Сахрос, поддерживает тебя. Что это значит, Эйтан? Кто, по крайней мере, твой союзник, а кто — враг? Боюсь, я окончательно запуталась…

— Я тоже, — бросил он в ответ, устало прикрыв глаза.

Как интерпретировать такой ответ, мне было непонятно. Потому, не двигаясь с места, я просто смотрела на принца Эйтана и ждала, что же он скажет. Спустя пару минут терпение моё было вознаграждено. Все так же продолжая созерцать потолок, Наследник Ишшарры ровным голосом сообщил:

— Когда мне было тринадцать лет, я поклялся Джиаде именем бога Энатхо, что предам орден Тай-Лир и сделаю всё, дабы уничтожить их. Она взамен обещала мне любую помощь на пути к трону. Полгода назад ко мне явился Сахрос и поставил перед фактом: если я хочу стать Императором, то должен поддержать Орден Тай-Лир. Он также потребовал Божественной Клятвы. Я согласился.

— Ты сделал что? — уточнила я резко севшим голосом, боясь поверить в услышанное. Эйтан повернулся ко мне и с кривой улыбкой подтвердил:

— Я дал две Божестенные Клятвы.

Мне стало, мягко говоря, нехорошо. Смертник, сидящий передо мной, фактически пустил свою жизнь под откос, ухитрившись связать себя нерасторжимыми обязательствами с противоборствующими сторонами. Должна заметить, что нарушить Клятву Энатхо было невозможно. Того, кто преступал её, ожидала неминуемая смерть: человек сгорал заживо.

На языке вертелось больше сотни глупых вопросов вроде: «Как? Почему? За что?». Однако с ними вполне можно было повременить, потому начала я с самого важного, на мой взгляд, уточнения:

— Каково точное содержание клятв? Что именно ты говорил перед Алтарём?

Эйтан покосился на меня, усмехнулся и сообщил:

— Когда мне было тринадцать, я сказал дословно следующее: «Клянусь именем Энатхо, Божественного Прародителя, что стану Императором Ишшарры и поспособствую смерти Дэра Сахроса, а также Микора де Анкаста, Верховному Жреца Адада. Я предам Орден Тай-Лир, и не позволю ему править Ишшаррой».

Я только покачала головой, переваривая услышанное. Эйтан понимающе ухмыльнулся и негромко пояснил:

— Мне было тринадцать, и я был зол, расстроен и всеми брошен. Джиада подобрала меня, многому научила, поддержала и вылечила. В то время не было того, чего бы я для неё не сделал. Клятва не казалась мне чем-то ужасным: я просто отблагодарил таким образом за любовь и доброту.

У меня в горле встал ком. Змей говорил это спокойно, безмятежно и весело, а я представляла, как сильно и отчаянно тому тринадцатилетнему мальчику хотелось быть любимым, и какими преданными глазами он смотрел на единственное существо, которое его не бросило.

— Понимаю, — кивнула я как можно беззаботнее, — А вторая?

Змей хмыкнул:

— Только годам к семнадцати я осознал, какую глупость совершил, дав первую Клятву. Не будь её, я мог бы с чистой совестью исчезнуть из поля зрения политиков, начать жизнь с чистого листа и забыть о своих императорских корнях: мне хватило бы способностей, ресурсов и ума, дабы со временем найти неплохое место в жизни. Но неосторожные слова удерживали меня на месте получше цепей. Я понимал: если не стану Императором, магия поймёт, что я не следую пути Клятвы. В таком случае, меня ждёт огонь. Между тем, надежды на то, что мой папочка оставит регалию именно мне, тогда не было. Весть о его болезни и вовсе заставила меня метаться загнанным зверем. Я искал выход, его не было… и тут ко мне явился Сахрос. Ордену Тай-Лир нужна была марионетка, которую можно было бы посадить на трон. Любимый дедушка напомнил, что я был рождён именно для этого, и предложил заключить сделку: мне — трон, им — свободная дорога в Ишшарру. Проведя бессонную ночь, разгромив комнату и напившись вдрызг, я все же принял решение и дал Сахросу Клятву. Звучала она дословно так: «Я клянусь именем Энатхо, что окажу покровительство Ордену Тай-Лир и выполню любые требования его Главы, Микора де Анкаста, если это не будет угрожать жизни моей или моей Старшей семьи, а также не поставит под угрозу моё правление».

Я призадумалась, оценивая информацию, и признала:

— По сути, одно не противоречит другому. Конечно, изворачиваться тебе придётся немало, но — на то ты и Змей. Самое главное, что формулировка худо-бедно позволяет исполнить обе Клятвы. Хотя, конечно, это всё изначально — жуткая авантюра, и ты болтаешься на тонком парапете над пропастью. Остается только благодарить Солнечного бога, что он не счёл вторую Клятву нарушением первой! Тогда ты точно сгорел бы на месте!

Змей покачал головой и показал на небольшой шрам, расположившийся прямо напротив его сердца.

— Как ты думаешь, откуда это?

Признаться честно, вопрос меня смутил. Ещё в первую нашу ночь я, разумеется, заметила жуткие отметины, покрывающие спину и плечи принца. Сначала он старался скрыть их от меня, что, с моей точки зрения, было неправильно и глупо. Именно потому я приложила все силы, дабы он позволил мне провести по этим шрамам пальцами, коснуться губами… мне не хотелось, чтобы он прятался от меня. Интуитивно я понимала, что тому, кому не можешь довериться в спальне, не доверяешь и в жизни, и наоборот.

Памятуя рассказ Ящерицы, я предполагала, что все рубцы на коже Змея являются последствием давешнего жестокого наказания, коему подверг его собственный отец.

— Я думала, что этот такой же, как остальные, — призналась я, осторожно коснувшись пальчиком ороговевшей кожи. Змей усмехнулся:

— Нет. Он появился, когда я дал вторую Клятву: кожу напротив сердца опалило огнём.

— Предупреждение…

— Именно. Если я оступлюсь, сгорю. В самом прямом смысле этого слова, — по губам Наследника Ишшарры скользнула насмешливая улыбка, от вида которой мне стало страшно, — Прямо как тот мужчина на площади.

— Они специально…

— Разумеется. Это была демонстрация. Решили показать мне, что будет, если я их предам.

Я опустила голову и прокусила губу до крови, надеясь, что боль поможет привести мысли в порядок. Разум отчаянно метался, просчитывая варианты. Боги великие, да Клятв Энатхо никто не давал уже более пятисот лет! Необходимы особые слова, сложный магический круг, чаша с кровью отца и боги ведают что ещё! Откуда хотя бы мой ублюдочный опекун взял описание ритуала?! А кровь старого Лиса — неужели старый Император взял и просто так поделился жидкостью жизни сначала со свахой, а потом и вовсе с Хранителем Тальской Библиотеки?! Кто проводил эти проклятые ритуалы?!

На миг закралась даже мысль, что Эйтан врёт или шутит. Я не стала отбрасывать эту идею окончательно, но не видела никаких причин для подобного: Наследнику просто не было смысла придумывать такую невероятную ложь.

— Если хочешь сбежать — сейчас самое время, — просветил меня принц, пристально разглядывая потолок.

Я, впрочем, не обратила особого внимания на его слова: в подобные моменты в нём вообще часто просыпалась склонность к излишнему драматизму. Мне же было не до того: мысли мои витали очень далеко от уютной спальни в Павильоне Цветов. Машинально вскочив на ноги, я заметалась туда-сюда по комнате, будучи не в силах усидеть на месте.

Эйтан наблюдал за мною странно потемневшими глазами, ничего не говоря.

— Где Сахрос? — уточнила я спустя пару минут, систематизировав полученные сведения, — Жив он или мёртв?

— Жив, — в ровном голосе Эйтана звучало странное напряжение, — Он в темнице. Здесь, во Дворце.

— Как только ты взойдёшь на трон, нужно приказать его убить, — резюмировала я задумчиво, машинально наматывая на палец прядь волос, — Мы избавимся от шпиона и выполним часть одной из Клятв… однозначно, нужно это сделать. Ну, что ты улыбаешься?

Эйтан, на лицо которого по мере развития моего монолога заползала все более широкая ухмылка, расслабленно откинулся на подушки и заметил:

— Обнажённые женщины, рассуждающие об убийствах — редкостно возбуждающее зрелище.

В ответ на это я только рукой махнула:

— Потом возбудишься. Нам нужно придумать, что делать дальше: мысль о том, что ты можешь превратиться в живой факел, не слишком-то меня вдохновляет. Так что повторяю свой вопрос: сможем ли мы убрать Сахроса после того, как ты станешь Императором?

— Вряд ли, — отозвался Эйтан, — Об этом сразу станет известно Ордену Тай-Лир.

— Значит, это нужно сделать сейчас, пока царит неразбериха, — резюмировала я спокойно, — И обставить все так, чтобы вина падала… скажем, на твоего брата.

Змей на мгновение нахмурился, обдумывая, и покачал головой:

— Это неимоверный риск. У нас нет времени на подготовку, нет плана и продуманных путей отхода…

— Но есть Матрона Джиада, желающая Сахросу смерти. Нужно поговорить с ней; возможно, она сможет что-то придумать.

Сказав это, я снова принялась быстро метаться туда-сюда, продумывая детали и взвешивая возможности. Мой мозг, получив задачу, работал, прощупывая перспективы и риски. Правду ли говорит Эйтан о Клятвах? Пытали ли Смотрителя, чтобы узнать, где принц? Сможем ли мы после коронации по-тихому задушить Сахроса подушкой и представить это так, будто он не выдержал истязательств?..

— И что, ты сможешь? — прервал мои размышления голос Змея, в коем слышалось неподдельное любопытство, — Убить собственного опекуна, который растил тебя с десяти лет, внушая покорность и уважительность? Ты, если понадобится, собственными руками это сделаешь?

Я помолчала пару мгновений, обдумывая ответ, после чего пришла к однозначному выводу:

— Да — если на то будет твоя воля.

Змей медленно покачал головой:

— И эта женщина ещё меня называла больным… Кажется, в случае с тобой старый ушлёпок основательно просчитался!

Я спокойно пожала плечами и откровенно сказала:

— Этот человек притворялся, что любит меня. Он лепил из меня идеальный подарок для тебя, словно куклу, подстраивал под твой вкус. Он без сомнений рискнул моей жизнью, отправил в самое пекло, ничего не объяснив, пряча истинные причины призрачной любовью. Я ему верила. Раньше. Теперь всё изменилось: правда мне известна, и мне его не жаль. Он без сомнений пожертвовал бы не только моей жизнью, но и твоей — я поступлю точно так же. В конечном итоге, он сам меня такой воспитал.

Глава 17. Некрасивая смерть и красивая сказка

— Не думала, что ты всё же решишься остаться со мною наедине, — задумчиво заметила Матрона Джиада, осторожно помешивая ложечкой золотистый чай, — Решила убедить меня в своей лояльности? Зря. Я не верю тебе ни на йоту.

Мы со Свахой сидели на уютной веранде, окруженной звуконепроницаемыми чарами и переплетением непроходимых зарослей. Инициатором этого разговора была я, и мне довелось выдержать немалую битву с принцем, который категорически не желал отпускать меня одну. Но я была свято убеждена, что есть разговоры, которые женщинам следует вести исключительно наедине — и, как показало время, не прогадала.

— Понимаю, — небрежно кивнула я в ответ, отправив в рот полупрозрачную длинную виноградинку, — В Вашей ситуации подобное отношение вполне оправданно. Однако нам действительно есть, о чём поговорить с глазу на глаз. И касается это, в первую очередь, некой Клятвы, которую Змей столь неосмотрительно дал Вам.

Признаться откровенно, я очень сильно рисковала, произнося эти слова. Первая и главная опасность заключалась в том, что Змей мне лгал и никаких Клятв не было и в помине. Это значило бы, что он их попросту выдумал, чтобы настроить меня против Сахроса. Такого поворота событий я боялась больше всего: если бы Эйтан меня предал, всё, к чему я стремилась, пошло бы прахом, ибо все мои надежды были связаны именно с ним, будущим Императором Ишшарры. С другой стороны, я опасалась, что белая, как мел, Джиада сейчас просто бросится на меня и задушит голыми руками: такая пугающая гамма чувств отразилась на её лице.

— Ты знаешь о Клятве? Змей что, окончательно лишился разума?!

На меня накатила одуряющая волна облегчения: он, скорей всего, действительно сказал правду. И это было полной и безоговорочной моей победой.

— Он доверяет мне, — пояснила я спокойно, не позволяя чувствам отразиться на лице, — И у него есть для этого причины. Впрочем, сейчас не время их обсуждать, равно как и спорить о целесообразности его поступков. Я хочу поговорить с Вами откровенно.

— Это даже звучит смешно, — бросила Матрона, явно пребывающая в отвратительном настроении, — Можешь сколько угодно пускать мне пыль в глаза, но я вижу основное: ты вцепилась в принца, словно клещ, и уже не отпустишь.

— Не отпущу, — мягко сказала я в ответ, и это действительно было правдой. Я не была наивной и осознавала, что никогда не стану Императрицей или просто женой Эйтана, не буду единственной его женщиной или матерью его Наследников. Передо мною стояла иная цель, возможно, куда более сложная: я желала быть для него уникальной, такой, которой он будет доверять, словно себе. Осторожно и постепенно, словно блуждая в тёмной комнате, заставленной вещами, я приближалась к его сути, к маленькому мальчику, который позже вырос в жестокого, умного мужчину. Я вцепилась в этого ребёнка, как краб-путешественник хватается за чешую черепахи, и так же пробралась под твёрдый панцирь. Разумеется, в тот момент позиции мои были ещё ненадёжны и шатки, однако первый, самый сложный шаг был сделан: крабьи клешни сомкнулись. И разжимать эту хватку я не собиралась ни при каких обстоятельствах.

— Я буду с ним рядом, потому мне и не с руки ссориться с Вами, — продолжала я спокойно, — Нам нечего делить, Матрона Джиада: я — Ваш союзник. По меньшей мере, до тех пор, пока Вы верны Эйтану.

Сваха закатила глаза:

— Ты хочешь сказать, что предашь Сахроса? Брось! Что старый хитрец тебе пообещал? Титул Императрицы?

Я спокойно покачала головой:

— Ничего подобного — да и глупо с моей стороны было бы верить подобным посылам. Когда обещают слишком много, в итоге, как правило, не планируют дать ничего. Нет, Сахрос рассчитывал на мою верность и благодарность, и не счёл нужным рассказать мне о роли, которая мне уготована, или попытаться чем-либо подкупить.

Сваха изумлённо приподняла брови:

— Ты хочешь сказать, что он был уверен в твоей абсолютной покорности?

— Да, это так.

Джиада посмотрела на меня как-то иначе, и я не знала, радоваться этой перемене или огорчаться: слишком много настороженности было в светло-голубых глазах. Женщина ничего не стала боле говорить, потому я вынуждена была продолжить:

— Впрочем, то, что Вы заговорили о Сахросе, меня радует. Он — та проблема, решение которой нам предстоит сейчас обсудить.

Кажется, мне всё же удалось удивить Сваху: брови её приподнялись вверх, а зрачки предательски расширились, выдавая неподдельный шок и интерес.

— Поправь меня, если я ошибаюсь: ты сейчас говоришь…

— Он не должен дожить до Церемонии Принятия, — прервала я резко, — Но для осуществления подобной идеи мне нужна будет Ваша помощь.

Матрона, похоже, была действительно ошеломлена, но жестокие, кровожадные огоньки в её глазах лучше всяких слов сказали мне: она сделает все, что угодно, лишь бы уничтожить моего опекуна.

— Какого рода помощи ты от меня ждёшь? — уточнила она после минутного молчания, — До Церемонии Принятия остались сутки; за такое время совершить подобное убийство так, чтобы остаться вне подозрений, практически невозможно. Необходимо подкупить стражников и ключника, пройти в подземелье… замести следы не удастся, девочка.

— Всё верно, Матрона. Мы ничего и не будем совершать! За нас это сделают сами солдаты.

— Никто не согласится на такое!

— Им прикажут.

Женщина устало покачала головой:

— Эйтан сейчас не имеет власти, девочка. И потом, Тай-Лир сразу станет об этом известно: их шпионов во Дворце, поверь, немало.

Я чуть склонила голову набок и спокойно проговорила:

— Я имела в виду не Эйтана, Матрона. Давайте по порядку: расскажите мне, часто ли Экис Медный Лис бывает в Павильоне Цветов?..

Сейчас, читающий эти строки, я хочу отдалиться на время от происходящего в Павильоне, ибо подготовка к нашему маленькому спектаклю была обыкновенной рутиной, наполненной часами разговоров, споров и организационных сложностей.

Потому я хочу поведать тебе пока что историю, частично рассказанную мне Эйтаном в тот день. Это будет рассказ о Дэре Сахросе.

Я выношу его отдельно, поскольку многие детали были собраны и систематизированы мною уже много позже; крупицами они пополняли мои записи в течении всей моей жизни.

Зачем я с таким неразумным энтузиазмом выискивала сведения о человеке, давно мёртвом? Сиё не имеет разумного объяснения. Думаю, тут сыграла роль некая глубинная связь, которая всегда возникает между предателем и преданным, между убийцей и убитым. Если тебе скажут, что смерть последнего может эти узы порвать — не верь. Ты будешь ловить в разговоре упоминания об этом человеке, как будто родней его нет тебе на свете; ты будешь оправдывать себя, обливая его грязью и ненавидя — но понимая в глубине души, что ненавидишь самого себя. И, наконец, самая страшная опасность такого поступка кроется в том, что люди крайне похожи на зверей. Почуяв раз вкус крови…

Впрочем, оставим это. Вернёмся к юному Дэру Сахросу, сыну сапожника, рождённому в небольшой деревушке на севере Сакии.

Дэр был десятым ребёнком в семье — и пятым из тех, кто пережил трёхлетний рубеж. В семье его считали той самой «плешивой овцой», которая, как известно, обычно портит лучшее стадо. Мальчишка, потрясающе привлекательный и обаятельный внешне, был редкостным тунеядцем. Отца и мать он считал просто неудачниками, не хотел ничему учиться, равно как и работать в поле — юный Сахрос свято верил, что ему уготована иная судьба. Потому, по сути, нечему удивляться, что в четырнадцать лет, прихватив все отцовские сбережения, мальчишка благополучно сбежал вместе со странствующими артистами.

Снова объявился он спустя три года в Ликтоне, столице Сакии. Разумеется, Дэр благополучно просадил все отцовские деньги и зарабатывал на жизнь разного рода мошенничеством. Тут следует отдать юноше должное: обладая обаянием, хитростью, ловкостью рук и весьма привлекательной внешностью, он, по сути, имел все шансы со временем занять определённую нишу в сакийском преступном мире. В таком случае, он бы прожил в среднем лет тридцать и закончил бы свою жизнь либо на виселице, либо в канаве с перерезанной глоткой — именно так зачастую и складываются судьбы подобных индивидуумов. Существовала, правда, вероятность того, что, остепенившись со временем, юный ловкач благополучно открыл бы свое дело и тихонько накапливал благосостояние, но — это явно был не тот случай.

В Дэре Сахросе было нечто, что определенно мешало ему жить спокойно и оставаться подолгу на одном месте. Все качества, перечисленные выше, самым невероятным образом соседствовали в нём с обилием возвышенных идей, коими он любил делиться. Несправедливость бытия занимала мальчишку неимоверно, а неправильность политического строя травила душу, заставляя кропать философско-патриотические стихи в неимоверных количествах и писать непотребщину на стенах. Более всего тонкую душу Дэра оскорблял тот факт, что многие юные лорды ничего не делают, но живут роскошно, позволяя себе ещё и смотреть на остальных свысока.

В общем, как и в случае со многими подобными личностями, агрессия, зависть и неудовлетворенность собственным положением в обществе вызывали бурный, бессмысленный протест, на волне которого юноша и присоединился к восстанию Джока Коллса, охватившего в те времена Сакию.

Лорд Коллс был младшим сыном в обедневшей дворянской семье. Его, как и Сахроса, безумно тревожила несправедливость по отношению к рабочим и крестьянам в принципе, ну и к нему самому в частности. Собрав в столице подпольный клуб, где «все будут равны», этот юноша с упоением одаривал завсегдатаев, увлеченно играющих в анонимность, ярким сиянием своей харизмы.

Несложно догадаться, что в большинстве своём контингент сего заведения составляла молодёжь, радикальная и идеалистично настроенная. Сахрос легко влился в эту пёструю среду и быстро приобрел в ней популярность. Спустя некоторое время Дэр и вовсе стал для единомышленников героем: ему у далось привлечь в их ряды леди Джиаду де Анкаст, дочь Верховного Жреца Адада, невесту своего двоюродного брата Микора, коего называли наиболее вероятным дядиным преемником.

Историю их знакомства кто-то, обладающий должной степенью фантазии, мог бы назвать вполне романтичной: Сахрос заприметил юную леди, когда она подавала милостыню бездомному ребёнку. Оценив красоту и доброту девушки, Дэр тут же подошёл к ней и велеречиво похвалил за благородный и честный поступок, достойный «настоящего человеколюбца». Между молодыми людьми завязался разговор, в ходе которого незаметно выяснилось, что у них, несмотря на классовое неравенство, много общего.

Пожилая гувернантка, ставшая свидетелем этой эпохальной встречи, отнеслась к молодому человеку без должной симпатии и попыталась образумить пятнадцатилетнюю подопечную. Девушка, однако, плыла на волне первой любви, не обращая внимания на чужое мнение.

Будучи юной, но довольно образованной особой, Джиада страшилась предстоящего брака с кузеном, человеком жестоким и извращенным. Ей казалось, что величайшая ценность в политике — благо народа и патриотизм, а общество лордов, породившее её, консервативно и удушающее.

Встречи подпольного клуба стали для неё глотком свежего воздуха. Молодые идейные люди, полные эмоций и жизни, нравились эмоциональной, нетерпеливой девушке много больше, чем престарелые банкиры, занудные лорды и безумный старший брат.

Увы, подобная песня вечно продолжаться не могла: во время первой же вооруженной забастовки, устроенной экзальтированными юнцами, Тайная Канцелярия подсуетилась и в кратчайшие сроки изловила всех, кто был замечен на площади. Сахрос, разумеется, не стал исключением.

Как показывает практика, в тюремных застенках радикализм выветривается в кратчайшие сроки. Ощутив, что запахло паленым, горе-мятежники в большинстве своём запели, как птички.

Информация о некой леди, постоянно навещающей клуб вольнодумцев, заинтриговала Микора де Анкаста, который неофициально руководил дознанием, неимоверно. Кузину он терпеть не мог с самого глубокого детства, а уж потеснить дядю с поста Верховного Жреца милый мальчик мечтал всей душой, понимая: власть, вероятней всего, благополучно проплывёт мимо него к их с Джиадой общим детям.

Когда, проведя перекрёстный допрос, Микор убедился в правильности своих предположений, радости его не было предела: глупость Джиады дала ему отличное оружие против неё.

То, что было дальше, предсказать, думаю, несложно. Перед Сахросом поставили определённый выбор: желаешь получить свободу — заставь леди Джиаду прийти на собрание и собери доказательства против всех выходцев из более-менее знатных семейств, причастных к беспорядкам. Не стоит сомневаться — Сахрос согласился.

История эта для леди Джиады кончилась весьма плачевно: уличённая в государственной измене и прелюбодеянии, она была продана в качестве рабыни ишшаррскому купцу, который, в свою очередь, преподнёс светловолосую породистую красавицу Императору, выручив за неё баснословные деньги.

Дальнейшая жизнь Сахроса складывалась весьма насыщенно. Поговаривают, что, чтобы ещё сильнее унизить ненавистную кузину, Микор при ней предложил Дэру Сахросу выбор: либо он отправляется в изгнание вместе с Джиадой, разделяя все тяготы морского пути, либо становится любовником Микора и получает высокооплачиваемую должность. Опять же, несложно предсказать, какое именно решение принял Дэр.

Сколько именно лет он грел постель своего благотворителя — непонятно, но большинство свидетельствуют в пользу числа двадцать. Возможно, продолжалось бы это и долее, но время и недолеченная венерическая болезнь не пощадили организм Дэра, состарив его раньше времени.

За время службы у Микора, ставшего к тому моменту Верховным Жрецом, Сахрос успел обзавестись дочерью и женой. Супруга его, впрочем, скончалась спустя полтора года после заключения их брака и при весьма подозрительных, если не сказать более, обстоятельствах, однозначно указывающих на насильственную смерть. Семейная жизнь, впрочем, принесла Дэру титул барона, так что сильно страдать по безвременно почившей супруге предприимчивый сын сапожника не стал, упиваясь нежданно свалившимся богатством. Было оно подкреплено его назначением на пост представителя Сакии в Ишшарре.

Правда, человеку этому, судя по всему, суждено было всю жизнь летать на призрачных качелях, скатываясь из верха в самый низ и наоборот. Качели снова сделали круг, и Сахрос попал в немилость к своему патрону, не сумев перехватить у Эжара Кота власть над южными торговыми путями Ишшарры. Микор, разочаровавшись в подопечном, просто вышвырнул того из страны, снова отобрав баронский титул.

Дэр остался с несколькими золотыми монетами на руках, букетом болезней и стопкой ворованных писем. Убивать его не стали только потому, что, по сути, он уже был никем.

Однако Сахрос вовремя вспомнил о небольшом призе, оставшемся у него — о дочери. Лиаллин Сахрос все это время провела в Пансионе Мадам Бэсс, куда щедрый папа её определил, навещая не чаще раза в год. Однако, в сложившейся ситуации Дэр поспешил прихватить дочь с собой, покидая Сакию.

Лиаллин была безмерно счастлива: устав от одиночества и чувства собственной ненужности, она была рада покинуть нудный старый особняк, наполненный девочками, сосланными долой с родительских глаз. Чувства её усилились в разы, когда она поняла, что отец стал уделять ей все больше времени, обучая различным вещам и рассказывая интересные истории. Словно кукла, девочка выполняла все, что обожаемый папа говорил, отвечая на иллюзорную любовь беззаветной преданностью.

Между тем, роль, уготованная ей, была незавидна — она должна была стать товаром. Напросившись к старому Лису на аудиенцию, Сахрос взял с собой дочь, рассчитывая, что Императора она заинтересует — что, в общем-то, и произошло. Сероглазая красавица, умная, образованная и грациозная, пришлась Эшону по душе, и он с удовольствием принял «подношение», взамен назначив Сахроса Смотрителем Тальской Библиотеки. Несмотря на кажущуюся скромность подобной должности, в Ишшарре, где письменное творчество возносилось на пьедестал, Смотритель имел немалый доступ к информации — и, соответственно, к власти.

Когда родился Эйтан, Сахрос отправил старому другу Микору письмо с деловым предложением. «А ты хочешь видеть своего человека на ишшаррском троне?» — вопрошал Дэр в письме. Приманка оказалась слишком заманчивой — Микор согласился поучаствовать в проекте.

Новый виток игры начался.

Романтичный вечер опускался на Павильон Цветов тёмным покрывалом, заставляя иллюзорное небо покрываться сиянием столь же нереальных звёзд и громадной мерцающей луны. Роскошный сад утопал в мягком свете, и таинственные тени, отбрасываемые стриженными деревьями, вкупе с ароматом жасмина и специй, витающим в воздухе, создавали атмосферу невероятной интимности.

Медный Лис неспешно продвигался по узкой извилистой дорожке, осматриваясь по сторонам. Несмотря на шаткость собственного положения, он чувствовал себя здесь хозяином: никто не смел открыто отказывать ему, первенцу Старшей Жены умершего Императора. Разумеется, Павильон имел право посещать лишь законный правитель, но в ситуациях, подобных той, что была, этого правила не придерживались неукоснительно: всё равно новый Император, кем бы он ни был, избавится от «испорченных» жён и наложниц. Потому Экис спешил вкусить жизни в Павильоне, силясь отвлечься от угрозы его властвованию, восстания простолюдинов и неповиновения многих ведомств. Как и Эйтан, он рассчитывал на день Принятия Власти: став законным Императором, он бы сумел решить все проблемы, навалившиеся на него тяжким грузом.

Говоря откровенно, я могла бы посочувствовать Лису — в другой ситуации. Но на свете существовал только один Золотой Венец, и его нельзя было одеть на две головы. Потому Экис, стремительными шагами приближавшийся ко мне, был не более чем одной из безликих фигурок на доске шахи.

Я наблюдала за мужчиной, расположившись в уютной беседке, стоящей на изгибе дорожки. К резному строению примыкал небольшой декоративный прудик, который украшали цветущие лилии. В остальном моё пристанище со всех сторон было скрыто от любопытных взглядов различными деревьями и кустарниками, что было весьма кстати: нам с Лисом, так или иначе, понадобится интимная обстановка.

Пока мужчина приближался ко мне, у меня появилась возможность рассмотреть его без маски, скрывающей лицо. Что сказать? Я бы в жизни не поверила, что они со Змеем — братья. Экис был человеком мощным, обладал круглым лицом, чуть приплюснутым носом и большим ртом. Назвать его красивым было сложно, к тому же, выражение тупого самодовольства портило все впечатление. Хотя, не исключаю, что я просто была настроена на то, чтобы возненавидеть его с первого взгляда: нет смысла искать нечто хорошее в том, кто был и останется твоим врагом.

Как и в день, когда над столицей разнёсся колокольный звон, Экис был облачён в золотистый Императорский наряд. Его тёмные глаза блестели в лихорадочном предвкушении — очевидно, он искал ту, кто поможет сгладить нервное напряжение.

Я планировала помочь ему с этой проблемой.

Когда Медный Лис поравнялся с беседкой, служившей моим временным пристанищем, я с тихим возгласом упустила в пруд заколку для волос. Тихий плеск воды в тишине сада прозвучал, словно колокольный звон, заставив мнительного принца подскочить на месте и обнажить спрятанный в рукаве кинжал.

Однако, я не обращала на него ровным счётом никакого внимания. Оскальзываясь на декоративных камнях, окружающих водоём, ваша покорная слуга подбиралась к водной глади, намереваясь выловить потерянное. Разумеется, и ботти, не предназначенные для подобных подвигов, и рассыпавшиеся по плечам чёрные, словно смоль, волосы не облегчали мне задачу.

— Вам помочь, пэри? — прозвучал за спиной низкий голос, слышимый мною на Площади Суда. Вздрогнув, я медленно повернулась, встречаясь глазами с Экисом, наследным принцем Ишшарры.

Пару мгновений я пребывала в замешательстве, ошеломлённо разглядывая нежданного гостя. Вскоре, однако, взгляд мой натолкнулся на веер, свободно висящий на запястье Лиса. Охнув, я склонилась в быстром поклоне.

— Моё почтение, пэр! Я — не пэри, меня зовут Кирени, и я — наложница.

На последних словах щёки мои тронула краска стыда, что, похоже, пришлось пэру по душе. Как и многие мужчины его круга, он предпочитал женщин ниже по положению, справедливо полагая, что подобные связи доставляют куда меньше неприятностей. Опять же, пэри на моём месте вполне могла отказать Лису, уповая на то, что он ещё не Император. От юной же наложницы, возможно, даже не знавшей мужчин, Экис не ждал никаких сложностей.

— Я — не пэр, моя дорогая, — произнёс Лис, и от его тона у меня противно заныли зубы, — Я — будущий Император Ишшарры!

Глаза мои потрясенно расширились, и я порывалась опуститься на колени, но Лис не позволил. Подхватив меня под руку, Экис воскликнул:

— К чему эти церемонии, прекрасная лэсса? Я — не деспот, и не буду заставлять такой прелестный цветок стоять на коленях!

— Ваше Высочество, — пробормотала я, смущенно глядя в землю, — Простите, что посмела говорить с Вами в таком тоне…

— Ах, дитя моё, это все — пустое! — пропел он, беря мою руку в свою. Вздрогнув, я медленно подняла на него глаза, переполненные абсолютно противоречивыми чувствами. Были там и сомнения, и испуг, и надежда, и жажда… Так смотрит изящная юная лань, непуганая охотниками, на человека: стоит ли опасаться? Стоит ли поверить? Должна сказать, что именно это выражение глаз мне всегда замечательно давалось…

И Лис проникся. Будучи, как и большинство пэров, натурой хищной и весьма склонной к жестокости, он питал особое пристрастие к охоте на беспомощных жертв.

— Вы прекрасны, словно ночной цветок, лэсса, — проговорил он с придыханием, — Ваша кожа такая белая, как луна на небе.

— Благодарю Вас, — прошептала я, опустив очи долу и чувствуя, как ладонь Лиса медленно легла на мою талию. Ботти мои неловко скользнули по мокрой траве. Я покачнулась, словно дерево в бурю, и тут же оперлась на принца, вцепившись руками в его рукав.

Настроение Экиса, кажется, стремительно улучшалось. Он расщедрился даже на то, чтобы галантно подхватить меня на руки — я тут же прижалась к нему как можно теснее, стараясь не морщиться от его неприятного, сладковатого запаха. Между тем, Медный Лис, чуть запыхавшись, дотащил меня до беседки. Лёгкая отдышка и учащенное сердцебиение подсказали мне, что слухи о его пристрастии к чревоугодию, обильным возлияниям и праздной жизни — отнюдь не преувеличение. С невольной гордостью я подумала, что Эйтан, как ни крути, находится в куда лучшей форме.

Между тем принц сгрузил меня на мягкий диванчик, небрежно оттолкнув в сторону яркую книжку, и устроился рядом.

— Вы читаете? — поинтересовался он, мельком взглянув на пёстрый томик, — Люблю образованных женщин!

— О, чтение — это моя жизнь! — воскликнула я вдохновенно, — Правда, я предпочитаю лирические произведения. Стихи такху так романтичны…

— Да, — Экис с лёгким пренебрежением покосился на книжку, — Весьма.

Я кротко улыбнулась:

— Это замечательно, что Вам они тоже нравятся! Тем более что Вы очень похожи на их персонажей…

— Чем же? — уточнил Медный Лис, хотя взгляд его красноречиво намекал на то, что вырез моего наряда интересует его куда больше, чем ответ на поставленный вопрос.

«Вы так же банальны, слащавы и глупы» — хотелось мне ответить, но, памятуя о уготованной мне роли, негромко отозвалась:

— Ваше Высочество, Вы так же возвышенны, мужественны и красноречивы!

Эти слова, сказанные низким, чувственным голосом, окончательно вернули Лису благостное настроение. Взяв мою ладонь в свою руку, он принялся перебирать пальцы, вещая что-то о моей неземной красоте. Каюсь, слушала я крайне невнимательно, при этом старательно поддерживая смущенный и жеманный вид.

Видя мою кокетливую реакцию, принц окончательно настроился на приятный во всех отношениях вечер; как и предполагалось, дело это он захотел отметить, так что практически полная бутылка вина, стоящая на столе, пришлась весьма кстати.

— Желаете ли Вы вина, мой цветочек?

Не поднимая глаз, я кивнула и призывно глянула на него из-под ресниц. Эта игра, чувственная и лицемерная, доставляла мне все большее удовольствие.

Экис, вполне удовлетворенный моей реакцией, наполнил светло-жёлтым напитком мой практически пустой бокал. Сам же, не чинясь, присвоил всю бутылку.

— За Вас, моя прекрасная лэсса! — воскликнул он патетично. Улыбнувшись, я подняла бокал в ответ и, как и полагается скромной девочке, слегка коснулась плотно сжатыми губами напитка, сделав, однако, вид, что глотаю. Экис же, не ожидавший никакой подлянки в собственном Павильоне Цветов, хорошенько приложился к искрящемуся вину.

Небрежно отбросив в кусты изрядно опустошенную бутылку, Лис, очевидно, посчитал официальную часть церемонии оконченной. Резко притянув меня к себе, он впился в мои губы влажным, чуть неприятным поцелуем. Прикрыв глаза, я заставила себя забыть о сопутствующих обстоятельствах и настроиться на лирику. Мысли из головы мгновенно вытеснило ощущение чужих рук на своей коже. Радовало, что через платье невозможно было ощутить пот на его ладонях…

Прошло несколько секунд, и Экис отстранился. Взгляд его начал туманиться — дурман подействовал. Некоторое время принц стоял, пошатываясь, после чего начал заваливаться набок. Шагнув вперёд, я вцепилась в него мёртвой хваткой, дабы не позволить венценосному пьянице набить синяков, и неимоверным усилием усадила на диванчик. Бессознательное тело тут же начало сползать, но это меня волновало мало — в беседку, сверкая полными бешенства глазами, вошёл человек, наблюдавший все это время из-за ближайшего куста.

Вцепившись, словно клещ, в моё запястье, Эйтан резко рванул меня на себя, оттаскивая от свалившегося на пол тела.

— Какого демона?! — прошипел Змей, глядя на меня потемневшими глазами. Я, в свою очередь, непонимающе воззрилась на него, силясь выяснить, с чего это, собственно, он так сильно взбесился.

Правильно интерпретировав выражение моего лица, Наследник прошипел:

— Зачем тебе понадобилось его целовать?!

Если честно, ответ на этот вопрос был на редкость прост: мне было любопытно. Однако что-то подсказало мне, что Эйтану в данной ситуации правды лучше не знать.

— Для достоверности, — ляпнула я первое, что пришло в голову. Нехорошие огоньки в глазах Змея намекали, что и этот ответ его не слишком-то удовлетворил. Но времени на проявления его дурного настроения у нас, увы, не было, потому я быстро проговорила:

— Сменим тему. Позже расскажешь мне, что думаешь — сейчас нужно поспешить.

Бросив на меня недобрый взгляд, Эйтан все же разжал пальцы, нехотя выпуская меня на свободу. Выражение его глаз вызвало странное томление во всем теле: не было сомнений, что, если я выживу, ночью он мне припомнит произошедшее…

Возбуждение смешалось с остальными эмоциями, заставляя кровь бежать по жилам все быстрее. Возможность играть, драться, любить и рисковать пьянила, а смерть, нависшая надо мной, словно топор палача, не казалась чуждой, безликой и жестокой силой. Я свыклась с ней, как свыкаются проклятые с призраками, следующими за ними, и начала упиваться бешеным током крови по жилам, подарить который могла только опасность. Чем дальше, тем больше хождение по краю возбуждало меня, пьянило, словно изысканное вино.

И с каждым разом мне хотелось все большего.

Улыбнувшись своим мыслям, я решительно шагнула по направлению к похрапывающему телу, разум которого в тот момент витал где-то в небесных сферах. Судя по мечтательному выражению лица Лиса, видения, посетившие его, были весьма и весьма приятными.

Присев возле него, я быстро откинула в сторону длинный рукав, обнажая кисть, и принялась деловито рассматривать перстни, коими были буквально унизаны толстые короткие пальцы.

— На безымянном, — подсказал Эйтан, и голос его звучал на редкость недовольно. Я принялась разглядывать нужное мне украшение, подавив горький вздох.

Когда за несколько часов до описываемых событий я, переполненная энтузиазмом, поведала Эйтану о своих планах, он, выслушав, холодно бросил: «Нет!»

Переубедить его оказалось непросто, однако, к счастью, логика была на моей стороне: у Эйтана не было возможности самому решить проблему. Скрепя сердце, он согласился, но пожелал присутствовать лично там, где сможет. Мне эта идея не понравилась по понятным причинам, но тут Змей оказался абсолютно непреклонен — оставлять меня наедине с братом он категорически не желал. И где-то там, в глубине души, я искренне радовалась этому…

Однако тянуть далее было бессмысленно. Оставив праздные размышления, я быстро сняла с пальца Лиса Перстень Доверенного, не давая себе времени на сомнения.

Тут, думаю, мне следует кое-что пояснить. Перстень Доверенного, или, в просторечии, кольцо доверия — печатка, которая в обязательном порядке была у каждого пэра. Предъявитель сего украшения имел ровно те же права и привилегии, что и его хозяин, потому к подобным безделушкам относились крайне серьёзно. Охраняла перстни мощная родовая магия, не позволяющая никому, кроме членов семьи, снять их с пальца пэра — остальные могли получить их только из рук хозяина. Мы же рассчитывали, что амулет, висящий на моей шее, должен был свести на нет родовую защиту и позволить мне забрать на время кольцо… хотя полной уверенности, конечно, у нас не было.

Именно потому я затаила дыхание, гадая: прожжёт ли магия мою руку до кости, или овал, спасавший меня в особняке Ящериц, не подведёт и теперь? Пульс бешено бился, отсчитывая секунды. Ничего не происходило.

Снять украшение мне удалось на диво легко, но расслабляться раньше времени не стоило: боль все же пришла. Конечно, не та, что сжигает плоть, но все же — вполне ощутимая, разрастающаяся по телу, как опухоль. В общем-то, это было не так уж страшно — я, как и большинство муэти, не слишком боялась боли — привыкла. Потому принц получил от меня в ответ на вопросительный взгляд улыбку, кажущуюся вполне искренней.

— Все в порядке, — улыбнулась я Эйтану, с силой сжимая перстень в кулаке, — Дай мне плащ.

Не говоря ни слова, Змей повиновался. Набросив капюшон на лицо, я направилась в ту сторону, откуда явился Лис, небрежно кивнув принцу на прощание.

— Омали? — догнал меня его голос.

— Что? — я изумлённо обернулась и наткнулась на странный взгляд Змея, тревожный и словно бы неуверенный. Мне даже на миг показалось, что с его уст почти слетело что-то глупое вроде: «Будь осторожна». Однако, когда Наследник заговорил, услышала я нечто иное.

— Ты что, действительно любишь такху? — уточнил он с серьёзным лицом.

— Ненавижу, — призналась я, — А ты?

— Расскажу, когда вернёшься.

Отворачиваясь, я глупо улыбалась, чувствуя, как обжигают кожу противоборствующие амулеты.

Такой стимул был мне определённо по душе.

Маршрут, который Джиада повторила для меня раз семь, по меньшей мере, ровной гладью ложился под ноги. Я покинула Павильон Цветов через одну из тайных лазеек, ведомых только Свахе, и миновала таким образом евнухов, стоявших на охране. Выход из узкого хода, скрытого от посторонних глаз густой растительностью Павильона, располагался в одной из ниш дворцовых коридоров, аккурат за статуей, изображавшей Эцила Бесчестного, коего сложно было с кем-то перепутать из-за внушительного горба, уродовавшего фигуру. Этот Император, чрезвычайно умный и жестокий человек с садистскими причудами, правил Ишшаррой почти полвека и обожал представления цирков уродов, бои людей с дикими животными, девственниц лет тринадцати и просторные, развевающиеся одежды. Последнее обстоятельство, надо сказать, было мне весьма на руку.

Надёжно скрытая от посторонних очей складками каменного одеяния, я, стараясь не высовываться, осторожно осмотрелась по сторонам.

Высокий коридор-веранда, одну из стен которого занимали раздвижные окна, был отделан в разных оттенках синего, жёлтого и золотистого цветов. Каждая отдельная деталь роскошного интерьера по праву могла бы считаться изысканнейшим произведением искусства, но возможности насладиться его созерцанием у меня не было: треклятая боль, парализовавшая руку, все усиливалась. Рискнув разжать пальцы, я увидела безобразное алое пятно, расползающееся по ладони. Кровь, правда, не текла: защитная магия стала в этом моим союзником, прижигая рану.

Отчаянно хотелось перебросить кольцо в другую руку, как пресловутый «горящий орех» в знаменитой детской игре, но я обуздала неуместный порыв: сделать это можно было только перед постом охраны, ведь стражи, увидев обожженную рану на коже пэри, не могли не заподозрить подвох.

Безумно хотелось бросить кольцо либо спрятать в карман, но вместо этого я только сильнее сжала кулак: если разорвать контакт магии с голой кожей, защитный амулет на шее может ослабнуть и дать сбой. Подобное окончилось бы для меня весьма плачевно.

Опустив голову, я пошла в нужном направлении так быстро, как того позволяла роль. На счастье, коридоры Дворца ночью были пустынны, тем более что находилась я не в жилой, а в административной части здания. Несмотря на это, несколько служащих, кажется, секретарь и двое уборщиков, все же встретились мне на пути. Скопировав горделивую осанку пэров, я спокойно миновала их, не оборачиваясь и не ускоряя шага.

Как и рассказывала Джиада, последний поворот вывел меня к относительно широкой каменной лестнице, винтом уходящей вниз. Не останавливаясь, я двинулась по ней, осторожно придерживаясь ладонью за холодную стену.

Отсчитав сорок ступеней, я переложила кольцо в другую руку, не разрывая контакта с кожей, и едва не расплакалась от облегчения: боль в обожженной ладони стала невыносимой. Должна признаться, мысль о том, что проклятый артефакт скоро снова придётся вернуть в израненную руку, едва не заставила меня захныкать: к мученикам, способным наслаждаться болью во имя великой идеи, вашу покорную слугу явно сложно было отнести.

Словно в ответ на мои молитвы, передо мною выросла неприметная серая дверь с довольно большим зарешеченным окошком на уровне глаз. Коротко, резко постучав, я показала круглолицему мужчине с чуть оплывшим лицом, выглянувшему на звук, кольцо.

Лицо его резко приобрело зеленоватый оттенок: круг женщин, которым Медный Лис мог дать это украшение, был чрезвычайно узок. По сути, сводился он к единственной особе — небезызвестной Императрице Эшису, матери Старших принцев. Каждый во Дворце понимал: никакой другой женщине, кем бы она ни была, склонный к паранойе Экис ни за что не дал бы Перстень Доверенного.

Дверь передо мной распахнулась практически мгновенно. Не удостоив караульных взглядом, но отметив про себя, что их двое, я направилась дальше, предварительно вернув треклятый артефакт в протестующее ноющую ладонь.

Оставалось только поражаться тому, насколько резко изменилась окружавшая меня обстановка. В этих каменных суровых стенах сложно было поверить, что в каких-то пятидесяти шагах отсюда всё дышит изяществом и роскошью. Не было ни декоративных украшений, ни вычурных элементов — все просто, строго и функционально. «По крайней мере, мне здесь нравится больше, чем в покоях Джиады» — промелькнула полуистеричная мысль.

Второй пост, состоявший, на сей раз, из четырёх человек, я миновала так же просто. С лёгкими поклонами они посторонились, позволяя спуститься на второй уровень подземелий Золотого Дворца.

Едва кивнув в ответ, я проговорила низким, тихим голосом:

— Дэр Сахрос, Смотритель Тальской Библиотеки. Проводите меня к нему.

Стражник, покосившись на мой перстень, попросил:

— Следуйте за мною, пэри.

Минуя кованые решётки, я смотрела перед собой, чувствуя, как гулко бьётся сердце о ребра. С каждым шагом страх удушливой волной поднимался в моей душе, отвлекая от боли в сожженной, как казалось, до кости руке, от нестерпимой вони, исходящей от стонущих за решетками преступников, и от промозглого холода, пробирающегося под плащ. Глупо отрицать — я боялась того, что увижу. До дрожи в коленках, до истерики, до желания забиться в угол и скулить, как раненый зверь… но поворачивать назад была не намерена. Да, была возможность приказать стражникам убить его и с чистой совестью уйти — но я должна, я обязана была убедиться. Мне не хотелось потом гадать, мёртв он или жив, и слышать «стук из-под земли», просыпаясь ночами в холодном поту. Коль уж хочешь уничтожить кого-то — имей достаточно разума и смелости, дабы сделать это быстро и лично убедиться в том, что приговор приведён в исполнение: такова первая заповедь любого политика или преступника. И тем, и другим не следует оставлять за собой неоконченных дел.

— Мы пришли, пэри, — ворвался в мои мысли негромкий голос стражника, от которого я сильно вздрогнула. Натянутые до предела нервы трепетали, когда медленно, словно через силу, я приблизилась к решётке.

Сахрос лежал на полу, на влажной даже на вид соломе, скрючившись на боку. Лицо его покрывали синяки, одно запястье распухло и посинело, вывернутое под невероятным углом, челюсть, кажется, также была сломана. Хриплое, с присвистом дыхание с трудом вырывалось из груди.

В горле у меня встал комок; медлить было нельзя, но не было сил заставить себя это сказать. Дрожь усилилась. «Он тебя вырастил, — прошептала часть моей души бабушкиным голосом, — Какими бы ни были его мотивы, он сделал тебя — тобой. Поверни назад, он ведь почти отец. Это неправильно — быть отцеубийцей…»

Выругавшись сквозь зубы, я стиснула кольцо в пальцах так, что от боли потемнело в глазах.

Хватит. Довольно. Я не тронула бы его, но он стоит на моём пути. Я не делаю хорошее или плохое. Я делаю то, что должна.

Я. Могу. Всё.

— Убейте его, — голос мой звучал ровно и равнодушно. Стражник, помедлив мгновение, начал звенеть ключами, намереваясь открыть крошечную камеру. Сахрос, разумеется, проснулся от этих звуков, вскинул глаза и уставился на меня.

«— Здравствуй, малышка, — сказал пожилой мужчина, обращаясь к маленькой муэти, стоящей на пороге Библиотеки, — Что ты тут делаешь?

— У меня есть к Вам дело, Господин, — серьёзно ответил ребёнок, — Меня к Вам прислали…»

Странно, тогда он смотрел на меня точно так же: с сомнением, непониманием и толикой растерянности. Прошло десять лет…

— Кто вы? — Дэр Сахрос, увидев, что тюремщик заходит в камеру, зашевелился и сел, баюкая покалеченную руку, — Что вам нужно?

Солдат, разумеется, не стал отвечать на поставленный вопрос: мало кто тратит время на разговоры с трупами. Он даже не стал вынимать меч из ножен — просто подошёл к беспомощному старику, прикованному к стене цепью, обхватил его голову руками и резко крутанул, ломая шейные позвонки.

— Готово, пэри, — возвестил тюремщик равнодушно.

Это было так… обыденно…

«— Господин, Вы знаете легенду о подкидышах?

— Знаю. Зачем тебе?

— Мне попалось о ней упоминание, и я хочу узнать. Пожалуйста!

— Что же… Если вкратце, то суть в том, что якобы демоны иногда ещё в утробе матери подменяют ребёнка, и рождается жуткое чудовище: внешне — человек, внутри — демон. Оно притворяется нормальным, сливается с окружающей обстановкой, но никогда не может перебороть свою природу и рано или поздно начинает вредить другим. Оно ищет любви, но несёт — смерть.

— Но почему так?

— Для маленьких демонов любовь, моя дорогая, всегда приобретает очень странные формы»

Глава 18. Колокол звонит вновь

То, как я возвращалась в Павильон Цветов, помнится мне весьма смутно: боль в обожженных руках стала невыносимой, и я несколько раз едва не выпустила кольцо, проваливаясь в мутное беспамятство. Опять же, разум мой пребывал в жутком раздрае: мир перед глазами туманился, конечности дрожали, а зубы выбивали дробь. Все силы уходили только на то, чтобы идти прямо и сохранять необходимую осанку.

Возле статуи, изображавшей Эцила Бесчестного я, правда, все же упала, ударившись головой о носок каменного сапога. Мир перед глазами закружился, к горлу подкатила волна тошноты, но, наплевав на это, я встала, придерживаясь рукой о холодный камень, и надавила на рычаг.

Часть стены послушно отъехала в сторону, обнажая проход.

Из узкого лаза я буквально вывалилась наружу, имея реальные шансы лишиться глаз в густых зарослях декоративных роз. Но этого, слава Тани-ти, не случилось: чьи-то руки ловко подхватили меня, удерживая от падения.

— Омали? Что с тобой, ты ранена? — голос Эйтана звучал взволнованно, и я едва не расплакалась от облегчения, услышав его. Сжав покрепче руку в кулак, я спрятала лицо в складках одежды Змея, ныряя в спасительную темноту. На то, чтобы проглотить ком в горле, ушло несколько секунд, по истечении которых я смогла, наконец-то, спокойно проговорить:

— Всё в порядке, просто устала. Отнеси меня к Экису — нужно вернуть кольцо.

Эйтан вздрогнул и замер на мгновение, после чего рявкнул:

— Дай его сюда! — и попытался отобрать у меня Перстень Доверенного. Разумеется, сделать этого ему никто не позволил.

Вздохнув, я отстранилась и проследила за взглядом Змея: он, изменившись в лице, взирал на жутковатого вида открытую рану, расползшуюся уже за пределы моей правой ладони.

— Твоя аура отпечатается на артефакте, — напомнила я ему, — Тебе нельзя его касаться. Просто отнеси меня к Экису, слышишь? Быстрей!

Последнее вырвавшееся слово, каюсь, было криком души — боль была уже просто невыносимой. Следует отдать Змею должное: воздержавшись от дальнейших вопросов и споров, он быстро пошёл по дорожке.

Почему-то последние шаги любой дистанции — самые сложные. Слабость накатывает с новой силой, усталость пригибает к земле, силы покидают и кажется, что терпения уже не хватит. Самое сложное — пережить это, перетерпеть, перебороть. Сцепив зубы, прикрыв глаза, чтобы вокруг была лишь темнота, я прижалась к Змею, слушая, как он дышит. Чтобы отвлечься от всего неприятного, принялась считать гулкие удары его сердца: раз, два, три, четыре, пять…

На сотом Змей быстро опустил меня на землю. Распахнув глаза, я увидела прямо перед собой ладонь Экиса с растопыренными пальцами: Эйтан держал её на весу.

— Одевай! — рявкнул он быстро, и я, дрожа, подчинилась. Треклятый перстень не желал возвращаться на руку хозяина, обжигая все сильнее. Я едва не разрыдалась, но прикрыла глаза, отрешаясь от боли, и снова медленно попробовала натянуть упрямое украшение на палец причмокивающего во сне принца. Мне удалось.

Пару мгновений, не веря, я просто смотрела на тускло поблескивающую печатку. Наконец мой мозг осознал произошедшее, и, радостно рассмеявшись, я прижалась к сидящему рядом Змею. Он стиснул меня в ответных объятиях.

— Омали? — позвал он негромко.

— Всё хорошо…

— Ох!

— Прости, — пробормотал Эйтан, отдёргивая руку. Желтоватый растительный сок, которым он промывал раны на моих ладонях, закапал на покрывало ещё сильнее.

— Ничего, — ответила я с улыбкой, чувствуя себя очень счастливой.

Мы расположились на громадной постели в отведённых нам покоях. Змей, взволнованный моим состоянием, хлопотал вокруг меня, словно наседка над птенцами. Было это, не скрою, безумно приятно, и даже плохое самочувствие отошло на второй план, сменяясь детским восторгом от чувства собственной нужности. Он укрыл меня, перевязал разбитую голову и сейчас, сидя рядом, мазал раны заживляющим составом. Я тихонечко млела, наслаждаясь моментом, и боялась даже пошевелиться, дабы не разбить чарующий миг. Чужая забота, с чьей бы стороны она ни была проявлена, всегда безумно мне нравилась.

Перевязав мои ладони, Змей осторожно лёг рядом, прижимая меня к себе.

— Эйтан, — позвала я негромко, отвлекая принца от вдумчивого изучения моих волос, — Ты обещал рассказать про такху.

Змей тихонько фыркнул:

— Ненавижу их, наверное, ещё больше, чем ты.

Это становилось любопытным:

— Почему?

На мгновение принц замолчал, словно взвешивал ответ, после чего сообщил:

— Последние годы я провел в одном захолустном монастыре — отец сослал меня с глаз долой. Жена Жреца, моя опекунша, которая всем там заправляла, обожала такху и заставляла меня читать ей вслух. С тех пор у меня к ним стойкое отвращение…

— Верю, — вздохнула я сочувственно, припомнив рассказ Ящерицы об особых отношениях Эйтана с его… хм… опекуншей. Оставалось только представлять, как Змей признавался ей в любви стихами. Стало любопытно, не писал ли он их сам?

Хотелось расспросить побольше, но что-то подсказало: на эту тему Эйтан откровенничать не станет. Подавив вздох, я решила задать другой вопрос:

— А за что ты так ненавидишь брата?

По тому, как напрягся Змей, я поняла: эта тема тоже не слишком подходит для постельных разговоров. Сдавать назад, однако, также было поздно, потому мне оставалось только терпеливо дожидаться ответа.

Выждав минутную паузу, принц негромко заговорил:

— Когда моя мать умерла, Императрица Эшису запретила выпускать кого-либо из Павильона Цветов, отослала всех учителей, навещавших нас, и приказала поставлять в Сад полные бочки игристого вина. Она надеялась, что все мы в итоге просто сопьемся, и правильно подобранные друзья впоследствии окончательно переломают тех, в ком ещё останутся силы сопротивляться. Я был маленьким, но понимал, что это — неправильно. Мы принцы, а не жалкие пленники, которым нельзя покидать Павильон! И я начал потихоньку пробираться из Павильона в административную часть Дворца, к архивам и библиотекам. Однажды я сбежал, чуть не попался страже и случайно вошёл в покои Лиса. Он был там, и не один — в его покоях собралось несколько молодых повес и пять продажных женщин. Что именно там происходило, тебе знать необязательно, но скажу, что зрелище было весьма неприятным. Я замер, глядя на происходящее, и не мог пошевелиться. Экис был в тот момент… занят, но заметил меня. Закончив, он отхлестал меня по щекам, а потом заставил пить вместе с ними, вдыхать наркотический дым и смотреть на их мерзкие увеселения. Под конец он жестоко избил меня и выпроводил, полуживого, из комнаты, сказав: «Помалкивай о случившемся, мальчик. Тебя все равно некому защитить».

— И ты…

— Нет. Защитить меня действительно было некому.

Я прикусила губу, обдумывая услышанное. То, что Эйтан сказал, пугало осознанием того, о чём он промолчал.

— Завтра Лис сдохнет, — сказала я единственные слова утешения, на которые была в тот момент способна. Эйтан тихонько хмыкнул и внезапно спросил:

— Ну, а ты?

— А что — я? — в голосе моём звучало искреннее недоумение, на которое Змей отреагировал тихим смехом:

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле! С меня на сегодня достаточно; теперь — твоя очередь. Расскажи мне о себе, Омали. Откровенность за откровенность, разве нет?

Честно признаться, при этих словах я насторожилась. Не то чтобы мне действительно было, что скрывать, но откровенничать с принцем я тоже была морально не готова. С другой стороны, он имел полное право получить относительно правдивые ответы. Потому, легонько поцеловав Змея, я проговорила:

— Спрашивай. Что ты хотел бы знать?

Задумавшись на мгновение, Эйтан выдал:

— Многое! Например, почему ты назвалась Кирени? «Любящая солнце» — странный выбор для придуманного имени…

— Оно настоящее, — призналась я негромко.

— Что?! — Эйтан даже приподнялся на локте, чтобы заглянуть мне в глаза. Я усмехнулась:

— Позволь представиться: Кирени Оновьем.

Брови Змея поползли вверх:

— У твоих родителей было весьма… своеобразное чувство юмора, если не выразиться грубее. Оновьем… Онов — болота в трёх днях пути на северо-восток, ньема — корова… Фермеры?

— Чем дальше, тем больше поражаюсь разносторонности твоего образования, — пришлось мне признать, — Если у тебя даже не было учителей — откуда такие знания?

Эйтан только тряхнул головой, словно отогнал настойчивую муху, и резко велел:

— Не морочь мне голову. Рассказывай дальше! Как получилось, что в семье обычных селян родилась чистопородная муэти?

Я только дёрнула плечами в ответ:

— Не знаю, как тебе это объяснить, но дети иногда рождаются у мужчины и женщины, если они часто уединяются в тёмной спальне…

— Омали! — Эйтан умел шипеть ничуть не хуже своего звериного покровителя. Я, к сожалению, была не настроена пугаться: вопросом своим принц случайно затронул обнажённый и весьма болезненный нерв.

— Что — Омали? — голос мой звучал холодно и отчуждённо, — Муэти — такие же люди, просто — немного другие! Нас не приносят птицы чирки, не находят во ржи — мы рождаемся точно так же, как остальные! И вообще…

Мою возмущенную тираду Эйтан прервал поцелуем. Разумеется, я тут расслабилась, успокоилась, и раздражение сошло на нет, оставив в голове звенящую пустоту. Ушлый Змей, почуяв перемену в моём настроении, тут же отстранился, вызвав у меня тихий протестующий возглас, и продолжил расспросы:

— Какими были твои родители? — поинтересовался он, — Кто-то из них был муэти?

Я поняла, что от разговора уйти все же не удастся, и, сладко потянувшись, отозвалась:

— Нет, вполне себе обычные люди. Мать родом из столицы, дочь отставного военного. Выйдя замуж за отца, разорвала все связи с семьей — я понятия не имею, какими они были и что из себя представляли. Отец — единственный сын Камити Оновьем, почтенной вдовы фермера. В общем, абсолютно ничего примечательного. От кого из них я унаследовала свою… особенность, мне также неизвестно.

— Вот как… — Змей чуть нахмурился, внимательно рассматривая меня, — Должен признать, ты очень умна для девочки, все детство проведшей среди коровников и умиротворяющих сельский пейзажей!

От тепла, чувства безопасности, запаха лекарств и успокаивающего тембра его голоса меня начало нещадно клонить в сон. Зевнув, я повернулась набок и, прикрыв глаза, поведала:

— Объективно можно сказать, что детство я провела в библиотеке школы Шири. С пяти лет я уходила из дому до рассвета, возвращалась — после заката. К коровам меня, кстати, и не подпускали почти, я только однажды помогала роды у Ки принимать, когда они на ночь пришлись…

Закончив эту тираду, я снова зевнула. Усталость отупляла, навалившись тяжелой подушкой, руки противно ныли, а тепло лежащего рядом Змея приятно согревало. Хотелось окончательно провалиться в сон, но Эйтан не пожелал оставить меня в покое, поинтересовавшись:

— И что, твои родители спокойно относились к тому, что ты почти не бывала дома?

— А на кой я им нужна? — удивилась я искренне, приоткрыв глаза ради такого дела, — Помощи от меня никакой, сплошные хлопоты, ещё и соседи пальцами тычут: уродов, сам знаешь, в деревнях не жалуют. А так всем хорошо: родителям не мешаю, сельчанам на глаза не попадаюсь, ещё и при деле — идеальный расклад. Да и мне, скажу честно, в школе было намного лучше, чем дома. Только представь: большинство комнат там были тёмные, после обеда все разбредались, и здание оказывалось в полном моём распоряжении, — я мечтательно улыбнулась воспоминаниям, — Я, правда, больше всего любила чердак. Там было темно, тихо и абсолютно безлюдно. Туда можно было принести книги, еду и маленький магический фонарик — его света хватало, чтобы читать. Помню, Кайил потом обустроил там для меня настоящее лежбище: принёс невысокий диванчик из дому и большущий кованый фонарь, чтобы у меня не портилось зрение: сам знаешь, многие муэти слепнут к тридцати годам. За то время, что там проводила, я успела прочитать все книги, которые были в школьной библиотеке, и прослушать все музыкальные кристаллы. Я рисовала, читала, делала записи, общалась с Кайилом или помогала госпоже Ширили проверять работы — так или иначе, только там мне удавалось чувствовать себя счастливой. Доходило до того, что иногда, в непогоду, мы с Кайилом даже оставались вместе там ночевать — госпожа Ширили разрешала нам. Мы играли на улице, когда становилось темно, валялись в траве и мечтали о будущем: я стану пэри, он — поднимет восстание против Императора…

— Что, серьёзно? — в голосе Эйтана прозвучало неприкрытое любопытство, и я, моргнув, с опозданием сообразила, что и кому рассказываю.

— Эйтан, мы были детьми! — поспешила я воскликнуть, — Мне было семь, Кайи — двенадцать. В таком возрасте какие только глупости не приходят в голову! Любому понятно, что мне не стать пэри ни при каких обстоятельствах, а Кайил, наверное, уже и вовсе обзавелся ранней лысиной и парочкой детей!

Змей рассмеялся, но что-то в его глазах заставляло насторожиться.

— А за что твой брат так ненавидел Императора? — полюбопытствовал Змей меж тем.

— Какой брат? У меня нет братьев! Кайил был моим другом, — улыбнулась я.

Брови Эйтана поползли вверх.

— Ты хочешь сказать, что твои родители вот так запросто разрешали тебе ночевать с каким-то посторонним парнишкой, склонным к антиправительственным идеям? — с недоверием уточнил он.

Я даже фыркнула в ответ на праведное возмущение Змея:

— Эйтан, очнись, я же не пэри! Поверь, в простых семьях к девочкам относятся совершенно по-другому.

— Простолюдины, — в голосе Эйтана послышалось неприкрытое пренебрежение, — Они действительно не имеют представления о правильном воспитании!

Отвечать на его слова я ничего не стала — глупостей за тот вечер было сказано предостаточно. Но для себя я была твердо убеждена: пэри, с детства вынужденные жить взаперти, редко бывают намного счастливее простолюдинок. Лишенные образования, свободы общения, подчиненные единственной идее — выйти замуж и родить сына, эти женщины были зачастую всего лишь украшением особняков их мужей, и цена им была невысока. Порою им приходилось бороться даже за ночи, проводимые в постели супруга, и это, на мой взгляд, было ужасно. Впрочем, я, как ни старалась, так и не научилась воспринимать спокойно такое обращение к женщинам. Наверное, самой сложной для прочтения исторической хроникой оказался для меня дневник юной пэри Эжити из рода Журавлей, которая описывала свою жизнь в доме мужа. Была она сорок пятой по счёту младшей женой, которой престарелый сластолюбец обзавелся в дурном расположении духа. И, читая дневник несчастной, спустя три года забитой камнями за прелюбодеяние, я окончательно осознала, что не позволю никому обрести столько власти над собою.

Я — не вещь, которой можно владеть.

Выражение лица Змея недвусмысленно намекало, что у него есть ещё вопросы в запасе, но отвечать на них желания у меня не было.

— Эйтан, как мы будем действовать завтра? — задала я давно крутившийся на языке вопрос, походя меняя тему, — Нам нужно будет попасть на балкон пэров…

— Нет, — прервал меня Змей лениво, — Мне нужно будет попасть туда, а ты останешься с Джиадой.

Сонливое настроение с меня как ветром сдуло. Подскочив на постели, я воскликнула:

— Я пойду с тобой! Можно ведь не брать меня на балкон, я могу подождать снаружи…

— Нет, — повторил принц холодно, — Можешь падать на колени, молиться богам, применять шантаж, закатывать истерики — так и быть, потерплю. Но слово моё не изменится — нет, ты туда не пойдёшь.

Помолчав, я снова легла на подушки и тихо уточнила, глядя в потолок:

— Почему?

Принц провел рукой по моей коже и, вздохнув, спросил:

— Ты понимаешь, что со мной сделают, если в назначенный час я не предстану перед народом на балконе, облаченный в церемониальный наряд, с веером и регалией, сияющей на пальце?

— Понимаю, — отозвалась я тихо. Кивнув, принц продолжил свою мысль:

— А теперь такой вопрос: осознаешь ли ты, что в этом самом церемониальном наряде, с причёской и веером, мне придётся миновать практически все административное крыло Дворца?

— Да, — голос мой звучал хрипло, — Осознаю.

Эйтан невесело улыбнулся и сказал:

— Я придумал, как именно это можно осуществить, но риск все равно очень велик. Пока что сыновья Эшису — хозяева Золотого Дворца. Если я попадусь в руки их сторонникам — умру. Так или иначе, тебя я тащить за собой не хочу: ты сделала уже предостаточно с тех пор, как мой любимый дедушка втравил тебя в эти игры. И, в случае чего, мне будет тошно от мысли, что я сам привёл тебя на верную смерть.

Я молчала, склонив голову набок, и изумлённо смотрела на Наследника Ишшарры — вот уж от кого, сказать по правде, не ждала подобных речей. Он, между тем, поднялся и выдвинул один из ящичков комода, показывая мне его содержимое. Там лежал довольно большой мешочек, сквозь плотную ткань которого проглядывали острые рёбра монет, какое-то кольцо и два листа бумаги.

— Здесь пятьдесят сакийских динариев, мой Перстень Доверенного и договор на владение небольшим особняком в одном из западных графств Сакии. На этом вот листе подробно расписано, к кому тебе следует обратиться, дабы выбраться из страны. В случае, если завтрашний день кончится для меня печально — воспользуйся всем этим.

Говоря откровенно, упади он передо мною на колени и начни признаваться в большой и чистой любви, я изумилась бы меньше. В тот момент, глядя в серьёзные серые глаза, я чётко осознала, что пойду за этим человеком и в Бездну — если он того пожелает.

— Кирени, ты поняла меня?

Ни слова не говоря, я поднялась с кровати, подошла к нему, неловко обняла перебинтованными руками и впилась поцелуем в губы. Тем вечером нам больше нечего было сказать друг другу.

— Омали, проснись, — смутно знакомый женский голос прорывался сквозь сладкую дрёму, — Уже бьёт второй колокол.

— Да, Мари, иду, — пробормотала я сонно, силясь понять, о каких колоколах бредит подруга. Спустя несколько секунд, правда, способность воспринимать окружающую обстановку вернулась вместе с последними воспоминаниями. Подскочив на месте, я дико заозиралась по сторонам, не обращая внимания на боль в потревоженных ладонях.

Сваха стояла возле кровати и наблюдала за мной, прищурив свои светлые глаза. Эйтана рядом не было.

— Второй колокол? — переспросила я онемевшими губами. В голове не умещалась мысль, что я могла просто не услышать, как он ушёл, и спокойно спать, пока Змей, возможно…

Сцепив зубы, постаралась взять себя в руки. Если смотреть объективно, то моё присутствие действительно ничего бы не изменило, так что, по сути, выспалась — и хорошо. Всё равно лучше восстановить силы после вчерашнего утомительного рандеву, чем переживать попусту, не имея возможности повлиять на ситуацию.

Второй колокол означал, что до Церемонии Принятия оставалось всего четверть часа. Молниеносно подскочив, я, не стесняясь присутствия Матроны Джиады, заметалась по комнате, одеваясь.

— Ну, и как тебе снадобье? Сны не снились? — уточнила женщина, наблюдая за моими лихорадочными сборами, — С дозировкой ты, правда, переборщила: я тебя несколько минут разбудить не могла…

Замерев на мгновение, я выругалась сквозь зубы. Перед глазами проплыла, словно в дурмане, прошлая ночь.

… Я лежала на животе поперёк кровати, и, чуть приподняв голову, наблюдала, как Змей накидывает халат.

— Куда ты? — вопросила я рассеянно. Эйтан, затянув широкий пояс, отозвался:

— Принесу нам вина. Не откажешься?

— Не откажусь.

Я сладко потянулась и тут же поморщилась, в очередной раз за последний час потревожив руки — все же, некоторые физические упражнения заставляют на время забыть о сопутствующих обстоятельствах.

Змей нахмурился, заметив, что раны на моих ладонях снова начали кровоточить, и, казалось, о чём-то задумался. К сожалению, я не обратила на это внимания, качаясь на волнах сладкой истомы.

Исчез Змей надолго, я уже успела задремать, когда он вернулся с подносом.

— Пей! — бокал с золотистым напитком, недвусмысленно поднесённый к самому моему лицу, был большим искушением. Не сомневаясь, я сделала несколько больших глотков чудесного напитка — и упала на подушки, погружаясь в крепкий сон без сновидений…

Многое стало мне понятным.

— Он давно ушёл? — уточнила я у Матроны. Джиада передёрнула плечами:

— Два часа как.

— Ясно, — тон у меня был спокойным и отстранённым, внутри, однако, всё клекотало. «Только выживи, скотина! — промелькнула в голове крамольная мысль, — Уж я-то тебе все припомню! Только выживи…»

— Омали, время, — напомнила Джиада чуть раздражённо, — Все мои девочки уже на площади!

— Иду, — кивнула я, набросив на небрежно собранные волосы капюшон плаща. Матрона, неодобрительно покосилась на мой расхристанный вид, но, встретившись со мной глазами, от комментариев благополучно воздержалась.

Должна сказать, это было весьма мудро с её стороны.

Павильон Цветов был соединён с Площадью Суда отдельным изолированным коридором, в обычное время закрытым. Но с первым ударом колокола все менялось, и женщин, правда, под строгим надзором евнухов, выпускали из Сада, дабы они тоже смогли внять Императорской воле. Низко опустив голову, я присоединилась к внушительной толпе, состоящей из жён, наложниц и нескольких сыновей старого Императора, не достигших совершеннолетия. Должна признаться, грустно было осознавать, что вскоре эти ни в чём не повинные дети, скорей всего, будут убиты или сосланы — на усмотрение нового Императора. Однако, ещё печальнее было бы вырастить потенциальную угрозу у себя под носом — потому вынуждена признать, что сожаление моё было мимолётным.

К тому моменту, как я подошла, площадь наполнилась жителями Тальи под завязку. Казалось, что неспокойное людское море колышется, волнуется и стремится выплеснуться на Дворец приливной волной — недавние недовольства, пусть и подавленные властью, не прошли бесследно.

Следует пояснить, что Площадь Суда находилась намного ниже основных дворцовых построек. Посредине её пересекала, словно луч, Дорога Императора — возвышение, на котором проводились торжественные шествия; сейчас оно, как и крыши близлежащих дворцовых построек, было занято лучниками и магами, призванными, в случае осложнений, успокоить разбушевавшуюся толпу. Следует отметить, что власти подошли к задаче серьёзно: наконечники стрел поблескивали от силовых плетений, а артефакты недвусмысленно сияли, выдавая полную боевую готовность.

На специальных выступах, предусмотренных на высоте в два человеческих роста, расположились барабанщики. Стоя наизготовку, они ожидали знака от Верховного Советника. Звонарь уже трудился, не переставая, и звук колокола разносился над Тальей рокотом.

До Слов Принятия остались считанные минуты.

Я, как, впрочем, и большинство присутствующих, принялась жадно всматриваться в происходящее на балконе, пытаясь понять, успел ли Змей.

Увиденное не радовало: его не было.

Чувствуя, как ширится вязкий, неприятный ком в горле, я опустила голову, дабы не видеть шепчущихся принцев: Эвар, судя по широким жестам, уже поздравлял брата с победой.

— А принца Эйтана нет, — услышала я язвительный женский голос за спиной, — Кто бы сомневался.

— А то, — хихикнул другой, — Радуйся! Экис станет Императором и возьмет меня Старшей Женой. Я стану Императрицей!

— Ты что, обезумела? — вопросил первый голос, и я была абсолютно солидарна с его обладательницей ровно до того момента, как она зачастила:

— Императрицей стану я! Мне обещан этот титул, а не тебе, кошка безродная!

— Вы что, ополоумели?! — вмешалась какая-то наложница постарше, — Идиотки! Молитесь, чтобы в живых оставил, Императрицы доморощенные!

Из горла моего вырвался нервный смешок. Вот интересно, Эйтана, если он попал в плен, сразу убьют, или можно будет попытаться его вызволить? Это была не самая благодатная тема для размышлений, от которой следовало тотчас же отвлечься, чтобы не скатиться в банальную истерику и не наброситься на одну из говорливых «Императриц» с кулаками. Потому я выбрала для своего внимания более нейтральную цель: принялась разглядывать цвет ишшаррского общества, собравшийся в тот день на балконе.

Были там Главы всех Альянсов, то бишь Торгового, Магического, Промышленного и Морского, представители всех Домов, а также особы, возглавляющие семь правительственных ведомств. Не принадлежал к знати из присутствующих только Советник, носитель Перстня Мудрости — жуткого по сути своей артефакта, который даровал носителю триста лет жизни, феноменальную память… при этом полностью уничтожая личность. Расчет древней магии был прост: только тот, кто ничего не желает, ни о чём не жалеет и не испытывает страстей, никогда не предаст. Потому Советники были своего рода живыми артефактами, абсолютно преданными долгу, и никто никогда не ставил их слова под сомнения просто потому, что у них действительно не было причин лгать.

Лиц пэров я не видела, равно как и не слышала голосов; однако, их расположение и жесты многое о них рассказывали. Было заметно, как, провожая утекающие секунды, сиятельные все подобострастнее клонились к Медному Лису, желая задобрить будущего Императора. Хорошо знакомый мне тощий пэр с изображением мыши на веере и вовсе преклонил перед Экисом колени, видимо, поздравляя. Высокий и мощный рыжеволосый мужчина из рода Котов резко одёрнул Экопа. Я иронично усмехнулась, отметив, что мы с этим пэром поклоняемся одной и той же богине: только культ капризной Танни-ти, покровительницы судьбы, тьмы и смерти, запрещал заранее поздравлять с чем-либо во избежание божественного гнева.

Но Лис, видимо, уже не сомневался в успехе, и были у него на то все основания: судя по покалывающей мою кожу магии, цвет глаз моих снова стал прежним; это значило, что до Часа Принятия осталось пять минут.

Эйтана не было.

Невозмутимый Советник кивнул барабанщикам. Церемония началась.

Старик меж тем неспешно поднялся на ораторское возвышение и отрешенно заговорил:

— Подданные Императора Ишшарры, я принёс вам весть: сегодня радостью наполнятся наши сердца, ибо новый Сын Солнца восстанет пред нашими очами. Семь восходов назад Эйтан дан Ониа, наречённый Серебристым Змеем, получил из рук отца, Сиятельного Императора Эшона Нетерпеливого, Золотого Лиса, Кольцо Равновесия. Семь дней и семь ночей назад он склонился перед нами, и ныне настал наш черёд. Бейте, обрядовые барабаны! Через семь ударов народ Ишшарры склонится перед Императором — или изберёт нового.

Отсчитав положенные церемониалом секунды, мужчины ударили первый раз.

Бом-м…

Вся площадь застыла. Я осознала, что не дышу, отсчитывая пятнадцать секунд вместе со всеми.

Бом-м…

Второй удар разнёсся над площадью. Экис торжествующе сложил веер и обнял свою мать, хрупкую Императрицу Эшису, стоящую рядом с ним.

«Нужно было убить его там, в Павильоне», — промелькнула в моей голове мысль.

Бом-м…

Надежда моя таяла, как снег весной, обращаясь пустотой. Не хотелось ничего делать, никуда идти, стало наплевать на вещи, оставленные в верхнем ящичке комода — было всё равно.

Бом-м…

С четвертым ударом в душе поднялся протест. Мы проиграли, но я — жива, и Эйтан, надеюсь, тоже. Нужно узнать, где он, и, возможно…

Бом-м…

Пятый удар сопровождался небывалым волнением в толпе.

— Змей! Там Змей! Наверху! — закричал кто-то.

Как и большинство присутствующих, я подняла взгляд от балкона пэров, где никакого Змея и близко не наблюдалось, и узрела причину столь бурных волнений: двумя этажами выше в распахнутом настежь окне можно было отчётливо разглядеть высокую фигуру в золотистом наряде.

«Не успеет» — сказал кто-то в толпе, и я, по сути, была полностью солидарна с неизвестным: за оставшиеся секунды невозможно преодолеть два этажа, не говоря уж о том, чтобы миновать охрану.

Бом-м…

Толпа ахнула в унисон с седьмым ударом, когда Змей, едва заметно передёрнув плечами, легко перемахнул через невысокий подоконник, прыгая вниз.

Эйтан рухнул на балкон, в круг расступившихся пэров, с высоты в четыре человеческих роста. Из груди моей словно бы выдавило весь воздух, когда, сцепив зубы, я смотрела на лежащего принца. Казалось, прошла вечность, прежде чем он пошевелился.

Толпа на площади, проникшаяся симпатией к смельчаку, ликующе завопила, заглушив последний удар, припозднившийся на пару секунд: барабанщики, как и прочие присутствующие, сильно увлеклись зрелищем.

Эйтан между тем попытался подняться, но снова упал: судя по всему, у принца была серьёзно повреждена нога.

— Эйтан дан Ониа, с тобой ли Кольцо Равновесия, которое открывает запертое и обнажает сокрытое? — вопросил Советник, словно не замечая отчаянных попыток Змея подняться. Раздался возмущенный вздох: люди, собравшиеся на Площади, проявляли редкостное единодушие, подбадривая своего нового Императора.

— Со мной, Советник, — отозвался Змей хриплым от боли голосом.

— Покажи его мне, — приказал старик отчужденно. Люди заволновались, наблюдая, как Змей медленно поднимается, опираясь на низенький парапет балкона. Все понимали: передвигаться в таком состоянии принц не сможет.

— Не дойдёт, — резюмировала стоящая неподалёку купчиха, — Не сможет.

— Этот-то? — фыркнул её муж, — Да ты на него глянь! Такой сможет все!

Словно подтверждая слова мужчины, Змей, отчаянно хромая, сделал несколько неуверенных шагов в сторону Советника.

— Давай! Иди! — ревела толпа, заряжая воздух вокруг шальной, густой, как патока, энергией.

Неожиданно в рядах пэров наметилось шевеление: седовласый мужчина с изображением кота на веере и гербом финансового ведомства на одежде шагнул вперёд и с лёгким поклоном протянул Эйтану свою трость.

Принц, чуть кивнув, принял подношение и, опираясь на подарок неизвестного старика-Кота, весьма бодро прохромал к Советнику.

— Кольцо Равновесия со мной! — сказал он твёрдо, демонстрируя регалию седовласому мужчине.

Кивнув, Советник достал из ящичка, лежащего перед ним, круглый медальон и произнёс:

— Прими вторую регалию, Солнечный Диск, и пусть он осветит тебе путь в любой тьме.

— Принимаю, — склонил голову Эйтан, и Советник тут же накинул цепочку ему на шею. Полюбовавшись мгновение на принца, седобородый старик снова потянулся к своему ларцу и извлёк оттуда богато изукрашенные ножны.

— Прими Третью Регалию, Танцующий Меч, и пусть он дарует тебе победу в любой битве.

— Принимаю, — твердо отозвался Эйтан, забирая оружие из рук Советника.

Кивнув одному ему ведомым мыслям, старик пару мгновений смотрел на Змея, склонив голову набок, после чего повернулся к взволнованным людям:

— А теперь, Ишшарра, склонись перед новым Сыном Солнца, Императором Эйтаном Хитрым, Серебристым Змеем!

Глава 19. Новая жизнь

Бой барабанов звенел в ушах, смешиваясь с переливчатой песней труб. Все присутствующие, как один человек, опустились на колени, касаясь лбом сложенных на земле ладоней. Я с улыбкой последовала их примеру, до последнего не отводя глаз от фигуры в золотистом одеянии, и выкрикнула вместе со всеми:

— Слава Императору!

Выждав положенный по протоколу срок, Змей негромко велел:

— Встаньте!

Когда люди повиновались, Эйтан проговорил:

— Жители Тальи, услышьте ныне мой приказ и смирите гнев: убийства на улицах должны прекратиться. Я, Сын Солнца, говорю здесь и сейчас: мануфактуры будут потушены. Те бунтари, которые сейчас сложат оружие, получат абсолютное помилование и смогут вернуться к прежней жизни — Император должен быть милостив.

Даже усиленный магией голос Змея утонул в бурном восторге, которым встретила толпа эти слова.

Чуть склонив голову набок, Эйтан Хитрый поднял руку ладонью вверх, призывая к тишине.

— Однако, — тон его внезапно приобрёл резкие, стальные нотки, — Того, кто будет и дальше сеять смуту, ждёт казнь — я не позволю нарушить мир в моей столице, ибо ныне я — Император, слово моё — закон. Знайте, жители Тальи: завтра Медный Лис, по чьей вине погибло столько работников мануфактур, будет казнён во славу Солнца и справедливости. Ваши потери будут отмщены!

Народ снова возликовал, я же быстро опустила голову, дабы никто не заметил моей широкой улыбки. Его величество Император не уставал меня поражать как своим умом, так и изворотливостью. Впрочем, чего ещё стоило ждать от Змея?..

— Засим всё, — в глубоком голосе Эйтана вновь заплескалось прежнее тепло, — Объявляю начало трехдневного праздника в честь Солнца, которое помогло мне стать Императором. Радуйся, Ишшарра!

На этой оптимистичной ноте Змей, отвернувшись, двинулся, чуть хромая, вглубь Дворца. Пэры, ещё десять минут назад ластившиеся перед Экисом, теперь услужливо кланялись Змею, судя по всему, наперебой предлагая помощь.

Толпа внизу взорвалась ликующими воплями, предвкушая трёхдневный отдых ото всех забот и прославляя щедрость нового правителя. Предупредительные слуги уже выкатывали на площадь громадные бочки с дешёвым вином, припасённые специально для такого случая: кто бы ни стал Императором, трёхдневный праздник все равно состоялся бы.

Я покинула Площадь вместе с остальными жительницами Павильона, направилась обратно под неусыпным присмотром евнухов. Джиада, всё это время кружившая среди своих воспитанниц, догнала меня, сияя, как магический фонарь. Послав ей мимолётную улыбку, я снова погрузилась в свои мысли.

Эйтан Хитрый… Мне подумалось, что сложно подобрать имя, которое подходило бы ему лучше. Определённо, легенды о том, что в момент Принятия Советник видит самую сущность будущего Императора, получили подтверждение…

Погружённая в мысли, я следовала за понурившимися девушками в Сад Удовольствий. То тут, то там слышались всхлипы и причитания: несчастные осознавали, что большинство из них, возможно, просто вышвырнут из Павильона, заменив на новых женщин, угодных Серебристому Змею.

Честно сказать, моё настроение было чем-то сходно с состоянием несчастных наложниц: напряжение, владевшее мною последние семь дней, схлынуло, оставив горечь и пустоту. Самой себе я напоминала выброшенную на берег рыбу, задыхающуюся и оторванную от родной среды. Не пойми меня неправильно, мой неведомый собеседник: я была рада победе, как никогда ранее, и гордилась Эйтаном, как не каждая мать гордится ребёнком. Однако, путеводный маяк, направлявший меня во тьме, внезапно погас, погружая окружающий мир в холод и тьму.

Существует редкая категория людей, которые живут лишь битвой. Они чрезвычайно полезны во время войн, смут и перемен, и чрезвычайно опасны — во все остальное время. К несчастью, меня можно было отнести к этой категории.

Все последние семь дней, видя перед собой цель и зная, что отступать некуда, я шла вперёд, безжалостно сметая все стоящие на пути преграды, и жила, вдыхая полной грудью задымленный воздух. В тот же момент, когда вершина была взята, мне хотелось плакать от сосущей пустоты внутри.

Эйтан — Император. Слова эти калёным железом отпечатались у меня в мозгу вместе с пониманием: всему конец. И нашим разговорам, и спорам, и жарким ночам — этому более не суждено повториться.

— Омали? — Джиада тронула меня за руку, — Выпьешь со мною за здоровье нового Императора?

Вздрогнув, я осмотрелась по сторонам и осознала, что мы снова вернулись в домик Свахи.

— Нет, благодарю, — ответная улыбка моя была весьма бледной, — От Вашего снадобья у меня разболелась голова — думаю, мне нужно поспать.

Провожаемая изумлённым взглядом Матроны, я тихо выскользнула из комнаты, щурясь от яркого света искусственного солнца Павильона. Мне необходимо было оказаться в темноте, послушать музыку ирху и подумать о том, что будет дальше.

Что дальше… обняв подушку, ещё хранившую наш запах, я вглядывалась во мрак комнаты и старалась успокоить бешеную круговерть мыслей.

Наши с Эйтаном отношения изначально были лишены каких-либо обязательств, и я, разумеется, понимала: они недолговечны. Однако в тот час, когда существовала реальная опасность навсегда остаться для него просто ценной служащей, доводы разума помогали мало. «Наверное, как раз сейчас отцы прекраснейших пэри умоляют его взять их дочерей в Старшие Жёны», — промелькнула горькая мысль.

Однако долго предаваться унынию я себе не позволила, перенаправив мысли в иное русло.

В конечном итоге, я всё ещё надеялась на то, что Змей сдержит обещание и сделает меня Младшим Советником Тальи — Эйтан представлялся мне достаточно разумным для того, чтобы ценить преданных людей, которые были с ним с самого начала. В таком случае, мне обязаны будут предоставить отдельные покои в Павильоне Служащих, зарплату и кабинет — это было бы неплохим стартом. Я была убеждена, что имея ум, амбиции, смелость и покровительство Императора, я быстро завоюю себе место под сводами Золотистого Дворца. А постель Змея… так или иначе, я решила для себя, что отыщу способ в скором времени туда вернуться.

Как только решение было принято, дурное настроение отступило. Нежась на гладких простынях, я принялась лениво размышлять, как провести ближайшие несколько дней, в которые Эйтану будет, мягко говоря, не до меня.

Впрочем, ответ на этот мой вопрос уже звучал в воздухе чьим-то осторожным стуком в дверь.

— Входите, — крикнула я, подивившись вежливости неведомого визитёра.

Первым, что я увидела, когда дверь распахнулась, была большая блестящая лысина. Разумеется, путешествовала оная не сама по себе, а служила придатком для весьма мощного коренастого тела, облаченного в светло-зелёное просторное одеяние, в каких щеголяли евнухи.

Признаться честно, появление его меня озадачило: представители этой братии, коих было во дворце немало, выполняли личные поручения Императора, относящиеся к проблемам бытового и романтического характера. Прикинув варианты, ваша покорная слуга пришла к однозначному выводу: Эйтан решил передать мне через евнуха какое-то послание. Потому, тихонько кашлянув, я позвала:

— Добрый день, Господин! Что Вы должны передать мне?

Мой гость, склонившись ещё ниже, бодро заговорил:

— Моя прекрасная Госпожа, простите, что прервал Ваш отдых, но Его Величество просил показать Вам Ваши покои. Вы готовы переправиться туда?

— Эм… очевидно… — ответила я осторожно, силясь понять, почему Змей так торопится переселить меня в Административное Крыло. Между тем, мой странный гость, отвесив ещё один низкий поклон, неожиданно рявкнул так, что я подскочила:

— Пошевеливайтесь! Госпожа готова!

Комната моя совершенно неожиданно наполнилась людьми; было тут два евнуха, явно пониже рангом, две компаньонки и внушительных габаритов прислужница.

Пока я недоумевающе взирала на происходящее, мои гости активно рассредоточились по комнате, явно намереваясь облачить меня в чуть поблескивающий в неверном свете, исходящем от распахнутой двери, наряд.

— Госпожа, позволено ли мне будет включить светильник? — пролепетала неуверенно одна из компаньонок, — Я хочу облачить Вас…

— Да, конечно, — мягко улыбнулась я в ответ, отчаявшись разобраться в происходящем.

Компаньонка нарядили меня, собрали волосы в высокую причёску, но, насколько я могла судить, сделано это было на скорую руку. «Для чего бы меня ни готовили, там будет немного людей», — промелькнула мысль. Меж тем, вещи, происходящие вокруг, становились все непонятнее: лысый мужчина, явившийся в мои покои первым, подхватил меня на руки и куда-то осторожно понёс; странная компания, собравшаяся в моих покоях, последовала за нами на почтительном настроении.

— Простите, а куда Вы меня несёте? — уточнила я осторожно.

— К Вашему паланкину, Госпожа. Его Величество предупредил, что вы устали и ранены. Лекарь уже ожидает Вас в Вашем особняке, — последовал незамедлительный ответ, приведший меня в ещё большее смятение.

— Эм… Господин…

— Для Вас я — лэсс, Госпожа, — почтительно проинформировали меня.

— Хорошо; почтенный лэсс, не могли бы Вы поставить меня на ноги? Моё самочувствие не настолько плачевно, поверьте.

— Разумеется, — меня осторожно поставили на твердый пол и, заботливо поддерживая под руку, повели дальше по коридору. Подавив вздох, я решительно направилась вперёд, чувствуя клокочущее в груди раздражение. Неизвестно, что именно сказал Эйтан своим прислужникам, но они, проявляя чрезмерное рвение, обращались со мною, словно с пэри, причём той, кого с детства готовили к пути бихэт.

Тут следует пояснить. Для женщин, как благородных, так и простолюдинок, в Ишшарре изначально существовало два пути: рихэм и бихэт. К рихэм можно было отнести женщин, зарабатывающих тем или иным способом деньги; выходить замуж они не имели права, равно как и быть похороненными по правым традициям. Бихэт, напротив, были женами и наложницами. Принадлежа всю сознательную жизнь единому господину, эти девочки изначально имели в жизни одно предназначение — брак.

Как правило (хоть были и исключения) наследовали свой путь девочки от матери. Так вот, бихэт из благородных семейств, с детства ведущие малоподвижный образ жизни и вынужденные одевать, к тому же, особый вид ботти, сильно деформирующий ступни, передвигались зачастую только с посторонней помощью.

Я, однако, ботти носила вполне обычные и относилась, как ни глянь, к рихэм. Потому поведение евнуха оставалось для меня загадкой.

Между тем, мы чинно миновали Джиаду, безмятежно попивающую дымящийся отвар из фарфоровой пиалы, и вышли на улицу, где меня ждал роскошный, изукрашенный цветами паланкин с четырьмя носильщиками. Не желая пустопорожних споров, я послушно села в него, и покрывало опустилось, отрезая меня от окружающего мира.

Несли меня минут пять от силы, после чего благополучно извлекли из обитого шёлком кресла.

Остановились мы перед роскошным, утопающим в цветах особняком, принадлежащим, судя по изображенной на дверях цветущей вишне, иштах-ихтас, любимой наложнице Императора, которая, как правило, являлась второй после Старшей жены женщиной.

Я выжидательно посмотрела на евнуха, силясь понять, что мы здесь делаем.

— Госпожа, Ваш особняк! — разрешил мои сомнения лысый мужчина.

Моргнув, я окинула внимательным взглядом уютный дом, изукрашенный растениями, лепнинами и изображениями различных животных. У невысокого крыльца цвёл рододендрон, перила оплетали розы, краснолистный клён шелестел у невысокой беседки, звенел фонтан, изображающий солнце, и искусственный свет мерцал на водной глади небольшого озера.

Мне стало не по себе.

— А… когда я смогу увидеть Его Величество? — задала я единственный вопрос, имевший на тот момент актуальность.

Евнух округлил глаза, словно поражаясь нелепости вопроса:

— Когда пожелает Сиятельный Император!

— О, понимаю, — пробормотала я, ещё раз пристально оглядывая окружающую обстановку.

Яркое безвредное солнце Павильона, ранее так восхитившее меня, начало неимоверно раздражать. Не добавляло хорошего настроения понимание того, что встречи с Эйтаном теперь можно было ждать очень долго: Император, особенно новоиспеченный, персона весьма и весьма занятая.

В душе удушливой волной плескалось глухое бешенство, заставляющее видеть окружающий мир в мрачных красках, и успокоиться не удавалось. Невольно поморщившись, я автоматически потерла ладони: болели они с каждой секундой все сильнее, добавляя ещё один штрих к моему радужному душевному состоянию.

— Госпожа, поспешите, — тут же засуетился евнух, — В особняке Вас ожидает лекарь!

— Да, разумеется, — мягко улыбнулась я в ответ, чувствуя себя некомфортно от чрезмерного количества окружающих меня людей. Странные переглядывания юных компаньонок, евнухи, не сводящие с меня подобострастного взгляда, носильщики, переминающиеся с ноги на ногу — все это сводило меня с ума, вызывая желание оказаться подальше от них. Однако, были на свете проблемы, которые следовало решать по мере их развития, и сложности, связанные с моим новым статусом, очевидно, относились к таковым.

Спустя полтора часа я лежала в купальне, отделанной тошнотворным бежевым мрамором, и задумчиво разглядывала уродливые багровые рубцы на ладонях. Никакого дискомфорта в них я не ощущала, но выглядело это, конечно, весьма и весьма жутко. «Нашла, из-за чего переживать; ты все равно постоянно носишь перчатки!» — сказала я самой себе, дабы не огорчаться. Разумеется, для пэри, чьи нежные ладошки должны мотыльками скользить по дрожащим струнам ирху или держать, аккуратно отставив в сторону пальчик, иглу для вышивания, подобное стало бы трагедией, но в моем случае отметины можно было признать обычным досадным недоразумением. Хотя все равно, конечно, душу грыз противный червь сомнения: каждой девушке хочется быть красивой для своего мужчины. «Он простил тебе то, что ты муэти; думаешь, убежит с воплями из-за каких-то шрамов?» — вопросила я у самой себя, ставя окончательную точку во внутренней полемике. У меня было и так вполне достаточно причин для переживаний, дабы волноваться ещё и о таких пустяках, тем более что всё могло быть намного хуже.

Лекарь, приставленный ко мне, оказался пожилой статной пэри из Дома Ящериц. Оглядев мои распухшие, воспалённые руки, она только ошеломленно покачала головой. Радость одна: до её прихода я догадалась, отлучившись в уборную, спрятать амулет, блокирующий магию. Благодаря моей предусмотрительности, лечение прошло без проблем… ну, насколько это было возможно, учитывая природу травм. Убрать воспаление, равно как и залечить рану, удалось, но безобразные багровые рубцы, по прогнозам пожилой Ящерицы, обещали остаться на всю жизнь, изредка отдаваясь болью по всей длине конечности — магические травмы, увы, в нашем мире практически не лечились.

Меж тем, мои сопровождающие в полном составе не оставляли меня ни на минутку, вслушиваясь в наши с Ящерицей разговоры. Не удержавшись, я на прощание сказала женщине томным, чувственным голоском, старательно копируя так впечатлившие меня в свое время интонации Эстатры:

— Пэри, передайте от меня самые тёплые пожелания пэру Эйлту. Вы — умелый лекарь, но он воистину незабываем. Скажите, что я с нетерпением жду нашей следующей встречи, — я стыдливо опустила глаза под синхронный вздох со стороны моей свиты. Промелькнуло сожаление, что мне не суждено будет увидеть реакцию пэра Ящерицы на подобное сообщение. Однако, по моему разумению, нашу встречу с Эйтаном моя выходка вполне могла ускорить — вряд ли императорские регалии сделали Змея менее ревнивым.

— Разумеется, лэсса, — в зелёных очах Ящерицы промелькнули озорные огоньки, — Я передам.

— Только с разрешения Его Величества! — влез откровенно разнервничавшийся лысый евнух, — Жительницы Павильона не имеют права связываться с внешним миром без позволения Императора!

— За чем же дело стало? — удивилась я, — Спросите у него.

Судя по тому, как чуть дёрнулась нижняя губа пэри, она прикусила щёку, дабы не смеяться. «Все Ящерицы одинаковы!» — подумала я с некой долей иронии.

Меж тем, на лице лысого евнуха отразилось откровенное замешательство: он справедливо подозревал, что реакция Императора на подобные вопросы может быть весьма и весьма непредсказуемой.

— Ах, бросьте, — махнула я рукой, словно бы передумав, — Просто не говорите никому об этом инциденте — не будем отвлекать Его Величество от дел. До свидания, пэри!

И вот, лежа в воде, я принялась гадать, сколько раз Эйтану уже успели доложить об этом разговоре и какие сплетни расползлись по Павильону. Мысли об этом вызывали весёлую улыбку: репутация прилежной наложницы заботила меня весьма и весьма мало, а вот дурной азарт, забурливший в крови, срочно требовал выхода.

Прикоснувшись к водной глади, я мимолётом отметила, что пальцы правой руки все же потеряли чувствительность. Играя с плавающими в воде жасминовыми цветами и стараясь игнорировать кружащих вокруг компаньонок, я размышляла.

Первая необдуманная злость, застилавшая мне глаза, успела схлынуть, уступив место обычной рассудительности. Следовало понять происходящее, систематизировать известную информацию и прикинуть вероятности — в общем, как всегда.

Для начала нужно было решить, зачем Эйтан выкинул такой странный фортель. Мысль о том, что Змей назвал меня своей любимой наложницей из каких-то политических соображений, была мною отброшена практически сразу: никакого влияния на серьёзные дела иштах-ихтас не имели, играя роль скорее любимых домашних животных, как правило, весьма недолговечных. Вероятность того, что все происходящее — шутка, также представлялась весьма призрачной: настолько далеко чувство юмора Змея не распространялось. Оставалось одно-единственное объяснение, хоть и весьма невероятное: Эйтан действительно представил меня, как свою любимую наложницу.

Разумеется, сначала осознавать это было неприятно, но здравое размышление изменило мои приоритеты. Определённо, для женщины моего происхождения титул иштах-ихтас был величайшим почётом, который мог быть оказан далеко не каждой. Опять же, с точки зрения Эйтана подобный поступок мог быть вполне оправданным: я предположила, что он действительно сильно увлечён мною, и многие вещи стали на место. Если бы он сейчас сделал меня Советником, мы бы виделись нечасто, а дни мои проходили бы в обществе различных служащих, большинство которых — вполне привлекательные мужчины. В своем Ведомстве я могла оказаться едва ли не единственной женщиной! К тому же, служащая имеет строго ограниченную зарплату, тогда как иштах-ихтас может приказать купить все, что угодно — её существование оплачивает казна.

В общем, поразмыслив, я пришла к выводу, что Эйтан хотел мне добра.

Собственно, ситуация наглядно демонстрировала причину, по которой я всю жизнь боялась доброжелателей.

Перспектива провести остаток дней своих под присмотром стервозной Свахи, в окружении инфантильных девиц, мнящих себя будущими Императрицами, оскопленных услужливых существ, которых язык не поворачивался назвать мужчинами, и лицемерных служанок, не имеющих даже намёка на собственное мнение, пугала до дрожи. Но устраивать Эйтану скандалов, равно как и переть буром, отстаивая свою мнимую независимость, я также была не намерена: Змей не переносил давления, и на силу вполне мог ответить силой. В таком случае, в Павильоне меня вполне могли запереть. Конечно, я отыскала бы способ вывернуться из этой ситуации, но свежеиспеченный Император и сам был не лыком шит. Посему, решать проблему следовало не сгоряча, а постепенно. Причем первый шаг я знала наверняка: поговорить по душам с Его Величеством.

— Госпожа, Ваша вода уже остыла, — робкий голосок юной компаньонки вырвал меня из раздумий, заставив вздрогнуть.

— Да, разумеется, — кивнула я, выбираясь из пропитанной травами жидкости. Меж тем, на плечи мои тут же легла мягкая ткань, и девушки засуетились вокруг, облачая меня в новый наряд. Нужно отметить, что занял сей процесс вместе с причесыванием и разукрашиванием лица никак не менее часа. Причём под конец означенного времени не хотелось ничего — только чтобы меня поскорее оставили в покое.

Заняться всё равно было откровенно нечем, потому, терпя различные издевательства над собственной внешностью, я рассматривала приставленных ко мне девушек.

Старшая была статной черноглазой красавицей лет шестнадцати с острым подбородком и весьма широкими скулами; её губы, небольшие и пухлые, в сочетании с аккуратным носом усиливали её сходство с фарфоровыми статуэтками. Младшая, напротив, была какой-то угловатой и нескладной — возможно, в силу своего юного возраста. Навскидку можно было дать этой девочке лет четырнадцать. Судя по взглядам, которые она кидала на свою старшую товарку, и репликам, которыми они изредка обменивались, черноволосая прелестница была для своей юной спутницы образцом для подражания, наставницей и лучшей подругой. Наблюдая, с каким рвением девочка бежит выполнять приказ приятельницы, я усмехнулась уголком губ: сколько лет пройдёт прежде, чем эти особы станут непримиримыми врагами? Три-четыре, никак не больше, ведь женская дружба такого рода всегда перерастает в замешанную на зависти ненависть…

Как бы там ни было, после окончания истязания, по недоразумению именуемого облачением, меня чинно усадили в одно из твёрдых деревянных кресел. Пределом моих мечтаний в тот момент были тишина, темнота, одиночество и мягкая кровать, желательно — с императором Ишшарры в качестве украшения; однако, когда черноглазая компаньонка предложила мне выпить чаю, я согласилась незамедлительно: в подобных ситуациях следует довольствоваться малым.

— Принеси, — кивнула девушка младшей подруге, и та, нервно прикусив губу, подчинилась. Старшая же спокойно продолжала копошиться у меня в волосах, что-то в сотый раз подправляя.

Усталость навалилась на меня тяжелым хомутом, а время тянулось, словно патока. Я не могу сейчас сказать даже примерно, спустя сколько минут ушедшая девушка вернулась с подносом.

— Вот, Госпожа, — не поднимая глаз, компаньонка быстро поставила свою ношу на низенький столик. Я отметила, что руки её сильно дрожат, и в голове моей звякнул тревожный колокольчик.

— Милая, давно ты работаешь компаньонкой? — уточнила я небрежно, грея о пиалу ледяные пальцы. Девчонка стушевалась, но её напарница бойко защебетала в ответ:

— Нет, не больше года.

— И кто же был её Госпожой? — продолжила я расспросы.

— Она работала ранее на Госпожу Кимири, — голос черноглазой слегка зазвенел.

— Как и Вы, я полагаю? — мягко уточнила я.

— Да, как и я, — быстрый взгляд девчонки метнулся к пиале и снова вернулся к моему лицу. Смутные ростки подозрения, зародившегося в моей душе, окрепли и покрылись махровыми цветами злости. Усмехнувшись, я поднесла емкость к губам, ощутив, как девицы затаили дыхание… и резко сморщилась, словно уловив неприятный запах.

— Он пахнет корицей, — сказала я осуждающе, — Вы её туда добавили?

Младшая побледнела, старшая же, стрельнув глазами в сторону, быстро проговорила:

— Нет, Госпожа, Вам показалось.

«А ты лучше держишь себя в руках», — подумала я, и весёлый азарт забурлил в крови.

— Нет, — я капризно надула губы, — Мне не показалось! Ну-ка, попробуй!

Сказав это, я протянула младшей питьё. Девушка посерела, словно бумага, и дрожащим голосом пролепетала:

— Н-но…

— Пей, — голос мой, как по команде, стал жёстким и холодным, — Сейчас. Ну!

Девушка молча покачала головой, дрожа, как осиновый лист. Старшая же, напротив, резко напряглась, и рука её змеей скользнула под одежду. Ситуация резко приобрела неприятный окрас: физически я была весьма слаба, да и охотничий нож остался лежать под подушкой в особняке Матроны Джиады. Выказать страх, однако, я себе не позволила, негромко прокомментировав:

— Это было бы глупо.

Ничего отвечать компаньонка не стала, сделав длинный шаг ко мне. К сожалению, дурой девушка не была и прекрасно понимала, что терять ей уже нечего при любом раскладе.

Оценив ситуацию, я сделала единственное, что на тот момент пришло мне в голову: громко, надрывно закричала. Девица, метнувшаяся ко мне, застыла, услышав грохот тяжелых шагов в коридоре. Пару мгновений спустя в комнату ворвалось несколько евнухов, в числе которых — тот самый обладатель роскошной лысины. Именно он и метнулся ко мне, вопрошая:

— Что с Вами, Госпожа? Что?!

Заглушив свой вопль на особо высокой ноте, я прокашлялась и негромко пояснила:

— Вот эти девушки принесли мне чай. Я хочу, чтобы младшая его попробовала.

— Госпожа… — начал что-то неуверенно блеять евнух, но я пребывала не в том настроении, чтобы выслушивать всякие глупости.

— Хватит болтать! — рявкнула я так, что все вздрогнули, — Заставь эту дрянь выпить, слышишь?!

Лысый, потемнев лицом, кивнул своим спутникам. Один из них перехватил за руку черноглазую, остальные же двое занялись младшей. Её схватили за волосы и поставили на колени, запрокинув ей голову. Пиалу осторожно забрали из моих рук и поднесли к губам компаньонки.

На лице девочки отразилась обречённость, она беспомощно забилась в руках схвативших её евнухов, захлебываясь слезами и стараясь отвернуть лицо. На какой-то миг — жалкий миг — мне стало безумно её жаль: не я ли сама стояла недавно над трупом собственного опекуна? Но чувство моё было очень мимолётным. Если уж обрекаешь другого человека на смерть, то будь готов к тому, что рано или поздно тебе придётся за это поплатиться. Я знала, что тоже когда-то отдам назначенную цену, и смирилась с этим; этого оставалось пожелать и ей. Посему, голос мой не дрогнул, произнося:

— Ну, чего вы ждете?

Повторять дважды не пришлось — предназначенный мне чай благополучно влили ей в глотку.

Первые минуты ничего не происходило: раздавалось только хриплое дыхание девушки, прерываемое отчаянными всхлипами. Остальные присутствующие молчали, пристально следя за ней.

— Госпожа, — неуверенно позвал евнух, — Куда её теперь?

— Заприте где-нибудь, — голос мой звучал глухо. Мысль о том, что малышка, возможно, невиновна, легла на сердце тяжёлой ношей.

Кивнув, один из евнухов схватил дрожащую компаньонку за руку… и резко выпустил, отскакивая в сторону.

— Что произошло? — уточнила я, подозревая, каков будет ответ.

— У неё лихорадка! Она вся горит! Это наверняка заразно, и…

— О нет, — усмехнулась я, — Это не лихорадка.

Медленно поднявшись со своего места, я подошла к девушке и провела ладонью по её покрытому испариной лбу. Отравление белым минералом аур было налицо: белки глаз покраснели, температура зашкаливала, а губы на глазах трескались. Все свидетельствовало о том, что доза была просто огромной.

— Это было глупо, — сказала я мягко, — Впрочем, излишняя преданность никогда не окупается. Унесите её!

— Госпожа, — почтительность в голосе евнуха перестала казаться наигранной, — Её стоит допросить…

— О нет, — с улыбкой повторила я, — Допрашивайте вторую. И пусть она умирает долго.

В комнате было темно, уютно и спокойно. Крошечные блестящие пылинки танцевали в тонком лучике света, пробивающемся сквозь неплотно подогнанные ставни. Свернувшись клубочком на крышке старого сундука, завернувшись в плащ, я прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и темнотой. Я готова была пролежать так вечность…

Словно в ответ на мои мысли, крошечная дверь, ведущая на чердак, начала сотрясаться от мощных ударов. Толстенный деревянный засов жалобно скрипнул, но устоял.

— Госпожа!!! — заголосил мой очередной визитёр, — Откройте дверь!!!

О боги, как же они меня достали… Застонав, я укрылась с головой старым грязным плащом, найденным в сундуке. По моим прикидкам, первый день в статусе иштах-ихтас едва перевалил за средину.

Это было просто невыносимо.

После памятного инцидента с ядами лысый евнух, несмотря на все мои уговоры, всё же рванул с докладом к Императору. Реакция Эйтана не заставила себя ждать: особняк мой наводнили Серые Крысы, коим было поручено расследовать происшествие, дегустаторы, которые должны были пробовать пищу, и маги, обязанные установить разномастные защитные чары. Помимо всего прочего, ко мне приставили двух евнухов-телохранителей, коим вменялось следовать за мною всюду.

При виде всей этой толпы я, честно признаться, малость окосела. Несмотря на то, что все они были молчаливы, их присутствие уже через десять минут начало раздражать до невозможности: во-первых, при них приходилось постоянно «держать лицо», во-вторых, они разговаривали со мною так, словно у меня было, по меньшей мере, разжижение мозга.

Самым обидным оказалось то, что понаблюдать за работой Серых Крыс мне не позволили: молодой человек, представившийся капитаном Дамилом, тактично, но непреклонно выставил меня вон, причем на лице его явно читались мысли вроде: «Ещё не хватало, чтобы эти бабы путались под ногами». Немного поразмыслив, я вынуждена была признать, что где-то его понимаю.

Посидев в кресле полчаса без дела, я окончательно заскучала и проголодалась, посему приняла решение — пойти на кухню и что-нибудь себе приготовить.

Я встала. Двое телохранителей, дегустатор и евнух, томившиеся на диване, также вскочили на ноги. После здравого размышления я решила, что отыщу кухню сама — разомнусь заодно. Посему я решительно двинулась, куда глаза глядят, решив походя осмотреть свои новые «владения». Мои сопровождающие выстроились за мною забавной шеренгой, невольно напомнив мне виденных в глубоком детстве утят. Чувствуя себя мамой-уткой, я пробормотала «кря-кря», убедив окружающих в своей абсолютной неадекватности, и решительно отправилась на поиски.

Последующий час прошёл весьма продуктивно: выяснилось, что в особняке есть три этажа, пятнадцать покоев, три купальни, одна кухня, чердак и склад. Последние три помещения пришлись мне особенно по душе: заварив себе, и изумленным «утятам» заодно, крепкого чаю, я прихватила сладостей из кладовки, пообещала шокированной кухарке, что скоро вернусь, и направилась на склад.

Следует пояснить: имеется в виду громадное полуподвальное помещение, в котором хранились более-менее ценные вещи моих предшественниц, одежда и подарки, преподнесённые им хозяевами.

Мои спутники взирали на меня с суеверным ужасом. Подозреваю, что вела себя, мягко говоря, немного не так, как следовало. Опять же, мой интерес к вещам предыдущих иштах-ихтас вызвал непонимание: думаю, большинство девушек предпочитали обходить помещение десятой дорогой. Это было понятно: покрытые пылью шкатулки с разными гербами, портреты красавиц, небрежно сваленные в кучу, и различные милые мелочи вроде брошек и статуэток, до краев заполнившие деревянный сундук, наверняка напоминали наложницам о бренности бытия и переменчивости императорских вкусов.

Для меня, однако, они представляли немалый интерес. Забыв на время об «утятах», я закопалась в гору старинных вещей, к коим питала немалое пристрастие. Впрочем, отвлечься надолго мне не дали: прибежала взмыленная прислужница, сообщив, что несколько наложниц желают видеть почтенную иштах-ихтас.

Недоумевая, зачем им могла понадобиться, я поднялась вверх по ступенькам… и замерла, увидев собравшуюся в холле толпу.

— Добрый день! — прощебетала невысокая ладная девушка, в которой я с ужасом узнала одну из самозваных императриц, — Мы пришли знакомиться с Госпожой.

В тот момент я поняла, что мои «утята» — это только начало.

Разумеется, долго общества лживых льстивых прелестниц я не выдержала: сбежала на чердак, захлопнув дверь перед носом у «утят». Разумеется, они тут же попытались сунуться за мной, но тяжелый засов, примеченный мною ещё во время первых экскурсий по особняку, ровно лег в пазы и держал крепко.

На протяжении последующего часа прорваться ко мне под разными предлогами пытались несколько раз. Я упорно игнорировала грохот, просьбы и причитания. Даже весть о том, что мне пора готовиться к встрече с Императором, не сильно впечатлила. Я справедливо рассудила, что для самого же Эйтана будет лучше, если перед ним предстанет улыбчивая наложница, а не взбешенная фурия, жаждущая кого-нибудь убить; чем больше времени я проводила в компании жителей Золотого дворца, тем больше склонялась ко второму.

Покинула я свое убежище только тогда, когда под дверью раздался спокойный, смутно знакомый женский голос, проговоривший:

— Госпожа, Вас беспокоит Ишири, Старшая Компаньонка. Простите, что мешаю, но мне совершенно необходимо поговорить с Вами.

Спокойный тон девушки, разумеется, ничуть меня не обманул, но прятаться в тёмной комнате вечность не было разумным решением проблемы. Опять же, Ишири спасла мне жизнь на воротах Двенадцатого яруса, потому заставлять её маяться под дверью было бы нечестно.

Поморщившись от боли в онемевших конечностях, я отодвинула засов, впуская девушку. Она перешагнула порог, пристально взглянула на меня в неверном свете, пробивающемся из коридора, и бросила своим спутникам:

— Подождите снаружи.

Телохранители мои, мягко говоря, не пришли в восторг. Однако я без вопросов захлопнула дверь перед их носом, бросив напоследок:

— Вдруг что, я закричу.

Оставшись наедине с девушкой, я бросила на неё более пристальный, изучающий взгляд. Что сказать? Была она весьма и весьма привлекательна, однако внешность имела нетипичную для ишшаррки, будучи обладательницей острого носа с тонкими крыльями, четко очерченных губ средней полноты, чуть изогнутых, словно в немом вопросе, бровей, и каштановых волос довольно своеобразного оттенка.

— Откуда родом Ваши предки? — нарушила я молчание первой, устроившись на крышке сундука. Девушка, помедлив, присела рядом, и глаза её блеснули в неверном свете:

— Моя мать — шэрдонка. Наложница.

— Понимаю, — кивнула я рассеянно, — Ваша внешность соответствует. О чем Вы хотели поговорить со мною?

Ишири, помолчав, отозвалась:

— Госпожа, ваше поведение…

— Я знаю, — прервала я мягко, — Лучше расскажите мне что-то новое, Ишири.

Девушка покачала головой:

— Вы не поняли меня, Госпожа. Позвольте закончить. Я вполне понимаю Ваше поведение, но хочу спросить: понимаете ли Вы, что Его Величество осознанно признал Вас иштах-ихтас?

— Я догадываюсь, — кивнула я спокойно, — Что дальше?

Девушка, помолчав, продолжила:

— Вам придётся смириться с этим статусом и научиться с ним жить, что очень непросто. Вам следует очень многое узнать и принять; в этом я могу Вам помочь.

— Вы предлагаете свою помощь? — я была удивлена и не считала нужным это скрывать. Должность, занимаемая Ишири, считалась почётной, и к наложницам компаньонок такого уровня не приставляли — на подобную честь могла рассчитывать разве что Императрица.

Правильно истолковав мои сомнения, девушка пояснила:

— Матрона Джиада попросила меня позаботиться о Вас, и я с удовольствием согласилась на эту работу.

— Но почему?

— Пусть это останется моим личным делом, Госпожа. Поверьте, я не желаю вам зла.

— Верю, — сказала я. Мы обе прекрасно понимали, что эти слова лживы, но приличия были соблюдены.

Помедлив, девушка уточнила:

— Вы принимаете мою помощь?

— Да, — отозвалась я решительно. Какими бы мотивами ни руководствовалась Ишири, она, по крайней мере, мне нравилась, будучи умным, хладнокровным и решительным человеком. Таких следовало держать на глазах во избежание разного рода неприятных неожиданностей.

— Отлично, — кивнула девушка, — В таком случае, позвольте мне подготовить Вас ко встрече с Его Величеством.

— Больше часа подготовки я не выдержу, — отрезала я.

По губам девчонки зазмеилась улыбка:

— Я успею.

Глава 20. Свет во мраке

Длинный коридор, ведущий к покоям Сиятельного Императора, был освещён множеством неярких фонариков, плавающих под потолком. В их неясном мерцании ратные сцены, картины охоты и пиры, изображениями коих были изукрашены стены, приобретали необычайную таинственность. Ботти мои, к слову, весьма неудобные, буквально вязли в густом пушистом ковре, укрывающем пол и скрадывающем звуки.

У резных массивных дверей, ведущих непосредственно в покои повелителя, дежурило двое неприметных парней в серых одеждах с острыми, цепкими взглядами. Мне подумалось, что это плохой знак: Эйтан не стал бы привлекать серых Крыс просто так.

О моём визите, очевидно, телохранители были предупреждены: бегло оглядев мою фигуру, они распахнули передо мною двери императорских покоев.

Признаюсь честно: вошла я туда, буквально фонтанируя возмущением. На языке моем вертелось много не слишком лестных отзывов о безумном Змее, невесть зачем втянувшем меня в эти глупые игры. Я миновала передние покои, украшенные низкой гостевой мебелью, и, отодвинув в сторону тканевую завесу, вошла в малый кабинет Его Величества, примыкающий к спальне.

Мимолётом отметив роскошь обстановки, выполненной в золотистых тонах, я набрала в грудь побольше воздуха, дабы витиевато поприветствовать новоиспеченного Сиятельного Императора…

И растеряла все злые слова, увидев его.

Он сидел за столом, боком ко мне, взлохматив выбившиеся из-под специального покрова неровно остриженные волосы, и лихорадочно перебирал какие-то бумаги. Под глазами его залегли круги, углубились преждевременные морщины на лбу и у губ, движения казались быстрыми и судорожными…

И нежность, словно горный поток, затопила меня. Отошло на второй план и мимолётное возмущение, и злость, и обида, сменившись обречённым пониманием того, что ему сейчас хуже и я ему нужна.

Ведь это так страшно — когда вокруг совсем никого нет…

Ступая так тихо, как того позволяли неудобные ботти с чрезвычайно завышенной подошвой, я пошла вперёд, стараясь держаться у книжных полок. Сюрприз, правда, немного не удался, поскольку, когда я была в шаге от Императора, под ногами моими предательски скрипнула половица.

Эйтан взвился на ноги, словно чёрная гадюка, изготовившаяся к броску. Остро заточенный кинжал замер у моего горла, поблескивая в отсветах магических светильников. Это было безумно красиво…

— Омали, — пробормотал меж тем Эйтан, быстро пряча клинок в складках просторного одеяния, — Какого демона ты подкрадываешься так тихо?!

— Чтобы сделать сюрприз, — усмехнулась я, — К тому же, заметь, что твой кинжал у моей шеи — это, в своем роде, наша традиция.

Император что-то невразумительно хмыкнул. Пару мгновений мы просто смотрели друг на друга, а потом, словно по команде, слились в тесных объятиях.

— Ты это сделал, — прошептала я, изо всех сил прижимаясь к нему, — Ты смог…

— Ты сомневалась? — усмехнулся Змей, увлекая меня в кресло. Я успела заметить, что он чуть прихрамывает, и насторожилась:

— Тебя что, не вылечили?

Поморщившись, Змей притянул меня к себе на колени и зарылся лицом в волосы. По всему выходило, что на вопрос он отвечать не был намерен.

— Как тебе твой новый особняк? — поинтересовался он словно бы между делом, уводя разговор от щекотливой темы, касающейся его здоровья. По тону его голоса я поняла, что Змей явно ожидает от меня благодарностей.

— Ну… спасибо за честь, но это очень непривычно, — выдала я самый дипломатичный эпитет, на который была способна. Змей, явно истолковав мои слова по-своему, небрежно пообещал:

— Там все переделают так, как ты скажешь. И да, не переживай: та тварь, что пыталась тебя отравить, уже мертва.

Я только кивнула, глядя на него. Странно, но за тот короткий срок, что мы не виделись, я успела соскучиться так сильно, что становилось страшно…

Эйтан перехватил мой взгляд, наверняка, полный жажды и невысказанных желаний, и, разумеется, все понял. В глазах его появился предвкушающий блеск.

Я заметила, что в подобных ситуациях мы оба предпочитали язык тела, а не слов; так было и тогда. Медленно подняв руки, я осторожно провела подушечками пальцев по его щекам, медленно опускаясь к груди. Перехватив мои ладони в свои, Эйтан замер, разглядывая шрамы. Глаза его потемнели.

— Магическая травма… — прошептал он хрипло.

— Да, разумеется… — начала было я, но запнулась, заметив выражение его глаз, — Погоди! Но ведь твоя нога повреждена не магией…

Змей хмыкнул:

— Балкон был напичкан энергией; падая, я прошёл сквозь несколько щитов, и их остаточные чары впитались в кровь. Лекари бились несколько часов, но не сумели все правильно срастить. Я на всю жизнь останусь хромым.

Вздохнув, я осознала, что не представляю, какие слова утешения уместны в данном случае. Ведь, судя по тому, как Змей стеснялся своих шрамов, внешняя неполноценность страшила его куда больше, чем меня. Как при таком отношении к уродствам он ухитрялся иметь пристрастие к муэти, я упорно не понимала, однако на тот момент это было совершенно неважно. Куда более насущной и серьёзной проблемой было содержание моей последующей реплики. Варианты вроде «Ты — Император, и за тобой побежит любая, как бы ты ни выглядел» или «Лучше быть хромым, чем мёртвым» не рассматривались, хотя, каюсь, это было первое, что пришло мне в голову.

В общем-то, раздумья мои вылились в один-единственный вывод: коль не знаешь, что сказать — промолчи. Сие золотое правило я решила интерпретировать по-своему, потянувшись к поясу парадного одеяния Змея. Замысловатый узел не желал поддаваться — впрочем, я не сильно старалась. Как бы там ни было, мне ничего не оставалось, кроме как соскользнуть на пол, чтобы сподручнее было зубами оттянуть неподатливую золотистую ткань.

Ладони Змея легли на мои плечи, и я тут же метнулась в сторону, подняв на него полный эмоций взгляд. Руки мои поднялись в немом отрицании.

Не прикасайся.

Он понял. Взгляд метнулся к двери, через которую я вошла, а потом — ко второй, ведущей в личные покои.

Идём. Сюда могут войти.

Усмехнувшись уголком губ, я снова подползла к нему, позволив лукавству быстрой искоркой блеснуть в глазах.

Что же, пусть входят…

Я всегда любила молчаливые разговоры, когда звуки кажутся пошлыми и ненужными, а в каждом мимолетном жесте таится целый мир. Слова придумали, дабы все усложнять — я, прочитав тысячи книг, знаю это наверняка. Всё самое важное человек выражает жестами, взглядами, запахом, вздохом — в этом мы, к добру или к худу, недалеко ушли от животного.

Эйтан… Мы с ним всегда понимали друг друга с полувзгляда — это было характерной особенностью наших отношений. О нет, мой неведомый слушатель, никогда мы не были с ним идеальной парой, и в чувствах наших мало было чистоты, честности и верности; однако, мы друг другу подходили, будучи, образно говоря, слепленными из одной глины. Нам не было нужды прятать друг от друга свои пороки, страхи и желания, притворяться кем-то другим в угоду эфемерной общественной морали, изменчивой, как мода, или стесняться своей природы.

И если бы сейчас, в двух шагах от Бездны, меня спросили, что есть любовь, я бы вспомнила Эйтана Хитрого и сказала: любовь — это свобода; только она ломает все запреты, срывает все замки, заставляя нас тянуться к недоступному. Остальное — всего лишь дань выгоде, общественному мнению или извечному человеческому страху перед одиночеством.

А впрочем, довольно мне уже говорить о вещах столь неправильных и легкомысленных. Прости, мой друг, за то, что мои мысли унесли меня так далеко. Им самое время вернуться в уютные купальни, примыкающие к спальне Его Сиятельного Величества. Именно там я лежала, прикрыв глаза, и наблюдала из-под ресниц за неспешно облачающимся Императором. Впрочем, одевал он явно домашний наряд, что меня, мягко говоря, удивило.

— Сегодня День Принятия, — напомнила я осторожно, — Традиционный пир в твою честь сейчас, должно быть, в самом разгаре…

— Верно, — Эйтан поморщился, — Я немного туда опоздаю; часов эдак на пять. Будь моя воля, вообще бы не пошёл — пустая трата времени и денег!

— Ты просто излишне прагматичен, — с усмешкой поддела я, на что Змей только махнул рукой. Усталость, ушедшая было с его лица, снова вернулась, проложив упрямую складку в уголках его губ.

— Что тебя тревожит? — уточнила я, вновь становясь серьёзной. Император встряхнулся, усилием воли отгоняя какие-то неприятные думы, и криво улыбнулся:

— Ничего такого, о чём тебе следует волноваться, родная.

Думаю, любая женщина насторожится, услышав подобный ответ; я, к сожалению или к счастью, не была исключением. Задавать прямые вопросы было бессмысленно, но глаза мои наверняка загорелись предательскими огоньками любопытства, поскольку Император, вздохнув, приказал:

— Иди сюда. У меня есть для тебя подарок.

Моё сердце радостно дрогнуло: мне ничего не дарили уже очень и очень давно. Ведомая предвкушением, из купальни я вылетела, словно стрела, оскользнувшись на мраморе и едва не разбив голову. В комнату, однако, вошла медленной, вальяжной походкой человека, который никуда не спешит.

Змей уже ожидал меня, привалившись плечом к одной из декоративных колонн, венчавших углы воистину гигантских размеров кровати. Увидев меня, Эйтан бросил:

— Оденься — нам нужно будет выйти на балкон.

Брови мои изумлённо приподнялись: громадное открытое помещение с обилием декоративных растений, защищенное от природных катаклизмов невидимым магическим куполом, примыкало к покоям Императора и радовало глаз потрясающим видом на Талью. Однако, какой подарок мог там храниться, мне сложно было даже предположить.

Чувствуя трепет в груди, я быстро завернулась в плотный халат, приятно согревший кожу после омовения, и влезла в ботти. Эйтан, всё это время внимательно наблюдавший за мною, подошёл к тяжёлым махровым шторам, достигающим пола, и развел их в стороны, предлагая переступить порог. Не мешкая, я последовала приглашению.

Балкончик был крайне уютным местом, радующим глаз искусственным садом из различных экзотичных растений, маленьким журчащим фонтанчиком, явно созданным магически, низкими резными перилами и удобными летающими креслами. Но все же, главным украшением этого места была Талья.

Открыв рот, я взирала на мерцающее переплетение огней, контуров и теней; это было потрясающе. Меж тем Эйтан, чуть прихрамывая, подошёл ко мне и подхватил на руки. Я тут же обняла его за шею, подавляя тревогу: мне не хотелось, чтобы он нагружал ногу. Однако, никакая умная женщина не станет напоминать мужчине о его слабостях, ведь он либо сбежит, либо, что ещё хуже, привыкнет. Потому я прикрыла глаза до тех пор, пока Император не сел в одно из кресел, уютно устроив меня у себя на коленях.

Повинуясь, очевидно, его мысленному приказу, предмет меблировки взмыл в воздух, поднимая нас над перилами. Возникло всепоглощающее, ни с чем не сравнимое чувство полёта, а столица, в буквальном смысле этого слова, оказалась у наших ног.

Восхищенная, восторженная, я смотрела на лунную дорожку, бегущую по водам залива, темную массу деревьев, украшавших улицы всех верхних Ярусов, спиральные этажи Дозорной Башни, возвышавшейся над городом, летающие фонари, освещавшие улицы, и мягкий свет, льющийся из окон домов. Талья сияла, переливалась и мерцала.

— Красиво… — прошептала я мечтательно. Словно в ответ на мои слова, огонь, венчающий Дозорную Башню, стал полыхать все ярче, выстреливая в разные стороны причудливо изогнутыми лучами.

— Эйтан, что…

Вопрос застрял в моей глотке, когда на стенах всех Ярусов начали разгораться костры различного огня. Сочетание рыжего и теплого настоящего пламени с голубоватым магическим превращало зрелище в потрясающую фантасмагорию, создавая иллюзию, что лёд и пламя танцуют рядом. Огонь ширился, набухал и поднимался все выше, словно хотел вырваться на свободу. Минуло ещё пара мгновений, и ему это удалось… Я ахнула и подалась вперёд, восторженно глядя, как от пламени отделяются огненные фигурки и взмывают в небо.

Стая птиц, созданных из жаркого алого огня, закружилась над Тальей, выписывая в воздухе фигуры, а морские котики из голубого пламени, напротив, опустились вниз, плавая над брусчаткой улиц.

На этом чудеса не прекратились: пламя порождало все новые детища. Спустя некоторое время небо над столицей буквально наводнили различные животные, сотканные из чистой стихии.

Я подалась вперёд, глядя на происходящее широко распахнутыми глазами, и наверняка упала бы с высоты пяти этажей, если бы руки Эйтана не удерживали меня на месте. Между тем, все огненные звери сгрудились над зданием дворца, пролетая порою так близко, что можно было дотянуться рукой.

— Смотри, смотри! Какой кот красивый! — воскликнула я, теряя последнее самообладание, и восторженно захлопала в ладоши, как ребёнок. Эйтан тихо хмыкнул у меня над ухом, а сотканное из живого пламени животное повернуло голову, словно услышав мой голос, и ловко приземлилось на парапет балкона.

Он был прекрасен — от кончика хвоста до усов. Толстый, урчащий, пушистый, он напомнил мне старого кота, жившего на ферме моих родителей. Глядя, как переливается пламя, соткавшее его шкуру, и отсвечивают зеленью провалы глазниц, я протянула руку, чтобы погладить чудное создание. Жаркое тепло, словно от костра, опалило кожу, а Эйтан быстро перехватил мои руки.

— Ты что делаешь? Обожжешься!

— Хочу погладить! — воскликнула я капризно, не отводя взгляда от сияющего животного. Вся моя разумность, как по команде, канула в Вечную Реку, уступив место маленькой девочке, жаждущей во что бы то ни стало прикоснуться к открытому пламени.

По сути, я всегда была ею.

Огненный кот растянулся на парапете, оставляя на зачарованной древесине следы копоти, и скосил на меня лукавые глаза. Я следила за тем, как он вылизывает лапку, с таким детским восторгом, что даже самой становилось смешно, но ничего не могла с собою поделать. Эйтан в свое время был прав, когда говорил, что муэти — фанатики света. Впрочем, всех нас так или иначе больше всего влечёт к тому, чем мы никак не можем обладать…

— Пошёл вон! — резко приказал Эйтан алому зверьку. Кот, однако, уходить не пожелал, медленно, словно нехотя, продвигаясь в мою сторону. Только блеск его глаз подсказывал, что он просто играется. Я рассмеялась, рассматривая это маленькое чудо.

Эна-ти, животные-вестники, были слугами Солнечного бога, и вызвать их можно было только весьма сложным магическим ритуалом. С ними было связано множество преданий, но факт оставался фактом: эти сущности были прекрасны.

Приподняв голову, я заметила, как какой-то зверь притаился в ветвях ближайшего дерева. У него был пушистый хвост и длинное, гибкое тело. Я подалась вперёд, силясь рассмотреть…

И вдруг все животные, словно по команде, взорвались, разделившись на отдельные огоньки, и взмыли в воздух, складываясь в длинное, гибко тело. Спустя минуту в небе уже извивался громадный Змей, оставляя за собой искрящийся след.

Только спустя минуту я осознала, что этот самый след складывается в буквы. С нарастающим изумлением я осознала, что зверь вывел в небе над Тальей слова: «Для Кирени»

— Ты безумец, — прошептала я хрипло, глядя на мерцающие буквы.

— Может быть; но — твой безумец, — парировал Змей весело, а я фыркнула, в который раз подивившись его пристрастию к пафосным речам.

Мы сидели в кресле, обнявшись, у наших ног мерцала Талья, вечерний ветер со стороны моря развевал полы просторной одежды, а небо казалось светлым от громадного количества иллюминаций.

— Ну и как, чувствуешь себя живой? — спросил Император Ишшарры, щекоча дыханием мне шею.

— Как никогда, — уверенно отозвалась я.

Если существует на свете непреложная истина, горькая и сладкая в одночасье, то звучит она так: все проходит. И те три счастливых дня празднования Принятия, которые мы с Эйтаном провели вместе, не стали, увы, исключением. Наполненные яркостью и чувствами, они пронеслись, словно мгновение, напоминая чем-то абсолютно нереальный сон.

Ночь я проводила в покоях Змея, днём — отсыпалась в особняке либо общалась с Ишири, оказавшейся в силу своей образованности и ума прекрасным и интересным собеседником. И да, я была счастлива, но глупо отрицать: холодный мрак будущего взирал на меня изо всех щелей, пугая пониманием того, что скоро все пройдёт.

И я целовала его так, словно в последний раз, и смеялась, словно давно обезумела, и тянулась к нему каждую свободную минуту. В еде моей несколько раз находили отраву, чувствительность к пальцам так и не вернулась, а живые растения я запретила проносить в особняк после того, как кто-то притащил ядовитый цветок рау, жертвой которого пала одна из прислужниц-уборщиц. Но все эти досадные недоразумения казались мне ничем по сравнению с тревогой за Змея.

Наблюдая за новоиспеченным Императором, я все чаще замечала тени неприятных мыслей, мелькавшие на его лице, и какую-то обречённость, которую он пытался скрыть. В отношении ко мне, впрочем, это никак не проявлялось: Змей проводил со мною любую свободную минутку, и казалось, что он по-настоящему наслаждается этими мгновениями. К сожалению, задавать прямые вопросы не было смысла, ведь Император упорно отшучивался или делал вид, что не понимает вовсе, о чём я говорю. Хорошего настроения это не добавляло, но я посоветовала самой себе запастись терпением, зная, что рано или поздно он все мне расскажет.

Утром четвертого дня ко мне явилась делегация жительниц Павильона, пребывающих в крайней степени истерики: как выяснилось, Эйтан принял решение выгнать весь сонм старых наложниц из Сада Удовольствий. Тем, которые были не из благородных семей, предложили выбор: либо они получают работу прислужницы во Дворце или каком-нибудь знатном доме, либо их продают новому хозяину, разумеется, по сниженной цене — пэры не слишком-то жаловали подержанный товар. Что же касалось знатных девушек, то тут вариантов не было: их возвращали семье.

Привыкшие к роскоши и праздному времяпровождению, жительницы Павильона Цветов, конечно же, уютное гнёздышко покидать не желали. Собственно, потому они и явились ко мне, обещая поддержку, верность, деньги и всяческие блага, если я замолвлю за них словечко перед Императором.

Оглядев их хмурым взглядом, я спокойно проинформировала:

— Его Величество — не тот человек, который станет по просьбе наложницы менять свое решение, а я — не тот, который станет о подобном просить. Потому вам лучше уйти.

Слова мои вызвали немалый резонанс. Они кричали, плакали, сыпали проклятьями, умоляли. Я равнодушно слушала все это, наблюдая, как евнухи выталкивают нежданных гостей прочь.

— Ты ведь закончишь так же! — выкрикнула одна из них.

— Вполне вероятно, — признала я спокойно.

На душе было до странности муторно. Причины, побудившие Змея так поступить, понять было несложно, более того, он сделал все правильно. Но инцидент оставил в моей душе неприятный осадок.

Видя моё невеселое состояние, лысый евнух, чьего имени я так и не запомнила, сообщил:

— Госпожа, сегодня прислуга выходит в город, дабы закупить все для Павильона. Освободилась довольно большая сумма денег, выделенная казной на следующую неделю содержания Сада, и Император распорядился передать её в Ваше распоряжение. Там около двухсот золотых монет. Что для Вас принести?

— О, я пойду и сама все куплю! — воскликнула я, радуясь нежданной удаче. Двести монет были немалой суммой, и я прикинула, что вполне смогу купить себе небольшой домик, куда можно было бы изредка сбегать от надоедливых людей. Помимо всего прочего, хотелось нормально поесть, не опасаясь яда, поскольку от голода уже сводило живот, побродить по Талье и, конечно же, заглянуть в Библиотеку. В планах моих было повидаться с Мари и Дираном, узнать, что случилось с Микешем, и встретиться с Эллиной. Впрочем, желаниям моим не суждено было сбыться.

— Госпожа, это совершенно недопустимо. Вы не можете покидать Павильон! — возразил евнух твёрдо, и в его глазах, обычно подобострастных, промелькнула сталь.

— Послушайте, мы оба понимаем, что Его Величество мне это позволит! — проговорила я раздражённо. С моей точки зрения, глупо было даже предполагать, что Эйтан откажет мне в такой малости.

В глазах мужчины промелькнула какая-то странная тень, когда он проговорил:

— Думаю, Госпожа, Вы ошибаетесь. Так или иначе, Вы покинете Сад только с позволения Императора.

Я нахмурилась, пытаясь представить, как выглядит ситуация с точки зрения евнуха, и не могла не признать, что в словах его есть резон. Просто так выпускать куда-то женщину, принадлежащую Императору, он действительно не имел права. Вздохнув, я решительно проговорила:

— Что же, пойдёмте к Его Величеству.

— Мы не в праве отвлекать Его Величество от дел, — жестко сообщил евнух. Я коротко кивнула, принимая ответ, и бросила:

— Оставьте меня.

Кажется, мужчина хотел что-то добавить, но, перехватив мой взгляд, молча вышел из комнаты.

Первым порывом моим было выбраться из Павильона через потайной ход и отыскать Эйтана, но я заставила себя усмирить гнев и успокоиться.

«Вечером нам будет, о чём поговорить», — сказала я самой себе, с тоской думая о завтраке. Мой таинственный недоброжелатель понял, что я предпочитаю сама готовить себе еду, и начал приправлять ядом непосредственно продукты. Пока что амулеты, коими был напичкан особняк, спасали, но я прекрасно понимала — долго это продолжаться не может. Была, конечно, надежда, что злоумышленником была одна из наложниц, но чем дальше, тем меньше мне в это верилось.

Потому, покинув особняк, я сорвала с ближайшего дерева несколько яблок и принялась бездумно их жевать, глядя в ненавистное искусственное небо. Ишири, видимо, ушла в город, а до вечера было ещё очень и очень долго…

Я вошла в покои Императора через четыре часа после заката, когда одна из дождливых ночей вступила в свои права. Эйтан уже ждал меня и тут же устремился навстречу. Меж его бровей залегла задумчивая морщинка, и нечто странное почудилось мне во взгляде, обращенном на меня.

— Добрый вечер, — сказал он быстро, словно желая заполнить образовавшуюся тишину, и голос его прозвучал настолько фальшиво, что я невольно поморщилась.

— Добрый, — признала я, — Дождливо сегодня, и я замечательно выгляжу. А теперь — говори то, что ты действительно хотел сказать.

Змей криво усмехнулся, и, прихрамывая, отошёл к окну. «Кажется, его нога болит сильнее, когда он нервничает», — отметила я для себя.

— Полагаю, мне нет нужды делать вид, что я не знаю, о чём ты? — уточнил он.

— Все равно не поверю, — сказала я честно, и, помедлив, добавила:

— Это ведь ты запретил ему выпускать меня, верно?

— Да, — признал Эйтан спокойно. Я вздохнула:

— Хорошо. Почему?

Змей молчал долго. Я уже боялась, что он не станет со мной говорить, но Император внезапно повернулся и заглянул мне в глаза. От взгляда его мне стало дурно — столько противоречивых эмоций плескалось там.

— А куда бы ты пошла? — ответил он вопросом на вопрос. Ничего крамольного в мыслях моих не было, потому я послушно принялась перечислять:

— Я бы заглянула в Библиотеку, встретилась с Эллиной, Маритой, Дираном, узнала, как там Микеш, наелась бы до отвала и купила бы себе дом.

По мере того, как я говорила, брови Змея приподнимались все выше. Дослушав до конца, он уточнил:

— Зачем тебе дом?

— Чтобы отдыхать там от людей и Дворца, — пояснила я спокойно, про себя добавив: «И чтобы было, куда уйти, если ты меня выбросишь за ворота».

— Ты можешь просто приказать им уйти, когда устанешь от них. Тебе не обязательно иметь для этого отдельный дом! — воскликнул он, все больше распаляясь. Злость его буквально витала вокруг, оставляя меня в недоумении. Тогда я по-настоящему не понимала, в чём дело.

— Ты и сам понимаешь, что кто-то из них все равно маячит над головой, а я люблю одиночество, — сказала я так мягко, как только могла.

— Почему ты не питаешься в Павильоне? — снова начал спрашивать Змей.

Я вздохнула:

— Ты прекрасно знаешь, что каждое третье блюдо мне подают с весьма эксцентричными приправами.

Император покачал головой:

— Я приказал установить специальные амулеты.

— Я не могу спокойно есть, зная, что рано или поздно отравитель найдёт способ обойти магию, — признала я. Взгляд Эйтана стал ещё более злым.

— Отлично. Кто они, эти люди? Диран, Микеш — зачем тебе с ними видеться?

Вопрос был задан небрежным тоном, но я сразу поняла — вот оно. Эйтан просто не выносил самой мысли, что существует кто-то, кроме него, к кому я могу спешить. Для самого Змея я была единственным более-менее важным существом в толпе жестоких, жадных до власти безумцев с горящими алчностью глазами, в просторечии именуемых политиками, и он боялся меня потерять. Не потому, что я была какой-то там безумно важной или необычной персоной — нет, дело не в том. Просто Змей доверял мне, как никому иному, и ему претила сама идея о том, что моё внимание может принадлежать кому-то другому.

И, что самое страшное, глядя на его расстроенное лицо, я призадумалась: а так ли мне нужно в город? Если на одной чаше весов будут старые друзья, нормальная еда и глоток свободы, а на другой — его хорошее настроение, что я выберу?

Лгать самой себе — гиблое дело. Я знала ответ на этот вопрос, и он пугал меня до дрожи, потому что доказывал: Эйтан давно приобрёл громадную власть надо мною, и это страшило больше, чем все пережитые мною опасности.

Демоны, таившиеся до поры до времени в моей душе, заговорили, щелкая иллюзорными челюстями.

Нет, нет, нет! Никто, никогда не будет иметь власти надо мной!

— Ты собираешься отвечать на мой вопрос? — раздраженный голос Эйтана ворвался в мои мысли, вызвав прилив неожиданного гнева. Захотелось оттолкнуть, ударить побольнее, разозлить, отомстить за то, что он сделал меня такой слабой. По-хорошему, в таком душевном состоянии нужно делать только одно — разворачиваться и идти спать, дабы не наворотить откровенных глупостей. Однако, в тот момент я была слишком взбешена, чтобы останавливаться — постоянное нервное напряжение вылилось в полную потерю самоконтроля.

— О, да! — усмешка покривила мои губы, — Хочешь ответ? Пожалуйста! Я хочу с ними увидеться, поскольку я люблю их. Они — мои друзья, они мне дороги. И я не обязана каждый раз спрашивать у тебя разрешения, поскольку то, что я делаю — это моё сугубо личное дело! Захочу — уйду, захочу — приду. Это понятно?

Глаза Эйтана опасно потемнели, и я поняла, что своей несдержанностью переступила крайне зыбкую черту. Змей, будучи человеком весьма властным и упрямым, не терпел подобных отповедей, и, что самое печальное — я прекрасно об этом знала, но осознанно ударила в одно из самых больных его мест.

И нечего удивляться, что, стремительно сократив расстояние между нами, Эйтан резко проговорил, чеканя слова:

— Запомни, девочка: в этой стране мне принадлежит все, и ты — в том числе. И я не потерплю, чтобы какие-то неизвестные мне мужчины общались с одной из моих наложниц. Это — понятно?

— Позвольте, Ваше Величество, но я — не Ваша наложница! — напомнила я холодно, переходя от злости на «вы», — Если мне не изменяет память, Вы обещали мне пост Младшего Советника Тальи…

Он презрительно покривил губы:

— Ты и сама прекрасно знаешь, что я ничего не обещал. И вообще, ты — моя женщина, так будь добра вести себя, как пэри, а не гулящая простолюдинка! То, что твой отец не сумел правильно воспитать свою дочь, злит и возмущает, но не в том суть: ты знаешь и сама, что отныне твой дом — Павильон. И изменить это не в твоих силах — только привыкнуть. Не ты ли мечтала быть пэри? Осознай, наконец: твоя мечта сбылась! Наслаждайся!

Странная ирония, прозвучавшая в последнем слове, заставила вздрогнуть. Горечь и боль в моей душе поднимались удушающими волнами, заволакивая разум алой плёнкой. С искренним изумлением я почувствовала закипающие на глазах злые слёзы и взбесилась ещё больше: уже очень долго не было людей, способных заставить меня плакать по-настоящему.

Этот факт окончательно лишил меня душевного равновесия. Тряхнув головой, я проговорила, с отвращением чувствуя, как дрожит и прерывается мой голос:

— Ты сам его ненавидишь, этот проклятый искусственный мир! Ты сам, сам сбежал из Павильона, так за что ты обрекаешь меня на жизнь там?!

Он замер, молча глядя на меня, и я вдруг вздрогнула от бешеной бури эмоций, что отразилась во взгляде серых глаз.

Он понимал. Он прекрасно осознавал мои чувства и почти ненавидел себя за то, что не мог дать мне большего.

Во власти Императора — тысячи жизней, корабли, оружие, здания и скот, но, к сожалению, это могущество зачастую иллюзорно из-за сотен условностей, связывающих венценосных особ по рукам и ногам. Очень часто случалось так, что сиятельный Император, фактически владеющий всей страной, на практике был обычным рабом крупных политических сил и глупых древних правил, по которым, по мнению консерваторов, должно было жить общество. Одна из таких вот непреложных истин гласила: Император не имеет права содержать любовниц или любовников вне Павильона — такая честь была дозволена только Старшей Жене, которой я не могла стать по определению. Если бы Змей поселил меня где-то в административной части Дворца, это посчитали бы нарушением вековых традиций, что повлекло бы за собою неминуемый скандал. Чтобы предотвратить его, нам пришлось бы встречаться украдкой и ото всех прятаться. Меня такая перспектива не слишком пугала, но Эйтану, привыкшему получать желаемое, сама мысль о подобном, видимо, претила.

Опять же, он, понимая все вышесказанное, боялся меня потерять, и этот глубинный, всепоглощающий страх затмевал его разум, порождая злость на самого себя и заставляя выплескивать на меня свой гнев.

По сути, наши чувства в тот момент были сходными. Болтаясь на тонкой бечевке над бездонной пропастью, между неопределённым будущим и пугающим прошлым, мы оба были бездомными смертниками, у которых был один путь — вперёд.

Но было что-то ещё, и это нечто глодало Эйтана, пригибая к земле немалым весом. Я видела, как за последние четыре дня потемнело и осунулось его лицо, какой затравленный блеск появился в глазах, и понимала — происходит что-то, о чем я не знаю.

И можешь осудить меня, читатель, или назвать слабой, но я, такая гордая, такая свободолюбивая, проглотила ком в горле и сказала:

— Я не буду выходить из Павильона, если это действительно нужно. Я не хочу быть наложницей, Эйтан, но для тебя — буду кем угодно.

И злость схлынула, словно лавина с гор, и страсти отступили на второй план, оставив нас, тяжело дыша, смотреть в глаза друг другу. И я шагнула к нему, и положила руку ему на щёку, и мягко спросила, глядя в глаза:

— Скажи мне, что происходит. Что тебя гложет?

Он долго смотрел на меня, и в глазах его отсвечивало приглушенное сияние магических светильников. Между нами плыл, извиваясь в воздухе, пахнущий пряностями дым, в окна врывался тихий шелест дождя, и голос Змея причудливо вплелся в шепот стихии.

— Стараниями моего пьяницы-отца и его ближайших друзей казна практически пуста. Кажется, об этом было известно всем, кроме меня самого, — он говорил с такой горькой иронией, что в моем горле образовался ком, — Эжар Кот уже намекнул мне, что торговый Альянс умывает руки, и что я, как Император, обязан сам разобраться с ситуацией. Но где я мог бы взять эти деньги? Вчера ко мне явился представитель Сакии с предложением: они дадут Ишшарре в моем лице громадную ссуду, при условии, что я возьму в Старшие Жёны леди Камил, племянницу Верховного Жреца Микора, и нареку её Императрицей Экили. Я согласился.

Глава 21. Первый Совет

В то утро Эжар Кот, бессменный глава Торгового Альянса, собирался особенно тщательно, очевидно, переживая перед предстоящим Советом. Волнение Кота можно было понять: его ожидало первое открытое столкновение с новым Императором, от которого можно было ждать чего угодно. Старый интриган нервничал, и дурное его настроение заставляло жителей роскошного особняка, выполненного в старошердонском стиле, прятаться подальше, дабы не попасться на глаза взбешенному Главе.

На тот момент, когда нас с Котом столкнула судьба, ему исполнилось около сорока пяти лет. До точного возраста его, равно как и до некоторых моментов биографии, я так и не сумела докопаться, но более-менее точную картину его жизненного пути составить все же удалось.

Итак, Эжар Кот был сыном пэра Эора, Главы их дома и финансового ведомства при Императоре. Матерью нашего героя была наложница по имени Кати, судя по сохранившимся документам, уроженка Шердонии. Хотя сказать наверняка сложно: Эор, крайне мнительный по отношению к личной информации, позаботился о том, чтобы все упоминания о Кати были стерты.

В общем-то, старый Кот заслуживает отдельных строк хотя бы из-за той роли, которую он сыграл в жизни Ишшарры, благополучие коей было величайшей его целью. Эор Кот всегда выделялся среди других пэров своим аскетизмом и самобытностью суждений, за что его зачастую называли «странным». Разумеется, пэрам сложно было понять отвращение Серого Кота ко всем проявлениям роскоши, его небольшой особняк, обставленный в подчеркнуто строгой, хоть и не лишённой вкуса, манере, и привычку все силы, чаяния и страсти посвящать именно стране. Его нежелание заводить большое количество жён вовсе вызывало недоумение, порождая упорные слухи о мужской слабости пэра и его жадности, что, впрочем, было откровенной ложью. Будучи прогрессивным и неглупым человеком, Эор продолжал упорно утверждать, что большие гаремы — ненужный и порою опасный пережиток прошлого. «Женщины не должны жить вместе в таком количестве и делить одного мужчину, — пояснял Эор свою позицию, — А мужчина все равно, как бы ни хорохорился, рано или поздно начнёт отдавать предпочтение одной-единственной. И тогда начнется ревность и, как следствие, интриги, что навлечёт угрозу на избранницу… Нужно ли это? Вы обвиняете меня в недостатке мужественности из-за того, что я не коллекционирую женщин и не заставляю их томиться в очереди перед моей кроватью. Но можно ли считать всерьёз мужчиной того, кто не имеет достаточно смелости, дабы оставить подле себя только тех, кто ему действительно дорог?»

Эти слова, сказанные Эором на заре его карьеры, оказались в своем роде пророческими — судьба в принципе любит смеяться над теми, кто бросает ей вызов. И как Кот ни старался придерживаться собственных правил, то, чего он опасался, все же произошло, несмотря на то, что имел он всего трёх жён.

Его Старшая Жена Эмиль была статной, гибкой пэри из рода Крысы. Кота в ней при первой же встрече привлекли её ум и практичность, а также — абсолютная преданность. На долгие годы Крыса стала верной спутницей и союзницей для своего избранника, относившегося к ней с почтением и заботой.

Второй женой Эора стала младшая сестра Эмиль. Эта девушка, чьего имени не сохранили даже хроники Дома Крыс, познала мужчину, не имея законного мужа. Её любовник сбежал, растрезвонив о своей «победе» по всей округе, и на голову несчастной пал несмываемый позор, обрекая её, воспитанную для брака, на изгнание и одиночество.

Эмиль сама упросила мужа жениться на этой своенравной девице, и Эор сделал это, деля, хоть и не поровну, свое внимание и почтение меж обеими сестрами.

Третья его женитьба стала неожиданностью для всех. Кати, подаренная ему кем-то из друзей наложница, абсолютно не походила на женщину, которую мог удостоить вниманием разумный, педантичный и ответственный Серый Кот.

Обладательница ярко-рыжих волос, голубых глаз и молочно-белой кожи, Кати отличалась весьма мощным телосложением, громким зычным голосом и страстным, бурным темпераментом. Рядом со спокойным, чуть ироничным Котом, худощавым и жилистым, она смотрелась очень потешно, но Эору было все равно: он любил эту женщину так, как только умел.

С появлением Кати в доме Эора покой, царивший там, был нарушен. Его жёны приняли новую супругу, безродную чужестранку, не слишком радушно. Особенно серьёзные конфликты вспыхивали между Эмиль и Кати: Старшая Жена привыкла безраздельно властвовать в душе Кота, в его доме и кошельке. Кати, в свою очередь, не желала молчаливо покоряться гнету — да и не умела.

В конечном счёте, в один далеко не прекрасный день рыжеволосую наложницу нашли убитой, и все указывало на то, что преступление совершила Эмиль.

Боль утраты буквально ослепила Эора, лишив его всего свойственного ему самоконтроля. Взбешенный, разбитый, он приказал казнить женщину, с которой рука об руку шёл двадцать лет, пережив финансовый кризис, восстановив Торговый альянс и не раз побывав на тонкой грани меж жизнью и смертью. Эмиль умоляла его одуматься, клялась богами, что непричастна к произошедшему, но жестокость Котов, вошедшая в поговорку, сполна проявила себя: Эор не пожелал выслушать жену.

Спустя три дня после казни ему пришлось раскаяться в содеянном и рвать волосы у себя на голове от осознания совершённой глупости. Ибо убийцей, погубившей Кати, была вторая жена.

Юная Крыса устала находиться в тени старшей сестры и давно искала способа избавиться от неё, не вызывая подозрений. Кати показалась ей подарком судьбы; настраивая женщин друг против друга, она продумывала до мелочей свой план и, в конечном итоге, воплотила его в жизнь. Ошибку она допустила лишь в одном: как и в глубокой юности, пэри Крыса неправильно выбрала себе любовника, коим был один из телохранителей Кота. Управляющий поместьем заподозрил его в воровстве — слишком уж сильно начали бегать глаза этого замечательно сложенного молодого человека. Не желая беспокоить убитого горем хозяина, служащий на свой страх и риск опоил подозрительного телохранителя специальным наркотиком, способным развязать человеку язык. То, что управляющий услышал, заставило его тут же бежать с докладом к Эору Коту.

Его единственная оставшаяся жена была также казнена, и имя её предали забвению, что было величайшим позором. У Эора же осталось двое детей: десятилетний Эцим, сын Эмиль, и годовалый Эжар, сын Кати.

Снедаемый чувством вины, отец изо всех сил старался сделать сыновей счастливыми. Однако, ещё не было на свете родителя, способного совсем уж равномерно распределять между детьми свою любовь. Эжар Алый Кот, сын Эора, рожденный его любимой женщиной, был несомненным фаворитом в глазах отца.

Впрочем, нужно признать, что у Эора были все причины гордиться младшим отпрыском: Эжар давал немало поводов для этого.

В то время как многие сверстники юного Кота погрязали в пороках, наслаждаясь всеми мыслимыми и немыслимыми удовольствиями, которые только могут дать деньги, Эжар с энтузиазмом вбирал в себя различные знания и умения. Унаследовав упорство и целеустремлённость от отца, темперамент он получил материнский; это воистину взрывоопасное сочетание было в нём дополнено жестокостью, свойственной всем Котам, хитростью и высокомерием.

Эжар любил деньги, скачки, драки, крепкое вино и продажных женщин. О нём отзывались, как о человеке широкой души и редкостной смелости, что странно сочеталось с его абсолютно недетским интеллектом. По сути, Эжар был чужд каких-либо привязанностей, ставя прибыль на пьедестал своего мира. Но был человек, ради которого Эжар сделал бы все: Эор Кот.

Но нужно признать, что любовь мальчишки к родителю несла в себе нечто по-детски собственническое и эгоистичное. Эжар ревновал отца к Эциму, старался во всем обойти брата, впадал в ярость от одного его присутствия и старался всеми правдами и неправдами очернить старшего наследника Дома. В свою очередь Эцим, человек сухощавый, педантичный и покорный системе, ненавидел младшего брата за «неподобающее поведение» и чрезмерное влияние, которое этот неправильный во всех смыслах наследник оказывал на отца. Старший брат лез из кожи вон, дабы соответствовать всем требованиям Эора, старался во всем подражать ему, боготворил его… и снова нырял в пучину отчаяния, видя, с какой любовью Серый Кот то и дело поглядывает на мятежного младшего сына.

Однако, чем старше становился Эжар, тем больше пугал Эора бурный темперамент мальчишки, лишь немного скрытый за тонким слоем свойственного пэрам лоска. Любому чувству, любой идее, любой цели Алый Кот отдавался полностью, без остатка, и переступал через все и всех, следуя за своими желаниями. К пятнадцати годам Эжар успел попробовать почти всех лиссэс Дома Удовольствий, заключить пять воистину гениальных сделок, выступить за повальное уничтожение магов и увеличить доход от подаренных ему на тринадцатилетие мануфактур в пять раз.

И для всех стало шоком, когда Эор отдал освободившийся пост Главы Торгового Альянса старшему сыну, который, в силу своей уравновешенности, так и не успел совершить ничего выдающегося.

Для Эжара решение отца стало шоком и вызвало волну непонимания. Я думаю, Эор, видя сущность сына, просто хотел оградить его от соблазнов верховной власти… но Алый Кот воспринял поступок отца, как тягчайшее предательство, и возненавидел его с той самой страстью, с которой некогда любил.

Кончилось это тем, что Эжар, собрав вокруг себя достаточное количество сторонников, восстал против главенствования Эцима в Альянсе. Алый Кот собственноручно убил своего брата, его жену и годовалого сына; власть перешла к нему, а голову предыдущего Главы Эжар отправил отцу — в подарок.

С этого, собственно, и началась его головокружительная карьера в политике, подчинённая, как водится, двум целям: практичной и духовной. Первая состояла в накоплении богатств, вторая — в ненормальном желании превзойти отца.

При Эжаре Коте Торговый Альянс достиг небывалого развития. Воспользовавшись своим обаянием и талантом внушения, Эжар сблизился с Императором и, постепенно спаивая его и втягивая в различные развлечения, приобретал все большее влияние на него. Будучи в фаворе у повелителя, Эжар осторожно и постепенно выторговывал для себя маленькие бонусы, которые постепенно складывались в большую картину.

В конечном итоге, Торговый Альянс оказался единоличным поставщиком различных товаров во Дворец и имел доступ к финансированию всех проводимых в столице торжеств, выдавал патенты на абсолютно все виды торговой деятельности, собирал налог со всех без исключения товаров, пересекающих границу Ишшарры в ту или иную сторону…

В общем-то, думаю, что вы и так вполне представляете себе масштабы этой организации. Добавлю лишь, два факта. Первый заключается в том, что постепенно Промышленный Альянс влился в Торговый.

Началось это с того, что пэр Эпар Ворон возглавил Промышленный Альянс. Титул достался этому худощавому нервному человеку с неприятным острым лицом по наследству, и многие точили когти, стараясь занять его место. Но Эпар, вовремя сообразивший, откуда ветер дует, бросился под защиту Эжара Кота. Таким образом, рыжий мерзавец получил власть над двумя Альянсами, а глупый Ворон — возможность вовсю наслаждаться обществом женщин, изысканными яствами и дорогими винами. Злые языки твердили, что с лёгкой руки Кота в вино Эпара добавляют некий порошок, после употребления которого глава Промышленного Альянса становится весёлым, сговорчивым и слегка рассеянным. Я не знаю наверняка, насколько правдивы эти слухи, но, зная методы Кота, ничуть этому не удивлюсь.

Вторым фактом, свидетельствующим в пользу могущества Алого Кота, было то, что в бытность его Главой количество крепких, дюжих молодых людей с боевой подготовкой, зарегистрированных в государственных архивах как «младшие помощники канцелярии Альянса», возросло в десять раз. По непонятным причинам увеличилось также число пропавших без вести несговорчивых купцов, разбойных нападений и заказных убийств.

В общем, Эжар держал в руках колоссальную власть, которая основывалась во многом именно на благосклонности к нему Императора. После смерти Эшона Эжар оказался в опасности из-за Ордена Тай-лир, который старался вторгнуться в сферы влияния Кота и перехватить власть над торговыми путями. Приход к власти Эйтана стал для Эжара весьма неприятным событием, поскольку юный Император сразу же перекрыл отток финансов из казны, прекратил проведение торжественных мероприятий и отдалил от себя Алого Кота.

Ещё больше волновало его то, что новый правитель был внуком Сахроса и ставленником ордена Тай-лир. При таком раскладе над безраздельной властью Альянса нависла угроза, и переживания Эжара были отнюдь не праздными.

Зал Совета встретил Главу Торгового Альянса тишиной и хором шепотков, витающим под потолком. По обыкновению, Эжар пришёл одним из последних: все кресла, кроме его собственного и Императорского, были уже заняты.

Наблюдая за происходящим в зале через специальное смотровое окошко, я прокручивала в голове все, что Эйтан успел рассказать мне об этом мероприятии.

Как и в большинстве подобных случаев, расположение политиков за столом имело своё значение и отражало расклад, установившийся на тот момент в славной империи Ишшарра. В первую очередь, длинный стол, во главе которого стояло императорское кресло, условно делил членов Совета на «правых» и «левых» в зависимости от того, по какую сторону они сидели. Условно говоря, первые были сторонниками Эжара Кота, вторые — Эстатры Ящерицы.

Из «правых» место подле Императора, разумеется, занимал сам Эжар. Кресла после него распределили между собой основные его союзники: пэр Эпар Ворон, худощавый Глава Промышленного Альянса, пэр Экоп Мышь, Глава Судебного Ведомства, пэр Эув Конь, грузный одутловатый Глава Сельскохозяйственного Ведомства, пэр Экад Журавль, круглолицый и радушный Глава Дворцового Ведомства, и пэри Эшита Журавль, Глава Ведомства Обрядов.

Эжар Кот, мощный плечистый рыжеволосый мужчина, вразвалочку прошёл по залу, провожаемый взглядами всех присутствующих, и вальяжно расселся напротив Эстатры Ящерицы, поприветствовав её своей коронной усмешкой. Ящерица осталась спокойна, но зелёные глаза её потемнели: Кот всегда выводил пэри из равновесия. Впрочем, зачастую это было взаимно.

Отдав положенную дань вежливости, Эжар искоса глянул на союзников пэри Эстатры. К его глубокому сожалению, этой женщине удалось сплотить вокруг себя всех недовольных политикой Алого Кота и создать весьма сильную оппозицию.

Возле Эстатры устроился Эор Кот, Глава Финансового Ведомства. По лицу Эжара промелькнула едва заметная тень, когда он встретился глазами с отцом: отношения их так и не наладились. Впрочем, следующая фигура в стане сторонников Эстатры приносила Алому Коту немногим меньше беспокойства: пэр Эрим Пёс, Глава Морского Альянса, также воспротивился в свое время давлению и переметнулся к Ящерице. Этот статный тридцатилетний мужчина, иссеченный шрамами морских сражений, был слишком самолюбив и силён, чтобы становиться одной из марионеток Кота. Глава моряков не хотел радикального обострения отношений, но не был глуп и понимал, что возле Эжара долго не проживет: Кот не любил излишне шустрых сторонников, представляющих потенциальную угрозу его власти. Потому можно сказать, что Пёс переметнулся к Ящерице из безысходности, поскольку в большой политике, зачастую, нейтралитет невозможен. Также на стороне «левых» пребывали пэр Эсс Слон, Глава Военного Ведомства, и пэр Эрив Бык, Глава Дворцовой Стражи.

Хотя следует признать, что костяк групп составляли те, чьи кресла находились ближе к Императору. Последние два-три имени в обоих списках постоянно менялись; так, пэр Эрив Бык, флегматичный мощный мужчина лет пятидесяти, успел переметнуться с левой стороны на правую и обратно не менее пяти раз.

Между тем, время Совета приближалось. Через пять минут после того, как Эжар Кот явил свой светлый лик пред очи Сиятельным пэрам, двустворчатая дверь, ведущая в Зал, распахнулась, впуская Сына Солнца, Императора Ишшарры Эйтана Хитрого.

Как и следовало ожидать, явился Змей не один, прихватив с собою Советника, что было предсказуемо, Старшего Крыса, что откровенно насторожило собравшихся, и меня, что вызвало недоумение, явственно отразившееся практически на всех лицах.

Впрочем, чувства пэров можно было понять: в высшем обществе считалось дурным тоном тащить постельные игрушки на подобные сборища. Впрочем, вслух никто возмутиться не посмел, поскольку прямого нарушения традиций в поведении Императора не было.

Единственным человеком, позволившим себе выказать сильные эмоции, был Экоп Мышь: шок и ужас, отразившиеся на его лице, приятно согрели душу. Я позволила себе задержать взгляд на пару мгновений и почувствовала, как снова предательски заныли прежние синяки. Холодная ярость заклекотала внутри, побуждая отомстить, но я тут же одёрнула саму себя: ещё не время.

Эйтан занял высокое кресло, находящееся на возвышении во главе стола, я присела на стоящий рядом пуф, а наши сопровождающие замерли за возвышением: Советник за правым плечом Эйтана, Крыс — за левым.

Пэры, следуя правилам кем-то придуманной игры, разом поднялись со своих кресел и склонились в глубоком поклоне, приветствуя Императора. Выждав положенную паузу, Змей негромко повелел:

— Сядьте.

Пэры повиновались. Помолчав, Эйтан продолжил:

— Почтенные пэры, время дорого, а терпение моё — не безгранично. Я знаю, вы привыкли, что Советы, над коими главенствовал мой отец, проводились в неформальной обстановке. Однако, предупреждаю сразу: при мне такого не будет. Выпить вина, поговорить о жизни или посмотреть на обнажённых лиссэс вы вполне можете в своих собственных особняках. А на Совет я все же просил бы являться в официальных одеждах — Вас это особо касается, пэр Эпар. Потрудитесь выпить антипохмельное зелье.

На левой стороне стола послышались сдержанные смешки. Расклад стремительно менялся, и это понимали все, кто находился на тот момент в Зале.

Между тем Эйтан, словно не замечая реакции на свои слова, продолжил:

— Далее, я хочу услышать сейчас от каждого Главы Ведомства отчет о состоянии дел. Прошу заметить: краткий отчет. Эор, начнём с Вас.

— Благодарю, Ваше Величество, — старик чопорно кивнул, — Итак, если создавать краткий отчет деятельности моего Ведомства — кризис. Отток средств из казны значительно превосходит поступление, количество легальных купцов уменьшилось вдвое, Главы провинций, соседствующих с Хаттой, то бишь Обезьяны, Рыси и Барсуки, в категоричной форме отказались платить налог, заявляя, что для начала Империя должна обеспечить им надлежащую защиту. Затраты на содержание столицы и вовсе превышают все допустимые пределы: за месяц ушла годовая норма, причём львиную долю этой суммы сожрали именно дворцовые мероприятия.

— Благодарю, Эор, — тон Императора был спокойным и отстраненным, — Продолжим. Пэр Эсс, ваше слово.

Статный пэр Слон с жестким, суровым квадратным лицом, иссеченным шрамами, поднялся со своего места и заговорил:

— Ваше величество, армия, по правде сказать, переживает сейчас не лучшие времена. Кризисом я бы это не назвал, но наше оружие, мягко говоря, устарело. У нас есть специалисты, но не хватает новых магических разработок. По сравнению с войсками Альянсов, мои ребята вполне сойдут за отсталых аборигенов. Прямо скажем, при таком раскладе лучше не воевать.

— Благодарю за ценный совет, — тон Эйтана буквально сочился ехидством, — Пэр Эув, ваше слово. Как поживает наше зерно?

Прокашлявшись, Глава Сельскохозяйственного Ведомства басовито сообщил:

— Этот год был не слишком урожайным, но голод, слава Солнцу, нам не грозит. Конечно, беспорядки в северных провинциях осложняют нам жизнь, но с этим вполне можно справиться. Моё ведомство в моих руках!

— Радует, — заметил Император с непроницаемым лицом, — Если нам даже с тем количеством контрабанды, которое Вы вывозите за границу, не грозит голод — определённо, это повод восторгаться плодородием ишшарской земли.

Эув покраснел; его второй подбородок предательски задрожал, а глубоко посаженные глазки налились кровью, когда он воскликнул:

— Клевета! Вы меня оскорбили!

По лицу Эйтана пробежала хищная усмешка:

— Что, серьёзно? Пэр, Вы так ранимы. Не следует ли Вам подышать горным воздухом?

Эув Конь тут же сник и рассыпался в велеречивых извинениях. Прозрачный намёк на каменоломни в горах, куда ссылали государственных преступников, охладил пыл мужчины.

Я тихонько вздохнула, буквально чувствуя исходящую от Змея ярость, и невольно подумала, что прийти к власти стоит хотя бы ради того, чтобы иметь возможность с подобным размахом отыгрываться на других за своё плохое настроение.

Пэров, кажется, посетили подобные мысли. Они подобрались ещё больше, занервничали и постарались отодвинуться от Императорского кресла подальше, прячась за веерами. Эйтан был прав: Совет оказался весьма забавным зрелищем.

Между тем, Змей продолжил:

— Что же, отлично. Пэри Эшита, поведайте мне о состоянии Вашего ведомства.

Полная круглолицая пэри, светловолосая и светлоглазая, поднялась и быстро затараторила:

— В моём Ведомстве все спокойно и ровно. Финансирование стабильно, храмы ухожены, показатель вандализма в городе низок, учебные заведения процветают, больницы — тоже. Из всех провинций, кроме северных, отчеты приходят исправно.

— Предположим, — кивнул эйтан равнодушно, и женщина принялась постукивать пальцами по столу, нервничая в ожидании неприятных вопросов. Змей, однако, уже переключил внимание на следующую жертву:

— Пэр Экад, ваша очередь. Так и быть, расскажите мне, почему растраты на обслуживание Дворца были столь колоссальными — искренне надеюсь, у вас есть объяснение.

С представительного и весёлого пэра Экада, казалось, слетел весь лоск, однако взгляд, обращенный на Императора, был решителен и тверд.

— Ваше Величество, все затраты были одобрены Вашим отцом. Я могу предоставить отчетность…

— У Вас ещё будет такая возможность, — сообщил Эйтан, скучающе рассматривая расписную вазу, — Продолжим. Пэр Эрив, что мне расскажете Вы? Не так давно двое ваших подопечных едва не убили меня, между прочим.

Я кинула на Эйтана изумленный взгляд, в который раз с горечью отмечая, что тайны друг от друга у нас никогда не переведутся. Пэр Эрив, слегка позеленев, пролепетал:

— Они одумались…

— Чему значительно поспособствовала дверь, которую я захлопнул у них перед носом.

— Ваше Величество, они будут наказаны.

— Пэр Эрив, с моей стороны глупо было бы наказывать людей, исполняющих приказ, не так ли? Мы оба с Вами знаем, что в день Принятия они получили вполне определённые инструкции касательно моей персоны. С какой стати Ваши подопечные подчинялись тому, кто не был ни Императором, ни Наследником — вот что меня волнует в первую очередь.

Пэр, быстроглазый мужчина лет пятидесяти, занервничал, быстро и сбивчиво проговорив:

— Виновные будут наказаны!

Эйтан поморщился:

— На Вашем месте, пэр, я бы надеялся на обратное. Однако, покуда оставим это; мы позднее вернёмся к нашему разговору.

Я тихонько вздохнула, пытаясь представить, сколько врагов Эйтан приобрёл за один только этот Совет. Промелькнула мрачная мысль, что в ближайшее время, пока все не уляжется, яд Змею будут добавлять даже в воду для омовения.

Между тем, Имеператор Ишшарры лениво проговорил:

— Пэр Экоп, теперь Вы. Я слышал, Вы меня искали. Что же, поздравляю: нашли.

Пэр Мышь не то что побледнел — позеленел, глядя на Императора с тихим ужасом. Положа ладонь на сердце, чувства его можно было понять. Все, сидящие сейчас за столом, осознавали прекрасно, что Глава Судебного Ведомства действовал с подачи Кота, и, по сути, просто выполнял свою работу. Эжар, однако, лениво поигрывал веером, не пытаясь никак облегчить участь сторонника: дело неприятно запахло, и Алый Кот предпочёл отстраниться. Формально обвинить его было не в чем, а кандидатура, избранная на роль жертвы императорского гнева, вполне его устраивала.

С затаенным торжеством я наблюдала, как пэр Экоп, подрастеряв свою былую самоуверенность, выжидающе посмотрел на покровителя, надеясь на поддержку. Но Кот лениво смотрел в стену, не удостоив проштрафившегося сторонника своим вниманием. Впрочем, в этом он был не одинок: все «правые» старательно отводили глаза. Удивляться тут было нечему: дружба меж политиками была понятием мифическим, практически эфемерным, и полностью зависела от занимаемого ими положения. Совершенно естественно, что другом побежденного не желал оказаться никто.

— Пэр Экоп, Вы так и будете молчать? — холодный голос Эйтана разбил напряженную тишину, — Вы много сделали ради этой встречи. И вот я — перед Вами, словно в ответ на Ваши молитвы. Что же Вы? За свои желания, друг мой, нужно уметь отвечать.

Пэри Эстатра негромко хмыкнула, а Кот бросил на Эйтана долгий, задумчивый взгляд. На лице Эжара ничего не отразилось, но я готова была поклясться, что поведением своим Эйтан подтверждал худшие опасения Главы Торгового Альянса.

— Ваше Величество, простите, умоляю! Я оказался в абсолютно безвыходной ситуации… — начал меж тем ныть Мышь, изредка переходя на плаксивые ноты.

— Вы определённо не умеете правильно просить, пэр, — заметил Эйтан лениво, — Хотя и сами некогда пытались учить людей почтительности. Почему бы Вам самому не последовать собственным давешним советам?

На лице Экопа отразилось понимание. Бросив беглый взгляд на меня, мужчина медленно встал, подошел к императорскому креслу и упал на колени перед Змеем. С немалой долей отвращения я наблюдала, как мужчина покрывает поцелуями сапоги Императора и полы его одежды.

Выждав с минуту, Эйтан бросил:

— Встаньте.

Пару мгновений Император задумчиво рассматривал стоящего перед ним пэра, после чего негромко уточнил:

— Ну, Вы же не думали всерьёз, что я Вас прощу?..

На некоторое время в Зале воцарилась тишина: пэры боялись даже дышать, дабы не нарваться на гнев правителя, а скулящий Глава Судебного Ведомства давно покинул высокое собрание в компании двух Серых Крыс.

Прервал затянувшееся молчание Эйтан.

— Ну что же, почтенные, — Змей тяжелым взглядом окинул собравшихся, — Как всем вам прекрасно известно, ситуация, в которой мы оказались, оставляет желать лучшего. Казна практически пуста, и, если мы не предпримем никаких шагов, спустя месяц государственный аппарат окажется в разладе. Мы не сможем оплатить даже самые минимальные нужды. Основной причиной этого, помимо побочных, является провинция Хатта. Я вижу два реальных решения этой проблемы, и оба — весьма радикальны. Первый способ — прямое столкновение. Мы можем попытаться выбить сакийцев с севера силой. Как сказал пэр Эсс, к войне Ишшарра не готова, и, бегло просмотрев отчет, я вынужден с ним согласиться. Пэр Эрим, какой флот Морской Альянс может собрать на сегодняшний день?

— Пятнадцать флагманов, сорок «лебедей» и семьдесят семь «уток».

— Неплохо, но, насколько я понимаю, это не те силы, которые могут противостоять колониальному флоту Сакии, — Эйтан бросил вопросительный взгляд на Пса, и Глава моряков кивнул, подтверждая слова своего Императора. Змей продолжил:

— Существует альтернатива — мы можем попытаться договориться полюбовно.

— Полюбовно? — негромко переспросил пэр Эсс, — Как Вы можете себе это представить? Отдать Хатту Сакии?

Эйтан усмехнулся:

— Не обманывайте себя, пэр. Хатта под властью Сакии уже без малого семнадцать лет, и что-то я не вижу, чтобы кто-то из вас пытался уладить связанные с ней сложности.

— Ваше Величество, простите мне мою дерзость, но это все эфемерно, — проговорил Эор мягко, — Признаю, мы можем попытаться полюбовно решить этот вопрос, но вряд ли Сакия пойдёт нам навстречу.

Эйтан медленно кивнул и сделал знак рукой. Глава Крыс обошёл стол и положил перед каждым пэром свиток бумаги.

— Ознакомьтесь, — предложил Змей спокойно, — Это копия брачного контракта, который предлагает Верховный Жрец Микор.

При словах «брачный контракт» я испуганно вскинула голову и расширила глаза. Мне, разумеется, никто ознакомиться с содержимым сего документа не предложил, но пэры зашуршали бумагой с немалым энтузиазмом. Несколько минут было тихо, после чего Эйтан негромко сказал:

— Ну что же, почтенные пэры, я жду вашего слова. Пэри Эстатра?

Ящерица помедлила, бросила на меня косой взгляд и сказала:

— Согласна. Ситуация в северных провинциях нормализуется и мы получим ссуду; за это можно пожертвовать снижением пошлин и частью северных торговых путей.

— Пэр Эжар?

— Против, — бросил Кот, — Отдать северные торговые пути и посадить на трон ставленницу Сакии — чистое безумие.

Эйтан криво улыбнулся:

— Назовите альтернативу, Эжар. Будем воевать с Сакией? Ладно, но расходы на войну возьмет на себя Ваш Альянс. Впрочем, продолжим голосование. Пэр Эсс?

— Согласен, — Глава Военного Ведомства хмуро кивнул, — Мы не сможем сейчас воевать.

— Пэр Эпар?

— Против, — не задумываясь, брякнул Глава Промышленного Альянса, быстро глянув на Эжара из-под воспаленных век.

— Пэр Эор?

Кот пристально глянул на Эйтана своими чёрными глазами и спокойно отозвался:

— Согласен.

— Пэр Эув?

Конь пожевал губы и бросил неуверенный взгляд на Эжара. Новый Император показал себя человеком, который не слишком-то церемонится со своими противниками; повторять ошибку Экопа пэр не хотел, но и ссориться с Котом было опасно. По сути, выбор пэра сводился к ответу на вопрос: кого опасаться меньше?

— Против, — определился Глава Сельскохозяйственного Ведомства. Все же, Эжара, несмотря ни на что, он боялся больше. Новый Император вполне мог быть явлением временным, а вот Кот, стоявший у власти почти тридцать лет, был величиной постоянной.

— Пэри Эшита? — как ни в чем ни бывало, продолжил Эйтан.

— Согласна, — сказала пэри Журавль, заработав изумлённые взгляды присутствующих. Впрочем, объяснялось её решение просто: Журавли были родом ораторов и дипломатов. Они меняли союзников с той же лёгкостью, с какой ветер начинал дуть в другую сторону. Пэри Эшита, зная, что растраты её ведомства сильно превышают норму, мгновенно переметнулась в стан сторонников Императора, понимая: с союзника Змей спросит куда меньше, чем со врага.

— Пэр Эрим?

— Согласен, — отозвался Глава Морского Альянса после недолгого раздумья.

— Пэр Экад?

— Согласен, — тут же повтори второй Журавль маневр кузины. Очевидно, предстоящий разговор о чрезмерных тратах не казался Главе Ведомства Императорского Двора радужной перспективой.

— Пэр Эрив?

— Согласен! — тут же отозвался Глава Дворцовой Стражи, явно желая угодить правителю.

Эйтан кивнул:

— Что же, да будет так. Проблема нехватки средств в казне будет решена в ближайшее время. Пэри Эшита, пэр Экад, вы должны приготовить все к предстоящему торжеству и достойно встретить Императрицу Экили.

В душе моей все оборвалось. Стало пусто, горько, страшно… я избегала смотреть на Змея, с трудом сдерживая закипающие на щеках слёзы. Итак, решено. Императрица Экили…

— Ну, разумеется, — презрительно бросил Кот, прерывая мои мысли, — И через сотню лет мы станем колонией Сакии. Замечательное решение!

Я бросила на пэра полный невысказанной надежды взгляд, который он сумел перехватить. Эйтан, меж тем, отозвался:

— Пэр Эжар, я уже просил Вас назвать альтернативы. Каким ещё образом мы можем в кратчайшие сроки урегулировать ситуацию в Хатте? У нас, боюсь, нет другого выбора.

Горечь, плескавшаяся в моей душе, поднялась вверх волной желчи. Я подняла глаза на Эйтана Хитрого и подумала, что сейчас у меня будет возможность выплеснуть всю собравшуюся злость.

Что же, Ваше Величество…

— Ложь, — сказал кто-то, и стало очень тихо. Даже не сразу я сполна осознала, что это было сказано мной. Эйтан воззрился на меня в немом изумлении. Лукавые искорки в глазах пэри Эстатры загорелись ярче. Я, между тем, вскочила на ноги и четко проговорила, чувствуя, как дрожит нижняя губа:

— Есть выход! Вы просто хотите продать Ишшарру Ордену Тай-Лир, только и всего!

Брови Змея взлетели вверх.

— Умолкни, — велел он резко.

— Разумеется, — я криво улыбнулась, — Кто бы сомневался, что Вы это скажете. Но я устала молчать, Ваше Величество!

В душе моей заколыхалось мрачное торжество предвкушения: в кои-то веки на горизонте возникла возможность выплеснуть на Змея скопившиеся негативные эмоции, не думая о последствиях.

— Вы — предатель и лжец, Ваше Величество, — мой голос дрожал, — Я ждала этого момента, и попросила взять меня с собой, чтобы отомстить за вашу подлость. Я хочу, чтобы все знали правду! Вы получили приглашение на международный Совет Королей в Шердонии. Если поднять там вопрос о сакийской экспансии в Хатте, они рассмотрят его! Почему бы Вам не попытаться сделать это вместо того, чтобы брать в Старшие Жёны эту шлюху? Потому, что так велел Орден Тай-Лир?

Дверь распахнулась, пропуская в комнату стражников: очевидно, кто-то из пэров нажал на руну вызова. Мужчины, разобравшись в источнике беспорядков, грубо заломили мне руки за спину так, что я вскрикнула. Эйтан резко шагнул вперёд, намереваясь что-то сказать, но я его опередила, тихо спросив:

— И где теперь ваши клятвы?

Горечь, плескавшаяся в моём голосе, заставила Змея замереть. Стражники, видя реакцию Императора, не спешили волочь меня прочь. Я, пользуясь этим, все так же тихо прошептала, не отводя взгляда:

— Неужели Вы не понимаете, как поступаете со мной? Вы обещали сделать меня пэри; Вы клялись, что после этого я стану Старшей Женой. И что же теперь? Где они, Ваши слова? Не прошло и недели, как Вы из корысти женитесь на другой! А мне Вы уготовали судьбу безмолвной наложницы в этом жутком Павильоне?! За что? За все, чем я пожертвовала ради того, чтобы Вы взошли на престол?!

Все пэры, сидевшие в зале, подались вперёд и наблюдали за происходящим горящими глазами — им неимоверно нравилось шоу. Эйтан тоже это заметил; поморщившись, он бросил:

— Ты думаешь, простолюдинка, что пребывание в Императорской постели делает женщину знатной?

Среди присутствующих послышались разрозненные смешки.

По щеке моей потекла одинокая слезинка.

— А вы считаете, мой Император, что Ваш титул может оправдать любую подлость? — уточнила я, вздёрнув подбородок.

В глазах Эйтана промелькнула ярость.

— Что же, лэсса, — хмыкнул он, — Я исправлю свершившуюся несправедливость. Вы станете пэри и получите одну из провинций.

Все члены совета дружно ахнули, и мой судорожный вздох влился в этот хор.

— Это уже чересчур, — резким голосом выразил Кот всеобщее мнение. Эйтан хищно улыбнулся в ответ:

— Пэр Эжар, почему же? Лэсса с таким энтузиазмом говорила тут о Совете Королей, забывая, что ни один представитель Ишшарры за последние сто лет не вернулся оттуда. Почему бы нам не дать ей шанс? Освободите Хатту за этот год, лэсса Омали. Если Вам это удастся, Вы получите в дар титул пэри и вышеназванную провинцию. Почтенные пэры, кто-либо хочет оспорить это решение?

Видя жестокое бешенство в глазах Императора, пэры притихли, боясь даже пошевелиться. То, что мне не удастся освободить Хатту, было для них очевидно, а рисковать, связываясь со психически неуравновешенным Императором, не хотел никто.

— Отлично, — Змей приторно улыбнулся, — Лэсса Омали, Вы все слышали. Станьте пэри — и тогда, так и быть, я выслушаю Ваши обвинения. Если же Вы не сможете вернуть Хатту за год — не обессудьте, но последствия Вам не понравятся. Я, как и Вы, не люблю людей, неспособных ответить за свои слова.

Пэри Эшита услужливо хихикнула, преданно ловя каждое слово Змея. Большинство пэров, так или иначе, поддержали её в этом, выражая откровенное злорадство. Их можно было понять: подобным личностям всегда приятно, если гнев вышестоящего выплескивается в их присутствии на кого-то другого. Людям этого сорта, прогибающим перед другими спины, для самоутверждения периодически нужно было увидеть чужое унижение.

Лишь несколько пэров, в числе которых были Слон, Эор Кот и Ящерица, прикрыли лица веерами, пряча истинные эмоции. Касаемо же Эжара…

Рыжий Кот взирал на меня своими черными, лишенными блеска глазами. И не было в нём ни злорадства, ни сочувствия, однако отчего-то я поняла: он меня запомнил. Это уже было немало.

— Что же, моя милая, — продолжил меж тем Эйтан, зло кривя губы, — Даю Вам три дня, чтобы подготовиться к долгой дороге. Можете идти, куда угодно, и делать, что угодно, но учтите: третьим утром мои люди Вас найдут. И проводят, чтобы Вы, не приведи боги, не передумали. Увести!

Грубо подняв на ноги, стражники поволокли меня прочь. В дверном проёме я, не удержавшись, оглянулась и встретилась глазами с Императором. И должна признать, что этот взгляд я не забуду даже на пороге Бездны: ты поймешь меня, читающий эти строки, если когда-нибудь заглянешь в очи загнанного в угол зверя.

Я отвернулась. Мне не стоило этого видеть.

Стражи проволокли меня через весь Дворец, и эхо шепотков, витающих в воздухе, неусыпно следовало за мною по пятам. Я криво улыбалась, наблюдая, как все встреченные мною люди, в том числе хорошо знакомые евнухи, презрительно отводят глаза. Впрочем, это мало удивляло… но отдавалось неприятной тяжестью в душе.

Сколько раз, глядя на этих жадных, жестоких, лицемерных тварей, я спрашивала себя: может ли умный человек вообще верить, что в этих существах есть нечто честное, гордое, что хоть кто-то из них может ценить другого просто так? Я всегда знала, что люди любят только оболочку. Мне ли не знать? Но отчего-то всегда так хотелось верить…

Я покачала головой и широко улыбнулась Золотому Дворцу, Ворота которого захлопнулись за моей спиной, обдав порывом ветра.

Прощай, мой Император. Я ещё вернусь.

Рассматривая издали роскошный особняк, выполненный в старошердонском стиле, я не могла не отметить наличие вкуса у его владельца. Белоснежные колонны, вычурный свод, поддерживаемый обнаженными статуями, многочисленные узоры и фрески, прославляющие красоту человеческого тела — все это буквально дышало богатством. Казалось, хозяин оного великолепия стремился подчеркнуть свой статус: об этом свидетельствовало также то, что громадный сад, простор которого невозможно было обхватить взглядом, сжирал львиную долю пространства престижного Одиннадцатого Яруса, где за каждый клочок земли шла отчаянная борьба.

Впрочем, стоит признать, я пришла не затем, чтобы любоваться красотами. Дрожь возбуждения гуляла по моему телу, а струна напряжения басовито гудела в груди, заставляя стискивать зубы. Я собиралась в тот миг шагнуть в Бездну — в самом прямом смысле этого слова, и осознавала: если сделаю первый шаг, пути назад не будет.

Секундные сомнения заставили мою руку замереть возле руны вызова. 'Ты с ума сошла, — шепнуло моё сознание подозрительно знакомым мужским голосом, — Это самоубийство!' Горько усмехнувшись, я резко нажала на сияющие письмена.

— Кто здесь? — вопросила пустота мягким женским голосом.

— Омали, к Господину. Доложите ему, что у меня есть информация для него.

Несколько мгновений было тихо, после чего мне сообщили:

— Пэр Эжар ожидает Вас, лэсса Омали.

Как только эти слова отзвучали, кованные ворота бесшумно разошлись в сторону, пропуская меня в сень тисовой аллеи, вымощенной белым мрамором. Обстановка, царившая вокруг, могла привлечь любого красотой и великолепием, но я пребывала не в том состоянии, чтобы по-настоящему концентрировать внимание на чём-либо: волнение в моей душе с каждым шагом нарастало. Можно сказать смело, что всё, что было важно, зависело от исхода этой встречи.

Спустя минуту особняк навис надо мною, словно горный кряж. Впрочем, высокие ступени действительно представлялись мне неприступными скалами — так непросто было заставить себя на них подняться.

Громадная белоснежная дверь, покрытая серебристыми узорами, медленно распахнулась передо мною. В светлом холле, изукрашенном множеством декоративных колонн, меня ожидала девушка-прислужница в белоснежной тоге. Она была обладательницей правильных черт лица, необычайно светлой кожи и потрясающей фигуры, созданной, чтобы будоражить воображение мужчин. Казалось, что одна из статуй, коими был заполнен сад, внезапно ожила.

— Следуйте за мною, лэсса, — попросила красавица. Голос у неё оказался под стать внешности: низкий, грудной и чувственный.

— Благодарю, — мягко отозвалась я.

Мы миновали роскошную колоннаду и лестницу, усланную мягким ковром. Разум мой, словно в бреду, выхватывал отдельные элементы окружающей обстановки, не позволяя, однако, увидеть полную картину. Лихорадочное возбуждение, владевшее мною, достигло своего пика, и все силы уходили на то, чтобы сдерживать панику.

— Мы пришли, лэсса. Пэр Эжар ждёт.

Я вздрогнула, когда передо мною, словно из ниоткуда, возникла вычурная белая дверь. Будто ощутив чужое присутствие, оная распахнулась, впуская меня в роскошный кабинет. Повинуясь обстоятельствам, я, словно через силу, сделала несколько шагов вперёд.

Обстановка комнаты, думаю, была весьма примечательна, но признаюсь: привлекла мое внимание во всем этом великолепии лишь одна деталь — сам хозяин этого жилища.

Эжар сидел в глубоком мягком кресле, небрежно поигрывая сигарой — баснословно дорогим благовонием, мода на которое каких-то три года назад докатилась до нашего острова из Сакии. Впрочем, увлекались этими странно пахнущими трубочками далеко не все. В силу обстоятельств сигары стали своего рода неизменным атрибутом богатых купцов, подчеркивающих таким образом свои связи и статус. Впрочем, о положении, занимаемом сидящим напротив мужчиной, кричало буквально все: и дорогая, со вкусом подобранная одежда, и перстни, унизывающие крепкие пальцы, и осанка, какой просто не может быть у человека подчиненного, и, конечно же, взгляд. Острые, словно лезвия, черные глаза Кота почти пугали, да так, что хотелось опустить голову, дабы их не видеть.

— Ну, ты долго будешь там стоять? — уточнил не без раздражения Эжар, прерывая мои сумбурные мысли, — Зачем явилась?

Казалось бы, его нарочито грубое обращение должно было окончательно лишить меня самоуверенности, но, как ни странно, все произошло с точностью наоборот. Этот дикий зверь, сидящий напротив, перестал меня пугать, обретя плоть. Азарт вытеснил страх, а предвкушение новой игры запело в жилах знакомую песнь. Все лишние чувства схлынули, когда я подошла ещё ближе, и, глядя в глаза опаснейшему человеку в Талье, сказала:

— Пэр Эжар, я пришла, чтобы предложить Вам сотрудничество.

Кот поморщился:

— Деточка, оставь. Я не сотрудничаю с трупами.

— Понимаю, — не выказав изумления или страха, отозвалась я, — Вы, как и все, не верите, что я смогу добиться успеха на Совете Королей. Но почему бы нам не обсудить то, что будет, если я все же добьюсь решения проблемы с Хаттой?

Пэр Эжар вздохнул и, выпустив под потолок терпко пахнущий дым, принялся лениво наблюдать за его кружением. Помолчав некоторое время, Кот заметил:

— Делегаты, которые отправлялись в Шэрдонию ранее, были взрослыми мужчинами-дипломатами, образованными и умными. Они не вернулись. Ты тоже не вернёшься — мальчишка знал, как над тобою подшутить. Я не стану ввязываться в откровенно безнадёжное предприятие, равно как и портить отношения с новоявленным Императором. Так что — пошла вон.

Я улыбнулась чуть безумной улыбкой, но с места не сдвинулась.

— Бросьте, пэр Эжар! О каких хороших отношениях с Его Величеством можно говорить, если он лично обещал мне уничтожить Торговый Альянс — и Вас заодно?

— Наивные детские мечтания, — пожал плечами Кот.

— Ну, если Вы так в этом уверены, — я неприятно улыбнулась, — Ваши богатства необъятны, Ваша власть неоспорима… но, при всём моем уважении, до Ордена Тай-Лир Вам далеко. Вы сами все понимаете: нет гарантий того, что убить Змея будет просто. А я, видевшая все изнутри, говорю вам точно: Микор де Анкаст позаботился о безопасности своего ставленника.

Эжар молчал и хмуро рассматривал меня, словно не зная, как реагировать. Я же, как в запале, заговорила быстро и сбивчиво:

— Подумайте: что вы потеряете, сделав меня членом торгового Альянса сейчас? Да, шансы мои ничтожно малы, но они есть. Вы упустите их? Вы можете не давать мне никаких полномочий до моего возвращения; это будет гарантом. На этом этапе мне все равно нужно только покровительство чьего-либо имени, не более того.

Некоторое время Кот молчал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла, и думал. Наконец, вперив в меня тяжелый взгляд, пэр Эжар поинтересовался:

— Почему ты пришла ко мне?

— Он Вас ненавидит, а я ненавижу его. Это месть, — просто ответила я.

Это была правильная струна, это стало понятно по его глазами. Алый Кот очень хорошо знал, что такое месть, и любил пользоваться этим явлением в собственных целях. Потому меня ничуть не удивило, когда он сказал:

— Что же, ты станешь официальным членом Торгового Альянса.

Это была победа.

Глава 22. Четыре сказки о счастье

Я брела вниз по центральной улице города, пересекающей все Ярусы. Вечер медленно опускался на город, выгоняя из укрытий пьяных гуляк, коих после недавних дней празднования Принятия было немало. Люди сбросили напряжение, недавние волнения в столице улеглись, словно их и не было; только кровь, следы коей остались кое-где в сочленении брусчатки, напоминала о бойне, произошедшей на моих глазах меж Пятыми и Шестыми воротами. Я только усмехнулась, глядя, как посапывает пьяный дедок там, где ещё четыре дня назад валялись трупы неудачливых поборников справедливости.

Вокруг стремительно темнело, в небе уже загорались первые звёзды, выглядывая меж рваных облаков, и усиливающийся ветер заставлял зябко ежиться. Чёткой цели передо мною не стояло — признаться честно, я ещё не знала, куда именно иду. Дома у меня не было, родных — тоже; единственным моим убежищем была Библиотека, чей тёмный кров долгие годы прятал меня от невзгод и зол окружающего мира. Однако, после всего произошедшего возвращение туда представлялось мне чем-то на редкость пугающим. Был, правда, ещё один вариант…

Деревянный медальон с высеченным на нём гербом Торгового Альянса приятно согревал кожу на груди, успокаивая и внушая уверенность. Надо сказать, мы с Котом довольно долго утрясали детали нашего сотрудничества и пришли к определённому консенсусу. Как и следовало ожидать, Эжар не доверял мне ни капли, подозревая, что Император специально подослал меня. По сути, если бы не безобразная сцена, устроенная мною на Совете и основательно подорвавшая авторитет правителя, Глава Торгового Альянса наверняка даже не стал бы со мною разговаривать. Но, учитывая произошедшее, Эжар не смог удержаться от соблазнительной перспективы. Но доверия ко мне это ему не прибавило, равно как и веры в положительный итог предприятия. Соответственно, и полномочия мои, как члена Торгового Альянса, были весьма и весьма ограничены. До своего гипотетического возвращения из Шердонии я не имела права использовать войска Альянса, его магов и информацию. Однако, где бы я ни появилась, в представительстве торговцев мне обязаны были предоставить ночлег, еду и оказать покровительство в случае проблем с законом. Также я имела право получить бесплатно товары, стоимость которых не превышала бы определённый порог; в общем, учитывая обстоятельства, Эжар Кот расщедрился. Как бы ни высокомерно это не прозвучало с моей стороны, но, кажется, в своем роде я ему понравилась. Впрочем, обманываться на этот счёт не следовало: если бы возникла хоть малейшая необходимость, Алый Кот уничтожил бы меня без малейших угрызений совести.

Погруженная в свои мысли, я не заметила прохожего, идущего навстречу. Как итог, мы столкнулись, и плоды, которые он нёс, рассыпались по земле.

— Простите, — пробормотала я и наклонилась, чтобы подобрать упавшие яблоки. Мужчина присел рядом. В две руки мы быстро собрали алые кругляши. Все так же не глядя на неосторожного прохожего, я поднялась и вознамерилась отправляться восвояси, но негромкий голос догнал меня, заставляя вздрогнуть:

— Госпожа, простите мне мою дерзость, но, если Вы сейчас же не перестанете бродить по ночному городу, как живая мишень для неприятностей, я буду вынужден переправить Вас в безопасное место.

Усилием воли заставив себя не проявлять внешне эмоций, я медленно повернула голову и встретила взгляд знакомых чёрных глаз. Дамил, капитан Серых Крыс, с которым мы давеча столкнулись в Павильоне Цветов, следовал за мною все это время.

— Спасибо, почтенная, — меж тем сказал капитан громко, и говор простолюдинов волшебным образом сменил в его устах правильную четкую речь. Ошеломленно кивнув в ответ, я стремительно направилась вперёд. Как и всегда, в критической ситуации разум мой быстро находил ответы на вопросы; вот и сейчас я знала наверняка, в чей дом желаю заглянуть.

Спустя час я рассматривала небольшой, но уютный особняк на Третьем Ярусе города, граничащий со складскими помещениями. Окруженный чуть запущенным садом, он охранялся простейшим плетением, которое отозвалось услужливым звоном на моё неуверенное прикосновение.

Где-то залаял пёс, приветствуя меня.

— Тихо, Ли! Тихо! — знакомый голосок, звонкий, словно переливы горного ручья, разнесся над садом, заставив меня сжать зубы. Было горько от осознания собственного лицемерия: как можно было прийти сюда после всего, что я натворила?!

— Кто там? — вопросили у меня между тем.

— Мари, это я, — мне и самой стало мерзко от того, как дрогнул мой голос. Калитка резко распахнулась, и Марита с визгом кинулась мне на шею.

— Омали!! Это ты, это, правда, ты! Как же я рада, что ты заглянула! Проходи, давай!

— Спасибо, — я неуверенно улыбнулась. В общем, проявления человеческого добродушия настораживали меня всегда, а уж после длительного общения со сворой хищных тварей, по недоразумению именуемых пэрами, это обострилось в разы.

Между тем, Марита схватила меня за руку и повела, щебеча:

— Я так рада тебя видеть! Тебе стоило предупредить, что ты придёшь, мы бы подготовились! Ты в гости?

Признаться, вопрос меня смутил.

— Мари, говоря откровенно, я хотела попроситься к тебе на постой на три дня. Мне не очень хочется возвращаться в Библиотеку, и…

— Госпожа Омали, — серьёзный мужской голос, звучавший откуда-то со стороны крыльца, прервал мой сбивчивый монолог, — После того, что Вы сделали для моих детей, Вы всегда будете желанной гостьей в этом доме.

Стремительно обернувшись, я увидела темноволосого невысокого мужчину лет сорока, довольно привлекательного и хорошо сложенного. По всему выходило, что передо мною был купец Китог, отец Мариты и Микеша.

— Моё почтение, Господин, — кивнула я.

— Проходите, — повторил он приглашение, и я, разумеется, не стала отказываться.

В отличии от виденных мною в последнее время интерьеров, этот не блистал оригинальностью, необычностью или роскошью. Но дом купца был уютным, тёплым и светлым. Оказавшись в нём, человек точно понимал: здесь живёт семья, достойная и прочная, такая, какой следует гордиться.

Такая, какой у меня никогда не было и, как я знала уже тогда, не будет.

Купец, убедившись, что гостью приняли достойно, оставил меня на попечении дочери и жены, худощавой черноглазой женщины по имени Жикили. По сути, глядя на них с Мари, я не могла не поражаться их феноменальному сходству, которое проявлялось не только во внешности, но и в манере поведения. Разумеется, мать была менее порывиста и откровенна, чем дочь, и обладала более усталыми глазами, но в остальном — их родственную связь невозможно было не заметить.

Меня усадили за стол, как почетную гостью, и накормили. В первый момент я, по привычке, хотела отказаться, опасаясь яда, но потом одернула себя — право, это было уже чересчур. Потому, плюнув на возможную опасность, ваша покорная слуга расслабилась и позволила себе нормально поесть — впервые за последние пять дней.

— Потрясающие пирожки, Мари, — похвалила я, словно между делом, — Их даже Император оценил.

Жикили всплеснула руками и тихо ахнула. Мари схватилась за голову:

— Ты давала Императору мою выпечку?! Как ты могла?!

— Ну, он тогда ещё не был правителем, — пояснила я осторожно, — И должна же я была чем-то его кормить…

— Ты должна была меня предупредить! — возопила девушка, — Они подгорели! Как ты могла?! Что Император обо мне подумает!?

Я тихо фыркнула, ощущая странную маету: за последнее время люди, подобные Мари, окончательно стали для меня чем-то чуждым и необычным. Меж тем, Жикили серьёзно сказала, глядя мне в глаза:

— Госпожа Омали, спасибо, что попросили за Мари и Микеша перед Его Величеством; пэри Эллина сказала, что за их новые должности мы можем благодарить только Вас.

— Благодарите Его Величество, — отозвалась я сухо, отведя взгляд. Мне больно было осознавать, что эта женщина меня считает благодетельницей, а не виновницей всех бед, но купчиха все интерпретировала по-своему.

— Девочка моя, мне жаль, что так вышло, но поймите — это к лучшему, — сказала она мягко. Я изумленно вскинула голову:

— О чем Вы?

Жикили вздохнула:

— Девочка моя, не жалейте о том, что судьба развела Вас с Императором: поверьте, подобная связь не может кончиться ничем хорошим. Женщина должна быть, как виноград, плетущийся по опоре, а не как перекати-поле; она рождена, чтобы быть матерью, женой, хранительницей домашнего очага. А тот, с кем подобное счастье невозможно — всего лишь мимолетное увлечение. Поверьте, любить нужно равных.

Я отметила, как вздрогнула Мари при этих словах матери, и усмехнулась про себя: не мне одной было больно это слышать. Между тем, почтенная купчиха продолжала:

— Любовь — это не сиюминутная страсть, сжигающая все на своем пути, любовь — это совместно построенная жизнь. Вам нечего было делать подле Императора, Омали. И сейчас, когда Вы покинули Дворец, стоило бы подумать о браке — как и нашей Мари.

— Марита собирается замуж? — заинтересовалась я. Кто-кто, а эта черноглазая девчонка, по моему мнению, была просто создана для семьи… наверное. Когда я приметила звериную тоску, промелькнувшую в её глазах, в душу мою закрались определённые сомнения на этот счет.

— Да, ей сделал предложение Тимит Химал, сын нашего давнего друга, — меж тем с непередаваемой гордостью поведала мне Жикили, — Ты должна была видеть его, он навещал Мари несколько раз. Они дружат с самого детства!

Когда Жикили об этом заговорила, я тут же вспомнила глуповатого, добродушного даже на вид парня с некрасивым, но весьма запоминающимся лицом, который частенько заглядывал в гости к Мари. Последняя принимала его радушно, наслаждаясь мужским вниманием, но особого энтузиазма по поводу общения с ним не выказывала.

— Поздравляю, — сказала я мягко, хоть и имела определённые сомнения по поводу целесообразности своих слов.

— Спасибо, — Марита попыталась счастливо улыбнуться в ответ. Что сказать? У неё не вышло.

Жикили заметила состояние дочери — я уловила это наверняка. Это промелькнуло, как тень, в сжавшихся на мгновение губах и потемневших глазах почтенной женщины, прожившей много лет и создавшей собственную семью. И заговорила она с удвоенной страстью, словно опасаясь, что ей не поверят:

— Он будет просто идеальным мужем! Серьёзный, не пьяница, не тунеядец, добр и старателен. И, что главное, Тимит любит нашу девочку! За ним она будет, как за каменной стеной, спокойна, сыта, одета и обута. Это — именно то, чего я всегда для неё хотела!

— Понимаю, — вежливо улыбнулась я в ответ. Жикили, ободренная моей поддержкой, продолжила:

— А про Вас, Омали, постоянно спрашивает Диран. Вот где достойный кандидат в мужья! Постоянно, приходя к нам в гости, он говорит только о Вас! Вы просто обязаны выйти за него замуж!

— Я обдумаю это, — дипломатично пообещала я, разумеется, не имея намерения выполнять данное обещание. Женщина же, не уловив легкой иронии в моем голосе, принялась вещать со все возрастающей страстью:

— Омали, девочка моя, поверьте моему опыту: Диран — именно тот человек, который Вам нужен. Он напомнил мне моего Китога в юности — а я, уж поверь, счастлива в браке!

«Но я — не Вы!» — хотелось холодно напомнить, однако я промолчала, не желая начинать глупый спор. Как по мне, извечная проблема людская состоит именно в том, что чужое счастье мы слишком привыкли мерить по себе, не желая осознавать простой истины: для каждого оно свое.

— Поверьте, Император — всего лишь сиюминутная страсть, сильная, ослепляющая, но — пустая. И я понимаю Вас — как можно не влюбиться в такого мужчину? Но любая женщина жаждет стабильности, защищенности, уюта у тихого, мирного очага, где не надо ничего бояться и не от кого прятаться. Разве не звучит, как мечта?

— Да, — я тепло улыбнулась, чтобы не выругаться, и быстро сменила тему, — А платье Марите уже сшили?

Разумеется, разговор тут же безнадёжно увяз в обсуждении новомодных фасонов и тканей; я вставляла реплики по мере возможности, чувствуя клокочущую в сердце бурю. Мысленно я не просто проговаривала — кричала то, что ни за что не произнесла бы вслух.

Ах, Госпожа Жикили, я видела этот «уютный мир у семейного очага» ещё в детстве и знаю точно, насколько он гнилой; и мне плевать на стабильность и постоянство, ибо я хочу — страсти, опасности, тайн, тьмы и игры. И все грани эфемерного «женского счастья» я без сомнений променяю на чужого мужа в своей постели и веер со звериным символом в своих руках. Скажете, я плохо закончу? Наверняка. Муэти, к счастью моему, вообще долго не живут — потому мне не нужно думать о будущем, живя с теми, с кем следует жить, и делая то, что нужно делать, дабы казаться обычным человеком! Поверьте, Госпожа Жикили, одна ночь, проведённая в объятиях по-настоящему любимого человека, для меня дороже всей жизни, которую можно прожить с «надёжным», а один взгляд, брошенный в бездну Смерти, принёс больше наслаждения, чем без малого десять лет спокойной и мирной жизни под сводами Библиотеки. И мой выбор давно уже сделан.

Надо сказать, последующие три дня я провела на редкость спокойно и однообразно. Постоянными спутниками моими стали книги, полумрак и чай. Лишь изредка общения с этими приятными во всех отношениях сущностями прерывалось хлопотами, связанными со сборами, и визитами давних друзей.

К числу оных принадлежали Диран и Эллина. Последняя явилась в первый же день, принеся с собою странный сверток, который пэри Эстатра приказала мне передать. Открыть его надлежало лишь после того, как корабль мой покинет берега Тальи.

Не скрою, подобные дары не могли не настораживать, а постановка вопроса и вовсе наводила на мысль, что, стоит мне потревожить тесёмки, как магический взрыв пустит моё будущее судно ко дну. Но отказываться от неведомой вещицы я также не стала, передав пэри Эстатре свою горячую благодарность. Уже прощаясь, Элли обернулась, и, запнувшись на мгновение, бросила:

— Не верь Эжару Коту. И, не смотря ни на что — постарайся вернуться.

Я кивнула, не желая сотрясать воздух пустыми благодарностями и обещаниями — мы обе понимали, как велика вероятность того, что мы более не увидимся. Кивнув головой на прощание, юная Ящерица ушла, оставив на моих губах лёгкую улыбку.

Диран, приглашённый заботливой Госпожой Жикили, навещал дом купца каждый день, обращаясь при этом со мною подчёркнуто вежливо и всем своим видом показывая обиду. Как пояснила мне под жутким секретом Марита, Диран так и не простил мне того, что я не доверила ему правду и солгала.

— Он сказал, что ненавидит ложь, — пояснила Мари доверительно, — Близкие люди должны быть честны друг с другом, иначе — он не желает иметь с ними ничего общего.

— Грустно, — усмехнулась я в ответ, — Бедный мальчик. С таким мировоззрением у него никогда не будет близких людей.

Признаться честно, я ожидала, что Марита возмутится и начнёт отстаивать точку зрения Дирана. Однако, черноглазая девушка, помолчав, тихо уточнила:

— Думаешь, честных отношений не бывает?

— У всех людей есть секреты, — пожала я плечами в ответ, — абсолютная откровенность мало кому идёт на пользу.

Как и следовало ожидать, «обиды» Дирана не хватило надолго. Вечером третьего дня, воспользовавшись тем, что Марита развлекала явившегося в гости жениха, юный навигатор явился ко мне в комнату. Его выражение лица безо всяких слов сказало, что намечается серьёзный разговор. Отложив в сторону очередную книгу, повествующую о политическом строе Шэрдонии, я вопросительно приподняла бровь, морально готовя себя к испытаниям.

— Омали, я хотел с тобой поговорить, — сообщили мне торжественно.

— Говори, — резонно предложила я, смягчив откровенную иронию тёплой улыбкой.

Диран, нахмурившись, резко спросил:

— Мари говорила, что ты завтра уезжаешь. Это правда?

— Да, — признала я спокойно, — Такова воля Императора.

Парень поморщился:

— Этот венценосный ублюдок попользовался тобой и выкинул, когда ты стала не нужна! И ты так спокойно говоришь о «его воле»?

Медленно отхлебнув чай из пиалы, я вернула посудину на низенький столик, стоящий возле занятого мною плетёного кресла, и холодно уточнила:

— Ты понимаешь, что только что оскорбил Сиятельного Императора? Одумайся, Диран.

Парень зло мотнул головой:

— Это ты одумайся! Перестань, наконец, его защищать! Омали, я не знаю, куда именно он тебя сослал, но ты совершенно не обязана туда ехать. Давай убежим!

Брови мои стремительно взлетели вверх. Признаться, такой смелости от Дирана я не ждала… равно как и такой глупости.

— Ты меня поражаешь, — признала я честно, — Зачем тебе это?

Он замялся на мгновение, а потом, сбиваясь, быстро заговорил:

— Я хочу, чтобы ты жила! Я… я давно тебя люблю, я только из-за тебя ходил в эту Бибилиотеку каждый день! И я хочу, чтобы ты стала моей женой, давно об этом мечтаю, я… мне плевать, что там, в твоем прошлом, мне все равно, что ты была с Императором — я понимаю, что он тебя заставил. Но сейчас у нас есть шанс, Омали. Ну! Что же ты молчишь?!

Я стояла и ошеломленно смотрела на этого мальчишку, просто не зная, что именно должна сказать ему. Было очевидно, что его разум находится в серьёзном конфликте с сердцем: он явно полюбил не ту, кого следовало бы. Впрочем, это свойственно всем.

На самом деле, самым болезненным для меня было то, что светлый образ, который этот человек нарисовал в своем мозгу, имел мало общего с реальной мною. Наблюдая за послушной, необычной и нелюдимой муэти, работающей в Библиотеке, он каждый день принимал её маску за истинное лицо. Он придумывал смехотворные поводы, писал несуществующие доклады — и все для того, чтобы снова увидеть девушку, которой не существовало на самом деле.

— Диран, я уеду, — просто сказала я в конечном итоге, будучи не в состоянии что-либо объяснять.

— Значит, я поеду с тобой! — сообщил мой визави решительно.

— Нет, — просто сказала я, — Этого не будет.

— Я не отпущу тебя одну! — не желал униматься этот дурак. Я вздохнула:

— Что же, проведёшь меня до границы Тальской провинции, если так хочешь. Но — не дальше. Это мой путь, Диран.

— Мы могли бы убежать… — снова завел он свою песню, но я решительно прервала:

— Нет, не могли бы. И дело не в приказах Императора, а в том, что я не хочу никуда с тобой убегать. Прости — и оставь, пожалуйста, меня одну.

Парень дернулся, как от удара. Пару мгновений он постоял, глядя мне в глаза и словно ища там отголоски сожаления. Ничего не найдя, Диран броил:

— Я проведу тебя туда, куда ты позволишь.

Сказав это, мой гость стремительно вышел, хлопнув дверью. Закатив глаза, я снова углубилась в статью о придворном этикете шэрдов — моральные терзания мальчишки вызывали отчего-то только глухое раздражение. Сложно сказать, что именно меня настолько злило: возможно, его глупость и доверчивость, а, может, чувство вины, свернувшееся мокрой змейкой в моей душе…

Хотя, глупо лгать самой себе. Немаловажную роль в возникновении у меня негативных эмоций сыграли, конечно, давешние слова Дирана, больно ударившие по самолюбию. «И я хочу, чтобы ты стала моей женой, давно об этом мечтаю, я… мне плевать, что там, в твоем прошлом, мне все равно, что ты была с Императором — я понимаю, что он тебя заставил» — призрачный голос парня настойчиво звучал в голове, подпитывая бурлящую в душе злость. Я не знала, что именно настолько зацепило в этой фразе, но в душе отчего-то жила уверенность: человек, которого я могла уважать, не произнёс бы подобного.

Со вздохом отложив книгу, я стиснула пальцами виски и заставила себя ещё раз проанализировать ситуацию — слишком эмоциональной была моя реакция на наш диалог, слишком больно мне стало. По крайней мере, ни одна смертельно опасная ситуация настолько не выводила меня из себя. Почему? Чуть угомонив шквал чувств, я со внезапной ясностью поняла: осознанно или нет, но юный навигатор надавил на одну из самых болезненных точек моей души, проявив снисхождение. Покривив губы в злой усмешке, я покачала головой. Ах, как же ему нравилось чувствовать себя прекрасным благородным избавителем, оказывающим услугу несчастной девушке, попавшей в беду! Одна лишь неточность: тот, кому наплевать на прошлое, не станет о нём напоминать; Дирану же хотелось показать, как он благороден и бескорыстен, что он переступает, предлагая брак такой, как я.

Не в силах усидеть на месте, я вскочила и заметалась взад-вперёд по комнате, медленно, но верно погружающейся во мрак. С самого детства я, как и многие физически неполноценные люди, ненавидела чужое снисхождение, и Диран просто должен был это предвидеть.

Вот Эйтан наверняка не сказал бы такого.

Когда эта мысль самопроизвольно возникла у меня в голове, все встало на свои места, и ярость внезапно сменилась усталой обреченностью. Пришло время признаться самой себе в том, что Диран не был виноват ни в чем. Он говорил лишь то, что ему диктовали страсть и ревность, а проблема в данной ситуации была во мне.

Когда тебе, читающий эти строки, признается в любви человек, к которому ты не питаешь никаких чувств, какой отклик это находит в твоей душе? Для кого-то, может, это оказывается бальзамом, питающим больное самолюбие, для кого-то — приятной мелочью, волнующей душу, но во мне вспыхнуло какое-то снисходительное отчуждение, смешанное с некоторой растерянностью и раздражением. Но, что бы ты не ощутил, знай: ничего хорошего не может выйти из подобных отношений, поскольку в человеке, который тебе безразличен, раздражает все, и его любовь — особенно. Именно в этом правиле крылась причина моего отношения к признанию юного навигатора. И я поняла, как все плохо, когда осознала, в чём состояла главная проблема Дирана.

Он не был похож на Эйтана.

Я стояла у окна и рассеянно наблюдала за жучками-светлячками, порхающими вокруг магического фонаря. Беспорядочные метания глупых насекомых приносили странное успокоение в мой измученный разум. Бессонница, отступавшая в объятиях Змея, в остальное время вгрызалась в меня с новой силой, заставляя ночами слепо смотреть в потолок, стараясь держать измученный разум в узде. Впрочем, получалось это плохо: каждый, кто хоть раз провёл в одиночестве бессонную ночь, знает, сколько мыслей и образов проносится в мозгу в подобные моменты.

Помимо всего прочего, мною владело напряжение, связанное с предстоящей поездкой, и это окончательно лишало меня шанса на крепкий и здоровый сон. Потому попытки забыться я оставила довольно быстро, морально настроившись на очередную ночь, проведённую с книгой в руках. Однако, включить светильник я не успела — мой ночной покой потревожил негромкий стук в дверь.

— Кто там? — уточнила я, чувствуя, как холодок пробегает по спине — мой жизненный опыт подсказывал, что неожиданные ночные визитеры редко приносят хорошие вести.

— Омали, это я, — голос Мариты звучал приглушенно и очень неуверенно. Вздохнув, я быстро распахнула дверь и кивком предложила девушке войти. Облаченная в белый домашний халат, босая, бледная и простоволосая, Мари показалась на редкость беспомощной.

— Не мёрзни, залазь на кровать, — предложила я, сама следуя своему же совету. Но половину одеяла, равно как и место на кровати, я для Мариты честно оставила, потому её странный взгляд вызвал у меня недоумение.

— Что? — удивилась я, — Не хочешь?

Дважды повторять не пришлось — девушка юркнула в уютную «норку». Я прикрыла глаза, мимолётом наслаждаясь ощущением чьего-то тепла возле себя, и рассеянно уточнила:

— Ну, что ты хотела сказать?

Мари долго молчала, но мне и в голову не пришло бы её торопить. Впереди меня ждал путь, в котором я буду совершенно одинока, и бессонная ночь, полная демонов. Потому, тихо глядя в темноте на профиль девушки, я просто наслаждалась присутствием подруги, которая пекла для меня пирожки и спасла от смерти. Да, женская дружба была абсолютно эфемерным понятием, но мне было за что благодарить эту девочку, добрую, говорливую и чуточку наивную, но — настоящую. А уж благодарной, равно как и мстительной, я умела быть.

— Ты любишь Императора? — ворвался в мои мысли тихий вопрос. Глаза Мари блеснули в темноте, когда она повернулась ко мне, ожидая ответа. Я хмыкнула — действительно, о чём ещё шептаться подругам в темной комнате, если не о любви?

— Не знаю, — пожала я плечами, — Насколько умею — люблю. Но ты же помнишь, чувства — не моя стезя.

Мари покачала головой:

— Ты врешь. Именно ты умеешь чувствовать, как никто, и не спорь. Знаешь, я и подумать не могла, что ты станешь просить за Микеша перед Императором! Смотритель Тальской Библиотеки — замечательная должность, не говоря уж о том, что казна оплатила его лечение. Я… я не знаю, как бы Мик пережил потерю ноги, если бы не ваша с Элли помощь. Знаешь, отец сказал, что мне очень повезло с друзьями. Он был прав.

— Благодарю, — пожала я плечами в ответ, не желая вступать в глупые споры. Прощальный взгляд Микеша, оставленного мною на переполненной мятежниками площади, вновь промелькнул перед глазами, вызвав острый укол вины. Разумеется, я ничем не смогла бы ему помочь… но легче от этого не становилось. И, выслушивая благодарные речи обитателей этого дома, я чувствовала себя редкостной лицемеркой.

Впрочем, Мари и не думала замечать мои волнения — её мысли целиком и полностью были заняты проблемами романтичного толка. Помявшись пару минут, подруга выдала:

— Омали, я боюсь.

— Это нормально, — признала я.

Мари судорожно вздохнула:

— Я не хочу замуж… то есть, я очень хочу замуж, семью, детей. Но знаешь, я представляла себе это все как-то по-другому, — девушка тихонько вздохнула, и голос её предательски дрогнул. Однако мгновение спустя она справилась с собой и заговорила чуть громче:

— Не так обыденно, не так… цинично. Знаешь, я мечтала, что того, с кем пойду по жизни, буду… любить?

Я тихонько вздохнула и спросила:

— А на что ты была бы готова ради любимого?

— На все, — отозвалась Марита с чисто детской категоричностью. Я кивнула:

— Все — это много. Только почему ты так ничего и не сделала? Мы ведь обе знаем, что Эшир Журавль значит для тебя много больше, чем просто жених подруги.

Марита всхлипнула и, размазывая слёзы по лицу, воскликнула:

— Омали, кто он — и кто я?! У нас нет ровным счетом никакого будущего!

— Почему — никакого? — пожала я плечами, — Ты можешь быть наложницей, любовницей, а может быть даже — младшей женой. У тебя довольно обширный выбор, на самом деле.

— Я никогда на это не пойду, — всхлипнула Мари, — Все будут меня презирать, к тому же, моя мать…

— Хватит соплей, — бросила я лениво, откинувшись на подушки, — Выходи замуж.

— Но…

— Хватит, Мари. Достаточно. Не нужно жалеть себя и разводить лишнюю демагогию. За все в жизни нужно платить, порою — недёшево. Как на базаре: устроила цена — покупаешь, не устроила — идёшь дальше. И поверь, судьба, как и любой продавец, не любит непостоянных и ненадёжных покупателей. Если тебе нужен Эшир — возьми его; если тебе нужно замуж — выходи замуж. Все просто: Тимит даст тебе крепкую семью, постоянство и уют, Эшир — сиюминутное счастье, удовольствие, неизвестность и нестабильность. Ты только должна решить, какую цену готова заплатить — вот и все. И тут, поверь, советчиков быть не может: прости за мои слова, но именно тебе спать с Тимитом, а не твоей матери.

Мари долго молчала, после чего спросила:

— Омали, а если бы у тебя появился шанс все переиграть и никогда не встретиться с Императором, ты бы воспользовалась им?

— Никогда, — сказала я уверенно, — Оно того стоило.

— Даже если ты умрешь?

— Даже если я умру. По крайней мере, я буду знать, что жила, а не существовала.

Глава 23. Дыхание прошлого и путь в будущее

Я встала ранним утром и прокралась тихим призраком по коридорам, не желая кого-либо разбудить или потревожить. Все слова прощания были сказаны, все драматические паузы выдержаны, и не было ни малейших причин травить душу. Что скрывать — по-своему я успела привязаться к этому дому, и, пожалуй, даже не отказалась бы провести в нём побольше времени. Неделя? Две? Три? Не суть важно; у меня не было такого права.

Я вернусь, и тогда погощу подольше.

Отчего-то эта мысль не успокоила; к горлу подкатил страх, и предательски задрожали руки.

У каждого человека где-то есть предел. В тот туманный предрассветный час я подошла к своей грани очень близко. Небрежно бросив на землю тяжелые сумки, я упала на мокрую от росы траву и горько разрыдалась, почувствовав себя так, словно внезапно весь мир упал мне на плечи. В мутном молоке тумана, прячущем все звуки, ежась от холода, я дрожала от страха и сомнения.

Может, все могло бы быть иначе?

— Омали?

Я вздрогнула и подняла глаза. Госпожа Жикили, одетая, причесанная и подпоясанная, стояла на крыльце с корзинкой в руках. Несмотря на плохую видимость, слёз моих она не могла не заметить. Меня буквально затошнило от осознания того, что она это видела. Я стремительно отвернулась, пряча лицо.

Я больше никогда не буду слабой.

— Омали, милая, я встала пораньше, чтобы приготовить тебе завтрак, — мягкий, переливчатый голос купчихи за моей спиной заглушал её тихие шаги, — Тебе предстоит дальняя дорога, и я собрала тебе с собой еды.

Я прикрыла глаза. Этот мягкий голос, полный заботы и сострадания, был мне странным и чуждым. Как-то само собой становилось понятно, что для той женщины все люди моего возраста — просто дети, такие же, как и её собственные.

— Омали, — она присела рядом и осторожно приподняла моё лицо. Мгновение мы просто смотрели друг на друга, после чего она подалась вперёд и прижала меня к себе.

Она пахла… уютом. Кухней, пряностями, чаем и выпечкой. Некстати мне подумалось, что наверняка именно она учила Мари печь пирожки.

— Куда тебе нужно ехать? — спросила она тихо.

— В Шердонию, — не стала я скрывать. Женщина вздохнула и тихо спросила:

— Где твои родители?

— Далеко, — пожала я плечами.

— Навести их. Тебе станет легче.

Я улыбнулась этой счастливице, убеждённой, что родители могут принести хоть сколько-нибудь успокоения, и отозвалась:

— Непременно.

За воротами меня, очевидно, давно уже ждали те несчастные, коим выпала сомнительная честь сопровождать меня в этой дикой авантюре. Это были, если судить по их фигурам, довольно сильные молодые мужчины, но сказать наверняка было сложно: лица их скрывались за капюшонами. Трое моих сопровождающих восседали на невысоких серых лошадках, коротконогих и явно привыкших к длительным походам; такие же лошади, но каурой масти, были запряжены в старую, ободранную дорожную карету, на козлах которой восседал четвертый мой спутник. Также к нашему маленькому отряду принадлежал вьючный мул, выглядевший подозрительно нездорово, и Диран, все же решившийся меня провожать.

Держась поодаль от основной группы, юный навигатор явно рассчитывал на моё повышенное внимание. Но я поздоровалась с ним так же равнодушно, как с безликими фигурами в плащах, и направилась в сторону кареты, в которой, очевидно, мне надлежало продолжить путь. Диран, восседавший на крепкой, хоть и непородистой, лошади, навигатор спешился и помог мне донести вещи.

Желая поскорее оказаться в тепле, я юркнула в услужливо распахнутую дверцу. Внутри меня, впрочем, ожидал весьма неожиданный сюрприз.

— Ишири?! — ахнула я изумленно, — Что ты здесь делаешь?

Компаньонка, расположившаяся на противоположном сидении, серьёзно посмотрела мне в глаза:

— Мне, как и остальным нашим спутникам, было приказано сопровождать Вас и охранять до последнего вздоха. Император сказал, что, если мы служили Вам в Павильоне, то должны следовать за Вами и далее.

— А кто ещё сопровождает меня? — вопросила я, справившись с первым изумлением.

— Капитан Дамил и трое его ребят, — подтвердила Ишири худшие мои опасения. Я едва не застонала в голос — за что?! Почему именно этих людей, молодых и умных, он отправил на верную смерть?!

Впрочем, положа руку на сердце, я понимала причины такого поступка и осознавала, что он был единственно верным. Я отметила, что Ишири одета весьма неприятно, да и весь внешний вид нашей группы не привлекает лишнего внимания. По всему выходило, что змей, по своему обыкновению, постарался предусмотреть все.

Вздохнув, я попросила:

— Что же, расскажи мне о наших планах.

Девушка кивнула, словно ждала подобного вопроса, и бойко отрапортовала:

— Пять дней спустя мы отплываем из порта Шитка, что на границе Тальской провинции и земель дома Козы, на торговом корабле-утке «Ики». Он следует в Ситаль, торговый город в семи днях пути от Рами, столицы Шердонии. Если мы не сильно выбьемся из графика, то прибудем в Рами за две недели до начала Королевского Совета.

Порт Шитка… признаться, сначала я просто не поверила в услышанное, а после поняла, что, видимо, это судьба.

— Ишири, скажи, мы проезжаем болота Онов?.. — уточнила я осторожно.

— Да, на второй день.

— Как ты считаешь, мы можем на пару часов заглянуть в одну из деревень?

Компаньонка глянула на меня остро, словно походя я подтвердила какие-то её выводы.

— Да, Госпожа, — ответила она медленно, — Император предупреждал, что, возможно, Вы захотите там задержаться.

Я покачала головой, с горечью осознав, что, кажется, стала весьма предсказуемой особой.

— Что же, он был прав. Как всегда, — резюмировала я. Ишири тихо хмыкнула, и, словно вторя её голосу, карета плавно двинулась с места под дробный перестук лошадиных копыт.

Моё путешествие началось.

Откинувшись на мягкое сидение кареты, оказавшейся внутри куда более презентабельной, нежели снаружи, я задумалась над нашим маршрутом. Мы должны были отплыть из крупного портового города, образовавшегося неподалёку от Рудников Альмовой Жилы. Было наиболее вероятно, что корабль, на котором мы поплывем, является торговым судном, перевозящим альмий — жидкий минерал, необходимый для поддержания некоторых видов магического пламени. Обычно суда такого рода качеством не отличались, поскольку жадные пэры из рода козы упорно не желали обновлять свой флот. Так что нам, по большему счету, следовало уповать только на попутный ветер — и благосклонность богов.

Карета вздрогнула, вырывая меня из размышлений. Беглый взгляд в окно показал, что мы покинули столицу и направляемся по одной из широких камянистых дорог, ведущих от столицы прочь. Бросив последний взгляд на залив, окрашенный восходящим солнцем в розоватый цвет, я с тоской поглядела туда, где виднелись крыши Золотого Дворца…

И решительно задёрнула штору, заставив себя снова вернуться к обдумыванию маршрута.

— Ты никуда не пойдёшь одна, — заявил Диран патетично. Я прикрыла глаза, чувствуя клекочущее в душе раздражение: за последние двое суток юный навигатор успел мне порядком надоесть. Всеми правдами и неправдами парень пытался завоевать моё внимание, но получалось у него, говоря откровенно, скверно. Остальные наши спутники не спешили общаться с нами, перебрасываясь зачастую только общими фразами: подопечные капитана Дамила, как ни крути, учились на Серых Крыс, куда просто не берут излишне болтливых. Ишири же, будучи умной девочкой, заговаривала со мною только тогда, когда мне этого хотелось, в остальное время молча глядя в окно кареты. Меня такое положение вещей вполне устраивало, но Дирану упорно казалось, что мне одиноко, и он лез ко мне с разговорами, заодно излишне опекая.

С одним из проявлений подобной заботы я столкнулась, когда, оставив ранним утром своих спутников, пешком отправилась вверх по дорожке, ведущей к родному селению. Увидев, что я, бросив Димилу пару фраз, куда-то ухожу, Диран увязался за мною и принялся читать мне нотации.

— Диран, мне необходимо навестить кое-кого. Останьтесь пока что на границе — это не займёт много времени, — увещевательным тоном сообщила я, надеясь утихомирить юношу.

На лице моего спутника отразилось сомнение:

— Но я могу пойти с тобой…

— Мы уже говорили об этом, — в голосе моём зазвенела сталь, — Это я должна сделать только сама, понятно? Оставь меня, Диран!

Он покривил губы в усмешке:

— Конечно. Я всегда — у ваших ног! — едкая ирония, звякнувшая в его голосе, заставила меня прикрыть глаза.

— Там и оставайся, — эти слова были жестоки, знаю. Но мои собственные демоны щелкали челюстями всё громче, и каждый шаг, сделанный по запыленной просёлочной дороге, приближал меня к ним. В этот миг, когда в груди разгорался жаркий, тугой ком, мне не хотелось видеть рядом никого, особенно Дирана: преданного, любящего, покорного… чуждого мне.

Мир вокруг был воистину прекрасен: солнце, едва вынырнувшее из-за горизонта, неуверенно освещало ярко-зелёные поля и благоухающие рощи, чуть пожелтевшие в преддверии сезона дождей, стрекотали бойкие чирки, подозрительно поглядывая на меня, дрожала утренняя роса на листьях, а на западе, сопротивляясь натиску света, клубился туман. Так я и шла по тонкой тропинке, лежащей между днём и ночью, светом и тенью, солнцем и туманом, а память упорно возвращала в те самые дни, когда маленькая муэти по имени Кирени ходила по этой самой дороге в школу, где её ждали вожделенные книги…

Я знала: если сейчас повернуть вот на этой развилке и обойти три деревца, увидишь ручеек — и ноги сами понесли в нужном направлении. Осторожно отогнув свисающие ветви плакучей саликси, присела у щебетливого источника. В лицо тут же пахнуло прохладой.

— Кирени… — тихий шепот вполне мог быть отголоском ветра или странной игрой звуков, но я вздрогнула и огляделась. Разумеется, никого поблизости не было, да и быть не могло. Вообще казалось, словно призрачный голос исходит от ручья… Нахмурив брови, осторожно шагнула вперёд и неуверенно заглянула в мерцающую поверхность.

Разумеется, там не нашлось ничего, кроме отражения. Какая женщина не любуется на себя? Склонив голову набок, я рассматривала её. Вот ты, Омали, во всей своей красе: неестественно бледная девушка с белоснежными волосами, узким лицом, надломленными бровями, едва заметными из-за своей белизны, и полными губами, покрытыми сеточками кровоточащих трещин. Твои розовые глаза смотрят пытливо и словно бы насторожено, будто ты — избитый, запуганный зверёк. Как его ни гладь, каких добрых слов ни говори, он всё равно укусит чужую руку…

Странно, но в тот момент я впервые словно смотрела на себя со стороны, и это вызывало странные эмоции: будто ты знакомишься заново с тем, кого знал и не знал всю жизнь…

Тонкий серебристый листок закружился в воздухе и упал на водную гладь. По поверхности её пошла рябь, но не это заставило меня вздрогнуть и отшатнуться: отражение изменилось.

Человек, читающий эти строки, ты думаешь, что я была безумна — наверняка, ты прав. Позднее, я пыталась объяснить себе произошедшее чем-либо, кроме безумия, но не могла. Увы!

Из водной глади на меня смотрела семилетняя Кирени Оновьем, которая впервые набрела на это тихое местечко. Легко было рассмотреть и серое ученическое платье, и коротко остриженные матерью волосы, и восторг в детских глазах… помню, я сидела на берегу почти весь день, так же глядя на воду…

Миг — и видение исчезло, оставив после себя странное послевкусие. Я не знала, сколько прошло времени — это пугало. Резко вскочив, метнулась прочь, накидывая капюшон: солнце начало припекать.

Теперь, пряча лицо от солнца, шла стремительно: во взрослой жизни время летит безумно быстро, и день на берегу ручья был непозволительной роскошью.

Моё родное селение возникло перед моим взором мгновенно; очертания плоских крыш, сделанных из стеблей аттику, резко проступили сквозь белую пелену тумана.

Звуки и запахи, почти забытые, но такие родные, обрушились на меня водопадом, заставляя сжаться и неровно забиться сердце в груди. Медленно ступая по протоптанной глиняной дороге, настороженно, словно она могла в любой момент превратиться в пылающую лаву, я полной грудью вдыхала холодный воздух. Демоны, запертые до лучших времён в моей душе, скалили длинные клыки, прогрызая дорогу на свободу. Презрительные взгляды ровесников, тихие шепотки за спиной, обжигающе-холодный голос отца, слёзы матери — все это волнами проносилось перед моим мысленным взором, вызывая отчаянье и тошноту. Хотелось повернуть назад и бежать отсюда со всех ног… но, будто змея, ведомая звуками дудки чаровника, я все быстрее шла вперёд и уже не способна была остановиться.

Несмотря на ранний час, в селении уже кипела жизнь: как гласила любимая пословица отца, тот, кто хочет благосклонности духов земли, должен вставать с петухами. И те, кто полностью зависел от своих урожаев, свято следовали этому правилу, зная, что природа — неверный и порою жестокий союзник.

Чёрная блестящая ткань плаща прятала моё лицо от чужих любопытных глаз, но встречные, безошибочно прикинув стоимость одежды и приметив вышитый на ней герб Торгового Альянса, почтительно склонялись передо мною. Это вызвало некое новое, волнительное чувство, очень сильно замешанное на совершенно противоречивых эмоциях.

Наверное, каждый ребёнок, сбежавший некогда из дому, мечтает вернуться туда, дабы доказать теням прошлого, что он победил, смог и — больше никогда не будет жертвой. В своих сладких грёзах наивные глупцы ступают на порог дома с триумфом, с золотом, звенящим в кармане, и в роскошном мерцающем наряде. Они заранее смакуют то торжество, которое испытают, доказав… что? Кому? Так или иначе, мало кто из них может хоть сколько-нибудь осознать, какую цену за такой шанс им доведётся заплатить.

Наверное, тебе, который читает моё Сказание, кажутся глупостью мои слова. Если же, не приведи боги, ты понимаешь их, значит, ты прошёл этот путь так же, как и я некогда, и не случайно сидишь сейчас в Императорской Библиотеке. И знай, до сих пор мне так и не удалось решить, поздравлять ли мне тебя или сочувствовать тебе.

Я была одной из очень-очень немногих, кому действительно удалось не сгинуть на улицах портового города, не осесть навсегда в одном из борделей, не всплыть с перерезанным горлом в заливе; в тот час, вспоминая свой безумный побег, я осознавала, насколько милостива была ко мне Тани-ти, позволив вернуться домой победительницей… пусть пока только в их глазах.

Но эта гордость, это мелочное торжество соседствовало с горькой насмешкой. Наблюдая, как поклонилась в пояс женщина, некогда обзывавшая меня уродиной, я вдруг осознала: ей всё равно, кто прячется сейчас под капюшоном. Так же, как мне, она выказала бы почтение и демонице из преисподней, будь она только одета в соответствующий наряд. Стало мерзко от того, как почтительно сейчас эти люди обращались с Омали, убийцей и клятвопреступницей; не они ли презирали Кирени, которая была лучше и чище, просто — другой?

Презрительная усмешка все сильней кривила мои сухие губы, а горячая, сжигающая все ненависть демоном поднималась наружу. Зачем я пришла туда? Для чего? Сейчас, спустя годы, я могу ответить на этот вопрос, хотя до сих пор правда отзывается болью в моей душе.

Я безумно желала увидеть родителей, хотела заслужить их любовь и признание; мне казалось — о, как я была наивна! — что деньги сделают меня не безликим призраком прошлого, а желанной гостьей. Мне думалось, что причина их давних конфликтов была во мне; ребёнок-урод никого не сближает. И, безжалостно пачкая ботти в размокшую глину, я спешила увидеть их вместе, свободных от необходимости волноваться обо мне, и показать, что теперь своим ребёнком они могут гордиться.

Очередной поворот вывел меня к знакомой ферме; впрочем, вернее было сказать, что то были её развалины, ничуть не сохранившие былой уютной красоты. Ошеломленная, задыхающаяся, я отодвинула в сторону мерзко скрипнувшую калитку, в коей не хватало нескольких досок, и замерла, оглядывая открывшуюся передо мною картину.

Деревья, за которыми некогда с такой тщательностью ухаживала моя мать, потеряли форму и заболели. Мне, выросшей в этом саду, было очевидно, что уже несколько лет никто не обрезал отмерших веток, не подпирал ветви, гнущиеся от тяжести спелых плодов, не обмазывал шершавую кору болотной глиной, убивающей мерзопакостных жуков… но почему?

Медленно я двинулась по извилистой дорожке, поросшей сорной травой, борясь с желанием подойти к любимой яблоне и очистить её от сухих побегов — это было глупо и недостойно взрослой, разумной женщины.

Картины, увиденные мною далее, подобного удручающего впечатления не произвели: к тому моменту мне было уже понятно, к чему следует готовиться. Ни разоренные, полуразрушенные сараи, ни заболоченный прудик, пахнущий гнилой водой, ни заросший огород не поколебали моего спокойствия. Было очевидно, что ферма пребывает в запустении; мои родители никогда бы не позволили такому произойти. Вывод, который напрашивался, наполнил душу волной противоречивых эмоций: они были мертвы.

Постояв некоторое время бездумно, я упрямо двинулась по направлению к дому. Звон цепи подсказал, что именно в тот момент некто вытаскивал воду из колодца; это, по меньшей мере, значило, что кто-то из бедняков поселился на опустевшей ферме, которую по неясным мне пока что причинам Старшины провинции не прикарманили в качестве государственной собственности и не подарили кому-то из угодных властям людей. Как бы там ни было, мне не было нужды вдаваться в эти подробности и пугать новых хозяев; единственное, что мне было от них нужно — правдивый рассказ о том, что произошло с семьёй Оновьем.

С моей семьей.

Обогнув коровник, нестерпимо пахнущий гниющим тростником, я чуть брезгливо переступила через дурман-траву, которую никто не потрудился даже прополоть, и остановилась, глядя на женщину с вёдрами в руках.

Даже сейчас, вспоминая ту сцену, я с трудом могу подавить чуть нервный смех: не знаю, которая из нас была больше шокирована, увидев другую. Несколько безмерно долгих мгновений мы просто замерли, ошеломленно глядя друг на друга.

Госпожа Тасири первой пришла в себя. Сдавленно икнув, она рухнула передо мною на колени и завопила:

— Госпожа, мы всё уплатим, я клянусь Вам! Я помню, что мы задержались с пошлиной, но жизнь ныне сложна, ой, сложна! У дочки, почитай, детей нечем кормить, семь ртов, помогаем, как можем, а муж мой болеет! Не губи, Госпожа, пожалей убогих!

— Встаньте, — выдавила я, изо всех сил стараясь не скатиться в истерику. И это неопрятное, остро пахнущее выпивкой и дурман-травой чучело некогда говорило мне все те слова!

«Ты посмотри на себя, девочка… Кожа и кости, демоново отродье… Ты же не способна даже ведро поднять, куда тебе засматриваться на мужчин?… Что такая, как ты, может дать мужу… Слабая, неумелая, некрасивая, одно достоинство — мозги, но кого они волнуют?…Жаль мне Кимата, такую дочь до старости на горбу волочь…»

Я смотрела на Тасири, и ненависть, некогда жившая в моей душе, вдруг растворилась. Осталась брезгливая жалость к этой женщине, любовнице отца, которой он, видимо, оставил ферму. А ещё мне хотелось долго смеяться над самой собой: и мнение вот этого существа, которое недостойно сейчас даже внимательного взгляда, некогда было для меня важным?

— Нет, Тасири, — совладав с голосом, мягко произнесла я, — Я не пришла за долгами.

Не за теми долгами — хотелось добавить мне, но я сдержала неуместный порыв — шок и так исказил черты женщины.

— Вы знаете моё имя? — севшим голосом вопросила она.

— Да, — так же спокойно и мягко проговорила я, — Но это не то, что я желаю обсуждать на улице. Возможно, Вы пригласите меня внутрь?

— Конечно-конечно, — тут же защебетала Тасири услужливо, — Только не обессудьте, у нас не слишком чисто. Муж мой…

— Да, болеет. Я помню, — сухо прервала я её, поскольку чуть визгливый голос этой особы неимоверным гулом отзывался в моей голове. Хотелось поскорее покончить с этим разговором и уйти.

В доме мало что изменилось с того дня, когда я покинула его: та же обстановка, те же занавеси на окнах, та же громадная печь — но вязкое дыхание запустение коснулось некогда уютного жилища. Истаяли, словно призрак, запахи выпечки и специй, запылились вбитые в стену полочки, исчезли с холодного пола ковры, и промозглая сырость расползлась вокруг, оседая, казалось, даже на одежде.

Сердце моё забилось чуть быстрее, когда изучающий взгляд мой натолкнулся на знакомую мужскую фигуру.

Это всегда было его любимое кресло.

Вот и сейчас Кимат Оновьем, мой отец, сидел в нём, ссутулившись, и потягивал что-то из щербатой глиняной кружки.

Годы не были милостивы к нему: запали щеки, опустились плечи, седина посеребрила волосы, но самая большая метаморфоза произошла с глазами. Его очи помутнели и заплыли, а блуждающий, неспособный ни на чём сконцентрироваться взгляд внушал серьёзные опасения.

Когда ему удалось все же сфокусироваться на мне, черты лица его тронул страх; я ясно приметила его в расширившихся глазах и подрагивающих ноздрях. Однако, как это часто бывает со склонными к выпивке мужчинами, подобострастие сменилось в нём напускной бравадой.

— Это ещё кто такая? — зло уточнил он, обращаясь исключительно к Тасири, — Сказано же, отдадим долги! Чего шастаете?

— Кимат, — прошипела Тасири, — Сейчас же умолкни!

В тот момент мне подумалось, что моя мать никогда бы не позволила себе так разговаривать с мужем. И это было, видимо, одной из её ошибок…

— Госпожа, — вырвал меня из раздумий неуверенный голос Тасири, — Вы…

Вздохнув, я быстрым движением сбросила с головы капюшон. Моё пристрастие к театральности и в этот раз возымело немалый эффект: их лица стоили того, чтобы на них полюбоваться. Ошеломленно и неверяще они смотрели на меня, застыв. В наступившей тишине я отчетливо услышала, как судорожно сглотнула Тасири: от неё просто исходили волны страха.

— Успокойтесь, — поморщившись, посоветовала я ей, — Я не принесу вам никаких неприятностей.

— Кирени? — вопросил отец хрипло.

— Можно и так сказать, — кивнула я задумчиво, вновь перенося внимание на него. Кимат прищурился и прошипел:

— Ну, здравствуй, дочка. Решила удостоить отца своим присутствием? Что же раньше не заглянула? Или думаешь, что можешь приходить и уходить, когда пожелаешь?

— Нет, я бывала тут и раньше, — мило улыбнулась я в ответ, — Просто, увидев ферму издали, я решила, что вы умерли, и не стала входить. Только сегодня вот решила выяснить, почему землю за столько лет никому не продали, и встретила Тасири.

— Как ты можешь обвинять меня в том, что ферма заброшена?! Я — болен! — возмущенно рыкнул Кимат, сверкая заплывшими глазками.

— Я вижу, — голос мой был спокоен и безмятежен.

— Кимат, прекрати! — Тасири вновь вмешалась, явно злясь на выходку мужа, и слащаво обратилась ко мне:

— Кири, девочка, как же ты похорошела! Наверное, у тебя есть богатый покровитель? Вон, какие красивые заколки у тебя в волосах! Неужто камни настоящие? И герб одного из Альянсов… тебя взяли туда работать? Ну, ты всегда была умницей…

— Как же, волнует там их её ум, — буркнул Кимат, — ноги раздвинула, для кого надо, и подарки выклянчила!

— Кимат! — рыкнула Тасири, но я только рассмеялась в ответ:

— Да, вы оба правы. И ноги раздвигала, и головой пользовалась.

— Чего ещё ждать, зная твою мамочку, — фыркнул Кимат, — Хамка и шлюха.

Я только пожала плечами, ничуть не обидевшись; мнение этой пародии на человека ничего для меня не значило более, но был один вопрос, который хотелось ещё прояснить:

— Кстати, про мамочку. Не подскажешь, где она сейчас?

— Как не подсказать, — оскаблился любимый родитель, — На кладбище.

— Давно? — уточнила я равнодушно.

— Да лет девять. Когда ты из-за неё сбежала, я выкинул эту дуру из дому. Кто за ребёнком должен был присматривать, я или она?

— Резонно, — кивнула я, борясь с тошнотой, — Спасибо, что уделили мне время.

Коротко поклонившись, я направилась к дверям, удерживая обоих в поле зрения: иллюзии о родительской любви меня более не посещали. Перехватив мой взгляд, более разумная Тасири связываться побоялась, справедливо опасаясь последствий. Но Кимат, никогда не отличавшийся сдержанностью, метнулся вперёд и ухватил меня за плечо, резко разворачивая к себе.

— Ну-ка стой, мерзавка! Я…

Договорить я ему не дала. Тонкий стилет, подаренный Эйтаном, вынырнул из моего рукава и прочертил на руке этого дурака алый след. Яд рыбы ши тут же подействовал, парализуя Кимата. Он заскулил, как обиженная собака, и рухнул на пол. Тасири ахнула.

— Очнётся, — пообещала я ей, — Завтра.

И покинула этот дом, хлопнув дверью. Чувство вины, некогда терзавшее меня, растворилось в предрассветном тумане, позволив осознать простую истину: в том, что стояло между родителями, не было моей вины. Тот, кто хочет уйти, уйдёт, будь его дети больны или здоровы; тот, кто хочет бить жену, будет её бить, какой бы мастерицей и умелицей она ни была. Шагая по запущенному саду, я с поразительной ясностью осознавала, что моё «уродство» было просто поводом, и не более того. Истинная причина крылась куда глубже и была куда проще: человек скатывался в пропасть, и, неспособный сладить со свалившимися на него неприятностями, искал виновных.

Странно, но осознание этого принесло моей душе мир. Впервые за столько лет я оставила прошлое за спиной и смело шагнула в туманное будущее.

Судя по всему, меня ожидала схватка, из которой будет сложно выбраться живой, но это меня не пугало. Я знала точно: что угодно будет лучше, чем та жизнь, что ждала бы меня здесь.

Отряд, как и было условлено, дожидался меня у Тальского перевала. Расположившись так, чтобы за холмами их не было видно с основного тракта, мужчины отпустили коней, утомленных бешеной ночной скачкой. Моё приближение они почувствовали, очевидно, ещё до того, как я объявилась в поле их зрения. Впрочем, чего ещё можно ожидать от Серых Крыс…

Сдержанно улыбнувшись спутникам, я устало опустилась на мягкое сидение кареты, дверцу которой услужливо распахнули передо мной.

— Мы можем отправляться, — бросила я коротко. Капитан Дамил, кивнув, начал отдавать какие-то распоряжения, неприязненно покосившись на застывшего в стороне Дирана. Последний, неубедительно изображая вселенскую обиду, не удостоил меня даже взглядом.

Откинувшись на мягкое сидение, я невольно призадумалась: не наживу ли я в будущем себе проблему в лице этого мальчика? Но менять что-либо было уже безнадёжно поздно…

От абстрактных мыслей меня отвлёк негромкий голос моей спутницы, о существовании которой я в тумане раздумий успела позабыть. Ишири, будучи хорошо вышколенной компаньонкой, сидела тихо и не вмешивалась в ход моих мыслей. Однако, когда молчание неприлично затянулось, девушка негромко окликнула меня:

— Госпожа, прошу простить мою назойливость, но, пока Вас не было, нас навестил гонец. Без опознавательных знаков, — добавила она в ответ на немой вопрос в моих глазах. Это становилось весьма и весьма любопытным…

— И где же письмо? — осведомилась я спокойно. Девушка быстро передала мне запечатанный магией свиток.

Пряча невольную улыбку в уголках губ, я негромко попросила:

— Ишири, уточни, пожалуйста, когда мы будем отправляться.

Коротко кивнув, девушка ужом выскользнула из кареты. Её взгляд, вскользь брошенный в мою сторону, поведал красноречивей любых слов: она даст мне достаточно времени, дабы прочесть корреспонденцию и спрятать все эмоции, связанные с написанным.

Проследив за нею взглядом, я задалась вопросом: кому эта девочка служит? Мне предстояло выяснить это до возвращения, и, если ответ окажется неприятным, найти способ ненавязчиво избавиться от спутницы посредством, скажем, несчастного случая. Сама идея эта мне откровенно не нравилась — девушка вызывала уважение, — но в вопросах, где на кону стояла моя жизнь, я не собиралась проявлять беспечность.

Тряхнув головой, я отбросила от себя эти мысли до того часа, когда проблема станет более острой. Повертев в руках свиток, не имеющий опознавательных знаков, я озорно улыбнулась и прижала палец к плоской восковой печати. Магия мгновенно развеялась, и бумага развернулась передо мной, открывая несколько строк, написанных отлично знакомым мне почерком.

«Твоё выступление на Совете, дорогая моя, было на редкость убедительным — я даже на миг заподозрил тебя в искренности. Прими моё восхищение, Кирени, и позволь понадеяться, что визит к родственникам прошёл успешно. Однако, если ты ещё раз вздумаешь блуждать по темным улицам без сопровождения капитана, я верну тебя в Золотой Дворец в тот же день, чего бы мне это ни стоило»

Перечитав пару раз письмо, я отбросила бумагу на атласные подушки, разбросанные в карете. Как и следовало ожидать, послание заполыхало синим и в считанные секунды обратилось в пепел.

К тому моменту, как вернулась Ишири, я успела спрятать широкую усмешку, помимо воли набегавшую на губы последние несколько минут, и принять спокойную, расслабленную позу, способную скрыть дрожь возбуждения. Рассеянно кивнув в ответ на слова компаньонки, я отвернулась к окну, чувствуя, что карета пришла в движение. Воспоминания недельной давности захлестнули меня с головой, заставив прикрыть глаза. Восстал перед глазами трескучий огонь, пожирающий поленья в камине, и ласковый бриз, треплющий длинные занавески, и, словно наяву, зазвенел в воздухе голос Эйтана, надтреснутый и усталый. «Вчера ко мне явился представитель Сакии с предложением: они дадут Ишшарре в моем лице громадную ссуду, при условии, что я возьму в Старшие Жёны леди Камил, племянницу Верховного Жреца Адада Микора, и нареку её Императрицей Экили. Я согласился» — сказал Змей тогда.

С улыбкой я вспомнила непростой разговор, последовавший за этим признанием…

Глава 24. Два лика луны

— Вчера ко мне явился представитель Сакии с предложением: они дадут Ишшарре в моем лице громадную ссуду, при условии, что я возьму в Старшие Жёны леди Камил, племянницу Верховного Жреца Микора, и нареку её Императрицей Экили. Я согласился.

После этих слов стало тихо, и только шепот дождя за окном вторил течению моих мыслей. Эйтан смотрел на меня выжидающе, и в глазах его поблескивал странный вызов, за которым, впрочем, Сиятельный Император явно прятал страх. Эйтан Хитрый, человек, неоднократно заглядывавший в глаза смерти, боялся моей реакции на свои слова. Это было удивительно, но служило подлинным доказательством его чувств ко мне — которые, кажется, все же были.

Тепло улыбнувшись Императору, я положила ладонь ему на щеку, искренне желая успокоить, стереть грусть со столь дорогого мне лица и вновь увидеть на нём улыбку. Змей, вздрогнув от этого прикосновения, быстро накрыл мою руку своей.

— Омали… — начал он, но запнулся, словно не зная, что сказать. Я поняла, что молчать и дальше было бы просто нечестно по отношению к нам обоим, и постаралась ответить как можно беззаботней.

— Это вполне предсказуемо, — негромко признала я, — И совсем не страшно. Микор хочет гарантий твоего послушания, и брак с этой Камил — разумный политический шаг. Ты правильно сделал, что согласился.

— У меня нет другого выбора, — сказал Змей хрипло, — Но, я надеюсь, ты понимаешь: между нами ничего не изменится. Я не отпущу тебя.

Я только улыбнулась в ответ. Да, разумеется, я знала это. Эйтан Хитрый, Император Ишшарры, не был тем, кто просто так отдаст что-либо свое. Однако, оставаться его наложницей я не хотела, просто не могла, и все тут. И дело было не в эфемерной общественной морали, на которую мне было наплевать, и не в ревности — я всегда знала, что такого человека, как Змей, мне все равно придется с кем-то делить.

Нет, причина моего сомнения крылась в ином. Ты будешь смеяться, читающий эти строки, но это был вопрос власти.

Я ввязалась в эту авнтюру и прошла, можно сказать, по пылающим углям ради того, чтобы после стоять рядом с Императором. Я рисковала, лгала, убивала — и точно знала, во имя чего это делаю; целью моей, озаряющей всю мою жизнь, была свобода. А что может принести её человеку? Только независимость, которой у наложницы просто не могло быть. С самого детства я знала точно: только пэр может, так или иначе, сам распоряжаться своей судьбой.

Потому всегда, сколько себя помнила, я отчаянно желала стать пэри. Со временем, правда, эта мечта отдалилась, померкла — но не пропала. И, спасая Наследника Ишшарры, я понимала, что Эйтан — тот самый шанс, который дается раз.

Змей говорил, что после его женитьбы ничто не изменится между нами, но то была ложь, я знала точно. Я видела ещё в детстве, как время безжалостно отдаляет моих родителей друг от друга, и знала — с нами произойдёт то же самое, если я, как вещь первой необходимости, буду постоянно под рукой. Я не могла этого допустить, да и просто не хотела для себя такого будущего. Я любила Императора Ишшарры, так, как только умела… но правда состояла в том, что свою мечту я любила больше.

С самого начала я рассчитывала, что Эйтан сделает меня Младшим Советником — а потом, словно по ступеням, я взойду вверх и заслужу статус пэри, тем или иным путём. Когда мы со Змеем стали любовниками, я внесла в свои мечты коррективы. Счастье, представлявшееся мне в грезах, теперь состояло из двух пунктов: я — пэри, я — любовница Императора.

Однако правда, лежавшая в тот миг передо мной, была безоговорочной: ничто не сбудется, если он меня не отпустит.

Потому мой разум отчаянно, словно в агонии, искал выход из сложившегося положения, и, нужно сказать, некоторые идеи у меня возникли. Точно зная слабейшее место Змея, я вопросила, с болью глядя ему в глаза:

— Эйтан, как же клятва Энатхо?

Эйтан поморщился.

— Я знаю, что буду делать, — бросил он, — В Шэрдонии состоится Совет Королей, где представители всех стран будут обсуждать сакийский вопрос. Со мною уже связался Первосвященник Иерте Боха, озабоченный тем, как Сакия усилила свои позиции. Он обещал лично позаботиться о безопасности представителя, которого я пошлю, и не допустить его гибели. Думаю, я рискну и доверюсь ему.

Когда Змей это сказал, план, зародившийся было в моей голове, обрел форму и краски.

— Но кого ты пошлёшь туда? — уточнила я и замерла в ожидании ответа.

— Не знаю, — предсказуемо отозвался хмурый, как предгрозовое небо, Император. Облегчённо выдохнув, я как можно небрежнее выдала:

— Что же, это могу сделать я.

Некоторое время Змей молча рассматривал моё лицо, после чего мрачно прокомментировал:

— Не хочу тебя огорчать, но эта шутка была неудачной.

Впрочем, остудить мой пыл ему не удалось. Гениальная в своей простоте комбинация выстроилась в моем мозгу, и кровь быстрее побежала по жилам от осознания собственной дерзости. Я понимала — если нам удастся совершить то, что я задумала, место в истории нам просто гарантировано — как, впрочем, и небывалый успех.

— Это была не шутка, Эйтан, — сказала я воодушевленно, — Я, кажется, придумала, как можно выполнить обе Клятвы, Стравить Орден Тай-Лир с Торговым Альянсом и вернуть Хатту.

— И как же? — голос Эйтана звучал устало, измождено и как-то… обречённо. Он смотрел на меня так, словно понимал все, что мною движет, и было в нём нечто от заключенного, который собирается выслушать зачитываемый ему приговор. Впрочем, сейчас, вспоминая этот миг, я не исключаю, что он просто понимал все последствия происходящего ничуть не хуже, чем я. Мой Император всегда был на редкость проницательным человеком…

Вздохнув, я опустилась на пушистый ковер, устилающий пол, и постаралась собраться с мыслями, дабы максимально четко изложить свой план. Змей, тихо вздохнув, подхватил меня на руки и сел в одно из кресел, прижав к себе. Это существенно осложнило ситуацию — было тяжело думать о разлуке, слыша мерный стук его сердца, и страшно говорить, не видя лица. Но, пересилив себя, я начала:

— Тебе нужно выполнить обе Клятвы, при этом не развалить страну и не умереть от рук заговорщиков. Прости, но одному тебе это не под силу; нужен помощник, которому ты будешь абсолютно доверять. Этот человек должен быть предавшим тебя сторонником; он переметнётся на сторону Торгового Альянса и — как будут все думать — станет одним из самых непримиримых твоих врагов. Тебя не в чем будет упрекнуть — следуя клятве Энатхо, ты будешь выполнять все требования Тай-Лир, всячески притеснять Торговый Альянс и противостоять Эжару Коту. Твой помощник, напротив, будет выступать против Сакии и всячески поддерживать торговцев. Таким образом, контролируя ситуацию изнутри, ты ослабишь обоих своих противников. Пусть Эжар Кот оплачивает освобождение Хатты от повстанческой армии и сотрудничает с Алой Церковью Адада; пусть Микор финансирует твою борьбу с Торговым Альянсом и грезит о господстве Белой Церкви над миром! Ты, балансируя меж ними и стравливая их меж собою, в нужный миг сможешь одним ударом разрубить эту нить. Сложность одна — найти человека, которому ты сможешь доверить сведения о Клятвах; радует, что один такой нашелся — я.

Он молчал долго, и я слышала, как трещали поленья в камине. Руки его держали меня так, что становилось тяжело дышать, но разжимать эти объятья я не стала бы ни под каким предлогом — время, проведенное с ним, было дорого.

— Это безумие, — резюмировал он наконец, — Форменное самоубийственное безумие.

Я только фыркнула:

— А что, Клятвы Энатхо не были безумием?

Он дёрнулся, точно от удара, и зло напомнил:

— У меня попросту не было выбора!

— А сейчас — он у тебя есть? — воскликнула я запальчиво и повернулась, дабы заглянуть в полные ярости глаза, — Ты видишь альтернативу — хоть какую-то? Чтобы исполнить Клятвы, ты должен иметь своего человека в Торговом Альянсе, причем такого, который знает точное их содержание. Ты знаешь хоть кого-то, кому можно доверить такую информацию? Я — удобный во всех смыслах кандидат; ты женишься, и любой, знающий женскую природу, поверит, что я могла предать тебя из ревности и мести. Мы прилюдно поссоримся — так, чтобы слухи об этом расползлись — и я отправлюсь к Коту в гости. Потом…

— Забудь. Я не пойду на это, — бросил он, тяжело дыша. Я покачала головой, поражаясь упрямству этого мальчишки, и мягко напомнила:

— Эйтан, это вопрос жизни и смерти. Ты можешь в любой момент запылать, словно факел — ты это осознаешь?

На лице его отразилась борьба — разумеется, он отчаянно хотел жить, и не раз ему доводилось отчаянно бороться за свое существование. Он не был дураком и понимал, что выход, который я предлагала — единственно верный. Однако, решиться было непросто — слишком велика была цена этого вопроса.

Я прочла по его глазам ответ за мгновение до того, как он сказал:

— Плевать. Я лучше сгорю, чем это.

Должна признать, в тот момент наш диалог зашёл в тупик.

— Но почему тебе так не нравится эта идея? — рискнула надавить я, — Подумай сам — это лучший выход из положения!

Император устало покачал головой, и мне на миг показалось, что он резко постарел и осунулся. Впрочем, показалось ли? Серебро первой седины, тронувшей его виски, было вполне настоящим…

— Кири, — проговорил Эйтан мягко и увещевательно, осторожно проведя пальцами по моей щеке, — Я знаю, что ты — упрямая маньячка, которая ни перед чем не остановится на пути к своей цели. Я понимаю, почему ты такая, и, что там, уважаю тебя за это, хотя иногда, признаться откровенно, мне хочется схватить тебя и трясти до тех пор, пока мозги в твоей очаровательной головке не встанут на место. Но вот сейчас я просто не знаю, как тебе объяснить: об этой своей идее — просто забудь, ради меня. Пожалуйста.

На мгновение я размякла, не вслушиваясь в слова, но наслаждаясь чарующим тембром его голоса, но, услышав последнюю фразу, резко встрепенулась.

— Я не понимаю, почему тебе так не нравится этот план, — негромко проговорила я, безнадёжно при этом солгав, — Я вернусь, все устроится, мы выполним Клятвы и со спокойной душой будем вместе: ты — править Ишшаррой, я — отдыхать и писать мемуары, улучшая для тебя благосостояние провинции Хатта. Подождать каких-то пару лет — и все наладится, экономика нормализуется, а Микор де Анкаст умрет. Поверь, мы найдем способ это провернуть! А потом уж будем делать то, что захотим. Возможно, за то, что я добьюсь свободы для Хатты, Совет согласится дать мне титул пэри, и тогда ничто не будет стоять между нами!

Эйтан понимающе усмехнулся:

— Титул пэри… именно ради него ты пошла на это все, верно?

Нужно признаться, тон его в тот момент мне откровенно не нравился: злой и чуть ироничный, Эйтан, кажется, просто смеялся с самого себя. Я, признаться, испугалась такого его поведения и, глядя ему в глаза, призналась:

— Изначально — да. Но потом в моей жизни появилось что-то важнее титула — ты.

Император медленно покачал головой, и, прикрыв глаза, устало спросил:

— Хорошо, допустим, это звучит красиво. Я сам умею так говорить, если надо. Но ты ведь не отступишься от этой идеи, верно? Даже ради меня?

Я едва удержалась от того, чтобы не выругаться — мы ступили на крайне зыбкую почву, способную в любой момент обратиться трясиной. Впрочем, я знала, что ответить.

— Я сделала бы для тебя все, Эйтан, и пожертвовала бы чем угодно, — сказала я спокойно, — И, поверь, мне не слишком-то хочется рисковать жизнью и плыть вдаль от родных берегов, но — я не позволю тебе сгореть. Я никогда не прощу себе, если сейчас отступлюсь; конечно, мне страшно, но все, что я задумала — ради тебя. Не выставляй это так, словно я тебя предаю из корысти; лучше скажи: если не я — то кто? Кому ты доверишь свою жизнь и расскажешь о Клятвах? Я уже говорила тебе, в ту памятную ночь, когда ты пришёл говорить со мной о крокодилах, что моя забота — не услаждать твой слух пустыми обещаниями, а помочь тебе стать Императором. Сейчас, казалось бы, все иначе: да, ты стал правителем. Но мало что изменилось, верно? Просто в бассейне стало ещё больше крокодилов, вот и все. И я пойду, если будет надо, даже против твоей воли — лишь бы не позволить им тебя сожрать.

Он криво усмехнулся и понимающе кивнул, подтверждая правдивость моих слов. Ободренная, я продолжала:

— В Павильоне я ничем хорошим не закончу, ты и сам знаешь. Меня отравят, рано или поздно — или я попросту сойду с ума в компании этих, с позволения сказать, «цветочков». Советником ты меня не сделаешь, да и смысла это сейчас не имеет: если ты превратишься в живой факел, мне тоже не жить. Мы все продумаем, все просчитаем. Просто позволь мне сделать это. Пожалуйста, любимый. Пожалуйста, — голос мой сорвался до шепота, и я прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди.

Змей рассмеялся. Вот честно, он просто смеялся, глядя в огонь, и я, не удержавшись, тоже расхохоталась.

Вы меня, может, и не поймёте, но ситуация была по-своему забавной. В своем роде. Хотя, должна признать, скоро наш истерический хохот начал попахивать прямым направлением в Дом Скорби, потому я поцеловала его — просто чтобы он больше так не смеялся, и сжала пальцы так, как только хватило сил, чтобы почувствовать, точно узнать, что он — рядом.

А потом — нас словно волной накрыло, и я не чувствовала и не помнила уже ничего, кроме жёстких, почти жестоких рук. И признаться честно, в тот раз не было никакой нежности — но она нам и не была нужна. Когда он схватил меня за волосы, резко запрокидывая голову, и целовал шею, явно оставляя на коже следы — я плавилась, забывая обо всём на свете. Страсть накрыла нас с головой, и на несколько часов мы попросту выпали из реальности.

Горячая вода купален приятно ласкала разгоряченную, ставшую сверхчувствительной кожу. Пряное вино, принесенное расторопным мальчишкой-евнухом, успокаивало и расслабляло. Я отхлёбывала его изредка из бокала, стоящего на плавающем столике, и продолжала сосредоточенно втирать заживляющий раствор в кожу Императора, особое внимание уделяя шрамам на его спине. Говорить не хотелось — ни мне, ни ему, ведь несказанное буквально висело в воздухе между нами, мешая дышать.

Первым нарушил молчание Эйтан.

— Итак, спрашиваю в последний раз — ты ведь не отступишься, так? — поинтересовался Император Ишшарры с нездоровой весёлостью в голосе.

— Да, — просто ответила я. Змей, криво улыбнувшись, сверкнул глазами:

— Хорошо! Этого ты хочешь? Да будет так. Если желаешь играть в эти игры, я не стану держать тебя в клетке. Но учти: если мы начнём этот спектакль, я должен иметь гарантии того, что ты меня не предашь, и твоего слова тут явно недостаточно.

— Это разумно, — пожала я плечами в ответ, — Каких именно гарантий ты хочешь? Клятву Энатхо? Кольцо Верности? Печать Баака? Я приму любое твое желание.

В глазах Императора промелькнуло удивление — кажется, не такого ответа он ожидал. Помедлив мгновение, он осторожно уточнил:

— Ты ведь понимаешь последствия любого из этих ритуалов?

Его нерешительность меня позабавила. Улыбнувшись, я отхлебнула ещё вина и, заглянув Императору в глаза, отозвалась:

— Да, вполне. Клятва Энатхо сожжет меня, если я нарушу её; Кольцо Верности будет причинять мне боль всякий раз, когда я буду думать о предательстве, и мучительно и медленно убьет меня, если я его совершу; Печать Баака приставит ко мне демона-надсмотрщика, который накажет за любое действие, совершенное тебе во вред.

По мере того, как я говорила, лицо Его Величества вытягивалось — очевидно, он и предположить не мог, что мне ведомы подробности подобных ритуалов, давно и безнадёжно запрещённых. Я улыбнулась его удивлению и мягко сказала:

— Эйтан, я все понимаю и предвидела такую твою просьбу. Чтобы сыграть в эту игру, ты должен доверять мне абсолютно; без магии подчинения это невозможно. Не раз и не два мне придётся изображать предательство. Ты должен быть уверен, полностью убеждён в том, что я играю на твоей стороне. Потому — выбери ритуал, и мы покончим с этим.

Помедлив пару мгновений, Сиятельный Император Ишшарры признался:

— Ты никогда не перестанешь меня удивлять.

Я улыбнулась, поскольку он сделал мне лучший комплимент из возможных, и призналась:

— Я постараюсь, чтобы так и было. Так что ты выбрал, в конце концов?

Змей поднял на меня глаза, и во взгляде его отразился вызов.

— Не все ли равно? Ты сказала, что примешь безоговорочно любое моё решение.

— Так и есть, — усмехнулась я, ощутив, как азарт пьянящим коктейлем забурлил в крови.

— Собирайся, — бросил Император, не отводя от меня опасного, пристального взгляда, — Самое время навестить Храм Всех Богов.

Древнее святилище, в которое привел меня тем вечером Эйтан Хитрый, предназначалось для поклонения всем божествам обоих Пантеонов и занимало весьма значительную часть Золотого Дворца. Посещать его имели право исключительно члены Императорской семьи, наиболее влиятельные пэры и несколько Жрецов, в чьи обязанности входило поддержание порядка в Храме и проведение разного рода ритуалов. Неудивительно, что, замерев на мозаичной плитке, обозначающей границу святилища, я нервничала — честь, дарованная мне, выпадала далеко не каждой женщине.

— Подожди здесь, — приказал мне Змей и растворился во мраке меж высоченных колонн.

Я осталась в полном одиночестве под вычурной аркой, обозначающей вход во святилище. Ласковая темнота громадного гулкого помещения тут же обволокла меня со всех сторон, успокаивая. Чем-то окружающая обстановка неуловимо напомнила мне Тальскую Библиотеку, вызвав смешанные, противоречивые воспоминания.

Когда глаза мои привыкли к темноте, я сделала несколько шагов вперёд, и пустота отозвалась под высокими сводами звонким эхом. Очевидно, магические светильники, стилизованные под обыкновенные факелы, были настроены на то, чтобы реагировать на звук — стоило мне переступить порог, как они, следуя за моим передвижением, начали вспыхивать, освещая путь и выхватывая из темноты отдельные фрагменты жертвенников, постаментов и кумиров.

Все вокруг буквально дышало былым могуществом, что неудивительно. Строился Храм Всех Богов в те далекие времена, когда Жрецы были важной частью политического расклада в стране, имея влияние буквально на все сферы жизни ишшаррцев. В те дни настоящие реки крови лились для того, чтобы умаслить капризных божеств. Разумеется, гуманистические веяния, медленно, но верно пришедшие в нашу страну с материка, наряду с развитием Магического Альянса сделали свое дело, постепенно сведя на нет могущество Жрецов; все же боги, сущности категоричные, непредсказуемые и жестокие, постепенно уступали место магии, силе более безопасной, и, что главное, контролируемой. Но для меня с самого раннего детства божества, или, как их ещё называли, Сущности были олицетворением безудержного, своевольного и могущественного рока, без которого, по моему разумению, человеческая жизнь теряла всякий смысл. Потому, медленно минуя любовно выделанных из различных материалов кумиров, я кланялась каждому из них, выражая свое почтение.

Когда я миновала Нижний зал, предназначенный для божеств младшего пантеона, все вокруг вспыхнуло ярким светом, отозвавшимся болью в глазах — Солнечный Дракон Энатхо, верховное божество и, по легенде, прародитель Императоров, приветствовал меня ярчайшим сиянием, хлынувшим из его глазниц. Не смея оставить без внимания такую честь — алтарь загорался далеко не для каждого — я подошла поближе к вылитому из золота мощному мужчине с красивым, волевым лицом, и встала на колени перед древней Сущностью, олицетворяющей могущество, богатство и власть. Признаться, благосклонность этого бога поразила меня: считалось, что муэти противоположны солнцу. Впрочем, людей тянет к антиподам — почему же наши творцы должны сильно от нас отличаться?

Выждав положенное время, я медленно прошла вдоль кумиров Верхнего Пантеона. Их избирали себе в покровители амбициозные люди, жаждущие власти, потому неудивительно, что среди этих Сущностей не было тех, кто покровительствовал семье, браку, домашнему уюту или памяти предков — все эти светлые чувства следовало оставить для Нижнего Пантеона.

Первый алтарь, увиденный мною, был стальным кумиром Байтака, бога войны, схватки и убийства. Ему приносились исключительно кровавые жертвы, и молились ему люди, имеющие прямое отношение к воинскому ремеслу. Вечный спутник Энатхо, Байтак, одноглазый пожилой мужчина, опирающийся на меч, вечно стоял позади Императорского трона. Кивнув ему, я пошла дальше.

Свет божественной силы высветил худощавую фигуру и сморщенное от старости лицо каменного Макита, Сущности справедливости, верности, честности и служения. Ему поклонялись Советники, евнухи, слуги и другие люди, целью жизни которых было поклонение вышестоящим. К особам такого рода отнести меня было сложно, но у алтаря этого я ненадолго остановилась, понимая, что, возможно, вскоре мне придётся взойти на него и надеть на палец зачарованное кольцо. Украшение это было сродни тем жутким перстням, которые ломали разум Советников; я знала, оно навек изменит и поработит мою волю, срастется со мною и, зная все мои думы и порывы, будет карать за любой намёк на предательство. Признаться честно, я молилась, чтобы Эйтан выбрал другой способ. Словно в ответ на мои думы, от алтаря повеяло могильным хладом, заставив поёжиться — все же, никогда мои отношения с этим божеством не были хорошими. Покачав головой, я последовала далее.

Без особого интереса я миновала деревянного кумира Ишика, коренастого и круглолицего покровителя фермеров. Также чувств моих не затронул медный Шикат, бог ремесел, огня, кузнечного дела и промышленников. Сойдя с невысокого постамента, я направилась к трём божествам Верхнего Пантеона, которым не нашлось места в Солнечном Кругу.

Предки наши считали, что женщинам не место средь мужчин, потому двух женских кумиров и установили хоть и рядом, но ниже, подчеркивая их тёмную суть. Компанию этим леди составлял бог-братоубийца, к которому я и подошла в первую очередь.

Это был глиняный кумир бога Баака, владетеля подземного царства, покровителя купцов, кочевников, путешественников, менестрелей, лицемеров и ораторов. Предстал он передо мною, как обычно, мощным мужчиной с крупными, хищными чертами лица, облаченным в звериную шкуру, символизирующую его двуличие и звериное начало.

У изображения этого божества, глубоко почитаемого мною с самого детства, я задержалась надолго. Я, в отличие от многих, не гнушалась выказать уважение тому, кто посмел соперничать с самим Солнечным Богом — для меня время, когда на землю опускала свой полог тьма, было избавлением.

Тут следует пояснить, что наши предки свято верили: зима наступает, когда Баак побеждает своего брата, Энатхо, и забирает у него власть над Ишшаррой. С другой стороны, Баак всегда покровительствовал тайной власти, олицетворяя собой могущество торговцев, которые частенько бывали недовольны решениями Императора. Потому, как ни глупо это звучит, соперничество этих Сущностей носило, в своем роде, политический характер.

Меня этот бог очень привлекал — своеволием, смелостью, таинственностью и необычностью. Я улыбнулась подземному владыке, искренне надеясь, что именно его печать предпочтет Эйтан увидеть на моем челе, и последовала дальше.

Быстро поклонившись высеченной из кости седовласой строгой Лумати, Матушке Дракона, породившей множество богов и покровительствующей матерям Императоров, я прошмыгнула мимо неё, не желая задерживаться у её алтаря. Рожать будущего Императора я не планировала — и искренне не желала бы для собственного ребёнка такой судьбы. С другой стороны, как бы жестоко это ни звучало, я была искренне рада, что родительница Эйтана давно умерла, ибо нет соперницы более опасной и непредсказуемой, чем мать мужчины, которого ты желаешь заполучить.

Последним и самым спорным божеством Верхнего Пантеона была Танни-ти, богиня судьбы, луны, тьмы, смерти и наслаждения, покровительница женщин, избравших путь рихэм. Её с легкой руки одного из сакийских послов окрестили «богиней куртизанок». Надо сказать, Танни-ти действительно покровительствовала любовницам, да и вообще женщинам, тем или иным образом зарабатывающим деньги. С другой стороны, молились ей также тёмные маги, разбойники, шпионы, люди, склонные к азартным играм, фаталисты, наёмники и многие политики. Учитывая специфику придворных отношений, где каждый следующий день мог стать последним, среди обитателей Золотого Дворца богиня судьбы пользовалась немалой популярностью.

У этого хрустального кумира, изображающего девушку-прядильщицу, я задержалась надолго, любуясь переливами света в её кажущейся призрачной фигуре. Мне всегда безумно нравилась легенда о том, что именно прекрасная Танни-ти, жена Баака, стала причиной извечного конфликта меж божественными братьями.

— Омали, отвлекись, — громкий голос за спиной заставил меня вздрогнуть, — Позже помолишься, а сейчас у нас есть иные дела.

Медленно обернувшись, я встретилась взглядом с Его Величеством, облаченным в церемониальные одежды. Энатхо с радостью приветствовал своего Наследника, обволакивая Сиятельного Императора своим тёплым желтоватым светом, нещадно слепившим глаза. Эйтан сиял так, что сам казался безжалостным, палящим солнцем, которое всю мою жизнь несло мне одиночество, погибель и сомнения. Усмехнувшись, я отметила, что в этом есть нечто символичное, и, щуря слезящиеся глаза, постаралась рассмотреть двоих спутников Змея.

Первым был Советник. Серьёзный, собранный, облаченный в церемониальные одежды, старик, казалось, не был удивлен внеурочным визитом Императора и словно бы даже ждал его. Поприветствовав меня почтительным поклоном, старик отошел к статуе Макита, чтобы отдать дань уважения своему Создателю и узнать его волю.

Вторым спутником Эйтана оказался чуть нервный молодой человек в помятом, перекошенном наряде Младшего Жреца Энатхо. Глаза его бегали туда-сюда, а нижняя губа подозрительно подрагивала, из чего я сделала вывод, что присутствие Императора весьма и весьма пугает мальчишку. Понять бы ещё, отчего…

— Лэсс Ширэт, Вы так и собираетесь стоять? — поинтересовался меж тем Эйтан, — Я согласился простить Вам некоторые Ваши ошибки в обмен на отступление от некоторых канонов ритуала; однако, терпение мое не безгранично. Еще минута промедления — и Вы отправитесь в тюрьму.

— Да, Ваше Величество! — отвесив поклон в пояс, Жрец метнулся в сторону неприметной двери, скрывающей, видимо, проход в хозяйственные помещения. Мы с Императором остались наедине.

— Сейчас самый лучший момент для того, чтобы отказаться от этой идеи, — сообщил мне Змей доверительно.

— Понимаю, — приторно улыбнулась я в ответ. Некоторое время мы постояли, буравя друг друга взглядами. Молчаливое противостояние наше прервал неслышно подошедший Советник, молвивший:

— Ваше Величество, я стану гарантом ритуала, ибо Отцу нашему угодна эта женщина. Удача будет сопутствовать ей, и Сущности благосклонны к начинанию её.

— Благодарю, — бросил Эйтан раздраженно; кажется, в глубине души он надеялся, что Советник скажет нечто иное.

Меж тем старик переключил внимание на меня.

— Распустите Ваши волосы, Госпожа, — попросил он со странной почтительностью. Неизвестность к тому мгновению основательно потрепала мой несчастный разум, отзываясь нервной дрожью в руках. Путаясь во многочисленных заколках и шпильках, я принялась буквально вырывать их из прически, зачастую — вместе с волосами. Хотелось просто побыстрее покончить с этим и оказаться как можно дальше ото всех людей, чтобы иметь возможность вдоволь побыть в одиночестве и обдумать произошедшее.

Эйтан, видя мои издевательства над столь любимыми им волосами, отвел мои ладони и принялся сам осторожно разбирать мою прическу. Повинуясь властным рукам, я спрятала лицо у него на груди и прикрыла глаза, наслаждаясь упавшей темнотой. Судя по звукам, Жрец вернулся, чем-то позвякивая, и быстро прошёл мимо нас в сторону трёх алтарей, стоявших вне Солнечного Круга. На мгновение я воспряла духом, решив, что Эйтан избрал Печать Баака, но потом вспомнила, что Жрецы Энатхо не имеют права проводить ритуал для тёмного владыки. По спине моей пробежал холодок, когда я осознала, что из всех Сущностей, чьи кумиры располагались в том углу святилища, только Лумати, Матушка Дракона, отзовётся на призывы Жреца.

Искренне надеясь, что ошибаюсь, я отстранилась от Императора и быстро оглянулась. Как выяснилось, только для того, чтобы удостовериться: для ритуала действительно готовят алтарь костяной богини.

Нет, он издевается.

Проследив за моим взглядом, Император едва заметно усмехнулся, подтверждая правильность моих предположений.

— Да ты спятил, — пробормотала я. Его Императорское Величество вежливо напомнили:

— Ты можешь отказаться.

Ну да, конечно.

Прочитав ответ по моим глазам, Змей хмыкнул:

— Или проходи обряд Дара Лумати, или — возвращайся в Павильон. Ни на что иное я не согласен.

Я растеряно уставилась на чистое чело костяной богини, и мне почудилось, что она с не меньшим скепсисом взирает на меня. Признаться, её сомнения были мне вполне понятны: кем-кем, а «послушной юной особой, чистоплотной, скромной, разумной, пунктуальной и полной всяческих благ» я себя точно не считала. Между тем, именно таковой описывалась в «Наставлениях Лумати» женщина, достойная стать Даром Богини.

— Эйтан, это плохая идея, — постаралась я как можно осторожней донести до венценосного кретина очевидное. Эйтан же, почуяв слабину, равнодушно напомнил:

— Ты сама дала мне право выбрать ритуал; я выбрал. Не нравится — возвращайся в кровать, там тебе самое место.

На самом деле, это он зря сказал. Я в этом смысле странно устроена: как только кто-то начинает сомневаться в моих силах, во мне тут же просыпаются невиданные доселе резервы. В этот раз случилось точно так же: раздражение вытеснило страх, заставив меня собраться и успокоиться.

— Что же, согласна. Я пройду ритуал, — безмятежно отозвалась ваша покорная слуга, после с удовольствием проследив, как изумленно расширяются глаза Змея.

Тут, думаю, я должна кое-что прояснить. Ритуал, зачастую именуемый Даром Богини, был, по сути своей, древней формой заключения брака меж Императором и любимой наложницей. Распространена сия традиция была ещё до прихода Большой Воды, в более поздние времена её постепенно заменили на менее радикальные методы.

Итак, в чем была суть ритуала? Признаться честно, я и сама знала об этом очень мало. Что мне было известно доподлинно, так это то, что после прохождения этого обряда я не смогу иметь детей ни от кого, кроме Императора, не смогу ни за кого выйти замуж, будучи, фактически, собственностью Змея, и не смогу без него долго. В буквальном смысле, как человек, подсевший на гэш, желает побыстрее заполучить новую дозу, так и женщина-дар будет жаждать общества своего хозяина, не имея возможности никогда избавиться от этого наваждения.

Признаюсь честно, поначалу перспектива подобная напугала меня до нервной дрожи. Я, всю жизнь ставившая свободу на пьедестал своего мира, испугалась настолько полной и безоговорочной зависимости от другого человека.

Но ужас мой прошёл в тот момент, когда я посоветовала себе быть честной с самой собой и признать, наконец: этот обряд мало что изменит в моей жизни.

— Идём, — бросил Змей, и я послушно последовала за ним к костяному кумиру. Жрец успел развить у его подножия бурную деятельность: в специально отведённой чаше полыхал огонь, осколки различных минералов образовывали ровный круг, а маленькая рысь, заготовленная, видимо, в качестве жертвы, тщетно и безнадёжно пыталась высвободиться из сдерживающей её клетки. Животное мне, разумеется, стало жаль, но прерывать ритуал из-за такой малости я не стала. Повинуясь небрежному жесту Змея, я зашла в круг и медленно опустилась на колени. Мой Император, напряженный и собранный, подошёл и замер за пределами камней, неотрывно глядя на меня. Жрец зашептал что-то, взывая к силе божественной матери. Камни вокруг меня мягко засияли, и, чтобы отвлечься от зарождающегося в душе страха, я подняла взгляд вверх и стала неотрывно смотреть в его глаза.

Глупый, глупый мальчик, когда же ты отринешь свой страх и поймёшь, что этот обряд для меня ничего не изменит? Ты был моим наркотиком — им и останешься; в твоих интересах я действовала — так и буду поступать впредь; тебя любила — тебя и буду любить. Так, как умею, так, как могу, но ты — тот, кто дал мне всё, чем я дорожу. Власть и наслаждение, искренность и понимание, надежду на исполнение мечты, свободу и возможность действовать — все дал мне ты, Эйтан Хитрый. Безо всяких ритуалов и клятв для меня нет никого, кто важнее, чем ты.

Странно, но, как только я подумала об этом, сияние минералов вдруг перестало слепить глаза, а беспричинный страх исчез, как призрачная мара. Мне показалось, что ласковые руки матери легли мне на плечи, благословляя и утешая. С изумлением я поняла, что богиня, заглянув ко мне в душу, приняла меня. Это было странно и нелепо: я, амбициозная и жестокая лицемерка, мало походила на идеал женщины для Императора, потому я ожидала боли и злобы со стороны матушки Дракона. Утешала я себя только тем, что сам Эйтан также не был идеальным правителем; возможно, мы друг друга уравновешивали.

Правда, сейчас, спустя годы, я оглядываюсь назад и думаю, что богиня просто заглянула в самые наши души и не увидела там каких-то страшных грехов. Там были одинокие дети, прятавшиеся во тьме от сверстников, там были несчастные возлюбленные, меж которыми пролегала невероятно глубокая пропасть, там были надломленные личности, неспособные кому-то доверять до конца, но отчаянно жаждущие любви, там были дерзкие безумцы, способные пойти на все во имя цели. И она просто приняла нас, как любая мать принимает своих детей. Она поняла его страх, его сомнения и жажду обладания; она поняла моё недоверие, мою боязнь и неуверенность. И, прочтя наши чувства, она дала нам ощущение странного единения, словно он — это я, а я — это он. Мне передавались все его чувства, и это — наверняка — был обоюдный процесс.

Меж тем Жрец умолк и подошёл к нам, держа наготове ритуальный кинжал. Несчастный зверёк в клетке, предчувствуя опасность, отчаянно забился. Я отвернулась…

И вздрогнула, услышав странный хрип. Что-то алое хлынуло в круг камней, меня словно бы окатило дождем, и характерный гулкий звук падающего тела заставил меня вскинуть голову.

Молодой Жрец лежал, глядя на своды Храма мертвыми глазами, а из перерезанного горла его фонтаном била кровь. Безмятежный Советник стоял, сжимая в руке окровавленный кинжал, и спокойным голосом досказывал обращение к богине.

Я замерла, ощущая, как кровь медленно стекает по моим волосам, со странным звуком капая на пол. Тяжелый металлический запах окутал меня облаком, а в полыхании камней появилось нечто зловещее.

Рассеянно оглядывая мертвое тело, я медленно размышляла. Однозначно, можно понять, почему ритуалы древних богов были запрещены и проводились в тайне: если всякий раз перед свадьбой купать невесту Императора в человеческой крови, иностранные послы могут, мягко говоря, сильно впечатлиться. Все же, обряды культа Адада, охватившего материк, были куда менее кровавыми и зрелищными.

Меж тем, сияющие нити, гибкие и прочные, начали опутывать меня со всех сторон, привязывая к Императору. Я обреченно прикрыла глаза, понимая, что ритуал свершился. Мне уже никогда не выйти ни за кого замуж, а у него могут быть сотни жён, никогда не родить ребёнка от другого, хотя у него будет множество детей…

Судьба в этом смысле, увы, весьма несправедлива к женщинам, ставшим для кого-то подарком. Впрочем, не мне было роптать: я сама пошла на это.

Действо подходило к завершению

Советник остался в Храме, дабы уничтожить следы ритуала, мы же последовали обратно, в императорские покои. Усталость пригибала меня к земле тяжким бременем, а кровь, которой меня окатило, присохла и стянула кожу. Хотелось нырнуть в прохладную воду купален и остаться там надолго, чтобы смыть всю эту мерзкую грязь. Однако я подозревала, и не без оснований, что обойтись без глубокомысленных диалогов нам не удастся. Как показало время, мои опасения оправдались.

Когда дверь покоев захлопнулась за нами, я, не глядя на Змея, принялась срывать с себя одежду. Он остановил мои судорожные движения, перехватив за запястья, и негромко сказал:

— Не молчи. Можешь покричать, обвинить меня в чем-то, только не молчи.

Ох, милый, что в такой ситуации можно сказать?!

Я усмехнулась и впервые со времени проведения ритуала заглянула в его глаза:

— Все хорошо, мой Император. Твоё решение гениально. Во-первых, теперь, по мнению Древних Богов, я — член твоей Старшей семьи, и ты имеешь полное право не причинять мне вреда, даже если Тай-Лир прикажут: Энатхо не сочтет это нарушением Клятвы. Во-вторых, после моей смерти все моё имущество перейдёт к тебе — включая провинцию Хатта. В-третьих, ты обезопасил себя от того, что я выйду замуж и передам что-либо супругу, равно как и оставлю тебя ради семьи. С другой стороны, у тебя обязательств по отношению ко мне нет… в общем, браво, Змей. Это было красиво.

— Благодарю, — усмехнулся он, даже не пытаясь отрицать очевидное. Я кивнула, принимая ответ, и продолжила:

— Особенно, конечно, финал впечатлил. Я так понимаю, нужна была кровавая жертва?

— Да, — пожал плечами Император, — Тебя нужно было окатить тёплой кровью. Или человеческой, или священного животного, выращенного при Храме. Но Священную рысь мне тоже было жаль, а от свидетеля все равно пришлось бы избавляться — ты и сама понимаешь, никто не должен знать о произошедшем.

Я фыркнула и покосилась на наши отражения в громадном зеркале. В наших устах, перепачканных в человеческой крови, слова о том, что жаль жертвовать Священной рысью, звучали как-то особенно цинично.

Медленно развернувшись, я отбросила в сторону нижнее платье и провела ладонью по груди, размазывая кровь по белоснежной коже. На мой взгляд, это должно было смотреться весьма привлекательно — по крайней мере, я всегда находила нечто сакраментальное в сочетании алого и белого. В голове промелькнула полуистеричная мысль, что чем дальше, тем больше я напоминаю самой себе Эстатру Ящерицу — и ничего хорошего в этом, увы, не было.

Сделав несколько шагов в сторону купальни, я чуть обернулась, встречая хищный, полный желания взгляд Императора. Желание сказать какую-нибудь гадость тут же поднялось волной, пересиливая во мне все доводы здравого смысла.

— Эйтан, ни один ритуал не заберёт свободу у того, кто обладает разумом, — как можно ласковей молвила я, — И ты наивен, если думаешь, что я буду принадлежать тебе одному.

Он сделал шаг вперёд, но я задвинула дверь и опустила в пазы резной засов. В тот момент, каюсь, мне по-настоящему хотелось побыть одной.

Впрочем, порыв этот быстро прошёл. Наплескавшись вдоволь, намазавшись заживляющими кожу маслами, заказанными, к слову, специально для меня, я как-то внезапно осознала, что сегодня, можно сказать, моя первая брачная ночь, и другого подобного случая в жизни не будет точно. Проводить время в одиночестве показалось мне кощунством, не говоря уж о том, что тело, расслабившееся и отдохнувшее, желало далеко не сна.

В общем, полюбовавшись некоторое время на сводчатый потолок, я набросила на плечи лёгкий халат и вышла из купален, намереваясь отыскать своего Господина и стребовать с него супружеский долг. В голове, каюсь, даже замелькали настойчивые картинки того, как именно это можно было бы сделать…

Покои Императора были погружены во мрак. Его Величество не караулил меня у двери, дабы устроить скандал, не приказал отправить в Павильон и не попытался сломать дверь. Змей, отлично понимая, как любая женщина не любит невнимание к своей персоне, просто отправился спать. Усмехнувшись и мысленно оценив мозги Змея, я направилась в его опочивальню.

Некоторое время я понаблюдала за неподвижно лежащим мужчиной, изображающим глубокий сон. В душе поднялись противоречивые чувства. Так значит, да? Ладно!

Пожав плечами, я подошла к книжной полке, подхватила ближайший том, даже не стремясь различить в полумраке название, сбросила халат и направилась на балкон — читать. Сомневаться в том, что охрана, призванная блюсти порядок во внутреннем дворе, оценит представление по достоинству, не приходилось.

Надо сказать, надолго терпения Его Величества не хватило: стоило мне переступить порог, как меня схватили за волосы и резко дёрнули назад. Сомневаться в личности нехорошего человека, так поступившего, не приходилось.

Я повернулась, прижав книгу к груди, и уставилась на него со всем недоумением, на которое только была способна. В неверном сиянии светильников, проникающем в комнату через окна, было явно видно, что Император зол. В душе моей поднялась обжигающая волна возбуждения: мне до безумия нравились именно те моменты, когда он терял контроль над собой.

Демоны, спящие в моей душе, подняли голову, и желание завести его ещё сильнее, дабы сбросить напряжение воистину безумного дня, переросло в стойкую потребность.

— Эйтан, оставь меня в покое, — попросила я капризно, — Я хочу почитать.

Он усмехнулся:

— Ещё немного — и я запру тебя в темнице. Читать будешь там, а в моих покоях у тебя несколько другие функции.

Моя нижняя губа задрожала, когда я жалобно поинтересовалась:

— Как ты можешь так говорить? На тебя я потратила лучшие… хм… дни своей жизни! А ты… Знаешь, драгоценный мой супруг, ты — хам.

Змей прищурился и не без раздражения заявил:

— Может, прекратишь?

Наивный.

Спрятав под ресницами шальной блеск глаз, я попросила с дрожью в голосе:

— Убери руки.

Кажется, Его Величество начал волноваться, что меня, может быть, похитили духи и на кого-то подменили. Сказать по правде, так и подмывало сообщить ему, что это последствия ритуала и теперь я постоянно буду такой. Однако дурная веселость, охватившая меня, требовала куда более активного выхода, потому я ловко вывернулась из его рук, стиснувших мои плечи, и молнией метнулась в сторону, отбросив ставшую помехой книгу.

— Оставьте меня в покое, дражайший супруг, — попросила я строго, — Я устала, день был сложный, и мне, к Вашему сведению, крайне нездоровится — голова болит, знаете ли.

В глазах его мелькнуло понимание, а на губах возникла на редкость хитрая усмешка:

— Ах, моя дорогая, не тревожьтесь, — сказал он со всей чопорностью, свойственной пэрам, — Я вас вылечу.

— Вы не похожи на доктора, драгоценный, — сообщила я доверительно.

— С Вашей хворью, поверьте, я справится смогу, — проникновенно пообещал Эйтан, медленно наступая на меня. Я попятилась и капризно завопила:

— Оставьте меня в покое! Имейте уважение! И вообще, я, как женщина остепенившаяся, имею право на капризы! Сегодня, дорогой, я не в настроении!

— И зачем же Вы тогда пришли ко мне в спальню, драгоценная? — Змей, похоже, начал терять терпение.

— За книгой, как зачем?! Нужны Вы мне! — я пренебрежительно фыркнула.

— Кажется, вчера вы говорили нечто иное, — напомнил Змей. Я только ухмыльнулась:

— Супруг мой, Вы так наивны! Все мы до свадьбы говорим нечто иное, Вас никто не предупреждал об этом?

Брови Эйтана слегка приподнялись. Я усмехнулась и искренне пожалела, что поблизости нет пэра Эйлта: он точно оценил бы шутку. Хотя, конечно, если бы я попросила провести пэра Ящерицу в императорские покои, боюсь, Змей не так бы меня понял…

Кажется, до Эйтана дошло, что переговариваться таким образом мы можем довольно долго. При всем при том, к тому моменту мы успели сделать уже три почетных круга вокруг кровати, и я, словно рак-отшельник, продолжала пятиться.

Вздохнув, Император остановился, и, чрезвычайно серьёзно глядя на меня, приказал:

— Иди сюда.

Я оскалилась, показав в чуть безумной улыбочке все зубы, и сообщила:

— Не люблю повторяться, знаешь ли. Вариант с послушанием мы уже пробовали, так? А теперь по-другому.

Его глаза блеснули плохо скрытым азартом.

— О чем ты? — поинтересовался Змей как можно небрежней.

Я пожала плечами и, исподлобья глядя на него, серьёзно предложила:

— Поймай меня.

Змей широко усмехнулся и метнулся ко мне; я рванула прочь, ловко огибая различную мебель.

У нас было ещё несколько дней, чтобы решить вопросы государственной важности и все обдумать. Масштаб проблем и опасностей, нависших над нами, сложно было даже вообразить, но та ночь осталась той самой счастливой сказкой, в которой время замедлилось только для нас двоих. За все надо платить? Пусть так.

Он стоил того.

Послесловие

Карета, печально поскрипывая, уносила меня вдаль от родного селения. Все долги были возвращены, все слова сказаны, но была вещь, которую я так и не смогла себя заставить сделать. Казалось бы, в тот момент, когда все опасности улеглись — почему бы не навестить родную Библиотеку? Однако, я так и не нашла в себе смелости на то, чтобы сделать это. Думаю, впрочем, зная мою историю, ты, читающий эти строки, поймешь меня.

Откинувшись на подушки, я прикрыла глаза. Сон окутал меня облаком, окуная в призрачные тени прошлого.

— Господин Смотритель, а Вы хотели бы стать пэром?

Седовласый старик поднял голову от очередного автобиографического очерка и серьёзно посмотрел на маленькую худощавую девочку, которая щурила глаза от слепящего солнца.

— Нет, Омали, — покачал он головой, — Общество пэров давно и прочно прогнило. Они мерзкие высокомерные твари, лживые и лицемерные. Они растут среди недоверия и жестокости, их специально учат выживать в этом мире, и я уж точно не хотел бы стать одним из них.

Девочка чуть нахмурила бесцветные бровки:

— Но, Господин, ведь у каждого Рода есть свой Основатель, который когда-то был самым обычным человеком…

Дэр Сахрос с глухим стуком опустил книгу на стол.

— Довольно! — голос его зазвенел, — Пэрами рождаются, Омали, и только. Стать одним из них невозможно, потому ответ на твой вопрос — нет. Я не грежу о том, чему никогда не сбыться.

Девочка медленно покачала головой:

— Но, Господин, Основатели смогли. Значит, стать пэром — не невозможно, просто — сложно.

Смотритель поднял глаза к потолку и отрезал:

— Девочка моя, ты — глупый ребёнок, не понимающий жестокости и лицемерия этого мира. Ты не сможешь стать пэри, просто поверь.

— Верю, Господин, — вздохнула малышка, — Вам я доверяю во всем.

Мужчина, удовлетворенный ответом воспитанницы, отвернулся, возвращаясь к своим делам. Он уже не мог видеть, какой ненавистью блеснули розоватые глаза маленькой муэти.

— Я смогу, вот увидишь, — прошептала она, отворачиваясь, — Я могу все.