Шантажировать посредством дона мафии

Глава 6

На следующее утро Эйвери обратила пристальное внимание на то, как она одета. Она надела одно из самых красивых платьев, которые он ей купил. Ничего особенного, но это говорило бы о том, что она прилагает усилия.

Затем она убедилась, что ее волосы причесаны, а лицо полностью очищено от сна. Ей не делали никакого макияжа, но она понятия не имела, как на самом деле его наносить. Ее мать всегда говорила ей, что ей не нужен макияж.

После смерти матери она просто не видела смысла пытаться научиться делать вещи, которые она не могла себе позволить и не хотела.

Когда она была готова, она села на край кровати, сложив руки вместе, и стала ждать.

Что, если бы он солгал? Что, если он не хочет, чтобы она шла на завтрак?

Она видела полную смену и закрытие после того, как они поделились прошлым вечером. Джино казался почти нормальным, а не тем страшным капо, которого он показал миру. Ей даже было его жаль, и она не знала, сделало ли это ее глупой или нет. Он был человеком, который, вероятно, убивал людей.

Разве не этим занимались мафиози? Или они попросили кого-то другого сделать это за них? Она не знала.

Когда дело дошло до Джино, она не знала о нем ничего, кроме мимолетного шепота по его имени. Она никогда не была тем человеком, который слушает сплетни, но когда всегда делалось предупреждение, она обращала внимание, как бы тяжело это ни было.

Время прошло. Она не знала, насколько сильно, и часть ее ожидала, что он откажется от своей сделки. Когда она уже собиралась переодеться в свой обычный наряд, дверь открылась.

Она подняла глаза и увидела Джино.

Он выглядел спокойным, собранным, уравновешенным. Ни один волосок не остался на своем месте.

— Прошу прощения за опоздание. Завтрак готов.

Она заставила себя улыбнуться.

— Я подумала, ты не хочешь, чтобы я к тебе присоединилась.

— Думаешь, я откажусь от своего слова?

— Честно говоря, я не знаю, чего от тебя ожидать.

— Это честно. Я не совсем был к тебе добр, не так ли?

— У меня такое ощущение, что это сарказм. Ты меня не обидел. В каком-то смысле ты запер меня в башне, но ты также дал мне оргазмы, одежду и накормил меня. Я не думаю, что ты причинил мне боль.

— Могу пообещать тебе, Эйвери Финч, я никогда не откажусь от своего слова. Когда я обещаю что-то сделать, я это делаю.

— Хорошо, я могу тебе доверять. Понятно. Отмеченн.

Он усмехнулся.

— Ты готова спуститься вниз?

— Да, — потребовалась каждая капля контроля, чтобы не подпрыгнуть от радости. Наконец-то это произошло. Она собиралась уходить и ей не терпелось позавтракать, сидя на красивом удобном сиденье, а не на полу.

— Я предупреждаю тебя, мои люди обучены причинять вред и вредить. Если ты решишь сбежать из этого места, тебе будет больно. Я не убью тебя. Тебе будет очень больно, и ты пожалеешь об этом.

— Я не собираюсь убегать. Я обещаю. Я просто хочу завтракать и ужинать, не сидя на полу.

Он протянул руку, и она взяла ее, не колеблясь ни секунды. Когда они вышли из ее комнаты и направились к завтраку, она старалась не думать о своем доверии к этому человеку. Должна ли она действительно доверять человеку, который сломал ноги ее отцу?

Он должен был выплатить долг.

Он твой отец.

И ему не следовало просить у Джино денег.

Никогда в жизни она ни о чем так не разрывалась. Отбросив все эти сомнения в сторону, она сосредоточилась на своем животе.

Джино открыл дверь в столовую, и они подошли к дальнему концу комнаты, где стояли два сервировочных столика.

Он отпустил ее руку и протянул стул.

Она медленно опустилась на сиденье, а он подтолкнул ее под себя. Она вздохнула с облегчением. Наконец она села за стол и позавтракает.

Там была огромная куча блинов, бекона, яиц и кленового сиропа. Так много еды, что у нее заурчало в желудке.

Джино подал ей еду, и она счастливо улыбнулась.

Когда он закончил, она подождала, пока он закончит обслуживать себя, и взяла нож и вилку. Вспомнив, как он закрылся накануне вечером, она не говорила ни о своих родителях, ни о завтраке.

Никто из них не разговаривал во время еды. Время от времени она поглядывала на него и обнаруживала, что он наблюдает за ней.

Ее щеки покраснели, но она не переставала есть.

— Тебе это нравится?

— Это действительно вкусно.

— Я рад.

— Тебе нравятся блины с беконом и яйцами?

— Мне все это нравится.

— Хорошо.

Однако она не ела бекон.

— Ты не любишь бекон? — спросил он.

— Нет, я не знаю.

— Я это запомню.

Она открыла рот и закрыла его. Она сжала губы, а затем решила отбросить осторожность.

— А ты?

— А что я?

— Что тебе нравится?

— Ты хочешь познакомиться со мной?

— Почему нет? Мы оба здесь, и мне нравится мысль о том, чтобы познакомиться с тобой. Я имею в виду, если бы ты мне позволил.

Он взял в рот кусок бекона, и она стала ждать.

— Что ты любишь делать для развлечения? — спросил он.

— Ты хочешь, чтобы я ответила?

— Ты действительно думаешь, что я буду отвечать на твои вопросы, не имея при этом собственных?

Она усмехнулась.

— Я не знаю. Честно говоря, я не знаю, чего ожидать.

— Я жду.

— Конечно. Я люблю читать, смотреть фильмы. Я смотрю много романтических вещей. Никакого порно. Это был мой первый взгляд на порно.

— Тебе понравилось?

— Что?

— Порно.

— О, это было прекрасно. В этом не было ничего плохого.

— Но?

— Все было то же самое. Ты не думал? Появляется парень или девушка, они обмениваются банальными взглядами, раздеваются и занимаются сексом в максимально разных позах. Кроме того, они должны сказать как можно больше грязных вещей, а если этого недостаточно, чего никогда не бывает, это должно стать грубым.

Он усмехнулся.

— Ты много об этом думала.

— Не совсем. Просто мои ограниченные наблюдения.

— Учитывая, насколько влажной была твоя киска прошлой ночью, я бы сказал, что это были неплохие наблюдения.

Она подумала о прошлой ночи и о том, как он оседлал ее грудь, пока она отсасывала ему.

— Ты думаешь об этом прямо сейчас, не так ли?

Она кивнула.

— Тебе понравилось? — спросил он.

— Ты знаешь, что это так, — она уставилась на свой завтрак. — Я хочу кое-что у тебя спросить.

— Спроси.

— Просто так?

— Со мной легко иметь дело, Эйвери. Попроси и ты получишь.

Это вызвало улыбку на ее губах.

— Речь идет о моем отце.

Она наблюдала за ним в напряжении, что пошло ей не на пользу.

— Что насчет него?

— Мне было интересно, смогу ли я вообще с ним поговорить.

— Нет.

— Почему нет?

— У нас есть сделка, Эйвери. Ты принадлежишь мне. Я не позволю тебе общаться с твоим отцом. Ему придется разобраться со своим собственным делом. Завтрак окончен. Мы идем гулять.

— Ты даже не собираешься об этом думать?

— Я немного подумал об этом, и ответ все тот же. Все еще нет.

— Почему?

— Ты обещала мне кое-что. Думаешь, это пойдет на пользу моей репутации, когда они узнают, что я оставил дочь в живых? Я должен показать тебе пример, и, удерживая тебя подальше от твоего отца, я именно это и делаю.

— Однако ты не причиняешь мне вреда и не наказываешь меня.

— Ты так не думаешь? Я бы сказал, что, не позволяя тебе разговаривать с отцом, я именно это и делаю.

Он встал и протянул руку.

У нее было искушение отказать ему, просто вернуться в свою комнату, но она не была такой глупой или такой упрямой. Меньше всего ей хотелось идти в свою комнату. Вместо этого она взяла его за руку и последовала за ним из дома в сад.

Не было возможности вести светскую беседу. Джино шел с такой решимостью, что она могла только поспевать за ним, и при этом у нее перехватывало дыхание.

— Не мог бы ты притормозить? — спросила она.

— У меня есть дела, которые мне нужно сделать, и они не требуют от меня присмотра за детьми.

Они обошли весь сад, прежде чем он отвел ее обратно в комнату. Она увидела ожидающего охранника. У нее не было возможности сказать что-нибудь еще, поскольку Джино оставил ее в комнате.

Звук вставшего на место замка наполнил воздух.

Она подошла к окну и посмотрела на сад. Почему ей было так плохо разговаривать с отцом? Что бы ни случилось, она ни на секунду не могла позволить себе думать, что Джино заботится о ней. Он был бизнесменом и брал с нее плату. Интерес.

Работа приносила удовлетворение и славу. Целую неделю Джино с головой погрузился в свою работу, заключая сделки, контракты, счета и все, что ему нужно было делать, чтобы оставаться на вершине в качестве капо. Произошло некоторое кровопролитие, против которого он не возражал, поскольку оно помогло ему избавить свое тело от внутреннего разочарования, которое Эйвери посеяла в нем.

Поскольку она была его личной игрушкой, он мог использовать ее так, как считал нужным. До сих пор она была в его компании на завтраке и ужине, но он не позволял ей говорить о личном. Он не хотел и не должен был знать ни о ее родителях, ни о ее отце.

Она не имела права просить его поговорить с ее отцом.

Это он был тем, кем пренебрегали, а не этим засранцем. Его раздражало то, что она вообще думала о своем отце.

К концу недели ему надоело игнорировать ее.

Он не пригласил ее на ужин, а пошел в ее комнату.

Она лежала на полу и смотрела в потолок. К его большому удивлению, она была обнажена.

— Что ты делаешь?

— Интересно, может ли скука убить, — запрокинула она голову. — Что я сделала, чтобы меня не пустили вниз?

— Ничего.

Он закрыл дверь, но она не встала и не попыталась скрыть свою наготу. Возможно, скука действительно была плохой вещью.

— Знаешь, до того, как ты появился, я много времени проводила на работе. Я заботилась о детях каждый божий день. Затем я пыталась собрать средства для погашения долга моего отца. Я готовила. Я убирала. Я все время ходила в библиотеку. Я делала вещи. Ты хоть понимаешь, как длинны двадцать четыре часа?

— Я знаю.

Она рассмеялась.

— Видишь ли, я знаю, как долго это длится. Целый чертов день, но большую часть своей жизни я провела, мечтая о большем количестве часов. Больше времени, потому что, когда у тебя есть дела, а твоя жизнь — это всего лишь одна встреча за другой, времени никогда не остается. Нет времени. Конец.

— Какова твоя точка зрения?

— Прямо сейчас я бы отдала все, чтобы иметь занятую жизнь.

— Ты несчастлива.

— Я заперта в комнате. Завтрак, если бы ты поговорил со мной, был бы терпим. Даже наша прогулка — пытка. Я не могу ни на что смотреть. Ты маршируешь повсюду, как будто твоя личная миссия — просто бежать и ничего не делать. Я больше не знаю, что делать.

Она вздохнула.

— Я снова стону.

Он сел на край кровати, поставив еду рядом с собой.

— Твоя скука — вот почему ты голая?

— Я голая, потому что мне не хотелось надеть какую-либо одежду. Зачем мне вообще это нужно? Ты же не собираешься присоединиться ко мне, не так ли? Ты избегаешь меня, как чумы. Я могу понять только одно: тебе не нравится, что я упоминаю своего отца, — она быстро зажала рот рукой. — Извини, я была непослушной.

— Он не имеет права быть в твоих мыслях.

Она начала хихикать, сев. Она повернулась так, что оказалась вытянутой перед ним. Ее нагота была выставлена напоказ, и она не предприняла никаких попыток скрыть от него свое тело. Ему это понравилось; ее уверенность вызывала привыкание.

— Он мой отец. Я люблю его, несмотря ни на что. Я знаю, что у тебя есть проблемы. А что насчет этого, я игрушка, с которой ты не будешь играть.

— Некоторые игрушки должны оставаться на полке.

— Ты занимаешься сексом с кем-нибудь еще? — спросила она.

Любую другую женщину, которую он бы выгнал из своей жизни за то, что она задавала назойливые вопросы. Почему он не избавился от Эйвери?

— Тебя это будет беспокоить?

— Ты хотел, чтобы я обратилась к врачу, но никто не приехал. Ты даже не сдал анализы и всю последнюю неделю, кроме как поесть, не приходил ко мне в комнату.

— Ты скучаешь по моему присутствию, Эйвери? — спросил он.

— Может быть.

Он поднял бровь.

— Честно?

— Почему нет? Мне нечего терять. Я никогда в жизни не лгала. А ты?

— Я лгу каждый божий день.

— О чем?

Он сел спиной к изголовью кровати и протянул ей еду. Она взяла её, поставив поднос себе на ноги. Подняв крышку, можно было увидеть курицу и спагетти, приготовленные для нее.

Она схватила вилку и начала есть.

— Я лгу всем.

— В том числе и мне?

— Нет, я не лгал тебе. Ты моя игрушка. Ты здесь для моего удовольствия.

— Я тебя сейчас развлекаю? — спросила она.

В ее голосе не было сарказма. Она звучала… скучно.

Ему это не понравилось. Женщина, которую он встретил в магазине, в ней был огонь, страсть. Даже ее слезы имели значение.

— Я хочу пригласить тебя куда-нибудь на следующей неделе.

— Ты что? — она не оторвалась от тарелки с едой.

— Ты права, я думаю, пришло время тебя вытащить. Ты не собираешься бежать, потому что я убью твоего чертового отца, — она подняла голову, и он привлек ее внимание. Хорошо.

— Я сказала тебе, что не сделаю ничего, что навредит моему отцу.

— Хорошо. Вот на что я рассчитываю. Мне нужно иметь дело с одним мэром. Он думает, что, поскольку он находится у власти, он может делать то, что ему нравится, и никто не встанет у него на пути.

Он увидел ее улыбку.

— В отличие от тебя?

— Я не говорил, что мне не нужно перед кем-то отвечать. Да, и я позабочусь о том, чтобы все мои долги были выплачены полностью, Эйвери.

— Человек власти.

— Я человек слова.

— Наверное, приятно быть человеком слова, — сказала она.

— Ты заигрываешь со мною?

— Поддразнивания. Я дразню тебя. Как я уже говорила, ты был добр ко мне.

Несколько секунд он смотрел, как она ест, не говоря ни слова.

— Мы тоже поедем в больницу. Я заплачу дополнительно, чтобы сдать анализ крови и завершить его за один прием.

— Разве это не дорого?

— Мне все равно.

— Верно, — она доела, но недостаточно, по его вкусу.

— Есть что-то.

— Нет. Я просто не голодна.

Она поставила тарелку и поднялась на ноги. Он наблюдал за ней, пока она шла в ванную. Через несколько секунд он услышал шум бегущей воды. Похоже, сегодня вечером ему придется заняться погоней.

Он отставил тарелку в сторону и поднялся на ноги.

Зайдя в ванную, он увидел ее уже в ванне, наполняемой водой.

— Я тебя расстроил?

— Нет, — она нахмурилась. — Будет ли иметь значение, если я скажу «да»?

— Да. Я хочу знать.

— Что тебе не нравится в моем отце? — спросила она.

Он скрестил руки и прислонился к дверному проему.

— Я не ненавижу твоего отца.

— Ты мог бы меня обмануть.

— Мне не нравится, что он тебя использует. Тебе не следовало быть там в ту пятницу. Он не заслуживает того, чтобы ты подвергалась риску.

— И все же я здесь по собственному выбору.

— Действительно? Это твой выбор — быть моей игрушкой? Другие мужчины не были бы столь снисходительны. Они бы тебя выдали, превратили в шлюху.

— Другие застрелили бы меня. Я не думала. Все, о чем я могла думать, это о том, что мой отец в больнице. Один. Усталый. Больной. Я не хотела, чтобы ты больше причинял ему боль.

— Ты не будешь ему звонить.

— Хорошо. Я больше не хочу драться.

Ему даже не следовало ссориться с ней. Она была его игрушкой.

— У тебя вошло в привычку врать? — спросила она.

Он был удивлен, что именно она сменила тему. Отойдя от двери, он опустил крышку сиденья унитаза, сел и стал наблюдать за ней.

— Да. Это легко сделать.

— Я не думаю, что это так.

— Почему?

— Нужно бороться с ложью. Следуй за ним до самого горького конца или до любой другой лжи, к которой он приводит. Это похоже на одинокий образ жизни.

— Некоторым нужно лгать.

— Как что?

— Санта Клаус.

Она хихикнула.

— Эта ложь не в счет. Это делает Рождество волшебным.

— Сколько тебе было лет, когда ты перестала верить? — спросил он.

— Семь, я думаю. Я слышала, как мои родители говорили о том, в каком возрасте мне лучше всего говорить. Я как бы уже это поняла, но пока это длилось, было весело. Ты?

— Пять.

— Так рано.

— Мой отец хотел создать нормальную семью, но, будучи капо, у него был ряд обязанностей. Я знаю, что моя мама ненавидела говорить мне правду. Она хотела еще год. Если бы он дал ей еще год, это продолжалось бы. Я помню, как у меня было разбито сердце.

— Ты сейчас врешь?

— Нет, я не вру.

Между ними воцарилась тишина. Он наблюдал за ней. Джино чувствовал, как волна спокойствия накатывает на него каждый раз, когда он смотрит на нее.

— Как ты думаешь, у тебя когда-нибудь появятся собственные дети?

— Я должен. Часть моей работы — создавать сыновей, которые однажды возьмут верх.

— А как насчет дочерей?

— Они получают худшую сделку из всего этого. Я бы не хотела иметь дочь.

— У тебя нет выбора.