Лет пять назад в «Поехали» играли все. Бедные, богатые, взрослые дяди, тети и, конечно, дети. Заключались сумасшедшие пари, проигравшие бросались под опоздавший поезд, гремели судебные дела. Игра была простой: добраться от одного пункта до другого за минимум времени. Дети «добирались» в теории, обложившись картами и расписаниями. Взрослые имели возможность проверить свою игру на практике.
Мой дядя считал игру полезной. Сколько баталий мы с ним провели, горячо споря, можно ли успеть на Катажский скоростной, если сесть в пять вечера до Норана! Зато теперь я отлично знала географию родной страны, могла составить маршрут от одного края нашего немаленького государства до другого.
И вот надо же такому случиться… передо мной страстный поклонник игры.
– Какое совпадение! Я как раз хотела добраться до Даштарна через Рильсгар. Но разве можно это сделать из Нойзича?
Мужчина улыбнулся так, как умные взрослые дяди улыбаются глупым девочкам. Но обиды я не почувствовала, возможно, потому, что сегодня на самом деле вела себя именно так – глупо и по-детски.
– Дорогу от Нойзича до порта замостили в прошлом году. Автокары пустили три недели назад.
– Мой муж – настоящий профессионал, – и супруга подарила Ельзану восхищенный взгляд. Ее восхищение меня позабавило. У мужчины было выступающее брюшко, плотно обтянутое белой сорочкой, волосы зачесаны так, чтобы скрыть лысину, а маленькие глазки терялись на крупном лице. Мне действительно повезло с попутчиками.
– Эшаль, вы можете ехать с нами, – предложила она.
– Если рискнете, – добавил муж, скрывая усмешку. Он был не так наивен, как супруга. И в мою историю с заболевшей тетушкой явно не поверил.
– С удовольствием составлю вам компанию, – широко улыбнулась. Дорога, точно неверная женушка, меняла свое направление, звала направо, когда я шла налево. Но сегодня я готова была следовать за судьбой.
– Что это? Это что, я вас спрашиваю?
Голос говорившего был тих и обманчиво спокоен, но находящиеся в комнате испуганно попятились. В наступившей тишине отчетливо прозвучал женский всхлип.
Мужчина поджал губы, всхлип прервался и больше не осмеливался нарушить повисшее молчание. Молчание осужденных перед лицом палача.
Поморщившись и мысленно прокляв дурной почерки девицы, он вновь пробежался по прыгающим строчкам.
«Милостивый дэршан, мне стало известно о вашем намерении взять меня в жены, а также о постыдном шантаже, которым вы подвергли моего бедного отца. Сообщаю, что в его виновность я не верю и потому лишаю вас возможности его шантажировать, покинув родной дом. Не ищите, мое решение не изменится. В случившемся прошу винить только меня».
Подпись «Шанталь» не оставляла сомнения в авторстве.
Он в ярости сжал кулак, потом опомнился, расправил тонкий лист бумаги, аккуратно сложил, проглаживая, и убрал в карман. Обвел притихших людей тяжелым взглядом.
В небольшую комнату набились тесно. Старший ВанКовенберх, горничная, которая и сообщила о пропаже, девица, приходящаяся семейству дальней родственницей, управляющий – упитанный мужчина, чье лицо столь быстро меняло цвет с белого на красный, точно его каждые пять минут макали в краску.
Старшие женщины Ковенберхов задержались в гостях, а младшую отослали спать.
– Куда она могла отправиться?
Нижняя губа ВанКовенберха начала мелко подрагивать, на лбу выступила испарина. В серых глазах читался страх. Если бы не абсолютная уверенность, что глава семейства никак не мог предупредить дочь и организовать ей побег, Леон давно бы припер его к стенке и вытряс правду.
А так… забавно вышло. Приехал за невестой, а получил беглянку. Надо ж было из пяти вариантов выбрать столь прыткий и непокорный? А если плюнуть на девчонку и поехать свататься к ВанЭрмастеру? Он вспомнил невзрачную девицу с тонкими волосами, обильно напудренным лицом и высоко вздернутым носиком. Ехать расхотелось.
А жениться надо. Дальше тянуть нельзя. С пробивной настойчивостью Роалины – либо он женится сам, либо она женит его на себе. И послала же бездна затмение переспать с наследницей рода ВанДаргмейр. Знал ведь, какого сорта девица, точнее, не девица вовсе, но удержаться, когда его открыто соблазняли, не смог. Да и кто предполагал, что среди череды своих любовников она остановит свой выбор именно на нем? И если быть любовником этой умной, но абсолютно испорченной женщины он был не против, то становиться мужем, в перспективе рогатым… Лучше за решётку.
Осознав перспективу либо в тюрьму за убийство, либо в рогоносцы, Леон внял многолетним просьбам матушки и решил-таки жениться. Причем быстро и без долгих уговоров невесты. Окончательный выбор пал на ВанКовенберхов, уж больно удачно Гьюзеппе затесался в список подозреваемых. Всерьез этого безобидного и простоватого дэршана никто не воспринимал, но кто сказал, что он не может послужить короне? Особенно когда верноподданный так нуждается в прикрытие тылов. Леона практически в осаду взяли. И если матушке хватало такта не лезть напролом, то ее величество, чья решимость устроить счастье приближенных трону не знала преград, на каждой встрече заводила разговор о долге наследника в продлении столь замечательного рода. Роалина же была готова на все, и большая часть этого «все» состояла из самых грязных, но действенных методов приведения мужчины к алтарю.
– Она… она…
Гьюзеппе заклинило, он явно терял способность связно излагать свои мысли. Трусоват, отметил Леон, тут же добавив: идеальный материал для работы.
– ВанКовенберх, я пока намереваюсь лишь поговорить с вашей дочерью. Не заставляйте меня рассматривать другие варианты.
– Да-да, конечно, – закивал мужчина, передумав изображать приступ слабоумия, – Шанти, скорее всего, уехала к своей крестной. Видите ли, она часто так делала, когда ее что-то расстраивало.
Леон отметил, как на мгновенье скривилось лицо девицы. Она явно знала больше, чем остальные в комнате, да и выглядела пусть и встревоженной, но в глазах вместо страха читалась уверенность смертника, выкопавшего себе лаз на свободу: «Поздно, дэршан, ловить птицу в кустах, когда та давно улетела».
Дверь распахнулась, явив собравшимся Андэра – его слугу и, по совместительству, верного помощника в делах. Он торопливо отряхнул крошки с куртки – явно выдернули из-за стола – и вопросительно посмотрел на хозяина. Леон поморщился, но выговаривать не стал. Приказа караулить девицу он не отдавал – её побег для него самого стал полной неожиданностью.
И что это было? Удивительная решимость или дурость? Отправиться одной, без сопровождения, на ночь глядя… Он вспомнил раскрасневшееся от танца лицо, блестящие глаза и волосы, цвета темного золота. Они не были представлены, но Леон обладал прекрасной памятью, а свежее лицо на приемах всегда вызывало любопытство.
– Опроси слуг и в первую очередь кучера, – приказал помощнику и тут же повернулся к горничной, слыша, как хлопнув, закрылась дверь, забрав с собой еще и управляющего: – Проверьте, что именно пропало из вещей дарьеты. А от вас, – он посмотрел на Гьюзеппе, – через двадцать минут жду список родственников, друзей и знакомых. С адресами.
Леон не раз убеждался, что люди с радостью повинуются тем, кто знает, что делать. Есть приказ – его надо выполнять, и можно не мучиться моралью и нагружать совесть неудобными вопросами. Дело, пусть и бессмысленно дурацкое, – лучшее решение в любой ситуации.
Вот и Гьюзеппе со словами:
– Конечно, ВанДаренберг, я все понимаю, – вышел за дверь. Почти. Замер на пороге, любовь к дочери все же перевесила здравый смысл, обернулся, промямлив просительно: – Но вы можете обещать, что…
Леон взял его под руку, вывел в коридор. Если бы он обернулся, то увидел, как исказилось от ужаса лицо девицы, а дрожащий голос забормотал:
– Ван, ван, ван… Ой, что будет!
Когда дверь была плотно прикрыта, а коридор проверен на отсутствие любопытных, Леон без всякого почтения вжал дэршана в стену.
– Ваша дочь, – стальной голос подавлял волю, замораживая любые попытки сопротивления, – единственный шанс доказать свою преданность короне. Иначе мне придется, – он позволил себе скорбно поджать губы, – поверить, что вы действовали заодно, и ваша семья, ВанКовенберх, самое что ни на есть гнездо заговорщиков. А ведь ваша старшая дочь помолвлена, а младшей предстоит выйти в свет. Вы хотите, чтобы они были счастливы?
– Но Шанталь, – простонал Гьюзеппе, в его глазах сверкнуло безумство, и мужчина опустился на колени: – Умоляю, возьмите меня. Судите. Пусть я пойду в тюрьму, но не трогайте девочек.
Его пальцы хватались за штаны Леона, рот некрасиво перекосился, из него вылетала слюна, брызгая на одежду. Леон поморщился – вот тебе и благородный дэршан! Мельчает, мельчает аристократия. Один нажим – и они готовы ползать на коленях, лишь бы остаться при своем. Сейчас он, как никогда, понимал решение его величества. Чистка жесткая, кровавая нужна была давно.
Лицо Леона закаменело.
– Встаньте, Гьюзеппе, вы же Ван, а не простолюдин. На колени мы встаем три раза в жизни: вступая в брак, принося клятву его величеству и перед палачом. Я не император и не палач, и тем более не ваша жена, так что ВСТАТЬ!
Мужчина испуганно вскочил, пошатнулся, удержавшись за стену.
– Вы меня оскорбили, Гьюзеппе, посчитав, свою жизнь ценнее моего предложения. Между тем я не просто оказываю вам честь, а спасаю вашу ничтожную шкуру. Вы и только вы по своей глупости проводили вечера в обществе нелояльных короне людей. И кто поверит, что ваши интересы не выходили за рамки игры? Кто, я вас спрашиваю?
Гьюзеппе, с каждым словом сгибавшийся все ниже, вздрогнул, выпрямился. Его бледное, как свежевыпавший снег, лицо приняло отстраненное выражение. Он все понял, решил, но не смирился.
– Поэтому, мой будущий родственник, – Леон позволил голосу смягчиться, – вы сейчас идете в кабинет и приносите список. И можете начинать готовиться к свадьбе. Я верну вашу дочь уже завтра.
Гьюзеппе медленно, словно не веря в то, что делает, повернулся и, шаркая, двинулся по коридору. Ссутулившиеся плечи и поникшая голова – за один вечер здоровый, сильный мужчина превратился в старика.
Леон не удержался – выругался, помянув старую аристократию, цепляющуюся за честь, даже когда у нее больше ничего не осталось. Кто бы думал, что дэршан насколько любит дочь? Впрочем, к делу это не относится. Он все равно добьется своего.
– И кто это у нас такой, – уточнил Леон, распахивая дверь, с насмешкой глядя, как выпрямляется девица, как жгучий румянец заливает щеки, а глаза расширяются от страха, – любопытный?
Можно было добавить «наглый», потому как подслушивать разговоры Леона не решались даже его недруги.
Он смерил внимательным взглядом девицу, отмечая острое, точно у грызуна лицо, тощее тело, на котором болталось явно перешитое с чужого плеча платье, темные волосы, собранные в жидкий шиньон.
Изогнул брови, ожидая ответа, но девица лишь беззвучно открывала и закрывала рот, все сильнее выпучивая глаза. Она пятилась вглубь комнаты, точно пара метров пустоты могли ее защитить.
Как же это знакомо! Имя главы службы защиты и безопасности граждан, сокращенно СЗИБ, частенько вызывало такую реакцию, потому он и не любил официально представляться на приемах, особенно хорошеньким девушкам.
– Мне повторить вопрос?
Спросил, ощущая жгучее желание сжать ладонь на тощей шее, перекрывая кислород. Сегодня все, буквально все, сговорились вывести его из себя. Прыткая невеста, несговорчивый отец невесты, теперь эта…
– Фабиана, ваша высокородность.
Горничная, в силу своих зрелых лет, обладала большим жизненным опытом и понимала, как опасно молчать.
– Оставьте нас.
Хлопнула дверь. Лицо девицы стремительно бледнело, в глазах появилось понимание, что в комнате они одни.
– Итак, Фабиана, я хочу знать, куда отправилась твоя родственница. Вы ведь подруги, не так ли?
Острый подбородок качнулся. Леон шагнул ближе. Девица задышала ртом, побледнела еще больше и приготовилась упасть в обморок.
– Возможно, нам стоит перенести разговор в мой кабинет? Посмотрите управление, посетите подвалы, – рассуждал он, отмечая, что обморок был благополучно отменен, а подозреваемая в организации побега пришла к верному решению: рассказать правду.
– Мы, мы…
Леон подбадривающе улыбнулся. Зря, наверное. Улыбка никогда не была его сильной стороной.
Девица судорожно сглотнула и зачастила.
– Мы честно не хотели. Если бы знали, что это вы – то никогда, честное слово, никогда бы не посмели. Ох, это все так ужасно. Мне так стыдно… Простите нас. Но я не знаю, где она. Правда, не знаю. Шанти мне не сказала. Она собиралась решить по дороге, куда отправится.
Слезы уже срывались с ресниц, нос покраснел, а хлюпанье намекало, что сейчас грянет истерика.
– Достаточно, я понял.
Девица услышала, что ее собираются выдать замуж, но не удосужившись узнать за кого именно, и сбежала из дома.
– У Шанталь есть сердечный друг?
Всхлип прервался, на лице Фабианы промелькнуло недоумение.
– Нет-нет, что вы. Никого. Я бы знала.
Тогда просто дурость и это новомодное веяние в обществе: замуж по любви, никаких сговоров родителей. Что же… это не страшно. Он легко сможет переубедить невесту, когда они встретятся.
– Итак, Фабиана, я могу рассчитывать, что вы были откровенны, и нам не придется возвращаться к этому неприятному разговору?
Девица усиленно замотала головой, всем видом демонстрируя готовность сотрудничать: руки прижаты к груди, в глазах море верноподданнической любви и патриотизма.
Леон понимающе вздохнул. Большая часть его клиентов высказывала потрясающую храбрость и стойкость, но только до порога допросной, оказавшись же в стенах его кабинета, завзятые бунтари вдруг вспоминали о любви к родине и своих гражданских правах. Той самой родины, которую они пару дней назад усиленно поливали грязью.
– Тогда приятного вечера, дарьета, – он вежливо поклонился и вышел в коридор. Там принял доклад горничной: пропали драгоценности, белье, а вот из одежды почти ничего. Помощник подтвердил: кучер возил на станцию. С собой был взят саквояж. Дарьета была бледна, возбуждена, но настроена решительно – никаких слез или жалоб. «Она, знаете ли, у нас «железная» дарьета. Даже в детстве, разбив коленку, не плакала».
«Железная» дарьета не укладывалась в картину убегающей от жениха невесты. Он что-то упускал из виду, нечто очень важное.
Леон вышел во двор – день клонился к закату, воздух свежел, ощутимо пахло землей, весной, возбуждая и заставляя думать о делах отнюдь не о заговорщицких. Поймать бы дурочку, отшлепать, чтобы знала, как перечить слугам короны.
Отшлепать… Он зажмурился, поймав глазом лучик солнца. Подумалось, что волосы у Шанталь на солнце должны вспыхивать золотом. Все же по уму стоило плюнуть на вздорную девицу, пусть себе бегает, у него еще три варианта есть.
Звонко зачирикала птаха, перепархивая с ветки на ветку. Ей откликнулась еще одна.
Весна…
В памяти вдруг зашевелилось давно забытое. Гимназическая форма, пунцовый жар возбуждения и стыда, букет первоцветов в руках и насмешливый взгляд зеленых глаз незнакомки. Конопушки на щеках, рыжий локон, аромат фиалок. Он так и не узнал ее имени… Думал забыл, а вот оно когда вылезло…
Не зря он никогда не любил этого дурацкого времени года. Слякоть, простуда и глупеющие на глазах товарищи, шалеющие от проходящей мимо женщины. Надо было невесту выбирать осенью или зимой.
– ВанДаренберг!
Леон очнулся, пару секунд пытаясь понять, почему в его руках поводья, а оседланный конь уже стоит во дворе.
– Вот, прошу.
Он взял бумагу из трясущихся рук Гьюзеппе, не читая, сунул за пазуху. Отвел глаза от больного взгляда мужчины, вскочил в седло – Андэр догонит – и пустил лошадь в галоп.
За его спиной на крыльцо выскочил помощник с саквояжем в руках, огорченно взмахнул рукой и тут же ринулся на конюшню – седлать коня и догонять хозяина.
Комья грязи вылетали из-под копыт, ветер свистел в ушах, а в голове уже складывался план. Первым делом связаться со станцией, где проживает крестная. Пусть проверят поезд – действительно ли девица направилась туда. Впрочем, Леон был практически уверен, что станционная охрана никого, похоже, на перроне не найдет. Надо сажать на поезд своих людей, опрашивать пассажиров.
Он называл это чутьем. Коллеги – талантом сыскаря. Начальство считало результатом своего воспитания, но за годы службы от него ни один клиент не уходил. Достать из-под земли? Легко. Два года назад в землянке нашли одного… Думал, затихарился в лесу, не найдут?! Зря так думал. А о чем думала девица, убегая, он узнает, когда поймает.
Леон попытался отстраниться от охватившего его азарта погони и проанализировать чувства. Солнце и золотые волосы – серьезные противники, устоять трудно, но можно. Еще ни одна девица не стала дурманом для его великолепного ума. И никогда не станет, но весна…
Он вдруг понял, что не хочет противиться накатывавшей волне безумия. Даже любопытно стало – насколько ситуация зайдет далеко. С другой стороны, дело о заговорщиках закрыто. Аресты проведены, допросы задокументированы, обыски дали свой результат. Все, кто заслужил, рассортированы между камерой и плахой палача. Гьюзеппе был оставлен на сладкое, но и это дело можно закрыть. Так почему бы не отдохнуть?
Солнце выглянуло из-за макушки ели, слепя глаза, словно поддерживая принятое решение – охоте быть.
Он обещал вернуть дочь отцу – вернет, а уж в статусе его невесты или нет, решит на месте.