Шеф Пьер

Эпилог

Пьер

— Мы едем к Трем Сестрам? — спрашивает Холли, пока я везу нас к Голубым горам.

— Па-а-ап, куда мы едем? — девятилетняя Эмма ноет с заднего сиденья.

— Мы едем на семейный день.

Холли переплетает наши пальцы и кладет руку на мое бедро, пока я веду машину.

— Хотя бы намекни, — просит она.

— Non, никаких намеков.

— Мы будем дома хотя бы к ужину?

— Поскольку, готовлю в основном я, не важно, в какое время мы будем дома.

— Мне нужно пописать, — ворчит Эмма.

— Нужно было сходить в туалет до того, как мы вышли из дома. Послушай музыку на своем айподе и вскоре забудешь об этом, — отвечаю я ей. Холли усмехается и отворачивается к окну.

— Здесь красиво. Деревья такие зеленые и пышные. Я бы хотела переехать сюда когда-нибудь, — говорит Холли, глядя в окно.

Однажды вечером, вскоре после того, как сделал Холли предложение, я читал Эмме сказку на ночь, и вдруг она села и скрестила руки перед собой. Она выглядела такой серьезной, будто вся тяжесть мира была у нее на плечах.

— Пьер, мне нужно тебя кое о чем спросить, — сказала она со смертельно серьезным видом.

— Oui, ma belle petite. Спрашивай о чем угодно.

— Я хочу называть тебя папой. Я спросила мамочку, не против ли она, чтобы я называла тебя так, и она сказала, что я должна спросить тебя.

Вдруг мне стало трудно дышать. Не потому, что я не хотел, чтобы она называла меня «папой», а потому, что это был один из самых трогательных моментов в моей жизни.

— Я бы очень хотел, чтобы ты называла меня папой, — сказал я, наклонившись и поцеловав ее в лоб.

— Ладно, ты можешь продолжать читать, папа.

С этого момента она никогда больше не называла меня Пьером. Только «папа» или «папочка», и я светился от гордости каждый раз, когда отводил ее в школу, и она махала рукой и называла меня самым важным словом в мире.

Ангус позвонил мне, умоляя вернуться в ресторан. После долгих переговоров по зарплате я решил вернуться, но мы договорились, что Холли будет работать меньше, чтобы мы могли разделить наши родительские обязанности.

Мое сердце переполняют чувства каждый раз, когда я вспоминаю о нашей с Холли небольшой церемонии. Мы пришли на регистрацию брака с Эммой и поженились, будучи втроем. Мы были семьей и до этого, но 1 декабря прошлого года все стало официальным.

Пока я везу нас к месту назначения, Эмма радостно напевает с заднего сиденья, произнося некоторые слова из песен, которые звучат в ее наушниках. Как и ее мама, она не умеет петь. Она не слышит ритм, хоть изо всех сил и пытается звучать как можно приличнее.

Когда мы добираемся до Катумбы (Примеч.: город в Австралии), я паркуюсь на улице, усаженной деревьями. Старые ветки низко свисают над дорогой, отбрасывая тени на асфальт. Они образуют барьер, кокон, защищающий дома.

— Мы на месте, — говорю я, выпрыгивая из машины и оббегая ее, чтобы открыть дверь для Холли, а затем и для Эммы.

— Где мы? — спрашивает Холли, глядя в обе стороны дороги.

— Я очень сильно хочу писать, папа, — снова скулит Эмма.

Сейчас конец осени, преддверие нашей первой годовщины свадьбы, и воздух здесь все еще бодрящий. В Катумбе лето не очень жаркое. Едва ли становится достаточно тепло для кондиционера, хотя посреди зимы одеяло снега иногда украшает дороги. Он медленно падает и покрывает собой все, к чему прикасается, давая ощущение покоя и мира.

— Пойдемте, давайте пообедаем. — Я веду своих любимых девочек к дому, перед которым пристроено кафе.

Когда мы входим внутрь, глаза Холли округляются, а Эмма спрашивает, где ванная комната.

— Что мы здесь делаем, Пьер? — спрашивает Холли, пока осматривает уютный деревенский декор тихого кафе.

— Что ты имеешь в виду?

— Не пудри мне мозги. Ты что-то задумал! — она практически кричит шепотом на меня, стараясь не привлекать к себе много внимания.

— Пьер, это, должно быть, Холли. Это ваша дочь побежала в туалет? — миссис Мартин, владелица, подходит и целует меня в обе щеки.

— Oui. Холли, это миссис Мартин, миссис Мартин, это моя жена, Холли.

Дамы обмениваются любезностями, хотя могу сказать, что Холли собирается прибить меня прямо сейчас.

— О боже, — говорит миссис Мартин, глядя на меня, а затем ее взгляд переходит на напряженную Холли. — Ты ей еще не сказал, да?

Я качаю головой и обнимаю Холли за плечи.

— Еще нет, — говорю сквозь зубы.

— Сказал мне что? — спрашивает Холли с фальшивой улыбкой на лице.

— Я оставлю вас вдвоем, чтобы обсудить... эм... ну, вы знаете. — Миссис Мартин поворачивается и, спотыкаясь, практически убегает прочь.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Холли сквозь зубы, поворачиваясь ко мне.

— С годовщиной, mon chéri.

— Ох. — Она делает успокаивающий вдох. — Ты привез нас сюда на наш праздничный обед. Фух, я думала, ты собираешься испугать меня чем-нибудь другим. — Она смеется от облегчения.

— Например, чем? — спрашиваю я и делаю осторожный шаг назад.

— Ты самый непредсказуемый человек, которого я знаю, Пьер. Я была почти уверена, что ты скажешь, что купил это место и будешь управлять им. — Холли снова смеется и делает шаг в сторону.

Я по-прежнему молчу и не иду за ней.

— Пьер, — говорит она, поворачивается и видит, что я стою неподвижно. — Пьер, — повторяет она. По ее взгляду я вижу, что она свирепеет от гнева.

— Oui, — говорю я и делаю еще один шаг назад.

— Oui что? — она делает встречный шаг ко мне.

Я с трудом сглатываю и делаю, возможно, последний глубокий вдох.

— Oui, я купил это место и хочу сделать из него семейную гостиницу, — говорю я очень быстро. Все это прозвучало как одно очень длинное слово.

Холли закрывает глаза и вздыхает.

— Я должна была ожидать этого.

Я улыбаюсь. Это ведь хорошо... верно?

Эмма

Десять лет спустя

— Ты не понимаешь. Папа будет в бешенстве.

— Ты этого не знаешь! Он шеф-повар, и знает, что ты тоже хочешь им стать.

Я прижимаю телефон посильнее к уху и наматываю прядь волос на палец.

— Ты встречался с моим отцом? — ехидно спрашиваю я.

Сальваторе усмехается.

— Все будет в порядке. Просто скажи ему.

— Почему бы тебе не притащить свою задницу сюда, и мы бы рассказали ему вместе?

— Черт, нет, он убьет меня. Когда-нибудь ты захочешь завести семью, и этого не произойдет, если он порежет меня на кусочки.

— Ты слабак. Папа бы этого не сделал.

— Эмма, он слишком тебя опекает. Помнишь, когда нам было по тринадцать, и я впервые пришел к тебе домой? Тогда ты мне даже не нравилась, а он достал свою мясорубку и начал разделывать половину тушки ягненка. Тогда он напугал меня до чертиков, особенно, когда продолжал смотреть на меня, перекручивая мясо.

Я не могла не засмеяться, потому что в тот год мы с Сальваторе должны были приготовить проект для средней школы. Он пришел, чтобы мы смогли начать, и папа сошел с ума из-за него. Он говорил с ним по-французски, что-то типа: «Если ты прикоснешься к ней хоть пальцем, твои эти пальцы окажутся в этом пироге». Конечно же, Сальваторе был итальянцем и понятия не имел, что говорил папа. Я посмеялась, поцеловала папу и сказала ему, что мы только готовим вместе проект для школы.

— Спасибо за поддержку, — говорю я в телефонную трубку.

Сальваторе делает глубокий вдох.

— Ладно, я скоро буду. Но если он убьет тебя или меня, не говори, что я тебя не предупреждал.

— Хорошо, скоро увидимся.

Мы оба вешаем трубку, и я иду в ванную и готовлюсь к сегодняшнему сражению.

— Я накрыла на стол внутри, потому что снаружи немного прохладно, — говорю я папе, пока поправляю столовые приборы. На самом деле, я делаю это потому, что надеюсь, что стены заглушат крики, когда мы с Сальваторе выложим наши новости.

— Сальваторе тоже придет на ужин? — спрашивает он, двигая кастрюлю на печи.

— Да.

Сальваторе проводит здесь много времени. Мама и папа знают, что мы встречаемся уже давно, и они нормально к этому относятся. Папа до сих пор пугает Сальваторе, но это всего лишь папа.

Закончив с сервировкой, я смотрю на стену с семейными фотографиями. Здесь фотография бабули — она улыбается, пока я сплю у нее на коленях. На следующей — мама, папа и я, когда они поженились. Рядом с ней почти такая же большая — на ней папа и Ева, а на другой стороне — мама, мой биологический папа и я.

Мама никогда не позволяла мне забыть моего настоящего папу, и в течение года мы ходим навестить его могилу. Иногда мы с мамой ходим одни, но чаще всего папа сопровождает нас. Я также узнала, что первая жена отца, Ева, умерла от рака яичников. Папа рассказал мне о ней, и мы навещаем и ее могилу. Сначала некоторые из моих друзей не понимали, почему мы навещаем ее, но вскоре приняли это.

Она настолько же мне близка, как и мой биологический отец. Я никогда не встречала ее, но такое чувство, будто я знаю ее.

— Эй, — говорит мама, когда заходит с четырьмя стаканами и кувшином воды.

— Да, что такое?

— Если у твоего отца появится еще одна грандиозная идея покупки чего-нибудь, то я его задушу.

Я усмехаюсь. Два года назад папа решил, что хочет расширить бизнес, поэтому купил небольшой отель. Мама была так зла на него, потому что первое — он не обсудил это с ней, а второе — потому что потом он убедил ее, что это будет здорово. С тех пор они купили второй отель и третий.

Папа управляет кухней и думает, что управляет семьей, но мама довольно упряма и по большей части не терпит его властность.

— Привет, красавица, — говорит Сальваторе, когда заходит в столовую. Он подходит ко мне и оставляет целомудренный поцелуй на моих губах. У него итальянские корни, поэтому он наделен красивыми европейскими чертами — темные волосы, широкие плечи и страстные, глубокие, сексуальные глаза.

— Сальваторе, помоги мне на кухне, — громко зовет его папа. Я смотрю на Сальваторе, и наши взгляды встречаются. Папа кажется разозленным.

— Что происходит? — спрашиваю я маму.

— Спроси отца, — отвечает она, пожимая плечами.

Через несколько минут заходит папа, в руках у него форма для выпечки, а следом за ним Сальваторе с корзиной свежего хлеба. Мы все садимся за стол, и папа начинает раскладывать еду.

После того как папа начинает есть, смотрю на Сальваторе и ударяю его по колену под столом. Сейчас или никогда.

— Папа, — начинаю я, а затем окунаю хлеб в свою тарелку.

— Oui, — говорит он, не поднимая головы.

— В чем дело, солнышко? — спрашивает мама.

— Как вы знаете, я работала помощником повара на кухне отеля.

Сальваторе сжимает мое бедро под столом.

— Конечно же. Я нанял тебя. — Папа дует на ложку с едой, прежде чем попробовать.

— Я вроде как подала документы кое-куда. — Я смотрю вниз, избегая взглядов родителей, хотя все еще вижу их периферийным зрением.

Папа кладет ложку, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. О боже, я в беде.

Мама смотрит вверх и улыбается. Я не говорила ей, что происходит. Ну, кое-что она знает, но не об этом предложении, которое я получила.

— Где? — спрашивает папа, его челюсть напрягается. Он смотрит на Сальваторе, как будто это его вина.

— Эм, вроде как в очень хорошем ресторане.

— Это не ответ. Я спросил тебя «где»?

Я с трудом сглатываю.

— Это в городе, — медленно говорю я, не сообщая о том, в каком городе.

— Что за место? Если оно мне не понравится, то ты не получишь моего разрешения, — он потирает подбородок рукой.

— Я... э… это… э…

— Говори уже, Эмма! — Он встает, достает свой телефон из кармана и смотрит на меня, ожидая ответа.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, указывая на его телефон.

— Я должен поговорить с владельцем и убедиться, что они знают о том, кто ты.

— Папа, ты не можешь этого сделать.

— Oui, конечно, могу. — Он хмурится и проводит рукой по волосам.

— Пьер, — предупреждающе произносит мама, продолжая есть свой ужин на удивление спокойно.

— Ну, что за место?

Была не была! Я знаю, что он с ума сойдет.

— Это «Кюпидитэ», — шепчу я.

Ложка мамы ударяется о тарелку, а рот папы открывается по мере того, как его глаза округляются.

— «Кюпидитэ»? — спрашивает папа, усаживаясь на стул.

— Да, — шепчу я, пока Сальваторе сжимает мое бедро.

— «Кюпидитэ»? — повторяет папа, уставившись на меня диким взглядом.

— Да.

— Но... это... но... — первый раз в моей жизни папа и мама потеряли дар речи.

— Это в... вроде... как в Париже. И это один из двадцати лучших ресторанов в мире. Я разговаривала с ними по скайпу, и они предложили мне годовую стажировку. Я уезжаю во Францию через две недели.

Мама и папа смотрят друг на друга. Мама несколько раз открывает рот, но ничего не произносит. Папа смотрит на меня. Сначала он кажется злым. Но потом черты его лица меняются, плечи расслабляются, и он улыбается мне.

— Мы будем скучать по тебе, — наконец-то умудряется сказать мама, прежде чем папа успевает сказать хоть слово.

Папа смотрит на стол, пока сам светится от радости и счастья. После долгой паузы он делает огромный вдох и смотрит на меня.

— Я думал, вы собираетесь сказать мне о своей помолвке. Фух, я рад, что это не так. Не то чтобы я был против, но только через несколько лет, а пока вы слишком молоды.

Я смотрю на маму, и теперь ее очередь выглядеть робкой и обеспокоенной.

— Ну, папа, есть еще одна новость…