Глава 11

Какой чудесный день!

Пожалуй, сегодня пилюльки принимать не буду.

Есть повод пошалить.

Наклейка на бампер

Убедив одну из своих самых лучших подруг на всем белом свете дать мне немного времени разобраться с людьми в черном, я отправилась к дому Фостеров. Все равно была в этой части города. Теперь мне не меньше, чем Куки, хотелось узнать, как они выглядят. Такие же белокожие, как и их сын? И если да, то почему Рейес такой темный? Такой экзотический?

На ум сразу же пришел один возможный ответ. Может быть, Рейес похож на своего настоящего отца. На Люцифера. Но если так оно и есть, то разве не учел бы Рейес цвет кожи Фостеров, когда выбирал себе семью на земле?

Само собой, учел бы. Слишком он умен, чтобы упускать такие мелочи.

Я остановилась у пустого дома, выставленного на продажу, и прикинулась покупателем, чтобы хорошенько осмотреться. Только после этого уселась обратно в Развалюху и проверила телефон. В паре домов от меня во дворе кто-то устроил распродажу старого барахла, и по улице туда-сюда неторопливо ездили машины, среди которых мы с Развалюхой легко затерялись. Я знала, что миссис Фостер должна скоро вернуться домой, поэтому спокойно сидела, проверяла почту и рассеянно рисовала в блокноте. В конце концов рисунки превратились в слова, а слова — в имена. «Чарли Фэрроу», — написала я и произнесла про себя. Мне понравилось и как это звучит, и как выглядит на бумаге. «Чарли Дэвидсон Фэрроу». Или тут надо было поставить дефис? Как теперь поступают женщины с двойными фамилиями? «Миссис Рейес Фэрроу». Фэрроу. Ей-богу, к этой фамилии привыкнуть проще простого.

Я подняла голову как раз в тот момент, когда в гараж Фостеров заезжал «приус». Как и в прошлый раз, дверь опустилась раньше, чем я успела хоть что-нибудь увидеть. Но это ничего. Очень скоро я увижу миссис Фостер. Руки потянулись к папке, которую дала мне агент Карсон, и в которой хранилась вся информация о похищении, совершенном тридцать лет назад.

Я покосилась на своего безбилетника и мысленно пообещала себе выкроить время на поиски его жены, некоей миссис Андрулис. Надо во что бы то ни стало помочь бедняге завершить дела на земле. Нельзя же оставлять его вот так слоняться по миру в голом виде. Так не делается, и точка.

— Должна признаться, не смотреть на гениталии не так уж просто.

— Мне это часто говорят.

Услышав голос с заднего сиденья, я подскочила от неожиданности и быстро захлопнула блокнот. Там сидел Рейес. Сногсшибательный и… очень материальный. В общем, выглядел он плотнее, чем обычно. То есть все призраки для меня плотные, но на вид их такими не назовешь. А Рейес в нематериальном виде всегда был более красочным, что ли, чем настоящие мертвецы. Не во плоти, но и не дух в прямом смысле слова. Что-то между тем и другим. Однако в последнее время, дематериализовавшись, он выглядел почти так же, как в физическом теле.

— Чем занимаешься? — поинтересовался он.

— Ничем. Собиралась заскочить на распродажу. Мне позарез нужен… ну надо же! Вон один как раз продается!

Рейес посмотрел прямо на дом Фостеров.

— Ясно, — коротко бросил он, и я ощутила в нем искорку гнева. — И чего же ты ждешь?

— Походящего момента. — Я надеялась, что он мне поверит, но в глубине души знала, что проиграла еще до начала игры.

Раз уж все мои планы и так идут под откос, я решила все-таки сходить на распродажу. Будет знать, как чихвостить мои планы.

Выбравшись из Развалюхи, я закрыла своего почти жениха внутри. Пускай побесится.

Три женщины, которые привлекли мое внимание чуть раньше, продолжали спорить. Разногласия, похоже, касались выставленных на продажу вещей. Две из них были одеты по моде середины двадцатого века и умерли, судя по всему, в пятидесятых или шестидесятых. Третья, самая маленькая из троицы, щеголяла в пушистом розовом халате с вышитой на груди буквой «В» и в домашних тапочках.

— О да, я помню эту музыкальную шкатулку, — сказала она, глядя на девушку, которая держала шкатулку в руках. — Ее папа сам сделал и подарил тебе, Мэдди, на шестнадцатый день рождения.

— Ничего подобного, Вера, — отозвалась самая высокая в призрачном трио. — Он подарил ее Тильде на двенадцатилетие. — Она махнула рукой на третью женщину, и та согласно закивала.

Первая, Вера, так просто сдаваться не собиралась:

— Мэдисон Грейс, я прекрасно помню эту шкатулку и ничуть не хуже помню тот день, когда папа подарил ее тебе.

— На шестнадцать лет он подарил Мэдди рамку для фотографий, — вставила Тильда.

— Рамку для фотографий он подарил мне на пятнадцатый день рождения, — возразила Мэдди.

— Разве? — спросила Тильда, задумчиво глядя в небо. — А по-моему, свой пятнадцатый день рождения ты просидела в комнате за то, что целовалась в чулане с Брэдфордом Кингсли.

— Я никогда не целовалась в чулане с Брэдфордом Кингсли! — оскорбилась Мэдисон Грейс. — Мы всего лишь разговаривали. К тому же ему нравилась Сара Стид.

Все трое одновременно поникли, с любовью вспоминая свою подругу.

— Бедняжка, — сказала Вера, — у нее был такой неприятный запах изо рта!

Все печально закивали, а потом Тильда добавила:

— Если бы только ей удалось тогда сбежать от петуха, они с Брэдфордом могли бы пожениться.

Я смотрела, как они искренне предаются воспоминаниям. Скорее всего крошечная Вера была старшей, за ней — Тильда, и уже потом — Мэдди. Наблюдать за ними было все равно что смотреть ситком. Так уж вышло, что теперь у меня мало времени на телевизор, поэтому я стояла и молча развлекалась на всю катушку.

Троица снова заспорила по поводу коробки с красками, которую маленькая девочка уже тащила к своей маме.

— Сколько? — спросила мать у мужчины в шезлонге.

— Два с четвертью бакса.

— Два с четвертью?! — завопила Вера, выныривая из печальной ностальгии, и потрясла кулаком в сторону шезлонга. — Да я тебе сейчас в челюсть засвечу за эти краски! Как тебе такое?

Мэдди наградила старшую сестру укоризненным взглядом:

— Не становись на дыбы.

Вера подалась к ней, коснувшись рукой уха:

— Что?

— Бога ради, Вера Дон, ты меня прекрасно слышишь. Мы же покойницы!

— Что?!

Покачав головой, Тильда повернулась ко мне:

— Это она специально, чтобы нас подонимать.

Я тихо рассмеялась и быстренько осмотрелась, чтобы узнать, не обратил ли кто-нибудь на меня внимания.

— Может быть, вы хотите перейти? — спросила я у всех троих.

— Ни за что на свете! — тут же отозвалась Мэдди. — Мы ждем сестру. Хотим перейти все вместе.

Это что-то новенькое.

— Похоже на хороший план. Когда будете готовы, вы знаете, как меня найти.

— Еще бы! — сказала Вера. — Вас сложно не заметить.

Еще раз осмотревшись, я нашла какой-то очень древний на вид прибор, стоявший на самом краю карточного стола, и спросила, чувствуя, как от восхищения горят глаза:

— А что это такое?

— Точно не знаю, — ответил мужчина в шезлонге.

— Что ж, Мэдди, твой внук всегда был гадким негодяем. — Вера посмотрела на меня. — Его бедная мать еще и недели не прожила в доме престарелых, а он уже распродает все ее имущество.

— Все наше имущество, — уточнила Тильда. — А это — детектор лжи. Чтоб вы знали, наш отец работал на Гувера.

— Странный был человек этот Гувер, — неприязненно сморщила нос Вера.

Мэдди нахмурилась:

— И как это к тебе вернулся слух?

Вера снова поднесла к уху ладонь:

— Что?!

Я с трудом не рассмеялась вслух.

— Полиграф, говорите? Взаправду?

— Что? — на этот раз вопрос прозвучал из уст гадкого негодяя.

— Оно работает?

— Понятия не имею, — ответил он и поднес ко рту банку пива.

— Работает? — переспросила Мэдди таким тоном, словно я ее обидела. — Да как часы! Однажды я использовала детектор на Тильде. Она бегала на свидания с моим парнем у меня за спиной.

— Это была не я, Мэдди, а Эстер. А поскольку ты понятия не имела, что делаешь, результаты оказались весьма сомнительными.

— Сколько? — спросила я у мужика.

Тот пожал плечами:

— Отдам за двадцатку.

— Продано.

— За двадцатку? За двадцать долларов? Да ему место в музее, а не на какой-то там дворовой распродаже! С этого мерзавца шкуру живьем содрать мало!

Я расплатилась и вернулась к троице:

— Полностью согласна. Если это действительно оригинальное оборудование ФБР, зуб даю, я сумею передать его нужным людям.

— Правда?

— Ну по крайней мере попытаюсь.

— Спасибо! — горячо поблагодарила Вера.

В ответ я кивнула и забрала со стола свой приз.

— Между прочим, — заговорила Мэдди, когда я уже уходила, — я прекрасно знала, что делаю. Но решила не придираться к мелочам. Я ведь выше этого.

Тильда фыркнула, и ссора началась заново. Мне уже было жаль их сестру Эстер. Когда ее не станет, ей придется немало разгребать.

Перед тем как заскочить в офис, я решила оставить полиграф дома. Если мы с агентом Карсон все еще друзья, то я вручу его ей с подробными инструкциями передать ценный объект в нужные руки. Наверняка у ФБР где-то есть музей, а мне это когда-нибудь зачтется. В ответные услуги я верю всеми фибрами души. Они как сырные крекеры. Или шоколадные печенюшки. Ну или мокко латте. Такого много не бывает.

По пути домой прямо перед Развалюхой откуда ни возьмись появилась пожилая женщина. Мигом сработали рефлексы — я резко свернула правее, чуть не повалив целый ряд велосипедов и задев боком фонарь. Потом ударила по тормозам и приложилась лбом о руль.

Женщина была в тонюсенькой голубой ночнушке под цвет волос. Видела я ее всего секунду, но этого хватило, чтобы разглядеть страх, отразившийся у нее на лице и сковавший худые плечи. На бабушку Лил она не была похожа ни капельки, но в голове волей-неволей они встали в один ряд. Если бы бабуля Лил заблудилась и перепугалась, я бы перевернула весь мир с ног на голову, лишь бы ее найти. И все эти мысли мне навеяла одна маленькая испуганная пожилая женщина.

К счастью, машин на дороге было мало, и никто не заметил, как я «поцеловалась» с фонарем. Я глянула на мистера Андрулиса, но тот все еще смотрел прямо перед собой. До окружающего мира ему явно не было дела. Я осмотрелась по сторонам, но женщины нигде не увидела.

Выбора не было. Я вырулила обратно на проезжую часть и двинулась в сторону дома. Однако буквально через пару секунд женщина появилась опять. Прямо посреди дороги. Понадобилась вся сила воли, чтобы не крутануть руль и не утопить педаль тормоза в днище Развалюхи. Съезжать на тротуар, попутно зацепив что-то твердое, не было ни малейшего желания. Я потихоньку затормозила и проехала прямо сквозь женщину. Проверила зеркала, въехала на пустую стоянку и вышла из машины. Женщина снова исчезла.

Ну уж нет, играть в эту игру целый день я точно не стану. Наверняка кого-нибудь покалечу или убью. Поэтому я прислонилась спиной к Развалюхе, сложила на груди руки, скрестила ноги и стала ждать. Через пару минут женщина появилась прямо перед Развалюхой, затравленно осмотрелась, как будто не могла понять, что происходит, и опять исчезла. Я подошла к капоту и, когда женщина появилась, легонько взяла ее за руку.

Она поморгала, нахмурилась и прищурилась, явно испытывая дискомфорт от моей яркости.

— Привет, — тихо сказала я и буквально сразу же получила такой пинок по колену, что из глаз брызнули слезы. Отпустив ее руку, я схватилась за колено и запрыгала на одной ноге, ругаясь себе под нос. Придя наконец в себя, повернулась к женщине и смерила ее сердитым взглядом. — От такого должны пальцы заболеть. — В конце концов, дамочка была босиком. — Ну давайте, скажите, что вам тоже больно!

— Куда это ты его везешь? — злобно спросила она. От ярости морщинистое лицо, похожее на потрескавшийся фарфор, сморщилось еще сильнее. Она погрозила мне кулаком, напомнив Веру с распродажи.

— Вас случайно не Эстер зовут? — спросила я. Вдруг она та самая сестра, которую ждало трио моих новых знакомых?

— Как меня зовут, не твоего ума дело, потаскуха. Ты сейчас же отдашь его мне!

Потаскуха?

— Хэштег «в замешательстве», — огрызнулась я. — А премию за вопиющее безумие на этой неделе получает рехнувшаяся дамочка с голубыми волосами.

— Никакая я не рехнувшаяся. Отдавай его сейчас же! Слыхала я о таких, как ты!

Она осмотрела меня с ног до головы таким взглядом, будто я нанесла ей личное оскорбление. Что ж, теперь я оскорблена до глубины души.

— Никого я вам не отдам, — процедила я сквозь стиснутые от боли зубы и угрожающе подалась ближе. — Фигушки. — А потом задумчиво нахмурилась: — О ком, кстати, речь?

— А то ты не знаешь!

На ум пришли тысячи ответов, но ни один не казался вменяемым. Вряд ли «Иди и пожалуйся мамочке» или «Заткни фонтан» впишутся в ситуацию. Так что я решила отказаться от своего хваленого остроумия.

— Значит, так, рехнувшаяся дамочка, я понятия не имею, о ком вы говорите.

Она уставилась на что-то у меня за спиной. Я обернулась и увидела мистера Андрулиса.

— Минуточку! — дошло до меня. — Мистер А? Так он ваш? — Даже я услышала, сколько надежды было в моем голосе.

Злость женщины как будто испарилась, пока она смотрела на моего голого покойного пассажира.

— Мы были женаты больше пятидесяти лет, а теперь я вижу его в машине с какой-то потаскухой! — Тут она не выдержала и разрыдалась в сжатые кулаки.

За каких-то шестьдесят секунд из злобной старушенции она превратилась в убитую горем женщину.

— Вы перед смертью лекарства не принимали? Может быть, какие-нибудь нейролептики?

Дамочка глянула на меня поверх кулаков и… снова рассердилась.

— А знаете, — начала я, положив руку ей на плечо, — он ведь здесь только потому, что ждал вас.

Конечно, я всего лишь озвучила догадку. Сам-то он никогда не говорил, почему здесь застрял. Минуточку! А если он, наоборот, хотел сбежать от жены? Вдруг он пришел ко мне, чтобы я помогла ему спрятаться? Тогда хуже не придумаешь, потому что я буквально вручила его ей.

Я подвела дамочку к пассажирской двери и только теперь заметила, что за нами наблюдают. Поправочка: поскольку зрители видели только меня, то и наблюдали только за мной. Ну класс! Я открыла дверь и коснулась руки мистера Андрулиса. Может быть, сейчас, когда рядом его жена, он обратит на меня внимание.

И я не ошиблась. Очень медленно он повернул голову и посмотрел на жену.

— Чарльз? — неуверенным голосом протянула старушка.

Слава богу, я вовремя поняла, что это она не мне, а то бы точно что-нибудь ответила.

Она шагнула ближе, а я отошла, чтобы не мешать.

— Чарльз, зачем ты связался с этой потаскухой?

Держите меня семеро.

— Мы ведь с тобой столько пережили…

На лице мистера А отразилось узнавание, губы тронула ласковая улыбка. Он поднял руку и стер слезу с щеки жены. Больше никто ничего не сказал. Несколько минут они молча обнимались, а я рассматривала поцарапанный бок Развалюхи. И откуда только взялся этот гадский фонарь?! Повезло, что царапины были поверхностными. Может быть, удастся их просто заполировать.

Тем временем мои зрители — трое мальчишек на спортивных велосипедах — застыли с телефонами в руках. Явно ждали, когда я опять начну ругаться с воздухом. Меньше всего на свете хотелось попасть в интернет и набрать уйму просмотров. Надеясь, что раньше они не додумались снять на сотовые мою ссору с миссис Андрулис, я сделала вид, что никого не замечаю. Сейчас мне предстояло заняться делом — дождаться, когда Андрулисы оторвутся друг от друга, и объяснить им, что они могут через меня перейти, если захотят. А значит, придется вытащить телефон и притвориться, будто мне звонят. Но ничего такого делать не понадобилось. Не успела я и глазом моргнуть, как они оба перешли.

Произошло это так быстро и неожиданно, что закружилась голова. Я даже упала на одно колено и зажмурилась от воспоминаний, быстрыми вспышками заполоняющих мысли. Чарльз Андрулис родился в Чикаго и уже два месяца служил на военно-воздушной базе Киртленд[11], когда по уши влюбился в рыжеволосую сотрудницу местного кинотеатра. Это была любовь с первого взгляда. Но он ужасно боялся пригласить ее на свидание, боялся, что она ответит отказом, поэтому стащил ее фотографию со стенда «Работник месяца». Через неделю его послали на войну, но фото повсюду было с ним. Проклиная себя за глупость, он каждый день клялся себе, что сделает ей предложение, как только увидит в следующий раз. Если вернется живым.

И все получилось.

Он вернулся с войны живым, хотя и хорошенько потрепанным. А когда выписался из больницы и вернулся в Нью-Мексико, оказалось, что рыжеволосая красавица в кинотеатре больше не работала. Но там у нее остались друзья, и уже на следующий день мистеру Андрулису удалось ее найти в местной адвокатской фирме, где она работала секретарем.

Не теряя времени на лишние сомнения, он, во всем блеске военной формы, подошел (точнее прихромал) прямо к ней, с трудом встал на одно колено и сделал предложение. В ответ злющая рыжеволосая ведьма влепила ему звонкую пощечину. Но оказалось, что она тоже влюблена. Через неделю они поженились, а потом понеслась череда детей и внуков, долгих рабочих дней и коротких семейных отпусков, борьбы за выживание и всесильной, всепобеждающей любви даже в самые тяжелые времена.

Вернувшись в настоящее, я моргнула, ощутила прохладный воздух на мокрых щеках и внезапно поняла то, чего не понимала раньше. Жизнь коротка. По-настоящему коротка. Жизнь Андрулисов была богатой и красочной, даже когда им приходилось туго. Но они дорожили каждой секундой. Чарльз никогда не жалел о том, что женился… на Беверли. Да, ее звали Беверли.

И она мне ужасно понравилась.

* * *

Дотащив до квартиры тяжеленный полиграф, я поклялась при первой же возможности установить в доме лифт. Ну не может же он быть ужасно дорогим, правда? Едва я поставила аппарат на стол в кухне, зазвонил телефон. На экране высветился женский монастырь, в котором по выходным живет Квентин. Звонила сестра Мэри Элизабет — прелюбопытнейшая женщина, которая подслушивает ангельские разговорчики. Как только она заговорила, я сразу поняла, что что-то не так.

— Чарли? — раздался в трубке дрожащий голос.

— Привет, сестра. Как жизнь?

— С Квентином что-то случилось. Звонили из «Школы для глухих». Утром он ушел из кампуса, и его до сих пор нет. Раньше такого никогда не было. Вы его не видели?

— На сотовый писать пробовали? — встревожилась я.

— Конечно. Послала несколько сообщений, пыталась связаться с ним в видео-чате, но все без толку. Он не отвечает.

Тревога росла с каждой секундой. На Квентина это совсем не похоже. Он самый замечательный парень на всем белом свете. По крайней мере почти всегда. Квентин — блондинистый шестнадцатилетний красавец, с которым я встретилась, когда в его физическом теле обитал демон. Демона порвала на кусочки моя суперпуперхранительница — ротвейлерша Артемида, и с тех пор мы с Квентином стали друзьями. Семьи у него нет, поэтому, когда в школе не идут занятия, он живет с сестрами в монастыре. Точно не знаю, как к этому относится католическая церковь, но пока все тихо и мирно. Выгонять его никто не собирается. И все же, если Квентин начнет вести себя странно, сомневаюсь, что ему позволят там жить.

— Ясно. Я подумаю, что можно сделать.

Как только я повесила трубку, на лестнице послышались быстрые шаги, и кто-то вломился в квартиру Куки. Я вышла в коридор, заглянула к Куки и увидела, как она мечется по углам.

— Что-то ищешь?

— Эмбер. — Она полезла в сумку за телефоном. — Я заезжала забрать ее из школы, но ее там не было. А у директора сказали, что не было весь день. Почему они мне не позвонили?!

Куки откровенно паниковала, а во мне приливной волной рос самый настоящий ужас. Ну не могли же они в самом деле на такое пойти?

Не успела я рассказать Куки о Квентине, как опять затрезвонил мой сотовый.

— Это Эмбер, — сказала я и приложила к губам палец, призывая ее к молчанию. Имелись у меня кое-какие подозрения о том, что происходит, и о том, почему Эмбер звонит мне, а не собственной матери. Отвечая на звонок, я не сумела удержаться: — Привет, детеныш. Как дела в школе?

— Тетя Чарли… — начала Эмбер. Ее голос дрожал еще сильнее, чем у сестры Мэри Элизабет, и росший внутри страх я ощутила с новой силой.

— В чем дело, солнышко?

— Мы наверху канатной дороги. Что-то случилось. Забери нас, пожалуйста.

— Вы целы?

— Да. Все… все в порядке. Только Квентин в ужасе. Ни с кем не хочет говорить, кроме тебя. Он очень-очень напуган. Мы должны были вернуться в школу до конца занятий, но Квентин слетел с катушек, как только мы поднялись сюда. Я очень переживаю, не знаю, что с ним делать.

Накатило такое облегчение, что я чуть не уселась на пол прямо там, где стояла.

— Не вешай трубку. Я уже выезжаю.

— Только маме не говори, пожалуйста.

Блин, так и знала, что она не просто так мне позвонила.

— Не скажу. Никуда не уходите.

Умирая от жажды получить хоть какие-то новости о дочери, Куки вцепилась мне в руку. Я прикрыла телефон, и мы вместе пошли ко мне за сумкой и ключами.

— С ними все в порядке, — тихонько сказала я Куки. — Они решили прогулять уроки и поехали на канатке на вершину Сандии[12]. Но с Квентином что-то стряслось.

— Боже мой! Он не поранился?

— Нет. Эмбер говорит, он сильно испугался. Или он боится высоты, о чем не знал раньше, или произошло что-то еще. Что-то сверхъестественное.

Куки схватилась за висевшую на плече сумку:

— Я с тобой.

— Нет. Она не хотела, чтобы я тебе об этом говорила, так что придется притворяться, будто ты ничего не знаешь.

— Еще чего! Чарли, сейчас не самое подходящее время играть роль любимой тетушки. Она прогуляла уроки. Случиться могло что угодно! Она у меня будет сидеть под домашним арестом до конца своих дней на земле. Если, конечно, я позволю ей до этого дожить.

— Я уже пообещала, что ничего тебе не скажу. К тому же тебе надо готовиться к свиданию.

— К свиданию? — взвизгнула Кук. — Шутишь?! Не пойду я ни на какое свидание.

— Мне пришлось немало потрудиться, чтобы все устроить, так что не смей мня подводить. Это и Эмбер касается. Ты должна вести себя так, будто ничего не знаешь.

— Это еще зачем? Чтобы ты могла поиграть в героя? Я совершено не против побыть в этой ситуации плохим парнем, Чарли. И она будет наказана за прогулы и опасные авантюры.

— Солнце, я все понимаю, — примирительно сказала я, положив руку ей на плечо. — Но сама увидишь, Эмбер поступит правильно. Дай ей шанс самой все тебе рассказать. Если она узнает, что я проболталась, то никогда больше не будет мне доверять.

— Не могу я сейчас переживать из-за ваших с ней отноше…

— Она все мне рассказывает, Кук, — многозначительно проговорила я, пытаясь достучаться до подруги. — Недавно спрашивала о методах контрацепции.

Учитывая, что нам приходилось работать с ограниченным объемом оперативной памяти, Куки обрабатывала информацию со скоростью приблизительно двадцать четыре байта в секунду. А потом вдруг заорала на меня:

— Ей двенадцать!!!

Я вздрогнула и посильнее прижала к груди телефон, надеясь, что Эмбер ничего не услышала. Вслух такие новости действительно звучали не очень.

— Я собиралась тебе рассказать, честное слово. — И тут я просияла: — Она мне сказала, что хочет подождать с сексом, пока не выйдет замуж. — Куки мигом успокоилась, а я добавила: — Вот только она не знает, когда хочет обзавестись детьми, поэтому и интересовалась, как лучше всего предохраняться.

— И ты купилась?

— В моем генетическом коде встроенный детектор лжи, или ты забыла? Ничего такого она не делала, клянусь. А если тебе интересно, Квентин тоже девственник.

— Даже думать не хочу, как ты это выяснила.

И все-таки я сочла нужным объясниться:

— Покопалась в ее телефоне, пока она спала. Мне нужно было знать наверняка, что причин для волнений нет. Квентина в вашу жизнь притащила я. И я точно не переживу, если с Эмбер что-нибудь случится, а ты на меня разозлишься.

— Чарли, у Эмбер своя голова на плечах. Я бы не стала обвинять тебя в…

Я расслышала голос Эмбер и подняла палец, перебив Куки.

— Я тут, — сказала я в трубку. — Уже еду.

Когда я снова прижала телефон к груди, Куки сказала только одно слово:

— Езжай.

Выскочив из квартиры, я помчалась к Развалюхе. Канатная дорога была в пятнадцати минутах езды от дома. Еще двадцать минут уйдет на подъем. Оставалось только надеяться, что Квентин меня дождется.

* * *

В чем проблема и почему Квентин не хотел спускаться вниз, я поняла сразу. Вокруг не было ничего более жуткого, чем мертвая девочка в лохмотьях. Наверное, она поняла, что Квентин ее видит, потому что меня раскусила сразу. Она стояла прямо передо мной. Темные грязные волосы закрывали почти все лицо, но из-за прядей сверкали глаза. Не заметить их было невозможно, потому что она подобралась ко мне практически нос к носу, и в глазах не было ни намека на жизнь. Куда бы я ни поворачивалась, она оказывалась передо мной, нос к носу, и смотрела на меня своими жуткими глазищами. Зуб даю, в какой-то момент жизни (или смерти) она вылезла в мир прямо из экрана телевизора.

Но надо отдать Квентину должное. У него было полное право не хотеть залезать в вагончик канатки. Девочка была жуткая до невозможности. Мне тоже спускаться с горы резко расхотелось.

Я достала телефон и попыталась с ней поговорить, но она только молча смотрела на меня. Впрочем, как будто толком и не видела. Из-за нее я не могла даже насладиться прекрасными видами. Стоило повернуться к широкому окну вагончика, она была тут как тут — парила снаружи, наводя еще больше жути.

— Послушай меня внимательно, — отчеканила я, еще крепче стискивая в руке телефон, — прекращай это непотребство и переходи уже через меня.

Пассажиры вокруг притихли и засучили ногами. Что ж, упрекнуть их не в чем. Мои разговоры в одни ворота с мертвецами часто со стороны кажутся странными. Даже с телефоном. Но сейчас ничего поделать с этим было нельзя.

— Ты пугаешь людей. Или ты делаешь это намеренно?

Ответа я не получила.

Мы приближались к остановке на вершине горы, и я уже всерьез сомневалась, что уговорю Квентина спуститься, пока жуткая девочка ошивается поблизости. Может быть, он согласится сесть в вагончик с закрытыми глазами. И все-таки было бы лучше, если бы она перешла.

Я опустила голову и стала накапливать энергию в сгусток. Никогда раньше такого не делала, но, может быть, мне все-таки удастся заставить ее перейти, хочет она того или нет. Дождавшись, когда внутренняя сила успокоилась, я выпустила ее наружу — осторожно, ласково. Мне не хотелось принуждать девочку — только уговорить, завлечь. И, кажется, это сработало. Девочка подалась ближе. А потом вцепилась прямо мне в лицо.

Ну класс. Я стояла посреди набитого людьми вагончика с прилипшей к лицу мертвой девочкой. По-моему, это по всем статьям неправильно.

И нарисовавшийся рядом Ангел был со мной полностью солидарен:

— Как-то это стремно, pendeja[13]. Аж жуть берет.

Девочка прилипла, как магнит. Стряхнуть ее и не выглядеть при этом в глазах остальных пассажиров маразматичкой и никак не могла. Не то чтобы это хоть когда-то меня останавливало, но все-таки.

— Добро пожаловать в клуб, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Ну и как мне от нее избавиться?

Ангел рассмеялся, явно наслаждаясь моими страданиями. Еще миллиметр, и правый глаз девочки коснулся бы моего левого. Я моргнула и почувствовала, как задела ресницами ее ресницы. Когда наклоняла голову я, наклоняла и она. Я пыталась отстраниться — она подавалась вперед. Даже не помню, когда в последний раз мне было так не по себе.

— Вы как сиамские близнецы.

— Вообще-то их называют сросшимися, — поумничала я. — И ради кленового сиропа, отцепи ее от меня!

— Ни за какие коврижки к ней прикоснусь. Она как девчонка из того фильма.

— Из «Звонка»? — уточнила я, немало удивившись, что Ангел видел этот фильм. Он ведь умер до того, как киношка вышла на экраны.

— Нет. Из того, где одержимая девочка головой крутила во все стороны.

— А-а, «Изгоняющий дьявола».

— Не фильм, а редкостная муть.

— Ага, сходство есть. А теперь сними ее с меня!

Ангел с сомнением заозирался. Вагончик остановился, но народ как будто не спешил выходить. Понятия не имею, что их могло так задержать. Кондуктор явно ждал, когда я соизволю сойти:

— Мэм, вам помочь?

— Не могли бы вы дать мне минутку? — отозвалась я.

— Мне нужно впустить следующую группу пассажиров.

— Вот и славненько. Вы идите за ними, а я пока постою и повосхищаюсь прекрасным пейзажем.

От смеха Ангел рухнул на пол и даже подтянул к груди колени. Гаденыш.

— Клянусь, забью тебя до смерти сковородкой.

— Я тебя умоляю, pendeja! Нет у тебя никакой сковородки! — Утерев глаза, он попытался взять себя в руки. — У девчонки с головой проблемы. Возьми да исцели ее. Плюс ты можешь заставить ее перейти.

— Уже пыталась. А теперь у меня на лице целая девочка. Между прочим, сквозь нее не так уж хорошо виден окружающий мир. И как прикажешь дальше жить с таким вот подарочком на физиономии?

За все свои страдания я получила в награду очередной взрыв хохота. Пассажиры уже садились в вагончик. Мне надо было как можно скорее выйти. Я решила попробовать еще разок. Потянулась силой к девочке, к самой ее сути, сплавила свою энергию с ее и наконец нашла то, что искала. Нашла эту девочку, свернувшуюся в клубок в темном углу ее разума. Обернулась вокруг нее, покачала, обняла. А потом почувствовала ее боль. Ту самую, которая загнала ее так далеко.

— Мисс, если вы хотите остаться здесь, то самое время сойти, — строго проговорил кондуктор.

— Хочу, — еле слышно отозвалась я.

От мучительной боли девочки сводило легкие, но наконец она успокоилась и тихонько скользнула сквозь меня. Перешла. Когда такое случается, я вижу кусочки воспоминаний о жизни умерших. Например, как звали их домашних животных, или какое мороженое они впервые попробовали. Но от этой девочки я ничего такого не увидела.

— Мэм, я должен закрыть двери. У нас расписание.

Я как раз переживала ее переход. В мыслях вспыхивали яркие образы, прожигающие мозг. Ужасные. Кошмарные. То, что пережила эта девочка, даже представить сложно. Я чувствовала, как все это оставляло на ней шрамы. Сами ее воспоминания были шершавыми и несли боль. Над ней зверски издевалась мать, а отец вообще не обращал внимания. Никогда о ней не заботился и в конце концов бросил на произвол судьбы, наложив на себя руки. Точнее бросил в лапах чудовища. Даже родному брату не было до нее дела. Хотя, наверное, он и сам боялся навлечь на себя гнев матери и поэтому не защищал сестру, а присоединился к издевательствам. Смеялся, когда мать называла ее дурой, и закрывал глаза на побои. Притворился, что ничего не видит, когда мать толкнула дочь, и та упала с кастрюлькой кипятка в руках. Вода изувечила ей руки и лицо, и ожоги были видны даже после смерти.

Я не хотела, не хочу и никогда не захочу видеть такие вещи. Их нельзя смыть, даже если растираться мочалками до крови. Ее звали Миранда. И она была продуктом прогнившей системы. Как она умерла, я не видела. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: смерть она встретила от рук матери. И смерть эта была такой ужасной, такой немыслимой, что мой мозг взбунтовался, живот свело спазмом, а мир покосился.

Выходя из вагончика, я споткнулась. Ангел не дал мне упасть и прижал к себе. Хотя нет, это был не Ангел. Кто-то другой. Какой-то мужчина. В тот момент мне было наплевать. Я приняла помощь, потому что нуждалась в ней. Вцепилась в рукава коричневой куртки и изо всех сил постаралась не грохнуться. Через все пережитые ужасы Миранда пронесла одно-единственное чувство, которое осталось с ней и после смерти. Глубокую и несокрушимую любовь к брату. Тому самому, который отвернулся от нее, когда мать-изверг ее погубила.

Постепенно образы становились не такими яркими, и я тяжело сглотнула. Нет, до конца из памяти они не сотрутся никогда, но мне нужно было найти Эмбер и Квентина. Если бы не мужчина, который меня поддержал, я бы точно вывалилась из вагончика. Кондуктор спешил закрыть двери, и я помахала ему на прощанье, а потом вырвалась из крепко держащих меня рук, метнулась в угол посадочной площадки и почти впустую вывернулась наизнанку прямо на деревянную платформу. Упав на колени, я едва не заработала гипервентиляцию, пока желудок всухую сокращался. Мне даже стало немножко стыдно.

Не меньше минуты я пугала деревяшки, потом вытерла рукавом куртки рот, достала телефон и набрала Эмбер.

Та ответила после первого же гудка:

— Ну где ты?

— Уже здесь, — выдавила я, глубоко вдыхая прохладный воздух на вершине Сандии.

Здесь всегда на пару градусов ниже, чем в городе, и сейчас это было как нельзя кстати. Желудок угомонился, мысли прояснились. Глаза наконец-то увидели с десяток тропинок, каждая из которых вела к «Капиталу» — ресторану на самой верхушке горы.

— Мы прямо за рестораном. Сидим у стены. Пожалуйста, тетя Чарли, поскорее. Что-то не так, а я его не понимаю. Он слишком быстро показывает.

Я вскочила на ноги:

— Я уже почти добралась, солнышко.

Мне протянули руку, и я подняла голову, чтобы поблагодарить за помощь. Передо мной стоял капитан Экерт. Значит, он за мной следил и здесь. Может быть, даже ехал в том же вагончике, хотя я его там не видела. На нем были коричневая куртка и вязаная шапка. Маскировки лучше не придумаешь. Но мне, наверное, простительно — все-таки у меня на лице сидела девочка.

Судя по разочарованному выражению лица, он не хотел, чтобы я его узнала. Возникло острое желание поругаться с ним, не сходя с места, но сейчас он был мне нужен.

— Идемте, — сказала я, опять хватая его за рукав, чтобы не упасть.

Все быстрее и быстрее мы бежали по тропинке, едва не сбивая с ног туристов, наслаждавшихся великолепными пейзажами Земли Очарования[14]. Экерт поддерживал меня на каждом шагу, потому что я снова и снова спотыкалась. Разок даже поднял, когда я грохнулась на правое колено. Из-за воспоминаний Миранды перед глазами все плыло, и мчаться по неровной земле было не так уж просто. Мир постоянно кренился куда-то вбок. Всю дорогу я ждала, когда капитан спросит, где я успела так надраться, но он, слава богу, держал рот на замке.

Ангел все еще был рядом — шел прямо за нами. Наплевав, что обо мне подумает капитан, я попросила своего невидимого помощника:

— Найди их, солнце, а потом скажи мне, где конкретно они сидят.

— Уже сделано. — Он метнулся вперед и стал показывать дорогу, а потом добавил, когда мы поднялись по лестнице, ведущей к ресторану: — Вон там.

Заметив Эмбер и Квентина, я помчалась к ним.

— Тетя Чарли! — Эмбер с отчаянием повисла у меня на шее. — Прости меня, пожалуйста. Что-то происходит. Он больше со мной не разговаривает.

У задней стены ресторана сидел Квентин, опустив голову между коленей и накрыв себя руками. Миранда выглядела жутко, это я понимаю, но здесь было что-то еще. Я коснулась его руки, но он никак не отреагировал.

— Что с ним такое? — затараторила Эмбер. — Мы всего лишь собирались подняться на гору, посмотреть на виды и вернуться до конца уроков.

— Когда он стал так странно себя вести? — спросила я.

— По пути наверх. Отчего-то разнервничался и как будто закрылся. Не смотрел в окна и все махал мне отойти подальше. Какая-то леди спросила меня, боится ли он высоты, но он ответил, что нет.

— Он и не боится, солнышко.

Краем глаза я заметила, что капитан все еще здесь. Что бы он ни задумал, пусть поцелует меня в зад. Все еще борясь с отголосками воспоминаний Миранды, я потерла Квентину плечи, чтобы успокоить и вернуть в реальность. Пришлось крепко зажмуриться, чтобы отогнать подальше мучительные мысли о невообразимой боли, которая пожирала девочку. Несмотря ни на что, она обожала мать и никак не могла понять, почему женщина, подарившая ей жизнь, не сумела ее полюбить. Но успела поверить, что сама в этом виновата. Что сама стала причиной собственных страданий. Что заслужила всю эту боль.

Однако теперь это не имело значения. Сейчас о ней заботится кто-то получше, чем я. Тот, кто действительно знает, как исцелять. Уж он-то сумеет втолковать Миранде, что она ни в чем не виновата. А если он действительно такой, как я надеюсь, ее мать будет вечно гореть в аду за все свои злодеяния.

Вдруг я поняла, что слишком много навалилось сразу. Я пыталась перебороть боль, беспомощность и гнев. Хотя гнев был исключительно моим. Я так крепко стиснула зубы, что они разболелись.

Тяжело сглотнув, я сосредоточилась на Квентине.

— Ангел! — позвала я, махнув ему, чтобы подошел ближе.

— Мне очень жаль, Чарли. По поводу девочки. Я и подумать не мог…

— Я тоже, солнце. Как мне помочь Квентину?

— Не знаю. Он же еще живой. Не совсем моя специфика. — Я уже собиралась разочарованно отвернуться, как вдруг он добавил: — Но он как и девочка. Думает неправильно. Попробуй то же самое, что сделала с ней.

Я уже открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Как бы то ни было, попробовать действительно стоило. Погладив светлую макушку, я начала накапливать энергию. Собрала ее внутри, дала разрастись, как назревающей грозе, но выпустить на свободу не успела. Квентин поднял голову. В ясных голубых глазах отчетливо сияли страх и неуверенность. Он сдвинул брови, словно не сразу меня узнал, потом моргнул и… бросился мне в объятия.

Так мы и сидели у ресторана, покачиваясь в такт играющей внутри музыке. Точнее я покачивалась под музыку. Через несколько долгих минут я осмотрела собравшихся. Эмбер стояла в шаге от нас и мяла в руках вязаную шапку. Ангел сидел у стены рядом с нами, и по лицу было видно, что Квентин вызывает в нем нешуточное любопытство. И почему мне раньше не пришло в голову их познакомить? Капитан Экерт стоял у ярко-красных деревянных перил, окружавших ресторан по периметру. Место здесь невероятно красивое, а виды — никакими словами не описать.

— Что с ним случилось? — спросил капитан.

Я наградила его своим лучшим убийственным взглядом:

— С вами я потом разберусь.

Явно не привыкший к таким грубостям, особенно от какого-то там консультанта, капитан, тем не менее, не стал ни спорить, ни угрожать. Просто молча стоял, внимательно следя за происходящим, и, может быть, всерьез обдумывал вариант уволить меня по причине психической нестабильности.

Еще через несколько минут Квентин наконец-то отстранился и сказал мне, что не может сесть в вагончик. Не может вернуться домой.

— Из-за девочки? — уточнила я.

На его лице отразилось удивление, но только на секунду. Он знал, кто я такая, знал, что между нами много общего, и кивнул в ответ.

— Я тоже ее видела, — показала я. — Она была очень напугана.

У Квентина отвисла челюсть:

— Она? Напугана?!

— Да. Она перешла через меня. Поначалу не хотела, но я… я ее уговорила. Родные причинили ей много боли.

— Обижали?

— И очень сильно, — кивнула я.

— Били?

— Даже хуже. Она очень-очень боялась.

Квентин опустил глаза:

— Я это чувствовал. Чувствовал, каким темным и пустым был ее мир. Даже живот разболелся.

— У меня тоже. Но ты-то как это почувствовал? — До меня начинало доходить, что он не только видит призраков, но и способен на нечто большее.

— Я тебе еще не рассказывал.

— Ну так расскажи.

Я не удержалась и потрепала его по волосам. Квентин тут же спохватился, пригладил гриву, косясь на Эмбер, и с лукавинкой в глазах отплатил мне той же монетой. Мои шоколадные космы и так пребывали в полнейшем хаосе, поэтому я оставила все как есть.

— Если дух ко мне прикасается, я чувствую его эмоции, — показал он.

— Ничего себе! Дикость какая!

— Это стремно. И мне совсем не нравится. — Даже говоря об этом, Квентин весь съежился.

— Мне очень жаль, солнышко. Иногда у покойников тот еще багаж за плечами.

— В смысле чемоданы? — запутался он.

— Пардон, — усмехнулась я. — Это образное выражение у слышащих. У призраков бывает куча проблем, которые давят на них и после смерти.

— Ага, понял. Как и у людей.

— Точно! А вообще обалденно, что ты такое умеешь. — Квентин смерил меня взглядом, полным сомнений, и я продолжила: — Попробуй на Ангеле.

— Да иди ты, pendeja, — подскочил тот, но я успела схватить его за руку, пока он не испарился, и дернула обратно вниз. — Знакомься, Квентин, это Ангел.

Ангел кивнул новому знакомому и протянул руку, которую Квентин спокойно пожал, а потом спросил:

— Ты знаешь амслен[15]?

Ангел пожал плечами:

— Нет, чувак, извини. Но хотел бы.

Я передала его слова и добавила:

— Он научится.

Брови Ангела взлетели под бандану, но сам он согласно кивнул:

— Было бы круто.

— Ну ладненько, с этим разобрались. Ты что-нибудь почувствовал, когда пожал ему руку?

Квентин приподнял плечо:

— По-моему, он всем доволен. Это даже классно.

— А все потому, что у него есть я, — показала я и подмигнула обоим.

— Я хочу научиться этой фигне, — заявил Ангел, внезапно загоревшись идеей. — Ты меня научишь?

— Фигушки, — отозвалась я вслух и жестами. — Вали с ним в школу в Санта-Фе. Там всему и научишься.

— Тоже верно, — показал Квентин и глянул на Эмбер. Та тут же присела перед нами, а он сказал, глядя только на нее: — Мне очень жаль. Прости меня, пожалуйста.

— Не нужно извиняться, — показала она в ответ.

Я ею гордилась. За две недели после знакомства с Квентином она многому научилась. Дети, елки-палки. Впитывают знания, как чертовы губки.

— Я все понимаю. Ты видишь то, чего не вижу я. Я бы хотела… — Эмбер запнулась, вспоминая правильные жесты. — Я бы хотела быть как ты. Видеть то, что видишь ты.

Квентин помрачнел:

— Это вряд ли. Веселого тут ни капельки.

— Я знаю, что это непросто. С Чарли мы уже давно знакомы. Она всегда пытается помочь мертвым и попадает в неприятности. Жаль… — сказала она вслух, потому что не знала, как это показать, и начала предложение заново: — Я бы хотела ей чем-то помочь.

Я намеренно употребила незнакомый ей жест во фразе так, чтобы она точно поняла, о чем речь:

— Жаль, что мы все еще здесь. Потому что твоя мама прибьет меня сразу после того, как сестры из монастыря дружно растопчут. Они, кстати, ужасно волнуются.

Чувство вины, исходящее от них обоих, двинуло кулаком прямо под дых. Вот и хорошо. Пусть знают, чем чреваты их приключения.

— Минуточку! — осенило меня, когда мы поднимались на ноги. — И часто с вами такое случается?

— Это впервые, — со всей серьезностью отозвался Квентин.

— Я о прогулах. Сколько раз вы уже прогуливали школу?

Они переглянулись, и Эмбер поникла с виноватым видом.

— Квентин! — заорала я. Точнее очень-очень быстро показала. — Ей же всего двенадцать!

— На следующей неделе будет тринадцать! — напомнила она.

— Мне тоже тринадцать, — вставил Ангел.

Я сделала вид, что не слышала:

— Квентин, тебе шестнадцать! Это неправильно.

Он в ужасе уставился на меня:

— Ты подумала, что мы… — опустил руки и покачал головой. — Она же ребенок. Мы просто друзья.

Оказалось, что я наступила на мозоль. Эмбер вздрогнула, как будто ее ударили. Слова Квентина причинили ей боль. Она определенно думала, что они с ним больше, чем друзья.

Я повернулась к ней и прикрыла лицо рукой, чтобы Квентин не прочел по губам то, что я собиралась сказать. Он пытался подсмотреть, но я говорила быстро:

— Он лжет. И ради всего святого, не говори маме, что вы целовались.

Может быть, Квентину и удалось бы это скрыть, но Эмбер — ни за что на свете. И опять от нее волнами пошло чувство вины.

С отвисшей челюстью я повернулась к нему:

— Ты ее целовал?!

— Что? Нет!

Эмбер поняла, о чем речь, и топнула ногой:

— Тетя Чарли! Ты меня провела!

Я никак не могла уделить ей внимание, поскольку была занята тем, что одаривала Квентина обалдевшим взглядом.

Боясь ляпнуть что-нибудь лишнее, он засунул руки в карманы.

— Вот и славненько, — похвалила я и демонстративно пошагала прочь.

Точнее попыталась. Мир опять пошатнулся, и я влетела головой в капитана Экерта. Что ж, лучше так, чем свалиться с горы. А с ним все будет пучком, как только заживут ребра.

Загрузка...