Шейх

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Как обычно, дворец Мулая Исмаила был полон просителей и прочей самой разношерстной публики, жаждущей аудиенции владыки. Джамала быстро провели сквозь круглую залу, где султан, сидя на резном троне, вершил государственные дела в окружении своих визирей и советников. Проходя мимо распахнутых настежь массивных дверей черного дерева с затейливой золотой отделкой, шейх успел увидеть владыку в пурпурных одеждах, сосредоточенно изучающего какой-то документ. Если султан и заметил его, то не подал виду.

Помещение, куда препроводили Джамала, тут же заперев за ним дверь, поражало скудостью своего убранства. Оно больше напоминало тюремную камеру, нежели одну из комнат для аудиенций, где шейху приходилось бывать и раньше. Узкое окно, забранное толстой решеткой, пропускало мало света, и убогая обстановка — видавшая виды кушетка, низенький обшарпанный столик и сундук для одежды, выглядела несколько зловеще. Мрачное впечатление, правда, немного скрашивали стоявшие на столике блюдо с фруктами и пиала, от которой исходил аромат хорошо заваренного мятного чая.

Джамал не сразу заметил низенькую дверь, совершенно сливавшуюся с серой, ничем не задрапированной стеной, а когда открыл ее, то оказался сначала в крохотной купальне, а затем — в небольшом, но аккуратном садике, обнесенном неприступной стеной.

Сбежать отсюда было невозможно. Его самые худшие опасения подтвердились: он стал пленником Мулая Исмаила.

Джамалу казалось, что на него уже веет ледяным дыханием смерти, и ощущение это пришлось ему не совсем по вкусу. Он вернулся в комнату, взял с блюда яблоко, надкусил его и в задумчивости опустился на скрипучую кушетку.

Внезапно загремел замок, и в его темницу проскользнула тоненькая, как статуэтка, девушка в прозрачных одеждах рабыни. Она была очень красива: иссиня-черные волосы изящно обрамляли точеное лицо, а огромные, с поволокой, темные глаза казались бездонными, и их выражение сулило наслаждение.

— Меня зовут Зейнаб, господин, — пропел голосок, подобный звону серебряного колокольчика. — Я принесла тебе полотенца и свежую одежду. Ты позволишь мне присутствовать при твоем купании?

— Кто прислал тебя? — удивленно спросил Джамал.

— Наш великий султан, господин. Он сказал, что после долгого пути в Мекнес ты захочешь принять ванну, и велел мне прислуживать. Она кокетливо взмахнула длинными ресницами и призывно улыбнулась: — Он сказал также, что я должна исполнять любые твои желания.

Джамал не сдержал горького смешка:

— Значит, приговоренному к смерти будет позволено вкусить земных радостей, прежде чем предстать перед Всевышним?

3ейнаб, казалось, смутили его слова.

— Не понимаю, о чем ты, господин… Я здесь лишь затем, чтобы служить тебе.

— Что ж, Зейнаб, пойдем, согрей мне воду и приготовь купальню, — вздохнул Джамал. — Сначала ты вымоешь меня, а потом посмотрим, годишься ли ты еще на что-нибудь.

На самом деле его мысли, разумеется, были заняты собственной судьбой, а вовсе не любовными утехами.

Юная рабыня улыбнулась; статный молодой шейх понравился ей с первого взгляда, и доставить ему удовольствие было бы наверняка гораздо приятнее, чем толстому бородатому султану, нередко прибегавшему к ее услугам.

Расслабившись в теплой воде и наслаждаясь тем, как ручки Зейнаб умело ласкали его тело, Джамал продолжал думать о том, чего же все-таки хочет от него султан. Исмаил любил пытать свои жертвы перед смертью, но пока что все, происходившее с ним, можно было назвать как угодно, но только не пыткой. А вдруг это не более чем новая, изощренная уловка владыки, решившего отвлечь, успокоить своего «гостя» с тем, чтобы внезапный конец показался ему особенно горьким и мучительным?

Внезапно ответ пришел сам собой. Его вызвали в Мекнес вовсе не для того, чтобы казнить, и юная 3ейнаб просто аванс, своего рода взятка. Джамал готов был поспорить на все свое немалое состояние, что Мулай Исмаил придумал для него какое-то новое задание, вне всякого сомнения связанное с поимкой или убийством кади Юсуфа и принцессы Зары.

Когда купание было окончено, шейх вылез из маленького бассейна и оделся во все чистое. 3ейнаб заботливо помогала ему, не упуская случая скоро прикоснуться к его телу.

— Не желает ли господин проверить, на что я гожусь? — лукаво напомнила она, и ее нежные ручки обвились вокруг его шеи.

Зейнаб была молода и прекрасна. Ее тонкое, гибкое тело вызывало горячее желание, и Джамалу стоило немалых усилий не пойти на поводу у султана, рассчитывавшего именно на то, что он не выдержит и сдастся.

— Разве я тебе не нравлюсь, господин? — промурлыкала рабыня, тесно прижимаясь к нему. — Меня научили доставлять удовольствие мужчине самыми разными способами. Если тебе больше нравится смотреть, как я буду изнемогать от восторга, то у меня с собой серебряные шарики. Если хочешь, можешь меня в любой позе, я буду только счастлива. Так как же мне услужить тебе, господин?

Как ни странно, ее призывные слова, которые, казалось бы, должны были возбуждать и зажигать в мужчине страсть, вызвали у него лишь тягостное чувство, близкое к отвращению. Зейнаб было не больше пятнадцати, а вела она себя как искушенная, умудренная опытом шлюха.

— Ты подобна нежному цветку, Зейнаб, — мягко отстраняясь, ответил он, — и наверняка найдется немало мужчин, которые почли бы за счастье сорвать его… Но только не я, и только не сегодня.

Зейнаб опешила от удивления. Так с ней еще никто не обращался.

— Ты не хочешь меня?! — У нее задрожал подбородок, а на глаза навернулись слезы. Затем она неожиданно упала на колени, обняла ноги Джамала и взмолилась: — Пожалуйста, не говори об этом султану! Иначе меня накажут.

Шейх поднял ее на ноги ласково погладил по голове.

— То, что произошло или не произошло в этой комнате, останется между нами. А теперь возвращайся в гарем. Если султан спросит, я отвечу ему, что ты доставила мне поистине неземное наслаждение.

— Но почему ты не хочешь, чтобы это произошло на самом деле? — явно успокоившись, с любопытством поинтересовалась Зейнаб. — Женщины тебя не возбуждают? О, если ты хочешь мальчика, то я…

— Во имя Аллаха, прекрати нести чушь! Поверь, я никогда не был извращенцем. Я люблю женщин, но… Ну ладно раз уж ты так настаиваешь, я открою тебе один секрет. Я люблю одну женщину и хочу только ее. И это, как не трудно догадаться, не ты. Теперь понятно? Султан вздумал использовать меня для каких-то своих целей. Он подсунул мне тебя, рассчитывая, что после такого подарка я уже не смогу отказаться.

Зейнаб понимающе кивнула, расслабилась и внезапно стала выглядеть много старше своих лет.

— Той, кого ты любишь, очень повезло, вздохнула она. — Я ей от души завидую.

— А теперь иди, Зейнаб, — мягко подтолкнул ее к дверям шейх. — И скажи султану, что все, прошло именно так, как он хотел.

Рабыня выскользнула за дверь, громко заскрежетал засов, и наступила тишина.

Джамал приготовился к ожиданию, постаравшись поудобнее устроиться на узкой кушетке. Рано или поздно султан позовет его к себе и выскажется напрямик.

Он оказался прав. Не прошло и часа, как дверь снова открылась, и начальник стражи молча поманил его за собой.

Роскошно обставленная комната, куда его привели, примыкала к личным покоям султана. Здесь, помимо прочей мебели, стояли и два одинаковых кресла с высокими резными спинками.

Кресла располагались друг напротив друга, как бы подчеркивая, что, это место для серьезного разговора двух равных собеседников.

Не зная, в какое из них сесть, Джамал стоя обдумывал предстоящую встречу. Заранее он знал только одно: что бы ни предложил ему Исмаил, это не сулит ничего хорошего.

Время тянулось томительно медленно. Примерно через полчаса шелковые портьеры на одной из стен раздвинулись и вошел Мулай Исмаил. Он прошествовал к ближайшему креслу и с достоинством опустился на алую подушку сиденья. Шейх тут же опустился на колени, как и предписывал придворный ритуал.

— Встань, Джамал, — сухо произнес султан, но не предложил шейху сесть и выпить с ним чаю, как это было в прошлый раз. Так он впервые дал почувствовать свое высочайшее неудовольствие. — Думаю, тебе понравился мой маленький подарок. Я сам обучал Зейнаб искусству любви, и теперь с ней мало кто может сравниться.

— О, повелитель, она просто бесподобна, — сдержанно подтвердил Джамал. Если ожидал большего, то напрасно.

Исмаил недобро усмехнулся, его прищуренные глазки пытливо скользили по лицу шейха в поисках признаков страха. Но и здесь его ждало разочарование.

— Ты огорчил меня, Джамал, — наконец сказал он. — Очень огорчил. Я думал, что тебе можно верить. Оказывается, нет. Мне и в голову не приходило, что берберская ведьма так околдует тебя, что ты забудешь о долге перед своим господином. Побег Юсуфа на твоей совести. Ты был обязан немедленно отправить его в Мекнес, а не держать у себя в Эдеме.

— Прошу извинить меня, владыка, но все обстояло иначе, и берберская принцесса здесь абсолютно ни при чем. Едва мне стало известно, что ты снова хочешь отправить меня в море, как я настолько разволновался, что, каюсь, забыл о своем долге. Сам подумай, мой повелитель: надо отремонтировать судно, набрать новую команду, запастись провиантом, пополнить пороховой погреб, вычистить пушки и прочее оружие… в общем, дел невпроворот. Это-то и послужило причиной моего преступного невнимания. Юсуф бежал, но лишь по моей вине.

— Подумать только, какое благородство! — фыркнул Мулай Исмаил. — В прошлый раз я уже прислушался к твоим красивым речам, и это привело к беде. Мои караваны подвергаются нападению у самых ворот Мекнеса. Юсуф со своей девчонкой грабят меня и на мои же деньги покупают своим людям оружие… Я долго думал, как поступить с тобой Джамал. Не буду скрывать, ты заслуживаешь самого серьезного наказания. Вплоть до смерти. Но у меня доброе сердце, и я решил дать тебе еще одну, последнюю возможность искупить вину.

— Я не заслужил подобного великодушия, — с плохо скрытой иронией ответил Джамал.

— Конечно, не заслужил, — совершенно серьезно подхватил Исмаил, — но в память о твоем отце я дарую тебе шанс остаться в живых. Если ты и на этот раз не оправдаешь моего доверия, пощады не жди. Справишься успешно, я подарю тебе Зейнаб. Ты и представить себе не можешь, что она умеет, у нее незаурядный талант доставлять мужчинам удовольствие.

— Так скажи же, владыка, что я должен сделать? — Джамалу не терпелось узнать, что ему предстоит.

Лицо султана исказила гримаса ненависти.

— Принеси мне головы Юсуфа и его дочери. И не возвращайся до тех пор, пока в горах останется хотя бы один берберский разбойник. Мне надоело терять караваны. Ты не дурак, Джамал, и понимаешь, что еще одной неудачи я не потерплю. И никакого снисхождения к Заре не проявляй, она слишком похожа на своего отца. Я все сказал. Я велю передать в твое распоряжение сотню отборных солдат.

— А если я откажусь? — с вызовом спросил Джамал. Устроить охоту на женщину, которую он любит? Это казалось диким.

— Не откажешься, — усмехнулся султан, — ты слишком любишь жизнь. На рассвете Хасдай зайдет за тобой. Возвращайся с победой, иначе… Все, можешь идти.

Джамал молча поклонился и направился к выходу, где его ждала стража. Спорить с султаном было бесполезно. Если же он упрется и наотрез откажется искать Юсуфа, вместо него пошлют кого-нибудь другого, а его самого казнят, и тогда вообще никто не сможет встать между злобным султаном и прекрасной Зарой. Пока же ему дарованы жизнь и свобода, он сумеет постоять за себя и… за других.

* * *

Как и обещал султан, на рассвете дверь темницы Джамала распахнулась и вошел Хасдай.

— Да благословит Аллах начало нового дня! — набожно поклонившись в сторону Мекки, сказал он и повернулся к Джамалу: — Приветствую тебя, господин. Сто лучших воинов ждут тебя у ворот. Я отобрал самых проверенных и свирепых, тех, кто даже при одном упоминании о берберах рычит от ненависти. Они помогут тебе найти непокорного кади и расправиться с ним.

— И я приветствую тебя, Хасдай, — коротко бросил Джамал, выходя в коридор. Его переполняли самые мрачные предчувствия, и он не был в настроении ни с кем беседовать.

Во дворе шейх окинул изучающим взглядом построившихся солдат султана и… замер от удивления: неподалеку стоял еще один небольшой отряд во главе с Гаруном.

— Они прибыли из Эдема час назад, — негромко пояснил Хасдай. — Если хочешь, можешь тащить их собой.

Настроение Джамала при виде знакомых лиц немного улучшилось, и, едва Хасдай отошел проверить вьючных верблюдов, он поспешил к Гаруну. Тот, не слезая с коня, с грустной улыбкой приложил правую руку к груди и склонился в полупоклоне:

— Я подумал, что мы можем тебе понадобиться. В Эдеме все были обеспокоены этим срочным вызовом в Мекнес, и мы поспешили вслед за тобой. Хасдай мне все объяснил. У тебя нет выбора, Джамал. Если тебе дорога жизнь, ты должен выполнить приказ султана. Юсуфу и Заре подписали смертный приговор, и не в твоих силах что-либо изменить.

Шейх молча подошел к Касыму, похлопал его по шее и вскочил в седло. Подчиненные ему солдаты замерли в ожидании приказа выступать, но Джамал медлил. Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, он интуитивно поднял глаза и скрипнул зубами от ярости: на балконе башни, самодовольно улыбаясь, стоял султан. Шейх резко вскинул руку, и отряд с шиканьем и свистом сорвался с места.

* * *

Зара с удивлением следила за Рашидом, вихрем примчавшимся в лагерь и остановившим своего верблюда у шатра Юсуфа. Кади вышел ему навстречу, и девушка поспешила к ним, чтобы узнать последние новости.

Прежде чем расспрашивать Рашида, Юсуф, по обычаю, предложил ему выпить чаю, и все вошли в шатер. Зара быстро приготовила ароматный напиток, гонец с благодарностью взял пиалу, сделал глоток и только после этого заговорил:

— Шейха Джамала под охраной доставили в Мекнес. Гарун последовал за ним, взяв с собой небольшой отряд. Я решил, что тебе будет полезно это знать.

— Ты прав, друг, — кивнул Юсуф, — спасибо. Что еще удалось тебе узнать?

— Ходят разные слухи, но наихудшие, к сожалению, похожи на правду. Под начало шейха Джамала отдано сто отборных солдат армии султана. Ему приказано привезти тебя и Зару в Мекнес живыми или мертвыми.

— Аллах нас защитит, — с немало удивившей мужчин уверенностью сказала Зара. — Джамал не такой человек, чтобы устраивать бойню. Он не палач, и никакой приказ султана не может его изменить.

— Что-то я не знаю никого, кто бы нарушил приказ Мулая Исмаила и остался после этого в живых, — не без ехидства заметил Юсуф. — Даже если Джамал решится на такое, его никогда не поддержат солдаты.

Кади был умен и наблюдателен, он давно уже понял, что Зара всерьез увлечена молодым шейхом и не находит себе места с тех пор, как они бежали из Эдема. Знал он также и то, что из этой любви ничего не выйдет, просто не может выйти, и от души жалел дочь.

— Что же нам делать? — встревожилась она. — Если на нас действительно устроят облаву, то рано или поздно затравят, как диких зверей.

— Надо уходить на юг, в Атласские горы, — ответил Юсуф. — В крайнем случае, перевалив через хребет, мы сможем спрятаться в пустыне. — Внезапно он улыбнулся и добавил: — Твоему Джамалу придется изрядно побегать, чтобы найти нас.

— Никакой он не мой, — изрядно смутившись, с болью в голосе сказала Зара и добавила: — Он… он враг!

Спустя несколько часов караван Синих Людей уже держал путь в сторону Атласа.

* * *

— Они здесь проходили, — сказал Гарун, наклоняясь над твердой каменистой землей.

— Как давно? — спросил Джамал.

— Трудно сказать. Может, два дня назад, может, две недели… кто знает!

Втайне Джамал был рад тому, что кади Юсуф успел уйти далеко вперед. Шейх еще не знал, как поступить, если они вдруг наткнутся на лагерь берберов. Неминуемо вспыхнет бой, и Зара может погибнутъ… Ее жизнь и безопасность с каждым днем, с каждым часом значили для него все больше. Слава Аллаху, у него еще было время подумать… и решить, что делать дальше.

— Они направляются в Атласские горы, — предположил Гарун, когда дороги Рифских гор остались далеко позади. — Юсуф умен. Если ему удастся добраться до границы Сахары, мы никогда не найдем Синих Людей среди моря барханов.

— Наверное, нам лучше вернуться в Мекнес и объяснить это султану, — предложил Джамал — это дало бы Заре и ее отцу еще несколько недель отсрочки.

— Ты в своем уме?! — гневно сверкнул на него глазами Хасдай. — Приказ владыки ясен, как день: искать Юсуфа до тех пор, пока не найдем. Если ты не ценишь свою жизнь, то мне моя дорога. О, не зря Исмаил велел мне приглядывать за тобой! Он считает, что тебе уже нельзя верить, как раньше. С тех пор как берберская принцесса попала в Эдем, с тобой стали происходить странные вещи. Помилуй Аллах, по словам Султана, дошло даже до того, что ты сначала поймал Юсуфа, а потом чуть ли не отпустил его!

— Я не отпускал Юсуфа, — устало вздохнул Джамал. — Это долгая история, Хасдай, и ты все равно ничего не поймешь, так что позволь мне ее не рассказывать… Ну что, едем дальше?

Этот разговор подтвердил подозрения шейха: люди Исмаила не спускали с него глаз. Значит, надо быть осторожнее в словах и поступках. Пусть их бдительность притупится, иначе в решающий момент ему придется совсем туго.

Погоня продолжалась. Неделя проходила за неделей, но они не встречали никаких следов Синих Людей. Отряд перевалил через южный хребет Высокого Атласа и спускался теперь по поросшему лесом горному склону к краю пустыни.

Впереди лежала бескрайняя Сахара, и Хасдай решил остановиться на несколько дней, чтобы запастись водой и провиантом, прежде чем углубляться в пески.

Тем вечером они остановились на ночлег у самой границы пустыни. Пока солдаты разбивали лагерь, Хасдай выставил часовых и послал несколько человек разведать окрестности. Не прошло и часа, как они примчались назад с возбужденно горящими глазами и доложили, что совсем рядом, за каменистой грядой, у излучины обмелевшей речушки, стоят берберские шатры. У Джамала упало сердце.

— Атакуем на рассвете, когда они меньше всего будут нас ждать, — мрачно усмехнулся Хасдай, кликнул помощника и начал быстро отдавать приказы. Когда тот кинулся исполнять их, он повернулся к Джамалу и с подозрением спросил: — Согласен ли господин с моим решением?

Шейх был готов убить его на месте, но что бы это изменило?

— Совершенно согласен, — ответил он, стараясь ничем не выдать своего состояния. — А теперь извини, мне надо заняться моими людьми и оружием.

Гарун стоял неподалеку и все слышал.

— Какие будут распоряжения, господин? — негромко спросил он.

— Я должен предупредить Зару.

— Но это же предательство! — ахнул Гарун.

Глаза Джамала лучше всяких слов отражали внутреннюю борьбу, разрывавшую его душу на части. Если он исполнит приказ султана, то Зара погибнет. Если предупредит ее, то предаст своего владыку. Любое решение было невероятно тяжелым, но его сердце уже сделало свой выбор.

— Я хорошо знаю Мулая Исмаила, друг мой, в волнении сжимая и разжимая кулаки, ответил шейх. — Он жесток и бессердечен, ничто не доставляет ему такого удовольствия, как созерцание пыток. А теперь представь себе, что сделает он с. Зарой и ее отцом. Я не могу этого допустить. Я уважаю твои чувства, Гарун, и не могу требовать, чтобы ты поступился ради меня своей честью. Можешь считать себя свободным ото всех обязательств передо мной.

Гарун растерянно заморгал и отступил на шаг.

— Ты гонишь меня?

— Да. Это единственный способ спасти тебя от гнева султана. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то страдал.

— Я твой друг, — решительно тряхнул головой Гарун, и в его голосе прозвучала обида. — Друг и преданный слуга. Я не могу бросить тебя в беде. Кроме того, я не испытываю особой любви к Мулаю Исмаилу. Кто он мне? Что хорошего сделал? Мой отец был слугой и другом твоего отца. Они вместе сражались и вместе погибли. Мы с детства вместе. Нет, делай со мной что хочешь, но я останусь с тобой.

Джамал был тронут до глубины души.

— Хорошо. Мне и вправду может понадобиться твоя помощь.

— Скажи, что надо делать?

— Пока ничего. Когда люди Хасдая улягутся спать, я проберусь в лагерь Юсуфа, а как быть дальше — решу на месте.

— Я пойду с тобой.

— Это очень опасно.

— Знаю. Но без меня тебя точно сцапают либо наши часовые, либо берберские.

— Отправляйся в шатер, когда все угомонятся, я за тобой зайду. Молись, чтобы ночь была темной.

* * *

Прошло не меньше часа, прежде чем полог шатра поднялся и раздался шепот Гаруна:

— Пора, Джамал! Хасдай ушел к себе, остальные спят. Я предупредил наших людей, чтобы, в случае чего, нам дали знать.

Ночь была холодной, но черная шерстяная джеллаба шейха надежно защищала его от пронизывающего ветра. Сам Аллах, казалось, помогал им: тучи скрыли луну, и их лагерь окутал непроглядный мрак.

— Давай разделимся и доберемся до лошадей поодиночке, — шепнул Джамал. — Смотри, не наткнись на часовых.

Шейх и Гарун добрались до своих лошадей почти одновременно, взяли их под уздцы и, стараясь не шуметь, отвели подальше от лагеря. Там они вскочили в седла и помчались вперед.

* * *

Зара проснулась оттого, что внезапно стало нечем дышать. Чья-то ладонь крепко зажала ей рот. Она в испуге открыла глаза. В шатре было темно, ночной гость предусмотрительно погасил масляную лампу.

— Не сопротивляйся и не кричи, принцесса, я не причиню тебе вреда, — раздался над ухом знакомый шепот.

Джамал! Зара попыталась вырваться, но он придавил ее к земле.

Ее охватил ужас. Все кончено! Теперь Джамал отвезет их с отцом в Мекнес, где их ждет топор палача…

— Если ты пообещаешь не поднимать шума, я отпущу тебя. Поверь мне, Зара, я не сделаю тебе ничего плохого. На этот раз я пришел, чтобы помочь. Так я могу убрать руку?

Принцесса решительно кивнула, хотя и не поверила ни одному его слову. Пусть он только снимет ладонь с ее губ… Или, может, стоит сначала выслушать его? Закричать она всегда успеет.

Джамал отпустил Зару, помог ей сесть и опустился рядом.

— Слава Аллаху, я успел вовремя. Через несколько часов, на рассвете, здесь будут солдаты Хасдая. Тебе немедленно надо уходить. Собери свои вещи, мой конь ждет неподалеку.

— Одна я никуда не пойду, — твердо заявила Зара. — Мне надо предупредить отца.

— Послушай, я не могу ждать. Собирайся быстрее, иначе мне придется связать тебя и увезти силой.

— Ты можешь как-нибудь задержать солдат? — взмолилась Зара. — Если нет, то позволь мне хотя бы предупредить отца. Пойми, я не могу бежать, бросив его на произвол судьбы! И не только его, но и моих соплеменников. Здесь же женщины и дети! У тебя что, совсем нет сердца?

Ее слова, казалось, не произвели на него никакого впечатления, и она в отчаянии принялась колотить кулачками по его груди. Джамал схватил ее за руки, и она открыла рот, собираясь крикнуть… У шейха оставался лишь один способ помешать ей, и он не преминул им восполъзоваться: их губы встретились и слились в жарком поцелуе.