Шиповник и Ворон

— Я сразу предупреждаю, — повышаю голос, отчего он перекатывается в воздухе грозовыми раскатами, — если вступим в бой, то предстанем перед Советом, как преступники.

Из груди Геранта вырывается сдавленный смешок. Вольный вообще выглядит слишком расслабленным, хотя обычно рвет и мечет, если что-то идет не по плану.

— Мы стали преступниками, как только прилетели сюда, не выполнив приказ Посредника, — он поймал мой взгляд и ответил широкой улыбкой, почти оскалом. — Или в тот момент, когда ты сообщил нам, что именно за груз мы везем. И если все, что ты там в кабинете наговорил — правда, то прилетели эти ребята за Ключом. И нам никак нельзя его отдавать.

— Ключ нужно уничтожить, — вдруг выдает Ши, и все взгляды устремляются к ней.

Очаровательно. Но кулганцы скорее глотки нам перегрызут, чем позволят разломать такое сокровище.

— Нет, — гриб взволнованно раскачивается в своей подвеске. Вот-вот начнет театрально вздыхать и заламывать руки. — Договоренность была иной. Мы можем изучать Ключ. Заставить его замолчать. Спрятать его. Никто никогда не найдет.

— Откуда такая уверенность? — Ши упрямо вскидывает подбородок, несколько огненных прядей взлетают вверх, как языки пламени, а в серых глазах читается такая отчаянная решимость, что я понимаю: девчонка будет настаивать до хрипоты. — Если магистр прав и кто-то в Совете работает на камкери, то они уже растрезвонили, где мы есть. Это вопрос времени, когда к вам придут за Ключом. Не сейчас, так через несколько недель или месяцев!

— Кулган богат естественными туннелями. Ключ будет спрятан.

— Кулган разберут по камешкам, как только станет ясно, где искать!

— Не смогут, — Флоренс заправляет за ухо темную прядь и смотрит на Ши исподлобья, будто оценивает. — Соглашения о ненападении. Торговля знаниями и технологиями прочно завязана на этой планете, а расшифровать большую часть данных могут только хозяева.

— Ой, я вас прошу! Кто будет соблюдать соглашения, когда выяснится, что кулганцы укрывали преступников? Какое вообще будет иметь значение Кулган, если Ключ попадет в лапы камкери? Достаточно просто наплевать на все и забрать его силой, — девчонка сжимает руки в кулаки. — И отдать чудовищам.

— Ключ может быть полезен, — гудит гриб. — Он может переломить ход войны. Открыть врата к миру камкери, дать людям возможность вырвать врага с корнем. Камкери — саранча. Их не остановит уничтожение Ключа. Пусть и медленно, но они будут продвигаться по галактике, трансформируя одну планету за другой.

— Это можно сделать и через подпространство.

— Если известны координаты выхода, а людям они неизвестны. Мир камкери давно стал страшной сказкой. Мифом, как вы говорите. Его местоположение утрачено, а Ключ может подсказать путь. Нужно только заставить его говорить.

У Ши явно заканчиваются аргументы, но ее идея с уничтожением откликается в душе приятным теплом «правильности». Ключ действительно стоит уничтожить.

Но кулганец дело говорит. Невозможно оставить за спиной такую силу, как камкери. Жить и ждать, что однажды они найдут способ добраться до Заграйта. До самых дальних границ галактики.

Думать о том, что голодное нечто вот-вот начнет проглатывать один мир за другим.

— Корабль получил от нас разрешение на посадку, — сообщает кулганец.

— Это наш шанс выбить информацию, — проверяю пистолет и то, как клинок ложится в ладонь. Черное лезвие тускло поблескивает в свете транспортной платформы, по поверхности бежит вязь из маково-красных зигзагов. — Если на борту боевой отряд, то это десять-двенадцать вооруженных человек. Посредник не упустит возможности присутствовать лично, но не стоит радоваться заранее. Он хорошо подготовлен, серьезно вооружен и вышибет мозги любому, кто окажется в поле зрения и решится напасть. Можете прикончить всех, кроме него, чтобы не путались под ногами.

Показываю им фотографию Посредника, сохраненную в инфобраслете. Над рукой повисает голографическое изображение, чуть дерганое и помигивающее, но достаточно четкое.

Совершенно безликий мужик. Высокий, худощавый, сероглазый, без интересных черт. Такой пройдет мимо вас по улице и не оставит в памяти ничего, кроме размытой тени. И вы никогда не узнаете, что он — ключевое звено, связывавшее Совет с наемниками, убийцами и звездной гильдией. Посредники не набирались из обычных людей — их выращивают и модифицируют. Избавляют от возможности чувствовать боль, нужды в пище и воде, делают преданными хозяину, но у любого механизма, созданного в пробирке или собранного из металла и сцила, есть уязвимые места.

Только бы добраться до него.

Когда транспортная платформа останавливается, мы оказываемся в широком коридоре, где не видно ни одной книги. Гладкие стены тянутся в темноту над головой, поблескивают золотистой глазурью и притягивают взгляд мелкими узорами, покрывающими их от пола до бесконечности.

Кулганское письмо. Это коридор исторической хроники, где грибочки записывают историю своей расы и Кулгана.

Кулганец подводит нас к тяжелой угольно-черной двери и ждет, пока сканер определит, что он не враг и может пройти внутрь.

Там оказывается просторное помещение с такими же золотистыми стенами, что и в коридоре. По периметру установлены голографические экраны, оборудование для управления погрузчиками и грузовыми воротами. За стеклом впереди хорошо видны посадочная площадка и темное пятно боевого корабля. Ламп внутри достаточно — все, как на ладони, но из-за защитных полей корабль расплывается и колеблется, как тень на поверхности воды. Еще три кулганца поворачиваются к нам и тотчас возвращаются к своим делам, стоит только нашему провожатому что-то низко прогудеть.

— К площадке подходят еще два коридора, — говорит он. — Я открою для вас проходы и закрою их за вами. Мы не можем рисковать своей безопасностью.

— Меня это устраивает, — клинок оказывается в моей руке. Пистолет я доставать не спешу. — Бардо! Идешь со мной. Герант, Ши и Флоренс обойдут с другой стороны.

— Но, магистр! — Флоренс не может сдержать возмущение, но затихает и опускает взгляд, когда я нависаю над ней, вытянувшись в полный рост.

— Ты идешь с Герантом и Ши. Выполняй!

— Слушаюсь, — цедит она и достает пистолет.

— Минуточку…

Ши замирает у одного из экранов и впивается в изображение. Я вижу, как она бледнеет, стискивает зубы и тяжело выдыхает. Эмоций на лице девчонки слишком много, чтобы выделить что-то одно.

— Буря! — рявкает Ши и едва сдерживается, чтобы не пальнуть прямо в голограмму.

Буря

Отчаянье — худший из грехов. Оно делает нас слабыми и уязвимыми, податливыми, как пластилин. Мы теряем ориентиры и сомневаемся в собственных силах, чем ставим под сомнение выбор Саджи.

Богиня справедливости никогда не дает невыносимых испытаний.

Отец всегда так говорит.

Говорил…

В горле сухо и солоно, а в крови юркими пузырьками растекается вязкий раскаленный адреналин. Меня корежит от желания вырваться из стального нутра «Потрошителя» и броситься в бой.

Найти Ши, ведь я знаю, что эта камкеритская шлюха здесь, на Кулгане.

Подлая, мерзкая тварь! Когда отец только привел ее в дом, я знал, чувствовал, что сучке нельзя доверять. Большие серые глаза смотрели на меня снизу-вверх, а я молча кипел, сжимал и разжимал кулаки, слушал, смотрел, как отец показывает ей дом.

Будто она одна из нас, а не выблядок, рожденный от противоестественного союза с врагом!

Таких стоило топить после первого же крика, а еще лучше — вырезать из утробы и сжигать на костре. Порченая, дурная кровь! И она одним своим присутствием пачкала наш дом, оставляла на пестрых подушках свой запах, везде отсвечивала кровавой шевелюрой.

Втерлась в доверие, пробралась в личную охрану отца.

Пробралась бы и в его койку, но Глава оказался умнее.

Я верил, что морок рано или поздно спадет. Не может же взрослый, разумный человек быть настолько ослепленным этой замухрышкой!

Разве ты не видел, отец?! Не замечал, что стал мягкой глиной в грязных пальцах прирожденной лгуньи, мечтавшей занять место подле тебя?

Слава Садже, что сука не понесла ребенка, но я видел, какими глазами она смотрела на тебя, отец.

Голодными. Полными жажды.

Слепой старый дурак. Саджа избавила тебя от позора — она действительно справедлива. И какая горькая ирония, что именно болезнь камкери подкосила самого ярого их защитника.

И что же в итоге?

Все оказалось до банальности просто! Сука сразу же бросила меня, чтобы примкнуть к такой же шайке преступников и выродков! Двоедушник и убогий пилотишка ей оказались важнее прямых приказов. Какая-то слепая девка заставила ее пойти против меня, ее хозяина!

И это та самая хваленая преданность, которой шлюшка так гордилась? Это то самое желание служить семье отца до самой смерти? Где она была, когда меня выкинули из Совета, как паршивую собаку?! Где она была, когда мир вокруг медленно разрушался?!

Начала новую жизнь…

Устроилась в гильдию и в ус не дула! Даже не удосужилась выяснить, как там поживает сын ее любимого хозяина!

Если бы не Посредник и его заманчивое предложение…

Разминаю затекшую шею, пытаюсь угомонить колотящееся сердце, но оно то и дело пропускает удары, а перед глазами мелькают картинки изувеченного тела бывшей подчиненной отца.

Я буду рвать ее, пока Ши не охрипнет от крика. Душить, пока серые глаза не поблекнут, пока краска не сойдет с ее лица.

Подожду немного и буду рвать снова, пока сука не подохнет в корчах.

Раз она так любила отца, то я воссоединю их в чертогах Саджи.

Когда корабль опускается на круглую площадку в закрытом ангаре, я уже чувствую, что ловушка вот-вот захлопнется. Во взгляде Посредника я читаю понимание. Этот странный человек, как никто другой, в курсе, что ни магистр, ни ублюдский двоедушник не сдадутся без боя. Когда они не вернулись на Заграйт в положенное время, он без колебаний вынес приговор.

Они ослушались, пожелали разгадать секрет, не предназначенный для чужаков, а значит пошли против всего Совета.

Когда Посредник приказывает вам прыгнуть, то вы не спрашиваете зачем, вы уточняете, как высоко.

Его воля — это воля Совета. И чем ближе я буду к нему — тем лучше. Все эти напыщенные старики, не пожелавшие принимать меня, еще расплатятся за такую ошибку. Когда камкери придут собирать свою кровавую дань, я буду в безопасности, буду наблюдать, как они мучаются и молят о спасении!

Посредник раздает последние приказы, а мне не терпится рвануть в бой. Я готов, как никогда, едва могу дышать из-за распирающего горла ликования. Внутренности горят огнем, плавятся под кожей и бросают меня в настоящий ад, откуда может вывести только кровь врага на моем лице.

Когда трап опускается, мы оказываемся в кромешной темноте — осязаемой и липкой, как патока.

Я слышу шаги. Не топот боевого отряда, который ничего не боится, давно вооружен «ночными» очками и организованно покидает корабль, а тихое, крадущееся скольжение мягких сапог.

Касаюсь виска, и тонкая плена растягивается перед лицом, позволяя рассмотреть очертания ближайших предметов. Чуть-чуть подкрутить — и вот уже ангар виден, как на ладони. Серебристо-серый, будто облитый лунным светом. Вокруг громоздятся стеклопластовые ящики, высокие контейнеры, крохотные черные боксы, в которых обычно перевозят древние кулганские книги.

Наверняка трусоватые кулганцы спрячутся за стальными дверями, но против сциловой взрывчатки не устояла еще ни одна преграда. Их подземный улей вскроют и выпотрошат до основания. Укрывательство преступников, нарушивших условия соглашения с Советом, развязывает Посреднику руки.

Осталось только выжечь этот грибник и найти Ключ.

Я не успеваю как следует осмотреться — внимание привлекает зыбкая черная тень, скользящая точно по направлению к кораблю. Прищуриваюсь, подкручиваю «очки», чтобы лучше рассмотреть того идиота, что решил выйти на бой против целого отряда с пушками, и чуть не роняю челюсть. Когда вижу, что передо мной Фэд, магистр гильдии.

Псих даже не пытается прятаться, идет вперед, с оружием в руке и такой усмешкой на губах, что вдоль позвоночника ползет противный липкий холодок.

Он выше, чем я представлял, шире в плечах, мощнее. Черные волосы небрежно взъерошены и прикрывают глаза. Рука держит клинок так, будто магистр с ним родился, острие едва заметно покачивается из стороны в сторону, выписывает в воздухе затейливые зигзаги.

И взгляд магистра останавливается на мне. Бьет в живот и скручивает внутренности горячими узлами. Я будто смотрю в глаза разъяренного животного, пришедшего разорвать мне горло, тяжело сглатываю и понимаю, что не могу пошевелиться.

Наваждение какое-то!

Один из бойцов отряда поднимает винтовку, что-то кричит, но я не разбираю слов. Поворачиваюсь, чтобы отдать приказ стрелять, но ослепительная красная вспышка бьет по глазам и заставляет подавиться криком, а когда зрение возвращается, то я вижу, как парень с винтовкой оседает на пол дымящейся кучей мяса и пластика.

Бойцы укрывается за ближайшими контейнерами, по личной связи отдаются быстрые приказы. Готовятся две самонаводящиеся бомбы, способные разворотить к хренам любые двери, какие только кулганцы захотят поставить на нашем пути.

Фэд пропадает из поля зрения: просто испаряется, как какой-нибудь призрак. Не провалился же он сквозь пол, в самом деле! Отвлек людей, всего на мгновение, а уже один труп. Нужно быстрее пробраться внутрь и найти Ключ, пока этот больной ублюдок не выкинул что-то такое же безумное.

Укрывшись в стороне от отряда, я пытаюсь слиться с окружением, но смысла в этом ноль, если Ши и ее свора обзавелись ночным видением. Обшариваю взглядом каждый доступный уголок, но ничего не вижу. Будто все замерло, затихло перед новым ударом.

Именно я первым коснусь Ключа!

Я преподнесу его Посреднику, а не кто-то из его безликих болванчиков.

Вижу в сотне футов впереди дверь. Наверняка она заблокирована, как и другая, но не зря же я прихватил с корабля парочку бомб. Пока отряд будет отвлекать на себя врагов, я расчищу путь!

Но стоит только сделать шаг из укрытия, как за спиной громыхает взрыв и воздух рвут крики и отрывистые команды. Кидаю взгляд назад всего на мгновение, чтобы оценить обстановку, а когда поворачиваюсь к двери, в лицо мне уже летит знакомый кулак. Только чудом избегаю удара, пригибаюсь и откатываюсь в сторону.

В дюйме от головы в пол врезается сциловое острие. Бью наотмашь, вслепую и вскакиваю на ноги, чтобы встретить камкеритскую суку лицом к лицу.

Ши теперь совсем другая.

Разъяренная кошка. В глазах — ни капли жалости. Шаги плавные, скользящие, будто тварь ступает по воде.

Выпад — стремительный и хлесткий — клинок царапает броню на плече, высекает искры. Тонкие губы растягиваются в хищном оскале, а черты лица заостряются так сильно, что сейчас Ши как никогда похожа на своего камкеритского отца. Безумная дикарка, готовая проливать кровь.

— Север в могиле переворачивается, Буря, — шипит она сквозь сжатые зубы. — Что ты делаешь? Ты совершенно не понимаешь, к чему приведут планы Совета?

— О, я прекрасно понимаю, маленькая сука! — описываю широкую дугу, бью размашисто, с ненавистью, вкладываюсь в каждый удар так, что Ши дрожит, пытаясь отразить клинок. — Это ты забыла, где твое место!

Взмах, и лезвие рассекает куртку и узкое запястье, но девка даже не вскрикивает и клинок не опускает. Пружинит на чуть согнутых ногах, не отводит взгляд, прожигает в броне невидимые дыры.

Почему она не кричит? Разве ей не больно? Я буду кромсать ее, пока из горла не начнут литься вой и мольбы!

Но вначале — найду Ключ.

Выхватываю из сумки на поясе два крошечных красных шарика, сжимаю, что есть сил, пока они не начинают светиться, и швыряю в сторону двери.

Ши рвется ко мне, метит в горло, но я уворачиваюсь и прижимаюсь к земле, когда громкий хлопок взрыва прокатывается над головой. Скрежет металла болезненно бьет по ушам.

Девка чуть шатается, теряет равновесие всего на секунду, но этого достаточно, чтобы подсечь ее и повалить на землю. Мой клинок в дюйме от ее горла, сладость победы бьет в голову.

— Вот и все!

Лезвие вжимается в горло, тяжелая красная капля стекает вниз, за ворот куртки, а Ши хрипит и тянется к оброненному оружию.

Слишком поздно, сука!

Резкая боль в боку рассекает мир пополам и топит его в красном болезненном мареве. Из горла рвется сдавленный вой, и я заваливаюсь в сторону, с трудом поднимаюсь на ноги и вижу вторую девчонку, которую раньше не заметил.

Зажимая широкий порез, несусь к двери, на ходу вытаскивая еще один красный шарик.

Он взорвется за спиной ровно через три секунды, даст мне фору.

Фора! Это все, что нужно.

***

Центр наблюдения в дыму, но я быстро нахожу одного из кулганцев, что все еще в сознании.

— Отведи меня к Ключу! — рявкаю так, что горло сводит судорогой. — Немедленно!

— Мы отказываемся…

Один крошечный укол, и кулганец заходится дрожью и ревет от боли. Трясется в своей силовой подвеске и тянется к поврежденному глазу, но я быстро пресекаю все попытки коснуться раны и покачиваю острие так, чтобы гриб не терял его из виду.

— Веди сейчас! Или я оставлю тебя слепым и глухим, а потом выпотрошу.

Кулганец что-то булькает и судорожно изгибается в моих руках, мягкое тело идет волнами, шкура под шляпкой вспучивается и стремительно наливается чернильной синевой.

Его тело обмякает всего за мгновение, а я тупо смотрю в одну точку и не могу понять, что происходит.

Он убил себя? Вот так просто?

Нет времени выяснять!

Выход из комнаты всего один, ведущий в длинный, плохо освещенный коридор, а дальше тупик и транспортные платформы. Выбираю ближайшую и набираю команду активации. Дома мы пользуемся…пользовались такими же механизмами, купленными отцом у кулганцев, так что я помню, что и куда нажимать даже без знания языка. Выбираю последний маршрут.

Пальцем в небо, но времени мало, а грибочки, судя по всему, скорее примут смерть, чем будут отвечать на вопросы.

Когда платформа поднимается вверх, я слышу окрик, но не оборачиваюсь. Даже если мир рухнет в пропасть, моя единственная цель — найти Ключ.

Шиповник

Флоренс увязалась за мной следом, и я, признаться честно, благодарна. Встреча с Бурей подкосила ноги и выбила из колеи, обрушила на плечи груз вины и ответственности.

Это все я.

Не уследила.

Север доверил мне сына, а я отвернулась. Занялась собой, хотела начать новую жизнь, а ведь ему, возможно, была нужна моя поддержка.

Внутренний голос было со мной категорически не согласен. Он зудел где-то там, в дальнем уголке черепной коробки, и тихо хихикал:

— Но ведь он сам дал тебе вольную. Ты не могла даже близко подойти к особняку! Приказ стрелять на поражение, разве забыла? Он — избалованный мальчишка, которого ты постоянно вытаскивала из неприятностей. Не обманывайся. Каждый на том месте, которое выбрал сам. И Буря выбрал предательство! Себя, своего долга, как человека, своего отца, своих людей.

— Его могли заставить. Шантаж или обман. Или угрозы.

— Ты сама в это не веришь.

Флоренс шагает быстро и бесшумно, как кошка. Замирает только у платформ, отмечает, что одной нет, но не останавливается, а ищет взглядом панель управления и что-то быстро на ней набирает. Неужели запомнила действия кулганца?

Мысли в голове тяжелые и горячие, они сталкиваются друг с другом, звенят, шуршат и кричат наперебой, пытаясь привлечь мое внимание.

Стоило бы подождать Геранта и остальных, но понимаю, что Буря — мое личное дело и ответственность.

И я должна принять последствия, как сделал бы Север на моем месте.

— Пойдем, Ши!

Ишь ты, какая грозная! Совсем не тот нежный цветочек, что теряется от каждого взгляда магистра и трусливо прячет голову в плечи. Щеки порозовели, в глазах огонь, а в каждом движении — беспокойный порыв. Она вскакивает на платформу стремительно, сжимает поручни с такой силой, что белеют костяшки, и мы рвемся в темноту, вдоль бесконечных книжных полок.

Сердце колотится о ребра, хочет вырваться из костяной клетки, и мне приходится вдохнуть поглубже, чтобы успокоить расшатанные нервы. В голове полнейший кавардак, и единственная точка опоры — револьвер на поясе и клинок в руке.

Что, если мы опоздаем?

Нет, нельзя об этом думать сейчас! Страх убивает, он — отец всех сомнений и слабостей. Моя рука должна быть твердой, когда я столкнусь с врагом лицом к лицу.

— Ты хорошо его знаешь? — вдруг спрашивает Флоренс.

— Я была капитаном личной охраны его отца.

— Почти что семейные разборки, — девчонка невесело усмехается, а в глубине зрачков клубится плотный мрак и сотня вопросов.

— Можно и так сказать, — смотрю на нее сверху вниз, — если прижмешь его, то не убивай. Это мое дело.

— Как скажешь, — Флоренс пожимает плечами и прищуривается, что-то рассматривая впереди. — Но если он начнет палить, то я пристрелю его без размышлений.

У нее даже голос изменился. Стал чуть ниже и глубже, чем тогда в кабинете: из него пропала девчачья ломкость и высота, а на поверхности показались уверенность и колючий холод.

Я — чужак. Флоренс не доверяет мне, а после слов о «семейных разборках» может даже подозревать в сговоре.

Она пошла за мной не из желания помочь! Вот оно что.

Стоит девчонке почувствовать хотя бы малейший намек на ложь, как я останусь лежать посреди коридора с пулей в затылке.

Осознание бьет меня по лицу раскаленной тяжелой ладонью, и я не могу сдержать кривую усмешку.

Достойного напарника Фэд воспитывает. Под стать себе.

Платформа дергается и замирает на месте, аккурат у коридора, ведущего в кабинет. Я все еще надеюсь, что после нашего ухода Ключ перенесли и спрятали, но тихий истеричный смех, доносящийся из-за двери, говорит об обратном. Жестом указываю на панель справа и отстегиваю револьвер, взвожу курок, и щелчок в тишине кажется оглушительным.

Мне нужна всего пара секунд, не больше. Возможность вскинуть руку и нажать на спусковой крючок.

Облизываю пересохшие губы и киваю, когда Флоренс заносит ладонь, чтобы ударить по стеклопластовому прямоугольнику.

За дверью что-то грохочет, а через мгновение я слышу знакомый писк.

— Назад!

Флоренс слишком близко — не успевает среагировать. Дверь мнется и раскрывается, как цветок, разлетается в стороны острыми осколками, вспарывает рубашку и жилет, обдает лицо колючими раскаленными брызгами. Отлетаю назад и прикладываюсь со всей дури об поручни платформы.

Мне кажется, что они гнутся от натуги, а ребра трещат и хрустят, выбивая из горла болезненный вопль. Падаю плашмя, лицом вниз, хватаю губами раскаленный воздух, а когда пытаюсь приподняться, то что-то тяжелое давит на шею, пригибая к земле. Я почти впечатываюсь в пол, без малейшей возможности пошевелиться и при этом не лишиться головы.

— Зря ты не носишь броню, Ши, — голос Бури искаженный и охрипший. Он надсадно кашляет, но крепко стоит на ногах.

Щелчок.

Курок на его револьвере взведен.

Краем глаза я вижу рядом Флоренс. Неподвижную и обмякшую.

— Как думаешь, три пули достаточно, чтобы убить такую мелкую сучку?

— Не…смей…

— Или что?

Он переворачивает меня рывком, отбрасывает в сторону клинок и огнестрел и фиксирует мои руки над головой. Буря тяжелый, а в голове все еще гудит от взрыва. Мир перед глазами отчаянно вращается, перекручивается и сжимается до состояния взведенной пружины.

— Открой-ка рот, шлюха, — шипит Буря.

Дуло револьвера смотрит точно мне в лицо. Я чувствую запах сциловой смазки и стали: он оседает на языке вместе с пылью и гарью.

Подчиняюсь приказу, а Буря чуть не вышибает мне стволом револьвера зубы, проталкивая его глубоко в горло. Давлюсь кашлем, отчего боль в ребрах прошивает меня до самой поясницы и скручивает в тугой узел, выжимает злые слезы и глухие проклятья.

— А Ключик-то у меня, — свободной рукой Буря машет перед моими глазами артефактом. Его взгляд наливается каким-то хищным, диким блеском, и острие Ключа упирается мне в шею. Надавливает сильнее, прорывая преграду кожи, обмакивает наконечник в теплую кровь. Ничего не чувствую и почти ничего не вижу, все тело — обломок камня, покрытый сеткой мелких трещин.

Артефакт весь в крови, и мне кажется, что я слышу его голос.

Далекий, неразборчивый шепот.

Он похож на легкое шуршание листвы под ногами, когда прогуливаешься осенью по забытым тропинкам.

Так мог бы разговаривать лес, если бы знал человеческий язык.

Враг…

Враг нашел нас…

Что-то тяжелое и холодное капает на щеку, а лицо Бури неуловимо меняется. Он смотрит на артефакт, как на ядовитую змею, но не в силах разжать пальцы и отбросить его прочь. Ключ медленно покрывается непроницаемой чернотой, которая собирается и стекает вниз, по запястью Бури и дальше. Чернота булькает, оплетает наши тела, мешает отлепиться друг от друга. Тонкие усики-щупальца пеленают и лежащую рядом Флоренс.

Хочу кричать, выть от ужаса и биться, как в последний раз, но странный, шелестящий голос настойчиво врывается в голову и крошит мысли в пыль, мешает сосредоточиться.

Враг нашел нас…

Мне кажется, что я проваливаюсь в яму без дна, тону и не могу нащупать опору. Бури уже не видно, он весь оплетен чернотой и даже не шевелится.

Парализованный.

Уничтоженный страхом.

Когда мрак подбирается к глазам и ушам, мне кажется, что я слышу вдалеке чей-то крик. Будто кто-то зовет меня по имени и просит не уходить, но шелест сильнее.

Нет вокруг ничего, кроме тьмы.

И она с радостью принимает нас.