Школа. Никому не говори. Том 1.

Глава 2.

Химик и не думала надрываться на два класса. Она попросила достать двойные листочки, открыть учебник и решить несколько задач. Оценки пойдут в журнал. Не успеете – ваши трудности.

Хитрый и правильный ход со стороны педагога. Оценок по химии всегда мало, исправить сложно. Пусть весь урок вместо интриг, хулиганства да болтовни школота пыхтит над формулами и не надеется свалить налегке.

Началось шуршание в портфелях, зашелестели страницы. Кабинет нервно, но приглушённо зашумел. Каждый искал у кого списать, так как детей, талантливых в химии, были единицы даже в «А» классе.

Понимая, что сильных учеников затуркают, не дадут совершенно работать, учительница предупредила, что пойманных на списывании и нарушении дисциплины ждёт двойка в журнал без возможности исправления. Десятиклассники притихли.

Люба была слаба в химии. Ей легко давались гуманитарные, но не точные науки. Правда, Поспеловой сегодня повезло: рядом сидела дружелюбная Федотова Вера, а впереди – Камилла, настроенная к тихоне более-менее нейтрально. Вера сколько-нибудь могла решать химические задачки, а Виноградова в предмете вообще слыла асом.

Перед Поспеловой замаячил высокий шанс списать хотя бы на тройку. Вот только гордыня не позволяла сдирать открыто, когда в кабинете сидит шестьдесят человек, и львиная часть из шести десятков озирается, крутится, тыкает соседей да шёпотом пытается дозваться до тех, кто подальше. Уж больно Любе, и так совсем не уважавшей себя, не желалось выглядеть в глазах чужаков тупицей и слабачкой. Пусть её способности знали в «А», но показывать чужим свою бездарность тихоня не собиралась. Девочка вырвала из тетради черновой лист, на котором, низко склонившись, принялась строчить тарабарщину, напоминавшую химические уравнения только присутствием элементов из таблицы Менделеева. Со стороны можно было подумать, что школьница, корпящая над листком, согнувшись в три погибели, реально соображает. Нет, не просто соображает, а является неоспоримым химическим гением!

– Виноградова! Виноградова! – позвали позади.

Одноклассница не оборачивалась.

– Твою мать!.. Камилла! – снизошёл Тимон.

Брюнетка степенно повернулась.

– Чего надо?

– Охренела?!.. «Чего надо»?! – передразнил девочку Степанченко. – Списать дай!

– А что мне за это будет? – прищурившись, поинтересовалась она.

Илья и Матвей, пригнувшись, заржали.

– В смысле «что будет»?.. Вконец охренела?!.. Списать дай, говорю, крыса ты!

Камилла бы с удовольствием попререкалась на равных с зарвавшимся Тимоном, если бы ненароком не заметила, как с галёрки за ней наблюдают чужаки из 10 «Д». Степанченко надо было спустить с небес на землю во имя своего же имиджа.

– Да пошёл ты, Кабан!.. Заткнись! – зло кинула Виноградова и стремительно развернулась, колыхнув густой каштановой гривой.

Степанченко от возмущения задохнулся и побледнел. Кличку «Кабан» ему прилепил какой-то станичный старшак, которого Тим, по слухам, боялся. За какие качества парнишку наградили кликухой, в классе никто не знал. Шатен это погоняло, естественно, не любил и готов был подраться с любым, кто в подражание врагу смел его так обозвать. Поэтому позывной за Тимоном заочно висел, но Кабаном никто шатена в 10 «А» не величал. Так что Виноградова только что совершила невиданный демарш.

С галёрки раздался глумливый хохот. Смеялись над Степанченко, ядовито и издевательски. Кто-то выходку Камиллы очень даже заценил.

Люба не смогла удержаться от любопытства и обернулась.

Закинув руки за голову и вальяжно покачиваясь на стуле, смеялся брюнет с серьгами в ушах. Сидящие рядом с ним мальчишки – его друзья – тоже во весь рот скалили зубы.

Степанченко сжался ещё больше.

«О-о-о-о-о!.. Да этот цыган круче Тимона!» – с удовольствием отметила Люба. Впервые она видела обидчика столь скукоженным и напуганным. Тихоня, наслаждаясь зрелищем, злорадствовала.

Химичка, услышав ржанье парней, оторвалась от проверки тетрадей и посмотрела на источник шума.

– Сэро, хочешь получить «два» и выйти вон за дверь?!.. Дисциплину решил мне тут нарушить?!

Школьник не стал торопиться с ответом на предъявленную претензию. Он буквально несколько секунд будто пораздумывал над сказанным в свой адрес, потом весело глянул на химичку и размеренно, немного оттягивая каждое слово, вкрадчиво произнёс:

– Никак нет, Марья Игнатьевна!.. Разве я могу?..

– Очень надеюсь, – смягчив тон, быстро ответила покрасневшая и смутившаяся Мария Игнатьевна. Зная, что подростки видят неловкость, не подобающую даме бальзаковского возраста, педагог быстро переключила внимание на другого брата. Тот, лишь слегка отвлекшись на замечание, адресованное Сэро, сосредоточенно продолжил работать над проверочной, тихо советуясь с коротко остриженной белобрысой девочкой-соседкой.

– Имир, повлиял бы на родственника-повесу, что ли!.. Когда брат возьмёт с тебя пример и начнёт, наконец, учиться?!..

Имир медленно поднял голову, задумчиво посмотрел на преподавателя и, неопределённо пожав плечами, снова занялся делом.

– Под строгую опеку взял бы братца, а?!.. Как пионеры когда-то делали! – не сдавалась химичка, видимо, надеясь, что занятый проверочной близнец включится в разговор.

Имир снова отвлёкся от работы и серьёзно, без тени улыбки, ответил:

– Ну так то ж было «когда-то». Смысла нет поступать, как давным-давно никому не интересно.

Огорошенная, учительница потеряла дар речи. Умник добавил:

– А когда Сэро начнёт учиться, мне лично дела нет. У него своя голова на плечах имеется.

Поспелова с такой безапелляционной наглости далась диву.

«Какие, однако, любопытные!.. Имя у крашеного смешное!.. Интересно, как прикалываются с его чудного имени?.. Сэ-э-э-ро-о-о-о!» – протянула школьница, хихикнула, огляделась и поняла, что смешно только ей. Когда Мария Игнатьевна обратилась к парню по имени, вообще никто не среагировал. Одноклассники явно Сэро уважали.

Люба тоскливо позавидовала черноглазому мальчишке. Ну как с настолько странного имени и не смеётся никто! Разве такое бывает?!..

***

Время урока неумолимо испарялось вместе с шансом списать.

Сэро надоело бездельничать. Надо обеспечить себя в журнале любой оценкой повыше двойки.

Друг рядом рисовал синей пастой какую-то ересь – явно клал на суету большую кучу равнодушного дерьма.

Другие два соседа уже списали, но решение оказалось неправильным, и теперь они дёргались в поисках лучшего.

Брат содрать не даст. Имир в этом плане вредный и принципиальный по отношению к любому, а к близнецу – в особенности. А если и даст, то Сэро придётся отрабатывать, и немало. Имир выставлял за списывание родственнику цену высокую, чем ещё больше отбивал желание обращаться за халявой в учёбе. Сэро клянчил у Имира, только когда совсем прижимало, но старался, чтобы «прижимало» как можно реже. Впрочем, Сэро всегда находил у кого списать. Наглости и обаяния парню не занимать, плюс ему никто никогда не отказывал. Повеса благотворителей ни под каким предлогом не обижал, даже покровительствовал им.

На четвёртой парте первого ряда, примерно на расстоянии двух метров смуглокожий мальчишка заметил школьницу из параллельного класса, яростно корпевшую над проверочной. Сгорбившись от неистового труда над задачами, девчонка не поднимала головы. Золотистые волосы чуть ниже плеч закрывали лицо, локти прижаты к туловищу. Ноги спрятаны под сиденье стула. Длинная, ниже колен, тёплая юбка, застёгнутая под горло голубая блуза с кружевным старомодным воротником. На ногах – глухие некрасивые туфли с низким широким каблуком.

«Зубрёжница стопудово! – хмыкнул Сэро. – А строчит-то как снайпер! Пятёрку верняк получит… Вот ты-то мне, дорогуша, сейчас и нужна!»

– Девушка! – на полутоне, ласково и заигрывающе, позвал Любу брюнет, наклонившись вперёд.

Ноль реакции. Не слышит.

– Девушка! – чуть громче и медленнее выдал юноша. А затем, рассчитывая избежать внимания Марии Игнатьевны, бросил уже быстро, отрывисто.

Начали оборачиваться все десятиклассницы: и рядом сидящие, и даже те, что подальше. Кроме персоны, к которой непосредственно обращались. Химичка подняла голову – Сэро затих. Не услышать точно было невозможно!

– Тимон! – тихонько присвистнул повеса. Степанченко обернулся и вопросительно кивнул.

– Девчонка, что сидит впереди, шарит?..

Люба, шокированная, догадалась, что речь идёт о ней. Узнала бархатный низкий голос брюнета.

«Блин, да как можно ему дать муть, что в черновике настрочена?!.. Чтоб цыган потом меня где-нибудь за углом пришиб?!» – тихоня насторожилась и сгорбилась сильнее.

– Кто?.. Вот эта?! – Тимофею очень не понравилось, что ровесник обратил внимание на Поспелову. Такое в планы не входило. Ещё не хватало, чтоб у груши для битья появился покровитель. – Да она конченая, убожество, мля!..

– Мне плевать! – обрезал его на полуслове Сэро. – Какое дело, какая она, если девка шарит?.. Позови!

Тим, сглотнув, подчинился. Протянул руку к спине Поспеловой и постучал слегка пальцами.

– Эй, Люба, слышишь?.. Обернись, тебя зовут!

Девушка чувствовала, что привлекла слишком много внимания. Она еле дышала – красная, с расширенными от напряжения зрачками. Тело задеревенело. Бессильные руки прилипли к парте. Ноги окоченели и приросли к полу. Челюсти, склеенные, сжались – вот-вот заскрежещут зубы. Повернуться и посмотреть в лицо смазливому наглому брюнету, тем более улыбнуться девочка попросту не могла. Привыкшее к насмешкам сознание решило, что, если ответить на зов, порция унижений обеспечена.

Мельком обернулась Рашель, кинула насмешливый взгляд на красную Любу. Следом повернулась Камилла. Брюнетка посмотрела оцепеневшей Любе прямо в глаза – зло, смеясь, брезгливо. Она презирала трусость тихони: как можно не использовать такой шанс?! Находчивая Виноградова молниеносно схватила свою тетрадь с работой и, соблазнительно улыбнувшись, передала Сэро.

– Держи! Я всё уже решила и проверила!

– Спасибо! Буду должен! – полушёпотом ответил обрадованный мальчик, благодарно подмигнув.

– Если что, обращайся! – Камилла излучала высшую степень приветливости и обаяния. И тут же не упустила возможность щегольнуть: – У меня «пять» по химии. Всегда могу помочь!

Сэро усмехнулся – намёк понят. Многие девчонки старались ему угодить. Кроме высокомерной глухой овцы с четвёртой парты первого ряда, выставившей его дураком.

«Тебе это даром не пройдёт, сучка, вот увидишь!»

***

Ерик протекал через весь городок и был его достопримечательностью. Мама Любе говорила, что река создана искусственно и служит для спуска воды с рисовых чеков.

На одном из берегов в центре города расположился песчаный пляж. С зонтиками, парой катамаранов и советским дневным кафе с мороженым. В начале 2000-х это кафе переделают в ночной бар с небольшой танцевальной площадкой.

Летом пляж забит до отказа: с мостика молодежь прыгала в реку, кто-то брал на прокат катамаран – все плескались, купались и ныряли с открытыми глазами в мутную воду. Жарили шашлыки.

Забавно, что в метрах пятидесяти от пляжа росли буйно камыши, паслись коровы и рассекали воду стаи гусей и уток. Купающихся живность не смущала. Некоторые люди плавали тут же, среди камышей и домашней птицы, не обращая внимания на обилие помёта на берегу.

На пляжном отрезке река была быстрой. Дальше же – вверх и вниз по станице – течение становилось медленным, тягучим. Мутная тёмно-зелёная вода густо покрывалась ряской, к её поверхности со дна тянулись пушистые ветки речных водорослей. По всей длине Ерика, где бы Люба ни бывала, росли ивы. Могучие стволы, скрючившись, пытались дотянуться до воды, свешивали ветвистые космы прямо на гладь реки.

Большая часть Ерика пряталась в тени плакучих ив. Цвела ряска, шелестели робко камыши. В тёплые дни, прогревшись вдоволь под солнцем, плодовитое горластое войско лягушек запевало причудливые серенады.

Комары гудели роем вплоть до середины октября. А в особо урожайные на своё кусачее племя годы давали жару не только прибрежным жителям, но и всей станице.

Река протекала вблизи каждой из четырех школ. От Ерика до Любиной седьмой школы нужно было пройти пару кварталов. Здесь свешивались в реку деревянные мостки рыбаков. Ближе к центру, где стояла элитная школа №1, берега укрыли бетонными плитами, спускались к воде цивилизованные каменные ступеньки.

Зимой в редкие кубанские морозы река промерзала. На льду местные катались на санях, а кто-то просто бегал без коньков в своё удовольствие. Пару зим в водоёме гостили два лебедя, что стало большим событием в станице.

Несмотря на заболоченность, местами Ерик был довольно глубоким и опасным. Потонуло в нём немало людей.

Люба подошла к пешеходному железному мостику и стала любоваться осенью, наслаждаясь облачной погодой. Торопиться ей после уроков было некуда, поэтому юная особа решила проложить путь вдоль затянутых ряской берегов.

Свежий ветер холодил уставшую голову и разгорячённое тело. Тут, на юге, зима наступала медленно и долго. Да и зимой-то её назвать сложно; скорее, сквозь все зимние месяцы тянется дождливо-протяжная осень, переходящая сразу в тёплую зелёную весну. И снег здесь не обязательный атрибут, а, скорее, редкая краткосрочная диковинка.

Обернувшись назад, на пройденный участок Набережной, Любовь увидела толпу пацанов приблизительно в метрах двухстах и порадовалась, что от этих подозрительных личностей прикрывает её своими густыми ветвями речная ива.

Возможно, этот путь из школы домой для пятнадцатилетней девочки стал бы одним из приятно-уединённых, расслабляющих душу. Только в оценке медленно бредущей компании Люба не ошиблась. Выдрессированное чутьё человека, привыкшего предупреждать опасность, её не подвело.

Среди компанейской кучки были близнецы из 10 «Д». Осмотрительный Сэро, привыкший глазеть по сторонам да подмечать любую мелочь, а не пребывать в душевных раздумьях, сразу заметил среди колыхавшихся ветвей неугодную зубрёжницу. Девка – в пёстрой мохнатой вязаной кофте ниже бёдер а-ля «бабуля носила» и плиссированной шерстяной юбке до середины голени – стояла у начала моста, опёршись о железные перила да покачиваясь слегка.

«Отстойный наряд! Ни одна уважающая себя чувиха такое бы не напялила! – десятиклассник презрительно скривился. – Мышь не дала вчера содрать. Пусть не сказала «нет», но притвориться глухой… Откуда заносчивость? Мы раньше не пересекались. С чего ей выкобениваться?»

Ущемлённое достоинство полыхнуло, требуя крови и мести. Злость смешалась с вредностью и азартом. Юноша решил отыграться. Здесь и сейчас.

– Погнали! – скомандовал Сэро и быстрым шагом пошёл к мосту. Мальчишки, до этого лениво передвигавшие ноги в угоду интересной беседе, будто очнулись и дружно пошли за заводилой.

– Что случилось? – спросил кто-то из компании. Брюнет не ответил. Он шёл впереди, не сводя хищного взгляда с неприятной девицы.

Люба в глубокой задумчивости смотрела на течение, не замечая толпу, что спешила по её душу. Ветер баловался с причёской, бросая пряди прямо в лицо. Девочка убрала руки с перил, поправила заигравшиеся с ветром волосы да лямку рюкзака на плече, затем медленно пошла к другому берегу.

– Эй ты, чудила!.. А ну стой, сказал!!! – гаркнул Сэро грубо, чисто по-мужицки, видя, что жертва уплывает, и, дабы притормозить добычу, залихватски засвистел.

Поспелова, пугливо обернувшись на бесцеремонный окрик, увидела пацанскую ватагу да обомлела со страху. В порыве надежды, что орали всё-таки не ей, школьница пошла было дальше, но хабалистый свист развеял надежды избежать диалога, обещавшего быть весьма неприятным.

«Что ему надо?!.. Злится?!.. Почему?.. Что плохого я сделала?!» – лихорадочно перебирала все свои поступки и слова Поспелова, но ничего предосудительного не выявила. Раздутое чувство вины долбило молотком по дрожащей грудине, ожидая расплаты непонятно за что.

Сэро догнал ровесницу, резко остановился, нависнув над ней, сердито дыша. Люба, встретив гнев чёрных глаз, поняла, что дела швах. Скорее всего, будут бить. Банда Степанченко девочку поколачивала не раз: как слегка, так и по-серьёзному – синяки долго сходили с юного тела. Учёная Поспелова, запомнив назубок, что от кучки агрессивных парней не может прилететь ничего хорошего, в ожидании града ударов по рёбрам и животу инстинктивно вжала голову в плечи, а руками плотно обхватила грудь.

Рядом притормозил Имир. Остальные мальчики столпились вокруг Любы и Сэро полукругом.

– Как тебя там зовут?! – грубо бросил повеса, скорчив брезгливую гримасу, и развязно измерил девочку взглядом. Поспелова скукожилась и покраснела.

Испуг зубрилки мальчишку насмешил и озадачил. Нервозность девочки на пустом месте вызвала у хулигана отвращение и только большее желание жестоко развлечься за её счёт. Пугливых закомплексованных дев, занудных, строящих из себя праведниц под ханжеским воспитанием благочестивых мамаш, Сэро не переваривал. Повеса разозлился и решил унизить ровесницу побольнее.

Потерянная от страха, школьница выдавила своё имя.

– Значит, типа Люба, – подытожил Сэро, бесцеремонно наклонился ниже и хищно заглянул в серые глаза отчаявшейся жертвы. В них читалась суть девчонки: человека поломанного и уже уставшего, хотя жизнь только начиналась. Брюнету дошло, что девка ожидает любую подлую выходку, так как видит перед собой редкого морального урода и цену ровеснику уже определила. Хоть в зрачках сквозила немая мольба на помилование, зубрилка не находила смысла сопротивляться.

Сэро мало когда кого жалел и с зарвавшимися персонами не церемонился. Но сердце почему-то ёкнуло, отозвалось на молчаливое отчаяние сверстницы, на её внутренние раны. Юноша внезапно понял, что отчего-то жертве сочувствует, и неожиданно смягчился. Расхотелось издеваться над внешним видом тихони и манерой поведения, передразнивать, стращать, загонять в угол и козлить насмешками. Однако, почувствовав, что перегорает, он всё же спохватился и вернул себе прежнюю жёсткость, хотя изначальная схема надругательств и стёба теперь казалась совершенно лишней.

– Шаришь в химии, так? – нашёлся остывший мальчик.

До Поспеловой дошла причина наезда. Осознавая конфуз ситуации, школьница решилась сказать правду о своих реальных успехах в предмете. Вокруг – куда не кинуть робкий взгляд – стояли высокие хулиганистые мальчишки и бесцеремонно её рассматривали.

– Будешь мне давать списывать, поняла? – Сэро угрожающе наклонился. – Домашние, проверочные, лабораторные – да похрен, что! Пишешь себе и отдельно катаешь шпору мне. Всегда! Я забираю. И наплевать, оглохнешь ли ты в следующий раз или несварение словишь! Не хочешь проблем – не беси меня, усекла?.. Своё я должен получить. Вопросы?..

– Вообще-то я плохо понимаю химию… – созналась жертва, огорошенная требованием.

– Опять стала тугой на ухо?! – рявкнул в ответ десятиклассник. – Встряхнуть, чтобы мозги прочистились?!.. Я сказал: будешь давать домашние. Вообще все работы, блин! Потому что вчера кто-то некстати оглох, догадываешься? Отрабатывай косяк и больше не нарывайся, коза! Вкурила наконец, мать твою?!..

– Да, конечно, очень хорошо! – ровесница послушно закивала. Поняв, что налипла, она тем не менее выдохнула. Всё-таки ожидала от стычки гораздо худших последствий.

Грубиян, едва получив утвердительный ответ, пошёл дальше, специально толкнув девушку плечом побольнее. Компания, немного поглазев на Любу, двинулась за ним. Поспелова поймала внимательный взгляд Имира, съёжилась от стыда и поспешно отвернулась.

Отойдя на десяток шагов, Сэро резко обернулся:

– Я скоро подойду, так что готовься, кукла! Будешь с пустыми руками – живьём закопаю! Это же ты услышала?! – напоследок с вызовом кинул он ей и пошёл своей дорогой окончательно.

Люба торчала на берегу ещё минут двадцать, не в состоянии пошевелиться от шока, и неотрывно смотрела вслед ватаге, в которой заметно мелькали две высокие черноволосые фигуры, пока бравая компания не повернула за угол перекрёстка.

***

– Зачем тебе списывать у неё химию? – спросил Имир у брата, когда они попрощались с последним попутчиком.

Сэро, услышав вопрос, будто проснулся. Припомнил миловидное пугливое лицо. Девчонка наверняка по наивности восприняла наезд всерьёз и будет теперь каждый день ходить с тетрадкой по химии в школу да тратить урочное время на дубляж проверочных. Ха, так и надо дуре! Нефиг было вчера притворяться инвалидом.

– Как зачем? – лукаво усмехнулся повеса. – Чтобы стать отличником без лишних усилий. Хочу, чтоб моя прелестная фотка висела на Доске почёта рядом с твоей! Ты ж хрен дашь списать, братишка!

– Понятно, – улыбнулся Имир, не скрывая иронии. Он знал, что брату плевать на учёбу. Тем более на химию. А вот играть на девичьих нервах – другой вопрос. Тут наглец церемониться не любил.

– В курсе, что это дочка дяди Васи? – словно невзначай продолжил разговор близнец.

– Кого? – не понимая, поморщился Сэро.

– Василия Михайловича. С отцом на станции работает. Ты с ним пару раз летом здоровался, когда разгружать вагоны приходил. А её мать, Александра Григорьевна, в товарной кассе сидит. Когда мы только переехали и встряли без вещей и денег, она огромные коробки пряников и халвы приносила.

Решив добить впечатлённого открытием брата, Имир пошёл до конца:

– Припомнил, да?.. Мама Любы помогла нашим родителям оформить документы и вернуть вагон с вещами, украденный в пути. Отца на станцию взяли благодаря её рекомендации. А ты, добрая душа, её дочку кошмаришь вшивой химией, нахрен тебе не сдавшейся!

Сэро притормозил и задумался. Переезд на юг с севера России несколько лет назад дался его семье очень тяжело. Ибрагимовы остались без имущества из-за чужой оплошности да плохо сделанной работы. Они были благодарны всем, кто не отказал в помощи на незнакомой земле, – особенно Поспеловым.

Перепуганная, дурно одетая зубрилка теперь предстала перед повесой в ином свете.