Шотландцы не забывают

Глава 5

После ленча две пожилые леди, гостившие у герцога, изъявили желание пойти в парк.

— Хорошо, — ответила герцогиня, — я присоединюсь к вам попозже.

Затем она повернулась к Пените и Жани, выходившим вслед за дамами, и сказала приказным тоном:

— Я хочу поговорить с вами, мисс Линфорд.

— Я отведу Жани к миссис Сазэрленд, молвила Пепита, — и сразу же приду в гостиную.

Герцогиня ничего не ответила и вышла из столовой со своим обычным пренебрежительным видом, который всегда принимала в присутствии детей и Пепиты.

Гадая, что может сказать ей герцогиня, Пепита поспешила отвести Жани в комнату домоправительницы.

— Я хочу в парк, тетя Пепита! — запротестовала Жани.

— Мы пойдем туда через несколько минут.

— Я хочу сейчас! — настаивала девочка. Пепита пообещала скоро явиться за ней и с облегчением вздохнула, увидев, что домоправительница находится в своей комнате.

— Не присмотрите ли несколько минут за ее светлостью, миссис Сазэрленд? — спросила девушка. — Меня хочет видеть ее светлость герцогиня.

Ей показалось, будто по лицу домоправительницы пробежала тревожная тень, но та ничего не сказала и протянула руки к Жани.

— Я хочу показать что-то очень интересное ее светлости, — произнесла она интригующе.

— А что это? — заинтересовалась Жани.

— Этой ночью родились два крошечных котеночка.

Пепите уже не было необходимости задерживаться.

Она была уверена, до ее прихода Жани будет очень занята и совершенно счастлива.

Зная, что не следует испытывать терпение герцогини ожиданием, она торопливо зашагала назад по длинному коридору в гостиную.

Солнце, вливавшееся в окна, звало ее, как и Жани, в парк вместо предстоящего, как она предвидела, неприятного разговора с герцогиней.

Она закрыла за собой дверь гостиной.

Герцогиня сидела в своем излюбленном кресле справа от камина.

На лице ее, еще более непривлекательном (Пепита немедленно устыдилась своей недоброй наблюдательности), гримаса недовольства выделялась гораздо сильнее.

Подойдя к герцогине, девушка сделала легкий реверанс и решила не садиться, пока ей не будет предложено.

После томительного молчания герцогиня произнесла:

— Я хочу поговорить с вами, мисс Линфорд.

Пепита не ответила, и вновь повисло молчание, прежде чем герцогиня бросила с явной неохотой:

— Вы можете сесть!

— Благодарю вас, — спокойно промолвила Пепита.

Она выбрала стул, ближайший к герцогине.

У него была ровная спинка, и она села, выпрямившись и сложив вместе руки.

Она чувствовала волны ненависти, исходящие от герцогини.

Может быть, она действительно обладает невероятной интуицией?

Наконец, в очередной раз прервав зловещую тишину, герцогиня сказала:

— Я уверена, вы уже поняли, мисс Линфорд, что ваше присутствие здесь, так же как и присутствие двоих детей, которых вы привезли в замок без приглашения, доставляет мне огромное неудобство.

Пепита, не ожидавшая от нее подобной прямолинейности, быстро ответила:

— Я глубоко сожалею, ваша светлость, что мы расстраиваем вас, особенно в такой важный для вас период. Но, как я уже объясняла, нам некуда больше податься, кроме того, я считала, что дети должны находиться в доме их предков.

— Это спорный вопрос! — жестко возразила герцогиня. — Поэтому у меня есть предложение, которое, я думаю, может решить как вашу, так и мою проблемы.

И вновь — тягостное безмолвие.

Тогда Пепита, словно выполняя порученную ей миссию вдохновить герцогиню на дальнейший разговор, обронила:

— Я… я слушаю.

— Я поняла из того, что вы сказали, — взговорила герцогиня, — будто у вас нет денег и дети остались без единого пенни, что, впрочем, не удивляет меня! И я думала, как можно поступить в этой ситуации.

Пепита хотела сказать, что теперь положение изменилось, их дед заботится о них, но герцогиня продолжала:

— Поэтому я предлагаю вам тысячу фунтов, мисс Линфорд, если вы уберете отсюда детей — чтобы они исчезли, как исчез их отец, оказавшись вне досягаемости моего мужа и меня.

Пепита была столь поражена, что могла лишь в изумлении глядеть на свою визави, не в силах поверить в услышанное.

— Тысяча фунтов — большие деньги, — заметила герцогиня, — и я уверена, вам этот план должен показаться очень выгодным. Я также намерена откладывать на ваше имя по пятьсот фунтов ежегодно в любом банке по вашему усмотрению — при условии, что наша договоренность останется тайной для моего мужа и всех остальных членов семейства Мак-Нэирнов.

Она говорила медленно и отчетливо, как будто продумала каждое свое слово заранее.

Только когда она умолкла и Пепита поняла, что от нее ждут ответа, она с неимоверным усилием промолвила:

— Мне кажется совершенно… невероятным, что ваша светлость может считать такой… ошеломляющий план возможным… даже если бы я согласилась… принять деньги, которые вы мне предлагаете.

— Это очень даже возможно! — возразила герцогиня. — Я найду судно, которое увезет вас ночью, и полагаю, что вы либо вернетесь в Англию, откуда прибыли, либо, если предпочтете, отправитесь на Шетлендские острова , где найти вас будет почти нереально.

— И вы полагаете, это будет подходящее место для воспитания будущего герцога Стратнэирнского? — спросила Пепита.

Она ощутила теперь, как в ней закипает гнев и первоначальный шок от предложения герцогини уступает место негодованию.

Как мог родиться в ее уме этот омерзительный план?

— Герцог изгнал своего сына Алистера за его непокорность и предательскую женитьбу на англичанке без его позволения, — напомнила герцогиня.

Немного помолчав, она продолжала:

— Он умер, уже не являясь членом клана. Он был отверженным, изгнанником! И его дети должны расплачиваться за его грехи и занимать то положение, какое он занимал при жизни.

— Вы, конечно, можете думать так, ваша светлость, но теперь, когда герцог увидел, что Рори похож на своего отца и на него самого, и убедился, что он истинный Мак-Нэирн, я не поверю ни на мгновение, будто после исчезновения мальчика герцог не предпримет тщательные его поиски.

— Мой муж поступит так, как я хочу, властно заявила герцогиня, — а я решила, что, если у меня будет сын, он станет следующим герцогом Стратнэирнским!

В ее голосе звучал неприкрытый вызов, и было очевидно, что вся суть проблемы заключается именно в этих ее признаниях.

— Я могу понять чувства вашей светлости, — спокойно сказала Пепита. — Но тем не менее ни при каких обстоятельствах не смогу согласиться, чтобы моего племянника лишили его родственных прав.

Она тяжко вздохнула.

— Более того, так же, как моя сестра, если б она была жива, я буду бороться за его право занять место, принадлежащее ему по рождению.

Теперь ее голос звучал не менее вызывающе и решительно.

Две женщины смотрели в упор друг на друга, и у Пепиты непроизвольно возникла мысль, что если бы они были мужчинами, то, между ними, наверное, состоялась бы дуэль.

Но она действительно сражается в этот момент, используя в качестве оружия все свои нервы и провидческие способности.

А ее интуиция подсказывала ей, что герцогиня — весьма грозный враг, готовый употребить все имеющиеся у нее средства для достижения своей цели.

Дальнейшие слова были излишни, и они продолжали внутреннюю молчаливую борьбу друг с другом, стараясь подавить своей волей противную сторону, пока герцогиня не подала голос, прозвучавший в тишине комнаты как скрежет.

— Ну что ж, хорошо, мисс Линфорд, но я считаю это глупостью и упрямством, а потому, что бы ни случилось в будущем, вина будет лежать полностью на вас!

— Я могу лишь надеяться, ваша светлость, — ответила Пепита, — вы не забудете, что Рори еще ребенок, а дети чрезвычайно уязвимы и тонко чувствуют отношение к ним со стороны взрослых.

— Достаточно, мисс Линфорд! — одернула ее герцогиня.

— Поскольку вы отказались от моего предложения, остается лишь уповать на то, что у вас найдется достаточно денег, чтобы содержать себя, когда вы уедете отсюда.

Злобно и с расстановкой она продолжала:

— Его светлость уже решил, что Рори необходим воспитатель, и я в настоящий момент ищу шотландскую гувернантку, которая занялась бы обоими. Так что ваши услуги скоро окажутся излишними!

С этими словами герцогиня поднялась со стула и медленно, с напускным достоинством покинула комнату.

На какое-то время Пепита утратила способность двигаться и даже мыслить.

Ей все еще трудно было поверить, что герцогиня действительно пыталась подкупить ее, чтобы отделаться от детей.

Да, она была права, чувствуя, что ненависть герцогини возрастает с каждым днем: она уже готова на все, даже самое чудовищное, лишь бы не видеть их.

Пепита слишком ясно представляла, какой унылой была бы их жизнь на Шетлендских островах, холодных, мрачных и практически безлюдных.

Но даже и в Англии им пришлось бы не намного лучше: у нее не было дома, и ей предстояло бы взять на себя бремя ответственности за будущее детей.

«Она сумасшедшая, если думает, что ее план удался бы! — негодовала Пепита. — Даже если б мы исчезли, герцог не остался бы к этому безучастным и принялся за поиски Рори».

И тем не менее она не могла быть абсолютно уверенной ни в чем.

В конце концов, каким бы невозможным это ни казалось, — герцог полностью исключил своего сына Алистера из своей жизни, как будто он вовсе не существовал.

И он никогда, — насколько ей было известно, — не предпринимал ни малейшей попытки узнать, жив Алистер или умер, с того самого момента, когда тот женился на ее сестре.

«Как могут они все быть столь бесчувственными и жестокими?»— недоумевала она.

От этих мыслей ей стало страшно.

Хоть она и уверяла себя, что преувеличивает угрозу и опасность для детей, она не могла отделаться от тревожного предчувствия.

Чего еще можно ожидать от герцогини?

Допустимо ли, что герцогиня, женщина, будущая мать способна нанести Рори какой-либо вред?

Но когда речь идет о судьбе детей, нельзя сбрасывать со счетов любую вероятность.

«Что мне делать?»— вновь вопрошала она себя, как минувшей ночью.

Она чувствовала, проблема, стоявшая перед ней, слишком велика, чтобы решить ее в одиночку, и понимала, что должна поговорить с Торквилом.

Она внушала себе, что после происшедшего в сторожевой башне никто не должен заподозрить ее в любви к нему, поэтому должна избегать его.

И все же теперь ей нужна его помощь, его понимание и больше всего — его близость, чтобы придать ей сил.

«Я должна найти способ поговорить с ним», — решила она, медленно направляясь в комнату домоправительницы Жани, как и следовало ожидать, была так увлечена новорожденными котятами, что с неохотой оторвалась от них ради прогулки в парке.

Там она начала вновь гоняться за бабочками, искать фей среди цветов и наблюдать за золотыми рыбками, резвящимися в фонтане среди водяных лилий.

Пока девочка занималась своими делами, Пепита свободно могла погрузиться в тревожные размышления.

Однако вместо плана действий в ее голове возник хаос.

Она теперь точно знала, что не сможет прийти ни к какому решению, не поговорив сначала с Торквилом.

Даже от простого воспоминания о нем ее любовь проносилась сквозь тело как приливная волна.

Он так нужен был ей сейчас, что она ощущала, как летят к нему ее мысли на крыльях и он не может не знать о них.

«Они же говорят про себя, что все шотландцы немного фэй , — думала она, — поэтому он должен чувствовать, что я нуждаюсь в нем и что лишь он один может помочь мне».

Время после полудня тянулось очень медленно, и охотники вернулись лишь тогда, когда герцогиня, Пепита и Жани уже сидели за чайным столом.

Рори ворвался в комнату, ничуть не уставший после утомительного, по словам взрослых, похода по вересковым пустошам.

В возбуждении он обхватил Пепиту руками.

— Завтра я буду охотиться с лесником Гектором, тетя Пепита! — кричал он. — Дедушка сказал, что у него есть ружье для меня и он сделает чучело из первой птицы, которую я застрелю, чтобы я мог всегда хранить ее!

Он был так разгорячен, что его слова спотыкались одно о другое, и Пепита, крепко прижимая его к себе, понимала — герцог вряд ли легко расстанется с ним.

Тем не менее, увидев его за другим концом стола, сурового, непреклонного и, как показалось ей, безжалостного, она уже не была столь уверена в этом.

Торквил появился, когда остальные гости уже сидели за столом, и сердце Пепиты затрепыхалось в груди, как птенец в ладонях.

Вопреки своему решению не замечать его в присутствии других, она не могла оторвать от него взгляд.

И он, войдя, смотрел на нее так, будто она притягивала его магнитом, и пошел прямо к ней, и сел на пустой стул рядом с Жани.

— Чем вы занимались сегодня? — спросил он приятным, располагающим к беседе голосом.

— Мы были в парке, — ответила Пепита.

Однако ее тревожные глаза говорили совсем другое, и она догадалась по его едва уловимой реакции, что он понял, как она обеспокоена и расстроена и как хочет рассказать ему все.

Но он, словно желая соблюсти необходимую осторожность, обратился к Жани:

— Тебе удалось поймать бабочку?

— Я все время пыталась, — залопотала девочка, — но мне легче было поймать маленькую золотую рыбку в фонтане. Я подержала ее в руке, и потом она выскользнула.

— Ты должна показать мне, как тебе это удается.

— Это трудно, но я покажу тебе, — пообещала Жани.

— Мы займемся этим после чая, — предложил Торквил.

Пепита вздохнула.

Ну кто бы еще смог так быстро понять происходящее и так мудро найти способ поговорить друг с другом?

— Сначала ты должна допить чай, — сказала она Жани. — А вообще я думаю, все вы голодны после такого долгого и трудного пути.

— Мы прошли много миль, — похвалился Рори, — и дедушка сказал, что я хорошо шел и не отставал.

— Это правда, — подтвердил кто-то из гостей, он настоящий Мак-Нэирн! Они всегда ходят и стреляют лучше простых смертных, таких, как я! Что греха таить я быстро устаю.

Затем последовала оживленная дискуссия относительно дальности их похода, но Пепита с нетерпением ожидала конца чаепития, зная, что Жани не забудет обещания Торквила посмотреть, как она ловит золотых рыбок.

Ей показалось, что прошло много времени, прежде чем герцог, который ел очень мало, поднялся из-за стола.

Когда он вышел из комнаты, герцогиня последовала за ним.

Жани слезла со стула и подошла к Торквилу.

— Ты пойдешь со мной, дядя Торквил? — спросила она.

Он сам предложил ей называть его «дядя Торквил».

— Слишком много вокруг кузенов и кузин различной степени родства, — объяснил он Пепите, — ребенку легко запутаться в них. А кроме того, если б у меня была племянница, я бы хотел, чтоб она была точно такая, как Жани!

— Я думаю, ты слишком молод, чтобы быть дядей, — заметила Пепита.

— Я хочу, чтобы он был моим дядей! — твердо заявила Жани, — потому что, хоть ты моя тетя, у меня никогда не было дяди!

— Вот и решено. — Торквил взял малышку на руки. — Я — твой дядя Торквил, а ты — моя обожаемая племянница.

Когда ты подрастешь, я дам бал в своем замке в твою честь, и ты будешь танцевать рил с самыми прекрасными джентльменами Шотландии, и на каждом из них будет килт.

Жани, не на шутку завороженная этой идеей, говорила о предстоящем бале, пока ее не уложили спать.

— Сколько мне осталось ждать моего бала, тетя Пепита? — спрашивала она, пока девушка поправляла ее одеяльце.

— Боюсь, еще довольно долго, и сначала тебе предстоит научиться танцевать рил. Нам надо найти кого-нибудь в замке, кто научит тебя этому.

— Я хочу научиться, — сонно промолвила Жани, — и Рори тоже должен научиться.

Пепита позднее не забыла об этом, просто у нее не было возможности спросить герцога, кто бы мог научить детей танцевать рил, — вряд ли это получит горячий отклик со стороны герцогини.

Теперь же, спускаясь по лестнице в холл за Торквилом, державшим за руку Жани, она гадала, где будут все они к тому времени, когда Жани станет взрослой.

Ее не покидало пугающее предчувствие, что их уже не будет в замке: каким бы невероятным это ни казалось, герцогине тем или иным способом удастся избавиться от них.

Солнце уже клонилось к горизонту, и тени в парке становились вес длиннее.

Ветер, довольно сильный с утра, совсем утих.

Все вокруг казалось безмятежным и прекрасным, атмосфера покоя и умиротворенности окружала огромный замок, возвышавшийся над невозмутимой, гладкой поверхностью моря.

Но не было спасения от нависающего над головой страха за близких людей.

Жани беспрестанно болтала о рыбках, снующих среди зеленых листьев, опуская маленькие ручки в воду фонтана.

Торквил наблюдал за ней.

Затем она вскочила и побежала на другую сторону фонтана.

— Здесь больше рыбок, дядя Торквил! — кричала девочка.

Он придвинулся ближе к Пепите.

— Что беспокоит тебя? — тихо спросил он.

— Ты знал, что я обеспокоена?

— Я знал это уже в то время, когда возвращался с охоты. Я чувствовал, что нужен тебе.

— Я нуждаюсь в тебе… отчаянно!

— Я так и думал!

Она глядела в его глаза и чувствовала себя так, будто скрылась в его объятиях, — и не было больше проблем, исчезли все трудности.

Он рядом с ней, он любит ее, а все остальное ничего не значит.

Но она тут же опомнилась: ей следует думать не только о себе, но и о детях.

— Это все… герцогиня, — произнесла она еле слышно.

— Я предполагал это, — кивнул Торквил. — Что же она сделала теперь?

— Я не могу рассказать тебе здесь, — быстро молвила Пепита, — но я должна каким-то образом поговорить с тобой.

Девушка понимала, что они сейчас в пределах видимости, и если герцогиня увидит их вместе из окна замка, она может стать еще более злобной и грубой, чем в самый первый день, когда обвинила их во флирте.

Торквил понял ее без лишних слов.

Он обошел фонтан и взял Жани за руку.

— Я должен показать тебе кое-что в лесу, сказал он. — Рыбку мы поймаем в другой раз. Они, наверное, перепугались теперь, потому что ты уже поймала одну.

— А что ты хочешь показать мне в лесу? — Малышка отвлеклась от рыбок.

— Маленький дом на дереве, который я соорудил для себя много лет назад, когда был в таком же возрасте, как Рори, — ответил Торквил. — Он, наверное, обветшал и разваливается потихоньку, но если он тебе понравится, я починю его, и ты сможешь играть там.

Жани не скрывала своего восторга.

Торквил вывел их из английского парка, и они направились в лес, который окружал замок с одной стороны, защищая его от ветров, бушевавших зимой.

Как только троицу не стало видно из замка, Торквил сказал Жани:

— Беги по этой тропинке и попробуй сама найти мой дом на дереве. Смотри внимательно, потому что он хорошо спрятан.

Малышка послушалась и побежала что было духу, а когда она уже не могла слышать их, Торквил произнес:

— Любимая моя, ты выглядишь такой беспокойной, а я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Как я могу быть счастлива, если здесь происходят странные вещи, — покачала головой Пепита.

— Расскажи мне об этом, — попросил Торквил.

Ей стало так радостно от того, что он рядом и внимает ей, что она не смогла удержаться и вложила свою руку в его ладонь.

Его пальцы сомкнулись, и она почувствовала трепет, охвативший все тело, как в ту ночь, когда он целовал ее в лунном свете.

И в этот миг его глаза остановились на ее губах, как будто он читал ее мысли.

— Если б ты знала, какое мучение не иметь возможности целовать тебя, повторять без конца, как ты прекрасна и как я стремлюсь к тебе!

От его страстного, завораживающего голоса у нее перехватило дыхание.

— Подожди… — с усилием промолвила Пепита, — мне нужно… сказать тебе, что… произошло.

— Расскажи мне, — ободрял он ее, — и не бойся. Я с тобой, значит, тебе ничего не грозит.

Однако, когда она рассказала о предложении герцогини, он ясно представил себе, до какой степени она напугана.

— Эта женщина ничего не может сделать, — заключил он, дослушав до конца. — Я совершенно уверен, — что бы она ни говорила, — если дети исчезнут, герцог предпримет все, чтобы найти их и привезти обратно в замок.

— Ты действительно так думаешь? — замерла Пепита.

— Я видел его вместе с Рори, когда мы были на охоте, и у меня нет сомнения, что он восхищен мальчиком и гордится им.

— Это именно то, что я хотела услышать.

— И все же я не склонен обольщаться: он непредсказуем, и то, как он обошелся с Алистером, невероятно. Но у него было тогда два сына.

— У него и теперь может появиться другой сын, — тихо произнесла Пепита, — и тогда он… потеряет интерес к Рори.

— Мне кажется, он смягчился с возрастом, заметил Торквил. — И я совершенно уверен, — хоть сам он скорее умрет, чем признает это, — когда погиб Юэн, он хотел, чтобы Алистер вернулся в замок, но он был слишком упрям и горд, дабы попытаться найти его.

— Но теперь у него есть… Рори.

— Ты права, теперь у него есть Рори, — согласился Торквил, — и я не верю, что он так просто расстанется с ним или — будучи приверженцем традиций — позволит заменить его любым сыном, рожденным герцогиней.

— Суть проблемы не только в законных правах Рори, — грустно промолвила Пепита, — но также в атмосфере, отравленной неприкрытой ненавистью к детям со стороны герцогини. Пребывание здесь не принесет им ничего, кроме вреда.

Тяжело вздохнув от волнения, она продолжала:

— Стоит только увидеть, как она смотрит на них, не говоря уже о том, как она обращается к ним, чтобы понять: от нее прямо-таки исходит злоба, как от какого-то дикого, бешеного зверя. Она убила бы их, если б однажды решилась на это!

Торквил рассмеялся.

— Дорогая, — твое воображение слишком разыгралось!

Я знаю, герцогиня крайне груба и может быть чрезвычайно неприятной, но не поверю, что даже члена клана Мак-Донаванов могут опуститься до убийства!

— В этом нельзя быть абсолютно… уверенным, — пробормотала Пепита.

— Я могу лишь поклясться, что буду оберегать не только тебя, но и детей. Пока я здесь, им никто не причинит вреда.

— А если тебя… не будет?

— Пока нам это не грозит. Тебе хорошо известно, что герцог полагается на меня в своих делах и относится ко мне так, будто я — его наследник.

Но теперь, когда Рори здесь, я с удовольствием буду помогать ему, выполняя роль регента при Рори.

— Без всяких… сожалений?

— Без малейших! — заверил он девушку. — Мои амбиции ничуть не пострадают. У меня нет желания стать вождем клана со всеми его проблемами и трудностями, с бесконечными жалобами со стороны тех, кому больше некуда пожаловаться.

Эти слова развеселили Пепиту.

— Тогда к чему же ты стремишься?

Она спросила это шутя, но Торквил ответил ей очень серьезно:

— Жениться на тебе, моя радость, чтобы мы жили в мире и покое вместе с нашими детьми и были счастливы до конца наших дней!

Он так говорил и так смотрел на нее, что девушке казалось, будто он обнимает и целует ее.

Радость пульсировала в ней подобно морским волнам, и она больше ни о чем не могла думать.

Потом, очнувшись и отринув несбыточные иллюзии, поскольку высказанное им желание никогда не осуществится, она услышала, что их зовет Жани.

— Я нашла его! Я нашла его! — кричала малышка. — Дядя Торквил, пожалуйста, можно я залезу в него?

Это был маленький деревянный домик с тростниковой крышей, в который мог забраться любой ловкий ребенок.

Он показался Пепите отличным местом для игр.

После того как Торквил забрался в него сам и убедился, что, несмотря на прошедшие годы, домик хорошо сохранился и даже пол, сделанный плотником из поместья, достаточно крепок, чтобы выдержать его, он поднял туда сначала Жани, а потом Пепиту.

Домик был сооружен из деревьев, стоявших на краю леса, и из него открывался великолепный вид на залив и замок, возвышавшийся над ним, а также на ряд утесов, которые простирались вдоль моря по направлению к северу и поднимались намного выше над морем, чем утес, на котором находились сейчас они.

— Какое прекрасное место, — воскликнула Пепита, — и как здорово было вам, мальчишкам, играть здесь!

— Я приводил сюда друга во время школьных каникул, мы часами смотрели на море в подзорную трубу и наблюдали за голубями, как они возвращаются домой в гроты, расположенные под утесами.

Пепита вопросительно посмотрела на него, и он спросил:

— Разве Алистер не рассказывал тебе о гротах в стенах утесов, где гнездятся тысячи голубей? Они, конечно, наносят большой урон урожаям, но можно часами наблюдать, как они выводят там свое потомство — Мне кажется, я вспоминаю, он как будто говорил об этом, — наморщила лоб Пепита, — но я тогда не очень понимала.

— Я должен показать их Рори, — вдруг загорелся Торквил. — Мы сядем с ним в лодку и заплывем в гроты в скалах, и он удивится, сколько вылетит оттуда голубей, напуганных нашими голосами, которые будут повторяться внутри этих пещер многократным эхом.

— Я уверена, Рори будет в восторге, — согласилась Пепита.

Беседуя с Торквилом, она думала, каким хорошим отцом будет он для своих детей, когда они появятся у него.

И тут же румянцем заалели ее щеки, когда ей показалось, что он по выражению ее глаз догадался, о чем она думает.

Им не нужны были слова.

Они просто глядели друг на друга, и она уже знала, — оба они молятся о том, чтобы каким-то чудом их мечта быть вместе все-таки претворилась в жизнь.

Становилось уже поздно, и они направились обратно к замку.

Жани побежала вперед, чтобы немедленно рассказать брату о маленьком домике на дереве, и Торквил смог наконец излить душу.

— Я люблю тебя, моя милая, и сойду с ума, если не смогу поцеловать тебя как можно скорее! — горячо промолвил он.

— Это… невозможно!

— Нет ничего невозможного! — заявил Торквил.

— Теперь, когда ты знаешь дорогу сюда, встречай меня здесь после ужина.

— Это невозможно! — быстро повторила Пепита.

— Луна еще светит по ночам, — продолжал он, как будто не слышал ее возражений. — Ты покинешь столовую после ужина пораньше, а я подожду и уйду одновременно с несколькими гостями, так что мое отсутствие не будет замечено.

— Представь, герцогиня… заподозрит, что мы… встречаемся? — сказала Пепита с дрожью в голосе.

— Ты можешь выйти через дверь в парк, — нашелся с ответом Торквил. — Никто из слуг не увидит, как ты покинешь замок. Они все ложатся рано.

— Ты уверен… совершенно уверен… что это… безопасно?

— Абсолютно уверенным нельзя быть ни в чем, — пожал он плечами, — и я не хочу, мое сокровище, подвергать тебя риску. Но, пойми, я должен обнимать тебя, говорить тебе, как сильно я люблю тебя, иначе опять не засну ночью!

Пепита улыбнулась.

— Этого, конечно, необходимо… избежать… любой ценой!

Торквил засмеялся, но тотчас произнес серьезно:

— Я, наверное, кажусь тебе слишком чувствительным, но это ты делаешь меня таким, и никто, моя дорогая, никогда не вызовет во мне столько чувств.

Разве можно было сомневаться в его искренности!

И так же сильно желая видеться с ним, быть рядом с ним, радоваться его поцелуям, она пролепетала:

— Я чувствую… мы… не должны делать этого… но, если будет возможно… я… приду в лес.

— Сегодня это будет возможно, — убеждал ее Торквил, — но скоро погода переменится, и нам придется искать место для встреч в замке, что может оказаться более опасным.

Она понимала логику сказанного им, но дальше обсуждать это было невозможно, так как они подошли уже к дверям замка, где был слышен голос Жани; девочка бежала вверх по лестнице и звала Рори.

Пепита вышла из гостиной вместе с леди Рогарт, самой старшей по возрасту гостьей.

Она чувствовала, как испуганно колотится сердце, и ей казалось, что она напрасно затеяла все это.

Еще раньше, до ужина, она из предосторожности принесла в гостиную шелковую шаль, как бы на тот случай, если вечер будет холодным.

Она положила ее на стул возле двери, как делали другие дамы в прошлые вечера.

Теперь можно было сразу взять шаль и не идти за ней в свою спальню, расположенную в западном крыле замка.

Комната леди Рогарт была в противоположной стороне, и когда Пепита прощалась с ней, присев в реверансе, дама сказала:

— Вы очень хорошенькая, дитя мое, но, боюсь, среди женщин это может вызвать как дружелюбие, так и неприязнь.

Пепита заметила, что герцогиня беседовала с леди Рогарт после ужина, и догадалась: та наговорила о ней много неприятного.

— Спасибо за сочувствие, — ответила девушка. — Этого уже не изменишь.

— Да и вряд ли вы хотели бы изменить, откровенно говоря! — лукаво улыбнулась леди Рогарт. — Зато мужчины будут стремиться всячески помогать вам и проявлять заботу о вас, несмотря на недовольство женщин.

Тронутая участием леди Рогарт, Пепита ощутила внезапное желание рассказать ей о своих проблемах с герцогиней.

Однако вскоре спохватилась, подумав, что леди, конечно, уже знает обо всем и ничем не может помочь.

«Есть лишь один человек, кому я могу открыть истину и кто поймет меня», — рассудила она.

И расставшись с леди Рогарт, поспешила вниз, к выходу в парк.

Дверь была заперта на ночь на засов, однако Пепита отодвинула его и вышла в парк, надеясь, что по возвращении они не найдут дверь запертой.

Если даже это и случится, она была уверена, Торквил отыщет способ пробраться в замок так, чтобы никто не заметил.

«Все, что мне нужно, — это всецело полагаться на него во всем, — решила она. — Тогда у меня не будет проблем, я буду в безопасности, и дети — тоже».

Она не могла понять, откуда у нее такая уверенность, что он способен оберегать их, и пыталась объяснить это своей любовью к нему.

И все-таки она знала, ее инстинкт сильнее разума, и он подсказывал ей, что именно Торквил оградит ее от опасности, хотя у нее не было достаточно убедительных оснований верить в это.

Зато природа вновь являла собой некую волшебную страну со звездами, мерцающими в небе, и луной, что убывала медленно и плавно, но по-прежнему серебрила все вокруг.

Пепита шла по ясно видимой тропинке, извивающейся меж деревьев, по которой они шли днем.

Царившую кругом тишину изредка нарушали только маленькие зверьки, снующие в лесной поросли, да вспугнутая птица, взлетающая над веткой, где устроилась было на ночлег.

Пепита, всегда жившая в деревне, не боялась лесной тишины.

В Корнуолле она часто совершала долгие прогулки после ужина, чтобы дать возможность сестре и Алистеру побыть наедине, — это доставляло им несказанную радость.

Теперь она как нельзя лучше понимала переполнявшую их любовь и непреодолимое стремление всегда быть вместе.

Дойдя до дерева с домиком, она не стала забираться в него, а прислонилась к дереву, ощущая, как вселенский покой, красота звезд и лунного света вливаются в душу.

Ей казалось, будто весь мир ждет любимого вместе с ней, и когда она увидела на расстоянии движущуюся точку, она знала — это идет Торквил.

Вот он подошел чуть поближе, и она уже не могла больше ждать, и побежала навстречу, и все ее тело стремилось к нему в неукротимом нетерпении ощутить ласку его сильных рук.

Он стоял недвижимо, пока она не домчалась до него и не оказалась в его объятиях, таких жарких, что она не могла дышать, и во власти его губ.

Он целовал ее до тех пор, пока весь мир с головокружительной скоростью не завертелся вокруг них.

Звезды, казалось, сыпались на них сверху, и теперь от них исходило божественное сияние.

Пепита чувствовала, что человек, которого она любит, взял у нее не только сердце, но и душу.

Теперь они стали неразличимы, ибо превратились в единое целое.

Наверное, прошло столетие, а может, больше, когда они достигли небес, не принадлежа более земле, и Пепита произнесла каким-то удивительным голосом:

— Я… люблю… тебя… я… люблю!

— Я обожаю тебя! — вторил ей Торквил. — Как смогу я жить без тебя? Как смогу я существовать, если ты не будешь моей женой?

Он не ждал ответа, он целовал ее вновь, пока она с тихим шепотом не спрятала свое лицо у него на груди, как будто устыдилась жадной требовательности его губ, оказавшейся слишком страстной и пылкой для нее.

— Мое сокровище, — молвил он, — я не хочу пугать тебя, но ты не знаешь, какое мучение — видеть и не сметь коснуться тебя, знать, что ты спишь под одной крышей со мной и не иметь возможности прийти к тебе.

В его голосе слышалось страдание, но Пепита могла лишь изречь:

— Мы… должны стараться быть… разумными.

— Что означает разумность? — воскликнул он. — Знать, что самое бесценное сокровище, какое только может обрести человек, недоступно ему? Мы не можем существовать так дальше. Я не вынесу этого!

— Мы ничего… не можем поделать, — стиснула руки Пепита. — Я люблю тебя… но… я в страхе.

— Я понял это, когда ты говорила со мной, и у меня возникла мысль. Я хочу обсудить ее с тобой.

— Что ты… хочешь сказать? — встревожилась девушка.

— Сначала мы должны где-нибудь сесть, — сказал он. — Не стоит забираться в домик это не безопасно.

Он увел ее от тропинки туда, где в бурю свалилось несколько деревьев.

В ярком лунном свете они подошли к лежавшему стволу и расположились на нем.

Торквил обнял ее и привлек поближе к себе.

— Теперь послушай, моя любимая.

После того, как ты поведала мне о предложении герцогини, я подумал, что мне следует поговорить с герцогом.

— О чем? — встрепенулась девушка.

— Я скажу ему, что люблю тебя и хочу жениться на тебе и что, когда мы поженимся, мы возьмем детей к себе, в мой собственный замок, так как они раздражают герцогиню.

В первый миг Пепита подумала, что это было бы самым прекрасным, что могло произойти: выйти замуж за Торквила и не опасаться больше за Рори и Жани.

Но тут же она панически выкрикнула:

— Нет… нет! Ты не можешь сделать этого!

— Почему нет?

— Прежде всего потому, что герцог уже… решил избавиться от… меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я забыла рассказать тебе, что мне сообщила герцогиня. Она убедила его пригласить воспитателя для Рори и шотландскую гувернантку для Жани.

— Она так и сказала тебе? — изумился Торквил.

— Да, но я была столь возмущена ее предложением тайно увезти детей, что совсем забыла, что она сказала потом.

Последовало напряженное молчание.

— Если герцог действительно решился на это, — вымолвил наконец задумчиво Торквил, — значит, детей хотят воспитывать без тебя.

— Я понимаю, — выдохнула Пепита.

— Но, Торквил, я не могу оставить их, не опасаясь за них… и я не… знаю, что я могу сделать.

— Ты можешь выйти за меня замуж!

Она покачала головой, но он заявил:

— Я женюсь на тебе, согласна ты или нет. Как можешь ты оставаться в этом мире одна, без чьей-либо заботы и поддержки?

— Я должна буду… найти какую-то… работу, — безвольно произнесла Пепита.

— Дело не в работе, — горячился Торквил. — Ты слишком красива, чтобы оставаться одной. Тебя станут преследовать мужчины, и, как ты думаешь, что буду чувствовать я, зная обо всем этом?

Он говорил страстно и неистово, и, как будто высказанная мысль вывела его из душевного равновесия, он резко привлек девушку к себе и вновь начал целовать.

Теперь его губы были жадными и требовательными.

Она чувствовала, он подчиняет ее своими поцелуями, словно доказывая, что она принадлежит ему.

К своему удивлению, она обнаружила, что это не испугало ее, — напротив, нечто не подвластное ей, дикое, первобытное возникает внутри нее и рвется навстречу пламени его губ и любви, бьющейся в его груди.

Она ощущала, как его любовь и необузданная страсть вливается в нее, и она отвечает на его призыв, и он прижимает ее к себе все крепче и крепче, полностью овладевая ею.

Ей больше не надо было думать и беспокоиться о чем-либо или пытаться что-либо решить.

Она принадлежит ему, она всецело в его власти.

Крик совы вернул им здравомыслие.

С бешено бьющимся сердцем они несколько долгих мгновений глядели друг на друга, излучая неповторимый внутренний свет.

— Ты — моя! — воскликнул Торквил. — Моя, и ничто в мире не воспрепятствует мне любить тебя отныне и навсегда!

— Я… люблю… тебя! — шептала Пепита. Он целовал бы ее вновь, но она подняла руки в упреждающем жесте.

— Пожалуйста, дорогой, пожалуйста… не заставляй меня любить тебя еще сильнее. Это… пугает меня, не потому, что я боюсь… но потому, что это так… совершенно… так поразительно!

Тогда он взял ее руки в свои и подносил их поочередно к губам.

И оба не могли унять дрожь от переполнявших их чувств.

— Я обожаю тебя, — молвил он, — и потому, думая прежде всего о тебе, а не о себе, отведу тебя обратно, но я постараюсь решить эту проклятую проблему как можно быстрее!

Категоричность, с какой он произнес эти слова, так изумила Пепиту, что она в эту минуту поверила: несмотря на кажущуюся невозможность выхода из данной ситуации, он все-таки найдет выход — не только благодаря своей силе, но и во имя их любви.

Пепита, пребывающая во власти испытанного чудесного переживания, неохотно встала.

Торквил поднялся тоже, и она, восхищенно глядя на него, думала, как он прекрасен в своем килте и бархатной куртке с кружевным жабо вокруг шеи.

Лунный свет изливался на них, и ей казалось, будто звезды окружают его голову и придают ему силу, способную преодолеть любые преграды и трудности.

Он вновь привлек ее к себе, на этот раз очень мягко, без той бури страсти, через которую они только что прошли.

Он поцеловал ее в губы, но в этом поцелуе не было жгучего огня — только нежность, от которой глаза Пепиты наполнились слезами.

— Верь в меня и доверься мне, — сказал он, — и с Божьей помощью мы вместе победим.

Она взяла его под руку, и они медленно пошли по лесной тропинке по направлению к замку.