Шоу Шанс. Императрица

ГЛАВА 11

Ресто

Кирилл очнулся от тяжелого сна-забытья и в первое мгновение подумал, что христианский ад — не наркотический глюк обкурившихся фанатиков веры, он вполне реален, осязаем и мерзопаскстен, и Кир туда таки попал. Видимо, за неоднократное и массовое нарушение шестой заповеди — других грехов Кирилл за собой не знал. Разве — злоумышлял против императора (хотелось верить, что успешно). Тот все же отец нации… хотя, с тех пор как на одном из мониторов Кир узрел шикарный хвост «родителя», веры в благость власть придержащих сильно поубавилось.

Болело все!

Тело как будто пропустили через мясорубку, а потом постарались из фарша опять слепить солдата. Солдат получился хреновый. Встать он не смог. Но зато после долгих, титанических усилий смог разлепить глаза, с чем себя и поздравил.

Как оказалось — преждевременно. Толку от открытых глаз, если темно, как в гробу!

Кир сосредоточился на других ощущениях и определил, что ему не холодно, лежит на мягком, не связан и, пардон, очень хочет в туалет. И, раз уж все так волшебно срослось, что во рту и кляпа нет, может быть имеет смысл кого-нибудь позвать?

Он завозился, пытаясь определить, насколько цел. Если тот, кто явится на зов больного и страждущего, окажется не слишком дружелюбным — хватит пороху причесать его против шерсти?.. И с огорчением понял — порох если и был, то напрочь закончился. Единственный подвиг, на который его еще может хватить — пописать без посторонней помощи. И то возможны варианты.

Тихонько, на грани слышимости родился звук. Не звук даже — просто движение воздуха, но Кир его почуял. На тренировках учили. Для курсанта Марковича это были самые нелюбимые занятия: темная комната, тишина, неподвижность… И где-то в этой тишине инструктор, которого нужно вычислить по дыханию, стуку сердца, слабому движению воздуха — вычислить раньше, чем в кадык упрется палец, обозначающий нож. И еще обозначающий: ты убит, салага, и вместо желанной увольнительной и города с кино и девочками светит тебе полоса препятствий и пара лишних занятий в темноте.

Кир лежал спокойно, расслабленно, дышал ровно. Больше он все равно ничего не мог. Тело, выкрученное до упора стимуляторами, предало его. Умел-то он до черта — а вот мог только ровно дышать.

Шаги… Это точно были шаги. Либо тот, кто крался к нему во тьме, не был профессионалом, либо знал, в каком состоянии Кир.

Неожиданно по глазам ударил свет.

Только спустя секунду Кир сообразил, что на самом-то деле это была не слепящая лампа, а слабенький ночник. И страшный каземат, который он себе навоображал, исчез. Оказалось, что лежит он в небольшой, уютно обставленной спаленке, похоже, дамской (трудно поверить, что в комнате мужчины найдутся жалюзи в мелкую розочку и большая фарфоровая кукла на полочке).

У порога стояла девушка. Высокая, очень худая. В эластичных брюках и белом топе. Лицо без косметики, а встрепанная копна рыжих волос наводила на мысль, что она спала. В руках у нее была бутылочка, наподобие тех, которые дают новорожденным.

— Мадам? — вопросительно проскрипел Кир. Собственный голос показался ему отвратительным: немазаная дверь и то мелодичнее.

— Мадемуазель, — поправила незнакомка. У нее с голосом все было в полном порядке, мягкий и вкрадчивый, он звучал в полутьме как обещание чего-то невыразимо прекрасного. В их случае это, видимо, была вода, еда и туалет, — Вы пришли в себя? Это… неплохо.

Кир подивился аккуратной формулировке. Сам он считал, что очухаться после двух суток на стимуляторах, это подарок Создателя. Хотя, возможно, она знала что-то, чего не знал он.

— Хотите пить? — она подошла к кровати, на которой лежал альбатрос, ступая мягко, но совсем не бесшумно. Кем бы ни была загадочная дама — учились они в разных школах. И, скорее всего, разным вещам. Кир еще не успел решить, хорошо это или плохо, когда она присела, профессионально подняла его голову и сунула в рол поильник.

Машинально Кир сделал несколько глотков, потом замотал головой.

— Мадемуазель, неужели это так необходимо? Думаю, я бы вполне мог…

— Ну, попробуйте, — не стала спорить она.

Кир попробовал. Для начала — поднять руку и взять этот клятый поильник сам. Кисть не сжималась. Альбатрос смотрел, как медленно, словно нехотя, сгибаются его пальцы — и совершенно ничего не чувствовал. Ни тепла пластика, ни прохлады воды, ни собственных рук. Как будто кино смотришь…

— Напробовались? — спросила она, — а теперь давайте-ка, я вас напою. Вам нужно компенсировать обезвоживание организма.

Кир послушно выхлебал всю бутылочку и почувствовал, что обезвоживание, похоже, и впрямь имело место. После процедуры (никак иначе это действо он назвать не мог) стало гораздо легче.

— Простите, — сказал он, и в этот раз голос его не подвел, — я не думал, что так ослаб.

— Хотите что-нибудь еще?

— Да. Но вы меня не поднимете, а сам я не дойду.

— Я принесу пакет.

Киру в свое время случалось поваляться по больницам и госпиталям, стесняться он давно разучился (если когда-то вообще умел), так что ко второй процедуре он отнесся философски и посмотрел вслед симпатичной девушке, выносившей за ним горшок, с искренней симпатией.

Жизнь налаживалась.

Оставались мелочи: выяснить: где он, как сюда попал, и не пора ли делать отсюда ноги.

Только для начала на эти ноги нужно было хотя бы встать.

…Почти двое суток. Очень много материала по дизайну одного, конкретного крыла императорской резиденции, кусочка сада и меню почетных гостей (пленников). А больше, пожалуй, ничего.

После случайной встречи с Артуром Ольга час просидела на перилах террасы, разглядывая голубые шапки холмов, поросших соснами и почти всерьез размышляя о возможности спрыгнуть вниз и постараться где-нибудь в углу сада перелезть через забор.

Почти всерьез, потому что любому здравомыслящему ежику было понятно, что императорская резиденция охраняется гораздо серьезнее, чем летний лагерь провинциального детского дома, и удрать отсюда просто нереально. Даже если каким-то божьим чудом получится просочиться наружу (что вряд ли, потому что силовой экран), наверняка каждый метр прилегающего леса напичкан следилками. Ее вычислят за минуту и вернут назад за три.

Почти всерьез, потому что ничего подобного Мещерская делать не собиралась. Не для того она ночами перелопачивала сеть, лезла из шкуры, чтобы попасть на это дурацкое телешоу и отдала небольшое состояние за новые «бусики».

Бесшумно отъехала белоснежная дверь-ширма. Оля повернулась, ожидая, что сейчас появиться кто-то из очень странной местной обслуги… Как к ним относится — девушка еще не решила. С одной стороны, несомненно, люди. И возможно, даже, скорее всего, ни в чем не виноватые. Но с другой: прикажут им уничтожить всех девушек, а потом самим в уголке сада самоуничтожиться — сделают и глазом не моргнут. Без страха, без сомнения, без мысли. Роботы. И разговоры-то все исключительно скриптованные. Ментальная маска.

Вот интересно, почему ее не надели на всех. Никаких бы вопросов не было. Или нельзя на всех. А почему?

Эти и другие вопросы толкались в голове, потрясая жетоном № 1 в очереди на обдумывание. Но сейчас им придется подождать.

Ольга спрыгнула с перил.

Потому что в проходе появилась не горничная, не медсестра и не охранник. В дверном проеме, облокотившись на него и поджав одну ногу, словно цапля, стояла Карина. Девушка с мелкими светлыми кудряшками, острым лицом и глубокими, прозрачными глазами цвета спелого крыжовника.

Ольга знала Карину Дубай, как и всех девушек, кроме Алены, только по досье, да по кадрам, которые шли в эфир. Девушка была одета в такую же свободную хламиду, как и Аленка, но никаких признаков беременности Оля не заметила, хотя поискала добросовестно и не скрываясь.

— Пока рано, — усмехнулась Карина.

Она говорила… нормально. И выглядела на удивление нормальной. Ни откровенной отмороженности прислуги, ни противоестественного равнодушия, которым поразила ее подруга. Карина была Кариной. Как на экране, только без грима.

— На меня ментальное внушение не действует, — с той же полуулыбкой просветила ее Карина. Словно прочла мысли.

— Семейные особенности, или… — включилась Оля.

— Или. Работа была такая.

— Банк? — попробовала угадать Оля.

— Что-то вроде.

— Как же тебя допустили к участию? — удивилась Мещерская, — должны же были предусмотреть, что банковским служащим, кассирам, курьерам в обязательном порядке…

— Ну, по официальной версии я учитель биологии. А что там после школы — кто знает…

Ольга напрягла аналитический аппарат и вполголоса, почти одними губами выдала:

— Кланы?

Карина еще раз дернула уголком идеальных губ, на этот раз не тронутых помадой.

— Надеюсь, печать не потребуешь?

— А у тебя есть? — изумилась, по-настоящему изумилась Ольга. Печать — это было круто. В мире кланов — почти министерский портфель. Ставили только тем, кто занимал ключевые посты, или… был лично дорог главе.

— Есть, — спокойно, без всякой рисовки произнесла Карина и, пройдя по террасе несколько шагов, легко впрыгнула на перила рядом с Олей. Повозилась, усаживаясь поудобнее, — Может быть и покажу. Когда буду точно знать, что никто даже случайно не увидит.

— Так это правда? Что печать нельзя выявить до тех пор, пока…

— Пока носитель не захочет предъявить. Добровольно и без принуждения. Правда.

Они немного помолчали, глядя на лениво плывущие над холмами облака уже вдвоем.

— Сюда их не пускают, — хмыкнула Карина.

— Сетку демаскируют?

— Да нет, смешнее. Представляешь, хвостатый воды не любит. Странно вообще-то, так на крокодила похож.

— Серьезно?

Карина поболтала ногами в белых балетках.

— Если ты кого-то из этих дур слышала, кто здесь слюни пускает — выбрось из головы. Они все под маской и ни черта не соображают, одни инстинкты — и те наведенные. Какая тут может быть красота? Ящер — он и есть ящер. Нет, если бы я была ящерицей, я бы, может, и оценила, а так — извините.

Ольга опустила глаза. Вопрос вертелся у нее на языке, задавать его было жутко бестактно, но… тактичные журналисты вымерли еще раньше первых динозавров.

— Прости, но как же ты тогда, без внушения…

— Глаза закрыла, — с циничной прямотой выпалила Карина, мгновенно сообразив, что Оля имела в виду.

— Прости, — еще раз повторила Оля.

— Да ладно. Мне даже не стыдно. Что я могла сделать? Он здоровый, килограммов сто пятьдесят, не меньше и при этом поджарый, как уличный кот. И силы не меньше. Он бы меня свернул в мясной рулетик и скушал перед сном. А если бы каким-то чудом сам не справился, так тут полно народу — помогли б.

— С чего ты решила, что я тебя осуждаю? — удивилась Оля.

— А что, нет? Странно. Правильная ты слишком, вот с чего. И родину мы любим, и этикет знаем, и кровь сдаем…

— Это что, правда, так выглядело?

— Да это и сейчас так выглядит, — рассмеялась Карина, — ты ж сидишь со мной, вопросы задаешь, улыбаешься — а сама пытаешься вычислить, под кого из боссов я легла, чтобы мне печать поставили. И во сколько кредитов мне обошлась вторая девственность, — Оля вскинула голову, но встретилась с ее прозрачным, крыжовниковым взглядом, и язык словно примерз. Ведь правда думала, из песни слова не выкинешь. А девчонка то ли телепат, то ли просто мозги хорошие.

— Ты прямо спроси, — посоветовала она, — я отвечу.

— Так и ответишь? — Мещерская не поверила. Даже смущение прошло. Тайна принадлежности клану оберегалась так же серьезно, как личности императора.

— Почему бы нет, — пожала плечами Карина, — кому ты здесь расскажешь? Этим запрограммированным? Так они тут живут, тут их и закапывают.

Ее цинизм почему-то даже не покоробил.

— Сейчас нет. А потом? — спросила Оля.

Карина выпрямилась и смерила ее с ног до головы удивленно и жалостливо.

— Мать моя… была не королевой. Вроде ж умная тетка, а такие скрипы корявые. Да откуда же ты взяла, что у нас будет это «потом»? — девушка успокоилась так же внезапно, как и вспылила. Тонкое, почти кукольное лицо снова застыло, а губы сложились в ничего не значащую улыбку, — Сама подумай, что нужно сделать с организмом, чтобы человеческая женщина снесла яйцо? Ты вот представляешь, чем нас накачивают и в каком количестве? Нет? А вот я примерно представляю: и что и сколько. Процесс необратим. И, можешь мне поверить, никакого «потом» у нас нет. Ни у кого. Даже у Монаховой…

Ольга вскинулась, загривком почуяв ВАЖНОЕ, но Карина вдруг легко соскочила с перил и в три бесшумных шага скрылась за дверью.

А на террасе появилась уже знакомая женщина — медик.

— Скучаешь? — спросила она, — в одиночестве, — Пойдем.

— На капельницу? — как не владела собой Мещерская, но, после разговора с Кариной, голос дрогнул.

— На капельницу, — подтвердила та.

Ольга шагнула вперед. Проходя мимо женщины, она кинула на нее быстрый взгляд и негромко спросила:

— Не страшно?

— Страшно, — не стала отпираться та, — А что я могу сделать? Только чтобы девчонки не испытывали боли.

— Понятно, — сквозь зубы протянула Мещерская, — последнюю просьбу можно? Наркотой меня не накачивайте. Лучше пусть болит.

— Глупая, — медик качнула головой, и Ольга заметила, что в ее волосах полно седины, — под болью тоже не особо посоображаешь. И не погеройствуешь. Хотя, как знаешь. Станет невмоготу — найдешь меня, я уколю.

— Надейся, стерва, — это Оля, конечно, не сказала, а только подумала. Но подумала громко. Или ее прямая спина оказалась слишком красноречивой.

Медичка опустила голову и остаток пути, до своего блока, молчала.

Светло-бежевые стены без окон, картин, фотографий, даже без гвоздей, на которые можно было повесить куртку — Алиса блуждала по ним взглядом, тщетно ища хоть что-то, за что можно было бы зацепиться, чтобы отвлечься от тупой, ноющей боли во всем теле.

Началось это как обычная изжога. Потом добавилась мигрень. Алиса подумала что это — откат после стимулятора и сначала даже не испугалась, но спать ее почему-то совсем не тянуло. Напротив — напала бессонница. В темноте и тишине одинокой камеры, больше похожей на номер в неплохой гостинице, Алиса ворочалась до рассвета, чувствуя нарастающий жар в крови и догадываясь, что организм пошел вразнос.

Утром ее отвели на допрос. И уже третий час пытались добиться… Чего? Она так толком и не поняла, что хочет от нее симпатичный парень в цивильном костюме. Он не орал, не запугивал, не зажимал пальцы в дверях, не тряс разрешением на допрос под «порошком истины». Он спокойно и деловито расковыривал ее память, как классный медвежатник — сейф.

Вопросы следовали друг за другом. Одни были простыми:

— Сколько вам лет?

Другие заставляли желать невозможного: провалиться сквозь бетонный пол, прикрытый стильным ламинатом, или телепортироваться обратно в заповедник, к дорогим ящерам. С ними было как-то легче.

— Вы плохо меня слышите?

— Что? — вскинулась Алиса.

— Я спросил о том, как в вашем плече оказался чужой чип и почему не произошло отторжения?

…Произошло, — подумала Алиса, — иначе с чего бы мне так плохо. Просто все то, чем меня пичкали, да плюс стимулятор, да адреналин — все это отсрочило неизбежное. На сутки. Черт возьми, всего на сутки. Хотя бы неделя — отца увидеть!

— Я не знаю, — она глубоко вздохнула, стараясь контролировать лицо, и спокойно добавила, — я не получала медицинского образования. Но слышала, что, в некоторых случаях, отторжения не происходит.

— Хорошо, — кивнул следователь, — пока оставим этот вопрос. Потом мы к нему вернемся. Скажите, группа сложилась давно? Такое мероприятие, как угон «Гейши» нельзя было провести без подготовки. Когда и как вы познакомились?

— Очень давно. Целую жизнь назад, — Алиса посмотрела на молодого мужчину и мечтательно улыбнулась, — Позавчера.

— Я вам советую говорить правду, — тот вздохнул.

— Я так и делаю, — Алиса пожала плечами. Улыбка сбежала с лица — трудно радоваться жизни, когда тебя мутит, крутит и ломает, — Мы познакомились позавчера.

— И сразу решили угнать лучшую яхту Империи?

— Какой смысл угонять худшую?

— На что вы рассчитывали? — в лоб спросил следователь, которому, видимо, надоело ходить кругами.

— На чудо, — девушка пожала плечами.

— Ага. Так и запишем — на чудо. Сколько вам лет?

— Вы уже спрашивали. Почти девятнадцать…

…было, — мысленно добавила Алиса, — и больше уже не будет. Финиш.

Бежевая комната стремительно завертелась перед глазами, пол полетел навстречу и неожиданно больно ударил в лицо.

— Гражданка Империи… Девушка… Дежурный, врача сюда, быстро!

Через пятнадцать минут в медицинском блоке, чертыхаясь, появился сам Артур. Почти три минуты он, не моргая, смотрел на худое тело, прикрытое белой тканью до подбородка, на синие трубки капельницы и неровно попискивающий сигнал аппарата жизнеобеспечения.

— Что с ней? — спросил он задерганного медика.

— Кома, — коротко ответил тот.

Артур еще раз смерил глазами койку. Алиса выбрала радикальный способ выполнить его просьбу.

— Прогноз?

— Невеселый. Если это отторжение… сам понимаешь. Рак по сравнению с ним — детская задачка на сложение-вычитание. Ее организм отказывается работать. Печень, почки, следом будут легкие. Потом сердце.

— Что-то можно сделать?

— Ну, гемодиализ у нас есть. Принудительное вентилирование легких — тоже не проблема. Сердце — это вообще просто насос, с ним проще всего.

— Тогда в чем сложность?

— Смысл? — врач посмотрел прямо в глаза безопасника. Он был один из немногих, для кого мрачная известность министра была пустым звуком — он знал его лет сорок, со времен дворового детства, — ну, протянет она еще пару дней. Неделю. Если очень постараемся и вбухаем чертову прорву имперских кредитов.

— Деньги — не проблема, — бросил Артур, — я подпишу смету.

— Неделя, — повторил врач, — Это максимум. Поговорить с ней ты все равно не сможешь. В сознание она не придет, и для девушки это — благо.

— Черт возьми, — разозлился Артур, — хоть что-нибудь можно сделать, чтобы она не просто протянула еще неделю, чтобы она встала, жила, летала?! Эта девочка — золотой фонд Империи, она — пилот от Создателя! Она должна жить. Она нам нужна — сейчас как никогда.

Врач пожал плечами.

— Ингибиторы… в лошадиных дозах. Но она не выдержит. Организм слишком истощен.

— Глеб, подумай. Хорошо? Я загривком чую, что решение — есть.

Врач прикрыл глаза. Глубоко вдохнул. Выдохнул. Открыл, было, рот и снова закрыл.

— Ну? — мягко подтолкнул Артур, — я же тебя знаю, старый ты инквизитор. Решение есть. Я прав?

— Сам не верю, что я это говорю, — врач покрутил головой, убедился, что в коридоре больше никого нет и очень тихо заговорил, — Примерно за пару столетий до конца Географии появилась болезнь. Ее назвали новой чумой. От нее не было лекарства, люди умирали медленно — и ничего невозможно было сделать. Они умирали от самых обычных, не страшных инфекций. Болезнь лишала их иммунитета.

— Постой, — Артур схватил его за руку, — нет иммунитета — нет отторжения, я прав?

— Штамм вируса сохранился. И он даже недалеко. В Столице. В музее Катастроф.

— Глеб… Мне нужно полчаса. Продержишься? Она — продержится?

Врач взглянул на показатели монитора, прикусил нижнюю губу.

— Тебе лучше поторопиться, Артур. У девочки почти не осталось времени.