Днем он опять был у герцога.
Судя по всему, причина крылась в том, что новые люди в первое время своего пребывания в замке несколько скрашивали скуку его владельца.
– Ну, – заулыбался герцог вошедшему Анри. – Рассказывай, как ты находишь мой замок? Что тебе нужно для полного комфорта?
– Благодарю, я всем доволен. Ваш замок восхитителен, – вежливо ответил молодой человек.
– Готовишься ли ты к встрече со своей хозяйкой?
– Безусловно, – соврал Анри. – А когда прибудет госпожа баронесса?
Герцог уставился на юношу немигающим взглядом:
– Почему ты назвал мою дочь таким титулом? Здесь ее принято величать графиней…
– Да, потому что она давно помолвлена с неким господином графом, – без смущения продолжил Анри. – Простите меня, мой господин, я ничего не смыслю в высоких титулах и тонкостях придворного этикета.
Герцог по-прежнему буравил юношу тяжелым взглядом.
– С вашего позволения, я хотел бы, чтобы мне выдали несколько кусков ткани разных цветов для костюма, который я намереваюсь изготовить для себя самостоятельно к приезду вашей благородной дочери, – молодой человек тут же поспешно добавил. – Это не просьба, мною движет необходимость.
Герцог хлопнул в ладоши и сказал вошедшему слуге:
– Достань ему все, что он скажет. Разрешаю.
Слуга кивнул.
– Можешь идти, – не глядя, бросил герцог молодому человеку. – И не смей впредь беспокоить меня по пустякам.
«Он не терпит никаких просьб. Вот о чем меня предупреждал Франсуа», – подумал Анри.
Он поклонился и вышел.
В тот же день у него было все необходимое для того, чтобы осуществить свои творческие замыслы.
Разнообразные лоскутья лежали разложенным на полу, столе и кровати, а Анри стоял посреди комнаты и размышлял… В этот момент вошел Франсуа и замер на пороге. Его глаза округлились, рот открылся, и некоторое время молодой человек разглядывал всю открывшуюся его взору пестроту.
– Ну, как тебе все это? – нарушил молчание хозяин каморки.
– У меня прямо в глазах зарябило, – переведя дух, ответил гость. – Что ты собираешься делать?
– Хочу сшить себе одеяние по случаю приезда госпожи Генриетты.
– Ты будешь использовать все? Тут хватит на целый шатер! – Франсуа засмеялся.
– Идея хорошая, – одобрил Анри. – Но все-таки хочется сотворить нечто такое, от чего герцог начнет заикаться. Тогда он сразу меня вышвырнет, и я стану свободным.
– Для этого тебе придется очень сильно постараться. Обычно он применяет телесные наказания.
– Да? Полагаешь, что вместо свободы есть риск улететь на небеса? – молодой человек задумался.
– Это не исключено.
– Ладно, – Анри вновь оживился. – Тогда будем действовать иначе… Можешь найти мне черную краску?
– Зачем?
– Принесешь, узнаешь! – он подошел к столу и сосредоточенно уставился на кусок красной материи.
Франсуа неслышно выскользнул из каморки.
Анри взял ножницы.
– Сейчас начнется война! – провозгласил он, врезаясь ножницами в лоскут.
Ткань смачно похрустывала под лезвиями.
Хлопнула дверь.
– Я принес! – сообщил Франсуа.
– Что? – не отрываясь от занятия, сквозь зубы поинтересовался Анри.
– Черную краску, как ты просил, – молодой человек поставил на стол небольшую чашку, перевязанную сверху тряпкой.
Затем жестом фокусника извлек из рукава маленькую кисточку. Анри оторопел.
– Плотник поделился, – объяснил Франсуа.
– Я поражен твоей расторопностью!
– Ну, я же как-никак посыльный!
Анри был в восторге:
– Франсуа! Ты просто молодец! Про кисть я даже не подумал, а ты догадался!
– Теперь ты обязан рассказать, зачем тебе краска?
– А ты слышал древнюю мудрость: «Много будешь знать, скоро состаришься»?
Франсуа насупился.
Анри понял, что обидел друга и примирительно похлопал его по плечу:
– Ну, не кисни! Я просто беспокоился, чтобы ты не стал стариком раньше времени. Тайна очень простая. Раскрасим одеяние всякими кружочками-палочками-крестиками, чтобы всем господам плохо стало.
– Ты опять за свое?
– Нет. Орнамент придаст костюму гармонию.
– Ладно, мне пора идти, – сказал Франсуа. – Когда будешь рисовать, позови меня, хорошо?
– Само собой!
Он уже пошел к двери и вдруг остановился:
– А ты сам-то справишься с шитьем? Я тут знаю хорошую портниху…
– Не извольте беспокоиться, – успокоил приятеля Анри. – Еще не с таким справлялись.
– Ну, смотри, – дверь за Франсуа закрылась.
Молодой человек возобновил кройку и все приговаривал:
– А чего тут справляться-то! Сделать из дурацких тряпок дурацкую вещь! Это и каждый дурак сможет!
Он вырезал кусок необходимой формы, по нему выкроил точно такой же из лоскута другого цвета, затем продел нить в иголку, уселся на кровать и, тихо мурлыкая, принялся за работу. Стежки ложились ровно и аккуратно, так, как учила покойная тетя Лаура, жена Альфонсо, она ведь когда-то была белошвейкой.
Анри вспомнились ее уроки. Во время остановок бродячего театра она сажала всех актерских детей, вокруг себя, раздавала швейные принадлежности и заставляла штопать и вышивать, показывая каждому, как добиваться совершенства в этом нехитром деле. У Карменситы почему-то получалось хуже всех: ткань скользила в ее руках, нитка путалась и завязывалась противными узелками, а иголку она держала от себя, потому что была убеждена, что по-другому она воткнет ее себе в живот. Никакие увещевания тетушки Лауры на нее не действовали. «Посмотри на Анри! – говорила жена Альфонсо. – Он хоть и мальчик, но у него усидчивости побольше твоего будет. Ты не шьешь, а просто наматываешь нитки, все стягиваешь и при этом злишься. А здесь нужно терпение и любовь». «Мне это надоело! – хныкала маленькая Карменсита. – Ничего у меня не получается!» «А почему у Анри все отлично выходит?» «Потому что у него руки растут как-то по-другому, ему удобно иголку держать, а мне – нет! И вообще, я устала!» С этими словами девочка отшвыривала от себя рукоделие и с громким ревом убегала прочь.
«Карменсита… ленивая дурочка!» – подумалось молодому человеку.
Он вспомнил те времена, когда труппа была большой и шумной, как весело и хорошо им было всем вместе, дети резвились и подражали старшим, а взрослые мечтали о каком-то великом театре, способном делать людей счастливыми… Светлый детский сон!.. Прекрасный корабль, разбившийся о черные скалы мрачного небытия… Вечная боль потерь и несбывшихся мечтаний…
Боль от укола иглой вернула Анри к действительности. Он тяжко вздохнул и продолжил шить.
Прошло шесть дней пребывания Анри в замке. За это время не проходило и дня, чтобы герцог не вызывал его к себе, дабы расспросить, каково юноше в столь прекрасном месте. И непременно все визиты заканчивались разносом за то, что молодой человек приходит к своему милостивому господину совершенно без повода, беспокоит и утомляет его. Анри и Франсуа давно разрисовали разноцветный шутовской наряд и разложили его сушиться на крыше, благо дни стояли теплые и солнечные. Вдобавок приятель взял на себя труд оберегать костюм от посторонних глаз, так как Анри хотел сохранить свое облачение в тайне, вплоть до приезда молодой госпожи.
На шестой день вечером герцог в очередной раз вызвал молодого человека к себе.
– Анри! – сказал де Лонгвиль, лежа под балдахином в ночном колпаке. – Я счел своим долгом предупредить тебя, что завтра приедет моя дочь. Она еще не знает о смерти Шарля, и я могу себе представить, какой удар ей предстоит пережить. Она его обожала! Поэтому тебе придется постараться втройне, чтобы сгладить ее переживания. Ты меня понял?
Анри кивнул.
– Я забыл спросить, – ласково молвил герцог. – Есть ли у тебя какие-нибудь затруднения? Готов ли твой костюм или ты все это время лоботрясничал, а мне, как всегда, за всех все нужно помнить!
– Не извольте беспокоиться, все готово, – молодой человек поклонился.
– Тогда ступай вон, я буду спать. И не смей меня тревожить! – с этими словами герцог дернул за шнурок, и упавшая вниз волна тяжелой ткани скрыла его от взора юноши.
Анри уже взялся за дверную ручку, когда из-под балдахина раздался голос господина герцога:
– Я бы хотел посмотреть на твое платье. Ну, то, в чем ты собираешься предстать перед госпожой.
«А больше тебе ничего не хочется?» – со злостью подумал молодой человек, но вслух сказал, вежливо улыбаясь бархату балдахина:
– Если герцог хоть немного доверяет своему недостойному слуге, да позволит он сохранить это пока что в секрете. Уверяю вас, вы не будете разочарованы.
– Какие еще секреты! – возмутился герцог. – Я всё должен видеть заранее и самолично одобрить или отвергнуть!
– Понимаю, ваша милость, – Анри стоял на своем. – Но если я пойду у вас на поводу, то лишу вас удовольствия первого впечатления. Вы должны увидеть представление целиком, ничего не зная заранее. Так принято в театре.
– А у меня это не принято!
– Увы, в любом случае, я вынужден отказать вам.
Под балдахином воцарилась тишина.
«Ну, гони меня скорее из своих владений, я готов!» – подумал Анри.
– Да? – недоверчиво произнес герцог после небольшого молчания. – Хорошо…
«Когда уходить? Можно, прямо сейчас?»
– Я разрешаю тебе не показывать мне своего наряда.
Анри скрипнул зубами.
– Благодарю вас, – выдавил он из себя.
– Я доверяю тебе, хотя ты этого пока не заслужил.
– Я буду очень стараться…
«Не заслужить еще больше»
– И не показывай мне свой норов! – воскликнул герцог. – Оставь меня в покое! Что за привычку взяли: как ночь, они все лезут ко мне со своими просьбами!
– Позвольте напомнить, что вы меня сами пригласили в столь поздний час.
– Убирайся.
Анри с нескрываемым удовольствием закрыл за собой дверь спальни герцога и отправился к себе.
По дороге он зашел к Франсуа, чья комната находилась в том же коридоре, что и комната Анри.
Ему пришлось долго стучать, прежде чем из-за двери донесся сонный голос:
– Чего вам?
– Открой, это я.
– Кто?
– Я только что от герцога.
– Анри! – дверь немедленно отворилась, и заспанный Франсуа со всклокоченной шевелюрой возник на пороге. – Что случилось?
– Его дочурка приезжает завтра, – сообщил приятелю молодой человек.
– Генриетта?
– Вроде бы других дочерей у господина герцога пока не отыскалось.
– Спасибо, что предупредил, ты настоящий друг, – Франсуа собирался закрыть дверь, но Анри ловко подставил ногу в щель и приятель вновь был вынужден подставить лицо тусклому свету его фонаря. – Чего еще?
Ты недавно хвастался, что научился рано вставать.
– Ну?
– Если так, не сочти за труд, разбуди меня, как только встанешь.
– Хорошо, если не забуду.
– Постарайся не забыть.
– Ладно, разбужу. А тебе зачем?
– Спокойной ночи! – вместо ответа сказал Анри и отправился в свою комнату.
– Спокойной ночи… – отозвался Франсуа, непонимающим спросонья взглядом провожая фигуру товарища.
Анри, не раздеваясь, завалился на кровать и закрыл глаза. Он подумал о том, что будет завтра… Он чувствовал себя глубоко виноватым перед своими друзьями и расценивал ситуацию, в которой оказался, как расплату за собственную глупость и себялюбие. Возможно, он был прав, ведь что такое справедливое возмездие? В чем разница между испытанием и карой небесной? Как различить это простому смертному, запутавшемуся в собственных мыслях?
Грустные воспоминания опять выжали слезы из его глаз, он досадливо смахнул их рукой и решил думать о чем-нибудь прекрасном. Или о ком-нибудь.
Он принялся фантазировать и заставил себя представить баронессу. Упрямая барышня долго не желала приходить к нему, но потом все-таки сдалась, и перед мысленным взором юноши возник образ миловидной девушки с бледным худым лицом, прекрасными белокурыми волосами и теплыми карими глазами. Но едва только он захотел приблизиться к ней, видение мигом распалось, а сам он провалился в глубокую яму. Ветер засвистел в ушах. Все окружающее скрыла таинственная темнота, похожая на черный туман…
И тут он увидел ЕЁ: она была, как обычно, в дешевом платьице голубого цвета, с монистом из медяков вокруг шеи, и волнистые длинные черные волосы тяжело падали на плечи. Синие глаза смотрели пронзительно печально, но от них исходило удивительное тепло, будто этот синий огонь хотел обогреть своими лучами всю вселенную. «Карменсита», – прошептал Анри. И тут он почувствовал, как какая-то сила несет его навстречу этим бездонным глазам. Он летит с ужасающей скоростью, а они становятся все больше и больше, и он вот-вот утонет в них, как в глубоком омуте. Но его погрузило в их бездну спокойно и мягко, а Анри тотчас увидел перед собой две синие звезды и устремился к ним… «Анри!» – сказал ее голос, и многократное эхо разнесло этот вздох по звездному океану.
Ему было хорошо. Он спал, как спят маленькие дети, когда им снится полет. Он летал всю ночь, не зная отдыха. Всякий раз он пытался дотянуться рукой до синих озер или звезд, но что-то мешало ему, а он не отчаивался и вновь и вновь предпринимал попытки. Он был молод, и вся жизнь его только начиналась. Он ни о чем не задумывался, окрыленный неведомым чувством, метался по просторам своих снов и был в эту ночь одним из счастливейших людей на свете…
Другим счастливым человеком была Карменсита, потому что ей всю эту ночь снился Анри, они разговаривали одними глазами, и девушка плакала во сне от бесконечного тихого счастья…
Наутро Франсуа разбудил Анри:
– Вставай, сейчас господин Жан пройдет по комнатам.
– Мне-то что до него? – сквозь сон пробормотал молодой человек. – Я не вхожу в число его подчиненных.
– Я бегу на площадь подметать мостовую, так что вставай!
– Да чего ты от меня хочешь?
– Сам просил разбудить тебя, что я и делаю!
– Кто? Я? Наверное, это тебе приснилось!
– Ты сам вчера сказал: «Разбуди меня пораньше, потому что приезжает госпожа Генриетта»!
– Какая еще госпожа? – сонно промямлил Анри и вдруг вскочил. – Ой! Я же забыл… Спасибо…
– Все, я свое дело сделал! – сказал Франсуа и удалился.
Анри поспешил привести себя в порядок и тоже отправился на площадь.
Там царило необычное оживление. Повсюду сновали мастеровые, кухарки, прачки и слуги. Их было очень много. Для молодого человека это было столь неожиданно, что он не сразу пришел в себя, даже протер глаза, проверяя, не мерещится ли ему. Трудно было представить, где они до этого скрывались, ведь замок казался почти необитаемым. Тут взгляд его упал на открытое окно спальни герцога, и ему сразу же стала понятна причина такого ажиотажа: в оконном проеме, сверкая белизной ночной рубашки и колпака, томно зевал и потягивался сам господин де Лонгвиль. Позади него маячила одетая в черное фигура «господина Жана», – того самого лакея, что истязал Франсуа и того же, что пригласил Анри на первый разговор с герцогом, сидящим в черной карете. Сейчас Жан с расшитым домашним платьем в руках смиренно ждал своего господина.
«Понятно, – подумал молодой человек и улыбнулся. – Герцог желает самолично видеть то, как идет подготовка к столь важному событию. Наверное, он убежден, что сам принимает активное участие в общем деле, помогает всем и каждому. Куда мы все без него-то!» А еще Анри подумал о том, как скоро герцог снова ляжет под балдахин, чтобы досмотреть прерванные сны, и что ему самому не мешало бы сделать точно так же. Он чувствовал себя совершенно лишним на этой шумной площади. Воспользовавшись тем, что герцог его не заметил, он вернулся к себе.
Когда солнце уже катилось за горизонт, а в розоватом небе начала проглядывать белесая луна, Анри расслышал доносящиеся со стороны площади какой-то шум и топот копыт.
– Никак, высочество прибыли, – сказал он сам себе и быстро извлек из-под кровати разноцветный наряд.
В наружную дверь постучали.
– Что угодно? – спросил юноша, одним прыжком очутившись у замочной скважины.
– Открой, это я, – раздался голос Франсуа.
Анри впустил его, тот быстро зашел и, смешно тараща глаза (он так делал всегда, когда был взволнован), громким шепотом сообщил:
– Там графиня приехала!
– Ты хочешь сказать, баронесса?
– Да, она здесь! Хочешь посмотреть?
– Конечно!
Они выскользнули из комнаты и оказались на площади, запруженной людьми. Наверное, все без исключения обитатели замка высыпали туда, чтобы поглазеть на свою молодую госпожу. Их было еще больше, чем утром.
– Она! Графиня! Госпожа Генриетта… – неслось со всех сторон.
Посреди площади, запряженная в четверку вороных, стояла роскошная черная карета, украшенная золотыми завитками. Анри с иронией заметил о приверженности господ де Лонгвилей к черному цвету.
– Как ты думаешь, – по этому поводу спросил он приятеля. – В чем секрет?
Тот затруднился ответить.
– Наверное, так меньше заметна грязь, – сострил Анри.
Высокий лакей неопределенного возраста, тоже в черном, открыл дверь кареты и подал руку особе, сидящей внутри.
Анри протиснулся сквозь толпу и увидел ту, ради которой сегодня было столько бесполезного шума и возни. Опираясь на руку лакея, госпожа Генриетта сошла на мостовую и плавно двинулась в сторону дворца. Мимо Анри проплыли большие темные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, слегка вздернутый носик, светло-каштановые с рыжеватым отливом волосы и круглое личико с нежным румянцем. Реальная баронесса совсем не походила на ночное видение Анри.
– Королева! – услышал юноша над своим ухом.
Он оглянулся и увидел кухарку. Она жадным взглядом следила за Генриеттой и причитала:
– Королева! Истинная королева! Красавица!
– Добрый вечер, тетушка Фантина, – поприветствовал ее молодой человек.
– Добрый вечер, мальчик мой, – с важностью отвечала та. – Тоже пришел взглянуть на свою госпожу?
– Да, как видите.
– Красавицей стала! А лицом – вся в отца! Наверное, и характер у нее такой же скверный!
– Ну, это еще предстоит узнать.
– Признавайся, она тебе понравилась?
Анри стало смешно, но он вида не показал:
– Конечно, такая девушка не может не нравиться. Но моя возлюбленная куда лучше.
– Возлюбленная? Чем же она лучше нашей госпожи? – кухарка ревниво сузила глаза.
– Хотя бы тем, что не рыжая!
– Не знаю, не знаю! – холодно молвила женщина. – А по мне, так редко встретишь девушку красивее Генриетты… Да и возлюбленная – вряд ли она у тебя имеется, – и вдруг она приблизила к юноше лицо и быстро прошептала: – Почему ты еще здесь, дурачок? Почему не слушаешь тетушку Фантину?
– Вы мне что, бежать предлагаете? – засмеялся Анри. – Куда и каким образом?
– Куда, не знаю, а насчет остального я бы тебе напутствие дала.
– Не могу! – заявил молодой человек, изображая серьезность. – Я слово дал.
– Кому? – не выдержала кухарка. – Герцогу? Не смеши меня, мальчуган!.. А если ты глупец, то это только тебе хуже!
– Может, я и глуп, но зато у меня есть чувство, которое не позволяет мне бросить людей в тот момент, когда на меня рассчитывают.
– И что это за чувство такое? Расскажи, может, оно и у меня есть?
– Совесть.
Фантина разразилась громким смехом, чем привлекла внимание окружающих. Но кухарку это не смутило.
– Ладно, глупый мальчик! – сказала она, отсмеявшись. – Не обижайся на старуху. Только свои глупости больше никому не рассказывай, а то еще, не дай Бог, кто-нибудь лопнет над тобой со смеху.
Народ потихоньку начинал расходиться.
– А на прощанье я тебе вот что скажу, – она склонилась над его ухом. – Все, что я тебе давеча говорила, все сбудется, вот увидишь.
И с этими словами отправилась восвояси.
Анри догнал ее.
– Тетушка Фантина, неужели вы и вправду верите в то, что вся эта чушь – правда? – спросил он. – Это нелепость какая-то: жить в ожидании, когда осуществится какое-то проклятье! Неужели это способно придавать вам сил?
Кухарка посмотрела на молодого человека долгим взглядом и наконец произнесла:
– Я никому не желаю зла. Моего мнения тут никто не спрашивает. В этом замешаны высшие силы. А если ты спрашиваешь меня, верю ли я в проклятье, то я скажу: я уверена в этом так же, как в том, что меня зовут Фантина.
И она удалилась, оставив молодого человека раздосадованным.
Анри вошел к себе и оторопел: в его каморке сидел любимый лакей господина герцога – Жан. И он бесцеремонно рассматривал его костюм…
– Где тебя носит? – осведомился Жан. – Я уже пять минут жду тебя.
– Честно говоря, я не помню, чтобы назначал вам встречу здесь. Как вы вошли? – спросил Анри.
– У меня ключи от всех комнат. Господин герцог велел тебе немедленно явиться к нему, чтобы предстать перед госпожой де Жанлис. Ты понял?
– Да.
– А это что у тебя такое? – поинтересовался Жан, теребя в руках костюм юноши. – Одежда прокаженного?
Анри был готов сбить его с ног и треснуть по башке скамейкой, но он только сжал кулаки и сказал:
– Идите наверх, там все увидите.
– Ну-ну, господин шут, встретимся с вами в розовом зале, – мстительно процедил Жан, направляясь к двери. – В розовом, – повторил он и вышел.
«Сейчас он явится к герцогу и наплетет невесть что. Нужно его опередить… – промелькнуло в мозгу молодого человека. – От меня до розового зала… А если бегом… Конечно, Жан понимает, что мне еще нужно время на переодевание, но он поторопится, чтобы наверняка выиграть время. Ну так что же! Господин Жан, вы еще не знаете настоящих актеров! Я буду там раньше вас!»
Анри переоделся в считанные мгновения – такая сноровка пришла к нему за годы выступлений, когда приходилось играть по три роли в спектакле – это не составило особого труда.
Итак, он облачился в свое «дурацкое тряпье», созданное по «дурацкому поводу», и помчался в дурацкий розовый зал…